| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
По-моему, это было не только логично, но и правильно, но ТА Мария Михно была с этим категорически не согласна. Она-то продолжала верить в либеральный путь развития. Я, в её положении, наверное, тоже верила бы в него — как уже упоминалось, в той России о Русской Доминанте или географически детерминированном коммунизме и не слышали. Там даже золотой рубль ввели!!! Неудивительно, что Империя рухнула. Но партию большевиков Ульянов-Ленин возглавлял и там, и его гениальнейшее чутье не могло его подвести — первыми законами, принятыми новой властью, были законы о земле и мире. После этого судьба любой попытки противостоять большевикам нормальному человеку была совершенно очевидна. Февраль, пытаясь противостоять Ноябрю, отстаивал бы пресловутую "верность союзникам" и все ценности дворянства — в том числе и частное землевладение. Как же, родные гнезда...
Я понимаю их, видя глазами ТОЙ Марии жизнь, которой у меня не было НИКОГДА. Теперь, перечитывая Толстого и Чехова (кстати, в ТОЙ реальности Чехов умер в 1902 году), в своих романах, рассказах и пьесах отпевших поместное российское дворянство, я понимаю тот же "Вишневый сад" с пронзительной остротой, недоступной мне раньше. Но для меня это дела не меняет. Я понимаю ЦЕНУ. И глазами ТОЙ Марии вижу не только "сладость и свет", но и ненависть в глазах крестьян. Невозможно выжить, если тебя всей душой ненавидят 95% населения, которых больше ничто не удерживает от резни. Что было бы с Россией, если бы Пугачев был, а Екатерины II — не было? Если бы у Пугачева были солдаты и оружие, хотя бы мининмум унтеров и даже несколько сотен (или тысяч) офицеров? И большевики — это все, что стоит между Россией и ужасом бессмысленного и беспощадного бунта. И слава Господу, что они у России есть — потому что иначе история России кончилась бы быстро и страшно.
Слава Господу, что они есть и в ТОЙ, и в ЭТОЙ России...
В очередной раз поймав себя на мысли, что события ТАМ и события ЗДЕСЬ кажутся мне связанными каким-то жутким единством, заключенным, строго в рамках диалектики, в их противоположности, я внутренне стряхнулась и взглянула на часы.
Будильник, зараза, стоял как влитой, даром что немецкий. Несмотря на то, что нас уже года три как начали отучать от "Низкопоклонства перед Западом", все же от любой европейской вещи, а уж особенно от немецкой, ждешь какого-то сверхъестественного качества. В данном случае — зря.
Выскакивать из-под одеяла так резко было большой ошибкой — комендант общежития, большая сволочь, экономил на отоплении, так что в комнатах стоял знобкий сырой холод. Пар изо рта не шел, не декабрь, но голышом на такое выскочить — не обрадуешься. А мое белье отличалось от "голышом" только парой полосок кружев — очень красиво, но совершенно не греет.
Внутренний хронометр, штука не очень точная, зато надежная, подсказывал, что я уже почти опаздываю, так что я сбегала в ванную и начала одеваться хоть и не в армейском темпе, но достаточно быстро. Носки, брюки, тельник, свитер. Наплечная кобура. Куртка, шарф, перчатки. Последнее — по порядку, но не по важности — хранилось во вделанном в стену железном ящике с примитивным кодовым замком, в насмешку именовавшимся сейфом. Там я хранила свои документы, скромные украшения, еще более скромные сбережения и арсенал, для хранения которого этот шкаф собственно и предназначался — штурмовой пистолет ТМ-3С, компактный "Шанс-9" испанского производства (подарок милого Шарля из Франко-Бельгийского танкового дивизиона), табельный ПР-10 модели "КриПо", именной "Беркут" и три трофейных пистолета: захваченные еще на фронте "Штейер" и "Парабеллум П-08" и изъятый уже здесь бельгийский 7,65-мм "Браунинг" образца 1910 года. Еще у меня есть полицейский штурмовой дробовик ТИОЗ-12/12, младший братец знаменитой "ручной мортиры" штурмовиков. На первый, невнимательный, взгляд он очень похож на обычную двустволку с необычно массивным цевьем — на самом деле то, что кажется стволами, является двумя трубчатыми магазинами на 6 патронов каждый, а ствол расположен внизу. Перезаряжается дробовик движениями цевья вперед-назад, за что и прозван "насосом" и "помпой". От своего старшего братца ТИОЗ отличался только уменьшенным калибром, это было сделано для того, чтобы из него нельзя было стрелять гранатами — армейские хвостовики, которые вворачивались в осколочные и фугасные ручные гранаты вместо запалов и были рассчитаны на ствол 8-го калибра, в ствол 12-го калибра не пролезали. Дробовик 12/12 создавался в расчете на большой заказ МВД — этими ружьями Гражданская Полиция должна была заменить состоящие на вооружении трехлинейки, оружие, для полиции не подходящее совершенно. Потом проект зарезали по соображениям экономии: трехлинеек на складах и МВД и МинОбороны завались и даже больше, а перевооружение на дробовик сожрет весь бюджет МВД года на три вперед, а ведь у полиции и другие нужды имеются... — и ТИОЗ получил разрешение продажу их на гражданском рынке.
Я взяла с верхней полки "Шанс" и магазин, передернула, извлекла магазин и добавила в него лишний патрон. По уставу не полагается, но, как говаривал незабвенный вахмистр Покрута (по прозвищу, естественно, Круть Немерянный), один патрон есть один шанс — и лишних шансов не бывает. Поэтому мне название пистолета казалось удивительно подходящим — в его стандартном магазине помещалось 12 патронов-шансов, на 4 больше, чем в обычном автоматическом пистолете. С дополнительным патроном даже пять.
Пистолет в кобуру под левую подмышку, три запасных магазина — в чехлы под правую. По карманам — портсигар, фляжка, зажигалка, карманный ножик "швейцарская армия" со множеством лезвий и инструментов, ключи, блокнот и удостоверение с прицепленной к нему бляхой. Пара купюр и немного мелочи. И замшевый мешочек с позвякивающим внутри серебром. Восемь массивных серебряных перстней с накладками в виде морд демонов и диких кошек, я надеваю их поверх перчаток. Смотрится это вульгарно, но, как сказала Анита Блейк в моем любимом киносериале, "даме неприлично пользоваться кастетом".
Коридор был перегорожен сохнущим на протянутых из конца в конец веревках бельем — китайская прачечная в подвале общаги, оплачивающая аренду помещения 50% скидкой на стирку для жильцов, обращалась с шелком и кружевами совершенно безжалостно.
Я живу в комнате 3-123, что означает третью комнату 12-го блока 3-го этажа. Блок — три комнаты, выходящих в короткий коридор, на одном конце которого расположено то, что на бюрократическом языке именуется "совмещенным санитарным узлом" — туалетная комната с ванной и душем, на другом конце коридора — кухня. Комнату N1, первую справа, занимала m-lle Анна Савицкая, вольноопределяющаяся из 118-й роты легких рейтар Внутренних Войск. Комната N2, напротив двери в сквозной коридор, идущий через весь этаж, отведена подпоручику Катарине Людвиге фон Дитлов, офицеру спецгруппы Конвойной Стражи. Я, как легко догадаться, живу в крайней слева комнате, по соседству с ванной.
На кухне Аннушка, Аня Савицкая, терзала гитару, похоже, подбирая мотив для песни. Рядом с ней на столе лежала раскрытая книжка стихов и стоял будильник.
Кухня у нас узкая и длинная, у той стены, в которой дверь, стоит обеденный стол и три массивных табурета, у противоположной — длинный узкий стол, на который положено ставить хранящиеся обычно на полке под ним примусы и жестяная раковина у окна, над ними по всей длине стены — висячие шкафчики для провизии и посуды. Над обеденным столом — тарелка репродуктора "1-й Волны". Все это — казенная собственность, отвечает за неё Аня как ответственный квартиросъемщик. А вот киноафиши "Ведьмачки из Цинтры" и "Молодой Екатерины", висящие над столом по обе стороны от радиотарелки, уже наша собственность. Как и украшающий стену напротив окна коврик с повешенными накрест двумя офицерскими саблями и здоровенным антикварным палашом с вензелем Карла XII на гарде. Палаш Аня привезла из дома, поскольку ей, как вольноопределяющейся, офицерской сабли еще не положено.
— Доброе утро. Что поем?
— Да привезли из Москвы сборничек один. Ни автора, ни названия, но песни — закачаешься. Вот, послушай. Называется "Песенка снайпера".
А ну-ка пей-ка,
Кому не лень!
Вам жизнь — копейка,
А мне — мишень.
Который в гетрах,
Давай на спор:
Я — на сто метров,
А ты — в упор.
Не та раскладка,
Но я не трус.
Итак, десятка —
Бубновый туз...
Ведь ты же на спор
Стрелял в упор, —
Но я ведь — снайпер,
А ты — тапер.
Куда вам деться!
Мой выстрел — хлоп!
Девятка в сердце,
Десятка — в лоб...
И черной точкой
На белый лист —
Легла та ночка
На мою жизнь!
Здорово, правда?
— Да, неплохо. А еще?
— Я только к этой мотив подобрала, — оно и неудивительно, Аня у нас — снайпер, причем очень способный, про таких говорят — от Бога. На Войну она не успела и считает это страшным несчастьем. — А так здесь еще вот "Песня горных егерей", "Песня про высоту", "Песня о госпитале", "Штрафные батальоны"...
— Вот эта, егерская. "Мерцал закат как сталь клинка..." Здорово.
Стоящий на примусе чайник издал змеиный шип и зазвенел крышкой.
— Чай будешь?
— Да нет, уже опаздываю.
— АА. Кстати, ты слышала, вчера вечером Агинальдо убили.
— Как убили? Нашего Агинальдо?
— Да нет, не вашего, того Агинальдо, Наместника.
— Черт, я-то испугалась... Кто его?
— Нацики местные. Что-то там насчет Филиппинской Народной Армии.
— Вот зараза. Мало нам Пилсудского с Петлюрой!!! Ладно, я побежала, а то уже опаздываю.
— Ну, пока.
Наша общага изначально строилась под заказ МВД, а потому располагается на той же улице, что и городское УВД, только на противоположной стороне и через два дома. Это было одним из двух аргументов в её пользу — ближайшая квартира, которую я могла снять, располагалась в другом районе, от неё до работы мне пришлось бы добираться на машине. Вторым аргументом была стоимость. Я, конечно, ветеран и многих орденов кавалер, а храбрость у нас оплачивается неплохо, да и жалование операм криминальной полиции платят хорошее и регулярно, но львиную долю всего сжирают мои бензиновые монстрики (у меня полноприводной "Драгун 4х4", приобретенный по дешевке из армейских излишков, спортивная "ЮСЭ-Барракуда" и семисотпятидесятикубовый "Титан V", также бывший армейский), привычка к регулярным стрелковым тренировкам (в тире ГУВД бесплатно только табельные 7,62х25-мм патроны, а 9-мм "короткие" мне приходится приобретать за свой счет) и стремление во внеслужебное время выглядеть не хуже светских девиц на выданье, которых в последнее время в Познани развелось просто немерянное количество. Штаб Познанского Военного Округа, кишащий молодыми перспективными и по большей части холостыми офицерами, привлекает их не хуже меда. А быть модной здесь, у самой границы с Западом, стоит дорого.
Здание ГУВД охранялось не хуже средневековой крепости, которой оно собственно и являлось. Удостоверение пришлось показать сначала у ворот, перегородивших арочный проход во внутренний двор и охраняемых тройкой бдительных городовых с трехлинейками и полицейским сержантом с федоровским автоматом. В комнатах над аркой размещались прикрытые мешками с песком станковые пулеметы. Во внутреннем дворе стоял небольшой табунок авто — три черных "ГАЗ-Т", зеленый дубль-фаэтон "Руссо-Балт С24-30" со скучающим шофером в черной коже, синий "Лесснер"-лимузин, два бело-синих "Ворона" и три грузовика, две полуторки — АМО-Ф и ГАЗ-ТТ, и трехтонка Уайт-АМО .
Миновав их и поднявшись по широкой лестнице, охраняемой двумя каменными львами и двумя городовыми (я затруднюсь сказать, у кого из них были более тоскливые и скучающие морды), вы попадали в холл, перегороженный метровым деревянным барьером, на котором большими красивыми буквами было написано СТОЙ! ПРЕДЪЯВИ ПРОПУСК! СТРЕЛЯЮТ! У перегораживающей единственный проход через барьер металлической вертушки сидел еще один сержант, также с автоматом — удостоверения надлежало предъявлять именно ему. Пройдя через отгороженный от холла частой декоративной решеткой (цельнометаллической, с бойницами) небольшой зал, где скучали двое рейтаров-гебеэровцев в черных мундирах, разгрузках и с ППФ, поднявшись по широкой лестнице, где от ковра, настилаемого по поводу прибытия Очень Важных Персон (первое и последнее посещение такого рода состоялось в декабре 1916 года — Императрица осматривала Освобожденные Территории), остались только кольца для прутьев, и миновав двоих городовых (и опять с винтовками) на лестничной площадке между первым и вторым этажом, я поднялась на свой этаж.
Комната 215, большой, насквозь прокуренный кабинет. Стены комнаты украшали листовки "Их разыскивает полиция", подробные карты городских районов, рекламные плакаты ТИОЗ, РАОЗ и финской VKT, а также многокрасочный плакат "Вия" с обольстительно изогнувшейся панночкой. Пять канцелярских столов, огромный несгораемый шкаф и небольшой сейф, поникший фикус в деревянной кадке, треск "Скорописца" и ударная фраза какого-то бородатого анекдота:
— ... не "о-го-го", дочь моя, а ключ от храма!
Маленький азиат в белом костюме, не отвлекаясь на выслушивание анекдотов, стучал по клавишам пишущей машинки. Бульвардье с моноклем и цветком в петлице, дымящий паровозом тощий длинноволосый тип в сером пиджаке и толстовке, похожий на студента-социалиста, и двое типичных рабочих в наплечных кобурах поверх косовороток дружно хрюкнули. Кобуры рабочих оттягивали тяжелые вороненые "Беркуты". Никогда не понимала этой любви к пистолетам гаубичных калибров.
Моя родная контора, отдел борьбы с бандитизмом. Маленький тип весь в белом — это "наш" Агинальдо, оперсотрудник 1-го ранга и заместитель господина Федулова, которого он на испанский манер зовет "El Jefe", "Шеф". "Нашего" Агинальдо зовут Эухенио, и ТОМУ САМОМУ Агинальдо он не родственник, просто однофамилец.
Еще бы, стал бы родственник ТОГО САМОГО Агинальдо работать за жалкие гроши в криминальной полиции! Говорят, что на освобождении Филиппин Агинальдо заработал целое состояние, и второе — на вхождении Филиппинской Республики в состав Российской Империи на правах федерата. Плюс княжеский титул с правом передачи потомству, орден Белого Орла, пожизненное почетное звание Имперского Наместника... И пуля в лоб во цвете жизни.
Остальные четверо тоже были сотрудниками ОББ. "Бульвардье" звался Яном Лацисом, "Студент" — Петром Зверевым, "Рабочие" — Казимиром Ковальчиком и Анджеем Пшемысским. Тот, который похож на шкаф — Ковальчик, а Пшемысский настолько невыразителен, что для наружного наблюдения лучше его человечка не найти. Я здесь была младшей, как по возрасту, так и по опыту работы в "угрозе", потому своего стола не имела, занимаясь в основном беготней по поручениям.
— Привет всем. Эухенио, мои соболезнования. Он был великим человеком.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
