— Вам не за что извиняться, — сказала Вой. — Это был всего лишь механизм. Честно говоря, я удивлена, что он продержался так долго. Должно быть, какие-то остаточные возможности для устранения повреждений. Мы, демархисты, строим для потомков.
Да, и это беспокоило его собственную сторону. Поговаривали о том, чтобы Коалиция бросила вызов демархистскому господству во внешней Солнечной системе; возможно, даже попыталась закрепиться вокруг Юпитера.
Они скользнули поверх Стены и пробились сквозь плотные слои атмосферы внутри нее, корпус шаттла принял форму наконечника стрелы. Земля имела засушливый, выбеленный вид, тут и там были разбросаны разрушенные лачуги, разбитые купола, выпотрошенные транспортные средства или подбитые шаттлы. Здесь были участки низкорослой, в основном темно-красной, тундровой растительности: хлопчатника, камнеломки, арктических маков и лишайников. Клавейн знал каждый вид по его характерным инфракрасным признакам, но многие растения оказались в упадке после того, как вымерли завезенные виды птиц. Лед лежал огромными серебристыми пластами, а те немногие участки открытой воды, которые еще оставались, согревались за счет заглубленных тепловых насосов. В других местах были целые зоны, которые превратились в почти стерильную вечную мерзлоту. Клавейн подумал, что это могло бы стать своего рода раем, если бы война все не разрушила. Однако то, что произошло здесь, могло быть лишь предвестием разрушений, которые последуют по всей системе, как на Земле, так и на Марсе, если допустить, чтобы разразилась еще одна война.
— Вы уже видите гнездо? — спросила Вой.
— Подождите минуту, — сказал Клавейн, опрашивая дисплей, на котором было изображено гнездо. — Вот и оно. Хорошая тепловая сигнатура. Больше ничего на мили вокруг — во всяком случае, ничего обитаемого.
— Да. Сейчас я вижу его.
Гнездо конджойнеров находилось на расстоянии трети от края Стены, недалеко от подножия горы Арсия. Весь лагерь был всего в километр в поперечнике и окружен дамбой, с одной стороны которой было много реголитовой пыли. Территория внутри Великой стены была достаточно велика, чтобы иметь заметную погодную систему: она охватывала достаточно большую широту Марса, чтобы вызвать значительный эффект Кориолиса, и достаточную долготу для дневного потепления и охлаждения, чтобы вызвать тепловые потоки.
Теперь он мог видеть гнездо гораздо отчетливее; детали проступали из дымки.
Его внешнее расположение было до боли знакомым. Команда Клавейна изучала гнездо с выгодной позиции на Деймосе с момента прекращения огня. Конечно, Фобос с его более низкой орбитой был бы еще лучше, но с этим ничего не поделаешь, и, возможно, проблема Фобоса действительно могла бы оказаться полезной в его переговорах с Галианой. Он знал, что она была где-то в гнезде: где-то под двадцатью куполами разного размера, расположенными по периметру, соединенными между собой герметичными туннелями или сливавшимися на своих границах, как мыльные пузыри. Гнездо простиралось на несколько десятков уровней под поверхностью Марса, а может, и глубже.
— Как думаете, сколько людей находится внутри? — спросила Вой.
— Девятьсот или около того, — сказал Клавейн. — Это оценка, основанная на моем опыте в качестве пленного и примерно сотне людей, которые с тех пор погибли при попытках к бегству. Остальное, должен сказать, в значительной степени является предположением.
— Наши оценки такие же. Здесь их тысяча или меньше, и, возможно, еще три или четыре разбросаны по всей системе в гнездах поменьше. Знаю, вы считаете, что у нас разведданные получше, но это не так.
— Вообще-то, я вам верю. — Корпус шаттла изгибался вокруг них, превращаясь в силуэт летучей мыши для малой высоты с соответствующими широкими крыльями. — Я просто надеялся, что у вас есть какая-то подсказка относительно того, почему Галиана продолжает тратить драгоценные жизни на попытки побега.
Вой пожала плечами. — Может быть, для нее человеческие жизни и близко не так ценны, как вам хотелось бы думать.
— Вы действительно так думаете?
— Не думаю, что мы можем хотя бы приблизительно представить себе мышление настоящего коллективного разума, Клавейн. Даже с точки зрения демархизма.
Из пульта послышалось чириканье; Галиана подавала им сигнал. Клавейн открыл канал, выделенный для дипломатии Коалиции и конджойнеров.
— Невил Клавейн? — услышал он.
— Да. — Он старался говорить как можно спокойнее. — Я с Сандрой Вой. Мы готовы приземлиться, как только вы покажете нам, где именно.
— Хорошо, — сказала Галиана. — Направьте свой шаттл к западной стороне. И, пожалуйста, будьте осторожны.
— Спасибо. Есть какая-то особая причина для такой осторожности?
— Поторапливайтесь, Невил.
Они заложили вираж над гнездом, снижая высоту, пока не оказались всего в нескольких десятках метров над изношенной непогодой поверхностью Марса. В бетонной дамбе открылась широкая прямоугольная дверь, за которой виднелся ангар, освещенный желтыми огнями.
— Должно быть, это то место, откуда Галиана запускает свои шаттлы, — прошептал Клавейн. — Мы всегда думали, что на западной стороне обода должно быть какое-то отверстие, но раньше у нас никогда не было возможности его как следует рассмотреть.
— Что все еще не объясняет нам, почему она это делает, — сказала Вой.
Пульт снова пискнул — связь была плохой, несмотря на то, что они были так близко. — Держитесь выше, — сказала Галиана. — Вы летите слишком низко и медленно. Наберите высоту, или черви достанут вас.
— Хотите сказать, что здесь черви? — сказал Клавейн.
— Я думала, вы эксперт по червям, Невил.
Он направил шаттл вверх, но немного опоздал. Перед ними что-то молниеносно поднялось из-под земли, на тупой бронированной голове раскрылись металлические челюсти. Он сразу узнал этот класс: уроборос. Черви этой формы по-прежнему обитали в сотнях ниш по всей системе. Не такие умные, как те, что обитают на Фобосе, но все еще достаточно опасные.
— Дерьмо, — сказала Вой, и ее видимость демархистского хладнокровия на мгновение дала трещину.
— Не ожидал от вас, — ответил Клавейн.
Уроборос пронесся под ним, а затем раздалась серия ударов, от которых заболел позвоночник, когда челюсти вонзились в брюхо шаттла. Клавейн почувствовал, как шаттл тошнотворно накренился вниз; он был уже не самостоятельно летящим объектом, а падал по баллистической траектории. Холодный, минималистичный бирюзовый интерьер плавно перешел в аварийную конфигурацию; индикаторы повреждений конкурировали за внимание с параметрами состояния оружия. Их кресла надулись вокруг них.
— Держитесь, — сказал он. — Мы падаем.
К Вой вернулось спокойствие. — Как думаете, успеем добраться вовремя до края?
— Ни за что на свете. — Он все равно попытался справиться с управлением, но безрезультатно. Поверхность приближалась быстро и неотвратимо. — Жаль, что Галиана не предупредила нас немного раньше...
— Думаю, она считала, что мы уже знаем.
Они ударились. Сильнее, чем ожидал Клавейн, но шаттл остался цел, а сиденья смягчили удар. Их протащило несколько метров, а затем они врезались носом в песчаное пятно. Клавейн увидел в окно, как белый червь мчится к ним, волнообразно покачивая своим сегментированным телом робота.
— Думаю, нам конец, — сказала Вой.
— Не совсем, — сказал Клавейн. — Вам это не понравится, но... — Прикусив язык, он включил скрытое оружие шаттла. С потолка опустился прицел; он поднял к нему глаза и навел перекрестье на уробороса. Как в старые добрые времена...
— Будьте вы прокляты, — сказала Вой. — Это должна была быть миссия без оружия!
— Можете подать официальную жалобу.
Клавейн открыл стрельбу, и корпус затрясся от отдачи. Через боковое стекло они увидели, как белый червь разлетелся на короткие сегменты. Части извивались в слое пыли.
— Хорошие попадания, — сказала Вой почти неохотно. — Он мертв?
— Пока, — сказал Клавейн. — Потребуется несколько часов, чтобы сегменты снова срослись в функционального червя.
— Хорошо, — сказала Вой, поднимаясь со своего места. — Но, поверьте мне на слово, официальная жалоба будет подана.
— Может быть, вы предпочли бы, чтобы червяк съел нас?
— Я просто ненавижу двуличие, Клавейн.
Он снова включил радио. — Галиана? Мы упали — шаттл упал, — но сами целы и невредимы.
— Слава Богу, — старые речевые обороты с трудом поддаются отмиранию, даже среди конджойнеров. — Но вам нельзя оставаться на месте. В округе все больше червей. Как думаете, сможете добраться до гнезда пешком?
— Здесь всего двести метров, — сказала Вой. — Это не должно быть проблемой.
Да, двести метров, но по коварной, изрытой выбоинами земле, в которой достаточно мягких углублений, чтобы спрятать дюжину червей. А затем им пришлось бы карабкаться по обрыву дамбы, чтобы добраться до входа в ангар, а он на высоте не менее десяти-пятнадцати метров над землей.
— Будем надеяться, что это так, — сказал Клавейн.
Он отстегнулся, почувствовав легкое головокружение, когда впервые оказался в условиях марсианской гравитации. Слишком хорошо приспособился к одному "g" кольца Деймоса, поддерживаемому для удобства земных тактиков. Подошел к аварийному шкафчику и нашел маску, которая легко скользнула на его лицо; еще одну — для Вой. Они подключили баллоны с воздухом и направились к двери шаттла. На этот раз, когда она открылась, на дверной проем была натянута блестящая мембрана — недавно заимствованный элемент демархистской технологии. Клавейн протиснулся сквозь мембрану, и вещество окутало его с влажным, всасывающим звуком. К тому времени, как он ступил на землю, мембрана затвердела вокруг его подошв и начала обзаводиться ребрами жесткости и сочленениями, хотя и оставалась прозрачной.
Вой подошла к нему сзади, надев свой собственный м-скафандр.
Они побежали прочь от разбившегося шаттла, к гнезду. Черви, если таковые были поблизости, должно быть, уже зафиксировали сейсмические сигналы. Возможно, сейчас их больше интересовал шаттл, но на это было трудно рассчитывать. Клавейн хорошо знал поведение червей, знал основные механизмы, которые ими управляли, но этот опыт не гарантировал ему выживания. На Фобосе он едва не попался.
Маска на лице казалась липкой. Технически, воздух у подножия Великой стены даже сейчас был пригоден для дыхания, но, казалось, не было смысла рисковать, когда главное — скорость. Его ноги шаркали по верхнему слою почвы, и, хотя казалось, что он бежит по земле, дамба упорно отказывалась приближаться. Она была больше, чем казалась при падении, и расстояние до нее было больше.
— Еще один червь, — сказала Вой.
Белые кольца прорывались сквозь песок на западе. Уроборос приближался к ним волнообразными движениями, двигаясь зигзагами с хищническим спокойствием, зная, что может позволить себе не торопиться. В туннелях Фобоса они никогда не могли позволить себе роскошь знать, когда червь близко. Те нападали из засады, быстрые, как питоны.
— Скорее, — сказал Клавейн.
В отверстии высоко в дамбе появились темные фигуры. По боковой стороне сооружения спускалась веревочная лестница. Клавейн направился к подножию, не стараясь ступать тише. Он знал, что червь почти наверняка уже заметил его.
Оглянулся.
Червь остановился возле упавшего шаттла, затем ударил по нему своей головой с алмазными челюстями, пронзив корпус своим телом. Поднялся на дыбы, неся корабль, как гирлянду. Затем он задрожал, и корабль разлетелся на части, как гнилой остов. Червь снова обратил свое внимание на Клавейна и Вой. Словно рогатая гадюка, он оторвал свое тридцатиметровое тело от песка и покатился к ним, извиваясь кольцами.
Клавейн добрался до основания лестницы.
Когда-то он мог бы взобраться по ней, используя только руки, за один прыжок, но теперь лестница казалась живой под его ногами. Он начал подниматься, но потом понял, что земля уходит из-под ног гораздо быстрее, чем он преодолевает ступеньки. Конджойнеры поднимали его в воздух.
Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вой споткнулась.
— Сандра! Нет!
Она попыталась встать, но было уже слишком поздно. Когда червь набросился на нее, Клавейн ничего не мог поделать, кроме как отвести взгляд и молиться о том, чтобы ее смерть была быстрой. Если это и должно было быть бессмысленным, подумал он, то, по крайней мере, пусть это будет быстро.
Затем начал думать о собственном выживании. — Быстрее! — закричал он, но из-за маски его голос превратился в панический хрип. Он забыл переключить радиочастоту на скафандре.
Червь ударился о основание дамбы, затем начал подниматься на дыбы, и его пасть раскрылась под ним — отверстие в виде ромбовидного кольца, похожее на жерло проходческого комбайна. Затем что-то ослепительно яркое пронзило шкуру червя. Вытянув шею, Клавейн увидел группу конджойнеров, склонившихся над краем отверстия и направивших оружие вниз. Червь корчился в сильном роботизированном раздражении. По песку к нему приближались кольца других червей. Вокруг гнезда, должно быть, их были десятки. Неудивительно, что народ Галианы предпринял так мало попыток покинуть его по суше.
Ему оставалось десять метров до безопасного места. Раненый червь продемонстрировал свои кибернетические внутренности в том месте, где его шкура была содрана попаданиями оружия. Разъяренный, он набросился на дамбу, откалывая куски бетона размером с булыжник. Клавейн чувствовал вибрацию от каждого удара по сооружению, когда его тащили вверх.
Червь ударил снова, и дамба задрожала еще сильнее, чем прежде. К своему ужасу, Клавейн увидел, как один из конджойнеров потерял равновесие и перевалился через край обрыва в его сторону. Время тянулось медленно. Падающий человек был почти рядом с ним. Не раздумывая, Клавейн прижался к стене, обхватив лестницу руками и ногами. Внезапно он схватил мужчину за руку. Даже при марсианской гравитации, даже с учетом тщедушного телосложения конджойнера, столкновение едва не сбросило их обоих к уроборосу. Клавейн почувствовал, как его кости выворачиваются со своих мест, разрывая хрящи, но ему удалось удержать и конджойнера, и лестницу.
Конджойнеры без труда дышали воздухом у подножия Стены. На мужчине была только легкая одежда, серая шелковая пижама, подпоясанная на талии. Марсианское телосложение человека с впалыми щеками и лысым черепом придавало ему вид трупа. И все же каким-то образом ему удалось не выронить пистолет, который он держал в другой руке.
— Отпустите меня, — сказал мужчина.
Червь медленно поднимался все выше, несмотря на вред, причиненный ему конджойнерами. — Нет, — процедил Клавейн сквозь стиснутые зубы и перекошенную мембрану маски. — Я вас не отпущу.
— У вас нет выбора. — Голос мужчины звучал спокойно. — Они не смогут поднять нас обоих достаточно быстро, Клавейн.
Клавейн вгляделся в лицо конджойнера, пытаясь определить его возраст. Возможно, лет тридцать, а может, и меньше, поскольку из-за мертвенного вида он, вероятно, казался старше, чем был на самом деле. Клавейн был почти вдвое старше его; несомненно, прожил более богатую жизнь; в трех или четырех предыдущих случаях ему удавалось с комфортом обмануть смерть.
