Наперекор прошлому (Закончено. Черновик)

— На каком основании?

— Так ведь всем егерям, проходящим службу на заставах, положен отпуск на месяц раз в два года. Я взял свой отпуск впервые за семь лет службы.

— Егерям?! Мальчишка! Ты — недоучка от магии, ты не можешь быть егерем!

— Господин ре-Эрти... отец, — исправился Джарвин, — я действительно офицер егерского корпуса. На службу туда берут мужчин старше шестнадцати лет. Мне девяносто два. Лейтенантские эполеты я заслужил четыре года назад. Мы все. Пятеро выживших из двух десятков.

— Ты — ученик мага!

— Я получил личный жезл десять лет назад. Я считаюсь самостоятельным магом. Между прочим, совершеннолетним, чтобы там не думали всякие... К тому же, закон не запрещает магу служить в армии и становиться офицерами.

— Маги свободны от службы! Мы оказываем помощь войскам во время войны: мы — патриоты, и не отказываемся от своего долга. Но служить... это немыслимо!

— А мне нравится, — ухмыльнулся Джарвин, отбирая письмо. — А теперь извини, отец, но я занят.

Юный маг отвернулся и снова опустился на колени. В напряжённой тишине ему показалось, что отец уйдёт, хлопнув дверью.

— Ты прав. Место и время неподходящее для разговора. Я пришлю людей. — Гарольд поцеловал дочь в лоб и тихо вышел.

Вскоре в спальню набежали разные люди, разрушив хрупкую тишину одиночества. Поймав несколько опасливых взглядов в свою сторону, Джарвин предпочёл найти себе другое место. По-хорошему, надо было бы привести себя в порядок и выспаться. Вместо этого юноша пришёл в домашний храм. Не сказать, чтобы он чтил богов. Да и Гарольд набожностью не отличался, просто оставил храм в покое, вспоминая о нём тогда, когда в нём сменялся служитель. Ну, или управляющий сообщал о необходимости ремонта. Ещё про храм вспоминали, когда в нём возникала нужда. Как в этот раз — на рассвете тело Оливии принесут в храм. Пока же там ещё пусто, только молодой служка наводит порядок перед завтрашним обрядом.

Джарвин привычно сел на любимое место: шестая скамья от входа, правая сторона, с краю. Правда, грызло чувство, что что-то не так. Постепенно понял: на Заставе он не брал в храм жезл, а сейчас надоевшая палка мешала, занимая руки. Пришлось положить на пол. Стало уютней, но всё равно как-то не так.

— Простите, саэт, — обратился к посетителю служка. — Не сочтите за дерзость, но Вы не сын господину ре-Эрти? Для семьи хозяина отведено место перед алтарём. Возможно, там Вам будет удобнее.

Джарвин усмехнулся. Действительно, для господина и его приближённых домочадцев выделено почётное место. Специальное кресло для самого господина, мягкие банкеточки для всех остальных. Помпезный бархат, хорошо ещё без позолоты обошлось. Надо же, всего десять лет прошло, а он уже отвык...

— Спасибо, добрый человек. С твоего позволения, я тут посижу. У нас на заставе первая скамья отведена командованию. А наша вольница не любит попадаться отцам-командирам на глаза. А то комендант у нас суров...

— Но Вы же маг...

— Я — лейтенант. Егерь. Командир дозора. А маг... ну, это не самый вредный мой недостаток, так что жить можно. Завтра, конечно, придётся лезть вперёд. Положение обязывает. А сегодня можно и так. Скажи, а служитель сейчас здесь? Хочу принести жертву.

— Честно говоря, саэт, это я. — Под внимательным взглядом мага, служитель понимающе усмехнулся: — Не похож?

— Жаль.

— Что именно? — Удивился служитель.

— Не получится сейчас жертву. Ты же занят. — Джарвин встал и с наслаждением потянулся. — Давай, командуй, божий служитель.

— Чего командовать? — Опешил молодой человек.

— Чего-чего?! Делать что? Здесь твоя вотчина, ты и решай, что нужно сделать. Маг я не сильный, врать не буду, зато просто силы — хоть отбавляй. Так что воды натаскать, окна помыть, подсвечники почистить... что там ещё?

— Но Вы же маг...

— Ты. Меня Джарвин зовут.

— Освальд.

— Командуй, Освальд. Нам завтра мою сестру провожать, надо всё подготовить.

Наводить чистоту, когда не нужно таскать воду, а можно её наколдовать, намного проще. А уж мыть окна, левитируя тряпки по стёклам и высушивая излишек воды заклинанием — вообще не уборка, а просто маленькая тренировка в магии. Удовлетворённо оглядев посветлевший храм, Джарвин натянул рубашку и мундир, снятые ещё в начале уборки.

— Эх... сейчас бы пообедать...

— Поужинать, — поправил Освальд. — Кстати, скоро ужин. Ты пойдёшь?

— А ты?

— Меня там не ждут.

— Меня тоже. Но...

— Положение обязывает?

— Именно. Спасибо, что напомнил.

По дороге к дворцу, Джарвин сообразил, что вид у него не подходящий для торжественного ужина. А других ужинов в поместье не признавали. И положение, чтоб его, обязывает! Комнату, в которой он не жил десять лет, за день успели приготовить для жилья. Протопили камин, проветрили, смахнули пыль, застелили кровать. В гардеробной сохранились его старые вещи. Сменить одежду и впрямь не помешало бы. Наверно, что-то из запасов ему бы подошло, он почти не вырос, лишь немного раздался вширь — заматерел, как говорили его наставники в егерской службе. Только не хотелось возвращаться в детство, когда он был просто продолжением отца и учителя. Разве что халат сгодится, всё равно надо помыться, прежде чем переодеваться. А всё остальное есть в сумке, доставленной в комнату, как он и приказал кому-то у ворот.

На звонок колокольчика прибежала горничная, и неуверенно замерла, глядя на раздевающегося юношу.

— Мундир на кровати. Срочно отгладить и принести до ужина. Бегом!

В ванной комнате медная бадья наполнилась почти до половины холодной водой.

— Дворец! Да у нас на заставе и напор лучше, и горячая вода есть. И не только у офицеров, но и в солдатских душевых.

Не дожидаясь, когда бадья наполнится, Джарвин влез в воду. Холод неприятно взбодрил. Греть воду не стал — побоялся уснуть. Быстро растёрся жёсткой мочалкой, потом намылил голову и нырнул под кран. Короткие волосы легко промывались холодной водой, а вот ополаскиваться целиком под краном неудобно. Привычка к душу подвела, здесь же пришлось дожидаться, пока наполнится кувшин, из которого несколько раз окатил себя. Неудобно. Зато окончательно проснулся и слегка разозлился. Самое то настроение, для торжественного ужина в кругу семьи и присутствующих лиц.

Завернулся в халат, вышел в спальню. Мундир ещё гладили, так что Джарвин продолжил осмотр своих владений. Гостиная, через которую он проскочил, почти не глядя, изменениями не радовала. Стол, три стула, книжные полки, пустые теперь, бюро — выдвинул несколько ящиков — тоже пустое. Да уж... дом его не ждал. Из хозяина он превратился в гостя, да ещё и незваного.

Горничная принесла мундир и нерешительно остановилась в дверях.

— Положи на кровать. И там возьми одежду, в которой я приехал. Надо привести в порядок к утру.

— Да, господин. Ещё что-то нужно?

— Нет. Больше не понадобишься.

Парадная форма смотрелась непривычно, пусть на заставе и случались поводы её носить. Хорошо, что покроем повторяет повседневную, так что сидит хорошо. А что цвет белый с зелёным вместо незаметного тёмно-зелёного и серого — так она ж для того и существует, чтобы привлекать внимание. Да уж, привлекать, так привлекать. Джарвин с сомнением оглядел нож. Длинный, широкий, в потёртых ножнах... неуместное пятно на такой щегольской форме. Зато почётный кинжал на багряной перевязи для этой формы будто и создавался. А ведь при почётным названии качеством он не уступит мечам королевских гвардейцев, но, в отличие от тех мечей, выдаваемых только на время службы, является собственностью награждённого... только не очень хочется рассказывать, за что наградили.

Гораздо проще объяснить, что серебряный глаз под воротником — это знак дозора, а две стрелы на манжете — знаки "лучший стрелок", соревнования проходят каждый год, и участие обязательно для всех, даже комендант участвует. Чтобы превзойти егерей пришлось много тренироваться, но результат того стоил. Ещё и потому, что прицельность заклинаний тоже повысилась. По крайней мере, огненные шары, молнии, водяные плети, воздушные кулаки и прочие атакующие заклинания дистанционного действия летают в цель почти без поддерживающего контроля, достаточно лишь направить. Мелочь, вроде бы, зато экономит уйму сил. Но рассказывать о таком побочном эффекте стрелковой подготовки, пожалуй, не следует.

Осталась последняя деталь: чёрная лента обвила левое запястье. Негласный траур — единственный способ проявить скорбь. Интересно, почему горничная не носила чёрную накидку — знак того, что в семье, которой она служит, траур? И слуги, которые встречались ему в коридорах, тоже не изменили одёжду. Почему? Ответ ждал в столовой: на ужин подали вино.

Сохраняя спокойствие, Джарвин прошествовал к хозяйскому столу. Маги величественные и степенные? Может быть. Зато офицеры просто опасные! Разговоры и смешки замолкали, когда Джарвин неторопливо проходил мимо. Гарольд с интересом наблюдал за его приближением.

— Приятного аппетита, господа! Прошу простить моё опоздание. Но, похоже, меня не ждали?

По правую руку от Гарольда сидел его старший сын Николас. По левую — давний друг отца, маг Патрик. Больше за главный стол никого не пригласили. Чтобы такая мелочь остановила голодного егеря? Джарвин слевитировал свободный стул и поставил его рядом с местом Николаса, прислонил жезл к стене за спиной и уселся за стол.

— Любезный, — обратился к ближайшему слуге. — Я голоден, как медведь после спячки. Не вынуждай меня есть из чужих тарелок. — Джарвин оглядел зал, будто прикидывая, чью тарелку прилевитировать себе. Слуга нервно сглотнул, но, получив разрешающий кивок хозяина, моментально доставил столовые приборы.

Вопреки собственному утверждению, Джарвин ел равнодушно, будто и не жаловался только что на голод. Едва он взял кубок, слуга попытался налить вина. Джарвин отдёрнул руку:

— Любезный, в моей семье траур.

Бедный слуга растерянно смотрел то на Джарвина, то на кувшин, то на хозяина. Догадавшись, что бедолага просто не понимает смысла претензии, Джарвин снизошёл до объяснения:

— В траур не пьют вина.

— Налей воды моему сыну, — вмешался Гарольд.

Когда слуга отошёл от стола, Гарольд спросил сына:

— Не слишком ли ты строг к себе? Скорбь — не то чувство, которым следует упиваться.

— Я не упиваюсь скорбью. А несколько дней без вина можно и обойтись. Кстати, почему слуги не носят знак траура?

— Я посчитал его неуместным. Оливия жила уединённо, её мало кто знал. Ни к чему привлекать лишнее внимание к её смерти.

— Это ваше право, отец, — согласился Джарвин, одновременно давая понять, что не согласен.

— Ты прав, это моё право. А пока объясни, что за фарс со службой в армии?

— Это не фарс, отец. Я служу в егерском корпусе в чине лейтенанта. Командир дозорной группы.

— Вздор! Ты — ученик мага, и тебе нужно закончить обучение.

— Вздор. Я — маг, и моё обучение завершено. А всё, чему я смогу научиться самостоятельно, я научусь сам.

— Мальчишка! Думаешь, пару заклинаний выучил, и теперь всемогущ?!

— Я думаю, той пары заклинаний, что я выучил, мне и моим подчинённым хватило, чтобы выжить у разлома.

— И что дальше? Так и будешь выживать у разлома?

— Командованию видней. Пока с Северной заставы меня не планируют переводить.

— Всё. Не желаю больше слушать этот бред. Хоть ты и вернулся без разрешения, но, как я вижу, вернулся вовремя. Я продолжу твоё обучение.

— Извините, отец, ничего не получится. Меня отпустили только на месяц, шесть дней я уже провёл в пути. И у меня есть несколько поручений, которые я пообещал выполнить до возвращения на заставу.

— Ерунда. Поручения передашь слугам. А на заставу я напишу, что отзываю ученика.

— Я больше не ученик мага. Я — лейтенант Королевской армии. И я не стану дезертиром.

— Ты со мной споришь? — Гарольд и не пытается скрыть удивление.

— Я приехал, потому что моя сестра умирала. После похорон я уеду.

— Сын, ты не понимаешь, насколько может быть опасен необученный маг...

— Вы не думали об опасности, отправляя необученного мага на заставу. Поздно бегать по ущелью. Что сделано, то сделано. Как видите, моё пребывание на заставе никому не навредило. Либо опасность моей необученности преувеличена, либо моя обученность преуменьшена.

— Ты стал дерзким!

— А робкие там не выживают. Увидимся на похоронах, отец.

Джарвин покинул столовую. Его никто не пытался остановить, но он подозревал, что просто так его не отпустят. Так оно и получилось. Хорошо ещё, что он не улёгся спать сразу, хотя усталость уже чувствовалась, а устроился в унылой гостиной с книжкой, добытой в библиотеке по пути в свою комнату. Возможность изучить амулет сестры появится не раньше отъезда из поместья, зато можно, пользуясь доступностью книг, узнать что-нибудь интересное о снах-связях.

Нормально почитать не удалось: заявился Николас. Джарвин молчал, предоставив брату начать разговор. И тот начал:

— Почему ты молчишь?

— Добрый вечер, Николас, — ответил Джарвин.

— Добрый вечер, Джарвин. — Они снова замолчали, и снова тишину первым нарушил Николас: — Так почему ты молчишь?

— Потому что я читаю. Ты пришёл ко мне, значит, тебе есть что сказать мне. Я жду, когда ты скажешь, и я смогу продолжить чтение.

— Зачем ты грубил отцу?

— Я не грубил.

— Он готов тебя простить! А ты...

— Стоп. Николас, за что он готов меня простить? За то, что я — бездарность? Знаешь, я не нуждаюсь в прощении за это. Пусть берёт себе талантливого ученика или делает нового сына — и учит сколько хочет. На меня зачем тратить время и силы? Он отправил меня в очень опасное место, чтобы я понял, насколько я слаб в магии, и как многому мне ещё предстоит научиться. Что ж, я понял: я очень слаб в магии. И я многому научился: я могу жить с теми знаниями, что у меня уже есть. А если что-то и понадобится сверх того — так есть книги. Между прочим, с книгами намного проще и уютнее: они не оскорбляют, если что-то не получается. Не торопят дочитывать себя до конца как можно скорее. Терпеливо ждут, пока освоишь содержание одной страницы, не запихивая следующие.

— Как ты не понимаешь! Тебя же никогда не признают равным! Саэт Патрик смеялся тебе вслед. За то, как после показушной демонстрации своих способностей, ты гордо бравировал тем, что твоё лейтенантство важнее магии.

— Для меня моё лейтенантство важнее магии. А когда это я что-то показушно демонстрировал?

— Как когда? А когда стул левитировал.

Джарвин онемел. А потом засмеялся. Точнее, сказать, заржал, потому что прилично смеяться у него не получалось. Николас с обидой возмутился:

— Да что здесь смешного?! Если бы уважаемый саэт смеялся надо мной, мне было стыдно!

Кое-как успокоившись, Джарвин разъяснил:

— Скажи, Николас, сколько стрел может унести с собой человек?

— Чего?

— Того. Из разлома иногда такие твари лезут, что на каждую по пятнадцать-двадцать стрел уходит, прежде чем она сдохнет. Это я про те стрелы, что попали. А они же, сволочи, вёрткие! Уйма стрел пропадает в никуда, знаешь ли. А запас небесконечен. Понимаешь?