Жертвоприношение

На следующее утро он вернулся к тетради. Сил хватило на две страницы, после чего пришлось спасаться. Анатолий съел таблетку анальгина, таблетку папаверина, протер виски одеколоном, выпил кофе— помогло слабо, потому он вышел из общежития и устроился в скверике, Ему стало немного легче и вскоре можно было сделать выводы, что за ...хрень творится с ним. Вроде бы не аллергия, потому что дышать было нетяжело и нос не истекал ...тем самым. Гипертония— для студента не актуальна. Но именно от чтения и болела голова, причем явно головная боль была сосудистого происхождения. Так сказал знакомый аспирант в телефонном разговоре. Можно, конечно, было счесть, что аспирант его не осматривал, значит, мог и того, заблуждаться (скажем именно так). Лечение помогло, и приступ к тетради был отложен на неопределенный срок, благо начался учебный год. Третья атака на тетрадь началась в начале сентября, и продвинулась аж на шесть страниц, И Анатолия терзали головная боль и желание читать дальше, ибо он заинтересовался, о чем повествуется на пожелтевших страницах. Удовольствия в головной боли совсем не было, но оставалась надежда, что организм как-то привыкнет и терпеть чтение можно будет. Может, даже вообще болеть перестанет.

Пока он мог сказать, что это не цельное произведение, не художественное и не научное. Он бы назвал это подобием рабочей тетради или дневника. Вот, скажем. думал автор текста о том, как можно использовать в разъяснительной работе с населением Азии понятий марксизма, слегка измененных им для лучшей адаптации и понятности неграмотным кочевникам. Для того он провел аналогии между учением Маркса и эпосом о Манасе, рассчитывая, что восстать кочевники могут охотнее, если им разъяснить необходимость восстания аналогиями из 'Манаса'. Вот автор для того изучил эпос кочевников и пришел к выводу, что нет, не получится. Разве что вызвать к себе добрые чувства, ведь если русский товарищ знаком с эпосом и умело пользуется в рассказе образами и цитатами из него, то отношение будет к нему получше? Закончилась эта мысль товарища, пошла следующая о ненужности партмаксимума и необходимости его отменить. А вот этот отрывок вообще непонятен, буквы вроде русские, но записанное не воспринимается как текст на русском. Вот почему так? И тут Анатолий вспомнил, что многие языки народов СССР были вообще бесписьменные. А потом разработали для них письменность на основе кириллицы, потому текст на этом языке читать можно, а вот понимать-сложно. Возможно, тут так же.

Ему говорил знакомый, что не было до революции литературы и письменности на тувинском языке. Она была на монгольском языке, была на тибетском, но не на тувинском. Поэтому образованные люди знали монгольский язык и что-то даже записывали. И были многочисленные неграмотные, которые монгольской грамотой не владели. Потому иногда покупали газету на нем и хранили ее в сундуке. Потом у такого хозяина в гостях оказывался грамотный человек, его и просили прочесть. Гость брал газету и читал тексты о давно прошедших событиях и рассказывал хозяевам, что здесь вот говорится о событиях прошлого года, когда случилось то-то и ожидалось, что еще более тяжкое случится, но слава небесам, так не вышло. В итоге среди тувинцев грамотны были пара процентов населения, и то на монгольском языке И то явно из семей духовенства и феодалов. Но люди испытывали почтение к печатному слову, оттого и сохраняли газету, которую не могли прочесть. Но аналогичная ситуация была и другими языкми.

Ладно, будем считать дневником. Но вот отчего от чтения болит голова, но при этом хочется прочесть еще и еще? Причем это не обязательное чтение из программы. Можно и не терпеть боль, а отложить. Но-хочется! И снова-отчего болит голова при чтении? Не колдовская же формула работает: 'Только те, кто преодолеют головную боль от чтения трети тетради, то есть достойные звания исследователя, получат доступ к сакральному знанию!'

Пока же он не решился читать далее, что можно понять о том, что написано в головоломном тексте? Пока есть мысли о том, что речь идет о разведке и -или контрразведке. А вот тут возникает вопрос о секретности и допускам к тайнам. Анатолий не знал деталей, написано ли в тетради нечто действительно секретное, но вполне допускал, что тетрадь у него изымут и еще и выговорят за то, что заглянул в нее, допуска не имея. Поэтому и хотел убедиться, что там написано действительно стоящее, прежде чем рисковать лишением тетради.

Поэтому он начал вспоминать, кого можно спросить о подобных предметах и желательно из не состоявших сейчас на службе. Получалось, что только бывшая соседка Светлана может помочь-ее отец вроде бы когда-то работал в органах. Да, так и оказалось. Ее отец некогда, еще до войны. в них служил, а потом, не то еще до войны, не то сразу после нее ушел в запас и стал работать в исполкоме. Анатолий рассчитывал на то, что ему все-таки кое-что расскажут. Пусть даже не все, но кое-что проясняющее. 'Надежды юношей питаю', да,

Ему также могло помочь то, что Светлана 'неровно дышала' к нему, отчего шансы немного повышались, пусть даже на какой-то процент, но Светлана и ее мама будущему аспиранту и тайностроителю помогли, уговорив Вениамина Моисеевича хоть что-то рассказать по теме. Вдруг он вообще попросит рассказать о несекретном, да и они интуитивно догадывались, что секретность сведений со временем утраивается, поэтому рассказ его о 397 полку, в котором он служил в 1941 году, уже неопасен, хотя, возможно, гриф секретности с действий и истории этого полка еще не снят.

Вениамин Моисеевич под давлением двух дорогих его сердцу дам согласился на встречу и рассказ, но предупредил, что сообщит только то, что можно. Ну или то, рассказ о котором был менее вреден для дела. Ведь одной из категорий ограничения доступа к сведениям было 'Не подлежит оглашению'. Под эту категорию подходил и, скажем, план размещения в городе Среднереченске военных объектов. Один экземпляр его лежал в караульном помещении, чтобы им руководствовались караулы, чтобы они не путали, куда им идти -на склад изделий связи или артсклад.

Вот однажды старшина караульной команды вечером подал команду: 'Приступить к чистке оружия!', но вскоре обнаружил красноармейца

Кучеренко, не выполняющего поданную команду, а, высунув язык от усердия, перерисовывающего какой-то план на чистый листок бумаги. Красноармеец Кучеренко, конечно, не был подарком для младших командиров, и даже один из них заявлял, что зря в Уставе Внутренней службе нет такого взыскания, как 'Дать леща' вместо гауптвахты или наряда вне очереди. Тогда бы Кучеренко и его духовные братья шевелились бы поактивнее, выполняя приказанное. Старшина подошел поближе к Степану Кучеренко, захотел рявкнуть на 'тормоза перестройки', как сказали бы через полвека, но с удивлением, переходящим в ужас, обнаружил, что Степен перерисовывал именно эту схему размещения военных объектов городе.

А для кого? И что он с нею собирался делать (кому продать)? В итоге было около дух недель тряски для всей дивизии: кто разрешил такой документ держать в караульном помещении .когда любой мог увидеть ему ненужное, проводили ли с красноармейцами занятия по сохранению военной тайны и пр. Мало-помалу стало ясно ,что Кучеренко не шпион , а просто долбоклюй, что план в караульном помещении и прятать-то негде, что его ротный командир тоже не польский шпион, хотя и поляк по национальности, а просто жертва обстоятельств.

На ряд командиров у начальства образовалась оскомина и вырос зуб, и о том, что в Уставе нет взыскания 'Дать 'леща' пожалели немного больше народу, чем до этого события...

А когда в Особом Отделе дивизии занялись ротным командиром Хворостецким, то, кроме анкетных данных ,что он поляк, имелось и то, что за шесть лет службы он наказан за несвоевременную сдачу топографических карт после маневров, за то, что его подчиненный потерял боевую винтовку, ну и вот про эту историю с планом.

— — — -

Разумеется, его за это не посадили. Но внимание к себе он привлек и появилось ощущение: 'А что еще у него за душой есть, кроме описанных случаев? Не лежит ли в его душе, 'как борона на грязи', какой-нибудь крокодил?' И такие находились. Начальник штаба полка, что стоял в Среднереченске, оказался носящим совсем другую фамилию, а от первой якобы отказался, чтобы не быть мобилизованным в армию УНР, но так и остался при ней, хотя уже его туда никак не мобилизуешь. Но это еще полбеды, захотел гражданин поменять фамилию и поменял, сейчас разрешение императоров на это не нужно. Но выяснилось, что начштаба приписал себе участие в партизанском отряде Туза, которого не было в природе, зато есть теперь в анкетах, и оттого прибавляется лишний год службы в РККА. Но это тоже не конец, бравый 'партизан с другой фамилией' оказывается двойным агентом советской и польской разведки, причем на это он согласился с подачи разведуправления соседнего военного округа.

Так что крокодилы в темных водах отрастают до больших размеров. Самое интересное же случилось в областном центре, где бравый капитан Свиридов по наводке бывшей жены оказался сильно приукрасившим свою биографию. Он, оказывается, в Гражданскую воевал в белой армии и это скрыл. Но и это еще не конец, ведь выяснилось, что он не просто служил в белой армии, а добровольно участвовал в казни красногвардейцев и даже хвастался, что расстрелял не менее семи красногвардейцев! О прочих подвигах можно и не упоминать, одно это ставило замкомбата на край могилы, потому что в 13 части статьи мера наказания одна, она же и высшая. Так что привлекать к себе внимание нужно боевыми подвигами, а не темными деталями своей биографии. Не всем так везет, как одному человеку, что послужил генералом и в колчаковской армии, и в Красной.

Вениамин Моисеевич нынче особенно ничем занят не был, поскольку ушел на пенсию, мемуары писать еще не собрался, а цветы еще выращивать тоже не спешил. Но беседовать о своей работе в органах как-то не очень хотел. Вот если бы знакомый дочки расспрашивал об обороне Тираспольского УР или Одессы.... Так что у товарища Михновского, к у самого Анатолия было двойственное чувство-и хотелось, и опасалось.

Анатолий договорился через Свету, что придет в субботу (университет обойдется без него), а также заявил, что цель визита его научная, потому готовить угощение не нужно. Это со вздохом приняли. Но пару букетов для обоих дам он захватил, что они оценили положительно (и это слабо сказано). Мама Светы была в курсе дочкиных желаний, и ее идеи насчет брака как вообще, так и с Анатолием в частности одобряла. Свете, конечно, еще надо доучиваться, но обе возможные бабушки могли помочь в случае наступления скорого академического отпуска.

Анатолия встретили, поблагодарили за цветы, положительно оценили, что он помыл руки, предложили посидеть за столом (традиции сильнее желаний молодых людей), а затем проводили в гостиную, где ждал Вениамин Моисеевич. После этого дамы покинули комнату, сославшись на разные дела.

Вениамин Моисеевич начал после взаимного представления гостя и хозяина с того, что он действительно служил в органах перед войной и кое-что может рассказать, но гость должен помнить, что сведения о работе органов ОГПУ и НКВД-это сведения не для всех, поэтому он должен учитывать, что на многие вопросы ответ будет такой: либо ' Яс подобными вещами не встречался' , либо: 'Рассказ об этом требует разрешения разных инстанций'. Хотя времени прошло много, но, если раз еще не рассекречено, то и рассказывать об этом еще нельзя.

-Я об этом знаю, Вениамин Моисеевич, мне об этом работники архива говорили, что если фонд не рассекречен, то и все тут-пока не рассекретят, то доступа не будет. Можно даже лишиться доступа совершенно случайно. Хотя многие дела и фонды рассекречены, но лежат они, как прежде, в комнатах, куда доступ ограничен. Поэтому, если работник, в чьем попечении эти фонды, заболел или убыл в командировку, то к уже не секретным бумагам не допустят. Вот выйдет на работу сотрудница, так тогда и...А пока ждите.

-Бывает.

-Расскажите, пожалуйста, как вы попали в ОГПУ? Если снова это не секретно?

-Может, и секретно, только, раз уж я там служил и о том в анкетах писал, то говорить об этом можно. Я тогда уже прошел действительную службу и работал в типографии. Да, тогда в Красную Армию призывали не всех, кто достиг нужного возраста-армия была еще небольшой, где-то вдвое меньше возможной. Тем, кому места в рядах не хватило, оно находилось в территориальных частях, а то и вообще в тыловом ополчении. Так что служба в кадровой части -это была как бы привилегия. Да и красноармеец мог, отслужив, освоить специальность шофера или моториста, отчего его ценность для производства резко возрастала. Меня тогда пригласили в райком партии и предложили служить в ОГПУ.

Я задал вопрос, где именно предстоит служить, потому что знал, что есть городские отделы ГПУ, есть войска ОГПУ, есть также пограничная охрана, которая в ОГПУ входит. Мне ответили, что набор идет на курсы начальствующего состава, а вот что там дальше будет-они не знают. И в итоге оказалось, что это курсы начсостава ГУГБ, то есть госбезопасности. Закончил их я в городе Москве, потом была стажировка в Киеве, а потом меня направили в Камышню. Это был такой райцентр Харьковской области, район этот то упраздняли, то снова образовывали, там поработал довольно долго, потом меня в Среднереченск отправили на исправление, а потом из органов и уводили. После того я только недолго в 1941 году на фронте занимался дознанием, пока в полк не прислали штатного работника Особого Отдела. Особые Отделы в войсках занимались контрразведывательной работой. В ряде областей Особые Отделы дивизий входили в состав областных управлений НКВД. Вот один мой знакомый, Саша Грибель, числился то полковым оперуполномоченным Особого Отдела, то сотрудником 5 отдела Областного Управления. Но при этом часть дел по сотрудникам артсклада вел я как оперуполномоченный городского отдела НКВД, а часть он как полковой оперуполномоченный Особого Отдела дивизии. Хотя склады в состав дивизии не входили. Но народу не хватало, вот и работали по системе 'и швец, и жнец, и на дуде игрец'. Хотя иногда сложно было из-за незнакомства с деталями. Вот, скажем, было обвинение одного труженика склада в том, что он нарушил распоряжение начальства и отправил снаряды с взрывателем КТ-1 в войска, несмотря на указание до особого распоряжения этого не делать. То есть невыполнение распоряжений Артуправления РККА. Может, за это только выговор, может, и пять суток гауптвахты. Как начальство решит. А смысл нарушения в том, что снаряды с этим взрывателем запрещено выдавать потому, что взрыватель этот может сработать при случайных толчках и ударах. Поэтому их не разрешено выдавать до переделки. Если же сейчас, до переделки, выдать снаряды в танковую бригаду для стрельб, то взрыватель может сработать при движении танка по ямам и буеракам, да и по некоторым дорогам тоже. Сработал от толчка, произошла детонация других, три покойника в экипаже и танк разве что на лом годен. А вот почему товарищ, зная это, так сделал, и разбираться надо— может, он заговорщик, может, злостный бездельник, может, просто долбодятел. Был тоже похожий случай, где сложно понять, отчего все. Другой сотрудник, хоть и Академию Связи закончивший, но тоже нарушивший предписание, что все радиостанции определенной марки должны быть настроены на большо радиус действия. А он приказал настроить на малый радиус действия, и это мастера склада сделали. То, что это нарушение инструкций— понятно. Для чего это он приказал-честно говоря, не помню, но приказал. И что от этого произошло?