Жертвоприношение

В ночь на 22 августа 1968 года ангел пробудил мальчика по имени Матео. Ребенок встал, наскоро оделся (ну, как может одеться шестилетка, за которым не смотрит ни мама, ни папа, ни кто-то из старших детей и не помогает) и вышел в августовскую ночь и пошел к церкви, постепенно просыпаясь на ходу. Пока он шел, то проснулся окончательно. За час он прошел около двух километров и добрался до места, куда его звал ангел -хранитель. Ангел еще и постарался довести ребенка не только до кладбищенской ограды, но и не дал ему упасть я яму, заблудиться, наступить не колючку и иным способом замедлить или прервать поход. В августе по ночам может бы довольно холодно, но и холод не помешал.

Поэтому Матео вышел к ограде из дикого камня, окружавшей церковь и кладбище возле нее. Район был тихий, а в полночь, чтобы встретить кого-то там, должно было повезти особо злостно, ведь церковь стояла в сельской местности, хотя о города было всего километров с пятнадцать. Ребенок подошел в ограде и двинулся вдоль нее слева направо. Стороны света он еще не знал, в "слева-справа" тоже путался, но незримая рука вела его вдоль ограды, следуя ее изгибам. И довольно быстро слева обнаружилось нечто белого цвета. То, что это "Джульетта модель 730", ребенок еще не знал и даже не подумал, что это та машина, в которой он был вчера. Пока он мог сказать, что машина белая и не огромная. вроде грузовика. а модель и ее номер-это ему еще предстоит узнать. Но то, что на лобовом стекле не должно быт пулевых отверстий — он как-то понял, возможно, с помощью ангела. На передних сидениях сидела его мема, раздетая по пояс, и дядя Антонио ,что вчера ездил с ними в кинотеатр , где малыш и заснул и не проснулся, когда его вынесли из кинотеатра и привезли куда-то, за километров пятнадцать от дома. Взрослые устроили ребенка на заднем сидении, укрыв его пиджаком. Когда они оказались возле церкви, вполне логично полагая, что в ночи там никого не будет. оттого Мария сняла все выше пояса, а Антонио начал снимать брюки, и тут...ну, они оба умерли.

Когда мальчик осознал кое-что из этого, он под влиянием ангела пошел искать помощь. Прошел пару километров, а ангел-хранитель бдил и довел юного вестника смерти до ближайшего крестьянского дома. Хозяин на стук в дверь проснулся, вышел ко входу и не сразу, но понял, что нечто страшное случилось. Вскоре он понял, что именно произошло, пошел к телефону и набрал номер полиции. Поскольку это было в Италии, где существует несколько правоохранительных структур, автор не будет терзать читателей тем, какая именно структура приехала туда, причем в пределах часа после звонка. ПолицейскиеТМ прибыли, обнаружили автомашину с двумя убитыми, и занялись своими прямыми обязанностями. Им уже приходилось обнаруживать парочки в таком же положении по жалобам населения, но убитые парочки-нет. На двое стояли 60 годы, в мире продолжалась сексуальная революция, а СПИДа еще не было, но мини-юбки уже были. Итальянцы и так на темперамент не жаловались, а тут еще мода, революция в отношениях полов, потому они были бы рады поддаться зову пола, но кое-что мешало, причем скорее не влияние церкви, а то, что население было многочисленным, и в семьях было много детей. Оттого уединиться и спеть хором, им хотелось, но ... Оттого, когда парочки искали уединения, то, когда у них была машина, все решалось просто -углубились в сельскую местность, устроились в плохо просматриваемых местах и — алга! Когда машины не было-что-то придумывали. Обычно

им не мешали, если, конечно, кладбищенский сторож или священник не страдал бессонницей и не звонил в полицию насчет развратных парочек, что предавались греху на кладбище или у церкви.

Поэтому автор повторится, что этих полицейских уже вызывали на место нарушение восьмой заповеди господней, но не на место казни за ее нарушение. Это пока не было выяснено, но вскоре полиция узнала об этом, как и о том, что муж Марии лежит в больнице, а она скучает по мужчинам. Поскольку братья Фортунато и Анжело были заняты, в ход пошел Антонио. Ныне покойная Мария являлась замужней женщиной и матерью троих детей, но охотно оделяла мужчин "дружбою своих бедер", как было сказано об одной ирландской королеве. Поскольку не только Мария и Антонио предавались греху, существовали и желающие посмотреть на это. Иногда подглядывающие не успевали вовремя смыться, и раздраженный любовник их настигал и вытряхивал излишек пыли из организма. Оттого было что осудить-как кто-то кого-то соблазнил, как он же поймал "наблюдателя", и что и как видели счастливые "наблюдатели", которых не поймали на подглядывании. Так что если в окрестностях имелось популярное место "отдыха", то были и желающие не только сделать, но и оценить.

Полиция занялась расследованием, полагая в качестве основной версии, что кто-то убил любовников за осквернение кладбища, но кто? Такие не находились. Правда, в тот же день вызвал подозрения муж Марии Стефано, с которым полицейские столкнулись буквально на крыльце, куда он вынес два чемодана с вещами, Он пояснил, что собрался в Геную к знакомым, пожить там недельку-другую. Полицейских насторожило то, что он, узнав о смерти супруги, не дал серьезной эмоциональной реакции— ну, убили и убили. Да и поездка в Геную, не простившись с детьми и супругой— тоже как-то странно. Поэтому Стефано заставили прервать движение в сторону Генуи и поехать в участок.

Еще немного странным было то, что убийца залез в машину, покопался в "Бардачке", уронил ряд мелочей на пол, но в итоге ничего не взял с собой. В версию про убийство за осквернение вписывалось с трудом, а версия мести за измену -несколько лучше, скажем, мститель за измену хотел уточнить, кто с кем изменял, потому поискал документы, узнал и успокоился.

Полицейские поднапряглись, выявили в рассказе Стефано несоответствия и нестыковки, и под их давлением Стефано признался, что он давно был недоволен любвеобилием супруги, и вот сейчас ему сказали, что она пошла с любовником в кинотеатр, и явно после того, как фильм закончится— предастся с ним греху. Оттого ему пора покинуть больничную палаты и показать, что он мужчина. Поскольку Антонио явно был сильнее физически, добрые люди снабдили Стефано пистолетом "Беретта". Они же довезли Стефано до окрестностей церкви, и мститель за поруганную честь семьи оказался возле церковной ограды около полуночи с21 на22 августа и с пистолетом в руке. Добрые люди показали ему, как стрелять. Стефано дошел до угла, увидел машину, в ней спящего на зажнем сидении сына, и жену, которая уже нацелилась раздеться и предаться...Ну и Антонио, который нацелился на это же. Стефано подошел поближе и всадил в обоих 6 пуль сквозь лобовое стекло. Ребенок не проснулся. Стефано взял его на руки, укутал своим пиджаком и понес домой. По дороге выкинул пистолет в неглубокую речку, что текла там. Вот и все, он признается.

Суд приговорил его у пятнадцати годам отсидки. В качестве смягчающего обстоятельства послужило то, что ему нагло и открыто изменяли, и он принял меры по спасению ребенка, которого не оставил рядом с трупами и в прохладе ночи. Сам же ребенок спал и не заметил, что рядом с ним убивают мать, несут его домой, раздевают и кладут в кроватку. Пистолет в речке искали, но не нашли и плюнули на это, решив, что раз убийца все правильно называет и то, что ничто ни с чем не путает-ну, значит, так оно и есть. Был и пропал при выбрасывании. Стефано отбывал наказание в тюрьме, когда через шесть лет случилось повторно такое же убийство, но километрах в ста от первого. Тоже найдена машина с двумя трупами, оба застелены через лобовое стекло, и обстоятельства почти такие же— восемь выстрелов, оба убитых умерли почти сразу, раздеться оба только=только успели, убийца вывернул карманы и бардачок, но ничего не забрал. Вернее, кое-что взяли и бросил по дороге на некотором расстоянии, словно дождался, когда луна выйдет из-за туч, рассмотрел и выбросил. Оба покойных в браке не состояли, но дело шло к нему, Место было глухое, но на этой опушке рощи ничего священного не было, так что дело не в осквернении.

Как оказалось, убиты оба были из того же оружия, и даже партия патронов была та же. Это выяснилось не сразу, но таки выяснилось. А теперь Стефано надо выпускать, сказав ему пару проникновенных слов, что он зря сидел 6 лет, и зря наклепал на себя.

При этом его для признания наизнанку не вывернули, даже по физиономии не били, только допрашивали 12 часов подряд. По местным меркам-почти что ничего. Желание надавать по отдельным местам-то было, если честно, но Стефано признался раньше, до его реализации.

Теперь у полиции два "висяка", причем в разных местных и снова ничего не ясно. Две версии появились и... отпали. Зачем, кем-непонятно, ясно только как. "Висяки" снова повисли и висели аж до 1981 года. Когда (читатели правильно угадали) снова обнаружена автомашина и снова два убитых любовника.

"Бароны воюют, бароны пируют...

Барон фон Гринвальдус,

сей доблестный рыцарь

Все в той же позиции на камне сидит."

Тут бы с покушением на Папу Римского разобраться, а тут третий случай похожего двойного убийства!

— — — — —

— Света, и не проси! Я тебя и Катю балую и в разумных пределах ни в чем не отказываю, но не проси про это!

-Я знаю, папа, но ведь это совершенно не о желаниях девушек и не о нарядах! И даже не фортепиано! А всего лишь об информации! Может, даже ты об этом не знаешь совершенно ничего! А, значит, ничего разгласить из военных тайн не сможешь!

-Солнышко мое, когда я начинал служить в органах, то нам давали подписать такую вот бумагу, где сказано: '... хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе в ОГПУ и его органах и войсках, ни под каким видом не разглашать их и не делиться ими даже со своими близкими родственниками и друзьями. Если по увольнению из войск и органов ОГПУ я буду заниматься литературной или сценической деятельностью, обязуюсь ни в коем случае не разглашать прямым или косвенным путем в печати (периодической и непериодической), сценариях, литературе и т. п. диспутах ...' И это было только началом! Дальше было про ответственность за разглашение сведений. А ты хочешь, чтобы я воплотил ужас, предписанный там, в жизнь?

-Папа, ну ведь не вечно секреты секретами будут! Вот недавно опубликовали книгу Спектора о его работе против Махно и махновцев! А ты говорил, что с ним был знаком!

-Ну да, был, и Марк Борисович мимо нашего строя походил и командовал 'Вольно'! А потом читал нам лекцию по...А вот о чем-это уже секретно! Я даже готов поверить, что даже то, что я сказал— секретно! Нельзя про это рассказывать!

-Ну почему?!

-Я думал, что ты поймешь. И дело не в том, что нам товарищ Захаров ничего не рассказывал о своей молодости, а товарищ Лазуренко начал говорить, но быстро понял, что надо наступить на горло своей песне.

И с это позиции отец не сошел. Но Света поговорила с мамой, а та отца сдвинула с позиции отрицания. Жены могут многое. Но Вениамин Моисеевич сказал, что таки расскажет, но не о всем, потому, если почувствует, что дело касается тайн его прежней службы, то их он не откроет. Света это правильно поняла, что отец так

Да, рассказать нужно было не дочке, а молодому человеку по ее протекции. Надо ли упомянуть, что у Светланы на молодого человека имелись кое-какие планы или это и так понятно? Ну, раз и так понятно, что были, значит, без уточнений. Молодого человека звали Анатолием, он заканчивал последний курс университета и собирался идти в аспиранты. Ему уже намекнули, что от него ждут публикаций по теме, причем еще до поступления в аспирантуру. И он трудился по их подготовке, до последнего месяца, когда первоначально стал плохо спать и сильно нервничать, а потом начал пытаться кое-что узнать из того, о чем раньше особо не беспокоился. Роман с Светланой уже существовал, но пока был вялотекущим. Правда, вялое течение происходило по вине Анатолия, который ссылался на загруженность подготовкой статей для публикации. Если бы дело заключалось в желаниях Светы, то она была готова и на куда более активную 'жизненную позицию' в этом вопросе. Но Анатолий убедительно ссылался на учебную нагрузку и те самые статьи об интернационалистах гражданской войны и показывал Свете уже написанное. Она только вздыхала.

А вот тут ветер подул в ее паруса. Толя уже не ссылался на занятость своими писаниями и даже сказал, что ему не до статей! Света ощутила, что препятствие убрано, но она немного поспешила с этим выводом. Вместо стены в двух шагах от нее выросла другая, но уже в четырех шагах. Но она не теряла оптимизма.

Вообще Толя с детства интересовался историей, потом поступил в университет и рассчитывал заняться наукой, а не внедрять даты и периоды в головы ленивых школьников. Видя это, родственники полезли в закрома и выдали будущему светилу науки две довольно толстые тетради, оставшиеся от ныне покойного Шандора Ковача. В Первую Мировую он попал в русский плен, проникся коммунистическими идеями и прославился в Гражданскую войну. Возвращаться в Венгрию он не стал, справедливо полагая, что проживет очень недолго. Поэтому он женился на русской девушке и занялся чем-то не очень явным, чередуя это 'не очень явное' с хозяйственной работой. На этой работе он окончательно подорвал здоровье и умер в 1936м году вроде бы от туберкулеза. Вот от него и осталась приличная библиотека, частично на иностранных языках. и две толстых тетради. Если честно, то была и третья, но до уборки в этом закутке подвала семейство еще не добралось. Анатолий полистал первую рукопись: там речь шла о гражданской войне и действиях венгерских интернационалистов в ней. Почерк у родственника был почти каллиграфический, хотя и очень мелкий. Поэтому читать можно было, хотя лучше через лупу, за исключением вставок на венгерском языке (ибо он понял, что на венгерском, но мог и ошибаться). Поэтому Анатолий рассчитывал, что откровения родственника-венгра послужат его научной карьере, может, даже станут основой для кандидатской. Если же на кафедре ему дадут другую тему— ну, публикации о венгерских интернационалистах тоже не помешают. Потому руки до тетради номер два дошли не сразу. Сначала Анатолий увидел, что она записана по большей части записями на русском языке (но не понял, что часть записей-на языках народов Востока, но записанных по-русски), вот только сразу ею серьезно заниматься не стал. Позднее глянул и оцепенел. Остановился, протер глаза-таки ему не кажется.

А где бы ему найти человека, что имел отношение к погранохране ОГПУ-НКВД? А, может, и глубже знающего дело, скажем, знакомого с трудами и идеями Глеба Бокия? И что такое Шамбала? Это такой географический объект или что-то другое?

— —

Ответа пока не было, только некоторая головная боль в процессе чтения, хотя прочел вроде как и немного. Анатолий оторвался от чтения, выждал полчаса и вернулся к тетради снова. Ощущение повторилось. Головная боль была не очень сильной, похожей ,скорее, на такую при усталости, когда всю ночь или изрядную долю дня занят чем-то ,от которого нельзя оторваться вообще или надолго. Но нельзя же считать, что чтение одного-двух абзацев утомляет, как бессонная ночь? Анатолий решил сегодня больше не читать, потом подумал, что, может, дело в бумажной пыли? На нее может быть аллергия, а пыль имелась, из-за того, что края листов крошились. Потому герой задействовал пылесос 'Буран' для сбора возможного вредоносного агента. Почистил тетрадку и отложил ее в сторону.

На следующее утро он вернулся к тетради. Сил хватило на две страницы, после чего пришлось спасаться. Анатолий съел таблетку анальгина, таблетку папаверина, протер виски одеколоном, выпил кофе— помогло слабо, потому он вышел из общежития и устроился в скверике, Ему стало немного легче и вскоре можно было сделать выводы, что за ...хрень творится с ним. Вроде бы не аллергия, потому что дышать было нетяжело и нос не истекал ...тем самым. Гипертония— для студента не актуальна. Но именно от чтения и болела голова, причем явно головная боль была сосудистого происхождения. Так сказал знакомый аспирант в телефонном разговоре. Можно, конечно, было счесть, что аспирант его не осматривал, значит, мог и того, заблуждаться (скажем именно так). Лечение помогло, и приступ к тетради был отложен на неопределенный срок, благо начался учебный год. Третья атака на тетрадь началась в начале сентября, и продвинулась аж на шесть страниц, И Анатолия терзали головная боль и желание читать дальше, ибо он заинтересовался, о чем повествуется на пожелтевших страницах. Удовольствия в головной боли совсем не было, но оставалась надежда, что организм как-то привыкнет и терпеть чтение можно будет. Может, даже вообще болеть перестанет.

Пока он мог сказать, что это не цельное произведение, не художественное и не научное. Он бы назвал это подобием рабочей тетради или дневника. Вот, скажем. думал автор текста о том, как можно использовать в разъяснительной работе с населением Азии понятий марксизма, слегка измененных им для лучшей адаптации и понятности неграмотным кочевникам. Для того он провел аналогии между учением Маркса и эпосом о Манасе, рассчитывая, что восстать кочевники могут охотнее, если им разъяснить необходимость восстания аналогиями из 'Манаса'. Вот автор для того изучил эпос кочевников и пришел к выводу, что нет, не получится. Разве что вызвать к себе добрые чувства, ведь если русский товарищ знаком с эпосом и умело пользуется в рассказе образами и цитатами из него, то отношение будет к нему получше? Закончилась эта мысль товарища, пошла следующая о ненужности партмаксимума и необходимости его отменить. А вот этот отрывок вообще непонятен, буквы вроде русские, но записанное не воспринимается как текст на русском. Вот почему так? И тут Анатолий вспомнил, что многие языки народов СССР были вообще бесписьменные. А потом разработали для них письменность на основе кириллицы, потому текст на этом языке читать можно, а вот понимать-сложно. Возможно, тут так же.

Ему говорил знакомый, что не было до революции литературы и письменности на тувинском языке. Она была на монгольском языке, была на тибетском, но не на тувинском. Поэтому образованные люди знали монгольский язык и что-то даже записывали. И были многочисленные неграмотные, которые монгольской грамотой не владели. Потому иногда покупали газету на нем и хранили ее в сундуке. Потом у такого хозяина в гостях оказывался грамотный человек, его и просили прочесть. Гость брал газету и читал тексты о давно прошедших событиях и рассказывал хозяевам, что здесь вот говорится о событиях прошлого года, когда случилось то-то и ожидалось, что еще более тяжкое случится, но слава небесам, так не вышло. В итоге среди тувинцев грамотны были пара процентов населения, и то на монгольском языке И то явно из семей духовенства и феодалов. Но люди испытывали почтение к печатному слову, оттого и сохраняли газету, которую не могли прочесть. Но аналогичная ситуация была и другими языкми.

Ладно, будем считать дневником. Но вот отчего от чтения болит голова, но при этом хочется прочесть еще и еще? Причем это не обязательное чтение из программы. Можно и не терпеть боль, а отложить. Но-хочется! И снова-отчего болит голова при чтении? Не колдовская же формула работает: 'Только те, кто преодолеют головную боль от чтения трети тетради, то есть достойные звания исследователя, получат доступ к сакральному знанию!'

Пока же он не решился читать далее, что можно понять о том, что написано в головоломном тексте? Пока есть мысли о том, что речь идет о разведке и -или контрразведке. А вот тут возникает вопрос о секретности и допускам к тайнам. Анатолий не знал деталей, написано ли в тетради нечто действительно секретное, но вполне допускал, что тетрадь у него изымут и еще и выговорят за то, что заглянул в нее, допуска не имея. Поэтому и хотел убедиться, что там написано действительно стоящее, прежде чем рисковать лишением тетради.

Поэтому он начал вспоминать, кого можно спросить о подобных предметах и желательно из не состоявших сейчас на службе. Получалось, что только бывшая соседка Светлана может помочь-ее отец вроде бы когда-то работал в органах. Да, так и оказалось. Ее отец некогда, еще до войны. в них служил, а потом, не то еще до войны, не то сразу после нее ушел в запас и стал работать в исполкоме. Анатолий рассчитывал на то, что ему все-таки кое-что расскажут. Пусть даже не все, но кое-что проясняющее. 'Надежды юношей питаю', да,

Ему также могло помочь то, что Светлана 'неровно дышала' к нему, отчего шансы немного повышались, пусть даже на какой-то процент, но Светлана и ее мама будущему аспиранту и тайностроителю помогли, уговорив Вениамина Моисеевича хоть что-то рассказать по теме. Вдруг он вообще попросит рассказать о несекретном, да и они интуитивно догадывались, что секретность сведений со временем утраивается, поэтому рассказ его о 397 полку, в котором он служил в 1941 году, уже неопасен, хотя, возможно, гриф секретности с действий и истории этого полка еще не снят.

Вениамин Моисеевич под давлением двух дорогих его сердцу дам согласился на встречу и рассказ, но предупредил, что сообщит только то, что можно. Ну или то, рассказ о котором был менее вреден для дела. Ведь одной из категорий ограничения доступа к сведениям было 'Не подлежит оглашению'. Под эту категорию подходил и, скажем, план размещения в городе Среднереченске военных объектов. Один экземпляр его лежал в караульном помещении, чтобы им руководствовались караулы, чтобы они не путали, куда им идти -на склад изделий связи или артсклад.

Вот однажды старшина караульной команды вечером подал команду: 'Приступить к чистке оружия!', но вскоре обнаружил красноармейца

Кучеренко, не выполняющего поданную команду, а, высунув язык от усердия, перерисовывающего какой-то план на чистый листок бумаги. Красноармеец Кучеренко, конечно, не был подарком для младших командиров, и даже один из них заявлял, что зря в Уставе Внутренней службе нет такого взыскания, как 'Дать леща' вместо гауптвахты или наряда вне очереди. Тогда бы Кучеренко и его духовные братья шевелились бы поактивнее, выполняя приказанное. Старшина подошел поближе к Степану Кучеренко, захотел рявкнуть на 'тормоза перестройки', как сказали бы через полвека, но с удивлением, переходящим в ужас, обнаружил, что Степен перерисовывал именно эту схему размещения военных объектов городе.

А для кого? И что он с нею собирался делать (кому продать)? В итоге было около дух недель тряски для всей дивизии: кто разрешил такой документ держать в караульном помещении .когда любой мог увидеть ему ненужное, проводили ли с красноармейцами занятия по сохранению военной тайны и пр. Мало-помалу стало ясно ,что Кучеренко не шпион , а просто долбоклюй, что план в караульном помещении и прятать-то негде, что его ротный командир тоже не польский шпион, хотя и поляк по национальности, а просто жертва обстоятельств.

На ряд командиров у начальства образовалась оскомина и вырос зуб, и о том, что в Уставе нет взыскания 'Дать 'леща' пожалели немного больше народу, чем до этого события...

А когда в Особом Отделе дивизии занялись ротным командиром Хворостецким, то, кроме анкетных данных ,что он поляк, имелось и то, что за шесть лет службы он наказан за несвоевременную сдачу топографических карт после маневров, за то, что его подчиненный потерял боевую винтовку, ну и вот про эту историю с планом.

— — — —

Разумеется, его за это не посадили. Но внимание к себе он привлек и появилось ощущение: 'А что еще у него за душой есть, кроме описанных случаев? Не лежит ли в его душе, 'как борона на грязи', какой-нибудь крокодил?' И такие находились. Начальник штаба полка, что стоял в Среднереченске, оказался носящим совсем другую фамилию, а от первой якобы отказался, чтобы не быть мобилизованным в армию УНР, но так и остался при ней, хотя уже его туда никак не мобилизуешь. Но это еще полбеды, захотел гражданин поменять фамилию и поменял, сейчас разрешение императоров на это не нужно. Но выяснилось, что начштаба приписал себе участие в партизанском отряде Туза, которого не было в природе, зато есть теперь в анкетах, и оттого прибавляется лишний год службы в РККА. Но это тоже не конец, бравый 'партизан с другой фамилией' оказывается двойным агентом советской и польской разведки, причем на это он согласился с подачи разведуправления соседнего военного округа.

Так что крокодилы в темных водах отрастают до больших размеров. Самое интересное же случилось в областном центре, где бравый капитан Свиридов по наводке бывшей жены оказался сильно приукрасившим свою биографию. Он, оказывается, в Гражданскую воевал в белой армии и это скрыл. Но и это еще не конец, ведь выяснилось, что он не просто служил в белой армии, а добровольно участвовал в казни красногвардейцев и даже хвастался, что расстрелял не менее семи красногвардейцев! О прочих подвигах можно и не упоминать, одно это ставило замкомбата на край могилы, потому что в 13 части статьи мера наказания одна, она же и высшая. Так что привлекать к себе внимание нужно боевыми подвигами, а не темными деталями своей биографии. Не всем так везет, как одному человеку, что послужил генералом и в колчаковской армии, и в Красной.

Вениамин Моисеевич нынче особенно ничем занят не был, поскольку ушел на пенсию, мемуары писать еще не собрался, а цветы еще выращивать тоже не спешил. Но беседовать о своей работе в органах как-то не очень хотел. Вот если бы знакомый дочки расспрашивал об обороне Тираспольского УР или Одессы.... Так что у товарища Михновского, к у самого Анатолия было двойственное чувство-и хотелось, и опасалось.

Анатолий договорился через Свету, что придет в субботу (университет обойдется без него), а также заявил, что цель визита его научная, потому готовить угощение не нужно. Это со вздохом приняли. Но пару букетов для обоих дам он захватил, что они оценили положительно (и это слабо сказано). Мама Светы была в курсе дочкиных желаний, и ее идеи насчет брака как вообще, так и с Анатолием в частности одобряла. Свете, конечно, еще надо доучиваться, но обе возможные бабушки могли помочь в случае наступления скорого академического отпуска.

Анатолия встретили, поблагодарили за цветы, положительно оценили, что он помыл руки, предложили посидеть за столом (традиции сильнее желаний молодых людей), а затем проводили в гостиную, где ждал Вениамин Моисеевич. После этого дамы покинули комнату, сославшись на разные дела.

Вениамин Моисеевич начал после взаимного представления гостя и хозяина с того, что он действительно служил в органах перед войной и кое-что может рассказать, но гость должен помнить, что сведения о работе органов ОГПУ и НКВД-это сведения не для всех, поэтому он должен учитывать, что на многие вопросы ответ будет такой: либо ' Яс подобными вещами не встречался' , либо: 'Рассказ об этом требует разрешения разных инстанций'. Хотя времени прошло много, но, если раз еще не рассекречено, то и рассказывать об этом еще нельзя.

-Я об этом знаю, Вениамин Моисеевич, мне об этом работники архива говорили, что если фонд не рассекречен, то и все тут-пока не рассекретят, то доступа не будет. Можно даже лишиться доступа совершенно случайно. Хотя многие дела и фонды рассекречены, но лежат они, как прежде, в комнатах, куда доступ ограничен. Поэтому, если работник, в чьем попечении эти фонды, заболел или убыл в командировку, то к уже не секретным бумагам не допустят. Вот выйдет на работу сотрудница, так тогда и...А пока ждите.

-Бывает.

-Расскажите, пожалуйста, как вы попали в ОГПУ? Если снова это не секретно?

-Может, и секретно, только, раз уж я там служил и о том в анкетах писал, то говорить об этом можно. Я тогда уже прошел действительную службу и работал в типографии. Да, тогда в Красную Армию призывали не всех, кто достиг нужного возраста-армия была еще небольшой, где-то вдвое меньше возможной. Тем, кому места в рядах не хватило, оно находилось в территориальных частях, а то и вообще в тыловом ополчении. Так что служба в кадровой части -это была как бы привилегия. Да и красноармеец мог, отслужив, освоить специальность шофера или моториста, отчего его ценность для производства резко возрастала. Меня тогда пригласили в райком партии и предложили служить в ОГПУ.

Я задал вопрос, где именно предстоит служить, потому что знал, что есть городские отделы ГПУ, есть войска ОГПУ, есть также пограничная охрана, которая в ОГПУ входит. Мне ответили, что набор идет на курсы начальствующего состава, а вот что там дальше будет-они не знают. И в итоге оказалось, что это курсы начсостава ГУГБ, то есть госбезопасности. Закончил их я в городе Москве, потом была стажировка в Киеве, а потом меня направили в Камышню. Это был такой райцентр Харьковской области, район этот то упраздняли, то снова образовывали, там поработал довольно долго, потом меня в Среднереченск отправили на исправление, а потом из органов и уводили. После того я только недолго в 1941 году на фронте занимался дознанием, пока в полк не прислали штатного работника Особого Отдела. Особые Отделы в войсках занимались контрразведывательной работой. В ряде областей Особые Отделы дивизий входили в состав областных управлений НКВД. Вот один мой знакомый, Саша Грибель, числился то полковым оперуполномоченным Особого Отдела, то сотрудником 5 отдела Областного Управления. Но при этом часть дел по сотрудникам артсклада вел я как оперуполномоченный городского отдела НКВД, а часть он как полковой оперуполномоченный Особого Отдела дивизии. Хотя склады в состав дивизии не входили. Но народу не хватало, вот и работали по системе 'и швец, и жнец, и на дуде игрец'. Хотя иногда сложно было из-за незнакомства с деталями. Вот, скажем, было обвинение одного труженика склада в том, что он нарушил распоряжение начальства и отправил снаряды с взрывателем КТ-1 в войска, несмотря на указание до особого распоряжения этого не делать. То есть невыполнение распоряжений Артуправления РККА. Может, за это только выговор, может, и пять суток гауптвахты. Как начальство решит. А смысл нарушения в том, что снаряды с этим взрывателем запрещено выдавать потому, что взрыватель этот может сработать при случайных толчках и ударах. Поэтому их не разрешено выдавать до переделки. Если же сейчас, до переделки, выдать снаряды в танковую бригаду для стрельб, то взрыватель может сработать при движении танка по ямам и буеракам, да и по некоторым дорогам тоже. Сработал от толчка, произошла детонация других, три покойника в экипаже и танк разве что на лом годен. А вот почему товарищ, зная это, так сделал, и разбираться надо— может, он заговорщик, может, злостный бездельник, может, просто долбодятел. Был тоже похожий случай, где сложно понять, отчего все. Другой сотрудник, хоть и Академию Связи закончивший, но тоже нарушивший предписание, что все радиостанции определенной марки должны быть настроены на большо радиус действия. А он приказал настроить на малый радиус действия, и это мастера склада сделали. То, что это нарушение инструкций— понятно. Для чего это он приказал-честно говоря, не помню, но приказал. И что от этого произошло?

Рация-то от настройки на малый радиус действия не испортится, но есть такая сложность. Для ее настройки на большой радиус нужно что-то вроде двух суток времени и радиотехники, что будут это делать. И получается, что если завтра война, то рации нужно перенастраивать, и либо отдавать в часть, где, может, таких спецов и нет, либо задерживать выдачу раций, пока их не настроят. А на войне люди болеют, склад могут обстрелять и прочие маленькие радости случатся. Итого пара авиаполков окажется без связи. Я тут могу попутать марку радиостанций и где они стоят, но ты понял, в чем суть деяний их.