В лабиринтах темного мира. Книга 2

Пойдем дальше. Вот это ты в кабинете физики, ты уже в пятом классе, у вас есть классный руководитель и вы изучаете много предметов.

А вот это твоя новая школа, у тебя другой класс и новый классный руководитель. Вы из одной комнаты переехали в новый микрорайон и у вас маленькая, но отдельная квартира.

А вот это ты на выпускных экзаменах в школе. Ты не отличник, но школу окончил неплохо и избрал себе профессию военного. Тебя направили на учебу люди, которые занимаются тайной работой и обеспечивают вашу безопасность. Все завидуют тебе.

А вот ты в военной форме и в зеленой фуражке. Ты пограничник. Твое училище находится в Средней Азии. А вот ты уже офицер и служишь на границе с загадочной страной Иран. Там пэри, девы и сказки тысячи и одной ночи. Ты уже женат и у тебя есть дочь.

А вот это ты и уже в столице вашей страны. Ты учишься в академии и изучаешь иностранные языки. Ты будешь занимать высокий пост, но генералом не будешь, потому что это тебе совершенно ни к чему. Тебя ждут невероятные приключения, и твоя жизнь будет такой, что лучше не рассказывать о ней никому, как не рассказывает о своей военной службе твой отец.

Посмотри вот на это здание. Это ЦК КПСС, там сидит Политбюро выживших из ума стариков, которые начинают войны и преследуют всех талантливых людей, потому что талантливые люди являются фоном, на котором властители выглядят откровенно тупыми людьми. Так было и так будет всегда. И ты наблюдай за собой. Как только покажешь себя умным и талантливым человеком, то считай, что твоя карьера закончилась. Твой начальник будет тебя гнобить до тех пор, пока не докажет всем, что ты глупый и жалкий человек. Поэтому немножко тупизны не помешает, но сам окружай себя умными и инициативными подчиненными и давай им больше прав для исполнения своих служебных обязанностей. У тебя будет больше времени для самосовершенствования и продвижения наверх.

Вот там стоит лысый старичок в украинской вышиванке. Это Хрущев. Был активистом массовых репрессий в вашей стране, потом обошел на повороте всех сталинских любимчиков, стал премьер-министром и первым секретарем компартии. Рядом стоит генерал Брежнев, нынешний генеральный секретарь. Между ними стоят Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов. Они хотели сместить Хрущева за то, что он руками военных расстрелял палача Берию. Но Хрущев при помощи Жукова объегорил всех, в том числе и самого Егория Жукова, которого сместил с поста министра обороны и отправил в отставку. Хрущев разоблачил культ личности, в преступлениях которого принимал активное участие. А вот в сторонке стоят пожилая женщина и молодой бородатый мужик в военной форме. Это председатель компартии Испании пассионария Долорес Ибаррури и кубинский диктатор команданте Фидель Кастро. Тоже пассионарий. Помни их, анализируй их политику и просчитывай, что ждет страну и тебя лично в ближайшее время.

— А что такое пассионарий? — спросил я.

— Пассионарий, — сказал Он, — это человек, способный увлечь за собой массы людей для достижения какой-то общей цели в противовес существующему порядку и образу жизни. Потом ты сам поймешь, что это такое.

Я к двенадцати годам понял, что без денег нет никаких пассионариев. Пассионарность измеряется толщиной кошелька собственных накоплений или щедрости спонсоров. Как говорится: нам Сталин дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор. И от перемены мест слагаемых сумма не меняется.

— А вот это ваша страна, а там, вдали на западе такие же страны, как и твоя, и они отличаются от всех своими церквями с высокими шпилями и башнями с крестами наверху. И вот, смотри, как рядом с ними возникают высокие башни, похожие на космические ракеты и у каждой ракеты сверху полумесяц, а люди твоей веры начинают ютиться в резервациях, изгнанные со своей родины. Вот это ты и не должен допустить.

А сейчас пойдем домой, твои папа и мама заждались тебя.

Глава 6

— Проснулся маленький мой, — надо мной склонилась мама, и ее лицо было в слезах. — Как же ты всех нас напугал. Кушать хочешь?

Я кивнул головой и к моим губам поднесли ложку с теплым и невкусным бульоном. Я съел несколько ложек бульона и снова уснул.

Проснулся я солнечным утром от того, что мне в глаза било яркое солнце. Все было хорошо, только я не мог шевелиться. То есть шевелиться я мог, но моя левая нога не шевелилась. Хотя, пальцы на ноге шевелились, а нога не шевелилась. Я заглянул под одеяло и увидел толстый панцирь у меня на животе.

— Проснулся? — рядом была мама и улыбалась. — Это я у тебя гипс. Ты сломал ногу, и врачи наложили тебе гипс, чтобы ты не шевелился, и чтобы нога быстрее срослась.

— А почему я не помню, как мне накладывали гипс? — спросил я.

— Ты был без сознания, — сказала мама и снова захлюпала носом.

— И долго я был без сознания? — спросил я.

— Почти две недели, — сказала мама. — Сегодня тебя переводят в общую палату, в женскую, там тебе будет веселее.

— Почему это меня в женскую палату? — запротестовал я. — Я хочу в мужскую.

— Ты еще маленький, — строго сказала мама, — а там взрослые мужики, они курят, ругаются матом и пьют водку. Эта компания не для маленьких детей.

Я насупился и ничего не сказал.

В больнице я лежал два месяца. Лечили меня хорошо. Приезжал профессор из области, смотрел рентгеновские снимки и сказал:

— Ну-с, молодой человек, нога у вас срослась хорошо. Гарантирую, что в этом месте она уже не сломается. Мне еще сказали, что вы наизусть помните всех политических деятелей, которые напечатаны в отрывном календаре за нынешний 1955 год. Не хотите ли пройти проверку на точность своих знаний и подтвердить, что ваш лечащий врач говорит правду?

Было ясно, что профессор не верил россказням о том, что пятилетний мальчик мог помнить всех, кто руководил нашей страной в то время.

Профессор наугад открыл календарь и показал на чернявого и усатого худощавого мужчину:

— Кто это?

Я как солдат на учениях отчеканил:

— Анастас Иванович Микоян, министр внешней торговли СССР.

— А это? — и он указал на женщину.

— Долорес Ибаррури, председатель коммунистической партии Испании.

— А это? — на снимке был мужчина с пухлыми щеками.

— Маленков Георгий Максимилианович, председатель совета министров СССР.

У профессора начали подниматься брови.

— А это? — и он указал на военного с аккуратными усами.

— Климент Ефремович Ворошилов, председатель президиума Верховного Совета СССР.

— Поразительно, — сказал профессор, — а это? — и он показал на усатого человека в полувоенной форме с петлицами.

— Лазарь Моисеевич Каганович, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы.

— Все, у меня больше нет вопросов, — сказал профессор, — у вас, батенька, определённые способности ко всему. Как у него с памятью раньше было? — он обратился к моей маме.

— С памятью у него всегда было хорошо, — сказала мама, — он стихи быстро запоминает, песни, а календарь со второго раза сам называть начал, я даже сама удивилась, я и то не всех вождей знаю, а он как из пулемета шпарит.

— Вы, мамаша, насчет того, чтобы из пулемета по вождям, поосторожнее будьте, — и профессор посмотрел на присутствующих врачей, — мало ли что, не ровен час можно и на Кудыкину гору загреметь. А вам, молодой человек, за экзамен пятерка. Так держать. Тренируйте память.

Я слышал, как он в сторону говорил уходящим из палаты врачам:

— Хорошая память сейчас не достоинство, а большой недостаток, многие люди хотели бы многое забыть, да вот память подводит. Хорошо, что у парня чистая память и не забита всем тем, что помним мы.

Глава 7

В ноябре, когда выпал первый снег, я вышел из больницы, находившейся на высоком берегу старинной русской реки. На улице было пасмурно, и я ковылял с тросточкой, отказавшись от маминой руки. Она шла сзади, готовая подхватить меня. Я же казался себе взрослым и серьезным человеком, возвращающимся домой после долгого отсутствия.

Походка после двухмесячного постельного режима выправилась скоро, тросточка стала не нужна, и я снова был пятилетним мальчуганом, который носился по улице в компании тех же пацанов, с которыми я попал под машину, а вот весной будущего года случились события, о которых я и хотел рассказать вам.

В начале осени будущего года в деревню к дедушке, где я отдыхал на природе, приехала моя мама и сказала, что меня вызывают в больницу, чтобы проверить, как срослась сломанная нога. Никаких вопросов, благо я соскучился по родителям и по городу. Говорят, что все русские скучают по родине. Все правильно, но у одной части русских родина — это город, а у другой — деревня. И каждый скучает по своей родине.

По приезду домой мы пошли в больницу. Причем вместе со мной пошли и папа, и мама. Это было посредине рабочей недели, и отец для такого случая взял выходной. С чего бы это вдруг?

Осматривали меня придирчиво человек пять. Слушали, мяли, рассматривали снимки, смотрели зубы, рассматривали через увеличительное стекло глаза, измеряли давление, считали пульс после приседаний и вообще, проверяли так, как будто хотели меня послать в далекий космос к инопланетянам. А что? Пока я долечу, вырасту, стану стариком. А если послать старенького человека? Он на половине полета помрет.

Наконец, в конце дня пригласили нас в кабинет заведующего, где сидели все осматривающие нас врачи. Все как-то секретно. А к секретности нам не привыкать. У нас в городе построили крупнейший во всей Европе химический комбинат, и порядки там военные, а секретность на таком уровне, что я только недавно и из Интернета узнал, что же такое производили на этом химическом заводе. Волосы дыбом встали. А я все думал, почему это все мои одноклассники как-то так рано поумирали.

Я стоял между коленей отца, мама сидела рядом.

Главный врач спросил меня:

— Ты хочешь быстрее стать взрослым?

И я смогу делать все, что делают взрослые, и буду есть столько конфет, сколько хочу, а не сколько даст мама, растягивая лакомство на возможно большее количество дней?

— Хочу, — почти крикнул я, а мама вдруг заплакала.

— Хорошо, вы годны, — сказал главный врач, — остальные инструкции получите позднее. И держите рот на замке. А ты умеешь держать рот на замке? — обратился он ко мне.

Не знаю, откуда я это знаю, но я провел ногтем большого пальца по сжатым губам, слева направо.

— Молодец, мальчик, — сказал врач и мы вышли.

Я шел, держа за руки папу и маму, и чуть ли не подпрыгивал от радости. Но я не мог прыгать от радости, чтобы не выдать ту тайну, которую мне только что доверили.

— Ты-то чего молчал? Ты же отец, — говорила мама папе, — ты же понимаешь, что они могут с ним сделать? Ты же в СМЕРШЕ был.

— А кем я там был в СМЕРШе? — отвечал отец. — Ефрейтором в роте охраны. Я единственное знаю, что если мы где-то откроем рот, то нас шлепнут, как шлепали сотни других людей, частенько ни за что и ни про что. С кем останется старший сын? Ты-то уже лагерей хлебнула. За крошки хлеба для семьи! А эти люди из судоплатовской епархии. Ничего, что генерала Судоплатова посадили, а Берию расстреляли. Их ведомство живет и процветает. Вон, смотри, бетонный Сталин на пригорке стоит и на нас сверху поглядывает, так и высматривает, кого бы к стенке прислонить.

— Ты чего такие страшные вещи болтаешь и еще при ребенке? — сказала мама, у которой уже просохли слезы, но лицо выглядело суровым, как будто мы шли не из больницы, а с кладбища. — Забыл, что ли, как два года назад он кричал на улице: "Берия шпион". Услышал по радио, понравилось и как попугай на всю улицу. Я уж и не знаю, сколько на нас доносов написали, да видно Бог миловал, Берия действительно оказался шпионом и его ускорно расстреляли, чтобы не наболтал чего не надо, у всех правителей рыло в пуху.

Дома мать была веселая и скоро в нашей коммунальной квартире узнали, что у Андрейчика нога срослась, но нужно будет ехать в государственный санаторий для продолжения лечения. Послезавтра вот и поедет в Москву. Меня гладили по голове, приговаривая:

— Все будет хорошо. Тебя там вылечат. И нас бы кто-нибудь вылечил, эхма...

Сразу как-то сообразили проводины всей квартирой с накрытием большого стола прямо в коридоре. Русская душа иногда бывает широкая, то последнюю рубашку с себя снимет, а то во сне ножичком по горлу полоснет.

Гармонист Семеныч сидел в сторонке со своей тальянкой и наяривал частушки в предвкушении хорошей выпивки:

Я мотаню размотаю,

Подниму на потолок,

Ты виси, виси, матаня,

Пока черт не уволок.

У матани сорок юбок,

Каждая изношена,

Сорока пяти парнями

Ты, матаня, брошена.

Две матани мылись в бане,

Задушевно парились,

Были обе молодые,

А теперь состарились...

Там были еще такие частушки про матаню, что вряд ли бумага так и останется белой, если их сюда написать.

В семь часов все и сели за стол, каждый поближе к тому угощению, которое сам поставил на стол, но так, чтобы не быть далеко от того угощения, которое есть у богатеньких. Как говорится, своего поем и чужого попробую.

Первый тост за меня, за гладкую дорогу, а потом все пошло на самотек, то есть все про войну, кто и где воевал, кто и где работал, да какие трудности и лишения они испытывали, а молодежь нынешняя это все не ценит и ветеранов не почитает, сволочи эдакие.

После четвертой рюмки всех потянуло на лирику и все как один запели популярную в тот 1956 год песню:

Глухой, неведомой тайгою,

Сибирской дальней стороной

Бежал бродяга с Сахалина

Звериной узкою тропой.

Шумит, бушует непогода,

Далек, далек бродяги путь.

Укрой, тайга его глухая,

Бродяга хочет отдохнуть.

Там, далеко за темным бором,

Оставил родину свою,

Оставил мать свою родную,

Детей, любимую жену.

"Умру, в чужой земле зароют,

Заплачет маменька моя.

Жена найдет себе другого,

А мать сыночка — никогда".

После песни выпили еще по рюмке, и всем захотелось плясать. Семеныча с тальянкой оттащили на табурете в угол с твердым приказом: "играй, паскуда, гад, пока не удавили". А у Семеныча с этим и делов нет. Как лупанул "Барыню", только и ждал этого. Пробуди его среди ночи, и он сразу врежет:

На рахмановском лугу

Пляшет барыня кругу.

Только по кругу пошла,

Прибежало полсела.

Все ты, барыня, поёшь,

А почто мне не даёшь,

У меня от пения

Лопнуло терпение.

Как барыня ни будь,

Все равно её ...!

Ой, барыня, барыня,

Сударыня-барыня.

После этой частушки допили все, что было в бутылках и стали убирать со столов, но тут вспыхнула драка из-за того, чья армия была героическая. Мой отец тоже кинулся в драку: наших бьют, но мама быстро увела его в нашу комнату и положила на кровать. И та драка быстро закончилась. Дравшиеся обнялись и сказали Семенычу, что завтра помогут с ремонтом его тальянки, на которую кто-то нечаянно наступил.