Когда цветёт багульник

— Только один и только всё...

Это был страшный бой. Жестокий и бессмысленный. Бились насмерть. Из-за чего трещат копья, и дуреет мужичьё до бычьих глаз? И нечего гадать долго, конечно, из-за денег и баб. Славке всегда помогала служба в десантных войсках. Хоть какая-то польза от пребывания в армии и проведённых там лет. Научили быть мужиком и драться. А когда призвали из института, ругался. В тот год завалил сессию. Всё просто, как божий день. Влюбился, женился и должен был впрягаться в роль мужа и добытчика. Много работал и доработался, естественно. Отчислили за неуспеваемость. Пришлось послужить. Только не раз потом, после этого, он вспоминал те годы с благодарностью, особенно залетев на зону. Этот раз не исключение. Хотя с Кабаном всё не так просто. Пришлось попотеть... Опасно, но Славка решил, будет биться, а девчонку он этому уроду просто так не подарит. И дрался, до крови, до изнеможения. Кабан отступил. Матерясь и отпуская угрозы с проклятиями, он, рыча, отходил, уползая зализывать раны. Отвязав от дерева почти не живую от страха и борьбы девушку, Славка, наскребя после такой бойни ещё неведомо из каких запасов силы, понёс её к машине. Закинув ношу в кабину, вернулся, чтоб собрать раскиданные по лесу вещи: сумки, туфли. Кинув всё это ей и вытерев своё лицо от крови, сел за руль. Отъехав немного и свернув в просеку, встал. Пассажирка, сверкнув сумасшедшими глазами, попробовала выскочить из кабины.

.— Не дури,— предупредил он, вовремя схватив за руку. Огромные глазищи её от страха лезли на лоб.— Я ничего тебе не сделаю. Возьми иголку с нитками, зашей платье и приведи себя в норму. Тебе идти среди своих. Очень прошу, не говори никому об этом. Из-за одного кретина нам всем там будет не сладко. Поняла?

Девчонка, согласно кивая головой, всё же отодвигалась от него подальше. Не верила. Оно понятно.

— Бери, шей, я выйду. Да не на себе, сними.

Он вернулся через двадцать минут. Стоял за машиной и ковырял ногой сухие бугорки трав над дорогой, поднимая тем самым облачко пыли. Она сидела уже причёсанная с приведённым, более-менее в порядок, лицом. Облизнув разбитые губы, Славка влез в кабину. Ехали молча. Он довёз её до городка, но она попросила проехать ещё немного, чтоб попасть в него с тыла. Её маленький финский домик стоял последним. "Тоже дело,— подумал он тогда,— мимо штаба и казармы в таком виде идти сразу нарваться на ЧП".

— Мне так удобнее и меньше глаз на пути,— объяснила она, одарив его виноватой улыбкой, открывшей ряд ослепительно белых, ровных зубов. Таких белых, что Славки захотелось зажмуриться, как от первого снега. Зона таким жемчугом не блещет. Ямочки на её щеках при этом мило прыгнули.

"Где-то я уже это видел",— подумал он, тут же забыв об этом. Но ночью, на нарах это улыбающееся явление всплыло. Он явно её видел раньше, а может просто на кого-то похожа... Тасуя в памяти знакомых и не знакомых людей, никак ни до чего не мог докопаться, пока сосед не стал рассказывать историю о поселившихся на даче под крыльцом семейке ужей. "Я вспомнил!"— сел подпрыгнув Славка, от неожиданности трахнувшись макушкой о верхние нары. Поджав под себя ноги, он привалился к деревянной стене старого барака. "Пацанами были, кажется, в классе восьмом. Поймали ужа в парке. Принесли к друзьям во двор и пугали сопливых девчонок. Все визжали разбегаясь, а одна стояла столбом. Огромные глаза в пол лица вылезли на лоб, и маленький ротик хватал воздух, от чего ямочки на щеках пустились в пляс. Точно она. Эта тоже не орала, когда её тащил Кабан, а только кусалась и упиралась... Куда же она делась тогда? В аккурат уехала с родителями на новое место службы отца. Отец у неё, так и есть, был военным. Двор, в котором жили его друзья, состоял из общежитий военной академии. Точно, точно. Малявкой ещё была. Ввалили потом за неё, потому и запомнил. Сколько же той пацанке должно быть теперь годков 20-21, не больше. И здесь на лицо та же картина, по крайней мере, очень похоже". С воспоминаниями о московском дворе выскочили и другие. Как всё время хотелось кушать. Причём он искренне не понимал детей, которые просили родителей купить шоколадку, ирисок или пряников. Ему всегда хотелось супа или щей: наваристых с куском мяса, картофельного пюре с котлетой. А ещё, как завидовал недовольно бурчащим одноклассникам, когда их вечером, перед ужином звали родные зычными голосами домой. Его домой не звал никто. Некому было звать. И дома тоже не было. А вернуться в детский дом он мог когда угодно, хоть ночью, хоть на рассвете. Никто всё равно этого не заметил бы. Так хотелось быстрее вырасти и завести самому этот не ведомый ему семейный уют. Но увы! Он не подумал о том, что жизнь, как шахматная игра не больше и не меньше и не просчитывать ходы в ней просто нельзя. С бухты — барахты ничего не построишь, а уж семью и подавно..."

Мысли вновь вернулись к девушке в тайге. На следующий день, завидев её ещё издалека, прибавил скорость и, догнав, тормознул. Конечно, рисковал, но, во-первых, рассчитывал на то, что она его узнает и не побоится сесть в кабину, а во-вторых, надо было бегом закрепиться у неё в доверии. Поначалу испугавшись и приготовившись бежать, онемела, но мило улыбнулась, узнав его. Она так обрадовалась возможности подъехать, что ему не пришлось даже уговаривать её. Но подняться самой на высокое колесо в кабину ей было нелегко. Славка, протянув руку, втянул девушку рывком к себе.

Немного смущённо, старательно отводя от него глаза, проговорила:

— Добрый день! Спасибо за помощь. Простите, пожалуйста, вчера, я даже не поблагодарила вас.

Он не выдержал её смущения и, покашляв в кулак, назидательно буркнул:

— Не за что. Опять одна идёшь. С Кабаном шутки плохи.

Она пожала худеньким плечиком и обречённо сказала:

— Куда же деваться, надо работать.

Помолчали. Дорога ползла сквозь зелёные стены леса. Девушка иногда вздыхала или покашливала, а он делал вид, что сосредоточен на дороге. Никто не решался начать разговор.

— Послушай, ты в Москве никогда не жила?— не вытерпел он.

— Жила. Отец в академии учился, у Лужников жили.

— Сколько же тебе лет?

— Двадцать два.

Он улыбнулся. Ему очень хотелось спросить про ужей, но он, усмехнувшись ребячьему своему азарту, промолчал.

— Понятно. Получается, из-за работы так страдаешь, наверное, похвально, но глупо. И где трудимся?

Прошептала одними губами:

— В библиотеке.

Он кашлянул и приглушённым голосом спросил:

— Ясно. Дома, что сказала о вчерашнем?

Кабину тряхануло на выбоине. Она, вскрикнув, схватилась за панель. Отдышавшись, продолжила отвечать на его вопрос:

— Повезло, никто не видел, какая я пришла. А потом сочинила, что упала в квартире со стула. Полезла в шкафчик и грохнулась.

Он извинился за выбоины на дороге, как будто в них его вина и кивнул:

— Действительно повезло. Если б увидели в подранной одежде то...

— Отвертеться, было бы не так просто,— докончила она.— Я понимаю...

Смущаясь, он расплылся в благодарности и улыбке:

.— Спасибо, красота лесная, ты нас выручила.

Люба помрачнела. Рот дрогнул, а щёки побелели:

— Это вам спасибо. Вы спасли меня. Не пережила бы позора, повесилась.

У Терёхина вытянулось лицо. Сжимая до белых костяшек пальцы на руле сурово, рыкнул:

— Какая чушь. Мужик без тормоза, это ещё не повод сводить счёты с жизнью.— Помолчав, глухо спросил:— Ты замужем?

Она отрицательно качнула головой.

— Нет.

Бросив в её сторону пытливый взгляд, он назидательно пробасил:

— С романтикой надо жить осторожно. Приехали,— встал он у того же места, где высадил вчера её.— Подожди, не прыгай, ноги сломаешь. Я сниму.

Спрыгнув ему на руки и соскользнув на землю, не оглядываясь, понеслась по тропинке вверх к домам. Споткнулась, раскраснелась и поскакала опять. Он посмотрел на зелёный шёлк тайги, и ему захотелось обнять всё это руками и закричать на весь лес и во всё горло: "Какая прелесть. Я люблю всё это!" Как красиво, а ведь ничего не замечал и даже ненавидел. Теперь не хотелось клясть судьбу за то, что сюда попал. Какая яркая трава. Какие бархатные кусты в зелёных атласных накидках осины. А как распушились, кружась нарядными невестами берёзы. Вон склоны сопки желты от лилий. А здесь, над обрывом, целая поляна царских кудрей. Там, дома всё это растёт на клумбах и в палисадниках, а здесь в дикой природе: любуйся, не хочу. Завтра же надо нарвать ей кукушкиных башмачков. Прячутся, бедолаги, предпочитая тенистые участки. Особенно прелестны их нежно-сиреневые пузырьки. Непременно надо найти размером не меньше чем с кулак, а как колышет ветер сиреневую и синюю бахрому травянистого мелкоцветья... Ездил мимо всего этого не один год и не зацепило. Это ж загляденье! Какими яркими красками наполнился мир, ещё вчера ведь ничего этого для него не существовало. Срок перекрывал все чувства и восприятия.

Тихо и без последствий для него случай на дороге не прошёл, да он и не ждал от Кабана такого подарка. Понятно что обиды он ему не простил. Да Славка на другой исход и не надеялся. Кабан шипел, подначивая людей, искал любой зацепки, повода ухватить самому, были и подставы. Для Терёхина наступили непростые денёчки. Несмотря на то, что он был осторожен и внимателен, жизнь его висела на волоске. Требовалось пережить и выжить. Ему в голову не пришло сдаться самому или сдать Любу. Он был настроен только на борьбу. В основном нападения шли ночью. Он отбивался, как мог, не всегда удачно. Поэтому на его теле и лице зачастую оставлялись шрамы и ссадины, а на теле ножевые порезы.

— Это из-за меня?— переживала девушка, догадываясь о причинах драк.

— Отобьюсь, не впервой. Как хоть тебя зовут, краса лесная? Общаемся каждый день. Меня — Вячеслав, Слава.

— Люба.

"Люба, Любушка, Любаша, какое чудесное и певучее имя, как трава мелкоцветья..."

— Вот и чудно! Жди-ка ты меня, девица, с завтрашнего дня на выходе из посёлка, там, на зигзаге, при подъёме на гору. Не ходи одна, прошу... Лучше двадцать минут постоять, чем опять на Кабана напороться. Второй раз так сказочно может не повести.

— Спасибо.

— Спасибо потом говорить будешь. Когда с обоими нами всё тип-топ будет. И что ты всё заладила спасибо, да спасибо,... других слов, что — ли не знаешь?

Она знала, но боялась быть навязчивой. Неожиданно словно стесняясь, девушка принялась оправдываться:

— Понимаете, меня всё время вперёд несёт. Всю дорогу бегу, знаю весь путь до метра, а всё равно хочется посмотреть что там за поворотом. Поздороваться с рощицей, постоять у поляны цветов, которая внезапно выскочит за бугорком. Вот и бегу от поворота до поворота... Такая уж я есть.

Славка таких миражей не понимал. Опасность её ни с чем не сравнишь... и подвергать ей себя ради химеры...

— Одной ходить опасно. Неужели трудно кого-то подождать,— ворчит он, смущённый её речами.

Люба краснеет.

— Не люблю ходить в паре с кем-то, не помечтаешь...— Она помолчала. Посмотрела на него, не смеётся ли. Он не смеялся. Она продолжила:— Я люблю постоять у зарослей низкого шиповника, когда он цветёт. Это такое пахучее нежно — розовое облако мимо которого не пройти или у берёзового выступа, но... если с кем-то идти рядом, то меня не поймут...

Он улыбается и тоже непонимающе моргает: "Барышня не от мира сего, ей про одно, она тебе про другое".

Так началась их дружба. Зек Слава и его огромный лесовоз не были ей страшны. Каждый день он довозил её до городка и катил себе дальше. После нападения, она ходила в джинсах даже в жару. А в тот день на ней была короткая белая юбочка в складку и совсем открытая кофточка. Славка, завидев её на дороге в таком наряде, обалдел. "Нет, не подняться ей. Придётся подсадить",— выпрыгнул он из кабины, помогая девушке забраться. Белая юбочка накрыла его голову, отдав на показ девичью красу. Славка, аж зажмурился от такой картинки. Сев рядом с ней в кабину с трудом справился с собой. Кровь кипела, как недозрелое вино. Подумал: "Только б не брызнула фонтаном из ушей". Облив себя из фляги водой, погнал лесовоз по дороге.

— Жарко?— пожалела она обливающегося потом парня.— Хотите, я озеро покажу? Недалеко от нас есть. Очень красивое. Нашла его, когда ягоды собирала в тайге. Мы только приехали сюда. Не бойтесь, туда никто не ходит, а просека есть, подъехать можно. Это чуть ниже нас, за небольшим лужком, начинается лес, в котором и располагается живописное озеро.

Он, сбивая колючки в горле, прохрипел:

— А ваши, из городка? "Окунуться бы не помешало"

Люба, прогоняя в окно влетевшую в кабину осу, объясняла перспективы купания:

— Женщины тайгу не любят, предпочитают сидеть на лавочках и тренькать языком. Так что накупаетесь, сколько захочется.

Заманчиво. Отказаться не было сил и он кивнул:

— Ну, показывай. Хочешь поговорить?

— Почему бы и нет, если вы хотите...

Славка подумал о чём бы спросить и задал самый простой вопрос:

— Ты училась где?

— В Иркутске. Политехнический. Только закончила,— с готовностью ответила она.

Теперь уже он прогнав от неё осу, улыбнулся:

— Понял, что дальше?

— Отец увольняется, будем уезжать.

— Замуж — то почему не вышла? В женихах недостатка нет, целая часть под боком. Выбор большой, от солдат до погон.

Она отвернулась к окну, её взгляд усердно принялся цепляться за всё, что пробегало за окном. Пауза затянулась, она пожала худенькими плечиками и тихо сказала:

— Сами же сказали романтическая натура.

Он не спуская глаз с дороги, всё ж нашёл минутку посмотреть на неё. От своего отступать не пожелал:

— В армейской жизни её, как раз и навалом, одна романтика и рыцари.

Она упрямо заявила:

— Значит, мне мало... К тому же я не могу назвать себя красоткой...

— Это спорный вопрос,— улыбнулся он.

Девушка в неудовольствии наклонила головку:

— Не уверена...

— Куда теперь?— напомнил он, проехав ворота со звёздочками.

Она повела пальчиком в нужном направлении.

— Объезжайте этот мысик и в просеку.

— Есть!— весело отрапортовал он.

Поворот. Ветки хлыщут по кабине. Озеро. Оно выскочило неожиданно. Вот, если б здесь, сейчас вдруг затанцевали балерины танец маленьких лебедей, Славка не удивился бы нисколько. Такая красота раскрылась перед ним.

— Ну, как?— сверкнула восторженно глазищами Люба.

— Действительно чудесное, тянул он.

— А что я говорила!— захлёбывалась она восторгом.

Славка спрыгнул на траву. Обошёл машину. Помог ей выбраться из кабины. На миг, задержав на руках, опустил на землю. Она, прося подтвердить правоту её слов, восторженно взглянула на него. Он полностью согласен с ней, озеро не могло не влюбить в себя хоть раз тут побывавшего. Вода чище не бывает, тёплая и прозрачная. Можно рассматривать каждую травинку на дне. Со всех сторон закрытое плотной стеной леса, с отливающими различным цветом, цветущими берегами, оно пьянило и сводило с ума. Такое чувство, что если закрыть глаза, а потом открыть, то непременно появятся лебеди, а воздушные балерины примутся танцевать балет. По крайней мере, носящиеся над водой огромные яркие стрекозы, очень напоминают их. А каких только цветов Славка там не разглядел. "Очуметь можно. Весь таёжный гербарий здесь!" Жарко палит солнце. Сушит на деревьях листья бессильно свешивающиеся вниз. И ни одного облачка. Склонив усталые ветки, словно задумавшись о чём-то, стоят деревья, не шелохнуться обвисшие листья. Притихли птицы. "Как кстати искупаться бы,— отмахивается сорванным широким листом от палящей жары Люба, не спуская с него глаз.— О чём он думает, интересно?"