Сделано в Оркланде!

— Поговорю с небом напоследок.

— А Эрка где?

— Спи, надоел уже. Тут он, недалеко.

Олави обнял тяжелое рубило в обшитых кожей деревянных ножнах, и прикрыл глаза.

Парень открыл глаза сразу, едва только поросшая сивым волосом лапа старика коснулась его плеча — наличие врагов поблизости никак не способствовало крепости сна. Старик жестом велел ему подниматься, не объясняя зачем — со сна, башка Олави напоминала ему самому пустой барабан, так что, собственных идей на этот счет тоже не возникло.

— Они глупее, чем я ожидал, — прошептал Грых. Свет луны едва пробивался через затянувшие небо тучи, но его парню хватило, чтобы разглядеть ухмылку на роже деда — Идут за нами!

— Кто? Люди? — прошептал в ответ Олави, судорожно оглядываясь. Глаза у него были поострее стариковских, но в серой мгле он ничего подозрительного не заметил.

— Нет, девы небесные, явились спросить: "Как там Олави молодой, не надоело ли ему утешаться на сухую руку?" — шепотом съязвил оказавшийся тут же Эрка — "А то, дескать, давай поможем отроку, пока мозоли не натер?"

Парень хотел было огрызнуться, чему воспрепятствовал старик, поднеся кулак прямо к его носу.

— Вон, смотри, — прошипел он, указывая пальцем — Свет!

Приглядевшись в направлении, указанном одноглазым, Олави и вправду увидел: несколько оранжевых светлячков то исчезали, то появлялись вновь.

— Фитили громыхалок?

Кривой молча кивнул.

— Неопытное мясо, — осклабился Эрка, и Олави был с ним полностью согласен: ночью любую искру видно за многие и многие ярды, а нападать в сумерках на неплохо видящих в темноте орков и вовсе глупо. Бойцы из Нортфольда предпочли бы дождаться утра и навалиться скопом, да с разных сторон, а люди с востока Остмарки не так уж и часто встречались в бою с детьми Оркланда.

— Мы многих заберем с собой сегодня, это будет славная ночь! Сделаем так, — принялся командовать Лысый — Грых, бери мелкого ("мелкий" был шире и тяжелее самого Эрки, хоть и пониже ростом, но тут речь шла больше о возрасте), встречайте людей у родника — старик кивнул — Я обойду их по краю рощи, и нападу сзади. Если побегут — вырежем всех!

Олави сомневался в эффективности такого плана. А если воины людей мясо пустили вперед, а сами тихонько заходят с других сторон? Хватило же у них хитрости подстеречь ватагу! Но с другой стороны, Эрка — опытный воин, он знает лучше, и Кривой с ним не спорит, так что сомнения свои молодой полуорк предпочел оставить при себе.

В ожидании схватки парня начало ощутимо потряхивать — ожидание драки многократно хуже нее самой! Не то, чтобы страх — хотя, если уж быть честным перед самим собой, то и он тоже, просто как-то сразу навалилось осознание того, что рассвет он может и не пережить, а тело Эрвига, которого он почитал за старшего брата, валяется где-то в степи, без тризны и погребения... В горле парня встал противный ком, на глаза навернулись слезы, хуже ему было только тогда, когда люди Нортфольда убили его отца. Но тогда рядом был Эрвиг. Он забрал осиротевшего орчонка в ватагу, и никому не давал в обиду: отец Олави приходился ему то ли дальней родней, то ли хорошим другом. Он и Грых учили его драться, владеть оружием, не бояться крови и правильно жить.

А теперь Эрвига нет!

Соленая капля прочертила дорожку по щеке, и парень, насупившись, протер глаза кулаками.

Он не баба. И плакать, как баба, не будет.

Эрвигу трудно будет уйти на небо, если к земле его станет тянуть корыто с его, Олави, соплями и слезами. Лучше, когда они вскоре встретятся у небесных врат, Олави отдаст ему в услужение души всех людишек, которых ему удастся убить этой ночью — так будет правильно!

Поэтому, надо накрошить их побольше.

Парень провел ладонью по широкому обуху рубила: тяжелый прямой расширяющийся к острию клинок с односторонней заточкой принадлежал его отцу. А до того — хотелось бы сказать "его деду", но нет — отец его у кого-то отнял. Колоть такой штукой, конечно, что с седла, что, спешившись, было несподручно, зато рубить — самое то, что нужно, хватало бы силенок, а уж на их отсутствие Олави пожаловаться не мог. Плохо, что такая славная вещь достанется людям.

Судьба, однако...

Жалко будет расставаться с этим миром — хорошо тут. И холодный ветер, шуршащий ветвями кустов, неприятно холодящий парня, и луна, которую почти не видно из-за туч; конина, которую Эрка снова не дожарил, и даже этот отвратительно булькающий ручей, журчащий сквозь кусты свою вечную песню о бренности бытия и о том, что недавно выпитое вино начинает проситься обратно... Олави будет скучать по всему этому.

Кстати, об "отлить"...

Планы парня нарушил отчетливый шорох отодвигаемых веток, раздавшийся неподалеку. Из-за соседнего камня, в тени которого прятался, выглянул Грых, он молча указал парню своей широкой саблей в направлении источника шума. Олави пригляделся: старик привязал рукоять оружия к ладони ремешком, и парень с досадой подумал, что ему следовало бы сделать то же самое. Хотя... У него еще есть лук, и аж две стрелы к нему!

Спустя несколько томительных мгновений, тянувшихся, словно патока, показалась фигура ночного гостя.

— А под плащом-то у него кираса, — отметил про себя орк, но на это плевать. Олави будет рубить его в другие места!

Фигура замерла, прислушиваясь, рядом с ней почти бесшумно возникла вторая, с длинным прямым клинком, предусмотрительно зачерненным. Третья, четвертая... Невдалеке показались знакомые рыжие светлячки — один, два... Вон еще и еще...

— Хууурррааа!!! — рев Лысого Эрки донесшийся откуда-то с дальнего края рощи, разорвал тишину, и тут же его перекрыл отчаянный вопль, переходящий в визг.

— Кто-то вернется домой не весь! — с удовлетворением подумал парень. А еще подумал, что все-таки он, Олави, был прав: люди обхитрили Лысого, и пришли минимум с двух сторон.

Это же сыграло с ними злую шутку: когда первая партия вражин, треща кустами, ломанулась на звуки драки, Олави дернулся было за ними, но был остановлен страшной гримасой Грыха — тот жестами указывал ему ждать, ждать его сигнала...

И когда, сопя и топоча, к ним приблизились приотставшие стрелки, он подал этот сигнал: молча вывернулся из-за своего валуна, одним движением отмахнул руку в локте одному ночному гостю, с оттяжкой рубанул по спине другого и резким выпадом распорол горло третьему. Олави тоже не стал орать — если молчит старик, значит, это для чего-то нужно, но души можно собирать и молча! Хотя, что толку блюсти тишину: в роще как-то сразу стало шумно и многолюдно.

Тетива дважды щелкнула по кожаному наручу, и двое из числа преследователей осели на землю, битые в лицо. Стрел больше не было.

Зато осталась добрая сталь!

Ближайший к Олави стрелок, успевший заорать и развернуться к старику, настолько удобно подставил спину, что не воспользоваться этим было бы грешно: тяжелое и острое орочье рубило с сочным хряском почти отделило пустую головенку человека от остальной требухи, а его сосед, уже вскинувший громыхало к плечу, получил рукоятью в висок и пару ударов рубилом вдогонку.

Как же здорово биться, когда ты хорошо видишь врага, а он тебя очень плохо!

На сердце парня стало вдруг легко и свободно — все тяжкие мысли испарились. Эрвиг будет им доволен!

Однако стрелки людей трусами не были, да и не всем из них так уж мешало отсутствие света: с очередным противником полуорка — одним из вернувшихся людей из первой партии — пришлось изрядно повозиться. Человек в плаще, стеганой куртке и шляпе был, пожалуй, поискуснее самого Олави, и успел достать того пару раз, но допустил ошибку: подставлять под удар тяжелого орочьего рубила свой узкий клинок ему все же не стоило: с жалобным звоном лезвие его меча переломилось. Бросив рукоять с эфесом и недлинным обломком в лицо парню, он успел, было, схватиться за кинжал, висевший на поясе, но Олави рубящим ударом развалил ему бедро, и следующим — по лицу — отправил туда, где каждому воздастся по делам его.

Олави срубил еще одного человека, только что разрядившего громыхало наугад, ткнул острием рубила в лицо другому. Человек с воем согнулся, зажимая лицо руками, и тут же осел на землю, уже молча: трудно завывать, когда у тебя отсутствует полчерепа.

— Олааавиии!!!

Парень оглянулся и сквозь ночную мглу и вонючий пороховой дым, затянувший полянку, увидел, что на старика с рычанием и руганью наседали сразу трое. В темноте они здорово друг другу мешали, и неважно видели цель — только поэтому Кривой был еще жив. Ну и еще потому, что, будучи уже преклонных лет и без одного глаза, он все еще оставался орком.

— Олави! Где ты, кусок дерьма?!! — старика загнали в ручей, он отчаянно отбивался, уже не помышляя о нападении.

Полуорк рванулся к Грыху, в несколько огромных скачков добежал до свалки, достав еще кого-то по дороге. Сверху вниз — и наискосок, в основание шеи одному противнику деда, и могучий пинок в крестец другому — старик встретил того ударом ножа, зажатого в левой руке.

И тут же получил несколько дюймов отличной людской стали в грудь. Удачливый боец провернул клинок в ране, вырвал лезвие наружу, но повторить успех не успел: орочья сталь, разогнанная могучими мышцами полуорка опустилась на его плечо, разрубив ему ключицу.

— Сзади! — прорычал старик.

Олави резко развернулся назад с ударом, и тут же ослеп и оглох: человек разрядил громыхало почти что ему в лицо — висок обожгла острая боль, а лицо опалило. Парень с ревом наугад рубанул крест накрест, куда-то в направлении врага, и вторым ударом попал, как ему показалось, в мягкое, но тут же получил по роже прикладом, да так, что искры из глаз посыпались.

А дури у стрелка оказалось изрядно — орк отшатнулся, башка гудела, словно колокол, по лицу потекло что-то липкое, а в коленях образовалась нехорошая слабость. Сделав несколько неуверенных шагов куда-то вбок, парень зацепился за кусты, и рухнул в них, как мешок с дерьмом, еще и провалившись рукой, выставленной перед собой, в какую-то нору.

Сейчас... Вот сейчас огребу... — стучало в башке полуорка, предательские мыслишки, пополам гулом и грохотом наполняли его котелок, готовый расколоться на части — Сейчас... Сам себе он напоминал жабу, которую переехали телегой — такой же жалкий и беспомощный.

Однако вместо холодной стали на его загривок опустилась лапа старика.

— Живой? — в груди Кривого Грыха клокотало, он закашлялся, сплюнул темный сгусток — Вставай, потеха еще не закончена.

Олави вставать не хотелось. Хотя в глазах немного прояснилось, но звуки доносились до него, словно сквозь толстое одеяло, а едва удалось принять вертикальное положение, его повело в сторону, и не подставь ему плечо старый Грых, захрипевший от усилия, целоваться бы полуорку с землей снова.

— Что теперь, дед? — Олави смог, наконец, утвердиться на ногах — Люди кончились?

— Это мы с тобой почти кончились, а люди все продолжаются! — криво ухмыльнулся старик — Пойдем, Эрка там... Тоже кончается.

Старика шатало, левой рукой он держался за бок, и выглядел хреново.

Они не успели: шум боя уже затих, и с противополжной стороны рощи доносились лишь стоны, чей-то скулеж и отрывистая речь людей.

Небо потихоньку прояснялось — близился рассвет.

— Эрка? — парень посмотрел старику, устало прислонившемуся спиной к стволу дерева, в лицо — тот сумрачно покачал головой — Тогда пошли, дед, зарежем кого-нибудь еще. Про нас сложат легенды!

— Нет, Олави, — Кривой Грых оскалился — Я, кажется, все...

Он медленно стал съезжать по стволу вниз, парень подхватил его и помог сесть на мох.

— Что все? — полуорк соображал с некоторых пор очень туго, еще хуже, чем обычно — Ты чего, дед? Мне одному никак!

— Кончился я, кажись... Совсем, — старый орк убрал левую ладонь, которой зажимал правый бок, под ладонью обнаружилось здоровенное входное отверстие пули с черным пятном запекшейся крови вокруг, — Одна дырка еще ничего, а для двух я уже слишком стар, — он устало прикрыл уцелевший глаз.

— Дед, эй! Вставай, дед!

— Эрвиг — козел... Встречу его у небесных врат, разобью ему всю морду в лоскуты...

Последние слова старый орк просипел себе под нос, склонив голову на грудь. Казалось, он просто засыпает, выбившись из сил, как часто бывало после длинных конных переходов.

— Дед! Ну, дед! Не смей подыхать!

— Иди в жопу... — прошептал старик, едва шевеля губами.

— Дед!!!

Но одноглазый орк уже был на пути туда, откуда на все наплевать.

Настроения биться у Олави больше не было. На миру и помирать хорошо — говаривал его отец — а сейчас он остался один. Да и остатков соображения хватило понять, что воин из него сейчас, как из конского дерьма пуля: от чиха свалится. Да его даже рубить не надо — плевком с ног собьют. Навалилась усталость, исподволь копившаяся последние дни, саднили несколько неглубоких порезов, сильно кружилась голова, а в глазах все плыло, словно винища дурного перебрал.

Не боец он сейчас.

Что там Эрка про медного быка говорил?

А, к демонам все, и людей, и быка...

Парень развернулся, и, пошатываясь, побрел обратно, к ручью.

— Хер вам на рыло, человеки, а не моя башка — бормотал он себе под нос — А вот хер вам всем березовый, с занозами! И тебе хер! — прорычал он стонущему стрелку, обнявшему единственной рукой деревце, вместо второй у него наличествовала культя, криво перетянутая ремнем, узел на котором он пытался затянуть зубами — Для тебя железный! — парень ударил его ножом под ложечку — брони тот почему-то не носил.

Непростые, кстати, люди-то были, — вяло подумал полуорк, вытирая нож о багрового цвета, богато вышитый золотом плащ уткнувшегося лицом в мох человека, такие же плащи были на остальных стрелках, чьими телами украсились древние развалины.

Где там та дыра, которую он нащупал, когда ему об голову расколотили приклад громыхала? А, вон, аккурат под кустом.

Олави рукой отодвинул пласт дерна — действительно, лаз напоминал чью-то нору.

Главное, чтобы плечи пролезли.

С трудом Олави протиснулся в щель — действительно, нора. Хотя звериной не пахло. А пускай даже и змеиное кубло ждет его впереди, плевать на это. Пусть от змей подохну, зато башку мою не получите — это осталось единственной внятной мыслью парня.

Зажав нож зубами, он пополз, цепляясь за стенки и протискивая тело вперед, в темноту.

Глава 1.

Я лежал в воде, и мне было плохо.

Ледяная вода затекла уже везде, и от холода онемело все тело, однако, встать не было сил. В голове, будто гильдия кузнецов обосновалась, устроила там себе общий цех и приняла большой заказ, и взялась за его исполнение со всем рвением. Жутко ныли ребра, им вторил хребет.

Ужасно хотелось блевать, но, хотя мне, похоже, и было чем, я пока держался, стараясь игнорировать настоятельные позывы желудка: есть проблемы и посерьезнее. Устроить себе промывание я всегда успею, гораздо важнее другой вопрос — а что я тут делаю? Лежа на холодных и твердых камнях, тело почти целиком в воде, только плечи с толстенной шеей, и тем, что на ней надето — снаружи.