Сделано в Оркланде!

Сделано в Оркланде!

Пролог.

Все как-то вдруг разом пошло наперекосяк, а ведь как хорошо начиналось...

Грых Кривой, одноглазый старик, за неимением иных кандидатур исполнявший в ватаге обязанности шамана, лекаря, предсказателя, кашевара, шорника, коновала... да много кого (за то и таскали с собой, несмотря на преклонный возраст) говорил: удачи не будет. Он до хрипоты спорил с Эрвигом — атаманом банды, благо к старику тот старался прислушиваться, доказывая, что затея наша гиблая. Тыкал пальцем в видимые только ему пятна на печени и сердце последнего из оставшегося у них барана, находил недобрые предзнаменования в вое волков и карканье ворон. Он взывал к известным только ему духам, услаждая тех чудесными ароматами благовоний, небольшой запас которых взяли с последнего распотрошенного каравана, и в завихрениях дыма, что плотным столбом поднимался из священного костра, видел наши кости, которые весной, как стает снег, достанутся местной живности. Видел тяжелые железные кандалы на тех, кому не повезло пасть в бою с пограничной стражей — им предстояло потешить население какого-нибудь задрипанного городишки своими предсмертными воплями, ибо слишком уж на них обозлился правитель сего безблагодатного края, чтобы отправить на рудники, как полагалось бы проделать с обычными разбойниками.

Настолько обозлился, что поднял в седло всех, до кого смог дотянуться своей волей и властью. Пограничная стража, отряды королевских конных стрелков со своими громыхалками, пришедшие из соседней провинции, шайки мелких владетелей с челядью и наемниками, польстившимися на обещанную награду... Слишком много злых людей для пары десятков детей Оркланда, из которых уже почти все ранены.

Но что поделать — любой обидится, увидев ободранный до нижнего белья труп своего старшего сына.

По крайней мере, он, Олави, обиделся бы точно.

Ну, кто же мог знать, что такая птица может путешествовать с заурядным купеческим караваном? Да еще и без свиты — не считать же за нее всего лишь четверых охранников, и купеческая стража тоже не в счет.

Да, это была славная схватка, — добрый шматок баранины, нанизанный на пыряло, дразнил ароматами молодого полуорка, и в предвкушении тот улыбнулся, — Хороший бой, славная добыча. Сын наместника был хорошим воином, и дрался так, будто и не человек вовсе, а самый настоящий орк, ничем не хуже самого Олави: выстрелом из маленького громыхала наповал уложил одного из братьев, и своим длинным узким, но очень острым мечом подколол еще четверых, хорошо не насмерть. Им собрался, было, заняться сам Эрвиг, но он, Олави, тоже не пальцем делан — всадил человеку тяжелую свою стрелу прямо в рожу: кожаная шляпа, красовавшаяся у того на голове, защитой послужить никак не могла.

Да, хоть молод Олави, и не слишком-то умен, но силен и ловок.

И никогда не промахивается.

А потом, торговец-недобиток, что пытался (вот наивный!) притвориться мертвым, в жалкой (и бесполезной) попытке купить себе жизнь рассказал, что за оленя свалил Олави, и по скисшей морде Эрвига всем стало понятно: грядут неприятности.

— А что мы будем жрать, старый?! — до парня донесся вопль атамана, который, наконец, потерял терпение — Золото? Железо? Коней? Землю? Друг друга? Запасов не хватит и до новой луны, а не то, что до весны! Но гораздо раньше сюда придут люди, а нас слишком мало, чтобы драться!

— На восход идти — смерть! — твердил старик, смесь усталости и отчаяния отражалась на его лице, изборожденном шрамами и морщинами.

— Оставаться тут тоже смерть! — в ответ прорычал ему Эрвиг — А в предгорьях Ожерелья, может быть, и оторвемся от людей! Возьмем на меч деревеньку какую, подальше, может и перезимуем. А весной вернемся с добычей.

Олави был с ним, в принципе, согласен: запасов небольшого хутора на пару-тройку семей, на который посчастливилось наткнуться их банде, надолго не хватит. Но и Кривой Грых ошибался не так чтобы очень часто, к нему стоило прислушаться. Рядом заворчали братья.

— Ты, Эрвиг, привел нас сюда, — прожевав кусок недожаренного мяса, гулко, словно из бочки, пророкотал сидящий возле костра Тойво Медведь — А теперь не знаешь, что делать?

— Закрой пасть, Медведь, — огрызнулся атаман — Бывало и хуже.

— Не бывало, — не согласился с ним Тойво — Раньше твоей удачи хватало не собирать нам на хвост людей с целой провинции. Твоя задумка — бычье говно, это тебе еще в Оркланде Гирд Косматый сказал...

— Я тебя за яйца с собой не тащил! — вызверился на него Эрвиг, лапнув богато украшенную золотом рукоять трофейного клинка — А бычье говно пусть Косматый жрет на ужин, когда увидит нашу добычу!

Тут Олави был с ним абсолютно согласен: взяли богато.

С его, Олави, долей он купит себе все, что пожелает: лучшего коня, хорошую броню, выкованную людскими кузнецами. Хорошее рубило взамен нынешнего тоже не помешает, хотя, и это очень неплохое. Можно взять жену, или даже двух — золота хватит купить столько скота, сколько понадобится, чтобы всех прокормить. Или — тут стоит подумать — а не пойти ли под руку людского владыки? Купить лен с поместьем, пусть людишки-крестьяне ковыряются в земле и платят правильный налог, а он, Олави, продаст свой лук, стреляло и острую сталь людскому князю, или кто там у них главный, и будет верно служить в страже или дружине за серебро. Многие из народа так устроились, да... Люди любят нанимать детей Оркланда себе на службу — не тягаться хилым человекам с ними в воинском мастерстве. Разве что из громыхал своих пальнуть и могут... Но пока людь-стрелок громыхалу перезаряжает, его на столько кусков накрошить можно, что не хватит пальцев сосчитать! А на крепкого телом и духом сына Оркланда одной пули может и не хватить, так что, рубило все-таки надежнее. Однако громыхалу Олави себе тоже купит — полезная вещь. Шумная, вонючая, долго заряжать (и черный порошок для заряда пойди еще найди!), бьет от силы на сотню шагов, но пригодится. С громыхалкой его служба еще больше стоить будет. Поэтому он купит себе лучшую!

Но и Медведь тоже был по-своему прав: план Эрвига — не поднимая лишнего шума, таясь, пересечь Нортфольд (северная провинция одного из людских королевств), благо тот богат лесами, и, повернув на восток, выйти к границе соседней провинции — оказался... Не то, чтобы совсем говенным, просто не повезло.

Вся соль задумки заключалась в том, что людям Нортфольда было бы, чем заняться и без охоты на небольшой отряд Эрвига: по их душонки собралась большая компания, поведет которую удачливый вождь, Гурд Топор, не терпевший до сих пор поражений (по крайней мере, Олави о них не слышал). Предлагали и Эрвигу с ватагой присоединиться, но тот оказался хитер. Зачем губить братьев на стенах фортов и крепостиц, если можно этого не делать, а добычу взять ничуть не хуже, а даже, может быть, и лучше, чем в нищем Нортфольде? Народ там крепок, с копьем, мечом и топором как обращаться — знает, стены высокие... Тем более, как заполыхают первые селения людей, так и с соседних провинций люди воинов туда пошлют, все легче будет.

Гирд Косматый — старый друг Эрвига — затею не одобрил, назвал коровьими экскрементами и Эрвигов план, и то, что у самого Эрвига между ушей давно засохло.

— Добычу-то может, и возьмете, — сказал он, — А возвращаться с ней придется через кишащий воинами людей край, да еще и с погоней на хвосте.

Главное — взять, а уж как унести, он, Эрвиг, знает лучше, чем кто-либо еще, ответил старшой, и братья поверили в его удачу.

Два торговых каравана они взяли на клинок, вырезав их до последнего человека, брали только самое ценное, следы хорошо прятали, гуляя по всей провинции, а на третьем их везение кончилось. Эрвиг беду чуял и без карканья Грыха, и попытался увести ватагу обратно к южным границам Нортфольда, но не сложилось: дважды они пытались прорваться, но оба раза встречались с большими отрядами людей, в схватках с ними от ватаги осталась едва ли треть, а большую часть добычи пришлось бросить. И единственный путь, остававшийся открытым, был еще дальше, на восход. Через лесостепь, к отрогам Небесного Ожерелья. В местах тех Олави не бывал, но надеялся на мудрость старика Грыха и удачу Эрвига.

Мудрость и удача, раз уж нет силы отбиться от погони, иначе же — крюк под ребро и вдоволь времени, чтобы насладиться видом окрестностей с высоты крепостной стены какого-нибудь города людей. Хотя, долго наблюдать не получится — вороны быстро без глаз оставят.

В боках неприятно зазудело.

— Хватит жрать! — старшой устал от бессмысленных споров — Кто хочет жить — на конь. А тот, кто хочет испытать свою удачу, и не верит в мою, тот может идти на все восемь сторон. Или оставаться тут и ждать людей.

Ватага разделилась, и меньшая часть решила попытать счастья, и укрыться в лесах, а Олави... Сколько себя помнил Олави, рядом всегда был или Эрвиг, или одноглазый Грых, заменившие ублюдку орка и человеческой рабыни и мать и отца. Перед Олави никакого выбора и не стояло.

Удача — это такая интересная и сложная штука...

Ее не пощупаешь руками, не купишь за меру золота и не продашь за три, и не обменяешь на самое дорогое рубило, даже за самый лучший лук или самое точное громыхало тебе не отсыплют немного.

Ее нельзя подарить или отнять.

Ее не может быть мало или много, она не велика и не мала — она просто есть.

Или нет.

Когда из небольшого распадка, удачно укрытого высокой, уже пожелтевшей по осени травой, по их маленькому отряду почти в упор грянул залп людских громыхал, Олави понял: удача Эрвига иссякла. Причем, по разлетевшимся кровавыми брызгами башке старшого стало понятно, что кончилась она вся разом, до донышка. Кого-то из братьев крепко задело, его истошный вой перекрывал и отчаянное ржание раненых лошадей, и слитный рев людей, лезущих в клинки. А под Олави зашатался конь. Растерявшийся парень лапнул, было, лук в чехле у седла (даром, что стрел к нему оставалось всего две), но тут же в голове зазвенело от оплеухи, которую ему на скаку отвесил старик — и в мозгах моментально прояснилось.

— За мной!!! — проорал тот — Дурак, за мной!!!

Парень послушался, врезав пятками по конским бокам. Старик мудр, он знает, что делать. На секунду оглянувшись, Олави убедился, что их ватаге пришел конец. Из полутора десятков братьев за ним следовали лишь двое — Эрка Лысый и Беззубый Мика, который едва держался в седле: правая сторона его куртки стремительно намокала от крови.

Главное — продержаться до ночи, а там будет шанс.

О том, что делать дальше, парень не думал. Грых знает, он опытный. Спросит духов, те подскажут. Он что-нибудь сообразит, ведь Олави рано умирать. Он и не пожил еще, мало славы собрал, мало богатства.

Парень посмотрел наверх, в небо, затянутое свинцовыми тучами. Ему рано туда, нет, все будет хорошо. Надо верить!

Конь Олави был хорош, он выдержал с полчаса скачки, таща на спине здоровенную тушу полуорка и постепенно все же сбавляя ход, и только увезя хозяина из-под острого людского железа, позволил себе пасть. Конь споткнулся, его повело вбок, и Олави вылетел из седла через конскую голову, не сломав себе хребет только из-за природной ловкости.

— Хватайся за стремя, побежишь рядом! — свесившийся с седла Эрка поднял парня с земли за шиворот, как нашкодившего щенка — Упадешь, подбирать не буду!

Мику нигде видно не было, зато пока еще вдалеке острый глаз парня углядел людей. Те не особо торопились, а им и не надо: кони у них отдохнувшие, вдоволь еды и воды, а свежайший след орков в степи увидел бы и младенец.

Так, держась за седло, Олави мог бежать очень долго, пусть и навьюченный мечом и луком. Да любой из народа мог, особенно если на кону стоит жизнь. Долго и пришлось — старый Грых, ускакавший далеко вперед, ждал их возле небольшой рощицы: в сгущающихся сумерках его конь наступил в кротовину, и сломал ногу.

— Поедим горячего напоследок, — криво ухмыльнулся старый орк, сидя на туше коня, и оглядывая запыхавшегося Олави и Эрку, слезшего на землю. Взмыленная Эркина кобылка дрожала и всхрапывала, Эрка сбил ей шкуру на боках до крови, — Плохо умирать голодным.

— Умирать вообще плохо, — согласился Лысый, ему уже все давно стало понятно, лишь в пареньке еще теплилась какая-то надежда — Но голодным хуже двукратно.

— Тогда разделай мясо, а ты, Олави, иди за водой и дровами. Тут есть родник.

Парень в замешательстве огляделся.

— Мы что, тут будем ночевать? А как же люди?

— Не волнуйся за них, — мрачно пошутил Эрка — С ними все будет в порядке.

Олави стоял и молча, словно рыба, вытащенная на берег, открывал рот.

— Они будут здесь утром, — проворчал Грых.

— А мы?!

— И мы будем здесь утром, — меланхолично ответил Эрка — И если хоть капля удачи осталась с нами, то нас не возьмут живыми, и тут мы и останемся. Ты же не думаешь убежать пешком? Или уехать втроем на этой загнанной кляче? — он махнул в сторону своей животины, от усталости у той подгибались ноги.

— Но... Как же...

— Ты можешь попробовать, но не советую. Возьмут уставшего. Дадут по башке, спеленают, увезут с собой. Увидишь столицу Остмарки напоследок.

— А...

— А там тебя давно ждет палач. Он уже быка почистил, наверное.

— Какого быка? — тупил Олави.

— Медного. В котором тебя и зажарят заживо. Знаешь, он так забавно ревет, этот бык, когда в нем запекается лопух, вроде тебя... Я увижу сегодня дрова, или нет?! — неожиданно рявкнул Эрка — Хватит пастью клацать и ветры из штанов пускать, бегом!

Олави молча развернулся и побрел в лесок, слова старших товарищей казались ему... Неправильными. Неверными. Они ошибаются! Ведь должен быть выход, нельзя так просто взять, и умереть! Это кто-то другой может сдохнуть, но не он, не Олави! Он должен жить еще долго, дольше, чем до завтрашнего утра, до седых волос в бороде. И лучше, если эта борода будет принадлежать его правнуку.

— Смотри под ноги, — в спину пареньку устало проговорил старик — Там какие-то руины, совсем старые, камней полно. Башку себе не разбей.

— Так, может, в них спрячемся? — голос парня предательски дал петуха — Вдруг не найдут...

В ответ донеслось обидное ржание Грыха.

— Там разве что мышь спрячется!

Он оказался прав.

Парень отлично видел в темноте, да и луна давала довольно света — в руинах, заросших кустарником и чахлыми кривыми деревцами, действительно не спрятаться. Остатки довольно толстых стен, ровно обтесанные каменные блоки, обросшие мхом. Под ногами кое-где угадывались плиты двора.

— Не бойся, малец, — хлопнул его по спине Грых, устраивавшийся возле одного из камней — Духи предков примут нас, я спрашивал. На вот, глотни, свое-то выпил уже, небось? — в плечо парня ткнулся костлявый кулак старика, с зажатым в нем горлышком бутыли — И спать ложись.

Олави отхлебнул — в бутылке оказалось очень крепкое густое сладкое вино. Он тут же сделал еще несколько жадных глотков, и выдул бы все — хохотнувший старик отобрал емкость.

— Ишь, как к титьке девкиной присосался! Оставь и нам. И спи.

— А ты? — в голове у парня зашумело, глаза закрывались сами собой.