Вежливое обращение, сдобренное матерными военно-морскими афоризмами, действовали на Ильича отрезвляюще. Он обижено замолкал, но через недельку — другую начинал заход с другого борта.

Перед покушением на Великого князя Сергея Александровича математик едва не сдал своих единовременников с потрахами, так ему мечталось стать то ли спасателем, то ли Спасителем. Последнее вернее. На счастье Ильич подцепил в ночлежке какую-то заразу и свалился в горячке. Скорее всего, у Ильича была ослабленная форма брюшного тифа (дома, перед поездкой в Уганду, ему вкатили пару прививок). Местное медицинское светило долго перечисляло знакомые симптомы и удивлялось, отчего они не привели к летальному исходу. Друзья тоже удивлялись, но заразу не подцепили.

После трех дней бреда Ильич вдохновенно принял заботы вдовой купчихи Настасьи Ниловны. У нее друзья снимали 'деревяшку' с печным отоплением. Для друзей это был знак свыше. Для Ниловны это также был знак. Может, и не знак, но между Вовой и Настасьей вспыхнуло большое чувство. Можно сказать, пробудилась первая в этом мире любовь! Зверев по этому поводу высказался прочувственно, с добротой, но получилось на манер матерной частушки.

Однако не только Мишенин размышлял о вмешательстве в историю, грешили этим и Зверев с Федотовым.

Мысли Бориса правильнее было бы назвать размышлизмами, столь они были неопределенны и полны сомнений. Будучи сторонником идеи социальной справедливости, он с почтением относился к выводам Карла Маркса. Вместе с тем, он весьма критично оценивал природу человека. У Бориса не было сомнений в том, что физиология человека внутренне ориентирована на противоположные начала: с одной стороны, потребность поделиться, с другой — отобрать и поработить.

Превалировало ли второе или жадность в принципе была активнее — распознать такие тонкости Федотову не случилось. Поначалу он хотел немедленно сойтись с революционерами, но вовремя одумался, осознав собственную полную безграмотность в части понимания местных реалий. Он вдруг осознал, что даже не помнит, взял ли уже товарищ Ульянов свой знаменитый партийный псевдоним. Как оказалось, его представления о героях и движущих силах этой революции также были далеки от совершенства.

В итоге он решил с выводами не торопиться, но к этому миру присмотреться. Вдруг что да придумается.

Зверев мыслил категориями морпеха, т.е. нормального молодого человека начала XXI века. На монархию, как и на идею соц. справедливости ему было глубоко плевать. Он полностью поддержал Федотова по-настоящему заработать. Но вот с гибелью Императорского флота душа морпеха была категорически не согласна. Разговоры по этому поводу порою протекали весьма бурно.

— Борис, но почему через газету не предупредить о позорной сдаче Небогатовым эскадры Императорского флота? Ведь можно же спасти несколько боевых кораблей.

— Дима, предположим, что какой-нибудь идиот-редактор опубликует этот бред. Предположим, что будут приняты меры, но, что принципиально изменится? Попробуй сам себе ответь — наличие нескольких лишних битых кораблей хоть как-то повлияют на исход сухопутной компании и условия мирного договора?

— Старый, ты не понимаешь, ведь сдача флота — это наш позор! — продолжал горячиться Зверев.

— Димыч, прошу тебя, будь трезвее. Технические решения нравственными категориями не располагают. Не сдаст Небогатов флот — погибнет еще несколько тысяч русских моряков. В итоге страна потеряет грамотных специалистов с реальным боевым опытом. В этом отношении мы России только навредим. Дим, главное даже не в этом. Ты осознай — для аборигенов поражение будет носить столь же позорный характер. Они же не будут знать, что в иной реальности остатки флота сдались. В этом смысле изменить будущее мы не в силах.

Эт ..., — Дима на мгновенье замолчал. — Ладно, согласен, твоя взяла, но почему не подсказать хотя бы, где наших обнаружат яппы?

— Революционные потрясатели, мать вашу! Вы скажите мне, старому, кто же в такое поверит и кто такое напечатает!? — Борис в волнении начал мерить горницу шагами. — А если некий сбрендивший главред и опубликует ваше предсказание, то непременно найдутся трезвомыслящие, что позже начнут выискивать, в чем еще отметились эти гребаные предсказатели!

— Вы это к чему, Борис Степанович? — влез в разговор, молчавший до этого Мишенин.

— А к тому, уважаемые, — побелевшими пальцами Борис вцепился в спинку кресла, — что, как только мы выйдем на рынок с железяками, обогнавшими местное время, так те самые очень трезвые и умные быстренько сложат 'два плюс два'. Сложат и непременно прощупают нас на предмет причастности к тем предсказаниям, а нам это надо?

— Да кому такое придет в голову, Борис Степанович! Что Вы несете? — занервничал математик.

— А ну заглохни! — неожиданно гаркнул Зверев. — Старый прав! Вычислят на раз. А конкретным пацанам надо дело поднимать. Помехи нам не нужны! Точка.

* * *

У друзей были обширные планы на реализацию своих знаний, но и здесь все было непросто. Знания математики всего лишь позволяли не умереть с голода. Статьи по психологии в перспективе могли дать мировую известность, а кушать хотелось здесь и сейчас, тем более, что знания эти были весьма поверхностны. Основные надежды переселенцы связывали с профессиональными навыками Федотова.

Первоначально переселенцы предполагали получить стартовый капитал, продавая изобретения. Увы, жизнь быстро развеяла их ожидания: суета с продажей идеи молнии кончилась провалом. Хорошо хоть куртку не распороли. Продажа новшеств больше не казалась источником доходов. Друзья с сожалением убедились, что все цивилизованные варианты кончались многолетней работой на дядю банкира и потерей темпа. Тогда-то добропорядочные (или почти добропорядочные) граждане двадцать первого века решили встать на путь, активно пропагандировавшийся на их исторической родине — на путь первичного приобретения капитала, т.е. гангстеризма. Не малую роль в таком решении сыграло отсутствие каких-либо привязанностей. Этот век они воспринимали как эмигранты, которым необходимо выжить любой ценой.

Цель была определена, оставалось найти способ. Стандартный джентльменский набор: кистень и большая дорога, банк или кубышка годились, но требовалась точная информация о мельчайших особенностях объекта и скрупулезная проработка всех элементов операции.

* * *

Подготовкой, как самый опытный, взялся рулить Зверев.

Начал он с поиска объекта с голубой каемочкой. Мотался по городу и злачным местам с сомнительной репутацией. Присматривался к богатым особнякам, прочитывал газеты. Психолог без практики знал: иногда случайная информация может дать наводку, да и конкуренты во все времена кровожадно мечтают утопить друг друга. Воровское братство таким делом отнюдь не гнушалось. Он не обманулся в расчетах и вскоре получил наводку от местных бандитов на тверских 'конкурентов'. Объектом приложения сил явился малоизвестный купец Табаков, проживающий в Твери, якобы кассир местной 'ОПГ'. За наводку московские потребовали половину взятого, а для гарантии выделили трех боевиков, считай контролеров. Боевики пока не привлекались, но в целом такая 'забота' Звереву было не по душе — можно было запросто угодить на роль жертвенного барана. Может быть, поэтому Дима вожделенно присматривался к тверскому отделению Волжско-Камского банка, а может быть, ему не давали покоя лавры знаменитых тифлисских экспроприаторов.

Федотов занялся изготовлением взрывпакетов и травматического оружия. Просто и со вкусом отпиленная по гильзу двустволка и каучук в патроне составили достойную конкуренцию травматику системы 'Оса'.

Приемку оружия обставили согласно стандартам. Федотов написал программу и методику приемочных испытаний. В них фигурировал злобный соседский барбос, терроризирующий Ильича. Были указаны кличка и предполагаемый результат воздействия. В графе 'особые условия' указывалось — подозрение не должно пасть на переселенцев.

Испытания провели поздно вечером. Результатом явилось позорное бегство 'террориста'. Позже, завидев любого из троицы, бедный Тузик улепетывал с жалобным визгом. Народная мудрость гласит: 'не пойман не вор', но поведение кобеля явно указывало на 'изобретателей'. Перед соседом пришлось проставиться, но испытания в целом посчитали успешными.

Взрывпакеты Дима окрестил 'светошумовыми гранатами'. Федотов сделал их из смеси пороха с магнием. Сера здешних спичек с большим содержанием фосфора обеспечила безотказную вспышку при выдергивании 'чеки' с серным абразивом. 'Граната' получилась надежной, вот только пожары это изделие вызывало с завидным упорством.

Кроме поиска объекта, Зверев готовил 'кадры'. Местных бандюков он решил пока не привлекать. Их роль временно досталась Ильичу.

— Доцент, ну что ты ходишь беременным дятлом? На хрена ты лупишь палкой эту деревянную куклу? Запомни. После хлопка гранаты все клиенты глухи и слепы. Ты никого не трогаешь, а пулей летишь вперед и гасишь все, что горит. Главное — спиртом не заливай. Так! Всем внимание! — повелительно командовал Дима. — Повторяем все сначала.

Сладкая парочка не предполагала, что Доцента удастся уговорить на прямое участие в преступлении, но и оставлять его в стороне не планировала. На то было много причин. В сознание Доцента всячески внедрялась мысль, что он не грабитель, а защитник. Настойчиво муссировалось воспоминание о нелепом эпизоде в полиции, куда Доцент угодил сразу после ограбления. Чтобы укрепить уверенность Ильича в собственных силах, его как бы в шутку учили и кляп ставить, и руки вязать.

К подготовке Зверев отнесся серьезно. Он буквально силой заставил отрабатывать шаблоны поведения в самых различных ситуациях: в различных помещениях, на улицах и даже в лесу. Все учились обмениваться знаками. Попытки как-то увильнуть пресекались морпехом бескомпромиссно.

— Димыч, ты не преребарщиваешь? — провоцировал товарища Федотов.

— Да-да, зачем нам все это надо и откуда в вас такое?— подхватился изрядно утомившийся Мишенин.

— Хм, вот значит как, спелись, бунт на корабле, — зловеще зашипел Димон. — Всех на рею, но прежде ... начну с конца. Часть подготовки, что Вы сейчас получаете, я поимел будучи морпехом, но по большей части в спорт-клубе, где эту науку бандюкам преподавал бывший специалист ГРУ. Теперь ответ на первый вопрос — зачем. Затем, уважаемые, чтобы при перекачке денег в ваши широченные карманы вы никого не покалечили и вас никто не зацепил. Вопросы есть — вопросов нет! Диспут, господа, окончен. Все к снаряду.

Приобретенный втридорога револьвер Дима оставил себе с резолюцией: бить будем аккуратно, но сильно! А трупов нам за кормой не надо!

Для начала скатались в Тверь, осмотрели дом 'кассира' и здание банка. Везде вычислили систему охраны, прикинули пути отхода. Через неделю поехали еще раз. На этот раз Зверев под видом начинающего уркагана заявился к Табакову наниматься 'для особых поручений'. Федотов уточнял подходы к банку. На постоялый двор Психолог вернулся смурной. Скинув 'рабочую одежду', молча хватил стопку водки и ... завалился спать. На вопрос последовал глубокомысленный ответ:

— У них гранаты не той системы.

Судя по всему, внедрение не состоялось и дело под кодовым названием 'Купец' проваливалось. Как это ни странно, но с банком просматривались реальные перспективы. Ночью охрана состояла всего из двух человек. Два усача закрывали ставни, опускали жалюзи и запирались на всю ночь. По-видимому, за зданием присматривали и городовые, но делалось это весьма небрежно. До ночных дежурств, тем более до групп быстрого реагирования, дело здесь еще не дошло. По меркам жителей ХХI века такой объект охранялся 'несерьезно', что, однако, не снимало требований к подготовке. К сожалению, автоматов и оборонительных гранат у переселенцев не оказалось.

На обратном пути наняли порожнюю 'попутку', что транзитом шла через Москву. Лошаденка попалась бойкая. Полозья розвальней мягко скользили по идущему вдоль 'чугунки' зимнику. Возница, хозяйственный мужик, был в общении прост и словоохотлив. Мельком поведал о своих семейных делах, чуть более обстоятельно — о видах на урожай. А 'поперло' вдруг из него, когда разговор коснулся 'о наболевшем'.

— Зима нонче вьюжная, лютая. В деревне у нас нехватка дров. Мужички наладились в лес за сухостоем. Тут староста донес, письмом отписал: так мол и так, воруют... .

Вполуха слушая бесконечный рассказ, друзья фиксировали все, что могло пригодиться.

Удобное место приметили еще по дороге в Тверь — на стрелке у моста через Волгу поезд едва тащился. Если от Твери уходить поездом, то тут легко десантироваться. Если добираться розвальнями — удобно сменить извозчика. Темп и инвариантность являлись залогом успеха.

У деревушки Завидово с 'водителем кобылы' распрощались. Хотя дело с 'кассиром' явно не складывалось, запланированную подготовку отхода решили не тормозить. Когда 'попутка' скрылась за поворотом, друзья припрятали рюкзаки с припасами и завернутые в холстину лыжи. В Завидово отыскали приличные сани с парой резвых лошадок. Хозяину дали задаток.

Сегодня друзья отдыхали, чтобы завтра всей компанией скататься в Тверь. Надо было выбрать объект: банк или 'кассир'. Этим же рейсом было решено забросить в Тверь спецснаряжение. О дне Красной армии так ни кто и не вспомнил. Засыпая Зверев этим фактом опечалился, но ворочать языком было уже лень.

Глава 2. Зимний экспресс 'Москва — Санкт-Петербург'.

24 февраля 1905, где-то между Москвой и Тверью.

На Санкт-Петербургский вокзал приехали на извозчике. Смешались с толпой. Пройдя главный зал, показали билеты перронному контролеру. Поезд 'Москва — Санкт-Петербург' уже стоял под парами. Под закопченными сводами гулко гуляло эхо. Два усатых обходчика с молотками на длинных ручках шли вдоль состава, на слух проверяя тормозные колодки и колеса.

Затаренный углем паровоз был при 'парадных регалиях'. Вместо привычной советской звезды сиял бронзовый двуглавый орел. Струйки пара в морозном воздухе опадали седыми усами. Две газовых фары смотрели серьезно и строго. Над высокой черной трубой слоями висел дым. Пахло сгоревшим углем, горячим машинным маслом и смазанной дегтем кожей. Кавалькада из десятка разноцветных вагонов казалась игрушечной. Это ощущение усиливалось отсутствием межвагонных переходов — из вагона в вагон переходили на станциях.

У вагонов чинно стояли кондукторы, одетые в черные суконные шинели с надраенными пуговицами. В шапке с железнодорожной символикой, они являли собой величие Императорской железной дороги.

Шум и гомон разношерстной толпы придавали картине реальности.

— Наташа! Наташенька, не отставай!

— Покупайте газету 'Вперед'!

— Эскадра адмирала Рожественского у Мадагаскара!

— Кэ-э-к стоишь, мор-р-рда?!

В этом мире Мишенин впервые ехал поездом. Глядя на обалдевшего Ильича, Зверев не выдержал: 'Ильич, закрой рот! Ты смотришься провинциалом!'