На пути "Тайфуна" 4

Закончив тщательный осмотр укреплений, Вэнс с чувством выполненного долга уселся у своей палатки на пустой ящик и безмятежно принялся осматривать остров. На севере вздымается гигантское темное облако, закрывающее гору. Там, как обычно, идет дождь. На востоке виднеются редкие дымки — видимо, догорают поселки и фермы после недавних боев. На юго-востоке все закрывает огромный черный столб, поднимающийся от горящих топливных хранилищ Порт Алена. Но сквозь гарь время от времени пробивались яркие зарницы от взрывов, и Тим заворожено смотрел на всполохи, дожидаясь, пока блеснет особенно красивая вспышка. Вот на месте большого дома появился яркий желтый шар, а потом строение вздыбилось и превратилось в черный смерч. А вот вдруг вверх взметнулась целая огненная стена. Наверно, удачным выстрелом накрыло склад боеприпасов.

Занимательные наблюдения сержанта прервали патрульные, которые привели семью беженцев, зашедшую на позиции. Женщина средних лет с симпатичным, но очень грустным лицом, две маленьких девочки в красных платьицах, и худенький долговязый парнишка, ростом почти с Тима.

Впервые за две недели увидев женщину, солдаты машинально расправляли плечи, одергивали форму и втягивали живот. Последнее, впрочем, учитывая вынужденную диету последних дней, было излишним. Пуза ни у одного человека во всей роте давно не наблюдалось.

Покосившись недовольно на гражданских, и гадая, как они вообще сюда забрели, Вэнс быстро подобрел от вида усталых детских мордашек. Да и в самом деле, куда им еще идти, если во всех населенных пунктах, оставшихся под контролем армии, очень кстати немногочисленных, беженцев и так пруд пруди. Отправить их в госпиталь? Но в полковой санитарной роте все палатки и так переполнены ранеными, а дивизионный медсанбат высадить на Кауаи не успели.

Вэнс, на правах командира, ответственного за этот участок, распорядился гостей накормить, выдал им лишние одеяла, оставшиеся от выбывших бойцов, и приказал поставить лейтенантскую палатку. Измученные дети быстро уснули, а парнишка, угадав в Вэнсе главного, попросил дать ему винтовку.

Тим устало взглянул на подростка, оценивая его физическое и психическое здоровье, и неожиданно махнул рукой. Запасного оружия, оставшегося от раненых, хватало и, достав из своей палатки винтовку и ремень с патронташем, Вэнс вручил их добровольцу.

Получив старенький Спрингфилд с амуницией, Ральф, как он представился, первым делом отщелкнул флажок предохранителя и, вытащив затвор, бегло осмотрел винтовку. Все оружие, даже запасное, в Тимовом взводе содержалось в исправном состоянии, и волонтер убедился, что чистить ружье не требовалось. Ральф надел солдатский ремень и достал из подсумка магазин с патронами, намереваясь зарядить винтовку, но сержант его остановил:

— Утром пристреляешь винтовку, а пока не заряжай.

Что такое армейская дисциплина, паренек, видимо, слышал, и пререкаться на стал, хотя было видно, что у него просто чешутся руки пристрелить какого-нибудь японца. Он сел на камень рядом с Тимом, поставил свою винтовку, с которой не желал расставаться, между коленей и попробовал завязать разговор. Это оказалось нетрудно. Вэнса интересовала, что сейчас твориться вокруг, а пареньку хотелось поделиться пережитым, и он начал рассказывать, как менялась жизнь на острове с начала войны. Как после бомбежки Перл-Харбора жители принялись скупать спички, керосин и соль, а во дворах и подвалах начали копать бомбоубежища. Все знали, что японский флот никуда не ушел, а наоборот, высадил десант на Мауи, и опасались, что враг может вторгнуться и на их остров. Матери предлагали уехать на Оаху, но она отказалась. По радио передавали о страшных жертвах от бомбежек в Гонолулу и в лагерях беженцев, где погибли десятки человек, а на Кауаи было безопасно. На перекрестках стояли полицейские, вдоль берега курсировали эсминцы, в Порт Алене разгружались армейские транспорты, а власти призывали не волноваться. Все было спокойно. А потом появились японцы, и сразу на разных концах острова. У них на острове до войны была расквартирована всего одна рота в Лихуэ, ну и еще сколько-то солдат и пушек прибыло в первые дни, но этого оказалось недостаточно.

Ральф говорил быстро, сбивчиво, перескакивая с одной темы на другую. Наверно, в обычной жизни он умел изъясняться гладко, но сейчас просто выплескивал все, что накопилось на душе.

Они не фермеры, у них никогда не хранилось больших запасов провизии. Только немного муки, круп и картофеля. Хлеб они покупали каждый день теплый, ветчину свежую, а мясо парное. Поэтому, когда большинство магазинов вдруг закрылось, появилась нешуточная угроза голода. А в лавках уже отказывались принимать бумажные купюры, только серебро и золото.

Ральф обернулся, как будто кому-то есть дело до его секретов, и доверительно склонился к сержанту:

— Ты же знаешь, серж, когда Рузвельт приказал всем гражданам отнести золотые монеты в банк, не все это сделали, хотя нарушителям грозили тюрьма и серьезный штраф. Мне тогда уже лет восемь было, и я все понимал. И вот теперь те, кто припрятал золотишко на черный день, понесли его лавочникам и спекулянтам. В банке давать серебряные доллары матери отказались, а потом отделение и вовсе закрылось, но у нас хранился небольшой запас монет дома, в шкатулке. Да еще были разные украшения, не особо ценные. Ну, в смысле, не фамильные драгоценности, и их было не так жалко. Одним словом, на консервы и хлеб им хватало.

В общем, поначалу все было терпимо. Они даже жалели местных япошек, которых власти были вынуждены депортировать из-за их агрессивных соплеменников. Японцы на острове все такие трудолюбивые, и обычно вежливые. Когда они шли под конвоем, как какие-нибудь преступники, и у всех, даже маленьких детей на груди висели бирки, им все сочувствовали.

Но затем появились беженцы. Сначала пикапы, грузовички, телеги. Потом пошли пешеходы с маленькими тележками и детскими колясками. Поток беженцев с северо-востока не прекращался, он все тек и тек, а другие люди брели им навстречу, с запада. Было страшно. Бездомных людей размещали где только можно — в школе, в церкви. Мать пригласила семью, но они лишь переночевали, а утром пошли дальше. Пешком, неся пожитки. Потом мать взяла домой маленькую девочку, возрастом примерно как их Лиза, одиноко стоявшую на улице. Как ее зовут, не знают, она не говорит. Девочка вообще не разговаривает, и не откликается на слова, только пугливо пригибается и вжимает голову в плечи, когда слышит выстрелы. Возьмешь ее за руку, идет, поставишь перед ней тарелку, ест, но в глаза не смотрит и все время молчит.

Потом поток беженцев вдруг прекратился, и это было еще страшнее. Казалось что там вообще не осталось живых людей.

— А еще, — Ральф трагическим тоном понизил голос, — мы кое-что услышали от беженцев, которым повезло сбежать из подконтрольных джапам районов. Остров большой, его весь не оцепить, и кое-кому уйти удавалось. Так вот, — парнишка перешел на шепот, — они рассказывали такие ужасы, что до сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю. Как ты думаешь, серж, это все правда?

— Вы еще всего не знаете, — честно заявил Тим. — Гражданские просто не в курсе того, что япошки вытворяют по ту сторону фронта. Так что вы молодцы, что вовремя ушли из города.

— А нас все успокаивали, — вздохнул Ральф. — Радио еще работало, расклеивали плакаты, убеждали, что к рождеству желтомордых обезьян выкинут с острова.

Тим кивал с рассеянным видом, не выражая никаких эмоций, но на самом деле слушал внимательно. Он представлял себе печальное Рождество в пыльном подвале, с немудреными подарками, под грохот случайно залетавших в поселок Элеэле снарядов.

А утром мать попросила его купить что-нибудь вкусненькое для приемыша, чтобы хоть немного порадовать. Он стоял в очереди и ждал, когда лавочник проверит серебряные доллары. К постоянному гулу канонады все давно привыкли. И тут он увидел в окно, как по дороге несется целая живая волна людей, а у них за спиной вздымается стена пыли. Ральф машинально схватил с прилавка монеты, лишь потом поняв, что это не его деньги, и напрямик, перескакивая через заборы, бросился к своему дому. Они не приготовили вещи заранее, все собирали второпях, боясь, что мост вот-вот разрушат, и только потом поняли, что кое-что забыли. Мыло вот не взяли, и жестянку с зубным порошком оставили, но хотя бы сахар и сухое молоко захватили с собой. Потом часть вещей пришлось бросить, потому что нести оказалось тяжело. Еще мать посоветовала надеть старую куртку, чтобы никто не позарился на новую одежду.

Куда идти, тоже не знали. С востока подпирают обезьяны, а к причалам не протолкнуться, да и желтые сволочи бомбят все корабли с беженцами. — Ральф помрачнел так, что даже в сгустившихся сумерках стало видно угрюмое выражение его лица. — Или обстреливают своими крейсерами, не знаю. Но утром я видел в гавани перевернутый верх дном транспорт, а от другого судна торчали только мачты. А вода вся покрыта обломками и... — парнишка вдруг всхлипнул, — и еще что-то плавает. Идти на запад, тоже не выход. У Маны японцы появились даже раньше, чем в Лихуэ.

— Там большой аэродром, — открыл маленькую военную тайну Вэнс.

— Баркинг Сэндс — уточнил Ральф, знавший все про свой родной остров. — На нем может разместиться полсотни аэропланов, а неподалеку есть еще маленький запасной аэродром.

— Да, с Баркинг Сэндс вышла осечка, — печально вздохнул сержант. — Наши сначала думали, что взлетная полоса там совершенно непригодна. Так докладывала аэроразведка, ну пока у нас еще летали самолеты. Потом оказалось, что хитрые азиаты просто маскируют полосу, имитируя разрушения, но сил наступать в этом направлении у нас не осталось. Пару раз эсминцы пробовали обстрелять аэродром с моря, однако ничем хорошим это не кончилось. Один корабль мы потеряли, а чертовы самолеты с красными кругами так и шныряют в ту сторону и обратно. Командование попыталось заслать несколько диверсионных групп, взорвать топливо или машины, но без особого успеха. Кстати, знаешь, что наши ребята увидели на Баркинг Сэндс? Немецкие бульдозеры! Мы были уверены, что Япония страна бедная, техники у нее немного, и думали, что если джапам приспичит построить или починить аэродром на каком-нибудь острове, то на это уйдут чуть ли не годы. Но их император, видимо, проглотил свою знаменитую гордость и до начала войны попросил у Гитлера строительную технику. Уж не знаю, как ее привезли, наверно на испанских транспортах. Франко же, хоть и фашист, но формально нейтрал. И в результате япошкам теперь не нужны здесь авианосцы. У них есть большие удобные аэродромы, с которых они могут контролировать весь архипелаг.

Утром пристрелять свою винтовку Ральфу не удалось. Ночью посыльный принес из батальона письменный приказ, предписывающий всей роте до рассвета выходить с полной походной выкладкой и выдвигаться к Ваимеа.

Наутро взводный сержант метался вдоль позиций, проверяя, чтобы солдаты ничего не забыли, и распекал разгильдяев, оставивших в окопах лопатку или кирку. Наконец, убедившись, что все снаряжение взяли, Вэнс скомандовал:

— Первое отделение, вперед марш!

Солдаты уходили, бросая прощальный взгляд на высотки, которые они обороняли, и гадая, почему их никто не сменяет. Ну, это уже не их дело, а командованию виднее.

Грузовиков, конечно, роте выделять никто не собирался, и добираться к новому месту расположения пришлось пешком. Но дорога все время вела под уклон, а вещмешки уже давно отощали, и довольно скоро рота подошла почти к самому берегу океана, разместившись на привал под укрытием пальмовой рощи. Вскоре подошел и весь батальон, но никто не мог точно сказать, для чего их здесь собрали. Предположения выдвигались самые разные, но в основном сходились во мнении, что их хотят вывезти с Кауаи.

Делать было нечего, и солдаты безмятежно отдыхали, дремали или играли в карты. Им принесли достаточно канистр с питьевой водой и выдали по одной банке консервированной кукурузы на двоих, так что жизнь стала почти прекрасной.

Вскоре к этой же рощице подошел еще один отряд, которым командовал измученный капитан с ввалившимися от бессонницы глазами и с темной, отвратительного бурого цвета повязкой на шее. Его бойцы были не в лучшем состоянии. Оборванные, грязные, с исцарапанными щетинистыми лицами, покрытыми сажей, они не шли, а с трудом тащились, пошатываясь, а когда им разрешили остановиться, свалились без сил на обочину.

— Да уж, видно этой роте досталось изрядно, — сочувственно прошептал Симэн, представляя, в каких переделках пришлось побывать его коллегам.

— Гарри, это не рота, — возразил Брэдли, внимательно присмотревшись к пришедшим. — Это батальон! Кажется, из тридцать пятого полка.

Симэн недоверчиво покосился на капрала, хотя за тем никогда не наблюдалось привычки подшучивать над сослуживцами:

— Ты что-то путаешь Фрэнк. Посмотри, как их мало, а командир отряда капитан.

— У нас тоже взводом командует сержант, — пожал плечами Брэдли, — хотя мы в такой мясорубке еще не были.

Поняв, что капрал прав, Гарри удивленно присвистнул:

— Не слабо же их япошки потрепали. Ничего, надеюсь этой ночью бедняг вывезут на Оаху. А наш батальон, как самое боеспособное подразделение, вероятно, поставят прикрывать погрузку на транспорты.

Фрэнк хотел снова возразить, но передумал и грустно улыбнувшись, принялся тщательно выскребать консервную банку, задавшись целью не пропустить ни одного зернышка.

Капрал оказался прав. Остатки многострадального батальона вскоре начали занимать оборону подходов, хотя из тяжелого вооружения у них остался лишь один станковый пулемет без треноги, а сослуживцы Вэнса блаженствовал до вечера, пока роте "Си" не приказали строиться.

Вскоре солдаты вышли к реке, перебрались по мосту на правый берег реки Ваимеа и, пройдя через одноименный поселок, очутились на пристани. Посмотрев на море, Тим удивленно вскрикнул, разглядев при свете луны несколько кораблей, стоявших на якоре в заливе. То, что флот осмелился приблизиться к оккупированному острову, внушало слабые надежды. Правда, тут были только эсминцы, способные быстро подойти в темноте к острову и так же быстро убраться подальше от вражеских берегов. Вместительные, но медленные транспорты посылать в опасный рейс не рискнули.

Причал был оцеплен взводом военной полиции, усиленным пехотинцами. Они пропускали лишь подразделения, назначенные для погрузки и указанные в списке, а всех прочих, в том числе гражданских, которых здесь толпилось несколько сотен, безжалостно отгоняли от пристани. А вот роту "Си", наоборот, заставили поторопиться на посадку.

— Ральф, — крикнул Вэнс на бегу, — я тебя не спросил, где твой отец. Но если он на острове, то еще не поздно передать ему весточку.

— Он в Австралии, — откликнулся парнишка. — Ему предложили работу в Дарвине, а мы должны были переехать, когда он там устроится.

— Жаль, были бы сейчас в безопасности.

Тим кивнул ближайшим солдатам, чтобы они взяли на руки девочек, сам взял под локоть их мать, и прокричал полицейским:

— Семья военнослужащего! Жена и дети офицера!