Край ветров: ....

Она бросила ему скомканную в клубок одежду.

— А как тебя сюда привезли? — спросил Рин, натягивая носки. — Или снова сама пришла, на лыжах?

— Завезли на тракторе, — сказала Кей, возвращаясь к столу.

— А электричество тут откуда?

— Все-то тебе расскажи, — хмыкнула она.

— А холодильник?

— На улице. Что, проголодался уже?

— Да так, в целом интересуюсь. Нам ведь придется тут жить какое-то вре...

— Не придется, — твердо сказала Кей. — Я отправлю тебя обратно, как только... придумаю, как.

Рейнхард замер. Кей на секунду пожалела о своей резкости.

— Как скажешь, — произнес он без каких-либо эмоций в голосе.

От этой покорности ей стало еще хуже — не понятно, почему, но спорить она не стала. Поднялась, сняла с полки остывший мясной пирог, поставила на стол рядом с вином.

Здесь, в этой дыре, ей только и оставалось, что патрулировать, заниматься рукоделием и учиться стряпать. Сети в Варзау не было, почтальон приезжал раз в месяц, стационарный телефон в усадьбе Фойля работал с перебоями. Литературные пристрастия археолога были довольно экзотичными, и, когда на третьем томе "Основ мировоззрения магов первого призыва Сороса" Кей поймала себя на том, что впадает в депрессию, она заказала у шефа портативную читалку с набором чего полегче — и вот как раз ждала прибытия агрегата вместе с почтальоном. Кей задумалась — не подождать ли, действительно, почтальона с его транспортом? Но это еще как минимум две недели. За две недели жители деревни точно заметят прибавку населения. Возникнут вопросы. Нет, не вариант.

— Угощайся, — предложила Кей, обратив внимание на то, что Рин мешкает с пирогом. — Сама пекла. Это мой пятый.

Рин удивленно приподнял брови.

— Первые два сгорели, — пояснила Кей и, выбрав кусок средних размеров, приступила к позднему ужину.

Рейнхард, судя по лицу, все еще не верил, что она на что-то такое способна. Но, увидев, что Кей не валяется на полу в корчах, тоже соизволил протянуть руку и взять кусок пирога. Откусил.

Думая, что пить ей, конечно, не стоит, Кей сделала глоток вина, разбавляя им вкус пряного мяса и соленого теста. Видимо, зачем-то ей нужен этот презренный самосаботаж. Наверное, она все же впечатлилась явлением Рейнхарда больше, чем может себе признаться.

Он сидел в углу и жевал, явно удовлетворенный пирогом, и видом своим вызывал в памяти многие сложные для понимания и принятия вещи.

Он казался слегка чужим — достаточно чужим, чтобы не хотелось касаться его даже косвенно. Кей не приходилось преодолевать никаких порывов — вот он, вот она, вот полтора метра между ними, и это — правильное расстояние.

Каким-то образом, даже после суток в настоящей тюрьме, ему удалось сохранить шевелюру — всю эту дурацкую роскошь, которой позавидуют многие эпатажные модницы, ведь выбелить волосы до такого оттенка надо еще суметь. Похоже, его богиня не лишила дитя своего последнего дара, хотя должна была лишить всего.

С того дня, когда Кей видела его в последний раз, Рин, пожалуй, стал даже краше — в смысле, краснее. Его кожа лишилась мертвенного оттенка, щеки порозовели, и даже не смотря на белые волосы он стал казаться молодым, а, точнее, его возраст и внешний вид пришли в некоторое подобие равновесия.

— Ну что, как пирог? — спросила Кей.

— Я так увлекся, что забыл похвалить, — все еще жуя, ответил Рин.

— Ты когда последний раз ел-то вообще?

— Не помню.

— Ясно все с тобой, — Кей снова отхлебнула вина и передала бутылку Рейнхарду.

Там оставалось уже на донышке — потому Кей полезла под лавку и вынула оттуда бутылку мутного зеленоватого самогона авторства Яна Фредека. Дурное решение усугубить не встретило в ее голове каких-либо моральных преград, и потому она, откупорив бутыль, все же соизволила вытащить с полки пару глиняных кружек, сработанных на удивление хорошо. К вину бы они не подошли, а к самогону — вполне.

Под лавкой же обнаружились сиропы, корица и перец. Кей насыпала всего щедро в обе кружки, полив получившееся малиновым сиропом, и пододвинула одну из чашек Рейнхарду.

— А не жирновато ли будет? — спросил он.

— Пей давай, — ответила Кей. — Тебе теперь главное не заболеть. И я таки рекомендую это как основное лекарство. Народное средство, вот это всё.

— Ладно. Сурово. Но ладно, — Рин, покончив с пирогом, взялся за кружку. — Ну, за... за встречу?

Глиняные бока соприкоснулись, глухо стукнулись. Алкоголь попытался прожечь горло изнутри, но горло оказалось прочней. Кей занюхала собственными волосами, сморщившись аж до слез, потрясла головой и выдохнула. Придя в себя, обнаружила, что Рин не выпил — он все это время с дурацкой улыбкой смотрел на нее.

— Так, я не поняла...

Рин, более не медля, опрокинул в себя содержимое кружки. Сморщился чуть — но довольно быстро отошел, глядя на Кей глазами ясными, с пляшущими в них отсветами лампы, похожими отчего-то на кружащих в ночи мотыльков.

Кей тоже засмотрелась на него, понимая вдруг, что, пожалуй, скучала по этому оболтусу куда сильнее, чем следует и чем сама она думала, или позволяла себе думать.

Это алкоголь. Точно. Та самая стадия, в которой ты расслаблен, тебе тепло и хорошо. Та, которую ты пытаешься продлить, вливая в себя еще. Значит, больше пить не нужно.

— А сейчас мы тебя укроем и ты поспишь, — сказала Кей, поднимаясь со стула. Протянула Рейнхарду руку: — Вставай. Пошли. Кровать вон там.

Он прикоснулся к ее пальцам — его рука все еще была горячее, чем следует. Кей сжала его ладонь и потянула за собой. Рин не сопротивлялся.

— Вот, — Кей указала на кровать, неряшливо накрытую мятым пуховым одеялом в черном пододеяльнике. — Прошу. Располагайся.

Рин сел, глядя на нее снизу вверх. Начал медленно стягивать с себя свитер вместе с майкой.

— А ты где будешь спать? — осведомился он.

— Я... вон там, над печкой, еще что-то вроде этажа, — Кей махнула рукой, неотрывно глядя на его голое тело, мягко высветленное отблесками пламени. Капля пота стекала прямо между грудными мышцами на мышцы живота, кожа возле стоящих сосков от холода вмиг покрылась мурашками.

— Кей, — произнес Рин, — глаза. Мои глаза немного выше. Впрочем, я не против, ты же знаешь.

Он расстегнул пуговицу на брюках, и тут Кей пришла в себя. Резко развернулась, встряхнула головой, выдохнула.

Ее подвело то, что она не ушла сразу. Считав этот миг промедления, Рин поднялся и преодолел то самое правильное расстояние, обнял ее за плечи, прижался грудью к ее спине, горячей щекой к виску.

Кей мгновенно окаменела.

Что он себе позволяет?

Да, здесь их никто не видит. Да, она включилась в его игру. Да, она ответила ему тогда, когда он обнял ее в снежном буране, явившись из ниоткуда, она не оборвала поцелуй, она обняла его в ответ.

Память о том мгновении ярче некуда.

Ну сколько можно преступать эту нескончаемую черту?..

— Я так скучал, — сказал Рейнхард. — Видит Потерянный, я не думал тебе мешать, просто, вспомнив уговор, я хотел... как бы я смог доказать тебе, что... Я должен был увидеть тебя.

Она сжала кулаки.

Ей хотелось бить себя по щекам за то, как ярко перед глазами предстают непотребные картины животной, болезненной страсти. Да, в этот момент ей хотелось, чтобы он повалил ее на стол и сделал то, что так хорошо умеет. Ей хотелось, чтобы он заткнул ей рот запястьем и навалился всем весом, так, чтобы было трудно дышать и бестолку вырываться. И чтобы то, что она только видела, можно было бы ощутить — наверное, он должен быть правда хорош в деле... и каково это, быть с ним? Вгрызаться ему в шею, сжимать коленями бока, льнуть к нему, сосредоточившись на процессе, забыв обо всем на свете...

Как сладко было бы оступиться.

Но она заставила себя не думать об этом, пока Рейнхард обнимал ее, гладя по волосам.

Она мягко развернулась, уткнулась ему в грудь руками, прижалась к запястьям лбом.

— Рейни, — прошептала Кей, — отпусти меня.

— Но почему? Зачем?

— Ну не получится ничего. Как ты не понимаешь?

— Я думал, после того, как все закончится...

— Ничего не может закончиться, Рейни, — Кей вздохнула. — Это навсегда.

— Я не понимаю.

— Я просто чувствую — ну ничего хорошего не получится. Ты... я... к чему все это приведет? Почему ты не можешь найти кого-нибудь подходящего? Что ты во мне нашел? Какая логика во всем этом?..

— Кей, — он заставил ее посмотреть себе в глаза, — я многое понял за пройденный путь. И люди — не вещи. Я не могу выбрать себе девушку по параметрам. Ну, то есть, могу, но я не хочу так. И я не буду от тебя отступаться, если узнаю, что ты... хм... не умеешь вставать на мостик, например.

Она отчаянно расхохоталась. Взглянула ему в глаза:

— Я не умею.

— Не важно. Суть в том, что все это работает не так. Я точно еще не понял, как — но "подходящесть" это не то, чем меряют людей, когда... когда испытывают к ним чувства.

Чувства. Надо же. Вот что он себе выдумал.

Кей осторожно толкнула его в грудь, заставляя попятиться и упереться в кровать. Мягко надавила на плечи — Рейнхард сел, слегка откинувшись назад. Кей наклонилась к нему, провела рукой по виску, задевая мягкие белые волосы, коснулась ключиц, скользнула по плечу, завороженно следя за своими пальцами... Да, он все еще так же красив, он все еще будто бы создан для этих дурацких и пошлых страстей, его бы валить и... впрочем, не для нее цветет этот белый пион, лунный опал.

И можно бы было взять то, что он так ласково предлагает — но толку-то? Потом будет стыдно и больно. Даже если это останется между ними. Да нет — ей уже больно. От осознания, что не может все это продлиться дольше, чем ночь. Рейнхард, возможно, обманывает сам себя — чувства, не чувства... Эта ложь завела его далеко, и пора бы ему повернуть. До того, как они переспят.

Хотя, может быть, так было бы проще.

— Ты хочешь меня, — Рейнхард поймал ее руку.

— Ты в зеркало давно смотрел? — Кей попыталась приправить голос насмешкой и, вроде бы, получилось.

— И не таких желают, при том искренне. А меня, бывало, пытались поиметь из спортивного интереса — я узнаю теперь этот расчетливый холодок в глазах. Тебя же выдает тело — зрачки, румянец, и я готов поспорить на что угодно — стоит мне проверить, как там дела с...

— Мерзкий пошлый ублюдок, — Кей вырвала свою руку из его хватки, выпрямилась. — Я просто хотела с тобой попрощаться. Завтра... нет, послезавтра мы выступаем в Кетлесс.

— И почему же не завтра?

— Нужно еще придумать, как. И да. Даже, если хочу, это ничего не значит. И ничего не меняет.

— А что может что-либо изменить, Кей?

Он смотрел ей в глаза, вглядывался, словно от ее ответа зависит всё.

— Может быть, время, — сказала она.

Кей ушла куда-то посреди ночи, или, как я догадался позже — на рассвете. Вернулась она к вечеру, принесла мешок с какими-то припасами и принялась изображать буку.

Мне, конечно, не стоило быть таким настойчивым — или, наоборот, стоило надавить? Думаю, все же, первое. Если бы я снова использовал тот же прием, что в Расколотом Замке, может быть, что-нибудь и получилось бы — но это был бы лишь результат манипуляции. Не такое согласие мне нужно и не такое принятие. Конечно, остается вариант, что, раз попробовав, она окажется на крючке — но это уже совсем клиника, нельзя такое проделывать с людьми.

Вчерашние наши разговоры были всё вокруг да около, хотя мне казалось, что я понимаю, о чем речь. Но я сказал себе без обиняков: нет. На самом деле я не понимаю ничего. Мне нужно задать конкретные вопросы, получить на них точные ответы, ну, или хотя бы развернутые.

Поэтому, когда она вернулась и села пить чай, я спросил всё, что нужно, натурально по пунктам.

Кей сказала, что это очевидно: она не бросит работу ради призрачной возможности отношений с таким ненадежным мной. И что я не стану ездить за ней по заданиям — никто бы не стал, а уж бывший маг... И что вариант, где мы изредка видимся в какой-нибудь экзотической стране, наскоро удовлетворяем потребности и снова ограничиваемся длинными письмами — не для нее, и тут я даже не думал спорить: я тоже не верю в отношения на расстоянии. Конечно, это было бы крайне похоже на романтический балаган, сама идея меня позабавила, но Кей была права. К чему нам это?

Я спросил, что именно ей такого в ее работе, не обязывают же поглощающих посвящать гильдии всю свою жизнь? На что она ответила, мол, работа, конечно, не волк, но только она одна позволяет Кей чувствовать себя живой и нужной — тут, я думаю, надо копать вглубь и знакомиться с ее отцом, который богат, чтобы посмотреть, откуда у нас такие жирные чердачные постояльцы. Я, было, заикнулся о состоянии ее отца и о том, что она могла бы выбрать какую-то более творческую профессию, на что Кей намекнула, что творческими профессиями мне нужно заниматься самостоятельно, а чужое богатство такая вещь — глазом моргнул и все пропустил, не заметив, как ты остался один у разбитого корыта в облупленной халупе на днище старого города.

Вот сдался им этот старый город! Не весь старый город — трущобы, есть там приличные тихие улочки, уютные и светлые... Но ладно.

Работа в гильдии, по словам Кей, гарантирует ей приличную старость и хорошее лечение в клиниках, сотрудничающих с целителями — осталось не подхватить вирусов или инфекций, и старость будет приемлемой. Я, было, намекнул, что до этой старости ей бы еще дожить, и напомнил, как из-за работы же она сунулась за мной в форт Лунный, рискуя всем на свете, на что она внятно ничего не ответила, — долго дула на давно остывший чай и смотрела на меня из-за края кружки блестящими и злыми карими глазами, будоражащими, как кофеин в вену и холодными, как дыра между мирами — да, я все это видел и пробовал, и знаю, о чем говорю. Вопрос, какое ей дело до целителей, если их магия на нее не действует, мы вообще поднимать не стали.

И что тут делать — действительно, непонятно. Разговор с конкретикой не оказался лучше и продуктивней разговора на эмоциях и вокруг да около.

А говорить открыто и честно, не вычитая из слов чувств и надежд мы, кажется, еще не научились.

Словом, если судить с позиции разума, Кей была во всем права, или — сумела убедить меня в этом. Имея за душой большой опыт плотного телесного взаимодействия с девушками, я практически впервые сталкиваюсь с тем, что этот опыт мне не поможет. Потому, что масштабы поменялись. Да, манипуляцией или принуждением, игрой на ее желаниях я мог бы добиться ее единожды — но смысл? Может, я буду еще полжизни жалеть, что не сделал этого, но, скорее всего, я буду думать, что поступил правильно.

В конце концов, я нашел ее, и мы поговорили наедине, как взрослые люди, обозначив позиции и чаяния. Наверное, как взрослые.

Если подумать, это — как танец двух калек-акробатов: занятно, но смотреть немного неловко. Так и наши с ней навыки строить межличностные отношения оставляют желать лучшего. И я б потренировался на помидорах — но жизнь... я немного боюсь того, что это все станет ненужным мне слишком скоро, и кроме божественной искры я лишусь единственной в жизни любви.