— Помнишь, во время войны германцы нанесли удар цеппелинами по Скапа-Флоу? Результаты были не слишком впечатляющие, но два линкора все же пришлось ставить в доки на долгосрочный ремонт. Как раз в это же время и англичане и немцы начали опыты с авиаматками и авианосными кораблями. Вот кто-то из морского ведомства и решил, что найдена панацея против нашего катастрофического отставания на море от ведущих держав. Ведь Россия десять лет не закладывала крупные корабли, а дредноутный флот начали строить лишь в разгар англо-германской войны. С этой идеей вышли на самый верх и получили одобрение от Столыпина. Вот теперь строим авианосцы — и правильно делаем! Понимаешь, Николай, ведь я кончил Морское училище, до того, как перешел в авиацию. Я могу оценить ситуацию, и как авиатор и как моряк. Не знаю, что думают большие флотоводцы, но точно знаю, что произойдет, если авианосец столкнется с линкором вне досягаемости его орудий главного калибра — потонет линкор, и довольно быстро. А что, водка опять кончилась? Непорядок!

Купе. Поэт и дама.

— Потрясающе! Вы совершили кругосветное путешествие?

— Да, получается так. Из Санкт-Петербурга в Берлин, затем Голландия, Англия. Дальше морем в САСШ: Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско. Пароходом в Японию, а оттуда во Владивосток. Осталось еще три дня и моя одиссея будет завершена.

— Как я завидую вам, должно быть вы видели так много интересного! Все эти страны, эти люди!

— Да, я много повидал, с разными людьми встречался, но где бы я не был — душа моя оставалась в России! Здесь, с моим народом стонущим под игом диктатуры Столыпина!

— Господи, да чем же Петр Аркадьевич не угодил вам? — женщина удивленно округлила глаза.

-Как мне может нравиться человек насадивший в многострадальной России полицейский режим? Уничтоживший революционеров боровшихся с самодержавным гнетом? Человек сделавший из Государственной Думы хор марионеток? Предатель бросивший на съедение врагам и православную Сербию, и прекрасную Францию? У меня есть цикл стихотворений 'Гнев народный', сейчас я прочту вам из лучшего и вы сами все поймете.

— Не надо! Я из провинции и мне все равно не понять ваши богемные штучки. У нас народ простой и про Столыпина плохо никто не говорит, живем неплохо и слава Богу! Извините, мне надо увидеть проводника!

Женщина вышла и через несколько минут вернулась с проводником и тучным мужчиной с чемоданами.

— Дама попросила место в другом купе, так что это ваш новый сосед, — проводник помог женщине вынести вещи.

— Рад знакомству, предприниматель Голованов Федор Лаврентьевич, — протянул руку толстяк.

— Владимир Викентьев, стихотворец.

— О! Знаете, у меня приказчиком тоже один стихоплет работал, так он такие матерные частушки сочинял — обхохочешься! Вы такие можете?

— Нет, — ошарашено признался поэт.

— Ну, не расстраивайтесь, у вас еще все впереди, научитесь!— ободряюще похлопал его по руке купчина, — путь до Петербурга не близкий, я какие частушки вспомню — вам все спою!

Столица Российской империи

Люди, люди, люди. Казалось, весь Санкт-Петербург высыпал на Невский, чтобы поприветствовать Лизу. Фланирующие под зонтиками дамы, офицеры с лихо подкрученными усами, чиновники в мундирах своих ведомств, продавцы папирос и сладостей ловко шныряющие между прохожими — казалось, что рядом с водами Невы течет еще одна река. На проезжую часть и вовсе было страшно ступить — множество самых разных автомобилей фырча и гудя клаксонами пытались обогнать друг друга, оставляя за собой синеватые облака выхлопов. Редкие извозчики боязливо жались к обочине пропуская стальной поток.

— Чисто муравейник! — испугано-восторженно выдохнула Лиза.

— Да, Елизавета, это тебе не Новониколаевск. Самое сердце державы! — отец даже поднял вверх палец, подчеркивая значимость слов.

Хватило полчаса путешествия по Невскому проспекту, чтобы Лиза почувствовала себя раздавленной под лавиной новых впечатлений, в то время как отец и брат продолжали вертеть головами, оживленно обсуждая всё встречающееся на глаза.

— Папа, я устала и страшно хочу куда-нибудь присесть!

— Давай отвезем тебя в постоялый двор, будешь там сидеть вместе с мамзелью — раз в столице тебе неинтересно, — недовольно пробурчал отец.

— Я просто... — неожиданно рядом с Лизой проревел мотором громадный двухэтажный автомобиль сквозь окна которого было видно множество людей сидящих внутри, — Ой! Что это?

— Автобус — новый вид общественного транспорта, — пояснил Андрей, — а этот автобус английский — марки 'Лейланд'. Их сейчас в Москве делают.

— Откуда ты все знаешь? — недоуменно спросила Лиза

— Есть такие маленькие черные закорючки, называются — буквы. И из них можно сложить не только роман 'Безумная страсть графини', как ты, вероятно, думала, но так же и газеты, и журналы в которых описываются новинки техники.

— Папа, он издевается надо мной! — топнула ногой Лиза.

— Цыц! А то сейчас оба домой отправитесь, пешком! — отец в притворном гневе свел брови.

— Давайте на таком прокатимся? Но только, чтобы обязательно наверху!

Кондуктор объяснил, что автобус идет по кольцу и через два часа они попадут на это же место. Проезд на втором этаже стоил дороже чем внизу, но зато здесь к удовольствию мужчин можно было курить. Лиза устроилась у окна и удовлетворенно вздохнула — отсюда было удобно наблюдать за прохожими.

— И почему у нас в Новониколаевске нет ничего похожего? Даже трамваев и тех нет! А город-то уже немаленький.

— Предложи отцу, пусть построит трамвайную линию. Он у нас любит всё новое и рискованное — глядишь, согласится, — подмигнул Андрей.

— Если новое дело не выгорит, то все по миру с сумой пойдем, — отец улыбнулся, казалось, что такая перспектива его совсем не пугает, — Андрей-то успел образование получить — инженер, не пропадет. А вот, что с Лизкой будет — ума не приложу. Разве что, выдать её за сынка золотопромышленника Федотова? Федотов уже подъезжал с намеками. Хотя нет — без приданого, да еще в гимназии политесам разным обучившуюся — не возьмут... Ладно, пристроится где-нибудь поломойкой.

— А ещё можно прачкой, — вторил отцу Андрей.

— Да ну вас! Буду город рассматривать, — и Лиза демонстративно уткнулась в окно.

Блистательный Петербург кончился как-то очень быстро, стоило отъехать подальше от Невского проспекта. Потянулись однообразные серые ряды домов, а прохожие выглядели также обыденно как и дома. А потом и вовсе началась бесконечная череда кирпичных заводских корпусов.

— Мы наверное уже на самую окраину заехали, — предположила Лиза.

— Отнюдь, сударыня, заводы здесь тянутся на десяток верст вдоль железной дороги, — сказал пожилой мужчина в золоченом пенсне сидевший через проход, — извините, что бесцеремонно вторгаюсь в ваш разговор, но вижу, что вы гость в нашем городе и с Петербургом не знакомы. Наш город не только административный центр империи — он её самый крупный промышленный узел. Ещё до германской войны здесь было более восьмисот фабрик. А уж когда война началась они как грибы начали расти. Думаю, сейчас под две тысячи будет, а среди них такие гиганты как Путиловский, завод Лесснера, 'Станочник', Обуховский завод, Петербургский Руссо-Балт. Каждый из этих гигантов это десятки разных производств на одной территории. Вот Лесснер — это прокат стали, завод по производству автомобилей, двигательный завод, на котором выпускаются моторы и для автомобилей и для авиации, высокоточные станки, буровое и котельное оборудование.

— Вы так это описываете, будто гордитесь этим Лесснером!

— Да, горжусь. Я работаю на нем уже два десятка лет и завод стал таким не без моего посильного участия.

— А позвольте полюбопытствовать, чьи двигатели выпускаете? — заинтересовался Андрей.

— Автомобильные — Даймлер для собственного производства, а авиационные — БМВ, их у нас лебедевские заводы закупают.

— Российских двигателей значит нет?

— А где они — эти надежные, экономичные и мощные российские двигатели? Только Руссо-Балт машины на собственных моторах делает. Так оказалось проще и дешевле купить лицензию у немцев, чем у соотечественников! К, сожалению, вынужден прервать наш разговор — пора выходить, — откланявшись, господин в пенсне спустился вниз.

— Сколько же здесь народу работает! А если все на улицу выйдут, как в девятьсот пятом? Страшно представить, — Петр Сергеевич задумчиво покачал головой.

Ветер изменил направление, дым и копоть леса заводских труб ворвались в открытые окна автобуса. Пассажиры начали торопливо опускать стекла вниз.

— Пожалуй, Санкт-Петербург мне уже надоел, — поджала губы Лиза, — сколько осталось до поезда?

— Ещё двадцать два часа, — щелкнул крышкой карманных часов Андрей.

— Как долго!

— Сейчас мы вернемся на Невский, а затем предлагаю зайти в какую-нибудь кофейню и оценить качество столичных пирожных. Глядишь, твое настроение и поправится, — подмигнул брат.

— Должна признать, иногда ты предлагаешь очень разумные вещи. Как жаль, что очень редко! — сокрушенно вздохнула Лиза.

— А в кинотеатрах крутят фильмы, которые в нашу глубь ещё не скоро доедут!

— Да ты просто искуситель! Ладно, уговорили, посмотрим, что тут за пирожные!

Петербург — Берлин

Штатский с тростью и штабс-капитан обнялись и гулко хлопали друг друга по спине.

— Сергей! Ну и усищи ты отрастил!

— Алексей! Да не колоти ты меня этой палкой по спине!

— Вот так встреча, — штатский отступил на шаг и внимательно рассмотрел друга, — куда путь держишь?

— В Варшаву, в полк. А тебя куда понесло?

— В Берлин. Предлагаю срочно выпить за нашу встречу! Пойдем ко мне — я в спальном, один как перст в купе.

— Я тоже рад нашей встрече, но вот к сожалению выпить за неё не смогу — после лихорадки организм спиртное не принимает. Так что, не искушай, — штабс-капитан немного виновато улыбнулся.

— Ладно, — покладисто согласился приятель, — с хорошим другом я могу вполне обойтись чаем.

— Что ты забыл у кайзера? — штабс-капитан отхлебнул чая и потянулся за марципановым печеньем.

— Увы, такова судьба журналиста, едем куда пошлют и идем куда посылают. А посылают чаще всего на...

— Журналист? Ты журналист?

— Да, представь себе — журналист. Творю под псевдонимом Александров. Боюсь, что если бы начал подписываться своей фамилией, то мой батюшка зарубил бы меня той самой сабелькой про которую любит рассказывать, что она подарена нашему пращуру основателем династии Романовых.

— Ты — Александров? Фронтовой репортер?

— Читал?

— Как и все, кто следил за французской компанией. Но с чего ты вдруг занялся журналистским ремеслом?

— Помнишь, — журналист похлопал себя по колену,— как конь с пророческим именем Буйный сломал эту ногу, а заодно и мою военную карьеру? Дальнейшее обучение мне, хромому калеке с палочкой было заказано. Поступил в Петербургский университет, учился на юриста. А сокурсник мой Ваня Терещенко подрабатывал криминальным хроникером в 'Ведомостях' и ещё двух каких-то газетках. А ты помнишь, я ещё в училище эпиграммы на всех писал? В университете продолжил. И как-то Ваня Терещенко и предложил мне пристроить мои эпиграммы в газету. Я подумал, а почему бы и нет? Забавно! Денег я конечно с этого ни копейки не получил, но зато развлекся. И вот летом четырнадцатого мой отец, как и положено правоверному члену Русской монархической партии и аристократу, отправился в Ниццу на поклон к малолетнему наследнику престола и своему бывшему сюзерену Николаю. И меня с собой захватил — полечить ногу на французских курортах. Правда, до курортов я так и не доехал, застрял в Париже, — Алексей плотоядно ухмыльнулся, — а ещё, находясь в состоянии легкого подпития, накатал похабный стишок про Эйфелеву башню и отправил в Петербург, в редакцию открыткой. И обратный адрес пансиона в котором остановился написал. И в день объявления Германией войны Франции получаю телеграмму от главного редактора 'Санкт-Петербургских Ведомостей' с просьбой как можно быстрей прислать хоть десять строчек про войну. Я сажусь в автомобиль и качу к границе. До границы не доехал 10 верст, оказался свидетелем того, как три немецких аэроплана кидали бомбы на маленький вокзальчик. Развернулся и ходу до ближайшего телеграфа. И оттуда передал свою первую телеграмму на триста слов ' Под германскими бомбами'. Это была первая публикация в России с театра военных действий. В общем, через неделю я уже был специальным корреспондентом шести российских газет и одного толстого журнала. Так всю войну по чужим окопам и пролазил. И ты знаешь, эта жизнь мне понравилась. Я летал на корректировщике артиллерийского огня среди разрывов шрапнели, я видел лунный пейзаж остающийся после огневого налета германской артиллерии, которым они сопровождали каждое своё наступление, на английском сторожевике я охотился за субмариной. Да и после войны занятие журналистикой продолжил. Веришь, нет, просыпаюсь однажды в Лондоне после банкета, и вдруг с ужасом представилось мне: а ведь если не тот инцидент, тянул бы я сейчас лямку ротного офицера, пусть даже в гвардии, от этого все равно не лучше.

— Значит, повезло тебе избежать страшной участи армейского офицера...

— Не обижайся, и не принимай на свой счет, просто у каждого своя судьба. Мне моя нравится. Хотя было время, когда я, молодой, плакал в подушку, и мечтал пристрелить этого коня. Что это мы все обо мне, да обо мне, давай лучше о тебе поговорим. Как ты, женился, или нет, дети?

— А как же, все как у людей — жена, трое детей. Вот служу в Царстве Польском, начштаба батальона.

— В Польше значит, да, тяжеловатый здесь народец. Как думаешь, если начнется завтра с немцами война — в спину стрелять будут?

— Есть тут оголтелые националисты — эти, если такая возможность подвернется, раздумывать не будут. Но постой, про войну — ты что, это серьезно?

— Не любят нас больше в Германии. И не надо быть сверхпроницательным, чтобы заметить это. Достаточно почитать немецкую прессу и поговорить с бюргерами.

— Но ведь мы практически помогли им выиграть войну! — возмутился штабс-капитан.

— За это нас и не любят. Немецкая пресса утверждает, что в войне выиграли два государства — Россия и САСШ. Обе державы не принимали непосредственного участия в боевых действиях, но нажились на поставках сырья, продовольствия и оружия. Получается, Германия на свои деньги построила в России современную промышленность и перевооружила армию. Россия на данный момент никому ничего не должна, в то время как Германия вышла из войны с огромным внутренним и внешним долгом. Впрочем, в Англии и Австро-Венгрии ситуация не лучше, а про Францию задавленную контрибуциями можно и не вспоминать. Пока германские заводы усердно трудились на войну — внутренний рынок успешно оккупировали российские товары, а когда немцы стали возрождать гражданскую промышленность, то выяснилось, что немецким товарам трудно конкурировать с более дешевыми русскими. Тут уж дошло до того, что в бульварных листках начали муссировать версию о том, что сама война была подстроена русскими капиталистами, а наивный Вильгельм пошёл на поводу, как барашек на бойню. Наиболее одиозные издания сейчас сожалеют вслух о том, что после заключения мира с Англией Германская империя не напала на Россию. Ну, это они передергивают — не могла Германия в двадцать втором, с измотанной экономикой и обескровленной армией напасть на Россию. После восьмилетней войны им был необходим мир. Но, признаться, я не ожидал, что они начнут показывать зубы так скоро. И ты знаешь, фактами я не могу подтвердить, но думается мне так — если бы их стратегические планы удались, если бы в четырнадцатом году они одним ударом опрокинули Францию, добились бы почетного мира с Англией — германцы развернули бы свои войска на сто восемьдесят градусов и вместе с австрияками ударили бы по России!