Прода. 26 апреля

Смущала одна проблемка.

Порогом комнаты служила линия большого знака и теперь, очутившись внутри, я совершенно явственно ощущал рабочие замки печатей. Повсюду. Пол, колонны, приборы и даже мебель несли фуин. Знать бы ещё, что они запирают. Безобидные рабочие дзютсу или что-нибудь охранно-убийственное?

— Да, это его место! — Катсую переползла на моё плечо и мокро ткнулась в щёку. — Ты молодец!

— Ну... не совсем молодец. И не совсем я... — А что по этому поводу скажет отец, страшно даже представить. — Катсую-сама, вы не знаете, что случится, если чужой человек пройдёт внутрь комнаты?

— Нет. Тут никогда никого не бывало кроме нас. Хотя временами Тобирама-сама изучал тела людей и животных... Но ты ведь совсем не чужой, Сёши.

— Не уверен, что охранные печати это понимают.

Экспериментировать я не решился. И так уже натворил дел. Через Катсую я объяснил, в какой сумке у меня заначены свежие шики, приготовленные для тренировки, а пока Какаши за ними бегал, старательно изучал внутренности лаборатории.

Стук в стену прозвучал нетерпеливо: Готово!

Ох, чую, опять будут воспитывать.

Замена.

— СЁШИ!! — родные дружно ухватили меня за шкирку.

— Виноват! Не подумал!

— А должен был...

Битый час мне объясняли, какой масштабный косяк я совершил. Рассказывали, что, не смотря на престарелую защиту, в лаборатории наверняка осталась куча ловушек. На мою бестолковую голову могло вывернуться какое-нибудь коварнейшее дзютсу. Тобирама вполне мог оставить рабочую систему самоуничтожения. И скорее всего, оставил! А глупый обормот (то есть я) едва не самоуничтожился к чертям собачьим!! В лучшем случае, испортил бы ценнейшие вещи, пролежавшие нетронутыми не одно десятилетие. В худшем... У-ууу!!

Согласен. Повёл себя как младенец. Самое поганое — не в первый раз. Постоянно надеюсь, что уже всё: повзрослел, образумился, перебесился... И снова делаю глупость! Да ещё в ответственный момент.

Так что извинялся я совершенно искренне.

Не спится. Лёжу в постели, пялюсь в потолок и переживаю. В основном насчёт собственной протяжённости во времени. Холодным умом это не понять, надо прочувствовать.

Чакра — синтетический продукт, производная от воли, мыслей, души и потрохов. В каком-то смысле, ты и есть чакра. Та дзютсу-шики содержала крошечную частицу меня. Запертую в формуле и отпечатанную в камне, когда-то давно, в позапрошлой жизни.

Это было... не плохо. Но и не хорошо.

Ситуация целиком описывалась выражением "хочется и колется". Испытывая любопытство к знаниям Тобирамы, я до чёртиков не хотел разматывать клубок его воспоминаний. Двух смертей вполне достаточно, чтобы всё понять. Тащить ещё один неподъёмный груз разлуки я не готов. Ни за какие пряники! Не хочу тосковать по людям, которых никогда не видел и не смогу увидеться.

Отчаявшись уснуть, поплёлся к родителю. Пока я маялся, Какаши цинично сопел носом в подушку.

— Пап.

— М-мм?..

— А если я всё-таки немножко Тобирама?

Отец открыл один глаз, подумал и постановил:

— Если немножко, то можно.

— Я серьёзно!

— Я тоже, — Какаши приподнял голову. — Сенджу Тобираму называли одним их самых одарённым шиноби своего времени. Быть его духовным наследником... довольно удивительно.

— Удивительно хорошо? Или удивительно плохо?

— Сам решай, — он завернулся в одеяло и зевнул. — Главное, не вздумай делать красные татуировки на лице. А то я тебе маску к носу приклею...

Ну, разумеется.

Как обычно.

У сына экзистенциальный кризис, а у отца одна ерунда на уме.

Никогда не мог понять, в чем тут дело. В принципиальной разнице между Востоком и Западом или в том, что его собственный папа был не слишком хорош по части моральной поддержки? Впрочем, учитывая историю Хатаке Сакумо, возможно и то и другое.

А на следующий день Какаши принёс самую последнюю модель широкоформатного фотоаппарата для съёмки лаборатории. Карандашные почеркушки высокое экспертное мнение посчитало недостаточно точными, и было принято решение меня технически довооружить. Новинка отечественного фотопрома здорово напоминала реликтовые камеры из фильмов о гангстерских войнах 30-х годов. Агрегат весил как пара кирпичей, имел выдвижной объектив с мехом-гармошкой, а ещё вспышку с яркой лампочкой и круглым отражателем. Снимать предлагалось на листовую пленку.

Основы фотодела нам преподавали в Корпусе — украдкой переснять документик, склеить панорамку, щёлкнуть подозрительную личность в толпе. Отец купил три камеры со всеми приспособами и остаток дня я играл в фоторепортёра криминальной колонки LA Times, ползая по темноватым закоулкам. Испытывал "стрельбу" из-за угла, навешивал камеру на самодельную штангу, пробовал разное освещение... Ближе к вечеру отнёс кассеты в проявку.

Напечатанные фотки разочаровали.

Отцу я выложил всё как есть. Для съемки в комнатах понадобится широкоугольный объектив или хотя бы насадка с линзой. Вместо родного механического таймера лучше иметь электрический спуск затвора и проводной пульт. Ещё пригодился бы усовершенствованный штатив и отдельная штанга, желательно, складная.

Выслушав мои хотелки, Какаши покивал, а на следующий день какие-то умелые люди из мастерских АНБУ всё сделали. Я даже опешил от такой оперативности. Фотографии немедленно улучшились, хоть и приобрели заметный fish-eye эффект. Оставалось только научиться использовать новое оборудование, не выходя за пределы махонького пятачка.

Перед делом я размял пальцы, подышал и немного попрыгал.

— Готов?

— Ага.

Сегодняшний эксперимент был немного рискованным. Нам хотелось узнать, как отреагирует защита лаборатории на движение постороннего предмета. Шанс накосячить присутствовал, поэтому внутрь я проник, как сталкер, с увесистым свинцовым грузилом. Усадил Катсую возле нарисованного порога и примерился.

Длина безопасного тупичка метр с копейками. Бросать лучше по дуге. Отскочив от пола, грузило уйдёт внутрь комнаты.

Бросок! Замена!

Кусок свинца ещё падал, а я уже махнулся. Какаши держал чурбак с моими шики в руках, так что сразу же метнулся прочь. Шуншин раз! Шуншин два! Шуншин три!.. Остановились мы на лестнице, ведущей вверх.

Подземелье молчало. Ничего не рушилось, не взрывалось. Вызванная Катсую доложила о происходящем в лаборатории:

— Твой камушек закатился внутрь. Всё осталось по-прежнему.

— Йу-ху! Мы чертовские везунчики!

Какаши хмыкнул.

— Нидаймё наверняка учитывал возможность подземных толчков. Что-то могло упасть или подвинуться само. Но проверить стоило.

Воистину.

На этот раз я обвесился камерами, штативом, серьёзным фонарём и запасными аккумуляторами. Внутри тупика немедленно стало тесно. Для страховки я приклеил поперёк прохода пару ленточек, за которые нельзя заступать. С моего места просматривались две комнаты, но я сосредоточился на ближайшем. Отснял пол и стены, затем переключился на мебель и ряд несгораемых ящиков. Особое внимание уделил колоннам, покрытым печатями сверху донизу. Вернулся, когда посадил оба аккумулятора.

Какаши тепло встретил нагруженного героя, отнял добычу и помчался наверх.

Плёнки проявляли где-то в недрах АНБУ.

— На полу Печать Огненного Сечения. Мелкий сможет её свернуть... в два приёма... если постарается.

— Вот это я помню, — Тсунаде потыкала пальцем в символы на одной из колонн. — Дедушка использовал подобный барьер для создания безжизненной, инертной среды. То есть это такое служебное дзютсу... Хотя дышать в нём тоже нельзя.

— А насчёт этого ума не приложу...

— Стол закрывает, но мне кажется...

Тсунаде и Какаши отнимали друг у друга фотки, разглядывали значки через лупу и спорили о том, что видят. Первая рабочая версия — Тобирама нарисовал кучу отвлекающей чуши для обмана вероятных нарушителей. Вторая рабочая версия — Тобирама подвинулся головой, и у него было много лишних чернил. Родные досадливо фыркали, но постепенно обсуждение перешло в практическое русло: "разминирование" лаборатории.

— Не получится! — Какаши бросил веер снимков на стол. — Понимаю меньше половины.

— Нужен мастер, — согласилась Сенджу. — Тут одна ошибка и... Бах!

Покосившись на меня, эти двое скептически поморщились.

— Что?! Я бы постарался.

Да у меня по фуиндзютсу лучшие оценки на всём курсе! Я могу слона засандалить в кусок промокашки! И хрен его потом оттуда кто-нибудь достанет.

Какаши объяснил причину сомнений.

— Ты ведь знаешь, как устроены защищённые свитки?

— Ага. Распечатывает только тот, кто запечатывал.

По сути, аналог биометрического замка. Чужая энергия просто не откроет такую печать, а разрушение запрёт её содержимое навсегда. Если Тобирама принципиально не желал, чтобы его наработками воспользовался кто-то другой — мы можем сушить вёсла. Грамотную фуин-защиту взломать нельзя, как нельзя подделать чакру. Выжечь или испортить охранные печати — да. Подобрать ключ — нет.

— Здесь тот же принцип, но есть лазейка. Ты.

Тсунаде и Какаши считали, что моя чакра подойдёт для взлома. Проблему они видели в недостатке знаний. С теми мерами предосторожности, которые нагородил Тобирама, ошибки гарантированы. А значит — какую-то часть наследства Нидаймё мы потеряем. По-любому.

Сестру интересовало, не вспомнил ли я чего полезного? Нет. Похоже, количество озарений, выдаваемых в одни руки, было ограничено. Сокровищница учёного-аккуратиста полностью отвечала моим представлениям о супер-пупер-секретной лаборатории и ничего не напоминала.

— У меня получится, — я старательно подбадривал пессимистов. — Если начну тренироваться сейчас, то за пару месяцев управлюсь.

На меня посмотрели с умилением, как на любимого дурачка.

— Сёши, мы даже не представляем, какие меры предосторожности принял дедушка. Прежде чем браться за это дело, тебе придётся выучить дзютсу Теневого Деления Тела.

Я сделал серьёзное лицо и понимающе покивал. Обожаю взрослых! Даже просить ничего не надо — сами всё дают.

Двойники вы мои, двойники...

Но промахнулся я и впрямь неслабо — примерно в четыре раза с хвостиком. Одна только подготовка заняла полгода. И не потому, что я такой тупой! Дзютсу оказалось действительно замороченным, а постоянная беготня по городам и весям плохо сочеталась с регулярными занятиями. Наставляла меня Шизуне, и только поэтому подготовительные упражнения сожрали остаток лета и приличный кусок осени. Один я бы до весны ковырялся.

Двойник вылупился в середине десятого месяца, как раз на Сити-го-сан. Мы опасливо оглядели друг друга и кинулись делиться ощущениями.

— Офигеть!!.. Я думал, будет эффект вроде Зловещей долины.

— Ага! Или доппельгангера...

— Ну теперь мы таких дел натворим!! О-оо!..

— Муа-ха-ха!

— Смотри-смотри! — двойник крутанулся, давая сравнить теневое тело с обычным. — Совсем настоящее!

— Лицо какое-то не такое, — я потыкал пальцем, — и голос резкий...

— Олень! Ты в зеркало смотрел, там всё перевёрнутое.

— А я чувствую твою чакру!

— А я тоже!..

Следующую минуту мы скакали, восторгаясь собственной ловкостью, красотой и прочими важными вещами. А потом Като приказала завязывать.

И мы одинаково замерли.

— Немного смешно... — двойник поёжился, — как будто... сейчас умру.

— Есть малость.

— Подожди...

Не зная, что сказать, я сжал его руку, а когда он кивнул, отпустил дзютсу.

Чувство было непередаваемым.

Какая там память?! Двойник рухнул в меня, словно полное ведро в колодец. Сознание рвануло вверх и расплескалось по округе.

Собиралось оно нехотя и по частям. Шизуне поддерживала меня за плечи. В виски толкалось что-то горячее.

— ??? — спрашивала она.

Я подвигал языком, возвращая чувствительность.

— А-а... Headshot...

— Что?

— Голова, сенсей...

— Болит?

— Если бы.

Боль — фигня. Можно перетерпеть. Как перетерпеть ЭТО не представляю.

В группу риска я не попал, но назвать это дзютсу приятным язык не поворачивался. Като убирала самые убойные последствия, а я прятался в тёмной комнате с мокрым полотенцем и пытался отделить чужие впечатления от собственных. Получалось не всегда. Отмена дзютсу взбивала содержимое головы в кофейную пенку. Больше всего доставалось последним воспоминаниям.

— Когда привыкнешь, будет полегче, — утешала Шизуне.

— Очень надеюсь.

— Попробуй упражнения для улучшения памяти. Мне они помогли.

— Обязательно.

За три месяца мы с Като догнали продолжительность дзютсу до часа, и всё-таки создавать больше одного двойника я не рисковал. Теоретически их можно было отменять по очереди. Практически, как только прилетал подарок от первого дубля, я терял контроль, и меня накрывала вторая волна.

Видимо, в качестве компенсации, всё остальное шло гладко. Использование дзютсу делило чакру поровну между мной и двойником, но я почти всегда мог смешать новую порцию. Главное было не просесть ниже безопасной границы. Очаг двойника работал, больше, насосом, чем генератором, и постоянно тянул из меня силушку. Пропускная способность связи была ограничена, но если не лихачить, то довольно скоро количество нашей чакры выравнивалось. Как в сообщающихся сосудах.

В конце концов, Като оказалась права: упражнения сработали, дзютсу перестало устраивать кавардак в моей голове, и вот тогда началась вторая часть Мерлезонского балета.

С защитой помогал Джирайя.

Сестра посвятила его в наши подземные изыскания. Просто взяла и рассказала. Какаши удивился, я же нашёл это решение весьма свежим.

Хокаге порылся в фотографиях, после чего устроил мне и слизняку несколько дружественных дебрифингов. Результатом стала ещё одна проверка. Катсую проползла длинную анфиладу лабораторных комнат из конца в конец — ничего не произошло. Предусмотрительный Тобирама оставил свободный доступ себе и своей полосатой ассистентке. Его прозорливость сильно упростила мою задачу. Двойники излазили все комнаты с фотоаппаратом и мерной лентой, отсняли каждый сантиметр поверхности и прощупали стены на предмет непонятной подозрительной фигни.

Затем мы приступили к "разминированию".

Если честно, до полноценных уроков у Хокаге я не дорос. Курс фуиндзютсу, который нам читали в Корпусе, включал довольно скудную теорию, основные приёмы пользования и создание простых печатей. Я, конечно, занимался самостоятельно (в основном, чтобы посрамить паршивых скептиков), но большую часть объяснений Джирайи элементарно не понял бы. Зато практика вышла замечательная, точно по методу "делай, как велено". Не надо думать, не надо разбираться — только затвердить последовательность действий и выполнить.

Ценные материалы и записи Тобирама хранил в опечатанных несгораемых ящиках. Совершенно неподъёмных. Защиту лаборатории и хранилищ было решено последовательно обезвредить, чтобы кубышками мог заняться профессиональный медвежатник. Работа оказалась изнурительной. Чакра тратилась сначала на двойника, а через него на печати. После полутора часов таких упражнений моя рожа напоминала лежалый кусок зелёного сыра.