Добрый Мертвый Вечер

Нос "Драконьей Пасти", острый, сделанный из матового альвиния, задиристо смотрел на кольцо Полуночных Склонов, размыкавшееся у узкого выхода из залива. На миг Йоган почувствовал себя на дне глубокой чаши; крохотным и ничтожным, у столь же крохотного и ничтожного куска металла. Скалы нависали над ним и его изобретением, заслоняли от россыпи звезд, грозили раздавить. Даже под своими ногами и хлипкой преградой причала Йоган ощущал бездонную пропасть, только и ждущую, чтобы утянуть на дно. Способную скрыть в своем холодном чреве даже горы.

Он вздрогнул, уловив движение в толще вод. Влажно блеснула белая чешуя, длинное тело изогнулось и ушло ниже, под днище броненосца, туда, где дрожащее в руках ружье не могло его достать.

Оно было недовольно новым творением.

___________________________________

МОНСТР ЙОГАНА

— Республика —

В тот день хранитель кораблестроителя Хаммерштрема работала в Обенро, небольшом княжестве на северной окраине материка; она выхаживала престарелого советника по имени Альбастер. У него как раз заканчивался очередной панический приступ, когда в кабинет ворвался Лис, пустив все усилия госпожи Тишь прахом.

— Анри, вы явились крайне невовремя, — прошептала она уже в коридоре.

— Скажи ему, чтобы убирался! — донеслось из-за закрытой двери. Судя по звуку, секунду спустя ее подперли стулом.

— Видите? — Испещренное сетью морщин лицо Тишь скривилось в беспокойстве. — Очень чуткий подопечный.

— Сожалею, но дело не терпит отлагательств. Вы не могли бы передать мне папку Хаммерштрема, того кораблестроителя из Фьордалла?

Дама хмыкнула и смерила Лиса взглядом из-за толстых линз очков.

— Мой дорогой, неужели вы думаете, что я таскаю все документы с собой? Вы зря проделали весь этот путь. Стоило лишь попросить секретаря Шороха и...

— Я просил, — отрезал Лис. — Папки с делом Йогана Хаммерштрема нет ни в библиотеке, ни в приемной, ни в кабинете директора. Ни в вашей комнате. Простите, но мне пришлось ее вскрыть.

— Боже мой... — Госпожа Тишь поднесла стянутые кружевом пальцы ко рту. — Быть может, они у вашего напарника, Кристиана?

— Сомневаюсь. Он не появлялся в Отделе со вчерашнего дня.

— Но у меня тоже нет папки, увы!

Она нечаянно повысила тон, и из кабинета донесся яростный крик и звон бьющегося стекла. Пару мгновений Тишь таращилась на дверь расширенными в тревоге глазами.

— У меня есть записи, — наконец произнесла она. — Мои личные заметки и черновики отчетов. Там, конечно, не всё, но это лучше, чем ничего. Помните книжный стеллаж в моей комнате?

Так Лис разжился дюжиной блокнотов и книжиц, наполненных разрозненными данными и неподшитыми листами. Строки записей пересекали их по горизонтали и диагонали, сбивались в неуверенные кучки на полях и перепрыгивали кляксы, свивая кольцо. Их расшифровкой охотник занялся сразу же, заполнив желтоватыми листами все поверхности собственной комнатушки. Казалось, над зданием Общества прошел бумажный ливень, особенно потрудившийся в районе восьмого этажа правого крыла.

Госпожа Тишь специализировалась на психических отклонениях. Слава богам, не на своих, а только на чужих: депрессии, неврозы, мании преследования. Специалистом в области психиатрии она не являлась, но ей было до ужаса интересно выслушивать печальные истории о прошлом и анализировать их вечерами, исписывая сотни листов предположениями, диагнозами и прогнозами. Что ж, Лис мог понять ее стремление к науке.

Однако читать от этого пришлось в три раза больше.

Дело плохо, думал он, осторожно ступая в редкие просветы между бумагами. За окном успело стемнеть, лампочка на стене давала больше теней, чем жидкого света, а перед глазами уже рябило от букв. "Одержимость", гласил заголовок, перечеркнутый тремя быстрыми линиями. "Подавленность, обусловленная трагическими событиями", заявляла мелкая приписка в углу. "Успешно преодоленные апатия и депрессия". Преодоленные ли? Без особой грации пропрыгав к окну, Лис сдвинул ворох листов, уселся на подоконник и раскурил давно потухшую сигару.

Записи поведали невеселую историю.

Йоган Хаммерштрем родился сорок пять лет тому назад в семье моряка. Старшие братья утонули, когда Йогану было семь — заплыли слишком далеко в открытое море, хотели порыбачить. Пару лет спустя море утянуло и родителей, вместе с кораблем и его экипажем. На берег вынесло лишь Йогана. Почти выплюнуло, словно затесавшуюся в рыбном куске кость.

После жизнь Хаммерштрема пошла в гору. Он устроился помощником помощника на крохотную, в то время никому не известную верфь. Заработав денег, окончил училище в Искре, благодаря неожиданным конструкторским идеям добился успеха, на полученные гонорары отстроил новые цеха на побережье Хвоста, завел семью... И больше никогда не покидал родного поселения, хотя, казалось, любой на его месте и с его талантами уехал бы в столицу и строил карьеру там.

А Хаммерштрем своими руками создал клетку и запер себя в ней.

Неудивительно, что госпожа Тишь не обратилась за помощью раньше — снаружи уравновешенный и обычный, на поверку Йоган Хаммерштрем пережил множество трагедий, страдал от столь же многочисленных отклонений, и каждой весной, год за годом приносил подношения некому "монстру северного океана", согласно бумагам воображаемому.

Лис уставился в окно, за которым занимался жидкий рассвет. К черту. Нужно было действовать, и как можно быстрее.

Выдохнув последнее кольцо дыма, он вмял сигару в дно миски с недоеденным ребрышком и хрустнул плечами. Сложив листы в примерном хронологическом порядке, он сунул их в сумку. Сверху приземлились коробка пуль, фляжка и портсигар.

Письменный стол, затерянный среди комьев грязной одежды, потрепанных книг и оружия, выплюнул свой ящик неохотно. Лишь когда Лис уперся в столешницу коленом, разбухшее дерево поддалось, и под скудный свет лампы со скрипом и грохотом явился хаос. На дне ящика смешались стальные цилиндры, болты и части разобранных револьверов, сморщенные яблочные огрызки, старые перья в кляксах чернил и пузырьки из голубоватого стекла с засохшими потеками на стенках. Поворошив в них рукой, Лис отыскал свежий флакончик, закупоренный миниатюрной пробкой. Внутри перетекала жижа цвета бирюзы; ее плотная масса едва уловимо искрилась на свету.

Пробку Лис вытащил зубами и плюнул ее в угол. Доза концентрированной магии обволокла его язык, заколола десны; рот наполнился приторным запахом ванили и вкусом черничного кекса. Охотник прикрыл веки и вздрогнул, когда тело наполнилось силой — словно ток прошил. На краткий миг все чувства обострились, расцвели пышным букетом, позволив Лису различить даже шелест дальних шагов на лестнице. Беспечно жужжали мушиные агенты в коридоре, за окном на ветру бормотала листва.

Вот теперь хранитель был в полной боевой готовности.

Печально звякнув, опустошенный пузырек приземлился обратно на болты и цилиндры. Конечно, по большому счету, нужно было сдать использованную склянку обратно в хранилище и — да, снова расписаться, но мысль эта навестила Лиса уже после щелчка пальцами, на холодном ветру Медного Хвоста.

* * *

Диа брезгливо оттолкнула голосившего забулдыгу, орошавшего пол и штаны пивной пеной, и протиснулась между грубо сколоченными столами и лавками, с которых ее так и норовили ущипнуть за зад. Одного удачливого щипуна она ухватила за мясистые пальцы и крепко сжала, пока ногти и кожа не покрылись инеем, а сам шутник не заорал от боли, выкатив заплывшие горчичной желтизной белки глаз. И какой черт ее дернул явиться за Фэем в "Вырвиглаз" — самое злачное место Богемного района? Цыкнув, Диа подобрала юбки — те грозили собрать подолом плевки и липкую выпивку.

Кристиан Фэй де Ла-Морт, рядовой хранитель Общества, отродясь не знал слова "хватит". Он со своим невысоким ростом и не слишком уж мощной комплекцией умудрялся производить столько шума и привлекать к себе столько внимания, сколько не привлекали и не производили на сценах театров Золотой Долины. Громко хохоча, он жестикулировал так яростно, что грозил отправить всю посуду со стола в полет. Ворот его шелковой рубашки то и дело распахивался, открывая гладкую смуглую грудь, волосы цвета южной ночи хлестали по плечам черного пиджака, глаза на узком лице пьяно блестели. В общем и целом Кристиан Фэй выглядел, словно разгулявшийся гробовщик в запое и загуле. С одного бока его подпирала грудями фигуристая пухлогубая блондинка, с другого — нездорово бледная брюнетка с коротко остриженными — до плеч, по последней моде — волосами. Или же в парике. Обе что-то шептали ему на ухо, обеих он придерживал за талию, мимолетно касаясь напудренных щек губами во время разговора. Фэй чувствовал себя вполне комфортно.

И отчего-то это так злило...

Приблизившись к ним со спины, Диа перегнулась через плечо Кристиана, окунула палец в кружку под его носом, и пиво заледенело. Стекло затрещало от охватившего его мороза и лопнуло, вывалив на стол замороженную ледышку цвета мочи.

— Привет, — ласково сказала Диа на ухо оцепеневшего Фэя. Почти прижалась щекой к щетинистой небритой щеке и села рядом, когда одна из полураздетых дамочек спешно ретировалась. Вторая сбежала парой секунд позже, не забыв прихватить уцелевший бокал.

Впрочем, Фэй едва ли заметил их исчезновение.

— Какими судьбами? — поинтересовался он. Развернулся так, что между их с Диа лицами осталось не больше дюйма. Девушка стойко выдержала его влажный пристальный взгляд, старалась не вдыхать запах спиртного, который забивал нос при каждом сказанном слове.

— Зашла поинтересоваться, собираешься ли ты на работу. У нас новое дело.

— Но разве охотничек не передал вам, что я болен? — Кристиан вскинул бровь.

— Прекрати. У Монтегю есть подозрения. Может быть, — Диа толкнула пальцем пивную ледышку. Та проехалась по столу, оставив мокрый след, — может быть даже снова кто-то с розовыми записками.

Фэй неожиданно посмурнел. Спрятал взгляд и сунул сигарету в рот. Спичка в его руках зажглась лишь с третьего раза, одновременно вспыхнув и сломавшись пополам.

— Что, кого-то убили? — выдохнул он с облаком дыма.

— Нет.

— Записку нашли?

Диа покачала головой.

— Тогда с чего переполох?

— А тебе обязательно нужно убийство, чтобы поднять зад с места?

Фэй резко повернулся. Глаза под тенью нахмуренных бровей посверкивали янтарным, зажатая меж острых зубов сигарета уставилась на Диа тлеющим концом. Казалось, Кристиан хочет что-то сказать — что-то очень колкое, — и, черт возьми, за ответом Диа не полезла бы в карман. Секунды тянулись, наполненные апельсиновым полусветом, звоном и басовитым смехом. В отдалении лаялись рабочие, не поделившие бывшую Фэеву блондинку.

— Хорошо, — он размял переносицу пальцами. — Во сколько Лис выезжает?

— Он уже там.

— Что?!

— Я говорю, дело срочное.

— Да, я вижу! Такое срочное, что ты пошла меня искать только в полночь, когда все поезда давно ушли! — Кристиан раздраженно вдавил сигаретный бычок в тарелку. — Спасибо большое! Я так понимаю, жидкую магию он тоже забрал с собой?

— Наверняка. И я не виновата, что найти тебя можно только в пабах и в полночь, — отрезала Диа и поднялась, кипя от злости. Встретившись со столь же злым взглядом Фэя, она покачала головой. — Прекрати все сваливать с больной головы на здоровую. Явись ты на вчерашнее собрание, сам был бы в курсе.

Она кое-как выкрутилась из узкого пространства между лавкой и столом.

— Я уверен, ничего серьезного во Фьордалле не произошло, — долетело ей вслед.

Фыркнув, Диа вынырнула в весеннюю ночь. Ничего серьезного, он уверен, подумать только! Теперь все могли расслабиться, какое счастье.

Впервые она почувствовала искреннюю жалость к Анри Листену. С напарником и подопечным ему явно не повезло.

— Северо-восток —

Фьордалл никогда не отличался теплой погодой. Даже в разгар весны, когда находящийся южнее Петрополис нежился в первом тепле, горное государство свирепо обдували влажные ветра. Их порывы сминали и без того мелкую, сочно-зеленую травку на боках равнин, завывали в глухих ущельях, а жухлое северное солнце беспомощно выглядывало сквозь редкие просветы в облаках, не согревая ни на градус.

Тем не менее, местный люд одевался весьма прохладно.

— Так откуда вы, еще раз? — Герман, жизнерадостный помощник господина Хаммерштрема, широко улыбнулся, румяный и ужасающе голый в своем тонком пиджаке и белой хлопковой рубашке. В сумрачных глубинах цеха позади него что-то взвыло. Величественно проплыла железная рука парового крана, за ней со скрежетом протащилась балка, скребя металлическим краем по полу.

— Простите... — Герман отпустил в сторону Лиса еще одну торопливую улыбку и сунул голову в нутро цеха. — Последние мозги растеряли?! Закрепите как следует!

— Еще раз простите, — он вернулся к гостю. — Так о чем мы...

Балка проскрежетала обратно, повинуясь возвратному ходу крана.

— Из Петрополиса, — успел вставить Лис, отвлекая напрягшегося помощника от нерадивых рабочих. — Я приехал из Петрополиса, представляю компанию "Стальная фея". Хотел бы предложить господину Хаммерштрему регулярные поставки высококачественной стали по весьма приемлемым ценам.

— "Стальная фея", ха, — Герман недоверчиво ухмыльнулся и поманил его за собой вдоль одноликих громад цехов и эллингов. Его потертые ботинки легко ступали по плитам. — Боюсь, сталь мы уже практически не используем, да и объем закупаемых нами материалов не так уж велик. Верфь Медного Хвоста экспериментальная. Если образец получается, дело переходит в руки судостроительного завода Искры. Оттуда уже выходят десятки, сотни кораблей!

Он взмахнул руками и сомкнул их над головой, описав большой круг.

— Сотни!

— Почему бы не разрабатывать суда прямо там?

— О, господин Хаммерштрем любит Медный Хвост и ни за что не уедет отсюда. Говорит, лучшего места для вдохновения не найти. Ему, как главному королевскому инженеру, виднее. — Герман подмигнул, ловко петляя меж рабочими и деталями, которые те тащили. — Плюс, наша работа не терпит посторонних глаз.

Когда Герман достиг высшей точки отрешенности, самозабвенно расписывая все прелести и радости судостроения, в глубинах цеха что-то ухнуло и упало со звучным гулом. Прервавшись на полуслове, помощник умчался на подмогу. Лис же воспользовался его отсутствием и двинулся к глади залива.

Под серым пластом неба вода казалась непроницаемо-черной. У столбов причала пенилась грязь, смешанная с окурками и стружкой. Наблюдая за ее покачиванием, Лис зашагал вдоль самого края, мимо недостроенных, спущенных со стапелей кораблей, занятых, пропахших дымом рабочих и штабелей реек. Когтистые пальцы ветра забирались под куртку, и охотник поднял ворот до самого щетинистого подбородка.

Добравшись до высоченной серебристой махины, с киля похожей на распластавшийся по водной поверхности чугунный утюг, он остановился. Борта странного корабля глубоко заваливались внутрь, делая верхние палубы узкими, полностью занятыми крестами трех мачт — невесть зачем установленных и абсолютно голых. У ватерлинии корпус расширялся и удлинялся; его охватывал пояс из матового металла с прорезанными отверстиями для орудий.