9. Time Baby

— Уйди, — только и сказала Анна, ударяя без размаха. С огромной, не различимой для простого глаза скоростью сжатая в кулак рука понеслась к голове "серого". Увернуться он не успел. С треском, похожим на тот, что раздается при ударе кия о биллиардный шар, кулак ударил в скулу. "Серого" повело назад, костяшками пальцев Анна ощутила, как что-то трескается под его кожей. Но мужчина не падал. Он всего лишь отшатнулся.

Значит, мать послала трикстеров. Таких же, как она. Он один?

Спустя краткую долю секунды после того, как под ее кулаком захрустели кости, помощники ударенного ловко вступили в дело. Вторая рука оказалась в захвате, а в открывшийся при ударе бок уткнулось что-то узкое и холодное. Сквозь тонкую ткань топа в тело ударил электрический разряд.

Подставился. Ну, конечно. Подставился под удар, чтобы помощники сделали свое дело. Осознание коварства их маневра пришло к Анне вместе с пронзившей каждую клеточку организма болью. Разряд наверняка был рассчитан не на обычных людей, простой электрошокер, и даже мощный тайзер не заставил бы ноги так подкоситься. Ее словно воткнули в розетку, всю целиком. Как еще с кончиков волос не принялись срываться искры — непонятно. Если бы не схвативший за руку третий, Анна упала бы на пол в ту же секунду.

Ударенный, со страшно перекосившимся, но не изменившим выражения лицом, вновь подался навстречу, доставая что-то из-под полы. Дубинка. Наверняка, точно такая же, как та, что ткнула в бок. Точно. Круглый набалдашник уперся под самую грудь, и легкие со всхлипом вытолкнули последний воздух, когда в тело ударила вторая волна боли. Бивший первым теперь держал ее за вторую руку, не давая упасть.

Вокруг было много людей. Очень много.

Много ли?

Нет. Вокруг было полно теней. Прозрачных серых теней, похожих на живые существа, но начисто лишенных души. Не мог хоть кто-то не увидеть, как трое мужчин что-то делают с девушкой, едва не валящейся на пол. Даже судорожно трясущаяся в танце толпа не могла не заметить. Но всем было наплевать. Драки здесь возникали вовсе не тогда, когда нужно было вступиться за кого-то, кого пытаются обидеть. Пропитанный алкоголем, никотином и наркотиками мозг неспособен рождать благородные мысли. Поэтому на помощь Анне не спешил никто.

— Вы сами виноваты, — слегка шамкая и медленно двигая челюстью, проговорил старший из "серых", снова нажимая кнопку на электрической дубинке. Очередной разряд сотряс тело Анны. Судорожно дергаясь в руках захватчиков, она беззвучно открыла рот, неспособная кричать. — Ваша мать дала разрешение.

— Родители — странно заботливые существа, — неожиданно позади мутно различимой фигуры в сером замелькал кто-то еще. Голос раздался над самым ухом ударенного мужчины, и тот обернулся.

Высокий незнакомец с аккуратной бородкой стоял рядом и улыбался, сощурив пронзительные голубые глаза. Белоснежная рубашка была расстегнута на груди, намекая на видневшиеся даже в столь скудном освещении мышцы. Улыбался незнакомец одним ртом, но картинка с обнаженными рядами ровных белоснежных зубов напрашивалась сама собой. Он вообще был похож на картинку. Или, скорее, на модель, сфотографированную для модного журнала. В жизни не бывает таких аккуратно-небрежных людей, каким выглядел этот мужчина. Он был красив, атлетичен, ухожен и стильно одет. Даже расстегнутая рубашка смотрелась приятно. Ни дать ни взять — молодой миллионер на отдыхе. Проведя ладонью по коротко остриженным волосам, человек-картинка перевел взгляд с покореженной физиономии "серого" на силящуюся выпрямиться девушку.

— Они так хотят, чтобы у тебя все было хорошо, что готовы убить тебя ради этого, — улыбка иронически искривилась. — Что логично. Мертвый идеал уж точно будет соответствовать картинке в родительской голове. Сложенный из отдельных кусочков и сшитый ниточками.

— Отойдите, — "серый" сейчас выглядел пугающе. Вмятая скула, безжизненное выражение на физиономии, глухой мертвый голос. Да и дубинка в руке...

— Только после вас.

Незнакомец медленно поднял руку со сложенными пальцами. Казалось, что он собрался дать "серому" щелбана. Средний палец скользнул по подушечке большого. В лицо "серому" ударил такой сильный поток воздуха, что вторая скула чуть не вогнулась внутрь вслед за сломанной. От неожиданности старший в тройке хватателей женщин пошатнулся.

— Вы... кто? — впервые запнулся он.

— Согласно разыгрывающемуся спектаклю, — незнакомец шире распахнул один глаз, оставив второй прищуренным. — Я богатый мажор, спасающий попавшую в беду красавицу. В женских романтических мелодрамах таких — каждый третий. Ты что, не знаешь массовой культуры? После этого мы обязательно полюбим друг друга, и я увезу ее в закат на белой океанской яхте. Это же штамповка, как можно не понимать?

Изувеченная физиономия "серого" вытягивалась все сильнее с каждым произносимым чужаком словом. Старший, едва дослушав, открыл рот, собираясь что-то сказать. Но странный человек-картинка явно не был расположен затягивать диалог. Он снова вытянул руку, только в этот раз очень быстро. Анна, подняв слезящиеся от боли глаза, вряд ли сумела правильно оценить эту скорость. Незнакомец ударил, причем ударил гораздо быстрее ее самой. А ведь когда-то ей развили именно скорость.

Не успел среагировать и трикстер, спокойно перенесший удар в скулу. Рука незнакомца пронеслась к лицу. Но не ударила кулаком. Судорожно дернувший веком глаз успел разглядеть приближающийся указательный палец. Это было последнее, что глаз увидел. Палец аккуратно ткнул в край глазницы, преспокойно отодвинул яблоко и, давя его, пошел внутрь.

— А... — вырвалось у серого. Но незнакомец не останавливался. Большим пальцем он коснулся взбухающего синюшной кожей провала на месте, в которое пришелся удар Анны.

— Регенерировать надо быстрее, — поучающим тоном произнес мужчина и надавил. Болезненно скривившись, "серый" почувствовал, как рвется кожа, и палец поддевает треснувшую кость.

— А-а-а-а! — он закричал. Подобные стальным крючьям пальцы принялись тянуться друг к другу. Глаз уже был наполовину размозжен шевелением указательного, кости готовы были разломиться под давлением большого. Незнакомец как будто вырывал кусок черепа вместе с его лицом.

Выронив дубинку, главарь потянулся к взорвавшейся болью голове. Рука странного и теперь уже страшного мужчины ловко подхватила выпавшее оружие. Не медля ни секунды, он ткнул набалдашником в физиономию застывшего в недоумении "серого", державшего Анну с одной стороны. Разряд вспыхнул синеватой молнией на щеке, и похититель с утробным воем опрокинулся на спину, отпуская девушку.

— Привнесем брутальности в гламурную схему, — усмехнулся незнакомец, ставя послушно подчинившегося главаря на колени легким движением руки вниз. — Вы, ребята, не понимаете кое-чего. Трикстер способен пережить боль. Но сперва надо научиться ее терпеть.

Набалдашник электрической дубинки уже смотрел в лицо последнему из "серых".

— У некоторых индейских племен вендиго считались духами ненасытности. Сам процесс терзания человека доставлял им куда большее удовольствие, чем пожирание его в конце. Поэтому я знаю толк в причинении и переживании боли. Любого сорта. Хочешь, научу?

— Ве... Вендиго? — судорожно сглотнул "серый", заворожено глядя на дубинку.

— Кроули, например, я оторвал ноги очень медленно, — прищур и кривая улыбка сейчас делали незнакомца похожим на дьявола. По крайней мере, для последнего из похитителей в образе странного мужчины не осталось и следа глянцевой благостности.

— Т... ты... Вы... Тот самый? — судорожно дергая щекой, "серый" медленно выпустил Анну. Дубинка звякнула о пол, и девушка ощутила, как ее подхватывает сильная, но ласковая рука. Притянув Анну к себе, мужчина глянул на медленно пятящегося захватчика прищуренным глазом.

— Он самый, он самый.

Пальцы стремительно убрались из глазницы, истекающей смесью плоти, слез и крови, и дыры на лице. Старший болезненно скривился, сгибаясь на коленях до самого пола.

— Убивать я вас на этот раз не буду. Я от этого не получу удовольствия, — произнес мужчина. — Скажите Лилит, что Октавиан передавал привет.

Остававшийся на ногах мелко закивал и, подхватив под руки ударенного дубинкой, поспешил к выходу. Последним, зажимая кровоточащее сквозь пальцы лицо, прочь поплелся главарь.

Анна почувствовала, как ее куда-то ведут. Глаза по-прежнему слезились, ноги слушались плохо. Больно было просто шевелиться, как обычно и случается после обработки электрошоком. Зашуршала одежда, снимаемая откуда-то. Это незнакомец убирал с сиденья у бара свой пиджак. Усадив ее, он заговорил:

— Какая польза от умения пробивать кулаком стену, если осколки кирпича портят кожу?

Прохладная рука легла на висок. Всеми силами старавшаяся не шевелиться, чтобы не чувствовать боли, Анна вдруг ощутила, как вместе с этим прикосновением пробуждается спрятанная внутри сила. Боль очень быстро принялась утихать.

— Потерпи, — произнес незнакомец. — Я немножко разгоню тебя.

От прижавшейся к виску ладони струился приятный холодок, окутывавший стонавшие нервные окончания и успокаивавший бушевавший внутри огонь. Вскоре она смогла безболезненно поднять руку и вытереть набежавшие слезы. И разглядела, наконец, своего спасителя. Он улыбнулся, скуповато, с хитринкой.

Сидевший за спиной хозяина Фрэнки молча поднялся и пошел к выходу. Все было оговорено заранее. Весточку Лилит те трое передадут. Но говорить будет только один. Раздраженно отвернувшись, усач покинул Октавиана и девушку.

Анна глядела на спасителя, убравшего руку с ее виска, и чувствовала, что боль прекратилась. Ее ли собственные силы помогли? Или он действительно "разогнал"? Мужчина сидел вполоборота, упершись локтем в стойку и подперев кулаком щеку. Один глаз его был по-кошачьи зажмурен, второй внимательно и лукаво глядел на девушку.

— Ты кто? — спросила она.

— Вопрос вполне закономерный, — мужчина глянул распахнутым глазом. — Меня зовут Октавиан, и мне очень понравилось, как ты танцевала сегодня.

— Ты ведь... — она почему-то помедлила. Но, встретившись с его веселым взглядом, договорила. — Ты ведь трикстер?

— Не совсем, — улыбка сделалась шире. И вновь появилась в ней какая-то неявная, хищная агрессивность. — Но можно сказать и так.

Ей вспомнилось нечто из расслышанного у танцпола.

— Ты сказал, что оторвал ноги Кроули...

— Да, это был я, — распахнутый глаз подмигнул. — Лилит очень смешно рвала и метала.

— Ты знаешь Лилит? — остатки бессилия будто ветром снесло после этих слов. Он был знаком с ее матерью. — Откуда?

— Это очень долгая история.

Анна ощутила прикосновение к щеке. Октавиан преспокойно провел по ее лицу пальцем. Аккуратно коснулся шеи. Опустился ниже. Затеребил край топа.

— Я, к сожалению, больше похож на настоящего мажора, чем на героя мелодрам. Поэтому имею предложение.

— Какое?

Она смотрела в наглый синий глаз и не могла отделаться от странного ощущения. Этот Октавиан словно ждал чего-то. Как будто хотел неведомой ей реакции. На секунду показалось, что мужчина хочет получить от девушки по физиономии за распускание рук.

— Давай-ка поедем в хорошее уютное место и предадимся достаточно страстному сексу, чтобы потом не стыдно было проснуться рядом, — синий глаз полыхнул насмешкой. — Или наоборот — очень стыдно.

Руки непроизвольно принялись сжиматься в кулаки. Конечно, Анне приходилось слышать наглые предложения от мужчин. Особенно в последнее время, когда она бродила по свету, предоставленная сама себе. Но никогда еще не случалось встретить столь странного хама. Во-первых, он ее спас, а потому вполне логично, согласно картине мира похотливых подонков, мог рассчитывать на благодарность. Во-вторых, он откровенно смеялся. Теперь она поняла, почему Октавиан так смотрел. Он забавлялся, говоря ей подобное и со стороны описывая собственные действия. Назвал себя мажором, выжидающе глядел...

— А если я предпочту новый удар электричеством и троих помощников моей дорогой родительницы? — сказала Анна. Почему-то очень захотелось проверить, как он отреагирует.

— Ну, как мажор, я обязан буду затащить тебя в машину и изнасиловать, — он убрал руку от лица, и теперь на нее смотрели оба глаза. Странно пронзительных синих глаза. — Однако это совсем невесело. Поэтому я ни на чем не настаиваю.

Он действительно смеялся. Играл. Как бы она ни поступила, он все равно лишь развлечется.

Рука, теребившая край топа, сейчас переместилась выше. Пальцы ласкали пышный каскад ее рыжих волос. Вот так. Бесцеремонный, наглый и игривый. При этом симпатичный. И оторвавший ноги Кроули...

— Кто же ты такой?

Анна сама не заметила, как озвучила набиравшую обороты мысль. Его глаза лукаво полыхнули.

— А вот это придется узнавать самостоятельно.

И тут она впервые улыбнулась Октавиану. Как улыбалась впоследствии очень часто. Зеленые глаза сейчас таили в себе ту же лукавую усмешку, что виднелась в синих глубинах его взгляда.

Стройная девушка с медно-рыжими волосами развернулась на барном сиденье, выгибая спину, словно молодая игривая кошка.

— Раз уж начали, давай продолжим, — сказала она. — Как там спасенная героиня мелодрамы должна благодарить принца на белом коне?

— Очень, очень обильно.

Октавиан первым поднялся с места. Анна, когда мужчина навис сверху, ощутила, как неосознанное чувство в груди, возникшее в момент согласия, растет. Мужчина приблизил свое лицо к ее. И в первый раз поцеловал.

С пальцев одной руки у него до сих пор капала кровь. Проведя ладонью по мужской щеке, девушка где-то на краю сознания почувствовала ее следы.

Все это случилось два года назад. Той же ночью они окончательно и бесповоротно стали любовниками. Все произошло быстро и без лишних рефлексий. Сегодня, оглядываясь назад, Анна прекрасно понимала, что той ночью просто-напросто втюрилась с первого взгляда.

Во что же она влюбилась? Непонятно, если честно. Нет, разумеется, при Октавиане были все признаки интересного мужчины. Прекрасная физическая форма, привлекательная внешность, умение следить за собой. Деньги, в конце концов, и немалые. Но все это было как-то вторично. Они оба считали внешнюю атрибутику не более чем фантиком, за которым скрывается суть. Не зря Вендиго постоянно вышучивал собственные действия, рассчитанные на максимальную эффектность. Так что же в нем так привлекало?

Выходило, что самой привлекательной в Октавиане была эта его загадочная насмешливость. Он смеялся надо всем вокруг и, прежде всего, — над самим собой. Как будто нечто беспокойное ело его изнутри. И не позволяло упустить малейшую, как самому Октавиану могло казаться, глупость, банальность или просто что-то раздражавшее. Даже над ней любимый постоянно подшучивал. Он был эксцентриком до мозга костей. Немного пугающим эксцентриком. Спустя всего неделю после их знакомства Октавиан купил "Палатин", сделав клуб одновременно собственным жилищем и манком для людей, которым суждено было играть роль статистов в его многочисленных спектаклях. Любимый любил развлекаться, манипулируя гостями. И ни одна из довольно-таки болезненных выходок не уменьшала приток гуляк и похотливых пьяниц. Наверное, за это он ненавидел их еще больше.