Паук

"Так зачем ещё ведёшь?" — прочитал в её голове.

"Надо ящик открыть, у меня ключ выскальзывает. Откроешь, и уведу обратно"

Самка ускорилась, но всё равно шла медленно. При этом она ещё и всё время спотыкалась.

"Побыстрее можешь?"

"Так не видно же ничего".

Всё забываю, что двулапые плохо видят в темноте. На разработки они ходили с огнём.

По дороге забрал ключ, сунул его рабыне. Она очень осторожно, чтобы не прикоснуться своей хелицерой к моей, взяла его. Чувствовалась неприязнь ко мне. Перед входом в комнату кормёжки молоди предупредил ещё раз, чтобы не издавала звуков. Войдя в комнату, прикоснулся к шару на стене. Он начал излучать свет.

"Вон в углу ящик, открой его".

Рабыню, пока она ковыляла до ящика, стал охватывать ужас. Оглядевшись, я понял причину. В углу лежали части панцирей двулапых. И чего они всегда так реагируют?

"Не трону я тебя, открывай".

Рабыня трясущимися хелицерами (интересная у них особенность: когда боятся, начинают хелицеры трястись) открыла ящик.

"Достань горшок сверху и поставь на камни".

После того как она выполнила мой приказ, я обмотал горшок паутиной поплотнее — по опыту знал эта посуда хорошо бьётся — и привязал его под головогрудь.

"Всё, пошли".

"Ящик закрывать?"

Я ненадолго задумался.

"Закрывай".

Воздух вне норы нёс непривычные запахи на волоски лап. Над выходом сидели два охотника.

"Ты куда, Рыжий?" — спросил один из них.

Выходить паукам, кроме охотников, за пределы норы не разрешалось. Я ударил ментально. Охотники, раскинув лапы, со скрежетом срывающихся когтей, упали перед входом.

Теперь бежать.

2. Линька

Я долго бежал по ровной полосе, тянувшейся вниз. Круг луны довольно хорошо освещал ее. Было немного непривычно без стен норы. Слева от полосы всё время зияла огромная яма, справа — привычная каменная стена. Из разговоров хозяев нор, я знал, что внизу полосы много двулапых. Как я понял, они живут там не в норах, хотя сейчас мне это казалось дикостью. Мир вокруг был неуютным. Запахи однообразны и неярки, да и яма эта... Я ощущал себя молодью. Тогда тоже всё виделось большим. К двулапым идти не хотелось. Ладно, если они будут как рабы — слабые и дурковатые. А если как хозяин, да ещё и с амулетом? Моя жизнь может и закончиться. Поэтому, в какой-то момент, я остановился у более удобного подъёма на стену, и стал заползать вверх.

Ползти пришлось не очень долго, так как вскоре я очутился на горизонтальной площадке, от которой можно было передвигаться в другую сторону. Бежать здесь не получалось, слишком много камней, но довольно быстро я приспособился к подобному пути и набрал темп.

Рассвет застал меня карабкающимся на очередную преграду, которые то и дело попадались мне. Я на выходе не раз был да и видел солнце из окна комнаты хозяина, но как оно восходит — ни разу. Зрелище было довольно притягательным. Я даже замер на какое-то время, прекратив своё восхождение. Краски камней сочно наполнили зрение, после полумрака норы было непривычно видеть столько оттенков скал. Где-то очень далеко была видна вершина горы, сверкавшая своей белоснежной шапкой. Когда я наблюдал эту гору из окна, она не казалась столь величественной.

Полюбовавшись солнцем, я продолжил свой путь, мне надо было торопиться, апатия сковывала движения, под панцирем зуд перерастал в уколы боли. Сам панцирь потемнел, боковыми глазами я это прекрасно видел. Дней через семь линька.

Нору для линьки я нашёл на третий день. С самого утра зарядил дождь. Довольно мерзкое явление. Волоски на панцире и, что самое обидное на лапах намокли. В связи с этим я не чувствовал запахов вокруг и плохо слышал, а это в значительной мере нервировало. И когда я уже начал пощёлкивать клешнями со злобы (вот бы Безлапого сюда, я бы ему не то, что лапы, щупальца бы оторвал), за очередным поворотом оказалась не очень глубокая нора. Но в моём положении и эта была радостью. Пусть неуютно из-за яркого света, но сухо. Лазанье по скалам значительно утомило меня, и я замер в норе отдыхая. Пару дней я просто созерцал вид из норы, вспоминая удобство того мира, где я жил. Как приятно было всё устроено: пощёлкал клешнями, и кабан уже завёрнут, захотел развлечься, погонял молодь. Как неприятно и чуждо всё сейчас. Не смотря на хмурое настроение, вид из моей теперешней норы мне нравился. Внизу растекалась зелень. В солнечном свете тёмно-зелёная масса, выглядела притягательно. После линьки, когда окрепнет панцирь, обязательно схожу туда. По словам охотников, лес (а я так понимал, что это именно он зеленеет) — очень красивое, но не очень уютное место. Но всё равно хотелось посмотреть. Через два дня я, отцепив горшок, перевернулся на спину.

Большую часть времени я просто лежал, даже не думая. Первые сутки боль отходящего панциря просто не давала ни о чём размышлять. На вторые сутки основной процесс был закончен, и я мог, изучая серый потолок норы, связно мыслить. Плохо то, что я ничего не слышал и не ощущал запахи в этот момент. Но приходилось мириться.

Мысли крутились в основном вокруг приёма эликсира. Половину луны из норы я выходить не буду — новый панцирь будет неокрепшим и мягким. Ладно, если враги не нападут. Хотя, какие у меня сейчас враги? Двулапых рядом нет, Безлапого тоже, а остальных ментально подавлю.

Итак, эликсир. Его надо развести, а для этого нужен котёл или что-то подобное. Ну, найду какую-нибудь нишу с водой, а как наливать? Трогать неразведённый эликсир нельзя, двулапый раб раз капнул на себя, так хелицера покраснела. С новым панцирем не хотелось бы такого. Интересно, какого цвета я буду?

Вспомнил свою первую линьку. Я тогда торопыга был и не дождался пока хитин полностью отойдёт. Вылез, а в одном месте новый панцирь разорвал. Потом, не подождав пока окрепнет, ввязался в бой с таким же одноцикловым, но уже линявшим. Он мне тогда коготь оторвал. Цикл шлёпал без него, пока следующая линька не прошла. Вон, он и сейчас меньше чем остальные. После линьки нормальным должен стать. Интересно, а за сколько линек, Безлапый свою лапу отрастит? Не меньше двух наверно.

По истечении вторых суток, я легонько пошевелил лапами. На одной старая оболочка лопнула. Я, потихоньку прислушиваясь к ощущениям, стал вытаскивать по одной лапе. По мере освобождения начали появляться глухие звуки и запахи. Когда лапы были свободны, пошевелил головогрудью. Вроде отошёл. Старый хитин уже расползся в районе лап, и я потихоньку стал вылезать. Освободившись, замер. Сейчас надо поменьше двигаться. Лапы, вон, гнутся.

Сейчас есть не хотелось, но через пол-луны нужна будет пища. Эликсир — с ним тоже что-то надо решать. Лучше будет поймать двулапого, заставить налить эликсир, а потом съесть. Не знаю почему, но мысль о принятии в пищу двулапых мне всегда была немножко мерзка. Может, потому что они склизкие и мерзкие? Нет пока в одежде ещё ничего, но раздетые... Им самим не нравится своё тело, иначе, зачем они его прячут в нелепом тряпье.

Однако двулапые могут быть опасны. Попробовать ударить ментально издалека? Если упадёт — забрать, если нет — всегда можно уйти. Я даже переступил лапами от удовольствия найденного решения. Если конечно будет большое расстояние — могу и не достать — сила мысли ограничена. Вот вопрос же.

Через пол-луны я понял, что пора. Хитин конечно ещё не полностью окреп, но апатия кончилась, хотелось двигаться, да и голод наступал потихоньку. Я подвязал на паутину укутанный горшочек к головогруди.

Панцирь мне очень нравился. Чёрный цвет разбавлялся тёмно-красными волосками. В свете солнца он имел неотразимый вид, приобретая тёмно — бордовый окрас. Размером я стал ещё больше, подломленная лапка приобрела целостный вид. Я идеален!

3. Двулапые.

Я начал осторожно спускаться с горы. В прошлый раз пришлось прыгать через не очень большую яму, и я чуть не разбил горшок. Конечно, можно было оставить его в норе. Но и сама нора мне не нравилась, да и чуть что тащить двулапого туда, крайне неудобно. Переходы по скалам давались тяжелее. Я боялся за панцирь, к тому же я ещё не привык к большему размеру. Мутное марево зелени каждый раз, когда я поднимался на какую-нибудь возвышенность, становилось ближе. К вечеру, поцарапав всё-таки в паре мест хитин, я вышел на относительно ровную поверхность с торчащими из неё то тут, то там обломками скал. Не смотря на то, что ночью я видел не намного хуже, решил переждать до восхода и замер около одного из камней.

Восход уже не так впечатлял, тем более, что солнце было слегка прикрыто влажностью. По запаху на волосках лап, это явно была вода. Но она как бы висела в воздухе. Конечно, не дождь, но тоже неприятное явление, закрывающее обзор. Даже соседнего камня, который, я точно знал, стоял недалеко, видно не было. Мне всё больше не нравился этот мир. Никакого сравнения с норой он не выдерживал. Я медленно стал выбираться из влаги, нутром чувствуя, что она не может быть всегда.

Влага действительно вскоре разошлась, оголив вокруг меня огромные растения. Похоже, это и был лес. Я постучал по одному из растений лапой. Лёгкий запах горечи на волосках, само довольно твёрдое, но когтем поцарапать можно — дерево. Охотники рассказывали, что забирались на него и ждали, пока четвероногие пройдут внизу, после чего прыгали на них. Мне, пожалуй, прыгать не надо, достаточно нанести ментальный удар. Но, ни на одно из них я забраться не мог. Панцирь застревал между торчащими лапами деревьев.

Я побежал дальше. Когти пришлось выгнуть, иначе они топли в покрытии леса и затрудняли бег. Скалы были лучше, гораздо лучше. К зениту солнца, я выбежал к полосе свободной от мешающих бегу стволов растений. По бокам полосы было несколько подходящих для моего размера деревьев. Я, потратив определённые усилия, смог залезть на одно из них и замер.

Поток воздуха забавно колыхал волоски на лапах, принося интересные запахи. Некоторые из них я уже встречал, некоторые были неизвестны. Сидеть пришлось долго. Как назло, четвероногие не ходили под деревом. Раз, смешно прыгая, прошло под деревом одно, но уж очень мелкое. На следующее утро вне зоны действия мысли, прошёл лось. Его запах хоть и был слегка отличающимся от запахов, туш приносимых охотниками, но я был уверен — лось. Хотел броситься за ним, но зверь словно почуяв, ломанулся через кусты от меня.

На следующий день, я почувствовал дробный звук похожий на стук лап попавшегося мне лося, только чётче. На всякий случай приготовился. По свободной от деревьев полосе, приближаясь к дереву, на котором я сидел, выскочили десяток двулапых на лошадях. Этих четырёхлапых мне пробовать не приходилось, но, предполагаю, они ничем не отличаются от лося. Слизняковотелых, конечно, много, но ждать уже не хотелось. Голод начинал давить, да и эликсир пить надо. Двулапые особи были странные. Издалека можно было подумать, что они в панцире, только блестящем. Я видел подобный у двулапых уводящих молодь. Подпустив тварей поближе, я собрался уже ударить, как вдруг сзади них выскочила ещё одна группа, на этот раз чуть больше по количеству. Я замер. Слишком много, да ещё и рассеяны, одним ударом не накрыть.

Один из двулапых первой группы что-то отчаянно крикнул. Странно, но я не слышал их мыслей. Может, далеко? Первая группа развернула лошадей и направила их навстречу второй, одновременно они достали хелицерами длинные клыки. У хозяина был значительно короче. Зрелище могло бы и развлечь, если бы не голод и необходимость выпить эликсир. Но нападать на такое количество двулапых я тоже не спешил, дожидаясь благоприятного момента.

Двулапые, с двух сторон неслись на встречу друг другу. Судя по приподнятым клыкам, явно будет бой. Двулапые могут биться? Становилось всё интересней. В какой-то миг, они сверглись в одну кучу и начали отчаянно махать клыками. "Они только лапы будут отрывать, или убивать собираются?" — промелькнула мысль. — "А может вообще, есть врагов начнут?"

Сомнения развеялись быстро. Двулапые старались убить противников. Яростно, остервенело, жестоко, без расчёта. Так, как нельзя делать. Вторая группа явно побеждала, но и сама несла потери. Глупые потери. Подошли бы более обдуманно к бою, многих смертей могли избежать. Вот зачем те трое разделились? Надо было всем вместе одного убить, а потом нападать на второго. Мне просто везло с отсутствием разума у слизняковотелых. В конце, осталось всего семь особей. Первая группа была повержена.

Двулапые слезли с лошадей и стали ходить вокруг павших, то и дело тыкая в них хелицерами. Что правда есть будут? Мерзкие создания! Двое собирали разбежавшихся лошадей. Один из двулапых стоял по центру и раздавал указания голосом — видимо старший (а вот интересно как он доказал, что он самый сильный, ведь они все одного размера?). Мыслей я так и не слышал, хотя они ходили почти подо мной, поэтому ориентировался по соответствию звуков. Это слегка настораживало. Тут старший снял с головы часть панциря:

"Вот суки рыжие, сколько ребят положили..." — донеслась до меня мысль.

Ага! Панцирь не даёт мне их слышать. Уже лучше, а то я начал задумываться о наличии у них амулетов хозяина.

— Ревый! — крикнул старший. — Среди наших есть живые?

Ревый ответил, но я по звукам не успел разобрать что.

— А среди этих тварей?

Тот, кого спрашивали, ткнул ногой в лежащее тело.

Ладно, семеро — не двадцать. Я спрыгнул и ударил ментально вполсилы. На них это почти не произвело впечатления! Только старший упал, схватившись за голову, да лошади бросились врассыпную. Причём две из них унесли двулапых, и лишь ближайшая ко мне упала. Так, чего-то я не учёл. Наверно, раз я не слышу мысли, то и ментальный удар может не дойти. Я ударил со всей силы. Ага! Всё-таки действует! Они хоть и не попадали, но за панцири на головах схватились. Один даже снял его. Старший, после второго удара, уже не дёргался.

— Арахнид! — заорал снявший панцирь. — Дикий арахнид!

Двулапые бросились бежать в лес. Я нанёс ещё один удар. "Зря так сильно", — пронеслось в голове, когда снявший панцирь упал. Я попытался догнать одного, но он с такой скоростью бежал меж деревьев, тогда как мне с моими размерами приходилось огибать скопления этих растений, что вскоре я предпочёл вернуться обратно. Не двулапые, так наемся. На пространстве без деревьев, отыскал павшую лошадь. На всякий случай добил её ударом лапы. Заворачивать в кокон такую тушу не позволило терпение. Есть хотелось словно после линьки.

Разрывая хелицерами тушу, напряг брюшко и выплеснул порцию пищеварительной жидкости прямо на лошадь. Быстро стал разминать мясо хелицерами. Доведя до полуготовности, с удовольствием всосал пищу. Собрался было повторить процедуру, но тnbsp; Сейчас есть не хотелось, но через пол-луны нужна будет пища. Эликсир — с ним тоже что-то надо решать. Лучше будет поймать двулапого, заставить налить эликсир, а потом съесть. Не знаю почему, но мысль о принятии в пищу двулапых мне всегда была немножко мерзка. Может, потому что они склизкие и мерзкие? Нет пока в одежде ещё ничего, но раздетые... Им самим не нравится своё тело, иначе, зачем они его прячут в нелепом тряпье.