Лорелея

Теперь я понимаю, что должен вернуться к научной работе как можно скорее, пусть мои мысли лучше будет занимать техника живописи, чем эти кошмары. К тому же я думаю, мне стоит сменить тему и писать об Итальянском Возрождении. Посещение Лувра, а не 'Планте', сказывалось на мне лучше. Да, я решил — на этой неделе я покупаю билет на поезд и еду в Рим. Осталось только завершить здесь некоторые дела. В том числе я хочу вернуть свою тетрадь, которую вчера по неосмотрительности оставил в кафе.

...Мне необходимо вернуться туда, я чувствую это. Не только за тетрадью. Я должен убедиться, что не существует никакой призрачной дамы в белом платье, а мое воображение сыграло со мной злую шутку. Так мне будет спокойнее'.

— Нет, мсье, никаких тетрадей не было, точно вам говорю! — смотритель зала со скрытым за благожелательной улыбкой раздражением смотрел на непонятливого англичанина.

— Вы быть уверены? Я отставил ее на тот столик, — Артур указал на место, где сидел вчера. Сейчас оно было занято веселой компанией молодых людей. — Понимать, это очень важно мне.

— Эй, Жанетт, подойди сюда!

Молодая официантка, которая, не стесняясь посетителей, поправляла чулок, изящно поставив ножку на стул, выпрямилась и неторопливо направилась к ним.

— Мсье забыл вчера здесь свои бумаги. Ты не видела их, когда убиралась после закрытия? — строго спросил мужчина.

Жанетт окинула Артура оценивающим взглядом, кокетливо убрав прядь волос за ухо. Однако, не заметив ни малейшего интереса к собственной персоне, она разочарованно пожала плечами и проговорила:

— Не видела я ничего, Анри, сдались мне эти бумаги!

Артур расстроенно покачал головой. В конце концов, он немало времени посвятил своим изысканиям после посещения той достославной выставки на прошлой неделе. Жаль будет, если все это пропадет. Его успокаивало лишь то, что он решил сменить тему, а значит, методы работы на пленэре ему уже не понадобятся. Он собирался уйти, но неожиданная мысль заставила остановиться у самой двери.

— Да, я хотел спросить еще... Мистер, не вспоминать ли вы среди вчерашних посетителей молодую леди в белом? Она сидела в углу, вон там.

Жанетт понимающе хмыкнула и подмигнула ему.

— Так бы сразу и говорили! А то все: 'бумаги, бумаги'...

— Что, мадемуазель, вы помните об этой даме?

— Нет, конечно! — пожала она плечами, засмеявшись. — Как я могу всех помнить. Знали бы вы, сколько здесь таких! Но вы заходите еще, какую-нибудь даму вам точно найдем. Вам ведь понравилась наша Кики?..

Артур покинул кафе. Как он считал — навсегда. В Париже множество других кафе, быть может, там его перестанут терзать собственные призрачные фантазии?.. Но умиротворения не наступило.

'Постой, не уходи. Обернись. Ты ведь пришел за мной. Иди сюда...'

Он остановился, как вкопанный. Огляделся. Что за голос? Откуда? Дворник лениво гонял бумажки по тротуару, а официант зажигал фонари на открытой веранде, торопящиеся прохожие не обращали на него ни малейшего внимания.

'Прошу тебя...'

Происходящее потеряло всякую связь с реальностью. Шедшие мимо люди казались пришельцами из другого мира. Артур смотрел на них, и словно не видел — темные силуэты сливались и исчезали, оставляя его одного. Он развернулся, и увидел Ее.

Старая знакомая. Властительница его мыслей. Дама в белом платье.

Она тянула к нему руки сквозь толпу людей, но не приближалась.

'Иди за мной', — прошептала она.

Артур не видел ее лица, не видел движения губ, но женский голос звучал так ясно, словно говорившая стояла в нескольких шагах от него. Мягкий, томный, нежный — этому голосу невозможно было сопротивляться.

И Артур пошел. Белое платье дамы служило маяком, оно то появлялось, то исчезало среди людей, и он шел — нет, почти бежал за ней, расталкивая медлительных прохожих.

Если бы он понимал тогда, что делал, разве бы он пошел за ней? Артур не мог предположить, что ждет его, не думая ни о чем, он мечтал лишь догнать свою Лорелею, казавшуюся прекраснейшей из всех женщин. Как хотелось тогда дотронуться до нее, поймать, увидеть, наконец, ее прекрасное лицо... Но она ускользала, дразнила его, заставляла следовать за собой. Наконец, увидев, как фигура в белом свернула с Батиньоль, Артур, не раздумывая, бросился следом.

Яркие огни Гранд-рю-де-Батиньоль сменились темнотой небольшой улицы Сен-Пьер, где исчезла дама. Не улицы даже — несколько домов образовывали тупик, а на узкой площадке между ними вряд ли смогла бы развернуться карета. Мягкий свет фонарей едва достигал этого места, рисуя причудливые тени на кирпичных фасадах домов и мостовой под ногами. И — Артур огляделся — никого. Он сам видел, как прекрасная проводница свернула сюда, но теперь исчезла, словно призрак. Ах да, ведь она и есть призрак, Фата Моргана, плод фантазии! Однако фантазия до того желанная, что он не мог поверить в ее исчезновение.

— Ты пришел, — знакомый голос прозвучал позади, заставив резко обернуться и вздрогнуть.

Теперь она стояла так близко, что Артур мог дотронуться до нее, лишь протянув руку. Дымка миража спала с незнакомки, и теперь он видел не только белое платье, настолько невесомое, что казалось сотканным из тумана, но и всю ее целиком. Артур называл ее дамой, но скорее она была совсем еще юной девушкой, нежно улыбающейся ему. Однако эта улыбка перестала казаться такой манящей и ласковой, как только их глаза встретились.

'...Взгляд ее зеленых глаз, тех самых, что преследовали меня во сне, я не забуду никогда! Они будут преследовать меня повсюду, являться в ночных кошмарах. Я закрываю глаза и вижу ее — хищница, настоящая хищница, готовая к броску в любой момент. Никогда бы не поверил, что такая нежная девушка может так смотреть!

Я вспоминал Эбби. Сейчас она кажется мне по-своему красивой: спокойной, простой, красивой чисто английской красотой. Иногда мне даже кажется, что я почти хочу жениться на ней, лишь бы обрести обычное человеческое счастье. Нет, не счастье, тут я не прав. Мне не нужно счастье с Абигейл или с кем-то еще. Мне нужен покой'.

Однако тогда он не смог ничего поделать. Будто находясь под действием чар незнакомки, Артур стоял, не шевелясь. К счастью, дар речи не покинул его, и он смог произнести:

— Кто вы, прекрасная мадемуазель?

Голос предательски дрогнул, а французские слова выветрились из головы, и больше он ничего не спросил, хотя множество вопросов вертелось на языке. Она снова улыбнулась и подошла еще ближе — намного ближе, чем позволяли приличия.

— Милый, — прошептала она, не отрывая от него пристальный взгляд. — Ты называл меня Лорелеей? Красиво... Это что-то из Гейне?

Откуда она может знать, о чем он думал? Вдруг ему стало страшно рядом с ней, по-настоящему страшно, он сделал шаг назад — но сзади была стена. Девушка засмеялась звонко — и вместе с тем так холодно, что мурашки пошли по коже. То был не веселый заливистый смех молодой девушки, но злой, горький, какой-то потусторонний — он никак не сочетался с ее нежным образом, но зато прекрасно — с глазами, которые все так же внимательно, не моргая смотрели на молодого человека.

— Не бойся меня, милый.

Улыбка 'Лорелеи' становилась все шире, пока не обнажила длинные белые клыки — острые, словно иглы, и совершенно не похожие на обычные человеческие зубы. Артур попытался оттолкнуть ее, но не смог даже пошевелиться. Он в ужасе видел, как она запрокинула голову и схватила его за плечи, приготовившись к нападению. Мгновение — и он почувствовал, как она вонзилась зубами в его шею, разрывая кожу и артерию под ней. Боли не было. Не было и страха. Артуру показалось, что он перестал чувствовать что-либо, как будто погрузившись в сон. Оттого страшнее было, что он не отдавал себе отчета в происходящем, не понимал, что она, вцепившись в его глотку, пьет кровь... Нет, он лишь чувствовал ее тело, плотно прижавшееся к нему, и губы на своей шее.

Выйти из транса его заставили два на первый взгляд не связанных между собой события. Громкий звук, похожий на выстрел, и резкий, нечеловеческий крик ужасной женщины. Она отпрянула от него, да так неожиданно, что, обессиленный, Артур рухнул на землю. Последнее, что он увидел, как белая фигура теряет свои очертания, превращаясь в туман. А затем он провалился в мягкую, приятную, обволакивающую темноту

* * *

— Жив?

— Да жив, жив, что с ним станется-то. А вот ее упустили!

Яркий свет лампы, направленной прямо в лицо, заставил Артура поморщиться и открыть глаза, чтобы через мгновение зажмуриться — после всепоглощающей темноты свет ослеплял.

— Гляди, очухался! — произнес мужской голос совсем близко от него.

Лампа тут же была убрана, и вместо нее юноша увидел склонившегося над ним полного человека лет сорока, одетого в медицинский халат. Артур попытался приподняться, чтобы оглядеться, но мужчина тут же уложил его обратно.

— Но-но, рано еще, лежи. Твое счастье, крови немного выпила.

— Кто?

— Да красавица наша, ясное дело!

Артур непонимающе уставился на говорящего, в очередной раз жалея о пропущенных уроках французского в приготовительной школе и колледже.

— Лорелея?

— Кто? — на этот раз не понял его собеседник.

— Раз он жив, то пусть проваливает отсюда, — из темноты выступил второй мужчина.

Когда тот оказался на свету, Артур смог разглядеть и его — невысокий, средних лет, одетый в костюм-тройку, он напоминал какого-нибудь клерка или стряпчего. Но его внимательные черные глаза, строго и жестко глядевшие на Артура, казалось, жили отдельной жизнью на каменном лице.

— Люк, да ты с ума сошел, куда он пойдет! — проворчал первый, однако отступил от кушетки, на которой лежал Артур.

— Зачем он нам здесь? У нас и так работы невпроворот, — тот, кого называли Люк, уселся на стул в углу и задымил папиросой.

— Наверное, я должен идти, — неуверенно произнес Артур.

Он вновь попытался встать — на это раз ему никто не мешал, — но понял, что эта попытка обречена на провал: голова кружилась как после очень, очень веселой пирушки. Однако весельем в этом помещении не пахло — скорее папиросным дымом, старой мебелью и отчего-то чесноком. И душно здесь было, как в аду.

— Значит так, приятель, — обратился к нему наиболее разговорчивый из этих двоих. — Я врач, и покуда я говорю, что ты будешь лежать — значит, ты будешь лежать. И лучше поменьше шевелись, а то твоя рана век не заживет.

Артур дотронулся до повязки на шее.

— А... Джентльмены! — видя, что Люк так и сидит в своем углу, изучая потолок, а доктор, собрав свои склянки, направляется прочь, Артур попытался вновь привлечь их внимание к своей скромной персоне.

— Ну что тебе еще?

— Не хотел бы вас отвлекать...

— Нет, ты посмотри, он еще над нами издевается! — Люк выпустил облако дыма. — Зря мы его спасали, пусть бы девка доделала свое дело, тут бы мы ее и взяли. Свалился же на нашу голову!

— Куда? Простите, сэр, но мой французский не настолько хорош, видите ли, я англичанин.

— А, ну это многое объясняет, — усмехнулся Люк.

— Но все же, джентльмены, объясните для меня, что происходить!

Они переглянулись.

— Слушай, Фабьян, не вколол бы ты ему ту дрянь, от которой сутки спишь, как убитый? Он действует мне на нервы!

Доктор посмотрел на него, как на капризного ребенка, и покачал головой:

— А малый прав. Мы должны ему все рассказать. Он по нашу сторону баррикад, как говорится.

— Почему бы не отправить его восвояси, пусть валит в свой чертов Лондон!

— Ты и сам знаешь, почему. Она не отступит. А нам нужна помощь.

— Ну так — что здесь происходить?! — Артур вновь попытался вскочить с кушетки, на этот раз ему удалось сесть — то есть с помощью доктора принять относительно вертикальное положение.

— В общем, юноша, — как там тебя?

— Артур. Артур Стивенс.

— А это неважно. В общем, хочу тебе сказать, ты попал в серьезную передрягу, — добродушно улыбнулся Фабьян, словно говорил о чем-то совсем несущественном. — Эта твоя 'Лорелея' — та, кого мы преследуем уже несколько лет. Мицци, то есть Мария, Фогель — так ее зовут. Звали, давным-давно.

— И чего вы от нее хотите?

— Убить, — просто сказал Люк.

Он достал из кармана пистолет и разрядил карабин — маленькие пульки заблестели на его ладони.

— Нам это почти удалось сегодня, во всяком случае, мы ее ранили — а такую рану она залечивать будет долго.

— Вы хочешь ее убить, что она вам делала? — переспросил Артур, посчитав, что не понял глагол. Ужасный язык — этот французский!

— 'Хотите', — отстраненно поправил его Люк. — И да: мы хотим ее убить.

— Мой друг выразился не совсем верно, — вмешался Фабьян. — Мы не желаем ее убить. Фактически, она уже мертва, мы лишь хотим помочь ей упокоиться. Согласись, трупу подобает лежать в земле, а не ходить по городу, не так ли?

— Ну, она выглядела вполне жизненной... живой.

Он видел трупы — они смирно лежали в гробу с самым почтенным видом, а затем, так и не проронив ни слова, отправлялись под землю. И еще они никогда не ходили.

— О, они это умеют! Им иногда удается выглядеть даже более живыми, чем нам. Не обольщайся, внешность обманчива. Она вампир, слыхал про таких?

Артура бросило в жар. Он, конечно, читал об этих существах — например, 'Вампир Варни' или книгу Полидори, — но выдумка всегда оставалась выдумкой, она жила на страницах романа, пугая оттуда бумажными ужасами, не способными существовать в мире реальном. И неожиданно он понял, что балансировал на краю бездны. Шаг — и его бы не стало.

— Она тебя уже давно присмотрела, ходила за тобой, следила с неделю, не меньше. Приглянулся ты ей, парень. Мы-то думали, получится ее пораньше пристрелить, но нет, проворная бестия! — сказал Фабьян.

— Ее так просто не убить. Вампир дорожит своим существованием порой больше, чем человек — жизнью. Они дьявольски изворотливы и сильны, — кажется, это была самая длинная фраза за сегодняшнюю ночь, произнесенная Люком.

Он не смотрел на Артура, говорил словно сам с собой, уставившись невидящим взглядом в одну точку.

— Восстав из мертвых, эти существа теряют самое главное, что было у них при жизни — свою драгоценную душу. Теперь у них лишь одна цель — пить кровь живых людей, чтобы продлить свое существование. Каждую ночь они восстают из гроба, чтобы найти себе жертву, а с рассветом возвращаются в свои укрытия. Она выбрала тебя.

— Почему? — слабым голосом спросил Артур. Он все еще не очень понимал, что происходит.

— Кто ее знает, — пожал плечами Люк, так и не посмотрев на юношу. — Может, понравился, а может, просто под руку попался. Изысканным вкусом эта упырица никогда не отличалась. Она давно охотится в районе Батиньоль, облюбовала это местечко, вот ты ей и встретился на пути.

— Давно? — непонимающе переспросил Артур. — Так почему же вы не убивали ее до?

Тут Люк, не выдержав, посмотрел на него. До сих пор Артур не встречал такого взгляда — злого, гневного, и при этом полного тоски и обреченности. Люк раздраженно затушил папиросу о деревянную столешницу, вызвав гневной возглас Фабьяна, и тяжело вздохнул, будто обдумывая что-то, но сказал просто: