Эй, Арнольд!

— И ты что же, так и собираешься здесь жить теперь?

— Собираюсь.

— Ну, ладно, с новосельецем тогда, а мы пойдем...

— Идите.

И они все вчетвером поплелись в сторону выхода из двора, то и дело оборачиваясь на них с Женькой. Мальчишка прижимал к груди пакет с продуктами, который ему в руки буквально впихнули, и молчал. Арнольд вздохнул, подошел к нему, развернул в сторону подъезда и слегка подтолкнул.

— Иди, давай. Дома поговорим.

— Прости, — первое, что произнес Женька, войдя в квартиру и даже не разувшись.

— За что?

— За нервы, наверное.

— Нервы у меня железные, не беспокойся, — фыркнул Дон, вынимая из его рук пакет и относя в сторону кухни. — Ты вообще, разуваться собираешься? — донеслось уже оттуда.

И Женьки ничего не оставалось, как снять с себя верхнюю одежду и поплестись за ним. Арнольд с деловитым выражением лица выгружал на стол продукты. Испортить их не успели, поэтому бежать за чем-то еще, все же не придется, отметил про себя Женька, и, как бедный родственник, приютился на табуретке. На самом деле в его квартире была просто огромная кухня, в которой кроме всякой кухонной утвари, стоял даже небольшой диванчик, вместо мягкого уголка, и при желании его можно было разложить и спать и здесь тоже. Но в его доме очень редко бывали гости, так как о шумных компаниях, непременно бы, стало известно родителем. Соседи в этом доме были очень бдительными, особенно одна древняя старушка с третьего этажа. Женька подозревал, что именно она доносила на него матери в случае чего. Поэтому давно уже предпочитал не рисковать. Да и о том, что теперь с ним будет теперь жить друг, пришлось признаться сразу. Правда, он несколько по-другому все это преподнес. Дескать, у друга сейчас временные трудности с жильем, но он хорошо учится, и вообще парень отличный. А у него, Женьки, проблемы с английским и несколькими спецпредметами, вот друг-старшекурсник вроде как будет его натаскивать за возможность иметь крышу над головой. Мать подумала и согласилась, отец её тоже поддержал. На самом деле они не одобряли его желание жить отдельно от них. Но, когда ему по наследству досталась квартира, и он наотрез отказался её сдавать, согласились, что лучше уж пусть он в ней живет, чем они будут просто так коммунальные оплачивать. Женька возликовал. Правда, радость его была не долгой. Он сам до сих пор не понимал, что крылось за какой-то удручающей твердолобостью отца относительно работы. Он как-то еще на первом курсе заявил ему, что пока он, Женька, не окончит университет, пусть о работе и не помышляет, дескать, он, его отец, достаточно зарабатывает, чтобы полностью обеспечить своего ребенка. Вот он и обеспечивал, но, только самым необходимым, контролируя все траты, так как, вместе с матерью, не одобрял это его решение жить отдельно от них. Но Женька был такой же упрямый, как отец, поэтому, несмотря на спартанские условия, продолжал жить так, как жил, даже не смотря на то, что вот уже почти полгода, ему приходилось отбиваться от той самой компании придурков, которую так вовремя разогнал Арнольд. Эх, Арнольд, Арнольд! И как ему теперь все объяснить?

— Я бы никогда не стал тебя вмешивать, если бы так все само собой не получилось, — начал он с тяжелым вздохом, наблюдая, как Арнольд раскладывает продукты в холодильнике.

— Я понял, — отозвался тот. — Но моя внешность и так называемая репутация сыграли не малую роль, так?

— Так.

— Почему сразу не сказал, что у тебя проблемы?

— Честно?

— А как еще?

— Думал, пронесет. К тому же, я не врал, насчет родительских денег.

— А насчет чего врал?

— Тебе вообще не врал. А им сказал, что ты мой друг, у которого временные трудности с жильем, и что ты мне с английским помогать будешь, пока мы вместе живем.

— У тебя проблемы с английским?

— Ну, — Женька замялся.

— Так да или нет? — Арнольд повернулся к нему, захлопнув дверцу холодильника и держа в руке бутылку белого полусухого вина, выбранного для празднования новоселья Женькой.

— Да. Но я как-нибудь сам с этим разберусь. — Выпалил парень на одном дыхание и почему-то покраснел. Дон уже привычно ухмыльнулся.

— Все с тобой ясно. Ладно, заяц, чем смогу, тем помогу.

— Почему это я заяц? — возмутился Женька, испытав облегчение оттого, что Дон, похоже, все же совсем на него не в обиде, встал и без понуканий полез за штопором.

— Потому что ты мне напоминаешь зайца из мультфильма про Деда Мороза.

— Это, какого же? — изумился Женька и даже про вино забыл.

— Хм, не знаю, помнишь ты или нет, но был такой мультик, в котором волк украл мешок с подарками, а пока тащил его, через дырку вывались плюшевый медведь и зайка с шоколадкой, привязанной к его ногам.

— А! — воскликнул Женька радостно, — Помню, помню. Сам этот мультик очень люблю. Но, убей бог, не помню названия. Там еще эти зайка с медведем были подарками для девочки и мальчика, а мальчик этот все боялся стишок перед всеми на утреннике рассказывать.

— Вот-вот, — подтвердил Дон с улыбкой, отбирая у него штопор. — Так что беги за бокалами, заяц. Будем праздновать.

— А ты, что же, получается, медведь? — полюбопытствовал Женька уже от двери.

— Может быть и медведь, — хмыкнул Арнольд и хитро прищурился, — А может быть, и страшный-страшный серый волк!

— О, — закатил глаза к потолку расшалившийся мальчишка, — Я уже весь дрожу и мечтаю...

— О чем? — заинтересовался Дон.

— Как о чем? Чтобы такой замечательный серый волк съел меня! — воскликнул тот и убежал в зал за бокалами.

— Ох, домечтаешься, заяц, ох, домечтаешься! — донеслось из кухни, но проказник Женька этого уже не услышал.

3.

Это началось не сразу, но первым порывом Женьки было указать Дону на дверь, потом, уйти самому, вернуться к родителям. Арнольду же удалось растормошить его лишь через два дня безрезультатных ненавязчивых попыток выяснить, что побудило Женьку задуматься об возращении в отчий дом. И почти через неделю, как сам Арнольд начал замечать, что с его Женькой творится что-то не то.

Они прекрасно жили вместе до зимы. Причем даже Женькина мама, как-то через пару недель после его переезда заглянувшая без предупреждения, чтобы проведать сына и узнать, что это за друг такой, была благополучно завоевана, правда для этого бедному Арнольду, несколько не так себе представлявшему милую беседу за чашечкой чая, пришлось задействовать все свое обаяние. Зато, когда Марина Викторовна наконец оставила их, Женька чуть ли не до потолка был готов прыгать от радости. Он до последнего сомневался, что ему разрешат оставить Арнольда у себя. На что Дон лишь коротко хмыкнул, потрепал его по волосам и ушел к себе, дочерчивать какой-то мудрый чертеж, до которого сам Женька еще не дорос и им такие сложности еще не задавали.

А еще через неделю Арнольд взялся за Женьку всерьез, когда методом проб и ошибок (подзатыльников и обещания на следующий день приготовить вкусный завтрак) он все же выяснил, почему его Женька перебивается с тройки на четверку, но по некоторым сложнейшим предметам имеет круглое, как бублик, "отлично". А все почему? Да потому что Женечка оказался существом творческим, и учить предметы, которые ему не нравились, или по которым преподаватели его чем-то там не устраивали, просто ни в какую не желал. Поэтому единственный из группы имел твердую пятерку и автомат за экзамен по термеху, но еле-еле тянула на вшивенькую тройку по сопромату. Ему видите ли баба, его преподававшая, претила до животных колик. Арнольд, который всегда по всем предметам учился одинаково хорошо, следуя своим личным принципам и амбициям на этот счет, такого терпеть просто не стал. И взялся за Женьку всерьез. По десять раз на дню заглядывая к нему в комнату, чтобы убедиться, что тот готовится защищать отчеты по лабам по сопромату, а не читает какую-нибудь левую ересь и лазает по сайтам в Интернете. И добился своего.

Под его мудрым руководствам, Женька легко поддающийся хорошему влиянию и быстро схватывающий буквально на лету, первый раз в жизни сдал сессию не просто без пересдач, но и без троек. В итоге, получив в феврале первую стипендию, потащил совершенно несопротивляющегося Арнольда праздновать это дело в одним небольшой клуб. Где они отпраздновали, так отпраздновали. Проснувшись в одной постели, так еще при барышнях каких-то смутно знакомых под боком. Долго потом смеясь вспоминали это утро, когда коронным вопросом стало Арнольдово — "Слышь, а ты не помнишь, как мою-то хоть зовут?". А сакраментальным ответом Димкино, — "Эх, если бы я знал. Я даже свою не помню". Так в их совместной жизни проскользнули две милые барышни под кодовыми именами "кисынька" (Арнольда) и "заинька" (Женьки). Выкрутились, короче говоря.

И только к марту Женькина явно нездоровая нервозность вылилась в разговор по душам, когда он объявил, что планирует какое-то время пожить у родителей. К тому времени Арнольд и сам уже прекрасно видел, что с парнем творится что-то неладное, и как раз сбирался расспросить его об этом. Но тот отмалчивался, краснея и бледнея, и по возможности быстро прятался в свою комнату, как заяц в норку, закрываясь от него на защелку. Вот последнее не нравилось Арнольду больше всего. Женька никогда раньше так не делал, и он просто недоумевал, с чего это вдруг начал запираться. Его что ли испугался? Но почему? Ведь все же было прекрасно. Они на самом деле сдружились, и даже отдыхать теперь предпочитали вместе. Вон, на новый год устроили форменный разгул, причем разрешение на гулянку в Женькиной квартире у его мамы Арнольд выпрашивал под свое честное, мужское слово. У них тогда не просто полкурса, полспециальности собралось, и они по-настоящему порвали, как стадо тузиков грелку, эту новогоднюю ночь. Что же могло случиться?

В общем, выжать из Женьки признание удалось лишь приперев его к стенке. В буквальном смысле слова. Арнольд поймал его уже в коридоре, когда тот метнулся в сторону двери в свою комнату. Не успел. Дон вжал его в стену, и резко шлепнул ладонями по обоям с обоих сторон от него лица. Женька сжался весь, скукожился, словно став меньше ростом, хотя куда уж меньше, особенно, на фоне по природе крупного Арнольда, и зачем-то зажмурил глаза.

Дон вздохнул и начал допрос с пристрастием.

— А теперь объясни мне, что происходит? — сердитым голосом вопросил он.

— О чем ты? — проблеял вжавшийся в стену парень.

— Может быть, ты хоть из вежливости глаза откроешь?

— Может, и открою, — буркнул Женька, тоже начиная злиться. Он же был не виноват, да и Арнольд, если подумать, тоже, в том, что случилось так неожиданно.

— Вот и открой, — настойчиво рыкнул Дон, заводясь по-настоящему.

— Не открою, — насупился Женька, в котором взыграла природная вредность.

— А если ударю?

— Ударь! — глаза распахнулись сами и смотрели при этом с вызовом и злостью, чего в Женьке Дон еще ни разу не встречал.

Он опешил, но лишь сильнее сдвинул брови.

— Просто скажи мне, что с тобой происходит?

— А если не скажу, то что, пытать будешь?

— Нет, — отозвался Дон тихо, — Попрошу сказать хотя бы в двух словах, потому что ты мой друг, а друзья могу сказать друг другу все что угодно, ясно?

— Друг? — Женька выплюнул это слово ему в лицо.

Арнольду показалось, что еще немного, и он посмеется над этим его заявлением, и останется лишь скрутить этого малолетнего идиота в бараний рог, чтобы знал на будущее, что он, Арнольд, абы кого другом никогда бы не назвал. Не так-то много в его жизни было друзей, и ему уже давно начало казаться, что Женька стал одним из них. Он ждал грубости, злости и ругани, а у мальчишки вдруг намокли ресницы. Он отвернулся, горько вздохнул и сполз на пол, вжимая в глаза кулаки. Но от слез это не спасало, и те все равно ползли по щекам, повисая каплями на подбородке.

— Женька? — позвал Арнольд, опускаясь рядом с ним, и тоже опираясь спиной на стену.

Безумно сильно хотелось курить, но он никогда раньше, даже в памятный новый год, не делал это в квартире, еще в первую неделю их совместной жизни приметив, что от дыма Женька через какое-то время начинает кашлять, хоть никогда и не запрещает курить при нем, никогда не отходит в сторонку. Поэтому вместо того, чтобы достать из заднего кармана джинсов пачку, Арнольд вздохнул, вслушиваясь в тихие всхлипы мальчишки, поднял руку и попытался обнять его за плечи. Что поделать, он даже девчонок утешать не умел, как большинство парней, что же говорить о мальчишке, расплакавшемся непонятно почему. Но даже больше слез, пожалуй, его поразило, как Женька отдернулся и отполз в сторону, избегая его прикосновения. Наплевав на все, Арнольд убрал руку, больше не пытаясь его коснуться, достал пачку сигарет и закурил.

Димка начал успокаиваться. Перестал всхлипывать, начал лишь вздыхать, с каждым разом все глубже, и уже не так рвано, как в начале. А потом безвольно положил руки на колени, запрокинул голову, наблюдая, как под потолком, вьется струйками и медленно рассеивается выпущенный Арнольдом дым, еще раз вздохнул и просто сказал, подтвердив мнение Дона о его какой-то природной, отчаянной смелости.

— У меня стоит на тебя... друг, вот и вся любовь. — И, не дождавшись никакой реакции, спросил с горькой усмешкой, пока Арнольд молча переваривал услышанное, то и дело с силой затягиваясь сигаретой, — Теперь-то хоть ударишь?

— А поможет?

— Ну, а вдруг?

— Знаешь, вряд ли, пойдем лучше в клуб, девчонок снимем, попробуем ими вылечить, — Арнольд криво улыбнулся, выдохнул в потолок очередную порцию дыма, и повернул голову в его сторону.

Женька тяжко вздохнул и ответил прямым взглядом, вот только глаза его после слез были все такими же щенячьими, какими представлялись Арнольду и раньше. Такие глаза хотелось оберегать от слез. Он переложил сигарету в другую руку и снова потрепал по волосам.

— А если девчонки не помогут, будем думать, заяц.

— И что, тебе даже в морду мне дать не хочется? — Женькин голос дрожал от волнения.

— Хочется, — честно признался Арнольд и улыбнулся чуть шире, — Зато, что нервы мне трепал, а не сказал все сразу.

Женька тяжело вздохнул и отвернулся.

— Ну, как тут скажешь?

— Прямо и честно. Мы ведь не чужие люди, правда?

— Ты все это специально, да?

— Что специально?

— Ведешь себя со мной так, словно это нормально, словно я не какой-нибудь пи... — Арнольд резко дернулся и закрыл ему рот свободной рукой.

— И с чего же ты взял, что ты — это он? — почти прошипел он ему в лицо.

Женькины глаза распахнулись шире, Арнольд убрал руку и уточнил.

— Или у тебя и на других парней тоже?

— Нет! — взвился Женька, вскакивая на ноги и смотря на него теперь сверху вниз, — С ума сошел?

Арнольд хмыкнул и поднялся.

— Вот поэтому, заяц, кончай париться, и пойдем оторвемся, а там видно будет.

— А если не поможет? — уточнил Женька с робкой надеждой в голосе, ему так хотелось, чтобы помогло.

— Я же уже сказал, будем думать. А теперь марш одеваться, а то всех приличных девок без нас расхватают.

— Приличные в первый раз не дают! — объявил повеселевший Женька и первым умчался в ванную марафет наводить.