Произвол судьбы

'А ведь провидец не такой уж и шарлатан. Надо будет ознакомиться с его прорицаниями на досуге', — подумал Черный колдун.

Дракон был воистину огромен. Как такая махина уместилась в пиршественном зале, можно было только догадываться, но, скорее всего, он туда и не влетал, а дохнул огнем с улицы, как он сделал сейчас, пролетая над стеной со стрелками.

'Пожалуй, надо поторопиться', — резонно рассудил некромант и принялся за заклинание. Разбираться, какие из останков принадлежали его королю, не было ни времени, ни необходимости. Лишь одна душа могла быть заключена в кольцо — того, кому по договору служил повелитель Тьмы. И только после смерти.

Дракон за окном описал круг и вновь направился к балкону, а кольцо в руке колдуна все еще не претерпело никаких изменений. Заклинание не действовало.

— Ролмонд, будь ты неладен! — зло процедил некромант. — Где этот мальчишка?! Внезапно тишину прорезал стон. Старик подошел к груде обугленных тел и перевернул ближайшее посохом. 'Верховный маг Волистан. А это, судя по короне — Зенарон. Танцевал с сестрой Ролмонда. Как огонь изменил ее прическу, — бесцветные губы старика растянулись недоброй ухмылкой. Узнавание старых знакомцев его забавляло. — Прекрасная королева Фаргорда, увы, больше не прекрасна. А это...'.

Стон повторился. Тело рядом с королевой шевельнулось, обугленные пальцы вцепились в черную мантию колдуна.

— Ролмонд? Жив? — это было неожиданно, но не досадно. Черный колдун не видел особой разницы в том, кому служить, Ролмонду, его сыну, сыну его сына. Рано или поздно их души все равно достанутся ему для той последней битвы, в которой должна победить Тьма. Сейчас же он должен позаботиться о своем короле, раз уж тому не довелось умереть.

Старик с трудом приподнял умирающего и исчез вместе с ним в голубой вспышке.

С тех пор минуло четырнадцать лет...

Глава 1 БАШНЯ С ПРИЗРАКОМ

Роксанд Второй восседал в резном кресле, как на троне, и пытался испепелить меня взглядом красных, походящих на тлеющие угли глаз. Хорошо, что веяло от него не жаром, а могильным холодом, и вместо ожогов мне грозил разве что легкий озноб.

Когда-то его звали Роксанд Второй Красивый. Теперь же красивым он был лишь на портретах, во множестве развешанных по стенам, в действительности же выглядел не лучше прочих привидений — полупрозрачный скелет, облаченный в истлевшие лохмотья с остатками золотого шитья. От неприкаянных обитателей склепов его отличала венчавшая безносый череп корона, да этот кровавый взгляд.

Призрак был вне себя. Процедив: "Тупица!", он не произнес больше ни слова. Раньше такого не случалось. Этот зануда не упускал случая поучить меня уму-разуму, и сейчас для этого был самый удобный момент. Я даже огрызаться толком не мог, потому что скорчившись, валялся на полу, вернее, на брошенной на него медвежьей шкуре, и был целиком поглощен дырой в собственном боку. Рана была легкой, иначе вряд ли я смог бы, забыв о ней, драться и удирать от стражи, но, сколько я не зажимал ее, кровь не желала останавливаться. Она сочилась между пальцами и липкими струйками стекала на бурый мех, вместе с ней уходили силы. Хотелось спать, а не пререкаться с докучливым привидением. Да и что я мог сказать? Война с темными эльфами была главным делом жизни Роксанда, пленение их короля, имя которого невозможно было произнести, не сломав язык — одним из величайших подвигов. Не удивительно, что весть об его освобождении привела призрака в негодование. Надо было помалкивать об этом. Вот уж действительно тупица!

Я закрыл глаза.

— Вставай и отправляйся к лекарю, недоумок! — прозвучало над самым ухом.

Роксанд не выдержал. Никакое потрясение не могло заставить его отказаться от обязанностей няньки, добровольно возложенных им на себя лет десять тому назад, когда я впервые появился здесь, в Закатной башне. Возомнив, что заменяет мне отца, он все время пытался приказывать. Но если с отцом приходилось считаться, то от приведения его прадеда я просто отмахивался.

— Исчезни.

— Умереть вздумал? — взорвался призрак. — Пожалуйста — умирай! Только не в моих покоях. Не переношу, когда разлагаются трупы. Знаешь, как выглядел этот олух через месяц после смерти?

— Знаю — как ты.

Выглядел Роксанд и впрямь жутковато, и уж точно не красивее мертвеца, о котором говорил.

Давным-давно, еще до моего рождения какой-то слуга сунулся в башню с призраком, да так и остался стоять у дверей, постепенно превращаясь в скелет. Роксанд уверял, что не убивал бедолагу — тот умер от страха. Видимо, так оно и было. Бестелесной нежити сложно кого-то убить, а вот напугать — запросто. Я и сам частенько вздрагивал, когда призрак неожиданно возникал за спиной, а меня до сих пор никто не называл трусом.

— Как я? Ты наглец, принц! Да как ты смеешь? Я — Роксанд Второй Красивый! Даже при жизни этот мужлан был уродливей меня!

Я открыл глаза. Мой коронованный предок, гордо вскинув голову стоял напротив зеркала, в котором отражался лишь его портрет, висящий на противоположной стене.

— Угу, ты неотразим.

Роксанд не понял иронии. Он искренне считал, что остался таким же, каким был в последний день своей жизни. Самодовольно бросив: "Спасибо, что заметил. Я уж было решил, что у тебя начался бред", — он принялся расхаживать взад и вперед:

— Это просто уму непостижимо! Парню шестнадцать лет, а мозгов — как у дитя неразумного! Ты хотя бы понимаешь, что натворил? Темные эльфы — враги Фаргорда с начала времен. Пока их король был у нас в плену, можно было диктовать им любые условия, потребовать выкуп, наконец...

— Зачем он тебе? Ты же умер.

— Я воевал с темными эльфами двадцать шесть лет, — упавшим голосом проговорил Роксанд. — Сколько славных воинов полегло в этой войне! И все насмарку из-за глупого взбалмошного мальчишки, которому, видите ли, захотелось отпустить пленника!.. И зачем только я учил тебя обращаться с мечом?! Уж не для того, чтобы ты освобождал узников! И уж точно не для того, чтобы ты ввязывался в каждую драку и умер от ран! Сколько уже здесь лежишь? А сколько бегал до этого? Посмотри на себя, бледный, как утопленник!

Ходил призрак, как и подобает великому королю прошлого, надменно вскинув голову, совершенно не глядя под ноги. Тело будто холодом сковывало, если он, забывшись, проходил сквозь меня. Когда же он навис надо мной с вопросом:

— Ты хоть понимаешь, недоумок, что от потери крови умирают? — я почувствовал себя одной ногой в могиле — та онемела от холода так, что даже пальцы не шевелились. Не иначе призрак остановился на моем сапоге, или даже в нем, ведь я был для него таким же бесплотным, как он для меня.

— Проклятье, Роксанд! Уберись к демонам! — я заерзал, поджимая ногу, лягнул пустоту но, так и не избавился от ледяного оцепенения. Пришлось стиснуть зубы и встать. Комната качнулась, норовя перевернуться. Хотелось опереться о стену, но до ближайшей, казалось, три дня пути.

— Так-то лучше, — удовлетворенно кивнув, призрак вернулся в кресло, сквозь которое мог пройти, как через любую преграду, но, расположившись в нем, почему-то не падал на пол. — А теперь ступай к лекарю или хотя бы прикажи страже позвать твоего дружка-колдуна.

Я отрицательно мотнул головой и едва не потерял равновесие. Роксанд был прав, не стоило столько тянуть с перевязкой. Только ни о каком лекаре не могло быть и речи, да и вряд ли кто-то из стражников стал бы разыскивать для меня Энди, разбиравшегося в целительстве ничуть не хуже. Вообще не стоило покидать покои призрака, если я не хотел обратно в темницу. Тот, хоть и действовал на нервы своими навязчивыми нравоучениями, был лучшей зашитой. Его боялись, а это значило, что стража даже по приказу отца не сунется сюда, а будет, обходя Закатную башню стороной, добросовестно искать меня по всему замку. Впрочем, был еще Черный колдун, от одной мысли о котором боль и слабость поспешно отступили. На смену им пришло желание сделать все возможное, лишь бы избежать встречи с мерзким старикашкой, ни во что не ставящим ни нежить, ни меня, зато дотошно исполняющим любую придурь отца.

Надо было спешить. Пол казался подвешенным над землей шатким настилом, но я сосредоточился и, подволакивая затекшую ногу, поплелся к стене.

Роксанд провожал меня взглядом рубиновых глаз и брюзжал:

— К лекарю, значит, не пойдешь? Интересно, что ты такого еще натворил, раз боишься высунуть нос из башни? Да-да, освободил Темного эльфа — это я уже слышал. Только не думаю, что твоему отцу есть до него дело. Может, ты еще кого-то отпустил? Как ты вообще очутился в темнице? Спасал преступников или, как обычно, убивал орков? И сколько же их было, что ты позволил себя ранить?

Его вопросы так и остались без ответа. Все мои силы уходили на то, чтобы сохранять равновесие. И лишь проделав последние, отделявшие меня от стены шаги, схватившись за украшавший ее гобелен, я обернулся.

— Знаешь, дух... Когда мне захочется излить душу первому встречному, я тебя позову! А сейчас уйди к демонам в Бездну!

Призрак оскорбился, проворчал:

— Вот что бывает, когда король плюет на воспитание наследника! Будь я твоим отцом, ты бы воевал с врагами, а не освобождал их! — и рассеялся туманной дымкой.

Идти вдоль стены, цепляясь за ткань гобеленов и развешенное оружие, было проще. Можно было даже закрыть глаза и не задумываться о положении пола относительно горизонта.

Целью моей была каминная полка. Ученик Черного колдуна Энди оставил там сверток с лекарскими принадлежностями и склянку с позаимствованным у своего учителя зельем, которым тот врачевал отца. Последнее, хоть и облегчало боль, было мерзким на вкус, отвратно воняло и, главное, как и любая магия, вызывало у меня сильнейшую тошноту, так что я решил, что воспользуюсь им только в крайнем случае.

Раньше я никогда не латал собственную шкуру, а вот наемникам, в компании которых я порой досаждал окрестным лордам, после боя иногда приходилось зашивать раны. Обходились они без лекаря и некоторые были до сих пор живы. Значит, и у меня был шанс справиться самому.

В башне было холодно, как в склепе. Потянувшись за свертком, я с досадой заметил, что руки дрожат, но все равно выбрал из находящихся внутри похожих на пыточные инструментов гнутую иглу и даже умудрился впихнуть в ушко тонкую жилу, которую Энди использовал вместо нитки. Оставалось самое неприятное — воткнуть это в собственный бок.

Я до крови закусил губу и уселся на пустую дровницу у камина.

— Рану промой, грязнуля! — раздался голос моего предка. Я поднял глаза. Роксанд расположился в собственном портрете. Глаза на картине горели красным огнем, а губы шевелились, выговаривая: — И руки. И иглу подержи в вине. Заражение хочешь получить?

Вино здесь долго не задерживалось, за водой надо было подниматься в спальню, но призрак снова был прав — такими руками не то что раны зашивать, даже есть было нельзя.

Подняв глаза на уходящую вдоль стены вверх лестницу без перил, я вздохнул. Если опять закружится голова, лететь сверху будет крайне неприятно.

Я поднялся, взял с камина бутыль с зельем, зубами вытянул пробку, с отвращением плеснул жидкость на ладонь и вытер о рукав рубашки. Потом проделал то же со второй рукой, а вот с раной не решился — и так меня уже начало подташнивать от магии.

Роксанд что-то бормотал из своего портрета, но я не слушал, всецело поглощенный раной.

Когда я закончил, на боку моем красовались два неровных стежка, кровь едва сочилась, сознание уплывало, а Роксанд, стоя посреди комнаты, бубнил:

— Выпей зелье, выпей, кому говорю! Твой дружок всегда давал тебе его пить, а он знает толк в целительстве!

— Ты когда-нибудь отстанешь? — с надеждой спросил я.

— Не дождешься! — категорически заявил призрак.

— Тогда я спать, — сказал я и сполз на пол.

* * *

Девушка шла по лесу. Сухие листья шуршали под босыми ногами. В простом платье она походила на крестьянку, из тех, что приносят в замок дичь или хворост, а по вечерам смеются со слугами на берегу Королевского озера. Но разве имеет значение принцесса она или нищенка, когда речь идет о самой прекрасной девушке на свете? С тех пор, как впервые увидел ее во сне, я не переставал восхищаться ее золотистыми, как солнечный свет, волосами, глазами, синими, как вода в озере в ясный день, губами, за один поцелуй которых я отдал бы все сокровища Роксанда... И почему, встретив ее в лесу, я не мог решиться подойти и заговорить? Вся моя наглость, которая обычно так возмущает отца, куда-то подевалась. В голову не приходило ни одной фразы, которую можно было бы сказать такой вот красивой девушке, чтобы не показаться ей глупым назойливым болтуном.

Так я и брел, не прямо за ней, а поодаль, чтобы раньше времени не попасться на глаза, и размышлял о том, что таким красивым девушкам опасно гулять в одиночестве. В лесах Фаргорда полно кровожадных зверей, а на дорогах — гнусных орков и всяческого сброда, промышляющего грабежом одиноких прохожих. А потом меня осенило: встреча с разбойниками — никакая не беда, а удача! Как ни странно это звучало, мне гораздо легче справиться с десятком лиходеев, чем просто заговорить с одной девушкой, которая, к тому же, мне небезразлична. К своему же защитнику она обратится первая хотя бы для того, чтобы поблагодарить, и тогда...

Не успел я придумать счастливый конец своему любовному приключению, как, будто по заказу, из-за деревьев показались подозрительные личности. Не десяток, конечно, а всего четверо.

По одежде сложно было определить, разбойники это, слуги какого-нибудь небогатого лорда или просто безработные наемники. Она с одинаковым успехом могла быть куплена у старьевщика, подарена хозяином или отобрана у прохожего. Но, судя по опухшим лицам и нехватке передних зубов, эти приятели были не чужды выпивке и потасовкам.

Подозрительная четверка направлялась прямо к девушке. Скрываясь за деревьями, я тоже приблизился. Мне не терпелось подраться, просто кулаки чесались, но я не спешил. Вдруг это мирные путники, которые просто хотят узнать дорогу? Нельзя же за это бить. И только, когда старший, обладатель всклокоченной бороды и, несмотря на жару, волчьей шапки, кивнул в сторону девушки и, растянув губы в щербатой улыбке, хрюкнул: "Гляньте-ка, парни, какая цыпочка!", я мысленно поблагодарил богов Хаоса за посланный шанс и вышел на тропу.

На меня не обратили внимания, то ли потому что появился без треска и воплей, то ли решили, что безусого юнца можно не брать в расчет.

— Ну-ка, красотка, пойдем с нами!

Девушка отшатнулась. Я тут же занял ее место и молниеносно ударил. Едва не вцепившиеся в хрупкое предплечье немытая лапа бородача, нелепо, как крыло перепуганной птицы, замахала в воздухе. Не сумев удержать равновесие, он рухнул в объятия своего приятеля. В шерстяной куртке, широкополой шляпе и коротких башмаках с серебряными пряжками, тот мог бы сойти за эльмарионского беженца, если б не мохнатые орочьи штаны с заткнутой за пояс кривой саблей и очень подходящая к ним физиономия с поросячьими глазками, коротким носом и торчащим справа кривым клыком. Этого я убил бы сразу, не задумываясь, если бы не девушка — решит, что перед ней кровожадный злодей, и даже разговаривать не станет. А я вовсе не кровожадный и совсем не злодей. Просто ненавижу орков.