Произвол судьбы

ПРОЛОГ

Глава 1 БАШНЯ С ПРИЗРАКОМ

Глава 2 ОГНЕННЫЙ МЕЧ

Глава 3 ДУШЕВНАЯ ТРАВМА

Глава 4 ТАИНСТВЕННАЯ ДВЕРЬ

Глава 5 ОБЕЩАНИЕ КОРОЛЯ

Глава 6 ГНОМЬЯ ОХОТА

Глава 7 РАССКАЗ СТАРОГО ГНОМА

Глава 8 ТАЙНА ВЕДЬМИНА БОЛОТА

Глава 9 РАЗРУШЕННЫЙ ХРАМ

Глава 10 ЖРЕЦ СВЕТЛЫХ БОГОВ

Глава 11 ПРОРОЧЕСТВО БЕЛОГО МАГА

Глава 12 БЕГЛЕЦ

Глава 13 ЗАБРОШЕННАЯ ДЕРЕВНЯ

Глава 14 ЧУЖОЕ СЧАСТЬЕ

Глава 15 ШИРОКИЙ ЖЕСТ

Глава 16 ЗАКЛЯТЫЙ ВРАГ

Глава 17 ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН

Глава 18 УЩЕЛЬЕ ПОТЕРЯННЫХ ДУШ

Глава 19 ЗАБЫТАЯ БАЛЛАДА

Глава 20 СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Глава 21 ЛУЧШИЕ ОРКИ — МЕРТВЫЕ ОРКИ

Глава 22 ПОСЛЕДНЕЕ СОСТЯЗАНИЕ

Глава 23 В ТЕМНИЦЕ

Глава 24 ПОБЕГ

ПРОЛОГ

Когда взойдет Багровая планета

И встанет рядом с Утренней звездой,

Придет конец и счастия, и света

И горе заслонит весь мир собой!

Цветущие сады Эльмариона

Накроет тень крылатого дракона!

Покинут люди в панике жилища,

И опустеют села, города,

А после превратятся в пепелище!

И ужас на грядущие года

В сердца тех, кто остался жив, вселится... Чушь! Этот рифмоплет не знает даже азов астрологии! — человек в длиннополом черном одеянии с глубоким, скрывающим лицо, капюшоном рывком перевернул страницу. Подхваченный эхом звук надорванного листа разнесся по библиотеке хлопаньем крыльев птичьей стаи, а неожиданно резкий выкрик гортанным старческим голосом добавил стае вороньего гвалта. Разыгравшееся воображение съежившегося за своей конторкой смотрителя библиотеки дорисовало невидимых его подслеповатым глазам выходцев из самой Бездны, явившихся на голос своего повелителя, продолжавшего негодовать: — Ему б шутом быть, а не провидцем! Чтоб Кровавое око встало рядом с Утренней звездой! Да скорее солнце взойдет в полночь! — с этими словами старик без всякого благоговения захлопнул тяжелый фолиант и, тяжело опираясь на посох, который не выпускал из скрюченных пальцев даже, листая книгу, поднялся с деревянного кресла и повернул голову. Взгляд из-под непроницаемого капюшона, казалось, пронизывал насквозь. Смотритель, тоже далеко не молодой человек, страдавший плохим зрением и больной поясницей, чувствовал себя под ним нашкодившим юнцом, поспешно закивал, выражая полное согласие. Он никогда бы не осмелился перечить тому, кого в просторечии звали Черным колдуном, а в летописях не иначе как повелитель Тьмы. Даже неразумные дети знали, что одной искры голубого камня, венчавшего его зловещий посох, достаточно было, чтобы оставить от человека горстку пепла. А те, кто успел пожить на свете да научиться уму-разуму, понимали — это еще не самое страшное, что может сотворить этот человек. Да и человек ли? .

— И много из этой галиматьи сбылось? — сухие бесцветные губы колдуна скривила недобрая усмешка.

— Все сбылись, ваше... ваша милость. Все до единого предсказания, вплоть до того самого. Но оно... Звезды еще не скоро...

— А точнее никогда! Хотел бы я знать, почему, книга открылась на этой странице, тогда как велено ей было показать события сегодняшнего дня. Если б не чушь про звезды, я решил бы, что мой славный Ролмонд не придумал ничего умнее, чем объявить Эльмариону войну. Мальчишка никогда не отличался терпением, — Черный колдун расхохотался. Гомон воронья сменился клекотом стервятников.

Смотритель библиотеки ни за что не отвечал, кроме сохранности книг. Никто не стал бы вменять ему в вину, что Эльмарион не готов к войне. Маги и звездочеты гораздо лучше разбирались в знамениях, но все равно слова черного старика привели его в ужас. Ведь если забыть о звездах, предсказание действительно означало войну с Фаргордом, соседним королевством, на гербе которого красовался золотой дракон! Звезды же... Когда он в последний раз смотрел на ночное небо? Вчера, любуясь на праздничные фейерверки! Маги расцветили ими все небо в честь рождения принцессы. Но звездочеты, они-то должны были изучить звезды хотя бы для того, чтобы определить судьбу новорожденной!

Попытки успокоить себя удавались слабо. Тревожные мысли били в набат: 'О, боги! Ролмонд Ледяное сердце, воинственный король Фаргорда прибыл не далее как вчера. Где он сейчас? Пирует среди приглашенных гостей! Что помешает ему бросить вызов Зенарону и всему королевству? Отсутствие армии? А так ли нужна армия, когда Черный колдун, оказывается, тоже здесь?!! Что же делать? Бежать! Предупредить хоть кого-нибудь! Скорее, пока он занят книгой...'

— Сидеть!

У дернувшегося было к двери эльмарионца подкосились ноги. В ожидании страшной кары несчастный рухнул обратно в кресло, прежде такое удобное. Время остановилось, стук собственного сердца, отдающийся в больной спине, казался оглушительным грохотом, и хотелось, как в детстве, зажмуриться от страха. Только глаза отказывались повиноваться и пристально, не моргая, следили, как Черный колдун ловко, как фокусник из бродячего цирка, извлекает откуда-то из складок одежды объемный черный сверток, разворачивает ткань и ставит на стол череп с черными провалами пустых глазниц. Пустота притягивала взгляд, и эльмарионец не сразу заметил, что у черепа срезана макушка, отчего тот напоминал зловещую чашу, в которой, будто обнаженный мозг без единой извилины, покоился прозрачный шар. Старый маг склонился над ним, бормоча что-то себе под нос. Внутри сферы замерцали крохотные огоньки, замелькали тени.

— Если эта идиллия пахнет войной, то я добрая фея, — сумел разобрать библиотекарь. Если до этого его знобило от страха, то сейчас затрясло от невозможности сдержать рвавшееся наружу хихиканье. Добрая фея! Бедолага закусил кулак, но смешок все же вырвался и, усиленный эхом, превратился в смачное хрюканье.

Старик поднял голову. Слезы, текущие по щекам трясущегося, как в припадке, эльмарионца доставляли ему куда больше удовольствия, чем вид скучающего Ролмонда и его собеседника — лучащегося счастьем Зенарона. Хоть сфера и не передавала звуков, по их виду можно было с уверенностью сказать, что обсуждают они не иначе как помолвку новорожденной принцессы с одним из двухлетних сыновей-близнецов фаргордского короля, дабы, как задумывалось на королевском совете, прибрать к рукам Эльмарион мирным путем. Черный колдун собственноручно подготовил подарок для принцессы — зачаровал тонкий золотой обруч, украшенный чистейшим бриллиантом в оправе в виде восьмиконечной звезды. Такой же, только с черным камнем, издавна носили наследники фаргордского трона и этого должно было хватить, чтобы впечатлить новоиспеченного папашу.

Судя по всему, подарок Ролмонд уже вручил, а Зенарон принял. Войны не предвиделось, следовательно, Великий провидец был не таким уж великим либо... приглашение фаргордцев на праздник было частью коварного плана.

Не обладая даром предвиденья, старик не мог предугадать, как развернутся события. Жизнь его короля могла быть в опасности, а этого нельзя было допустить. На случай таких, непредвиденных обстоятельств он в тайне от всех и прибыл сюда, материализовавшись в библиотеке, которую помнил еще со времен своего ученичества.

Лучшим выходом было бы уничтожить всех съехавшихся на празднество врагов упреждающим ударом — у повелителя Тьмы хватило бы на это сил. Но тогда жалкий рифмоплет, написавший книгу, в очередной раз оказался бы прав, а Фаргорду пришлось бы вести войну на два фронта, либо отступать из Гил-Зураса. Пожалуй, стоило разобраться с истинным положением вещей.

Старик выбрал свободный от полок участок, начертил посохом круг, перечеркнув его пятью линиями.

Когда он закончил, рисунок засиял голубоватым магическим светом.

— Встань сюда, — указал он смотрителю в центр пентаграммы.

— Что вы хотите сделать? — в ужасе пролепетал тот, судорожно цепляясь за край стола.

— Всего лишь поговорить с этим шарлатаном, коего олухи-эльмарионцы чтут великим. Встань сюда и возьми в руки книгу.

— Но... я останусь жив? Я должен остаться жив, ведь кто-то должен присматривать за библиотекой.

— Хочешь присматривать за библиотекой? Это я тебе обещаю. Хоть до конца времен, — хмыкнул старик. — А теперь повинуйся! Мое терпение не безгранично!

Эльмарионец, прижав к груди книгу пророчеств, согнувшись, засеменил в центр круга. Ужас боролся с восторгом. Он и представить себе не мог, что сможет услышать самого Великого провидца, умершего более тысячи лет назад, а может даже задать ему вопрос! Эльмарионские маги не умели говорить с мертвыми.

В руках старика, тем временем, появилась незнакомая смотрителю книга в черном кожаном переплете. Тот полистал ее и, найдя нужную станицу, принялся читать заклинание.

Смотритель библиотеки стоял в центре пентаграммы, уставившись в пол пустыми, похожими на белок вареного яйца глазами.

— Отпусти! — повторял он, размеренно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Ты останешься здесь, в этом теле столько, сколько я сочту нужным. Возможно навеки. Или полагаешь, что я позвал тебя, просто чтобы проверить работает ли моя магия в Белом замке? — колдун усмехнулся.

— Зачем повелителю Темных сил понадобился предсказатель?

— Хочу задать пару вопросов об астрологии и твоих пророчествах.

— Все ответы в книге Пророчеств.

— Ты еще смеешь навязывать мне свой сборник рифмованной чуши?

— Там мои видения. Я записывал их, чтобы не забыть. Потом они начали сбываться.

— 'Когда взойдет Багровая планета и встанет рядом с Утренней звездой...' — и что ты об этом скажешь? Кровавое око рядом с Утренней звездой! — колдун презрительно хмыкнул.

— Багровая планета... Я вижу ее! — белые глаза смотрителя округлились и он, сбивчиво, глотая слова, заговорил:

Она висит над головой,

Сокрытая голубизной

Небес и солнечным сияньем

Она взошла без опозданья

Сегодня утром над землей

И рядом с Утренней звездой

Плыла до самого рассвета

Знаменье бед великих это!

Спасайтесь! В зал через балкон

Уже врывается дракон!

— Безумец! — раздраженно процедил некромант, но бросив взгляд на сферу в черепе, неожиданно потерявшую прозрачность и кажущуюся сделанной не из хрусталя, а из дымчатого кварца, нахмурился, процедил: — Ладно, свободен, — и разорвал узы, связывающие дух Великого провидца с телом смотрителя. Последнее тут же рухнуло на пол и так и осталось лежать, не подавая признаков жизни.

Черный колдун вытянул из коченеющих пальцев книгу, забрал со стола хрустальный шар и направился было к выходу, но, вспомнив о данном эльмарионцу обещании, обернулся.

— Ты хотел и дальше присматривать за библиотекой? — усмехнулся он, направляя посох на еще не остывший труп. — Тогда вставай. Я разрываю твою связь с бренной оболочкой, — далее следовало неразборчивое заклинание, — тем более что она все равно скоро окостенеет. Увы, издержки ритуала. Впрочем, для того, чтобы следить за порядком тело не к чему. Призраков уважают больше. Ну же, пошевеливайся, я не намерен ждать тебя бесконечно.

Смотритель библиотеки поднялся. Спина не болела, зато зрение сильно ухудшилось. Все казалось слишком ярким, расплывчатым и каким-то нереальным. Под ногами скорчившись лежал худенький старичок с круглой лысиной и бородкой клинышком. Бедолага не сразу догадался, что это он сам.

Библиотека располагалась между башней магов и королевскими апартаментами, несколькими ярусами ниже зала, где проходило празднество. Его отзвуки донеслись до ушей колдуна, едва он покинул стены, должные хранить тишину. Гости чествовали принцессу нестройным хором, стараясь перекричать друг друга, отчего невозможно было разобрать ни слова. Такая несдержанность в выражении радости обычно раздражала некроманта, но сейчас он откровенно наслаждался, будто слышал не пьяные вопли пирующих врагов, а их предсмертные крики. 'Дожил, — с сарказмом подумал старик, — не иначе становлюсь доброй феей. Пойду, пожалуй, взгляну, что там происходит. Если они и вправду так веселятся, награжу дитятко каким-нибудь дурацким даром вроде волос из чистого золота или слез из бриллиантов', — и, наведя иллюзию, дабы не сеять лишнюю панику среди хозяев и гостей, поспешил не в обсерваторию, как собирался, а в противоположную сторону.

Опираясь на посох, увенчанный голубым кристаллом, смотритель библиотеки миновал пустынный коридор и, толкнув невзрачную дверь, оказался на середине лестницы, соединявшей пиршественный зал с расположенной под ним кухней и ведущей дальше, вниз к кладовым и погребам, и едва не был сметен с ног мальцом в поварском колпаке. Поправив на плече бочонок вина, и перехватив поудобнее румяного поросенка, предназначенного явно для королевского стола, тот выпалил:

— Спасайтесь, господин смотритель! Быстрее, пока он не добрался сюда! — и рванул было вниз по лестнице, но застыл, будто пригвожденный к месту.

— Кто он?

— Вы что, не знаете? Дракооон! — завопил поваренок, вытаращив глаза для большей доходчивости. Его звонкий голосок смешался с визгом криками и плачем и утонул в топоте множества ног, грохоте, лязге и звоне — всем том, что издалека казалось шумом праздника. Мимо пронеслись двое слуг, тащивших тяжеленный сундук.

— Вниз, в погреб — там подземный ход! — бросил на ходу один из них.

— Какой дракон? — устало переспросил колдун.

— Не знаааю, — захныкал мальчонка. — Стражники сказали, он там всех спалил! Всех, и короля! Они видели! Я тоже видел — пожар! Бежимте скорее!

Черный колдун пожал плечами и снял заклятие оцепенения. Не ожидавший этого поваренок, кубарем покатился по ступенькам, следом за скачущим бочонком. Старик же направился наверх, размышляя о странностях текущего дня.

Драконы, несомненно, существовали — в древних сказаниях говорилось, что живут они на краю света, на Драконовых островах, а летописи былых времен упоминали случай, когда один из них перелетел море и поселился в Алмазных горах, сея страх и разрушения. В ту же эпоху писалась и Книга пророчеств. Дым выплывал из пиршественного зала через боковую дверь и расползался по лестнице, как утренний туман по болоту. Там, за дверью, он висел плотной стеной, изредка озаряемой отблесками пламени. Потому-то шар в черепе и показал пустоту.

От глотка смрадного воздуха, старик закашлялся — к запаху гари и хорошо прожаренного человеческого мяса, привычному для мага, предпочитающего сражаться огнем, а не мечом, примешивался нестерпимая вонь. Колдун остановил дыхание и переступил порог. Огонь стоял стеной ближе к окнам и балкону — горели столы, стулья и портьеры. С улицы, наверно, было видно, как пламя вырывается наружу. Здесь же, в глубине зала, огня не было, только от едкого дыма слезились глаза. Впрочем, старому некроманту не требовалось зрение, чтобы понять, что живых здесь немного, да и те скоро отправятся кто в Лучший мир, кто в Бездну.

— Бедняга Ролмонд, — усмехнулся он. — Я как знал, что эта твоя затея добром не кончится. Но договор есть договор. Я служил тебе верой и правдой, настала твоя очередь. В руках повелителя Тьмы появилось уже знакомая волшебная книга и цепочка с медальоном, формой напоминавшим кольцо, а размерами золотую монету. Зашелестели страницы, дым закружился вихрем и уплыл из зала через распахнутые двери балкона. Пламя, подъедающее за мертвыми праздничные яства, съежилось и погасло. Теперь можно было увидеть, как за окном какие-то отчаянные смельчаки на стене пытаются достать из арбалетов парящее в небе крылатое чудовище.

'А ведь провидец не такой уж и шарлатан. Надо будет ознакомиться с его прорицаниями на досуге', — подумал Черный колдун.

Дракон был воистину огромен. Как такая махина уместилась в пиршественном зале, можно было только догадываться, но, скорее всего, он туда и не влетал, а дохнул огнем с улицы, как он сделал сейчас, пролетая над стеной со стрелками.

'Пожалуй, надо поторопиться', — резонно рассудил некромант и принялся за заклинание. Разбираться, какие из останков принадлежали его королю, не было ни времени, ни необходимости. Лишь одна душа могла быть заключена в кольцо — того, кому по договору служил повелитель Тьмы. И только после смерти.

Дракон за окном описал круг и вновь направился к балкону, а кольцо в руке колдуна все еще не претерпело никаких изменений. Заклинание не действовало.

— Ролмонд, будь ты неладен! — зло процедил некромант. — Где этот мальчишка?! Внезапно тишину прорезал стон. Старик подошел к груде обугленных тел и перевернул ближайшее посохом. 'Верховный маг Волистан. А это, судя по короне — Зенарон. Танцевал с сестрой Ролмонда. Как огонь изменил ее прическу, — бесцветные губы старика растянулись недоброй ухмылкой. Узнавание старых знакомцев его забавляло. — Прекрасная королева Фаргорда, увы, больше не прекрасна. А это...'.

Стон повторился. Тело рядом с королевой шевельнулось, обугленные пальцы вцепились в черную мантию колдуна.

— Ролмонд? Жив? — это было неожиданно, но не досадно. Черный колдун не видел особой разницы в том, кому служить, Ролмонду, его сыну, сыну его сына. Рано или поздно их души все равно достанутся ему для той последней битвы, в которой должна победить Тьма. Сейчас же он должен позаботиться о своем короле, раз уж тому не довелось умереть.

Старик с трудом приподнял умирающего и исчез вместе с ним в голубой вспышке.

С тех пор минуло четырнадцать лет...

Глава 1 БАШНЯ С ПРИЗРАКОМ

Роксанд Второй восседал в резном кресле, как на троне, и пытался испепелить меня взглядом красных, походящих на тлеющие угли глаз. Хорошо, что веяло от него не жаром, а могильным холодом, и вместо ожогов мне грозил разве что легкий озноб.

Когда-то его звали Роксанд Второй Красивый. Теперь же красивым он был лишь на портретах, во множестве развешанных по стенам, в действительности же выглядел не лучше прочих привидений — полупрозрачный скелет, облаченный в истлевшие лохмотья с остатками золотого шитья. От неприкаянных обитателей склепов его отличала венчавшая безносый череп корона, да этот кровавый взгляд.

Призрак был вне себя. Процедив: "Тупица!", он не произнес больше ни слова. Раньше такого не случалось. Этот зануда не упускал случая поучить меня уму-разуму, и сейчас для этого был самый удобный момент. Я даже огрызаться толком не мог, потому что скорчившись, валялся на полу, вернее, на брошенной на него медвежьей шкуре, и был целиком поглощен дырой в собственном боку. Рана была легкой, иначе вряд ли я смог бы, забыв о ней, драться и удирать от стражи, но, сколько я не зажимал ее, кровь не желала останавливаться. Она сочилась между пальцами и липкими струйками стекала на бурый мех, вместе с ней уходили силы. Хотелось спать, а не пререкаться с докучливым привидением. Да и что я мог сказать? Война с темными эльфами была главным делом жизни Роксанда, пленение их короля, имя которого невозможно было произнести, не сломав язык — одним из величайших подвигов. Не удивительно, что весть об его освобождении привела призрака в негодование. Надо было помалкивать об этом. Вот уж действительно тупица!

Я закрыл глаза.

— Вставай и отправляйся к лекарю, недоумок! — прозвучало над самым ухом.

Роксанд не выдержал. Никакое потрясение не могло заставить его отказаться от обязанностей няньки, добровольно возложенных им на себя лет десять тому назад, когда я впервые появился здесь, в Закатной башне. Возомнив, что заменяет мне отца, он все время пытался приказывать. Но если с отцом приходилось считаться, то от приведения его прадеда я просто отмахивался.

— Исчезни.

— Умереть вздумал? — взорвался призрак. — Пожалуйста — умирай! Только не в моих покоях. Не переношу, когда разлагаются трупы. Знаешь, как выглядел этот олух через месяц после смерти?

— Знаю — как ты.

Выглядел Роксанд и впрямь жутковато, и уж точно не красивее мертвеца, о котором говорил.

Давным-давно, еще до моего рождения какой-то слуга сунулся в башню с призраком, да так и остался стоять у дверей, постепенно превращаясь в скелет. Роксанд уверял, что не убивал бедолагу — тот умер от страха. Видимо, так оно и было. Бестелесной нежити сложно кого-то убить, а вот напугать — запросто. Я и сам частенько вздрагивал, когда призрак неожиданно возникал за спиной, а меня до сих пор никто не называл трусом.

— Как я? Ты наглец, принц! Да как ты смеешь? Я — Роксанд Второй Красивый! Даже при жизни этот мужлан был уродливей меня!

Я открыл глаза. Мой коронованный предок, гордо вскинув голову стоял напротив зеркала, в котором отражался лишь его портрет, висящий на противоположной стене.

— Угу, ты неотразим.

Роксанд не понял иронии. Он искренне считал, что остался таким же, каким был в последний день своей жизни. Самодовольно бросив: "Спасибо, что заметил. Я уж было решил, что у тебя начался бред", — он принялся расхаживать взад и вперед:

— Это просто уму непостижимо! Парню шестнадцать лет, а мозгов — как у дитя неразумного! Ты хотя бы понимаешь, что натворил? Темные эльфы — враги Фаргорда с начала времен. Пока их король был у нас в плену, можно было диктовать им любые условия, потребовать выкуп, наконец...

— Зачем он тебе? Ты же умер.

— Я воевал с темными эльфами двадцать шесть лет, — упавшим голосом проговорил Роксанд. — Сколько славных воинов полегло в этой войне! И все насмарку из-за глупого взбалмошного мальчишки, которому, видите ли, захотелось отпустить пленника!.. И зачем только я учил тебя обращаться с мечом?! Уж не для того, чтобы ты освобождал узников! И уж точно не для того, чтобы ты ввязывался в каждую драку и умер от ран! Сколько уже здесь лежишь? А сколько бегал до этого? Посмотри на себя, бледный, как утопленник!

Ходил призрак, как и подобает великому королю прошлого, надменно вскинув голову, совершенно не глядя под ноги. Тело будто холодом сковывало, если он, забывшись, проходил сквозь меня. Когда же он навис надо мной с вопросом:

— Ты хоть понимаешь, недоумок, что от потери крови умирают? — я почувствовал себя одной ногой в могиле — та онемела от холода так, что даже пальцы не шевелились. Не иначе призрак остановился на моем сапоге, или даже в нем, ведь я был для него таким же бесплотным, как он для меня.

— Проклятье, Роксанд! Уберись к демонам! — я заерзал, поджимая ногу, лягнул пустоту но, так и не избавился от ледяного оцепенения. Пришлось стиснуть зубы и встать. Комната качнулась, норовя перевернуться. Хотелось опереться о стену, но до ближайшей, казалось, три дня пути.

— Так-то лучше, — удовлетворенно кивнув, призрак вернулся в кресло, сквозь которое мог пройти, как через любую преграду, но, расположившись в нем, почему-то не падал на пол. — А теперь ступай к лекарю или хотя бы прикажи страже позвать твоего дружка-колдуна.

Я отрицательно мотнул головой и едва не потерял равновесие. Роксанд был прав, не стоило столько тянуть с перевязкой. Только ни о каком лекаре не могло быть и речи, да и вряд ли кто-то из стражников стал бы разыскивать для меня Энди, разбиравшегося в целительстве ничуть не хуже. Вообще не стоило покидать покои призрака, если я не хотел обратно в темницу. Тот, хоть и действовал на нервы своими навязчивыми нравоучениями, был лучшей зашитой. Его боялись, а это значило, что стража даже по приказу отца не сунется сюда, а будет, обходя Закатную башню стороной, добросовестно искать меня по всему замку. Впрочем, был еще Черный колдун, от одной мысли о котором боль и слабость поспешно отступили. На смену им пришло желание сделать все возможное, лишь бы избежать встречи с мерзким старикашкой, ни во что не ставящим ни нежить, ни меня, зато дотошно исполняющим любую придурь отца.

Надо было спешить. Пол казался подвешенным над землей шатким настилом, но я сосредоточился и, подволакивая затекшую ногу, поплелся к стене.

Роксанд провожал меня взглядом рубиновых глаз и брюзжал:

— К лекарю, значит, не пойдешь? Интересно, что ты такого еще натворил, раз боишься высунуть нос из башни? Да-да, освободил Темного эльфа — это я уже слышал. Только не думаю, что твоему отцу есть до него дело. Может, ты еще кого-то отпустил? Как ты вообще очутился в темнице? Спасал преступников или, как обычно, убивал орков? И сколько же их было, что ты позволил себя ранить?

Его вопросы так и остались без ответа. Все мои силы уходили на то, чтобы сохранять равновесие. И лишь проделав последние, отделявшие меня от стены шаги, схватившись за украшавший ее гобелен, я обернулся.

— Знаешь, дух... Когда мне захочется излить душу первому встречному, я тебя позову! А сейчас уйди к демонам в Бездну!

Призрак оскорбился, проворчал:

— Вот что бывает, когда король плюет на воспитание наследника! Будь я твоим отцом, ты бы воевал с врагами, а не освобождал их! — и рассеялся туманной дымкой.

Идти вдоль стены, цепляясь за ткань гобеленов и развешенное оружие, было проще. Можно было даже закрыть глаза и не задумываться о положении пола относительно горизонта.

Целью моей была каминная полка. Ученик Черного колдуна Энди оставил там сверток с лекарскими принадлежностями и склянку с позаимствованным у своего учителя зельем, которым тот врачевал отца. Последнее, хоть и облегчало боль, было мерзким на вкус, отвратно воняло и, главное, как и любая магия, вызывало у меня сильнейшую тошноту, так что я решил, что воспользуюсь им только в крайнем случае.

Раньше я никогда не латал собственную шкуру, а вот наемникам, в компании которых я порой досаждал окрестным лордам, после боя иногда приходилось зашивать раны. Обходились они без лекаря и некоторые были до сих пор живы. Значит, и у меня был шанс справиться самому.

В башне было холодно, как в склепе. Потянувшись за свертком, я с досадой заметил, что руки дрожат, но все равно выбрал из находящихся внутри похожих на пыточные инструментов гнутую иглу и даже умудрился впихнуть в ушко тонкую жилу, которую Энди использовал вместо нитки. Оставалось самое неприятное — воткнуть это в собственный бок.

Я до крови закусил губу и уселся на пустую дровницу у камина.

— Рану промой, грязнуля! — раздался голос моего предка. Я поднял глаза. Роксанд расположился в собственном портрете. Глаза на картине горели красным огнем, а губы шевелились, выговаривая: — И руки. И иглу подержи в вине. Заражение хочешь получить?

Вино здесь долго не задерживалось, за водой надо было подниматься в спальню, но призрак снова был прав — такими руками не то что раны зашивать, даже есть было нельзя.

Подняв глаза на уходящую вдоль стены вверх лестницу без перил, я вздохнул. Если опять закружится голова, лететь сверху будет крайне неприятно.

Я поднялся, взял с камина бутыль с зельем, зубами вытянул пробку, с отвращением плеснул жидкость на ладонь и вытер о рукав рубашки. Потом проделал то же со второй рукой, а вот с раной не решился — и так меня уже начало подташнивать от магии.

Роксанд что-то бормотал из своего портрета, но я не слушал, всецело поглощенный раной.

Когда я закончил, на боку моем красовались два неровных стежка, кровь едва сочилась, сознание уплывало, а Роксанд, стоя посреди комнаты, бубнил:

— Выпей зелье, выпей, кому говорю! Твой дружок всегда давал тебе его пить, а он знает толк в целительстве!

— Ты когда-нибудь отстанешь? — с надеждой спросил я.

— Не дождешься! — категорически заявил призрак.

— Тогда я спать, — сказал я и сполз на пол.

* * *

Девушка шла по лесу. Сухие листья шуршали под босыми ногами. В простом платье она походила на крестьянку, из тех, что приносят в замок дичь или хворост, а по вечерам смеются со слугами на берегу Королевского озера. Но разве имеет значение принцесса она или нищенка, когда речь идет о самой прекрасной девушке на свете? С тех пор, как впервые увидел ее во сне, я не переставал восхищаться ее золотистыми, как солнечный свет, волосами, глазами, синими, как вода в озере в ясный день, губами, за один поцелуй которых я отдал бы все сокровища Роксанда... И почему, встретив ее в лесу, я не мог решиться подойти и заговорить? Вся моя наглость, которая обычно так возмущает отца, куда-то подевалась. В голову не приходило ни одной фразы, которую можно было бы сказать такой вот красивой девушке, чтобы не показаться ей глупым назойливым болтуном.

Так я и брел, не прямо за ней, а поодаль, чтобы раньше времени не попасться на глаза, и размышлял о том, что таким красивым девушкам опасно гулять в одиночестве. В лесах Фаргорда полно кровожадных зверей, а на дорогах — гнусных орков и всяческого сброда, промышляющего грабежом одиноких прохожих. А потом меня осенило: встреча с разбойниками — никакая не беда, а удача! Как ни странно это звучало, мне гораздо легче справиться с десятком лиходеев, чем просто заговорить с одной девушкой, которая, к тому же, мне небезразлична. К своему же защитнику она обратится первая хотя бы для того, чтобы поблагодарить, и тогда...

Не успел я придумать счастливый конец своему любовному приключению, как, будто по заказу, из-за деревьев показались подозрительные личности. Не десяток, конечно, а всего четверо.

По одежде сложно было определить, разбойники это, слуги какого-нибудь небогатого лорда или просто безработные наемники. Она с одинаковым успехом могла быть куплена у старьевщика, подарена хозяином или отобрана у прохожего. Но, судя по опухшим лицам и нехватке передних зубов, эти приятели были не чужды выпивке и потасовкам.

Подозрительная четверка направлялась прямо к девушке. Скрываясь за деревьями, я тоже приблизился. Мне не терпелось подраться, просто кулаки чесались, но я не спешил. Вдруг это мирные путники, которые просто хотят узнать дорогу? Нельзя же за это бить. И только, когда старший, обладатель всклокоченной бороды и, несмотря на жару, волчьей шапки, кивнул в сторону девушки и, растянув губы в щербатой улыбке, хрюкнул: "Гляньте-ка, парни, какая цыпочка!", я мысленно поблагодарил богов Хаоса за посланный шанс и вышел на тропу.

На меня не обратили внимания, то ли потому что появился без треска и воплей, то ли решили, что безусого юнца можно не брать в расчет.

— Ну-ка, красотка, пойдем с нами!

Девушка отшатнулась. Я тут же занял ее место и молниеносно ударил. Едва не вцепившиеся в хрупкое предплечье немытая лапа бородача, нелепо, как крыло перепуганной птицы, замахала в воздухе. Не сумев удержать равновесие, он рухнул в объятия своего приятеля. В шерстяной куртке, широкополой шляпе и коротких башмаках с серебряными пряжками, тот мог бы сойти за эльмарионского беженца, если б не мохнатые орочьи штаны с заткнутой за пояс кривой саблей и очень подходящая к ним физиономия с поросячьими глазками, коротким носом и торчащим справа кривым клыком. Этого я убил бы сразу, не задумываясь, если бы не девушка — решит, что перед ней кровожадный злодей, и даже разговаривать не станет. А я вовсе не кровожадный и совсем не злодей. Просто ненавижу орков.

Четверка наконец-то удостоила меня вниманием.

— Я тебе покажу, гаденыш! — бормотал бородатый, борясь с собственным гномьим топором, не желавшим покидать спокойное место за поясом. Нос его, распухающий и лиловеющий на глазах, с каждым мгновением все больше напоминал шляпку какого-то несъедобного гриба.

— Шустрый щенок. Задай ему, батя, — подзадоривали двое молодчиков ненамного старше меня. Я с удивлением заметил на одном из них свою собственную черную куртку, год как отданную какому-то бродяге. Та была узка парню, так, что должна была треснуть по швам, едва он поднимет руку. От золотых застежек и узоров из самоцветов, которыми королевский портной обожает украшать произведения своего искусства, остались только следы, но все равно куртку можно было узнать хотя бы по неумело зашитым лично мной следам когтей медведя, шкура которого валялась сейчас на полу в Закатной башне.

— Твоя девка, что ль? Ничего, попользовался, теперь наша очередь! Боги велели делиться! — осклабился эльмарионский орк, похоже, не впечатлившийся судьбой "бати". Говорил он на удивление по-человечески, из чего можно было сделать вывод, что орк он только наполовину. Впрочем, это не меняло дело.

"Сынки" дружно заржали и принялись отпускать соленые шуточки о воистину странных заповедях Светлых богов, приверженцами которых определенно не были.

Отвечать я не стал. Все, что приходило в голову на тему любви и богов, относилось, скорее, к похоти и демонам и явно не предназначалось для женских ушей. К тому же, предназначалось это орку, а с теми, кого собираешься убить, не разговаривают.

Я мельком оглянулся. Девушка медленно пятилась, глядя то на насмешников, то на меня округлившимися от страха глазами. Там, за спиной ей ничего не угрожало, но мысль, что разбойники появились из-за моей глупой прихоти, вызывала омерзительное чувство вины.

— Не бойся. Они только кажутся грозными, на самом деле обычные трусы. Сейчас разбегутся, — пообещал я, вызывающе глядя на орка. Уж он-то никак не должен был сбежать.

Ничего не подозревая об уготованной ему участи, тот с готовностью замахнулся, надеясь проучить наглеца. Кулак приближался так медленно, что я успел окинуть взглядом всю компанию, заметить, как бородатый справился-таки с непослушным топором, и вполне готов мстить за свой расквашенный нос, парень в моей куртке мнется на месте, не зная, что делать, а второй заряжает арбалет. Потом я отскочил.

Двигаюсь я очень быстро. Еще в детстве заметил, что люди, а тем более орки не могут уследить за моими движениями. Стоит мне уйти вбок, и они начинают судорожно оглядываться, искать меня глазами или бестолково размахивать мечом, будто хотят отогнать им комаров. Этот орк не был исключением, а потому даже не сообразил, что случилось, когда, ударив воздух, споткнулся о подставленную ногу и растянулся на тропе. Лежачих я не бью, но бородач со своим топором подоспел как раз вовремя, чтобы выполнить грязную работу. Разумеется, удар предназначался моему затылку, но недаром ходят слухи, что у меня на нем глаза. Впрочем, тут хватило бы и ушей на отведенных им местах — девушка крикнула "Сзади!", "сынки" хором подбадривали "батю", а сам он так пыхтел, что можно было вслепую метать в него ножи.

Я упал на землю и, откатившись вбок, снова вскочил. Не переставая наблюдать, как сконфуженную мину человека, по ошибке всадившего топор в спину поднимающегося товарища, на бородатом лице сменяет гримаса ненависти.

— Пристрелите гаденыша, — приказал он дружкам.

У одного из них арбалет был уже наготове, второй принялся неторопливо натягивать тетиву на лук. Не люблю, когда в меня целятся, особенно из арбалета и с такого расстояния, хоть и умею отбивать стрелы. Я выхватил меч и укрылся от арбалетчика за бородачом. Пока он был моим живым щитом, стрелы мне не грозили. Оставалось оттеснить его к дружкам и быстро расправиться со всеми.

Все испортила девушка. Я не ожидал, что она подберет саблю убитого орка и ввяжется в драку.

— С ума сошла? Уходи! — крикнул я, заметив ее уже за спиной держащего меня на прицеле арбалетчика, но было поздно. Парень в моей куртке увидел ее раньше. Отбросив лук, он одним прыжком оказался рядом и, вывернув саблю из хрупких пальчиков, приставил к незащищенной шее. Внутри похолодело. Я машинально отбивал атаки бородатого, не в силах отвести взгляд от изогнутого клинка. "Моя вина!" — стучало в висках, пока неожиданный окрик не вернул мне способность соображать.

— Эй, щенок, хочешь девку живой — бросай оружие!

Я нырнул под летящий на меня топор и отшвырнул на пару шагов меч.

Стрелок опустил арбалет, решив, что сражение выиграно. Бородач, бормоча: "Все равно убью паршивца!", продолжал наступать. Пока я уворачивался, разбойник, угрожавший бедняжке, волок ее к валяющемуся на земле мечу. Она не вырывалась, не визжала и не плакала, как это принято у девиц, а покорно шла, но взгляд был несчастней, чем у побитой собаки.

— Держи их на прицеле... — на миг отпустив заложницу, парень наклонился, чтобы поднять меч, и мягко завалился на бок. Когда враги требуют бросить оружие, они почему-то забывают о ножах. Пара моих обычно дожидалась своего часа за голенищами сапог, а макушка была отличной мишенью — с двух шагов нож вошел в нее по самую рукоятку.

Девушка будто оцепенела, зато арбалетчик не медлил. Щелчок спускового механизма и визг тетивы заставили меня забыть о смущении, стрелой подлететь к предмету своих воздыханий, заключить в отнюдь не нежные объятия и бесцеремонно повалить на траву. Болт взрыл землю в двух шагах, в месте, где я стоял мгновение назад.

Близость красавицы кружила голову. Мягкие волосы щекотали щеку. Я уткнулся в теплую макушку и зажмурился — так и лежал бы всю жизнь, но топот сапог и хриплое дыхание бородатого не давало расслабиться. Он со своим топором был чересчур близко.

Вскакивая, я боднул его в живот, оттолкнув подальше от девушки, подобрал меч и несколькими выпадами оттеснил к стрелку. Тот так и не успел перезарядить арбалет. Оказавшись рядом, я рубанул его по руке, и он медленно осел на землю, уставившись изумленными глазами на рассыпавшиеся по траве пальцы.

Злость бородача внезапно прошла.

— Да ты демон! — пятясь, пробормотал он дрожащими губами и, будто заяц от охотника, опрометью бросился в лес. Арбалетчик, жалобно поскуливая, затрусил следом. Добивать их было уже неинтересно, я опустил меч.

— Спасибо, что не дал в обиду, — раздалось за спиной, — но... наверно, не надо было так...

Я обернулся. Она смотрела на меня снизу вверх, напуганная девочка, растрепанная и чумазая, но все равно невероятно милая. Мечта сбылась, не нужно было придумывать, как заговорить, можно просто улыбнуться и ответить: "Они сами напросились", — а потом отчитать ее за то, что гуляет одна в лесу. Хотя нет, чем бы я тогда буду лучше старого зануды Роксанда? Лучше, ни о чем не спрашивая, проводить ее. Куда? Да, хоть на край света, лишь бы оградить от всех бед и напастей!

Только выступить в роли ангела-хранителя мне так и не удалось. Из глубины леса донесся крик: "Ри-и-ик! Ты где-э-э?" Сердце сжалось в комок, похолодело и свалилось в живот. Как я мог забыть про брата! Где-то в глубине души чернело воспоминание, что брата давно нет в живых... или это просто приснилось мне в кошмарном сне? Так или иначе, его крик доносился из леса, значит, брат жив и ему угрожает опасность... опять, как это когда-то было... или когда-то снилось?

— Никуда не уходи, я вернусь! — бросил я девушке и стрелой помчался на голос.

Я бежал, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты, перепрыгивая через поваленные стволы и небольшие овраги. "Ри-и-ик! Помоги-и! По-мо... " — надсадно кричал мой семилетний брат-близнец.

Крик оборвался, когда за деревьями показались силуэты троих орков. Ледяное сердце в животе превратилось в тяжелый булыжник. Меня охватило глухое отчаяние — не успел.

Горе рвалось наружу. Говорят, от этого плачут, но я не умел, а потому просто дико заорал, выскочил на поляну, двумя взмахами меча снес головы троим оркам, которые, наверно, так и не поняли, от чего испустили дух, и подбежал к братишке. Он был еще жив, лежал в глубоком мягком мху и смотрел в небо печальными темно-серыми глазами, маленький и беззащитный. Трудно было представить, что когда-то нас не могли отличить друг от друга. Из груди у брата торчала рукоятка ножа, и этот нож был мой, тот самый, который я некоторое время назад всадил в голову разбойнику в кожаной куртке. Братишка тяжело дышал, и на губах у него то и дело появлялись розовые пузыри. Все это уже когда-то было. Я знал, что жить ему осталось совсем немного, но все еще надеялся помочь.

— Потерпи, Рил, только не умирай. Я отнесу тебя в замок. Черный колдун должен тебя спасти!

— Это ты, Рик? — прошептал Рилсед. — Беги! Злые орки... Они скажут, что... это ты меня убил. Они нашли твой нож...

— Ты не умрешь, Рил! Замок недалеко, я побегу очень быстро, только потерпи, я подниму тебя.

— Пусти, больно! Не трогай меня, просто слушай! Уходи из замка. Уходи сейчас, иначе будет поздно... — Рилсед вздохнул в последний раз, из уголка его рта вытекла тоненькая струйка крови. Он не дышал.

* * *

— Успокойся, Рик, это сон. — Ледяное прикосновение невидимых пальцев развеяло остатки кошмара. Могильный холод казался приятным. Огонь пульсировавший в боку, растекся по всему телу. Начиналась горячка. Оставалось только догадываться, что делали узники треклятым ножом, угодившим мне в бок. Крыс разделывали, не иначе.

— Я опять кричал, да?

— Не то слово! Метался по кровати и орал, как эльмарионский шпион под пытками.

— Проклятье!

Ну, почему мне все время снится один и тот же сон? Начинается по-разному, а кончается всегда одинаково. Ненавижу спать! Каждый раз, когда я засыпаю, приходится снова и снова смотреть, как умирает Рил. "Такова воля богов", — любит повторять Роксанд. Боги — мерзавцы! Мало того, что они позволили гнусным оркам убить моего брата, так еще не дают забыть тот страшный день! Показался бы хоть один, всю душу бы из него вытряс!

— Не богохульствуй, Рикланд, это до добра не доведет, — прервал мои мысли голос предка. Кажется, я, забывшись, заговорил вслух.

— Вот ведь благочестивый старец...

Съязвил я, чтобы скрыть неловкость, но Роксанд, видимо, сочтя иронию за комплимент, миролюбиво поинтересовался:

— Запомнил совет?

— "Уходи из замка" Будто я сам не понимаю... Пора сваливать отсюда к демонам...

— Не говори глупостей! Тебе в твоем состоянии нужны покой и хорошая сиделка...

— Нужны. Только здесь нет ни того, ни другого.

Призрак вздохнул и замолк. Наверно, пытался создать иллюзию покоя. Хорошо, что надолго его не хватило, а то меня снова начало уносить в мир сновидений, где жила девушка моей мечты и постоянно убивали брата.

— Уйдет он! А что останется мне? — донеслось откуда-то сверху. — Снова века одиночества! Если бы ты только знал, каково это — быть привидением! Люди боятся меня! Двести лет они обходили мою башню стороной. Я выл от тоски и проклинал камни моей тюрьмы! Ты один не испугался ужаса Закатной башни, и теперь ты уходишь...

Жаль старика. Но после всего, что случилось, оставаться в замке было просто глупо.

— Не стенай, дух, я вернусь... на свою коронацию, — это была лишь шутка. Мы оба прекрасно понимали, что такое возможно лишь после смерти отца. А короли Фаргорда не умирали собственной смертью, только от руки наследника — таково проклятие нашего рода.

С детства мне внушали, что рано или поздно придется стать отцеубийцей. Об этом твердили все, начиная с отца и Роксанда и кончая немытыми мальчишками с конюшни. Я же был уверен, что не способен поднять руку на калеку. Оказалось, еще как способен. Если бы не Черный колдун, короновали бы сейчас короля Рикланда, самого юного из фаргордских королей... Вот чего мне задаром не надо! Лучше скитаться по лесам и горам, чем сидеть на унылом троне до конца своих дней, вникать в скучнейшие доклады советников и издавать никому не нужные указы. Потому-то я и собирался бежать. А еще потому, что боялся снова ощутить на себе роковую власть проклятия. Или Черного колдуна. Но в этом я не признался бы никому, даже Роксанду.

Впрочем, мой не отличающийся особой щепетильностью предок рассудил по-своему.

— Что ты задумал? Неужели взялся за ум? — оживился он. — Так освобождение темного эльфа — часть заговора? Ты должен, нет, ты просто обязан посвятить меня во все! Никто не разбирается в таких вещах лучше меня! — Ну никакого сочувствия к бедному раненому человеку, которому трудно говорить!

Пришлось объяснять, что ни о каком заговоре речь не идет, а потом рассказывать и рассказывать, ведь если Роксанду приспичило что-то узнать, он это все равно узнает. Подозреваю, что во времена его правления шпионов не надо было пытать. Достаточно было заставить их пообщаться с королем сглазу на глаз — и они сами все выкладывали. Если прежде не сходили с ума от его занудства.

Призрак изводил меня несколько часов, а поскольку мое состояние не располагало к разговорам, наша беседа действительно чем-то походила на допрос — он задавал вопросы, а я односложно отвечал. В результате Роксанд удовлетворил свое неуемное любопытство, хоть история и была рассказана задом наперед, начиная с конца.

Глава 2 ОГНЕННЫЙ МЕЧ

Если же рассказывать все по порядку, начать надо было, пожалуй, с королевского приема.

Накануне этого знаменательного события в Черный замок прибыли послы из Гилл-Зураса. Вернее, не прибыли, а пришли пешком. Стража даже не хотела пускать их в замок. Но, несмотря на кажущуюся бедность, послы просто осыпали отца дарами. Я несказанно удивился, увидев на полу тронного зала прямо перед троном огромную груду золота и драгоценностей. Я с трудом представлял, как пятеро низкорослых гномов тащили на себе всю эту гору сокровищ от самого гномьего королевства.

Я вошел в тронный зал, когда прием уже начался. Отец величественно восседал на троне. Непосвященный человек ни за что не догадался бы, как сильно он болен и каких невероятных усилий стоит ему каждое подобное мероприятие. Все его лицо от скрытой черными кружевами воротника шеи и до тонкой золотой короны закрывала темная маска, так что выражение лица короля оставалось тайной для окружающих. Только по глазам можно было догадаться об его чувствах. Но они обычно оставались бесстрастными и холодными как лед. Вся одежда отца тоже была черной, из дорогого бархата, но почти без украшений, если не считать множества неоправленных бриллиантов, которые королевский портной умудряется как-то прикреплять к одежде. Нет, король, прозванный в народе Ролмондом Калекой, выглядел вовсе не убогим калекой, а грозным властелином. Недаром с недавних пор по Фаргорду поползли слухи, что король окончательно выздоровел.

Меня часто расспрашивали о здоровье отца, но я в основном отмалчивался. Не стану же я всем и каждому рассказывать, что отец самостоятельно может только смотреть, слушать и разговаривать, что на его руках, затянутых в изящные перчатки, вместо пальцев голые кости, как у призрака Роксанда, а ноги ниже колен — тоже одни кости, вдобавок черные, обугленные. Но, как выяснилось, для управления страной вполне достаточно умения отдавать приказы. А это у отца получалось превосходно.

Я, стараясь не привлекать ничьего внимания, пробрался за спинами придворных, встал на свое место справа от трона и сделал вид, что был здесь всегда. Но отец заметил. Он бросил на меня ледяной взгляд, от которого мне стало как-то очень холодно и неуютно.

— Извольте объяснить причину вашего опоздания, принц.

Все тут же уставились на меня, кто с интересом, кто с сочувствием. Уж больно грозно обратился ко мне отец. Не иначе решил сорвать на мне свое плохое настроение. Прыщавая физиономия кузена Имверта расплылась в злорадной улыбке. Ему с детства доставляло удовольствие, когда меня наказывали.

Что-либо объяснять на королевском приеме в присутствии всех придворных и гномьих послов у меня не было никакого желания. Хотя, с моей точки зрения, причина опоздания была вполне уважительная. Всего два часа назад я вернулся в замок после длительного отсутствия и не успел даже спешиться, когда ко мне подбежал слуга и сообщил, что король ожидает меня в тронном зале. Естественно, я послал его в Бездну и отправился по своим делам. Мне было нужно позаботиться о своем коне, который всю ночь скакал без отдыха, а после хотя бы вымыться и переодеться. Отец мог бы и сам догадаться, но у него было свое мнение на этот счет. Похоже, он считал, что я должен был вломиться в тронный зал, как на постоялый двор, с ног до головы заляпанный дорожной грязью и чужой кровью. Да только в этом случае он обязательно высказал бы неудовольствие моим неопрятным внешним видом.

Как ни прискорбно было это осознавать, но отец меня терпеть не мог. Он придирался ко мне по всякому поводу, даже самому пустяшному. В детстве я очень переживал из-за этого и старался как можно меньше досаждать ему, но угодить отцу было невозможно. Каждым моим поступком отец был крайне недоволен. Он вечно ставил мне в пример кузена Имверта, который, по его мнению, был идеальным ребенком, а, по-моему, просто подхалимом и доносчиком. Брать пример с Имверта я не стал бы даже под страхом смерти. Я считал его врагом — врагом детства (бывает же друг детства, почему бы не быть и врагу?). Только вот убить его, как любого другого врага, я не мог, потому как поклялся не обнажать против него оружия.

Дело было лет десять назад. Жил тогда в Черном замке один замечательный парень по имени Ленсенд. Он учил меня сражаться и даже подарил самый настоящий гномий меч. Это было против правил, до церемонии посвящения в воины детям запрещалось носить боевое оружие, но Ленсенд, по его собственным словам, наградил меня за боевые заслуги. Он, как Верховный Главнокомандующий фаргордской армии, имел на это право. Конечно, никаких особых заслуг не было, просто я умудрился нанести ему пару чувствительных ударов деревянным мечом, что мало кому удавалось.

С этого самого меча и началась наша с Имвертом открытая вражда. Мы и до этого не особенно ладили — Имверт частенько колотил Рила, я в отместку бил Имверта, хоть тот и был на два года старше. Имверт жаловался, Рил помалкивал, мне влетало. Появление меча за моей спиной положило конец этому относительно мирному сосуществованию. Мой кузен вбил себе в голову, что я собираюсь его этим мечом убить, и поделился этой мыслью сначала с нашим наставником лордом Окснетом, потом со своим отцом лордом Готридом. 'Рик мне угрожал!' — рыдал он. Конечно, я ничего подобного не делал, разве что в шутку, но Имверт считался милым и послушным ребенком, и ему поверили.

Дело дошло до отца, и тот недолго думая приказал отобрать у меня меч. Не тут-то было! Слуги, стража и придворные гонялись за мной по всему замку. Такая игра доставляла мне массу удовольствия. Я воображал себя героем легенды — отважным эльфом Энриелем, погибшим во времена освоения Фаргорда, размахивал мечом и кричал, что живым я не дамся. После того как я в суматохе чуть не распорол лорду Готриду его толстое брюхо, тому пришлось умолять своего заклятого врага Ленсенда забрать у меня подарок. Ленсенд заявил, что меч — не подарок, а награда, и, сославшись на какой-то закон, отказался.

Меч мне оставили, но вынудили поклясться, что никогда в жизни я не обнажу оружия против Имверта, а Имверту наняли учителя фехтования. Хорошо, что к тому времени, когда кузен прошел посвящение в воины и получил свой меч, я уже жил в Закатной башне, а то бы точно рано или поздно проснулся без головы! Теперь же милому кузену приходится подстерегать меня в темных коридорах, надеясь, что когда-нибудь ему все же удастся всадить меч мне в спину. Надоел хуже назойливой мухи!

Я молчал, рассматривая небольшую черную муху, ползшую по спинке королевского трона. Муха остановилась, потерла передние лапки, потом задние и начала чистить крылышки, а я все не мог ответить отцу ничего вразумительного. На языке вертелись одни дерзости. Раньше в таких ситуациях меня обычно выручал грустный шут Брикус, скорее не шут, а менестрель. Он всегда находил достаточно остроумное оправдание почти любого моего проступка, мог даже сочинить балладу про какой-нибудь подвиг, слушая которую, отец начинал смотреть на меня мягче, и мне даже казалось, что, может быть, он все-таки хоть немного любит меня. Но Брикус сопровождал меня в моем последнем походе и еще не вернулся.

Я кожей ощущал колючий взгляд отца. Молчание затянулось. Отец, видимо, хотел, чтобы я попросил прощение за опоздание, а у меня, естественно, извиниться язык не поворачивался, хотя, по правде говоря, в присутствии отца я почему-то всегда испытывал чувство вины. Только проявление любых чувств я считал признаком слабости. К тому же на меня были устремлены взгляды всех придворных и моего 'любимого' кузена. А тут еще дядюшка Готрид некстати проблеял:

— Не молчите, принц. Нам всем будет очень интересно послушать, что заставило вас пренебречь королевским приказанием.

Зря он встрял, может, я бы додумался до какого-нибудь вежливого ответа. Но на лорда Готрида у меня всегда была однозначная реакция — я мечтал вывести его из себя настолько, чтобы он забыл осторожность и вызвал меня на поединок. Поэтому я криво ухмыльнулся и ехидно спросил:

— Неужели лорду Готриду интересно что-то, кроме урчания в собственном брюхе?

К великой досаде лорда Готрида, его необъятный живот тут же ответил мне довольным рокотом. Придворные, потупив глаза, принялись покашливать, чихать и сморкаться, а кое-кто из гномов откровенно хохотнул. Дядюшка Готрид приобрел окраску вареного рака и громко засопел, а отец наконец-то потерял самообладание. Он скрипнул зубами и уже тихо, так что никто, кроме меня, не услышал, произнес:

— Ты можешь хотя бы во время приема послов придерживаться этикета, приходить вовремя и не дерзить?

— Если во время приема послов нечего обсуждать, кроме моего поведения, то не могу, — с самой обаятельной улыбкой, на какую только была способна моя украшенная косым шрамом и потому не очень обаятельная физиономия, ответил я.

Отец с трудом сдержал гнев, временно оставил меня в покое, и я наконец смог присесть на ступеньку трона и отдохнуть после дальней дороги.

Королевские приемы довольно нудное мероприятие. Послы никогда не могут сказать сразу, чего они хотят от отца. Нет, они считают необходимым сначала высказать кучу бесполезных приветствий и пожеланий, выслушать стандартные ответы, не отличающиеся особым разнообразием, и поговорить на нейтральные темы. Хотя половину этих вступительных речей я благополучно пропустил, к тому времени, как гномы дошли до сути дела, я успел задремать. В моем состоянии это было нетрудно. Я не сомкнул глаз с тех пор, как покинул замок, то есть около недели. Если человеку все время снятся кошмары, от которых он к тому же вопит, как эльмарионец под пыткой, он старается спать как можно меньше, особенно когда путешествует в компании наемников, которые так и норовят наделить окружающих обидными прозвищами. Лучше уж дремать на ступеньках трона, слушая вполуха монотонные речи послов.

Правда, когда послы стали излагать свою просьбу, мой сон как рукой сняло. Гномы просили о военной помощи.

С тех пор как в Эльмарионе поселился дракон, и люди спрятались от него в подземных ходах и пещерах Гилл-Зураса, между эльмарионцами и гномами шла война. Гномы отстаивали свои исконные владения, в которые вторглись непрошеные гости, люди же боялись одного дракона гораздо больше, чем сотни гномов, и не желали убираться восвояси. За первые два года они отхватили изрядный кусок гномьего королевства, и не потому, что гномы были никудышными воинами. Просто Гилл-Зурас одновременно воевал с Фаргордом.

Когда-то давным-давно, когда в Фаргорде еще не было ни одного человека, весь лес принадлежал эльфам, а все горы и подземелья — гномам. Первые поселенцы, пришедшие в Фаргорд более пятисот лет назад, сочли несправедливым такой раздел территории, и с тех пор люди отвоевывали земли эльфов и гномов пядь за пядью. Эльфов постепенно вытеснили далеко на запад в Эстариоль, где была их древняя столица. С гномами же дело обстояло сложнее. Они жили в подземельях, и людям, привыкшим к свежему воздуху и солнечному свету, воевать под землей было нелегко. Но короли Фаргорда всегда славились своей алчностью, а Алмазные горы — своими алмазами и золотом. Почти каждый король во время своего правления воевал с гномами, правда, не всегда успешно. Последнюю войну, получившую название Двадцатилетней, развязал мой отец, будучи принцем ненамного старше меня. Когда прилетел дракон, война шла уже восемнадцать лет, часть Алмазных гор принадлежала Фаргорду, а гномов шаг за шагом вытесняли в катакомбы под самым Эльмарионом. Так что эльмарионцы в пещерах были для гномов совсем некстати.

Война на два фронта отнимала у гномов все силы. В результате лорд Ленсенд, командовавший фаргордской армией после несчастья, случившегося с королем, заключил мир на наших условиях. Он не постеснялся, условия были воистину грабительские. Фаргорд отобрал у гномов все рудники на северной стороне Алмазных гор и к тому же обложил гномов какой-то непомерной данью, которую те и платили исправно вот уже двенадцать лет. Вообще-то другого выхода у них не было. Воинственному Фаргорду было достаточно малейшего повода, чтобы напасть на соседей. Можно было напасть и без повода, но пока гномов боги миловали. Сначала отец был болен, потом он не поделил с Ленсендом мою сестру Линделл, которую рассчитывал выдать замуж за лорда Готрида. Так что отбирать у гномов оставшиеся немногочисленные рудники никто не собирался. Отец и лорд Готрид воевали с Ленсендом, Ленсенд воевал с отцом, а я убивал орков, к моему великому сожалению все еще состоявших на службе у отца и Готрида, или с небольшим отрядом наемников методически уничтожал зарвавшихся лордов, считавших, что народ Фаргорда их личная собственность и они могут делать с ним все, что хотят, не спрашивая разрешения у короля. Отец был уверен, что таким образом я пытаюсь завоевать любовь народа и прославиться, Роксанд же — что я просто развлекаюсь от нечего делать. Он относился к моим похождениям с нескрываемым презрением и, узнав об очередном подобном подвиге, ворчал: 'Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы подальше от дома...' Я же делал это исключительно в целях благотворительности, заступаясь за бестолковых крестьян, не умевших за себя постоять.

Просьба гномов меня обрадовала. Честно говоря, мне было абсолютно безразлично, с кем воевать, с эльмарионцами, помогая гномам, или с гномами, помогая эльмарионцам, лишь бы поучаствовать в настоящей войне. Я уже собрался предложить гномам свои услуги, но отец не дал мне и слова вставить.

— Прикуси язык, пока не наговорил лишнего, Рикланд, — процедил он сквозь зубы. — С тобой мы побеседуем после приема, а сейчас будь любезен, не раскрывай рта.

Я хотел было заявить, что если отцу надо, чтобы я все время молчал, то пусть повесит на стену мой портрет и любуется, а меня оставит в покое и не заставляет присутствовать на всяких приемах, но поймал его взгляд и решил не выступать. Иногда отец умел смотреть очень выразительно. Гномам он сказал, что должен все обдумать, а пока пригласил их погостить в Черном замке.

После того как послы покинули тронный зал, отец выставил за дверь придворных и подозвал меня. Мог бы и не подзывать, я и так находился достаточно близко, на ступеньках трона. Но раз уж я так понадобился отцу под самым боком, я встал, поклонился как можно более учтиво и пересел на широкий подлокотник его трона. Я был уверен, что отец сочтет это наглостью, но раз уж у фаргордских принцев есть привилегия сидеть в присутствии короля, почему бы ею не воспользоваться.

— По-моему, я не разрешал тебе садиться, принц, — раздраженно произнес отец. — Или ты так устал, что не можешь держаться на ногах? Мне доложили, что ты вернулся сегодня на рассвете. Где ты пропадал, позволь спросить?

— Охотился, — буркнул я, нехотя вставая.

Мне совершенно не хотелось докладывать отцу о своих подвигах. Пусть лучше другие рассказывают. Тем более что реакцию отца было трудно предсказать. Иногда он ликовал, узнав о случайной гибели под копытами моего коня какого-нибудь бедолаги, а другой раз мог сокрушаться несколько дней из-за того, что к его владениям прибавились богатейшие земли. Но на этот раз отца не особенно интересовало, где я на самом деле пропадал.

— Ладно, не хочешь, можешь не рассказывать, — уже более миролюбивым тоном сказал он. — Все равно через несколько дней слухи о твоих проделках разнесутся по всему Фаргорду. И что тебе не сидится на месте? Хотя тебя тоже можно понять. Испокон веков принцы Фаргорда командовали если не армиями, то, по крайней мере, большими дружинами. Правда, не в шестнадцать лет, хотя бывали и такие случаи. А для тебя войны нет, вот ты и не знаешь, куда девать свою неиссякаемую энергию. Ну и чей замок сменил своего хозяина на этот раз? Мне доложили, что ты отправился по Закатной дороге. Значит, это либо замок лорда Эйкена, либо владения лорда Урманда. По глазам вижу, что я прав. Я мог бы просто спросить Черного колдуна, который посмотрел бы в сферу Всевидения и все про тебя рассказал, но в последнее время он был очень занят. Я не стал отвлекать его по пустякам, тем более что твои развлечения не отличаются разнообразием. Но вот что я хотел тебе сказать, Рикланд: не вздумай влезть в войну с эльмарионцами. Думаешь, я не видел, как ты засиял, едва услышал о ней? Если б я вовремя не осадил тебя, ты бы уже бежал седлать коня и собирать своих головорезов. Кстати, мне сказали, что ты приехал один. Где ты оставил свою банду? И куда ты дел моего шута? Надеюсь, он не погиб?

— Не слишком ли много вопросов? — подражая интонации отца, спросил я. — Мне отвечать на все сразу? Или по очереди? Или можно вообще не отвечать?

— Если Брикус жив и скоро вернется, можешь не отвечать. Я просто хочу, чтобы ты понял: воевать с эльмарионцами мы не собираемся. Добрая половина их сейчас живет в Фаргорде, исправно платит налоги. Помочь гномам значило бы развязать междоусобную войну в собственной стране.

— Но Ролмонд, эльмарионцы всегда были врагами Фаргорда. Почему мы должны их защищать? Если мы поможем гномам, Эльмарион будет, наконец, принадлежать нам.

— Эльмарион теперь может принадлежать только дракону. Гномы тоже всегда были врагами Фаргорда. Любые союзники могут стать врагами. Ты сам это прекрасно знаешь. Гномы с нашей помощью разобьют Эльмарион, а потом позовут на помощь эльфов и нападут на нас. А ведь в войне с Эльмарионом мы тоже понесем потери. Не лучше ли понаблюдать со стороны, как эльмарионцы воюют с гномами. В конце их войны мы всегда сможем со свежими силами захватить страну-победительницу.

— По-моему, ты рассуждаешь как трус.

— Я рассуждаю как король, который заботится о благе своей страны, а не как мальчишка, которому не терпится поиграть в войну. В общем, Рикланд, твое мнение меня не интересует. Я просто предупреждаю: если ты со своим юношеским рвением отправишься на помощь гномам, то получишь вдогонку мое отцовское проклятие!

— Почему же ты сразу не отказал им?

— Это было бы невежливо. Гномы преподнесли дорогие подарки, и я хочу отплатить им гостеприимством. Пусть поживут в замке, мы устроим для них пир, королевскую охоту. Кстати, охота назначена на завтра, и я хочу, чтобы ты тоже принял в ней участие.

С охотой в Фаргорде никогда не возникало проблем. В переводе с эльфийского 'Фаргорд' означает 'бескрайний лес'. Кроме леса здесь есть только болота, озера, реки и на самой границе горы, тоже покрытые лесом до самых снежных шапок на вершинах. Зверей в лесу полно, поэтому основное занятие фаргордцев — охота. В детстве я обожал охотиться, с каждой прогулки приносил на кухню утку или кролика и, само собой, не пропускал ни одной королевской охоты. Потом увлечение прошло. Ну что интересного в том, чтобы целым вооруженным отрядом, да еще со сворой собак гоняться за обезумевшим от страха оленем? Я предпочитал противников посерьезнее, поэтому, когда отец приказал мне сопровождать гномов, я скорчил гадкую рожу, сказал, что страшно занят, что мой конь Счастливчик еще не отдохнул после последнего похода и что гномы не такие уж важные гости, чтобы с ними нянчился я, а не мой кузен Имверт или дядюшка Готрид. Отец принялся мне растолковывать, что эти гномы в своей стране очень знатные господа, что один из них вообще из королевского рода, и мы должны оказать им соответствующий прием. Отцу было, видите ли, очень важно, что о нем будут говорить при дворе у гномов. Я уже давно понял, что мне придется не только ехать на королевскую охоту, но и стараться произвести на гостей хорошее впечатление, однако остановить поток красноречия отца было не просто. Я попытался вставить несколько слов, но потом просто перестал слушать и начал смотреть по сторонам. Пробежал взглядом по знакомым с детства гобеленам на стенах, посмотрел, как солнце пытается пробиться через цветные стекла витражей на окнах, как разноцветные пылинки кружатся в солнечном луче, который проходит через весь зал и заставляет переливаться всеми цветами радуги гномьи сокровища на полу у подножия трона.

Драгоценности меня мало интересовали. С тех пор как Роксанд открыл мне место, где он в свое время спрятал от своего сына королевскую сокровищницу, я не испытывал в них недостатка. 'Тоже мне, лучшие в мире оружейники! — с досадой подумал я о гномах. — Неужели не могли подарить королю что-нибудь поинтереснее женских безделушек?'

Я еще раз тоскливо посмотрел на блестящую гору золота и вдруг заметил искусно сделанного золотого дракончика с изумрудными глазами, неестественно развернутыми крыльями, поджарым брюхом и кургузым хвостом. Из широко раскрытой пасти дракончика вырывалось застывшее пламя, которое скрывалось под грудой сокровищ. Никогда в жизни я не видел ничего подобного. До меня даже не сразу дошло, что это не статуэтка маленького дракона, а рукоятка меча. Я перестал делать вид, что внимательно слушаю отца, вытянул меч из-под наваленных на него ожерелий, браслетов, золотых кубков и прочего хлама и стал внимательно рассматривать. Этот меч был настоящим произведением искусства. Клинок был не ровный, как у обычных мечей, а с волнистым лезвием, похожим на язык пламени. И выкован он был из какого-то странного металла. Это было не золото, хотя цветом, как и оно, напоминало огонь. Казалось, меч горит у меня в руках. Я подумал, что, наверное, он называется 'Пламя дракона', хорошо еще, если на эльфийском языке, а то на гномьем — язык сломаешь выговаривать. Меч был явно выкован не для низкорослого гнома, а для человека или эльфа, причем довольно высокого. Даже для меня он был, пожалуй, длинноват. Правда, меня это ничуть не смутило. Во-первых, я надеялся, что годам к двадцати стану значительно выше, а во-вторых, мне не привыкать драться длинными мечами. Взять хотя бы мой первый боевой меч, который я получил в шесть лет. Это был трофейный меч, привезенный Ленсендом с Гномьей войны, а гномы, хоть и низкие, все-таки значительно выше шестилетнего мальчишки.

Меч был как живой, он так и звал в битву. Меня охватил неописуемый восторг, захотелось попробовать меч в деле, оказаться на поле боя, где со всех сторон наступают враги, или хотя бы в нижних ярусах замка, охраняемых орками! К сожалению, правила приличия не позволяли мне просто так взять и уйти из тронного зала. Вообще-то плевать я хотел на правила приличия, но все-таки не до такой степени, чтобы обидеть отца. И все же я не удержался, чтобы не сделать нескольких взмахов мечом. Тронный зал, отец и весь окружающий мир отошли куда-то на задний план. В мире существовал только этот пылающий пламенем клинок, и он, как бешеный, заплясал в моей руке. Меня окружила стена холодного пламени.

— Проклятие, Рикланд! — гневно рявкнул отец, прервав свои рассуждения насчет приема послов и правил этикета. — Прекрати размахивать мечом, ты не в тренировочном зале! Того и гляди, снесешь мне голову! Я и так знаю, что ты превосходно владеешь оружием, так что можешь не демонстрировать. А теперь положи меч, — уже спокойнее произнес он, когда я опустил клинок. — Его надо сначала заслужить, а по тебе что-то не видно, что ты горишь желанием повиноваться своему королю...

— Но такому мечу нельзя ржаветь в королевской сокровищнице! — перебил я отца.

— Гномы сказали, что этому мечу больше шестисот лет. Если за это время он не заржавел, то не заржавеет и в будущем. Но я понимаю, куда ты клонишь, Рикланд. Ты хочешь, чтобы я отдал меч тебе, раз уж самому мне он ни к чему. Да, ты прав. К сожалению, я уже никогда не смогу держать в руках оружие. — Отец печально вздохнул.

Мне вдруг стало невыносимо жалко его. Иногда на меня накатывали такие приступы сострадания. Я пытался представить себя на его месте и приходил в ужас. Положение отца казалось мне страшнее всего на свете. Смерти я не боялся, зато боялся беспомощности, когда не можешь не только ходить, но и сидеть, если тебя не посадят, или поесть, если не покормят с ложечки, как младенца. Правда, такое незавидное положение не мешало отцу управлять государством, причем, по-моему, достаточно мудро. Я бы так не смог. Управление королевством казалось мне делом скучным, нудным и малопривлекательным, особенно после того, как меня в принудительном порядке стали приглашать на заседания Королевского совета. То, что мне самому рано или поздно предстоит сесть на трон, я воспринимал, как ребенок старость: знаешь, что это неизбежно и довольно неприятно, но ведь это случится так не скоро, что не стоит и задумываться об этом.

Мне вдруг захотелось сказать отцу что-нибудь ободряющее, но тот моментально пресек этот благой порыв, проговорив:

— Я еще не решил, кому отдам меч. Думаю, он станет наградой за верную службу одному из моих самых преданных слуг,

— Тогда это должен быть Карлен, — хмыкнул я, вспоминая безобидного старичка, ходящего за отцом.

— Почему же? — возразил отец. — Есть еще лорд Готрид...

— Я убью этот бурдюк с салом!

— Успокойся, Рикланд, я же сказал, что еще ничего не решил! Может быть, ты и получишь меч, но помни, это зависит только от твоего дальнейшего поведения. Для начала ты поедешь на охоту завтра на рассвете и проследишь, чтобы наши гости остались довольны. Я поручаю это тебе лично, не вздумай переложить эту обязанность на лорда Готрида или кого-нибудь из придворных. И запомни, с этого момента ты должен беспрекословно выполнять мои приказы. Все до единого!

Как же я разозлился! Мало я для него сделал! Сколько мятежных лордов, которые после несчастного случая с отцом пытались претендовать на его корону, поклялись ему в верности за последние два года. А сколько отправились на тот свет по той простой причине, что позволили себе непочтительно о нем отзываться. И после этого он еще говорит, что я не заслужил меч?! Первым моим побуждением было повернуться и уйти. С мечом, естественно. Вряд ли кто-нибудь осмелился бы у меня его отобрать. Может быть, я бы так и поступил, если бы вокруг была стража, придворные или хотя бы слуги. Но отец был один, а у меня всегда были дурацкие моральные принципы. Ну не могу я так просто забрать вещь у человека, который даже не попытается меня догнать и надавать за это по шее.

— Ладно, Ролмонд, если так угодно твоему королевскому величеству, этот меч подождет здесь, пока я за ним вернусь, — процедил я сквозь зубы. — Но имей в виду, если ты отдашь его кому-нибудь, кроме меня, хоть Готриду, хоть Имверту, хоть демону лысому, это будет последний день жизни этого мерзавца, а у меня прибавится боевой трофей.

Я поцеловал прекрасный меч, бережно положил его к подножию трона и сказал со вздохом:

— Прощай, благородный клинок! Клянусь, я вернусь за тобой!

Я вышел из тронного зала злой, как все демоны преисподней. Больше всего меня злило то, что отец таки добился своего. Не то чтобы я не любил гномов, к ним я, в отличие от орков, как раз относился вполне нормально, просто я ненавидел, когда мной командовали. Но меч получить ужасно хотелось. Оставалось только надеяться, что отец не станет злоупотреблять моим терпением. Долгого послушания я бы не выдержал.

Глава 3 ДУШЕВНАЯ ТРАВМА

Стоявшие в карауле у тронного зала стражники получили по лбу тяжелыми створками дверей, распахнувшимися настежь от удара моего сапога. Если бы не серебряные шлемы парадной формы, щеголять бы им одинаковыми шишками, а так отделались звоном в ушах.

— Чего это ты взбесился, Малыш? — удивленно спросил один из них, снимая шлем и рассматривая небольшую вмятину на металле. Ростом я был не ниже его и, пожалуй, пошире в плечах, так что сойти за малыша мог разве что, будь рядом горный тролль, но это прозвище прилипло ко мне лет в пять, когда Ленсонд впервые привел меня в казармы наемников, и я уже почти смирился с тем, что мне придется носить его до старости. — Неужели король тебе так досадил? Ты чуть не размозжил мне голову!

— Не надо было подставлять лоб, — огрызнулся я. — Вам где положено стоять? Вот и стояли бы там. Как ты думаешь, Тавлор, что скажет король, если узнает, что вы подслушивали под дверью? Самое меньшее, прикажет скормить ваши уши собакам!

— Узнает? — испугался Тавлор. — Я думал, мы с тобой друзья...

— Кто тебе сказал, что мне нужны какие-то друзья? Скоро у меня ни друзей, ни идей — вообще ничего не будет! Буду выполнять приказы короля, как кукла на веревочке!

— А вот это вряд ли, — проворчал второй стражник, самый старый из наших наемников, по имени Крисан. — С детства тебя воспитывать надо было, хворостиной по мягкому месту. А сейчас ты скорее папашу своего короля на тот свет отправишь, чем слушаться начнешь. Раз в жизни не по-твоему вышло, а ты взбеленился, как лошадь, которой репей под хвост попал. — Крисан задумчиво пожевал седой ус, глядя на мои медленно сжимающиеся кулаки. Почему-то каждый наемник считал своим долгом поучить меня уму-разуму или, на худой конец, высказать в глаза все, что он обо мне думает. Обычно я отшучивался или просто не обращал внимания на подобные высказывания, но в тот момент меня могло вывести из себя все что угодно. Мне просто необходимо было сорвать на ком-нибудь злость. Будь при мне меч, слова Крисана стали бы последними словами в его жизни. Но оружие в тронный зал приносить запрещалось, мой меч спокойно отдыхал в оружейной, и самое большее, что угрожало дерзкому стражнику, — это получить хороший удар кулаком. Старый солдат, видно, почувствовал мое настроение и, усмехнувшись, добавил: — Я бы на месте короля трижды подумал, прежде чем с тобой наедине оставаться. Мне и глаза-то на тебя поднять боязно. Вдруг не так гляну — потом зубы по полу собирай...

Я смутился. Негоже принцу демонстрировать свои чувства кому-либо, а тем более наемникам. Я взял себя в руки и спокойнейшим тоном, на какой только был способен, ответил:

— За короля можешь не беспокоиться, Крисан. Я старых калек никогда пальцем не трогал и не собираюсь!

— Так на тебе ж проклятие, — авторитетно заявил Тавлор. — Может, сейчас ты и не собираешься, а как проклятие начнет действовать, так сразу и соберешься.

— Тоже мне, пророк нашелся, — презрительно хмыкнул я. — Надоели вы мне все! Только и слышу со всех сторон про это проклятие. Как будто все только и мечтают о смерти короля!

Стражники хотели что-то возразить, но тут появился личный слуга отца Карлен, пришедший узнать, не нужно ли чего королю, и я, опасаясь, как бы отец не передал через него какой-нибудь дурацкий приказ, поспешно забрал меч из оружейной и выскользнул в коридор.

Здесь толпились придворные, оживленно обсуждая, будет ли у нас все-таки война. Над общим гамом царил визгливый голос дядюшки Готрида.

— Война неизбежна! — кричал он. — Вот увидите, на завтрашнем совете король объявит свое решение.

— Вы так думаете? — заохали придворные дамы.

— Главному королевскому советнику незачем думать! Я уверен — война будет! Стал бы иначе король секретничать со своим безмозглым отпрыском, который способен только грубить старшим да размахивать мечом?

Вот тут я озверел окончательно и решительно направился к лорду Готриду, намереваясь вытряхнуть жалкую душонку из его жирного тела. Главный королевский советник так и остался с раскрытым ртом, словно последнее слово застряло у него в глотке, а его лысина заблестела сильней, чем обычно, от обильно выступившего на ней пота — дядюшка боялся меня, как чумы.

Лорду Готриду повезло. Не успел я сделать и нескольких шагов, как ко мне подскочил его сынок Имверт. Глядя на мою злющую физиономию, он ехидно спросил:

— Что, братец, король приказал орками командовать? Хотелось бы мне посмотреть, как наш новый главнокомандующий перебьет собственную армию!

Армия Фаргорда действительно на три четверти состояла из орков, которые, в отличие от наемников, служили бесплатно. Мне и в голову не приходило, что будет, если отец вдруг прикажет мне ими командовать. Дело в том, что я убивал орков, стоило им только попасться мне на глаза, пусть хоть вдесятером или больше, несмотря на все запреты отца и угрозы Черного колдуна. Вздумай отец отдать орков под мое командование, боюсь, могло бы выйти что-то похожее на то, что сказал Имверт. Я впервые порадовался, что войны не будет...

Имверта я ответом не удостоил, просто врезал от всей души кулаком по его прыщавой физиономии, так что он свалился на пол да еще прихватил с собой двоих услужливых придворных, попытавшихся подхватить его под руки. Это был не самый красивый жест с моей стороны, но что я мог поделать, если при виде Имверта у меня всегда чесались кулаки, а когда он раскрывал рот, они начинали чесаться так сильно, что терпеть это становилось просто невыносимо. Имверт, как обычно, начал клясться, что убьет меня при первом же удобном случае, придворные испуганно зашептались, а я как-то сразу остыл. Даже лорда Готрида убивать передумал, вовремя сообразив, что если я сейчас проучу этого толстозада, как его прозвали те же орки, то об огненном мече придется забыть навсегда. Хотя от искушения окончательно запугать и без того дрожащего, как болотная жижа, Готрида я все-таки не удержался. Не мог же я просто так снести оскорбление. Я медленно вытянул меч из ножен и, глядя прямо в глаза Главному королевскому советнику, произнес язвительным тоном:

— Что-то мне не понравились твои рассуждения, лорд Готрид. Не изволишь ли объясниться?

Нижняя челюсть дядюшки Готрида мелко задрожала, и он чуть слышно пролепетал:

— Я ничего плохого не говорил, принц. Вам послышалось!

— Ты хочешь сказать, у меня не все в порядке со слухом? Еще одно оскорбление! Как насчет того, чтобы ответить хотя бы за одно? — Это был вызов. Теперь у лорда Готрида было только два выхода: или сразиться со мной, что означало для него верную смерть, или покрыть себя вечным позором. Нет, я совершенно не собирался убивать дядюшку, просто был абсолютно уверен, что он предпочтет позор смерти.

Лорд Готрид побледнел, потом позеленел и начал медленно отходить за широкую спину начальника королевской стражи лорда Деймора, командовавшего наемниками с тех пор, как Ленсенд покинул замок. На мой взгляд, лорд Деймор был уже старым, ему было почти сорок, но это не мешало мне считать его одним из своих друзей.

— Умоляю вас, Деймор, — заикаясь, залепетал Готрид, — сделайте что-нибудь! Уведите отсюда принца! Он же сейчас меня убьет! Умоляю!!!

— С какой стати? — усмехнулся Деймор. — Ваши ссоры — ваши трудности. Разбирайтесь с ним сами.

Лорд Готрид с трудом стянул с жирного пальца перстень с внушительных размеров рубином и сунул его в руку лорду Деймору. Деймор скептически осмотрел перстень со всех сторон, примерил и, убедившись, что ему этот перстень будет годиться разве что поверх перчатки, сунул его в карман.

— И прибавку жалованья, — потребовал он у Готрида, подмигнув мне. Готрид согласно закивал. — Всей Королевской гвардии, — тут же добавил Деймор.

— Но что скажет король? — застонал Готрид.

— Это тоже ваши трудности, — заявил Деймор. — А мне пора посты проверять... — И лорд Деймор сделал вид, что сейчас уйдет, с перстнем лорда Готрида в кармане, между прочим.

— Стойте! — завопил Готрид. — Я уговорю короля на все, только... только...

Деймор подошел ко мне, его тяжелая рука легла на мое плечо.

— Ты что такой злой, Рикланд? — спросил он. — Опять с королем не поладил?

— Что ты, Деймор, разве я злой? По-моему, я ужасно добрый. Лорд Готрид меня оскорбил, а я до сих пор его пальцем не тронул. — Я сказал это нарочно громко, чтобы Готрид понял, как ему повезло, что он все еще жив. — Или ты считаешь, что это нормально — прощать каждого, кто осмелится тебя оскорбить? Может, я так и буду делать, когда начну поклоняться Светлым богам. Но, боюсь, это произойдет очень не скоро, если вообще произойдет.

— Ладно, добрый принц Рикланд Быстрый клинок, пойдем, проводишь меня, пока ты тут никого не убил. Мне действительно надо посты проверить. — И лорд Деймор почти силком потащил меня прочь от трясущегося Готрида, громко чертыхающегося Имверта и тихо перешептывающихся придворных по ведущему к главным воротам длинному мрачному коридору.

Все коридоры Черного замка такие темные, что даже свет факелов не может разогнать вечный мрак, хоть и торчат эти факелы на стене через каждые два шага. Кажется, что сами стены поглощают свет, даже освещенных кругов на них не остается. Ни в одном другом замке я ничего подобного не видел. Шагов через двадцать темные силуэты придворных, оставшихся у тронного зала ждать неизвестно чего, стали неотличимы от таких же темных силуэтов пустых старинных доспехов у стен, а еще через некоторое время вообще растворились в темноте. Осталась только уходящая в темноту цепочка тусклых факелов, чем-то напоминавших издали горящие волчьи глаза в ночном лесу.

— Из-за войны расстроился, Малыш? — спросил лорд Деймор, убедившись, что никто из самых ушастых придворных нас не слышит.

— Демон тебя забодай, Деймор, какая война в мирное время? — презрительно фыркнул я. — Кто тебе сказал, что Фаргорд вообще будет с кем-то воевать? Жирный Готрид, который разбирается в политике не лучше кухарки? С каких это пор войны объявляет лорд Готрид? Он что, теперь у нас король?

— Ты хочешь сказать, что король не посылает армию в Гилл-Зурас? — опешил Деймор. — Или ты уже перебил всех орков, так что и посылать некого, кроме наемников?

— Сколько раз тебе объяснять — Фаргорд не будет участвовать в этой войне!

— Почему? Гномы принесли такие подарки! Королю что, жалко пары тысяч орков, чтобы навсегда разделаться с Эльмарионом?

Я попытался в двух словах изложить Деймору точку зрения отца. В двух словах не получилось, то ли Деймор был такой непонятливый, то ли я так 'хорошо' объяснял. В конце концов я заявил, что меня уже тошнит от политики, и перевел разговор на интересующую меня тему.

— Ты видел огненный меч?

— Видел, конечно. Я, в отличие от тебя, был на приеме с самого начала. Так ты из-за меча так переживаешь? Признаться, я думал, что король тебе его сразу отдаст. Он, кстати, о тебе спрашивал, как только гномы преподнесли ему этот меч. Да только ваше высочество изволили где-то шляться. Так что сам виноват, Малыш.

Я зло выругался. Оказывается, и королевские приемы могут иногда быть достойны внимания. Эх, знать бы раньше!

— Знаешь, что самое поганое, Деймор? — жалобно вздохнул я. — Чтобы получить меч, я должен теперь выполнять все королевские прихоти! Ты только представь!

— Ну и что такого? Мы все тут только этим и занимаемся. Правда, нам за это платят. Но такой меч, как тот, что получишь ты, по-моему, просто бесценен! За такой меч нас всех с потрохами купить можно!

— Но я не наемник, Деймор! Я не умею, не могу, не хочу выполнять ничьих приказов! На свете нет таких сокровищ, за которые я стал бы служить кому бы то ни было! Почему бы отцу не оставить меня в покое? Вот уйду куда глаза глядят...

— И как же ты в таком случае собираешься получить свой меч? — усмехнулся лорд Деймор. — Шел бы ты лучше спать, Малыш, а то ты, по-моему, еле на ногах стоишь от усталости. А на твои красные глаза просто страшно смотреть! Сколько суток в седле провел?

— Да не смогу я заснуть, — буркнул я и потер глаза, которые и вправду держать открытыми было трудновато.

— Выпей пару бутылок и заснешь как младенец, — посоветовал Деймор.

'Как же, как младенец', — про себя вздохнул я, но идея выпить мне понравилась. Может, на душе станет не так пакостно. Мы с лордом Деймором плюнули на проверку постов и отправились в винный погреб. Да только выпить нам с ним так и не удалось. Королю зачем-то понадобился начальник стражи, и лорд Деймор, пообещав, что присоединится ко мне позже, поспешил в королевские апартаменты.

В винном погребе меня ждала еще одна неприятность в виде запертой двери. Сколько я себя помню, дверь этого гостеприимного местечка всегда стояла нараспашку. На пороге обычно мирно похрапывал толстый рыжий слуга Раф, если, конечно, не пробовал в это время какое-нибудь вино в недрах погреба. Сейчас же дверь была плотно закрыта, а храп Рафа раздавался откуда-то изнутри. Я постучал, сначала очень вежливо, потом не очень, потом ногой. Раф за дверью в последний раз громко хрюкнул и замолк. Потом раздались шаркающие шаги и осипший голос, бормотавший что-то вроде: 'Будь прокляты эти гномы! Сколько им нужно пива? Кати уж им всю бочку, чем с кувшином туда-сюда бегать, человека от дела отрывать!'

Дверь приоткрылась, и из щели показался красный нос Рафа, напоминавший гигантских размеров ягоду земляники.

— Ладно, давай сюда свой кувшин, и чтоб в последний раз! — строго сказал он и вдруг увидел меня.

Раф побледнел до такой степени, что его обычно красное веснушчатое лицо стало похоже на ромашковую поляну, и уставился на меня, как будто увидел призрак. Наверно, такое лицо было у того слуги, скелет которого стоит около двери вот уже сто с лишним лет у меня в Закатной башне, когда он впервые увидел Роксанда. Старый призрак утверждал, что бедолага умер от страха. Неужели я так похож на привидение? Видно, неспроста лорд Деймор говорил, что у меня красные глаза. Я обнажил блестящий, как зеркало, серебряный кинжал и стал рассматривать свои глаза в узкой полоске металла. Глаза как глаза, никакие не красные, а серые, как сталь. Веки, правда, красноватые и опухшие от постоянного недосыпания, но у пьяницы Рафа глаза вообще еле открываются, хотя он спит целыми днями. Придя к выводу, что выгляжу вполне безобидно, я сунул кинжал назад в ножны и обратился к застывшему, как изваяние, Рафу:

— Эй, Раф, я что, такой страшный? — Мой голос вывел его из оцепенения. И зря вывел — Раф тут же попытался захлопнуть дверь у меня перед носом. Это ему, естественно, не удалось, я успел вставить в щель ногу. И тут на меня обрушился целый поток слезливых просьб.

— Ваше высочество, умоляю, не губите бедного слугу! — причитал Раф. — Я ведь никогда не желал вам зла, так пожалейте и вы меня! Уйдите отсюда, ради всех богов!

— Ты рехнулся, что ли, или допился до белой горячки? Я пока что не собирался тебя убивать. Или тебе это во сне привиделось?

— Нет, не вы, конечно, ваше высочество! Это все король! Он сказал, что казнит меня, обязательно казнит! — И Раф снова зарыдал. Я стоял, тупо глядя, как рыжий слуга хлюпает носом и вытирает сопли, и никак не мог понять, зачем отцу казнить Рафа, и если ему все-таки приспичило его казнить, то почему Раф до сих пор на свободе, а не в темнице, и какое все это имеет ко мне отношение. В конце концов, я не выдержал:

— Может, ты все-таки объяснишь, что произошло, и дашь бутылки три-четыре эстариольского, четыреста тридцать восьмого года для меня и лорда Деймора? А лучше сначала принеси вино, а потом можешь хоть до вечера рассказывать, за что король хочет тебя казнить, или рыдать, как тебе будет угодно.

— Не могу я, — продолжал хныкать Раф. — Король прикажет казнить меня, если я дам вам еще хоть одну бутылочку!

— С какой стати? — изумился я.

— А помните, когда вы в последний раз сюда приходили? Еще стражники с вами были, которые обычно у моста стоят и на Полуночной башне, они еще обычно без дела по замку шастают, и еще начальник ихний был с вами, этот самый Деймор, и шут со своей лютней.

— Я что, по-твоему, каждую попойку помнить должен?

— Ну, вы тогда еще у орков казармы сожгли, а на другой день куда-то уехали.

После такого описания трудно было не понять, о чем речь, — все-таки не каждый день я устраиваю пожары, тем более что, вокруг лес, а его поджигать у меня никогда не было желания.

Я собирался в поход на лорда Урманда, и это надо было отметить, вот мы и воспользовались услугами Рафа. В тот день мы значительно уменьшили содержимое королевского винного погреба. Обычно я не злоупотребляю запасами отца, но так сложились обстоятельства, что в 'Сломанном мече' кончилось хорошее вино, а торговцев из Эстариоля ждали только дня через два.

Повеселились мы на славу! Когда было выпито все старое эльфийское вино, которое мы смогли отыскать без помощи Рафа, заснувшего после первых же бутылок, мне приспичило поквитаться со своими любимыми врагами — орками. А поскольку пьяные наемники готовы были поддержать любую мою безумную затею, то те, кто еще был в состоянии держаться на ногах, вернее, в седле, отправились в Жабий Лог и подожгли казармы орков.

Это надо было видеть! Орки были в панике. Они вышибали двери и окна и с воем выбегали наружу, оставив одежду, оружие и менее расторопных своих товарищей гореть вместе с казармами... В жизни не видел ничего забавнее!

Смеялся я долго, наверно, дольше, чем Раф рыдал. Наконец он не выдержал и жалобно произнес:

— Вам-то, конечно, весело! Вы этих треклятых орков спалили и уехали. Оркам-то, так им и надо! Они, говорят, детей малых крадут да едят живьем. Так что туда им и дорога, оркам этим. Только король их больно любит. Он на другой день весь замок на ноги поставил и вас разыскать велел и к нему привести. Целый отряд стражи за вами вдогонку послали. Так вас разве догонишь! Хотя, может, они, стражники эти, догонять-то не особенно спешили. Не знаю я этого. — Раф звучно высморкался прямо в подол залитой вином рубахи, вытер нос рукавом и продолжил: — А потом стражники меня прямо к королю привели. И он, король то есть, сказал, что, если я вам еще хоть одну бутылочку вина выдам, он меня сначала на кол велит посадить, потом кожу содрать и в масле сварить, а потом то, что останется, скормить собакам!

— Не много ли для одного?

— Король сказал, в самый раз будет, — вздохнул Раф.

— Слушай, Раф, — вдруг осенило меня, — а откуда король узнает, что ты дал мне маленькую бутылочку? Я ведь ему не расскажу, а ты можешь неплохо заработать.

— Что вы, ваше высочество! — испуганно зашептал Раф. — Король всегда все узнает, и тогда мне несдобровать! Пожалейте бедного Рафа, идите лучше в трактир.

Король всегда все узнает, это точно. В Черном замке у стен есть не только уши, но и глаза. Я не стал больше изводить беднягу Рафа, который и так был в состоянии, близком к обмороку, и отправился в 'Сломанный меч'. Только не через главный вход пошел, а через тайный подземный ход. Решил, что так ближе.

Глава 4 ТАИНСТВЕННАЯ ДВЕРЬ

Все тайные ходы замка создавались черными колдунами для каких-то им одним ведомых нужд и были совершенно не приспособлены для нормального человека, не умеющего рассеивать тьму взглядом или зажигать огонь на собственной ладони, как это любит проделывать мой друг Энди. Зачем колдунам понадобились эти запутанные лабиринты коридоров, когда они могут пройти сквозь любую стену или попросту появиться, где захотят, я не знал и никогда не задумывался, просто пользовался заброшенными ходами, и все.

Захватить факел я, как всегда, не удосужился, но ходить по лабиринтам Черного замка я мог и с закрытыми глазами, а подземный ход, ведущий за его пределы, и назвать лабиринтом можно было только в состоянии очень сильного опьянения. Главное было спуститься пониже и свернуть в нужный коридор, а дальше хоть на лошади скачи — такой он прямой, широкий и ровный. Только с потолка капает, да под ногами хлюпает, потому что замок окружен озером, под которым и прорыт подземный ход.

В сущности, винный погреб находился уже в подземелье. Чтобы попасть на нужную мне лестницу, достаточно было свернуть в узкий боковой коридор, успевший со времени моего последнего посещения зарасти паутиной до самого потолка, открыть потайную дверь, которая делала вид, что она кусок каменной стены, а на самом деле была деревянной и довольно трухлявой, и не угодить в неизвестно для кого поставленную ловушку.

Лестница начиналась в храме богов Хаоса, спиралью вилась до самого подножия скалы, на которой в древние времена был построен Черный замок, и, прилепившись к стенке колодца, куда Черный колдун выкидывал жертвы Темным богам, уходила дальше вниз, куда-то в Бездну и, по-моему, не имела конца. Идти по ней надо было осторожно. Вокруг царила кромешная тьма. Даже мои привычные к темноте глаза не видели абсолютно ничего, а ступени местами попросту отсутствовали. Можно было запросто свалиться вниз, правда, не в царство Хаоса, а всего-навсего на следующий виток лестницы, но все равно высоко и больно. Однажды в детстве я бежал по этой самой лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и в результате слетел вниз и даже сломал ногу. Страшно вспомнить, как я потом выбирался. С тех пор здесь я бегом не бегал, разве что с факелом.

Шел я медленно, можно сказать, плелся, вел рукой по стене, считая боковые коридоры, чтобы не пройти нужный, и злился на отца. У всех отцы как отцы, думал я, а у меня вместо отца — король, которому только и нужно, чтобы ему беспрекословно повиновались. А я для него не сын, а просто один из многочисленных подданных. И плевать он хотел на меня так же, как на любого из слуг. Мою сестру Линделл он вообще проклял. Боюсь, скоро и до меня очередь дойдет. Правда, как раз это меня волнует меньше всего. Кроме родового проклятия фаргордских королей на мне еще не меньше десятка проклятий, которыми меня наградили враги перед своей смертью. Одним проклятием больше, одним меньше, роли не играет. Так что пусть проклинает, если ему это доставит удовольствие. Я могу вообще уйти куда глаза глядят и никогда не вернуться. Посмотрим, что он тогда скажет! А то даже выпить нельзя в собственном замке, приходится в трактир тащиться!

Внезапно раздалось тихое шуршание, и я ощутил, как кто-то прикоснулся к моему лицу. Я даже не успел сообразить, что произошло, а моя рука уже выхватила меч, взмахнула им в воздухе, резким движением стряхнула с лезвия кровь и водворила меч обратно за спину. На ступеньку шмякнулось что-то мягкое, наверное, останки летучей мыши. 'Что-то я какой-то нервный стал. Скоро от комаров начну мечом отмахиваться, — с досадой подумал я. — Надо все-таки выспаться сегодня ночью, а то уже сам не соображаю, что мои руки делают'.

На ум пришел давний разговор с отцом. Мне тогда было лет двенадцать, и отец в очередной раз пытался объяснить мне, что орков убивать не стоит, потому что они составляют больше половины дворцовой стражи и неплохо справляются со своими обязанностями. 'Ты наследный принц, моя правая рука, — пытался втолковать он мне. — Представь себе, что твоя рука начнет сама по себе убивать всех, кого захочет, и перестанет тебе подчиняться... ' Я тогда даже и представить не попытался, просто заявил отцу, что его правая рука — не я, а Черный колдун, а левая — лорд Готрид, я же сам по себе и буду убивать орков, пока они все не сдохнут. Только так я смогу отомстить за брата, который, как и я, был ему родным сыном и на которого ему, как и на меня, было глубоко наплевать! В общем, наговорил много разных дерзостей, убежал, тут же ввязался в драку с целым отрядом орков и едва не погиб.

Шел я осторожно, с опаской переставляя ногу на следующую ступеньку и в любой момент ожидая, что опоры под ней не окажется. Я прошел уже коридоры, ведущие к темницам, к арсеналу и к королевской сокровищнице, и теперь ждал провала в лестнице, когда надо будет прыгнуть в темноту, чтобы оказаться на ее продолжении. Рукой я по-прежнему держался за стену — просто чтобы сохранить равновесие, когда нога провалится в пустоту. Внезапно вместо холодного, чуть влажного камня, кое-где покрытого шершавым лишайником, моя рука ощутила сухое дерево. Я как слепой начал ощупывать деревянную поверхность, изо всех сил напрягая уставшие глаза, чтобы хоть что-нибудь увидеть, хотя и так уже знал, что это такое. Ошибиться было невозможно, передо мной была Таинственная дверь! Она выделялась на черном фоне каменной стены более светлым прямоугольником в человеческий рост и как будто смотрела на меня вырезанными на ней огромными деревянными глазами, которые при свете казались живыми, а сейчас в темноте были похожи на сгустки желтого тумана.

Таинственная дверь была еще одной загадкой Черного замка, которую мне пока не удалось разгадать. Она могла появиться в любой стене и, если в нее войти, приводила в самые невероятные места, иногда расположенные на другом конце замка и уж обязательно на другом ярусе. Про Дверь рассказывали множество разных историй, начиная с детских сказок о проходимце, который нанялся работать на королевскую кухню, случайно зашел в Таинственную дверь, попал в сокровищницу и набрал там столько золота, что выдал себя за эльмарионского принца и женился на принцессе, и кончая страшными историями о том, как один лорд зашел в эту дверь и попал вниз, в Бездну, со всеми вытекающими из этого последствиями. Рассказов было много, думаю, гораздо больше, чем людей, которые заходили в Дверь со дня основания Фаргорда. Роксанд говорил, что Дверь появляется только перед теми, в чьих жилах течет королевская кровь. Может, он и прав, потому что среди моих знакомых не было ни одного, кто видел Таинственную дверь своими глазами. Самому мне Дверь встречалась только однажды, в детстве. Через нее я впервые попал в Закатную башню, к которой мне было запрещено даже подходить и где я сейчас успешно проживаю. Ни разу после этого я не находил Таинственную дверь, хоть и обследовал все закоулки нашего древнего замка. И вот надо же, какая удача! Я на время забыл обо всех своих неприятностях, распахнул Дверь и шагнул в неизвестность.

На какое-то время я попросту ослеп от хлынувшего мне в глаза яркого света. Я немного постоял, крепко зажмурившись, потом с трудом заставил себя приоткрыть один глаз. Ощущение было, как будто в этот несчастный глаз ткнули раскаленным железным прутом. Когда я смог хоть что-то разглядеть, то понял, что попал всего-навсего в Большую библиотеку. Несмотря на полное отсутствие окон, в библиотеке было светло как днем. На потолке, на полу и на многочисленных полках, уставленных тысячами книг, горели маленькие, но очень яркие звездочки. Казалось, что в библиотеке собрались миллионы светлячков, сверкающих, как искры от костра.

— Силы Тьмы! — восхищенно выдохнул я, когда наконец раскрыл оба глаза и как следует рассмотрел всю эту красоту.

— Не Тьмы, а Света! — откуда-то сверху раздался голос Энди. — Здорово, правда?! — Я поднял голову и увидел своего друга, сидящего верхом на лесенке-стремянке, которая использовалась, чтобы доставать книги с самых верхних полок. В руках он держал огромнейший фолиант в кожаном переплете, раскрытый на самой середине и угрожающий свалиться прямо мне на голову. — В этой книге столько всяких полезных заклинаний, ты себе не представляешь! — похвастался маленький колдун. — Сейчас я тебе такое покажу!

Энди взмахнул рукой и собрался произнести заклинание, но тяжеленная книга не удержалась и полетела вниз. Я аккуратно подхватил ее и захлопнул.

— Может, не надо, Энди? Ты же знаешь, как я отношусь к магии.

— Но тебе ведь понравились мои огоньки?

— Понравились, — честно признался я.

Энди спрыгнул на пол:

— Сейчас еще больше понравится! Смотри!

Взмахом руки Энди погасил все огни, так что мы оказались в полной темноте, а потом начал одно за другим говорить заклинания. И как он их только помнит! Что тут началось! Вся библиотека озарилась светом, а под потолком заплясали искры, почти такие, какие бывают, если в костер из очень сухих дров в безветренную погоду бросить толстое полено. Только искры у Энди были разноцветные, очень яркие и складывались в чудесные картины. Действительно красиво! Я завороженно смотрел, раскрыв от восхищения рот, и к тому времени, когда последняя вспышка света погасла, успел передумать уходить из замка куда глаза глядят. Не могу же я бросить Энди тут совсем одного! И в 'Сломанный меч' идти передумал. Решил, что раз уж вечно занятый Энди все-таки выбрался из Черной башни, надо этим воспользоваться и, по крайней мере, постараться узнать, чего отец потребует от меня в ближайшее время. А выпить при наличии собственного волшебника можно где угодно, хоть в библиотеке.

— Будь другом, Энди, — попросил я, опускаясь в массивное старинное кресло и вытягивая ноги, совсем уже потерявшие всякую чувствительность от усталости. — Достань из винного погреба бутылочку эстариольского вина урожая четыреста тридцать восьмого года, а лучше две или три, если умеешь, конечно. — Что Энди умеет, я не сомневался. Просто он терпеть не мог, когда я пью, и ни за что не стал бы обеспечивать меня выпивкой, если бы я не усомнился в его способностях.

— С чего это ты взял, что я не умею? Я умею все, что и мой старик, и даже больше! — тут же начал хвастаться Энди, и мне осталось только чуть-чуть подтолкнуть его:

— Ну что ты, Энди, я и не сомневаюсь, что ты можешь раздобыть бутылку вина, не выходя из библиотеки. Только вот боюсь, что это будет какая-нибудь дрянь, которую держат для слуг. Ты же в винах не разбираешься.

— Зато я в магии разбираюсь, а этого достаточно! — гордо заявил Энди.

Хорошо иметь знакомого мага, который всегда не прочь блеснуть своим мастерством. Через мгновение передо мной стояло три бутылки лучшего вина, которое только имелось в королевских винных погребах и было припасено для особо торжественных случаев. Я удобно расположился в кресле, попросил у Энди обеспечить меня подходящим к случаю кубком из королевской сокровищницы и продолжил разговор, наслаждаясь превосходным вином. Мне уже начало казаться, что судьба привела меня в библиотеку исключительно, чтобы я повидал Энди и посоветовался с ним, как мне быть дальше.

Спрашивать совета у Энди было одно удовольствие. Во-первых, можно было ничего не рассказывать, Энди и так все знал заранее, потому что умел читать мысли, а, во-вторых, вместо того, чтобы давать совет, обычно он просто сам решал проблему при помощи магии.

— Ну и как ты считаешь, есть у меня какой-нибудь шанс заполучить меч? — поинтересовался я, когда вкратце изложил Энди суть дела.

Энди уселся в соседнее кресло и сосредоточенно уставился куда-то на книжную полку. Через некоторое время он как-то уж очень сочувственно посмотрел на меня и спросил:

— Послушай, Рик, а зачем тебе еще один меч? У тебя их и так столько, что можно Черный замок частоколом из них огородить. Может, обойдешься? Забудь про него и живи себе как жил.

— Ты хочешь сказать, что отец никогда не отдаст его мне?

— Ничего я не хочу сказать. Я тебе не гадалка, чтобы будущее предсказывать.

— А почему тогда ты советуешь мне забыть про меч? Не смогу я про него забыть! Если бы ты только его видел!

— Сомневаюсь, что это произвело бы на меня впечатление, — поморщился Энди. — Я не любитель этих твоих орудий убийства себе подобных.

— Орки — это не себе подобные, вернее, не мне подобные, — обиделся я. — Они и на людей-то не очень похожи.

— Как будто ты только орков убиваешь! В общем, мой тебе совет: плюнь ты на этот меч, не стоит он, чтобы из-за него переживать. Завтра полнолуние, в Веселой деревне ярмарка будет. Съезди туда и купи себе новый меч, если уж так неймется.

— Да не нужен мне новый меч, мне только тот нужен! И я его получу во что бы то ни стало! А ты мне должен помочь.

— А если я не захочу?

— Ну и катись тогда к дракону в задницу! Без тебя как-нибудь обойдусь! — Я прихватил последнюю бутылку вина и собрался гордо удалиться.

У Энди моя реакция вызвала приступ здорового детского смеха.

— Ой-ой-ой! — залился он. — Его высочество принц Рикланд не привык, чтобы ему отказывали. Видел бы ты выражение своего лица! Был бы ты королем, я бы уже, наверно, болтался на виселице. Да успокойся ты, бешеный! — Он догнал меня у самой двери и потянул обратно к креслу. — Чего ты от меня-то хочешь? Чтобы я заколдовал короля, и он сам подарил тебе меч? Так с меня мой старик шкуру спустит, если узнает.

— Нет, пожалуй, не надо никого заколдовывать. — Я вернулся в кресло и плеснул в кубок еще вина. — Лучше расскажи, почему ты решил, что мне нужно забыть про этот меч?

— Потому что король собирается поставить тебе условие, которое ты вряд ли захочешь выполнить. Могу себе представить, как ты взбесишься, когда о нем услышишь.

— Интересно, от чего я могу взбеситься?

— Ну, взбеситься-то ты можешь от любого пустяка. Ты только что это наглядно продемонстрировал. А король... Как бы тебе сказать? Просто он собрался натравить тебя на Ленсенда.

— Что я, собака, что ли, чтобы меня натравливать? — обиделся я.

— Ну, я не так выразился. Короче, он отдаст тебе меч, если ты принесешь ему голову лорда Ленсенда.

— Он что, с трона свалился и головой ударился? Да я за Ленсенда готов жизнь отдать! — Моему возмущению не было предела.

— Вот я и говорю, взбесишься, когда услышишь, — медленно проговорил Энди, неотрывно глядя округлившимися глазами на мою руку. Я тоже посмотрел на нее и обнаружил, что кубок, который я держал, превратился в бесформенный кусок золота. И когда я научусь скрывать свои эмоции? А Энди усмехнулся и добавил: — Так что, Рик, плюнь ты на этот меч или приготовься убить Ленсенда.

Я отшвырнул в угол покалеченный кубок и залпом осушил бутылку прямо из горлышка, хотя королевское воспитание не позволяло этого делать ни под каким видом. Не верить Энди у меня не было оснований, до сих пор он меня ни разу не обманывал. Значит, отец действительно задумал использовать меня для осуществления своих грязных планов.

Замок Ленсенда уже давно был головной болью короля Ролмонда. С той самой поры, как моя сводная сестра Линделл вышла замуж и покинула Черный замок, отец не мог успокоиться. Он вообразил, что Ленсенд женился на принцессе, чтобы получить корону Фаргорда. Он посылал на замок Ленсенда один отряд орков за другим, но захватить и разрушить его не удавалось.

Вообще-то Линделл и Ленсенд любили друг друга очень давно. Насколько я помню, они всегда были вместе. После того как мы с братишкой в два года, можно сказать, осиротели — мать нашу испепелил дракон, а отец больше не вставал с постели, заботу о нас взяла на себя четырнадцатилетняя Лин. А через два года в моей жизни появился Ленсенд. Молодой лорд, Главнокомандующий фаргордской Королевской армии, только что вернулся с Гномьей войны и все свое свободное время проводил с моей сестрой. А она, в свою очередь, целыми днями занималась с нами. Думаю, ни одна королева не уделяла столько времени своим детям, сколько тратила на нас Линделл. Она учила нас читать и писать, играть на разных музыкальных инструментах и даже вышивать. Все это замечательно получалось у моего толкового братишки и совершенно не получалось у меня. Я вечно скучал на уроках и только и думал, как бы развлечься. По словам Лин, в моей голове были одни шалости. Я мешал и ей, и братишке Рилседу, и в один прекрасный день ее терпение лопнуло. Она попросила Ленсенда увести меня куда-нибудь с глаз долой.

С этого дня началась наша дружба с Ленсендом. Он учил меня тому, что умел сам, — скакать на коне, стрелять из лука, владеть мечом. Это уже не казалось мне скучным занятием. Я всегда восхищался Ленсендом и мечтал стать таким, как он, поэтому старался изо всех сил. Ленсенд был мной очень доволен. Он сказал Линделл, что в будущем я стану великим воином, а еще что я очень понятливый и сообразительный и ловлю все на лету. Лин ему не поверила. Она уверяла, что более бестолкового и тупого мальчишки, чем я, она в жизни не встречала. В тот день они поссорились, из-за меня, но это была единственная их ссора, на моей памяти. В результате они нас 'поделили'. Рил стал учеником Линделл, а я Ленсенда. Хотя к шести годам Линделл, не без помощи Ленсенда, конечно, все-таки добилась своего и с горем пополам научила меня читать и писать.

Когда нам с братом исполнилось по семь и отец уже начал выздоравливать, лорд Готрид, жена которого, приходившаяся королю родной сестрой, тоже погибла в Эльмарионе в тот страшный день, попросил у него руки Линделл. Отец дал согласие. Узнав об этом, Линделл сбежала с Ленсендом в его замок. Прощаясь, Ленсенд обнял меня и сказал: 'Я научил тебя, чему успел. Теперь не знаю, кто будет тебя учить, наверное, орки'.

Он оказался прав, именно орки поневоле стали следующими моими учителями.

Узнав о бегстве Линделл, король послал ей вслед свое отцовское проклятие, хотя не думаю, что проклятие того, кто сам проклят, имело какую-либо силу, а Ленсенду объявил войну. Но недаром он сам в свое время назначил того главнокомандующим своей армией. Завоевать его замок оказалось не простым делом, тем более что сам отец был не в состоянии руководить военными действиями. Самое замечательное, что в замке Ленсенда издавна хранится древний талисман, то ли кристалл, то ли еще какой-то камень, защищающий замок от магии. Так что даже Черный колдун не в состоянии по приказу отца уничтожить Ленсенда.

Так что же выходит? Отец, наслушавшись рассказов о том, как я с легкостью завоевываю чужие замки, решил вынудить меня уничтожить Ленсенда и выбрал для этого самый удобный момент. Одного только он не учел — никакая сила не заставит меня напасть на замок друга. Энди-то это сразу понял.

Я сидел в кресле, закрыв руками лицо, и пытался сообразить, что же мне делать дальше. Вино, выпитое после нескольких бессонных ночей и на пустой желудок, совсем не способствовало стройному течению мыслей. Они путались в голове, я даже не мог сообразить, чего же я все-таки хочу. Меч получить хотелось, но явно не такой ценой.

Из этого бессмысленного состояния меня вывел Энди. Он потряс меня за плечо и тихо спросил:

— Эй, Рик, ты спишь или плачешь?

— Я пытаюсь думать, а ты мне мешаешь, — ответил я с вымученной улыбкой. Еще не хватало, чтобы Энди решил, будто я переживаю.

— Что-то не похож ты на человека, который думает. — Как это я забыл о способности Энди копаться в чужих мозгах? — У тебя в голове нет ни одной законченной мысли. Обрывки какие-то.

— Это потому, что я не знаю, что делать, — вздохнул я.

— Да не расстраивайся ты так, было бы из-за чего! Ну хочешь, этот меч сейчас здесь появится?

— Не надо, Энди. Мне, конечно, очень хочется еще раз хотя бы подержать его в руках, но, боюсь, не смогу с ним расстаться.

— А кто тебя просит расставаться? Возьмешь его себе.

— Знаешь, как это называется? Воровство!

— Ну, тогда вообще не делай ничего. Что-нибудь и так произойдет, а там видно будет, — весело сказал Энди, потом пристально посмотрел мне в глаза, поморщился и добавил уже совсем не весело, а скорей раздраженно: — Только не надо на меня так смотреть, а то мне от твоего взгляда холодно делается! Ну ладно, я постараюсь что-нибудь придумать. Только сам ничего не предпринимай! Уж больно мне не нравятся обрывки того, что ты называешь мыслями! Ой, заболтался я с тобой, — вдруг спохватился он. — Я же в библиотеку на минутку забежал, пока мой старик заснул. Что если он уже проснулся?! — Энди подхватил толстую волшебную книгу, которую читал, когда я пришел в библиотеку, и полез на верхнюю полку ставить ее на место.

И тут появился Черный колдун. Сначала часть книжных полок осветилась слабым мерцанием, я даже подумал, что это Энди напоследок решил показать мне действие еще одного красивого заклинания. Но потом раздался знакомый звук, чем-то напоминающий шипение факела, брошенного в воду, и из мерцания возник Черный колдун собственной персоной, как всегда закутанный с головы до ног в черный балахон с надвинутым на самые глаза капюшоном. В руке он держал волшебный посох, от которого и исходило мерцание.

Черный колдун был очень стар. По-моему, он был ровесником моего Роксанда, а может, даже старше. По крайней мере, с темными эльфами они воевали вместе. Черный колдун оглядел библиотеку, бросив на меня лишь мимолетный хмурый взгляд, увидел Энди и направил свой посох в его сторону.

— Эндилорн! — прогремел его голос. — Кажется, я запретил тебе читать книги по белой магии!

Из кристалла на конце посоха вылетела тонкая голубая молния и ударила Энди прямо по руке, сжимающей книгу. Книга с грохотом свалилась на пол, а Энди, замахав обожженной рукой, слетел с лесенки следом за ней. Он бросил на меня укоризненный взгляд, как будто это я был виноват в том, что колдун застал его в библиотеке. Как же мой маленький приятель боялся своего учителя! Честно говоря, я и сам чувствовал себя в присутствии Черного колдуна не очень уютно.

Рядом с высоким стариком Энди выглядел беспомощным ребенком, и, когда тот, грубо встряхнув мальчишку за шиворот, ударил его посохом и поволок к выходу, я не выдержал.

— Оставь моего друга в покое, колдун! — приказал я. — И можешь убираться ко всем демонам в Черную башню.

Теоретически Черный колдун обязан мне подчиняться, но это только теоретически. Даже отец не решался приказывать повелителю Темных сил, а мне вообще лучше было бы помалкивать и радоваться, что меня не заметили. Будь я трезв, я, скорее всего, так бы и поступил. Энди прекрасно мог постоять за себя сам, причем для него это было бы более безопасно, чем для меня. Но вино напрочь лишило меня здравого смысла. Я вытянул из ножен меч, положил на колени и многозначительно посмотрел в глаза колдуну, пытаясь образно представить, как я с ним разделаюсь, если он только тронет Энди пальцем. Наверно, у меня неплохо получилось, потому что старик отпустил Энди, направил свой посох на меня и сделал защитный магический жест. Энди отскочил за спинку моего кресла и чуть слышно прошипел:

— Ты что, сдурел? Он же тебя сейчас испепелит!

— Посмотрим, кто окажется быстрее! — громко сказал я.

Но Черный колдун уничтожать меня не спешил. Он изобразил на лице крайнее удивление.

— Какая неожиданность! — воскликнул он. — Вот уж кого я не предполагал здесь увидеть, так это вас, юный принц! Неужели вместо того, чтобы веселиться на пиру в честь приема послов, вы корпите над книгами? Или готовитесь взойти на престол и решили восполнить пробелы в образовании? — Старик явно издевался, и это добавило мне решимости поставить его на место раз и навсегда.

— Послушай, Черный колдун, и постарайся запомнить, — с угрозой произнес я. — Во-первых, мои дела тебя не касаются, а, во-вторых, если ты еще раз хотя бы пальцем тронешь Энди, то недосчитаешься головы!

— Кому ты угрожаешь, пустоголовый мальчишка, возомнивший себя героем? У тебя ведь даже воображения не хватит представить, что я могу с тобой сделать!

— Меня не интересует, что ты можешь со мной сделать, потому что ты просто этого не успеешь!

Но Черный колдун уже начал говорить, направив на меня руку с посохом. Кристалл светился все ярче и ярче. Я выхватил меч из ножен и бросился в сторону. Вспышка, вырвавшаяся из кристалла на посохе, превратила кресло в кучку дымящегося пепла, но я стоял уже рядом с колдуном. Теперь он был полностью в моей власти, но убивать старика я не собирался, вот этого отец уж точно бы мне не простил никогда в жизни. Хотелось просто проучить его, чтобы впредь знал, с кем имеет дело. Я взмахнул мечом, чтобы разрубить волшебный посох, но колдун на какое-то мгновение успел опередить меня, видно, дало о себе знать выпитое вино. Он произнес всего одно короткое слово, и мой прекрасный старинный меч, носивший возвышенное имя 'Клинок возмездия', раскалился докрасна, потом вспыхнул оранжевым пламенем, став на миг похожим на гномий огненный меч, и пролился раскаленным дождем, превратившись в лужицу расплавленного металла на полу. А я смотрел на все это как бы со стороны и только в самый последний момент все-таки сообразил, что неплохо бы выпустить из рук бесполезную рукоятку, кожаная оплетка которой сморщилась и начала обугливаться. Рука у меня покраснела, на ладони вздулись волдыри, но боли я не чувствовал, не до этого было.

— Ах ты гад! — завопил я. — Это был мой лучший меч!

Я рывком выхватил посох из рук Черного колдуна и попытался переломить пополам. Но это оказалось не так просто. Силы, казалось, оставили меня, и я не мог даже согнуть дубовый посох. Тогда я просто упер его одним концом в пол и переломил ногой. Что тут началось! Весь замок тряхнуло, меня отбросило назад и ударило спиной о книжные полки. С полок посыпались книги. Какой-то внушительный том упал прямо мне на голову, и я ненадолго потерял сознание.

Когда я пришел в себя, в библиотеке висел сизый дым и царил беспорядок. Я выбрался из-под груды книг, зажег факел и осмотрелся. Книга, свалившаяся мне на голову, имела довольно плачевный вид. Ее деревянная обложка, обтянутая кожей, сломалась пополам и стала похожа на крышу деревенской хижины. 'Ну и голова у меня! — искренне удивился я. — Доска толщиной в палец переломилась, как щепка, а ей хоть бы что, только слегка побаливает'. Я взял в руки книгу. Тонкая кожа с внутренней стороны обложки прорвалась, и из прорехи торчал кончик тонкой рейки и краешек свернутого трубочкой пергамента. В книге оказался тайник. Я аккуратно вытянул рукопись, постарался придать переплету первоначальный вид, поставил книгу на полку и развернул пергамент. Часть пергамента занимала карта какой-то незнакомой мне местности, расположенной где-то в горах, а все остальное свободное место на этом кусочке кожи было вдоль и поперек испещрено мелкими эльфийскими рунами, очевидно, пояснениями к карте. 'Опять эльфийские сокровища, — поморщился я. — Ладно, займусь, когда будет особенно скучно, если Энди найдет время, чтобы перевести всю эту белиберду'. Я без особенного почтения сунул карту в карман и еще раз внимательно огляделся. Мне хотелось найти и подобрать волшебный кристалл, чтобы отдать Энди, но кристалла нигде не было. Внезапно откуда-то из коридора до меня донесся гневный голос Черного колдуна:

— Мало того, что ты ослушался меня, придя в библиотеку, так ты дважды ослушался, общаясь с принцем! Я же запретил тебе даже думать о нем. Держись от него подальше, пока не пройдешь посвящение. Даже трезвый Рикланд опасен для окружающих, а уж пьяный — это вообще стихийное бедствие! Как я теперь объясню королю, что это землетрясение вызвано не мной, а его безрассудным наследником, который по собственной глупости чуть не разрушил весь королевский замок? Ладно, пойду к королю, если он еще не спит, а ты возвращайся в башню и учи 'Тридцать девять обрядов церемонии посвящения'. Не говори глупости, не может человек так быстро это выучить! Ладно, вернусь от короля, проверю!

Я стремглав выскочил из библиотеки, но коридор был пуст.

Глава 5 ОБЕЩАНИЕ КОРОЛЯ

Всю ночь я спорил с Роксандом. Старый призрак упрямо твердил, что отец поступил правильно, заставив меня подчиняться. По его уверениям, принцы в Фаргорде испокон веков были обязаны выполнять бредовые приказы королей, и я — не исключение. Мой красноглазый предок был убежден, что дети должны повиноваться родителям, даже если те требуют от них дурацких поступков и лживых речей, и что если бы мой отец не провел пять лет между жизнью и смертью, а уделял бы должное внимание моему воспитанию, то мне бы и в голову не пришло противиться его воле. Я же, как всегда, начал возражать, потому что терпеть не могу, когда заявляют, будто я что-то кому-то 'должен'. Я отцу не слуга и не наемник, значит, и нечего ему мной командовать! Я достаточно взрослый, чтобы самому решать, что мне делать...

Лучше бы мне промолчать, не пришлось бы тогда выслушивать длиннейшее нравоучение на тему: 'Каждый, включая диких орков, тупых троллей и непутевых принцев, должен поклоняться богам, выполнять приказы своего короля и чтить предков'. Сам виноват — пьяный я плохо соображаю, как выгоднее себя вести, вот и проспорил почти до утра. Не мог же я согласиться с Роксандом, если, по моему глубокому убеждению, богам поклоняться незачем — все равно они делают людям одни только пакости, приказы короля надо исполнять, только когда они разумные, что же до предков... Иногда их приходится стыдиться.

Заснул я прямо в кресле на середине особенно длинной и нудной нотации Роксанда. Мне снилось поле битвы, именно поле, без единого деревца. В похожем месте я не был никогда в жизни. Правда, на гобелене в тронном зале, изображающем победу в битве за какой-то эльмарионский город, было что-то подобное, но там на горизонте виднелись горы, а в моем сне поле было бескрайним. Вокруг меня тысячи незнакомых людей убивали друг друга в жестокой схватке, а я даже не мог понять, кто из них мои враги и на чьей стороне мне сражаться. Я выхватил меч и кинулся в самую гущу, надеясь, что враги сами разберутся и нападут первые, но на меня никто не обращал внимания, будто меня вообще не было. Я поискал глазами хоть кого-нибудь, кто мог бы сойти за командующего, но на глаза попадались только простые воины без каких-либо знаков отличия. Я был в полной растерянности — всю жизнь я мечтал принять участие в настоящем сражении, а когда моя мечта наконец-то сбылась, я не знал, что делать. Не убивать же всех подряд, в самом деле...

И тут я увидел Ленсенда. Он один отбивался от целой толпы орков, и я недолго думая бросился ему на помощь.

Я самозабвенно бился с орками, ничего не замечая вокруг, и огляделся, только когда последний враг свалился замертво у моих ног. Битва продолжалась, но Ленсенда нигде не было. Зато я увидел Счастливчика, своего боевого коня. Он мчался ко мне, топча на своем пути сражающихся людей, своих и чужих. Глаза коня были налиты кровью, бока в пене, из ноздрей валил пар. В седле возвышался человек, одетый в черное. На голове всадника была королевская корона, а в руке он сжимал огненный гномий меч, тот самый, о котором я так мечтал. Приглядевшись, я узнал отца, но не больного, каким он был сейчас, а отца из воспоминаний моего раннего детства, молодого, здорового и сильного. И конь под ним вовсе не был Счастливчиком. Это был Вихрь, конь отца. Тот самый Вихрь, на которого отец посадил меня верхом, когда мне едва исполнилось два года, чем чуть не довел до обморока мою мать. Конь тогда шел шагом, и я не понимал, почему мать так волнуется, ведь это так чудесно. Это было мое самое раннее детское воспоминание, и единственное — о матери.

Отец подъехал ко мне, резко осадил коня, так что тот поднялся на дыбы, и грозно закричал:

— Как ты посмел сражаться на стороне врага, непокорный сын! Ты предатель и умрешь как предатель!

Откуда-то появились стражники, схватили меня, связали, а я почему-то не мог сопротивляться. Просто пальцем пошевелить не мог. Потом меня повели в темницу, а я всю дорогу пытался сбежать, но у меня ничего не выходило. В конце концов на лестнице, что вела в подземелье, я все же ухитрился вырваться и даже бежал в полной темноте довольно долго, прежде чем свалился в Бездну. В общем, обычный кошмар, не вызывающий у меня и тени страха, лишь неприятный осадок. С такими сновидениями я обычно прекрасно высыпаюсь. Чтобы заставить меня проснуться или кричать во сне, нужно что-нибудь посерьезнее.

Долететь до дна Бездны и посмотреть на преисподнюю вблизи мне не удалось, сквозь сон я услышал стук в дверь. Этот звук был настолько необычен в Закатной башне, что я мгновенно проснулся. Интересно, кто осмелился зайти за магический круг, который не мог покинуть призрак Роксанда и которым в свое время Черный колдун оградил обитателей замка от его навязчивого и не очень безопасного для них общества.

— Какого лысого демона? — крикнул я.

— Проснитесь, ваше высочество, — раздался умоляющий голос, очевидно, принадлежащий какому-то слуге. — Король хочет вас видеть.

— Я сплю, — проворчал я, пытаясь перевернуться на бок. Сидя в кресле, сделать это оказалось трудновато, поэтому я сполз на пол, обнял кресло, как любимую подушку, положил на него голову и зевнул. За окном еще не рассвело, значит, я мог бы спать еще часа три, если бы этот болван меня не разбудил.

Но слуга не унимался. Он продолжал колотить в дверь. Я попытался заснуть под этот грохот, но это было невозможно. Наконец, я не выдержал и высказал все, что думаю о короле, которому не спится по ночам, о слугах, которые выполняют его дурацкие приказы, и о стражниках, которые пускают этих слуг к дверям спальни принца. Закончил я всю эту тираду обещанием, что, конечно, встану, раз уж меня все равно разбудили, но только затем, чтобы выпустить кишки тому ублюдку, который это сделал. Стук сразу же прекратился, зато послышалось нытье:

— Ну, пожалуйста, ваше высочество! Король сказал, что велит оркам содрать с меня кожу, если вы не явитесь тотчас же! А я вас уже давно бужу.

Странный какой-то слуга, призраков не боится, а канючит, как последний трус. И голос какой-то незнакомый, хотя я плохо узнаю людей по голосам, так что могу и ошибиться.

— Ладно уж, так и быть, — пожалел я бедолагу, а то ведь отец отдаст несчастного на растерзание этим вонючим оркам и глазом не моргнет, — только исчезни из-под моей двери. Я найду дорогу к королю и без твоей помощи.

'Интересно, что я такого вчера натворил? — подумал я. — Почему отец не может потерпеть до утра?' Я не помнил ничего из того, что произошло накануне. Я даже не мог вспомнить, откуда на моей правой ладони ужасный ожог и отчего у меня раскалывается голова. Причину головной боли я выяснил довольно быстро. При наличии такой здоровенной шишки, какую я нащупал у себя на макушке, было бы странно, если бы она не болела. Откуда шишка, я тоже вспомнить не смог. И еще я никак не находил меч. Куда я мог его положить? Я могу зашвырнуть куда-нибудь сапог или плащ, но оружие у меня всегда в идеальном порядке. Я перевернул вверх дном всю Закатную башню, начиная от спальни наверху и кончая закутком в самом низу винтовой лестницы, где были свалены в кучу мои детские трофеи, в основном кривые орочьи сабли. Моего лучшего меча, 'Клинка возмездия', нигде не было.

Когда я вернулся в комнату, Роксанд Второй уже сидел в моем кресле, положив ногу на ногу, и делал вид, что чистит ногти, которых у него на самом деле не было.

— Что на этот раз потерял непутевый отпрыск королевского рода? — равнодушно спросил он.

— Непутевый отпрыск потерял свой меч, — подражая его интонации, ответил я. — Ты не помнишь, куда я вчера его положил?

— Нет, не помню. Меч ты потом найдешь, все равно на прием к королю с мечом тебя не пустят.

— Какой, к демонам, прием среди ночи! — возмутился я. — Вы все тут с ума посходили. Вот ты сам скажи, сколько часов я сегодня спал?

Призрак задумался.

— Часа два, — сказал он наконец, — может, два с половиной, какая тебе разница. Кого ты хочешь обмануть? Я же знаю, что ты можешь не спать несколько ночей подряд. Так что не прикидывайся несчастным младенцем, который страдает от недосыпания.

— Я не спал уже несколько ночей подряд, так что имею право отдохнуть, как нормальный человек!

— Нормальные люди спят в постелях, а не в креслах, — заметил Роксанд, но я пропустил его слова мимо ушей.

— Интересно, что произошло на этот раз? По-моему, я не успел натворить ничего такого, из-за чего следовало бы так волноваться и заставлять слуг выламывать мою дверь. Ну, немножко вспылил, когда отец раскомандовался. С кем не бывает?

— А может, ты вчера так напился, что теперь ничего не помнишь?

— Роксанд, уж не хочешь ли ты сказать, что вчера, когда я вернулся, я выглядел пьяным?! — с жаром воскликнул я, пытаясь изобразить благородное негодование. На самом-то деле в голове моей утвердилась мысль, что, скорее всего, Роксанд прав, но мне совсем не хотелось признаваться ему в этом.

— Не знаю, как у тебя это получается, но ты никогда не выглядишь пьяным. А вчера ты выглядел как капризный ребенок, которому не дали новую игрушку. По-моему, ты был готов разрыдаться. — Роксанд хихикнул, сверкнул красными глазами и принялся полировать бриллианты на перстнях, которыми были унизаны у него все пальцы. Потом вытянул перед собой руку и стал любоваться, как бриллианты тускло блестят в свете заглянувшей в окно Утренней звезды. Перстни у Роксанда были не настоящие, а такие же призрачные, как он сам. Настоящие бриллианты короля Роксанда Второго вот уже несколько лет украшали мои пальцы. — А ты не думаешь, что король мог вызвать тебя не для того, чтобы наказать, а по какому-нибудь другому делу? — внезапно спросил призрак.

— Что-то не хочется, чтобы у него были ко мне какие-то дела, — со злостью проворчал я себе под нос.

— Ладно, успокойся и иди к королю, а то он прождет тебя до вечера. И оденься поприличнее, принц должен...

— Лично я никому ничего не должен, — отрезал я. — И если ты не заткнешься, я зажгу факел и ткну им прямо тебе в нос!

Роксанд обиженно засопел, но, когда я уже взял меч из своей коллекции оружия, занимающей все стены в башне, и собрался уходить, он опять не выдержал:

— Хоть бы причесался, а то идешь к королю лохматый, как пугало огородное!

— А кто это — пугало огородное? — бросил я через плечо, направляясь к двери.

— Это ты! — захихикал призрак, а мне подумалось, что он и сам не знает, что это такое.

Прыгая через три ступеньки, я сбежал по винтовой лестнице и помчался в покои отца. Если бы меня сейчас увидел Роксанд, он бы обязательно сказал, что я должен идти чинно и важно, а бегают по замку только... Думаю, он так и не смог бы придумать, кто может бегать по замку, потому что кроме меня по замку бегали только орки, да и то, когда удирали от меня, крысы и гремлины. Ни одного орка я не встретил, зато наткнулся на слугу, который меня будил. Он, видно, решил убедиться, что я все-таки пойду к отцу. Я не встречал его раньше, наверное, его наняли недавно. Это был парень примерно моего возраста, лет пятнадцати или шестнадцати, но какой-то хилый. Себя-то я считал взрослым мужчиной, а этого хлюпика можно было назвать не иначе, как сопливым мальчишкой. Он прятался в нише и. кажется, считал, что я могу его не заметить. Учитывая, что он не испугался призрака, это выглядело так странно, что я решил устроить ему проверку на храбрость. Может, все-таки он не такой трус, каким кажется. Я сбавил шаг, недобро прищурился и с кровожадной ухмылкой палача-пытателя направился к мальчишке. Он присел, сжался в комок и стал запинаясь умолять, чтобы я его пощадил и не убивал. В общем, распустил сопли, как наша старая кухарка Фарисса, когда ее побьет муж. А я-то надеялся, что он проявит чудеса героизма и попытается защищаться. Не иначе, слуги забавы ради утаили от него правду о башне с призраком, чтобы посмотреть, как трусливый мальчишка вернется в лакейскую с полными штанами и будет, заикаясь, рассказывать о ужасе Закатной башни. А вот почему Роксанд не стал пугать этого мальчишку? Решил, что мне нужен личный слуга? Ну, уж точно не такой! Я бросил пареньку монетку с пожеланием купить себе платок вытереть сопли и успокоил, что не убиваю женщин и детей. Он не оскорбился, напротив, стал благодарить и даже попытался целовать мне руки. Пришлось взять его за ворот и пинком отправить целовать руки ближайшей статуе.

В королевских апартаментах горело множество свечей в золотых канделябрах, жарко пылал камин и то и дело сновали слуги. Отец сидел в удобном, обитом темно-зеленым с золотом бархатом кресле, в котором обычно проводил большую часть своего времени. Маски на нем не было, и можно было увидеть его изуродованное лицо, представлявшее собой один сплошной жуткий шрам.

Отец отослал слуг и со вздохом обратился ко мне:

— У тебя замечательная способность наживать себе врагов, Рикланд, но вчера ты явно переборщил. Неужели ты до такой степени не ценишь собственную жизнь?

Что же я вчера такого натворил? — судорожно пытался я вспомнить, но в голове царила первозданная пустота. Припомнить хоть что-нибудь, кроме того, что я несколько уменьшил неприкосновенные запасы лучшего вина в королевских винных погребах, не удавалось. Тем временем отец продолжал:

— Ты можешь мне объяснить, чем тебе так не угодил Черный колдун, что ты сломал его посох и чуть не убил его самого?

Я чуть было не спросил, 'при чем тут Черный колдун?', но внезапно вспомнил все до мельчайших подробностей. Хорошо, что отец заставил меня все вспомнить, а то я бы так до конца жизни и разыскивал свой меч, который уничтожил злобный старик. Я даже не удержался и сказал отцу 'спасибо'. Отец посмотрел на меня, как на ненормального, и поинтересовался:

— Как ты себя чувствуешь, Рикланд? С тобой все в порядке? — Кажется, он решил, что наш повелитель Тьмы лишил меня рассудка.

— Я всегда в порядке, — заверил я. — Лучше поинтересуйся у Черного колдуна, как он чувствует себя без посоха.

— Ты дурак, Рикланд! — Отец презрительно скривил губы. — Сделать себе новый посох для мага пустяковое дело, а вот ты нажил себе такого врага, с которым вряд ли справишься. Даже я не смогу тебе помочь. Вчера ты остался в живых только потому, что существует древний договор между королями Фаргорда и черными колдунами, по которому колдун просто не имеет права убить члена королевской фамилии.

— Я этого не знал.

— Теперь будешь знать. Так вот, убить тебя он не может, но зато может сделать с тобой кое-что такое, что будет для тебя хуже смерти.

— Например?

— Например, лишит тебя зрения или силы. Или наконец заставит без движения сидеть в кресле, как это делаю я. Ты думаешь, моя жизнь лучше смерти? Если бы не забота о судьбе королевства, я бы сам попросил тебя взять меч и убить меня. Думаю, ты бы сделал это с удовольствием.

— Неправда! — возмутился я, но отец резко оборвал меня:

— Не перебивай, я еще не закончил! Я хочу передать тебе, что сказал Черный колдун: еще одна подобная выходка, и ты будешь умолять его о смерти.

— Спасибо, что предупредил. Боюсь, что еще одной подобной выходки он уже не переживет.

Нельзя сказать, что я совсем не испугался угрозы Черного колдуна, но уж очень я не любил, когда мне угрожают. Только отец не понимал, что на угрозу я могу ответить или ударом или, на худой конец, тоже угрозой. Похоже, он ждал, что я в ужасе разрыдаюсь и начну умолять его спасти меня.

— Скажи мне, Рикланд, ты хотя бы иногда думаешь, прежде чем что-то говорить? — в голосе отца явно чувствовалось раздражение. — Любому, даже не очень сильному колдуну ничего не стоит в одно мгновение разделаться с таким выскочкой, как ты! Даже не пытайся связываться с Повелителем Темных сил! Это мой приказ! — Отец был зол. Он терпеть не мог, когда я начинал хвастаться.

В глубине души я понимал, что он прав, но меня понесло, и остановиться я уже не мог.

— С чего ты взял, что Черный колдун справится со мной, этот жалкий старикашка, который от старости позабыл все заклинания? Да он у меня... — Я сжал кулак и чуть не взвыл от боли, я совсем позабыл о своей обожженной ладони. Но боль только разожгла мою ярость, и я, сунув покалеченную руку прямо отцу под нос, заорал: — Ты видишь, что со мной сделал этот старый пень! Такого я никому не прощаю, и плевать я хотел на твои приказы!

С этим я развернулся, чтобы по обыкновению уйти, не попрощавшись, как вдруг отец тихо спросил:

— Тебе что же, уже не нужен меч гномов?

Я, не останавливаясь, оглянулся:

— Зачем ты спрашиваешь, все равно ведь никогда не отдашь его мне?

— Почему ты так решил? — удивился отец. — Я думаю, что лучшего владельца для этого меча мне вряд ли удастся найти. Но справедливости ради можно устроить турнир...

Услышав про турнир, я пришел в такой восторг, что готов был расцеловать отца.

— Ой, Ролмонд, ты самый мудрый король! Давай устроим турнир! — закричал я и проехался, как по льду, по отшлифованным до блеска мраморным плитам пола до самого отцовского кресла.

— О боги, Рикланд, когда ты научишься скрывать свои эмоции? Ты ведешь себя, как мальчишка!

— Ладно, я буду невозмутимым, как каменная глыба, — сказал я и сделал соответствующее выражение лица.

— Вот так-то лучше, — проворчал отец. — А теперь послушай все-таки, что я хотел тебе сказать. И постарайся поменьше перебивать. Итак, я решил устроить турнир и пригласить на него всех лордов Фаргорда. Будет справедливо, если меч достанется победителю, не так ли?

— Само собой! — согласно кивнул я.

— Вижу, ты считаешь, что меч уже твой.

— Не сомневаюсь!

— А если приедет Ленсенд?

— Ну и что? Если ты пригласишь Ленсенда, это будет здорово! Сто лет его, не видел! — Я изо всех сил старался сдерживаться, но получалось это у меня не очень хорошо. Неужели Энди ошибся? Вот было бы здорово, если б отец помирился с Ленсендом.

— Ты хочешь сказать, что победишь и Ленсенда? — прервал мои мечтания отец.

— Почему бы и нет? Чем Ленсенд лучше других?

— Когда-то он был первым мечом Фаргорда. Не думаю, что за последний десяток лет он забыл все свои навыки. Так что на турнире у тебя может появиться серьезный соперник. Что ты будешь делать, если меч достанется Ленсенду?

Честно говоря, я не знал. Мне даже в голову не приходило, что отец может отдать меч кому-нибудь из моих друзей, тем более Ленсенду. Я, не задумываясь, убил бы за этот меч любого из отцовской свиты, а вот Ленсенда вряд ли. Поэтому я просто пожал плечами и ответил:

— Я постараюсь победить.

Не знаю, насколько мой ответ понравился отцу, уж он-то как никто умел скрывать свои чувства. Во всяком случае, меня он наконец отпустил, не забыв омрачить радость нудным напутствием:

— Можешь идти, Рикланд, а то опоздаешь на охоту. И постарайся при послах вести себя достойно, не забывай, что ты наследник престола, а не солдат удачи. Когда-нибудь ты станешь королем, и тебе не помешает, если мнение о тебе в высших кругах Гилл-Зураса будет положительным. Потому-то я и хочу, чтобы именно ты сопровождал гномов. Я знаю, что ты умеешь очаровывать людей, так что произвести хорошее впечатление на послов для тебя не составит труда, если только ты не явишься на охоту пьяным, не станешь сквернословить, издеваться над лордом Готридом или бить Имверта. И, во имя богов, не превращай королевскую охоту в охоту на орков!

Меня так и подмывало обернуться и объяснить отцу, что мне плевать на то, какое мнение будет обо мне в Гилл-Зурасе, потому что, когда я стану королем, я его обязательно завоюю, и что я не могу не издеваться над Готридом, потому что он сам напрашивается. А бить Имверта я перестану, только когда убью совсем. Только это случится не скоро, потому что еще в детстве я поклялся, что не обнажу против него меча, а убить такого бугая кулаком не так-то просто. Естественно, всего этого я говорить не стал, просто молча поклонился и направился к выходу.

— И еще одно, — добавил отец, когда я был уже в дверях. — Держись подальше от Черного колдуна, иначе не видать тебе меча!

Я ушел от отца, не зная, радоваться мне или злиться. Похоже, Энди все-таки ошибся, а может, отец передумал. Как бы там ни было, про то, что я должен убить Ленсенда, разговора не было. Мне очень хотелось верить, что отец действительно устроит турнир и отдаст меч победителю, только вот почему-то не верилось. Слишком хорошо я знал двадцать третьего короля Фаргорда Ролмонда Калеку, чтобы ему верить.

Час, оставшийся до рассвета, я провел на кухне, сидя на разделочном столе и жуя запеченного лебедя, приготовленного, как выяснилось позже, на завтрак королю. Одновременно я красочно описывал молоденьким кухаркам и поварятам взятие неприступного замка Урманда и к их восторгу сшибал огромными кухонными ножами с тяжеленными рукоятками и никуда не годным балансом маленькие дикие яблоки, которые придурковатый лакей кузена Имверта по прозвищу Хвост гордо ставил себе на макушку. Идиллию нарушила наша старая кухарка Фарисса, которая ворвалась в кухню, как разъяренная фурия, и, осыпая меня самыми изысканными проклятиями, на которые только способна женщина столь солидного возраста, стала гоняться за мной, размахивая недовыпотрошенным судаком и попадая его мокрым хвостом по всем, кроме меня. Шум, визг и хохот, наверное, перебудили весь замок, у меня же окончательно вылетело из головы, что я наследник престола и отважный герой Рикланд Быстрый Клинок, пока, перескакивая со стола на стол, я увертывался от ударов этой милой толстой старушки, которая в пору моего раннего детства не раз вытирала мне сопли своим белоснежным фартуком. Поквитаться со мной за слегка испорченный королевский завтрак Фариссе так и не удалось, а на меня напало такое дьявольское веселье, что я потом целый день прыскал по любому поводу, как последний придурок.

Глава 6 ГНОМЬЯ ОХОТА

С восходом солнца я спустился во двор замка, где уже собралось общество, состоявшее из дядюшки Готрида, кузена Имверта, у которого под глазом красовался здоровенный синяк, пяти гномов из королевского рода Гилл-Зураса, нескольких не особенно знатных лордов, постоянно живших в Черном замке, и слуг.

Гномы оказались странными ребятами. Высотой с десятилетнего парнишку, они были шире меня в плечах, у всех имелись длинные бороды, ухоженные, расчесанные, а у двоих даже заплетенные в косы. Одеты они были, как стражники на посту, в серебряные доспехи и вооружены до зубов — у каждого за богатый пояс был заткнут боевой топор, за спиной — ножны с коротким меч и по кинжалу в каждом сапоге.

— Вы что, на войну собрались? — прыснул я.

Гномы, похоже, обиделись. Не иначе, у них в Гилл-Зурасе считалось невежливым друг над другом посмеиваться. Есть такие народы, которые любую шутку воспринимают как личное оскорбление. Гномы молчали, хмуря косматые брови, и только самый молодой из них — рыжебородый коротышка по имени Рэди — сердито проворчал:

— Почему на войну? На охоту. На войну мы бы шлемы надели да щиты захватили. Рассказывают, у вас тут в Фаргорде медведи да вепри дикие прямо на людей бросаются. Сам-то ты тоже небось меч захватил.

— Так я еще и лук взял, а меч у меня всегда с собой.

— Точно, — тут же встрял Имверт. — Принц Рикланд с мечом никогда не расстается. Он с ним даже спит.

— С чего это ты взял? — удивился я. — Ты что, когда-нибудь видел, как я сплю?

— В детстве у нас с тобой была общая спальня, забыл? — ехидно ухмыльнулся кузен. — Или призрак отучил тебя от детских привычек?

— Призрак тут ни при чем. Просто в Закатной башне нет таких проблем, как подлый кузен, который только и думает, как бы стянуть чужой меч.

Имверт огрызнулся, но конюхи подвели лошадей, и я пропустил его дерзость мимо ушей, тем более что дальше началось самое забавное.

Гномы, как выяснилось, ни разу в жизни не ездили верхом. Увидев лошадей, Олди, самый старший из послов решительно запротестовал:

— Вы что, господа фаргордцы, издеваетесь?! Не сяду я на эту зверюгу, чтоб мне лопнуть! Еще в телегу запрячь — куда ни шло, а на ейную спину лезть — да ни за что! Она ж мне башку отъест.

Остальные гномы выразили полную солидарность со своим предводителем. Они многозначительно закивали и начали переговариваться между собой на своем языке, который я так и не смог выучить, сколько меня ни мучили учителя. Впрочем, смысл их разговора был ясен и без слов: чтобы посадить гномов на лошадей, нам пришлось бы по меньшей мере их связать. Толстая физиономия дядюшки Готрида, явно не ожидавшего такого поворота событий, заметно вытянулась. Кузен Имверт занервничал. Он попытался вырвать с корнем свои и без того не отличавшиеся густотой усы, потом зачем-то несколько раз дернул себя за нос, а убедившись, что и нос, и усы держатся у него на лице крепко, оторвал пуговицу от куртки младшего конюха, который, по его мнению, нарочно заставил лошадь показать зубы, чтобы напугать почтенного Олди. Имверт обожал королевскую охоту и так расстроился, что можно было с уверенностью сказать: если она не состоится, конюх вряд ли отделается оторванной пуговицей. А вот я ни капли не огорчился, даже наоборот — развеселился еще сильнее. Смех так и разбирал меня, сколько я ни старался его сдержать. Ну как можно бояться этих смирных и послушных лошадей, которых привели гномам? Я еще понял бы, если бы им предложили проехаться на моем Счастливчике. К нему даже конюхи близко не подходят, боятся. Но гостям подвели самых спокойных кобыл во всей королевской конюшне, а у гномов такой вид, будто мы их сейчас к этим кобылам за руки и за ноги привяжем и на четыре части разорвем. Нет, очень странные ребята эти гномы! Сейчас еще скажут, что пойдут на охоту пешком, и будут семенить потом за оленями на своих коротких ножках! Удержаться от смеха было просто невозможно. Я начал понимать, что произвести на гномов хорошее впечатление, как хотел отец, мне вряд ли удастся, если, конечно, я не удержу на лице серьезную мину, как это делает шут Брикус, который может отпустить такую шуточку, что все вокруг от хохота готовы лопнуть, а сам при этом остается унылым, как покойник. Я до крови прикусил нижнюю губу и стал старательно вспоминать что-нибудь печальное.

Грустного в моей короткой жизни было с избытком, недаром проклятие, которым наградил наш род далекий предок Данквил, звучало примерно так: 'Ты будешь терять всех, кого любишь, пока сам не умрешь от руки собственного сына, и пусть это проклятие преследует всех королей Фаргорда, пока... ' Что 'пока', Данквил сказать не успел, потому что умер от руки собственного сына Ознабера, первого короля Фаргорда, которому это проклятие и предназначалось. Энди говорит, что если узнать, что скрывается за этим 'пока', то проклятие можно будет снять. Но вытащить из лучшего мира душу Данквила и спросить, что он там думал, когда проклинал Ознабера, ему пока не удалось, а мне поэтому приходится терпеть издевательства судьбы. И зачем этому Данквилу понадобилось проклинать весь род? Ну, проклял бы Ознабера, раз уж так приспичило, и успокоился. А теперь вот страдают совершенно невинные люди. Это я не о себе, меня невинным можно назвать разве что когда я сплю на королевском совете, а о братишке Риле, например, или о моем друге детства Кристе, который на моих глазах упал в Бездну, или еще об одном друге, молодом наемнике Лемаре, который, хоть и владел оружием не хуже меня, не убил в своей жизни ни одного человека, ни даже орка, и совершенно бестолково погиб в пламени, когда мы подожгли замок Килбера.

Мысли, которые я всегда отгонял от себя, как назойливых нищих, обычно пристававших ко мне, как слепни к потной лошади, на этот раз оказали мне неоценимую услугу. Смеяться расхотелось, и я смог даже подойти к гномам и попытаться наладить отношения.

— Разве гномы не разводят лошадей? — поинтересовался я у Рэди, показавшегося мне самым общительным.

— Почему не разводят? Еще как разводят! Только гномьи лошади нормальных размеров. Мы их зовем пони. Они ростом с гнома, на них, по крайней мере, можно спокойно сесть. Только мы на них редко ездим. У нас их для работы используют, в тележки запрягают — руду возить. А как вы на этих своих зверюг залазите? И где, кстати, твоя лошадь? Хотел бы я посмотреть, как ты будешь на нее карабкаться. Ты вроде не такой длинный, как этот принц Имверт.

— Имверт такой же принц, как я — гоблин. Не знаю, как у вас, гномов, а в Фаргорде принц — это сын короля. А моего коня, боюсь, придется долго разыскивать, вчера я сказал ему, что он свободен до завтрашнего вечера. Так что он пасется где-то в лесу.

— Кому сказал, коню? — не понял Рэди.

— А кому еще, Имверту, что ли? Конечно, коню — Счастливчику. Мы с ним на днях совершили небольшую прогулку в одно место и очень торопились вернуться к королевскому совету. Понимаешь, отец всегда так переживает, когда меня не бывает на этом треклятом совете, что нам со Счастливчиком пришлось скакать три дня почти без отдыха. Напиться вдоволь ему еще удавалось, а вот наесться — нет. Ну, я его и отпустил. Отдыхай, говорю, Счастливчик, все равно я никуда в ближайшее время не поеду. И надо же было отцу эту охоту придумать. Зачем она вам понадобилась, вы же даже лошадей боитесь?

— Ничего мы не боимся, — обиделся Рэди. — Ты вот сам подумай, как мы будем смотреться на этих ваших лошадях?

— Ничуть не хуже, чем я в детстве. Может, попробуешь, Рэди? Прокатись на этой лошади, покажи своим друзьям, кто из вас, гномов, самый смелый. Ее зовут Ласточка. Смотри, какая она добрая!

Ласточка поняла, что речь идет о ней, подошла и положила голову мне на плечо. Рэди встал на цыпочки и осторожно погладил ее теплую мягкую морду.

— Уж больно она здоровенная, эта Ласточка, — с сомнением проговорил он. — Я бы, может, и попробовал на ней проехаться, только... — Рэди посмотрел на лошадь, потом на меня и задумчиво почесал в затылке.

— Что только, Рэди? — Кажется, я понял, о чем думал гном. Примерно такое же выражение лица бывало у мальчишек из окрестных деревень, когда им очень хотелось, чтобы я прокатил их на Счастливчике, а попросить они не решались. — Ты хочешь, чтобы для начала я проехался с тобой, да?

— Если тебе не трудно. — Гном смотрел на меня с виноватой улыбкой. Глаза у него были небесно-голубого цвета, с огромными ресницами и какие-то по-детски наивные. Я подумал, что по гномьим меркам Рэди совсем еще молодой, наверно, на родине его тоже все время называют мальчишкой, хотя всю нижнюю часть его лица закрывала курчавая бородка.

Естественно, мне было нетрудно прокатить Рэди на лошади. Я вскочил на Ласточку и протянул ему раскрытую ладонь. Рэди уцепился за нее сразу двумя руками, и я втащил его на лошадь. Мы проехались по внутреннему двору замка сначала шагом, потом рысью. Наконец Рэди позволил мне слезть и проехался один. Он был в бурном восторге, хотя, признаться, гном верхом на лошади действительно выглядел не то чтобы очень смешно, но не очень элегантно.

Лорд Готрид между тем пытался втолковать остальным гномам, что лошади смирные и если они хотят посмотреть на фаргордскую Королевскую охоту, то им обязательно нужно сесть на лошадей, иначе они отстанут и заблудятся в лесу, даже если будут бежать очень быстро. Но гномы оставались непреклонны. Они сказали, что на охоту с радостью посмотрели бы, но здоровье им дороже и на лошадей они не полезут. Каково же было их удивление, когда они увидели Рэди, гордо восседающего на Ласточке.

— Эй, Олди, — весело крикнул Рэди, — ну так кто из гномов самый смелый?

— Клянусь топором Гарди, это же наш Рэди! — Олди выглядел совершенно ошарашенным. Похоже, он не подозревал, что в мире есть такая сила, которая может заставить уважающего себя гнома сесть на лошадь. — Как ты туда забрался, Рэди? Что скажут твои почтенные родители?

— Я думаю, они скажут, что он единственный из всех вас не побоялся сесть на лошадь, — ухмыльнулся я, — из чего мы, фаргордцы, сделали вывод, что не все гномы трусливы, а только некоторые.

И кто меня за язык тянул! Вечно я ляпаю первое, что приходит в голову, причем когда меня об этом никто не просит. Вот и сейчас, кажется, нарвался на международный скандал.

— Ты слышал, Олди, этот безбородый юнец обозвал нас трусами! — Сердитый гном с черной бородой, заплетенной в две косы и заткнутой за пояс, с черными мохнатыми бровями, нависающими над хмурыми темно-карими глазами, схватился за топор.

Но старый Олди оказался самым умным, а может, просто был наслышан о моей способности затевать ссоры.

— Успокойся, Энгри, принц Рикланд просто пошутил. Ведь правда, принц?

— Ну да, пошутил, — кивнул я, с трудом сдерживая усмешку. Нет, я ни капли не испугался сердитого Энгри, просто вовремя вспомнил, что если я его убью, не видать мне гномьего меча как собственных ушей. О том, что Энгри может убить меня, я, естественно, даже и не думал. Этого просто не может быть, потому что быть не может!

Обстановку разрядил расхрабрившийся Рэди.

— Энгри, никто не сомневается в твоей отваге! — крикнул он с высоты Ласточки. — Давай садись на лошадь, и поехали убивать фаргордских медведей.

Энгри засопел и полез на ближайшую лошадь. Зрелище было презабавное. Я старательно глотал подступающий к горлу смех и думал только о том, как бы не фыркнуть слишком громко, когда больше не смогу терпеть, но какой-то слуга догадался помочь, и через некоторое время Энгри хмурился, уже сидя верхом. Остальные гномы поворчали и тоже направились к лошадям, слуги бросились помогать.

Солнце уже поднялось над верхушками сосен, когда мы наконец выехали за ворота замка. Копыта лошадей дружно простучали по длинному каменному мосту через Королевское озеро, окружающее Черный замок. На мосту было два подъемных пролета — около берега и около ворот замка, но их уже давно не поднимали. Никто не собирался нападать на Черный замок. Безумцев, осмелившихся нарушить покой королей могущественного Фаргорда, не находилось вот уже несколько веков.

Поскольку мой конь Счастливчик бродил где-то в лесу, мне пришлось взять бестолковую гнедую кобылу по имени Искра. Кобыла была эльмарионской породы, привыкшая к плетке и шпорам и с точки зрения фаргордского воина с дурным нравом. Королевские конюхи прозвали ее Стервой. В Фаргорде не принято бить лошадей, но эта Стерва могла вывести из себя кого угодно. Впрочем, меня она слушалась, видимо, потому что была неравнодушна к Счастливчику. Я обычно брал ее с собой на охоту в качестве вьючной лошади. Она ходила за Счастливчиком хвостом, и на нее можно было вообще не обращать внимания. К тому же она не уступала ему в скорости. Но управлять ею было довольно трудно. Она делала вид, что не понимает человеческой речи, и предпочитала поводья, а я терпеть не мог, когда у меня заняты руки. Поэтому, как только мы въехали в лес, я отправился на поиски Счастливчика. Рэди хотел было увязаться за мной, но я отговорил его, сказав, что поскачу так быстро, что он непременно отстанет и заблудится.

Где надо искать Счастливчика, я догадывался. Не так уж много в окрестностях Черного замка мест, где конь может спокойно попастись. Лес у нас в основном сосновый, под ногами мягкий ковер мха, а трава растет только в Священной дубраве у Русалочьего озера, на Оленьих горах да в березовой роще у Веселой деревни. Я поехал к Русалочьему озеру. На Оленьих горах водилось слишком много хищного и не очень зверья, а Счастливчик хоть и не был трусом, но от всех животных, кроме кобыл, предпочитал держаться подальше. Деревни он тоже не любил, там всегда находились желающие вытянуть бриллиантовую серьгу на счастье из его левого уха, и ему приходилось поспешно удирать, предварительно расквасив кому-нибудь копытом физиономию. Местные жители знали Счастливчика и не покушались на его собственность, но в Веселой деревне постоянно бывали ярмарки, где собирались бродяги со всего Фаргорда, и мой конь всегда привлекал внимание желающих стянуть крупный бриллиант.

Пустить Искру в галоп было задачей не из легких. Меня всегда возмущало, как эльмарионцы обращаются с лошадьми, но эта кобыла, похоже, другого обращения не понимала. Она трусила рысью, и сколько я ее ни уговаривал, быстрее двигаться не желала. Пришлось наподдать ей как следует каблуками по бокам, только тогда до этого несообразительного животного наконец дошло, что же от него требуется.

Счастливчик старательно освобождал Русалочью поляну от росших на ней ромашек и клевера, кося черным глазом на престарелую русалку, которая сидела на торчащей из воды коряге. Это только в сказках русалки всегда молодые и красивые. На самом же деле существовала по крайней мере одна старая русалка. Она целыми днями сидела на коряге у берега Русалочьего озера, прямо как старушки в деревнях на лавочках возле своих домов. А сколько их еще было там, под водой, вообще неизвестно. Характер у этой старухи был просто несносный. Сварливостью с ней могли сравниться разве что старые ведьмы, продающие на ярмарках волшебные снадобья, да Роксанд. Похоже, старой русалке было абсолютно безразлично, на кого ворчать, поэтому она скрипучим голосом распекала Счастливчика.

— Никакой совести у тебя нет, осел упрямый! Ты эти цветы сажал? Не сажал! А по какому праву ты их рвешь? Вот сейчас поймаю и уволоку на дно озера, будешь знать, как цветы кушать!

Русалка погрозила коню костлявым зеленым кулаком, но ловить его не спешила. Счастливчик любил пастись на этой поляне, и русалки знали его вздорный характер. Никто, кроме меня, не мог к нему подойти без опасения получить копытом.

Едва мы с Искрой показались на поляне, Счастливчик радостно заржал и поскакал навстречу. Искра внезапно продемонстрировала несвойственную ей резвость и в несколько скачков оказалась рядом с ним. Старая русалка окончательно взбесилась.

— Рикланд! — взвизгнула она. — Мало здесь одной лошади, ты еще вторую привел! Девочкам цветы негде будет собирать. Куда ни ступят, везде твои лошади нагадили! Забирай своего жеребца и уходи! И чтоб я тебя здесь больше не видела!

Отвечать русалке не хотелось. Признаться, я просто не знал, что ей сказать. Все равно Счастливчик будет и дальше пастись на Русалочьей поляне, хочет она этого или нет, и ничего ей с этим не сделать. Но злить старух в мои увлечения не входило, поэтому я невозмутимо перетащил седло с Искры на Счастливчика и стал молча затягивать подпругу.

'Интересно, — думал я, — вот сидит эта старая русалка, лупит по воде хвостом, так что брызги фонтаном летят во все стороны... А ведь ночью, когда молодые русалки на поляне танцуют, у них должны быть ноги, как у людей. Не на хвостах же им танцевать'.

Единственную ночь в году русалки проводят на берегу, никто не знает, когда. Если кто-нибудь в эту ночь оказывается на берегу озера, то пропадает бесследно и уже не может рассказать, когда его угораздило столкнуться с танцующими русалками. Но дотошный Энди прочитал про русалок и их ночные танцы в каком-то найденном в библиотеке фолианте. Мне вдруг стало невероятно любопытно, действительно ли русалки танцуют по ночам, а если танцуют, то куда девают свои хвосты? Может, снимают, как мы штаны, или используют магию и превращаются в обычных девушек? Была какая-то легенда о русалках, которую в детстве нам с братом рассказывала кормилица, но я никак не мог ее вспомнить. А потом я вдруг сообразил, что раз старая русалка так разнервничалась из-за цветочков, то, скорее всего, скоро наступит тот единственный в году день, когда русалки выйдут танцевать на поляну, и возможно тогда у меня и будет шанс посмотреть на их чудесные танцы.

— Перестань верещать, — остановил я русалочье словоизвержение. — Я сейчас уеду, только сначала ответь мне на один вопрос. Люди рассказывают, будто русалки умеют танцевать. Это правда?

Лицо старой русалки вдруг расплылось в слащавой улыбке, и она ласково промурлыкала:

— Ах, юный принц хочет посмотреть, как девочки танцуют? Ну конечно, ты же ведь уже мужчина! А я-то, старая, и не заметила, как ты вырос. Приходи на поляну этой ночью! Только приходи один, без своего бешеного коня, без мальчишки-колдуна, без собак и без оружия, если, конечно, не боишься. Придешь?

— Постараюсь, если важных дел не будет. — Я был почти уверен, что приду, но жизнь научила меня ничего никому не обещать. — До встречи! — крикнул я на прощанье, вскочил на Счастливчика и поскакал на звуки Королевской охоты, доносившиеся издали.

Искра бежала следом, я даже не стал привязывать ее к седлу, все равно от Счастливчика она никуда не денется. Уздечку с нее снимать я тоже не стал, Счастливчику она была ни к чему. Все фаргордские кони, кроме уздечки, слушались еще голоса или, если нельзя шуметь, шенкелей, а Счастливчик был вообще выдающейся личностью. Он понимал почти все, что я ему говорил. Поэтому мне даже не пришлось задумываться, какой дорогой лучше проехать, как это было, когда я скакал на Искре. Достаточно было сказать коню:

— Слышишь, Счастливчик, у Оленьих гор собаки лают? Скачи туда, и побыстрее, пожалуйста, а то без меня всю дичь перестреляют. — И Счастливчик вихрем помчался догонять охотников, сам выбирая путь через лес.

Через четверть часа бешеной скачки Счастливчик остановился как вкопанный на еле заметной лесной тропинке, нервно вздрагивая чуткими ноздрями и поводя ушами. Лай собак слышался уже совсем близко. Еще через мгновение из-за деревьев показалась лань. Она бежала прямо на меня. Я с удовольствием подумал о том, как взбесится Имверт, и натянул лук, целясь прямо в темный, полный ужаса глаз. Лань заметила меня и остановилась, не зная куда бежать: впереди — я, сзади — собаки. Лучшей мишени невозможно было представить, но что-то остановило меня, быть может, эти испуганно глядящие на меня эльфийские глаза. Так мы с ланью стояли и смотрели друг на друга, пока на тропинку не выскочили собаки. Внезапно я понял, что не только не хочу убивать эту маленькую лань, но и абсолютно не желаю смотреть, как ее прикончит Имверт или кто-нибудь еще. Моя стрела просвистела в воздухе и пригвоздила к дереву бабочку, порхавшую перед самым ее носом.

— Удирай, пока я добрый! — крикнул я лани.

Лань скакнула в сторону и исчезла за деревьями. Собаки бросились было следом, но я подозвал их, и они, недоуменно оглядываясь на убегающую лань, но все равно радостно виляя хвостами, собрались вокруг меня.

Собаки меня любили. В замке они вечно бегали за мной по пятам, но к Закатной башне близко не подходили — боялись призрака. Как-то раз я привел туда свою любимую собаку Ведьму, но она начала так выть, что пришлось ее срочно выставить за дверь. Она удрала, поджав хвост, и не показывалась на глаза несколько дней. С тех пор у нее не возникало желания даже подходить к моей двери, как, впрочем, и у остальных обитателей замка.

Я хотел увести собак вперед по тропе, подальше от лани, но не успел. Меня заметил Имверт, мчавшийся впереди всех, держа наготове лук. У него была отличная лошадь по имени Лунная Ночь, почти такая же быстрая, как мой Счастливчик, поэтому он оставил далеко позади остальных охотников. Ласточка, которую я всучил Рэди, ничем не уступала Лунной Ночи, но, в отличие от Рэди, Имверт был неплохим наездником, так что, где находятся Рэди с Ласточкой, оставалось лишь предполагать.

Наверно, Имверт решил, что собаки окружили лань, но вместо лани увидел нас со Счастливчиком и Искрой. Глаза Имверта сделались пустыми и холодными, а на прыщавом лице застыла зловещая улыбка. Он спустил тетиву, и стрела полетела прямо в меня. Похоже, он решил изобразить несчастный случай на охоте. Имверту, как всегда, не повезло. Пора бы ему запомнить, что в меня очень трудно попасть из лука. Если постараться, я могу поймать стрелу рукой или отбить мечом, а уж увернуться от стрелы, пущенной с такого расстояния, для меня не составляет особого труда. Но сейчас мне не пришлось даже уворачиваться, стрела Имверта просвистела у меня около уха и воткнулась в мох далеко за спиной.

— Ты, как всегда, не учел ветер, Имверт, — сказал я таким усталым голосом, как будто всю жизнь учил Имверта стрелять, а он, бестолочь, все никак не научится.

— Извини, Рикланд, — как ни в чем не бывало произнес кузен. — У меня рука сорвалась, слишком долго держал лук натянутым.

— Пожалуйста, пожалуйста, кузен, можешь стрелять сколько угодно, меня это ничуть не задевает, — съязвил я.

— А где лань? — Имверт внимательно оглядел меня, потом Счастливчика, а потом начал рассматривать землю вокруг нас. Казалось, он сейчас слезет с лошади, встанет на четвереньки и начнет обнюхивать каждую кочку. — Где лань, я тебя спрашиваю? — Имверт начал злиться. — Ты так и будешь молчать и нагло ухмыляться? Куда ты ее дел?

— Она убежала, Имверт.

— Как убежала?

— Ножками, естественно, как еще можно убежать.

— Уж не хочешь ли сказать, что ты промазал? Не надо мне зубы заговаривать! Небось хочешь, чтобы вся слава досталась тебе одному. Мы что, для тебя эту лань загоняли? Где ты ее спрятал? Ну, говори!

— Тоже мне, слава! — фыркнул я. — Если хочешь знать, я ее просто отпустил.

Тут Имверт наконец обнаружил мою стрелу, торчащую из ствола сосны. Он засиял, как начищенный сапог.

— Ха! И вправду промазал! — завопил он. — Вот смеху-то будет, когда я об этом всем расскажу. А то про тебя слухи ходят, будто ты никогда не мажешь. Орки, так те вообще говорят, что Бешеный Рикланд за сто шагов с закрытыми глазами в муху попадает. А Бешеный Рикланд с открытыми с тридцати шагов в лань не смог попасть! — Имверт злорадно захохотал.

— Орки, кроме глупостей, ничего сказать не могут! За сто шагов с закрытыми глазами в муху попасть невозможно. А в лань я вообще не стрелял, поэтому промахнуться не мог.

— А куда же ты стрелял, интересно? Вот твоя стрела, а вот следы лани рядом.

— Я стрелял в бабочку и, по-моему, попал.

Имверт подъехал к сосне, выдернул стрелу и некоторое время хмуро рассматривал то, что осталось от бабочки.

— Замечательно! — хохотал он. — Принц Рикланд открыл сезон охоты на бабочек! Сегодня на пиру мы будем кушать жаренных на вертеле бабочек, подстреленных нашим неустрашимым Рикландом!

Я почувствовал себя довольно глупо. Всю жизнь я охочусь, и никогда мне не приходило в голову вот так взять и отпустить добычу. Этих оленей я поубивал не один десяток, а на Королевской охоте я почти всегда первым подстреливал добычу, потому что никто, кроме меня, не может попасть точно в цель, сидя на скачущей неистовым галопом лошади. И почему мне так захотелось спасти жизнь этой лани? Может, из-за Энди, который вечно читает мне проповеди, что животные тоже люди и что убить беззащитное животное — это все равно что убить ребенка.

Надо было как-то выкручиваться, а то Имверт, пожалуй, опозорит меня на весь замок, рассказывая эту историю на каждом углу. Мне безумно захотелось подбить Имверту второй глаз и на этом закончить разговор, но среди стройных стволов сосен уже мелькали черные бока лошадей и разноцветные одежды охотников, и я решил не демонстрировать гномам наши теплые семейные отношения, а просто отправить его куда-нибудь подальше.

— Вы столько гоняли эту лань, что ее мясо годится разве что на корм собакам, — презрительно поморщился я. — Ты разве не знаешь, что у загнанных до смерти животных совершенно несъедобное мясо? Убивать лань только затем, чтобы отдать на пиру лучший кусок Ведьме и получить за это нагоняй от отца? Но если ты согласен есть невкусную оленину, то поспеши, у тебя еще есть шанс ее догнать, но очень маленький. Ты тут слишком долго трепал языком...

Имверт не оставил надежды догнать-таки лань. Он позвал собак, пустил Лунную Ночь в карьер и вскоре исчез за деревьями. Тут подоспели остальные охотники. Первым из них, как это ни странно, оказался Рэди, которого я уже записал в приятели.

— Кажется, я никогда больше не смогу сидеть, — застонал рыжебородый гном, сваливаясь с лошади на землю.

В нашем лесу падать с лошади почти безопасно, вокруг такой мягкий мох, что можно падать не то что с лошади, а хоть с дерева, все равно ничего себе не сломаешь. Тем не менее вид у гнома был такой, как будто он умирает.

Несколько всадников промчались мимо нас, не останавливаясь, в ту сторону, откуда доносился лай собак, но гномов среди них не было. Я искренне надеялся, что они не слетели с лошадей и не потерялись где-нибудь в лесу. Соскочив с коня, я уселся на мох рядом с Рэди, который лежал пластом и, казалось, не был в состоянии не только сидеть, но и вообще двигаться и говорить.

— Из тебя получится отличный наездник, Рэди, — ободрил я гнома. — Еще несколько таких прогулок, и ты обгонишь Имверта.

— Правда? — На лице Рэди появилось жалкое подобие улыбки. — А почему мне тогда так плохо? У меня такое ощущение, будто я проехался верхом на аметистовой друзе. Нет, сначала все было нормально, ехали себе спокойно, даже разговаривали. Потом собаки залаяли, и этот ваш длинный Имверт крикнул своей лошади: 'Вперед!' и ускакал так быстро, что я решил — если все сейчас так же быстро уедут, я, пожалуй, один в лесу останусь. Ну и закричал тоже: 'Вперед!', а эта лошадь как поскачет! И так меня подбрасывать стало, что я подумал: все, сейчас свалюсь на землю и убьюсь насмерть. Еле удержался. Но задом о седло всю дорогу бился, как молотом по наковальне! Я уверен, что у меня на заднице вот такой синяк! — Рэди так широко развел руки, что синяк такого размера никак не мог поместиться на том месте, о котором шла речь, а должен был бы накрыть Рэди с головой.

Я подавил готовый вырваться смешок и начал успокаивать гнома:

— Не переживай, Рэди, такое у всех в первый раз бывает.

— И у тебя тоже?

— Наверное. Но это было так давно, что я успел забыть.

Мое обучение верховой езде происходило в таком раннем детстве, что оставило о себе только отрывочные воспоминания. Первое воспоминание, как отец в два года посадил меня на коня, не в счет, это было несерьезно. А следующее относится уже где-то годам к пяти. На небольшой и очень доброй лошадке Соне, матери моего Счастливчика, Ленсенд учил меня преодолевать препятствия, на всем скаку перелетать через поваленные деревья и овраги в довольно неприятном месте леса под названием Великаньи бега. Место действительно выглядело так, как будто там пробежался небольшой отряд великанов размерами с Черный замок, оставляя за собой глубокие следы и снося все деревья, которые мешались у них под ногами. Уставал я тогда, как последняя тварь, — гонял меня Ленсенд от души, наверное, старался измотать до такой степени, чтобы сил на шалости уже не оставалось. А вот насчет синяков на мягком месте, ей-богу, не помню. В том замечательном возрасте я весь с головы до ног ходил в синяках. Я падал с лошади, дрался с Имвертом, к тому же Ленсенд, кроме верховой езды, учил меня еще владеть мечом и любил, прежде чем объяснить, наглядно продемонстрировать, чем мне грозит та или иная моя ошибка. С каждым разом ошибок становилось все меньше, и примерно через год Ленсенд сказал, что я дерусь лучше многих гномов, с которыми ему приходилось сражаться на Гномьей войне. 'Кстати о гномах, — подумал я, — что-то давно их не видно. Неужели в самом деле заблудились?'

— Послушай, Рэди, когда ты в последний раз видел своих почтенных соплеменников? — поинтересовался я.

— Ой! — Рэди побледнел, вскочил на ноги и собрался куда-то бежать. — Я не видел их с тех пор, как собаки погнали лань! Моя лошадь так быстро поскакала... Я только и думал о том, как бы не упасть, а про них совсем забыл! Скорее! Надо найти их, пока они не заблудились в этом диком лесу!

На бедного гнома жалко было смотреть. Он попытался самостоятельно вскарабкаться на Ласточку, но ничего у него не вышло. Рэди бегал вокруг лошади, подпрыгивал, и в его глазах читалось такое отчаяние, как будто гномы никогда уже не выберутся из леса, сгинут там навеки, и во всем этом виноват не кто иной, как он, Рэди. На самом деле волноваться надо было не Рэди, а скорее мне. Ведь это мне поручили нянчиться с гномами. Но, в отличие от Рэди, я был абсолютно спокоен. Никуда они не денутся, эти гномы. Сейчас не зима, так что волки на них вряд ли нападут, а что еще плохого может произойти с ними в лесу, я просто не мог себе представить. Разве что орки встретятся, так они сегодня в лес даже носа не покажут, знают, подлецы, что я на охоту поехал. Так что гномам точно ничего не грозит. Даже если они действительно заблудились, то в крайнем случае скажут лошадям: 'Домой!', и те привезут их прямым ходом в конюшню.

Когда я объяснил все это Рэди, тот немного успокоился, перестал скакать вокруг Ласточки и более-менее внятно описал мне место, где он расстался с остальными гномами, так что я смог отправиться на их поиски, не особенно всматриваясь в следы. Обуза в виде Рэди мне была ни к чему, но гном наотрез отказался остаться один в лесу, несмотря на все мои уверения, что я вернусь за ним, как только разыщу пропавших гостей. Пришлось взять его с собой и всю дорогу сдерживать Счастливчика, чтобы не потерять еще и Рэди.

Найти гномов оказалось непросто. Настолько непросто, что я даже пожалел, что отпустил с Имвертом собак. Надо было оставить хотя бы Ведьму, может, тогда я не потерял бы столько времени. Я несколько раз повторил путь, пройденный охотниками, сначала вместе с Рэди, потом один, оставив гнома в болотистой ложбинке между Оленьими горами и Солнечным лесом есть чернику. Весь последний час я только и делал, что слезал с коня и разглядывал следы, уже изрядно затоптанные нашими с Рэди лошадьми. Счастливчику, видно, надоело мое бестолковое занятие, и, когда я в очередной раз соскочил с его спины и побежал рассматривать уже не знаю которую по счету сломанную ветку, он громким ржанием выразил свое полное презрение к моему недостойному поведению. С ним тут же издали согласились Искра и Ласточка, которым было велено не отходить от Рэди, и совсем издалека, откуда-то со стороны Солнечного леса отозвалась еще одна лошадь, судя по голосу, Ласка, которая досталась сердитому Энгри. Я взлетел в седло. 'Быстрее, Счастливчик, захватим Рэди, и на голос Ласки! Найдешь?'

Конечно, Счастливчик нашел гномов, он просто не мог не найти. Зато я, когда их увидел, чуть не свалился с седла. Гномы сидели вокруг костра и жарили на вертеле какую-то огромную тушу. Неужели лошадь сожрали, гады? Правда, подъехав поближе, я увидел, что все лошади живы, а жарят гномы здорового, как лошадь, вепря. Просто за деревьями было не видно. И где они такого нашли? Не иначе из Гилл-Зураса с собой привезли. Если бы в Солнечном лесу такой водился, я бы знал!

— Я уже думал, вы никогда нас не догоните! — увидев нас, воскликнул Олди. — А еще говорят, что фаргордцы отличные наездники. Только куда им до гномов, отстали после первого же поворота! — Гнома прямо распирало от гордости, а я все пытался понять, что за 'первый поворот' может быть в лесу и почему отстали фаргордцы, хотя по всем признакам они ускакали вперед, а отстали-то как раз гномы. Понять ход мыслей гномов мне так и не удалось, а свои я навязывать не стал. Хочется им думать, что они хорошие наездники, пусть думают. Тем проще будет снова посадить их верхом, чтобы отправить в замок. А гномы, похоже, были так довольны собой, что готовы были забыть, что еще с утра чуть не ввязались со мной в драку. Даже сердитый Энгри добродушно улыбнулся в черную бороду:

— Эй, принц, давай слазь со своей зверюги да садись к костру. И тащи сюда этого несмышленыша Рэди. Думаю, этой туши, что здесь жарится, на всех хватит! Остальные-то скоро подъедут?

— Остальные за ланью гоняются, так что не подъедут вообще. А как вам удалось справиться с таким кабаном? Он же, по-моему, больше вас всех вместе взятых! И главное, как вы его выследили? — спросил я, подсаживаясь к костру на ствол аккуратно срубленной гномьим боевым топором толстой сосны. Я уже начал немного уважать гномов, так что даже не стал говорить, что терпеть не могу, когда рубят живые деревья только для того, чтобы было на чем посидеть у костра.

— Да не выслеживали мы его вовсе, — стал объяснять Олди. — Просто решили отдохнуть. Думаем, сейчас разожжем костер, посидим, как уважающие себя гномы, пивка выпьем, которое с собой захватили. А как стали дерево рубить, так этот зверь на нас и набросился. Выскочил вон из той ямы и к нам. Тут Энгри его и уложил, топор-то уже в руках был, даже расчехлять не пришлось.

Пока мы ели вепря, я успел прослушать эту историю еще несколько раз со всеми подробностями, сначала из уст Энгри, потом Олди, потом опять Энгри, и был очень рад, что остальные двое гномов не говорили на нашем языке, а то пришлось бы выслушать все это еще по крайней мере дважды. Чтобы переменить разговор, я спросил у гномов про меч, который они привезли отцу. Признаться, я не надеялся, что они расскажут о нем что-нибудь вразумительное, даже торговцы оружием редко баловали меня историями о продаваемых ими старинных клинках, и если я и узнавал что-либо о своем оружии, то или от Роксанда, или из книг в Королевской библиотеке, или иногда от отца. Но каково же было мое удивление, когда Олди вдруг заявил:

— Если бы у нас было побольше пива, парень, я рассказал бы тебе такую историю, что ты бы слушал ее до самого вечера, раскрыв рот и забывая проглотить слюни. Но, увы, — он перевернул свою кожаную флягу и вытряс последнюю каплю пива в костер, — гномы не умеют рассказывать историй, когда у них сухо во рту.

И тогда я взял на себя смелость пригласить гномов в 'Сломанный меч'. Я знал, что отцу это страшно не понравится, но в винный погреб Черного замка дорога для меня была закрыта.

Глава 7 РАССКАЗ СТАРОГО ГНОМА

Трактир 'Сломанный меч' был любимым местом отдыха королевских наемников, благородных лордов, а также слуг, купцов и орков. Свое название он получил благодаря одному из моих предков, королю Элиону, который был знаменитым полководцем. Он выиграл несколько замечательных сражений и захватил половину Эльмариона, но на старости лет внезапно раскаялся в своих грехах, которых у него, как в принципе и у всех моих предков, было немало, отказался от всех своих завоеваний, вернув земли Эльмариону, и сломал свой меч в этом самом заведении. До сих пор посетителям трактира показывают обломки его меча. Хороший был меч. Я думаю, он гораздо лучше смотрелся бы в моей коллекции оружия, чем на стене в трактире, но далекий предок Элион не особенно интересовался мнением своих потомков.

Словоохотливый толстый трактирщик, которого все звали Болтуном, с самым радушным видом выбежал нам навстречу и с поклоном пригласил нас внутрь:

— А, принц Рикланд, добро пожаловать в 'Сломанный меч'! И вы, господа гномы, заходите, пожалуйста. У нас лучшее пиво во всем Фаргорде!

Мы вошли. Трактир был почти пуст. В углу выпивали несколько орков. Увидев меня, они моментально исчезли, вероятно, выбежали через черный ход. Еще за одним столом четверо стражников играли в кости, а у стойки бара какой-то незнакомый вдрызг пьяный лорд пытался объясниться в любви двум симпатичным служанкам и добиться взаимности. Но те только громко смеялись и перешептывались.

Можно было бы объяснить незнакомцу, что одна из 'прекрасных дам' берет за ночь десять золотых, а другая двенадцать и что за комнату ему все равно придется заплатить Болтуну, но я только ухмыльнулся и промолчал. А девушки, заметив меня, тут же забыли про своего пьяного клиента.

— Ах, прекрасный принц, — защебетала Солнышко, огненно-рыжая девица лет двадцати пяти. — Как я рада, что ты снова с нами! Я не видела тебя целую вечность и молила всех богов, чтобы с тобой не случилось ничего дурного!

— Ну спасибо, Солнышко! Я просто уверен, что Гунарт Сильный не убил меня только потому, что боги услышали твою молитву, — сказал я с усмешкой, но Солнышко, не отличавшаяся большим умом, просто засияла от счастья.

— Я всегда буду молить богов за тебя, прекрасный принц! — сказала она так искренне, что мне даже стало стыдно. И почему я такой ехидный, девушка искренне желает мне добра, а мне только бы поиздеваться.

Правда, Солнышко мне совсем не нравилась, я даже считал ее некрасивой. Обыкновенная деревенская дурнушка, курносая и с веснушками по всему лицу. Ей бы дома сидеть, младшим братишкам и сестренкам сопливые носы вытирать да сказки рассказывать. Другое дело ее подруга Детка. Ею я восхищался с самого раннего детства, когда Ленсенд впервые взял меня с собой в 'Сломанный меч'. Детка была наполовину эльфийкой и унаследовала от эльфов раскосые темно-зеленые глаза, серебристые, как струи воды из чистого родника, волосы и вечную молодость. По крайней мере, за то время, что я с ней знаком, она ничуть не постарела. Детка мне очень нравилась. Нет, влюбленности не было, просто в ее присутствии я очень остро чувствовал, что уже не мальчишка, а взрослый мужчина, а она безумно привлекательная женщина, и не всегда мне удавалось сделать вид, что я к ней совершенно равнодушен.

Детка подошла ко мне сзади тихим кошачьим шагом, ласково обняла за плечи, повернула к себе и одарила бархатным взглядом своих эльфийских глаз из-под длинных черных ресниц. Я почувствовал себя так, как будто Черный колдун огрел меня посохом, произнеся при этом заклинание молнии.

— Говорят, ты убил Урманда, Малыш, — то ли спросила, то ли констатировала Детка. Голос у нее был тихий, чуть хриплый, а речь с еле заметным эльфийским акцентом. Я кивнул, мой язык говорить почему-то отказывался. — Я знала Урманда еще до того, как попала сюда, — вздохнула Детка. — Его надо было уничтожить сразу после рождения, тогда многие люди не знали бы горя! Представляешь, я несколько лет была рабыней в его замке. Да-да, не смотри на меня такими круглыми глазами. Все женщины в его замке — рабыни. Он может делать с ними все, что захочет, может даже убить. Я чудом сбежала. Один хороший человек помог. Трудно было убить Урманда?

Я пожал плечами. Кто его знает? Я даже не ранен, значит, наверное, не трудно. Хотя пришлось повозиться, в основном даже не с ним, с его телохранителем Гунартом Сильным. А Детку стало ужасно жалко. Видел я этих женщин в замке у Урманда, с безумными, полными отчаяния глазами и почти старушечьими лицами. И историй разных наслушался. Но Детка совсем не выглядела несчастной, она обворожительно улыбнулась, заглянула мне в глаза и заговорщицки спросила:

— А это правда, что твои солдаты не трогают женщин в захваченных замках?

Она была так близко, что я чувствовал тонкий аромат фиалок, исходивший от ее чудесных волос. Я снова кивнул. И почему я не могу разговаривать с женщинами, которые мне нравятся? Была бы это не Детка, а та же Солнышко, я рассказал бы ей, что в детстве, когда захватил свой первый замок, принадлежавший лорду Килберу Беспощадному, наслушался визга, который поднимают женщины, когда ворвавшиеся в замок солдаты пытаются оказать им знаки внимания, и, признаться, насмотрелся на всю оставшуюся жизнь. Полученное впечатление оказалось настолько сильным для двенадцатилетнего мальчишки, что с тех пор и по сей день всем моим наемникам запрещено обижать женщин под страхом смерти, долгой и мучительной. Зато судьба побежденных мужчин меня мало интересовала. Кажется, их продавали на рудники. Но Детке я всего этого не рассказал, как будто язык проглотил, просто глупо кивнул. Тут в нашу так называемую беседу встрял пьяный незнакомец, который, казалось, спал, как лошадь, стоя, а на самом деле просто стоял, прикрыв глаза, и внимательно слушал разговор.

— Не понимаю, — заплетающимся языком проговорил он, — как можно рисковать своей шкурой и лезть под чужие стрелы, а потом не воспользоваться результатами своей доблести? Это же просто глупо! Зачем тогда вообще воевать?

Мой язык тут же отлип от нёба, и я ехидно поинтересовался:

— Благородный лорд считает, что единственная высокая цель, ради которой стоит рисковать жизнью, — это плотское наслаждение?

— Что я слышу? Слова сопляка, которого обнимает красивейшая из женщин, а он даже не знает, куда девать свои руки! — фыркнул благородный лорд.

Я почувствовал, как уши у меня запылали огнем, хорошо, что под длинными волосами не видно, и страшно разозлился. В первую очередь на себя, что позволил Детке висеть на моей шее, когда вокруг полно гномов и стражников, и, естественно, на пьяного лорда, который позволил себе обозвать меня сопляком.

Злиться иногда полезно. Я тут же вспомнил, для чего у меня руки, отодрал от себя приклеившуюся Детку и съездил неучтивому лорду кулаком по физиономии, так что тот перелетел через стойку бара, разбив при этом несколько глиняных кружек. Лорд с трудом поднялся и, отчаянно сквернословя, начал вытаскивать меч, который застрял у него в ножнах и не желал покидать их, несмотря на все старания своего нетрезвого хозяина. Стражники бросились успокаивать лорда, втолковывая ему, что я не наглый юнец, которого следует проучить, а принц Рикланд Быстрый Клинок, который сам кого хочешь проучит, Болтун же вцепился в меня не хуже Детки и принялся тараторить, захлебываясь слюнями. Дескать, лорд торчит в 'Сломанном мече' с самого утра и так накачался, что для меня убить его в таком состоянии не больше чести, чем раздавить таракана. Никуда этот лорд не денется, потому что все равно собирается в Черный замок, как только дождется каких-то своих друзей, которых поджидает с утра. Так что я, когда там встречу этого пьянчугу, могу убивать его сколько угодно. А тут лучше не надо, потому что, хотя он, Болтун, конечно, не сомневается, что я заплачу за всю сломанную мебель, как я это всегда делаю, когда мне доводится помахать мечом в его заведении, но ведь может случиться и так, что придут друзья этого самого лорда, а меня в это время не окажется поблизости, а друзья... Болтун красочно описал печальную перспективу, которая ожидает его трактир, если придут друзья пьяного лорда. Потом рассказал похожую историю про одного своего приятеля, тоже трактирщика, а после, не переводя дыхания, как будто это было продолжением истории, заявил, что мой Счастливчик слопал весь овес из кормушки у лошади пьяного лорда, за который тот заплатил на два дня вперед. Болтун тараторил с такой скоростью, что я начал чувствовать, что тупею. К пьяному лорду я потерял всякий интерес, тем более что он куда-то исчез: то ли его выставили за дверь, то ли отправили отсыпаться в комнату наверху. Если бы я только знал, при каких обстоятельствах встречу его в следующий раз, убил бы не задумываясь!

Когда я подошел к гномам, им уже принесли пиво. И без того превосходное расположение духа моих бородатых подопечных заметно улучшилось. Они хохотали по любому поводу и даже отпустили несколько не особенно пристойных шуточек на тему, где и с кем я проведу сегодняшнюю ночь. Мне захотелось ответить им, что они даже представить себе не могут, где. потому что вряд ли знают о существовании русалок, но решил промолчать. Пусть думают, что с Деткой, если им так хочется. Собственно, зачем гномам знать о дурацком древнем законе, придуманном еще королем Велрондом не иначе для того, чтобы насолить своему бедному сыну. По этому закону первая же женщина, соблазнившая наследного принца Фаргорда, становится его женой, а стало быть, будущей королевой. Это и определяло мое отношение к красивым женщинам. Ну что может привлечь красавицу вроде Детки в тощем, хоть и широкоплечем парне с шрамом через все лицо? Только будущая корона! Что-что, а жениться в мои ближайшие планы никоим образом не входило, и я старался держаться от возможных претенденток на престол на почтительном расстоянии.

— Я гляжу, ты пользуешься успехом у женщин, — подмигнул Олди.

— У этих женщин пользуется успехом всякий, у кого есть деньги, — презрительно поморщился я. — Когда я был помладше, покупал им выпивку, а они за это рассказывали мне какую-нибудь историю. Они знают тысячу разных историй. С ними было интересно, пока я не вырос. Кстати об историях. Кое-кто, кажется, обещал рассказать мне про меч.

— Этот меч ковал еще мой прапрадед Грити, он был великим мастером, — начал Олди, отхлебнув изрядный глоток пива и одобрительно крякнув. — Правду сказал толстяк, отличное пиво. Так о чем это я? А, о мече! Мы, гномы, живем намного дольше вас, так что этому мечу больше шестисот лет. В то время в мире было не так спокойно, как сейчас, хотя вашего Фаргорда не было еще и в помине. У нас сохранилось старинное предание, будто где-то в Алмазных горах была древняя столица людей, богатейший город с белоснежными башнями, золотыми крышами и огромными самоцветами на шпилях. В городе жили счастливые люди, они никогда не страдали от голода, болезней и войн, потому что городом правил мудрый король, который к тому же был и великим волшебником.

— Да, и у нас есть легенда о Затерянном городе. Короля-волшебника звали Данквил, и у него были два сына-близнеца: Ознарон, основатель Эльмариона, и Ознабер, основатель Фаргорда и нашей династии. Затерянный город вот уже пятьсот лет ищут все кому не лень. Надеются найти легендарные сокровища. Только какое отношение это имеет к мечу? Вы что, нашли Затерянный город?

— Если ты перестанешь болтать и немного послушаешь, то, может быть, мы когда-нибудь и дойдем до меча, который так тебя интересует. Но только после того, как любезный хозяин принесет еще пива. А то не могу же я говорить с пересохшим горлом.

Болтун, который пристроился неподалеку и, навострив уши, слушал рассказ Олди, бегом помчался в погреб и вскоре вернулся с увесистым бочонком пива для гномов и парой бутылок эльфийского вина для меня. Олди хлебнул пива, вытер бороду и продолжил рассказ:

— Однажды с Драконовых островов прилетел дракон. Этот дракон был не такой огромный, как тот, что сейчас хозяйничает в Эльмарионе, но и он умел плеваться огнем и, как все драконы, обожал сокровища. То, что дракон был небольшой, стало катастрофой для гномов. Он облюбовал одну из наших пещер и поселился в ней. Это была одна из центральных пещер, в нее сходились почти все коридоры Гилл-Зураса. Пещера находилась внутри потухшего вулкана и освещалась через его кратер. Вот через него-то дракон и попадал внутрь. Избавиться от него не было никакой возможности. Многие гномы пытались убить дракона, но оружие не могло пробить чешую. Смельчаки погибали один за другим. Гномы уже собирались покинуть пещеры Гилл-Зураса и переселиться в катакомбы под нынешним Эльмарионом, бедные места, где не было не то что золота или самоцветов, но и элементарной железной руды, одна пустая порода. Но все сложилось гораздо лучше. Дракон сам полетел навстречу своей гибели. Он повадился за сокровищами в город людей. Легенда не говорит, как король-волшебник избавился от дракона, на них ведь не действует магия, но однажды дракон не долетел до жерла вулкана, а упал на скалы и разбился. Через несколько лет гном Трампи, бродивший по горам в поисках алмазов, которые в те времена были просто рассыпаны на склонах, наткнулся на его останки. Ему показалось, что чешуя дракона представляет собой металл необычайной твердости. Вот как раз из этой чешуи дракона Грити и выковал меч. Если бы я рассказывал предание гному, то поведал бы, как меч ковался, но вы, люди, всё равно в этом ничего не смыслите. Да и негоже выдавать секреты гномьего искусства. Так что эту часть легенды я рассказывать не стану. Но если ты видел меч, то, наверное, обратил внимание на то, что его лезвие не похоже по цвету ни на один из известных металлов. Так вот, это лезвие и сделано из чешуи дракона. Ну а золотую рукоятку делал не Грити, а один из его подмастерьев. Лезвие такое твердое, что только затачивать его пришлось несколько лет, не говоря уж о том, сколько лет Грити со своими подмастерьями его ковали, но зато я уверен, что он вряд ли когда-нибудь затупится. Меч называется 'Пламя дракона'. Да, да, на вашем людском языке, потому что предназначен он был для человека. Грити выковал его для короля города людей в благодарность за избавление гномов от дракона. Ну, собственно, на этом предание и заканчивается.

Олди рассказывал медленно. После каждой фразы он замолкал, отхлебывал пива, а то и выпивал целую кружку. В камине уютно мерцали угли, на вертеле жарилась оленина, распространяя вокруг ни с чем не сравнимый аромат и заставляя мою злосчастную совесть терзать меня за то, что я оставил королевскую кухню без такого блюда. Когда я выпью, меня часто мучает совесть, причем всегда находит за что. Но гномы, кажется, были еще пьянее, чем я. Они осушили уже несколько бочонков пива. Я никогда не мог понять, как в таких маленьких гномах может поместиться столько пива. Сам я пиво не особенно любил, я предпочитал старое эльфийское вино, довольно дорогое и необыкновенно вкусное.

Все немногочисленные посетители 'Сломанного меча' собрались вокруг нашего стола, как только услышали, что речь идет о драконе. Фаргордцы вообще любят послушать всякие истории, а уж если в них говорится о том, что кто-то победил дракона, то и подавно. Эльмарионский дракон в последние годы все чаще появлялся над Фаргордом. То в одном, то в другом месте пылали лесные пожары, и часто по нескольку дней в лесу стоял запах гари. Рассказывают, что, когда дракон только появился в Эльмарионе, многие смельчаки отправились сразиться с ним. Некоторые не вернулись, другие возвратились, вовремя опомнившись и повернув назад, как только увидели дракона издали. Никто их не осудил. Я сам, честно говоря, никогда не видел его вблизи. Мне о нем рассказывал отец. О встрече с драконом у него остались яркие и, прямо сказать, не очень приятные воспоминания. По крайней мере, описывал он дракона так красочно, что у меня до сих пор не возникало желания познакомиться с ним поближе.

— Скажи, почтенный Олди, — подал голос притихший Болтун. — Вот ты тут рассказывал, что король Затерянного города смог победить дракона. Неужели он никому не рассказал, как ему это удалось? Вы же как-то узнали, что это сделал именно он. Должны были сохраниться какие-нибудь сказания или песни.

— Все сказания о городе людей исчезли вместе с городом. Гномы забыли и название города, и все легенды о нем. То предание, которое я рассказал вам, сохранилось, потому что Грити записал эту историю и оставил потомкам. В те времена мало кто из гномов знал руны, да и писать гномы не особенно любят. Другое дело высечь на стенах пещеры надпись, чтобы осталась на века, или выгравировать девиз на щите. А вот Грити всегда все записывал, да вот только не написал, как король-волшебник победил дракона, так что уж извини, любезный хозяин, не знаю.

— А где сейчас тот меч, про который вы говорили? — спросил Корнелл, один из стражников. — Он же должен быть в Затерянном городе. Неужели вы, гномы, и вправду нашли Затерянный город?

— Нет, город мы не нашли. Говорят, он провалился сквозь землю. А меч нашел Рэди, когда расчищал заброшенный коридор где-то в нижних ярусах. Мы EN-US'>peшили, что меч должен принадлежать наследнику короля-волшебника, поэтому отдали его вашему королю Ролмонду. Кажется, он единственный наследник.

— Почему же единственный? — возмутился я. — Между прочим, я тоже его потомок. И, по-моему, мне меч пригодился бы больше, чем отцу.

— Да уж, — подхватили стражники. — Лучше бы подарили меч нашему Рикланду, уж он бы в долгу не остался. Вы, говорят, за военной помощью приехали, так наш принц лучший воин Фаргорда! Вы не глядите, что он слишком молод, о его подвигах уже песни складывают.

У меня снова запылали щеки. Если уж так хочется меня похвалить, могли бы дождаться, когда я выйду. Я больше привык, что меня ругали, а когда хвалили, я ужасно смущался. К тому же мелькнула мысль, что гномы могут попросить меня о помощи, а отец строго-настрого запретил мне вмешиваться в эту войну. Стражники между тем начали наперебой рассказывать гномам о моих подвигах. Добрую половину они сами сочинили, другую здорово переврали, но вообще-то получилось довольно интересно, мне самому так ни за что не рассказать. Я даже перестал смущаться и стал вставлять свои замечания и уточнения.

— Ну что ты сочиняешь, Корнелл? Когда это у Торферна была армия? Если бы ты был тогда с нами, знал бы, что там было не больше полусотни перепивших наемников. Они бегали по замку в одних подштанниках и не могли вспомнить, где оставили оружие. И ты называешь это битвой? Да я даже меч из ножен не успел вытащить, как они уже сдались.

— Как же не успел! А кто лорда Торферна убил? — торжествующе вскричал Корнелл. И почему всем так хочется уличить меня во лжи? Сам там не был, а спорит. Пришлось объяснить.

— Твой Торферн сам умер. Он слетел с лестницы и сломал себе шею, а я ему просто слегка помог пинком. Для этого, как ты сам понимаешь, меч не нужен.

Близилась ночь, и посетители стекались в 'Сломанный меч', как стервятники на поле битвы. Болтун стоял в дверях подобно стражу и отваживал бродяг и орков. Особенно стараться ему не приходилось, едва услышав про меня, они сами поспешно ретировались. Более приличная публика получала строгое указание не напиваться и вести себя благопристойно в обществе особы королевской крови. Болтун действовал исключительно в интересах собственного заведения. Он всегда не прочь был прихвастнуть, что его трактир испокон веков посещали короли, принцы и благородные лорды.

Когда на небе загорелись первые звезды и я уже начал сомневаться, смогут ли гномы самостоятельно дойти хотя бы до лошадей, не говоря уже о том, как они попадут в замок, в 'Сломанный меч' ввалилась компания стражников во главе с лордом Деймором, начальником стражи Черного замка. Увидев меня с гномами, лорд удивленно поднял брови и отозвал меня в сторону.

— Хочу тебя предупредить, Рикланд, раз уж ты оказался тут.

— А где мне еще быть? — недоуменно спросил я.

— Как раз про это я и хочу тебе сказать. Лорд Имверт приехал с охоты злой как демон и отправился прямиком к королю. Примерно через час король вызвал меня к себе и сказал, что ты уехал с гномами в Гилл-Зурас на войну с Эльмарионом вопреки его повелению. Он приказал мне выслать за тобой погоню, что я и сделал. Так что десять наемников мчатся сейчас по дороге в Гилл-Зурас, надеясь тебя догнать, а еще десять скачут по Полуденной дороге на случай, если ты решил запутать следы. Вот я и удивился, когда тебя увидел. Король говорил так уверенно, что у меня и сомнения не возникло в том, что все так и есть. Знаешь, он был просто в бешенстве. Боюсь, если ты сейчас вернешься в замок, он не поверит, что ты все это время провел здесь, в 'Сломанном мече'.

— Вообще-то я не собирался сейчас возвращаться в замок. У меня на сегодняшнюю ночь свои планы. Но чтобы отец не особенно нервничал, не могли бы вы проводить в замок этих не очень трезвых гномов? Надеюсь, отец сообразит, что я вряд ли отправился в Гилл-Зурас, не захватив их с собой.

Лорд Деймор с присущим ему благородством согласился доставить гномов в замок, хоть и не без некоторого вознаграждения в виде моего кошелька, который, как я подумал, вряд ли понадобится мне в гостях у русалок. Я же, поручив верного Счастливчика и не менее верное оружие заботам Болтуна, отправился к Русалочьему озеру.

Глава 8 ТАЙНА ВЕДЬМИНА БОЛОТА

Как оказалось, путь до Русалочьего озера был неблизкий. Верхом на Счастливчике я преодолел бы его за час, но пешком добирался часа три, не меньше.

После светлого трактира темнота вокруг казалась почти непроглядной. Лес стоял черной стеной, дорога слабо выделялась более темной полосой среди светлого поля белого мха. Хорошо, что на небе были видны звезды, по крайней мере я был уверен, что не потеряю направление.

Глаза быстро привыкали к темноте. Сначала я начал различать стволы деревьев, потом кустики брусники среди белого мха и наконец веточки и шишки, валяющиеся вокруг. Я уже не боялся впотьмах наткнуться на ствол дерева, свернул с дороги и побежал напрямик через лес. Из-под ног скакнул испуганный заяц, с уханьем пролетели две совы, неподалеку на болоте кто-то громко вздохнул, то ли старый лось, то ли болотный дух, и лес погрузился в тишину, нарушаемую только похрустыванием сухого мха под моими торопливыми шагами.

Вскоре белый ковер мха сменился желто-зеленым с красными пятнами кочек. Под ногами зачавкало. Обходить Ведьмино болото было слишком долго. Оно тянулось от самого Королевского озера до истоков реки Лазурной. Если идти по дороге, то от самого Черного замка через болото тянулась бревенчатая гать. Но мы со Счастливчиком редко пользовались дорогами. Они никогда не вели туда, куда мы хотели попасть, вернее, редко случалось так, что мне надо было попасть туда, куда ведут хорошие дороги. Я считал такие места малоинтересными. К Русалочьему озеру дороги не было. Была еле заметная тропка, но до нее еще надо было добраться, пройдя через Ведьмино болото.

Признаться, до сей поры без коня я в это болото не совался. Рассказывали, что где-то в его центре есть трясина, в которую каждый год кто-нибудь да забредал, то ли спьяну, то ли просто по незнанию. А самые суеверные говорили, что никто сам в трясину не забредал, просто на болоте живет какое-то то ли чудовище, то ли дух, которому непременно нужно время от времени утаскивать кого-нибудь на дно для каких-то только ему одному известных целей. Счастливчик обычно без труда переходил болото, и я решил, что справлюсь с этой задачей ничуть не хуже. Подтянув повыше и без того высокие сапоги, я шагнул вперед, ожидая, что провалюсь по колено в темную болотную жижу, как это обычно случалось со Счастливчиком, но этого не произошло. Просто земля под ногами заходила ходуном, как будто была сплетена из тонких нитей и подвешена между стволами низкорослых деревьев.

Я бежал по зыбкому, хлюпающему ковру, и мне становилось все веселее. Наконец-то я был один и мог себе позволить хоть на ушах стоять, как выражался Роксанд. Я подпрыгнул, приземлился, подняв фонтан брызг, но ноги так и не провалились в воду. Все-таки хорошо, что я легче моего коня.

Позволить себе такие упражнения я мог разве что в тренировочном зале на жестком каменном полу, а на мягкой пружинящей поверхности я скакал разве что в детстве. Тогда к нам в замок приехали бродячие артисты, они натянули во дворе кусок материи и кувыркались в воздухе, подпрыгивая на нем и долетая почти до королевского балкона. Я тогда не удержался и напросился поучаствовать в представлении. Поскакал я тогда от души. Я выделывал в воздухе такое, что сами артисты смотрели, разинув рты. Но после мне пришлось выслушать длиннейшую нотацию о том, как должен вести себя наследный принц, сначала от учителя по этикету, потом от отца, а в довершение всего еще и от Роксанда.

Я разбежался, подпрыгнул еще раз и перевернулся в воздухе. Глупо, конечно, тем более что моя бедная голова, на которую ночью обрушились то ли 'Хроники Фаргорда', то ли 'Сказания и легенды эльфов', то ли еще какой-то столь же увесистый фолиант, тут же напомнила о себе острой болью. 'Вот бе столочь! — обругал я сам себя. — Знаешь, что сказал бы Роксанд, если бы увидел такое?..' Но, хвала богам, ни Роксанда, ни вообще никого из знакомых вроде бы поблизости не было, иначе бы уж кто-нибудь, да начал вопить, что мне надо было родиться не принцем, а нищим бродягой, у меня бы тогда был замечательный шанс поступить шутом к какому-нибудь не очень знатному лорду.

Я огляделся по сторонам. В глубине болота светились какие-то тусклые огоньки, наверное, светлячки или глаза ночных зверей. На небе горели звезды. В общем, на болоте не было ни одной живой души, если не считать лягушек, ночных птиц и мифического болотного чудовища...

Его глаза, светлые, как луна, и почти такие же огромные, смотрели прямо на меня. Обычно я чувствую чужой взгляд, но сейчас я вздрогнул от неожиданности, а рука сама потянулась за мечом. Меча за спиной, естественно, не оказалось, ведь я оставил его у Болтуна. Пришлось сделать вид, что никакого меча я доставать не собирался, а у меня просто зачесалось где-то между лопатками.

— Что, блохи заели? — сочувственно сказало чудовище.

— Вот еще глупости! У людей блох не бывает, я тебе не грязный орк!

— А чего тогда чешешься, если блох не бывает?

— Тебя забыл спросить, — огрызнулся я. — Тоже мне, знаток королевского этикета выискался! У тебя что, здесь на болоте продолжение тронного зала? Может, здесь и бегать нельзя?

— Ты чего на меня накинулся? — обиделось чудовище. — Чешись, если хочешь, мне-то что! Просто хотелось посочувствовать, а то ведь умрешь, и никто тебя не пожалеет. Надо людям перед смертью добро делать.

— Неужели я так похож на умирающего?

— Пока вроде нет. — Существо окинуло меня оценивающим взглядом. — Пока ты еще очень даже живой, и кувыркаешься ты здорово! Даже жалко будет тебя есть. Может, еще перекувырнешься? И когда разбегаться будешь, вон туда беги. — Чудовище показало зеленой перепончатой лапой с загнутыми когтями в глубь болота. — А то ты здоровый больно, тащить тебя в трясину тяжеловато будет.

— А ты кто такой? Сколько раз я через это болото ездил, ни разу тебя не встречал.

— Так ты днем ездил! Днем-то я сплю в трясине. Днем тут полно всякого народу шастает. Да все на лошадях, всю крышу мне продырявили копытами, стервецы. Никакого уважения к чужому жилищу! А ночью как-то поспокойнее, можно и поохотиться. Прямая дорога к Черному замку как раз через мое болото проходит. Каждую ночь если не человек, то хотя бы орк да попадается. Сегодня вот ты попался. А кто я такой? Интересный вопрос. Ну, во-первых, не кто такой, а кто такая, потому как женщина я. А зовут меня все по-разному. Кто-то говорит, что я просто чудовище, некоторые называют кикиморой, кое-кто кличет болотным троллем. — Чудовище задумалось, поковыряло кривым когтем в зубах и со вздохом добавило: — Было у меня когда-то и имя, только я его не помню, так что сказать тебе не могу. Ладно, сколько можно болтать? Не хочешь кувыркаться, не надо. Так даже лучше, а то как-то раз один менестрель мне спел песню, грустную такую, так я после того, как его съела, три дня плакала, так мне его жалко было. Так что пошли, милый, в трясину, я тебя есть буду.

— Что-то не хочется мне сегодня в трясину. У меня были на сегодня совсем другие планы. Ты уж извини, кикимора, как-нибудь в другой раз.

Я повернулся и пошел своей дорогой. На этот раз шагал я неторопливо. Еще не хватало, чтобы эта кикимора решила, что я испугался.

— Эй, ты куда? — закричала кикимора и в один прыжок догнала меня.

Когда она выскочила из болота, оказалось, что с виду она очень похожа на огромную лягушку, только покрыта зеленоватой, насколько можно было разглядеть в темноте, свалявшейся шерстью. Размером эта лягушка-переросток была примерно вдвое больше меня и прыгала соответственно. Мне пришлось присесть и отскочить в сторону, иначе эта махина впечатала бы меня в болотный мох по самую макушку.

'И зачем я, бестолочь, оставил оружие у Болтуна, сложил бы под деревом, не доходя до Русалочьего озера, и никаких проблем', — зло подумал я. Удирать от кикиморы я считал ниже своего достоинства, но совершенно не представлял, как с ней можно справиться без оружия. Если у орков или людей я знал, где расположены точки, ударив по которым, можно было легко отправить их на тот свет голыми руками, то где могут быть уязвимые места на лягушачьем теле кикиморы, можно было только догадываться.

Кикимора еще раз попыталась меня схватить и снова промахнулась. Она была такая неуклюжая, что увернуться от нее не составляло особого труда. В другое время, наверное, меня бы позабавило такое приключение, но сейчас я спешил. К тому же каждое движение отдавалось в голове тупой болью, и веселиться мне почему-то не хотелось. Так я отступал в глубину болота, пока в один прекрасный момент мягкий пружинящий ковер мха не провалился под моей ногой, и я по колено оказался в темной, пахнущей гнилью воде.

'Сейчас ведь загонит в трясину, как волка в западню. Надо выбираться, пока не поздно'. Но, похоже, было уже поздно. Оглядевшись по сторонам, я понял, что не знаю, куда идти. Вернее, общее направление я знал, но вовсе не был уверен, что, если пойду в ту сторону, куда мне надо, не окажусь в самом центре трясины, куда мне совсем не надо. Спросить дорогу было не у кого, разве что у кикиморы. Она сидела неподалеку и тяжело дышала, готовясь к очередному прыжку.

— Эй, лягушатина, — окликнул я кикимору, — выдохлась, что ли? Ладно, показывай, где твоя трясина, я, так и быть, сам туда залезу.

— Да ты уже туда залез! — захихикала кикимора. — Не знаешь, как выбраться, вот и пытаешься меня перехитрить. Все вы, люди, одинаковые. Ничего нового придумать не можете. Думаешь, ты первый придумал такую хитрость? Я не один десяток лет тут охочусь, и поумнее тебя люди попадались. Был даже один доктор. Тогда как раз зима только-только кончилась, а у меня после зимних морозов всегда спину ломит, не то что прыгать, ползать тяжко. Вот он и говорит: мол, я тебя вылечу, вот только трав наберу на краю болота. Я даже призадумалась, а вдруг правда вылечит? Хорошо, потом сообразила: врет, шельмец, и не краснеет. 'Если хочешь быть здоров, — говорю, — ешь побольше докторов', — и съела сердешного. И знаешь, помогло. Спина вот уже который год не болит. Так что меня не проведешь, и ты, голубчик, — мой обед. Вот сейчас отдышусь и еще разок на тебя прыгну. Ты в трясину сам и провалишься.

Перспектива провалиться в трясину меня нисколько не радовала. И тут мне в голову пришла одна идея. Я вытянул ногу из болотной грязи, аккуратно вылез на ближайшую кочку около чахлого деревца, проделав невообразимое сальто, вскочил верхом на оторопевшую кикимору, прямо как на коня, и изо всех сил вцепился в запутанные, пахнущие плесенью зеленые лохмы.

— Ой, — пискнула кикимора, — ты чего это?

— Поехали, лягушатина, мне к Русалочьему озеру надо.

— Пусти шею, злодей, больно!

— Сейчас еще больнее будет, — пообещал я таким тоном, каким наш палач обычно разговаривает со своими жертвами во время пыток.

— Не могу я к Русалочьему, меня русалки защекочут, — заныла кикимора.

— Ладно, вези на край болота. И без фокусов, а то шею сверну.

Кикимора шмыгнула носом и зашлепала через болото.

Я сидел на плавно поднимающейся и опускающейся грязной спине кикиморы, поскрипывал зубами от ставшей совершенно невыносимой головной боли и думал об этом странном создании. Откуда она могла взяться? С виду — жуткое чудовище, а говорит как нормальный человек, даже без акцента. Ни разу не встречал монстра с такими способностями к языкам. И чем больше я думал об этой кикиморе, тем сильнее мне казалось, что я о ней уже слышал, причем не от суеверных солдат и не от Болтуна, а не иначе как от Роксанда.

Дело было лет пять назад. Одному удачливому орку удалось продырявить мне шкуру, и мой друг Энди несколько часов зашивал рану тонкими жилами какого-то животного, ругая меня всеми плохими словами, какие только слышал от охотников Западного оплота, и ворча, что, для исцеления такого бестолкового парня, как я, нужен не только колдун, а еще и белошвейка — сшивать меня из тех кусочков, на которые меня рано или поздно изрубят орки. А мне было невероятно весело, потому что Энди напоил меня каким-то отваром, от которого боль почти не чувствовалась, зато хотелось смеяться над каждым словом. И еще хотелось встать, поскакать на постели или, еще лучше, побежать, найти того недобитого орка, который посмел меня ранить, и спустить с него шкуру живьем. Я был просто уверен, что у меня это получится. Но Энди почему-то моей уверенности не разделял. Он заставил меня выпить еще какой-то дряни, от которой я должен был заснуть, и сказал, что я не умру, только если буду лежать в постели несколько дней. Потом Энди ушел. Он, как всегда, боялся, что Черный колдун его убьет, если узнает, что вместо изучения черной магии он занимается целительством, а я тут же воспользовался случаем, чтобы встать с постели, схватить меч и отправиться добивать недобитого орка, но тут вмешался Роксанд. Насильно уложить меня в постель он не мог, а втолковать мне, что бегать с только что зашитой раной не стоит, было практически невозможно. Единственное, что можно было услышать от меня в ответ на любые аргументы, было что-то вроде: 'Если умру, значит, туда мне и дорога!' Но Роксанд все-таки добился своего, пообещав мне рассказать несколько историй, которые я так и не узнаю, если умру раньше времени. На самом деле история понадобилась всего одна, потому что потом сонный отвар все-таки подействовал.

— Мой сын Риалон, — начал Роксанд, — был гадким мальчишкой, совершенно не признававшим отцовскую волю. Он был таким с самого рождения и не изменился до самой моей смерти. Не знаю, каким он стал королем, но принцем был просто невыносимым. Но один из его необдуманных поступков, грозивший позором всему роду фаргордских королей, я все-таки сумел предотвратить, не без помощи Черного колдуна, конечно. Когда Риалону исполнилось шестнадцать, его угораздило влюбиться в безродную девицу...

— А, история про любовь, — зевнул я. — Это же невыносимо скучно! Может, я лучше пойду? — Правда, попытку уйти я предпринял довольно вялую. Снотворное начинало действовать, и никуда идти не хотелось. К тому же Роксанд меня успокоил:

— Не бойся, любовные истории от меня ты услышишь еще не скоро, подрасти сначала. А в этой истории больше магии, чем любви. Девица, которую полюбил Риалон, была болотной ведьмой. Есть такие ведьмы, которые селятся на болотах и используют в своей магии болотные растения и еще что-то, что можно найти только там. Я был на войне, когда мне сообщили, что мой сын хочет жениться. Представляешь, был бы ты у нас потомком болотной ведьмы! — Роксанд хихикнул над собственной шуточкой и продолжил: — Я не знал, что делать. С войны приехать, чтобы предотвратить это безобразие, я бы не успел, да и не послушал бы меня непокорный сын. И я приказал Черному колдуну избавиться от ведьмы любыми средствами. Колдун в то время был ненамного старше тебя, ведь посвящение у черных колдунов происходит примерно в тринадцать лет, а Никирималан, да, именно так звучало имя, которое сейчас мало кто помнит, получил свой посох года за два до того. Славно подшутил юный колдун над Риалоном — он заколдовал болотную ведьму, превратил ее в такое страшилище, что смотреть было противно. А ведь раньше красавица была каких мало. Но не навечно заколдовал беднягу, а наложил заклятие, что ходить ей в этом облике ужасном до тех пор, пока принц ее не узнает да по имени не назовет.

— А как ее звали? — уже совсем сквозь сон спросил я.

— Ронета, кажется, — ответил Роксанд и стал рассказывать, что предпринял Риалон, чтобы найти свою невесту, но я уже заснул и так и не узнал продолжения этой истории.

На краю болота я соскочил на землю и потрепал кикимору по шее, как лошадь.

— Спасибо, лапушка! Если надумаешь подвезти меня в обратную сторону, жду тебя на этом месте на рассвете.

— Только попадись мне еще раз, паршивец, — погрозила кикимора зеленым кулаком. Она хотела сказать, что со мной сделает в следующий раз, но, видно, не смогла придумать, засопела и поскакала в глубь болота.

И тут в мою больную голову пришла очередная бредовая идея.

— Эй, Ронета! — крикнул я вдогонку кикиморе. — А я тебя узнал!

Я был совсем не уверен, что кикимора и есть Ронета, да и вообще предполагал, что заклятие мог снять только Риалон, а не всякий принц, к тому же я не узнал Ронету, а просто догадался, но тем не менее кикимора внезапно начала преображаться. Сначала она как-то съежилась и стала совсем маленькой, потом грязная зеленоватая шерсть начала клочками опадать, и в нескольких шагах от меня оказалась отвратительного вида голая грязная старуха, стоящая на четвереньках.

— Риалон! — взвизгнула она и бросилась ко мне.

Я отскочил на почтительное расстояние и испуганно заорал:

— Никакой я не Риалон, я Рикланд! Твой Риалон умер почти сто лет назад! — Я проклинал себя за безрассудство. И зачем мне приспичило расколдовывать кикимору? Жила бы себе в болоте, горя не знала. А что мне теперь с этой старухой делать?

Но бывшая кикимора, видно, сама могла о себе позаботиться. Она только спросила:

— А Черный колдун Никирималан жив? — и, получив утвердительный ответ, пробормотала какое-то заклинание, выкрикнула: 'Он за это заплатит!' и исчезла.

Глава 9 РАЗРУШЕННЫЙ ХРАМ

Когда я подошел к Русалочьей поляне, веселье было в самом разгаре. На залитой лунным светом, усыпанной цветами поляне танцевали русалки. Больше двадцати стройных фигурок, из одежды на которых были только водяные лилии в волосах, кружились и замирали, а потом взлетали и снова кружились. Танец завораживал. Мне даже начала слышаться прекрасная музыка, хотя на самом деле никакой музыки не было, лишь изредка раздавался серебристый звонкий смех или тихие голоса. Старой русалки нигде не было видно. Я начал опасаться, что она просто пошутила, когда приглашала меня посмотреть на русалочьи танцы. Честно говоря, я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь рассказывал о чем-то подобном. Даже в казармах у наемников, которые всегда были не прочь поведать друзьям о своих любовных похождениях, о русалках если и заговаривали, то лишь чтобы напомнить лишний раз, что появляться ночью у их озера не стоит, — живым ни за что не уйти. А Солнышко из 'Сломанного меча' рассказала как-то историю про одного молодого лорда, который влюбился в русалку и утопился в Русалочьем озере. История была такая трогательная, что пьяные наемники, слушавшие ее вместе со мной, чуть ли не рыдали над своими кружками. Я же с высоты своих тогдашних двенадцати лет пренебрежительно заявил, что для самоубийства глупый лорд мог бы найти причину подостойнее, чем баба с рыбьим хвостом вместо задницы. Меня тогда обругали, сказав, что соплякам, которые ничего не понимают в любви, надо сидеть и помалкивать, прикусив язык.

Я стоял, прислонившись к одному из вековых дубов, которые во множестве окружали поляну, и как раз, прикусив язык, помалкивал. Русалки были так прекрасны, что я даже начал понимать глупого лорда из рассказа Солнышки, — как можно не влюбиться в них, увидев хотя бы раз? Я был готов предложить руку и сердце любой из них, чтобы жить долго и счастливо в тишине Черного замка, а то и в тиши Русалочьего озера.

Я восхищенно смотрел на русалок, как мне показалось, целую вечность. Признаться, я не знал, как к ним подойти. Выйти на поляну и сказать что-то вроде: 'Привет, красотки! Я в восторге от вас и ваших танцев!' я почему-то не решался. Поболтать с русалкой, когда она сидит в озере и помахивает рыбьим хвостом, мне ничего не стоило, а здесь я вдруг засмущался, как девица на выданье. Но русалки и сами заметили меня, подбежали, окружили и, весело смеясь, потащили в самый центр поляны. 'Мы тебя ждали, прекрасный принц, всю ночь с самого заката. Думали, ты не придешь. Пойдем, потанцуй с нами. Ты умеешь танцевать? Мы тебя научим', — наперебой щебетали они голосами, звеневшими, как серебряные колокольчики. Я облизал сухие губы и попробовал проглотить комок в горле, мешавший говорить. Мне хотелось сказать, что вообще-то я сам не люблю танцевать с тех самых пор, как в Черном замке появился учитель бальных танцев, которому было поручено научить меня этому, с моей точки зрения, совершенно бесполезному искусству, так что просто хотел посмотреть, как танцуют они, русалки, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Только улыбался во весь рот, как последний дурак. Русалки вытянули меня на самую середину поляны, закружили и стали танцевать вокруг меня. Мне вдруг ужасно захотелось поймать одну из них, поднять на руки, покружиться вместе с ней среди цветов...

Я сделал шаг навстречу ближайшей ко мне маленькой очаровательной русалочке с длинными, до пят, волосами и темными глазами, обрамленными бархатными пушистыми ресницами. Она тут же нежно обняла меня и провела рукой по шее. Рука оказалась неожиданно холодная и скользкая, как рыбья чешуя, а по моей шее прямо за шиворот потекла то ли вода, то ли еще какая-то мерзость. Мне стало противно. Я вдруг почувствовал, что от русалок невыносимо воняет рыбой, и тиной, и еще чем-то, отдаленно напоминающим трупный запах. Я уже не представлял себе, как мог только что восхищаться ими. 'И какого лысого демона меня понесло на эту Русалочью поляну? Ну что не сиделось в замке? Болтал бы себе с Роксандом на любую интересующую меня тему. А мне, видите ли, на голых русалок поглядеть захотелось... ' Русалки между тем, заметив, как резко изменилось выражение моего лица, крепко вцепились в мою одежду и медленно, но верно тащили меня к озеру. При этом они весело щебетали что-то о том, что меня ждет вечное наслаждение, но, похоже, только после того, как я нырну в их замечательное озеро. Хорошо еще, что ко мне вернулся дар речи, и я попытался выяснить обстановку:

— Эй, милые леди, объясните, что вы собираетесь со мной сделать? Я же просто хотел посмотреть, как вы танцуете... Нет, лезть в ваше озеро я не намерен. Я даже плавать не умею, не то что нырять. Я же утону, как слепой щенок, вот и все.

— Ты видел наши танцы! Теперь ты должен остаться с нами навсегда! Такова воля богов!

— Никому я ничего не должен! — закричал я со злостью. Меня всегда бесили фразы типа 'Ты должен... ' Но русалкам, похоже, было плевать на то, что я чувствую. Они продолжали довольно ощутимо тянуть меня к озеру, мертвой хваткой вцепившись в куртку.

На дно Русалочьего озера мне хотелось не больше, чем в болотную трясину. Ну почему сегодня все хотят меня утопить? Прежде чем идти на встречу с русалками, надо было поговорить с предсказательницей Сульфирой, которая вечно дремлет за дальним столиком в 'Сломанном мече' и стала уже предметом обстановки. Но предусмотрительностью я никогда не отличался, подобные умные мысли посещали меня довольно редко, притом каждый раз почему-то в ситуации, когда уже невозможно было ими воспользоваться.

Я с трудом вырвался из цепких пальцев русалок, оставив им клочки кожи от куртки, и позорно бросился наутек. Куда бежать, я плохо себе представлял, а потому просто побежал через Священную рощу, подальше от озера. Нельзя сказать, чтобы я испугался, — утащить на дно меня они все равно бы не смогли. В моей жизни бывали случаи, когда я в одиночку справлялся даже с большим количеством вооруженных орков, которые просто мечтали меня убить, а когда лорд Деймор проверяет боеспособность своих солдат, он просто объявляет им: 'Кто хочет получить двойное жалованье, попробуйте хоть раз достать мечом Рикланда! Нападать можете одновременно. За свои шкуры не беспокойтесь, у Малыша сегодня тупой меч', и, между прочим, за последние два года двойное жалованье получили только трое, да и то лишь потому, что я не всегда бываю трезвым. Но когда я сражаюсь, все просто и понятно. На меня нападают с оружием, и я вынужден защищаться. Но никогда в жизни я не стал бы сражаться с безоружными людьми, тем более с женщинами. Поэтому я улепетывал от русалок, как цыпленок от кухарки, без цели и направления. Я петлял между многовековыми дубами Священной рощи, пока не достиг развалин древнего храма, разрушенного когда-то королем Кирдантом.

Русалки отстали и, кажется, потеряли меня из виду. Возвращаться в замок не хотелось. Я был уверен, что проскользнуть мимо стражи незаметно сегодня вряд ли удастся. Раз уж Имверт наплел отцу про меня небылиц, стоит мне появиться, как отец непременно вызовет меня к себе и будет долго и нудно пытаться выяснить истину. При этом Имверт, между прочим, будет спокойно спать в своей постели, а мне придется всю ночь выслушивать нравоучения отца.

Я взобрался на обломок стены, удобно уселся, свесив ноги, и стал смотреть, как внизу русалки пытаются поймать собственную тень. 'Посижу здесь до рассвета, — подумал я. — Все равно идти некуда. А может, еще удастся увидеть, что будет, если русалки пробегают по Священной роще до самого утра и не успеют с рассветом вернуться в озеро. Наверно, их ноги превратятся опять в хвосты и они будут биться на берегу, как рыбы, вытащенные из воды. Я им, конечно, помогу и отнесу к воде, хотя они хотели меня утопить. Но сначала возьму с них клятву, что они больше никого не станут заманивать в свое озеро'.

Наблюдать за русалками было одно удовольствие. Их грациозные фигуры мелькали среди столетних дубов. Двигались русалки так изящно, что зрелище было ничуть не хуже, чем когда они танцевали. Я так им увлекся, что не обратил внимания на старую русалку, которая не бегала, как остальные, а потихоньку ковыляла в мою сторону. Заметил я ее, только когда она пронзительно крикнула: 'Девочки, вот он!' и чуть не повисла на моем сапоге. Я проворно перекинул ноги через стену и спрыгнул на пол разрушенного храма, но тот неожиданно провалился, и я полетел куда-то вниз.

Приземлился я, как обычно, на ноги, сразу отскочил к стене и приготовился драться. В таких темных подземных залах обычно селится разная нечисть вроде ходячих трупов, которых в свое время оживил какой-нибудь древний Черный колдун для участия в какой-нибудь великой битве, а потом забыл за ненадобностью, или выросших до гигантских размеров мерзких насекомых. Но никто на меня не набросился, и я облегченно вздохнул. Признаться, не люблю я драться ни со скелетами, ни с огромными пауками, очень уж это омерзительно. Тем более что оружия у меня с собой не было, да и голова болела до тошноты, так сильно, что хотелось, чтобы ее не было вообще.

Вокруг царила кромешная тьма, только где-то высоко вверху горела одинокая звездочка, заглядывавшая через дыру, в которую меня угораздило сверзиться. Голоса русалок доносились до меня как из другого мира:

— Куда он подевался, вы не видели его?

— Он только что был здесь.

— Ищите хорошенько, он, наверно, спрятался.

— Его нигде нет. Это боги забрали его к себе на небеса.

— Зачем Светлым богам проклятый принц?

— Может, он провалился в преисподнюю, к богам Хаоса. Короли Черного замка всегда поклонялись богам Хаоса.

— Не говори глупостей, боги Хаоса бессильны в Священной роще. Он где-то здесь!

'Может, я и вправду провалился в преисподнюю', — подумал я и тут же отбросил эту мысль: насколько я знаю, у мертвецов голова не болит, значит, я пока жив и на тот свет мне рановато. Русалочьи голоса постепенно затихли вдали, и меня окружила тишина, изредка нарушаемая какими-то шорохами да еле слышными звуками ночного леса, доносившимися сверху. 'Любопытно, — подумал я, — сколько раз я обследовал в детстве развалины храма с Рилом, сколько искал среди руин сокровища с Кристом, но ни разу не обнаружил даже намека на подземелье...'

Решив не дожидаться рассвета и понадеявшись на свое острое зрение, я принялся осматривать помещение. Зал напомнил мне зимний лес, причем березовый, столько из белого пола торчало белых колонн. Правда, потом оказалось, что пол не белый, а мозаичный, как в тронном зале, просто на нем лежал толстый слой пыли, а вот стены и колонны были действительно из белого мрамора. Некоторые из них обрушились и лежали грудами на полу, но и тех, что пока стояли, было так много, что среди них можно было заблудиться. В середине зала зияла огромная яма, куда я не угодил ночью, лишь по счастливой случайности. Вокруг нее валялись обломки белого камня, на которых угадывалась изящная резьба. Видно, раньше эта яма не зияла в полу, как сейчас, а была спрятана за ажурным портиком. Больше в зале не было ничего, в том числе и выхода. Вернее, выход был, только когда-то давно, а сейчас лестница, ведущая наверх, была наглухо завалена каменными обломками. Вот тут я впервые серьезно задумался о том, как буду выбираться. До той трещины, в которую я провалился, было, пожалуй, три, а то и четыре моих роста, а захватить с собой веревку я как-то не удосужился. Еще раз внимательно обследовав стены, я убедился, что в них нет даже щелей, которые можно было бы принять за потайную дверь. Мои попытки расшатать и вытащить здоровенный камень, заваливший выход, тоже ни к чему не привели. Провозившись до рассвета и устав, как последняя тварь, я решил, что расчистить выход, пожалуй, смогу дней за десять, если не умру раньше от голода и жажды. Такое будущее меня совсем не вдохновляло. Я ничего не имел против того, чтобы погибнуть в бою, как герой, но мысль, что я могу умереть замурованным в какой-то дыре, повергла меня в такое отчаяние, что я самым позорным образом начал звать на помощь, хоть и был уверен, что искать меня не будут. Слишком все привыкли к тому, что я могу исчезнуть на неделю-другую, никому не сказав ни слова. Естественно, мне ответило только эхо.

Прошло несколько часов. Я обломал все ногти, выковыривая камни, и успел осознать полную безнадежность своего положения. Это ж какой длины должна быть лестница, если до поверхности земли три человеческих роста?

К полудню я просто умирал от жажды, усталости и изнурительной головной боли. Я мечтал о дожде, чтобы хоть несколько капель воды упало на меня сверху. Но наверху стоял ясный солнечный день, и было слышно, как заливаются птицы, радуясь жизни. Внезапно я вспомнил про яму в полу. Это был квадратный колодец с отвесно уходившими вниз стенками. Дна видно не было, а внизу клубился темно-серый туман, сквозь который проглядывал такой желанный блеск воды. И, что самое приятное, в стенку колодца были вбиты железные скобы, образуя некое подобие уходившей вниз лестницы.

Лестница, похоже, была сделана еще до основания Фаргорда. Железо, из которого были изготовлены ступени, настолько заржавело, что иногда ломалось, и, чем ниже я спускался, тем чаще это происходило. В результате последнюю часть пути я пролетел, судорожно цепляясь за ржавые железяки, которые тут же ломались под моей тяжестью.

Падал я довольно долго и успел подумать о том, что выбираться из колодца будет, пожалуй, еще труднее, чем из разрушенного храма, и обругать про себя пустоголовых древних строителей, которые додумались сделать железную лестницу в сыром колодце, нимало не заботясь о тех людях, которые будут пользоваться ею через пятьсот; лет. А испугаться, как всегда, не успел, хотя, окажись воды в колодце чуть больше, утонул бы, как слепой котенок.

Мне повезло, вода едва доставала мне до груди и я смог спокойно встать на ноги и напиться. Вода на вкус была как из Серебристых родников и, похоже, обладала каким-то целительным действием. По крайней мере, голова болеть почти перестала и я обрел способность не только совершать глупые поступки и ругаться плохими словами, но еще и немного соображать.

Вода, вырывавшаяся из зарешеченной дыры в стенке колодца, текла дальше в какой-то таинственный коридор, освещенный, как это ни странно, тусклым голубоватым светом. Мне подумалось, что раз уж я все равно уже весь мокрый, то надо пойти и посмотреть, что это там светится, а выбраться из колодца я всегда успею. Можно, например, выудить со дна ржавые железные скобы, служившие ступеньками, и, если отломить все, что окончательно проржавело, наверное, останется несколько более-менее твердых стержней, которые можно будет вставлять в щели между камнями, чтобы подняться по ним наверх. Я так однажды забрался на стену одного считавшегося неприступным замка, правда, не по ржавым стержням, а по довольно крепким ножам, сделанным из отличной стали. А еще можно вытянуться во весь рост, упереться руками в одну стенку колодца, ногами в другую, и медленно идти вверх. Только так подниматься гораздо труднее, одно неосторожное движение — и полетишь обратно.

Я последний раз бросил взгляд на отвесно уходившие вверх стенки колодца, заросшие снизу темными скользкими водорослями, и уверенно направился к голубому мерцанию в конце коридора. 'А вдруг этот путь ведет в какой-нибудь волшебный замок на дне Русалочьего озера, где русалки держат своих пленников, — думал я. — Может, я здесь для того, чтобы их освободить'. Мне очень хотелось верить, что я здесь вовсе не по собственной глупости, а с какой-нибудь высокой целью, которая мне пока неизвестна.

Свет излучали голубые кристаллы, похожие одновременно на сапфиры и на волшебный кристалл с посоха Черного колдуна. Размером они были почти с кулак и, вставленные в стену коридора, освещали каждый его поворот.

За очередным таким поворотом меня ждала приятная неожиданность. Это была лодка, правда, лодка затонувшая. Из воды торчал один только нос, привязанный цепью за кольцо на берегу, а корма лежала где-то на дне и неизвестно в каком состоянии. Но все равно, была лодка, был берег, на который можно было выбраться, и был коридор, ведущий куда-то по сухой земле. И, хотя волшебного замка, якобы стоящего на дне Русалочьего озера, быть не могло, слишком далеко я ушел от этого озера, там, дальше, в конце коридора должен был иметься еще один выход, недаром же лодка была привязана здесь, а не у ржавой лестницы разрушенного храма.

Я издал радостный вопль и помчался к берегу, поднимая вокруг себя тучу брызг и забыв всякую осторожность. Даже то, что я споткнулся обо что-то и, мельком взглянув под ноги, увидел на темном дне смутно проступающие сквозь прозрачную воду светлые очертания человеческого или эльфийского скелета, не вызвало у меня не малейшего беспокойства. А зря, стоило бы хоть немного насторожиться, потому что в следующее мгновение меня бесцеремонно дернули за ногу, да так неожиданно, что я, не успев заорать: 'Пусти, гад, это моя но... ', мгновенно оказался под водой.

Какое-то чешуйчатое извивающееся существо медленно наматывало на меня кольца своего бесконечного туловища. При этом оно совершенно не учитывало того обстоятельства, что я не умею дышать под водой, и не давало мне возможности встать на ноги и вдохнуть воздуха. Хорошо, что неподалеку из воды торчали обломки лодки. Я вцепился в полусгнивший борт, подтянулся и получил возможность подышать, а заодно и рассмотреть, кто на этот раз пытается меня утопить. Ничего особенно нового и интересного я не увидел. Обыкновенная змея с колючим, напоминающим рыбий плавник гребнем вдоль спины, которую называют 'водяным аспидом', толщиной, наверно, с руку толстого дядюшки Готрида и длинная, как мой кузен Имверт, которого орки прозвали Дылдой, вернее, как два, а то и три Имверта, поставленные друг на друга. Похожая змея живет в подземелье Черного замка в небольшом бассейне, и, когда у отца хорошее настроение, он предлагает приговоренным к смертной казни искупаться в бассейне в ее приятном обществе и обещает отпустить на все четыре стороны, если те выберутся живыми. К сожалению, я никогда не увлекался такими зрелищами, а то знал бы, как надо бороться с водяным аспидом, или, по крайней мере, как не надо.

Трудно сказать, сколько часов я тщетно пытался освободиться из смертельных объятий змеи, время для меня остановилось. Я даже почти ничего не запомнил, кроме желтых, с вертикальными зрачками, тускло светящихся змеиных глаз. Вообще-то я довольно сильный, могу спокойно разогнуть подкову, согнуть обратно и завязать узлом. Если бы я захотел, то хоть бантиком завязал бы проклятого аспида, но почему-то стоял, как изваяние, и, не отрываясь, пялился в глаза змеи, пока она все крепче и крепче стягивала скользкими чешуйчатыми кольцами сначала мои ноги, потом живот и грудь.

Опомнился я, лишь когда старая лодка, за гнилой борт которой я продолжал держаться мертвой хваткой, внезапно развалилась и я с головой окунулся в воду, потеряв из поля зрения завораживающий взгляд змеиных глаз. Я тут же дернулся, пытаясь распутать змеиные кольца, и врезал аспиду по зубам всеми четырьмя фамильными бриллиантами из сокровищницы Роксанда. которые носил на правой руке. Часть зубов вылетела, оставшаяся часть впилась мне в руку, и проклятый аспид сжал меня так, что затрещали ребра, и так изрядно пострадавшие несколько дней назад от удара увесистого кулака Гунарта Сильного. Я в очередной раз мысленно обругал себя за проклятую честность, не позволившую мне захватить с собой хотя бы один кинжал, который бы ой как пригодился. Но что поделаешь, если есть кое-что такое, на что я неспособен, например, обманывать. Не могу я пообещать прийти без оружия, а сам спрятать в рукаве нож. Не могу и все тут, сколько бы ни смеялись надо мной мои друзья наемники, сколько бы ни обзывал меня простофилей старый Роксанд и сколько бы ни сокрушался отец, что, дескать, во мне нет ни капли коварства, необходимого для успешного правления в такой стране, как наш Фаргорд.

Змея оказалась сильнее, чем можно было предположить. К тому же она, в отличие от меня, прекрасно дышала под водой. Я такой замечательной способностью не обладал и через некоторое время ожесточенной борьбы понял, что элементарно задыхаюсь.

Солнечный луч, заглянувший в детскую через узкое стрельчатое окно башни Восходящего Солнца, просочился сквозь ресницы и разогнал радостные детские сны. Я чихнул и проснулся. Рядом, уткнувшись носом в подушку, посапывал братишка Рил, на соседней кровати хрюкал вечно заложенным носом кузен Имверт, а из-за тяжелой портьеры слышался оглушительный храп нашего воспитателя лорда Окснета по прозвищу Дятел. Я соскочил с кровати, натянул штаны и, придерживая меч, чтобы не звенел о золотые украшения на ремне, зашлепал босыми ногами по холодному каменному полу. Я страшно спешил, надо было переделать массу дел до того, как лорд Дятел проснется и поднимет на ноги всех слуг своими возмущенными воплями: 'Куда опять сбежал этот несносный Рикланд! Я не понимаю, когда спит этот ребенок! Вечером его в кровать не загонишь, а с утра он убегает куда-то еще до рассвета!' Тогда придется умываться, напяливать на себя ужасную бархатную курточку, невероятно узкую в плечах, в которой невозможно не то что замахнуться мечом, а и просто поднять руку, да еще украшенную какими-то женскими кружевами, потом терпеть, пока придворные дамы расчешут мне волосы и, обжигая уши, накрутят их на ужасные раскаленные щипцы, явно позаимствованные из камеры пыток. И все эти мучения только для того, чтобы позавтракать! А потом нескончаемые уроки, так что на личную жизнь совсем не остается времени!

Я мчался в тренировочный зал, на бегу отвечая на приветствия сонных стражников, еще не сменившихся с ночного караула. 'Запомни, Рик, чтобы стать настоящим воином, ты должен подолгу упражняться каждый день, даже если тебе кажется, что ты все делаешь отлично', — сказал на прощание Ленсенд, когда вместе с Линделл покидал Черный замок, и я готов был проводить в тренировочном зале дни и ночи, выбивая деревянным мечом пыль из дырявых, набитых опилками кожаных болванов, метая ножи или изводя наемников просьбами показать новый прием.

В такую рань тренировочный зал обычно пустовал, и я мог там хоть на ушах стоять. Но сейчас, с трудом приоткрыв тяжелую, зачем-то окованную железом высоченную дубовую дверь, я нос к носу столкнулся с Крайтом, парнишкой лет пятнадцати, служившим у нас младшим ловчим. С моей точки зрения этому деревенскому недотепе, совершенно не умевшему владеть оружием, абсолютно нечего было делать в тренировочном зале королевских наемников. Правда, из лука он стрелял превосходно, недаром его отец считался одним из лучших охотников, поставлявших дичь к королевскому столу. Но кто же стреляет из лука в помещении? А вот меч Крайт если и держал когда-нибудь в руках, то только в кузнице или в лавке оружейника, поэтому я страшно удивился, увидев, как он, оседлав подвешенное на цепях к потолку бревно, старательно пытается изобразить деревянным мечом нечто среднее между греблей и косьбой.

— Ты что, учишься убивать мечом кроликов? — хихикнул я. — А на бревно влез, чтобы они не покусали тебя за пятки?

Крайт невероятно смутился. С тех пор как лорд Деймор под дружный хохот наемников пообещал принять его на службу, если он сумеет деревянным мечом сбить меня с ног, а я наставил ему синяков во всех доступных местах, Крайт относился ко мне с таким благоговением, как будто я был не шестилетним карапузом, едва достававшим макушкой до пряжки его ремня, и даже не принцем, а по меньшей мере одним из богов Хаоса.

— Извините, ваше высочество, — промямлил Крайт, покраснев до корней волос. — Я думал, все еще спят и я никому не помешаю. Понимаете, мне очень надо убить этого медведя. Я хотел потренироваться, чтобы успеть первым. Тогда вознаграждение достанется мне и я смогу нанять учителя фехтования, чтобы... Извините, — вдруг запнулся Крайт и покраснел еще сильнее.

— Какого еще медведя? — тут же заинтересовался я.

— Ты что, не знаешь? — вытаращил глаза Крайт. Все его смущение, как и почтительность, тут же как рукой сняло, и он начал взахлеб рассказывать: — Уже четвертый день этот медведь вокруг замка околачивается, баб, девок да детей малых губит. А как мужики вооруженные за ним отправляются, так его уж и след простыл! Исчезает, будто и не бывало. Люди говорят, оборотень он или колдун какой-нибудь. С колдуном-то ваш Черный колдун мог бы справиться, так его в замке нет сейчас, говорят. Вот король награду и назначил. Сотню золотых тому, кто медведя этого бешеного прикончит. Мы, охотники, за ним двое суток гонялись, потом плюнули, капканов медвежьих по всему лесу понаставили. С утра проверять поедем. Вот я и тренируюсь, чтобы медведя этого с одного удара прикончить. Понял?

— А почему на бревне?

— Ну, это я как будто на лошади. Мы же на лошадях поедем.

— Тогда ты свою лошадь уже прикончил, — захохотал я. — Там, где ты больше всего мечом размахивал, у лошадей обычно головы растут.

Крайт опять было засмущался, но я вскарабкался на бревно, которое, по правде говоря, предназначалось вовсе не для того, чтобы служить лошадью, а чтобы по нему бегать или устраивать на нем замечательные учебные бои, и прочитал Крайту лекцию на тему, как убивать бешеных медведей, сидя верхом на скачущей лошади. Расстались мы почти друзьями. Нашу дружбу омрачало только одно: Крайт ни за что не соглашался взять меня с собой охотиться на медведя. Он твердил, что медведь разорвал уже пятерых детей и что он боится за мою драгоценную жизнь. Как будто это не я только что объяснил ему, как убить медведя! В конце концов Крайт ушел, а я решил, что прекрасно могу обойтись и без него. В сущности, зачем мне не умеющий обращаться с мечом непутевый Крайт, который только отпугнет медведя. К тому же он наверняка будет в компании ловчих, которые меня уж точно прогонят.

Я опрометью бросился в детскую за сапогами, без которых, по уверению лорда Окснета, принцу ходить настолько же неприлично, как любому другому человеку без штанов. Я ужасно спешил, мне хотелось обогнать охотников, чтобы первым убить медведя. Мне не нужна была награда, я отдал бы ее Крайту, просто я хотел прославиться и доказать всем, что я уже не ребенок.

Натягивая сапог, я случайно разбудил Рила.

— Ты куда, Рик? — прошептал тот, сонно хлопая глазами. — Я с тобой!

— Я в лес, надо убить бешеного медведя, а тебе там нечего делать. Такого, как ты, он проглотит и не подавится! — проговорил я самым страшным шепотом, на какой только был способен. Я знал, что для моего не отличающегося храбростью братишки этого будет вполне достаточно, чтобы больше не выходить из детской до конца дня.

— Ты тоже никуда не пойдешь, — заявил Рил и, внезапно проявив несвойственную для него ловкость, повалил меня на кровать и уселся сверху. Пришлось сбросить его на пол, зажать рот, чтобы не орал, и объяснить как можно более доступно, что никто, кроме меня, не сможет победить этого медведя, потому что от взрослых он скрывается, а нападает только на женщин и детей. Не хочет же Рил, чтобы из-за его вредности и дальше погибали беззащитные фаргордские дети? Значит, он не должен мне мешать. Ведь если я появлюсь в лесу, медведь примет меня за безобидного ребенка и захочет съесть. Тут-то я и всажу ему меч прямо в глотку... или в сердце... или в брюхо, на худой конец. Объяснения сопровождались наглядной демонстрацией и больше походили на банальную детскую драку, поэтому разбуженный нашей возней Имверт, давно привыкший к моим методам доказывать свою правоту, не обратил на нас особого внимания, а просто перевернулся на другой бок и сонным голосом пообещал разбудить Дятла, если мы не угомонимся. Правда, к тому времени Рил уже сдался на милость победителя, и угроза кузена привела лишь к тому, что братишка молча, без возражений взял мой золотой обруч, чтобы в крайнем случае, если я вдруг срочно понадоблюсь отцу, сделать вид, будто он — это я.

У ворот замка меня постигла первая неудача — стражники наотрез отказались выпустить меня наружу. 'Приказ короля!' — бубнили они, хотя я был абсолютно уверен в том, что никакого приказа не было. Не мог же отец предвидеть, что его шестилетнему наследнику приспичит поохотиться на медведя. Стражники были большие и сильные, и я, оценив свои шансы проложить себе путь мечом как совершенно ничтожные, просто обругал их всеми плохими словами, какие только смог припомнить, и отправился в лес через подземный ход.

Подземный ход никем не охранялся. Снаружи заметить его было невозможно, а в самом замке путь к нему защищало несколько магических ловушек. Правда, если спускаться по лестнице, ведущей из храма богов Хаоса, можно было столкнуться с орками, охранявшими темницы и частенько, чтобы далеко не ходить, справлявшими в Священную Бездну свои естественные надобности. Оркам было строго-настрого запрещено даже близко подпускать меня к темницам, но меня это не особенно волновало. Все равно по этой лестнице я никогда не ходил. Там внизу не хватало столько ступенек, что попытка перепрыгнуть через этот провал для шестилетнего ребенка, даже такого ловкого, как я, была равнозначна самоубийству. Мой путь в подземный ход был гораздо быстрее, короче и удобнее. К тому же кроме меня о нем никто не знал, а если бы и знал, то все равно не смог бы воспользоваться. Это был узкий лаз, рассчитанный, пожалуй, на очень большую кошку или очень худого маленького мальчика, у которого самая толстая часть тела — это голова. Начинался этот лаз на верхнем ярусе подземной части замка, недалеко от винного погреба, и вел прямо в начало подземного хода, спускаясь вниз почти вертикально. Таких лазов в замке было несколько, и о них никто не знал. Я сам обнаружил один из них совершенно случайно, когда пытался изловить гремлина — они шныряют по замку, как крысы. Гремлин юркнул в лаз и сумел скрыться, а я получил возможность в течение всей холодной и скучной зимы изучать новые проходы. Что это такое, я так и не понял, то ли система вентиляции замка, то ли ходы, проделанные гремлинами, а может, гномы, которые строили замок пятьсот лет назад, пользовались ими, чтобы переговариваться между собой. Правда, невыясненное назначение совершенно не мешало мне пользоваться ходами до тех пор, пока я мог в них пролезть.

Протиснувшись в узкий лаз и оказавшись в темноте, я сразу почувствовал чье-то присутствие, а потом увидел невдалеке два светящихся зеленым, как у кошки глаза.

— Привет, — сказал я, не потому, что надеялся на ответ, просто привык болтать со всеми подряд, включая собак и лошадей.

— Привет, — неожиданно ответил гнусавый голосок. Я удивился, мне никогда не приходило в голову, что гремлины умеют говорить. А гремлин подошел поближе, шумно обнюхал меня и спросил:

— Яблок есть?

— Нет.

— Орехи-мед есть?

— Тоже нет.

— А что есть? — презрительно спросил гремлин.

— У меня? У меня есть настоящий меч! — гордо ответил я.

Гремлин обиженно хрюкнул и исчез в темноте, а я прополз вперед еще несколько шагов и покатился головой вниз по узкому, почти отвесному тоннелю. Когда я впервые попал в этот лаз и начал так падать, то, признаться, испугался от неожиданности, цеплялся за стены, а, приземлившись, расквасил себе нос, но сейчас я знал, что ждет меня внизу, и, когда спуск кончился, мягко упал на полусогнутые руки, перекувырнулся и вскочил на ноги, даже не ушибившись.

Мне стало весело — теперь меня уже никто и ничто не остановит! Издав боевой клич древних эльфов, я вытянул из-за плеча меч и, бешено вращая его над головой, вприпрыжку помчался по широкому мокрому коридору подземного хода.

На то, чтобы разыскать в лесу медведя, много времени не ушло. Как я и предполагал, он нашел меня сам, появился как из-под земли, поднялся на задние лапы и пошел навстречу, как ручной медведь бродячих артистов. Вот только морда у него была не добродушная, а оскаленная и слюнявая, да и размеров он был просто невообразимых. Самый высокий из известных мне людей был ниже его по крайней мере на массивную медвежью голову. Чем ближе подходил медведь, тем яснее мне становилось — о том, чтобы вонзить меч ему в глотку или в сердце, не стоит и мечтать, я просто не достану. Оставалось выпустить медведю кишки и ждать где-нибудь в безопасном месте, пока он после этого сдохнет. Я покрепче схватил меч двумя руками и с разбега всадил его в живот медведя, а сам получил такую увесистую оплеуху медвежьей лапой, что отлетел в сторону шагов на десять. Меч же, увязнув в толстом слое жира, некоторое время болтался из стороны в сторону, торча из медвежьего брюха, а потом отлетел в противоположном направлении, со звоном стукнувшись о ствол дерева. Медведь рассвирепел. Слюна капала из его пасти и почему-то дымилась. Он дико рычал, рвал когтями стволы деревьев, как будто они были мягкими, как ножки гигантских грибов, и неуклонно приближался ко мне. А мне было совсем не до него. Гораздо больше меня волновала потеря оружия. Потерять меч в бою! Большего позора я не мог себе представить. К тому же другой настоящий меч я смогу получить не раньше, чем через семь с половиной лет, когда мне исполнится четырнадцать и я смогу пройти обряд посвящения в воины.

Я стремглав проскочил почти под самой когтистой лапой медведя, чудом увернувшись от удара, и бросился к тому месту, где среди мха поблескивало лезвие меча. Но тут произошло непредвиденное. Я угодил ногой в один из тех медвежьих капканов, которые, по словам Крайта, были расставлены по всему лесу, с разбега свалился на землю и некоторое время лежал неподвижно. От боли в ноге я не мог пошевелиться. Это меня и спасло, ведь медведи не едят падаль, а я выглядел как мертвый.

Когда, немного придя в себя, я смог наконец осмотреться, то с удивлением увидел мелькающую среди стволов сосен белую мантию нашего старого учителя Филиана.

Когда-то Филиан был знаменитым эльмарионским мудрецом и лекарем и приехал в Фаргорд, чтобы помочь черному колдуну лечить отца. После того как Линделл сбежала из замка, а никто из учителей, нанятых дядюшкой Готридом, не смог вызвать у наследного принца, то есть меня, достаточного интереса или уважения, чтобы я соизволил не пропускать большую часть их уроков, Филиан по приказу отца стал нашим учителем. Славный был старикашка этот Филиан, хотя и мучил нас правилами этикета и грамматики, а когда был в хорошем настроении, пытался научить наукам, вообще не доступным пониманию, например, философии или алхимии. Зато ему никогда раньше не приходилось учить детей, и он обращался с нами совсем как со взрослыми. Мне это льстило, и я посещал его уроки, хотя, признаться, всегда был рад найти какую-нибудь уважительную причину, чтобы улизнуть в тренировочный зал к наемникам, на конюшню или просто в лес. Если уважительной причины не было и я пропадал просто так, Филиан всегда думал, что со мной что-нибудь случилось, меня кто-нибудь убил или похитил, и бросался на поиски. Наверно, в Эльмарионе было принято похищать принцев, и он к этому привык, а может, просто был такого плохого мнения о фаргордцах, что ожидал от них любого злодейства.

Вот и сейчас Филиан разыскивал меня. Он бежал по лесу старческой трусцой и кричал во весь голос: 'Принц Рикланд, ваше высочество, отзовитесь!' 'Что он здесь делает? — подумал я. — И почему я здесь лежу? И отчего так болит нога?' Но тут увидел медведя, направляющегося в сторону ничего не подозревающего Филиана, и ужаснулся. Ведь старик если и брал когда-нибудь в руки какое-нибудь оружие, то только нож, да и то лишь для того, чтобы заточить перо для письма.

Я попытался вскочить на ноги, от боли потемнело в глазах, но я пересилил себя и заорал изо всех сил:

— Лорд Филиан! Беги отсюда, здесь бешеный медведь! Приведи стражу!

Я еще что-то кричал, но Филиан или не слышал, или делал вид, что не слышит, и двигался прямо навстречу медведю. Так они и шли друг на друга, маленький щуплый старичок в белой мантии и огромный бешеный медведь с разинутой клыкастой пастью. Мне стало страшно, крик застрял в горле, я просто оцепенел от ужаса. Почему-то, когда что-то страшное происходит со мной, я почти совсем не боюсь, а вот если на моих глазах что-нибудь случается с другими... И почему этот медведь продолжает идти на Филиана, ведь вот же я, совершенно живой и никуда не денусь, потому что в капкане, а Филиан старый, костлявый и невкусный! И я не хочу смотреть, как его растерзает медведь!

Но Филиан внезапно совершил такое, чего я не только от него, но и вообще от кого бы то ни было не мог ожидать. Когда медведь подошел к нему вплотную, он стремительно сунул руку к нему в раскрытую пасть, столь же стремительно выдернул и проворно отскочил за дерево. В руке у него был зажат окровавленный кусок мяса, наверное, какая-то медвежья внутренность, а медведь взвыл, прошел по инерции еще насколько шагов, завалился на бок и затих.

Филиан брезгливо отшвырнул в сторону извлеченный из медведя орган, аккуратно, чтобы не запачкать свою белоснежную мантию, вытер руки о сырой мох, подошел ко мне и освободил из капкана.

— А вам, Рикланд, вместо того, чтобы бегать по лесу, стоило бы повторить правописание глаголов, чем вы и займетесь, как только окажетесь в замке, — невозмутимо, как будто вообще ничего не произошло, произнес Филиан.

— Как скажешь, лорд Филиан, — смиренно ответил я и в ответ на изумленный взгляд учителя, не привыкшего к такой покорности с моей стороны, печально вздохнув, объяснил: — Ты спас мне жизнь, и теперь она принадлежит тебе!

Я понимал, что обрекаю себя на годы мучений, но что делать, если этого требовал долг чести.

Говорят, перед смертью люди вспоминают всю свою жизнь. Не помню, кто это сказал, наверное, Роксанд, кто еще может знать, что люди вспоминают перед смертью? Я успел вспомнить всего одну историю из своего далекого детства, но зато во всех подробностях и за одно мгновение. После этого, мысленно поблагодарив старого Филиана за то, что тот сумел, как оказалось, научить меня хоть чему-то полезному, я вытряхнул из аспида его довольно неприятные на ощупь кишки и еще что-то, что попалось под руку.

Агония змеи длилась невероятно долго. Я даже засомневался, что она сдохнет раньше, чем я захлебнусь. Но в конце концов до змеи дошло, что, когда внутренности торчат изо рта, еда особенно ни к чему, а корчиться и извиваться гораздо удобнее, когда ничего не мешает, и я оказался на свободе. Правда, напоследок она стиснула меня так, что, когда я смог наконец встать на ноги и с хрипом вдохнуть воздуха, то уже не был уверен, остались ли у меня целые ребра. И еще я страшно устал. Устал настолько, что, пока выкарабкивался на берег, неоднократно срывался и сваливался в воду, хотя все, что от меня требовалось — это просто подпрыгнуть и подтянуться. Руки были какие-то чужие, особенно правая, на которой вспухли и горели огнем царапины от змеиных зубов. Да и вообще со мной творилось что-то неладное. Ужасно хотелось спать. В этом было что-то ненормальное. Обычно провести четверо суток без сна для меня так же просто, как дядюшке Готриду не заснуть во время завтрака, лишь на седьмые или восьмые сутки я начинаю засыпать на ходу, как кобыла старого торговца, который привозит в 'Сломанный меч' дешевое вино. Сейчас же я чувствовал себя гораздо хуже старой клячи. Та по крайней мере могла во сне ходить, да еще тащить за собой груженую телегу, я же, как только оказался на сухом каменном полу, возвышавшемся над водой, свалился на него и заснул, не обращая внимания на ледяную воду, лившую с меня водопадом.

Трудно сказать, сколько времени я проспал, судя по количеству приснившихся мне кошмаров, целую вечность. Проснулся я, как обычно, от собственного крика, когда на моих руках, в который раз, умер Рил. Реальность упорно не хотела возвращаться. Все вокруг было в каком-то тумане, а в ушах продолжал звучать жалобный голосок братишки: 'Во имя всех богов, Рик, только не засни опять! Беги быстрей по коридору, там выход!'

Я с трудом поднялся на подгибающиеся ноги, сокрушенно отметив, что правой руки у меня, судя по всему, больше нет, а вместо нее из рукава торчит нечто невероятно распухшее, ничего не чувствующее и абсолютно не желающее мне повиноваться. Признаться, мне это очень не понравилось, все-таки моя правая рука — это моя правая рука, я ее люблю, и она мне просто необходима. Я собрал все силы, которых к тому времени осталось не слишком много, и бегом бросился по длинному, уходившему куда-то вниз коридору, на стенах которого какой-то древний эльфийский художник изобразил эпизоды из множества неизвестных и нескольких известных мне легенд. Я бежал, пока не оказался в небольшом, но очень красивом зале с резными стенами и мраморным полом, покрытым толстым слоем пыли. Зал был пуст, лишь под потолком примостилось несколько спящих летучих мышей. Посреди зала возвышалась круглая площадка, на которой светился синим светом огромный огненный шар. Такой шар на мгновение появляется вокруг Черного колдуна или Энди, когда им надо срочно исчезнуть. 'Значит, это и есть выход, будь он трижды проклят!' — зло подумал я.

Как же мне не хотелось лезть в эту магическую штуковину! У меня даже мелькнула шальная мысль вернуться обратно в разрушенный храм и попытаться расчистить до конца проход, но распухавшая на глазах и потерявшая чувствительность правая рука с ходу отвергла такой вариант. С обреченностью человека, который знает, что его ведут на пытку, я поднялся по ступеням и шагнул в середину синего свечения. Уши заложило, к горлу подступил комок, и я провалился во тьму.

Глава 10 ЖРЕЦ СВЕТЛЫХ БОГОВ

Когда я очнулся, первое, что я увидел, было лицо склонившегося надо мной эльфа. То, что тот пытался разжать ножом мои стиснутые зубы и влить мне в рот какую-то гадость, я понял лишь после того, как с трудом проговорил:

— Где я? — и жгучая жидкость тут же оказалась во рту. От приступа тошноты меня чуть не вывернуло наизнанку, но в желудке было пусто, как в кармане у орка, идущего из кабака.

— Ты в храме Светлых богов, юноша, — любезно объяснил эльф. — Я — Вальдейн, жрец этого храма.

— Какого лысого демона... то есть, как я здесь очутился? — Распухший язык еле поворачивался во рту, и у меня получилось нечто нечленораздельное.

Но Вальдейн понял. Он поморщился, как будто у него заболел зуб, но потом его лицо снова приобрело приветливое выражение, и он, пожав плечами, сказал:

— Я думаю, ты попал сюда через врата быстрого перемещения, а вот каким образом, этого я и сам не могу понять. Врата не действуют уже несколько веков, с тех самых пор, когда король Кирдант разрушил храм в Инеистом лесу.

У жреца были пепельные волосы, серебряная мантия и на шее золотой медальон в виде солнца, который так и норовил стукнуть меня по носу, когда эльф наклонялся. В остальном же он мало чем отличался от эльфов, привозивших вино в Черный замок.

До сих пор мне ни разу не доводилось встречать жрецов Светлых богов, хотя из болтовни в 'Сломанном мече', складывалось впечатление, что от них лучше держаться подальше. Сразу вспомнилась история о лорде, который после общения с одним из таких жрецов раздал все свое богатство беднякам и ушел бродить по стране, питаясь подаянием и повсюду прославляя Светлых богов. В общем, свихнулся, бедняга. Еще рассказывали про одного наемника, служившего отцу еще до моего рождения. Отец приказал ему схватить какого-то преступника, но тот скрылся от него в храме Светлых богов. Естественно, наемника это не остановило. Большинство наших воинов начисто лишены предрассудков по поводу святости храмов. Но, едва переступив порог, он оказался во власти жреца, который заставил его поклясться не брать в руки оружия. Не знаю, как он это сделал, но, по утверждению Болтуна, эти жрецы умеют колдовать, не произнося заклинаний, одним только взглядом. Посмотрят на человека, и он начинает думать и говорить то, чего они хотят. Вполне возможно, что все эти истории сочинил Болтун или Брикус, но от этого они не становились менее правдоподобными. Я и сам неоднократно видел людей, которые с горящими глазами взахлеб восхваляли Светлых богов, проповедовали учение, согласно которому любить надо всех подряд, включая орков, троллей, кровососущих насекомых и кузена Имверта, и расписывали счастливую, по их мнению, а по-моему невероятно скучную жизнь в Лучшем мире, куда после смерти попадут их последователи.

Становиться религиозным фанатиком я не собирался, поэтому на всякий случай решил убраться из храма как можно скорее. Я попытался встать, но едва приподнял голову, как окружающий мир поплыл перед глазами. Так и не сумев разобраться, где верх, а где низ, я снова рухнул на пол. Правая рука не подавала признаков жизни, и это меня страшно огорчило, хотя никакой боли я не чувствовал, только слабость, головокружение и дурноту, которые всегда бывали спутниками моего общения с магией.

— Я — Рик, — с трудом промямлил я. — Ты можешь послать кого-нибудь в Черный замок, чтобы мне привели коня?

Я не стал говорить Вальдейну свое полное имя, уж слишком многие мечтали меня убить, чтобы я мог себе позволить представляться первому встречному, находясь в таком полудохлом состоянии. Взять, к примеру, дядюшку Готрида. Сам он, естественно, со мной не связывался, но зато тайком от короля назначил за мою голову, причем только за голову, обязательно отдельно от туловища, награду, которую время от времени удваивал. Очередное увеличение награды обычно вызывало у меня и моих друзей приступ бурного веселья. Сумма, которая была назначена за меня ко времени моей встречи с эльфийским жрецом, несколько превышала все состояние дядюшки Готрида, включая его замки и земли. Так что можно было считать, что я ценился не на вес золота, а в несколько раз дороже. У Готрида, конечно, был свой резон: если я бы исчез, он остался бы ближайшим королевским родственником мужского пола и соответственно унаследовал бы корону. Правда, среди охотников за наградой мне ни разу не попадались эльфы, да и жрецы Светлых богов, насколько я знал, были ярыми противниками убийства. Но, валяясь на полу, я мог видеть только потолок, несколько колонн да Вальдейна и совершенно не был уверен, что в храме, кроме него, нет ни души.

Между тем Вальдейн задумался, как будто что-то припоминая или подсчитывая в уме.

— Должен огорчить тебя, Рик, — сочувственно вздохнул он, — до Черного замка не меньше десяти дней пути. К тому же, кроме меня, в храме никого нет, да и, судя по твоему виду, вряд ли ты сможешь держаться в седле. Боюсь, тебе придется провести здесь дней десять-двенадцать, пока ты не сможешь ходить сам.

Я не удивился — когда сталкиваешься с магией, может случиться что-нибудь и похуже.

— Я смогу ходить сам через час, — уверенно пообещал я и снова потерял сознание.

Ходить через час я не смог, а болел долго и тяжело, то и дело проваливаясь в беспамятство и ощущая в короткие мгновения сознательной жизни, как постепенно теряют способность двигаться руки и ноги, как невозможно трудно дышать, а тусклый свет, пробивающийся в узкое окошко комнаты, куда перенес меня эльф, невыносимо режет глаза. Длились эти мучения целую вечность. Иногда появлялся Вальдейн. Он возникал совершенно бесшумно, как Роксанд, приносил какое-нибудь снадобье или осторожно присаживался на корточки и пытался меня ободрить. Он уверял, что отлично разбирается в целительстве, знает более ста противоядий, что у меня сильный организм и что Светлые боги обязательно услышат его молитвы и помогут меня вылечить. Глаза Вальдейна светились такой добротой и уверенностью, что очень хотелось ему верить. Правда, я сильно сомневался в том, что Светлые боги станут исцелять принца из рода проклятых королей, того, кто никогда в жизни не молился никаким богам вообще, а если и упоминал их, то лишь для того, чтобы вставить в какое-нибудь изысканное ругательство, но решил не делиться с Вальдейном своими соображениями. Просто послушно пил какие-то дымящиеся жидкости из серебряного кубка.

В один прекрасный день я, наконец-то, почувствовал себя живым. Чрезвычайно довольный Вальдейн, напоив меня очередным отваром, вкуса которого я не распробовал, потому что давно перестал вообще ощущать вкус, и пощупав мой лоб прохладной ладонью, радостно проговорил:

— Хвала Светлым богам, наконец-то тебе полегчало! А я, признаться, уже начал думать, что боги оставили тебя. Я четыре дня молился, чтобы они послали тебе исцеление, но все было впустую. Тебе становилось все хуже и хуже. Я не знал, чьи ядовитые зубы оставили следы на твоей руке. Пришлось перепробовать все известные мне противоядия — ничего не помогало. Яд убивал тебя день за днем, а я был не в силах тебе помочь. Но я ни на мгновение не сомневался в том, что боги милостивы, и продолжал молиться. И вот вчера во сне мне явилась прекрасная богиня Земли и Плодородия. Она подсказала мне рецепт противоядия, и скоро ты будешь здоров. Возблагодари богов, Рик из Черного замка!

Заплетающимся языком я выговорил: 'Спасибо!' неизвестно кому, Вальдейну или его Светлым богам, потом собрался с силами, снял с исхудавшего пальца всё еще бесчувственной правой руки самый большой бриллиант и протянул эльфу. На большее силенок не хватило, перстень выпал из непослушных пальцев и звякнул о каменный пол.

— Не делай глупостей, принц Рикланд, — сердито сказал Вальдейн, поднимая перстень. — Это же настоящий бриллиант! Вы, люди, готовы убить за такой камень, а ты собираешься отдать его за пустяковую услугу. Поверь, я вылечил тебя не ради награды. Мое предназначение — помогать каждому нуждающемуся в помощи. Такова воля Светлых богов. Я не могу взять этот перстень!

'Хорошая религия, — подумал я. — Особенно для других'. А вслух сказал:

— Это не тебе, а твоей прекрасной богине.

Интересно, откуда он узнал мое имя, мучительно соображал я. У меня, конечно, неважная память на лица, но знакомого эльфа я бы как-нибудь запомнил. Не так уж много эльфов я встречал в своей жизни.

— Как ты узнал, кто я?

— Нетрудно было догадаться, кто такой Рик из Черного замка, который может себе позволить подарить перстень, за который можно купить несколько фаргордских деревень со всеми жителями, и носит на голове золотой обруч наследного принца. Неужели ты думаешь, что за семьсот пятьдесят лет своей жизни я никогда не видел эту реликвию? А этот ужасный рисунок у тебя на плече — это ведь не татуировка, а родимое пятно — знак проклятия, не так ли? К тому же, — эльф порылся в складках одежды и достал старинную золотую монету с изображением короля Ознабера, основателя Фаргорда, — посмотри на этот портрет. Тебе никто не говорил, что портрет на монете как две капли воды похож на тебя?

Я неуклюже взял монету левой рукой и стал внимательно рассматривать портрет Ознабера, хотя видел его тысячу раз и не только на монете, но и на стенах в тронном зале и в собственной Закатной башне, где до смерти Роксанда находились королевские апартаменты. Ни капли не похож! Как может портрет величественного короля, с бородой и усами, походить на мою вечно ухмыляющуюся физиономию, украшенную косым шрамом? Не иначе этим эльфам все люди кажутся на одно лицо, как нам, людям, орки. Или Вальдейн просто решил поиздеваться? Я вздохнул и молча отвернулся. Монета выпала из руки и закатилась в щель.

На следующий день я поднялся с постели, сделал два шага и замер посреди комнаты, ища глазами, за что бы схватиться, чтобы не свалиться на пол. В таком беспомощном состоянии меня и застал Вальдейн.

— Куда это ты собрался? — удивился он. — Ты еще слишком слаб, чтобы ходить Так что изволь вернуться в постель!

— Не хочу! — заупрямился я. — Сколько можно лежать! Это вы, эльфы, живете так долго, что можете себе позволить валяться в постели сколько угодно, а у меня, извини, на это просто нет времени! Сейчас я должен вернуться в замок и как можно скорее. — Я прекрасно понимал, что не в состоянии пройти и нескольких шагов, не то что вернуться в замок, но гордость не позволяла признаться в этом Вальдейну, и я, собрав все оставшиеся силы, сделал еще шаг по направлению к двери.

— Так и явишься в замок без штанов? — усмехнулся эльф.

Я тупо уставился на свои босые ноги. Ног было то две, то четыре, то снова две. Голова кружилась, штанов действительно не было, а надетая на мне рубашка была чужая — белая тончайшая эльфийская рубашка, едва прикрывающая интимные места. Ни один уважающий себя человек не стал бы разгуливать в таком непотребном виде.

— Проклятие! — процедил я сквозь зубы, сваливаясь в постель, которая, несмотря на все затраченные мной на ходьбу усилия, оказалась не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки, и натягивая здоровой рукой одеяло до самого подбородка. — Куда ты задевал мою одежду, бесстыжий эльф?

— Я всего-навсего высушил ее, неблагодарный человек, — в тон мне ответил Вальдейн, а потом улыбнулся и заметил: — Все фаргордские принцы одинаковы, совершенно не выносят вида собственных голых коленей!

— Можно подумать, что ты знал всех фаргордских принцев! — фыркнул я.

— Нет, что ты, только тех, которые воевали в этих краях, а их за пятьсот лет существования в Фаргорде королевства людей было всего трое, да еще принца Орсенда. Несколько лет я был его наставником.

— Это того, который собрал армию из крестьян и семь лет держал в осаде Черный замок? Разве ты не всегда был жрецом этого храма? Ты что, жил в Черном замке? — Я засыпал Вальдейна вопросами, забыв даже, что сержусь на него за то, что он спрятал мою одежду. Я обожал истории про своих предков и хотел вытянуть из эльфа как можно больше.

— Жрецом я тогда уже был, — остановил поток моих вопросов Вальдейн. — Незадолго перед тем, как был разрушен храм в Инеистом лесу, через те же врата, что и ты, прошел маленький мальчик. Он сказал, что отец-король преследует его и хочет убить. Я оставил его у себя и воспитал как собственного сына. Только одного я не смог ему внушить — что не стоит мстить отцу и бороться за престол. Повзрослев, он собрал армию, отвоевал Черный замок и убил своего отца. Я был в ужасе, что вырастил такое чудовище. Я скорбел несколько лет, пока один мудрый старец, зашедший в храм, не рассказал мне историю о проклятии, преследующем ваш род.

Рассказ Вальдейна напомнил мне балладу, которую я слышал от Брикуса, когда он однажды взялся мне доказывать, что в нашем роду не только дети убивают отцов, но и отцы детей.

В династии великих королей,

Что правят Фаргордом веками,

Прославившихся ратными делами,

Был Кирдант по прозванию Злодей,

Прославившийся трусостью своей.

Король, что никогда не воевал,

Бесчисленную армию имея,

Чтоб только защитить себя, злодея,

Он всех, кого изменником считал,

Казнил, гноил в темницах и пытал.

Страшней врагов, предательства страшней

Ему проклятье древнее казалось,

Ведь жизнь всех венценосцев обрывалась

По воле злой их старших сыновей.

И Кирдант не желал иметь детей.

Так жил бы злобный Кирдант до седин,

Своей никчемной жизнью дорожа

И по ночам от ужаса дрожа,

Когда жена постель делила с ним,

Но все же у него родился сын.

Судьбу свою решил он изменить,

Едва завидев знак проклятья рода,

И, скрыв рожденье сына от народа,

Он приказал наследника убить,

Чтоб самому до старости дожить.

Летели годы длинной чередой,

Король спокойно в Черном замке правил,

Надеясь, что судьбу свою исправил,

Но спор, увы, не выиграть с судьбой,

И у него родился сын другой.

Король сперва душой возликовал,

Ведь был проклятьем древним одержим

До сей поры в роду лишь старший сын.

Он думал, что с себя проклятье снял,

Но снова знак зловещий увидал.

Ну что ж, король не долго размышлял,

Как снова обмануть судьбу-злодейку,

И перерезать тоненькую шейку

Он преданным вассалам приказал,

А вечером устроил пышный бал.

Проходят годы, быстро жизнь течет,

И снова злого Кирданта жена,

Что с горя чудом не сошла с ума,

В смертельном ужасе ребенка ждет

И на обман с отчаянья идет.

Как сына ей родить пора пришла,

Из замка убежала королева,

Дитя спасая от неправедного гнева,

Его в эльфийском храме родила,

На воспитанье жрицам отдала.

Неспешно в Черном замке жизнь текла,

Принц подрастал у жриц на попеченье,

А девочка из ближнего селенья,

Что королева у крестьян взяла,

Для короля принцессою была.

Но тайну королевы разузнал —

О том, что принц принцессой подменен

Крестьянин, что был щедро награжден

За то, что в замок дочь свою отдал.

И королеве угрожать он стал.

Сперва он только золота хотел,

Грозя, что тайну королю расскажет,

Коль королева наглецу откажет,

Впоследствии, когда разбогател,

Просить стал титул, замок и надел.

Увы, но эту милость для него

Пришлось жене просить у короля.

Ведь титулы, и замки, и земля

Во власти были короля лишь одного,

Указов нет без подписи его.

Король тогда задумался всерьез,

Чем дровосек награду заслужил?

Он тут же заговор предположил

И вызвал шантажиста на допрос,

Чтобы по-своему решить вопрос.

Едва лишь в руки палача попал,

Ловкач до полусмерти испугался.

Он ни угроз, ни пыток не дождался,

Покорно в ноги королю упал

И, плача, все, что ведал, рассказал.

Очередного сына погубить

Король опять задумал и ко храму

Отправил свою верную охрану

С приказом четким — мальчика убить,

Разрушить храм, а светлых жриц казнить.

Но только принца в храме не нашли,

А жрицы, что ребенка укрывали,

Так злому королю и не сказали,

Где его сына спрятали они,

И за молчание на смерть пошли.

И вот с землей сровняли древний храм,

Жриц в озере топить пытались,

Но те в воде в русалок превращались,

Молитвы вознеся своим богам.

Живут русалки и поныне там.

Наследник, что потерян в детстве был,

Вернулся за короной через годы,

Собрав большое войско из народа,

Он с боем Черный замок захватил

И Кирданту-злодею отомстил.

Об этих днях старинное преданье

Хранят русалки в озере Священном.

И ходит слух — за храма разрушенье

Понес жестокий Кирдант наказанье,

Но, где скрывался принц, молчит сказанье.

Утром Вальдейн вернул мне одежду и позволил встать. Правда, до его прихода я уже успел пройтись по комнате, умыться из бронзового кувшина, видимо, специально для этой цели подвешенного над серебряной чашей размером с ведро, с двумя ручками по бокам, расчесать пятерней спутанные волосы и даже, несмотря на протесты не желающей подчиняться правой руки, несколько раз подтянуться на деревянной балке под потолком, на которой эльф развешивал сушиться всякие травы.

Кроме одежды, Вальдейн принес ягод, орехов и глиняный кувшин, не иначе как с эльфийским вином.

— Как, ты уже проснулся? — удивился эльф. — После отвара сон-травы ты должен был спать еще два или три часа.

— У меня бессонница, — отшутился я. К сожалению, никакое снадобье не могло избавить меня от кошмаров, каждый раз заставлявших просыпаться с криком, но я всегда считал это своими личными трудностями и не собирался посвящать в них эльфа.

Одевался я долго, как придворная дама на бал. От помощи Вальдейна я отказался, а пальцы правой руки упорно не желали слушаться, но все же мне кое-как удалось справиться с многочисленными завязками и застежками, которыми, к моему великому удивлению, изобиловала моя одежда. Раньше я никогда их не замечал, застегивая машинально, иногда на бегу.

Заглянув в кувшин, я не смог скрыть разочарования. В нем оказалось молоко.

— Я догадываюсь, что принцы в Черном замке завтракают мясом и вином, — улыбнулся эльф, — но мяса я тебе предложить не могу, Светлые боги не одобряют убийства, даже если это всего лишь убийство животных. А вином я, пожалуй, тебя угощу, но только вечером, если ты, конечно, не уйдешь, как собирался. В погребах храма есть отличное старое вино, которое тебе вряд ли доведется попробовать дома. Такое удачное вино эльфы никогда не продают ни людям, ни гномам.

Предложение Вальдейна заставило меня задуматься, как скоро я хочу вернуться в замок. С одной стороны, отец обещал устроить турнир и вручить меч 'Пламя дракона' победителю, а с другой, я сомневался, что в моем теперешнем состоянии я смогу претендовать на победу, разве что турнир устроят между детьми ползункового возраста. К тому же эльф до сих пор не предпринимал попыток склонить меня к своей религии. И я решил попользоваться его гостеприимством еще некоторое время, пока не наберусь сил или пока мне не наскучит его общество.

Своим обществом Вальдейн мне не досаждал. Он целый день был поглощен какими-то обрядами, и я, воспользовавшись его отсутствием, вышел из успевшей изрядно надоесть тесной каморки и отправился в лес.

Лес был незнакомый, какой-то чужой. Вокруг не росло ни единой сосны. Попадались ели, березы, осины и дубы, но ни одной, даже самой маленькой сосенки. Совершенно лысая земля, темневшая под ногами, была кое-где усыпана еловой хвоей и прелыми листьями. Никакого мха не было и в помине. Такого леса я еще не встречал. Уж мох, по крайней мере, был везде. Я вообще не мог себе представить лес без мха.

Я обошел вокруг храма, а потом залез на ближайшее высокое дерево, чтобы сверху осмотреть окрестности.

Лес уходил во все стороны зелеными волнами, и нигде не виднелось ни единого замкового шпиля. Зато на юге я увидел горы. Они возвышались почти до неба и закрывали весь горизонт. Так близко от гор я не был еще никогда. Из Черного замка их вообще не было видно, а с самой высокой башни замка Урманда они казались не больше болотных кочек. Вершины гор были все белые и исчезали среди цепляющихся за них облаков. Спустившись с дерева, я уже ни о чем не мог думать, как только о горах. Я уже знал, что в Черный замок попаду не через десять дней, а значительно позже, только после того, как дойду до гор и, может быть, поднимусь на вершину и посмотрю поближе на облака. А вдруг мне удастся влезть на одно из них и проверить, действительно ли там живет великан, как рассказывалось в детской сказке, или это все выдумки нашей кормилицы.

Храм, куда я зашел только под вечер, мало отличался от других подобных заведений. Это было одно из строений древних эльфов, сложенное из огромных плит белого мрамора, вся обстановка внутри которого явно была предназначена для того, чтобы человек почувствовал свою ничтожность. Крыша храма возвышалась над кронами деревьев, зал был круглый, шириной, наверное, шагов двести, если не больше, и почти пустой, если не считать многочисленных колонн и четырех статуй вдоль стен, по-видимому, изображавших богов. Статуи были огромные, почти до потолка, и совершенно белые, кроме глаз, которые казались живыми на неподвижных мраморных лицах. Их взгляд пронизывал меня, в какую бы сторону я ни пошел. Казалось, Светлые боги следят, как бы я чего не испортил в их храме.

Я медленно обошел храм, рассматривая статуи. В святилище богов Хаоса в Черном замке никаких изваяний не было. Считается, что боги Хаоса безлики, вернее, могут принять любой облик, какой захотят. Интересно, откуда эльфы узнали, как выглядят Светлые боги? Разве могут боги быть похожи на огромных эльфов? Или это тоже просто одно из их обличий, которое строители храма увидели во сне, как Вальдейн прекрасную богиню Земли, чье изваяние приветливо улыбалось мне с высоты своего гигантского роста. Нетрудно было догадаться, что именно эта статуя принадлежит богине Земли и Плодородия. У ее ног расстилался целый миниатюрный сад. Здесь были и цветы, и ягоды, и грибы, и даже крохотные деревья с какими-то невиданными плодами. У подножия других статуй тоже располагались символы их стихий: у ног богини Воды бил фонтан, перед богом Огня прямо на каменном алтаре горело неугасимое пламя. Только перед богом Воздуха возвышалась пустая каменная площадка.

— Когда-то здесь были врата быстрого перемещения, — сказал подошедший Вальдейн. — Именно отсюда ты и появился, можно сказать, из пустоты, из вспышки магического света.

— Скажи, Вальдейн, а зачем эльфам понадобились эти врата?

— Как зачем? Чтобы быстро перемещаться на большие расстояния.

— Я не об этом. Я ведь, чтобы найти эти врата, сначала свалился в колодец, потом брел по воде. Heужели эльфы не могли устроить их прямо в храме, как здесь?

— Хорошо, я расскажу тебе. Все равно врата больше не действуют и уже не понадобятся эльфам.

Раньше Фаргорд был страной эльфов. Люди появились намного позже. Они пришли со стороны гор. С ними пришли гномы, которые построили Черный замок, вырезав его прямо из скалы, возвышавшейся посреди озера. Перворожденные эльфы помнят, что это была даже не скала, а огромный камень, который прилетел с неба и пробил землю, и потом на этом месте образовалось озеро. Этот камень послали боги Хаоса, чтобы уничтожить эльфов, но великий маг Келориэль отвел проклятие от своего народа. Огненный камень упал на земли черных колдунов, заселенные в основном орками, и лес от реки до реки выгорел дотла. На этом месте и вырос потом Инеистый лес. Но это было более тысячи лет назад, а я рассказываю о временах не столь отдаленных.

Король Ознабер, на которого ты так похож и которого вы называете основателем Фаргорда, на самом деле основанного за двенадцать веков до его рождения, решил, что страна по праву принадлежит ему. Сначала эльфы не обращали на людей особого внимания. Инеистый лес мы недолюбливали. Там постоянно чувствовалось присутствие Темных сил, возможно, из-за черных колдунов, которые устроили там свое святилище еще в те давние времена, когда с неба упал Черный камень.

Ознабер быстро нашел общий язык с черными колдунами, и вместе они начали завоевание Фаргорда, медленно, но верно вытесняя эльфов все дальше и дальше на запад. После его смерти за мечи взялись его потомки. Некоторые короли заключали краткое перемирие, но общая тенденция была ясна, Фаргорд больше не был страной эльфов. Во время одного из перемирий эльфы задумали укрепиться около Черного замка, решив, что, разрушив замок, они избавятся от значительной части угрозы. Ведь в замке было святилище Темных богов, помогавших людям. Правивший в то время король позволил эльфам построить свой храм и посадить Священную рощу. Когда храм был построен, в нем соорудили скрытую подземную часть. Попасть внутрь можно было только через тайный ход, замаскированный под колодец. Этой части храма отводилась особая роль, оттуда должна была появиться эльфийская армия, чтобы неожиданно для врага напасть на Черный замок. Как раз для того, чтобы переправить в храм армию, и были созданы врата, через которые ты прошел. Их создавали общими усилиями все эльфийские волшебники, жившие в те времена. Чтобы не возбуждать подозрений, в храме служили только молодые жрицы под началом перворожденной эльфийки, которая уже тогда выглядела старой. Но планам эльфов не суждено было сбыться. Вратами пользовались редко, только для нужд храма, а сильную армию, способную захватить и разрушить Черный замок, эльфам не удалось собрать. Так храм и простоял, пока король Кирдант не приказал сровнять его с землей. Зачем королю понадобилось уничтожать храм и что стало с жрицами, я не знаю, могу только догадываться, что это как-то связано с принцем Орсендом.

Вот и все, что я знаю о храме в Инеистом лесу, — закончил Вальдейн.

— А почему вы называете сосновый лес Инеистым?

— Не любой сосновый, а только тот, что около Черного замка. Сам я никогда там не был, но кто был, рассказывают, что там даже летом на земле и деревьях иней.

— Это мох такой, — рассмеялся я, — белый. А на деревьях лишайники. Ты что, никогда не видел?

— Мох в лесу должен быть зеленый и на деревьях должны расти листья, а не лишайники.

Глава 11 ПРОРОЧЕСТВО БЕЛОГО МАГА

Вечером, когда мы с Вальдейном и бутылкой старого эльфийского вина расположились у священного огня в храме, после нескольких глотков этого божественного напитка, ставшем почему-то невероятно уютным, я спросил у эльфа о дороге в горы.

— Отсюда ты прямиком попадешь в ущелье Потерянных Душ. Это гиблое место. Во времена войны людей с темными эльфами там произошла кровопролитная битва. Две армии полегли в ущелье почти полностью. Люди и эльфы так и остались непогребенными, а их души до сих пор не могут найти успокоения. Говорят, каждый человек, попадающий в ущелье, теряет свою душу, оставляет ее там.

— Кажется, я знаю, где ущелье Потерянных Душ. Оно изображено на карте, которая висит в моей комнате, если это действительно, то место, где была битва между Роксандом Вторым Красивым и королем темных эльфов.

— Да, это то самое место. Значит, и место, где стоит храм Светлых богов, должно быть на этой карте.

— Точно, вспоминаю, — обрадовался я. — Там нарисовано солнце. Я спрашивал у Роксанда, что это такое, а он сказал, что храм.

— У какого Роксанда?

— Того самого, естественно, Второго Красивого. Он сейчас призрак, не хуже тех, из ущелья.

— Ты умеешь разговаривать с призраками?

— А чего тут уметь? — засмеялся я. — Им только дай волю, до смерти заболтают! Этот Роксанд как начнет вечером говорить, так только на рассвете замолкает.

— Я знал Роксанда Второго, — задумчиво проговорил Вальдейн. — Когда я вспоминаю о нем, меня всякий раз мучает совесть. Через несколько дней после решающей битвы в ущелье Потерянных Душ сюда в храм прибрел смертельно раненный воин. Во времена войн жрецы храмов всегда старались исцелять раненых, но этот был безнадежен. Он умер у меня на руках и перед смертью умолял, чтобы я во что бы то ни стало передал его королю, Роксанду Второму одну вещь, которую он добыл у темных эльфов ценой своей жизни. Я пообещал бережно хранить этот предмет и отдать королю Роксанду при первой же возможности, но Роксанда убили раньше, чем мне представился случай выполнить обещание.

Вальдейн вышел из храма и вернулся, держа в руках небольшую, не длиннее ладони, золотую вещицу, похожую на миниатюрный жезл, увенчанный оскаленной волчьей головой и украшенный самоцветами.

— Возьми, — сказал он, протягивая мне жезл. — Не думаю, что эта вещь пригодится призраку короля Роксанда Второго, но, возможно, тебе, его потомку, она принесет хоть какую-то пользу, недаром умирающий человек сказал, что Роксанд Второй готов отдать за нее все свои сокровища.

Жезл оказался очень легким, золотой предмет такой величины должен был бы весить значительно больше, если, конечно, внутри не находится тайник. Я повертел жезл в руках, надавил на рубиновые глаза волка, повернул вбок его голову. Раздался щелчок, и мне на колени с легким шуршанием выпал свернутый в трубочку пергамент, невероятно похожий на тот, что я нашел в библиотеке.

Вальдейн удивленно поднял брови:

— За двести лет мне ни разу не пришло в голову, что жезл можно открыть. Я думал, это символ власти или что-то подобное. Как ты узнал о тайнике? Тебе рассказал призрак?

— Нет, просто мне захотелось посмотреть, что там внутри...

У меня редкостная способность находить тайники и клады. В детстве я увлекался поисками сокровищ, потом мне это наскучило, но привычка по мельчайшим деталям определять, где находится тайник, осталась.

Карта на пергаменте, выпавшем из жезла, похоже, была составлена тем же картографом; что и карта из библиотеки. Во всяком случае, надписи были сделаны тем же почерком. Я достал из кармана мятый кусок пергамента, который Вальдейн не удосужился выложить, когда сушил мою одежду, и сложил две карты вместе. Совпадение было потрясающим. Казалось, кто-то разрезал одну карту пополам, а теперь она снова оказалась целой. Даже эльфийские письмена превратились в длинные и ровные строчки, а на карте появился какой-то город, со всех сторон окруженный горами. На карте в моей спальне такого города не было. В Фаргорде вообще не было городов, они были только в Эльмарионе, но зато там не было гор.

— Ты не мог бы прочесть, что здесь написано? — попросил я Вальдейна.

— Ты что, не умеешь читать? — изумился он.

— Умею, конечно, но только не по-эльфийски.

Эльф осторожно взял пергамент, как будто он мог рассыпаться от его прикосновения, аккуратно состыковал оба кусочка на каменном постаменте бога Огня и сообщил:

— Здесь изображена карта, а надписи — это пояснения к ней.

— Не надо объяснять мне очевидных вещей, лучше читай поскорей!

— Хорошо, — согласно кивнул Вальдейн и начал бегло читать на певучем и невероятно красивом эльфийском языке, из которого я не понимал ни слова,

— А теперь, пожалуйста, все сначала, и по-человечески, — сказал я, когда эльф закончил. — Из эльфийского языка я знаю только официальное приветствие, а среди того, что ты мне прочел, его не было.

— Я всегда считал, что эльфийский язык входит в программу обучения юных принцев.

— К сожалению, программа обучения юных принцев прошла мимо меня, — ухмыльнулся я.

— По твоему тону не скажешь, что ты об этом сожалеешь.

— Только не надо читать мне мораль, этим и так занимаются все кому не лень! Лучше переведи пергамент.

Вальдейн опять склонился над картой.

— Сначала я переведу тебе надписи на карте. Вот этот город называется Кер-Иналиэн, что значит город за облаками. Если мне не изменяет память, так называлась древняя столица Эльмариона, исчезнувшая с лица земли пятьсот лет назад во время страшного землетрясения.

— Ты хочешь сказать, что это Затерянный город? — Я даже вскочил от возбуждения.

Затерянный город искали сотни лет. О его несметных сокровищах ходили легенды. Но главное в другом: древнее пророчество гласит, что проклятие с нашего рода будет снято человеком, нашедшим Затерянный город.

— Затерянный город — это легенда, придуманная людьми, — охладил мой пыл Вальдейн. — Люди не могут смириться с потерей сокровищ Кер-Иналиэна и надеются, что город не разрушен, а позабыт из-за проклятия Данквила. Хотя, возможно, город и в самом деле сохранился. Единственная дорога к нему из Эльмариона проходила через узкое ущелье. Видишь, здесь на карте оно названо Верный Путь. Во время землетрясения горы вокруг ущелья сомкнулись, и дорога исчезла. Этой карте явно больше пятисот лет, и она несколько устарела.

— Значит, теперь это никому не нужный кусок кожи? — разочарованно протянул я.

— Трудно сказать. Дело в том, что эта карта вовсе не показывает путь в Кер-Иналиэн. Она нарисована, чтобы показать тайный ход из Кер-Иналиэна куда-то еще. Но карта не полна, здесь не хватает еще нескольких частей. Видишь, путь, обозначенный точками, упирается в край карты.

Вальдейн перевел мне названия, которые на карте имела почти каждая гора и долина, и начал читать пояснения:

— 'Проход в долину Цветущего Хмеля находится за крайней левой бочкой в винном погребе гостиницы 'Три голубя', что у подножия скалы Колпак Гнома.

На перевал Поющих Ветров можно попасть, переплыв озеро Уснувшей Звезды.

Пещера у входа в долину Троллей пустует только на закате.

Начало тропы через Скалистый кряж скрыто зарослями кизила... '

По мере того как Вальдейн читал, я пытался сопоставить все это с картой, но вскоре маршрут, обозначенный на ней, уперся в потрепанный край пергамента, а Вальдейн все продолжал говорить про какие-то долины и перевалы. Потом началось описание запутанного лабиринта с множеством ловушек. После подробного объяснения, как миновать сваливающуюся на голову путешественникам необъятную каменную глыбу, Вальдейн свернул обе карты и протянул мне.

— На этом записи обрываются, — сказал он. — Может, тебе посчастливится и ты найдешь продолжение, а лучше всего расспроси об этой карте у призрака короля Роксанда Второго. Я думаю, ему будет что рассказать тебе, если, как ты утверждаешь, ты можешь с ним говорить. А откуда у тебя вторая часть карты, если не секрет?

Я начал рассказывать, но внезапно нашу беседу прервал нежданный гость. Это был человек, с ног до головы закутанный в черный, промокший от дождя плащ. В храме было тихо и тепло, и мы не заметили даже, что снаружи — настоящая гроза.

Человек подошел к огню, медленно снял плащ, под которым за это время успела натечь изрядная лужа, прислонил к алтарю длиннющий посох и повесил на него плащ — просохнуть.

Это был старик. Под своим черным плащом он оказался совершенно белым. У него были белоснежные одежды, белые короткие сапожки, перевязанные у щиколоток белыми тесемками, белые волосы, наверное, даже длиннее, чем у меня, почти до пояса, и белая длинная борода. Глаза прятались под нависшими белыми бровями и смотрели оттуда пронзительно и, как мне показалось, сердито. 'Колдун, — подумал я. — Длинные волосы носят эльфы, короли и колдуны. Еще, правда, некоторые лорды, но те только до плеч. Но на лорда он не похож, на эльфа тоже, а королем просто не может быть, так что — колдун. Только колдуна мне не хватало для полного счастья!'

Между тем колдун поклонился на все четыре стороны света — на юг, богу Огня, на север, богине Воды, на восток, богу Воздуха, и на запад, богине Земли — и подошел к изваянию бога Огня, где расположились мы с Вальдейном.

— Приветствую тебя, отец Вальдейн, — поздоровался он. Я про себя хихикнул, тоже мне, отец, сам-то он Вальдейну в прадедушки годится. Я, конечно, понимал, что на самом деле эльф значительно старше колдуна, эльфы стареют очень медленно, но все равно смешно. — Хвала богам, — проговорил между тем незнакомец. — Наконец-то смогу укрыться от грозы и погреться у огня.

— Здравствуй, друг Керниус! — обрадовано воскликнул Вальдейн. — Выпей этого прекрасного вина.

'Интересно, — подумал я, — есть у Вальдейна еще вино в погребе, или, может, он считает, что та бутылка, которую он принес вечером, бездонная?'

Бутылка нашлась, и не одна. Любопытно, мелькнула у меня мысль, как относятся Светлые боги к тому, что их храм превращают в кабак. Впрочем, у эльфов, по-видимому, было свое мнение на этот счет. Вальдейн принес еще вина и стал расспрашивать Керниуса о каких-то его тщетных поисках. Я совершенно не понимал, о чем идет речь, но некстати вспомнил о воспитании, которое не позволяло мне перебивать старших и лезть со своими расспросами. К тому же меня гораздо больше занимала карта Затерянного города, чем поиски какого-то колдуна, поэтому я решил, что мне пора идти своей дорогой. Я с трудом дождался когда Вальдейн и Керниус прервали свою беседу, чтобы сделать по глотку вина, и стал прощаться.

— Куда же ты пойдешь в такую грозу?! — вскричал Вальдейн. — К тому же сейчас ночь. Переночуй в храме, а утром пойдешь.

— Нет, спасибо, я лучше пойду сейчас. Вы тут говорили, что кого-то ищете, и я подумал, что меня, наверно, тоже уже разыскивают...

— Одну минуту, молодой человек, — остановил меня Керниус. — Может быть, ты сможешь помочь мне в моих поисках. Я ищу одного мальчика, вдруг ты встречал его. Ему сейчас должно быть почти тринадцать лет, и он обладает огромной волшебной силой.

Почему-то я сразу понял, что речь идет об Энди, но мгновенно отбросил эту мысль и стал старательно думать о чем угодно, только не о нем, чтобы колдун, чего доброго, не прочел мои мысли и не догадался, что я знаю того, кого он разыскивает, как я понял, уже несколько лет. Но Керниус не стал читать мои мысли, я бы почувствовал, если бы он начал это делать, я всегда чувствую действие магии. Видимо, он задавал этот вопрос каждому встречному и привык всегда получать отрицательный ответ.

— Я встречал много мальчишек такого возраста, — как можно небрежнее сказал я, — а в магии я мало что смыслю. У меня самого ни капли волшебной силы, как же я пойму, есть она у других или нет, пока меня не попытаются заколдовать? Но ни один тринадцатилетний мальчишка меня пока не заколдовывал.

Белый старик посмотрел на меня с явным недоверием. Наверное, он тоже подумал о том, что длинные волосы носят только эльфы, короли и колдуны, и причислил меня к последним. Но я говорил правду и только правду, я мог бы поклясться в том, что сказал. И при этом я не сказал про Энди ни слова. И зачем он понадобился этому колдуну? Помнится, наш Черный колдун тоже разыскивал Энди по всему Фаргорду, пока наконец не привел в замок. Но ничего плохого Повелитель Темных сил ему не сделал, просто взял к себе в ученики, стал учить черной магии. Энди был очень доволен, его всегда интересовало все связанное с магией, и для Черного колдуна он не ученик, а просто клад. А вот что нужно от Энди этому Керниусу, еще неизвестно. Я не удержался и спросил:

— А что, собственно, натворил этот мальчишка, что ты его разыскиваешь?

— Когда-нибудь он станет величайшим волшебником. Мы, слуги Светлых богов, не должны позволить ему попасть под влияние черных магов, иначе мировое равновесие может пошатнуться в их сторону.

— А если вы найдете его, то пошатнется в вашу?

— Миром должно править добро! — провозгласил Керниус.

— Знаю, знаю! Сейчас ты начнешь рассуждать о том. что все люди братья, все живое надо любить, как самого себя, а если кого-нибудь обижают, то он должен просто вытереть сопли и поблагодарить обидчика за жизненный урок. Любимая теория нищих бродяг!

— Ты дерзкий юноша! Но я не собираюсь убеждать тебя в своей правоте. Ты еще слишком молод, чтобы понять меня, Я надеюсь, когда-нибудь ты сам почувствуешь, что такое истинное добро. Сейчас я просто хочу попросить тебя, если когда-нибудь ты встретишь мальчика, которого я ищу, передай мне весточку, хотя бы через Вальдейна. Обещаешь?

— Нет.

— Почему же?

— Просто я всегда выполняю свои обещания и не уверен, что захочу отдать в твое распоряжение парнишку, даже если повстречаю его. Я же знаю, как вы, колдуны, обращаетесь с простыми людьми. Сделать из нормального человека зомби, полностью подчиняющегося вашей воле, вам ничего не стоит.

— Ты путаешь меня с черным магом. Ничем подобным белая магия не занимается. Я просто сам воспитаю мальчика, научу его всему, что знаю, и постараюсь сделать так, чтобы своими магическими способностями он приносил только пользу.

'Как же, воспитаешь ты Энди, — подумал я. — Черному колдуну, по крайней мере, это не удалось'. То, что у Энди какое-то особое предназначение, я ни минуты не сомневался, только вот это предназначение было наверняка не связано с борьбой черных и белых магов, хотя по характеру он все же был ближе к белым. И идея, что миром должно править добро, наверное, ему бы понравилась. Но все равно у меня не было никакого желания расставаться с лучшим другом из-за прихоти какого-то волшебника.

Подружились мы с Энди совершенно случайно. Мне было лет десять, в замке было полно орков, и я как мог пытался отомстить им за смерть брата. В то время я еще недостаточно хорошо владел мечом, и, хотя мне удавалось иногда убить одного-двух, мне тоже доставалось. Роксанд уже не удивлялся, глядя, как я отрываю от простыни длинные полосы, чтобы перевязать очередную царапину, нанесенную каким-нибудь особенно расторопным орком, от которого я не успел вовремя увернуться. Но некоторые орки уже тогда удирали от меня.

В тот день, когда я встретил Энди, я как раз гнался за одним из таких трусов. Бежал я с трудом и быстро отстал. Накануне меня ранил здоровенный орк. Он, наверно, разрубил бы меня пополам, если бы я вовремя не отскочил. Его меч только вскользь коснулся меня, и я даже не сразу заметил тогда, что ранен, а когда обратил внимание на рану, ткнул мечом куда-то в орочью морду и, пока орк соображал, сбежал в Закатную башню. Кровь из раны лилась ручьем. Я попытался затянуть ее куском простыни, но это мало помогло, место было какое-то неудачное. Тогда я разорвал всю простынь на полоски, намотал на себя побольше таких бинтов, надел сверху куртку и сделал вид, что вообще ничего не произошло. Я никогда не жаловался, поэтому, когда на другой день рана начала ощутимо болеть, я никому ничего не сказал. Я продолжал вести себя как ни в чем не бывало, бегая по замку и ввязываясь в драки. Правда, меч мне приходилось держать левой рукой, правая вдруг сильно ослабела. Ночью меня бил жуткий озноб, и я не мог заснуть, но наутро я опять никому ничего не сказал, а встал и, стиснув зубы, поплелся искать приключений на свою голову.

Мне страшно повезло, что орк, которого я встретил, оказался таким трусом. Если бы он принял бой, ему бы не стоило большого труда меня прикончить. Меня шатало из стороны в сторону, перед глазами мелькали черные и красные пятна, а рана горела огнем. И вот в таком состоянии я бежал по галерее и пытался сообразить, куда мог деться трусливый орк.

Вдруг из стенной ниши, в которой стояла огромная статуя короля Ознабера, раздалось шуршание, похожее на шелест переворачивающейся книжной страницы. Я резко остановился. Когда был жив мой братишка Рилсед, он иногда прятался от меня за этой статуей, чтобы почитать в тишине. Я тихо подошел и заглянул в полумрак, едва рассеиваемый двумя яркими факелами по бокам ниши. Мой семилетний брат, одетый в странную темную одежду с капюшоном, сидел в своей любимой позе, уткнувшись носом в огромную книгу.

— Привет, Рил! — изумился я. — Ты что, привидение?

Рил взглянул на меня, капюшон съехал на плечи, и я понял, что это не мой братишка, а совершенно незнакомый мальчик. У него были черные глаза и черные волосы. Я никогда не видел таких людей. В Фаргорде и в Эльмарионе у всех людей светлые волосы, ну, в крайнем случае, рыжие, и глаза серые или синие, а у этого мальчишки были совершенно черные.

Мальчишка посмотрел на меня и сердито сказал:

— Никакой я не Рил и не привидение. Еще вопросы есть?

Вопросы у меня были, и я даже открыл рот, чтобы их задать, но странный мальчуган уже отвечал:

— Я Эндилорн, ученик Черного колдуна. Орк побежал в правый коридор. А здесь я читаю волшебную книгу, которую взял, пока старик спит. Да, я знаю, кто ты, и совершенно не хочу с тобой болтать. Потому что ты злой и никого не любишь. Да, я читаю твои мысли. А теперь, если вопросов больше нет, будь так любезен, иди куда шел.

Этот мальчишка действительно читал мои мысли, как будто я не думал, а говорил вслух. К тому же он довольно точно подметил, что я представлял собой в то время. После смерти брата я и вправду ненавидел весь мир. Я ненавидел орков за то, что они убили брата, ненавидел отца за то, что тот не уничтожил после этого всех орков до единого или, по крайней мере, не выгнал их из замка, ненавидел Ленсенда и свою сестру Линделл за то, что они сбежали из Черного замка и бросили нас с братом на произвол судьбы, ненавидел Готрида, потому что чувствовал, как тот ненавидит меня, ненавидел Имверта просто так, за его отвратительный характер, а больше всего ненавидел себя за то, что не защитил брата в тот роковой день. Но, хотя я и чувствовал, что Энди прав, на меня накатила обида, — до сих пор никто не позволял себе так со мной разговаривать. Тем не менее я почему-то послушался этого семилетнего мальчишку, повернулся и собрался уходить, как вдруг моя рана дала о себе знать особенно явственно. Я даже поморщился.

— Тебе что, больно? — окликнул меня Энди.

— Ни капли мне не больно, с чего ты взял? — прошипел я сквозь зубы.

— Не ври, это бесполезно. Все равно тебе меня не обмануть. Я же читаю мысли. Дай-ка я посмотрю, что это у тебя так болит.

Я опять послушался. Этот мальчишка обладал какой-то волшебной силой. Недаром Черный колдун взял его в ученики.

Энди размотал мою повязку и присвистнул:

— Слушай, как ты вообще ходишь? У тебя такое воспаление, что ты должен лежать в постели и тихо умирать, а ты еще и бегаешь. Если ты будешь продолжать в том же духе, завтра умрешь, ну, в крайнем случае, послезавтра. Почему ты не сказал об этой ране моему старику? Он бы вылечил.

— Еще чего не хватало, обойдусь как-нибудь, — проворчал я. — Один раз меня уже лечил твой колдун, после этого мне было так плохо, что лучше бы я сразу умер и не мучился.

— Ладно, потом расскажешь. Иди в свою комнату, сейчас я принесу кое-какие травы и попытаюсь что-нибудь для тебя сделать. Твоя комната в башне Заходящего Солнца, да?

Не дожидаясь ответа, Энди подхватил волшебную книгу и ушел в направлении Черной башни, а я поплелся в свою комнату. На меня вдруг накатила ужасная слабость, и я с большим трудом вскарабкался по лестнице. Энди догнал меня у дверей, помог мне раздеться и лечь в постель. Самое странное, что Роксанд в ту ночь даже не появился.

— Делай со мной что хочешь, — сказал я Энди, — только, пожалуйста, без магии.

— Без магии тебе будет очень больно, мне придется зашить эту рану.

Я пренебрежительно фыркнул.

— Ты думаешь, мне мало протыкали шкуру, что я испугаюсь еще пары дырок? А от магии меня тошнит. Если меня вырвет на пол, ты, что ли, убирать будешь?

Энди не стал настаивать, он достал глиняную бутылочку, вытащил из горлышка пробку, в комнате сильно запахло крепким вином, которое так любят пить орки. И эту гадость он вылил прямо мне на бок. От неожиданности я взвыл.

— Я же говорил, что без магии очень больно.

— Мой бок — не орочья глотка, чтобы терпеть это дерьмо, — сквозь стиснутые зубы прошипел я. — Кто тебя научил так лечить? Кажется, я сейчас сдохну!

— Сейчас будет еще хуже! — торжественно пообещал Энди. — Может, я все-таки лучше тебя усыплю?

— Ну нет, спасибо!

— Почему ты так боишься магии?

— Ничего я не боюсь! Просто после магии мне бывает очень плохо. К тому же во сне меня легче убить, а почему я должен тебе доверять?

— Не ври, ты нисколько не боишься, что я тебя убью во сне. Я вообще до сих пор не встречал человека, который бы так не боялся смерти. Мне кажется, ты гораздо больше боишься не того, что тебя убьют, а что заколдуют.

— Прекрати читать мои мысли!

— Почему? Это же так интересно! Знаешь, то, о чем люди думают, сильно отличается от того, что они говорят. Кстати, ты знаешь, что самый толстый лорд все время придумывает, как бы тебя убить?

— Лорд Готрид? Глупости! Зачем это ему?

— По-моему, он хочет стать королем.

— А при чем тут я?

— А мне откуда знать? Только он все время думает примерно вот так: 'Мне бы только избавиться от этого несносного принца, и корона Фаргорда в моих руках!'

Энди долго еще заговаривал мне зубы, рассказывая, кто о чем думает, а я слушал его, развесив уши, и даже не обращал внимания на то, что он делает с моей раной. Рану он зашил довольно быстро и аккуратно, хотя, как позже выяснилось, делал это впервые. Потом Энди дал мне выпить чего-то очень вонючего из маленькой стеклянной бутылочки, мне сразу стало легче, и я даже уснул.

Проснулся я на другое утро, чувствуя себя просто отлично. Поднявшись с постели, начал одеваться, как вдруг в комнату вошел Энди.

— Ты что? Совсем дурной! — закричал он. — А ну, марш в постель!

Такого обращения я бы не потерпел ни от кого на свете, но на Энди почему-то совершенно не рассердился и покорно лег.

На следующий день Энди разрешил мне встать и заявил, что, поскольку он спас мне жизнь, теперь я его вечный должник.

— И чего же ты хочешь от меня? — с кривой ухмылкой спросил я. Я-то думал, что Энди лечил меня совершенно бескорыстно, а он оказался таким же, как все. — Тебе что, нужны деньги, или у тебя есть враги, которых надо убить?

— Нет, это я просто у Черного колдуна научился, — пожал плечами Энди. — Он, если кого вылечит, всегда говорит что-нибудь в этом роде. Слушай, а может, у тебя есть какие-нибудь книги? — вдруг осенило его.

— Да этого добра у меня целая библиотека!

Я проводил Энди в библиотеку и стал дожидаться, когда же он начитается, но в конце концов понял, что это бесполезно, оставил ему ключи и ушел. А Энди стал проводить в библиотеке все свое время, свободное от занятий с черным колдуном. Я в жизни не встречал такой тяги к знаниям. Мой братишка Рил тоже любил читать, но у него оставалось время и для игр и шалостей, а Энди был какой-то уж очень взрослый для своих лет, и я испытывал к нему уважение, которого не испытывал больше ни к кому на свете.

Но то, что Энди что-то значит для меня, я понял только после одного разговора с черным колдуном. Этот разговор произошел во время обеда. Эти королевские обеды были последним, что связывало нашу жизнь с теми временами, когда в замке не было орков, а были благородные лорды и прекрасные дамы. Тогда каждый день все собирались в обеденном зале на королевский обед, где у каждого было свое место согласно его происхождению. В тот день за длинным столом мы сидели втроем — отец, Черный колдун и я. Лорда Готрида и его детей Имверта и Суниты почему-то не было. Наверное, в тот день они уехали в свой родовой замок. Черный колдун никогда не говорил со мной, он обычно беседовал только с отцом, но тут вдруг обратился ко мне:

— Скажите, принц, это правда, что вы общаетесь с моим учеником Эндилорном? Я бы вам этого не советовал. Это безродный маленький сирота, которого я подобрал из милости, он недостойная компания для благородного принца.

Мне вдруг стало ужасно обидно за Энди, и я заявил, что Черный колдун сам безродный и недостойная компания для нас всех, а я буду выбирать себе друзей, не спрашивая у него советов. Вмешался отец, который начал упрекать меня, но я был страшно доволен, что не испугался самого Повелителя Темных сил. Именно в тот день я решил завоевать дружбу его ученика во что бы то ни стало. Это оказалось не очень сложно, несмотря на то, что при первой встрече я Энди не понравился. Каждому ребенку нужно, чтобы у него был кто-то, кого бы он мог любить. Черного колдуна любить было трудно, вот кто был на самом деле злой, так что Энди привязался ко мне. Он как-то даже сказал, что хотел бы, чтобы я был его братом. Ну а я тоже относился к нему, как к братишке Рилу, когда тот был жив.

Я не знаю, что наша дружба давала Энди, но для меня она оказалась бесценной. Энди столько раз спасал мне жизнь, что и подумать страшно. О бесчисленных ранах, которые он залечил, я уже не говорю, но он еще и предупреждал о кознях дядюшки Готрида, который действительно мечтал отправить меня на тот свет. Сколько раз он появлялся в моей комнате и говорил что-то вроде: 'Сегодня на обеде леди Сунита поднесет тебе кубок вина. Ты его не пей, а то отравишься. Лорд Готрид опять попросил у моего старика яду, вроде бы для крыс, но все его подлые мысли у него на лбу написаны. Так что, если не хочешь выступить в роли отравленной крысы, придумай деликатный способ отказаться от вина, предложенного этой прекрасной дамой...'

Мы дружили с Энди все время, пока он жил в Черном замке, но ни я, ни Черный колдун не оказали никакого влияния на его характер. Энди просто изучал магию, а все остальные поучения колдуна пропускал мимо ушей, но при этом вел себя совершенно естественно, и старик даже не замечал, что с воспитанием из Энди настоящего черного мага, исполняющего волю Темных богов, у него что-то не выходит. По-моему, если бы Энди захотел, он мог бы спокойно уйти из замка учиться у того же Керниуса, и повелитель Темных сил не смог бы его удержать. Но Энди не хотел. Меньше чем через месяц ему должно было исполниться тринадцать лет, и в тот день Черный колдун обещал устроить церемонию посвящения, на которой он должен вручить Энди волшебный посох. С посохом Энди станет самым настоящим черным магом, а потом вроде бы может идти на все четыре стороны, если, конечно, не захочет остаться в Черном замке.

Естественно, мне хотелось, чтобы он остался. У каждого фаргордского короля всегда был Черный колдун, почему бы Энди не стать моим черным колдуном, когда мне придется стать королем? Так что сообщать Керниусу, где находится Энди, в мои личные планы не входило.

Пока мы препирались с волшебником, Вальдейн изо всех сил пытался привлечь внимание Керниуса — толкал его локтем, тянул за рукав, но Керниус ничего не замечал. В конце концов Вальдейн просто перебил мага на полуслове:

— Извините, но я забыл представить вас друг другу. Керниус, познакомься, это принц Рикланд из Черного замка. Принц, это Керниус, магистр белой магии, член эльмарионского Совета магов.

Керниус удивленно уставился на Вальдейна.

— А что делает в храме потомок проклятого рода?

— Как что? Пью эльфийское вино, — ответил я за Вальдейна.

— Принц был болен и нуждался в помощи, — пояснил эльф.

— Теперь я понимаю твое нежелание помочь мне в моих поисках, принц Рикланд. Ты ведь поклоняешься богам Хаоса?

— Никому я не поклоняюсь, — заносчиво заявил я.

Керниус посмотрел на меня с таким любопытством, как будто перед ним был двухголовый великан.

— Люди много рассказывают о тебе, черный принц, и. как это ни странно, больше хорошего, чем плохого. Говорят, для простого народа ты просто герой. Кстати, тебе никто не говорил о твоем предназначении?

— О каком предназначении? Это ты о том, что я должен убить собственного отца? Так это не предназначение, а проклятие.

— Ты не убьешь своего отца, принц Рикланд из Черного замка, ты убьешь эльмарионского дракона!

Сначала до меня как-то не дошел смысл сказанного, и я по инерции фыркнул:

— Пойди проспись, Керниус! В твоем возрасте вредно пить эльфийское вино.

Но Керниус не выглядел пьяным. Он посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей уже не сердито, а как-то сочувственно, и сказал:

— Неудивительно, что ты ничего не знаешь. Единственный экземпляр Книги Пророчеств, хранившийся в библиотеке Белого замка, исчез в тот день, когда появился дракон, а до этого лишь я один занимался доскональным изучением этой Книги. Из нее я узнал дату рождения нового великого волшебника и то, что он появится в Фаргорде. Там же было предсказано появление дракона. В Книге было написано, что дракона убьет фаргордский принц с помощью этого самого волшебника. Так что это тебе суждено встретить того, кого я разыскиваю, ведь, насколько я знаю, в Фаргорде нет другого принца.

— Нечего сказать, приятная перспектива, — проворчал я. — Значит, ты предлагаешь мне прогуляться к Белому замку и прикончить дракона? Здорового, огнедышащего дракона с непробиваемой металлической шкурой? Знаешь, когда мне захочется покончить с собой, я выберу более безболезненный способ, чем дать зажарить себя живьем...

— Я внимательно изучал пророчества Великого Провидца, обычно они все рано или поздно сбываются. Вот послушай, что написано в Книге.

Керниус встал и начал торжественно декламировать:

Когда взойдет Багровая планета

И встанет рядом с Утренней звездой,

Придет конец и счастия, и света,

И горе заслонит весь мир собой.

Цветущие сады Эльмариона

Накроет тень ужасного дракона.

Исчезнут люди, села, города,

И ужас на грядущие года

В сердцах живущих воцарится.

Одни в лесах сумеют скрыться,

Другие жить продолжат под землей,

Влача в извечной тьме ночной

Ничтожное существованье,

Живя одним лишь упованьем

На волю добрую небес,

И ждать спасительных чудес.

Но день настанет — явится герой,

Наследник юный проклятого трона,

Который, собственной рискуя головой,

Повергнет кровожадного дракона

Пылающим мечом... И будет так,

Коли поможет в том великий маг

С непредначертанной судьбой,

Рожденный на земле чужой.

Старый маг замолчал. Они с Вальдейном смотрели на меня, как смотрят на безнадежно больного, которому уже вряд ли можно помочь. Наверно, физиономия у меня здорово вытянулась. А мне захотелось побыть одному. Честно говоря, мне было еще не понятно, расстроился я или, наоборот, обрадовался. С одной стороны, убить дракона — совершенно безумная затея, которая никогда даже не приходила мне в голову, а с другой, если я вдруг смогу это сделать, то спасу тысячи жизней, прославлюсь в веках, и мое имя войдет в 'Хроники Фаргорда' как 'Рикланд — Победитель Дракона'. Собственно говоря, в Книге не написано, что я должен погибнуть. И хотя рассудком я понимал, что мне драться с драконом все равно что мышонку с медведем, тем не менее идея начала мне определенно нравиться. Только я не мог понять, как тут может помочь великий маг, ведь на драконов не действует магия. Но потом я вспомнил историю о драконе, рассказанную гномами, и решил, что мой Энди волшебник ничуть не хуже короля Данквила, и если тот смог как-то справиться с драконом, то мы вдвоем с Энди и подавно справимся. И еще мне вспомнились рассказы отца о происшествии в Белом замке. Там ведь тоже было полно волшебников, и все они как один погибли. В общем, в голове у меня воцарилась полная неразбериха, так что мне нужно было время и одиночество, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли. Я попрощался с Керниусом и Вальдейном, которые не стали меня задерживать, и вышел из храма.

Глава 12 БЕГЛЕЦ

Бывают такие дни, когда, что бы ты ни делал, все выходит не так, как надо. Этот день, по-видимому, был как раз из таких. С самого утра все пошло наперекосяк.

Дождь лил как из ведра. Я тут же вымок до нитки, если, конечно, считать те немногочисленные нитки, с помощью которых сшита моя в основном кожаная одежда. Вода затекла даже в сапоги и противно хлюпала на каждом шагу. Но зато пахло свежестью, исчез запах гари, который вечно стоит над фаргордскими лесами, где по милости дракона лесные пожары стали так же привычны, как прыщи у кузена Имверта. Молнии то и дело прорезали небосвод и озаряли лес ослепительными сполохами.

От храма расходились три дороги — на север, к бывшему замку Урманда и дальше, к Черному замку, на юг, к горам, и на запад, наверное, в Эстариоль к эльфам. Самой утоптанной была западная дорога, северная — менее исхоженная, но я пошел по самой заросшей и заброшенной южной дороге. Упустить шанс побывать в горах я не мог. 'Собственно говоря, даже если мне и придется пойти в Эльмарион, чтобы сразиться с драконом, — думал я, — почему бы перед смертью не посмотреть на горы? Имеет право человек на последнее желание? Отец, например, к тому дню, когда его покалечил дракон, уже успел повидать все на свете, и на войне был, и в горах, и где только не был. А я, кроме нескольких окрестных замков, вообще ничего не видел. Нет, я знаю, что в Эльмарион все равно придется идти через горы, но Туманные горы не такие красивые, как Алмазные. К тому же, прежде чем идти биться с драконом, надо придумать, как с ним справиться, а у меня пока по этому поводу ни одной дельной мысли'. Оправдавшись таким образом перед своей неугомонной совестью, пытавшейся доказать мне, что, узнав о своем предназначении, я должен в лепешку расшибиться, но выполнить его и как можно скорее, я отправился прямиком по дороге, что вела в легендарное ущелье Потерянных Душ.

Дорога была очень старая. В некоторых местах она так сильно заросла кустарником, что приходилось сворачивать в лес, чтобы обойти заросли. Вскоре я вообще перестал возвращаться на дорогу. В лесу не так хлестал дождь. Кроны деревьев, хотя и плохо, но все же останавливали обрушивавшиеся на меня с небес потоки воды. К утру гроза закончилась, и идти стало намного веселей. Только сапоги продолжали чавкать, как болотная трясина. Не люблю я бегать в хлюпающих сапогах, вот и решил сделать привал, чтобы высушить их, а заодно и позавтракать.

В насквозь мокром лиственном лесу было довольно сложно развести огонь, и я пожалел, что со мной нет Энди, который взглядом мог запросто поджечь хоть камень. Промучившись почти целый час, костер я все-таки разжег, стянул сапоги и положил рядом сохнуть, а сам босиком отправился искать завтрак.

Будь у меня лук, я бы без проблем настрелял бы себе дичи, а так пришлось бродить по лесу в поисках какого-нибудь глупого кролика, которого можно поймать руками, или утки, которую можно убить, метнув камень. Только утка должна сидеть на берегу озера, а не плавать, ведь собаки, чтобы выловить ее из воды, у меня не было тоже. Но ни кроличьих следов, ни озера с утками мне не попадалось.

Я уходил все дальше и дальше от костра, пристально вглядываясь в землю, но без толку. Если раньше и были какие-нибудь следы, ночной ливень уничтожил их почти полностью. Единственные, которые мне попались, были волчьи и еще одни, очень странные. То есть следы эти были совсем не странные, обыкновенные отпечатки босых ног. Но откуда здесь, в чаще леса, взяться человеческим следам? Да и нога была маленькая — женская или детская. Мне стало любопытно, все-таки место было не в самое подходящее для женщин и детей. Они обычно боятся волков или медведей и не заходят так далеко в лес. Тем более что до ближайшей деревни, наверное, дня два скакать верхом.

Я пошел по следам, они вели к высокой ели, шатром опустившей свои ветви до самой земли. Под елью, положив головы на лапы, лежали два волка. Увидев меня, они поджали хвосты и затрусили прочь, изредка оглядываясь и скаля зубы. А с одной из верхних веток ели на меня смотрели огромные, испуганные серые глаза. Глаза принадлежали мальчишке лет двенадцати, тощему как скелет и жутко грязному. Похоже, парень провел в лесу всю ночь, но даже проливной дождь не смог его отмыть. Мальчишка выглядел измученным до предела и к тому же, кажется, был простужен. Он то и дело заходился судорожным кашлем и хлюпал носом.

— Эй, парень, спускайся, волки ушли! — крикнул я.

Но вместо того, чтобы слезть с дерева, как все нормальные люди, мальчишка внезапно отпустил руки и полетел вниз, ломая тонкие ветки и ударяясь своей и без того страшно ободранной голой спиной о более толстые. Пришлось подхватить его на руки, чтобы он не стукнулся о землю и не рассыпался, как скелет, на кучу костей. Мальчишка был такой легкий, что если собрать все оружие, которое я с собой обычно таскаю, то оно, пожалуй, будет потяжелее. Хотя все мое оружие — это меч и несколько ножей, никаких доспехов я никогда не носил и не собираюсь. Какой же он все-таки был грязный! 'Надо будет заставить его вымыться, когда очухается', — подумал я. Но приходить в себя парень не собирался. Кажется, он решил, что мне будет не трудно дотащить его до костра в охапке. Мне это и вправду ничего не стоило, если не учитывать легкого беспокойства по поводу его многочисленных вшей, которых мне совершенно не хотелось иметь в своей роскошной шевелюре.

Когда я принес беднягу к костру, тот, к сожалению, уже потух, и мне пришлось отправиться за хворостом. Когда я вернулся, паренек уже пришел в себя и сидел, удивленно оглядываясь по сторонам. Увидев меня, он тут же вскочил на ноги и бросился наутек, — вот уж не думал, что могу вызвать у кого-нибудь, кроме орков, такую реакцию.

— Вот дурной! — фыркнул я и принялся заново разжигать костер, демонстративно не обращая снимания на его попытку удрать.

Мальчишка далеко не убежал — споткнулся о корень и растянулся на мокрой траве, содрогаясь от кашля всем своим тощим телом.

— Тебе не холодно? — поинтересовался я. — А то, может, все же подойдешь к огню?

Паренек недоверчиво взглянул на меня из-под спутанной и, вероятно, не мытой никогда в жизни челки, вздохнул и с обреченным видом подполз к костру. Зубы его выбивали частую дробь, да и сам он дрожал как осиновый лист на ветру. Пожалуй, такого жалкого создания мне встречать еще не приходилось.

— Ты откуда такой взялся, чудо?

— Я не чудо, я Кларис, — чуть слышно прошептал мальчишка.

— Из дому сбежал, что ли?

— Нет у меня дома. — Кларис хлюпнул носом.

— Ты хочешь сказать, что прямо так и родился бродягой?

Мальчишка отрицательно покачал головой, печально вздохнул и молча уставился на огонь. Я накинул на его трясущиеся плечи, покрытые толстым слоем то ли грязи, то ли запекшейся крови, свою еще влажную от дождя куртку и спросил:

— Так все-таки, что заставило тебя гулять ночью в лесу почти нагишом, да еще под проливным дождем? — В ответ ничего, кроме стука зубов, шмыганья носом и надсадного кашля, я так и не услышал. — Ладно, не хочешь, не рассказывай. — Я пожал плечами и принялся натягивать сапоги. — Правда, не знаю, как в таком случае я смогу тебе помочь. Разве что отвести к жрецу Светлых богов, чтобы он тебя вылечил.

— Спасибо, — снова прошептал Кларис, видно, кашель донимал его сильнее, когда он говорил в полный голос— Ты добрый эльф, да?

Я прыснул.

— Нет, я злой Рикланд!

— Ты принц Рикланд? — вытаращил глаза мальчишка. — Не может быть!

— Почему не может?

— Ну, понимаешь, — начал объяснять Кларис, чередуя короткие фразы с приступами кашля. — Ты только не обижайся... Про принца Рикланда говорят, что он... такой могучий герой... А ты... ну как бы это сказать... слишком худой. Тебе Гунарта Сильного вообще не одолеть... он же здоровенный. А Рикланд его одним ударом...

— Ты что, из замка Урманда? — спросил я. Кто еще мог знать про мою стычку с Гунартом, если не обитатель этого замка.

— Нет, что ты! — Мальчишку передернуло, будто я спросил, не сбежал ли он случайно из преисподней. — Проклятый Урманд сжег мою деревню и убил родителей! Я не стал бы жить в его замке!

— А где ты успел познакомиться с Гунартом? Или он тоже жег деревни вместе со своим хозяином? Мне говорили, что он этим не занимался.

— Он не жег деревень. Наемники Рикланда... они продали его на рудники... — негодующе заявил Кларис, но, взглянув на меня, смутился, закашлялся и удрученно добавил: — Говорят, они получили за него много денег... сколько обычно платят за троих.

— Крайт... Вот подлец! — разозлился я. — Я же запретил ему трогать Гунарта. Проклятый скряга, только и думает что о наживе. Вернусь в замок, башку сверну!

Такая вспышка гнева, как видно, вполне соответствовала представлению мальчишки о поведении королевских особ, потому что на его изможденном лице проскользнуло подобие приветливой улыбки.

— Неужели ты вправду принц Рикланд? Как здорово! А почему ты в лесу, без коня и оружия?

— Если я не ошибаюсь, принц может ходить где и как захочет. А вот что ты здесь делаешь, ты мне так и не рассказал.

— Ладно, расскажу. Только, умоляю... не отправляй меня обратно на рудники!

Кларис удрал с рудников в Алмазных горах и безумно боялся погони. Я никогда не предполагал, что на рудниках могут быть дети, которые работают наравне со взрослыми, и что за любую провинность их бьют кнутом, а когда они болеют, просто сбрасывают в ущелье Потерянных Душ. Кларис говорил об этом как о чем-то обыденном.

— Понимаешь, в этом ущелье полно призраков. По ночам они разгуливают повсюду и наводят ужас на всех наших. Даже охранники их боятся, а у них ведь оружие. Хотя оружие против призраков не поможет. А каторжники вообще в цепях. Им даже не убежать... Если не принести жертву, то утром в бараках находят мертвеца. Иногда не одного. И всегда самых сильных. А если сбросить в ущелье какого-нибудь человека, призраки спокойно сидят внизу и не высовываются. Поэтому каждый вечер в ущелье скидывают кого-нибудь, кто плохо работает. — Тут Кларис опять зашелся в кашле, и я начал бояться, что конца его истории так никогда и не узнаю. Когда приступ прошел, Кларис вытер выступившую на губах кровь и продолжил: — Я возил алмазы из Задохлого тупика. А там случился обвал. Все, кто там был, погибли. Их завалило. А я был рядом, но успел убежать. Воздух там ядовитый, и я заболел, начал кашлять. А Косой сказал, что на закате отправит меня к призракам. А когда всех повели в бараки, Гунарт Сильный сломал мои кандалы, и я смог сбежать. Я ушел уже далеко от гор, но все равно боюсь. Если орки возьмут собак, то меня поймают. Только не думаю, что они станут терять на меня время. На рудниках есть лекарь. Он сказал, что все равно я умру, раз уж был в Задохлом тупике.

Почему-то мне стало невероятно жалко этого мальчишку. Я понес всякую успокоительную чушь: мол, Вальдейн отличный целитель, вылечить Клариса для него пара пустяков, ну а когда Кларис выздоровеет, он, если захочет, сможет жить в Черном замке где-нибудь недалеко от кухни, будет есть сколько влезет, а потом я научу его сражаться, и он сможет вернуться на рудники и отомстить всем своим врагам — надсмотрщикам, которые били его кнутом, или вообще кому хочет... В общем, я наговорил столько, что бедный парень окончательно позабыл о своей болезни. Его глаза восторженно блестели, щеки горели лихорадочным румянцем, принятым мной по неопытности за признак скорого выздоровления, а сам он был готов бежать за мной хоть на край света.

Сказать, что отведу Клариса в храм, оказалось значительно легче, чем это сделать. Пройдя немного довольно бойким шагом, он сник и дальше тащился, как старый Васк, конюх из Черного замка, когда хватит лишку на ярмарке в Веселой деревне, то и дело останавливаясь, сильно кашляя и дыша так, как будто через его легкие навылет прошла стрела. Я понял, что в таком темпе, если мы и дойдем до храма Светлых богов, то не раньше, чем наступит зима. Не представляю, как он умудрился сбежать с рудников, ведь догнать его мог бы трехлетний ребенок. В довершение всего он вообще закатил глаза и свалился на землю. Я выругался сквозь зубы, поднял его на руки и побежал изо всех сил, стараясь наверстать потерянное время.

В храме Светлых богов было сухо и тепло. Вальдейн молился, обратившись лицом к солнцу, заглядывавшему в храм через высокое, странной формы окно, выходившее на восток. Он оглянулся на звук моих шагов и удивленно изогнул изящные брови.

— Как, ты вернулся, принц? Керниус был уверен, что ты отправился в Черный замок.

— Нет, я пошел в другую сторону.

— Все-таки в горы? А что заставило тебя повернуть назад? И что это за спящий ребенок у тебя на руках? Никогда не видел таких измученных детей. Где ты его нашел?

— Я тебе потом все расскажу, а сейчас, будь другом, помоги ему. По-моему, он сильно болен, по крайней мере, сам идти не мог. И у него кашель.

Вальдейн взял у меня Клариса, положил на возвышение рядом со статуей богини Земли и стал осматривать. Он подержал его за запястье, послушал что-то там, в груди, то ли сердце, то ли легкие, зачем-то оттянул веко и заглянул в глаза. Лицо его мрачнело все больше и больше.

— Я, конечно, попытаюсь его спасти, но, боюсь, не смогу. Он должен умереть через час или два, и я не в силах ему помочь, — вздохнул он.

— А Белый маг?

— Керниус ушел, едва кончился дождь. Его не догнать.

Вообще-то чужая смерть мало меня трогает, сам я не раз отправлял на тот свет и более достойных людей, чем бедняга Кларис, и ни разу в моей душе не появилось ни капли жалости. И вдруг, неожиданно для себя, я почувствовал, что судьба малознакомого грязного нищего мальчишки мне не безразлична. В последний раз я так огорчался, когда отравили мою любимую кобылу Соню, мать Счастливчика. И зачем судьба свела меня с ним? Я ведь даже не хотел идти в ту сторону, хотел вернуться в замок. Или не хотел? Так или иначе, но раз уж его жизненный путь пересекся с моим, то я приложу все силы, чтобы ему помочь. Главное было убедить Вальдейна, чтобы тот хотя бы попробовал. Как жаль, что со мной не было Энди. Уж он бы точно вылечил Клариса! Но Энди был далеко, и я, как мог, стал уговаривать эльфа:

— Но, Вальдейн, почему ты решил, что Кларис умрет, он же даже не ранен! С какой стати ему умирать? Еще три часа назад он болтал как ни в чем не бывало, так что не говори глупости. Ну посмотри, он же дышит. Если ты его вылечишь, я хорошо заплачу тебе. Хочешь, я отдам тебе все свои бриллианты? — И я один за другим стал снимать с пальцев перстни.

— Подожди, Рикланд. Я действительно не смогу вылечить его, хоть ты пообещай мне все золото Фаргорда. У этого мальчика тяжелый недуг, который поражает людей или эльфов, долго живущих в сырых подземельях. Болезнь разъедает легкие, и человек задыхается. В самом начале болезнь можно вылечить, но сейчас уже конец. От его легких почти ничего не осталось.

— Проклятье! Стоило тащить его сюда, чтобы услышать, что ты ни черта не можешь сделать!

— Прекрати ругаться, принц, ты в храме! Я же сказал, что попытаюсь!

Вальдейн достал какие-то снадобья и склонился над Кларисом. Эльф колдовал над ним несколько часов. Сначала я смотрел, но потом мне все это наскучило, все равно я ничего не понимал. Говорил Вальдейн исключительно на эльфийском, на котором я умею только здороваться, а что он делал, мне было не видно за его спиной. Я походил по храму, умылся в Священном источнике и вышел наружу.

Не могу я ничего не делать, мне становится невыносимо скучно. Я обошел вокруг храма, отломил подходящий сук и стал разминаться, как это обычно делаю с мечом.

— Красиво! — похвалил Вальдейн, появившись на пороге храма. — Ты проворен, как солнечный зайчик. Я не успеваю уследить за твоими движениями! Пойдем. Кларис очнулся и попросил, чтобы я позвал тебя. Он хочет тебе что-то сказать.

Кларис полулежал, прислонившись к алтарю богини Земли, он был очень бледен, глаза его горели лихорадочным огнем и смотрели куда-то мимо меня. Я подошел и присел рядом.

— Эй, Кларис! Как ты?

— А, Рикланд! Ты знаешь, я умираю. Как хорошо, что ты пришел. С тобой мне совсем не страшно. Представляешь, если бы ты не нашел меня, я бы умер прямо в лесу. Или упал бы с дерева и меня разорвали волки. Спасибо тебе!

— Не говори ерунды, Кларис! Вальдейн тебя вылечит!

— Нет, Рикланд! Смерть уже стоит у моего изголовья. Я ее вижу. Она очень красивая. Похожа на мою маму, когда она была молодой, а я совсем маленьким. Она совсем не страшная. Знаешь, я мечтал быть похожим на тебя. Но не мог. Про тебя пели песни, как ты мстил оркам за смерть брата. А я слушал и завидовал. Я тоже должен был отомстить. За смерть родителей. И сестры. Но испугался. И попал на рудники. И боги наказали меня. За трусость. — Кларис виновато вздохнул, внезапно лицо его озарила улыбка. — Эльф сказал, что я попаду в Лучший мир, — заявил он. — Может, там будет и твой брат. Я расскажу ему о тебе.

— Лучше не надо, не рассказывай, я ему не понравлюсь. Могу я что-нибудь сделать для тебя? Скажи мне, кому отомстить за твою смерть?

— Не надо за меня мстить. Лучше освободи Гунарта Сильного. Если сможешь. Ему достается на рудниках больше всех. Его заставляют делать самую тяжелую работу, кормят хуже всех и постоянно бьют кнутом. Это он помог мне бежать. Порвал цепь голыми руками. Обещай, что освободишь его. Ведь это ты виноват, что Гунарт попал на рудники.

— Ладно, Кларис, обещаю! И клянусь, кто-нибудь ответит за твою смерть!

Как же я не люблю давать обещаний. Я слишком серьезно отношусь к ним и, если что пообещаю, расшибусь в лепешку, но сделаю.

Гунарта Сильного мне освобождать совершенно не хотелось. Не потому, что он был моим врагом, как раз наоборот, Гунарт мне нравился, хотя и был телохранителем злодея Урманда. Просто я считал: то, что он попал на рудники, его личные трудности. Однако последнее желание умирающего надо выполнять, и я пообещал. Кларис удовлетворенно улыбнулся и перестал дышать.

Я гневно взглянул на Вальдейна:

— Почему ты его не вылечил?

— Я облегчил ему страдания. Он попадет в Лучший мир счастливым!

— Тоже мне счастье! Что ему тут, плохо было?

— Конечно, плохо. Что хорошего он видел на этом свете?

— Может, у него все было впереди! Энди бы его точно спас!

— А кто такой Энди? Имя похоже на гномье, но гномы не разбираются в целительстве.

— Это мой друг, Эндилорн. Он волшебник, хотя ненамного старше Клариса. Если бы ты знал, какие раны он исцеляет!

— Эндилорн... Одинокий странник, если перевести с эльфийского... — Вальдейн задумался. — Никогда не слышал о таком волшебнике. Ты говоришь, он не старше Клариса. А не тот ли это мальчик, которого разыскивает Керниус?

Я понял, что проболтался. Язык бы мне отрезать! Я стал усиленно соображать, как бы выкрутиться, но сказанного не воротишь. Вальдейн между тем принялся меня расспрашивать, но я быстренько напомнил ему о том, что Клариса неплохо бы похоронить, и он занялся приготовлениями к обряду. А я наклонился к Кларису и тихо сказал: 'Прощай, Кларис, пусть в Лучшем мире тебе повезет больше, чем в этом!' и выбежал из храма. Терпеть не могу принимать участие в погребальных церемониях.

Глава 13 ЗАБРОШЕННАЯ ДЕРЕВНЯ

Как это обычно бывало, когда умирал кто-то невинный, мне начало казаться, что мир устроен несправедливо, и появилось острое желание переделать его по-своему. Больше всего я злился на Светлых богов. Какие они, к демонам, светлые, если у них в храме, можно сказать, под самым носом умирает мальчишка, который в жизни ничего плохого не сделал? Я бы еще понял, если бы Вальдейн не смог вылечить меня, но уж Клариса-то они могли бы спасти! Хотя, если хорошенько подумать, это лишний раз подтверждало мое мнение о всех богах вообще — им глубоко наплевать на земные дела, поэтому молиться и о чем-либо их просить — пустая трата времени. Восстановить справедливость я, как всегда, решил доступными мне способами, не всегда гуманными, зато очень действенными.

Я спешил на юг, где за сплошной стеной леса должны были рано или поздно появиться долгожданные горы. Время шло к вечеру, но я не останавливался даже, чтобы развести костер и перекусить, хотя от голода живот буквально прилип к спине. Иногда на ходу я срывал несколько орехов, чтобы заглушить голод, или просто жевал веточку можжевельника, приятно пахнущую родным сосновым лесом. При свете заходящего солнца дорога не казалась такой непроходимой, как ночью, и я бежал, лишь изредка перепрыгивая через лежавшие поперек поваленные деревья. Так бы я не останавливался, наверно, до темноты, уставать я давно себя отучил, но есть хотелось зверски. Я могу не спать несколько суток подряд, а вот без еды мне приходится туго.

Место, где я повстречал Клариса, осталось далеко позади, когда я влез на высокий дуб посмотреть на горы, а заодно на заходящее солнце... Горы не приблизились ни на шаг, зато невдалеке блеснула вода. Дорога, оказывается, шла вдоль реки. Тут я уже совершенно отчетливо почувствовал, что умираю от голода и жажды, свернул с дороги и направился к реке.

Глинистый берег был высок и обрывист, чтобы спуститься к реке, мне пришлось сначала спрыгнуть с обрыва вниз, а потом съехать на ногах до самой воды. Как я буду выбираться наверх, я решил подумать, когда напьюсь. Несмотря на глинистое дно, вода была чистая и прозрачная. Удивительно, что в такой чистой воде не было ни одной, даже самой маленькой, рыбешки. И водоросли не росли на дне, как обычно бывает в таких ленивых, медленно текущих речках. Сначала я не обратил на это особого внимания, в Серебристых родниках у Черного замка тоже не водилось ни рыбы, ни водорослей, но вода там была просто замечательная. Я набрал полную пригоршню хрустально чистой воды поднес ко рту и чуть было не выпил, но шестое чувство, всегда безошибочно предупреждающее об опасности, заставило меня разжать пальцы, и вода тонкими струйками потекла обратно в реку.

В воде было что-то особенное, какой-то еле заметный запах то ли разложения, то ли еще какой-то гадости, но я понял, что выпить ее не смогу, даже если буду умирать от жажды, прямо как Счастливчик, которого ничто на свете не может заставить напиться из грязной лужи. Внезапно мне вспомнился Роксанд, как он, тыча костяным пальцем в выполненную в виде гобелена карту на стене, рассказывает своим замогильным шепотом: 'И река Хрустальная, вытекающая из ущелья, вся покраснела от их крови, и трупы плыли вниз по течению сотнями, и те, кто не остался лежать в ущелье, нашли свою могилу в безбрежном Пречистом озере. С тех пор вода из Хрустальной реки начала приносить мучительную смерть каждому, кто ее выпьет. Река получила название Мертвая река'. Рассказ был о той самой последней битве Роксанда с темными эльфами, которая произошла в ущелье Потерянных Душ. Да уж, не везет так не везет! Не хватало еще напиться из Мертвой реки! Я облизал сухие губы и стал карабкаться наверх по сырой скользкой глине. Не тут-то было. До середины склона я еще мог добраться, предварительно сильно разбежавшись, но потом ноги начинали скользить и разъезжаться, как у новорожденного жеребенка, и я успешно оказывался на том же самом месте, откуда начал свое восхождение. После нескольких неудачных попыток пришлось отказаться от мысли распрощаться с Мертвой рекой как можно раньше. Я наградил парой не особенно лестных эпитетов злодейку-судьбу, которая привела меня в это проклятое место, и пошел вдоль воды вверх по течению, поглядывая на обрывистый берег.

Сгущались сумерки, а я все брел вдоль реки. На мои сапоги налипло столько глины, что из нее вышел бы, наверно, хороший кувшин для вина. Перспектива провести ночь около мертвой воды меня не вдохновляла, и настроение испортилось окончательно. Берег нависал козырьком над головой. Под таким берегом хорошо прятаться от дождя, но, чтобы влезть на него, нужна была по крайней мере веревка. Я уже совсем было смирился с мыслью, что мне придется плестись под обрывом до самого ущелья Потерянных Душ, куда должна привести меня река, или попросту умереть от жажды, как вдруг увидел осадную лестницу, прислоненную к обрыву, будто к стене замка. Только подойдя ближе, я понял, что передо мной никакая не лестница, а остатки рухнувшего в воду моста. Поперечные перекладины, которые я и принял за ступени, в большинстве своем сгнили или попросту отсутствовали, но что такое несколько сломанных ступеней для человека, способного лазать по отвесным стенам (если они, конечно, не слеплены из скользкой глины).

Выбравшись наконец на высокий берег бывшей Хрустальной, а теперь Мертвой реки, я решил, что мои злоключения подошли к концу. Передо мной была деревня, а это значило, что ужин мне обеспечен.

Ни одного огонька не было видно, но это меня не смутило. Эти крестьяне обычно ложатся спать, едва стемнеет, чтобы потом встать пораньше, еще до восхода солнца, для каких-то одним им ведомых дел. Я огляделся по сторонам, выбирая дом побогаче, но все дома были какие-то неказистые, старые, поросшие внизу лишайником, крыши местами прогнили и обвалились темные окна зияли пустыми провалами. Было такое впечатление, что деревня заброшена, притом очень давно. Скорее всего, люди покинули деревню, когда река перестала давать им воду и пищу. Но все-таки внутренний голос говорил мне, что деревня не пуста, а в таких вопросах мой внутренний голос никогда не ошибался. И сейчас я ощущал чье-то присутствие, как будто кто-то наблюдал за мной из засады, может, даже из одного из этих темных окон. Я сделал несколько осторожных шагов в сторону дома, откуда, как мне казалось, на меня был устремлен недружелюбный взгляд, и не ошибся. Из-за висящей на одной петле двери, еле протискиваясь в проем, один за другим появились двое верзил. Ростом вдвое выше меня, с ярко-рыжими волосами над низкими лбами, говорящими о почти полном отсутствии ума, и огромными сучковатыми дубинами в когтистых пятернях, они явно не собирались проявить гостеприимство и угостить меня ужином. Скорее наоборот, ужином для них должен был стать я.

— Человек — хороший еда! — прорычал один из них и довольно бесцеремонно попытался садануть меня своей дубиной. Естественно, я не стал дожидаться, когда дубина опустится мне на голову, а проворно отскочил в сторону.

— Еда бежать в лес! — завопил тот, который пытался меня прикончить. — Крок быстрей ловить!

Второй, которого, по-видимому, и звали Кроком, неуклюже затопал в мою сторону, на ходу поднимая дубину. Убежать от них было проще простого, но в мои ближайшие планы входило провести ночь в этой деревне, и я не имел ни малейшего желания менять их из-за каких-то тупых великанов, то ли огров, то ли троллей. К тому же я с утра был злой, как демон, и у меня просто руки чесались на ком-нибудь эту злость сорвать.

Я нырнул под занесенную для удара лапу с дубиной, подпрыгнул и от души врезал кулаком туда, где над необъятным брюхом, по моему предположению, должно было находиться солнечное сплетение. Удар, который мог бы свалить даже медведя, заставил Крока только звучно рыгнуть и, размахивая дубиной, приняться крушить деревья, покосившиеся изгороди и вообще все, что подворачивалось под его горячую лапу. Я, естественно, не подворачивался, зато подвернулся его приятель-тролль, за спину которого я вовремя отскочил. Удар Крока угодил ему прямо по лбу, заставив крякнуть и покачнуться.

— И ты потерпишь? — крикнул я в ухо ошарашенному троллю с ветки росшего у старого колодца векового дуба, на которую вскарабкался, пока тролли соображали, что произошло. Такой дуб не свалил бы ни один из них, и я чувствовал себя в полной безопасности. — Он тебя ударил ни за что ни про что, а ты даже не хочешь дать ему сдачи? Ну ты и слабак!

После мучительного мыслительного процесса, который длился у тролля, наверно, целую вечность, до него, видимо, дошел смысл произошедшего. Он почесал загривок, взвыл, как десяток разъяренных орков и, размахивая своей огромной дубиной, бросился на Крока.

Тролли осыпали друг друга ударами, от которых дрожала земля, а я, сидя на ветке дуба и болтая ногами, подбадривал их одобрительными возгласами:

— Так его, Крок! Да по башке бей, урод! А ты чего стоишь? Дай ему в ухо! Ну-ка посмотрим, кто из вас сильнее!

Тролли — существа азартные. Еще в детстве я слышал множество сказок о том, как хитрые лесорубы или охотники в свободное от работы время выманивали у глупых троллей их богатства, предлагая померяться силой и пуская им пыль в глаза с помощью какого-нибудь хитроумного трюка. Меряться силой с троллями и обманом заставлять их поверить, что я сильнее, как делали все эти сказочные герои, мне казалось не особенно честным, но я был не против посмотреть, как тролли сами вышибут друг у друга мозги.

В этой схватке победил Крок. Его приятель споткнулся, и коварный тролль обрушил на его склоненную голову сокрушительный удар. Мне показалось, что я услышал хруст ломающихся шейных позвонков, а может, это был треск обвалившейся под тяжестью туши изгороди.

— Крок сильнее всех! — гордо заявил еле державшийся на ногах тролль. — Крок один есть добыча!

— Крок сегодня вообще не будет есть, — возразил я, спрыгнул с ветки дуба, подобрал одну из валявшихся на земле жердей, видимо оставшихся от бывшего частокола, и от души всадил ему эту тупую длинную палку прямо в брюхо, как копье. Глаза Крока вылезли из орбит, дубина с глухим стуком вывалилась из лап, он схватился лапами за жердь, попытался вытащить ее, но не тут-то было. Из спины у него торчало добрых три локтя деревяшки. Крок сделал еще несколько шагов, смотря в никуда стекленеющими глазами, и мешком рухнул на траву.

Я за ноги оттащил обоих великанов и скинул с обрыва прямо в Мертвую реку, чтобы не портили окружающий пейзаж, затем вернулся в деревню. На то, что могут заявиться другие тролли, мне было наплевать. Таких неуклюжих существ можно не бояться, даже если они внезапно появятся перед самым носом. Пока такой недотепа будет замахиваться своей дубиной, я успею три раза его убить.

Первое, что я сделал, это напился из колодца. Вода пахла плесенью и тиной, но это была обычная вода, какая бывает в заброшенных колодцах, и самое страшное, что могло случиться от нее, так это легкое желудочное расстройство. Я пил прямо из деревянного ведра, треснувшего в нескольких местах, отчего половина воды вылилась, пока я доставал ее из колодца, а вторая половина насквозь промочила мою тонкую рубашку, больше подходившую для пира в королевском замке, чем для ночевки в лесу в самом конце лета. Ночи были холодные, после таких ночей утром по земле стелется туман, и мне как-то сразу захотелось развести костер и немного погреться и обсохнуть. Но любопытство гнало меня сначала осмотреть полуразвалившиеся деревенские дома. Вдруг я обнаружу что-нибудь интересное! 'Знаешь, от чего ты умрешь, Рикланд? — сказал как-то Роксанд. — От своего неистребимого любопытства! Когда-нибудь ты захочешь узнать, нет ли чего-нибудь интересного в Лучшем мире, и отправишься туда, чтобы проверить'. В Лучший мир я пока не спешил, хотя смерть меня не пугала, даже когда заглядывала прямо в глаза. Я считал, что жизнь прекрасна и удивительна, а в этом мире есть еще столько интересного, что всей жизни не хватит, чтобы все узнать. В этом я был похож на Энди, он тоже хотел узнать все на свете. Только он узнавал из книг, а я на собственном, иногда горьком, опыте.

На этот раз все обошлось без неприятностей. Я смастерил факел и обошел несколько домов, начиная с того, откуда появились тролли. Покинуты они были не меньше сотни лет назад, вся обстановка превратилась в труху, только стены, срубленные на века, стояли, даже не покосившись. В домах было полно всякой истлевшей рухляди. Какие-то тряпки, сундуки с посудой. В общем, ничего интересного. Хотя, откровенно говоря, что я собирался найти интересного в крестьянских домах? Глупо было на что-то надеяться.

И вдруг я услышал песню. Напев был еле слышен. Сначала я даже подумал, что мне просто почудилось. Я тряхнул головой, но наваждение не исчезло. Я прислушался. Высокий женский голос тихо напевал грустную песню:

Где ты, дом мой средь пышного сада?

Где отец и родимая мать?

Как могли вы любимое чадо

Замуж в дальнюю землю отдать?

Не люблю я постылого мужа.

Он старик, хоть и очень богат.

А зимою здесь лютая стужа,

И сугробы до крыши лежат.

Меж собою соседи бранятся,

И дерутся всю ночь мужики.

Я уже перестала бояться,

Лишь вздыхаю от смертной тоски.

В чаще леса есть омут глубокий.

Поздно ночью к нему прибегу

И поплачу в тиши одинокой

На высоком крутом берегу.

На ветру наклонилась рябина

Над стоячею темной водой.

Я не верю, что злая чужбина

Отпустить меня может домой.

Может статься, что ночью случайно

В омут с берега я упаду,

Обернусь белокрылою чайкой

И дорогу до дома найду.

Ужасно тоскливая песня, я никогда не слышал ее раньше. Ни на королевских пирах, ни в кабаках, ни в военных походах не поют таких песен. А в этой покинутой деревне она была как раз к месту. Призрак? Вряд ли. Если бы в деревне обитал призрак, никаких троллей здесь бы и в помине не было. Примитивные твари боятся призраков больше смерти. А вот почему обладательница голоса распевала тут, под боком у этих людоедов, мне было совсем уже непонятно. 'Странная тут собралась компания', — подумал я и пошел на голос.

Голос доносился из самого убогого домишки. По странной случайности в этом покосившемся, наполовину вросшем в землю доме полностью сохранилась крыша. Как только я открыл скрипучую дверь, голос умолк, раздался какой-то шорох, и в домике воцарилась тишина. Я осветил факелом комнату и понял, что нахожусь в жилище троллей. Посередине комнаты стояли сдвинутые вместе два стола, под ножки которых были подставлены деревянные колоды, чтобы столы были хоть немного по росту хозяевам жилища. Стульями служили поставленные на бок сундуки, а вместо кроватей на полу были навалены какие-то шкуры и куча тряпья. Над потухшим очагом висел громадный котел, а из него торчала обглоданная кость сомнительного происхождения. И ни одной живой души, как будто пел и в самом деле призрак. Но взгляд на себе я чувствовал, смотрели на меня из-под кучи грязных тряпок и шкур, валявшихся на полу. Я подошел поближе, присел на корточки и тихо, почти шепотом, чтобы не напугать обладательницу таинственного голоса, сказал:

— Эй, красавица, вылезай оттуда. Все равно я тебя нашел!

Тряпки зашевелились, и передо мной появилась самая обыкновенная человеческая женщина неопределенного возраста, с изможденным лицом, чем-то напоминающая нищенок, которые обычно во множестве собираются в Веселой деревне во время ярмарки. Женщина часто моргала и щурилась от яркого света. Вскоре она все-таки смогла рассмотреть меня и скороговоркой зашептала:

— Беги отсюда, милый юноша, беги что есть силы! Здесь логово страшных великанов! Сейчас они ушли на охоту, но когда вернутся, не пощадят тебя! Беги, может, ты еще успеешь спастись!

— Что-то у меня нет желания ни от кого спасаться, — презрительно произнес я. — К тому же мне кажется, что тролли уже не придут. А они тебе кто, родственники или просто знакомые?

— Я их пленница. Но почему ты так спокойно говоришь? Ты что, мне не веришь? Посмотри вокруг — здесь живут тролли! Ночью они охотятся, а под утро возвращаются с добычей. И поверь, мне не раз приходилось готовить для них и человечину!

— Ну если ты им не родственница, то, наверное, не очень расстроишься, узнав, что они умерли?

— Как умерли? — Женщина вытаращила глаза, и так казавшиеся огромными на исхудавшем лице. — Не надо так шутить, сынок. Тролли не раз убивали взрослых вооруженных людей, а при тебе нет даже меча.

— Я не шучу. Они напали на меня, и мне пришлось их убить. Разве ты не слышала шума возле твоей двери? Один из троллей ревел как лось. Даже если ты спала, то должна была проснуться.

— Да, я слышала какой-то шум. Эти великаны так часто дерутся между собой. Мне даже не пришло в голову, что кто-то сможет их убить. Но как тебе удалось?

— Я помог им подраться друг с другом насмерть, — усмехнулся я. — Так что теперь ты свободна и можешь вернуться домой.

— У меня нет дома, сынок, — вздохнула женщина. — Я — Мира, жена лорда Таккела из Эльмариона. Дракон сжег наш замок, уничтожил большинство жителей окрестных деревень, а те, кто уцелел, пошли искать убежища в лесах Фаргорда. Где-то здесь недалеко должно быть эльмарионское поселение, и мы с мужем и сыном направлялись именно туда. Но, видимо, нам неверно указали дорогу. Мы заблудились в лесу, потом вышли на заброшенную дорогу и пошли по ней. Мы думали, что дорога приведет нас к человеческому жилью, но она привела нас к троллям. — Мира всхлипнула. — Они убили моего мужа, а меня забрали с собой. Своих женщин у троллей не было, а им понадобилась хозяйка в доме. Нашего маленького сына, который успел спрятаться, они не заметили. Ему было всего пять лет. Наверно, его съели дикие звери. — Мира окончательно разрыдалась. Как обычно, при виде плачущей женщины я растерялся. Мне захотелось утешить ее, я пробормотал, что ее сын, быть может, жив, но, как видно, я не умею успокаивать плачущих женщин, мои слова вызвали лишь новый приступ рыданий.

— А почему ты не сбежала? — спросил я, когда Мира выплакала, наверное, всю воду, которую выпила за два предшествующих дня. — Тебя ведь не держали взаперти.

— Несколько раз я пыталась убежать, но каждый раз меня ловили и жестоко избивали. Я уж и надежду всякую оставила на избавление! Как бы я хотела отблагодарить тебя, сынок, но у меня ничего нет. Скажи мне хотя бы, как тебя зовут, чтобы я могла молиться за тебя.

— Меня зовут Рикланд, и молиться за меня не стоит. Лучше ответь мне на один вопрос. Ты сказала, что тролли убивали вооруженных людей. Ты не знаешь, куда они дели их оружие?

— Наверно, бросили в лесу. Тролли не любят железа. Хотя, по-моему, какие-то вещи хранятся в этом сундуке. Тролли нашли его в доме, но не смогли открыть.

Как здоровенные тролли умудрились не справиться с ржавым железным замком на сундуке, было трудно представить. Судя по их силе, они могли бы сорвать этот замок одним движением. Даже я, ослабевший после болезни, просто повернул замок, и ржавые кольца, в которые он был вставлен, сломались пополам. Наверное, тролли действительно не любят прикасаться к железу.

— Надеюсь, кроме тебя, наследников у троллей нет? — осведомился я, открывая сундук.

В сундуке оказалось несколько кошельков с деньгами, медная кольчуга, дешевые женские украшения и, о радость, меч. Меч был ржавый, зазубренный и с паршивым балансом. Судя по всему, он был выкован деревенским кузнецом за несколько серебряных монет для своего небогатого соседа, решившего податься в наемники. Но все же это был меч, и я обрадовался ему, как радуются старому доброму другу после нескольких лет полного одиночества.

— Смотри-ка, Мира! А ты говоришь, что у тебя ничего нет. Ну что, отдашь мне меч в качестве награды?

— Конечно, бери, что хочешь! Здесь и так все твое, ты ведь убил троллей, значит, все их добро теперь принадлежит тебе.

— Не думаю, что мне захочется взять что-нибудь кроме меча, а вот тебе деньги не помешают, если, конечно, ты захочешь вернуться к людям. Куда ты пойдешь?

— Еще не знаю. Наверно, попытаюсь отыскать эльмарионское поселение. Ты не знаешь, где оно?

— Я знаю несколько эльмарионских деревень, но все далеко отсюда. Этот лес мне совершенно незнаком. Кроме храма Светлых богов и этой заброшенной деревни, я не встретил ничего похожего на человеческое жилье. Я шел в сторону гор, но это не важно. Я могу проводить тебя до храма или до эльмарионской деревни, если она существует, как тебе будет угодно.

Темнота за крохотным оконцем поредела, занималась заря, когда мы с Мирой покинули заброшенную деревню. Она захватила с собой в дорогу увесистый кусок копченой оленины. 'Не пугайся, это оленье мясо. Я приготовила его для себя и спрятала от троллей', — успокоила она меня, заметив мой настороженный взгляд. Голодная смерть мне больше не грозила. Но главное — у меня наконец появился меч, и теперь я был во всеоружии, чтобы отправиться на рудники и выпустить кишки всякому, кого сочту виновником злоключений несчастного Клариса или кто мне просто не понравится! Правда, сначала придется проводить Миру, не бросать же слабую женщину одну в лесу.

Глава 14 ЧУЖОЕ СЧАСТЬЕ

Через три дня мы подошли к горам. Мира уверяла, что эльмарионская деревня должна быть именно в той стороне. За время нашего путешествия женщина просто преобразилась. Искупавшись в лесном озере, соорудив на голове какую-то немыслимую прическу и надев украшения, найденные в сундуке у троллей, она стала напоминать почтенную леди, несмотря даже на сильно поношенное платье. Признаться, мне было гораздо проще общаться с Мирой, пока она походила на кучу грязного тряпья, а не на одну из придворных дам, общество которых я с детства переносил с большим трудом. В своем новом обличье Мира стала попросту действовать мне на нервы, хотя вообще-то была неплохой спутницей. Она почти не жаловалась на усталость, а разведение огня и приготовление пищи полностью взяла на себя. Мне оставалось только охотиться, править свой новоприобретенный меч и изнурительными упражнениями пытаться вернуть былую ловкость правой руке.

Заброшенная дорога, по которой мы шли, вела в ущелье Потерянных Душ, но у самого подножия гор ее пересекла новая, вымощенная камнем. На перекрестке стоял обелиск, на котором была выбита надпись на чужом языке, кажется, эльфийском, а под ней корявыми буквами выцарапано: 'Путник, не ходи на Закатный склон. Смерть поджидает за поворотом!' 'На обратном пути обязательно загляну за этот поворот', — пообещал я про себя.

У обелиска мы устроили очередной привал. Мира занялась костром, а я решил пробежаться по проторенной дороге, полого поднимавшейся в гору, поискать хоть какие-нибудь признаки жилья, чтобы пристроить наконец ненавязчивую, но все-таки очень обременительную для меня спутницу.

Навстречу мне по дороге тащилась крытая повозка, запряженная понурой кобылой, которая под гору умудрялась ползти медленнее, чем улитка в гору. На повозке восседал не более радостный гном и, казалось, спал. Когда я поравнялся с повозкой и тронул гнома за плечо, чтобы разбудить его и, раз уж мне представилась такая счастливая возможность, узнать, нет ли поблизости эльмарионского или какого-нибудь другого поселения, из-за занавески за его спиной показалась арбалетная стрела, направленная мне в грудь, и грубый голос произнес:

— Проваливай отсюда, пока цел, бродяга! А то нам недолго повернуть повозку и проводить тебя, только не и эльмарионскую деревню, а под конвоем на рудники. — Из повозки раздалось дружное ржание по крайней мере еще двух человек. И как их столько поместилось в этой маленькой повозке?

Я не на шутку рассердился, хотел было проучить невежу, но нацеленная прямо в сердце стрела несколько умерила мою ярость. Я представил, как выгляжу со стороны, и сдержался. Действительно, оборванный бродяга, куртки нет, рубашка грязная, с разодранным до локтя рукавом, сапоги нечищеные, все в глине, и меч дешевый, хотя после того, как я привел его в порядок, он выглядел вполне прилично и стал острым как бритва. Снять с меня все бриллианты, обрезать волосы, и можно идти хоть в наемники, хоть в разбойники, повсюду за своего примут. Я откинул непослушную прядь волос, закрывавшую фаргордскую звезду с черным бриллиантом на моем золотом обруче, и гордо сказал:

— До сих пор еще никто не называл бродягой наследного принца Фаргорда. Лучше извинись, а то, боюсь, мне придется научить тебя вежливости!

Делая вид, будто не замечаю направленную мне в грудь стрелу, я поднял руку и стал якобы поправлять ворот рубашки — на тот случай, если бы кретину из повозки вдруг приспичило выстрелить. Тогда я постарался бы поймать стрелу, не теряя лишнего мгновения. Ловить стрелы, пущенные из арбалета, да еще с такого близкого расстояния, на тренировках у меня получалось через два раза на третий, но почему-то я был уверен, что сейчас получится, уж больно мне хотелось утереть нос самоуверенным парням из повозки.

— Эй, Дронт, глянь-ка, кто это там такой храбрый? — раздался насмешливый голос. — Я бы на твоем месте говорил с ним повежливее, а то, чего доброго, окажется, что это и вправду принц Рикланд собственной персоной. Слышь, каким он тоном разговаривает!

Из-за занавески опять раздался дружный хохот, а потом показалась бородатая физиономия седеющего человека средних лет с перебитым носом и багровым шрамом на лбу. Он окинул меня с ног до головы пронзительным взглядом бледно-голубых глаз и произнес:

— Бродяга — он бродяга и есть, молодой да нахальный. Ишь чего надумал, принцем прикидываться! Будет тебе принц Рикланд по горам пешком лазать! Он в замке своем королевском пиры пирует, а если куда и выезжает, так верхом на коне да с дружиной. — Дронт говорил с такой уверенностью, как будто досконально изучил мой образ жизни. Нет, в этой части Фаргорда признавать меня определенно не желали.

Тем временем сонный гном на козлах приоткрыл глаза и проворчал:

— Сейчас каждый второй малолетка — принц Рикланд. Наслушались сказок про него и туда же.

Что верно, то верно, сказок про меня придумано великое множество, и виноват в этом Брикус, любимое занятие которого — сочинять баллады о моих проделках и распевать их всем подряд в 'Сломанном мече' и других подобных заведениях, куда его частенько заносит судьба. При этом он дополняет мои похождения такими немыслимыми подробностями, что простая драка с орком становится похожей на героический подвиг. Послушаешь что-нибудь подобное и сам не знаешь, что делать, то ли восхищаться самим собой, то ли со стыда сдохнуть, потому что сам я и на десятую долю не такой великий герой, каким из-за глупых песенок шута меня считает весь Фаргорд,

— Это точно, — подтвердил Дронт слова гнома. — Мой сопляк пятилетний и тот с деревянным мечом по лесу верхом на палочке скачет, все играет, что он принц Рикланд, орков воображаемых бьет. А ты, парень, сынок лорда какого, что ли? — обратился он ко мне уже более дружелюбно. — Небось из дому сбег да заблудился? Рожа-то у тебя больно благородная, да и одежа вроде богатая была до того, как пообносился. Топал бы ты отсюда подобру-поздорову. Плохое это место. Ущелье Потерянных Душ рядом да рудники. Здесь каторжники одни беглые встречаются да разбойники, золотишко твое отымут да по морде твоей благородной надают, своих не узнаешь. — Дронт говорил спокойно, но арбалет не отводил, глаза его смотрели на меня как-то чересчур пристально и настороженно. Я вдруг понял, что, даже если этот плохо воспитанный Дронт еще раз обзовет меня бродягой или разбойником, я все равно не стану лишать славного пятилетнего сопляка его бесцеремонного папаши. Мысленно поклявшись себе быть терпеливым и никого не убивать без острой необходимости, я самым миролюбивым тоном сказал:

— Ты, Дронт, за меня не беспокойся. Моя, как ты говоришь, морда — это мое личное дело, уж о ней я позабочусь, можешь быть уверен. А вот чего ты так испугался? Я просто хотел узнать дорогу, а ты сразу схватился за оружие. Вы тут что, каждого так встречаете?

— Все сначала вроде дорогу узнать хотят, а потом оказывается, что дорогу-то они и сами прекрасно знают, а интересует их совсем не дорога, а сундуки, которые мы охранять приставлены. Один-то ты нам не страшен, только вот кто знает, может, здесь рядом твои дружки засели. Так что имей в виду, парень, если что, первая стрела твоя!

— Ну, вы даете! Неужели можно из-за какого-то барахла так переживать? — От удивления я даже забыл рассердиться.

— Какое это тебе барахло? А золото и бриллианты королевские не хочешь? Мы это барахло вот уже который год с рудников в Гномьи мастерские возим, где из них разные цацки красивые делают, не одно нападение отбили!

— А ты, Дронт, трепись больше, так еще не одно отбить придется, — раздался из повозки сердитый голос, и на землю соскочил его владелец.

Это был высокий парень с курчавыми волосами, румяными толстыми щеками, и вообще весь какой-то пухлый, так и напрашивалось сравнение то ли с наливным яблочком, то ли с эльмарионской булкой. Парень оглядел меня с головы до ног и буркнул:

— Хватит байки слушать! Видел я принца Рикланда, не он это.

Я тяжело вздохнул. Не иначе парень хлебнул лишнего или, чего доброго, нанюхался цветка грез до одурения, а тогда с ним лучше вообще не разговаривать. Такую чушь пороть начнет, что сам свихнешься, пока слушать будешь. Но глаза парня смотрели трезво и вызывающе, и я ехидно спросил:

— И где ж это ты видел принца Рикланда, во сне, что ли?

— Да на рудниках и видел, — хмуро ответил парень. — Сначала люди его приезжали, Крайт этот деловой, который торгуется ловко, и с ним человека четыре всадников, Гунарта Сильного привезли да еще нескольких прихвостней Урманда. Такую цену заломили, сдуреть можно! А только они уехали, сам принц и пожаловал с дружиной. Крестьян пригнали, целую деревню, а то и две!

— Это не я был! Что я, ненормальный, крестьян на рудники продавать?

— Знамо не ты! Тот поосанистей будет, да одет по-королевски, весь в золоте, и корона на голове знатная, не то что у тебя. Сразу видно, что принц!

Я разозлился не на шутку. Какой-то самозванец позорит мое имя, разоряя деревни, а я об этом узнаю последний от каких-то грубиянов, случайно встреченных на дороге!

— Где этот ублюдок? — завопил я, рывком водворив румяного парня между собой и арбалетом Дронта. — А ну отвечай, куда понесла его хромая кобыла, или молись всем богам, чтобы умирать не очень долго!

— Ты что, ошалел, парень? — испуганно забормотал румяный. — Что ж я, отчета должен у принца спрашивать, куда он поедет? Люди говорят, в замке Урманда он был, а сейчас кто ж его знает? — Парень сделал попытку вырваться, но я перехватил его за запястье и заломил руку за спину. — Дронт, Тиалир, ну сделайте что-нибудь! — взмолился он.

Дронт отбросил бесполезный арбалет, и они вдвоем с Тиалиром, худощавым высоким парнем с трехдневной тетиной на впалых щеках, обнажив клинки, ринулись ко мне. Я оттолкнул румяного и выхватил меч.

Лязг оружия эхом загулял по отрогам гор, неудивительно, что на этот звук прибежала запыхавшаяся Мира. Женщины почему-то никогда не упускают случая помешать славной схватке.

— Остановитесь! — отчаянно закричала она.

Румяный парень, от драки ставший еще румянее, тут же допустил досадную оплошность — он резко обернулся на крик и застыл как вкопанный. Я чуть не проткнул его насквозь, но вовремя вспомнил о данном себе обещании никого не убивать и переключился на Дронта, который спешил ко мне из кустов кизила, куда я благополучно зашвырнул его меч, предварительно выбив из рук. Бедняге Тиалиру повезло меньше. Он в первые минуты боя получил мечом по колену и теперь сидел на земле и, мерно покачиваясь из стороны в сторону, баюкал больную ногу.

Я машинально парировал удары Дронта и краем глаза следил за румяным. А тот вдруг повел себя очень странно. Он отшвырнул в сторону меч и с воплем: 'Матушка!' — бросился к Мире. Странное поведение для человека, собравшегося убить женщину. В том, что парень собирается убить Миру или по крайней мере пригрозить мне ее смертью, я не сомневался. Мне не раз приходилось бросать оружие из-за таких вот горе-воинов, которые не упускали случая приставить нож к горлу женщины, чтобы не драться с мужчиной. Догонять парня было бесполезно, уж насколько я быстро бегаю, он все равно добежал бы первым, тем более что бестолковая Мира зачем-то побежала навстречу. Я подхватил на обочине дороги камень и запустил вдогонку румяному. Камень угодил по затылку, и парень растянулся на дороге. Мира подбежала к нему, опустилась на колени и запричитала:

— Лус, сыночек, неужели это ты? А я уж думала, тебя в живых нет! О боги! Рикланд, ты убил его! Ты убил моего сына!

Лус, заметно побледневший, застонал и открыл глаза. Неудивительно, что Мира узнала его после стольких лет разлуки. Есть люди, внешность которых мало меняется с возрастом. Такие пухлые парни, как этот Лус, в пять лет и в двадцать пять различаются только размерами.

— Ну и чего ты добился? — пропыхтел Дронт, пытаясь в очередной раз достать меня мечом. — Парень мать нашел, которую у него еще в малолетстве тролли уволокли, а ты его чуть на тот свет не отправил.

Я пожал плечами, опустил меч и слегка посторонился, чтобы Дронт не разрубил меня пополам.

— Знаешь, — сказал Дронт, тоже опуская меч, — а я верю, что ты Рикланд. Уж больно бойко ты мечом орудуешь. Не серчай, что сразу не признал. Так ведь в песнях, что про тебя поют, не говорится, что ты мальчонка совсем. А того самозванца сам я не видел, но люди сказывают, будто он только в Вольноземье деревни жжет, какие побогаче. Так что, может, и встретишь его где. Вольноземье ведь рядом, — от гор и до самого Лихолесья. Да только дружина у него полсотни человек, все конные, одному тебе никак не справиться.

— Ладно, Дронт, я не сержусь. Могу даже, если от этого вам будет какая-то польза, рассказать отцу, как вы замечательно охраняете его сокровища от разбойников и бродяг. Прощай!

Говоря с Дронтом, я то и дело поглядывал на счастливого Луса, который уже окончательно очухался и теперь что-то взахлеб рассказывал Мире. Везет дуракам. Я бы все на свете отдал, только бы вот так встретить свою мать, погибшую в пламени дракона четырнадцать лег назад. А может, она тоже не погибла, а томится где-нибудь в неволе? Да нет, Черный колдун своими глазами видел ее обгоревший труп. Впервые в жизни я кому-то завидовал черной завистью, такой черной, что даже в глубине души жалел, что не убил Луса сразу, пока его не увидела Мира. Я в последний раз хмуро взглянул, как Мира обнимает своего вновь обретенного сына, и отправился вверх по дороге, ведущей в горы. Мире я был больше не нужен, а разобраться с самозванцем, от моего имени грабившим деревни, я решил после того, как выполню клятву, данную Кларису. Не поворачивать же обратно, когда до рудников, можно сказать, рукой подать.

Чем выше в горы я поднимался, тем больше они мне нравились. Лиственные деревья остались внизу, и меня вновь окружили мои любимые стройные сосны. Дорога змеей извивалась по склону горы, и я, как обычно, пошел напрямик по еле заметной тропке, ведущей куда-то наверх. Тропинка петляла между стволов сосен и в изобилии усыпавших склон камней. Столько камней сразу я не видел никогда в жизни. Наверно, их хватило бы, чтобы построить громадный замок. Камни были огромные, с плоским, как стол, верхом, и совсем маленькие, россыпью валявшиеся под ногами. Маленькие камешки переливались всеми цветами радуги и вызывали воспоминание о мозаичном полу тронного зала.

Пока я поднимался по тропе, меня так и тянуло свернуть на Закатный склон горы и заглянуть в ущелье Потерянных Душ хотя бы сверху. Я никак не мог понять, какую смертельную опасность могут таить в себе безобидные призраки, а предупреждение, написанное на обелиске, относил исключительно на счет человеческой трусости. Я боролся с искушением свернуть с тропы до самого вечера, но когда начало темнеть, не выдержал. Конечно, я мог бы выбрать и более подходящее время, чтобы заглянуть в ущелье, но днем призраков, скорее всего, не встретишь, а ночью ничего не рассмотришь, поэтому, как только солнце скрылось за склоном горы, я отправился на край отвесно уходящего вниз Закатного склона.

Ущелье Потерянных Душ представляло собой продолговатую долину, зажатую между почти вертикальными скалами с плоскими вершинами, поросшими лесом. Внизу среди темных, почти черных теней угадывалась река. Ее было почти не видно, зато отлично слышно. А вот призраков не было ни видно, ни слышно. Я столкнул в ущелье небольшой камень. Он заскакал по склону, увлекая за собой другие мелкие камешки, и с грохотом, многократно повторяемым эхом, свалился в реку. Ни одного, даже самого захудалого призрака не появилось. Солнце село, и скала на другой стороне ущелья окуталась мраком. Внизу засветились тусклые голубые огни. Их становилось все больше и больше. 'Значит, призраки в ущелье все-таки не выдумка. Интересно, они действительно такие опасные, как рассказывал Кларис?' — подумал я. На этот раз у меня хватило здравого смысла не лезть в ущелье, чтобы проверить. Не хотелось мне общаться с призраками, имея на совести невыполненную клятву, данную недавно умершему человеку, вот я и решил отложить это мероприятие на другое время.

Ночь я провел на высоком плоском камне, за день нагретом солнцем. Лежать на нем было тепло и приятно. Я лег на спину и, чтобы не заснуть, стал смотреть на ночное небо, по которому, как золотые песчинки, были рассыпаны звезды. Я попытался отыскать знакомые. Энди знал все звезды по именам, а я всего лишь несколько созвездий, которые помогают найти путь, да еще несколько, по которым можно определить время. Я нашел созвездие Стрелы, ее конец был направлен в Единорога, значит, до рассвета осталось примерно шесть часов. Потом нашел Полуночную Фаргордскую звезду, которая изображена на нашем гербе над крылом дракона. Она всегда находится на севере. Когда смотришь на эту звезду, она действительно кажется такой же золотой и восьмиконечной, как на гербе или на обруче, который я ношу на голове. Другой такой звезды нет на всем небосклоне. Недалеко от Полуночной звезды расположились еще два созвездия — Молот и Наковальня. Со склона горы казалось, что они высоко в небе, хотя обычно их загораживают верхушки деревьев. Эти созвездия я знал от Энди. Они не использовались ни для определения сторон света, ни для определения времени и никогда бы не заинтересовали меня, если бы Энди однажды не сказал: 'Смотри, Рик, видишь эти два созвездия над самым горизонтом? Вот это из семи звезд, две, три и еще две, называется Молот, а под ним, видишь, три звезды с одной стороны и три — с другой, это — Наковальня. Если нарисовать точки, а потом соединить, получится очень похоже. Этот молот все время двигается. Он то приближается к Наковальне, то опять удаляется и каждый год как будто ударяет по ней. Это бывает каждый раз в один и тот же день. В этот день я родился!' Я запомнил эти два созвездия и с тех пор каждый год дарил Энди что-нибудь на день рождения. А сейчас я смотрел на эти созвездия и думал о том, что Молот уже совсем близко от Наковальни, а я нахожусь так далеко от Черного замка, что если даже и успею вернуться до дня рождения Энди, то уж точно не успею найти ему подходящий подарок, не просто какой-нибудь, а такой, чтобы тот рот раскрыл, а закрыть забыл. 'Надо будет по дороге поискать что-нибудь магическое или на обратном пути спросить у Вальдейна. Может, он продаст мне какую-нибудь эльфийскую книгу. Хотя нет, Вальдейн опять будет приставать с расспросами об Энди'.

Зря я позволил себе расслабиться. Можно было предвидеть, что после четырехдневной непрерывной беготни я усну, как пьяный орк на посту. Последней реальной картиной, запомнившейся мне, был белый плотный туман, поднимающийся из ущелья и заползающий на гору все выше и выше.

Приснился мне призрак. На голове призрака был рогатый шлем, в руках он держал меч, весь в засохшей крови, и изрубленный щит, окованный ржавым железом. Из его груди, облаченной в кольчугу, прямо из того места, где у живых людей расположено сердце, торчала длинная эльфийская стрела. Его глаза светились, но не красным светом раскаленных углей, как у Роксанда, а тусклым голубым светом, как далекие огоньки в ущелье Потерянных Душ. Призрак молча подошел ко мне и занес руку с мечом для удара.

— Чего размахался? — равнодушно сказал я. — Все равно убить меня ты не сможешь.

— Мне нужна твоя душа, — глухо сказал призрак.

— Должен тебя огорчить, приятель. Моя душа нужна мне самому.

Призрак опустил меч.

— Ты меня не боишься, — констатировал он.

Еще не хватало его бояться! Если бы этот воин знал, сколько раз попадало мне призрачным мечом, когда Роксанд учил меня уворачиваться от ударов, он даже не пытался бы меня испугать таким образом.

Призрак выглядел озадаченным.

— Ты давно должен был умереть от страха, дерзкий юноша! Но ты храбр, и я не могу убить тебя. Но рано или поздно твоя душа станет нашей, как и души всех, осмелившихся подойти к ущелью! Нам нужны смельчаки.

— Зачем? — удивился я.

— Чтобы победить темных эльфов, — ответил призрак. — Наша армия растет с каждым днем. Не все такие смелые, как ты, но все же победа будет за нами!

— Все это, конечно, замечательно, но разве ты не знаешь, что Роксанд Второй победил темных эльфов еще двести с лишним лет назад?

— Роксанд Второй Красивый, — задумчиво протянул призрак. — Да, когда-то я сражался в его армии. Это был храбрый король! Когда обе армии, наша и эльфийская, почти полностью полегли в сражении, он вызвал короля темных эльфов на поединок. Поединок этот должен решить исход войны. Когда война будет окончена, души погибших перенесутся в Лучший мир, но до тех пор мы должны охранять ущелье, чтобы ни один темный эльф не проник в Фаргорд из проклятой Сумеречной долины. Короли еще не вернулись. Мы ждем исхода их поединка и копим силы для последней битвы, если она все-таки состоится.

'Ну, Роксанд, коварное порождение Хаоса, — про себя обругал я предка. У меня было подозрение, что победа над темными эльфами досталась ему не самым честным путем, но вызвать их короля на честный бой и устроить засаду, такого я от него не ожидал. Наверно, и клятву с него взял, что он придет один и не будет пользоваться магией! И этот человек еще изводит меня своими нравоучениями! Хорошо, что я не часто к ним прислушиваюсь'.

О том, что в подземелье Черного замка томится Темный эльф, я знал с раннего детства. Еще когда был жив Рил, мы с ним по длинным и плохо освещенным подземным коридорам тайком пробрались в темницу, чтобы своими глазами увидеть эту живую легенду. Как только наши не в меру любопытные, совершенно одинаковые носы показались в тюремном коридоре, нам преградил дорогу огромный стражник-орк. Он не сделал нам ничего плохого, просто сказал, что темница не место для детских игр. Рил, который безумно боялся орков, тут же развернулся и стремглав бросился вверх по лестнице, а я прошмыгнул между кривых орочьих ног, чем вызвал взрыв хохота у узников, пробежал вперед и уперся в толстую решетку, за которой и находился прикованный к стене Темный эльф. Я схватился за прутья решетки и принялся жадно рассматривать эльфа, с трудом различая его в темноте камеры. Я понимал, что сейчас меня вышвырнут за дверь, как щенка, — за спиной раздавались тяжелые шаги стражника. За короткое время я успел разглядеть только высокий темный силуэт, который не стоял, а просто висел на прикованных цепями руках. Лица эльфа не было видно, его закрывали длинные волосы, свисавшие чуть ли не до самого пола. Я решил, что эльф давно умер, уж больно он был похож на скелет, найденный нами как-то раз в заброшенном подземном коридоре. Но эльф был жив. Он почувствовал на себе мой любопытный взгляд, медленно поднял голову, и я увидел его раскосые красные глаза. Эльф пристально посмотрел на меня и тихо произнес: 'Так вот ты какой, принц Рикланд!' Тут стражник-орк все-таки схватил меня за шиворот, выволок из подземелья, несмотря на то, что я старательно царапался и лягался, и сдал на руки Ленсенду, который, к счастью, проходил мимо. Так что мне даже не влетело. А Темного эльфа я с тех пор не видел, подземелье стали запирать. Только непонятно, почему он назвал меня по имени, хотя никогда раньше не видел и, вероятно, не знал даже о моем существовании.

Я хотел расспросить призрачного воина о битве в ущелье, потому что понял, что рассказам Роксанда вряд ли стоит верить безоговорочно, но, к сожалению, все это происходило во сне, а все мои сны кончались одним и тем же кошмаром. Я в который раз услышал полный ужаса крик Рила и стремглав бросился на голос. 'Куда спешишь? Все равно не успеешь!' — крикнул призрак мне вдогонку. И, как всегда, я не успел.

Спросонок я свалился с высокого камня, на котором спал, но тренированное тело, которое у меня часто соображает быстрее мозгов, не дало мне упасть, а приземлилось на ноги. Так что окончательно проснулся я, стоя на земле в вертикальном положении. Чтобы прогнать остатки сна, я сунул голову под ледяную струю журчащего неподалеку источника, все камни на дне которого были покрыты золотым песком, а вода имела странный солоноватый привкус, и вернулся на дорогу.

Глава 15 ШИРОКИЙ ЖЕСТ

Вход на рудники представлял собой дыру в скале высотой в два человеческих роста и такой ширины, что в нем бы могли разъехаться, не зацепившись осями, две королевские кареты. Огромные дубовые ворота были распахнуты настежь, и перед ними сидели прямо на земле, скрестив кривые ноги, и резались в кости два подвыпивших орка. Оружие — пара алебард и две кривые сабли — отдыхало, прислоненное к створкам ворот. Глядя на блаженные физиономии охранников и их полусонные глазки, можно было подумать, что рудники — самое мирное и спокойное место во всем Фаргорде.

— Стой! — лениво крикнул один из орков, когда я направился мимо них внутрь громадной пещеры, которая смутно угадывалась за широкими воротами.

— Куда прешь? Здесь королевские рудники! — подхватил второй.

Разговаривать с орками я считал ниже своего достоинства так же, как и убивать безоружных, поэтому просто не обратил внимания на охрану и продолжил свой путь. Орки прокричали мне вслед что-то невразумительное, кряхтя, поднялись, подхватили оружие и потрусили за мной, вопя во все горло и на все лады три грязных слова из своего языка, с помощью разнообразных сочетаний которых их соплеменники обычно выражают почти все свои мысли. На крики орков выбежало еще четверо, на ходу надевая шлемы и доставая сабли из ножен. Мне сразу стало весело, особенно после того, как подбежавший ко мне первым орк помчался дальше с той же скоростью, но уже без головы, нелепо размахивая руками. Меня охватил боевой азарт, такое замечательное состояние, когда я совершенно не чувствую усталости, а все вокруг меня движется настолько медленно, что иногда кажется, что все, кроме меня, застыли на месте, а шевелиться способен только я один. Я прикончил остальных орков за несколько коротких мгновений, а потом уже, когда драться стало больше не с кем, подумал, что надо было оставить одного в живых и заставить показывать дорогу, а то самому мне, пожалуй, придется плутать по подземным лабиринтам до скончания жизни. Но все орки, охранявшие вход на рудники, были перебиты, а остальные охранники находились где-то далеко, вероятно, сторожили каторжников, так что мне пришлось обследовать обширные пещеры, именуемые королевскими рудниками, самому.

В огромном подземном зале царил полумрак, рассеиваемый ярким светом, падавшим из распахнутых настежь ворот, и тусклым пламенем факелов, закрепленных на стенах. Каждый факел освещал начало одного из ведущих в толщу породы коридоров. Людей видно не было. В глубине пещеры стояла непривычная тишина, ни пения птиц, ни шума деревьев на ветру, но, прислушавшись, я услышал множество других, непривычных звуков. Откуда-то издали раздавался стук, как будто несколько кузнецов работали одновременно, из ближайшего ко мне левого прохода слышался скрип, шаркающие шаги и звон, кажется, цепей, но уж точно не оружия, а рядом со мной, срываясь с влажного потолка, монотонно падали капли воды. Я снял со стены факел и направился в левый тоннель, откуда доносились шаги.

Вскоре мне встретился изможденный каторжник с глубоко запавшими глазами, редкими грязными волосами и бледной обвисшей кожей. Он толкал перед собой деревянную тележку, полную тускло переливающихся самородков.

— Неплохо! — хмыкнул я. — Это вы за день столько наковыряли? А отец говорит, что ему золота не хватает.

Каторжник остановился и непонимающе уставился на меня.

— Я — принц Рикланд, ищу Гунарта Сильного. Ты не знаешь, где его можно найти?

Вместо того чтобы спокойно ответить, каторжник вдруг бухнулся на колени и начал судорожно целовать мой перепачканный глиной сапог. При этом он так крепко вцепился в мою ногу, что попытки освободиться привели к тому, что я чуть не потерял равновесие.

— О благородный принц, боги услышали мои молитвы и послали тебя! Освободи меня с этой каторги, умоляю! Все говорят, что ты всегда выручаешь безвинно обиженных.

— А ты что, попал на рудники просто за красивые глазки? — спросил я, с трудом выворачивая свою ногу из его цепких пальцев. — Прекрати пачкать мой сапог своими слюнями, он и без того грязный!

Каторжник мне не понравился, у него была самая что ни на есть воровская физиономия, и он до того громко скулил, что вся стража, какая только была на рудниках, должна была услышать и сбежаться на его вопли. К тому же я терпеть не мог подхалимов и еле сдерживался, чтобы не дать ему хорошего пинка. Половина королевского двора просто тает, когда перед ними вот так пресмыкаются, у меня же такое поведение вызывает только чувство омерзения.

— О благородный принц, я жертва, несчастная жертва, — причитал каторжник, глядя на меня снизу вверх глазами провинившейся собаки. Казалось, у него сейчас появится хвост и он начнет им вилять. — Я был честным купцом, но на мой караван напали разбойники. Все мое добро разграбили, а меня продали на эти проклятые рудники. Освободи меня, и я буду до гроба служить тебе, отдам за тебя жизнь, если прикажешь!

Очень я сомневался, что этот тип может отдать свою жизнь за кого-нибудь вообще и за меня в частности, но за неимением лучшего проводника приходилось довольствоваться этим.

— Ладно, жертва, считай, что в твою историю я поверил. Можешь встать. А теперь скажи, ты знаешь, где мне найти Гунарта Сильного?

— Я думаю, где-нибудь в нижних ярусах. Туда ведет крайний правый тоннель. Я могу показать, где это, я все здесь знаю!

— Хорошо, показывай. Кстати, как тебя зовут?

— Кэттан, благородный принц.

— Ну что ж, Кэттан, вперед, навстречу свободе! — с пафосом воскликнул я и взмахнул мечом. Эффектно получилось, даже тусклые глаза бедолаги Кэттана вспыхнули воинственным огнем.

Я повернулся, чтобы идти дальше на поиски Гунарта Сильного, как вдруг меня остановил отчаянный вопль Кэттана:

— А кандалы! Я не могу идти в этих кандалах! Нужен кузнец. Ты ведь не бросишь меня, правда?

Действительно, ноги каторжника были закованы в цепи. Бросать его я не собирался. Раз уж я сказал, что он свободен, значит, будет свободен! Но как снимают кандалы, я не имел ни малейшего представления, поэтому, вспомнив рассказ Клариса о том, как его освободил Гунарт Сильный, поднатужился и сломал железные браслеты на ногах Кэттана. Тот рассыпался было в похвалах, но я прервал его словоизвержение, и мы отправились выполнять мою клятву.

Кэттан, похоже, знал рудники не хуже, чем я Черный замок. За время, проведенное тут, он успел поработать везде, начиная с самой тяжелой и опасной работы на самых нижних ярусах, где воздух был наполнен ядовитыми газами и свод грозил свалиться на голову каждое мгновение, и кончая той, что считалась самой легкой и престижной, как раз от нее я его и избавил. Гунарта, как предполагал Кэттан, надо было искать в самом низу. Его сила и непокорный нрав были вескими доводами в пользу этого предположения.

На нижние ярусы рудников вела крутая каменная лестница, начинавшаяся почти у самого входа в правый коридор.

— Это место называют Зачарованная лестница. Если по ней спускаться, у нее тысяча шестьсот семьдесят три ступени, а если подниматься, то тысяча шестьсот семьдесят две. Я сам считал, и не один раз, — сообщил Кэттан. — Лестница построена еще темными эльфами в незапамятные времена.

— А как же вы поднимаете свои тележки с рудой по таким крутым ступеням? — удивился я.

— Для руды есть специальный подъемник, деревянная площадка с веревкой, перекинутой через блок наверху. Когда внизу тянут за веревку, площадка поднимается. Это находится в том коридоре, где осталась моя тележка.

— Пошли-ка обратно, Кэттан, прокатимся с ветерком! — тут же предложил я, уж больно не хотелось пересчитывать ступени бесконечной древней лестницы, да еще к тому же заколдованной.

— Как обратно? Ты с ума сошел! На подъемнике никто не спускается, это опасно, — испуганно запричитал Кэттан.

Мне очень быстро надоело его нытье, и я сказал, что, собственно говоря, обойдусь и без него, а он может оставаться наверху или вообще пусть идет на все четыре стороны. Кэттан размышлял недолго. В один миг сообразив, что первый же надсмотрщик или стражник, которого он встретит, водворит его на место, он заявил, что, хотя и считает меня безрассудным смельчаком, все равно готов идти со мной куда угодно, хоть в брюхо к дракону.

Что уж такое опасное Кэттан нашел в этом спуске, я так и не понял. В Черном замке был примерно такой же лифт, он соединял кухню с обеденным залом, и в детстве я получал бездну удовольствия, катаясь на нем вместе с братом и иногда пугая до полусмерти старую кухарку и ее молоденьких помощниц. Конечно, если бы я отпустил перекинутую через блок веревку, к одному концу которой была привязана площадка лифта, а другой уходил в темную шахту, мы, скорее всего, разбились бы в лепешку. Но я еще не сошел с ума, чтобы так бестолково закончить жизнь. Поэтому мы плавно приземлились, и Кэттан смог наконец открыть свои плотно зажмуренные глаза и облегченно вздохнуть.

Первым, кого я увидел, как только ступил на усыпанный каменной крошкой пол нижнего яруса, был Кларис. Парнишка шел нам навстречу, с усилием толкая перед собой такую же тележку, наполненную золотыми слитками, какая была у Кэттана. Он был таким же худым и грязным, с такими же спутанными волосами, в которых наверняка кишели вши, и даже кашлял точно так же. Сходство было настолько сильным, что я окликнул его по имени:

— Эй, Кларис!

Мальчишка поднял на меня глаза, и я понял, что обознался. Глаза у него были не серые, а голубые.

— Я не Кларис, — буркнул мальчишка, продолжая толкать свою тележку.

— Постой, парень! — Я поймал его за острый локоть. — Как тебя зовут?

— Нейл, — нехотя ответил мальчишка. — Отпустите меня, дядечка. Если я быстро не вернусь, с меня Упырь шкуру спустит!

— Отпусти его, благородный принц, — вмешался Кэттан. — Пусть продолжает работу. — Увидев, что я собираюсь поговорить с парнишкой, он добавил: — Его жестоко изобьют, если он замешкается. Упырь один из самых безжалостных надсмотрщиков на всех рудниках.

Нейл удивленно посмотрел на Кэттана, потом на меня, молча завез тележку на площадку лифта и повернул обратно.

— Послушай, Нейл, — не выдержал я, — ты не знаешь, где я могу найти Гунарта Сильного?

— А ты что, и вправду принц? — вместо ответа спросил Нейл.

— Правда-правда, — вместо меня ответил Кэттан. — Так что рассказывай все, что знаешь.

— А зачем тебе Гунарт Сильный? — снова спросил Нейл.

— Тебе-то какое дело? — снова упредил меня Кэттан, который, похоже, взялся вести за меня все переговоры. — Если не знаешь, так сразу и скажи.

— Нет, почему, знаю. В Задохлом тупике опять обвал был, так всех сильных мужчин туда отправили, разгребать.

— Тьфу ты, Задохлый тупик — пакостное место, — проворчал Кэттан. — Ладно, мальчик, — он похлопал Нейла по худому плечу, — можешь идти, ты нам больше не нужен, дорогу дальше я и сам найду.

Нейл бегом помчался по коридору, видимо, испугавшись, что задержался, разговаривая с нами.

— Постой, я с тобой! — крикнул я и побежал вдогонку. Почему-то я чувствовал, что мое присутствие там, куда бежит мальчишка, будет просто необходимо. Кэттан затрусил следом, но вскоре отстал.

Прямой как стрела коридор полого уходил вниз. Несколько раз встречались боковые проходы, но Нейл бежал, никуда не сворачивая. Освещения почти не было, только чадящий факел на стене около подъемника да где-то вдали, в самом конце коридора тускло маячил какой-то слабый отблеск. С той стороны доносился приглушенный шум, глухие удары, звон металла и еще какие-то совсем непонятные звуки. Потолок был такой низкий, что мне приходилось время от времени наклоняться, чтобы не удариться головой. Его подпирали полусгнившие деревянные опоры, и меня не оставляло ощущение, что стоит мне посильнее топнуть, и вся скала, находящаяся над нами, тут же обрушится прямо нам на головы. Было невыносимо жарко и душно. Рубашка тут же прилипла к спине, и я испытывал легкую зависть, глядя на обнаженного до пояса Нейла.

Чем ниже мы спускались, тем труднее становилось дышать.

— Как вы можете тут находиться? — удивился я. — Тут же дышать нечем!

— А нас не спрашивают, — буркнул неразговорчивый Нейл.

Он уже не бежал, а еле плелся, да и мне тоже расхотелось спешить. Первый раз в жизни я начал задыхаться от бега. Наконец отблеск в конце коридора приобрел очертания еще одного тусклого факела, в спертом воздухе появился запах человеческого пота и ни с чем не сравнимая, отвратительная вонь орков, коридор резко свернул вправо, и мы оказались в просторной пещере. Пещера была просто забита народом. Люди все, как на подбор, были исключительно грязные, с угрюмыми бородатыми лицами и всклокоченными, нечесаными волосами. Они исступленно колотили по стене кирками, с какими обычно изображают гномов на картинках в эльфийских книгах, а между ними расхаживали несколько орков с длинными кнутами, которыми они угощали тех, кто, по их мнению, бил в стену недостаточно увлеченно. Вокруг стоял оглушительный грохот, временами перекрываемый вскриками нерадивых работников, получивших кнутом по спине. Через всю стену проходила толстенная золотая жила, наверно, в локоть шириной, и именно она была причиной всего этого невообразимого шума.

Один из орков с кнутом увидел Нейла и направился к нему. Когда он подошел поближе, стало понятно, что это вовсе не орк, а уродливый сгорбленный человек с невероятно волосатой грудью и гнусным выражением на бородатом лице. У орков бороды не бывает, только это и отличало его от орка. Я сразу догадался, что это и есть тот самый Упырь, которого так боялся Нейл. Если на свете существуют упыри, то, наверно, они выглядят именно так. У него был синюшный оттенок кожи, красные глаза навыкате и зубы, похожие на гнилой покосившийся частокол в покинутой деревне.

Как выяснилось, Нейл опасался не напрасно.

— Сколько можно шляться? — зарычал Упырь. — Небось выдрыхнуться успел за это время!

Он замахнулся кнутом и обрушил бы на спину бедолаги Нейла сокрушительный удар, если бы я вовремя не подставил руку. Кожаный ремень обмотался вокруг запястья, я резко дернул, и кнут оказался у меня. Упырь начал бестолково озираться, не понимая, куда делось его любимое орудие труда, а Нейл так и сидел на корточках, сжавшись в комок, обхватив руками голову и дожидаясь удара. Признаться, я сильно пожалел, что не догадался перерубить кнут мечом вместо того, чтобы подставлять свою многострадальную правую руку. Такого удара от простого кожаного ремня я не ожидал. Кожа в местах, где с ней соприкоснулся кнут, побагровела, вздулась, и каждое движение кистью вызывало резкую боль. Я с сожалением понял, что некоторое время мне придется убивать врагов одной левой.

Упырь недолго оставался в недоумении. Он все еще чувствовал себя хозяином положения, не понимая, что ситуация несколько изменилась. Грязно выругавшись, он выхватил свою кривую саблю и начал размахивать ею перед моим носом и, брызгая слюной, орать:

— А ну-ка дай сюда кнут, ублюдок, или сейчас отправишься к призракам! Я не потерплю, чтобы какой-то сопляк тут распоряжался! Ты что, оглох, мать тво...

Что он думает про мою мать, я дослушивать не стал — быстрым движением левой руки, в которую пришлось переложить меч, перерезал ему горло. Упырь еще больше выпучил глаза, булькнул, медленно осел на пол и, дернувшись, замер. Нейл на четвереньках отполз за мою спину и прижался к стене. Подошел запыхавшийся Кэттан и тоже встал сзади. Кажется, он и вправду собрался отдать за меня жизнь. Оглушительный грохот начал стихать. Каторжники перестали долбить стену, начали перешептываться и поворачивать в нашу сторону изможденные лица, в основном мрачные, но некоторые и со светящейся в глазах надеждой. Надсмотрщики их не подгоняли, они спешили к нам.

— Зря ты ввязался в это дело, принц, — тихо проворчал Кэттан. — Убьют! Надо было сразу в Задохлый тупик идти, там охраны мало, им свое здоровье дороже. А тут точно убьют!

— Я тебя не держу, можешь идти, — равнодушно сказал я, решив, что вряд ли от Кэттана будет польза, когда придется драться.

— Да нет уж, — вздохнул Кэттан. — Видно, судьба моя такая, получить свободу и погибнуть.

— Ладно, старик, не плачь. Отойди, если боишься, и не путайся под ногами. — Я хлопнул Кэттана по плечу, от чего тот почему-то присел, и протянул ему кнут. — Вот, держи, все равно я этой штуковиной пользоваться не умею, а ты, может, отобьешься, если к тебе кто-нибудь прорвется.

Тем временем на меня яростно налетел первый орк, и мне стало не до Кэттана. Надсмотрщиков было не меньше двух десятков, но, к счастью, они больше привыкли иметь дело с покорными, как скот, каторжниками, чем с опытными воинами. Орки подбегали по одному или по двое и, по-моему, только для виду размахивали саблями или кнутами, после чего подставляли шеи, животы или другие части тела под мой меч и падали мертвыми, добавляя к царившей вокруг вони кислый запах орочьей крови. Под кнуты я больше не лез, а аккуратно перерубал их остро отточенным клинком, оставляя на рукоятке ремешки не длиннее локтя. Вконец осмелевший Кэттан деловито оттаскивал трупы в сторону, чтобы они не мешались под ногами.

Последние несколько орков, спешившие из какого-то коридора на другом конце пещеры, повернули обратно, не добежав до меня.

— За подмогой побежали, сейчас стражу приведут, — мрачно предрек Кэттан. Похоже, будущее ему виделось исключительно в черном цвете.

— Дядечка принц, — раздался жалобный голос Нейла, — а ты Гунарта Сильного тоже убьешь?

— Пока не собираюсь. Я хотел дать ему свободу только для этого мне придется сначала найти то место, где его держат. Как, ты сказал, оно называется? Дохлый тупик?

— Задохлый, — поправил Нейл. — Туда попадешь, — задохнешься и сдохнешь, поэтому так и называется. А если я тебя отведу к Гунарту Сильному, ты меня за это отсюда с собой заберешь? Я мог бы тебе служить, я все умею делать!

— Без тебя справимся, — тут же встрял Кэттан. Он определенно не желал, чтобы я имел дело с Нейлом. — Я и сам покажу принцу, где Задохлый тупик.

— А Гунарта Сильного вы там все равно не найдете, — хитро ухмыльнулся Нейл. — Я вас обманул.

— Зачем? — удивился я.

— Я думал, что вы хотите его убить, или отдать призракам, или еще какую-нибудь гадость ему сделать. А в Задохлом тупике действительно обвал был, так там сейчас вообще дышать нельзя. Кто туда заходит, сразу умирает. Вы, конечно, можете на меня злиться, что я вас чуть было не отправил на верную смерть, но без меня вам все равно Гунарта Сильного не найти!

— Не связывайся с ним, принц, — нахмурился Кэттан. — Давай лучше еще у кого-нибудь спросим.

— Какая разница? Если он знает, где Гунарт, пусть покажет.

— Не нужен нам этот мальчишка, — запротестовал Кэттан. — Здесь на рудниках каждая крыса знает, что он вор.

— Это правда, Нейл? — удивился я.

За свою жизнь я встречал нескольких воров. Одному даже случайно сломал руку, когда тот пытался срезать у меня с пояса кошелек. Но Нейл с его ясными голубыми глазами, в отличие от самого Кэттана, совершенно не походил на вора. Да и сам Нейл тут же начал опровергать утверждение старого каторжника. Он чуть было не набросился на него с кулаками.

— Сам ты вор! — кричал он. — Я у тебя что, что-нибудь украл? Не верь ему, дядечка принц, врет он все! — В глазах Нейла стояли слезы. — Ну пожалуйста, возьми меня с собой. — Нейл шмыгнул носом.

— Без сопливых обойдусь, — презрительно сказал я. Сам я плакать просто не умел и совершенно не переносил, когда плакали другие. Нейл потерял для меня всякий интерес.

Я окинул взглядом каторжников. После того как охранять их стало некому, они сами занялись своим освобождением. Одни старательно сбивали с ног кандалы, другие уже избавились от цепей, но уходить не спешили, а выжидающе смотрели на меня. Я был уверен, что многие из них попали сюда не за преступления, а просто по несчастному стечению обстоятельств. За каждого нового работника начальник охраны рудников платил немалые деньги, и даже мои наемники, не испытывавшие недостатка в деньгах, не упускали случая продать на рудники пленных мужчин из захваченных нами замков. Именно таким образом попал на рудники Гунарт Сильный. Я подумал, что неплохо было бы разобраться, за что попали на рудники эти люди, и отпустить невиновных на волю, но представил, сколько это потребует времени, и мне сразу расхотелось этим заниматься.

Из дальнего коридора послышался стук подкованных железом сапог стражников и звон оружия. Это положило конец моим размышлениям о судьбах окружающих людей, и я громко и вполне по-королевски объявил:

— Эй, народ! Я, Рикланд, наследный принц Фаргорда, объявляю амнистию! Все свободны!

Что тут началось! Вопли восторга слились с лязгом ломаемых кандалов и криками перепуганных или умирающих стражников. Гномьи кирки оказались неплохим оружием, и вскоре шум схватки утих. Бывшие каторжники собрались вокруг меня, кто-то пытался благодарить, слюняво целуя руки и хватаясь за одежду. То и дело раздавались истошные крики:

— Слава принцу Рикланду! Да здравствует король!

Я представил себе, что скажет король, когда узнает, что на золотом руднике не осталось работников, и мне стало как-то не по себе. Но вряд ли я смог бы вернуть все на свои места, даже если бы очень захотел. Толпа собралась немалая, наверное, около сотни человек, и все хотели протиснуться ко мне поближе. 'Сейчас меня раздавят, — мелькнуло в голове, — или придется прокладывать себе дорогу мечом'. Я огляделся и, заметив неподалеку опрокинутую тележку, вскочил на нее и оглядел толпу. Гунарта Сильного среди освобожденных каторжников видно не было, и что-то подсказывало мне, что найти его самому мне будет не просто.

— Кто-нибудь знает, где мне найти Гунарта Сильного? — Я тщетно пытался перекричать народ, но так и не услышал в ответ ничего, кроме радостных возгласов.

Восторги толпы меня особенно не смущали, за свою не очень долгую жизнь я успел вдоволь наслушаться и криков радости, и проклятий. Я прекрасно понимал, что люди не угомонятся, пока не услышат от меня чего-нибудь вроде королевской речи. И почему народ так любит послушать, какой бред приходит в голову особам королевской крови? Лично я терпеть не мог слушать речи, а тем более их произносить, хотя обстоятельства частенько заставляли меня делать и то и другое. Речи отца, к которым он готовился иногда по нескольку дней, я обычно пропускал мимо ушей, а из уроков риторики, по которой всегда имел твердую оценку 'неудовлетворительно', я вынес только, что начинать речь, обращенную к народу, следует с фразы: 'Мои возлюбленные подданные!' Поэтому, когда какие-нибудь счастливые крестьяне, избавленные мной от своего жестокого лорда, ждали от меня выступления, я нес околесицу, болтая все, что приходило в голову. Красноречием я не блистал, но слушатели были без особенных претензий, поэтому мои экспромты воспринимались народом ничуть не хуже тщательно подготовленных речей отца.

Я оглядел обращенные ко мне лица, горящие глаза. Странные люди, взрослые мужчины, некоторые явно сильнее меня, а мало того, что позволили кучке орков запугать себя до полусмерти, так еще и сейчас ведут себя как мальчишки, живущие в окрестностях Черного замка. Те, как увидят меня, сразу начинают орать во всю глотку: 'Да здравствует принц Рикланд!' 'Придется сказать им несколько слов, а то так ведь и будут кричать, пока не охрипнут, — с тоской подумал я. — Что ж, сам виноват, шел бы себе мимо и не лез не в свое дело'.

Я поднял руку, все тут же замолчали и выжидающе уставились на меня. 'Вот когда надо спрашивать про Гунарта, — про себя усмехнулся я. — Ладно, не буду разочаровывать восторженную толпу. Вы хотели услышать, как я треплю языком, пожалуйста, получите!'

Тишина стояла полная. Было слышно, как где-то капает вода и шуршат крыльями летучие мыши под сводами пещеры. Хорошо, можно не орать во всю глотку. Я поправил съехавший набекрень золотой обруч и начал:

— Народ Фаргорда! — Фразу 'Мои возлюбленные подданные' выжать из себя мне не удалось. Какие они, к демону лысому, возлюбленные — на рудниках-то. К тому же подданные они не мои, а короля. Да и вообще, эта фраза мне никогда не нравилась. — Приветствую вас на свободе!

Народ Фаргорда опять разразился радостными криками. Мне не терпелось покончить со всем этим как можно скорее и пойти своей дорогой, поскорее освободить Гунарта и заняться чем-нибудь более интересным. Но происхождение обязывало мучиться до конца. Тут не уйдешь, хлопнув дверью, как с Королевского совета. Сомневаюсь, что народ будет и дальше любить принца, который демонстративно пренебрегает этой любовью. Я изобразил жалкое подобие улыбки, на большее я был уже не способен, и продолжил:

— Не так давно я узнал, что многие из вас попали на рудники незаслуженно. Мне захотелось восстановить справедливость. Быть может, вместе с невинными людьми на свободе окажутся воры и разбойники. Но я надеюсь, что пребывание на рудниках кое-чему их научило и на воле они изберут себе более достойное занятие. Иначе следующая встреча со мной будет для них не такой радостной, как сегодняшняя. Честным же людям я желаю счастья и благополучия! Возвращайтесь к своим семьям, и да сопутствует вам удача!

Опять раздались дружные крики, правда, на этот раз не такие продолжительные. Все ждали, что же я скажу дальше. Но я решил, что и так сказал больше чем достаточно, и перешел к интересующему меня вопросу.

— Я надеюсь, что после того, как я вернул вам утраченную свободу, вы не откажетесь оказать мне небольшую услугу? Скажите, ради всех богов, где мне найти Гунарта Сильного?

— Гунарт Сильный умер, — послышался чей-то голос.

— Как умер? — Я ожидал чего угодно, только не этого. По моим подсчетам Гунарт попал на рудники не более десяти дней назад. Не могла же работа, пусть очень тяжелая, за столь короткое время загнать до смерти молодого крепкого мужчину.

— Третьего дня он не вернулся в барак, — сказал хмурый человек с медной серьгой в ухе, стоявший прямо передо мной.

— Орки в ущелье его скинули, к призракам, — подхватил его сосед, безбородый юноша. — Гунарт непокорный был, себя в обиду не давал, да и других тоже. Орки каждый день грозили ему, что к призракам отправят. Видать, так и сделали. Они на расправу скорые.

— Это правда? — Я оглядел стоящих вокруг людей. Некоторые опускали глаза. Выражение лиц явно говорило, что все считают Гунарта мертвым.

Я зло выругался. Это было не самое удачное завершение королевской речи, но известие о смерти Гунарта Сильного просто вывело меня из себя.

Гунарт не относился к числу моих друзей. Я встретил его лишь однажды, когда он пытался защитить от меня лорда Урманда, телохранителем которого служил. И встреча эта закончилась тем, что я с помощью безобидного приема собственного сочинения заставил его рухнуть на пол без сознания на то время, которое понадобилось мне, чтобы разделаться с Урмандом и покинуть замок. А вот слышал я о Гунарте много, причем только хорошее и, признаться, не мог понять, из каких соображений он нанялся служить этому старому кретину Урманду. Я никогда не желал Гунарту зла, хотя, защищая Урманда, он очень старался меня убить, и считал, что на рудники он попал по чистой случайности и совершенно не заслуживал быть скинутым в ущелье Потерянных Душ.

Внезапно кто-то сзади потянул меня за голенище сапога. От неожиданности я резко обернулся и чуть не снес наглецу голову мечом, который все еще продолжал держать в левой руке. Передо мной стоял Нейл.

— Гунарт жив. Пойдем, я провожу тебя к нему, — тихо, чтобы никто не услышал, прошептал он. — Только никому не говори, куда мы пойдем. Я обещал Гунарту, что никто не узнает, где он находится. Но встретиться с тобой, я думаю, он не откажется.

— А ныть не будешь? — Настроение у меня моментально улучшилось, и я тут же припомнил Нейлу его недавние слезы.

— Не буду, дядечка принц, — ухмыльнулся Нейл. — Думаешь, это я по правде плакал? Просто притворялся! Думал, раз ты меня от Упыря спас, значит, ты из таких добреньких, ну, как Гунарт Сильный. Если при нем слезу пустить, он все что хочешь сделает!

— Ладно, пошли, знаток человеческой натуры! Только не называй меня дядечка. Тоже мне, племянничек выискался!

Глава 16 ЗАКЛЯТЫЙ ВРАГ

— Ты и вправду хочешь отпустить Гунарта Сильного на свободу? — в который раз спросил Нейл, когда мы шли по темному узкому коридору, спускавшемуся все ниже и ниже.

— Хочу. Чем он хуже других?

— Он лучше других, это точно! Да и ты вроде не такой ужасный, как рассказывают. Я вот тебя нисколько не боюсь. А сражаешься ты и вправду здорово! Я бы тоже так хотел научиться. Гунарт учит меня обращаться с оружием, но у меня пока плохо получается.

— Где это вы на рудниках оружие достали? — удивился я.

— Скоро сам узнаешь. Только хочу тебя предупредить, Гунарт ненавидит тебя лютой ненавистью.

— Знаю, только для меня это не имеет значения. Перед смертью один парнишка попросил меня освободить Гунарта Сильного, и я поклялся, что сделаю это. А свои клятвы я стараюсь держать. Да и вообще, не место Гунарту на рудниках.

— Ты же сам приказал его сюда отправить. Хотелось бы знать, зачем? — язвительно спросил Нейл.

— Я всегда считал, что не обязан отчитываться в своих поступках перед сопливыми каторжниками, — я надменно скривил губы. Не люблю, когда со мной говорят таким тоном.

— Понятно теперь, за что Гунарт тебя ненавидит, — протянул Нейл. Он немного помолчал, потом заговорил снова: — Боюсь, он может убить тебя. Он действительно очень сильный. И еще он сказал, что у него в жизни осталась одна цель — отомстить Рикланду, ну, тебе, значит. А потом, говорит, и умереть не жалко.

— Бывает... — равнодушно сказал я.

Нейл снова замолчал. Некоторое время он деловито вышагивал впереди, шаркая босыми ступнями по шероховатому полу и освещая дорогу снятым со стены коптящим факелом. Мы поворачивали бесчисленное число раз и, если руководствоваться моим обычно безошибочным чувством направления, вскоре должны были вернуться на то самое место, с которого начали свой путь. Внезапно Нейл остановился, резко повернулся и посмотрел на меня своими голубыми глазами невинного младенца.

— Скажи, Рикланд, если ты станешь биться с Гунартом на мечах, кто победит?

— Да не буду я биться с Гунартом ни на мечах, ни на чем другом. Я же сказал, что не собираюсь его убивать.

— А если он первый на тебя нападет?

— И что, кандалами размахивать станет или гномьей киркой? Или он в надсмотрщики подался и теперь вооружен до зубов? Ты уже второй раз намекаешь, что у Гунарта есть меч. Или ты опять врешь? Сначала про какой-то Задохлый тупик, теперь про оружие. Куда ты меня вообще ведешь? Мы тут уже несколько часов блуждаем, а ни одного человека не встретили. Может, Гунарт и вправду умер? Давай выкладывай все начистоту, парень!

Я был страшно зол. Мне надоело таскаться по жарким и затхлым коридорам, хотелось есть, а еще больше — пить, и Нейл со своими дурацкими вопросами действовал мне на нервы. К тому же меня страшно раздражало, что все, им сказанное, в результате оказывалось неправдой. Даже плакал он не по-настоящему. Странный какой-то мальчишка. Может, Кэттан был прав, не стоило с ним связываться. Хотя, если Гунарт все-таки жив, это единственный шанс его найти.

— Да не ори ты так, потолок рухнет, — проворчал Нейл. — Чего ты взбесился? Испугался, что ли?

— Запомни, Нейл, в последний раз я боялся, когда ты еще пеленки пачкал, если у тебя они были! — еще больше разозлился я. — Мне надоело мерить шагами проклятые рудники, ясно? По-моему, ты сам не знаешь, куда идти. Если я не ошибаюсь, первый же поворот направо приведет нас в пещеру, где мы не найдем никого, кроме трупов Упыря и остальных надсмотрщиков. Может, тебе и приятно взглянуть на них еще разок, но лично мне — не очень!

— А вот и нет! Эта пещера там, прямо над нами! — Нейл показал на угрожающе нависающий над головой каменный потолок, поддерживаемый хлипкими деревянными опорами. — Ты что, не заметил, что мы все время спускались вниз? — Мальчишка был страшно доволен собой. Он гордо посмотрел на меня и добавил: — Вряд ли кто-нибудь знает здешние тоннели лучше меня.

— Ну и когда мы дойдем, наконец? Или я раньше умру от жажды?

— Так бы сразу и сказал! Держи. — Нейл протянул мне кожаную фляжку, которую извлек откуда-то из глубокого кармана своих драных штанов, явно сшитых в прошлом веке для человека раза в четыре толще моего маленького провожатого.

К моему великому удивлению, во фляжке оказалось вино, правда, не эльфийское, а самое обыкновенное дешевое фаргордское вино из перебродивших ягод голубики, прокисшее и довольно поганое на мой изысканный вкус, но я был готов выпить все, что угодно.

— Откуда у тебя такая роскошь? — поинтересовался я. — А говорят еще, что каторжников плохо кормят.

— Я раздобыл это вино для Гунарта Сильного. Знаю я тут одно местечко, где такого вина хоть залейся, бери — не хочу! — похвастался Нейл. — Ладно, давай сюда фляжку, а то сейчас все выпьешь, что я тогда Гунарту принесу?

Я не без сожаления вернул фляжку, и мы пошли дальше.

— Уже недолго осталось, — порадовал меня Нейл после того, как мы пролезли в какую-то узкую щель называвшуюся, по его словам, Крысиный лаз, съехали на мягком месте по наклонному проходу, усыпанному мелкими острыми осколками камней, миновали огромную зловонную пещеру, почему-то именуемую залом Потеющих Мертвецов, и перешли вброд подземную речку под названием река Слез, из которой Нейл не позволил мне напиться, сказав, что умереть от этой воды я, конечно, не умру, но останавливаться придется через каждые два десятка шагов. Как мы будем выбираться обратно, я плохо себе представлял. Особенно не прельщала меня перспектива карабкаться вверх по узкому тоннелю. А в Крысином лазе, через который я смог протиснуться только боком, выдохнув весь воздух и разодрав в кровь спину и грудь, не говоря уже о рубашке, превратившейся в лохмотья, Гунарт Сильный вообще должен был застрять намертво. Насколько я припоминал по нашей последней встрече, он был раза в два шире меня в плечах, не говоря уже об огромных мускулах, которыми бугрилось его тренированное тело. Но Нейл пообещал, что обратно мы пойдем другой дорогой, широкой, как барак на сто человек, правда, более длинной. Интересно, какой ширины барак на сто человек?

Нижние коридоры выглядели совершенно непохожими на верхние, как будто строились в другие времена и другим народом. Не было деревянных опор, стены были каменные, потолки достаточно высокие и ровные. Эти коридоры напомнили мне подземелья Черного замка, и, если бы не серый камень и отвратительный воздух, я бы чувствовал себя как дома. Наверно, здесь тоже приложили руку гномы.

По коридорам разносились равномерные удары. Казалось, что где-то работает кузнец. С каждым нашим шагом удары все приближались, когда они стали раздаваться за стеной, Нейл остановился и сказал:

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь. Только скажу Гунарту, что я не один, — и исчез в проломе стены.

Вскоре стук за стеной стих, послышались приглушенные голоса. Разобрать слова было невозможно, но по интонации было ясно, что Гунарт Сильный не горит желанием выйти на свободу, а Нейл изо всех сил уговаривает его. Прошло довольно много времени, пока Нейл появился снова. Мне уже надоело ждать, и я собрался зайти без приглашения. На чумазых щеках Нейла виднелись свежие следы слез, как видно, он приложил все усилия, чтобы убедить Гунарта.

— Ну что, его величество Гунарт Сильный соизволит меня принять? — съязвил я.

— Знаешь, Рикланд, — со вздохом сказал Нейл, — может, тебе не стоит туда идти. Я пытался уговорить Гунарта помириться с тобой, рассказал, как ты всех освободил, но он и слышать ничего не хочет. Говорит, все равно убьет тебя или умрет сам. И еще... Прости, что я раньше тебе не сказал, но Гунарта не надо освобождать. Несколько дней назад он сам вернул себе свободу — порвал цепи и скрылся здесь, в заброшенных тоннелях гномов или темных эльфов, сам не знаю, кто строил эти коридоры. Он разыскал заброшенную кузницу и задумал выковать оружие, чтобы помочь каторжникам выйти на волю. Так что оружия у него достаточно. Может, тебе и вправду лучше уйти, пока не поздно? Ведь он тебя обязательно убьет или ты его, а вы оба хорошие... Я думал, будет интересно посмотреть, как вы сражаетесь... А сейчас не хочу!

— Ладно, Нейл, спасибо, что помог разыскать Гунарта. Остальное — уже мои проблемы.

Я отодвинул Нейла, с трудом протиснулся в узкую щель в стене и оказался в просторном помещении. Вряд ли это можно было назвать пещерой, хотя и находилось это место глубоко под землей, вернее, под горой. Казалось, находишься в одном из залов Черного замка, вот только гобеленов на стенах не было, но зато зал украшали золотые изваяния и все стены были выложены разноцветной мозаикой. Несмотря на богатое убранство, это действительно была кузница. Вместо камина огонь горел в кузнечном горне, а рядом располагалась огромная наковальня, на которой лежал внушительных размеров двуручник.

Гунарт встретил меня хмурым взглядом стальных глаз. Такой взгляд обычно не предвещает ничего хорошего, особенно когда он подкреплен наличием увесистого молота, который Гунарт подбрасывал в руке, будто это вовсе не молот был, а так, деревянная колотушка, которой мальчишки загоняют рыбу в сеть.

Дни, проведенные на рудниках, изменили бывшего телохранителя лорда Урманда почти до неузнаваемости. Он страшно исхудал, осунулся, его спину и плечи покрывали страшные рубцы от ударов кнутом, а во рту не хватало передних зубов. Но, несмотря на все это, он выглядел почти таким же силачом, как и при нашей первой встрече. Тогда, в замке Урманда я невероятно обрадовался, что у меня наконец-то появился достойный противник, сильный, смелый и ловкий, не то что трусливые орки, которые только и думают, как бы сбежать и спасти свою вонючую шкуру, или разжиревшие лорды, которые не брали в руки оружия со времен Гномьей войны! Возможно, я и убил бы Гунарта, если бы дело дошло до сражения, но он как-то чересчур быстро вышел из игры, то ли не воспринял меня всерьез и растерялся, то ли оказался слишком нерасторопным, чтобы соперничать со мной. То, что он свалился без сознания от одного удара, спасло ему жизнь, а потом от пленников Урманда я узнал, что передо мной тот самый Гунарт Сильный, о храбрости и благородстве которого мне еще в детстве рассказывал Ленсенд. Естественно, я не только приказал своим наемникам сохранить ему жизнь, но и запретил продавать на рудники. Сейчас же я вообще не собирался сражаться, — Гунарт был явно не в лучшей форме, а я не для того пришел на рудники, чтобы убить его. Я оставил свой меч у входа и медленно пошел вдоль противоположной от Гунарта стены, рассматривая стоящие около нее золотые статуи.

— Я не хочу с тобой драться, Гунарт! — сказал я, обернувшись и взглянув в его недобрые глаза. — Я пришел с миром! Я слышал о тебе много хорошего и не желаю тебе смерти. Крайт ослушался моего приказа, когда продал тебя на рудники, за что ответит, а я пришел вернуть тебе свободу.

Гунарт не ответил. Он отложил молот, подхватил с наковальни недокованный меч и направился в мою сторону.

Время как будто остановилось, все как-то вылетело из головы — голод, жажда, усталость, боль в правой руке, по которой пришелся удар кнутом. Гунарт со своим огромным мечом приближался медленно-медленно, хотя по его походке было видно, что он бежит. Звук его шагов гулко раздавался под сводами зала и сливался с оглушительным стуком моего сердца. Я стоял, не двигаясь, скрестив руки на груди и со своей обычной кривой ухмылкой глядя в глаза Гунарту. Наверно, со стороны казалось, что я с улыбкой дожидаюсь смерти, но на самом деле я только ждал того самого последнего момента, когда обыкновенному человеку уже не спастись от удара, а я еще успею отскочить в сторону.

Руки Гунарта плавно описали полукруг, меч просвистел сначала за его левым плечом, потом за правым. А потом сквозь свист меча к потолку взметнулся отчаянный крик Нейла, примерно так я ору, когда вижу во сне смерть брата. Гунарт бил сбоку и довольно низко, словно решил разрубить меня на две равные части. Неприятный удар, когда нечем его отбить. Уйти от такого удара можно, только или очень высоко подпрыгнув, или попросту упав на пол. В детстве я, случалось, получал в бок кривой орочьей саблей, когда пытался увернуться от такого удара, просто отскочив в сторону, но сейчас я, не раздумывая, нырнул под меч и, прокатившись по полу, вскочил на ноги в пяти шагах за спиной Гунарта, меч которого, покалечив золотую статую у стены, с треском переломился пополам.

Гунарт со злостью отбросил обломок меча, жалобно зазвеневший о мраморные плиты пола. Он даже не стал озираться по сторонам, разыскивая меня.

— Этот Рикланд не человек! — уверенно сказал он Нейлу. — Он демон! Я точно видел, как он падал под моим ударом!

Нейл открыл было рот, чтобы объяснить Гунарту, как сильно тот ошибается, но я, еле сдерживая приступ хохота, многозначительно показал ему кулак из-за широкой Гунартовой спины, и мальчишка так и остался стоять с открытым ртом. Гунарт пожал плечами, подобрал обломки меча и тяжелым шагом обманутого в лучших надеждах человека прошел через весь зал, упорно глядя в пол и поэтому ничего не замечая вокруг себя, уселся на наковальню и уставился на пылающий в горне огонь.

— Надо было вызвать его на поединок, — пробормотал он. — Этот черный демон не сбежал бы из Священного круга!

— Откуда ты взял, что я сбежал? — не выдержал я.

Гунарт вскочил и резко обернулся.

— Как, ты жив? — воскликнул он. — Я же ударил тебя мечом и видел, как ты упал. От такого удара ты должен был умереть!

— Вместо меня умер вон тот золотой эльф. — Я больше не мог сдерживаться и расхохотался. — Ты думал, что я такой же твердый, как золотое изваяние, или из-за своей немереной силы не чувствуешь разницы между металлом и человеческой плотью?

— Нет, ты не человек, Рикланд!

— К сожалению, Гунарт, я человек и к тому же страшно уставший, голодный и мечтающий о свежем воздухе, поэтому давай продолжим разговор в более приятном месте. Боюсь, прикончить меня здесь и сейчас тебе не удастся. Твой прекрасный меч скоропостижно скончался. Да и условия поединка, если тебе уж так приспичило со мной драться, полагается обсуждать под открытым небом.

Признаться, самому мне было наплевать, где обсуждаются условия поединка, я никогда не был суеверным, но для Гунарта, по-видимому, это было важно.

— Ты прав, — сказал он. — Все должно быть по правилам.

Я облегченно вздохнул. Еще немного, и клятва будет выполнена, а потом, когда Гунарт Сильный окажется на свободе, мне уже не придется ломать себе голову над тем, как бы сохранить ему жизнь, с которой он просто мечтает расстаться. Хотя, если говорить откровенно этого Гунарта мне бы больше хотелось видеть своим другом, а не врагом.

— Слушай, Гунарт, за что ты на меня так взъелся? — поинтересовался я, когда мы вслед за проворным Нейлом взбирались по каменной лестнице с осыпающимися под тяжелыми шагами Гунарта ступенями. — Неужели ты поклялся меня убить только за то, что Крайт отправил тебя на рудники, или есть причина посерьезнее?

— Не твое дело, — не особенно любезно буркнул запыхавшийся Гунарт.

— Почему же не мое? — не унимался я. — Ты же собираешься меня убить. Неужели приговоренный к смерти не может узнать, за что его приговорили?

Гунарт молчал. Он, тяжело дыша, преодолел последние ступени лестницы, молча, глядя перед собой, прошел два коротких коридора и, когда я уже решил, что, пожалуй, узнавать, чем я заслужил ненависть Гунарта, придется не от него, вдруг резко остановился, хмуро взглянул на меня прищуренными, слезящимися от чада факелов глазами и сказал:

— Ты убил моего отца!

— Отца? Ты в своем уме, Гунарт? Среди всех наемников Урманда не было ни одного старше тебя! Уж не хочешь же ты сказать, что твой отец сам...

Гунарт кивнул:

— Теперь ясно, почему ты так преданно ему служил!

Гунарт ничего не ответил. Он быстро зашагал по извилистому коридору вслед за Нейлом, уже скрывшимся за поворотом. Я догнал Гунарта и пошел рядом. Мне было ясно, что драться с Гунартом придется независимо от моего желания, смерть отца — это не то, от чего можно отделаться пустыми разговорами, и что доказывать словами свою правоту бесполезно. Но этот сильный человек вызывал во мне какое-то мальчишеское восхищение, и мне захотелось хоть как-то оправдаться перед ним.

— Но согласись, Гунарт, Урманд заслуживал смерть. Его темницы были переполнены невинными людьми, многие погибли от его рук, и ты наверняка знаешь, что их смерть не была самой быстрой и безболезненной.

— Это были его крестьяне — воры и разбойники. Они крали его лес или дичь. Лорд может делать с крестьянами что угодно, даже убить.

— Если так, то король тоже может делать с лордами все, что угодно, даже убить! — заявил я. — Так что я имел полное право прикончить Урманда!

— Ты не король и никогда им не станешь! — проворчал Гунарт.

— Почему же? Мое происхождение, в отличие от твоего, не тайна. Моя судьба предрешена — как только умрет король, придворные лорды тут же напялят на меня корону, и мне придется заниматься тоскливыми королевскими делами, вершить суд, принимать послов, выслушивать нудные доклады советников о налогах, доходах и урожае... — Последние слова я произнес таким унылым голосом, что Гунарт расхохотался.

— Я избавлю тебя от короны, принц, — сквозь смех сказал он. — Отрублю голову, и корону надеть будет не на что!

— Спасибо, Гунарт, ты настоящий друг! — съязвил я.

— Как, вы уже помирились? — обрадовался Нейл, поджидавший нас в конце коридора у массивной двери из почерневших от времени толстенных дубовых досок. Вонь, досаждавшая мне на нижних ярусах, здесь была особенно невыносимой.

— Объясни этому принцу, — буркнул Гунарт, снова став серьезным, — как пройти через Задохлый тупик.

— Слушай внимательно! — тут же начал поучать меня Нейл. — За этой дверью страшное место! Там совсем нельзя дышать. Если вдохнешь — смерть! Набери в рот побольше воздуха и иди за мной, никуда не сворачивай и не слушай голоса. И не дыши, пока не пройдешь через еще одну такую же дверь. Понял?

— Понял. Только не понял, почему это место называется тупиком, если через него можно пройти насквозь?

— Потому что ты пройдешь не через тупик, а рядом. Сам Задохлый тупик останется справа. Может, увидишь вход, если у тебя хорошее зрение. Только факелов там нет и с собой взять нельзя, потому что тот ядовитый воздух, который за этой дверью, от огня взрывается.

Гунарт с трудом открыл тяжелую дверь, и Нейл первый шмыгнул в щель. Гунарт последовал за ним. Из-за двери выплыло облако зеленого тумана и ударило мне в нос удушающим запахом гниющих трупов, серы и еще какой-то дряни. Я вдохнул полные легкие всей этой мерзости, шагнул за дверь и плотно затворил ее за собой.

Зеленый туман окружил меня со всех сторон. Сквозь него неясно проступали очертания стен и пола. С потолка капало, под ногами хлюпали лужи, подернутые зеленоватой пленкой. В лужах что-то копошилось. Спины Нейла и Гунарта быстро исчезали в тумане, и я поспешил за ними. Вдруг откуда-то справа раздался невообразимый грохот, как будто где-то поблизости обрушились стены и потолок, и до меня донесся душераздирающий крик. 'На помощь! — звал кто-то. — Вытащите меня отсюда!' Я остановился и прислушался. Крик повторился. Я помнил предостережение Нейла — нельзя слушать голоса, но как их не слушать, когда вот они, орут над самым ухом? Я долго боролся с искушением пойти взглянуть, кому понадобилась помощь. Ведь вполне возможно, что воздух не настолько ядовит, как думает Нейл, ведь дышит же чем-то тот бедолага, который кричит. Или это придуривается какой-нибудь призрак? Я уже совсем было решил идти своей дорогой и даже сделал несколько шагов, как вдруг до меня донесся пронзительный мальчишеский голос, невероятно похожий на голос Нейла: 'Помогите! — кричал Нейл. — Здесь обвал, меня придавило! Я задыхаюсь!' Раздумывать было уже некогда. Я стремглав бросился на голос, уже не думая о том, что Нейл вроде бы скрылся в другом направлении, а я бегу по тому самому злосчастному Задохлому тупику, с хрипом, как загнанная лошадь, вдыхая отравленный воздух.

Долго бежать не пришлось. Примерно через сотню шагов проход оказался засыпан обломками камня. Из-под завала торчали обломки каких-то досок и босая человеческая нога, явно не первой свежести, с распухшими пальцами и облезающей кожей, а сверху, из-под самого свода сочились струи того самого зеленого тумана. Голоса звучали из-за завала. Теперь вблизи можно было различить крики не одного и не двух, а, пожалуй, целого десятка разных людей. И все они умоляли спасти их, вытащить из-под завала, не оставлять на верную гибель. Я был в отчаянии. Что я мог сделать для спасения этих людей? Ничего! Но не в моих правилах было повернуться и уйти, когда меня умоляют о помощи. И я, поднявшись на самый верх, попытался сдвинуть один из лежавших сверху камней. Камень поддался на удивление легко и с оглушительным грохотом покатился вниз. Вскоре на самой вершине завала образовался узкий лаз. Я просунул в него голову и крикнул: 'Люди! Я иду на помощь!' 'Люди! Я иду на помощь!' — повторило эхо моим голосом, и к зовущим на помощь голосам добавился еще один — мой собственный, многократно повторяющий: 'Люди! Я иду на помощь!' А людей не было, люди все умерли, остались одни голоса...

Судорожно кашляя, шатаясь и обливаясь холодным потом, я поплелся к спасительной деревянной двери. Бежать я уже не мог. И лишь почувствовав, что меня подхватили сильные руки, я позволил себе расслабиться и провалился в пустоту.

Глава 17 ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН

Призрак в рогатом шлеме сверкнул рядом ослепительно белых зубов. 'Наверно, он погиб совсем молодым, — подумал я, — у старых таких зубов не бывает'.

— Вот мы и встретились снова, — сказал призрак. Он был вполне дружелюбен и больше не пытался меня напугать.

— А, это ты? Привет! — улыбнулся я, — Как дела?

— Дела? Отлично! За последние сутки наша армия увеличилась на несколько десятков солдат, и все благодаря тебе! Отличная работа! Жаль только, что большинство убитых — орки. Но ничего, для нашего дела сгодятся хоть орки, хоть тролли, хоть темные эльфы, все равно после смерти все станут просто призраками. Да и сам ты все силы приложил, чтобы вступить в наши ряды. Я было подумал, что твою душу нелегко будет заполучить в нашу армию. От страха ты не умрешь, да и убить тебя, видать, непросто, но ты сам выбрал свою судьбу. Не пройдет и трех дней, как твоя душа покинет тело. Нам остается только ждать.

— С какой стати? — удивился я. — Или ты тоже считаешь, что Гунарт Сильный может победить меня в поединке? Если так, то ты ошибаешься. Гунарт Сильный никогда не сможет убить меня! — Я презрительно скривил губы. — Он для этого слишком неповоротлив.

— Нет, что ты, что ты, — замотал рогатым шлемом призрак, — я и не думал сомневаться в твоей силе и ловкости. Наоборот, я преклоняюсь перед тобой и просто мечтаю о том, чтобы ты, потомок нашего короля Роксанда Второго, повел нас в бой. Все мы с радостью пойдем за тобой!

— Слушай, призрак, что за бред ты несешь? Может, ты и догадался, что я потомок Роксанда, но откуда ты взял, что я собираюсь вести в бой вашу армию?

— Душа любого, кто умрет около ущелья, остается с нами. Такое заклятье наложил на это место Черный колдун перед решающей битвой.

— А при чем здесь я?

— Ты скоро умрешь, ведь ты надышался ядовитых испарений в галерее Блуждающих Голосов.

— В галерее Блуждающих Голосов?

— Да, то место, которое каторжники нарекли Задохлым тупиком, темные эльфы называли галереей Блуждающих Голосов из-за того, что каждое слово, произнесенное в нем, повторялось эхом в течение нескольких дней, а иногда и недель.

— Ты хочешь сказать, что голоса, которые я слышал там, всего-навсего эхо криков несчастных, погибших под обвалом несколько дней назад? Странное место. А почему там нельзя дышать?

— Раньше этот коридор вел в лабораторию эльфийских магов. Там они пытались изготовить смертельное оружие, которое должно было уничтожить всю нашу армию. Но маги в чем-то просчитались. Горы содрогнулись от страшного взрыва. Лаборатория была разрушена, а вместе с ней и галерея Блуждающих Голосов. Ядовитый газ, в котором и заключалась вся сила смертоносного оружия темных эльфов, просочился в подземелье, и эльфы покинули его, закрыв все проходы в Сумеречную долину.

— Значит, этот зеленый вонючий туман и есть магическое оружие эльфов?

— Да, они хотели заполнить этим газом ущелье и уничтожить фаргордскую армию, но погубили только нескольких каторжников да тебя.

— Глупости! — категорически заявил я. — Я себя прекрасно чувствую!

— Просто сейчас ты спишь, — возразил призрак. — Во сне люди не чувствуют, что умирают.

Призраки не лгут, им это ни к чему. Даже коварный Роксанд ни разу не соврал мне. Он мог не сказать всей правды, как, например, о короле темных эльфов, но обмануть не мог. Правда, призраки любят пугать. Человеческий страх для них является таким же источником удовольствия, как для человека доброе вино. Но этот призрак не пугал меня. Похоже, он сам верил в то, что говорил.

Смерти я не боялся. Мой образ жизни подразумевал, что она может наступить в любой момент. Но сейчас я был уверен, что призрак заблуждается. Не мог я умереть, когда кто-то продолжает грабить фаргордские деревни, прикрываясь моим именем, когда никто, кроме меня, не отомстит гнусным оркам за смерть братишки Рила, когда меч 'Пламя дракона' достанется Имверту, а Крайт не получит по мозгам за Гунарта Сильного и никто никогда не осмелится поднять меч на эльмарионекого дракона, который так и будет продолжать жечь леса и убивать народ Фаргорда — мой народ, между прочим!

Сон закончился как обычно — до моего слуха донесся знакомый крик братишки Рила. 'Как Рил оказался на рудниках?' — промелькнуло в голове, но раздумывать было некогда, и я бросился вперед по нескончаемым извилистым коридорам. Вокруг стелился зеленый туман и было невыносимо тяжело дышать. Голос Рила раздавался снова и снова, но, когда я прибегал, это оказывалось всего лишь эхом. Когда я наконец разыскал братишку, было уже поздно. Он, как всегда, умер у меня на руках, сказав на прощанье только: 'На выступе скалы висит старая сумка. Обязательно забери ее!'

Я проснулся, сел, попытался вдохнуть полной грудью чистого горного воздуха, но закашлялся, поморщился от резкой боли в груди и почувствовал во рту вкус крови. Прогулка по Задохлому тупику явно не прошла для меня бесследно. Тем не менее рудники вспоминались смутно, как будто были частью только что виденного кошмарного сна.

Я лежал на крошечной плоской площадке, прилепившейся к отвесной скале. Попасть на нее, по-видимому, можно было только через узкую трещину, разрезавшую скалу наискосок до самого верха. Внизу под скалой виднелась дорога, приведшая меня на рудники, ущелье Потерянных Душ, множество костров и миниатюрные фигурки людей. А надо мной опять было чистое, без единого облачка, голубое небо, неподалеку шумела ветвями с трудом цеплявшаяся корнями за каменистый склон хоть и корявая, но все-таки сосна, и хотелось думать, что все злоключения остались в страшном сне и ничего плохого больше не произойдет.

Никакой сумки на выступе скалы я не увидел, и Гунарта нигде не было. На краю площадки сидел довольный Нейл, свесив ноги прямо в пропасть, распевал песенку непристойного содержания и, тщательно прицеливаясь, швырял вниз мелкие камешки, стараясь попасть то ли в костер, то ли кому-нибудь по макушке. Пел Нейл довольно фальшиво, но его это нимало не волновало, зато мне вскоре начало действовать на нервы.

— Нейл, будь другом, замолчи, уши вянут! — взмолился я.

Нейл ни капли не обиделся, видно, и сам чувствовал, что его вокальные данные оставляют желать лучшего. Он оборвал песню на полуслове, запустил вниз последний камень и уселся рядом со мной, поджав под себя босые ноги.

— Ну, что, очухался? — заботливо поинтересовался он. — А Гунарт Сильный за лекарем пошел. Есть тут на рудниках один прощелыга, лекарем называется. Лечить никого не лечит, зато, если кто захворает, да так, что сам оклематься не может, сразу говорит, что его пора в ущелье Потерянных Душ бросать. Так Гунарт вбил себе в голову, будто он приведет тебя в чувство. А ты и сам оклемался! Во живучий! Другой бы на твоем месте давно загнулся! Одного я понять не могу, зачем тебя понесло в самый Задохлый тупик? Я же говорил тебе, что там невозможно дышать! Он потому и назван Задохлым, что в нем запросто можно задохнуться!

— Я не хотел..., — виновато произнес я, опять закашлялся и продолжил почти шепотом, так говорить было легче. — Мне показалось, что ты зовешь на помощь.

Я чувствовал себя довольно глупо, ведь Нейл предупреждал меня и о голосах, и о ядовитом воздухе, а я пропустил его предостережения мимо ушей, повел себя как последний кретин, подцепил кашель, как у бедняги Клариса, и теперь даже объяснить толком не могу, какого лысого демона я туда полез. Но Нейла вполне удовлетворило мое невразумительное объяснение.

— Ты и вправду хотел меня спасти? — восхищенно выдохнул он. — Недаром старый Хрящ-Пройдоха говорил, что все лорды, короли и принцы чокнутые! Я бы не стал рисковать жизнью ради человека, который чуть было не отправил меня в Задохлый тупик на верную смерть! Значит, ты совсем не сердишься на меня?

— Может, и сержусь, но это еще не повод для того, чтобы оставить тебя умирать на рудниках.

— Странные люди вы с Гунартом Сильным. Он тоже на тебя все еще злится, но все равно вытащил из Задохлого тупика. Когда мы с ним вышли оттуда, а ты все не появлялся, я подумал, что ты погиб и что Гунарт обрадуется, ведь ему теперь незачем рисковать жизнью, чтобы тебя убить. Но он сказал, что убьет тебя в честном бою. А потом вернулся за тобой в Задохлый тупик и всю дорогу тащил на руках.

— Значит, это Гунарт принес меня сюда? Я знал, что он благородный человек, потому и не убил тогда в замке Урманда, — сказал я, а про себя подумал, что сейчас шансы Гунарта выиграть поединок значительно возросли хотя бы потому, что мне будет трудновато убить человека, спасшего мне жизнь. Вернее, убить-то не трудно, убивать вообще легко, только вот замучит потом неугомонная совесть, которая у меня назойливее старого Роксанда.

Вскоре появился Гунарт Сильный в сопровождении лекаря-прощелыги. Это был маленький щуплый человечек с бегающими глазками, редкими волосами, красным носом и трясущимися руками. По-моему, он был большим любителем дешевого вина. Едва человечек открыл рот, как меня обдало ароматом этого напитка с головы до ног.

— Этот, что ли? — сиплым голосом спросил лекарь, ткнув пальцем в сторону Нейла.

— Нет, тот, длинноволосый. — Гунарт подтолкнул коротышку ко мне.

— Что-то не похож он на умирающего, — с сомнением пробормотал лекарь.

— Конечно, не похож, — тут же согласился я, вскочил на ноги и накинулся на Гунарта: — Зачем ты притащил сюда этого пьяницу, Гунарт? Я ему и притронуться к себе не позволю! Не строй из себя заботливую мамашу! Ты хотел со мной драться? Давай драться и покончим с этим, у меня мало времени! — Не надо мне было так орать. Меня опять скрутил приступ кашля, и рукав рубашки, которым я вытер губы, окрасился кровью.

— А я до тебя дотрагиваться и не собираюсь, — обиделся лекарь. — Очень надо мне до тебя дотрагиваться, когда и так видно, что ты в Задохлом тупике побывал. Никому не известно, что за чуму ты там подцепил. — Он брезгливо шмыгнул носом и обратился к Гунарту: — Надо бы его в ущелье, к призракам, пока он тут всех не перезаражал. А золотишко-то эльфийское, — добавил он и стал тыкать трясущимся грязным пальцем почти что мне в глаз, пытаясь указать то ли на мой золотой обруч, то ли на бриллиантовую серьгу в ухе, — он, сразу видно, в тупике подобрал. Давайте-ка его сюда, оно тоже заразное. Я его в надежное место спрячу, где оно никому из вас не доста... не принесет вреда.

— Ты на чужое золото губы не раскатывай, — резко оборвал его Гунарт. — Лучше скажи толком, можно его на ноги поставить?

— Можно, можно, если Черный колдун из Черного замка здесь появится да колдовать начнет. Это он мертвецов из могил поднимает, а я не могу. — Лекарь захихикал — видно, это была его любимая шутка, которой он отвечал на подобные вопросы — и снова вернулся к своей излюбленной теме, уж очень ему нравилось делить мое имущество. — Не знаю, что ты с этим своим красавчиком сделаешь, к призракам сбросишь или дождешься, пока сам окочурится, но перед этим не забудь хотя бы сапоги с него снять и мне отдать как плату за визит. Золотишка от вас, видать, не дождешься.

Не знаю, кому из нас больше захотелось проучить этого пьянчугу, мне или Гунарту, во всяком случае, Гунарт угрожающе сдвинул брови, а у меня сами собой сжались кулаки. Но нас опередил Нейл.

— Сейчас сам отправишься к призракам, пройдоха! — закричал он и запустил в так называемого лекаря камнем. — Никакой ты не лекарь! Ты даже собственных вшей вылечить не можешь!

— Сами потом увидите, что мальчишка ваш волосатый и пары дней не протянет, — скороговоркой выпалил лекарь и проворно исчез в трещине скалы, откуда еще некоторое время раздавалось его пыхтение и обиженное ворчание: — Сказал бы сразу, что его больной из Задохлого тупика, я бы никуда не пошел. Знамо дело: они все умирают, из Задохлого тупика которые. А ворюга этот сопливый, видать, совсем рехнулся. Вшей, говорит, своих не лечишь. А они болеют, что ли, вши-то эти? Мне б такое здоровье...

Ворчание лекаря стихло, и я погрузился в свои невеселые размышления. Черный колдун из Черного замка... Не стоило мне с ним ссориться. Не иначе именно он виновник всех моих невзгод. Не зря отец предупреждал, что колдун может жестоко отомстить. Хотя вряд ли. Откуда он мог узнать, что я провалюсь в подземелье заброшенного храма, встречу беднягу Клариса и меня понесет на рудники. Конечно, я сам во всем виноват и нечего себя оправдывать, пытаться свалить плоды собственного безрассудства на ни в чем не повинного Черного колдуна, который обо мне и думать-то забыл. Одно можно было сказать наверняка: обращаться к нему за помощью я не стану. Разве что к его ученику Энди, который, между прочим, разбирается в целительстве гораздо лучше. Но Энди в Черном замке, до которого за пару дней не добраться даже на самой быстрой лошади. Боюсь, не добраться и за неделю. Так что пора забыть о ерунде, которую наплели никуда не годный лекарь и существующий, возможно, только во сне призрак. Лучше подумать о более насущных проблемах, например, о Гунарте Сильном.

Гунарт стоял на самом краю нашего созданного природой балкона, опираясь на позаимствованный из гномьей кузницы здоровенный молот, и смотрел вниз с каменным выражением лица. Наверно, думал, что я нарочно притворяюсь больным, только чтобы с ним не драться.

— Эй, Гунарт Сильный, не скрипи зубами, последние потеряешь! Как насчет поединка? Здесь как раз подходящая площадка. Оступишься, вниз полетишь, сразу насмерть!

— Не храбрись, Рикланд, — невесело усмехнулся Гунарт. — Куда тебе сражаться? Ты ж на ногах еле держишься!

— Кто тебе сказал такую глупость! — возразил я. — Смотри!

Я подхватил лежавший на земле меч, одним прыжком через собственную голову подскочил к Гунарту, так гораздо быстрее, чем просто бежать, и с размаха рассек воздух над самой его головой, да так, что у него на макушке появилась небольшая круглая плешь. Эта выходка не прошла для меня даром. У меня почти мгновенно сбилось дыхание, и очередной приступ разрывающего грудь кашля заставил меня опустить меч. Гунарт оказался не таким уж неповоротливым. Он тут же выбил меч из моих рук и со словами: 'Ты сам напросился!' сокрушительным ударом кулака свалил меня с ног. Я не слетел с площадки только чудом. Я не мог дышать, не мог подняться, и моей единственной мечтой было умереть на месте, чтобы не испытывать больше этого мучительного стыда из-за собственной слабости. Я был бы несказанно благодарен Гунарту, если бы он убил меня. Но Гунарт был беспощаден. Он ни во что не ставил мою уязвленную гордость.

— Я не убиваю больных, — сказал он. — Поправишься, я найду тебя, а сдохнешь, туда тебе и дорога! Прощай! — И Гунарт направился к трещине, служившей выходом.

— А как же я? — возмущенно завопил Нейл. — Ты же обещал взять меня с собой, Гунарт!

Гунарт на мгновение задумался. Может, он что-то и обещал Нейлу, но по его виду нельзя было сказать, что он припоминает что-нибудь подобное. Кажется, Нейл опять бессовестно лгал.

— Ладно, пошли, — бросил Гунарт, и я остался один.

Для того чтобы подняться после удара Гунарта Сильного, мне потребовалось гораздо больше времени чем я обычно трачу, чтобы добежать из своей Закатной башни до отцовских апартаментов, находящихся в противоположной части замка. Догонять Гунарта было бесполезно. Да и сомневался я, что, догнав его, получу что-нибудь, кроме еще одного подобного удара, от которого моя голова чувствовала себя чем-то вроде наковальни, на которую обрушился большой молот, и совсем не было уверенности, что под распухшим веком все еще есть левый глаз. Я с трудом уселся на край скального выступа, как Нейл, свесив ноги в пропасть, и попытался собрать вместе разбежавшиеся мысли.

— Будешь ты спать наконец, неугомонное создание? — взмолился Ленсенд, в который раз укрывая меня своим плащом.

Спать не хотелось. Хотелось посидеть возле уютно потрескивающего костра и поболтать с Ленсендом о чем угодно или походить вокруг в темноте, повозиться с собаками, посмотреть, как там лошади — моя Соня и Шалун Ленсенда, и узнать, чьи это глаза горят в темноте. Нет, спать не хотелось ни капельки, хоть и устал я от бешеной скачки вдогонку за Ленсендом.

— Мне неудобно! — заныл я. — Земля жесткая, и у меня под боком какая-то кочка, и комары пищат и кусаются! Я не привык так спать!

— И этот человек хочет стать воином! — презрительно фыркнул Ленсенд. — И угораздило же меня взять на охоту этого маленького неженку!

— Сам ты неженка, — возмущенно завопил я, снова вскакивая с земли и бросаясь на Ленсенда с кулаками.

Ленсенд перехватил мой кулак, легко заломил руку за спину, не так, чтобы сломать, а просто чтобы не дергался, и уставшим голосом принялся втолковывать:

— Настоящие воины, в отличие от некоторых непослушных изнеженных принцев, могут спать хоть на голом камне, хоть на ветвях деревьев. И никогда, между прочим, не бросаются бить своих командиров.

— А вот и врешь! — прошипел я сквозь стиснутые зубы, потому что силы у Ленсенда было немерено и заломленная за спину рука ужасно болела. — Воины всю ночь сидят у костра и рассказывают друг другу разные истории.

— Ну конечно! — ехидно проговорил Ленсенд. — А потом зевают на поле боя. — Он выпустил мою окончательно затекшую руку и подтолкнул меня к своему плащу, на эту ночь заменявшему постель. — Иди спать. Завтра разбужу тебя чуть свет, и поедем искать дорогу к замку.

— Может, все-таки расскажешь какую-нибудь историю? — попросил я. — Я тогда сразу засну. Когда Дятел на ночь начинает нам что-нибудь читать, так я сразу засыпаю, даже до конца не дослушиваю.

— Чума тебя забери, Рик! Мало того, что твоя сестра Лин мне завтра голову из-за тебя оторвет, так я еще должен тебе на ночь сказки рассказывать, как эта ваша нянька Окснет.

— Почему из-за меня? Это же не я, а ты за лисицей погнался и заблудился.

— А тебя кто просил за мной увязываться?

— Ты и просил. Ты же мне сам сказал, что возьмешь меня на охоту, только если я пообещаю ни за что от тебя не отставать.

— Ладно, извини, — вздохнул Ленсенд. — Мне так хотелось добыть для Лин серебристую шкурку, что я про все на свете забыл, даже про тебя Малыш.

— Из-за какой-то драной лисы?! — обиженно насупился я.

— Да ты что! Другой такой шкуры во всем Фаргорде не найти, хоть убейся! Ты только посмотри! — Ленсенд встряхнул у меня перед носом серебристую лисью шкурку, почему-то пахнущую фиалками. Действительно красивая!

— Ладно, — буркнул я. — Я тебя прощу, если ты мне расскажешь интересную-преинтересную историю!

— Но я не знаю ни одной истории из тех, что вам читает Окснет.

— Вот и хорошо! Они все какие-то нервомучительные, то есть я хотел сказать нар... нвра... нравоучительные! В общем, скучные до ужаса! Я же говорю, что всегда от них засыпаю. Ты мне лучше про Гномью войну расскажи.

— Что же тебе про Гномью войну рассказать?

— Что-нибудь пострашнее и поинтереснее. Как тебя чуть не убили, а ты все равно всех победил.

— Ладно, я расскажу тебе историю, как я чуть не погиб. Если бы не один парень, по имени Гунарт, вряд ли кто-нибудь из королевских наемников вернулся бы с той войны. Только я буду рассказывать, а ты спи. Ладно?

— Ладно!

Ленсенд некоторое время задумчиво глядел на огонь, потом сел поближе и начал рассказывать:

— Знаешь, гномы совсем не владеют магией, зато они отличные кузнецы и механики. Весь Гилл-Зурас просто напичкан механическими ловушками, и ходить по подземельям нужно с большой осторожностью. Бывало, что целые отряды пропадали неизвестно куда, будто сквозь землю проваливались. Представляешь, идешь по такому тихому, спокойному коридору, ни одного гнома вокруг, и вдруг попадаешь под град стрел. Хорошо, если успеешь на пол упасть. Сначала очень жутко было по этим подземельям ходить. Только и ждешь какой-нибудь новой гномьей пакости. Но потом я привык и даже некоторые ловушки научился издали узнавать.

— А как?

— Ну, например, если в стене дыра, значит, едва наступишь на одну из плит пола, оттуда вылетит толстая стрела, а если видишь впереди пятна засохшей крови, значит, с потолка может упасть решетка с колючками или из стены выскользнет железная пластина с острыми краями, вжик — и пополам. — Ленсенд полоснул меня по животу ребром ладони. Я взвизгнул от щекотки и опять набросился на Ленсенда, пытаясь повалить его на спину. — А если гномам был нужен пленник, — со смехом продолжал Ленсенд, — они ловили его почти как зайца, в силки. Идет человек по коридору, наступает на каменную плиту, и вдруг взлетает под самый потолок вверх тормашками. — Ленсенд вскочил на ноги, ловко схватил меня за щиколотку и продемонстрировал на моем примере, как бедный пленник барахтается под потолком. Я извивался, как уж, но вырваться из мертвой хватки Ленсенда было не просто. Видела бы нас Линделл, она бы точно набросилась на Ленсенда с упреками: 'Ну что ты его мучаешь? Оставь ребенка в покое!' Не понимала моя сестрица, как здорово мне с Ленсендом, с ним не заснешь от скуки, как с Дятлом. Ведь болтаться в гномьей ловушке гораздо интереснее, чем слушать, как мальчик не слушался старших и от этого у него выросли ослиные уши.

Внезапно Ленсенд стал серьезным, наверное, тоже вспомнил о Линделл. Он поставил меня на ноги, протянул свой плащ и сердито рявкнул:

— Все! Сколько можно шалить? Ложись спать без разговоров!

— Рассказывай дальше, ты же обещал!

— А ты обещал спать!

— Я буду лежать тихо-тихо, — прошептал я и сделал самое умоляющее лицо, на какое только был способен.

Ленсенд поудобнее уселся у огня, вытянул ноги, зевнул и продолжил свой рассказ:

— Чем глубже спускались люди в подземелья Гилл-Зураса, тем изобретательнее становились гномы. Сколько бесстрашных воинов погибло не в честном бою, а во внезапно разверзшихся у них под ногами ямах, утыканных острыми копьями, или под огромными каменными плитами, обрушивавшимися сверху, погребая под собой целые отряды! А сколько остались замурованными в тупиках из-за внезапных обвалов! Но, несмотря на отчаянные попытки гномов защитить свои владения, армия Фаргорда одерживала одну победу за другой.

Однажды, когда король Ролмонд отправился в Эльмарион, откуда, как ты знаешь, уже не вернулся на войну, я возглавлял передовой отряд нашей армии. Я вел людей к самому сердцу Гилл-Зураса — Кристальным пещерам. Я решил захватить королевскую сокровищницу гномов и лишить Гилл-Зурас большей части легендарных богатств. Все складывалось наилучшим образом. У меня были прекрасные воины — сотня лучших наемников, мы разбивали один отряд гномов за другим почти без потерь с нашей стороны, и главное — у меня была отобранная у одного пленного гнома карта, на которой были обозначены все ловушки до самой сокровищницы.

Гномьи карты очень красивые, но невероятно запутанные. Ведь в пещерах множество ярусов, а гномы умудряются запихнуть их все на золотую табличку шириной в две ладони. Чтобы самим не путаться, они выкладывают коридоры разными самоцветами, мелкими, не больше песчинки, и каждый ярус у них получается своего цвета. Если на такой цветной дорожке попадался черный оникс, значит, этот коридор лучше обойти стороной: в нем — ловушка. Залы обозначались самоцветами покрупнее, а тайники — драгоценными камнями. Если пойти в место, отмеченное на карте сапфиром, то попадешь в склад оружия, изумруд означал кладовую, рубин — винный погреб. Сокровищница была обозначена бриллиантом, а рядом был еще один бриллиант, только черный, как у тебя на обруче. Я решил узнать, что означает черный бриллиант на гномьей карте, и повел людей прямо туда. Тем более что это был самый короткий путь к сокровищнице.

Мы шли тайными коридорами гномов, извилистыми, низкими и практически без ловушек. Чем ближе мы подходили к Кристальным пещерам, тем меньше воинов преграждало нам путь — война осталась далеко позади. Иногда встречались мирные жители — работяги с кирками, которые с криком убегали, едва завидев наших разведчиков. Шли мы, наверно, дней пять или шесть, — в темноте гномьих пещер нет разницы между днем и ночью, — когда наконец воин, вернувшийся из разведки, доложил, что впереди необыкновенной красоты пещера, которая никем не охраняется.

Пещера была небольшая, круглая и чем-то напоминала малый тронный зал Черного замка. Такая же мозаика на полу в виде Полуночной Фаргордской звезды, такие же мраморные стены с полукруглыми колоннами, только колонны поддерживали не потолок, а где-то высоко, намного выше, чем потолок малого тронного зала, узкий балкончик с выточенными из камня перилами. А потолка не было. Вместо него высоко-высоко синело небо с многочисленными звездами. Кроме коридора, в который мы вошли, из зала выходили еще два, один из которых, судя по гномьей карте, вел прямо в сокровищницу, а другой вообще не был обозначен на карте. Мы устроили привал прямо в роскошном зале. Я приказал держать наготове арбалеты на случай, если на балконе появятся враги, и послал Гунарта и еще троих солдат обследовать коридоры.

Все было тихо и спокойно, но меня не покидало чувство опасности. Казалось, что-то должно случиться, и я уже решил, что, как только вернутся разведчики, мы, не откладывая, двинемся дальше. Но разведчики не успели вернуться — раздался страшный грохот и скрежет, и все коридоры, включая тот, из которого мы пришли, оказались наглухо закрыты свалившимися сверху каменными глыбами.

'Бедные ребята, — подумал я о своих разведчиках. — Попали в ловушку. Теперь не иначе уже погибли'. Но я ошибся — в ловушку попали вовсе не они, а мы — все, кто был в зале. Это я понял уже через несколько мгновений.

Оглушительный скрежет не прекращался. Внезапно пол дрогнул и поплыл под ногами. Вдоль изображения звезды пошли ровные трещины, и звезда внезапно вспыхнула огнем. Пол уходил в разные стороны, и восьмиконечная дыра посередине зала росла с каждым мгновением. Снизу потянуло невыносимым жаром, там кипел жидкий огонь.

Мы с ужасом смотрели, как неумолимо увеличивается провал в центре зала, и не знали, что делать. Кое-кто тщетно пытался сдвинуть камни, завалившие коридоры, кто-то пытался найти на стенах какой-нибудь рычаг, с помощью которого можно было бы остановить уходящий в стены пол, но все было бесполезно. Почти сотня человек ждала смерти и молила богов о чуде. И чудо случилось.

Сначала среди несмолкающего скрежета послышался звон оружия, потом сверху с криком свалился гном, упав прямо в огонь, и мы услышали голос Гунарта: 'Держитесь!' С этого мгновения наши взгляды были устремлены только наверх. Там по узкому балкону пробирался Гунарт. Он сражался с целым полчищем гномов, обступивших его с двух сторон. Хорошо, что балкон был узким. Один умелый воин мог расправиться на нем с целой армией. Гномы по очереди летели через перила балкона, кто мертвый, а кто еще живой, вопя во всю мочь, а Гунарт медленно продвигался вперед к одному ему видимой цели. Мои арбалетчики пришли ему на помощь, и вскоре Гунарт пропал из виду, скрывшись в каком-то проходе.

Опять для нас началось мучительное ожидание. Мы теснились около самых стен, стоять было уже почти негде. Успеет ли Гунарт выключить механизм? — Эта мысль мучила каждого.

— И он успел? — не выдержал я.

— А как ты думаешь? Если бы не успел, наверно, мы бы сейчас тут с тобой не разговаривали. Он успел, и для этого ему одному пришлось убить больше сотни гномов, а потом он в одиночку отодвинул камень, загораживавший выход. С тех пор его и прозвали Гунарт Сильный.

Я сидел, качая ногой над пропастью, и грустил, 'Ну почему все на свете так несправедливо? — думал я. — Почему Гунарт, друг Ленсенда со времен Гномьей войны, подвигами которого я восхищался с детства, стал моим врагом? Почему он оказался сыном проклятого Урманда, а не простым телохранителем, которому все равно на кого работать, лишь бы хорошо платили?'

Трудно ненавидеть героя своего детства. Любого другого человека я поклялся бы убить за такое оскорбление, а на Гунарта просто обиделся. Обиделся, как ребенок на несправедливую родительскую затрещину, хотя сам никогда в жизни не получал от родителей даже простого шлепка. И как обиженному ребенку мне стало казаться, что никому на свете я не нужен, что, если я умру, ни одна живая душа не заплачет обо мне, а все, наоборот, будут просто счастливы. Разве что старый Роксанд проворчит: 'Будь проклят этот бестолковый мальчишка! Так я и знал, что рано или поздно это случится! А я так к нему привык!', да наемники скажут: 'Жаль Малыша, неплохой парень был!' и выпьют за то, чтобы меня не особенно мучили демоны в преисподней.

Так я сидел, уставившись в одну точку, пока мое внимание не привлекли снующие внизу люди. Людей было много. В Фаргорде редко можно встретить такое скопление народа в мирное время. Каждый из моих воинственных предков прилагал немало сил, чтобы резко сократить численность населения, ведя кровопролитные войны и мобилизуя в армию всех мужчин старше семнадцати лет, а иногда и начиная с четырнадцати, поэтому деревни у нас небольшие, не больше десятка домов, а городов вообще нет. В замках, правда, всегда много прислуги и стражи, но увидеть всех обитателей какого-либо замка одновременно можно, только если его поджечь. Тогда все выскочат наружу, как кролики из своих нор, и будут толпиться вокруг. Вот примерно такая толпа и собралась у входа на рудники. Они жгли костры, варили себе еду и, по-видимому, не собирались расходиться. Если это были освобожденные мной каторжники, то их поведение казалось мне крайне неосторожным, ведь отец может узнать о моей выходке в любой момент — у него свой источник сведений, быстрый и надежный, под названием Черный колдун со своей сферой Всевидения. А когда отец узнает, что добыча золота на рудниках остановилась, он тут же пошлет орков наводить порядок. А орков в Фаргорде значительно больше, чем людей, особенно у отца на службе. Так что бывшим каторжникам грозило вернуться обратно на рудники, если они будут продолжать в том же духе.

Внезапно люди внизу засуетились и начали стекаться к воротам. Мне стало любопытно, что там происходит. Ворот с площадки было не видно, и я чуть не свалился вниз, вытягивая шею, но все равно вскоре почти все люди исчезли из поля зрения. А потом неожиданно вернулся запыхавшийся, зареванный Нейл, споткнулся, шлепнулся на колени и запричитал, глотая слезы:

— Рикланд, миленький, ну пожалуйста, пойдем со мной! Он ведь тебя спас! Ну, что тебе стоит! Ну, скажи им!

Я встряхнул Нейла за плечи и рывком поставил на ноги.

— Прекрати ныть и объясни толком! — прохрипел я, пытаясь подавить приступ кашля, которым уже привычно сопровождалось каждое мое движение или слово.

— Пойдем скорей, а то они убьют Гунарта Сильного! — закричал Нейл, таща меня за рукав, который после всех моих похождений грозил оторваться и остаться у него в руках. — Я тебе по дороге все расскажу!

— Смотри, если опять наврешь! — пригрозил я Нейлу и последовал за ним вниз по приставной деревянной лестнице, а потом опять по лабиринту коридоров.

По дороге сквозь всхлипывания и причитания Нейл рассказал мне следующее. Бывшие каторжники ждали меня. Что им было от меня надо, Нейл не знал, но расходиться по домам они не собирались. Нейл предполагал, что у большинства из них, как и у него самого, нет ни дома, ни семьи. Когда Гунарт нес меня из Задохлого тупика, была ночь и люди, опасаясь призраков, выходящих по ночам из ущелья, собрались в зале охраны. Так называлась пещера у входа на рудники, где мне пришлось драться со стражниками-орками. Гунарт издали услышал их голоса, потому и отнес меня в Орлиное Гнездо — площадку на скале. Он ведь не знал, что на уме у этих людей. Когда утром Гунарт пошел за лекарем, люди не обратили на него особого внимания, но этот треклятый лекарь, который раньше занимался только тем, что указывал надсмотрщикам, кого следует принести в жертву призракам, получая в награду часть имущества этой жертвы, был страшно зол. После того как все каторжники оказались на свободе, а надсмотрщики убиты, он остался без работы. А тут еще Гунарт ничего не заплатил ему. И он с горя подсел к первой попавшейся ему компании, праздновавшей свободу, напился и начал рассказывать всем и каждому, как коварный Гунарт нарочно завел меня в Задохлый тупик, чтобы забрать себе мое золото. Лекарь не знал, кто я, но каторжники по его описанию поняли, о ком идет речь. А поскольку все знали, как Гунарт Сильный меня ненавидит, лекарю поверили. Гунарт появился не вовремя. Освобожденные невольники, воспылавшие жаждой мести, набросились на него, связали и повели к ущелью Потерянных Душ, чтобы сбросить вниз. И обязательно сбросили бы, если бы Нейл не поклялся до полудня привести меня.

Мое появление было встречено приветственными криками, и я снова почувствовал себя не обиженным мальчишкой с распухшей скулой и заплывшим глазом, стыдящимся своих синяков, а наследным принцем Фаргорда, уже три года носящим прозвище Быстрый Клинок, — героем, о подвигах которого распевают песни бродячие менестрели. Я с самой приветливой улыбкой помахал рукой, искренне надеясь, что на этот раз говорить ничего не придется.

Хотя Нейл и тащил меня к ущелью, вопя во всю глотку: 'Дорогу принцу Рикланду!', его вопли лишь привлекали к нам новых людей, и вскоре толпа окружила меня плотным кольцом, оттеснив Нейла куда-то назад. Ближайшие ко мне люди пытались рассказать мне, из-за чего они попали на рудники, но, поскольку говорили они все одновременно, ничего понять было невозможно. Хорошо, что один из них, насколько я припомнил, начальник охраны одного из завоеванных мной замков, прикрикнул на расшумевшуюся толпу и торжественно произнес:

— Великодушный принц Рикланд Быстрый Клинок! Ты вернул нам свободу, и мы перед тобой в неоплатном долгу! Мы не можем отплатить тебе ничем, кроме собственных жизней. Возьми нас в свою доблестную армию, и мы станем служить тебе верой и правдой!

Признаться, я безмерно удивился. Нельзя сказать, что я никогда не слышал подобных предложений, но обычно они исходили от сбежавших из дома в поисках приключений малолеток. Здесь же в основном были взрослые мужчины — бывшие наемники, проданные на рудники предприимчивым Крайтом, несколько разбойников, решивших начать новую жизнь, да охотники из деревень, сожженных лордами вроде Урманда или самозванцем, присвоившим мое имя. Я хотел было объяснить, что никакой армии у меня нет и никогда не было, а те немногочисленные славные воины, которые иногда составляют мне компанию в некоторых похождениях, всего-навсего наемники из охраны моего отца, но не успел я открыть рот, чтобы все это втолковать бывшим каторжникам, как у меня опять начался приступ кашля. Меня тут же пригласили к огню, налили кружку подогретого разбавленного вина с каплей какого-то снадобья, которое, по словам старика, пожертвовавшего его для меня, раздавал каторжникам один волшебник, пришедший на рудники давным-давно, еще до появления в Эльмарионе дракона. Волшебник тот хотел вылечить всех невольников, но орки схватили его и сбросили в ущелье Потерянных Душ.

Зелье подействовало почти мгновенно. Сразу стало легче дышать, кашель уменьшился, и я смог разговаривать, не делая остановок после каждого слова. Правда, меня тут же замутило от присутствующей в нем магии, и от предложенной еды пришлось отказаться. Я бы и пить не стал, если бы кто-то не сказал с ухмылкой, что я по молодости свалюсь после первой же кружки их крепкого вина. Вино действительно было невероятно крепкое и отвратительное на вкус, не иначе его позаимствовали из запасов орков. Оно моментально ударило в голову, и я, хоть и не свалился ни после первой кружки, ни после последней, зато почувствовал себя почти счастливым в обществе таких замечательных людей. Я любил всех этих грязных, заросших и вшивых каторжников, как родных, по крайней мере, гораздо больше, чем дядюшку Готрида или кузена Имверта, был готов принять их на службу, платить им вдвое больше, чем отец своим наемникам, и лично заняться их обучением. Я уже не помнил, что шел на выручку Гунарту, меня гораздо больше интересовало, сколько у меня людей и насколько хорошо они владеют оружием. После очередной кружки я решил с помощью неожиданно оказавшихся в моем распоряжении людей уничтожить самозванца. Вот тут-то и выяснилось, что на сотню человек из оружия имеется не больше трех десятков орочьих сабель. Я так и прыснул: хороша же будет картина — оборванный принц с подбитым глазом во главе вшивой гвардии, вооруженной рогатинами и дубинами.

Где достать оружие, я плохо представлял, разве что можно было послать кого-нибудь в кузницу Гунарта перековывать кандалы на мечи. 'О боги Хаоса! — ужаснулся я своей забывчивости. — Бедняга Гунарт! Надеюсь, его еще не скинули в ущелье?'

По моему приказу тут же привели Гунарта, связанного таким количеством веревок, что он был похож на кокон огромной бабочки. Гунарт был зол, как все демоны преисподней.

— Надо было бросить тебя в Задохлом тупике, — сказал он мне вместо благодарности, когда с него сняли веревки и он оказался на свободе.

— Конечно, — согласился я. — Если бы тебе не взбрело в голову спасти мне жизнь, мне не пришлось бы сейчас спасать твою. Зато теперь мы почти что квиты.

— Будь ты трижды проклят, Рикланд! — прошипел Гунарт, разминая затекшие руки. — Надеюсь, я тебе ничем не обязан?

Я аккуратно снял с правой руки фамильные бриллианты и от души врезал кулаком Гунарту по физиономии.

— Теперь ничем!

Гунарт даже не покачнулся. Моя выходка доброты ему не прибавила, но присутствие моей новоявленной дружины удержало его от ответного удара. Он просто испепелил меня взглядом, обещавшим долгую и мучительную смерть в самом ближайшем будущем, сплюнул себе под ноги и пошел прочь.

— Стой, Гунарт! — крикнул ему вслед один из бывших наемников Урманда. — Не уходи сейчас, ночь скоро! Через час призраки появятся, переночуй в зале охраны.

Гунарт пожал плечами и направился к костру наемников Урманда. А люди сворачивали свои скудные пожитки, чтобы запереться на ночь за тяжелыми дверями зала охраны, исчерченными сверху донизу охраняющими от привидений рунами, а утром сопровождать меня, куда я пожелаю.

И тут мне в голову пришла очередная шальная мысль. Здесь, рядом, в ущелье Потерянных Душ покоится многочисленная армия Роксанда Второго со всем оружием и доспехами. Надо только спуститься в ущелье и поднять все это наверх. То, что люди говорят о призраках из ущелья не иначе как шепотом, делая пальцами защитный знак, меня нисколько не смущало. Что взять с трусов, наслушавшихся бабушкиных сказок? Я-то знаю, что призраки совершенно безобидны, поэтому сам достану оружие из ущелья. Правда, совсем без помощи мне не обойтись, не смогу я один вытащить столько оружия. Надо, чтобы кто-нибудь поднимал его на веревке.

— Эй, народ! — крикнул я. — Я хочу достать для вас оружие призраков. Для этого спущусь вниз, в ущелье. Мне нужен помощник, который подождет меня наверху, с костром, с факелом, внутри защитного круга, как угодно, и поднимет оружие наверх. Кто-нибудь хочет мне помочь?

— Ты с ума сошел, принц! — раздался испуганный голос.

— Призраки убивают все живое! — добавил другой.

— Да он просто слишком много выпил! — заметил третий.

Ко мне направилось сразу несколько человек, но не для того, чтобы предложить свою помощь, а, по-видимому, чтобы под руки увести за крепкие двери зала охраны.

— Не смейте ко мне прикасаться! — выкрикнул я. — Вы видели, как я владею мечом, так что предупреждаю: первый, кто дотронется до меня, останется без руки!

Я пару раз для острастки взмахнул мечом, люди расступились и остановились в нерешительности. Что может сделать горстка безоружных людей против острого меча? Кое-кто еще пытался меня вразумить, напоминая, что скоро ночь, что призраки погубили не одного человека и что я недостаточно твердо стою на ногах для того, чтобы лазать по ущельям. Но недаром наемники в Черном замке говорили, что легче уговорить кабана прийти на кухню, снять с себя шкуру и лечь под нож кухарки, чем заставить пьяного Рикланда отказаться от очередной безумной идеи. Я решил спуститься в ущелье во что бы то ни стало, и остановить меня могло только чудо.

— Эх вы, трусы! — презрительно протянул я. — Может, у вас и было когда-то что-то похожее на смелость, но, видно, ее выбили из вас кнуты орков. И вы думаете, мне нужны такие воины? Я все равно спущусь в ущелье, хотя бы для того, чтобы посмотреть, чего же вы так боитесь. А вы можете возвращаться по домам, прятаться за женские подолы! Раз среди вас не нашлось хотя бы одного человека, не боящегося теней, я пойду один! — С этими словами я повернулся и пошел к ущелью.

— Погибнет парень! — со вздохом сказал кто-то, но его тут же заглушили выкрики:

— Постой, Рикланд, я с тобой!

— Моя жизнь в твоем распоряжении!

— Что надо делать?

На этот раз сопровождать меня вызвалось не менее десятка человек, почти все, кто слышал мои слова.

— Вот так бы сразу! — довольно улыбнулся я.

— Стой! — внезапно раздался знакомый голос, и из стоявшей поодаль кучки людей отделился Гунарт.

— А-а, храбрый Гунарт решил составить нам компанию! — сказал я с издевкой.

— Пойди проспись, Рикланд! — не особенно любезно посоветовал Гунарт.

— Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать?! — разозлился я.

— Я не позволю тебе вести людей на смерть! — решительно заявил Гунарт. Он преградил нам путь, несокрушимый, как скала, со своим огромным молотом в руках, пусть не боевым, но все равно достаточно смертоносным. — Никто не пройдет к ущелью! — грозно сказал он.

— Это мы еще посмотрим! — выкрикнул я и кинулся на Гунарта с обнаженным мечом, собираясь раскроить ему череп и раз и навсегда покончить с этим занудой, будь он хоть трижды другом Ленсенда и героем моего детства.

Но не зря Гунарта прозвали Сильным. Тяжеленный молот, как пушинка, взлетел в его руках и обрушился на мой видавший виды меч из дрянной стали. Меч сломался, как сухая ветка, оставив в моих руках лишь рукоятку, обтянутую потертой кожей. Следующего удара молота я дожидаться не стал, а врезал Гунарту кулаком куда-то в каменный живот, отскочил за его спину и стремглав бросился в сторону ущелья.

Я слышал, как Гунарт приказал моим людям дожидаться нас в зале охраны, как пообещал им привести меня целого и невредимого, и разозлился еще больше. Меч мой был сломан, убить Гунарта голыми руками я вряд ли смог бы, если бы он, конечно, второй раз не свалился, как подрубленное дерево, от того самого приема, которым я уложил его в замке Урманда. Но интуиция подсказывала мне, что такие, как Гунарт, не попадаются два раза на один и тот же трюк. И я решил не связываться с ним, а попросту удрать и без чьей-либо помощи спуститься в ущелье. Интересно же все-таки, что там внизу?

Для человека, который время от времени занимался тем, что лазал по совершенно отвесным стенам замков, спуститься в ущелье по склону скалы, испещренному выступами и трещинами, было легче легкого. Единственную трудность представлял самый край ущелья, нависавший над довольно острыми с виду камнями, среди которых подозрительно белели кости. Долго думать было некогда, ко мне бежал Гунарт с веревкой в руках, явно предназначенной не для того, чтобы помочь мне спуститься, и я прямо там, где стоял, повис на руках над пропастью. Висеть так я мог долго, наверное, целый день, если, конечно, никто не вздумает наступать сапогами мне на пальцы, но я провисел всего несколько мгновений, которые мне понадобились для того, чтобы рассмотреть склон. Потом я раскачался и прыгнул вперед, под нависающий край ущелья, зацепился за узкий выступ, нашел ногами опору и перевел дух.

— Тьфу ты, сорвался, шальной! — услышал я где-то над собой растерянный голос Гунарта.

— Если бы сорвался, вскрикнул бы, наверно, — возразил ему кто-то.

— Призраки его забрали, вот и не вскрикнул! — заявил еще один голос.

Наверху разгорелся спор, а я начал осторожно спускаться. Странно, но спускаться почему-то всегда труднее, чем подниматься. Может, потому что плохо видно, куда поставить ногу?

Я уже почти достиг подножия скалы, когда меня заметили сверху. Голоса были едва слышны, но крик Гунарта: 'Держи веревку, придурок, вытащу!' — разнесся по всему ущелью. 'За придурка ответишь!' — проворчал я, продолжая спускаться.

Чем ниже я спускался, тем чаще мне попадались изуродованные скелеты сброшенных в ущелье людей. На кого-нибудь другого это, наверное, произвело бы гнетущее впечатление, но у меня в Закатной башне стоял скелет какого-то древнего слуги, который в свое время умер от ужаса при виде моего доброго Роксанда. Я частенько использовал бедолагу в качестве вешалки, так что скелеты я воспринимал исключительно как предметы интерьера. На некоторых из разбросанных здесь сохранилась кое-какая одежда. На одном, застрявшем между двумя острыми каменными клыками, даже болтались какие-то белые, расшитые золотом лохмотья, похожие на мантию Керниуса. 'Наверное, это и есть колдун, про которого говорил старик, напоивший меня волшебным зельем', — подумал я. И тут увидел сумку. Она зацепилась за выступ скалы и почти сливалась с ней по цвету. Наверное, я не обратил бы на нее внимания, но слова Рила, услышанные во сне, никогда нельзя пропускать мимо ушей.

Достать сумку для меня особого труда не составило. Она оказалась достаточно крепкой, мягкая кожа совсем не испортилась от дождей и ветров, но, к моему разочарованию, пустой. В подкладке была изрядная дыра, и, как видно, все содержимое вывалилось сквозь нее и затерялось где-то внизу. Тем не менее я повесил ее на плечо и спустился на дно ущелья Потерянных Душ.

Глава 18 УЩЕЛЬЕ ПОТЕРЯННЫХ ДУШ

Несмотря на то что солнце еще не скрылось, в ущелье Потерянных Душ царили холод и мрак. Высоко наверху на фоне заката маячил силуэт Гунарта, который, убедившись, что я вылезать не собираюсь, сбросил мне связку факелов, да неподалеку три лысых стервятника дрались из-за омерзительно пахнущих орочьих потрохов. И это было все, что связывало меня с миром живых.

Кругом была земля мертвых. Трава здесь не росла, каменистое дно было сплошь усыпано белыми и желтыми костями и человеческими, эльфийскими и лошадиными черепами с пустыми глазницами. Стояла мертвая тишина, изредка нарушаемая пронзительными криками стервятников. Наверное, можно было бы сказать, что вокруг ни души, если бы не постоянное ощущение, что тысячи глаз смотрят на меня со всех сторон.

'Уютно, как в склепе', — поежившись, пробормотал я, пнул валявшийся поблизости череп орка и побрел в ту сторону, где, по моему мнению, была когда-то самая гуща сражения. С каждым шагом на душе становилось все тоскливее и тоскливее, и в конце концов до моего не совсем трезвого рассудка дошло, что лезть в ущелье Потерянных Душ на ночь глядя было по меньшей мере опрометчиво. Тем более что от стального оружия предков за двести лет под открытым небом не осталось ничего, кроме ржавых огрызков с золотыми или серебряными рукоятками. Целыми остались только черные длинные мечи темных эльфов, но и они были в основном сломаны или зазубрены до безобразия. После того как я с трудом разыскал несколько более-менее приличных мечей, стало ясно, что для того, чтобы вооружить всех моих людей, мне понадобится скорее всего провести в ущелье всю ночь.

Когда последний луч солнца исчез за скалой, в пустых глазницах черепов загорелись тусклые голубые огни. От земли поднимался плотный туман. Он окружил меня со всех сторон, так что я уже не видел и собственных сапог, но вскоре собрался плотными клубами над лежавшими на земле костями. Вот тогда-то я и увидел призраков. Они поднимались и шли на меня, хотя кости оставались лежать на земле. Надвигающиеся на меня воины были бесплотны, как туман, но звуки, разносившиеся по ущелью — топот множества ног, звон доспехов, лязг выхватываемых из ножен мечей, — были настолько реальны, что меня не покидало ощущение угрозы. Я наконец увидел, каким было человеческое оружие до того, как рассыпалось ржавой трухой, и самым неприятным оказалось то, что все оно было направлено против меня. Сердце бешено колотилось, мне страшно хотелось выхватить меч и начать крушить врагов направо и налево, чтобы даже сунуться не смели ближе, чем на длину клинка. А еще больше хотелось просто убежать и спрятаться от этих нечеловеческих взглядов, потому что призраки — не люди и не орки, для призраков мой меч не страшнее, чем для меня тень от высокого дерева, да и не было у меня никакого меча — Гунарт сломал. Мне, переставшему бояться смерти в день гибели брата, стало не по себе. Но призракам совсем не обязательно было знать, что творилось у меня на душе. Поэтому я изобразил на лице свою обычную кривую усмешку и с самым пренебрежительным видом спросил:

— Ну, что столпились? Живого человека не видели, что ли?

Призраки на мгновение замялись, опустили мечи, зашелестели чуть слышными голосами. Потом расступились, пропуская вперед одного из них, в богатых доспехах.

— Что ты здесь делаешь, смертный? — замогильным голосом осведомился призрак. Судя по золотому нагруднику с выбитым на нем гербом и разрубленному черепу, это был один из военачальников Роксанда Второго лорд Лейнар, погибший в этом ущелье. 'Надо быть с ним повежливее, — подумал я. — Все-таки герой, погибший в бою'.

— Приветствую тебя, лорд Лейнар! — Я поклонился со всей учтивостью, на какую только способен принц, единственный раз в жизни посетивший урок придворного этикета, да и то по ошибке. — Я, Рикланд, наследный принц Фаргорда, потомок Роксанда, преклоняюсь перед отвагой воинов, отдавших жизнь за моего великого предка!

Глаза Лейнара вспыхнули ярче, и он поклонился в ответ.

— Приятно, что о наших подвигах помнят потомки королей! Мы ждали твоего прихода, принц Рикланд, но не думали, что ты придешь живым. Живой не может вести армию призраков. Ты готов к смерти?

— Нет! — честно признался я. — У меня еще полно дел, так что должен тебя огорчить, лорд Лейнар. Последняя битва с моим участием откладывается на неопределенное время. В данный момент мне нужно оружие темных эльфов. Надеюсь, вам оно ни к чему.

— Ты не понял меня, Рикланд, — возразил Лейнар. — Ты ДОЛЖЕН умереть! Ни один смертный не выходил живым из ущелья Потерянных Душ!

— Ну и что? — Я дернул плечом. — Значит, я буду первым.

Но Лейнар и остальные призраки почему-то не хотели, чтобы однажды заведенное кем-то правило имело хоть одно исключение. Лорд Лейнар махнул рукой, и четверо призраков, стоявшие ближе всего к нему, бросились на меня. 'Чем могут навредить эти сгустки ледяного тумана? — недоумевал я. — Бегут на меня, будто собрались пронзить меня насквозь своими несуществующими мечами, на самом деле давно превратившимися в ржавую труху'. Мой страх почти прошел, и я уже начал чувствовать себя в обществе призраков не намного хуже, чем в окружении советников отца, — паршиво, но жить можно. Правда, мое тело не разделяло моего скептического отношения к опасности. С душой ему расставаться не хотелось, и, как только первый призрак замахнулся мечом, ноги сами отскочили в сторону, и призрачный меч лишь слегка задел предплечье. Руку обожгло холодом, и я явственно почувствовал, как по закоченевшей руке течет горячая струйка крови. Значит, мечи призраков совсем не безобидны. Или всему виной страх, который все еще теплился в глубине души? Я бросился на землю, уходя от следующего удара, прокатился по чьим-то костям, схватил первый попавшийся обломанный эльфийский меч и ударил ближайшего призрака. Не тут-то было! Меч рассек призрачные кости, не нанеся им вреда, как будто я сражался с воздухом.

У меня опять сбилось дыхание, начался кашель, и я получил еще несколько царапин, хотя, уклоняясь от сыпавшихся на меня со всех четырех сторон ударов, но особенно церемонился с призраками, проходя прямо сквозь них. Хорошо еще, что лорд Лейнар не послал на меня всю свою армию, так что у меня была надежда дотянуть до утра, когда призраки рассеются как дым.

Вот когда мне пригодились уроки старого Роксанда, тренировки, которыми он доводил меня до изнеможения длинными зимними ночами в раннем детстве. 'Ты должен быть стремителен, как стрела, и увертлив, как угорь, — говорил он. — Твои враги сильнее тебя, но их сила — ничто против твоей ловкости! Все, что тебе нужно сейчас, это научиться избегать чужих клинков и ждать, когда враг совершит оплошность, чтобы нанести свой удар. И не пытайся сражаться, как учил тебя Ленсенд. Это понадобится тебе в будущем, если останешься жив, а сейчас ты еще не можешь на равных противостоять взрослым воинам, пусть даже оркам'. И Роксанд нападал на меня со своим призрачным мечом, который тоже обжигал холодом, но никогда не ранил, а я должен был отскочить, нырнуть под меч или перепрыгнуть, — что угодно, лишь бы увернуться от удара. Надо признаться, поначалу мне это плохо удавалось. Несмотря на преклонный возраст, Роксанд почти не уступал мне в ловкости и владел мечом не хуже всех четырех призраков вместе взятых. Зато сейчас я буквально кожей ощущал, с какой стороны придется очередной удар, и, будь я более трезвым и не таким больным, не получил бы ни царапинки. Интересно, что сказал бы Роксанд, узнав, что мне пришлось применять его науку против его собственной армии? Я представил себе Роксанда, величественно восседающего в моем кресле, двести лет назад служившем ему троном, его крючковатые костяные пальцы, вцепившиеся в подлокотники, будто он хочет окончательно содрать и без того довольно-таки облезлую позолоту, и скрипучий голос, презрительно вопрошающий: 'Лорд Лейнар, говоришь, четырех призраков против тебя выставил? И ты не справился? А голова у тебя на что? Чтобы есть? Или чтобы вино пить? Ах, чтоб было, на что корону надеть! Этот позор нашего рода, с перепугу разучившийся думать, еще надеется дожить до какой-то короны! Мало Лейнар против тебя послал, надо было всех посылать и награду за твою голову пустую пообещать. Все равно она тебе только мешает! Это надо же, мне — чуть что: 'Факел зажгу! Факел зажгу!', а когда действительно только огонь и поможет, этот бестолковый мальчишка будет играть с призраками в кошки-мышки в полной темноте, пока с ног не свалится!' А ведь Гунарт бросил мне факелы, вспомнил я, и, проскользнув между занесенными для удара мечами призрачных воинов, опрометью бросился к веревке, все еще свисавшей со скалы.

— Не дайте ему уйти! — услышал я за спиной повелительный голос Лейнара, и по разнесшемуся по ущелью топоту понял, что теперь за мной гонится призрачная армия в полном составе.

Хорошо, что стен не было, а из препятствий попадались лишь разбросанные по дну ущелья камни, через которые я легко перепрыгивал, а то мне пришлось бы туго, ведь призраки умеют проходить сквозь любые препятствия, не защищенные от них магией. Легкие разрывались от кашля, но я быстро бегаю, даже когда почти совсем не могу дышать, поэтому мои преследователи сильно отстали, и я спокойно отыскал в темноте связку факелов, достал из кармана огниво и стал старательно высекать огонь. Как назло, факел не желал загораться. Призраки были уже в нескольких шагах, и мне пришлось отступать к тому месту, куда орки с рудников сбрасывали свои жертвы. Там тоже толпились призраки, но эти были безоружны, а значит, безобидны. Внезапно я замер. Мне навстречу двигалась фигура, облаченная в длинную белую мантию с надвинутым па глаза капюшоном. Колдун! О боги, только колдуна мне не хватало! Я был готов повернуть навстречу армии, только бы не иметь дело с призрачным колдуном, но тот остановился, протянул ко мне тонкую руку и тихо произнес:

— Не бойся, я помогу.

Факел в моей руке вспыхнул ярким пламенем, и призрачные тени отступили в темноту.

— Благодарю тебя, добрый колдун, — поклонился я.

— Я волшебник, — обиделся призрак. — Колдуны занимаются черной магией, и я не имею с ними ничего общего!

— Ну, волшебник так волшебник, — согласился я. — По-моему, между черной и белой магией мало разницы.

— Как ты не прав, юноша! — воскликнул волшебник. — Черная магия может только убивать или приносить другой вред, а белая творит добро. Она помогает людям, может исцелить или наделить прекрасными качествами.

— Почему же? — возразил я. — У меня есть друг, он ученик Черного колдуна, но всегда лечит меня, когда я ранен.

— Значит, он использовал книги по белой магии, — категорически заявил волшебник.

— Может быть. Он готов читать любые книги, в которых хотя бы упоминается о заклинаниях.

— И я был таким же, когда был жив, — вздохнул призрак. — Я прочитал множество книг в библиотеке эльмарионской Гильдии магов, ходил в Эстариоль и изучал магию эльфов. Я составил снадобья от всяческих недугов и вылечил множество несчастных. Я мог победить любые болезни, мог помочь людям. Для этого я и пришел на рудники, где люди умирали каждый день. Я начал лечить их, но надсмотрщикам это не понравилось. Они сбрасывали больных в ущелье, чтобы призраки не выходили наружу, и не хотели, чтобы количество жертв уменьшилось. Я успел исцелить лишь нескольких человек, когда орки схватили меня и бросили в ущелье вместе с моей сумкой, в которой хранились мои книги, записи и снадобье, которое могло бы исцелить многих на этих рудниках.

— Теперь понятно, почему Рил хотел, чтобы я взял эту сумку, — разочарованно протянул я. — Он думал, что в ней будет снадобье, которое меня вылечит. Да только на этот раз он ошибся, нет там ничего! Ведь это твоя сумка? — Я протянул призраку найденную мной дырявую сумку.

— О да! — воскликнул волшебник. — Хвала Светлым богам, что ты нашел ее и что я встретил тебя и помог избежать смерти. Теперь мои труды не пропадут даром! Прошу тебя, отнеси сумку наверх, людям. Пусть они пользуются моими записями и лекарствами.

— Нет там никаких лекарств, — буркнул я. — Все потерялось. Видишь, сумка пустая, и дыра с мой кулак.

Как ни странно, призрачный волшебник весело рассмеялся:

— Сразу видно, что ты далек от магии! Но ничего, твой друг, если он и вправду такой, как ты о нем рассказываешь, должен разобраться с моей волшебной сумкой. — Волшебник слегка прикоснулся к сумке, произнес короткое заклинание и добавил: — Можешь взять то, что найдешь внутри. — Я пошарил в сумке еще раз и с удивлением обнаружил маленькую склянку из темного стекла. — Пей три дня по три капли этого снадобья, и будешь здоров, — произнес волшебник.

— Чем я могу отплатить тебе за услугу, добрый волшебник?

— Не знаю. Но мне кажется, что это не последняя ниша встреча. Возможно, ты поможешь всем нам, но только не сейчас. Прощай!

Я поблагодарил волшебника и сунул склянку в карман. Пить магическое зелье сразу я не стал, магия всегда оказывала на меня ужасное действие, а мне еще надо было собрать оружие.

Я работал не хуже каторжника, бегая по ущелью в поисках уцелевших мечей темных эльфов. Призраки следовали за мной на почтительном расстоянии, но зайти в светлый круг вокруг тусклого факела, позаимствованного с рудников, не решались. Я не обращал на них особого внимания, пока на моем пути не возник лорд Лейнар.

— Ты не можешь уйти, Рикланд! — прошипел он. — Ты покроешь себя позором, убегая от нас. Сражайся и умри достойно!

— Хорошо, защищайся! — закричал я и ткнул в Лейнара пылающим факелом. — Что, нравится?

Призрак взвыл по-звериному и, не обращая внимания на свет, попытался достать меня мечом, но я факелом отбил удар, и меч, вспыхнув, растаял без следа. Лейнар хотел опять послать на меня воинов, но я опередил его:

— Думаю, ваш король Роксанд Второй будет недоволен, если я по вашей милости не вернусь к нему в замок! — крикнул я, с трудом переводя дыхание.

— Как, Роксанд жив? — удивился Лейнар.

— Он такой же призрак, как и вы все. Вот кто с удовольствием повел бы в бой вашу армию!

— Это было бы счастьем для нас! — Глаза Лейнара запылали как Утренняя звезда. Похоже, он мечтал увидеть моего старого предка с тех самых пор, как сам стал призраком. — Мы сохраним тебе жизнь, Рикланд, только приведи Роксанда! Поклянись привести его и бери что хочешь из нашего ущелья!

— Я не даю опрометчивых клятв. Возможно, Роксанд не сумеет покинуть Черный замок. Сейчас он не может даже выйти за магический круг, которым Черный колдун окружил башню Заходящего Солнца. Я могу только пообещать, что Роксанд узнает о нашей встрече, а я, в свою очередь, приложу все силы, чтобы убедить колдуна выпустить его душу из магического круга.

Лорд Лейнар еще раз поклонился:

— Да будет так! — сказал он и обратился к призракам: — Мои храбрые воины! Я верю в то, что Роксанд вернется! Близится час последней битвы! Скоро мы сможем получить успокоение в Лучшем мире!

Я до утра пробродил по ущелью, собирая эльфийское оружие. Мечей набралось немало. Я так и не понял, из какого металла сделаны их черные клинки. Они были очень гибкие и прочные, их можно было согнуть наподобие лука, но они не ломались. Непривычно, но здорово. Я даже выбрал для себя меч какого-то знатного эльфа, расписанный рунами вдоль всего клинка до самой рукояти. Что на нем написано, я понятия не имел, но надпись выглядела внушительно.

Когда последний призрак растаял как дым в лучах восходящего солнца, Гунарт Сильный поднял наверх последний десяток мечей, а непрекращающийся кашель довел меня до состояния тихого бешенства, и я решил, что настало самое подходящее время, чтобы испытать действие лекарства призрачного волшебника. Вспомнить указания по приему снадобья я, естественно, не смог, так что мои рассуждения свелись примерно к следующему: 'Все эти магические зелья одинаковые. Их надо либо пить, что довольно противно, либо лить на раны, что достаточно больно. Эту гадость, пожалуй, придется выпить. А сколько? Какая разница! Чем больше выпью, тем быстрее вылечусь!' И я выпил. Хорошо, что не всю бутылку, а один маленький глоточек. Больше не смог — слишком мерзкий вкус был у волшебного зелья. Но и от этого маленького глотка мне стало ужасно плохо. Я подумал даже, что призрак зло подшутил надо мной, подсунув вместо лекарства склянку с ядом. Кроме невыносимой тошноты, которую у меня всегда вызывали магические снадобья, я чувствовал такую боль во всем теле, как будто мне переломали все кости и налили в рот кипящей смолы.

Полдня я провел в ущелье Потерянных Душ, чередуя проклятия с болезненными спазмами в пустом желудке, который так и норовил выскочить наружу и прихватить с собой все остальные внутренности. В полдень появился Гунарт. Он оглядел меня с высоты своего роста и сообщил, как мне показалось, со злорадством в голосе:

— Люди хотят тебя видеть!

— Уйди, Гунарт, — простонал я. — Ради всех богов, оставь меня в покое!

— А что сказать людям?

— Иди ты в Бездну, Гунарт! Скажи, что я умер! — взмолился я.

— Ну уж нет! Я поклялся достать тебя живым или мертвым, — процедил сквозь зубы Гунарт, поежился, огляделся и сделал пальцами защитный знак, потом снял с меня ремень, и, стягивая им мои запястья, многообещающе добавил: — И сделаю это, если призраки отпустят...

— Ты что, боишься? — попробовал усмехнуться я.

Гунарт перекинул мои связанные руки через плечо, будто я не человек, а дорожная сумка, и молча направился к свисавшей со скалы веревке. И лишь когда мы поднялись почти на самый верх, он глубоко вздохнул и тихо пробормотал:

— И ты бы боялся, будь у тебя мозги!

Глава 19 ЗАБЫТАЯ БАЛЛАДА

Тяжело быть принцем — никаких прав, кроме привилегии сидеть в присутствии короля, одни обязанности! Мало того, что король требует выполнять всякие его капризы, так тут еще народ со своими прихотями. Видеть они меня хотят, видите ли! Да пропади они пропадом со своими желаниями, — даже умереть спокойно не дадут! А все Гунарт Сильный, чтоб на нем штаны лопнули при женщинах! Ну какого лысого демона он притащил меня из ущелья Потерянных Душ в таком состоянии?

Чувствовал я себя не лучше медвежьей шкуры, валяющейся на полу у меня в Закатной башне, с той только разницей, что шкура не ощущает боли и не испытывает эмоций. Вокруг меня толпились люди, моя так называемая дружина, все смотрели на меня, а я изо всех сил старался скрыть свое, мягко говоря, недомогание. Одни боги знают, каких усилий мне стоило не рухнуть мешком на траву, когда Гунарт поставил меня на ноги. Ему-то, Гунарту, хорошо, на него никто даже внимания не обратил. Он ушел с Нейлом куда-то в даль далекую, не оборачиваясь, а меня, бедолагу, обступили со всех сторон и начали какую-то чушь молоть, которую, по их мнению, приятно слушать особам королевской крови. В нормальном состоянии я бы, наверно, невыносимо скучал от всего этого страшного занудства и скорее всего придумал бы повод, чтобы сбежать от словоизлияний возлюбленных подданных как можно скорее, но в данный момент я чувствовал себя неспособным не только скучать, но и вообще думать связно. Я мог только отвечать на приветствия стандартными фразами, неоднократно повторяемыми отцом на заседаниях Королевского совета, и пытаться при этом сохранить невозмутимое выражение лица.

Перед глазами все плыло, руки дрожали, по лбу стекали холодные струйки пота, и мне казалось, что люди давно заметили мою слабость и презирают меня за нее. Как я сожалел, что Гунарт так не похож на своего отца Урманда. Тот бы обязательно воспользовался моим бессилием, убил бы еще в ущелье, а людям сказал, что это сделали призраки. По крайней мере, тогда мне не пришлось бы терпеть весь этот позор. А потом я вспомнил моего бедного больного отца, про которого среди придворных давно ходили слухи, будто он выздоровел. Вот у кого железная выдержка. Воспоминание об отце придало мне силы. Я собрал в кулак всю свою волю и постарался вести себя как можно более естественно, даже улыбнуться попытался.

До вечера мне приносили клятву верности — пустая, ни к чему не обязывающая формальность, которую я обязательно проигнорировал бы, если бы она не предоставила мне замечательную возможность, сидя на наскоро сколоченном для меня троне, спокойно страдать, сохраняя подобие величия. Я машинально произносил положенные по регламенту слова, застрявшие в памяти в далеком раннем детстве, когда меня еще интересовали подобные церемонии, и про себя благодарил богов, что не успел наточить эльфийский меч, а то неминуемо отрезал бы пару-другую ушей, возлагая его, как полагалось по ритуалу, на плечо присягающего воина.

Действие магии постепенно слабело, я чувствовал себя все лучше, и чем лучше я себя чувствовал, тем чаще в голове у меня мелькала трезвая мысль: 'О боги Хаоса! Что мне делать со всем этим народом?' Я старательно гнал эту мысль прочь, но она возвращалась снова и снова, пока наконец не заставила меня признаться себе, что командовать таким количеством малознакомых мне людей, большинство из которых до недавнего времени сражались на стороне моих врагов, мне еще не приходилось. Да и нужна ли мне сотня плохо обученных солдат? Ведь не волшебством же их загнали на рудники, — в плен сдались, не иначе. Это же сколько придется возиться, чтобы научить их сражаться по-человечески? Нет у меня на это времени — надо самозванца где-то разыскивать, пока он от моего имени пол-Фаргорда не спалил! А у него, между прочим, лошади, а у меня — нет. Так что гоняться за ним я могу до конца жизни... Хотя почему бы не отправить бывших каторжников на поиски этого мнимого Рикланда? Вид у них не лучше, чем у бродяг, никто и не заподозрит, что это мои люди.

К тому времени, как последний воин произнес слова клятвы, у меня созрел план. Если не вдаваться в подробности, то заключался он в том, чтобы послать часть людей на все четыре стороны, вернее на три, потому что с четвертой — горы, чтобы те, кто встретит самозванца, напросились в его отряд и заманили врагов в западню, которую можно устроить хотя бы в заброшенной деревне троллей, расписав ее как очень богатую и мирную.

— Значит, так, народ... — Я наморщил лоб, пытаясь сформулировать свою мысль, чтобы она хотя бы отдаленно напоминала распоряжение какого-нибудь военачальника. — Завтра на рассвете меняем дислокацию.

— Чего-чего? — спросил простоватого вида рыжий парень.

— Заткнись, деревня! — толкнул его локтем в бок стоявший рядом Детран, тот самый начальник чьей-то охраны, который накануне от лица бывших каторжников торжественно предложил мне их службу. — Потом объясню.

Но мне самому было удобнее изъясняться общедоступным языком, не вспоминая книжных терминов, поэтому я тут же воспользовался возможностью не строить из себя Верховного Главнокомандующего, которым мне, скорее всего, пришлось бы стать в случае войны, а говорить, как привык.

— Могу сказать проще — завтра на рассвете сматываемся отсюда, пока король не спохватился и не вернул вас на рудники. Доступно объясняю? Пойдем вниз вдоль Мертвой реки. Примерно в двух днях пути есть заброшенная деревня. Там устроим лагерь. Возьмите с собой еду, вино... Ну, не знаю, что еще, сами сообразите. У меня всегда этим Крайт занимался. И можете забрать золото. Будем считать, что это плата за службу. — В таком, несколько сумбурном стиле я отдал еще несколько приказов. Потом очень убедительно объяснил, что каждый день, который проклятый самозванец проводит на этом свете, покрывает позором мое честное имя и что священный долг каждого из моих людей — отправить его в преисподнюю вместе со всем отрядом, и как можно быстрее.

Почти всю ночь мы занимались подготовкой к предстоящему походу, и люди разошлись отдыхать только под утро. А я, отвлекшись от всех проблем, с удивлением заметил, что чувствую себя превосходно, от кашля не осталось и следа. Удача не оставила меня и на этот раз!

Утром мы спустились с гор, но мне так и не удалось привести в действие свой тщательно продуманный и уже растолкованный людям до мельчайших подробностей план. Все изменил неожиданно появившийся на дороге Дронт, тот самый Дронт, который чуть не пристрелил меня из арбалета по пути на рудники. Приблизившись к нам, он мешком свалился с лошади, выпряженной из телеги и уже не казавшейся такой сонной.

— Лесной приют горит! — прохрипел стражник, как будто это не лошадь, а он сам мчался галопом всю дорогу. — Эльмарионская деревня! Это Рикланд! Не знаю, может, он и не настоящий принц, но он захватил королевское золото.

Дронт говорил сбивчиво, но все было ясно — самозванец где-то поблизости.

— Где эльмарионская деревня? — спросил я, вскакивая на лошадь Дронта.

— После обелиска направо, по новой дороге.

— Детран, принимай командование! — крикнул я бывшему начальнику вражеской охраны, показавшемуся мне накануне более-менее опытным, сообразительным и пользующимся авторитетом. — Я поскачу вперед, к эльмарионской деревне, надо остановить самозванца! Догоняйте! И помните, я не желаю, чтобы хотя бы один враг остался в живых! Дронт, покажешь моим людям дорогу! Поспешите, а то я справлюсь сам, и вам будет нечего делать! — Не удержавшись от эффектной выходки, я поднял лошадь на дыбы, взмахнул над головой мечом, звонко прокричал: — Вперед, навстречу славе! Победа или смерть! — и умчался бешеным карьером под восторженные вопли и звон взметнувшихся в салюте клинков. Как я в одиночку справлюсь с полусотней человек, я не особенно задумывался. На месте разберусь.

Утро занималось чудесное. Как здорово было скакать по пробуждающемуся лесу, обгоняя солнце, лениво выползающее из-за гор, когда только начинают просыпаться птицы и запевают свои утренние песни, когда все листья и трава в холодной росе, а воздух, прохладный и свежий, наполняет грудь такой радостью, что хочется смеяться или петь. Я распевал на весь лес, не заботясь о том, что меня могут услышать. Но меня слышало только эхо, оно вторило мне, и получалось очень здорово.

Лошадь пришлось оставить на лесной поляне, не доехав до деревни. Я слишком любил лошадей, чтобы позволить ей пасть, а это обязательно произошло бы, если б я гнал ее и дальше таким темпом. Может, это было и к лучшему, что я ее оставил, — появиться внезапно верхом мне бы вряд ли удалось.

Эльмарионцы никогда не отличались наличием рассудка. Стоило им поселиться где-нибудь, как они тут же начинали вырубать лес или, еще хуже того, жечь. Как будто дракона им мало! Сколько раз я спорил с толстым старостой эльмарионцев, обосновавшихся недалеко от Черного замка в деревне под странным названием Ясная Глухомань, о том, что крыша леса — их единственная защита от дракона. Один раз чуть собаками не затравил в пылу спора, но все бесполезно. Они продолжали изводить лес, распахивать огромные поляны, называя их полями, и сеять там овес — любимое лакомство Счастливчика, и еще какую-то траву, из семян которой пекли румяные сладкие булки, любимое лакомство дядюшки Готрида.

Эльмарионцы, жившие у гор, были ничуть не лучше. Поле вокруг их деревни было просто огромным и, естественно, уже сгорело. Признаться, я смотрел с некоторым злорадством на выжженную пустошь. Я и сам, если бы воевал с эльмарионцами, первым делом сжег бы их поля. Я, конечно, понимал, что без выращенного ими овса нашим фаргордским лошадям пришлось бы питаться одним сеном, но зачем же из-за этого лес уничтожать? Выращивали бы свой овес на полянах или под деревьями. А остальные их травы — вообще чушь собачья! Дядюшка Готрид может и без сладких булок обойтись, — пусть ягоды ест или орехи с медом, как гремлин, если ему так нужны лакомства!

Из-за холма на другой стороне поля поднимались клубы черного дыма, изредка освещаемые заревом пожара. Казалось, что все эльмарионское поселение охвачено пламенем, и я даже подумал, что опоздал и враги уже поубивали всех, подожгли опустевшую деревню и убрались восвояси. Воодушевление, с каким я мчался на выручку эльмарионцам, как рукой сняло. Ничего не скажешь, бродить по полыхающей деревне, полной обгорелых трупов, не самое приятное занятие. Я заставил себя подняться на холм и к своей радости увидел, что горит всего лишь частокол вокруг деревни, вернее, даже не деревни, а, пожалуй, целого города, которых раньше полным-полно было в Эльмарионе и совсем не было в Фаргорде. По крайней мере, домов, расположившихся у подножия холма, хватило бы на четыре, а то и пять фаргордских деревень. И дома эти, сооруженные из камней и глины, оставались целыми и невредимыми. Даже солому на крышах ближайших к частоколу самых бедных домов не лизали беспощадные языки пламени, а побеленные стены домов побогаче, увенчанных остроконечными черепичными крышами, не успели даже почернеть от копоти. Казалось, будто вовсе не дома были у эльмарионцев, а слепленные фаргордскими мальчишками снежные замки. Набежавший ветерок окутал меня удушливым дымом и донес из-за огненной преграды звуки подвыпивших голосов, распевающих:

Принц Рикланд, не знающий равных в бою,

Чьи подвиги славит народ,

Собрал он лихую дружину свою

И двинулся в дальний поход,

Не зная судьбу наперед.

На резвых конях быстро скачет отряд

Заросшей лесною тропой.

Вдруг видят, у тропки три ведьмы сидят

Под старой корявой сосной,

Кричат: 'Эй, красавец, постой!

Мы можем удачей тебя наделить,

Ты станешь бессмертным, герой,

И сможешь любого врага победить,

Когда согласишься с ценой —

Одну из нас сделать женой'. —

'Почета и славы добьюсь я и сам! —

Принц Рикланд ответ им дает. —

Не нужно мне в жены старуху, годам

Давно потерявшую счет,

Ведь мне — лишь шестнадцатый год!'

Обиделись ведьмы и начали выть:

'Ваш принц невоспитан и груб!

Хотим мы за это его превратить

В высокий раскидистый дуб.

Пусть срубит его лесоруб!' —

Лишь брызнули зельем на принца, как вдруг

Раскатистый гром загремит!

Стоит на тропинке не Рикланд, а дуб,

Высокий и стройный на вид,

И грустно ветвями шумит...

Под прикрытием дыма я спустился с холма, с разбега перемахнул через пылающий частокол и осмотрелся. Ровные, посыпанные песком дорожки, ухоженные садики за низкими оградами, да и дома с распахнутыми настежь, а кое-где сорванными с петель дверьми не подавали признаков жизни. Только у покореженных главных ворот горланили песню двое еле державшихся на ногах бритых наемников. Это была одна из баллад, сочиненная королевским шутом Брикусом тоже, кстати, в нетрезвом состоянии. Помнится, когда я услышал ее впервые, то пообещал Брикусу отрезать уши, если услышу еще раз подобное вранье. Уши здесь, конечно, ни при чем, надо было пообещать ему отрезать язык, но тогда бы он вообще ничего петь не смог, а поет он все-таки здорово!

Дело было год назад. Я в первый и единственный раз отправился в поход не по собственной прихоти, а по приказу отца. Правда, это был тот исключительный случай, когда наши с отцом желания совпадали, и, если бы лорд Релан обратился со своей просьбой прямо ко мне, вряд ли я отказался бы ее выполнить.

У лорда Релана похитили дочь, и он был готов заплатить любые деньги, лишь бы леди Кариса вновь оказалась под родительским кровом. Возвращать похищенных девиц безутешным отцам, с моей точки зрения, было самым подходящим занятием для праздношатающегося принца, и я с энтузиазмом принялся за дело. Тем более что с разрешения отца получил в свое распоряжение немалый отряд наемников во главе с самим лордом Деймором.

Не буду рассказывать, как мы мотались по лесу, разыскивая похитителя по путаным объяснениям словоохотливых трактирщиков и сбивчивым указаниям запуганных крестьян. Это было долго и нудно. Гораздо интереснее было пробраться ночью в замок, поднявшись по крепостной стене, неслышно проскользнуть мимо спящей стражи, освободить девушку, спрятать ее в безопасном месте и только потом открыть ворота ждущему снаружи отряду, чтобы всем вместе напасть па замок.

Все получилось превосходно, за исключением одного — девушка умоляла не отдавать ее отцу — деспоту, который собирался насильно выдать ее замуж за старика, а оставить в замке с похитителем, которого мы по странной прихоти судьбы не убили, а всего лишь заперли в погребе, чтобы отвести в Черный замок на суд короля. История была похожа на ту, что случилась с Линделл, когда отец решил выдать ее за Готрида. Я пожалел бедную Карису и пообещал сделать, как она пожелает.

Королевские наемники пировали в главном зале замка, празднуя победу, когда я порадовал их известием, что награды не будет, мы оставляем все как есть и возвращаемся в Черный замок. Признаться, среди моих людей чуть не начался бунт под лозунгом: 'Приказы короля надо выполнять, особенно когда за это хорошо платят!'

— Послушай, Малыш, — пытался уговорить меня лорд Деймор, — эта девчонка должна подчиниться воле отца. Откуда она знает, с кем ей будет лучше жить? Девки — они все глупые, как гусыни, а лорд Релан — человек с головой.

— Но, Деймор, она же не пленница, чтобы везти ее в Черный замок против ее воли.

— Почему, если она отказывается ехать по-хорошему, можно и связать, — предложил кто-то, кажется, из-под стола. Раздался дружный смех.

— Я не воюю с женщинами и не беру их в плен! — оскорбился я.

— Рик, из-за тебя мы теряем большие деньги! — набросился на меня Крайт.

— Ну зачем тебе деньги, Крайт? На тебе ж золота больше, чем на Священном дереве эльфов! — с усмешкой сказал я. Признаться, я знал, зачем Крайту деньги, — после смерти отца у него дома остались мать и куча сестер, но еще я знал, что Крайт это скрывает. Естественно, он тут же прикусил язык. Зато встрял Алавар, любивший деньги не меньше Крайта, но тративший их исключительно на собственные развлечения:

— К чему нам слушать нашего сентиментального принца?! — крикнул он наемникам. — У нас есть приказ короля. Схватим девицу, отвезем в замок и получим деньги.

Такое предложение было встречено почти всеобщим одобрением. Алавар и еще несколько человек направились к дверям, чтобы привести непокорную девицу, но я выхватил меч и загородил выход.

— Вы пальцем ее не тронете, пока я жив, а я буду защищать ее, пока не умру!

— Что ж, — усмехнулся Алавар, — значит, лорд Готрид получит твою долгожданную голову!

— Что-то ты сегодня раскомандовался, Алавар, — осадил его лорд Деймор, по-моему, единственный сохранивший невозмутимость в этом беспорядке. — Боюсь, что твое мнение мы выслушаем в последнюю очередь.

— А ты предлагаешь слушать Рикланда? Да он просто влюбился в эту девицу по уши...

У меня даже слов не нашлось, чтобы ответить, так я был возмущен. Я бы, наверно, зарубил Алавара, если бы не вездесущий Брикус, всегда сопровождавший меня в похождениях. Он по своему обыкновению тяжело вздохнул и сказал:

Наш Рикланд поглупел всерьез,

Раз может из-за женских слез

Друзей оставить без награды,

Но поднимать не стоит шум,

Тем более что мне на ум

Пришли слова одной баллады.

И он спел ту самую балладу, за которую я пообещал отрезать ему уши, особенно если учесть, что кончалась она словами:

Но все же бывают порой времена,

Поверьте, шуты ведь не врут,

Когда и колдунья ему не нужна.

Настолько бывает он глуп,

Что сам превращается в дуб!

— Проклятый Брикус! — проворчал я, вспомнив старую обиду. — Вернусь в замок, башку сверну!

— О, еще один мальчишка! (Ик!) — Дородный парень с очень красным лицом, слезящимися глазами и серьгой в ухе, которая могла бы запросто сойти за браслет с изящной руки девушки, перестал петь и удивленно уставился на меня. — Мы ж их всех вроде переловили. (Ик!) Откуда еще один взялся?

— Это не мальчишка, это эльф, — тоже прервав пение, гнусаво возразил его бледный и худой приятель со светлыми бровями и ресницами, на лице которого выделялось только одно яркое пятно — маленький красный нос, кажется, совсем недавно слегка расплющенный чьим-то увесистым кулаком. — Когда хорошо поешь, эльфы всегда собираются послушать!

— А чего (Ик!) он такой чумазый?

— Наверно, он темный эльф. Какая разница? — Больше не обращая на меня внимания, парень затянул очередной куплет.

Но краснолицему явно досаждало присутствие незваного слушателя.

— Чего это он сюда приперся? (Ик!) Может, это шпион? Давай его убьем! — не унимался он. Я с ехидной улыбочкой окинул взглядом покачивающегося вояку. Интересно, каким же это образом он собирается меня убить? Разве что магией! Да только не похож он что-то на колдуна. Что ж, пусть попытается, может, какой-нибудь прием новенький покажет. Но узнать, как краснолицый предполагает меня убить, мне так и не довелось.

— Нельзя его убивать! Слышал, он знает Брикуса! Наверно, это темный эльф из Черного замка, — высказал предположение бледный и добавил шепотом, видимо предполагая, что я не услышу: — Говорят, в Черном замке есть один темный эльф. Может, он друг нашего принца. Ты знаешь принца Рикланда, приятель?

— Еще бы! — усмехнулся я. — Вряд ли кто-нибудь знает Рикланда лучше меня!

— А пароль ты знаешь? — грозно надвинулся на меня краснолицый, обдав винными парами с головы до ног.

— Знаю, и не один, — отмахнулся я от него, как от назойливой мухи, и снова повернулся к бледному. — Кстати, я знаю, что принц Рикланд терпеть не может эту балладу. В ней же нет ни слова правды!

— А вот тут ты не прав, приятель! — радостно воскликнул тот. — Эту балладу спел нам сам принц! Он говорит, что в ней не больше вранья, чем во всем, сочиненном Брикусом.

'Интересная мысль! — подумал я. — Может, это очередная шутка Брикуса и я встречу его во главе этих славных пьянчуг? Нет, не может быть, Брикус не стал бы так глупо шутить. Не его стиль. А может, он вопреки обещанию распевает произведение своего шутовского искусства на каждом углу? Тоже вряд ли...' Внезапно меня осенило. Как я мог забыть, что один человек, слышавший балладу, спетую шутом единственный раз, не служит больше в Черном замке.

— Могу я встретиться с этим вашим любителем баллад? — поинтересовался я. — Где его можно найти?

— Принца-то? Он в забегаловке... Как там она у них называется? Золотая... что-то там такое. Не помню. Эти эльмарионские названия никогда не запомнишь! Пошли, провожу. У них тут столько дорожек, заблудиться можно. Как в лесу!

'Странно, кажется, эти люди и вправду считают, что их самозванец — настоящий принц, — недоумевал я, бредя по истоптанной конскими копытами песчаной дорожке следом за бледным наемником, которого то и дело приходилось хватать за шиворот и возвращать в вертикальное положение, чтобы он не растянулся и не заснул прямо посреди улицы. — Выходит, он обманывает не только глупых селян, но и собственных воинов'.

Вентор, как звали бледного, был из тех людей, которые, когда выпьют, готовы излить душу первому встречному. Скорее всего, его отправили охранять ворота, поскольку он изрядно надоел обществу своей несмолкаемой болтовней, но для меня такой словоохотливый неприятель был просто подарком судьбы. По дороге я выяснил у Вентора все, что мог, начиная с любовных похождений его бабушки и заканчивая историей, преподнесенной самозванцем своему отряду для оправдания своих поступков, совершенно не вяжущихся с моим обожаемым народом образом. Вольноземье, оказывается, просто необходимо присоединить к владениям короля, предварительно взыскав с непокорных крестьян налоги, которые ни они, ни их предки никогда не платили. И все это, видите ли, по приказу короля, который, между прочим, неоднократно пытался обложить налогами Вольноземье, да только плюнул на это занятие, потому что посылать туда сборщиков налогов — пустое дело: ни налогов, ни сборщиков не напасешься. Дорога туда проходит через Лихолесье. Если не Урманд золото отбирал, так разбойники из окрестных лесов. Я в свое время пытался со своими ребятами поохотиться там на разбойников, да только время потерял и чуть в болоте не утонул. Разбойничье логово мы нашли среди болот, в самом центре трясины, на деревянных плотах, и несколько человек во главе с атаманом поймали, остальные разбежались по лесу, трусливо попрятавшись по каким-то норам или гнездам. Мы гонялись за ними по всему Лихолесью несколько дней, после чего я резонно заметил, что лично мне разбойники ничего плохого не сделали, а с отца достаточно будет и одного атамана, чтобы вдоволь над ним поиздеваться. В общем, махнул рукой и отправился заниматься более интересными делами.

Кстати, сам Вентор в прошлом был разбойником так же, как еще несколько человек из отряда самозванца. Они присоединились к его небольшому тогда отряду, состоявшему в основном из людей некоего лорда Крембера, едва услышав, что знаменитый принц Рикланд появился в здешних краях, и были безмерно счастливы, что принц согласился принять их на службу, готовы отдать за него жизнь и все такое... Ну прямо как мои каторжники.

Всего в отряде было сорок восемь человек и пятьдесят шесть лошадей. За исключением бедолаги Вентора с его приятелем, да еще двух таких же горемык, охраняющих эльмарионскую конюшню, куда умудрились затолкать всех жителей деревни, все люди самозванца собрались в трактире и праздновали победу. Замечательная, между прочим, традиция, которую я неоднократно использовал, чтобы захватить какой-нибудь особо укрепленный замок без ущерба для здоровья собственных воинов. Надо было только нанять шайку местных головорезов, чтобы они пошумели как следует под стенами замка, заставили его обитателей поверить, что на них напали, и дали возможность охране замка прогнать себя с позором. Ну а ближайшей ночью можно было спокойно перелезать через стены, открывать ворота хоть нараспашку и разгуливать по замку, как по своему собственному. Главное — найти хозяина замка под нужным столом, привести его в чувство и суметь растолковать, что я — это не его ночной кошмар, а вполне реальный Рикланд, который действительно собирается его убить.

Эльмарионская деревня выглядела почти мирно, если не считать изредка попадавшихся среди цветущих клумб и ухоженных грядок, которым эльмарионцы посвящают большую часть своей жизни, трупов мужчин в длинных шерстяных куртках, коротких штанах и деревянных башмаках, все еще сжимавших в окоченевших пальцах вилы или топоры. Я пребывал в самом превосходном расположении духа, краем уха слушая рассуждения Вентора о том, как это чудесно, что боги избавили его от необходимости бросать свою жену, потому как она бросила его сама, и думая о том, что сказать нахалу, вздумавшему присвоить мое имя. Внезапно желание что бы то ни было говорить самозванцу резко пропало. Прямо посреди дорожки лежала мертвая девочка, уткнувшись лицом в развалины песочного замка.

— Лошадь ее сшибла, — ответил Вентор на мой безмолвный вопрос— Их тут целая куча посреди дороги играла. Остальные убежали, как лошадей увидели, а эта не успела. Мать ее свихнулась просто, вопила, как бешеная, пока Кланс Шербатый с Подлизой Нилисом ее не утешили. — Вентор гнусно заржал, а я еле сдержался, чтобы не убить его на месте. Ограничился увесистой затрещиной, воспринятой моим бледным провожатым как что-то причитающееся ему по долгу службы и заставившей его прекратить веселье и дальше идти молча.

Глава 20 СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Трактир назывался 'Золотая нива'. Среди выстроившихся вокруг широкой площади белоснежных домов с многочисленными остроконечными башенками, робко выглядывающих из-за плодовых деревьев, он выделялся огромной вывеской, распахнутыми настежь дверьми размерами с ворота Черного замка и топчущимся у коновязи огромным количеством нерасседланных лошадей. Что такое нива, я представлял плохо, но на вывеске было нарисовано' несколько желтых колосьев, и я догадался, что так, наверное, называется трава, из зерен которой эльмарионцы пекут свои булки.

— О, дошли! — удивленно воскликнул Вентор, будто ожидал чего угодно, но только не этого. — Как тебя представить принцу?

— Скажи, что его хочет видеть бывший наемник Королевской гвардии Алавар. — Я похлопал парня по плечу и добавил: — Запомни хорошенько — Алавар. Смотри не перепутай!

Я подтолкнул покачивающегося наемника к двери, в душе сильно сомневаясь, что он сможет что-нибудь запомнить, а сам не удержался и тут же вошел следом. Мне очень хотелось убедиться, что я прав и самозванец действительно Алавар, а еще больше — увидеть его реакцию на доклад Вентора.

Кавардак в трактире был не больше, чем мы с наемниками иногда устраиваем в придорожных забегаловках, куда нас частенько заносит судьба. Вот только бедняга трактирщик прятался под стойкой, изредка издавая звуки, похожие на поскуливание побитой собаки, да служанки, приносившие вино, смотрели на посетителей, как на компанию демонов, явившихся из Бездны за их душами.

Алавар, а это был действительно он, сидел в съехавшей на правый глаз огромной золотой короне, развалившись на почетном месте и положив на стол ногу в пыльном сапоге, размахивал глиняной кружкой размером с его голову и безумолчно трепал языком. Слушало его человека четыре, а остальные четыре десятка очень хорошо выпивших солдат занимались своими делами — в основном спали, кто на столах, кто под ними, но кое-кто еще мог что-то пить, есть и даже гоняться за служанками.

На огне жарилась огромная туша, не иначе той громадной скотины, с помощью которой эльмарионцы обрабатывают бескрайние поля на своей родине, и, судя по обилию костей, разбросанных по полу, явно не первая на этом празднике. Вокруг царил аромат жареного мяса, и я с грустью вспомнил свой легкий завтрак, состоявший из сушеных грибов, единственной съедобной вещи, найденной на продовольственном складе рудников. В животе заурчало совсем не по-королевски. Чтобы отвлечься от навязчиво напоминавшего о себе голода, я стал прислушиваться к болтовне Алавара, который, в отличие от своих людей, выглядел почти трезвым.

— Я еще не решил, что делать со всем этим эльмарионским сбродом, — расплескивая вино из своей огромной кружки прямо на собственный живот, рассуждал он. — Встретить бы того ублюдка, из-за которого закрылись здешние рудники! Живьем бы с него шкуру спустил! — Алавар изо всей силы саданул кружкой об стол. Кружка разлетелась вдребезги, и красное, как кровь, вино начало медленно растекаться по столу.

— Может, к Орочьим скалам? — предложил широкоплечий одноглазый воин, на миг оторвавшись от своей не менее внушительной, чем у Алавара, кружки, и, предоставив мне возможность полюбоваться красными от вина длиннющими усами.

— Ты что, сдурел, Крембер? Да туда три дня верхом добираться! Эти свиньи по дороге передохнут, а если выживут, так мы больше им на жратву потратим, чем на тамошних медных рудниках за них выручим. — Алавар отхлебнул из кружки, поморщился и сплюнул на пол. — Тьфу, дерьмо эльмарионское! Сжечь их, что ли, во славу богов Хаоса? А, Крембер?

— Может, ты и не помнишь, но у нас с тобой был один уговор, — зло выговорил одноглазый. — За мою службу ты обещал, что все деревни Вольноземья присоединятся к моим землям. И что ты мне оставляешь? Выжженные пустоши без единого живого человека! Имей в виду, Рикланд, мне плевать на твою громкую славу, если я не получу землю и людей или хотя бы деньги за них, я сам изрублю тебя в щепки и сожгу во славу всех богов!

Звук собственного имени заставил меня вздрогнуть, но тут в разговор встрял мой бледный провожатый.

— Ваше высочество! — торжественно провозгласил он. — Вас хочет видеть этот, как его там... — На большее его торжественности не хватило. Он почесал в затылке и протянул: — Ну, этот... А! Темный эльф из Черного замка — Аламар, кажется. То есть нет — Алавар!

Брови самозванца медленно поползли к макушке.

— Какой Алавар? — грозно спросил он.

— Из Черного замка, — растерянно промямлил Вентор. Сзади мне было не видно, но, наверно, он побледнел еще больше. По крайней мере, его затылок приобрел какой-то синеватый оттенок. — Он сказал, что вас знает.

— Где он? — взвизгнул Алавар, озираясь по сторонам. — Быстро привести его сюда.

Скрываться дальше не имело смысла, я вышел на середину просторного обеденного зала трактира 'Золотая нива', аккуратно обходя перевернутые столы и перешагивая через похрапывающих соратников Алавара, и одарил его самой очаровательной улыбкой. Лицо самозванца слегка вытянулось, но он быстро справился со своими эмоциями, выдавил из себя слащавую улыбочку и проговорил, пытаясь изобразить дружелюбие:

— А-а, Малыш! Я ожидал встретить здесь кого угодно, но только не тебя! Мои люди ошиблись, ты больше похож на бродягу, чем на темного эльфа! Из какой выгребной ямы ты вылез в таком виде? И какая судьба занесла тебя в Вольноземье? Здесь же нет для тебя подходящих врагов — ни орков, ни жестоких лордов.

— Знаешь, Алавар... или, как я должен теперь тебя называть? Ваше высочество? Мне очень не нравятся люди, которые пользуются моим именем, а еще больше не нравятся люди, которые убивают детей. Ты относишься и к тем и к другим. Считай, что я вылез из выгребной ямы, чтобы разобраться с тем, кому там самое место. Тебе не кажется, что два Рикланда на этом свете — это слишком? Может, отправим одного в Бездну?

— Лучше уйди, Малыш! — вскочил с места сразу потерявший самообладание Алавар. — Даже тебе не справиться в одиночку с четырьмя десятками опытных воинов. — Алавар медленно отходил назад к стойке трактирщика, не отрывая от меня настороженного взгляда. Внезапно он перепрыгнул через стойку бара и крикнул своим людям: — Взять его! Это убийца, нанятый лордом Готридом! Плачу пятьсот монет за живого, триста — за мертвого!

— Ну и дешево же ты меня ценишь, Алавар, — усмехнулся я и устремился за ним. Объяснять людям Алавара, что к чему, и уличать его во лжи было некогда: приказав схватить меня, Алавар скрылся за дверью, ведущей на кухню.

Несколько ударов кулака избавили меня от назойливого общества тех немногих воинов Алавара, которые еще не потеряли способность понимать и выполнять его приказы, так что задержали меня они ненадолго. На кухне я потерял еще несколько спасительных для Алавара мгновений по вине леди Миры, выглядевшей в простом эльмарионском платье и белом переднике не хуже заправской кухарю.

— О, Рикланд! — бросилась она ко мне, перевернув по пути корзину с овощами. — Умоляю, освободи Луса. Они заперли его в сарае вместе со всеми. Говорят, теперь их продадут на рудники или убьют! Пожалуйста! Ведь там всего двое охранников, да еще туда побежал этот человек в короне. Я знаю, тебе ничего не стоит с ними справиться, ведь ты победил огромных троллей. — Мира причитала, вцепившись в мою руку, как клещ. Как видно, она считала, что престарелая леди, держащая воина за руку, является непременным условием победы в любой битве. И даже когда я все-таки высвободил руку из ее цепких пальцев и бросился из кухни, она поспешила следом.

Черный ход вывел меня на узкую улочку, в конце которой виднелось необычное для эльмарионского поселения деревянное здание. Больше всего оно напоминало фаргордские конюшни и, наверное, и было конюшней или коровником, судя по сену, сложенному под нависающими до самой земли скатами крыши. У конюшни стоял Алавар с пылающим факелом в руке, а рядом с ним двое вполне трезвых парней.

— Стой! — крикнул он. — В этом сарае эльмарионцы. Еще шаг, и я подожгу сено!

— С чего ты взял, что я стану волноваться из-за каких-то эльмарионцев? — спросил я, на всякий случай останавливаясь.

— Да потому что там женщины и дети, а ты, Малыш, всегда был сентиментальным сосунком! — захохотал Алавар. — Ну что, хочешь посмотреть, как они будут гореть? Тогда иди сюда! А не хочешь — стой и не шевелись. Двинешься, и все эти люди сгорят на твоих глазах!

Я замер. В воцарившейся тишине до меня донеслись детский плач, женские причитания и недовольное ржание лошади. Алавар не лгал — в конюшне действительно были женщины и дети, хотя, по правде сказать, чтобы меня остановить, было бы вполне достаточно и лошадей.

— Молодец, Малыш, — послушный мальчик! — веселился Алавар. — Если и дальше будешь паинькой, возможно, эти люди доживут до старости. Но, понимаешь, в чем дело, я не могу так просто попросить тебя уйти. Ты ведь не оставишь меня в покое, правда? Так что будь добр, отдай свой меч хотя бы вон той особе, которая прячется у тебя за спиной, пока ты никого не порезал, и позволь моим людям тебя связать. Да-да, можешь не смотреть на меня так, как будто хочешь убить меня взглядом. Я знаю, что этого ты не умеешь. И поторапливайся, от факела летят искры, а сено очень сухое. Как бы оно не вспыхнуло само по себе.

Требование Алавара заставило меня крепко задуматься. Я никогда не понимал людей, которые сдаются в плен, и не раздумывая предпочел бы смерть бесчестью, если бы речь шла обо мне самом. Какой-то коварный демон, обычно тихо сидевший в дальнем и темном уголке моей души, тут же принялся нашептывать мне: 'Плюнь ты на все и убей этого Алавара. Какое тебе дело до всех этих эльмарионцев, которых ты не видел никогда в жизни и никогда больше не увидишь? Они даже не твои будущие подданные, чтобы о них печься. К тому же есть шанс, что ты успеешь их выпустить и они не успеют сгореть... ' Нет, никогда не выйдет из меня хладнокровного воина, не смогу я спокойно слышать крики горящих детей! Пусть уж лучше делают со мной что хотят, тем более что всегда останется возможность сбежать.

Я виновато взглянул на Миру, отдал ей меч и покорно позволил наемникам Алавара связать мне руки за спиной.

Мне крупно повезло. Единственным помещением в трактире, не имевшим окон, была кладовая, служившая одновременно и винным погребом, и меня поместили именно туда. От веревки на руках я избавился сразу же, как только за мной захлопнулась дверь. Я мог бы освободиться, если бы меня связали и похитрее. И не потому, что мне часто приходилось попадать в плен, а просто в детстве мы с Рилом, Имвертом и еще несколькими детьми часто играли в 'побег'. Можно сказать, что это был вариант обыкновенной игры в прятки, несколько усовершенствованный под наш Черный замок, где спрятаться было легко, а искать трудно, поэтому прятался у нас один человек, а искали его все остальные. Чтобы было интереснее, того, кто должен спрятаться, хорошенько связывали, запирали в одной из многочисленных комнат, как будто он пленник, который должен сбежать. Через некоторое время в комнату заходили, и до этого надо было успеть развязаться и спрятаться. Можно было спрятаться в этой же комнате, а можно было куда-нибудь улизнуть, например, по каминному дымоходу. Как-то я здорово влип, свалившись из него в покои одной придворной дамы. Я был весь перемазан сажей, и дама всерьез решила, что я какая-то нечисть, посланная черным колдуном по ее душу. Визгу было столько, что сбежалась стража, так что ловили меня уже не только мои приятели, но и добрая половина наемников, которые еще долго после этого издевались надо мной, уверяя, что я оказался в комнате этой дамы только затем, чтобы подглядеть, как она переодевается.

Едва веревка упала на пол, я поспешил воспользоваться привилегированным положением единственного обитателя заваленной всякими деликатесами кладовой и незамедлительно стянул подвешенную над моей головой связку копченых колбас. Моя совесть, возмутившаяся было подобным мародерством, крепко уснула, успокоенная данным ей обещанием подарить трактирщику корону Алавара, и я, воодушевленный ее молчанием, принялся уничтожать все, что, по моему мнению, было достойно внимания.

Появление Алавара заставило меня подавиться одним из знаменитых эльмарионских сыров и спрятать за спину недопитую бутылку эльфийского вина, которую хозяин, по-видимому, берег для какого-то праздника, но так и не смог укрыть от моего потрясающего чутья на всевозможные тайники. Можно было особенно не суетиться — Алавар был один, и справиться с ним я смог бы и без оружия, но уже начал воспринимать происходящее как забавную игру. А играть надо было по правилам: раз уж меня связали, то кушать, а тем более пить я никак не должен, а должен лежать или в крайнем случае сидеть на полу и ругаться плохими словами. Поэтому я с трудом проглотил остатки сыра, набрал в легкие побольше воздуха и брякнул первое, что пришло в голову:

— Ты, плевок судьбы, стучаться надо, когда входишь к принцу!

Все-таки служба в Королевской гвардии накладывает на людей некоторый отпечаток. Бедняга Алавар вытянулся в струночку и скороговоркой выпалил:

— Виноват, ваше высо... Тьфу! Чтоб ты сдох, Рикланд! Провались ты в Бездну со своим командирским голосом! Что ржешь? Совсем ума лишился? Ты ж у меня в руках, и, можешь не сомневаться, скоро лорд Готрид получит твою развеселую голову на золотом блюде! До сих пор не дошло, что ли?

Наверное, надо было изобразить на лице хотя бы подобие огорчения по поводу страшной угрозы Алавара, но я упорно продолжал хохотать. Этот не в меру самоуверенный тип был такой забавный. Одна мысль о том, как вытянется его лицо, когда он вознамерится меня убить и обнаружит, что я, оказывается, могу сопротивляться, приводила меня в бурный восторг. Но Алавар не спешил доставить мне удовольствие и попытаться убить. Вместо этого он просто решил посвятить меня в свои далеко идущие планы относительно моей персоны.

— Ладно, веселись, пока жив, — благосклонно разрешил он. — Думаю, с жирным Готридом можно будет неплохо поторговаться. Я пригрожу ему, что освобожу тебя, если он не заплатит за твою голову, скажем, втрое больше...

— Да ты до стольких считать не умеешь, умник, — еще больше развеселился я. — А у Готрида столько золота не наберется! Обманет он тебя, обязательно обманет!

— Ну, это уже не твоя забота. Свои деньги я как-нибудь сосчитаю, — пообещал Алавар. — И запомни, — добавил он, поднося кулак к самому моему носу, — вздумаешь моим людям зубы заговаривать на тему, кто есть кто на самом деле, — своих зубов не досчитаешься! Думаю, лорд Готрид опознает твою голову и без белозубой улыбки!

Стерпеть такую наглость я уже не мог. Резко оборвав смех и сделав грозную мину, я, рыча: 'Как ты мне надоел, Алавар!', вскочил на ноги, ударил опешившего самозванца ногой в живот, согнутым локтем по шее и заломил руку за спину так, что бедняга взвыл, согнулся пополам, а его массивная золотая корона, соскочив с головы, со звоном покатилась по полу и, описав полукруг, улеглась рядом с моей недопитой бутылкой. Я проводил корону взглядом, подумав, что, найдя ее здесь, трактирщик не будет особенно проклинать меня за нанесенный его запасам ущерб, после чего забрал у Алавара меч и ремень с парой очень неплохих кинжалов и торжествующе сообщил:

— Кажется, твой план не сработал, придется осуществлять мой!

— Имей в виду, Рикланд, мои люди предупреждены. Если со мной что случится, они подожгут сарай! — сквозь стиснутые от боли зубы выдохнул Алавар, но особой уверенности в его голосе не чувствовалось.

— Знаешь, Алавар, — проникновенным тоном возразил я, — почему-то мне кажется, что ты не позволишь своим людям это сделать. Более того, я просто уверен, что ты сам объяснишь этим наивным ребятам, которые так долго тебе верили, кто из нас есть кто на самом деле. Я думаю, так для тебя будет даже лучше. Ведь ты не захочешь умирать в течение трех дней, когда это можно сделать гораздо быстрее?

Надо отдать Алавару должное, он умел проигрывать достойно. Пройдоха не стал умолять о пощаде, ругаться последними словами или дергаться в моей мертвой хватке, а, понурив голову, покорно отправился со мной в обеденный зал трактира, где теоретически должны были продолжать накачиваться вином, а может, уже мучиться похмельем его наемники.

К моему полному изумлению, зал был пуст, если не считать громко храпевшего под столом лысого краснощекого толстяка с совершенно счастливым лицом. Зато с улицы раздавались характерные звуки настоящего сражения — звон оружия и самые разнообразные вопли, начиная от предсмертных проклятий и кончая торжествующими возгласами. Можно было подумать, что отец начал войну с Эльмарионом, если бы до меня внезапно не дошло, что это моя лихая дружина наконец догнала меня и с воодушевлением принялась исполнять приказ никого не оставлять в живых. Все было бы замечательно, если бы я к этому времени не передумал поголовно истреблять отряд Алавара, решив, что гораздо лучше будет просто объяснить этим обманутым людям, что их так называемый принц ничем не отличается от заурядного атамана разбойничьей шайки.

— Отдохни пока. — Я аккуратно ударил Алавара в висок рукояткой меча и, оставив его обмякшее тело на полу в обществе счастливого толстяка, выскочил наружу.

На широкой площади перед трактиром мои храбрые, но в большинстве своем неумелые оборванцы пытались уничтожить более умелых, но, опять же, в большинстве вдрызг пьяных воинов Алавара, и остановить это кровопролитие не было никакой возможности. То есть вообще-то остановить было можно, для этого надо было всего лишь приказать своим людям отступить, но заставить себя отдать приказ об отступлении, когда битва почти выиграна, у меня бы просто не повернулся язык. Жизнь горстки кретинов, позволивших Алавару обвести себя вокруг пальца, не стоила того, чтобы ронять авторитет, отдавая глупые приказы. Оставалось одно — победить с минимальными потерями, и я, прокричав: 'Сдохните, трусливые псы, от меча вашего бывшего хозяина!' — взмахнул мечом Алавара и бросился в самую гущу сражения, забыв обо всем на свете и всецело отдавшись пьянящему восторгу схватки.

Не знаю, сколько человек успело пасть от моей руки, — меч Алавара пользовался большим спросом среди врагов. Они так и лезли под его узорчатое лезвие, нападая на меня со всех сторон. Но внезапно я остановился. Молодой парнишка, наверное, мой ровесник, наскочивший на меня с криком: 'Умри!', напоролся на острие меча, по-детски изумленно уставился на свою окровавленную руку, которой схватился было за распоротый живот, и, падая к моим ногам, почти шепотом закончил: 'За Рикланда!'

— Подожди, парень, не умирай! — кричал я. — Ведь это я — Рикланд! Тебя обманули! — Но было уже поздно, мальчишка умер, а я чуть было не поплатился склоненной над ним головой. Хорошо, что, как говорят королевские наемники, у меня есть глаза на спине. — Все, хватит крови! — заорал я на всю площадь, выбивая из рук перепачканного кровью верзилы занесенный надо мной меч. — Сдавайтесь, и я сохраню вам жизни!

Естественно, не все противники приняли мое предложение с радостью, но прием, которым я уложил Гунарта Сильного в замке Урманда, действовал безотказно, когда мне не хотелось никого убивать. Вскоре, правда, не без помощи моей доблестной дружины, я получил в свое полное распоряжение около двух десятков крепко связанных и медленно приходящих в себя людей. Осталось только привести Алавара и побеседовать с ним по душам в их присутствии, но не тут-то было. В обеденном зале трактира, где я его оставил, Алавара не было. Служанка, пытавшаяся создать некоторую иллюзию порядка, таинственным шепотом сообщила, что тот успел прийти в себя и улизнуть через черный ход.

На узкой улочке за трактиром не было ни души, но Алавар мог прятаться в любом из аккуратных белых домиков с соломенными крышами, которые выстроились с двух сторон вдоль улицы от самого трактира до конюшни. Заборов и симпатичных садиков здесь не было, зато была довольно неприглядная сточная канава и никого похожего на Алавара, разве что с комфортом расположившаяся в ней жирная свинья.

Я осторожно перебегал от одного дома к другому, заглядывая в окна и пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение внутри или хотя бы враждебный взгляд, как вдруг впереди промелькнула темная тень, и конюшню, где все еще были заперты несчастные эльмарионцы, охватило пламя, в один миг взметнувшееся до небес. Алавар все-таки выполнил свою угрозу. Я бросился было догонять этого мерзавца, чтобы вытряхнуть из него его подлую душонку каким-нибудь болезненным способом, но меня остановили полные ужаса крики, истерическое ржание лошадей и плач детей, доносившиеся из пламени. Огромная двустворчатая дверь, запертая снаружи тяжелым засовом, ходила ходуном, — видно, кто-то из эльмарионцев не оставлял надежды выломать ее и выбраться наружу. Я мысленно послал Алавара к демонам в Бездну и поспешил на помощь.

Едва я отодвинул засов, как дверь просто сорвало с петель чьим-то увесистым ударом изнутри, и целый поток людей вырвался наружу. Я отскочил от падающей на меня массивной створки и едва успел увернуться от кулака обезумевшего эльмарионца. Признаться, такого поворота событий я не ожидал, скорее приготовился скромно выслушать слова признательности. Но эльмарионцы не спешили говорить спасибо. Вместо этого они почему-то решили просто со мной подраться.

— Своеобразный способ благодарить своего спасителя, — заметил я, ловя за запястье занесенную для удара руку высокого мужчины с курчавой квадратной бородой и подставляя его спину под удар рыжего здоровяка, очень похожего на кузнеца.

— А ты что, ждешь благодарности, грязный убийца детей и женщин? — зло проворчал тот, поднимаясь с земли, на которую рухнул по милости своего недружелюбного соседа. Нападать снова он не торопился, видно, хороший удар привел его в чувства.

— Насчет того, что грязный, — это ты прав, — усмехнулся я, — я не мылся демоны знают сколько дней, а в остальном ты ошибся. Я никогда не убиваю женщин и детей!

— Конечно, не убиваешь, — с ненавистью фыркнул эльмарионец, снова сжимая кулаки. — Ты просто отдаешь приказы!

— Когда?! — возмущенно завопил я. — Вы что там, угорели, что ли?

— Не пытайся нас провести! Тот человек, которого ты послал поджечь конюшню, сказал, по чьему приказу он это делает, чтоб нам было кого проклинать перед смертью. Он сказал, что действует по приказу принца Рикланда, длинноволосого парня со шрамом через всю рожу!

— Ты же сам говорил мне, что Рикланд — это ты! — заявил протиснувшийся сквозь плотную толпу обступивших меня мужчин Лус, которого я даже не сразу узнал из-за перепачканных сажей его когда-то румяных щек. — Что, теперь отпираться будешь?

Признаюсь, разозлился я страшно, даже не знаю, на кого больше, на Алавара, эльмарионцев или на собственную судьбу, которая взяла себе дурную привычку подсовывать мне одну пакость за другой, но влетело, естественно, тем, кто оказался поблизости. Первым получил по физиономии разговорчивый эльмарионец с кудрявой бородой, за ним мой приятель Лус, потом еще несколько эльмарионских парней, попытавшихся прийти ему на помощь.

— Вот еще, отпираться! — кричал я, раздавая удары своих унизанных бриллиантами кулаков направо и налево. — Я, Рикланд Быстрый Клинок, горжусь своим именем и никому не позволю бесчестить его! А если какие-то кретины верят подлецам и не понимают, что их хотят спасти...

Вскоре столпившиеся вокруг меня воинственные жители деревни начали отступать и дали мне возможность отвлечься от драки и вспомнить о лошадях, чье отчаянное ржание все еще раздавалось среди воя пламени, смеха, детского плача и оживленного разговора, перекрываемого возбужденным голосом леди Миры, пытавшейся втолковать кому-то в другом конце улицы, что я не мог отдать Алавару никакого приказа, потому что, когда тот пришел в себя и сбежал, был совсем в другом месте.

— Почему лошади еще в конюшне? — заорал я.

— Они привязаны! — ответили мне сразу несколько голосов.

Наверное, быстротой я превзошел самого себя. Под крики: 'Стой, парень, ты куда? Лошадей уже не спасти! Сейчас крыша рухнет!' — уже скорее доброжелательные, чем враждебные, — я бросился сквозь стену огня и дыма в конюшню. Отвязывать лошадей было некогда, и я стал просто перерезать привязи. Умные животные тут же устремлялись на свежий воздух, а я, кашляя от дыма и почти ничего не видя, бежал к следующей лошади, ориентируясь исключительно по звуку испуганного ржания. На нестерпимую жару и падающие сверху горящие балки я обратил внимание, лишь когда последний конь, черный, как мой Счастливчик, и привязанный почему-то не веревкой, как все остальные лошади, а железной цепью, оказался на свободе. Вокруг меня со всех сторон был огонь, и крыша действительно падала — медленно и неотвратимо. Это было видно совершенно отчетливо, потому что дым, наполнявший конюшню, куда-то подевался, и стало видно каждое ярко-красное бревно в объятиях оранжевого пламени, ломающееся где-то посередине и валящееся вниз. И вдруг я совершенно отчетливо понял, что до дверей мне не добежать, даже если я вдруг превращусь в ветер, и вообще мне не спрятаться от всех этих сыплющихся сверху полыхающих дров, разве что внезапно обрету способность летать, взмою в воздух и вылечу через прогоревшую насквозь крышу. Летать я не умел и, принимая во внимание мое отношение к магии, не имел никаких шансов научиться, но чего не сделаешь, чтобы в очередной раз обвести вокруг пальца неприятную костлявую особу по имени Смерть. Я совершил невероятный даже для меня прыжок, оттолкнулся ногой от перегородки между стойлами, и, проделав какое-то невообразимое сальто, выскочил наружу через дыру в крыше и покатился по земле, пытаясь потушить тлеющую рубашку и волосы и увернуться от пылающих обломков, разлетающихся во все стороны от рухнувшей конюшни.

Лежать на траве было невообразимо приятно. Я смотрел на небо, окрашенное в розовый цвет лучами заходящего солнца, и думал, что все-таки жизнь прекрасная штука. Я чувствовал зверскую усталость, ни вставать, ни вообще шевелиться не хотелось. Даже Алаваров меч, который я так и не обнажил против безоружных эльмарионцев и который все это время просто болтался у меня за спиной, а теперь лежал подо мной, немилосердно врезаясь гардой между лопатками, не вызывал неприятных эмоций.

Голоса людей доносились откуда-то издали, видно, все эльмарионцы остались по другую сторону горящей конюшни, зато совсем рядом раздавались звуки неторопливых лошадиных шагов. Я скосил глаза. Неподалеку бродил вороной жеребец с обрубком цепи на шее и, время от времени недовольно фыркая, пробовал на вкус посыпанную пеплом траву.

— Привет! — сказал я, переворачиваясь на бок. Конь слегка повел ухом, но, видно, не счел меня достойным собеседником и продолжил свое занятие как ни в чем не бывало. — Знаешь, ты напомнил мне Счастливчика, — вздохнул я, ощутив, как сильно соскучился по этому самому верному своему другу. Мне стало невыносимо грустно.

Конь наконец обратил на меня внимание, подошел поближе и начал внимательно рассматривать добрым темно-коричневым глазом с длинными пушистыми ресницами.

— А ты молодец, быстро бегаешь! Признаться, я думал, что горящее бревно огреет тебя прямо по спине. Хотелось бы знать, за что тебя посадили на цепь?

Конь фыркнул и помотал головой.

— Точно, придурки, — согласился я. — Эти эльмарионцы никогда не умели обращаться с фаргордскими лошадьми. Ты ведь фаргордец, правда?

Конь коротко заржал, потоптался на месте, а потом подошел ко мне, нагнул голову и дунул прямо в макушку горячим воздухом из своих подвижных ноздрей. Я со смехом перевернулся на спину, погладил его славную морду и с сожалением сказал:

— Как жаль, что у меня для тебя ничего нет. Надо было стащить из трактира хотя бы морковку. Знаешь, там, в кладовой полно моркови!

Несмотря на отсутствие у меня лошадиных лакомств, мы поладили и вскоре уже мчались через сгоревшее поле по четко отпечатавшимся на пепле следам Алавара.

Алавара я не догнал. Его следы привели меня к довольно пакостному на вид болоту с темной, дурно пахнущей водой, сплошь затянутой тиной. Конь лезть в трясину отказался наотрез, да и меня самого не особенно привлекала перспектива провести ночь, бродя по болоту, тем более что я уже имел некоторое представление о подобных прогулках. Я искренне пожелал Алавару захлебнуться в трясине или встретить какое-нибудь болотное чудовище, мысленно поклялся себе, если он все-таки избежит такой участи, убить его при первой же встрече без всяких разговоров, и вернулся в деревню.

Глава 21 ЛУЧШИЕ ОРКИ — МЕРТВЫЕ ОРКИ

Всю ночь народ веселился в бывшем трактире 'Золотая нива', который трактирщик, неожиданно для себя обнаруживший в кладовой корону Алавара и теперь рассказывавший об этом приятном сюрпризе каждому посетителю, переименовал в 'Золотую корону'. Попойка была грандиозная, а поскольку все желающие отпраздновать нашу победу в трактир не поместились, эльмарионцы притащили столы на площадь, разожгли костры, развесили какие-то диковинные гирлянды и устроили праздник на свой манер — танцевали между столами, взявшись за руки, как маленькие дети, и распевая хором незнакомые мне песни.

Жуткая вещь — эти праздники победы. Признаться, я всегда терпеть их не мог. Все напиваются до поросячьего визга и потом несколько дней не могут прийти в себя. Но что поделать — традиция. Видите ли, считается, что, если однажды не отпразднуешь победу, можешь вообще ее больше не увидеть. А вдруг так оно и есть? Кто знает...

Нелюбовь к традиции не помешала мне вырядиться, как гном на ярмарку, в лучшую одежду, какая только нашлась у портного этого захолустья, прикончить недопитую бутылку эльфийского вина, наесться, как медведь перед зимней спячкой, и всю ночь развлекаться, принимая участие во всяких детских и взрослых эльмарионских забавах, от боя на мешках, набитых сеном, до катания верхом на возмущенном такой наглостью быке.

Все было бы прекрасно, если бы не группа бывших каторжников, на правах воинов-освободителей решивших восполнить отсутствие на рудниках женского общества. Они вызвали такой переполох среди танцующих на площади эльмарионских девиц, что мне пришлось вмешаться и объяснить, что мое высочество не выносит женского визга. Нет, я совершенно не против, чтобы воины развлекались в меру своих интеллектуальных способностей, просто не терплю никакого насилия над прекрасным полом. Объясняю я обычно очень доступно. Могу для убедительности надавать по физиономии или вообще зарубить кого-нибудь, но на этот раз крайние меры не понадобились. Любители любовных утех, поворчав, отправились искать любви за деньги, оставив меня, бедного, на растерзание своим бывшим жертвам.

Девушки, конечно, были милые и симпатичные, но я чуть сквозь землю не провалился от смущения, когда они начали восхищаться моим благородством и великодушием. А потом им вообще приспичило послушать какую-нибудь историю из моей воспетой в балладах жизни. Сколько я ни сопротивлялся, втолковывая окружившим меня красоткам, что из меня рассказчик, как из орка — прачка, что все, о чем стоит рассказывать, давно поведал миру Брикус и мне совершенно нечего добавить, ничто не помогло. Пришлось, хочешь не хочешь, рассказать страшную историю про замок Урманда, потому что Брикус еще не сочинил такую балладу, а если и сочинил, то даже я ее еще не слышал, потом смешную — о том, как Брикуса нарядили в женское платье, чтобы с его помощью проникнуть в замок лорда Дерена, а тот принял его за женщину своей мечты со всеми вытекающими из этого последствиями. В конце концов, польщенный вниманием, я так увлекся, что принялся взахлеб болтать об орках, оружии, сокровищах, лошадях и собаках, и снова об орках, потому что долгое время считал, что день прожит напрасно, если я не убил хотя бы одно их этих гнусных отродий. Ближе к утру я уже окончательно перестал смущаться, пил все, чем угощали меня эльмарионские красавицы, и даже не шарахался, как от чумы, от их нежных объятий. Возможно, я с удивлением проснулся бы в чьей-нибудь уютной постельке, опоенный каким-нибудь приворотным зельем, если бы не появление Детрана.

— Что делать с пленными, ваше высочество? — осведомился он, заглядывая в обеденный зал трактира, где расположилась наша теплая компания. Обычно меня мало интересует судьба врагов, которых угораздило остаться в живых после моей победы. Я хотел было ответить: 'Делайте что хотите!', как обычно говорил Крайту, но своей следующей фразой Детран заставил меня передумать. — Население предлагает всех повесить! — сообщил он.

— Пусть население провалится в Бездну со своими предложениями! — отмахнулся я. — Я тебе что, Урманд — живых людей вешать? Если мне надо кого-нибудь убить, я, хвала богам, могу это сделать в честном бою!

— Да нет, что ты! — начал оправдываться Детран. — Просто они тут, у эльмарионцев здорово набедокурили, так те просят, чтобы ты их за это приговорил к смертной казни.

— Вот еще! — фыркнул я. — Я обещал сохранить им жизнь. К тому же приговаривать к смертной казни может только король. — Я снова фыркнул, на этот раз от смеха. Мне вспомнилось одно замечательное недоразумение, из-за которого я уже почти год как избавлен от неприятной необходимости присутствовать на публичных казнях: я не могу без смеха смотреть на нашего королевского палача, чем нарушаю всю торжественность этого серьезного мероприятия.

Все началось со старого пса, охранявшего по ночам трактир 'Сломанный меч' от воров и пьяных орков. Этот пес был такой толстый, что напоминал мне лорда Готрида. Я так и называл его — Готрид, и пес охотно отзывался на эту кличку, хотя на самом деле его звали как-то по-другому. Болтун очень любил его и, когда пес сдох, просто не находил себе места от горя. В тот день он просто извел всех своими причитаниями, какой этот пес красивый был, да верный и умный, да какая у него чудесная шерсть и что другого такого у него уже никогда не будет. В общем, Болтун он и есть Болтун.

Мы с Крайтом, естественно, не могли оставить без внимания искреннюю скорбь нашего трактирщика, особенно после того, как Крайт предположил, что от его унылой рожи прокиснет все вино в погребе. Мы начали наперебой давать Болтуну советы. Что мы только не предлагали: и завести щенка, и похоронить псину с королевскими почестями, и чуть ли не поставить ей мраморный памятник перед трактиром, но Болтун оставался безутешен. В конце концов я посоветовал Болтуну сделать из шкуры пса чучело, как у нас в охотничьем зале, и любоваться на него хоть до конца жизни. Как ни странно, Болтун ухватился за эту идею, как утопающий за волосы своего лучшего друга. Делать чучела он не умел, и я пообещал прислать человека, который изготовлял чучела для Охотничьего зала.

Мало кто знал, что угрюмый, выбритый, как наемник, человек со сросшимися рыжими бровями, который редко выходил из замка и все свободное от работы время проводил в небольшой мастерской за потайной дверью в Охотничьем зале, изготовляя чучела из редкостных охотничьих трофеев, когда надевал черную маску и брал в руки топор, становился одной из самых зловещих личностей королевства — королевским палачом. На самом деле ничего зловещего в нем не было, — так, скучный и чрезвычайно бестолковый тип. К нему-то я и обратился, чтобы помочь Болтуну.

— Там, в 'Сломанном мече' — старый пес Готрид, — сказал я. — Сдери с него шкуру и набей чучело!

— Это что, приказ короля? — вытаращил глаза палач.

— Нет, моя личная просьба. Я просто подумал, тебе ведь ничего не стоит сделать чучело из этой собаки. Не волнуйся, я хорошо заплачу.

— Извините, ваше высочество! Я должен спросить позволения у короля! — как-то очень испуганно произнес палач и почти бегом выскочил из мастерской.

Я так и остался бродить по Охотничьему залу, стены которого были увешаны рогатыми головами оленей и лосей, обходя замершие в угрожающих позах чучела хищников и пытаясь вспомнить, какой из древних законов запрещает делать чучела собак. Закона я так и не вспомнил, наверно, не было все-таки такого закона, зато меня вызвал отец.

— Тебе не кажется, Рикланд, что ты слишком много себе позволяешь? — гневно вопросил он. — Приговаривать к смертной казни позволено только королям!

Я, как обычно, начал усиленно ломать голову и вспоминать, кому я умудрился вынести смертный приговор. Так бы, наверно, и не додумался, если бы Брикус не пропел:

Принц, когда же ты оставишь

Лорда Готрида в покое?

Смилостивься, пусть живет!

Ведь на чучело такое

Сена нужно больше втрое,

Чем зимой съедает скот!

Пленным повезло меньше, чем мне. Их заперли в темном сухом помещении, называемом амбаром, в котором не хранилось ничего, кроме зерна, да и то за стеной. Факел в руке Детрана осветил пару десятков хмурых лиц, слегка опухших от ударов крепких кулаков моих бравых каторжников, по-видимому, в честь праздника временно вообразивших себя надсмотрщиками с рудников.

— И ты уверяешь, что этот щуплый подросток и есть настоящий Рикланд? — хмыкнул мрачного вида тип с длинными свисающими усами и с черной повязкой на глазу. Кажется, именно он беседовал с Алаваром при нашей не особенно дружеской встрече в трактире. Лорд Крембер — насколько я припомнил, его звали именно так, — оглядел меня с ног до головы с безграничным недоверием и язвительно спросил: — Не слишком ли ты молод для непобедимого героя, мальчик?

Бывают же такие наглые лорды! Конечно, последние дни я, прямо сказать, не увлекался роскошными пирами, и это наложило некоторый отпечаток на мою и без того не особенно упитанную фигуру, но обозвать меня щуплым подростком — это чересчур. Хотя я и сам на его месте, наверное, вел бы себя не лучше. Вполне возможно, бедняга боялся, что с него сдерут кожу или сварят живьем, кто знает, как у них с Алаваром принято расправляться с пленными, вот и искал быстрой смерти.

— А как, по-твоему, я должен выглядеть? Как старый дед? — огрызнулся я.

— Ты-то, мальчик, можешь выглядеть на свои, сколько тебе там, семнадцать, восемнадцать? А вот принцу Рикланду должно быть не меньше тридцати, судя по тому, что 'Песнь о бесстрашном Рикланде и злобных орках' я слышал от бродячих менестрелей еще лет десять назад, 'Балладу о горных троллях' еще раньше, а 'Сказание о юном принце и короле гномов', говорят, пели еще до дракона.

— Да будет тебе известно, старикашка, что орков я убиваю с семи лет, 'Балладу о горных троллях' Брикус сочинил не про меня, а про Ленсенда, а 'Сказание о юном принце и короле гномов' вообще про Ролмонда, моего отца. Кстати, за всю историю Фаргорда не было ни одного наследного принца старше тридцати лет. Это только в Эльмарионе принцы дожидаются трона, пока не поседеют, а в Фаргорде короли долго не живут. И те, кому удается меня разозлить, между прочим, тоже!

— Ну и что же ты медлишь? Или еще не придумал для нас казнь?

— А чего придумывать? — ухмыльнулся я. — Тут народ дружественного государства предлагает вздернуть вас на ближайшем высоком дереве. — Я выдержал многозначительную паузу и добавил: — Правда, все высокие деревья они срубили, так что до ближайшего придется тащиться через поле. Не знаю, как вам, а мне неохота. Поэтому я, пожалуй, сохраню жизнь твоим людям, лорд Крембер. Правда, с одним условием...

— Ты что, собираешься их помиловать? — перебил меня Детран.

— А почему бы и нет? Не знаю, как ты, Детран, а я всю жизнь прожил в Черном замке, где смертные казни самое обыденное дело. С моей точки зрения, это невероятно скучное и довольно неприятное зрелище. К тому же я не считаю этих людей виновными, ведь они просто выполняли приказы мерзавца Алавара. Вот ты выполнишь мой приказ, если я прикажу убить лорда Готрида, Главного королевского советника?

— Я убью его, если прикажешь! — с готовностью согласился Детран.

— Ну а потом король велит тебя казнить, а я останусь на свободе, — продолжил я. — Справедливо?

— Конечно, справедливо! — решительно заявил Детран. — Ведь ты — принц, а я простой воин. Для меня большая честь — отдать жизнь, выполняя твой приказ.

Я думал, что на такую безграничную преданность способны только собаки. С детства я выгораживал перед королем провинившихся наемников, уверяя, что они действовали по моему приказу, даже если они просто устраивали пьяную потасовку, и уже привык к мысли, что я виноват в любых выходках своих людей, а тут такая самоотверженность! У меня просто не было слов, особенно после того, как еще несколько человек из моего отряда, с любопытством заглядывавших в дверь, выразили полное согласие с Детраном, заявив:

— Мы же принесли тебе клятву верности!

Вот тебе и пустая формальность! Все-таки народ — это что-то необыкновенное! Пожалуй, с этими людьми у меня появился реальный шанс уничтожить проклятых орков. Всех до единого! Ведь королевские наемники их и пальцем боятся тронуть, повинуясь приказу короля, а одному мне до конца жизни не управиться. Бывшим же каторжникам на королевские приказы глубоко наплевать, ведь они клялись в верности мне, а не королю. Людей Алавара стоило тоже привлечь на свою сторону, и я обратился к ним:

— Если я сохраню вам жизнь, поклянетесь ли вы верно служить мне?

— Сначала докажи, что ты действительно Рикланд, — буркнул Крембер.

Не будь одноглазый Крембер связан, это не сошло бы ему с рук. Он бы и пикнуть не успел, как я доказал бы ему своим мечом все что угодно, а так пришлось проглотить свои чувства и попытаться воспользоваться трезвым рассудком. 'С какой стати люди Алавара должны мне верить, если их уже однажды обманули? — уговаривал себя я. — Они же меня в лицо не знают. А в этой эльмарионской одежде и с подбитым глазом я, скорее всего, похож не на принца, а на то мифическое существо по имени Пугало Огородное, с которым обожает сравнивать меня Роксанд, когда я забываю причесаться или убегаю в расстегнутой куртке...'

— Определенно пора начинать чеканить монеты с моим портретом, а то половина жизни уйдет только на то, чтобы отстоять право называться собственным именем, — съязвил я. — И какое же доказательство тебе нужно?

Крембер удивленно поднял бровь над единственным глазом, видно, не ожидал от меня такой сговорчивости, и задумался.

— Пусть поймает стрелу! — предложил кто-то из пленных.

— Да, пожалуй, — согласился Крембер. — Арбалетную. Наш Рикланд, или, как его там, Алавар, никогда не баловал нас таким фокусом. Или ты тоже скажешь, что про стрелы все выдумал шут?

— Арбалетную так арбалетную, — сказал я, пожимая плечами. — Развяжите этого человека и принесите ему арбалет!

На площади перед трактиром собралась изрядная толпа — эльмарионцы, мой отряд, даже пленных привели, связанных. Всем было любопытно посмотреть, как я поймаю стрелу. Или как погибну.

Лорд Крембер стоял на другом конце площади в окружении моих людей с обнаженными мечами и старательно целился из арбалета мне в лоб. Стрелять он не спешил, и в его единственном глазу, смотревшем то на меня, то на стоявшего недалеко от меня Детрана, отражалась нерешительность. Если я не поймаю стрелу и погибну, он умрет следующим — это было ясно как день, и у меня, признаться, не было желания гарантировать ему безопасность в случае моей смерти. У меня вообще не было ни желаний, ни мыслей. Когда собираешься ловить стрелу, лучше вообще ни о чем не думать и не смотреть на арбалет, из которого она вылетит, разве что уголком глаза, а просто позволить руке схватить ее, когда эта рука сама сочтет нужным. В бою это вообще получается само собой.

В конце концов Крембер все же решился. Раздался щелчок, тут же — короткий свист стрелы, пролетавшей в стороне от меня, а через мгновение я уже крепко сжимал ее в кулаке, продолжая падать на руки, потому что после такого длинного прыжка приземлиться на ноги просто невозможно. Детран же, которому предназначалась стрела, падал на спину, уморительно размахивая руками.

— Сто демонов тебе в задницу, Крембер! Мы так не договаривались! — возмущенно крикнул я, отряхнув пыль с эльмарионской куртки. — Какого лысого демона ты стрелял не в меня? Я тебе что, заяц, через всю площадь прыгать?

— Прошу принять мои извинения, ваше высочество, — как-то уж очень виновато промямлил Крембер, не глядя мне в глаза. — Я мог бы догадаться, кто вы, уже хотя бы по тому, как вас испугался Алавар, а я послушал своих людей. Они были уверены, что вы такой же проходимец, как и он. Теперь они верят вам и пойдут за вами. А меня, — Крембер невесело усмехнулся, — можете казнить, если вам будет угодно.

Казнить я никого не стал, кончилось все тем, что люди Алавара принесли мне клятву верности, к которой, кажется, тоже относились серьезно. В результате я получил несколько неплохих воинов, отличного командира — лорда Крембера, две враждующие группировки в отряде и массу осложнений с эльмарионцами, которые пришлось урегулировать при помощи золота моего отца, отнятого Алаваром у Дронта и Луса, а мной у Алавара.

Поход к Черному замку не сулил ничего интересного — долгое и нудное продвижение большого отряда с частыми привалами, долгими ночевками и постоянной жратвой. Я всегда плохо переносил такие путешествия, сваливал все заботы на Крайта, а сам отправлялся вперед, но на этот раз решил приучить себя к нормальной походной жизни настоящего боевого командира, а не героя-одиночки, которым, в сущности, всегда оставался.

Я ехал медленной рысью во главе отряда на вороном жеребце по кличке Дебошир из сгоревшей эльмарионской конюшни, отчаянно скучал и старательно боролся со сном. До Черного замка оставалось еще два дня пути, когда лорд Крембер, не отличавшийся особой деликатностью, спросил:

— Неужели ты никому из нас не доверяешь, принц, даже Детрану, который корчит из себя верного пса?

— С чего ты взял? — удивился я.

— Если бы ты не боялся, что во сне тебя могут убить, то, наверно, спал бы, как все люди, а не сражался бы по ночам с собственной тенью и не точил и без того острое оружие.

— Ничего я не боюсь, — вспылил я. — Просто я не привык подолгу спать, вот и тренируюсь, чтобы всегда быть в форме.

— Не глупи, Рикланд, — нахмурился Крембер. — Чтобы быть в форме, тебе необходимо выспаться, а то, боюсь, ты заснешь, сидя на лошади, свалишься и свернешь себе шею. Тогда никакие тренировки тебе уже не помогут.

Я и сам чувствовал, что монотонная езда становится выше моих сил, ведь я не сомкнул глаз с того самого момента, как Гунарт принес мое полуживое тело из Задохлого тупика, поэтому долго уговаривать меня не пришлось. Ко времени ночной стоянки я был настолько вымотан, что, расседлав Дебошира, заснул, едва опустив голову на седло. А зря, мог бы и потерпеть. Мне опять снилось, как проклятые орки убили моего братишку Рила, и опять, в который раз, я не смог его спасти. Кошмар, который снится мне каждый раз, когда я засыпаю, в течение вот уже девяти лет, но к которому я так и не смог привыкнуть, как всегда оставил в душе тоскливое чувство одиночества и безумное желание либо кого-нибудь убить, либо броситься на землю и разрыдаться. Никого убивать я не стал, — орков поблизости не было, а от дурной привычки бить кого попало я старался избавиться. Бросаться на землю я тоже не стал, — и так мой отчаянный крик разбудил половину отряда, к тому же я прекрасно понимал, что разрыдаться все равно не получится. 'Когда убьют Ленсенда, не мсти за него!' — вдруг всплыли в памяти последние слова Рила. Боги Хаоса! Ленсенда убьют? Да если Ленсенд погибнет, я весь Фаргорд спалю к демонам!

Хотя до рассвета было еще далеко, я поднял на ноги весь отряд. Будь на моем месте отец, я бы первый возмутился, заявив, что король не может быть таким суеверным, но к своим собственным предчувствиям я относился с исключительной серьезностью.

Рассвет мы встретили на опушке леса у замка Ленсенда, окруженного глубоким рвом и высокими стенами из серого камня. Стены были такие же, как десять лет назад, когда я в последний раз гостил у Ленсенда, а вот рва тогда не было и лес подступал к самому замку, не то что сейчас — передо мной расстилалась широкая лужайка, отлично простреливаемая со стен. Я приказал своим людям оставаться под прикрытием леса, а сам пустил коня шагом по направлению к замку.

Ворота были закрыты, мост поднят, а бойницы ощетинились наконечниками стрел, и все эти стрелы были нацелены на меня. Не очень приятно, честно говоря, особенно если принять во внимание, что кольчуги я не носил принципиально. Я вообще терпеть не мог надевать на себя кучу тяжеленного железа, делающего человека неуклюжим, как какой-нибудь орк, разве что на турнирах, да и то потому, что иначе вредный отец вообще меня на них не допускал. Стрел было слишком много для одного человека, и я, признаться, сомневался, что смогу защититься, если вдруг в меня начнут стрелять, но все равно на всякий случай вытащил меч из ножен и внимательно оглядел бойницы. Пока никто не стрелял.

Я не проехал и сотни шагов, когда с протяжным скрипом опустился мост, ворота замка приоткрылись и навстречу мне выехал воин в золоченом шлеме в виде головы какого-то злющего демона и в кольчуге, которая так сверкала на солнце, что у меня заболели глаза. Несмотря на десять лет разлуки, я сразу узнал в нем Ленсенда, как всегда узнавал в детстве — на любой лошади, в любой одежде, хоть в тяжелых доспехах. Сердцем, что ли, чувствовал, что это он.

— Рик? Неужели это ты?! — приветливо улыбнулся Ленсенд, снимая голову демона со своей светловолосой головы. — Даже если ты приехал убить меня, все равно я невероятно рад тебя видеть!

Наверно, я был рад не меньше, а может, даже больше. По крайней мере, я чувствовал, что готов, как в детстве, взвизгнуть от счастья, подпрыгнуть и повиснуть у него на шее. До этого, естественно, не дошло, ведь мне было не шесть лет, а шестнадцать, к тому же можно было представить, какой град стрел ждал бы меня со стен замка после подобного выражения эмоций, поэтому я, по своему обыкновению, криво ухмыльнулся и невозмутимым тоном проговорил:

— Я рад, что ты рад.

— Ты здесь по приказу отца?

— Нет, Ленс, — смутился я. — Наверно, это покажется тебе глупым, но мне приснилось, что тебе грозит опасность. Я как ненормальный помчался тебя спасать и ожидал увидеть в лучшем случае армию орков под стенами твоего замка, а в худшем твои похороны. А здесь спокойно, как в Лучшем мире.

Как это ни странно, Ленсенд не рассмеялся, а нахмурился.

— Будь моим гостем, Рик, — серьезно сказал он. — Все не так страшно, как ты думаешь, хотя... — Ленсенд задумался, потом в его глазах промелькнула знакомая мне с детства озорная искорка, и он весело добавил: — Ладно, зови своих ребят. Судя по твоему взмыленному коню, им тоже не помешает отдых.

Едва я сошел с коня, как очутился в объятиях самой лучшей на свете женщины — моей сестрицы Линделл.

— Рик, мой маленький братишка Рик, какой же ты стал огромный! — то ли смеялась, то ли плакала она. Линделл, всегда казавшаяся мне довольно высокой, сейчас едва доставала макушкой мне до плеч, и я ответил про себя: 'Лин, моя взрослая сестричка, какая же ты стала маленькая!' А Линделл, как в детстве, тут же принялась читать мне нотацию: — Почему ты ни разу не навестил меня за десять лет, гадкий мальчишка?

Я глупо улыбался, чувствуя на себе снисходительные взгляды своих людей, и не находил слов, чтобы оправдаться перед сестрой. Не мог же я ей ответить, мол, мне всегда казалось, что я совершенно не нужен ни Линделл, ни Ленсенду, и я в глубине души боялся, что они просто не захотят меня видеть и прогонят от ворот замка как настырного нищего.

Ленсенд отдал несколько распоряжений сбежавшейся поглазеть на нас многочисленной челяди и подошел ко мне в сопровождении престарелого типа с надменной физиономией потомственного дворецкого.

— Это Тилион, главный дворецкий. Он изъявил желание прислуживать тебе лично, пока ты гостишь у нас. Он покажет тебе твои покои и проследит, чтобы ты не испытывал недостатка в горячей воде и приличной одежде. — Дворецкий церемонно поклонился, а Ленсенд оставил официальный тон, улыбнулся и вполголоса добавил: — А то в таком виде ты сильно смахиваешь на эльмарионского беженца. Я буду ждать тебя через час в Мраморном зале, чтобы познакомить со своей дочерью. Она просто мечтает встретиться с тобой.

'Вот влип, — подумал я. — Кажется, вместо веселой битвы с врагами Ленсенда меня ждет скучный день в компании очередной бледной прыщавой девицы, с которой я буду чувствовать себя не лучше, чем рыба, пойманная в сеть — таким же бессловесным и беспомощным'.

— Ну почему все лорды только и мечтают, что познакомить меня со своими дочерьми? — жаловался я на свою судьбу спине Тилиона, поднимаясь вслед за ним по винтовой лестнице. — И Ленсенд туда же. Ну какого лысого демона я должен знакомиться с его дочерью? Она же моя племянница, так что мне все равно нельзя на ней жениться. Еще Данквил издал закон, запрещающий браки между кровными родственниками в королевских семьях.

— Ваше высочество напрасно опасается брака с юной леди Энликой. Я, как старейший слуга этой семьи, могу вам поручиться, что лорд Ленсенд считает вопрос о замужестве своей дочери преждевременным.

— Хочется верить, — проворчал я.

Мысль о том, что взрослой дочери у Ленсенда быть не может хотя бы потому, что десять лет назад, когда тот жил еще в Черном замке, у него вообще не было никакой дочери, мне в голову как-то не пришла, и я был приятно удивлен, когда вместо томной напудренной девицы вслед за Ленсендом в Мраморный зал, в котором мраморным был только пол, вприпрыжку влетело очаровательное семилетнее создание с огромными серыми глазищами и белокурыми волосами, собранными, как у всех фаргордских девушек, в хвостик на макушке.

— Это моя дочь Энлика, — сказал Ленсенд. — И она не верит, что в шесть лет ты стрелял из лука лучше нее.

— Конечно, не верю! Я всех мальчишек в состязаниях побеждаю, понял? — гордо заявила девчонка. — А когда вырасту, стану великой воительницей и разрушу ваш Черный замок, если король не перестанет посылать на нас своих орков!

Я рассмеялся.

— Прежде чем угрожать нашему гостю, неплохо было бы поздороваться, как тебя учила мама, — с напускной строгостью упрекнул свое разбушевавшееся чадо Ленсенд.

Маленькая леди Энлика неуклюже присела в реверансе и скороговоркой протараторила:

— Очень приятно с вами познакомиться, ваше высочество! А ты и вправду лучше меня стреляешь?

— Тащи лук, покажу!

Энлика проехалась по мраморному полу, как на коньках, и с грохотом выскочила за дверь, а Ленсенд сразу стал каким-то очень озабоченным.

— Слушай, Рик, — серьезно сказал он, — может, я и не прав, а права Лин, которая до сих пор думает, что ты все еще недостаточно взрослый, но... мне больше не к кому обратиться. А тебя я всегда считал своим другом и считаю до сих пор, хоть и не видел десять лет. Поэтому я прошу тебя, обещай позаботиться об Энлике, если со мной что-нибудь случится.

— Клянусь! Но что же все-таки произошло? — спросил я. Что-то мне подсказывало, что причиной беспокойства Ленсенда является не мой ночной кошмар, а нечто более серьезное.

— Слышал о странной особе — пророчице в черном, которую народ зовет Вестницей Смерти? — Я кивнул. — Неделю назад она побывала здесь. Едва увидев меня, она подняла к небу свои безумные глаза и прокричала: 'А-а! Я узнала тебя! Скоро твоя голова покатится к ногам короля в маске!' Я решил, что король Ролмонд опять задумал охватить мой замок, и принял все меры для усиления обороны. Но никакого нападения не было, зато третьего дня от короля Ролмонда прибыл посол с приглашением на какой-то турнир...

— Когда назначен турнир? — перебил я.

— Не знаю, я даже не поинтересовался. Признаться, я заподозрил, что это просто ловушка, что король оставил надежду взять замок приступом и решил действовать хитростью — заманить меня в Черный замок якобы на турнир, а там уже найдется не один способ от меня избавиться. Я, естественно, не принял приглашение. Посол предупредил меня, что Ролмонд будет оскорблен, но мне так сильно не хотелось помереть от отравы или оказаться в темнице, что я не обратил на это предупреждение никакого внимания. Потому-то, когда я сегодня увидел тебя, подумал, что ты приехал убить меня по приказу своего отца. Но теперь, когда я спокоен за судьбу своего ребенка, даже если мне придется погибнуть, я умру с легким сердцем.

— Да уж, — вздохнул я. — Мой отец вполне способен оскорбиться до глубины души из-за любой ерунды. Но о чем ему не стоит и мечтать, так это о том, что я стану выполнять приказы, которые мне не по душе. Поэтому я здесь и не допущу, чтобы ты погиб!

— Славный ты парень, Рик, — улыбнулся Ленсенд.

— А знаешь, что обиднее всего, Ленсенд? — неожиданно для себя пожаловался я. — Самое грустное, что этот турнир скорее всего уже прошел и без меня. А на нем разыгрывался совершенно чудесный меч, о котором я мечтал если не всю жизнь, то последние дни — точно. И еще одно — отец действительно хотел пригласить тебя на этот турнир, и, по-моему, без всяких задних мыслей. Он говорил мне об этом пару недель назад...

Меня перебила великая воительница Энлика, стремглав влетевшая в зал, размахивая маленьким луком и десятком стрел.

— Дядя Рик! — разнесся по залу ее звонкий голосок. — Тебе папа разрешил стрелять в этом зале? А то побежим на сторожевую башню, там мишень есть! А потом поедем в лес на твоем коне! Меня в лес не пускают, но мама сказала, что с тобой отпустит! Ну пойдем скорей, чего ты стоишь? Ты же пришел сюда не с папой разговаривать, а со мной знакомиться!

Меня бесцеремонно схватили за руку и поволокли из зала. Вот уж никогда не думал, что мне придется нянчиться с маленькими девчонками. С мальчишками еще куда ни шло, с ними мне даже бывает интересно повозиться. Но эта девочка, по-моему, была не хуже самого боевого мальчишки, и за руку ее держать было на удивление приятно. Нет, я ничего не имел против того, чтобы пострелять из лука в таком милом обществе.

— Ты не возражаешь, Ленсенд, если я прогуляюсь по твоему замку в обществе этой прекрасной леди? — спросил я улыбаясь.

— Давай-давай, — с готовностью ответил Ленсенд, — а я пока навещу Крембера. Я не виделся с ним со времен Гномьей войны. И не обижай мою девочку, помни, что ты в детстве вел себя еще хуже!

Энлика тащила меня через весь замок, то и дело останавливаясь, чтобы похвастаться перед слугами:

— Это мой дядя Рик! Он — будущий король!

Меня немного смущало, что слуги Ленсенда еще долго будут, посмеиваясь, обсуждать, как будущий король носился точно шальной по коридорам их замка, но ходить, как полагается будущему королю, было скучно и неинтересно, и я, решив потрясти бедных слуг окончательно, посадил Энлику на плечо и под ее восторженный визг взлетел на плоскую крышу сторожевой башни, перепрыгивая через три ступеньки.

На сторожевой башне скучали дозорные, и моя неугомонная спутница тут же вызвала их на состязания по стрельбе. Стреляла она действительно неплохо, по крайней мере, не хуже моего кузена Имверта. Восемь из десяти стрел попали в яблочко. А я, как всегда, не удержался от искушения поразить всех и всадил все десять стрел в самый центр мишени с завязанными глазами. Энлика была в восторге, хотя три стрелы я испортил, расщепив древко, потому что стрела попадала в стрелу.

В лес на коне нам съездить так и не удалось. Я почувствовал опасность еще с повязкой на глазах, а когда сдернул ее, сразу увидел подозрительные тени, мелькающие между соснами. К замку приближалась большая армия.

На сторожевых башнях замка тоже заметили врага. Затрубил рог, застучали сапоги стражников, и вскоре на башнях и стенах началась деловитая суета. Кто-то разжигал огонь под котлами со смолой, кто-то заряжал арбалеты, а некоторые, судя по всему, десятники, бегали от одного к другому, пытаясь распоряжаться, а на самом деле просто всем мешали. Я, естественно, тут же ощутил насущную потребность кем-то покомандовать и поспешил к своим людям.

— Пойдем, я отведу тебя к маме, — предложил я Энлике. — Детям ни к чему быть на стенах во время осады. Ничего интересного здесь не будет.

— Ну-у-у! — заныла Энлика. — Я же хорошо стреляю! Я буду убивать орков не хуже папиных стрелков!

Пришлось взять в охапку это вопящее, извивающееся, царапающееся и пытающееся кусаться создание и поспешить на поиски Ленсенда.

Ленсенд куда-то запропастился, возможно, он был на одной из стен, зато я встретил Тилиона, пообещавшего позаботиться о маленькой леди, которая больше походила на кусачего волчонка, чем на леди. Напоследок она со всей детской непосредственностью и в самых нелестных для меня выражениях сообщила, как она во мне разочаровалась.

— Ждем ваших распоряжений! — доложил Детран, когда я нашел своих людей, оккупировавших западную стену замка. На самом деле моих распоряжений никто не ждал. За меня уже распорядился Ленсенд, а может, Детран с Крембером, временно забывшие о личной вражде, и на мою долю осталось только высказать несколько критических замечаний с точки зрения человека, захватившего за свою жизнь не один считавшийся неприступным замок.

Орков было больше, чем деревьев в лесу. Они плотной стеной бежали к замку, волоча за собой осадные лестницы и катапульты. Кое-кто падал, сраженный стрелой, но остальные приближались к замку с неотвратимостью стихии. Сколько их было, две тысячи, три, а может, все пять, я представлял плохо. Я вообще никогда не задумывался, сколько у отца орков. Я даже давно потерял счет, сколько их поубивал сам за девять лет. В детстве я не был силен в арифметике и после трехсот с чем-то сбился со счета.

Я стрелял, пока не лопнула тетива лука, и, судя по количеству израсходованных стрел, прибавил к своему личному счету не менее сотни орочьих душ, да и остальные защитники замка были не безглазые и мазали исключительно редко, но количество орков внизу все не уменьшалось. Внезапно я заметил, что убитые орки как ни в чем не бывало поднимаются на ноги и продолжают наступление. Я взглянул вдаль, в сторону леса. В тени деревьев скрывался долговязый всадник на черном коне, а рядом угадывалась зловещая фигура, с головы до ног закутанная в черную мантию. Всадник на коне меня волновал мало, скорее всего это был Имверт, разбирающийся в военных действиях не лучше своей лошади, а вот черная фигура рядом с ним определенно принадлежала Черному колдуну. Судя по всему, нас атаковала армия, благодаря черной магии наполовину состоявшая из ходячих трупов.

Я разыскал Ленсенда на самом верху главной сторожевой башни у катапульты, метавшей в самую гущу орков пылающие бочонки со смолой.

— У тебя в замке есть подземный ход? — еще с лестницы заорал я. — Надо спасать женщин и детей, пока не поздно! Там Черный колдун, он может разнести замок по камешку, если припомнит подходящее заклинание!

— Не паникуй, Рик, — хладнокровно отозвался Ленсенд. — У Лин хранится одна штуковина, защищающая весь замок от магии. Здесь все в безопасности. Возьми лук и стреляй, мы не должны подпустить их к стенам.

— Ты что, не видишь, Ленс, это же зомби, их не убить из луков! Сколько в них ни стреляй, они все равно встанут и пойдут дальше. С ними можно расправиться только там, — я махнул рукой вниз, — на поле боя. И я сделаю это, я и мои люди! Посмотрим, как поднимутся глупые зомби, если им отрубить ноги!

— Стой, Рик! Я приказываю тебе! Ты никуда не пойдешь, безрассудный мальчишка! — кричал мне вслед Ленсенд, но я уже не слушал, а, спрыгнув вниз с узкой винтовой лестницы, чтобы не терять времени, помчался к западной стене и оттуда, вместе со своими людьми, седлать лошадей.

Труднее всего оказалось убедить охрану открыть ворота и опустить мост. Ленсенд, оказывается, успел распорядиться, чтобы меня не выпускали из замка, так что убеждать пришлось довольно грубо — связав стражников до поры до времени. Я, конечно, не стал оставлять противнику замок с открытыми воротами и связанной охраной, а приказал своим людям развязать всех, как только я миную мост.

Я был готов сложить голову на поле боя, но спасти Ленсенда от страшного пророчества, однако вместо смерти в сражении судьба преподнесла мне забавную неожиданность. Часть орков, как видно, еще живые и потому трусливые, завидев меня, по старой доброй привычке с воплями ужаса пустились наутек, зато ходячие трупы, не знающие страха, повели себя совершенно невероятным образом. Они, как один, повернули ко мне лица с мертвыми глазами и почти одновременно проговорили:

— Чего прикажешь, мой принц?

От смеха я чуть не свалился с коня. Конечно, я знал, что между королями Фаргорда и черными колдунами испокон веков заключался какой-то договор, подписываемый кровью, по которому все порождения магии Черного колдуна служат королям Фаргорда, и догадывался, что частенько короли Фаргорда одерживали победы не без помощи черной магии, но никогда не думал, что договор распространяется и на принцев. Хотя почему бы и нет, ведь все мои предки только и мечтали о том, как бы спровадить своих любимых наследников на какую-нибудь войну, от себя подальше.

— Идите и убейте лорда Имверта, — сквозь смех приказал я армии мертвых орков. — А потом можете заняться вашим повелителем! И не вздумайте возвращаться к этому замку! — крикнул я им вдогонку.

— Рикланд, ты имеешь хотя бы малейшее представление о дисциплине? — набросился на меня Ленсенд, когда я с такой несколько странной победой въехал в ворота его замка.

— Разумеется, имею! — гордо ответил я. — Мои люди должны беспрекословно выполнять все мои приказы! А что, что-нибудь не так?

Глава 22 ПОСЛЕДНЕЕ СОСТЯЗАНИЕ

Вечером я удрал с пира и отправился в Черный замок. Что делать, если, как говорит Брикус, у меня в голове больше одной мысли одновременно не помещается. Если с утра моим единственным желанием было спасти Ленсенда, то к вечеру, когда, как мне показалось, опасность для него миновала, меня всецело захватила мысль о турнире и судьбе меча 'Пламя дракона'. В глубине души я надеялся, что турнир еще не начался и мне удастся выиграть меч.

Я не льстил себе надеждой, что отец встретит меня с распростертыми объятиями и позволит участвовать в турнире. Скорее всего меня ждала нотация продолжительностью эдак в сутки и десяток невыполнимых условий, поэтому я решил воспользоваться старинным правилом, сохранившимся с тех древних времен, когда лорды обожали давать несуразные клятвы и еще более нелепые обеты, которые соблюдали до тех пор, пока клятва не будет выполнена. Правило, придуманное в те незапамятные времена специально для лордов, давших обет не разговаривать или не называть своего имени, сохранилось до сих пор и позволяло являться на турнир неузнанным. Я с трудом разыскал в арсенале Ленсенда почерневшие от времени серебряные доспехи без герба и, позаимствовав у стоявших в Оружейном зале лат какого-то предка Ленсенда серебряный шлем с пыльным плюмажем из конского хвоста, закрывающий лицо до самого подбородка, решил, что узнать меня в таком виде практически невозможно.

На прощанье я пообещал Ленсенду вернуться или хотя бы предупредить его, если узнаю, что на его замок опять собираются напасть, и оставил ему всех своих людей.

Считалось, что от замка Ленсенда до Черного замка два дня пути, но я, как обычно, проделал этот путь за ночь и к утру уже расседлывал порядком уставшего Дебошира у 'Сломанного меча'.

Сердце радостно забилось, предчувствуя встречу с моим верным конем, которого я не видел целую вечность, но вопреки моим ожиданиям Счастливчика в конюшне не оказалось. Естественно, я не смог остаться таинственным незнакомцем, особенно после того, как вышиб ногой дверь трактира и набросился на выскочившего навстречу заспанного Болтуна с воплем:

— Ты, дырявый пивной бочонок, отвечай, где мой конь?

При моем появлении пухлая физиономия Болтуна на миг озарилась восторженным изумлением, постепенно превратившимся в выражение обреченности, губы его задрожали, и он с трудом выдавил:

— В-в-ваше высочество, вы меня сейчас убьете.

— Обязательно убью! — подтвердил я, ни капли не сомневаясь в возможности такого исхода дела. — Только сначала ты мне скажешь, кому продал Счастливчика.

— Пощадите меня! — взмолился Болтун. — Никому я не продавал вашего коня, он сам убежал! Я хотел его отвести в конюшню, принес веревку, чтобы его привязать, а он как взовьется на дыбы да как треснет меня по голове копытом! Вот, поглядите, до сих пор след остался! — Болтун стянул с головы свой треугольный колпак. На его круглой лысине и вправду красовался свежий шрам. — Вот видите, чуть дух из меня не вышиб. Я так и свалился без памяти, а когда в себя пришел, коня вашего уж и след простыл. Он же у вас непокорный, Счастливчик-то ваш. Так что бродит он где-то по окрестностям, детей пугает. Правда, иногда и сюда заглядывает, овса пожевать.

— Не обижай нашего Болтуна, Малыш, — выдохнула мне в ухо неизвестно откуда появившаяся Детка, унаследовавшая от эльфов умение ходить совершенно бесшумно. — Он целый день всех изводил, когда твой конь сбежал. Всех слуг заставил по болотам бегать — ловить. — Детка засмеялась и потянула меня к ближайшему столику. — Лучше посиди со мной, угости вином и расскажи, где ты пропадал все это время?

— Ладно, живи пока! — благосклонно кивнул я Болтуну и многозначительно прибавил: — Но, если со Счастливчиком что-нибудь случится... — Больше я ничего не сказал, пусть Болтун воспользуется своим богатым воображением и сам придумает, что такое плохое с ним может произойти.

Болтун со всех ног кинулся за вином, которым, вопреки своему обычаю, решил угостить меня за счет заведения, а я уселся за столик и вместо того, чтобы рассказать Детке, где пропадал, принялся выпытывать у нее все, что она знает о турнире.

Наверно, Болтун бы больше подошел на роль источника информации, но я был так зол на него, что у меня просто руки чесались свернуть его толстую шею. А он, как видно, чувствовал это и, принеся вино, поспешно скрылся с глаз, оставив меня наедине с Деткой. Вернее, не совсем наедине — кто-то спал за дальним столиком, уткнувшись носом в собственные руки, обнимающие глиняный кувшин из-под вина, так что видна была только его макушка со спутанными седеющими волосами.

Все, что поведала мне Детка за час непрерывного щебетания, сводилось к следующему: турнир начался три дня назад. За это время прошли три состязания. В скачках победу одержал мой 'любимый' кузен Имверт, в стрельбе из лука — естественно, Крайт, а в состязании на мечах — какой-то неизвестный мне лорд Сегарт. Оставалось еще одно, последнее состязание, которое должно было состояться через три дня и условия которого Детка не знала, потому что король сообщил их лично троим победителям, а те не спешили делиться этой полезной информацией с окружающими, несмотря на все старания любопытного Болтуна развязать им языки.

— А кто такой этот Сегарт? — поинтересовался я.

— Новый начальник Королевской охраны, ты разве не знаешь? — удивилась Детка. — Или нет... — Она нахмурила лобик. — Он стал начальником охраны уже после того, как ты оставил нам коня и ушел. Может, вспомнишь, в тот самый день, когда ты привел сюда целую толпу гномов, вы с ним чуть не подрались. Он тогда еще собирался на мне жениться! — Детка звонко рассмеялась.

— Ты хочешь сказать, что король назначил этого пьяницу начальником стражи вместо лорда Деймора? А что случилось с Деймором? — Человек за дальним столиком перестал храпеть и пошевелился, и я почувствовал, что от волнения ору уже во весь голос. Я взял себя в руки и почти хладнокровно спросил: — Он что, погиб?

— Можно сказать и так, — невесело усмехнулась Детка. — Не знаю, сколько он еще протянет, если будет продолжать в том же духе. Вон он, твой Деймор. — Она небрежно махнула через плечо. — Беспробудно пьет с тех самых пор, как король выгнал его со службы.

Если бы Детка не скорчила презрительную гримасу, а попыталась изобразить на своем эльфийском личике сочувствие, я бы точно подумал, что она меня разыгрывает, уж больно мало человек за дальним столиком напоминал никогда не пьянеющего лорда Деймора.

— Извини, Детка, — пробормотал я и, оставив ее допивать вино в одиночестве, принялся тормошить спящего бедолагу.

— Эй, друг, проснись!

Человек, не утруждая себя тем, чтобы поднять голову, обратил на меня мутный взгляд глубоко запавших глаз и слегка заплетающимся языком пробормотал:

— Идите вы все в Бездну!

Это был действительно Деймор, заросший, почти как мои каторжники, худой, как после болезни, ужасно пахнущий каким-то дешевым вином, но все-таки Деймор, и я не мог поверить, что он не прикидывается, а действительно меня не узнает.

— И сколько нас? — ухмыльнулся я.

Деймор долго и сосредоточенно разглядывал меня и наконец, придя к какому-то выводу, с уверенностью ответил:

— Два!

— Хорошо бы, — вздохнул я. — Только в последний раз нас было двое девять лет назад. Неужели ты не узнаешь меня, Деймор? Это же я, Рикланд!

— Малыш... — задумчиво произнес Деймор и, озадаченно оглядевшись по сторонам, добавил: — Я догадывался, что тот свет похож на этот, но никогда бы не подумал, что преисподняя выглядит как 'Сломанный меч'. Славно! — На небритой физиономии Деймора появилось блаженное выражение. — Надо было умереть раньше.

— Не хочу тебя огорчать, Деймор, но ты все еще находишься в 'Сломанном мече'.

— Значит, ты жив, Малыш! Вот уж кого я не чаял встретить на этом свете! — воскликнул бывший начальник охраны и полез обниматься, видно, забыв, что я совершенно не переношу таких фамильярностей. Убедившись, что заключить меня в дружеские объятия — задача не из легких, Деймор вернулся к своему кувшину с вином. — Давай выпьем, Малыш, — предложил он. — Давай выпьем за то, что ты жив!

— А кто тебе сказал, что я должен умереть? — удивился я.

Деймор наморщил лоб, будто что-то припоминая, потом сделал хороший глоток вина и убежденно произнес:

— Собаки!

— Что? Какие собаки?

— Ну, какие... Мохнатые... Ты куда-то делся, без коня, без гномов... А король... Ему захотелось тебя найти. Он приказал, это... собак по следу пустить. Тьфу, голова раскалывается! Эй, Болтун! Неси еще вина, мошенник, да поживее, а то я сдохну в твоем поганом трактире! В общем, собаки привели нас на Ведьмино болото в самую трясину. Вот все и решили, что ты в трясине захлебнулся.

— Так что, король тоже думает, что я умер?

— Нет, король не поверил. Он сказал, что мы это... что я опять тебя выгораживаю. Но я ведь знал, что это не так. — Деймор залпом осушил принесенный Болтуном кувшин вина и отправил трактирщика за следующим. Тот нехотя поплелся в погреб, ворча что-то насчет того, что лорд Деймор уже два дня не платит за выпивку. Тем временем мой почти потерявший способность членораздельно выражать мысли собеседник продолжал: — А тут еще этот Сегарт... И откуда его только демоны приволокли? Он... это... как бы это...

Я понял, что Деймора пора приводить в чувство, пока он по разуму не сравнялся с троллем, с трудом поставил его на ноги и поволок к выходу.

Пара ведер холодной воды сделали свое дело. Деймор взглянул на меня вполне осмысленно и недовольно проворчал:

— Ну и шуточки у тебя, Рикланд. У меня, между прочим, ни денег, ни сухой одежды.

— Ничего, высохнешь, — пообещал я. — Давай седлай коня, проедемся по лесу. Мне надо найти Счастливчика, а тебе просто проветриться.

— Это какого же коня мне седлать?

— Своего, естественно. Моего я уж как-нибудь сам заседлаю.

— Наивный ты человек, Малыш. Мой конь давно продан вместе с остальным снаряжением. После семнадцати лет королевской службы — я самый нищий лорд в Фаргорде! — Деймор уселся на ступеньку и невидящими глазами уставился в одну точку.

— Ну и сам виноват! — презрительно хмыкнул я. — Вместо того чтобы пропивать все на свете, мог бы найти более разумный выход из положения.

— Конечно, сам виноват, — огрызнулся Деймор. — Во всем! И что король со службы меня выгнал, тоже сам виноват! И что приказы короля догнать и вернуть в замок беспутного принца мимо ушей пропускал, и что позволял своим ребятам сопровождать непобедимого Рикланда в его походах и скрывал это от короля, и что ни разу не доложил королю об убитых кое-кем орках и тот узнавал о проделках своего сына от кого угодно, только не от меня, во всем я сам виноват! Между прочим, все, что Сегарт наговорил про меня королю, чтобы занять мое место, все, из-за чего король чуть не приказал сбросить меня в Бездну, было связано с вашими выходками, ваше высочество! Уж орки постарались выложить ему все, что знают!

Деймор больше не выглядел мертвецки пьяным. Он осыпал меня упреками, будто и вправду считал, что во всех его несчастьях виноват только я. Но я-то так не считал и, естественно, почувствовал себя оскорбленным.

— Нечего на меня орать, Деймор, — сказал я. — Я тебя никогда ни о чем не просил. Если ты что-то для меня и делал, то исключительно по собственной воле. Но раз ты считаешь, что я тебе что-то должен, что ж, можешь взять моего коня. Его зовут Дебошир. И еще вот это. — Я достал из кармана первый попавшийся фамильный перстень с крупным бриллиантом — из тех, что я снимаю с руки, только когда хочу ударить кого-нибудь, иначе раздеру ему в кровь лицо, или когда не хочу, чтобы меня узнали. Уж где-где, а в окрестностях Черного замка каждая собака знает, что такие бриллианты есть только у меня. Перстень попался самый дорогой, древний эльфийский, с одним из самых крупных и известных в Фаргорде бриллиантов. Как и все эльфийские штучки, он имел возвышенное название — 'Слеза богини', но мне не было дела ни до цены, ни до древности, ни до Роксанда, который, если бы мог, оторвал бы мне голову за потерю этого перстня. Я бросил перстень к ногам Деймора и презрительно пробурчал: — Этого тебе хватит, чтобы безбедно дожить до старости или, если ты не способен на большее, упиться до смерти. Прощай, неудачник!

Деймор не шевельнулся, но мне уже было все равно. Я, не оглядываясь, ушел в лес, понурив голову и волоча за ремешок серебряный шлем, подметавший мох плюмажем из конского хвоста. Я ненавидел Деймора, отца и какого-то неизвестного лорда Сегарта, но больше всех себя, понимая, что поступил гадко, но повернуть обратно, признать свою неправоту и помириться с Деймором мне не позволяла глупая гордость.

Все три дня, остававшиеся до турнира, я как шальной носился по лесу, разыскивая Счастливчика, побывал и у Русалочьего озера, и в Веселой деревне, обежал все Оленьи горы, но нигде не было даже следов моего любимого коня. В конце своих блужданий, как раз накануне того знаменательного дня, когда отец должен был во всеуслышание объявить условия последнего состязания, я забрел к единственному в окрестностях Черного замка эльмарионскому полю у деревни Ясная Глухомань. На краю поля под деревом громко храпел толстый эльмарионец.

— Эй, приятель, тут конь без седла не появлялся? — спросил я, растолкав спящего.

— Не-а, — сонно зевнул тот. — Я всю ночь тут сижу, во все глаза гляжу, — никого не видел!

— И зачем, интересно, ты тут всю ночь сидишь? — спросил я. Как он во все глаза глядит, было понятно — во сне, только вот зачем?

— Да демона караулю. У нас тут каждую ночь демоны шалить повадились. Всю пшеницу измяли, паразиты. Вот мы и договорились каждую ночь их по очереди стеречь. Думали, может, кто из арбалета подстрелит или еще как прогонит. С самого полнолуния их выслеживаем, да только хитры они, бестии. Никому не показываются. А наутро все поле опять будто перепахано. Сегодня, вишь, моя очередь сторожить.

Мне стало любопытно. Демонов встречать мне до сих пор не доводилось.

— Хочешь, я за тебя покараулю? — любезно предложил я эльмарионцу. — А ты спи, если хочешь.

— Спасибо, добрый человек! — обрадовался эльмарионец, устроился поудобнее и мгновенно захрапел, а я пошел по краю поля, пристально вглядываясь в темноту.

Если поймать демона, его можно заставить превратиться в кого угодно — в человека, в орка или в коня. Так гласит легенда. Все фаргордские кони произошли от таких укрощенных демонов, поэтому они такие умные. Правда, чтобы кому-нибудь удалось хотя бы увидеть демона в наше время, я не слышал, разве что черному колдуну. Но конь мне был крайне необходим, а на продолжение поисков Счастливчика времени не хватало, вот я и решил попытать счастья и подкараулить неравнодушное к эльмарионским посевам порождение Хаоса.

Ждать пришлось недолго. Вскоре я услышал приближающийся звук, напоминавший стук конских копыт, и из леса показался огромный черный демон. Он мчался на меня через все поле, сминая пшеницу на своем пути так, что сзади оставалась широкая дорога. И чем ближе он был, тем сильнее мне казалось, что этот черный силуэт мне знаком, более того, он мне невероятно дорог. Вскоре я уже бежал через поле навстречу вороному 'демону' с радостным воплем: 'Счастливчик!'

В Черный замок я попал вовремя. Я смотрел через глазницы шлема на знакомых с детства стражников и невидимо для всех скалил зубы — никто из них меня не узнал и не помчался, как обычно, докладывать отцу о моем прибытии. Я был простым лордом из захолустья, пожелавшим остаться неизвестным.

Наверное, мое появление в замке не вызвало бы ни у кого интереса, мало ли лордов съезжается на турнир, если бы не собаки. Они узнали меня сразу, несмотря на закрывающий лицо шлем и чужие доспехи, и, не успел я соскочить с коня, как тут же меня чуть не сбил с ног вихрь собачьего восторга. Все собаки, которые в свободное от охоты время обычно бродят по замку и путаются у всех под ногами, решили одновременно выразить мне свою беззаветную любовь. Они прыгали вокруг меня, радостно визжа, вставая лапами на плечи и пытаясь просунуть сквозь щели забрала длинные розовые языки, чтобы непременно лизнуть меня в нос или глаза. Слуги перепугались не на шутку. Они, видно, решили, что собаки взбесились, и принялись гоняться за ними по всему двору. Но не так-то просто переловить два десятка собак. В общем, я обхохотался. Вероятно, именно тогда меня и узнали. Во всяком случае, стоило мне показаться на пороге Тронного зала, как прозвучал голос отца:

— Можешь снять шлем, Рикланд. Или ты рассчитываешь спрятаться от моего гнева за его забралом?

— Именно на это я и рассчитывал, — честно признался я, снимая шлем и стараясь казаться милым и симпатичным. — Извини, что опоздал к началу турнира, но так получилось, что я не мог добраться раньше. Я надеюсь, ты позволишь мне принять участие хотя бы в последнем состязании?

Все мое хваленое обаяние не произвело на отца никакого впечатления.

— И тебе хватает наглости претендовать на участие в турнире, Рикланд! — грозно проговорил он, и я почувствовал, что еще немного и, пожалуй, замерзну от его ледяного тона и не более теплого взгляда. — Тебе, который за последние дни трижды изменил короне!

Все взгляды тут же устремились на меня, а народу в Тронном зале собралось невиданное множество. Король Ролмонд Калека не часто баловал придворных турнирами, поэтому каждый, кто имел хоть малейший повод оказаться в Тронном зале, поспешил им воспользоваться. Я взглянул на них лишь мельком, отметив про себя, что придворные все такие же болтливые, Брикус такой же унылый, стражники, замершие у дверей, выглядят неестественно дисциплинированными, лорд Готрид растолстел еще больше, если только такое возможно, кузену Имверту здорово не по себе, к многочисленным золотым украшениям Крайта прибавилась цепь толщиной в палец, а малознакомый мне лорд Сегарт, которого я узнал только по форме начальника Королевской охраны, чрезвычайно доволен собой, к тому же на пальце его почему-то красовался мой перстень 'Слеза богини'. Когда я снова повернулся к отцу, тот уже успел вынести мне приговор:

— За то, что ты устроил мятеж на королевских рудниках, присвоил королевское золото и, главное, помог нашим врагам одержать победу над нашей армией, ты будешь немедленно взят под стражу! — провозгласил он.

— Тоже мне, испугал! — не удержавшись, фыркнул я. Думаю, отец и сам понимал, что взять меня под стражу — задача не из легких.

Тем не менее по знаку лорда Сегарта ко мне с виноватым видом подошли четверо вооруженных стражников и ненавязчиво расположились позади меня.

— Извини, Малыш, — шепнул Корнелл. — Но это приказ короля.

'Ладно, пусть постоят, пока не мешают... ' — подумал я. 'Ладно, пусть постоит, пока не мешает...' — наверно, подумал про меня отец, по крайней мере, приказывать стражникам вывести меня из Тронного зала он не стал.

А потом личный слуга отца Карлен вынес меч 'Пламя дракона', и я забыл обо всем на свете. Мой взгляд приклеился к огненному мечу, я уже не слушал, что говорит отец, и не видел, что происходит вокруг, пока словно откуда-то издалека до меня не донеслось:

— ...вернуть мою дочь принцессу Линделл, чтобы получить легендарный меч 'Пламя дракона'! Кто-нибудь выполнил условия состязания?

— Ваше величество! — подал голос довольный собой лорд Сегарт. — Принцесса Линделл в Черном замке! Прикажете привести ее?

Отец благосклонно кивнул головой, Сегарт сделал знак кому-то у дверей Тронного зала, и незнакомый мне бородатый наемник со шрамом поперек лба подтолкнул к трону мою сестру Линделл с красными от слез глазами и распухшим носом.

Лорд Готрид расплылся в слащавой улыбке. Когда-то давно отец обещал отдать Линделл ему в жены, и, похоже, он вспомнил данное некогда обещание. 'Как Ленсенд мог позволить какому-то Сегарту увести Лин?' — недоумевал я. В душе шевельнулось дурное предчувствие, но я пинком отогнал его прочь. Тем временем распираемый гордостью Сегарт выступил вперед и, взяв у слуги окровавленный плащ, вытряхнул из него на мозаичный пол Тронного зала человеческую голову с застывшим на лице изумлением.

— А вот и голова вашего врага!

Голова с глухим стуком упала на пол и покатилась к ступеням трона. 'Скоро твоя голова покатится к ногам короля в маске!' — предрекла Ленсенду Вестница Смерти. Ее предсказания всегда сбывались...

Как я мог оставить Ленсенда, человека, которого я любил больше, чем отца, зная, что ему грозит смерть? Нет, этот Сегарт ответит за все!

Никто не успел пошевелиться, а Сегарт уже кубарем летел к подножию трона следом за головой Ленсенда. Оружие в Тронный зал проносить запрещалось, но это меня не остановило. Я должен был убить Сегарта хоть голыми руками, хоть ценой собственной жизни, и мне было все равно, что будет потом. Наверное, вцепившись мертвой хваткой в его горло, я больше походил на бешеного зверя, чем на человека. Мне хотелось зубами перегрызть Сегарту глотку и напиться его крови, но, к сожалению, врожденная брезгливость не позволяла вытворить что-нибудь подобное. Не обращая внимания на сыпавшиеся на меня удары, слабевшие с каждым мгновением, я сжимал ненавистное горло все сильнее и сильнее, пока сопротивление не прекратилось, тело не обмякло, и его обладатель не перестал дышать.

Я все еще был в Тронном зале. Я не помнил, чей меч у меня в руках, наверное; я отнял его у кого-то из стражников, — возле меня их корчилось несколько. Отец кричал, чтобы меня схватили, убили, позвали Черного колдуна наконец, если сами ничего не могут поделать. Крайт, стража и даже шут Брикус старались удержать меня, придворные, толкаясь, пытались выскочить за двери, истошно вопя, что сейчас вернутся с помощью, а я всего-навсего хотел отомстить за Ленсенда и следующей моей жертвой должен был стать жестокий король, приказавший его убить. Я уже не помнил, что король этот — мой отец, он внезапно стал для меня чужим, и не просто чужим, а злейшим врагом, и я не испытывал к нему ничего, кроме лютой ненависти. И еще я чувствовал, как горит на моем плече, будто его только что выжгли каленым железом, родимое пятно, похожее на искусно выполненную татуировку, — знак Проклятия.

Я ожесточенно прокладывал себе дорогу к королевскому трону, и задержать меня удалось лишь Крайту, преградившему мне путь с мечом 'Пламя дракона' в руках.

— Стой, Малыш! — крикнул он. — Остановись и не делай глупостей!

— Я тебе не Малыш, — прошипел я. — Уйди с дороги или отправишься за Сегартом.

Но недаром в свое время Деймор подшутил над Крайтом, пообещав нанять его на службу только в случае, если он сумеет достать меня мечом. Крайт был моим постоянным партнером на тренировках. Он знал все мои секретные приемы и, наверное, был единственным из наемников, который мог в одиночку противостоять мне. С мечом в руках он представлял для меня если не угрозу, то по крайней мере серьезное препятствие.

— Я не хочу с тобой драться, Рик! — кричал Крайт, с трудом отбивая мои удары. — На тебя действует Проклятие, постарайся справиться с ним...

Но я не слушал и не слышал его.

— Я отомщу! — твердил я каким-то чужим, бесстрастным или скорее безжизненным голосом. Почти такой голос бывает у зомби, сотворенных Черным колдуном. Но мне было плевать на собственный голос, главное было убить короля.

Мгновения потекли, как долгие часы. Я осыпал Крайта ударами, которые тот отбивал все с большим и большим напряжением. Я видел, что он выдыхается, но сам не ощущал усталости, хотя провел без сна несколько дней, бегая по лесу. Крайт истекал кровью, его шатало, и я уже предвкушал скорую победу, когда появился Черный колдун...

Глава 23 В ТЕМНИЦЕ

— Эй ты, Крыса, подь сюда! Выпей, у нас праздник!

— А что, у орков бывают праздники?

— Ха! У орков много праздников! Смерть врага — праздник всегда! А сегодня главный праздник — Бешеный Рикланд больше не будет убивать орков. Бешеный Рикланд будет служить Повелителю.

— Что делается! Неужели Черный колдун заколдовал принца?

— Не заколдовал пока. Вернее, мало заколдовал. Вот сварит зелье и сильно заколдует, навсегда. А сейчас смотри, Крыса, хорошо сторожи Бешеного.

— Да чего его сторожить, он же как мертвый лежит — не шелохнется.

Я был действительно как мертвый — ничего не видел и не мог шевельнуться, но я мог слышать и чувствовать отвратительное зловоние и невыносимую тошноту то ли от запаха, то ли от магии. Голова раскалывалась, хотелось на самом деле умереть и чем скорее, тем лучше.

Умереть не получалось. Вместо этого я начал ощущать такое нестерпимое покалывание во всем теле, будто моя одежда была сшита из ежовых шкурок колючками внутрь, и наконец смог открыть глаза. Взгляд уперся в вертикально торчащий из черного каменного пола металлический прут в два пальца толщиной. Лежа вниз лицом, уткнувшись носом во что-то напоминающее сухой болотный мох, да еще при довольно скудном освещении рассмотреть что-нибудь более существенное было невозможно. Попытка пошевелиться окончилась полным провалом, оставалось лежать и слушать орков, которые в основном говорили на своем каркающем наречии, переходя на человеческий язык, лишь когда обращались к обладателю смутно знакомого мне писклявого голоса по прозвищу Крыса.

— Наливай, Крыса! — подбадривал орк с грубым хриплым голосом, по-видимому, бывший уже сильно навеселе. — Такого вина ты еще не пил! Дылда-Имверт сам приказал Рафу выкатить из погреба для орков целую бочку!

Второй орк был менее разговорчив, поэтому он только хрюкнул в знак одобрения и зачавкал, видимо, поглощая содержимое своей кружки.

— А это правда, Грурк, что ты как-то имел дело с Рикландом? — подал голос тип по имени Крыса.

— Угу! — буркнул неразговорчивый орк.

— И остался жив?

— Угу!

— Грурк — герой! — с уважением прорычал его приятель. — Чуть-чуть Бешеного не убил. Совсем бы убил, если бы Бешеный ему глаз не выткнул.

— Угу! — подтвердил героический орк. — Брюхо я Бешеному распорол.

— Как, и он не умер?

— Не-а, подхватил кишки и сбег! — Орки дружно заржали, а я тут же вспомнил орка по имени Грурк, все-таки не так часто мне распарывали живот. Мой меч глубоко вошел в его глаз и застрял в глазнице шлема, а орк вместо того, чтобы испустить дух, начал размахивать своей кривой саблей. Вот я и попал под удар, не мог же я оставить свой меч в голове какого-то орка, у которого было недостаточно мозгов, чтобы умереть. Лет пять назад это было... кажется.

Из состояния задумчивости меня вывела крыса, не собутыльник орков, а самая настоящая серая крыса. Она нахально возникла из темноты и, принюхиваясь, направилась прямо к моему носу. Признаться, мне стало не по себе. Мало мне шрама на лице, не хватало еще, чтобы крыса нос отгрызла!

Я невероятным усилием воли заставил себя пошевелиться. Тело пронзила резкая боль, а руки, к великому разочарованию, оказались связаны за спиной. Хорошо, между прочим, связаны, до самых локтей. С большим трудом я отвернулся от крысы, и вдруг за спиной совершенно отчетливо послышался чей-то шепот:

— Рик, мой мальчик, как хорошо, что ты жив! Подвинься поближе к решетке. Я развяжу тебя, пока орки не смотрят.

Говорящих крыс я еще не встречал, но был не в том состоянии, когда хочется чему-нибудь удивляться. Ну крыса так крыса!

Я кое-как подполз к металлическому пруту, оказавшемуся частью внушительной решетки, и почувствовал, как кто-то распутывает веревку, стягивающую мои руки, и этот кто-то определенно не был крысой.

— Спасибо, добрый человек! Но кто ты такой? — удивленно прошептал я, когда наконец руки мои оказались свободны и я смог рассмотреть моего избавителя — седобородого старика, выглядевшего старше Черного колдуна по крайней мере вдвое.

— Тсс! — Старик приложил палец к губам. — Если орки услышат...

Но было поздно. Орки уже услышали.

— А ну отойди от решетки, умник! — рявкнул один из них, вставая из-за колченогого столика, над которым был укреплен факел, единственный на весь длинный, перегороженный решетками зал. В его свете я различил сидевших рядом с говорившим свирепого вида одноглазого орка и сутулого человечка, лицом напоминавшего крысиную мордочку. Я узнал его — это был Главный тюремщик Морил, любивший, чтобы его именовали Комендантом королевской темницы. То, что говоривший был орком, можно было определить только по кривым ногам, грубому голосу и акценту, потому что закрытый шлем и серебряные доспехи Ленсенда, в которых я приехал на турнир, делали его вполне похожим на низкорослого человека. — Слышь, тебе говорю, Филиан! — набросился он на замершего в ужасе старика. — Ты пожалеешь, что развязал Бешеного! Эй, Крыса, давай сюда ключи!

Филиан! Я глазам не верил, неужели передо мной наш старый, добрый учитель, в свое время спасший мне жизнь!

— Спокойно, Филиан. Я не дам тебя в обиду! — уверенно заявил я, совершенно не представляя, как буду его защищать через толстую решетку. Но на орка подействовало. Он резко сменил направление на противоположное, вернулся к столу и лениво зевнул:

— Ладно, не буду тебя бить, умник. Я сегодня добрый! — И он озабоченно добавил что-то на языке орков.

— Что-что? — переспросил Морил-Крыса.

— Вишь, Бешеный очухался, — чуть слышно ответил орк. Я и не знал, что орки умеют говорить так тихо. — Черный колдун сказал, сутки пролежит, а он очухался. И главное, в наше дежурство! Во влипли!

Орки с Крысой принялись деловито обсуждать крепость тюремных замков и решеток и мои шансы выбраться наружу. Признаться, сам я чувствовал, что в том состоянии, в каком нахожусь, мне было бы не выбраться даже из-за трактирного столика. Цепляясь непослушными пальцами за прутья решетки, я с трудом принял сидячее положение и, стараясь не показывать виду, насколько мне плохо, бодро обратился к Филиану:

— Так вот куда ты пропал, лорд Филиан! Признаться, я был уверен, что наш не страдающий милосердием король казнил тебя сразу после смерти Рила.

— Нет, король милостив. Он всего лишь приказал бросить меня в темницу, а надо было меня казнить, старого дурака, — оглядываясь на орков, шепотом проговорил Филиан. — Мне доверили воспитание принцев, а я... Как я мог оставить вас без присмотра?! — У Филиана был такой сокрушенный вид, что казалось, он сейчас начнет биться головой о стену.

— Что ты, Филиан! В смерти Рила ты не виновен. Просто королю хотелось кого-нибудь наказать, вот он и поступил, как один сотник, любивший говорить: 'Сейчас я разберусь как следует и накажу кто под руку попадется!' Наказывать надо было орков, — я вздохнул, — и меня. Ведь если бы не я, Рил был бы сейчас жив...

— Сколько можно писать, Рил! У тебя уже все пальцы в чернилах! Пойдем лучше в лес...

— Я ведь за тебя пишу, Рик...

— Тем более!

— Тебе же опять влетит...

— Ну и ладно!

— Но ты обещал лорду Филиану, что будешь готовить уроки!

— А я что все утро делал? Я же не виноват, что Дятел все рвет и заставляет переписывать по сто раз.

— Все потому, что ты неаккуратно пишешь.

— Я же не каллиграф какой-нибудь, а принц! Мне, может, писать никогда в жизни не придется, только указы подписывать, а расписываюсь я и так красиво. Бросай перо, пойдем отсюда! А то сейчас Дятел явится, тогда не сбежишь, или Имверт увяжется...

Рил тяжко вздохнул, поднял на меня умоляющие глаза, но, поймав мой взгляд, покорно положил перо на край чернильницы и нехотя поднялся. Идти в лес ему совершенно не хотелось, он бы лучше почитал, но спорить со мной... Нет уж, пожалуй, лучше в лес...

Лес встретил нас солнечными лучами, радостным шумом сосен, ягодами брусники, краснеющими на белом мху, как капли крови на снегу, и бурыми шляпками грибов, которых в нашем лесу больше, чем шишек на земле.

Грибы мы не собирали, мы устроили Королевскую охоту. Рила я назначил главным ловчим, а себе отвел скромную роль короля. Жаль только, что лошадей не было и лук был один на двоих. Его смастерил для меня Ленсенд еще в те добрые времена, когда жил в Черном замке.

Утиная заводь была отличным местом для охоты, только вот мой главный ловчий годился разве что в Главные королевские советники. Именно эту должность занимал дядюшка Готрид, и я расценивал ее как одну из самых никудышных, не почетнее младшего конюха, убирающего навоз в конюшне. Вообще-то я всегда подозревал, что Рил неважно стреляет, но чтобы не попасть в утку, плавающую у самого берега!..

— Еще раз промахнешься, разжалую в главные советники! — пригрозил я.

— Тогда я вообще стрелять не буду! — обиделся Рил. — У тебя лук слишком тугой, сам из него и стреляй, а я в замок пойду!

— Ну и иди!

— Куда?

— Как куда? Ты же хотел в замок.

Рил затравленно огляделся по сторонам и робко предложил:

— Может, вместе пойдем?

— Вот еще! Чего я там не видел? Я еще погуляю! Иди сам, если тебе так хочется!

— Я не знаю дороги, я заблужусь! Хотя бы проводи меня! — Рил шмыгнул носом и заморгал подозрительно покрасневшими глазами.

Надо было проводить, но мне так хотелось идти дальше и дальше, поохотиться на Ведьмином болоте, а еще лучше на Русалочьем озере, и я решил уговорить Рила пойти со мной.

— А хочешь, ты будешь королем? — предложил я.

— Без короны? — насупился Рил.

— Держи! — Я снял обруч наследного принца и надел на голову Рилу. — Ну вот, теперь ты настоящий король!

— А меч можно подержать? — Глаза Рила тут же высохли и с благодарностью и восторгом смотрели на меня.

'Когда вырасту, отрекусь от престола! — подумал я. — Пусть королем будет Рил. Вон он какой счастливый!' Я протянул Рилу перевязь с мечом, чувствуя себя благодетелем.

— Можешь нести до самого Ведьмина болота!

Мы шли по лесу и весело болтали. Говорили о великих королях и великих битвах и о том, что ждет нас в будущем.

— Когда-нибудь я уйду из замка насовсем. Стану наемником или разбойником, — мечтал я.

— А как же королевство?

— А что королевство? Королем будешь ты. Я отдам тебе обруч, и все будут думать, что ты — наследник престола, нас же никто не может отличить!

— Не получится, — вздохнул Рил.

— Почему?

— У меня нет знака.

Да, знака Проклятия у Рила не было. Он мог появиться только после моей смерти. Проклятие поражало только будущих королей.

— Ладно, не расстраивайся, — утешил я Рила. — Может, меня еще убьют...

— Что ты несешь! — набросился на меня братишка. — Если тебя убьют, я... я... — Он чуть не плакал.

— Точно станешь королем! — расхохотался я. — Ладно, я пошутил. Можешь попасть в то сухое дерево? — Я вытащил из-за голенищ два метательных ножа и протянул один брату.

Рил старательно прицелился и запустил нож в заросли малины.

Мимо по тропинке прошла компания подвыпивших орков. Завидев нас, они остановились и принялись что-то громко обсуждать на своем языке.

— Пошли прочь, грязные уроды! — прикрикнул я на орков не хуже наемника из Королевской гвардии.

Орки заржали и скрылись за деревьями, а я сунулся было в колючий кустарник за ножом, но потом махнул рукой, не хотелось ползать на коленях, когда поблизости орки, — вдруг увидят.

— Может, поищем? — принялся уговаривать меня Рил. — Хороший нож все-таки, жалко, если потеряется.

— Да у меня этих ножей больше, чем у тебя игрушек — небрежно отмахнулся я. А ведь Ленсенд учил меня: 'Никогда не оставляй без присмотра оружие. Оно может попасть в плохие руки!'

До Ведьмина болота мы так и не дошли.

— Я устал, — заявил братишка. — И есть хочется. Пойдем обратно.

— Эх ты, нытик! — презрительно проговорил я. — А еще хочет быть королем. Ты когда-нибудь слышал, чтобы короли уставали? Хотя вообще-то есть мне тоже хочется. Слушай, а давай я сбегаю на болото, подстрелю утку, и мы с тобой ее зажарим!

— Ты что, умеешь готовить? — вытаращил глаза Рил.

— Я все умею! — похвастался я. — Я вообще могу жить один в лесу!

Я разжег костер, оставил Рила подбрасывать в огонь ветки, а сам, захватив лук, отправился за добычей. Я был почти у самого Ведьмина болота, когда услышал издали отчаянный крик Рила: 'Ри-и-ик! Ты где-э-э?' Крик был полон ужаса, и я понял, что случилось что-то страшное.

Я мчался со всех ног туда, где у костра остался мой братишка. Я бежал и все время слышал этот крик, заставлявший сердце сжиматься в ужасе. 'Ри-и-ик! Помоги-и! По-мо... ' Крик оборвался, когда я уже увидел за деревьями силуэты троих орков. В когтистых лапах одного из них был обруч наследного принца, другой разглядывал мой меч. Я с разбегу врезался головой орку в брюхо, выхватил из его лап меч, полоснул снизу острием по горлу и бросился на второго, державшего обруч. 'Щенок взбесился! Убей его, Кенрат!' — взвизгнул орк почему-то по-человечески. Кенрат ответил что-то на своем языке, и орки бросились наутек. Я метнул им вдогонку нож, и он вонзился между лопаток одному из удирающих орков. Тот, взвыв, рухнул в мох, а оставшийся в живых, тот, которого звали Кенрат, подхватил выпавший обруч, отскочил за ствол толстой сосны и скрылся из виду. Ножей у меня больше не было, тогда я носил их с собой только два, по одному в каждом сапоге, и это спасло его вонючую шкуру.

Я подбежал к Рилу. Из груди брата торчала рукоятка ножа, и нож этот был мой, тот самый, который Рил случайно запустил в малинник, а я поленился поискать. Братишка тяжело дышал, и на губах у него то и дело вздувались розовые пузыри.

— Потерпи, Рилсед, только не умирай!

— А, это ты, Рик, — прошептал Рилсед. — Уходи отсюда, тут злые орки, они убьют тебя тоже. Зря ты не послушал меня и не подобрал нож, теперь скажут, что это ты меня убил.

— Ты не умрешь, Рил! Замок недалеко, я побегу очень быстро и приведу кого-нибудь на помощь.

— Не бросай меня, Рик, я уже умираю. Прощай!

Рилсед вздохнул в последний раз, из уголка его рта вытекла тоненькая струйка крови. Больше он не дышал.

— Рил! Рил! Не умирай! Рил!

Ночь я провел в лесу, пытаясь согреть коченеющее тело брата. Утром пришли хмурые наемники во главе с лордом Деймором и в сопровождении сбежавшего накануне орка. Я бросился на орка как безумный, пытаясь пронзить мечом, но орк проворно отскочил за широкие спины охранников и завопил:

— Бешеный! Он на всех кидается. Он убил другого мальчишку, он убил двух орков! Он и меня убьет! Бешеный!

У меня отобрали меч, применив довольно грубый и болезненный прием.

— Ты бы с ним поделикатнее, Крисан, — проронил лорд Деймор, не глядя в мою сторону. — Принц все-таки. Еще руку сломаешь!

— Да я ему за нашего Малыша голову готов оторвать! — зло проворчал Крисан.

'Правильно, надо мне голову оторвать! — думал я. — Как я мог оставить брата одного? Зачем я затащил его в лес, так далеко от замка? Лучше бы меня убили вместо него! Только почему Крисан называет Рила Малышом? Это же меня так прозвали!'

Вскоре я понял, что все принимают меня за Рилседа и считают, что это я убил своего брата. Наемники были готовы плюнуть мне в лицо, служанки в замке смотрели на меня, как на чудовище, а придворные опускали глаза и шушукались. Мне казалось, что все происходит не по-настоящему, что это просто страшный сон и я скоро проснусь в своей постели рядом со сладко спящим Рилом, растолкаю его и скажу: 'Знаешь, а ты мне в кошмарном сне приснился! Хочешь расскажу?'

Срочно собрали Королевский совет. Я стоял один посреди огромного Тронного зала, съежившись под грозным взглядом отца, и чувствовал, что давно пора проснуться.

— Принц Рилсед, ты обвиняешься в убийстве своего брата принца Рикланда, наследника престола! — грозно провозгласил отец. — Что ты скажешь в свое оправдание?

Я молчал. Я не проронил ни слова с того самого мгновения, как Рил испустил последний вздох. Мне казалось, что я уже никогда не смогу заговорить.

— Принц Рилсед, мы ждем! — Казалось, отец готов убить меня взглядом.

— Я Рикланд, — выдавил я, с трудом разлепив запекшиеся губы.

— Рикланд убит! — взвизгнул лорд Готрид. — Кенрат, сотник Королевской армии орков, принес мне обруч наследника престола. Вот он. — Готрид с поклоном протянул мой обруч отцу. — Кенрат говорит, что обруч был на убитом.

— Чем ты докажешь, что ты Рикланд? — гневно обратился ко мне отец.

— У меня знак, — еле слышно прошептал я. О знаке Проклятия знали все, но распространяться на эту тему было не принято.

— Это ничего не доказывает! — тут же встрял дядюшка. — В истории известны случаи, когда убивали наследника. Знак Проклятия тут же появлялся у его младшего брата. Значит, знак должен был появиться у Рилседа, как только Рикланд умер!

— Подойди ко мне, принц! — ледяным тоном подозвал меня отец. — Покажи мне руку. Нет, ладонь. — Отец лишь мельком взглянул на мою грязную ладошку и уверенно заявил: — Это Рикланд!

— Как вы узнали, ваше величество? — удивился Готрид.

— Такие мозоли бывают только от ежедневных упражнений с мечом. Нет никаких сомнений, что это Рикланд. Но почему? Почему ты убил брата, Рикланд? Корона и так достанется тебе, брат не был тебе помехой! — Теперь отец выглядел больше озадаченным, чем грозным.

— Я не убивал Рила, только орков!

— Ты признаешь, что убил орков. Значит, один из ножей твой, а ко второму ты не имеешь отношения? — накинулся на меня лорд Готрид.

— Второй я потерял...

— Ты лжешь! — взвизгнул дядюшка. — У нас есть свидетель, который видел, как ты убил брата!

— Приведите свидетеля! — глухо проговорил отец. В его глазах, устремленных на меня сквозь прорези черной маски, читалась смертельная усталость.

Вошел орк, убивший Рила. Я ринулся к нему с кулаками. Убить его во что бы то ни стало было единственным моим желанием в тот момент. Ведь если не отомстить за Рила, его душа никогда не попадет в Лучший мир... Как безоружный семилетний мальчишка убьет здоровенного орка, я не задумывался. Я знал только, что должен его убить, и плевать мне было, что станет со мной потом!

В двух шагах от орка меня перехватил лорд Деймор. 'Тихо, Малыш, успокойся, — зашептал он мне на ухо, уводя к стене, где стояли придворные. — Ты же знаешь, что в Тронном зале не дерутся. Стой тихо, все будет хорошо!' Вырваться из железных объятий начальника охраны было невозможно, и я затих, уткнувшись носом в его расшитую серебром кожаную куртку. Тем временем орк в центре зала беспардонно лгал отцу:

— Я был в лесу. Да, я и два солдата из моей сотни были в лесу. Шли в трактир, значит. Лорд Готрид отпустил... за хорошую службу и денег еще дал. Ну, мы шли и искали... нет, увидели двух принцев. Потом этот крикнул нам уходить. Да, он хотел прогнать нас. Он сказал — орки уроды. Да, вонючие уроды, так он сказал. Но мы не уходили. Да, спрятались в кустах. Мы видели, как этот взял нож и бросил. Да, бросил прямо в другого. Мы все видели, я и мои солдаты. Они бы то же самое рассказали, но их убил этот бешеный. Он убил бы и меня, но я убежал. Да, убежал, только сначала взял обруч. Да, обруч... чтобы принести лорду Готриду. Он...

— Все, спасибо, Кенрат, можешь идти, — остановил его лорд. — Вы слышали, ваше величество, свидетель видел все собственными глазами!

Внезапно я понял, что, если орк сейчас уйдет, то убью я его впоследствии или нет, отец все равно будет считать, что это я убил Рила. Я вырвался из рук лорда Деймора, преградил дорогу орку, выходившему из Тронного зала, и торопливо прокричал:

— Я, принц Рикланд, вызываю тебя, орк Кенрат, на священный поединок один на один перед лицом богов за то, что ты все врешь! Пусть боги рассудят нас, а люди будут свидетелями — я не убивал Рила, вы, грязные орки, сами убили его!

Все в Тронном зале оторопели. Первым пришел в себя отец.

— Вызов недействителен! — заявил он. — Рикланд — ребенок, он не может вызывать на Божий суд!

— Почему же? — усмехнулся лорд Готрид. — У него есть боевое оружие, значит, он воин! Закон гласит: 'Вызвать на Божий суд может любой, носящий оружие, независимо от возраста, расы и происхождения!'

— Но он же погибнет! Он еще мал! Он не может драться с опытным воином! — послышались возгласы придворных.

Меня выставили из Тронного зала. Пришлось ждать окончания Королевского совета за дверью, прислушиваясь к невнятным голосам внутри. Потом из зала вышел лорд Деймор, вернул мне мой обруч и меч и сочувственно потрепал по плечу:

— Ну и вляпался же ты, Малыш! Завтра на рассвете Божий суд! И какая вошь тебя укусила? Помалкивал бы себе, а с орком этим вонючим мы бы потом разобрались по-своему!

Ночь я провел в Малых парадных апартаментах, где обычно ночевали знатные гости, когда приезжали в замок, В детской мне спать не позволили, решили, что мое общество небезопасно для кузена Имверта. Весь вечер и половину ночи ко мне наведывались наемники. Поскольку считалось, что я нахожусь под арестом, и пускать ко мне друзей было строго-настрого запрещено, охранявший мою комнату стражник немало заработал за эту ночь, а я за несколько часов узнал столько секретных приемов, сколько, пожалуй, не знает ни один смертный.

Ночью мне приснилась смерть брата. Все было абсолютно так же, как на самом деле, за исключением одного, — перед смертью Рил сказал мне: 'Кенрат не видит правым глазом!'

Утром рассвета не было. Быть может, где-то он и был, но над Черным замком сгустились серые тучи, из которых, не переставая, струились холодные и острые стрелы ливня. По правилам Божьего суда сражаться надо было в одних штанах, даже без сапог, и я стоял босой на вымощенном булыжником дворе замка, по щиколотку в ледяной воде, а студеные струи дождя хлестали меня по обнаженной спине. От холода и возбуждения у меня стучали зубы.

— Дрожишь, щенок? — оскалил желтые клыки Кенрат.

Я посмотрел на орка исподлобья, уничтожающим взглядом, но ничего не ответил. Очень надо слова на эту будущую падаль тратить! Ему-то что, у него шкура толще моей зимней куртки, а под ней жира, как у борова. Он, наверное, холода вообще не чувствует. Ну ничего, я ему эту шкуру мечом продырявлю!

Отца нигде не было, даже на балкон королевских апартаментов не вынесли его кресло. Только в окне спальни слегка пошевелилась портьера, но это, наверное, Карлен поплотнее закрыл окно, чтобы шум собравшейся во дворе толпы не тревожил королевский сон. Отцу не было до меня дела. 'Если я погибну, он даже не пожалеет обо мне, как не пожалел о Риле', — со вздохом подумал я. Зато, несмотря на ливень, пришло много придворных, Королевская гвардия в полном составе, за исключением стоявших в карауле стражников, да в стороне толпилось несколько орков.

К тому времени, когда появился лорд Готрид и дал сигнал начинать поединок, я успел продрогнуть до костей. У меня даже из носа потекло. Правда, этого никто не заметил, дождь лил как из ведра, и с носа капало у всех.

Кенрат бросился на меня, как разъяренный зверь. Я не ожидал от орка, с его короткими кривыми ногами, такой ловкости и слегка растерялся. Это позволило орку почти вплотную прижать меня к шипящему под струями дождя, но почему-то не гаснущему огненному кругу. Еще немного, и я заступил бы за круг и был бы обязан сдаться на милость победителя, но в последний момент я как будто проснулся. До меня наконец дошло: все, что происходит вокруг — не сон, а кошмарная действительность, и что если этот гнусный орк сейчас убьет меня, то вряд ли я смогу отомстить за брата. Я стряхнул с себя остатки оцепенения, время потекло неторопливо, и Кенрат как будто замер на месте, а я легко проскочил между его кривыми ногами и, оказавшись за спиной, от души пнул его ногой по мягкому месту. Бить мечом в спину я уже тогда считал верхом низости. Будь я посильнее, орк вылетел бы за священный круг и поединок был бы закончен. Моя выходка вызвала смех и одобрительные возгласы наемников, на правах охраны оттеснивших во второй ряд придворных и тем более орков.

Похвала как будто придала мне силы. Я атаковал Кенрата то с одной стороны, то с другой, надеясь заставить орка думать только о собственной защите. С точки зрения опытного воина — никуда не годная тактика, но откуда мне было знать точку зрения опытного воина, ведь это был мой первый настоящий бой. Кенрат, без особого труда отбивая сыпавшиеся на него со всех сторон удары, спокойно выжидал, когда я выдохнусь, чтобы самому перейти в наступление, но тут он просчитался. Я мог целый день скакать с мечом, не чувствуя усталости, и орк дождался только того, что я понял: боги не сделают Кенрата менее умелым для того, чтобы помочь мне победить, и, пожалуй, не поразят ударом молнии в макушку. Я собрался окончательно и начал не просто наскакивать на него, пытаясь достать мечом, а еще и немного думать. Сначала я вспомнил, что откуда-то знаю — Кенрат не видит правым глазом. Я обошел орка сзади и атаковал справа. Тот дико взвыл, когда мой меч разрубил толстую шкуру на его правой ноге, выругался и, прихрамывая, устремился на меня. 'Так, Малыш! Покажи этому грязному свинорылому уроду, на что ты способен! — вопили наемники. — Тьфу, принц сопливый, неженка безрукая! Кто же так бьет?! Таким ударом не убить и кролика! С этого дня будешь дрова колоть, пока не научишься рубить как следует!' Под такие дружеские пожелания я уворачивался от кривой сабли орка, иногда колол его острием меча в правый бок или с размаху рубил по кривой ляжке, и медленно, но верно начинал понимать, что не проткнуть мне, маленькому, толстой шкуры вместе с жиром так, чтобы поразить Кенрата насмерть. А орк рассвирепел окончательно. Он больше не стоял как вкопанный, а гонялся за мной, осыпая грязной орочьей бранью. В другое время я бы от души повеселился, но после смерти брата мне было не до смеха.

Мои удары не приносили особого вреда, а только все больше и больше злили орка. Я вспомнил, как легко убил первого орка в лесу, и попытался полоснуть Кенрата по горлу, но, подойдя к орку вплотную, чуть было не поплатился жизнью. Пришлось упасть прямо в лужу, чтобы не лишиться головы. Вставая, я слышал хриплые крики орков, подбадривавших своего сотника, и в голове моей крутилась мысль, что смертью одного Кенрата не отомстить за Рила. Орки все одинаковые. Любой из них убил бы моего братишку не задумываясь, и я не успокоюсь, пока не перебью их всех. Всех до одного!

Я вскочил на ноги почти мгновенно, и кривая сабля Кенрата, просвистев мимо меня, рассекла воду в луже, подняв тучу брызг. А я уже был за его спиной, и на этот раз у меня был план. Я дождался, когда враг снова ринется на меня, отскочил влево, выйдя из поля зрения единственного его зрячего глаза, и тут же плашмя бросился ему под ноги. Произошло то, на что я и надеялся, — орк споткнулся и начал падать. Его огромная туша валилась прямо на меня, грозя раздавить в лепешку, но я успел откатиться в сторону. Орк падал медленно-медленно. Он не видел меня своим слепым глазом и не замечал моего меча, который я, распластавшись на земле, поднял острием вверх и нацелил прямо в его сердце. Возможно, он и понял, где я, но только когда рухнул на острие меча.

Орки, наемники, придворные что-то кричали, но я не слышал. Я ожесточенно дергал рукоятку меча, намертво застрявшего между ребрами Кенрата, и срывающимся от обиды голосом кричал его бездыханному телу: 'Отдай меч, гад! Кому говорю, отдай мой меч, вонючий ублюдок!'

После этого поединка я был полностью оправдан. Никто никогда больше не обвинял меня в смерти брата, хотя отец все-таки не пожелал прогнать орков из замка за смерть Рила. Зато почему-то наказал ни в чем не повинного Филиана.

Глава 24 ПОБЕГ

'Пора выбираться отсюда', — подумал я, когда действие магии Черного колдуна ослабло настолько, что я смог кое-как передвигаться по отведенным мне апартаментам — пять шагов в ширину, восемь в длину, с трех сторон толстая решетка, с четвертой — черная стена с кольцами для цепей, на полу — охапка сухого мха и вонючее ведро, вот, собственно, и вся обстановка. Не знаю, что за заклинание наложил на меня колдун, но двигаться было невероятно тяжело, будто я превратился в каменную статую, которой вдруг приспичило походить. Казалось, что от моих шагов должен содрогаться весь замок, а звук от них должен быть похож на громовые раскаты, но вместо этого раздавалось какое-то стариковское шарканье.

— Эй вы, грязные орки! — крикнул я, доковыляв до запертой на огромный замок дверцы камеры. — Хотите дожить до старости? Тогда отпирайте, иначе я разнесу к демонам весь этот свинарник и вышибу из вас мозги!

Это заявление привело орков в крайне веселое расположение духа, а Комендант королевской темницы Морил по прозвищу Крыса принялся объяснять мне, что я напрасно потрачу время и силы, потому что еще во времена Роксанда Второго Красивого на замки и решетки темницы было наложено заклятие, чтобы Темный эльф, заключенный здесь же, не смог сбежать. Признаться, я и сам слышал, что из темниц Черного замка сбежать невозможно, даже легенд о том, что кто-то когда-то это сделал, не было.

— Ну дайте хотя бы выпить человеку, — уже более миролюбиво попросил я.

— Не положено! — рявкнул орк в моих доспехах.

— Вино — за деньги, — тут же поправил его Морил, видно, вспомнив о своих собственных интересах.

Я пошарил в карманах. Они были идеально пусты, ни колец, ни жезла с картой, ни даже элементарного огнива. Золотого обруча на голове тоже, естественно, не было.

— Дайте хотя бы воды, помру ведь! — пообещал я.

— Дать, что ли? — спросил Крыса у орка, который, как видно, был здесь за главного.

— Обойдется, — прорычал тот. — К нему только подойди, он сразу за горло, ключи отберет и наружу! Я бы к нему не подошел близко, разве что к мертвому! Ты что, Бешеного не знаешь!

Этот орк был не такой уж и тупой, и я понял, что придется поломать голову, прежде чем я выберусь отсюда.

Я еще раз обошел камеру. Окон не было, решетка — от пола до потолка, толстая, частая и заколдованная, — не погнуть и не протиснуться. У соседей — Филиана и какого-то разбойничьего вида типа, сидевшего на полу соседней камеры и ковырявшего в зубах небольшим ножом, то же самое. Кажется, решетку эту, разделяющую темницу на одиночные камеры, приказал сделать Роксанд. По-моему, он рассказывал мне об этом, но меня тогда не интересовало устройство темниц.

До меня вдруг дошло, что мне уже далеко не безразлично, что со мной будет дальше, а, судя по разговорам орков, счастливое будущее мне не светило и времени, чтобы это будущее предотвратить, почти совсем не оставалось. Как долго Черный колдун может варить свое поганое зелье? Час, два? Правда, Энди рассказывал, что какую-то дрянь они с колдуном варили целую неделю... И что будет, когда он наконец его сварит? Может, придет, отопрет камеру, чтобы напоить меня им, и я смогу убежать. Вряд ли. Кто-кто, а Черный колдун не страдает отсутствием здравого смысла. Скорее всего он издали долбанет по мне заклинанием. Нет, надо срочно выбраться отсюда или умереть, но не дожидаться прихода колдуна. Интересно, что сделают оркам, если я умру? Казнят или наградят? А что, если не умереть, а просто притвориться — раздобыть веревку или нож и со словами: 'Лучше смерть, чем позор!' инсценировать самоубийство? Интересно, поверят? Орк в серебряных доспехах сказал, что подойдет ко мне только мертвому.

— Эй, приятель, одолжи нож, — обратился я к разбойнику из соседней камеры.

— А в рот тебе не плюнуть? — не очень любезно ответил тот.

— Нет, спасибо, — хмыкнул я, — пить, конечно, хочется, но не до такой степени. А вот нож мне бы очень пригодился.

Орки дружно заржали, а мой невоспитанный сосед зло проговорил:

— Не раскатывай губы на этот нож, сопляк паршивый! Может, ты меня и не помнишь, но я здесь по твоей милости! Я жил в Лихолесье не хуже твоего папаши короля, пока ты со своими головорезами не перебил почти всех моих людей. За меня даже выкуп заплатить некому. А за этот нож я дал Крысе десять золотых, но раз уж он так тебе нужен, ты получишь его — под ребро, как только уснешь!

— А, так ты атаман той трусливой разбойничьей шайки! Ну, тогда я могу спать спокойно, — когда проснусь, найду нож в паре шагов от себя. Такой, как ты, с двух шагов и в сосну не попадет...

— Не буди во мне зверя, щ-щ-щенок! — процедил сквозь зубы разбойник.

— Боишься, разбужу кролика? — криво ухмыльнулся я.

Тут разбойник рассвирепел окончательно и метнул нож. Крики орков: 'Дурак, он же его поймает!' заглушили мой предсмертный вскрик, получившийся вполне натурально. Еще бы, действие проклятой магии еще не прошло, а схватить нож рукой, ощущающей себя негнущейся дубиной с сучками вместо пальцев, я не сумел, и нож вонзился меж ребер. Что ж, похоже, самоубийство инсценировать не придется... Я мешком рухнул на пол, пытаясь повернуться так, чтобы со стороны орков казалось, будто нож торчит из сердца.

Я лежал, стараясь не двигаться и дышать как можно тише. Это оказалось невероятно трудно. Я не особенно терпелив и почти не в состоянии лежать смирно, когда меня мучает боль. К тому же меня начали донимать вши, обитавшие, по-видимому, в подстилке на полу и с радостью сменившие ее на мое давно немытое тело. Но все мои мечты о том, как бы почесаться, мгновенно улетучились, когда, привлеченные запахом крови, вокруг меня начали собираться крысы. Я с отчаяньем подумал, что моя идея оказалась не самой удачной, тем более что орки заходить в камеру не спешили. Вместо этого они принялись долго и нудно обсуждать, стоит ли бежать к черному колдуну и докладывать о моей смерти или лучше дождаться, пока он сам спустится в темницу и увидит все своими глазами.

— Пойди скажи Повелителю, Грурк, — прозвучал грубый голос. Мне опять приходилось различать орков только по голосам.

— Колдун не велел беспокоить! — отпирался Грурк. — Он зелье варит.

— Какое зелье, когда Бешеный мертв! Не нужно больше зелья! Повелитель его поднимет и без зелья. Мертвые ему подчиняются.

— А вдруг он еще жив?

— Не похоже. Пойди посмотри.

— Не пойду, пусть Крыса идет.

— Вы что?! — взвизгнул Морил. — Вы охрана, вы и смотрите, а я не обязан. Я вам камеру открою, а дальше вы уж сами.

— Да он же тебя не тронет, — начал уговаривать орк. — Он же только нас, орков, ненавидит.

— А вдруг тронет! С этим Рикландом ничего нельзя знать заранее. Он то золото направо и налево раздает, а то убивает кого ни попадя. Лучше уж от него подальше держаться.

Орки еще некоторое время поспорили, послали Крысу за вином, выпили, еще поспорили, но потом все-таки договорились между собой. Дверь противно скрипнула, раздались торопливые шаги, и меня обдало смрадным дыханием наклонившегося надо мной орка. Я резко выдернул нож из собственного горящего болью бока и полоснул по не защищенной доспехами шее. В лицо ударила горячая струя орочьей крови, и облаченная в доспехи туша рухнула прямо на меня.

Я с отвращением оттолкнул тело орка, выхватил его саблю и, зажимая рукой струю крови из собственной раны, выскочил из-за решетки, налетел на недобитого мной в детстве одноглазого Грурка и одним движением смахнул голову с его покатых, как у всех орков, плеч.

— Быстро ключи! — крикнул я крысоподобному тюремщику. Надо было выпустить Филиана.

Если уж я начинаю кого-нибудь освобождать, то делаю это от души.

Вслед за Филианом я отпустил на волю еще двух стариков, находившихся в темнице, наверно, с прошлого века и уже забывших, за какую провинность, лорда, проигравшего Имверту в кости больше, чем смог заплатить, и ждущего, когда это сделают за него друзья, и охотника-полуэльфа, который утверждал, что угодил в темницу за то, что пришел в Черный замок за сыном, похищенным шесть лет назад Черным колдуном. От Детки я знал, что у полуэльфов не бывает детей, и был уверен, что охотник врет, но у меня явно начался острый приступ великодушия. Я даже разбойничьего атамана, пытавшегося меня убить, выпустил.

Темный эльф был прикован в самой дальней и мрачной камере. Он не болтался на цепях, как тогда, когда я впервые увидел его в детстве, а глядел на меня, улыбаясь одними уголками тонких губ.

— Я ждал тебя двести лет, принц Рикланд, — прошелестел его голос— Ты пришел освободить меня?

— Я пришел освободить себя, ну и всех остальных за компанию, раз уж так получилось. Не оставаться же тебе здесь одному. — Я ударил орочьей саблей по цепям, сковывавшим руки эльфа. Не тут-то было, сабля отскочила и на ней появилась зазубрина.

— На оковы наложено заклятие, — подсказал эльф. — Ты должен вспомнить нужное слово.

— Ты в своем уме? Да я в жизни ни одного заклинания не то что запомнить, выговорить не мог!

— Не заклинание, а слово. Ты должен его знать! Быстрее! — взмолился эльф. — Скоро смена караула.

— Да ладно! — Я пренебрежительно махнул рукой. — Убью еще пару-другую орков, жалко, что ли? — и задумался. Что же Роксанд рассказывал мне про оковы темного эльфа?

Роксанд веселился. Отец выставил меня с бала в честь моего шестнадцатилетия, и я, смывая с лица нарисованную на нем сажей кошмарную маску, рассказывал призраку, как мы с Брикусом и Энди пугали девиц, предназначенных отцом мне в невесты. Почему отцу приспичило меня женить до совершеннолетия, я понять не мог. Не иначе как это была очередная выдумка дядюшки Готрида, во всяком случае, лордов с дочерьми наприглашал именно он.

Весь день я ходил унылый, как рыба, пока Брикус не предложил мне наглядно продемонстрировать дорогим гостям все ужасы Черного замка, о которых в Фаргорде ходило множество обоснованных и необоснованных слухов. Чего только не рассказывали люди про мой родной замок. Мол, и призраки там на каждом углу, и живые мертвецы на живых людей среди бела дня кидаются, и демоны периодически из Бездны на огонек заглядывают, а уж о ежедневных жертвоприношениях, на которых Черный колдун убивал исключительно грудных младенцев и девственниц, и говорить нечего. Вот мы и решили инсценировать несколько таких россказней, чтобы ни один желающий своей дочери семейного счастья не захотел оставить ее в страшном замке, да еще супругой ужасного Рикланда.

В общем, представление мы устроили что надо, начиная с встретившего гостей у входа безголового орка, оживленного Энди, и заканчивая кровавым жертвоприношением девственницы, которая на самом деле была переодетым Брикусом. За эту выходку меня и выгнали с бала.

Роксанд хихикал над каждой нашей проделкой, не упуская случая вставить при этом глубокомысленное замечание вроде: 'Нет, в наше время дети себе не позволяли подобных забав!'

— А почему, собственно, Ролмонд решил тебя женить? — поинтересовался он, когда я выразил надежду, что ни одна слабонервная девица не останется в замке хотя бы до утра.

— По-моему, он решил преподнести мне сюрприз. У него вообще своеобразная манера поздравлять меня с днем рождения. Когда мне исполнилось четырнадцать, он сообщил, что отныне я обязан присутствовать на всех заседаниях Королевского совета, в пятнадцать заставил таскать с собой эту дурацкую королевскую печать, а в шестнадцать, вот, решил женить! Лучше бы он вообще забыл, когда я родился!

— Твой отец мудрый король, он печется о твоем будущем и судьбе Фаргорда, вот и пытается приобщить тебя к управлению государством. Но с женитьбой он, пожалуй, поспешил. Или он надеется, что, женившись, ты хоть немного остепенишься?

— Он надеется, что я повешусь! — с чувством сказал я, стянув с трудом сапог и зашвырнув его на стол. — Ты бы видел этих девиц! Все как одна уродины!

— Ладно, не переживай, — миролюбиво проговорил Роксанд. — Лучше поговорим о тайнах. Ты не забыл, что я обещал на каждый день рождения открывать тебе одну тайну?

Этот призрак знал множество тайн, но, к сожалению, умел держать язык за зубами. Вытянуть из него что-нибудь никому не известное можно было только по большим праздникам, но в день рождения один секрет он мне открывал каждый год. Началось это, еще когда мне исполнилось восемь и я грустно заметил, что все нормальные дети получают подарки ко дню рождения, а для меня всего-навсего устраивают бал, на котором я должен мучаться несколько часов в обществе скучных лордов и их не менее скучных детей, которые только и делают, что танцуют и объедаются сладостями. Именно тогда Роксанд рассказал мне о тайном ходе, который вел из темницы прямиком в королевскую сокровищницу моего отца. Правда, воспользоваться этим ходом мне не удавалось, — в темницу меня не пускали.

Слово 'тайна' заставило меня проглотить готовое сорваться с языка бранное слово по адресу не желающего сниматься второго сапога и встрепенуться:

— Ты хочешь сказать, что знаешь еще один тайный ход?

— Нет, пожалуй, про тайные ходы ты узнал уже все. Но есть еще немало других вещей, неизвестных никому, кроме меня и Черного колдуна. Например, что ты знаешь о Темном эльфе?

— Ну, про него ты мне сто раз рассказывал! Ты взял его в плен и велел приковать в темнице. Там он и торчит до сих пор, бедняга. Странно, что не умер еще.

— Умереть он не может, он же эльф. А знаешь ли ты, что твой отец, даже если захочет, не сможет отпустить Темного эльфа? Этот, как ты сказал, бедняга будет томиться в темнице вечно!

— Почему не сможет?

Роксанд довольно захихикал.

— Потому что на оковы эльфа наложено заклятие, и снять их можно только с помощью тайного слова. А его знаю только я. Ну, еще, может быть, Черный колдун. Хотя он, вероятно, уже забыл, Ник всегда отличался никудышной памятью.

— И ты хочешь сказать, что скажешь это слово мне?

— Почему бы и нет? Я же обещал тебе тайну.

И Роксанд сказал мне слово...

А я повторил его Темному эльфу, вернее, не самому эльфу, а его оковам. Цепи слабо звякнули и свалились на пол, а за ними свалился и сам эльф. Стоять он не мог.

— И что мне теперь с тобой делать? — пробормотал я. Вопрос был чисто риторический, я совершенно не надеялся на то, что полумертвому эльфу может прийти в голову план дальнейших действий.

В темнице не осталось ни души. Даже Крыса, скуливший около меня все время, пока я отпирал камеры, куда-то исчез. Зато из коридора, ведущего в темницу, раздавались крики и звон оружия.

— Спрячь меня где-нибудь поблизости, — неожиданно подал голос эльф. — Как только я соберусь с силами, я сам исчезну из Черного замка навсегда.

В замке было не меньше тысячи тайных мест, где можно было бы спрятать эльфа, но я был ранен, и, куда бы я ни пошел, за мной бы тянулся кровавый след. Не тащить же его в Закатную башню прямиком к Роксанду. Внезапно мне пришел на ум секретный ход, ведущий из темницы в сокровищницу, про который давным-давно рассказал мне Роксанд. Этим ходом не пользовались лет триста, потому что даже сам Роксанд не знал, зачем он нужен, хотя предполагал, что его прорыли гномы — создатели Черного замка, которых, по легенде, коварный Ознабер запер в темнице, чтобы они не смогли построить больше ничего подобного. Легенда гласила, что гномы прорыли ход, сбежали и построили в точности такой же замок в Эльмарионе, хотя по другой легенде одинаковые замки в Фаргорде и Эльмарионе приказал построить Данквил для своих сыновей-близнецов. В общем, я решил спрятать эльфа в сокровищнице или где-нибудь поблизости, воспользовавшись тайным ходом, хоть и знал о нем только теоретически, по подробному описанию старого призрака.

Я отшвырнул столик, за которым еще совсем недавно праздновали мое поражение орки, снял со стены единственный на всю темницу факел и повернул кольцо, в которое тот был вставлен. Кольцо поворачивалось с трудом и со страшным скрипом, заставляя каменную стену около него двигаться, открывая темный, заросший паутиной проход.

Эльф был легкий. Он почти ничего не весил, недаром про эльфов говорят, что они легче воздуха. Воздух мне взвешивать не приходилось, а вот то, что весил эльф не больше младенца, это точно, так что спуститься с ним на руках на несколько десятков ступеней оказалось не особенно трудно даже для раненого.

Лестница привела меня в маленькую комнатушку. Я опустил эльфа на пол, искренне надеясь, что он не догадается, что лежит прямо над королевской сокровищницей и ему стоит лишь отодвинуть одну из мраморных плит пола, чтобы открыть ведущий туда люк.

— Благодарю тебя, принц Рикланд! — прошептал темный эльф. — Клянусь отплатить тебе за услугу! На лестнице Древних Магов встань на лишнюю ступень и попадешь в Сумеречную долину! До встречи! — Эльф закрыл глаза, и я покинул его, слегка озадаченный его малопонятными наставлениями.

Слабость я почувствовал, лишь когда проход был уже закрыт, а факел и стол — на своих местах. Одежда липла к телу от крови, и единственная мысль, занимавшая меня в тот момент, была о том, что надо обязательно добраться до Закатной башни.

Вот, собственно, и все. Я кое-как добежал до башни, не убив по дороге ни одного орка, потому что большую часть пути пробежал тайными ходами, и рухнул на пол, едва переступив порог и оказавшись в относительной безопасности.