Истинный маг

Особенно теперь, когда она сама оказалась мертва, спасибо боль-

шое этому великому герою, Ниалу Длиннорукому...

"Этого не должно было произойти!" — в который раз подумала Мор-

ра, и в который раз отогнала эту мысль.

Должно, не должно — так произошло.

И все прочее не имело значения.

СКАЗАНИЕ ТРЕТЬЕ. НЕДАВНО

Одно время Галлия была единой державой, где правил не рикс, но

ард-рикс — Верховный Владыка, если использовать более распростра-

ненное наречие. Так было. Когда — трудно в точности сказать: кто

говорил, сто лет назад (ложь), кто — четыреста (возможно), а кто

— тысячу (ложь, смешанная с невежеством, ибо тысячу лет назад гэ-

лы еще не звались гэлами и обитали где-то в Загорье). Имя первого

ард-рикса Галлии легенды потеряли, а последнего звали Кормаком. В

его честь называли многих детей, в надежде, что им перепадет то-

лика мудрости и удачи ард-рикса. Иногда надежды оправдывались. По

крайней мере, нынешний владыка Лионесс был уверен, что успешным

началом правления он обязан своему тезке и далекому предку.

И то, можно ли думать иначе, когда тебе едва восемнадцать, тон-

кий венец из серебра и бирюзы кажется простой побрякушкой, об уп-

равлении царством знаешь ты куда меньше, чем о благородном искус-

стве винопийства или столь же благородном мастерстве прицельного

копьеметания, — а поля приносят достойный урожай, рыба в океане и

дичь в лесах не переводятся, коричневого мора и иных хворей среди

людей нет, клановые распри решаются малой кровью, все соседи по-

головно шлют заверения в мирных намерениях и уже четвертое пред-

ложение насчет брака... Как тут не поверить в божественность да-

лекого предка, когда часть небесной благодати передается тебе, да

так, что ее простым взглядом видно, без всяких жрецов и друидов!

Кормак всю свою волю пустил на то, чтобы не возгордиться, гор-

дость — дело хорошее, но гордыня — опасна, а для правителя опасна

сугубо и трегубо. Получалось не очень хорошо. Воли риксу достало

лишь на то, чтобы спросить совета у странника-друида, прозванного

Кречетом. Выслушав, какие затруднения у молодого владыки, Кречет

фыркнул и наложил на него геас — не спать иначе как справа от же-

ны. Три дня спустя осоловевший Кормак принял брачное предложение

от гитинских послов, а еще через четыре дня спешно сыграл свадь-

бу. Гвендайлон, гитинская принцесса, до самой смерти не простила

ему "первой брачной ночи", когда Кормак рухнул на супружеское ло-

же и продрых двое суток кряду.

После этого случая у Кречета не спрашивали советов. Правда, по-

рой друид сам их давал. Тогда вожди кланов и риксы покорно взды-

хали и делали так, как он говорил: из двух зол выбирать лучше зло

заведомо известное.

Однажды Кречет дал совет, но Тирис, вождь маленького ландского

клана О'Доннел, поступил по-своему. Ему успели напророчить девять

страшных смертей, ведь переступать через слово мудрого друида, да

еще и признанного волшебника — значит переступать через собствен-

ную судьбу. Когда через некоторое время Кречет подстерег вождя в

одиночестве на охоте, тот решил, что вот она, смерть — и ошибся.

Потому что друид просто подарил Тирису нож из небесного металла,

который приносил удачу в бою и дарил покой в мирное время. В наг-

раду за умение думать самостоятельно, невнятно объяснил Кречет.

Что стало дальше с этим ножом — неизвестно, через несколько лет

О'Доннелы чего-то не поделили с соседями и были почти уничтожены,

а храброго Тириса убил фомор-наемник.

Нет, платил наемнику не Кречет, а посылала его не Моргьен. Поч-

ти наверняка, они тут были ни при чем. Играя человеческими судь-

бами, маги и чародеи все же придерживаются определенных правил.

Особенно — могущественные маги и чародеи. Не потому, что считают

себя выше жульничества и обмана, просто несоблюдение этого поряд-

ка редко приносит достаточный выигрыш, чтобы оправдать сам факт

нарушения. И хотя волшебники не всегда поступают только и исклю-

чительно так, как поступить выгоднее, им нельзя раз за разом этой

выгодой пренебрегать. Иначе игра в конце концов обернется войной,

какой некогда и была; а если начнется глобальная война обладающих

могуществом, туго придется в основном не им самим, но смертным. И

туго настолько, что смертные вскоре сами войдут в игру — и целью

их будет не "выиграть" и не "получить удовольствие от процесса",

а "перебить всех прежних игроков". Когда смертные входят на тер-

риторию бессмертных, имея ясную цель и желание этой цели достичь,

они всегда добиваются своего. Маги, кто поумней, давно это приня-

ли в качестве странного, но действующего закона природы...

НЕ-БУДУЩЕЕ

Память вернулась рывком, ударом медного гонга, соленым привку-

сом крови из закушенной губы.

Потом вернулись ощущения плоти: холодный ветер с колючими кру-

пинками снега, врезавшаяся в запястья веревка, раскаленная печь в

том месте, где полагалось быть языку и глотке.

Потом вернулись звуки, цвета и запахи.

И все вместо сложилось в картину, которую Морра иногда видела в

провидческих грезах, а изредка встречала и наяву.

Именно о таких эпизодах ее старый недруг-приятель Талиесин го-

ворил: "сквозь ладони жизнь цедить по капле, погружаясь в зарево

огня". Любил бард высокопарный слог, была у него такая слабость -

да и сама Морра часто выражалась подобным образом.

Тогда она полагала, что Талиесин верно ухватил суть момента.

Теперь... теперь ей было все равно, прав был бард или ошибался.

Важно только одно. Если в ближайшие сорок ударов сердца ничего не

предпринять, одной сожженной ведьмой в мире будет больше (и одной

живой, соответственно, меньше). А Морра, запертая в теле безвест-

ной ведьмы, чем-то восстановившей против себя всю округу, на сей

раз умрет окончательно.

Она рванулась. Оковы держали крепко, сработаны на совесть — од-

нако до совести бывшей королеве фоморов дела не было. Треск раз-

горающегося пламени, треск сырого ясеневого ствола в четыре ладо-

ни толщиной... вопль боли, вопль жестоко-радостного ликования...

На следующий день все то немногое, что оставил костер, покроши-

ли на мелкие кусочки и схоронили под Черным камнем. Ни единой за-

цепки для нечисти! — суеверия суевериями, но лучше надежными на-

родными мерами защиты не пренебрегать.

Никого не удивило, что от тела осталось значительно меньше, чем

должно. Конечно, разбери любопытные скелет по косточкам да сложи

как надо, они бы в момент обнаружили, что на костре сгорело суще-

ство совсем не человеческого роду-племени... однако любопытных не

нашлось, да и мало кого удивила бы принадлежность ведьмы к нече-

ловеческой расе...

Госпожа Моргьен сумела ускользнуть от костра, но смерть получи-

ла свое несколько дней спустя. Волшебница истратила слишком много

сил, перенося на свое место труп фомора, слишком серьезны были ее

ожоги... и слишком слабы — способности к исцелению.

Позволить Морре остаться в живых могло только чудо... а чудо -

как раз та вещь, которой с обладающими высоким могуществом никог-

да и ни за что не произойдет. Достигшие вершин могущества собст-

венноручно вычеркивают свои имена из Книги Бытия, дабы занести на

призрачные страницы ее темной сестры — называемой и Книгой Небы-

тия, и Скрижалями Запрета, и Шелковым Свитком. Для того, кто сде-

лал это и остался в живых, становится доступно многое, а сам он -

напротив, недоступен для массы опасностей, что угрожают смертным.

Потому что смертным, чье имя можно отыскать в Книге Бытия, он бо-

лее не является. Но это значит также, что недоступен он и для да-

ров, которые изредка выпадают смертным, так как дары эти заменил

ему собственный Дар.

Нельзя сотворить все из ничего, не став при этом ничем...

СКАЗАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. ТЕПЕРЬ

...Первым звуком в его новой жизни стало журчание ручья. Мед-

ленное, рокочущее, удовлетворенное.

Первый свет в его новой жизни пробивался сквозь прорехи в тяже-

лой, грубой ткани.

А вот первым запахом в его новой жизни был не яблоневый цвет. И

не кислый аромат перебродившего козьего молока.

Пахло всего-навсего гнилым мешком, который в более успешные дни

служил для хранения полусырого сена, потом был понижен в должнос-

ти и стал пыльной тряпкой, потом оказался сброшен с полок и неко-

торое время работал тряпкой половой... а сейчас отправлялся вмес-

те со своим содержимым в последний путь. Мешок тут был ни при чем

— просто хозяин топил ненужных котят.

Новая жизнь оказалась короткой, вздохнул Кречет перед тем, как

мешок с привязанным к горловине камнем окунулся в воды Западного

океана...

Тучи. Ветер. Сиплый клекот цапель.

Не увидеть мне исхода дня -

Сквозь ладони жизнь цедить по капле,

Погружаясь в зарево огня...

Небо не ответит на молитвы,

Пеклу богохульства не слышны.

Тем, кто не узрел последней битвы,

Более не важен ход войны.

Ткач не создает мечей и шлемов,

Булочник — не строит городов,

Ну а тот, кто вырвался из плена,

С камнем в море прыгать не готов.

Пламя. Дым. И небо, словно сажа,

Солнечным багрянцем шепчет мне:

Смерть — для тех, кто предан и отважен,

Жизнь — для тех оставь, кто поумней...

БУДУЩЕЕ

"Оставьте дорогу мертвых, идите тропой живых...

Так ты говорил, Талиесин?

Правильно говорил.

Великим магам — что дороги мертвых, что тропы живых, все едино.

Зато не все едино — жив оный великий маг или мертв."

Моргьен скупо улыбнулась. Великие маги умеют преодолевать стену

из нетесаных камней, которая разделяет Серые Равнины и земли жи-

вых, умеют уходить в смерть и возвращаться в жизнь. Умеют, даже

если некуда возвращаться. Как в ее случае. Однако, если возвраща-

ться некуда, великому магу приходится оставлять часть себя в краю

мертвых. И не просто часть, а очень... особую часть.

Нет, не Дар — он нужен, чтобы вернуться.

Не дух и не сердце — они нужны, чтобы пожелать вернуться.

Не разум и не память — без них возвращение обратится в горькую

пародию на себя же, вернувшийся без разума не будет многим отли-

чаться от восставших мертвецов, что прислуживают некромантам.

Не плоть — на Серых Равнинах ее достаточно, в краю живых — тем

более, и проку от плоти ни там, ни там немного.

Эту особую часть Видящие Суть обычно представляют в форме све-

чи, которая не столько горит, сколько искрит. Искры эти не дают

тепла и не разгоняют темноту, но смотреть на них много приятнее,

чем на обычный огонь. Что собой представляет эта искрящаяся све-

ча, Видящие Суть до сих пор толком не знают. Видеть — видят, по-

нять не могут. Такое у них случается, хотя и нечасто.

Видящей Суть Морра не была. Но свечу видела. И держала в руках.

И прежде, и теперь.

Правда, теперь свеча была — ЕЕ свечой.

Она не могла сказать, что чувствует, оставляя твердый восковой

столбик на берегу безымянного озера, где не было воды. Она не ви-

дела искр, лишь Видящим Суть дано разглядеть собственный свет без

посторонней помощи. Но даже когда Моргьен потеряла из виду озеро,

наполненное пылью, даже когда она перебралась через невысокую ка-

менную стену и увидела впереди тропу живых, — она продолжала чув-

ствовать искрящуюся свечу.

Видящий Суть увидел бы больше. Он увидел бы, что с каждой иск-

рой, сорвавшейся с фитиля, свеча становится короче. Чуть-чуть, на

толику волоска — но короче.

Чтобы увидеть свет, следует поместить его в темное место, гово-

рили мудрецы — и были правы. Однако свет сам по себе не существу-

ет, он может быть лишь порожден чем-либо — а вот темнота в источ-

никах не нуждается. Поэтому свет может сиять хоть в самом сердце

темноты, но время его жизни там ограничено жизнью того, что его

порождает. Как время жизни костра ограничено запасом хвороста...

Сами Серые Равнины темнотой не были, привыкшие к дневному свету

глаза смертных (и не очень смертных, вроде магов) видели тут ху-

же, чем в краю живых, но все-таки видели. Не была темнотой и вы-

сящаяся на полуночной стороне Серых Равнин цитадель Нуаду Сребро-

рукого, седого бога воинов, судьбы и пророческих источников вроде

Ока, сокрытого где-то в Загорье. Цитадель эта была лишь дверью в

темноту, куда входили все могучие воители-герои древности после

завершения погребальной тризны по ним. На таких тризнах сама Мор-

гьен, разумеется, никогда не присутствовала, но наслышана была -

благодаря хотя бы тому же Талиесину, бард ведал о подобных вещах

непозволительно много. Ходили упорные слухи, что по другую сторо-

ну темноты есть выход в царство света, но пока ни один из великих

героев прошлого не возвращался из чертогов Нуаду, ни через дверь,

ни через тот, второй выход...

Серые Равнины не были темнотой, как не были и светом.

Искрящаяся свеча стала чем-то вроде маяка, только наоборот — не

указывала направление к себе, а открывала дорогу прочь от себя. В

край живых. И провести в этом краю Морре предстояло столько, ско-

лько будет гореть свеча. Ни мгновеньем больше.

Разве что... если отыщется истинно великий герой, который возь-

мет ее свечу, войдет в цитадель Среброрукого, нырнет в темноту и

выйдет к свету по ту сторону, — если вдруг случится так, у госпо-

жи Моргьен окажется очень и очень долгая жизнь. Это Королева Моря

знала уже сейчас, толком не вернувшись в мир живых.

Но она пока не решила, стоит ли искать такого героя, хочется ли

ей жить так долго. Сейчас — да, сейчас жить хотелось, потому Мор-

ра возвращалась из земель мертвых. Однако ее не привлекала вечная

жизнь или достаточно полное приближение к таковой. Слишком много-

му бывшая владычица фоморов научилась у Пенорожденных.

СКАЗАНИЕ ПЯТОЕ. ВСКОРОСТИ

Смерть вливалась в горло горько-соленым привкусом неудачи, про-

маха в последнем прижизненном волшебстве. Кречет пожалел, что не-

когда отверг тропу Лосося, случись иначе — теперь он мог бы поз-

волить воде свершить необходимое, а потом высвободиться и уплыть

на все четыре стороны...

Но в конце концов, он выбрал то, что выбрал. И значит, придется

встать на дорогу мертвых.

"Да, Талиесин, ты предупреждал... и многие последовали доброму

совету. Кто смог."

Почему-то слова барда вспомнились именно сейчас, хотя проку от

них не было никакого.

Оставьте дорогу мертвых, вам нечего ждать от них.

Для выбравших путь свой твердо — не нужно следов чужих.

Для выбравший путь свой твердо довольно обид былых: