Пламя во тьме (полный текст)

— Конечно, — принцесса кивнула, — только подождем минуту, пока Рейстлин восстановит силы, и двинемся в путь.

— Этот человек опасен, — улыбка пропала с лица Мормонта, — он завлекает вас в ловушку. Оставим его здесь.

— Нет, без него я не тронусь с места. Он помогает мне.

— Даже если и так — его помощь нам больше не потребуется. Я и сам способен вас защитить, кхалиси, — рыцарь приблизился, протягивая Дени могучую, широкую руку, которая всегда казалась ей воплощением надежности. — Пойдемте же со мной скорее, я знаю верную дорогу.

Девушка одарила его долгим взглядом и неожиданно для всех, в том числе и для Рейстлина, гневно отчеканила:

— Довольно! Вам не удастся меня провести своими жалкими фокусами. Клянусь Многоликим, вы все издохнете в мучениях за то, что украли моих детей.

— Кхалиси, я... я должен... — пробормотал Джорах, съежившись, а затем его фигуру окутала серая дымка, и образ растворился во мраке.

Все это время Рейстлин наблюдал за происходящим с настороженным интересом. Когда последняя искра миража угасла, он заметил:

— Похоже, вы повергли колдунов в смятение, кхалиси. Вы быстро учитесь отличать иллюзии от реальности.

— Это было совсем несложно — Джорах никогда бы не позвал меня к драконам. Скорее, он завел бы докучливую речь о том, почему я должна сейчас же покинуть башню, — Дени ухмыльнулась не без ехидства. — И вдобавок, колдуны не поработали над запахом, а между тем, от настоящего Мормонта разит, как от дикого зверя.

— О нет, едва ли — дикие звери несколько более чистоплотны, — Рейстлин тихо фыркнул. — Ну что ж, полагаю, теперь мы можем продолжить путь.

На самом деле маг не был уверен в своих силах — сырой холодный воздух в Стенах Бессмертных пагубно на него влиял. В его груди зарождалась ноющая тяжесть, которая обычно предвещала приступ недуга. Однако стояние на месте все равно не улучшало положения, и потому Маджере принял решение возобновить подъем. Оставалось лишь надеяться, что он с принцессой доберется до цели прежде, чем застарелая хворь проявит себя. Но лестница все не кончалась, и с каждой ступенью скудные силы Рейстлина таяли. Единственное, что держало его на ногах и заставляло идти вперед — это возрастающая злоба. Он злился на колдунов, построивших треклятую башню, и на Дени, приведшую его сюда, но больше всего чернокнижника раздражала собственная унизительная слабость, помеха, случившаяся так не вовремя.

Дэйнерис не могла не заметить перемены в состоянии и настроении своего провожатого. Она осторожно поинтересовалась:

— Рейстлин, все ли с вами в порядке?

— Все просто блистательно, — прошипел тот, едва удерживаясь, чтобы не вспылить. — А разве по мне не заметно?

И в тот же миг приступ настиг его. Дыхание мага сбилось, вдох болезненно застыл у него в груди, легкие сжались, точно их сдавил стальной панцирь. А затем все тело Рейстлина сотряс ужасный, тяжелый, хриплый кашель. Чернокнижник судорожно скрючился, прижав к устам ладони, вмиг позабыв и о Дэйнерис, и об опасности колдовских иллюзий. Единственное, что ему осталось — отчаянная борьба, схватка со жгучей болью за ускользающий глоток воздуха. В глазах у него темнело, изо рта по подбородку сочилась алая кровь, а приступ все длился и длился, и никак не прекращался. Лишь изредка кашель затихал на мгновение, и Рейстлин чаял, что мучения окончены — но недуг тотчас возвращался и терзал его еще сильнее.

А потом, так же внезапно, как начиналось, все завершилось. Острая боль угасла, новый вдох принес в легкие блаженное успокоение. Мир, помутившийся было в глазах, вновь обрел четкость, а происходящее вокруг — значение. Рейстлин медленно вдохнул и выдохнул еще несколько раз и, опираясь на посох, осторожно распрямился. И тотчас с окровавленных уст сорвалось раздраженное проклятие: принцесса, что звала себя драконьей матерью, бесследно растворилась в индиговых сумерках.

'Чрево Такхизис! Провалиться в Бездну колдунам и их башне вместе со всем этим жалким ничтожным мирком!'

Но вдруг его внимание привлекло нечто совершенно особенное. Маджере ощутил поблизости источник колдовской силы — огонь, подобный маяку, что пылал под сводами башни. Незримый, всепроникающий, он эхом резонировал с собственной силой мага, и Рейстлин вознамерился достичь его, хотя бы ему и предстоял подъем стократно дольше и опаснее пройденного.

На удачу, до верха оставалось совсем немного, и за несколько минут чародей одолел последние полсотни ступеней. Лестница подвела его прямо к порогу округлых арочных врат. За этими вратами высотой в три человеческих роста начиналась полнейшая темнота. Едва маг приблизился к ним, как изнутри раздался пронзительный крик. Долгий, звенящий, исполненный ужасной боли, он перешел в протяжные хрипы, а затем оборвался. В спертом воздухе поплыл густой дымный запах.

'Пахнет обугленной плотью, — понял Маджере. — В месте, куда я направляюсь, кто-то только что сгорел заживо'.

Чернокнижник удобнее перехватил посох в левой руке. Какие бы опасности ни поджидали Рейстлина впереди, его желание исследовать магический источник оставалось непреклонно.

И вот чародей вступил во тьму. Он двигался совершенно бесшумно, словно и сам был частью этого мрака. С каждым шагом запах горелой плоти усиливался, обостренное зрение мага выхватывало из окружающей темноты смутные силуэты. Он различил округлое помещение с возвышением по центру, похожим на постамент, и массивными колоннами. Но Рейстлина сейчас вело не только и не столько зрение, сколько магический резонанс: то было мощное и очень приятное ощущение, волны тягучего тепла, разлившиеся по телу. Они концентрировались в руках, в кончиках пальцев, наполняя их жаром.

Приблизившись к возвышению, Рейстлин остановился и воздел над головой колдовской посох:

— Ширак.

Сиплый голос подхватило эхо и вознесло под своды зала, разбивая и повторяя стократно. Впервые за время путешествия по Эссосу чародей успешно сотворил заклинание. Навершие посоха, обсидиановый шар, схваченный драконьей лапой из золота, вспыхнул. Белый колдовской пламень зародился внутри и излился вовне, и темнота рассеялась. Пред огненными очами мага Маджере предстало истинное чудо, прекраснейшее из творений этого мира: драконы.

В Кринне, в своем прошлом, Рейстлин уже не раз встречался с драконами. Он всегда испытывал перед ними неподдельное восхищение, ибо они являлись живыми воплощениями магии. Но то были огромные могучие создания возрастом более половины тысячелетия, а сейчас чародей узрел детенышей, с лапками чуть толще человеческого пальца, с крыльями, полупрозрачными и хрупкими, точно у мотыльков. Завидев сияние посоха, они вытянули шеи и защебетали — не по-звериному, не по-птичьи, но совершенно волшебными журчащими голосами. Их было трое: черный, как ночь, кристально-зеленый, как изумруд в морской волне, и светло-золотой, подобно первым солнечным лучам на рассвете.

А на постаменте, рядом с малышами, обнаружилась их пропавшая родительница. Дэйнерис сидела, понуро подпирая ладонями подбородок, с запястьями, схваченными цепью. К ее ногам тоже подходила эта тонкая, но прочная серебристая цепь, обвившая змеей драконьи шеи.

Увидев чернокнижника, принцесса воскликнула:

— Рейстлин! Вы здесь. Я уж подумала, колдуны поразили вас каким-нибудь опасным заклинанием.

— Колдуны? — с тихим презрением процедил Маджере. — О нет, кхалиси, колдуны здесь совершенно ни при чем. Со мной все в порядке, и с вами, как вижу, тоже.

— В ваше отсутствие один из преступников сковал меня, — Дэйнерис вытянула руки, демонстрируя цепь, — но потом мои дети сожгли его.

При слове 'сожгли' дракончики обменялись щебечущими криками. Опустив глаза, маг обнаружил у себя под ногами обширное пятно золы и фрагменты обгоревших костей. Погибший колдун стоял ровно на том же месте, где он сейчас.

— Освободите меня, — продолжила пленница, — и вас не постигнет такая же участь.

Для Рейстлина, даже с учетом обстоятельств, эти слова прозвучали чересчур нагло. Но прежде, чем чародей успел осадить принцессу, в действо вмешались хозяева башни. От лестницы донесся шум движения и невнятный шепот, и в залу явились трое — не люди, но чахлые мумии, скрывшие ветхую плоть под черным тряпьем. Хрипло дыша и шурша балахонами, они приблизились и замерли в десятке шагов от мага. Ввалившиеся глазницы и синие губы делали колдунов подобными мертвецам, которых по гнусному недосмотру забыли закопать в землю. Все трое были очень похожи друг на друга — согбенные, лысые, морщинистые.

Первый колдун нарушил молчание:

— Дэйнерис Таргариен наша, — проскрипел он надсадно. — Дети нуждаются в матери. Без нее драконы погибнут, а мы не можем этого допустить.

— Драконы пробуждают магию, — эхом подхватил другой, — здесь они будут благоденствовать, а магия Известного Мира — расти и крепнуть вместе с ними. Стены Бессмертных, как встарь, наполнятся процветанием.

Третий выступил вперед, болезненно щуря глаза на свет. Его надтреснутый голос дребезжал, словно скверно закрепленное в раме стекло.

— Чужак по имени Рейстлин Маджере. Молва твердит, ты прибыл из далекого Асшая, что у Тени. Ты жаждешь силы, как и мы, и показал себя достойным этой силы. Ты волен задержаться здесь и равно волен уйти — мы не намерены чинить тебе препятствия. Но, так или иначе, Матерь Драконов останется в Стенах Бессмертных во веки веков.

Рейстлин пристально взирал на колдунов, и его жуткие желтые глаза полнились отвращением и ненавистью. Он видел тех, кто зовет себя 'Бессмертными Кварта', насквозь. Сознав, что иллюзии не властны над чужаком, они устрашились и отчаянно возжелали перемирия, но чернокнижника оно отнюдь не прельщало. Его и самого заинтересовал источник магии — в Известном Мире, где чародейские силы почти не действовали, то был поистине бесценный ресурс. Маджере понимал, что колдуны в погоне за могуществом наверняка еще не раз перейдут ему дорогу. Посему он мрачно отчеканил:

— Вы — столь же бездарные шарлатаны, сколь гнусные воры. Ваше одобрение и подачки мне не нужны — меня устраивает только ваша смерть.

Затем он прошептал слова на неведомом сухом языке, от звучания которого Дэйнерис испытала невольный трепет. Быстро и плавно маг провел перед собой правой рукой, его раскрытые пальцы наполнились светом, и над золотой ладонью зародился сгусток пламени. В течение краткой секунды пламя вращалось и пульсировало, вбирая энергию, а затем Маджере резко выбросил руку вперед, высвобождая заряд.

Вспышка с шелестом разрезала пространство, оставляя за собой каскады искр и густой дымовой хвост. Достигнув ближайшего колдуна, огонь взорвался. Гулкое эхо удара прокатилось по залу, порыв горячего воздуха взъерошил волосы принцессы, маленькие драконы робко прижались к ней. Ветхие мумии вспыхнули, точно былинки, их одеяния и плоть занялись пламенем. Охваченные адским жаром, они с криками поверглись наземь и в тщетной попытке сбить огонь стали кататься по полу. Запах горелой плоти сделался густым и несносно едким. После минутной агонии от 'Бессмертных' остались лишь обугленные, съеженные, жалкие останки.

В воцарившейся тишине черный маг с сияющим посохом в левой руке неторопливым шагом приблизился к принцессе. Маленькие драконы неотрывно следили за каждым его движением, готовые броситься на защиту матери. Дэйнерис тоже наблюдала за чародеем с опаской. Его колдовское искусство в высшей степени поразило и восхитило ее, однако она не знала, чего ожидать в дальнейшем от этой силы — спасения или новой угрозы для себя и своих детей.

Маджере замер перед пленницей с непроницаемым выражением. После краткого молчания он саркастически осведомился:

— Итак, вы что-то говорили насчет моей участи, кхалиси?

— О нет, ничего подобного, — Дэйнерис несколько смутилась. — Освободите меня, пожалуйста.

— Вытяните руки.

Принцесса подставила ему свои тонкие запястья, опутанные цепью. На сей раз Рейстлин обошелся без заклинаний. Черный маг просто дотронулся посохом до оков, и они со звяканьем разомкнулись.

Примечание к части

К каждой (или почти каждой) части буду добавлять подходящую музыку и картинки.

К первой главе, в виде исключения, сразу две песни.

'Последнее Испытание — Ария Чародея (Те глаза). 'Ибо кто прошел сквозь огонь, тот уже во сто крат сильней...'

'Yasmine Hamdan — Hal'. Неизменно вызывает у меня ассоциации с Квартом. Это саундтрек из замечательного фильма 'Выживут только любовники'.

Видения в башне колдунов:

https://pp.vk.me/c626117/v626117058/13b43/MqrZz1iq4cE.jpg

Глава 2. О прошлом Дэйнерис, ее планах на будущее и нежданных встречах с сомнительными личностями.

'Колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уже его ничем не остановишь'.

Принцесса Дэйнерис Бурерожденная стояла у острого края прибрежного утеса. В трех десятках футов под ее ногами сапфирово-синие волны разбивались о камни, сверкая на солнце жемчужной пеной. Дени сжимала в руке старинный бронзовый ключ, сделанный в виде круга для вставки в дверной паз. При мысли о том, что должно было сейчас свершиться, пурпурные глаза принцессы застилали горькие слезы.

— Кхалиси, — окликнул Дэйнерис Джорах, который ожидал ее чуть поодаль, придерживая лошадей, — возможно, вам все же не стоит?.. Ее ведь и вправду могли запугать, заставить...

Дени резко обернулась на рыцаря. Ветер развевал ее волосы, такие же ослепительно-белые, как морская пена, а на щеках блестела соленая влага. Однако ответ девушки был исполнен непреклонной решимости.

— Я не знаю, как все случилось, и уже никогда не узнаю — но кое-что мне известно наверняка: эту кару она заслужила сполна. Она предала меня, предала моих детей, а теперь сгниет в темнице за свое предательство.

Матерь Драконов вытянула руку с бронзовой пластиной над краем пропасти и разжала пальцы. Рокочущий глас бурунов поглотил плеск ушедшего под воду ключа, и вместе с кусочком металла часть ее жизни канула в пучину небытия.

Вот и все — то, что должно, свершилось. Однако Дэйнерис не спешила покидать прибрежный утес: песнь прибоя ее успокаивала, возвращала утраченные душевные силы. В трудную минуту море всегда помогало девушке отрешиться от тягот, ибо с этой переменчивой стихией были связаны ее самые сокровенные, самые отрадные воспоминания.

* * *

Стоило Дени почувствовать кожей прохладный бриз — и снова она, белокурая девочка, собирает ракушки на браавосийском пляже, а старый сир Виллем, щурясь на солнце, смотрит за ней.

Ах, Браавос, славный вольный город, на улице которого стоял дом ее детства, дом с красными дверями и лимонным деревом за окнами... Как легко и беззаботно пролетали дни в этом доме! Опекун и наставник принцессы, сир Виллем Дарри, не думал, что когда-нибудь она вступит в грязные игры престолов. Он дал ей воспитание, возможно, не вполне подобающее для благородной леди. Дени росла необычной, особенной: с малых лет в ней причудливо сочетались упрямство и гордость, коварное обаяние и отчаянная пылкая фантазия. Она читала труды ученых и мейстеров, слишком взрослые для юного ума, и грезила воочию увидеть чудеса, которые в них описаны. Сначала она хотела стать капитаншей пиратского корабля. Потом принцесса решила, что ей надо непременно обрезать волосы, притвориться мальчиком и отправиться в Старомест, где обучают мейстеров. В Цитадели преподавались тайные науки — о, как страстно маленькая Дени мечтала открыть в себе чародейский дар! Сильнее, чем магия, ее манили только истории о драконах и их наездниках.