Ученик фэйери

Сегодня он собирал травы. Ушел из дома еще до рассвета, пока лежит на полях благодатная роса. Бродил среди деревьев едва ли не до полудня, потом сидел здесь, пытаясь просушить на солнце изрядно промокшую кожаную обувь, и теперь собирался возвращаться домой вдоль извилистого лесного ручья, неторопливо журчащего в недалекой лощине. Дорога была знакомой, торопиться не приходилось, так что времени поистине было вдоволь — мать редко ждала его к обеду, если дело касалось не будничной крестьянской работы, а таких вот почти что праздных прогулок.

Говорили, что когда-то он из этого самого леса и появился. Вышел, невесть откуда взявшись, на опушку, да и остался в доме одной из крестьянок, которую с тех пор в угоду окружающим именовал матушкой. Родных его, конечно, даже искали, да не просто так, а силами самого короля, но... Концов так и не наши, поиски со временем прекратили и о произошедшем почти перестали упоминать.

Ну, живет себе мальчишка и пускай его. Бегает время от времени в замок — так ведь король его там, пускай и не сам, а привечает. Книжки всякие позволяет смотреть, с братом Гилбертом разговаривать, к оружию руку примерять. Кто его знает, как дальше окажется — человек своей судьбе не провидец, а уж чужая душа для него и вовсе потемки. Выбьется парень в рыцари или учиться куда поедет — ученым человеком станет... Тоже польза! Авось деревню свою не до конца забудет. Кара-то вон — даром, что королевой стала — своих никогда не чурается. Ни тех, с кем выросла вместе, ни тех, кто мужу ее королевский престол добыл. Каждого по имени помнит, каждому, если что, помочь старается... Глядишь — и этот будет таким же, хотя... это еще с какой стороны посмотреть.

Странный у него характер. Вроде и не неслух, и от работы ни от какой не бегает, и с матушкой почтителен (не то, что некоторые), и старшим не грубит, хотя и не тихоня. Но иной раз взбрыкнет — только диву на него даешься! За "приблуду" там или за "подменыша", так и вовсе сверстнику голову разбить может.

Да и бьет как-то странно. Без предупреждения. Не на возню, как у мальчишек принято за грудки хватать, а по настоящему — на взрослый манер. Так, чтобы второго удара уже не понадобилось: под-дых, по ребрам или в лицо. Даром, что по молодости лет силушки пока не хватает, а то и вовсе, не ровен час, до смерти кого зашибет. Да и глянет порой — тоже мало не покажется: душа в пятки и у взрослых уходит, да только не все в том признаются.

В замке его считали понятливым. Науки (чтение, письмо) давались ему без труда, рассказами о былых временах он готов был заслушиваться с утра до вечера. Интересовался и чертежами. Теми, по которым при Айнэне нынешний замок строили, теми, что для восстановления Гойдхилла предназначались, или техники какой — от военных машин до устройства обычной мельницы.

Близ замка как раз ветряк собирались построить, а так как в этих местах до сих пор только речными да конными баловались, то чертежи пришлось из других мест выписывать. Вот их-то он и смотрел. Не далее, как позавчера, едва только мать с огорода отпустила. Однако пояснений каких-либо от Гилберта (у которого хранились те чертежи) он не добился, а мастер, который должен был ту мельницу строить, куда-то уехал, поэтому новенькие пергаменты разбирать пришлось самому. Кое-что, конечно, так и осталось непонятным, но общие принципы он уяснил и пообещал себе обязательно найти возможность самому побывать на строительстве этого деревянного монстра. Своими глазами посмотреть, помочь в чем, если позволят, а там, глядишь, чему и подучиться.

Учиться он любил, наверное, больше всего на свете. Новые знания впитывались в него, как в губку, и никогда больше не выветривались из памяти. И плевать ему было, касались ли они трав или болезней, истории или давешних чертежей. Вот только крестьянские заботы никак его не задевали. Работать по хозяйству он умел, и действительно никогда от обязанностей своих не отлынивал, но запоминать время сева или еще какой ерунды, укладывать в голове, что с чем сажать и что какое растение любит, было выше его сил, и память в этом направлении никак не желала работать.

К счастью, на данный момент тягомотная возня в огороде как раз временно закончилась, пашня, заботливо выверенная на недалекой луговине, уже начинала зеленеть, и почти до окончания месяца забот по дому у него не было никаких. Ну, разве что там дров наколоть, воды или хвороста из реки-леса принести. Будет время и с мазями-отварами посидеть, и в лес сходить, и в замок или на мельницу-новостройку съездить. Жаль, весной охотиться нельзя, ну, да это и до осени потерпеть может — никуда никакое зверье до той поры не денется.

* * *

Спугнув вышедшего на водопой оленя, мальчишка проворно спустился к знакомому ручью, прошел вдоль него примерно с четверть мили и на крошечной прогалине у поваленного на склон лощины бревна, сам остановился напиться, да и корешки кое-какие, из поутру собранных, водой промочить, чтоб до деревни, чего доброго, окончательно не засохли.

Берег ручья густо зарос по-весеннему мягкой осокой, а у очередной звериной тропы, спускавшейся сюда из основного тисового леса, как будто специально лежала удобная коряга — как раз впору опуститься на колено, чтобы и до воды дотянуться, и одежду не замочить. Что он незамедлительно и сделал, не забыв вытащить из сумки и собранные корешки.

Пил долго, т.к. солнце с самого утра действительно палило нещадно, да и ладоням приятно было ощущать долгожданную свежесть воды. Без жадности, но с тем ни с чем не сравнимым удовольствием, с которым пьет речную воду человек, который знает, что в данную минуту некому за ним наблюдать, однако жажду при этом утоляет вовсе не смертельную, а такую, какую порою даже приятно бывает перетерпеть. Закончив, обернулся к тропе, по которой собирался было подниматься из лещинника в верховой лес, и невольно замер едва ли не на середине движения, почти инстинктивно чуть не схватившись за висящий на поясе добротный охотничий нож.

Дело в том, что на том самом бревне, мимо которого ему пришлось бы пройти, поднимаясь по склону, сидело существо, к роду человеческому относящееся примерно как речка к печке. То есть похожее, конечно, (в случае речки и печки — исключительно по звучанию), но...

На вид — вроде юноша лет восемнадцати. Высокий, худощавый, светловолосый. Лицом... поприятней многих. С длинными прямыми прядями, по-простому откинутыми на спину и не скрепленными ничем — даже полоской кожи, чтоб в глаза не лезли. Одетый в светлую рубашку, замшевые штаны цвета старой оленьей кожи и такую же узкую безрукавку на шнуровке. Длинную или короткую — и не разберешь, когда никогда прежде такой не видел. Рядом — дорожная сумка на длинном ремне вышитая тонкими "нитями" более светлой кожи, из открытого "зева" которой едва виднеется кончик отделанной серебром флейты. Менестрель что ли?

Но нет, будь он по специализации кем угодно, человеком он точно не был. Поза, поворот и наклон головы, идеально прямая спина, что-то неуловимое в движении светлых глаз. Все в нем говорило о том, что случилось, наконец, то, чего на памяти людской не происходило уже много-много лет. Житель лесов пожелал встречи с человеком, а вот зачем ему это понадобилось, узнать мальчишке еще предстояло. Тем более что он в жизни поверить бы не смог в то, что незнакомец подошел к нему так близко и шагов его абсолютно не было слышно в густом подлеске орешника. Хотя, если пришелец — действительно фейери, то это, конечно, многое объясняет.

— Привет, — улыбнулся юноша, спокойно, хотя и чуть насмешливо, глядя на собеседника.

— Только колдовать не вздумай, — ляпнул мальчишка первое, что пришло в голову.

— А что — неужели испугаешься?

— Нет, — буркнул тот, — но, думаю, что это вряд ли приведет меня в восторг.

— Не любишь фокусов? — незамедлительно последовал новый вопрос.

— Фокусов или колдовства? — ловко парировал тот, и незнакомец почему-то счел за благо ему поверить.

С этого момента начало разговору можно было считать положенным, и мальчишка медленно отошел от ручья, идя, разумеется, в сторону пришельца. Первоначальная реакция его быстро сменилась любопытством.

— Покажись, — коротко произнес он, тихо подозревая, что облик юноши не более чем простая обманка. Что-то в нем нет-нет да и не вязалось с обычным в этих местах представлением о Дивном Народе. Встретившийся с чужаком и сам пока не мог понять, что именно, но насчет обманки уверен был точно.

— Представишься — покажусь, — ехидной усмешкой донеслось с недалекого уже бревна. — Тебя как зовут?

— Роберт, — привычно ответил тот и, словно в ответ на его слова, внешность фейери как будто заволокло легким туманом, а всего через мгновение под свисающей, подобно зеленому навесу, веткой орешника появилась высокая стройная девушка, облик которой теперь уже действительно был обликом той, кем она являлась на самом деле.

Не изменив толком сложения и цвета волос, она преобразилась в изящнейшее, и в то же время крайне естественное существо, очертания которого ничуть не скрывали тончайшие ткани зеленого с чуть более темной вышивкой платья. Легкая юбка его была разделена четырьмя разрезами заметно выше колен, и лишь от плеч до середины бедра тело прикрывало более плотное одеяние, сильно приталенное и отороченное по краю настоящей золотой тесьмой. На ногах девушки красовались мягкие остроносые мокасины (от разрывов в пути защищенные разве что магией), а длинные волосы были привычно убраны в высокий хвост, чуть прижатый близ основания двумя тонкими косичками, собиравшими свежевымытые пряди у висков. И что самое удивительное — несмотря на откровенную сказочность и необычность внешности (вплоть до знаменитых заостренных кончиков ушей) во внешности ее не было ничего хрупкого или чрезмерно утонченного. Это был облик не изнеженной инфантильности, а существа, вполне способного и оленя на бегу подстрелить, и у костра в дождливом лесу прекрасно выспаться. Вон и длинный лук с колчаном в руках и у бедра появились...

— Ну что — доволен? Или еще что показать, чтобы ты разговаривать со мной начал?

— Хватит, — признался мальчишка. — Лучше имя свое назови. А то неудобно как-то, особенно, если тебе разговор со мной нужен... Я, конечно, могу и "эй ты!" попробовать, но тебе не понравится.

Фейери невольно усмехнулась:

— Рискуешь грубить Древним? — и, не увидев реакции на угрозу, смягчилась. — Хорошо, если хочешь, зови меня Лисенком.

* * *

— Подожди, мне надо подзарядиться, — внезапно остановившись на замшелой тропе, заявила Лисенок. — Здесь неподалеку есть источник. Пойдем?

Роберт неопределенно пожал плечами. Ему, в общем-то, было все равно, куда идти, а с Лисенком, по крайней мере, было интересно. Не походила эта прогулка на обычные его походы в одиночку. Так почему бы и не сходить? Тоже ведь приключение.

И вместе они повернули на небольшую полянку, заботливо укрытую от посторонних глаз небольшой дубравой. Трава на ней была удивительно сочной и покрывала все вокруг настолько плотным ковром, что казалась мягкой подушкой из светлого бархата, а чуть с краю от центра поляны рос еще один дуб. Не тысячелетний великан, конечно, но тоже удивительно раскидистый, как и любое дерево, растущее на относительном приволье. Сразу видно — место явно благодатное. Может вода сюда хорошо поступает, может еще что...

За этим "еще чем-то", как выяснилось, и пришла сюда Лисенок. Побродив немного с полу прикрытыми глазами возле одинокого дуба, она мягко опустилась на траву, сняла с пояса какой-то амулет и бережно положила его рядом с собой, по-прежнему продолжая держать в руках тончайшую, но, видимо, чрезвычайно прочную цепочку. В какой-то момент амулет в ее руках тихонько засветился, свечение его постепенно перетекло на фейери, окружило ее чем-то вроде тончайшего ореола, и из неопределенно-светлого стало зеленовато-желтым, а затем, внезапно вспыхнув напоследок, пропало, как будто его никогда и не было.

Роберт невольно смотрел на происходящее во все глаза.

— Что это? — удивленно выдохнул он через пару минут.

— Энергия, — буднично отозвалась Лисенок. — Основа жизни любого Волшебного существа.

— Ты... это ешь?

— Ну, — рассмеялась Лисенок, — можно сказать и так. В общем, если мне ее не хватает, я стараюсь как можно быстрее ее найти. Иначе будет плохо. Если найти не удастся, могу и умереть... Хотя, постой, ты что — что-то ВИДЕЛ?

— Н-ну, да... Сначала бесцветное, потом... Зеленое с желтым. А что?

— Вообще-то не должен бы. Лови!

В сторону Роберта стремительно полетел импровизированный "снежок", на скорую руку слепленный его новой знакомой. Мальчишка машинально двинул рукой, не столько ловя брошенный энергетический мячик, сколько пытаясь заслонить ладонью лицо, и пестрый комок с куда большей скоростью умчался в сторону дуба, ударился о его морщинистую кору и исчез, очевидно, вернувшись обратно в источник.

— Здорово! — глаза Лисенка светились едва ли не большим восторгом, чем глаза ее спутника. — Здесь есть еще источники. Найдешь?

Роберт невольно огляделся по сторонам. Ничего нового глазами он не увидел, а затем вспомнил, что сама Лисенок зрением при этом не пользовалась. Скорее, пускала в ход что-то вроде внутреннего чутья. Попробовав ей подражать, он не столько почуял что-то, сколько его почувствовал. Тихие толчки в толще земли, чем-то сильно похожие на ток крови в жилах. Чем глубже, тем менее заметные, но в нескольких местах выступающие на поверхность, подобно человеческому пульсу или сонной артерии.

Проследив одну такую жилу подобно волку, напавшему на свежий след, он неуверенно подошел к очередному "пульсу". Присел рядом с ним на корточки и осторожно коснулся пальцами, желая получше изучить эту штуку, прежде чем спрашивать у Лисенка, что теперь делать. Ведь у него никаких соответствующих амулетов не было. Однако, едва только пальцы Роберта коснулись источника и слегка надавили на бившееся в нем подобие жизни, кончики их как будто прорвали тонкую пленку у кромки воды и погрузились во что-то вроде крошечного лесного ключа. Невидимое, но хорошо осязаемое подобие воды переливалось под пальцами, подобно настоящей подземной влаге и спрашивать, что именно стоит с ней делать, Роберту уже не понадобилось. Просто держать руку в струях "воды" и с интересом чувствовать, как она не только холодит прикосновением кожу, но и сама собой проникает внутрь, постепенно заполняя собой едва ли не все его существо.

Занятый внезапно захлестнувшими его ощущениями, он и не заметил, насколько внимательно наблюдала за ним Лисенок. Весьма своеобразно относясь к людям вообще, она никак не ожидала встретить Могущественного в месте, где по ее сведениям о чем-то подобном забыли давно и прочно. Не будь он человеком, она, пожалуй, изрядно помогла бы ему, может быть стала бы даже другом, но застарелая неприязнь к роду людскому и присущий ее народу изрядно сволочной характер, упорно толкали фейери на злую, в общем-то, шутку. Она покажет ему кое-что (все равно необходимо занять чем-то изрядный кусок времени), а затем оставит, и пускай этот краткоживущий выбирается из неприятностей как хочет. А ей? Ей пока что просто будет интересно...