Роман о человеке по имени Мстислав

— А ты ненормальный, — ответил Димитар, на попытку сесть,— Лежи, тебе двигаться нельзя

А я с ним не стал спорить и обратно прилег, вскоре и не заметил, как погрузился в сон.

* * *

**

Так минуло несколько дней, три или четыре. Точнее трудно сказать, находясь в трюме без иллюминаторов, где из источников света только тусклая, постоянно мерцающая лампа. То я проваливался в забытье, то приходил в себя и счет дням сбивался. Димитар мне рассказал, как их с племянником угораздило попасть в плен. Оказывается, они плыли на той же злополучной 'Золотой рыбке' что и я, только были в каюте дальше по коридору. Проснулись только тогда, когда услышали выстрелы, которые их и разбудили. Значит, пираты действовали слаженно и четко, наверняка своего человека на судно заранее подсадили и рассчитали все заранее и лишь мое преждевременное пробуждение, внесло неприятные коррективы в их четко построенный план.

Оригинальностью история Димитара и его племянника не отличалась. Парня Димитар взял к себе, когда его родители скончались от болотной лихорадки. Мать Богомила приходилась Димитару сестрой и попросту оставить паренька на волю судьбе он не мог — к сестре души не чаял. Вот уже как десять лет обучает его в меру своих знаний, а паренек и не против. Сейчас же они направлялись в порт Пловиса, откуда намеривались отправиться в Скопис, где в местной больнице у Димитара была должность главного хирурга. По какой-то там программе обмена специалистами он поработал несколько лет главным хирургом в госпитале на прифронтовой полосе, леча постоянно прибывающих раненных в схватках с кочевниками. Потом с почетом был отправлен в Хардон, а вот теперь возвращался на родину, да вот не судьба видать... Наверное, это что-то значило, потому что он все это время рассказывал с плохо скрываемой гордостью о своей работе. И судя потому, как он меня заштопал — гордился он вполне заслужено.

На вопрос почему меня оставили в живых, а не убили, да ещё и подлатали, оказав вполне сносную медицинскую помощь. Он лишь пожал плечами и сказал, что я вроде бы чем-то заинтересовал капитана вот и все, да и дружки убитых рассчитаться явно не против будут. Капитан распорядился выходить меня и строго настрого наказал местному надсмотрщику по имени Акдал, чтобы и волосок с головы не свалился и приволочь меня к капитану, когда я более-менее отойду. На что тот сквозь зубной скрежет вынужден был согласиться и даже особо не пинал меня. Оказалось, что я убил его товарища, кинувшегося на меня с ятаганом в коридоре. Из местных реалий следовало, что берберы вкрай обнаглели и что они так далеко от своих земель ещё не заходили. Сейчас же, как выяснилось, из коротких реплик Акдала, мы направлялись в Орду* где нас ожидала невольничья колодка на шею и руки с дальнейшей продажей новым владельцам. Точнее эта участь ждала всех, кроме меня, для меня затевалось нечто особенное, что должно мне понравится по словам тюремщика...

* * *

**

Огляделся, убедился, что все спят, да и немудрено — ночь над миром сгустилась. Отчего бы еще все разом задрыхли? Вон, иногда дополняя храпом громкое посапывание, дрыхнет верзила-надсмотрщик, да и в камерах на первый взгляд все спят. Вот только бедолага из камеры напротив, постанывает в бреду — ему лекарства не достались.

Нужно что-то делать. Так, а чтобы что-то делать, что у меня есть-то? На мне легкая полотняная рубашка, парусиновые брюки, слегка надорванные и в крови вся левая штанина, но это ничего, бывало и хуже...да, бывало и усмехнулся своим старым воспоминаниям.

Ага, а вот крест граждане иноверцы не захотели брать, ну оно и немудрено...вот если бы он из золота или серебра был или на худой конец из меди тогда да, а так крест у меня из нержавейки да на кожаном потертом шнурке. Кому такой нужен-то? Да вот только крест у меня не совсем лишь символ веры, до веры мне-то плевать: внутри запрятан крохотный стилет с лезвием в пару сантиметров, да отделение на пару таблеток с весьма интересными свойствами. Сноровисто открутив крышку — нижнюю часть креста, проверил лезвие и поспешно закрутил обратно. Еще после моего пробуждения от бреда в голове понемногу начал вырисовываться чистой воды авантюрный план, а к этой ночи он обрел свою завершающую форму, но теперь же все зависело от других исполнителей плана, которые пока о своем участии в нем даже и не подозревают.

Немного переместившись, насколько позволяли кандалы, к балранцу пнул его здоровой ногой, затем еще и еще, только когда уже вложил немного силы в пинок, тот проснулся и перепугано заозирался по сторонам, а когда разглядел меня и успокоился, я шепотом сказал:

-Слушай Димитар, пригодится твоя помощь.

-Да, что? Тебе хуже? Что-то болит?

-Да нет, я не о том.— и, понизив голос, продолжил.— ты хочешь выбраться из плена?

Старый врач лишь хмыкнул и горько усмехнулся. Попытался перевернутся на другую сторону, но я его удержал за руку.

-Послушай, я серьёзно и я не брежу.— уставился я в его глаза, пока он не отвел взгляд,— Тебе нужно будет лишь подыграть мне не более

-Ты смеёшься?! Ты вон всего шестые, нет, седьмые сутки как в себя пришел, а уже со штыками на баррикады...

-Да выслушай ты наконец,— немного повысил я голос и оглянулся на все так же мирно посапывающего охранника.-Ты хочешь выбраться или нет? Подумай о племяннике и о себе, что вас ждет дальше? Плантации со всех сторон окруженные непроходимыми песками или ядовитые пустоши с их древними руинами? Долго ты протянешь, а долго ли Богомил?

Это и стало последней каплей, судя по всему, для не очень решительного врача и он лишь обречено кивнул.

-Хорошо. Слушай сюда,— усмехнулся я и показал распятье, зажатое в руке.

* * *

**

-Он умер, умер! Помогите. Акдал, Акдал! — надрывался врач, изо всех сил тряся прутья худыми руками.

Ещё секунду назад мирно спящий надсмотрщик подорвался, меха выпали из рук. Рука шарит по кобуре. Голова завертелась, ища источник шума. Затем узрев его, торопливо подскочил к клетке, чуть было не отбил дубинкой пальцы врача, схватившие прутья. Тот лишь в крайний момент отпрянул.

-Эээ..багирмак? Чаво кричишь?!

-Этот умер, видишь,— сквозь практически полностью зажмуренные глаза я наблюдал за мельтешащимся Димитаром.

-Эээ..шайтан!— засуетился охранник, зашумел связкой ключей. Но нужный все никак не мог отыскать. Связка нервно крутилась и в итоге выпала из рук. На что охранник разразился гневной и явно неприличной тирадой на своем каркающем наречии.

Но вот испробовав ещё несколько вариантов, он таки подобрал правильный ключ. Отворил дверь, да так что она отлетела и с грохотом врезалась в решетчатую стену клетки. До этого не обращавшие особого внимания заключенные подошли к стенам своих решеток, разглядывая происходящее получше. Акдал подлетел ко мне, на ходу откинув врача в сторону рукой как тряпичную куклу. Врач, впечатавшись в стену, на мгновение замер, а затем сполз по ней. Извини мужик, я ж не знал, что он тебя припечатает. Тюремщик же упав на колени подле меня, начал неумело прощупывать пульс, при этом в полголоса слышны ни на миг не прекращающиеся ругательства.

Открыв веки, вижу изумление в глазах османа, оглядывающего до этого момента бездыханное тело, но я уже занес правую руку с распятием, а левой — обхватил толстую вспотевшую шею. Осман пытается отклониться вбок, но поздно — крошечный стилет, с мерзким хрустом пробивает висок, артерию и упирается в череп. Глаза застывают, расширившись от ужаса, в них еще некоторое время плещутся его отголоски и удивление, плотно перемешанные со страхом, но потом безжизненная пустота заполняет их, на лице теперь уже навсегда застыла маска недоумения. Зрачки расширяются и замирают. Тело еще несколько раз вздрагивает и валится на меня всей своей, более чем в центнер, массой. Дыхание тут же схватывает, а боль застилает глаза. Поломанные ребра вспыхивают огнем. Сверху из пробитого виска, продолжает, уже едва сочась сквозь пальцы, бежать теплая противная и густая жидкость. Но вот ноги ещё пару раз скребут по полу и последние конвульсии обездвиживают тело пирата...Почти перестает литься кровь, лишь ленивый ручеек продолжает стекать.

С помощью врача, кое-как удалось выбраться с под огромной туши, я вновь обрел способность дышать. Вдох полной грудью аж до гипервентиляции и небольшого помутнения в голове. На доли секунды, затмевает все. Но пелена быстро рассеивается, я прихожу в себя и, кое-как поднявшись на колени, начинаю обшаривать труп. А ошалелый Димитар стоит со связкой ключей и недоуменно хлопает глазами.

-Чего стоишь, а?! А ну живо кандалы скидывай с племяша и другие клетки отворяй,-прикрикнул я на него. Судя по всему это подействовало, тот, суетливо перебирая ключами, начал размыкать кандалы на оторопевшем от увиденного Богомиле.

А я вновь вернулся к приватизации честно добытого добра убиенного пирата. Так что тут у нас? Револьвер в кобуре из рыжей кожи. Откидываю клапан и достаю обычный туранский 'Заркав-25'*. Револьвер новый, но давно не чищен, как раз под стать своему хозяину. На поясе ещё пара проволочных скорозарядников и штук пятнадцать патронов россыпью в небольшом кармашке. Слева висит внушительных размеров ятаган и чуть в стороне — тяжелая, но короткая, сантиметров в сорок дубинка оббитая кожей. Вот и все, что оказалось у трупа...Не густо. Хотя чего ещё было ожидать от пирата-раздолбая, которого из-за постоянных проступков поставили лишь следить за пленными, а он и с этим не справился. Но мы от этого же оказались в плюсе...Хотя рановато так рассуждать...поживем-увидим, если доживем. С этими обнадеживающими мыслями я живо стянул ремень с трупа и, кое-как подстроив на поясе, встал на ноги, то и дело, хватаясь за прутья решетки.

* * *

*'Заркав-25' — шестизарядный револьвер туранского производства, вполне добротное и качественное оружие со стволом 170мм и калибром 9х25мм

* * *

За реквизицией небогатого скарба не заметил, как Димитар поотворял все клетки с пленными и поразмыкал кандалы. Всего оказалось пятнадцать человек способных стоять на ногах, еще четверо были тяжелораненными, находились в беспамятстве, а один и вовсе в бреду постанывал. Окинул всех быстрым взглядом, сказал:

— Граждане заключенные. Думаю, все понимают что произошло?

— Бунт на корабле?— кто-то сказал из толпы

Другой голос тут же добавил: — Ну и дебил

— Попытка освобождения. Теперь у нас у всех есть свобода выбора. Или мы окончательно обретем свободу предварительно лишив её берберов, либо мы умрем, но умрем, как и подобает — в борьбе, а не сгнив, спустя пару лет никчемного существования, рабами где-нибудь на плантациях. — от переизбытка адреналина меня пробило на дрожь и словоблудие.

— И что нам делать?— опять раздался тот же голос из толпы, что столь нелицеприятно охарактеризовал моряка, секунду назад. Присмотрелся к говорившему, в этот раз немного вышедшему вперед из общей массы. Лет под сорок, лысая голова, ярко рыжая боцманская бородка, кряжистый, чуть сутуловатый, но видно, что очень сильный человек. Кажется, он и был боцманом на 'Золотой рыбке'.

— Биться. Вы согласны? Других вариантов я не вижу.

Люди зашумели, переговариваясь между собой словно рой пчел, и опять этот же мужичок прикрикнул на остальных:

— Да тише вы, сучьи дети!— шум затих, а он продолжил,— Ясный мы согласны. Но как же? Ведь берберов под три десятка должно быть где-то. Как драться? Мы все же в большинстве своем матросы, а не воины

— Как тебя зовут?

— Иван — боцман 'золотой рыбки'...бывший боцман,— понурившись, ответил он

— Иван, Димитар,— я указал перстом на врача,— когда его водили к шкиперу, сказал что берберцы далеко не все остались на своем судне. Почти половина их отбыла вместе с награбленным в Самсун на барке 'Золотая рыбка', а мы идем на их шхуне в порт Орду — наибольший невольничий рынок в регионе. Надеюсь не надо объяснять зачем?

— Нет,— опять за всех ответил понурый боцман

-Тогда, кто умеет нормально обращаться с оружием, подойдите. Из толпы сразу отделилось двое парней схожих как две капли воды — близнецы. Их я запомнил ещё по первому дню плаванья на барке. Они входили в пятерку охраны нанятой покойным купцом. Оба крепкие, высокие и молчаливые из северян. Длинные соломенные волосы сзади заплетены в косицы, а аккуратные бороды, чем-то напоминавшие эспаньолки, начали запускаться. Светлые серые глаза внимательные и подвижные, у одного смачный фингал под глазом и разбитая губа. Лица же спокойные и невозмутимые.

— Я-Ингвар, это-Олаф.— представился норман с фингалом почти чисто, но все же с сильным 'гавкающим' акцентом,— готовы бороться

— Хорошо. Тогда вот вам,— я отдал одному дубинку, а другому ятаган,— думаю, пользоваться вы умеете

Норманны лишь переглянулись и хищно улыбнулись

-Умеем

Разбитые губы, изображающие улыбку, выглядят очень специфично, меня аж внутренне передернуло. Братья не просто так утверждали, что умеют обращаться с оружием.

За ними подошли остальные. Сначала робко, а потом увереннее. Люди хватали цепи, кандалы, все, чем можно было нанести увечья. Вскоре вновь выстроились, но уже вполне уверенной в себе толпой. Было видно, как люди прибодрились и внутренне подобрались. Если есть тот, кто принимает за тебя решения, то жить становиться проще. И нет мук выбора, кроме как для принимающего решения. Но в такие моменты и вовсе нельзя допускать вольнодумства.

— Слушайте план. Мы находимся в самом носу шхуны, далее идет грузовой отсек, а за ним уже моторное отделение, поверху идут каюты экипажа, а выше рубка и каюта капитана. Мы проходим сейчас в грузовое отделение ищем крюки, топоры... в общем, все то, что сойдет за оружие. Далее мы с Ингваром и Олафом проходим к машинному отделению и проверяем его. Ты и ты,— я поочередно указал на двоих парней крепкого телосложения из матросов, стоявших с цепями кандалов в руках,— идете с нами. Когда будем проходить лестницу вы занимаете позиции с обоих сторон и стережете тылы. Всем свои задачи ясны?

Никто не возразил, лишь закивали, ну и хорошо. Видать моя выходка подняла авторитет в глазах пленников и пока его оспаривать никто не собирался, а значит, есть шансы провернуть все как следует.

-Вот и замечательно. Тогда приступаем господа

Честно признаться я опасался, что какой-то непутевый корсар может находится в грузовом трюме, опившись вина или ещё как незнамо забредший, но пронесло, и трюм встретил нас безжизненными тюками со всевозможным грузом, продовольствием, какими-то бочонками, ящиками, различными инструментами и прочим хорошо принайтовленным и закрепленным. Люди рассыпались по помещению в поисках всего, что может послужить оружием, а мы с норманнами и двумя крепкими матросами пошли дальше.

Освещения как такового практически не было, лишь где-то в глубине, у самой лестницы, покачивался на крючьях масляный фонарь. По мере приближения к освещенному участку пришлось практически подкрадываться. Но подойти к лестнице труда не составило и никто тревогу не поднял.

Матросы встали по обе стороны чуть позади. Ингвар с Олафом подходят к двери, ведущей в машинное отделение, а я их в это время страхую с револьвером. Машина не работает — значит под парусами идем. А там может быть механик или ещё кто, по-любому проверить следует. Один из скандинавов пробует открыть дверь, но она оказывается запертой, по губам северянина можно прочитать непонятные ругательства и он, смотря на меня, пожимает плечами. Подхожу к одному из матросов с наказом найти Димитара и скорее привести его ко мне. Через минуту подходит Димитар, вооруженный каким-то плотницким топориком. Это столь контрастно сочетается с его внешностью, что у меня на лице появляется улыбка.