Острые грани пророчества. Глава 7.

Квай-Гон был для него не просто наставником, скорее, мужчина занял место отца. Да, поначалу им было тяжело уживаться друг с другом, характеры у обоих были те еще, однако, с течением времени они стали друг для друга семьей. И гибель Джинна от рук жуткого татуированного забрака падавана просто подкосила. Его мир рухнул.

Прошли годы, пока он смирился с этим, но все равно, эта рана до конца так и не зажила.

Рядом шагал Энакин, только-только ставший по странному решению Совета рыцарем, хотя какой из него рыцарь? Ему еще столько надо изучить! Просто мальчишка с ветром в голове... А где-то там их ждет неизвестный одаренный. Кеноби не чуял Тьмы, но это еще ничего не значит. Тот ситх тоже маскировался...

Неужели ситуация повторится?

Турболифт доставил их на мостик, клон целеустремленно шагал вперед, джедаи шли за ним, Энакин источал потрясение всеми порами кожи, а Кеноби нервничал все сильнее. Глаза впились в рослую фигуру, затянутую в мундир офицера, стоящую возле голограммы, изображающей корабль... Оби-Ван вцепился в сейбер, мужчина, стоящий спиной, повернулся...

Во второй раз за день Кеноби впал в кратковременный ступор.

— Найра?! — сдавленно просипел джедай, пялясь на краснокожего твиллека, скорчившего при виде Оби-Вана жуткую рожу.

— Оби-Ван!

Мужчины уставились друг на друга с явным отвращением. Кеноби, оставив сейбер в покое, надменно выпрямился, глядя на офицера, как на таракана.

— И что ты тут делаешь, отступник?

— Пфе! — фыркнул сквозь губу твиллек. — То же мне, главный морализатор всея Ордена! Ты тут пролетом, вот и сопи в две дырки и помалкивай! Невинная фиялка!

Оби-Ван гневно вскинул голову.

— Язык вырву!

— Ой-ой! — сложил руки на широкой груди твиллек. — Испугал. Что ты так трясешься, боишься, что научишься плохому?

Все, кто присутствовал на мостике по долгу службы или просто так, с интересом наблюдали, как собачатся джедай и адьютант капитана. От мужчин просто пар валил и искры летели, они подкалывали друг друга, не переходя, впрочем, на грубую словесность, стоящий рядом высокий парень в джедайской робе изумленно смотрел на своего старшего товарища. Такого он явно не ожидал.

— Попридержи язык, Оби-Ван. И вообще, уматывай. Тебя транспорт ждет, — неожиданно прекратил ругань Найра, получив на планшет сообщение.

— С чего это вдруг? — сощурился Кеноби. — Я отлетаю завтра...

— Сегодня, — оборвал его бывший джедай. — А точнее, прямо сейчас. Твой транспорт прибыл. На Джеонозисе опять что-то непонятное творится, так что, тебя срочно вызывают. Как имеющего опыт.

— Как ты тут очутился, Найра? — Кеноби уставился на бывшего собрата полным подозрения взглядом.

— Просто, — буркнул твиллек. — Жить-то на что-то надо. И жратаньки почему-то хотелось. Вот и пошел в юстициары. А потом призыв и все дела.

— М-да... — вздохнул Оби-Ван, и Найра философски пожал плечами.

— А что еще было делать? А так, карьеру вот строю...

— А где капитан? — очнулся от размышлений Кеноби. Твиллек хихикнул.

— Интендантов трясет. Войну только объявили, а они уже гребут обеими руками! Вот и приходиться выдавливать все, что полагается. Он только завтра будет, так что... Я за него. Давай, отчаливай. Шаттл ждет. И... — мужчина помялся, но неожиданно шагнул вперед, крепко обняв бывшего собрата. — Удачи тебе, и пусть пребудет с тобой Сила. Не волнуйся, за парнем я присмотрю.

— Вот этого я и боюсь, — буркнул Кеноби, отводя взгляд. — Энакин, проводишь?

— Конечно, учитель, — улыбнулся Скайуокер.

Найра покачал головой, смотря, как Кеноби тут же принялся давать бывшему падавану ценные указания. Через полчаса Скайуокер вернулся, и твилек, оторвавшись от планшета, вздохнул.

— Ну, что? Пошли, покажу твою каюту. Капитан оставил мне указания, так что все будет как положено.

* * *

Энакин осторожно провел рукой по панелям, вертя головой. Каюту ему выделили просторную и очень удобную. Рыцарь забросил в шкаф свои немногочисленные пожитки, все осмотрел, все потрогал, все проверил.

Голова у него шла кругом. Сначала его неожиданно сделали рыцарем, с подачи одного из членов Совета. Скайуокер так и не понял, кого именно надо благодарить и за что ему такие заслуги, но результат налицо: падаванскую косичку отрезали в тот же день и теперь он сам себе хозяин... так сказать.

Затем это назначение. Канцлер явно знал, на какой корабль его отправят, в этом Скайуокер был уверен, уж слишком довольный у Палпатина был вид. Если это так и если это — заслуга канцлера, то Энакин готов был петь ему хвалебные песни. Такого рыцарь не ожидал!

Он и об Аккламаторе не мечтал в самых сладких своих мечтах, что уж говорить об этом монстре! Конечно, если это прототип, то возможны проблемы, но тем интереснее будет.

Потом отъезд Кеноби... Скайуокер об этом молчал, но в глубине души парень знал: ему было боязно. Впервые он уходит в полностью самостоятельное плавание, впервые рассчитывать он сможет только на себя. Наставник не прикроет спину, не утешит в случае поражения, не подбодрит...

Он остался один.

Правда, есть Найра... Которого Кеноби терпеть не может. Оказалось, что твиллек — бывший джедай, которого выперли из Храма за разврат и неподобающее поведение. Оби-Вана искренне возмущал тот факт, что Энакин останется один, без его пригляда, в такой неподобающей компании. Скайуокеру было любопытно. Не каждый день встретишь изгнанника, да еще с такой репутацией, от одного вида которого наставник готов плеваться огнем.

Энакина моральный облик мужчины не слишком смущал, у самого грешки водятся, зато теперь ему есть с кем поговорить. А еще надо будет наладить отношения с капитаном. Все-таки Энакин — Одаренный, он джедай и многое знает и умеет такого, что обычные люди не понимают. Им его умения пригодятся, ведь Скайуокер будет командовать боями, вести за собой клонов...

Сладкие мечты успевшего поесть, и теперь развалившегося на койке парня прервал сигнал от двери.

— Кто?

— Капитан, — иронично ответил невидимый пока что посетитель, и Скайуокер поспешно вскочив, бросился открывать дверь. Она отъехала в сторону и парень замер, уставившись в яркие голубые глаза, сияющие на смутно знакомом лице.

— Вы позволите? — мягкий голос разбил тишину, и джедай, моргнув, отошел в сторону.

— Прошу.

Дверь плавно закрылась. Незнакомец, одетый в черный костюм с длинным плащом, неторопливо огляделся, повернулся к напряженному Скайуокеру и внимательно осмотрел его от макушки до пяток.

— Энакин Скайуокер?

— Да, — кивнул парень. Вошедший, выглядящий ровесником Энакина, кивнул.

— Что ж... Будем знакомы. Люк Скайуокер.

— Что?.. — слабо прошептал Энакин, а в следующий миг каюту затопила Сила.

— Здравствуй, брат.

Энакин моргнул, застыв в полном ступоре. Люк молча смотрел на него, полностью отпустив свою Силу, затопившую каюту и стремительно растекающуюся по "венатору". Скайуокеры стояли лицом к лицу, мгновения текли одно за другим, постепенно атмосфера стала накаляться.

— Это шутка? — ледяным голосом осведомился Энакин. — Очень смешно! А теперь...

— Прежде, чем вы, Энакин Скайуокер, — совершенно спокойно начал Люк, одним взглядом заткнув закипающего брата, — ляпнете что-то, о чем потом, возможно, пожалеете, сообщаю: сам я узнал о том, что не являюсь круглым сиротой, относительно недавно. А теперь помолчите и выслушайте то, что я вам расскажу. И вам все станет ясно. Хорошо?

Сверлящий его недружелюбным взглядом Энакин мгновение постоял, после чего коротко кивнул.

— Замечательно. Тогда давайте присядем. Рассказ будет интересным. И достаточно долгим.

— Послушаем... — процедил Энакин, падая на стул. Люк осмотрелся и сел напротив.

— Итак. Я рос на Татуине, считая себя полным сиротой. Кто были мои родители, мне не говорили. Их имен я не знал, воспитывали меня совершенно посторонние люди. Все было нормально, я рос, мечтал свалить с этой криминальной помойки, однако, мои воспитатели делали все, чтобы я оставался на ферме и не рыпался, пока в один не слишком прекрасный день они не погибли. Сразу после этого... — Люк задумчиво пожевал губами, — все и завертелось.

Энакин молчал, слушая рассказ сидящего напротив парня, рассматривая его не только глазами, но и через Силу.

Высокий. Широкоплечий. Вместо кисти правой руки — протез. Похож на самого Энакина... Но есть и отличия, хотя... Светлый шатен, волосы обрамляют лицо, слегка завиваясь на концах. Голубые глаза. На правой щеке шрам.

И Сила... Сидящий напротив очень силен.

— Меня попытались убить, — холодно продолжал рассказ парень. — Просто потому, что я мог стать угрозой. Вот так. Мне удалось сбежать, — глаза Люка затуманились от воспоминаний, — но состояние было аховое. Еще немного, и я бы просто сдох там, в пустыне.

— Почему...

— Что дало стимул жить? — остро взглянул на брата Люк. — Чужие страдания.

— Чьи? — нахмурился Энакин. Сидящий напротив парень неожиданно вперился в него тяжелым взглядом.

— Я валялся под скалой несколько дней, — голос капитана похолодел еще больше, — и все эти дни я слышал через Силу, как кто-то страдает. Долгая... Очень долгая и мучительная агония. Пытки. Это меня в конце концов вырвало из бреда... Видишь ли, брат, у меня было полное ощущение, что тот, кто страдал... Он мне знаком. Крайне смутно, но знаком. И когда до меня в очередной раз докатилась волна боли, я просто не выдержал и пошел к ее источнику. Оказалось, что этот самый источник находится в лагере тускенов.

Энакин вздрогнул. Он отлично помнил рассказы тех, кто видел, что остается от жертв гостеприимства аборигенов Татуина.

— Меня попытались остановить... — на губах Люка расцвела очень нехорошая улыбка, — но я все равно добрался до цели. В шатре лежала женщина. Практически труп. И знаешь, что она сказала, когда увидела меня?

— Что? — неожиданно хриплым голосом произнес Энакин. Глаза Люка превратились в два ледяных осколка.

— Сын.

Энакин побледнел, лицо Люка превратилось в нечитаемую маску.

— Я жалею только об одном, — в голосе парня шуршали дюны Татуина и ревели песчаные бури, — что убил всех этих тварей слишком быстро. Они должны были страдать, как страдала мать. Мне понадобилось очень много времени, чтобы вылечить ее. Хвала Великой, у меня есть Сила! И хвала Ей, что у меня получилось исцелить!

Предметы обстановки начали мелко подрагивать, на Энакина было страшно смотреть.

— В бреду она звала тебя, Энакин. Мечтала увидеть. В последний раз, ведь она была уверена, что умрет там, в шатре, от пыток. Она часто тебя вспоминала...

Люк замолчал, сверля взглядом превратившегося в статую брата, на лице которого жили только глаза.

— Я смог ее вылечить. Первый успешный опыт в деле целительства. Так же, я отдал Клиггу и маме все, что взял в качестве трофеев. Жизнь на Татуине не сахар... потом я прилетал неоднократно. Скажи мне, Энакин, — парень встал, расправляя плащ, — неужели так трудно было за эти годы хоть один раз подать весточку матери? Неужели для того, чтобы ты вспомнил о ней, она должна была практически умереть?

Минуту Люк молча смотрел на безмолвного Скайуокера, после чего сухо произнес:

— Уже поздно. Продолжим наш разговор завтра. Спокойной ночи, брат.

Дверь захлопнулась, оставляя рыцаря Ордена джедай наедине с кошмарами.

* * *

Энакин тупо смотрел в потолок, пытаясь отойти от разговора. Парня трясло и морозило. Не выдержав, он кое-как натянул на себя одеяло, но это все равно не помогло. Холод шел изнутри, и отогреться не получалось.

Предметы обстановки изредка подрагивали. Скайуокер молчал и лежал, до хруста сжимая кулаки, мысли неслись по кругу бешеным хороводом, сводя с ума. Брат. У него есть брат. Которого украли сразу же, после рождения. А его хотели продать... В памяти всплыло лицо матери и парень завыл, вжимаясь лицом в подушку, прижимая ее к себе.

Теперь ему стали понятны те странности, что встретили его в доме Ларса. Банты и новая техника, ясно видимый поднявшийся уровень благосостояния семьи. Взгляд Клигга. Он смотрел на него с отвращением, как на паршивую банту, портящую все стадо. И он сравнивал... И это сравнение было не в его, Энакина, пользу.

А еще он смотрел с презрением и отвращением на Кеноби. И эти чувства относились не лично к его бывшему наставнику, а к джедаям в общем. Уж теперь-то Энакин это понимал.

И мать. Она была рада его присутствию, ее любовь изливалась на парня нескончаемым потоком, Энакин просто купался в ней, вспоминая детство, пусть и очень тяжелое, но мать его любила и всегда поддерживала.

А чем он ей отплатил?

Скайуокер беззвучно рыдал, вцепившись в подушку, вгрызаясь в нее, чтобы не кричать.

Что он может сказать в свое оправдание? Что? Он отлично чувствовал, что все, сказанное ему так нежданно-негаданно братом — правда. Сила говорила это четко и ясно. Когда Люк снял щиты, его словно кувалдой ударило. Связь. Словно цепь с крюком на конце, она впилась в него, куда-то в глубь его естества, и связала его со сверлящим холодными, такими знакомыми голубыми глазами... братом.

Это было кошмарно. Он не верил, что у него есть брат. Он знал, что это так и есть. Словно когда-то от него оторвали что-то, а рана так и не зажила, не мешая, не создавая проблем, только изредка напоминая о своем существовании, а вот теперь к нему с размаху приложили оторванное и там болит, пока потерянное прирастает на место.

Он такого не чувствовал никогда. Только с матерью ощущалось нечто подобное, но эта связь... И это только начало. Энакин отлично это понимал. Блокированная в течение стольких лет связь... Теперь ее восстановление так просто не пройдет. Он слышал как-то разговор на такую тему.

Скайуокер отбросил подушку и замер, сцепив зубы.

Почему он не вспоминал о матери? Почему? Первые два года он думал о ней постоянно. Но что он мог сделать? Маленький ребенок, которого и в Орден-то приняли со скрипом. С наставником, который сам только-только вышел из детского возраста и получил звание рыцаря. И то только потому, что смог убить ситха.

Энакин помнил то жуткое ощущение подвешенности. Зачем его приволокли в Храм, если не собирались принимать в ученики? И что бы сделал Совет, если б по каким-то причинам его не сделали сразу же падаваном почерневшего от горя Кеноби?

Неожиданно парня прошиб холодный пот, в памяти всплыла короткая фраза Кеноби, сказанная им, пока они шли к шаттлу. Найру собирались отрезать от Силы. И спасло его от участи живого мертвеца только своевременное бегство. Отрезать от Силы! Энакин даже в самом кошмарном сне представить себе не мог этот ужас.

Это смерть. Все равно, что ослепнуть, оглохнуть, лишиться осязания и обоняния, а также вкуса. И все это одновременно. Отрезанные сходят с ума. А если остаются в более-менее здравом рассудке... Это не жизнь. Это существование. И такое вполне могли бы сделать и с ним, Винду был бы обеими руками "за", уж в этом Скайуокер не сомневался. И Совет ничего бы не волновало. Ни его Избранность, в которую верил Квай-Гон, ни то, что только благодаря его помощи рыцарь со своим падаваном и королевой смогли убраться с Татуина, ни то, что он им помог... Ничего.