Сказка где-то рядом

— А много еще в лесу волков, таких, как вы? — заинтересовалась Наташа.

— Таких как я? Пожалуй, что и немного, — заметил тот. — А вот просто волков — хватает, так что маленьким девочкам не следовало бы гулять по лесу одним.

— 'Мама не предупредила ее, что нельзя разговаривать с незнакомыми волками', — вспомнила Наташа.

— Что, простите? — от удивления ее 'скакун' замер на месте, как вкопанный.

Прежде чем он вновь тронулся в путь, девочка успела вкратце пересказать леденящую кровь историю о Красной Шапочке.

— А что, наверняка все так и было, — согласился волк, вновь переходя на неторопливую трусцу, — вот только это скорее всего не настоящий волк был, а оборотень, вроде меня. Разве простые волки говорят? И как можно даже издалека и в темноте не отличить такую морду от человеческого лица? Разве только девочка страдала сильным дефектом зрения...

Наташа окаменела на широкой теплой спине зверюги, а тот продолжал развивать свою мысль:

— Наверное, мамаша отправила дочурку к бабушке еще затемно, как только достала из печки свежие хлебы. По дороге та повстречала оборотня — наверняка было полнолуние, — пользуясь умением говорить, тот обманул бедняжку, и слопал старушку. А с первыми лучами восходящего солнца вновь стал человеком, нацепил чепчик, и улегся в кровать, на бабушкино место. Видно, матерый был зверюга, может быть, даже сам Вервольф — он, я слышал, мог по собственному желанию обличья менять, особенно ранним утром, пока луна еще не зашла. Погорел старик на своей любви к нежным маленьким девочкам — напоролся на охотников с серебряными пулями. И, если подумать, у той крошки вполне мог быть красный колпачок...

— А вы, кхм, — Наташа кашлянула, чтобы прочистить сжавшееся от волнения горло, и прохрипела: — А вы, получается, кхм, тоже... оборотень?

— Да уж точно не собака говорящая, — злопамятно заметил тот.

— И как же вы относитесь... к маленьким девочкам?

— Очень, очень люблю, — Наташе даже показалось, что при этих словах ее 'скакун' громко, со смаком облизнулся и сглотнул набежавшую слюнку, но тут же попытался ее успокоить: — Но сегодня уже сыт, благодарю.

На ее взгляд, это здорово походило на попытку усыпить бдительность жертвы непосредственно перед поеданием. Но, прежде чем она успела присмотреть себе местечко помягче, чтобы скатиться с волчьей спины и потихоньку уползти в какие-нибудь кустики погуще, надеясь на чудо, прямо по курсу, словно бы из ниоткуда, внезапно вынырнули несколько светящихся огоньков.

— Вот и город, — удовлетворенно заметил волк-оборотень, останавливаясь. — Спускайтесь, я ведь все-таки не конь. Еще горожане увидят, да и запрут в какой-нибудь цирк, зевак катать.

Разжав руки, Наташа покачнулась и мешком свалилась на землю, не в силах устоять на подкашивающихся от голода и усталости ногах. А ведь это наверняка самая окраина, автобусы уже не ходят. Может, удастся хотя бы отыскать какой-нибудь круглосуточный киоск, откуда разрешат позвонить и где можно будет подзаправиться сушками.

При мысли о еде Наташин рот наполнился голодной слюной, а желудок протестующе забормотал.

— Это вы рычите? — поинтересовался волк.

— Это в желудке, — смущенно призналась девочка.

— А-а-а, — протянул он. — А на будущее — так, на всякий случай, — как вас зовут?

— Наташа, — не стала скрывать она. — А вас?

— Вольфганг, — представился волк. — Но можно просто Вольф. Так уж и быть, провожу вас до конца, а то ведь еще могут и не пустить.

'Куда могут не пустить?' — удивленно размышляла Наташа, шагая рядом со своим странным провожатым. С каких это пор вокруг города успели расставить блокпосты? Или, мечась по лесу, она все-таки свернула куда-то не туда, и ближайшим населенным пунктом оказался какой-то закрытый и, возможно, даже секретный объект?

Но еще больше она удивилась, когда широкая, но неровная дорога, на которую они вышли, вывела их не к полосатому шлагбауму рядом с аккуратной будочкой КПП, а к высокой, простирающейся вправо и влево практически до бесконечности стене, сложенной из выщербленных неровных шлакоблоков. Будь Наташа одна, она непременно пошла бы вдоль стены, явно принадлежащей какому-то складу или гаражу, если судить по огромным окованным железными полосами капитальным воротам, через которые свободно могла бы проехать не только пожарная машина, но и ракетно-баллистическая установка. Когда-нибудь стена непременно закончится, как всегда бывает со стенами, и Наташа обошла бы этот склад кругом. Во всяком случае, она не собиралась посреди ночи беспардонно ломиться в ворота!

Но у Вольфа, очевидно, были свои планы. Усевшись прямо перед высокими тяжелыми створками, он поднял морду к горящим где-то высоко-высоко над ними тусклым фонарям, которые уже издалека привлекли Наташино внимание, и вдруг, безо всякого предупреждения, взвыл дурниной — так громко, что, кажется, в лесу попадали на землю все вылетевшие на ночную охоту совы и летучие мыши.

Никакой реакции, подтверждающей, что сигнал принят и понят, из-за ворот не последовало, и оборотень — очевидно, войдя во вкус, — запрокинул голову, прижал уши к спине, вытянулся в струночку, так, что, казалось, вот-вот устремится к луне, словно выпущенная из тугого лука стрела, и выдал совершенно поразительную по высоте и продолжительности руладу. После такого, по Наташиному мнению, даже лесные сосны должны были в ужасе разбежаться, кто куда, придерживая длинные нижние ветки, точно путающиеся в ногах долгополые юбки.

На этот раз сольное выступление не осталось без внимания — ворота внезапно прорезавшимся грубым мужским голосом разразились длинной тирадой на незнакомом Наташе языке.

Вольф сморщил нос:

— Побереги силы, Хрипатый. Это не нечистый по твою душу, а всего лишь я, так что сэкономь молитву про запас.

— Проказа на твои мохнатые уши, де-Вольф! — в воротах распахнулась небольшая, в человеческий рост, дверца, почти незаметная на общем фоне. — Из-за тебя я поседею на десять лет раньше!

На пороге склада возник мужчина, при виде которого Наташа непроизвольно присела на корточки, стараясь спрятаться за сидящим волком. Настоящий великан, с такими широченными плечами, что еле-еле смог втиснуться в дверной проем боком, а его длинные руки, казалось, свисают гораздо ниже коленей. Сутулый, кряжистый, точно небрежно вытесанный топором из дубового пня, он удивительно напоминал гориллу.

— Бойся бога, Хрипун, — нисколько не смущаясь перед нависающим над ним чудовищем, спокойно возразил оборотень, — ты столько не проживешь!

— Гы! — весело осклабился человек-горилла, очевидно, сочтя это удачной шуткой. — Ты че приперся-то? Для тебя еще рановато!

— У меня важная миссия, — серьезно сообщил Вольф. — Я привел маленькую девочку!

— Ох, не доведут тебя до добра эти маленькие девочки, — покачал головой великан — наверное, ночной сторож.

— И то верно, — неожиданно для нее согласился наташин провожатый. — Вы уж проверьте, не воровка ли. А, может, и шпионка — одета она странно, да и пахнет подозрительно.

— Само собой, — согласился здоровяк и, подхватив не ожидавшую такого предательства Наташу за шиворот, легко приподнял ее над землей. Прежде, чем скрыться за воротами со своей ношей, он равнодушно бросил через плечо: — Заходи в воскресенье.

— Само собой, — в тон ему бросил волк.

Двери захлопнулись, и покачивающаяся на весу в нечеловечески сильных руках девочка оказалась в полнейшей темноте. Но ненадолго: пройдя по тесному (для него) коридору, горилоообразный вступил в небольшое, ярко освещенное несколькими горящими свечками помещение. Очевидно, это была караулка, так как тут, за грубо сколоченным столом из неровных, разной толщины неструганных досок, сидел второй сторож, посубтильнее первого, пониже и уже в плечах, но одетый в такую же униформу с золотыми пуговицами и нашитыми шнурами. Не глядя на вошедшего товарища, он продолжал выстругивать что-то из крохотной чурочки ножом совершенно устрашающих размеров, этаким маленьким мечом, которым, однако, орудовал очень ловко.

— Ну, что там, — не прерывая своего высокоинтеллектуального занятия, равнодушно бросил строгальщик. — Валькирии буянят, ведьмы шабашат или баньши опять разгулялся?

— А, — махнул рукой здоровяк, (к счастью, не той, в которой сжимал Наташин воротник), — Вольф опять чудит — видно, от луны совсем свихнулся. Вот, привел, велел приютить девчонку. В лесу, говорит, нашел.

— Хорошенькая? — тут же заинтересовался тот, откладывая в сторонку свое плотницкое вооружение и впиваясь в безвольно висящую Наташу буравчиками внимательных глаз.

— Где там! — фыркнул великан. — Мелочь!

— Ну, Вольф, как всегда, в своем репертуаре, — вмиг утратив всякий интерес, второй стражник вновь вернулся к истязанию чурочки. — Ни себе, ни людям... Ну, приюти ее, раз уж тебе велено.

— А как?

— Как обычно. Или назад отведи — все равно, мне никто ничего не поручал, в случае чего тебе и отвечать...

Он все еще продолжал что-то бормотать, а здоровяк вместе с болтающейся в его лапищах Наташей уже покинул помещение. С электрическим освещением на складе явно были большие проблемы — вновь последовали непроницаемо-черные коридоры, поворачивающие вправо и влево, неожиданно поднимающиеся вверх и опускающиеся вниз — в конце концов у девочки даже закружилась голова. Впрочем, может быть, и не от лабиринта, а от голода.

Странный же человек, несущий ее так легко, точно сжимал указательным и большим пальцами невесомую пушинку, а не упитанную девочку, не переставал бормотать себе что-то под нос, обращаясь как будто бы к ней — больше никто с ними по коридору не шел, и навстречу не попался:

— Это тебе еще повезло, что на Вольфа попала, да... Он, когда в хорошем настроении, да сытый — милейший человек... Только вот шутки у него дурацкие, да и сам он, честно говоря, дурак, да... Впрочем, все-таки хорошо, что именно он тебе попался, да... Еще неизвестно, чтобы от тебя в лесу к утру осталось, да... Так вот... А Вольф — он хороший парень, когда незлой, да...

Он все бормотал и бормотал, и в Наташе, висящей между небом и землей, постепенно росло и крепло ощущение, зародившееся еще в тот момент, когда на ее отчаянный крик о помощи откликнулся волк, говорящий человеческим языком: что все происходящее с нею абсолютно нереально, попросту немыслимо. Наверное, она так и уснула в конце концов, сидя под елочкой, и темная фигура, мелькающая впереди между деревьями, и все остальное ей просто привиделось.

Решив в дальнейшем воспринимать все происходящее с нею именно с такой точки зрения и не волноваться по-пустому, Наташа не делала попыток освободиться из железного захвата здоровяка, покорно и даже с некоторым любопытством ожидая, каких еще фантомов породит ее чересчур бурное воображение.

Последовал еще один спуск, затем 'носильщик' достал, как ей показалось, прямо из рукава большую, громко зазвеневшую связку ключей, и открыл тяжелую дверь, подавшуюся им навстречу с душераздирающим протестующим скрипом. За дверью обнаружилась довольно большая, на первый взгляд совершенно пустая комната, насколько можно было судить по лунному свету, прямоугольниками падающему из нескольких узких оконных проемов. Вытянув руку, громила поставил Наташу на порог, а затем, разжав пальцы, быстро захлопнул дверь у нее за спиной.

Не ожидавшие вновь ощутить под собой твердую опору, ноги тут же подогнулись, и Наташа рухнула на пол. Он оказался не таким жестким, как можно было предположить с виду — пошарив вокруг руками, она обнаружила что-то сравнительно мягкое и немного колючее, неровным слоем рассыпанное по неровно залитому бетону. Отсутствие линолеума лишний раз подтверждало версию о складе.

Рассудив, что именно это помещение 'добрые' сторожа предназначили ей для ночлега — а спать хотелось со страшной силой, так, что даже голод как-то подзабылся, ушел на задний план, — девочка опустилась на колени, собрала сильно рассредоточенное по полу покрытие в одну большую кучу и, рухнув сверху, моментально уснула.

ГЛАВА 2

ЭКСТРЕМАЛЬНЫЙ ПОЛЕТ

Проснулась Наташа так же резко, как и отключилась — точно неведомая рука повернула рубильник, — причем проснулась с неприятным чувством. На нее кто-то пристально смотрел, и в этом взгляде ощущалось нечто зловещее: как будто дракон плотоядно прикидывал, управится с нею за один жевок, или тут хватит на завтрак, обед и ужин. Разбуженная столь неприятным образом, девочка подскочила на своей колючей подстилке, будто подброшенная мощными тугими пружинами, и повела по сторонам еще не вполне ясными спросонок глазами.

Тревога оказалась напрасной — у противоположной стены, довольно далеко от свитого ею мягко-колючего гнезда, поджав ноги к подбородку, сидела смуглолицая темноволосая девочка, на вид немногим старше ее, одетая в какой-то странный бесформенный серый балахон.

— П-привет, — выдавила из себя Наташа. — Ты кто? Что здесь делаешь?

— Наверное, то же, что и ты, — пожала плечами незнакомка, отвечая как бы на оба вопроса одновременно. — Ночевала здесь, а теперь жду, когда выпустят — в город или наружу, как повезет. Скорее всего, выпрут обратно — попрошаек тут не любят.

— Так ты, стало быть...

— Сума переметная, к вашим услугам, — протянув ноги по полу, девчонка прижала растопыренную ладонь к груди и слегка ссутулила спину в карикатурном поклоне. — Называют меня Дарина. А тебя?

— Меня зовут Наташа, — представилась она новой знакомой.

— Красивое имя, — согласилась та. — Что оно обозначает?

— Не знаю, — смутилась Наташа. — Не задумывалась... А твое?

— Ну, это просто — в свое время я стала подарком для родителей, а теперь живу подарками судьбы и добрых людей. Кстати, о людской доброте — как ты собираешься отсюда выйти? Ты пришла в город, чтобы навестить родственников? Или тебя кто-то выкупит?

— Как это — выкупит? — вновь удивилась Наташа.

— Не думаешь же ты, что стража бесплатно предоставляет всем желающим свой гостеприимный кров, — пояснила Дарина. — Дает крышу над головой и вон, еще целый кувшин воды принесли — ты, кстати, пить не хочешь?

— Вообще-то я шла к бабушке, — призналась Наташа, скосив глаза в сторону странного кособокого сосуда из красной обожженной глины, притаившегося рядом с входной дверью. — Но, похоже, ночью сбилась с пути, и теперь не знаю, куда попала. Да даже и не ночью, а гораздо раньше, как только отбилась от отряда. А что это за город?

— С отрядом? — живо заинтересовалась ее собеседница, совершенно игнорируя последний вопрос. — Так вот почему ты так странно одета! И много вас шло? Кто вас вел?

— Шесть человек, не считая руководителей, — честно призналась Наташа.

Подобравшись к дверям, она сунула нос в кувшин — вода ничем подозрительным не пахла и казалась чистой и свежей. Правда, сейчас она предпочла бы кусок хотя бы и черствого хлеба, с колбасой... можно даже с соевой... или вовсе без колбасы... Но придется, видно, по рецепту Гека Финна, наполнить желудок одной водой, чтоб хотя бы слегка притупить это сосущее чувство внутренней пустоты.

— Так кто же вас вел? — настойчиво повторила свой вопрос Дарина.