Сказка где-то рядом

ГЛАВА 1

ПОМОГИТЕ! Я ЗАБЛУДИЛАСЬ!

Наташа даже не удивилась, когда, заснув в добротной, хорошо натянутой четырехместной палатке в груде из шести тел, поутру проснулась на лесной полянке одна-одинешенька, замерзшая и слегка подмокшая от росы и густого тумана. Пусть она не ожидала именно этого, но была готова ко всему: девочка знала, что, прежде чем быть принятым в клуб, новичок обязательно должен пройти какое-то сложное испытание. А тут еще, как нарочно, накануне вечером, когда все собрались вокруг костра и принялись травить байки о том, кто где побывал и какие приключения пережил, она вдруг расхвасталась, что якобы может безо всякого компаса, исключительно врожденным шестым чувством, ориентироваться в лесу. Можно сказать, сама напросилась, чтобы остальные еще до зари, зевая, перебрались на новую стоянку, предоставив ей с ее 'чувством' самостоятельно выбираться к цивилизации. Что ж, это в каком-то смысле все же лучше, чем пить чай, заваренный со старыми носками — такое посвящение, по слухам, досталось Димычу с Оксаной.

Не торопясь приступать к спасательной операции по выведению себя самой из дикого леса, Наташа еще немного полежала на земле — которая, однако, вовсе не стала от этого теплее, — глядя вверх. Туда, где еще вчера вечером над ней нависал туго натянутый матерчатый потолок. Прямо как в старом анекдоте: 'Ватсон, как вы думаете, что означают вот эти звезды прямо над нами? — Ну как же, Холмс: вон там Большая медведица, вот Малая, Полярная звезда... — Элементарно, дорогой друг! Это означает, что у нас украли палатку!' Тут тоже действовали настоящие ловкачи — свернули лагерь так быстро, что она даже не почувствовала, как из-под нее вытягивают палаточный пол, а ведь сон у нее чуткий!

Ничего — вчера девочка хорошо запомнила, в каком месте они вышли на полянку. До города отсюда километров десять по почти прямой тропке, без развилок и перекрестков. А выныривает она из леса рядом с очень приметной сосной, которая завалилась набок так, что нависает теперь над землей под углом почти в 45%, занеся в воздух половину корней вместе со слоем земли и плотно слежавшихся иголок, будто балансирует. Оторвавшиеся от земли корни образовали что-то вроде небольшой пещерки, живо напомнившей Наташе о норе, в которую провалилась Алиса в погоне за белым кроликом. Она даже залезла туда, чтобы проверить, заканчивается дыра тут или продолжается дальше, до самого центра Земли.

Выбираясь обратно, девочка здорово напугала оказавшуюся рядом Оксану. Та уже много лет вместе с клубом ходила в походы по разным достопримечательным местам родного Уральского края, спускалась в Кунгурскую пещеру, поднималась на Скалу на Чертовом городище, но по-прежнему продолжала наивно верить в кикимор и леших.

— Бу-бу-бу! — засмеялась тогда Наташа, — я за тобой, утащу сейчас с собой, под землю!

— Тьфу на тебя! — рассердилась одноклассница. — Нашла место в прятки играть!

— А ты кого ждала? — продолжала веселиться та. — Лешего? Что-то я здесь никого, кроме наших, не видела!

— Ничего, места здесь такие — скоро еще и не то увидишь, — загадочно и немного зловеще пообещала Оксана...

Обходя полянку по периметру во второй раз, Наташа понемногу начинала волноваться. Поваленной сосны не было и в помине, чудом исчезло костровище. И не только туман виноват в их пропаже — не такой уж он и густой! Похоже, пока она спала, эти массовики-затейники выволокли ее из палатки и втихаря перетащили на другую поляну. И как только им это удалось, уму непостижимо!

Значит, выхода нет — придется выбираться, полагаясь исключительно на природные ориентиры да на то самое пресловутое 'шестое чувство', которое, как на грех, словно чувствуя, что на него сейчас вся надежда, притаилось и испуганно молчало.

Итак, главная задача на сегодня — найти одиноко стоящее дерево, покрытое мхом с северной стороны. Однако, прежде чем приступать непосредственно к ориентированию на местности, следовало бы определиться, какая из найденных затем сторон света будет избрана ею как дорога к дому.

Наташа прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться и мобилизовать умственный резерв, до сих пор пребывавший в упоительном бездействии и не желающий менять статус. Однажды дома с помощью карманного компаса она определяла, какая из стен в какую сторону света глядит. Красная стрелка указывала на телевизор — значит, сервант в зале стоит на юге, окно выходит на восток, а дверь — на запад... или наоборот? Точно, наоборот! Выходит, к пруду они с ребятами спускались почти строго на север. Затем вдоль реки, на северо-запад, и дальше в лес почти прямо в западном направлении... Навряд ли ночью ее отнесли так уж далеко от места стоянки — тогда бы она стопудово проснулась. Значит, к дому нужно идти в юго-восточном направлении, в крайнем случае, она уткнется в реку, и дойдет до города по берегу.

Похоже, в данной местности на одиноко стоящие деревья в этом году случился неурожай. Мох в изобилии покрывал стоящие сплоченными рядами сосны равномерно со всех сторон, как будто нарочно затрудняя Наташину задачу. Сев прямо на землю, она подперла подбородок кулаками и призадумалась. Какие еще есть способы, чтобы определить восток? Урчание в животе напомнило о том, что утро — еще и пора завтрака. 'Добрые ребята', притащившие ее на полянку, не позаботились о том, чтобы перенести сюда же рюкзак, в котором оставалось еще немного хлеба и вареные яйца...

'Не отвлекайся', — сама себе серьезно скомандовала Наташа. Не до еды сейчас, надо искать восток! Только где же может быть этот самый восток? И почему именно восток? Почему его так называют? Должно быть, от того, что там что-то... востекает... Нет, потому что там солнце восходит! И если встать правым плечом к восходящему солнцу, то лицом окажешься как раз на юг !

Обрадованная этой мыслью, она вскочила на ноги и принялась нервно оглядываться — ну, где же восходит это солнце?!

Логично было бы искать восток там, где солнышко лениво и неторопливо выползает на свою дневную вахту из-за линии горизонта. Из школьного курса географии Наташа знала, что когда светило уже стоит высоко, стороны света определяются как-то иначе, а как — она не запомнила. Только — вот незадача! — горизонта-то нигде и не было! Кругом, куда не кинешь взгляд, почти смыкая верхушки у нее над головой, высились могучие сосны.

В конце концов, вдоволь покружив по поляне, точно венчик миксера, взбивающий в пену путающийся под ногами туман, Наташа решила считать находящимися на востоке те деревья, небо над которыми казалось посветлее — логично было предположить, что там-то и притаилось застенчивое утреннее солнышко. Ей даже показалось, что она видит его огненно-оранжевый диск в густом столпотворении стволов и переплетении темно-зеленых веток.

Стараясь, чтобы это призрачное свечение постоянно находилось впереди, по правую руку, Наташа бодро зашагала в выбранном направлении. Без лишнего веса в виде рюкзака, быстрым шагом она дойдет до города часа за два, даже на голодный желудок.

Сухие сосновые иголочки бодро хрустели под ногами. Наверху, в темно-зеленых кронах весело щебетали невидимые пташки. Цветущий шиповник наполнял воздух пьянящим ароматом... В приятном ожидании, что вот-вот расступятся шелушащиеся, точно обгоревшие на солнце стволы, и в образовавшемся просвете покажется такой родной, грязный, пыльный и загазованный город, где Наташу ждет поздний завтрак или сразу обед, прошло два часа... Затем — еще два часа... Солнце постепенно поднялось над деревьями, точно метлой сметя в сторону рваные тряпки белых туманных лоскутов. Затем вскарабкалось в зенит... Темп ходьбы заметно снизился, а громкость голодного урчания в пустом Наташином желудке напротив, возросла. Она уже догадалась, что с самого начала выбрала неправильное направление, но упрямо продолжала его придерживаться, справедливо полагая, что уже столько прошагала, что вот-вот куда-нибудь да придет. В конце концов, это не тайга, где можно несколько недель плутать — рано или поздно наткнешься на чье-нибудь жилье.

В начале июня от весело зеленеющих земляничников, черничников и брусничников еще не стоило ожидать сладких ароматных ягод, ярко-розовые цветы шиповника постепенно начали раздражать, а от их запаха разболелась голова. Наташа не знала, должны ли в это время уже появиться первые грибы. Она совершенно в них не разбиралась, в любом случае ни за что не стала бы есть сырыми, поэтому продолжала шагать вперед с мрачной решимостью на лице, голодная и злая на весь мир.

Сумерки девочка встретила, сидя под елочкой, точно 'трусишка зайка серенький'. В темноте лес выглядел угрюмым и неприветливым, даже страшным. Вдобавок на землю опустилась воспетая поэтами 'вечерняя прохлада', и Наташу знобило.

'Интересно, — поджав ноги к подбородку и обняв их руками, чтобы сохранить остатки покидающего тело тепла, гадала она: — Чьих это рук дело?' Наверное, придумала все Власта, в очередной раз подтверждая правильность выбора родителями имени дочки. Она уже не впервые откалывает подобные номера, если верить Димычу. Хотя... тот сам соврет — недорого возьмет. Очень может быть, что он и организовал для нее этот 'экзамен на выживание'.

А что, если, — тут мысль, которую Наташа уже давно старательно отгоняла прочь, полностью овладела ею, — что, если ее потеряли? Вдруг она проснулась раньше, или пошла не в ту сторону, как рассчитывали остальные, попросту не заметив специально приготовленные следы — ну, что-то вроде тех же хлебных крошек, как в 'Мальчике-с-пальчик'? Теперь-то наверняка спохватились, ищут ее, может быть, даже спасателей вызвали с вертолетами. А отвечать за все будут, конечно же, Денис с Властой: как самые старшие в группе (им уже стукнуло по 17 лет) они должны были проследить, чтобы со вверенным им отрядом за время похода ничего не случилось, чтобы ни один ребенок не пропал, не заблудился, как Наташа.

Но мысли о неминуемом наказании тех, кто оказался виноват в ее плачевном состоянии, почему-то не принесли девочке никакого удовлетворения, даже мстительного. Пускай Уральские леса не похожи на тайгу, но и здесь вполне можно бродить несколько дней, как это сделали в прошлом году отправившиеся за грибами бабушка с внуком. Тогда старого да малого искали почти неделю, а нашли всего в двух километрах от цивилизации, сидящими на пеньке. Но они могли собирать ягоды и грибы, а вот Наташа без еды так долго не протянет...

Внезапно в неровном призрачном свете поднявшейся над лесом полной луны она увидела, как впереди, между деревьями, мелькнула какая-то темная приземистая фигура. Человек! Значит, цивилизация близко! Он ей, конечно, поможет, и выведет из этого дикого, полного неведомых опасностей леса!

Словно и не было этого изнуряющего многочасового перехода — Наташа быстро вскочила на ноги и бросилась туда, где между стволами маячила темная масса. Вот, кажется, уже и добежала, догнала — но это всего лишь куст шиповника, а фигура опять шагает далеко впереди...

Неизвестно, как долго продолжались эти догонялки, когда Наташин мозг вдруг пронзила короткая, но яркая, как вспышка, озаряющая ночную тьму, мысль: 'Да ведь он же меня не видит! — догадалась она. — Не знает, что я бегу следом! Надо крикнуть!'

— Ау! — пронзительно воскликнула она, и сама вздрогнула, настолько жалобно это прозвучало. — Ау, подождите! Помогите!

Фигура впереди совершенно растворилась в темных зарослях. Пометавшись туда-сюда, но так ничего и не увидев, Наташа закричала еще громче:

— Ау! Помогите! — и совсем уж громко, из последних сил: — Помогите! Я заблудилась!

— И вовсе незачем так орать, — неожиданно совсем рядом раздался тихий спокойный голос. — Я и в первый раз отлично вас расслышал.

— Ой! — девочка так и подскочила на месте от неожиданности. — А где вы? Почему я вас не вижу?

— Вы меня не видите, потому что вы на меня не смотрите, — резонно возразил голос. — Правее, еще правее... Вуаля, а вот и я!

Повернув голову направо, Наташа вновь вздрогнула — на нее глядели горящие желтым светом большие глаза. Казалось, они висят сами по себе прямо в воздухе, довольно высоко над землей, будто сама темнота подняла свои тяжелые черные веки...

Нечеловеческим усилием взяв себя в руки, девочка сфокусировала взгляд, и все-таки рассмотрела настоящего обладателя эффектных очей: крупного черного пса, почти сливающегося с ночным мраком, такого здоровенного, каких она еще в жизни не видела — зверюга доставала ей почти до плеча.

— Ой, — растерянно повторила она. — Простите, я просто раньше никогда... Никогда не видела говорящих собак.

— Мне тоже никогда не доводилось встречать говорящих собак, — сухо и укоризненно заметил зверь, — а вот волков...

При разговоре он так странно морщил морду, что Наташа просто не могла оторвать глаз. Не говоря уже о том, что перед ней было невероятное, невозможное в природе говорящее животное!

— Так вы — волк? — запоздало удивилась она.

— По большей части, — загадочно ответил тот. — А вы так кричали на весь лес только оттого, что не с кем было поговорить?

— Ох, нет, конечно, извините, — засуетилась Наташа. — Понимаете, мы с друзьями пошли в лес, в турпоход — ну, знаете, погулять, свежим воздухом подышать, красотами природы полюбоваться, а потом я... от них отстала, и вот — заблудилась.

Она развела руками.

— О! — сразу оживился волк. — Так вы — маленькая девочка, попавшая в беду?

— Я вовсе не маленькая! — обиделась Наташа. — Мне уже тринадцать лет!

— Хорошо-хорошо, значит, вы — большая девочка, попавшая в беду, — примирительно заключил ее собеседник.

Наташа в запальчивости хотел возразить, что ни в какую беду она не попадала, а всего лишь заблудилась, но подумала, что если она будет постоянно перечить, то волк, чего доброго, рассердится, и вот тогда она на самом деле окажется в самой настоящей беде. Поэтому сочла за лучшее промолчать.

— Значит, в город хотите, — задумчиво пробормотал волк, поворачиваясь к ней боком и задумчиво глядя куда-то в сторону. — А вас там кто-нибудь ждет?

— Конечно! — с жаром подтвердила девочка, твердо уверенная, что, не смотря на суточный переход, по-прежнему находится ближе к Первоуральску, чем, скажем, к Екатеринбургу или Челябинску.

— Ну, так садитесь же! — поторопил ее странный спаситель.

— Ку... куда? — удивилась Наташа.

— Ко мне на спину!

Неловко, словно взбираясь на забор, она закинула волку на спину правую ногу, а затем, крепко вцепившись в шерсть на загривке, подтянулась и, немного поерзав, довольно удобно устроилась верхом. Не так, конечно, как на пони в парке, но и не так, как на соседском Грее, острая хребтина которого никак не годилась для верховой езды и испортила ей всю прогулку.

— Не подгонять, — строго предупредил невиданный зверь, и неспешно потрусил в ту сторону, откуда, как показалось Наташе, она только что пришла. Выходит, все это время шагала не туда...

Волк бежал легко и ловко, мягко ступая пружинистыми лапами на пружинящие сухие иголки, и на его спине почти не трясло. Но вот ветки деревьев то и дело норовили пребольно ударить по лицу и сбросить на землю. В конце концов, Наташа прижалась к волчьей шее, обвив ее руками и почти уткнувшись носом в большое и мягкое пушистое ухо. Такое расположение и невысокая скорость 'скакуна', от которой не свищет ветер в ушах и не стучат зубы, норовя прищемить язык, как нельзя боле способствовали задушевной беседе.

— А много еще в лесу волков, таких, как вы? — заинтересовалась Наташа.

— Таких как я? Пожалуй, что и немного, — заметил тот. — А вот просто волков — хватает, так что маленьким девочкам не следовало бы гулять по лесу одним.

— 'Мама не предупредила ее, что нельзя разговаривать с незнакомыми волками', — вспомнила Наташа.

— Что, простите? — от удивления ее 'скакун' замер на месте, как вкопанный.

Прежде чем он вновь тронулся в путь, девочка успела вкратце пересказать леденящую кровь историю о Красной Шапочке.

— А что, наверняка все так и было, — согласился волк, вновь переходя на неторопливую трусцу, — вот только это скорее всего не настоящий волк был, а оборотень, вроде меня. Разве простые волки говорят? И как можно даже издалека и в темноте не отличить такую морду от человеческого лица? Разве только девочка страдала сильным дефектом зрения...

Наташа окаменела на широкой теплой спине зверюги, а тот продолжал развивать свою мысль:

— Наверное, мамаша отправила дочурку к бабушке еще затемно, как только достала из печки свежие хлебы. По дороге та повстречала оборотня — наверняка было полнолуние, — пользуясь умением говорить, тот обманул бедняжку, и слопал старушку. А с первыми лучами восходящего солнца вновь стал человеком, нацепил чепчик, и улегся в кровать, на бабушкино место. Видно, матерый был зверюга, может быть, даже сам Вервольф — он, я слышал, мог по собственному желанию обличья менять, особенно ранним утром, пока луна еще не зашла. Погорел старик на своей любви к нежным маленьким девочкам — напоролся на охотников с серебряными пулями. И, если подумать, у той крошки вполне мог быть красный колпачок...

— А вы, кхм, — Наташа кашлянула, чтобы прочистить сжавшееся от волнения горло, и прохрипела: — А вы, получается, кхм, тоже... оборотень?

— Да уж точно не собака говорящая, — злопамятно заметил тот.

— И как же вы относитесь... к маленьким девочкам?

— Очень, очень люблю, — Наташе даже показалось, что при этих словах ее 'скакун' громко, со смаком облизнулся и сглотнул набежавшую слюнку, но тут же попытался ее успокоить: — Но сегодня уже сыт, благодарю.

На ее взгляд, это здорово походило на попытку усыпить бдительность жертвы непосредственно перед поеданием. Но, прежде чем она успела присмотреть себе местечко помягче, чтобы скатиться с волчьей спины и потихоньку уползти в какие-нибудь кустики погуще, надеясь на чудо, прямо по курсу, словно бы из ниоткуда, внезапно вынырнули несколько светящихся огоньков.

— Вот и город, — удовлетворенно заметил волк-оборотень, останавливаясь. — Спускайтесь, я ведь все-таки не конь. Еще горожане увидят, да и запрут в какой-нибудь цирк, зевак катать.

Разжав руки, Наташа покачнулась и мешком свалилась на землю, не в силах устоять на подкашивающихся от голода и усталости ногах. А ведь это наверняка самая окраина, автобусы уже не ходят. Может, удастся хотя бы отыскать какой-нибудь круглосуточный киоск, откуда разрешат позвонить и где можно будет подзаправиться сушками.

При мысли о еде Наташин рот наполнился голодной слюной, а желудок протестующе забормотал.

— Это вы рычите? — поинтересовался волк.

— Это в желудке, — смущенно призналась девочка.

— А-а-а, — протянул он. — А на будущее — так, на всякий случай, — как вас зовут?

— Наташа, — не стала скрывать она. — А вас?

— Вольфганг, — представился волк. — Но можно просто Вольф. Так уж и быть, провожу вас до конца, а то ведь еще могут и не пустить.

'Куда могут не пустить?' — удивленно размышляла Наташа, шагая рядом со своим странным провожатым. С каких это пор вокруг города успели расставить блокпосты? Или, мечась по лесу, она все-таки свернула куда-то не туда, и ближайшим населенным пунктом оказался какой-то закрытый и, возможно, даже секретный объект?

Но еще больше она удивилась, когда широкая, но неровная дорога, на которую они вышли, вывела их не к полосатому шлагбауму рядом с аккуратной будочкой КПП, а к высокой, простирающейся вправо и влево практически до бесконечности стене, сложенной из выщербленных неровных шлакоблоков. Будь Наташа одна, она непременно пошла бы вдоль стены, явно принадлежащей какому-то складу или гаражу, если судить по огромным окованным железными полосами капитальным воротам, через которые свободно могла бы проехать не только пожарная машина, но и ракетно-баллистическая установка. Когда-нибудь стена непременно закончится, как всегда бывает со стенами, и Наташа обошла бы этот склад кругом. Во всяком случае, она не собиралась посреди ночи беспардонно ломиться в ворота!

Но у Вольфа, очевидно, были свои планы. Усевшись прямо перед высокими тяжелыми створками, он поднял морду к горящим где-то высоко-высоко над ними тусклым фонарям, которые уже издалека привлекли Наташино внимание, и вдруг, безо всякого предупреждения, взвыл дурниной — так громко, что, кажется, в лесу попадали на землю все вылетевшие на ночную охоту совы и летучие мыши.

Никакой реакции, подтверждающей, что сигнал принят и понят, из-за ворот не последовало, и оборотень — очевидно, войдя во вкус, — запрокинул голову, прижал уши к спине, вытянулся в струночку, так, что, казалось, вот-вот устремится к луне, словно выпущенная из тугого лука стрела, и выдал совершенно поразительную по высоте и продолжительности руладу. После такого, по Наташиному мнению, даже лесные сосны должны были в ужасе разбежаться, кто куда, придерживая длинные нижние ветки, точно путающиеся в ногах долгополые юбки.

На этот раз сольное выступление не осталось без внимания — ворота внезапно прорезавшимся грубым мужским голосом разразились длинной тирадой на незнакомом Наташе языке.

Вольф сморщил нос:

— Побереги силы, Хрипатый. Это не нечистый по твою душу, а всего лишь я, так что сэкономь молитву про запас.

— Проказа на твои мохнатые уши, де-Вольф! — в воротах распахнулась небольшая, в человеческий рост, дверца, почти незаметная на общем фоне. — Из-за тебя я поседею на десять лет раньше!

На пороге склада возник мужчина, при виде которого Наташа непроизвольно присела на корточки, стараясь спрятаться за сидящим волком. Настоящий великан, с такими широченными плечами, что еле-еле смог втиснуться в дверной проем боком, а его длинные руки, казалось, свисают гораздо ниже коленей. Сутулый, кряжистый, точно небрежно вытесанный топором из дубового пня, он удивительно напоминал гориллу.

— Бойся бога, Хрипун, — нисколько не смущаясь перед нависающим над ним чудовищем, спокойно возразил оборотень, — ты столько не проживешь!

— Гы! — весело осклабился человек-горилла, очевидно, сочтя это удачной шуткой. — Ты че приперся-то? Для тебя еще рановато!

— У меня важная миссия, — серьезно сообщил Вольф. — Я привел маленькую девочку!

— Ох, не доведут тебя до добра эти маленькие девочки, — покачал головой великан — наверное, ночной сторож.

— И то верно, — неожиданно для нее согласился наташин провожатый. — Вы уж проверьте, не воровка ли. А, может, и шпионка — одета она странно, да и пахнет подозрительно.

— Само собой, — согласился здоровяк и, подхватив не ожидавшую такого предательства Наташу за шиворот, легко приподнял ее над землей. Прежде, чем скрыться за воротами со своей ношей, он равнодушно бросил через плечо: — Заходи в воскресенье.

— Само собой, — в тон ему бросил волк.

Двери захлопнулись, и покачивающаяся на весу в нечеловечески сильных руках девочка оказалась в полнейшей темноте. Но ненадолго: пройдя по тесному (для него) коридору, горилоообразный вступил в небольшое, ярко освещенное несколькими горящими свечками помещение. Очевидно, это была караулка, так как тут, за грубо сколоченным столом из неровных, разной толщины неструганных досок, сидел второй сторож, посубтильнее первого, пониже и уже в плечах, но одетый в такую же униформу с золотыми пуговицами и нашитыми шнурами. Не глядя на вошедшего товарища, он продолжал выстругивать что-то из крохотной чурочки ножом совершенно устрашающих размеров, этаким маленьким мечом, которым, однако, орудовал очень ловко.

— Ну, что там, — не прерывая своего высокоинтеллектуального занятия, равнодушно бросил строгальщик. — Валькирии буянят, ведьмы шабашат или баньши опять разгулялся?

— А, — махнул рукой здоровяк, (к счастью, не той, в которой сжимал Наташин воротник), — Вольф опять чудит — видно, от луны совсем свихнулся. Вот, привел, велел приютить девчонку. В лесу, говорит, нашел.

— Хорошенькая? — тут же заинтересовался тот, откладывая в сторонку свое плотницкое вооружение и впиваясь в безвольно висящую Наташу буравчиками внимательных глаз.

— Где там! — фыркнул великан. — Мелочь!

— Ну, Вольф, как всегда, в своем репертуаре, — вмиг утратив всякий интерес, второй стражник вновь вернулся к истязанию чурочки. — Ни себе, ни людям... Ну, приюти ее, раз уж тебе велено.

— А как?

— Как обычно. Или назад отведи — все равно, мне никто ничего не поручал, в случае чего тебе и отвечать...

Он все еще продолжал что-то бормотать, а здоровяк вместе с болтающейся в его лапищах Наташей уже покинул помещение. С электрическим освещением на складе явно были большие проблемы — вновь последовали непроницаемо-черные коридоры, поворачивающие вправо и влево, неожиданно поднимающиеся вверх и опускающиеся вниз — в конце концов у девочки даже закружилась голова. Впрочем, может быть, и не от лабиринта, а от голода.

Странный же человек, несущий ее так легко, точно сжимал указательным и большим пальцами невесомую пушинку, а не упитанную девочку, не переставал бормотать себе что-то под нос, обращаясь как будто бы к ней — больше никто с ними по коридору не шел, и навстречу не попался:

— Это тебе еще повезло, что на Вольфа попала, да... Он, когда в хорошем настроении, да сытый — милейший человек... Только вот шутки у него дурацкие, да и сам он, честно говоря, дурак, да... Впрочем, все-таки хорошо, что именно он тебе попался, да... Еще неизвестно, чтобы от тебя в лесу к утру осталось, да... Так вот... А Вольф — он хороший парень, когда незлой, да...

Он все бормотал и бормотал, и в Наташе, висящей между небом и землей, постепенно росло и крепло ощущение, зародившееся еще в тот момент, когда на ее отчаянный крик о помощи откликнулся волк, говорящий человеческим языком: что все происходящее с нею абсолютно нереально, попросту немыслимо. Наверное, она так и уснула в конце концов, сидя под елочкой, и темная фигура, мелькающая впереди между деревьями, и все остальное ей просто привиделось.

Решив в дальнейшем воспринимать все происходящее с нею именно с такой точки зрения и не волноваться по-пустому, Наташа не делала попыток освободиться из железного захвата здоровяка, покорно и даже с некоторым любопытством ожидая, каких еще фантомов породит ее чересчур бурное воображение.

Последовал еще один спуск, затем 'носильщик' достал, как ей показалось, прямо из рукава большую, громко зазвеневшую связку ключей, и открыл тяжелую дверь, подавшуюся им навстречу с душераздирающим протестующим скрипом. За дверью обнаружилась довольно большая, на первый взгляд совершенно пустая комната, насколько можно было судить по лунному свету, прямоугольниками падающему из нескольких узких оконных проемов. Вытянув руку, громила поставил Наташу на порог, а затем, разжав пальцы, быстро захлопнул дверь у нее за спиной.

Не ожидавшие вновь ощутить под собой твердую опору, ноги тут же подогнулись, и Наташа рухнула на пол. Он оказался не таким жестким, как можно было предположить с виду — пошарив вокруг руками, она обнаружила что-то сравнительно мягкое и немного колючее, неровным слоем рассыпанное по неровно залитому бетону. Отсутствие линолеума лишний раз подтверждало версию о складе.

Рассудив, что именно это помещение 'добрые' сторожа предназначили ей для ночлега — а спать хотелось со страшной силой, так, что даже голод как-то подзабылся, ушел на задний план, — девочка опустилась на колени, собрала сильно рассредоточенное по полу покрытие в одну большую кучу и, рухнув сверху, моментально уснула.

ГЛАВА 2

ЭКСТРЕМАЛЬНЫЙ ПОЛЕТ

Проснулась Наташа так же резко, как и отключилась — точно неведомая рука повернула рубильник, — причем проснулась с неприятным чувством. На нее кто-то пристально смотрел, и в этом взгляде ощущалось нечто зловещее: как будто дракон плотоядно прикидывал, управится с нею за один жевок, или тут хватит на завтрак, обед и ужин. Разбуженная столь неприятным образом, девочка подскочила на своей колючей подстилке, будто подброшенная мощными тугими пружинами, и повела по сторонам еще не вполне ясными спросонок глазами.

Тревога оказалась напрасной — у противоположной стены, довольно далеко от свитого ею мягко-колючего гнезда, поджав ноги к подбородку, сидела смуглолицая темноволосая девочка, на вид немногим старше ее, одетая в какой-то странный бесформенный серый балахон.

— П-привет, — выдавила из себя Наташа. — Ты кто? Что здесь делаешь?

— Наверное, то же, что и ты, — пожала плечами незнакомка, отвечая как бы на оба вопроса одновременно. — Ночевала здесь, а теперь жду, когда выпустят — в город или наружу, как повезет. Скорее всего, выпрут обратно — попрошаек тут не любят.

— Так ты, стало быть...

— Сума переметная, к вашим услугам, — протянув ноги по полу, девчонка прижала растопыренную ладонь к груди и слегка ссутулила спину в карикатурном поклоне. — Называют меня Дарина. А тебя?

— Меня зовут Наташа, — представилась она новой знакомой.

— Красивое имя, — согласилась та. — Что оно обозначает?

— Не знаю, — смутилась Наташа. — Не задумывалась... А твое?

— Ну, это просто — в свое время я стала подарком для родителей, а теперь живу подарками судьбы и добрых людей. Кстати, о людской доброте — как ты собираешься отсюда выйти? Ты пришла в город, чтобы навестить родственников? Или тебя кто-то выкупит?

— Как это — выкупит? — вновь удивилась Наташа.

— Не думаешь же ты, что стража бесплатно предоставляет всем желающим свой гостеприимный кров, — пояснила Дарина. — Дает крышу над головой и вон, еще целый кувшин воды принесли — ты, кстати, пить не хочешь?

— Вообще-то я шла к бабушке, — призналась Наташа, скосив глаза в сторону странного кособокого сосуда из красной обожженной глины, притаившегося рядом с входной дверью. — Но, похоже, ночью сбилась с пути, и теперь не знаю, куда попала. Да даже и не ночью, а гораздо раньше, как только отбилась от отряда. А что это за город?

— С отрядом? — живо заинтересовалась ее собеседница, совершенно игнорируя последний вопрос. — Так вот почему ты так странно одета! И много вас шло? Кто вас вел?

— Шесть человек, не считая руководителей, — честно призналась Наташа.

Подобравшись к дверям, она сунула нос в кувшин — вода ничем подозрительным не пахла и казалась чистой и свежей. Правда, сейчас она предпочла бы кусок хотя бы и черствого хлеба, с колбасой... можно даже с соевой... или вовсе без колбасы... Но придется, видно, по рецепту Гека Финна, наполнить желудок одной водой, чтоб хотя бы слегка притупить это сосущее чувство внутренней пустоты.

— Так кто же вас вел? — настойчиво повторила свой вопрос Дарина.

— А, Денис с Властой, — отмахнулась Наташа, делая большой глоток.

Получив первую порцию простой воды, желудок протестующе сжался, словно предчувствуя коварную попытку замены честного завтрака беспардонным суррогатом, но второй и третий глотки прошли уже гораздо легче и безболезненней.

— Значит, Денис и Власта снова объединились, — задумчиво пробормотала себе под нос товарка по несчастью. Сняв с плеча суму в виде длинного мешка из грубой ткани на ремне через плечо, она запустила туда руки и принялась ворошить содержимое, не прерывая бормотания: — Выходит, они объединились... Шесть человек — отряд небольшой, разведчики? Погоди, может, ты есть хочешь? — повысив голос, окликнула она Наташу, намертво присосавшуюся к кувшину.

— Конечно, хочу, — сразу оживилась та, сирая со щек мокрые 'усы'. — А у тебя что, есть?

Вместо ответа Дарина достала краюху серого, ноздреватого, ароматного хлеба, и белый, странной асимметричной формы непонятный кусок. И то, и другое она разломала руками на почти равные части, и протянула Наташе ее долю.

Белая масса оказалась очень соленым снаружи и почти пресным внутри сыром, вроде брынзы — кусок явно был отрезан от большого круга. Девочка с жадностью вонзила зубы в полученную еду.

— Похоже, дела у тебя идут неплохо, — прожевав первый кусок, заметила она. — Сидишь тут всю ночь, а хлеб свежий, даже теплый, и сыр совсем недавно отрезан, подсохнуть не успел, так и плачет!

— Предприимчивый человек нигде не пропадет, — загадочно заметила Дарина, сверкнув глазами, и с удвоенной яростью набросилась на свой бутерброд, круша и перемалывая зубами с такой страстью, точно видела в нем своего злейшего врага.

Утолив голод, Наташа запила бутерброд водой из кувшина, стряхнула крошки с одежды на солому, и, поднявшись на ноги, подошла к одному из окон, узкими щелями прорезающих толщу стены. Но сильнее всего ее поразили не странная форма окошек, отличающихся друг от друга по размеру и высоте расположения, как будто их выкладывали на глазок, и не полутораметровая стена из неровно обтесанный камней:

— Как, ты сказала, называется этот город? — слабым голосом спросила Наташа.

— Старый, — деловито выковыривая из зубов застрявшие между ними кусочки мизинцем коричневой от загара или от въевшейся грязи руки, к окну подошла Дарина. — Это Старый город, Старгород. Ты что, никогда раньше не бывала в столице?

— Не-е-ет... — потрясенно протянула Наташа, чувствуя, как пол ускользает из-под подгибающихся ног. Столицы с такой панорамой она никогда не видела — разве что в фантастических фильмах или в кошмарных снах...

В этот момент дверь с грохотом распахнулась, ударившись о наружную стену в коридоре, и на пороге возник давешний сторож-горилла: солнечный свет сделал его еще больше похожим на обезьяну.

— За тобой пришли, — буркнул он, кивая Наташе. — Можешь идти, только сперва переоденься.

С этими словами он бросил ей довольно объемистый мягкий светло-серый сверток, цвета небеленого полотна, и вышел в коридор.

— Переодеться в это? — Наташа с удивлением перебирала принесенное: сшитые из одной и той же грубоватой ткани мешок, квадратное полотнище с тесемками, и нечто совсем уж непонятное, но с рукавами... Или это странного фасона широко расставленные штанины?

— Только не говори, что никогда в жизни ничего подобного не видела! — засмеялась было Дарина но, глядя на совершенно несчастное потерянное Наташино лицо, сразу посерьезнела: — Похоже, ты не шутишь. Ладно, помогу разобраться. Прямо на это?

— А можно? — переспросила Наташа, оглядывая свою одежду, вызвавшую столько эмоций сперва у Вольфа, а теперь вот и у этой девушки. Обычные темно-синие джинсы и такая же ветровка, белая футболка, на ногах — походные ботинки с высокой шнуровкой, на толстой рифленой подошве. В чем еще она должна была отправляться в лес — в вечернем платье?

Собрав одежки в кучу, босоногая Дарина принялась бегать вокруг Наташи, обряжая, точно манекен или новогоднюю елку. Первым делом она натянула на нее через голову мешок, в котором оказались прорези для рук и головы. Длинный, он почти достигал колен, но благодаря не до конца сшитым боковым швам не сковывал движений и не мешал ходьбе. Затем последовал таинственный квадратный кусок с тесемками, который следовало несколько раз обмотать вокруг талии, наподобие гигантского фартука или юбки с запахом. Излишки длины Дарина ловко устранила при помощи добытого из неисчерпаемых глубин своей бездонной сумки острого ножа — надрезав край, резко дернула ткань, отрывая снизу длинную полосу.

Поверх всего этого великолепия полагалось накинуть безразмерный халат — то самое таинственное сооружение с рукавами. За отсутствием застежек его следовало так же обмотать вокруг себя и подвязать — тут-то и пригодилась оторванная от юбки полоса, свернутая жгутом. Халат Дарина тоже укоротила испытанным способом, а излишек — широкую, как полотенце, полосу, — намотала Наташе на голову, соорудив нечто вроде тюрбана.

— Очень уж волосы у тебя короткие, — пояснила она. — Не по-нашему. Я даже не поняла сначала, что ты девочка. А вот так — хорошо!

Подбоченясь, Дарина отошла, чтобы со стороны в перспективе полюбоваться делом своих рук, и довольно повторила:

— Хороша!

Наташа же чувствовала себя вовсе не так восторженно — на ней разом оказалось чересчур много одежды, слишком длинные подолы непривычно путались в ногах, сковывая движения и заставляя спотыкаться на ходу и мелко семенить. Обращая все свое внимание только на то, чтобы поспеть за слишком быстро шагающим впереди гориллообразным провожатым и при этом не упасть, она даже не успела задуматься: кто же этот таинственный добродетель, выкупивший ее из плена навязанного гостеприимства?

Благодетель, на чудесное появление которого, по самым радужным прогнозам Дарины, не стоило и надеяться, оказался совершенно незнакомым Наташе человеком. И все же, когда он заговорил со стражниками, она сразу же узнала его голос, а 'строгальщик' развеял последние сомнения, покачиванием головы провожая уходящую Наташу и ее спутника:

— Эх, Вольф, не доведут тебя до добра эти девочки!

Не задумываясь пока над своей будущей судьбой, но и не ожидая от нее никакой подлости, Наташа с нетерпением ожидала выхода на улицы совершенно незнакомого ей Старого города — такой ли он, каким показался ей на первый взгляд из окна? Она выскочила из караулки едва ли не вперед полненького, запыхающегося на ходу Вольфа — волком он выглядел гораздо боле подтянутым и, если можно так выразиться, спортивным. И замерла, вновь оказавшись в кромешной тьме — дверца, через которую их выпустили, находилась сразу же за огромными городскими воротами, под аркой, вырезанной в стене самое меньшее десяти метров толщиной!

Крепко взяв ее за руку, Вольф повел ее за собой, туда, где раздавался обычный городской уличный шум, в котором как будто чего-то не хватало, но Наташа никак не могла понять — чего.

Улица, на которую они вышли, жмурясь от непривычно яркого света, была довольно широкой, и казалась еще шире оттого, что обрамляющие ее дома в высоту не превышали четырех-пяти этажей. Однако она так была перегорожена торговыми ларьками и прилавками, настолько запружена бродячими торговцами с висящими на широких ремнях через шею лотками, что места посередине едва-едва оставалось, чтобы мог проехать легковой автомобиль. И то, если бы все покупатели разом расступились в стороны.

Только тут стало понятно, чего именно не хватало в этом разноголосом шуме и гомоне: автомобильных гудков, шума работающих моторов, выстрелов выхлопных труб — всего того, что отличает любой современный город от средневекового. И Наташа окончательно осознала то, о чем догадалась, когда первый раз выглянулала из окна своей светлой темницы — она каким-то неведомым образом совершила путешествие во времени и попала в прошлое!

В этом убеждали и костюмы толпящихся вокруг торговых ларьков, яростно торгующихся людей. Практически одинаковые, похожие на тот, что вряд ли удалось бы одеть без помощи Дарины: рубашки без воротников, длинные куски ткани, обмотанные вокруг бедер вместо юбок (у мужчин их заменяли мешковатые брюки, а рубашки носились навыпуск), сверху — длинный балахон, подвязанный поясом или простой веревочкой. Причем мужчины могли и не обматывать широкие полы вокруг тела — очевидно, чтобы не путались в ногах при ходьбе, — а вот ни одной женщины, позволившей себе такую вольность, Наташа, как ни старалась, не заметила.

Сшитые в большинстве своем из одинаковой ткани, платья различались по степени заношенности и чистоты — то есть были более или менее серые. И все же благодаря обильно украшающей одежду вышивке с преобладанием геометрических и растительных мотивов на всем базаре не было двух одинаково одетых людей. В своем однотонном, без всяких узоров одеянии девочка начала чувствовать себя белой вороной...

Встречались в однотонной толпе и яркие цветные пятна — обладатели одежд из цветных, крашеных тканей. Вышивка на таком платье сверкала золотой и серебряной нитью, блестела бисером, а его обладатель держался гордо, с достоинством и бросающимся в глаза чувством собственного превосходства. Двигались эти павлины гораздо значительнее и медленнее остальных — быть может, оттого, что их прижимало к земле обилие разномастных бус, браслетов и прочих, не сочетающихся друг с другом, но призванных подчеркнуть статус их владельца украшений.

Одежда не имела карманов, поэтому разнообразные мелочи, которые могут пригодиться, но будут мешаться, если постоянно носить их в руках — к примеру, деньги, — складывались в пестро расшитые мешочки с длинными завязками, просовывающимися под пояс. Чтобы они не выскальзывали, на конце каждой тесемки или ремешка крепилась крупная бусина, вырезанная из дерева или камня фигурка, и тому подобные амулетики вроде нэцкэ.

Все эти подробности Наташа успела рассмотреть, пока они с Вольфом шли, протискиваясь сквозь оживленную базарную толпу. Но неожиданно ее спутник свернул в сторону, в узкий, почти незаметный переулок, где почти совсем не было людей, и идти сразу стало легче. Теперь Наташиным вниманием овладели возвышающиеся впереди дома — невысокие, с крохотными окошечками, кое-где застекленными, но в большинстве случаев попросту забранными ячеистыми, напоминающими жалюзи ставнями. Над головами прохожих на туго натянутых веревках полоскалось мокрое белье, вывешенное хозяйками для просушки. Кое-где доски, перекинутые через улицу между окон двух домов на противоположных ее сторонах, образовывали что-то вроде балкончиков, где стояли большие горшки с цветами и овощной зеленью, а так же нагромождался разнообразный хлам, всегда скапливающийся в доме, выбросить который у рачительного хозяина не поднимается рука.

Сооружения эти выглядели настолько ненадежно, что Наташа невольно на ходу втягивала голову в плечи, ожидая, что сверху вот-вот упадет плохо закрепленный горшок или обломок старого стула. Да и получить по лицу мокрой, сравнительно чистой тряпкой, сорвавшейся с веревки и отправившейся в свободный полет, тоже удовольствие ниже среднего. А вот ее провожатый шагал уверенно, не обращая внимания на окружающий пейзаж, ловко перепрыгивая через журчащие ручейки нечистот, текущие прямо по мостовой.

В своем человеческом обличии оборотень ничем, кроме голоса, не напоминал девочке вчерашнего волка, который вез ее на спине через лес. Здоровенный поджарый зверь при свете дня стал среднего роста полноватым мужичком, в черной шевелюре которого на самом затылке сквозь неплотный строй волос уже просвечивала розовая кожа головы, обозначая место будущей залысины. Наташа решила пока не задаваться вопросом, зачем ночной знакомец выкупил ее у гостеприимных стражников, и даже позаботился об одежде, чтобы она не слишком выделялась на фоне местного населения — рано или поздно это выяснится само собой, а все, что бы она сейчас не придумала, все равно окажется неверным.

Вольф все шагал и шагал вперед, таща ее за собой, точно на буксире. Улочка поворачивала и разветвлялась, к ней примыкали переулки, совсем уж узенькие, в которых с трудом могли разойтись два человека, а он уверенно шел вперед по этому лабиринту, очевидно, хорошо зная дорогу.

Внезапно впереди показалась низкорослая понурая лошадка, впряженная в телегу, полностью перегораживающую дорогу. Возница невозмутимо продолжал беседовать с выглядывающей из окна второго этажа красоткой, пока Наташа с Вольфом протискивались мимо допотопного средства передвижения и грузоперевозок, совершенно вжавшись в стену дома. Поравнявшись с лошадью, Наташа на всякий случай крепко зажмурилась — а ну, как той придет в голову укусить ее или лягнуть? — но все обошлось благополучно.

Встреча с четвероногим подкованным другом человека оказалась предвестием завершения их многотрудного пути. Через пару десятков метров улочка неожиданно выскочила — иначе и не скажешь, — на небольшую, но светлую и на удивление чистую площадь, украшенную посередине затейливым сооружением, в котором Наташа по недолгом, но напряженном размышлении признала фонтан без воды. Мощеная крупными плоскими, как плиты, камнями, площадь была окружена аккуратными двух-трех этажными особнячками, среди которых выделялся один, просто огромный, аж четырехэтажный, возвышающийся в своем окружении, точно конный рыцарь посреди пешего войска — или, если принять во внимание количество украшающих его фасад декоративных элементов, как свадебный торт среди скромных пирожных.

Кроме каменного кружева, каждый домик был непременно украшен гербом, неоднократно повторяющимся в узоре, из чего можно было заключить, что его обладатель принадлежит к высшему обществу. Лишь один дом был лишен этого элемента украшения — к нему-то и направился Вольф со своей спутницей. Минуя парадное крыльцо, он прямиком устремился к боковой маленькой дверце, поднялся по нескольким каменным ступеням и решительно постучал.

— Ох, кого это там еще несет, — послышалось из-за двери недовольное бормотание, сопровождаемое шаркающими шагами и бряцанием тяжелого засова. — Нету на тебе креста, де-Вольф, — воскликнула появившаяся на пороге сгорбленная старуха, — что в собственный дом ты вползаешь с черного хода, как вор!

— Молчи, Варвара, — отмахнулся хозяин дома. — Я умер бы от старости, пока ты дотащишся до парадного! Доставай, что там у тебя осталось с завтрака, да накорми девочку!

С этими словами он втолкнул Наташу в следующее за небольшой прихожей помещение, оказавшееся уютной просторной кухней, а сам, открыв еще одну дверь, скрылся в глубине дома.

Оставшись наедине со старушкой, Наташа невольно сжалась под ее пристальным изучающим взглядом.

— Девочка, м-да, — задумчиво пожевав губами, наконец изрекла та. — Где же Вольф тебя подобрал?

— В лесу, — робко чирикнула Наташа, не предвидя особо бурной реакции на свои слова.

Услышав же ее бесхитростный ответ, старушка испуганно отшатнулась, всплеснула руками и принялась размахивать ими над головой, изображая пальцами какие-то загадочные знаки и приговаривая: 'Свят, свят, свят!' Совершив над девочкой свой странный ритуал и видя, что та не собирается проваливаться сквозь землю или исчезать в клубах огня и дыма, она слегка успокоилась. Жестом велев ей занять место за широким столом, бабка Варвара принялась неожиданно быстро и ловко выставлять тарелки с разнообразной снедью.

Втянув носом ароматы, поднимающиеся от аппетитного содержимого тарелок, Наташа почувствовала, как с новой силой просыпается зверский голод, немного задавленный дареным бутербродом. Подперев ладонью морщинистую щеку, кухонная влдычица с умилением следила за тем, как жадно она поглощает угощение.

— Ешь, ешь, сиротка, — велела она, когда Наташа, оглядываясь на нее, вспомнила о правилах поведения за столом, тщетно внушаемых ей собственной бабушкой, начала зачерпывать ложкой куски поменьше. — Как же тебя зовут, деточка?

— Наташа, — прожевав, ответила та. — Наталья.

— Природная, значит, — перевела старушка. — Тогда, действительно, откуда же тебе и взяться, как не из лесу!

Вздохнув, Наташа еще раз поведала свою историю о том, как заблудилась, отбившись в лесу от своих.

— Вот ведь беда, — покачала головой бабка Варвара. — Да ты ешь, ешь...

Но она уже полностью насытилась и, отодвигая в сторону тарелку, в свою очередь поинтересовалась:

— А что это вы такое делали? — она замахала в воздухе руками, имитируя 'магические' бабкины пассы.

— Ох, — вздохнула та. — Так ведь лес-то близко, чего-то оттуда ждать... Опять же, в каком доме живу, — при этих словах старушка понизила голос и оглянулась, точно опасаясь, что их подслушивают.

— В каком? — так же вполголоса поинтересовалась Наташа.

— Хозяин-то, — та подмигнула.

— А что с ним?

Бабка Варвара еще сильнее понизила голос и нагнулась к самому Наташиному уху:

— Оборотень!

— Да что вы?! — она решила подыграть старушке, и та просто расцвела, получив возможность поделиться сплетней с новым человеком:

— Вот тебе и что! И батюшка их был такой же, хотя...

Тут она сделала многозначительную паузу, значения которой ее собеседница, однако, не поняла:

— Не такой же?

— Куда там — еще хуже! Этот-то и превратится — а добрый, больше на собаку похож, с детьми играет. А тот лютовал — не приведи господи! Жил, само собой, бобылем, на отшибе, и каждое полнолуние проводил в лесу, чтобы, значит, ненароком кого не загрызть. А однажды вернулся из лесу с мальчишкой — большеньким уже, лет семь ему было, и говорит: это, мол, мой сын. Ну, зарегистрировал, все честь честью, назвал Вольфгангом, чтобы не забывал о волчьих корнях, значит. А откуда он взялся, кто его мать — никто не знает, только поговаривают...

— Что? — еле слышным шепотом прервала Наташа слишком уж затянувшуюся паузу.

— Поговаривают, что мать его — настоящая волчиха, и сам он, выходит, на три четверти волк. Только я в это не верю, — неожиданно громко закончила она.

— Почему?

— Потому! Меня ведь и в дом-то взяли нянькой мальцу, сразу, как старик его привел. Живи он в лесу с волками — у кого бы говорить научился? А он уже и читал, и писал, правда, медленно, и в доме хорошо ориентировался, не спрашивал, что такое стул или стол, — стало быть, жил среди людей.

— Тогда кто же он? — искренне заинтересовалась Наташа. — Как вы думаете?

— Да разве ж я думаю, — смутилась старушка. — Ничего я не думаю. Так, догадки одни.

— И все же?

Снова бросив быстрый взгляд в сторону двери в дом, за которой скрылся хозяин, та прошептала:

— Сирота он, вот старик и усыновил мальчишку.

— А кто тогда его родители?

— Какие-нибудь оборотни. Может быть, даже сам Вервольф — его как раз в тот год крестьяне завалили.

— Вервольф? — встрепенулась Наташа, которой показалось, что она уже где-то слышала это имя. — Кто такой Вервольф?

— Кто же, как не вожак их бывший, — хмыкнула Варвара. — Разбойник настоящий! Бывало, на полную луну как соберет всю стаю, да как начнут куролесить! Я-то мало что о нем знаю, а вот старый хозяин только что не молился. Бывало, сядет с парнишкой, да и пошел разговор: Вервольф то... Вервольф это... и истории-то все страшные, про кровь, про месть, да про обман. А, бывало, пыль вытираешь или зайдешь в комнату по какой хозяйственной надобности — да и забудешь про все, заслушаешься. Умел старый хозяин рассказывать, что да, то да. Мальчишка даже смеялся: 'Закрой рот, Варвара, муха залетит!' Потом, конечно, всю ночь кошмары всякие снятся...

От воспоминаний на мутные старушечьи глаза навернулась слеза, тут же смахнутая рукавом.

— А правду говорят, что тот, кого оборотень укусит, потом сам становится оборотнем? — заинтересовалась Наташа.

— Свят, свят, с нами крестная сила! — Варвара принялась истово креститься. — Это кто ж такие страсти рассказывает? Неправда это, никого они не кусают, так и передай!

— Кому?.. — но Наташа не успела выяснить этот животрепещущий вопрос — их задушевный разговор неожиданно был прерван громким стуком, раздавшимся, кажется, откуда-то из глубин дома.

— Варвара! — громкий окрик хозяина заставил подскочить оцепеневшую было от удивления старую служанку, и она бросилась ко внутренним кухонным дверям с явным намерениям выполнить любое приказание господина. С проворством, свойственным молодости, ей наперерез кинулась Наташа:

— Сидите, бабушка, я сейчас сама сбегаю, узнаю, в чем дело! — прежде чем та успела возразить, она уже скрылась за дверью.

После залитой светом кухни коридор за дверью казался темным и мрачным, но глаза быстро привыкли к полумраку, и Наташа безошибочно устремилась к источнику шума.

— Варвара, в дверь стучат! — требовательный голос Вольфа раздался откуда-то сверху, похоже, со второго этажа: — Уснула ты, что ли?

Но Наташа уже была рядом с сотрясающимися от могучих ударов надежных дверных створок из толстых деревянных досок, покрытых искусным резным узором и перехваченных поперек коваными железными полосами, искусно вплетенными в орнамент. Приняв последний выкрик за формальное разрешение впустить нетерпеливых гостей, она с трудом отодвинула тяжелый массивный засов, удобно устроившийся в тугих пазах — видимо, им давно уже не пользовались и не смазывали.

Знай Наташа, кто с такой настойчивостью рвется внутрь — не стала бы возиться с тугим запором, а еще и подперла бы дверь какой-нибудь тяжелой мебелью для надежности. Но она не обладала даром предвиденья, и, побуждаемая желанием отплатить добром за добро и хоть как-то услужить тем, кто был к ней так внимателен и заботлив, широко распахнула двери, даже не поинтересовавшись, кто там.

В следующий момент она оказалась буквально отброшена к стене могучим ударом тяжелой дверной створки, на которой так долго вымещали свое нетерпение и злость ворвавшиеся в дом два трехстворчатых шкафа, втиснутые в униформу, по которой с трудом продышавшаяся Наташа сразу же опознала сослуживцев 'гориллы' и 'строгальщика'.

Пока она, полуоглушенная, продолжала сидеть на полу, молодчики в синих кафтанах профессионально обыскали прихожую, после чего, обменявшись непонятными жестами, разделились: один направился в сторону кухни, а другой стал подниматься по широкой и очень скрипучей лестнице, ведущей на второй этаж.

То ли первый оказался расторопнее, то ли Варвара сама двинулась из кухни ему навстречу, но почти сразу же из коридора раздался ее истошный визг, сопровождаемый глухим звуком удара. Встревоженная Наташа одним рывком вскочила на ноги — неужели эта скотина подняла руку на безобидную бабушку? Но она не успела сделать и пары шагов, как тут же оказалась схвачена сзади вторым стражником, о котором совершенно позабыла. Держа ее за локти, он тем самым не давал ей ни развернуться, ни размахнуться: оставалось только лягаться, что не приводило к какому-то видимому результату, — или визжать. Что Наташа и сделала, набрав в грудь побольше воздуха.

— Что такое здесь происходит? — заданный требовательным тоном вопрос прозвучал с верхней площадки пологой лестницы, где, сменив свой простой наряд, во всем великолепии перед незваными визитерами предстал хозяин дома. Он, казалось, стал вдвое выше, и выглядел очень внушительно в своем пурпурном балахоне с неброской вышивкой, который, наверное, одел специально для приема гостей. Впрочем, в двери ломились так долго, что он вполне мог успеть переодеть и пышное бальное платье с корсетом и кринолином.

Не дождавшись ответа, Вольф спустился с лестницы, и зря — теперь он был вынужден смотреть на своих вероломных посетителей снизу вверх, так что они сразу же почувствовали себя увереннее, и даже слегка обнаглели.

— Не беспокойся, де-Вольф, — на пару миллиметров наклонил голову тот, что цепко держал извивающуюся всем телом Наташу. — Мы пришли, только чтобы забрать чужачку, а к тебе лично и к твоему дому это не имеет никакого отношения.

— Вот как — забрать моего гостя? И, как я вижу, даже не поставив меня в известность, — тот сердито нахмурился, и сразу стал похож на ежика, осмелившегося выступать против лисы.

— Ах, да, — со стороны кухни показался второй стражник. Из-под прижатой к щеке ладони у него сочился тоненький алый ручеек, а следом семенила абсолютно невредимая, разве что слегка всклокоченная Варвара, размахивая на ходу чугунной сковородкой и сердито бормоча что-то себе под нос. — Разумеется, тебе будут возмещены все расходы, понесенные тобой в этом деле, — с этими словами второй, свободной рукой он достал из висящего на поясе мешочка несколько весело звенящих монет и швырнул под ноги хозяину дома.

Глаза Вольфа сердито сверкнули из-под насупленных бровей — он и не подумал нагибаться, чтобы собрать раскатившуюся в разные стороны мелочь. Но стражники, не обращая никакого внимания на гнев хозяина дома, спокойно ушли, унося с собой Наташу, точно пойманного цыпленка со связанными за спиной крыльями.

Лишь на крыльце они ненадолго приостановились, чтобы действительно обмотать ее запястья веревкой, а затем куда-то повели. Наташа не видела дороги, так как во время яростной схватки тюрбан на ее голове почти полностью размотался, и полоса плотной ткани легла на глаза, как повязка.

Внезапно ослепленную, ее долго вели: сперва по городским улицам, а затем, судя по гулко отдающемуся эху шагов, по высоким каменным коридорам. Наконец 'провожатые' остановились, очевидно, достигнув своей цели. Крепко ухватив за плечи, девочку слегка приподняли и легко переставили немного в сторону, а затем размотали кокон, охватывающий голову.

Растрепанная и взъерошенная, Наташа принялась крутить головой, пытаясь понять, куда ее занесло на этот раз. Помещение, в котором она оказалась, с одинаковой долей вероятности могло быть как глубоким подземным казематом, так и темницей на верхушке высокой башни. Оно представляло собой квадратную, даже кубическую, комнату, в которой стены, пол и потолок были сложены из одинаково серых каменных глыб разного размера, и освещалось, за неимением окон, несколькими чадящими факелами, зажатыми в специальных креплениях на стенах.

Кроме нее и двоих, совершивших победоносное, хоть и бесславное, нападение на дом Вольфа, в комнате находились еще двое громил, в мундирах, с точностью повторяющих кафтаны стражи, только сшитых из красной ткани, да еще один человечек, склонившийся над столом — родным братом того, за которым коротал ночной досуг вчерашний строгальщик. В свете приклеенных собственным воском прямо к неровной столешнице оплывших свечей худая сгорбленная фигура, облаченная, по требованиям современной моды, в балахон того же цвета и покроя, что и на Наташе, скребла растрепанным гусиным пером по листу плотной бумаги, постоянно норовящему скрутиться в трубочку, и посему с одной стороны прижатому тяжелой чернильницей, с другой же — собственным грязным пальцем писаря.

— Имя? — требовательно поинтересовался тот, не отрываясь от своего занятия.

— Наталья, — по молодости и незнанию местных обычаев Наташа не признала в человечке, кажущемся еще более субтильным на фоне рослых и могучих стражников, вершителя своей судьбы, поэтому держалась не подобострастно и заискивающе, а смело и даже вызывающе.

— Чьих будешь? — этим вопросом писарь поставил девочку в совершенный тупик: что он требует назвать, фамилию или отчество? Немного поколебавшись и решив, что фамилия все-таки важнее, она отрекомендовалась:

— Семенова.

— Итак, Наталья, дочь Семенова, — продолжая строчить, приступил к допросу странный человечек. — Признаешь ли ты, что вторглась во владения короля в составе злонамеренного отряда разведчиков числом шесть человек, под предводительством Дениса и Власты, врагов короны и государства?

— Нет, — честно призналась Наташа. — Мы никуда не вторгались, просто пошли в поход...

— Свидетельствуешь ли ты, что Власта и Денис объединили свои силы, сойдясь в злокозненном союзе?

— Я вообще не слышала, чтобы они ссорились, — пробормотала растерянная девочка.

Она не знала, что и подумать: похоже, что тут хорошо осведомлены и об их отряде, и о его руководителях. Или это простое совпадение? Не подведет ли она своими легкомысленными ответами здешних неведомых Дениса с Властой, которые даже ни сном, ни духом не подозревают о такой напасти?

А дознаватель не унимался, засыпая ее все новыми и новыми вопросами, одновременно, заполняя серый лист сплошным текстом, без красных строк и абзацев. Почерк у него был красивый, ровный, но очень мелкий — 'бисерный'.

— Что там за шум? — неожиданно прервавшись, поднял он свои водянисто-серые, слегка навыкат глаза.

Теперь, когда прекратилось безостановочное скрипение его раздвоенного на остро заточенном конце пера, ритмичный стук, который Наташа сперва приняла за громкое тиканье чьих-то часов, стал отчетливее и слышнее. Да, пожалуй, часы тут не при чем — разве что если в соседней комнате располагается механизм огромных башенных курантов. Причем в нем явно неполадки — удары маятника то и дело сбиваются с ритма.

— Сейчас проверю, — с готовностью сорвался с места один из стражников в красном мундире, стоящий у самых дверей.

Его не было всего пару минут, в течение которых ритмичное, навевающее тоску буханье сперва ненадолго прекратилось, а затем возобновилось с новой силой. Вернувшийся гонец выглядел смущенным и неуверенным:

— Там Вольф, — пробормотал он. — Колотит в ворота и требует отдать ему девчонку. И еще... он вернул деньги!

— Что?! — при этих словах все присутствующие в комнате вздрогнули, а писарь так и подскочил на месте.

— Вот, — окончательно стушевавшись, стражник шагнул к столу и, разжав кулак, высыпал на него несколько металлически звякнувших кругляшков.

— Да это бунт! — как будто не веря своим глазам, сидящий за столом отложил перо и пробежался пальцами по монетам. — Этот Вольф — он из благонадежных?

— Смирный, — подтвердил молчавший до сих пор второй стражник в красном.

— Да ты не ведьма ли? — человечек с подозрением уставился на Наташу.

— Нет, — честно ответила та.

— И считать умеешь! — вернувшись к своим записям, с ужасом воскликнул он.

— И читать, и писать, — усугубила свою вину Наташа.

— Прочти! — отодвинув в сторону чернильницу, он повелительным жестом протянул ей свиток. Взяв его в руки, Наташа удивленно моргнула: буковка к буковке, как будто не человек писал, а компьютер. Не смотря на то, что и его вопросы, и ее ответы записывались подряд, легко можно было догадаться, какие слова кому принадлежат:

— 'Занималась ли злокозненным ведовством? — выбрав наугад место, вслух прочла она. — Прости меня бог! — Имела ли сношения с дьяволом? — Да, раскаиваюсь'... Но ведь это же неправда!

— Выходит, не раскаиваешься? — сурово нахмурив брови, дознаватель сделал собственный вывод из ее возмущенного восклицания и, вырвав свиток со стенограммой, произвел там быстрые исправления. — В соответствии с мерой вины изменяется и мера наказания. Хотел приговорить к честному повешению, но, вижу, ты упорствуешь в грехе, и не стоишь сожаления. Утопить ее.

Стражник в красном у дверей дернулся:

— Короля предупредить?

— Нет, — махнул рукой следователь, прокурор и судья в одном лице. — Его величество любит зрелищные казни, а это совсем неинтересно. Приступайте в полдень. Вольфа запереть и наложить штраф за неповиновение и проявление неуважения к государственным чиновникам. Все.

С этими словами он поднялся из-за стола, скрутил свой свиток потуже, затем, накапав на край воску с оплывшей свечи, запечатал вычурным фигурным перстнем, охватывающим указательный палец.

Наташу, подхватив под руки, вновь куда-то повели тесными переходами и крутыми лестницами, поднимающимися все вверх и вверх. Наконец, показалось голубое небо — подниматься дальше было уже некуда, они достигли вершины городской стены, такой широкой, что по ней свободно могла проехать запряженная в телегу лошадь. С внутренней, обращенной к городу стороны, плоская поверхность стены переходила в небольшой паребрик, а с внешней — в высокий зубчатый бортик, который во время осады мог служить хорошим укрытием для обороняющих город стрелков и лучников.

Но ей не дали как следует осмотреться, увлекая дальше по стене — туда, где вперед сильно выдавалось похожее на гигантский клюв странное сооружение из деревянных балок, по толщине не уступающих железнодорожным шпалам. Покоящийся на этих могучих подпорках механизм отдаленно напоминал подъемную лебедку, но для чего служил на самом деле — для Наташи оставалось загадкой.

Прямо под деревянным клювом, выступающим из каменной стены, змеилась, неся сверкающие голубыми бриллиантиками волны глубокая речка. Сверху казалось, что она вытекает прямо из стены, но было понятно, что там вырезан чем-то перегороженный тоннель. А еще Наташа догадывалась, что, протекая через весь город, никакая речка не сможет сохранить первозданную незамутненную чистоту, обогатившись сточными водами и мусором, поэтому вряд ли диковинное сооружение предназначено для забора питьевой воды. Тут явно были какие-то иные, быть может, даже государственные цели... Вдруг это специальное орудие казни, вроде гильотины — такая вот специальная топилка для глупых котят вроде нее?

Действительность оказалась гораздо прозаичнее — ее не стали привязывать к большому камню, чтобы скорее пошла ко дну, и не опустили в реку на цепи с разматывающегося ворота. Просто в тот момент, когда девочка подошла к краю стены, чтобы глянуть вниз, и вытянула шею, кто-то, тихо подкравшись сзади, вдруг с силой толкнул ее в спину.

ГЛАВА 3

НЕОЖИДАННОЕ СПАСЕНИЕ

Взмахнув связанными перед собой руками, точно в надежде, что они превратятся в крылья, и пронзительно взвизгнув, дабы не опозорить слабый пол, Наташа рухнула в реку. Она непременно утонула бы, камнем пойдя ко дну, кабы не забота двоюродного брата, некогда взявшего на себя непосильную задачу за одну неделю научить сестренку плавать и нырять, как рыба. В своей методике он придерживался спартанской школы — или, по его собственному выражению, 'бразильской системы'. Иными словами, вывозил сестренку на лодке на самое глубокое место реки Чусовой и сталкивал в воду, после чего с максимально возможной скоростью уходил на веслах.

Несколько раз наивная Наташа соглашалась на заманчивое предложение прокатиться по реке, поверив честному слову, что выталкивать ее брат больше не будет — каждый раз выплывала буквально каким-то чудом. В конце концов, как следует разозлившись, сама столкнула Сашку в воду, и угребла на Остров... Но к сентябрю все же научилась плавать, приобретя так же весьма полезную привычку набирать полную грудь воздуха перед погружением, как бы неожиданно оно не происходило.

Умение нырять оказалось совершенно нелишним на случай, если кто-нибудь продолжает пялиться вниз, чтобы убедиться — выплыла ведьма или же утонула. Однако одно дело — нырять с лодки, в купальнике или короткой юбке, и совсем другое без подготовки сигануть с высокой стены в полном обмундировании в два слоя. Одежда сковывала движения и мешала всплыть не хуже, чем это сделал бы пресловутый камень на шее.

Избавиться от лишнего груза, сбросив с себя хоть что-то, было невозможно, так как палач, поспешив привести в исполнение несправедливый приговор, не позаботился о том, чтобы сперва развязать ей руки. Освободиться же от тяжелых ботинок с тугой шнуровкой даже на суше было делом непростым, а уж в таких экстремальных условиях и вовсе казалось невозможным. С трудом, на последних крохах воздуха, Наташе все-таки удалось всплыть на поверхность, где она перевернулась на спину и отдалась на волю волн. Постепенно одежда все сильнее пропитывалась водой, и девочка чувствовала, что совсем скоро она последует примеру упавшего в реку бревна, которое сперва плывет, затем постепенно намокает, погружаясь все глубже, и в конце концов, опускается на дно.

Берег был далеко, сильное течение тащило вперед, а веревки на руках, хоть и связанных впереди, намокли, разбухли, стали скользкими и окончательно затянулись нераспутываемыми морскими (точнее, речными) узлами. Не испытывая иллюзий, будто судорожными рывками, изматывающими последние силы, подобно знаменитой лягушке, можно сбить из воды масло и опереться на него, Наташа продолжала плыть по течению головой вперед, глядя в пронзительно-синее небо над собой и надеясь на чудо.

В ботинках, которые до того, точно пудовые гири, тянули ее вниз, откуда ни возьмись, появился воздух, и они поднялись над волнами, как два поплавка, увлекая за собой и ноги. Ситуация же с остальным туловищем становилась все более плачевной по мере того, как из многочисленных складок и слоев ткани просачивались последние пузырьки воздуха, уступая место воде. Так что теперь наташина голова хоть и оказалась значительно впереди ног по направлению движения, опускалась под воду все глубже и глубже, так что та уже захлестывала лицо и плескалась в ушах несчастной утопленницы.

— Надеюсь, ты топишься от несчастной любви? — непонятно, откуда, но, кажется, где-то совсем рядом раздался звонкий молодой голос. Он вполне мог оказаться предсмертной галлюцинацией, но все же Наташа решила не оставлять вопрос без ответа:

— Нет, я... гр-р... фр-р... — она едва не захлебнулась в нахлынувшей волне, но отплевавшись, пояснила: — Я — государственный преступник!

— Ну, тогда ладно, — явно успокоился голос.

Девочка почувствовала, как две сильные руки ухватили ее подмышки и повлекли поперек течения — хорошо бы, к берегу. Вскоре плечи почувствовали приятную опору из мягкого песка, в то время как ноги продолжали подпрыгивать на волнах, а руки неведомого спасителя, которого Наташа, как ни крутила головой, никак не могла разглядеть, трудились над туго затянувшейся мокрой веревкой. Судя по тому, что порой кисти ощущали прикосновение теплой щеки, неизвестный друг помогал себе зубами. Наконец, оковы спали, и Наташа, опираясь на локти, смогла сесть и отползти от воды.

— Привет! — в волнах показалась очаровательная рожица ее спасительницы в обрамлении длинных светлых, слегка отдающих зеленью волос. — Ты точно не хотела утопиться от несчастной любви? — первым делом пожелала убедиться она.

— Сто пудов, -0 кивнула Наташа, не в силах отвести взгляда от маленькой русалки. Ее хвост, покрытый блестящей чешуей, изгибался под водой с таким изяществом, что девочке невольно тоже захотелось породниться с рыбами. Какая красота!

— Ундина, если не ошибаюсь? — желая соблюсти требования этикета, поинтересовалась она, проявляя свои познания в западноевропейской мифологии.

— Какая ты смешная! Нет, я ее младшая сестра, Ульрика. Ундина выходит на берег только с заходом солнца.

— Почему? — стуча в ознобе зубами, поинтересовалась Наташа. В нескольких слоях мокрой одежды было сыро и очень неуютно.

— Боится, что на солнце постареет, — не стала темнить Ульрика. — Не появляется при свете дня с тех пор, как научилась считать.

— А ты?

— А мне, прежде чем начать стареть, надо будет еще повзрослеть. И вообще, среди сестер я слыву дурнушкой, и в случае чего не буду убиваться о потерянной божественной красоте.

Наташа недоверчиво покосилась на смеющуюся мордашку, на лоб которой спускались высыхающие на солнце светлые локоны. На ее взгляд, русалочка была необыкновенно хороша — как же тогда выглядят остальные сестры? Наверное, простой смертный не сможет такого вынести... или у них просто другие критерии красоты. Может, высшим совершенством считается буйная лысина или зеленые бородавки по всему лицу...

Размяв жестоко перетянутые веревкой, замерзшие в воде руки, чтобы пальцы вновь обрели былую чувствительность и подвижность, Наташа принялась стаскивать с себя один предмет одежды за другим, и раскладывать их на травке под палящими лучами находящегося почти что в самом зените солнышка. Неужели все еще около полудня? А кажется, с тех пор, как он проснулась на куче соломы под взглядом Дарины, уже прошли как минимум пара лет.

— А за что тебя казнили? — подтягиваясь на руках, русалочка вылезла на берег.

Наташа не заметила, как, но ее хвост неожиданно превратился в две обычные человеческие ноги. Нахмурившись, девочка припомнила несколько самых абсурдных из предъявляемых ей обвинений, вроде дружбы с дьяволом и ведовства.

— Так ты — ведьма? — непонятно чему обрадовалась Ульрика.

— А ты веришь в ведьм? — удивилась Наташа.

— А ты веришь в русалок? — в тон ей переспросила та. Крыть было нечем. — У ваших сегодня большой шабаш на Лысой горе, ты летишь?

— Да я бы слетала, — вздохнула Наташа. — Но я не ведьма.

Отбежав от города на порядочное расстояние, речка ныряла в лес, в укрытие вековых сосен, омывая прозрачными волнами небольшие песчаные пляжики. На одном из таких, отделенном от частокола высоких деревьев широкой полосой травы, и устроились девочки. Разложив одежду для просушки, Наташа и сама вытянулась рядом, подставив горячим лучам бледную кожу коренной горожанки — не столько для того, чтоб загореть, сколько чтобы согреться. Рядышком пристроилась одетая только в собственные волосы Ульрика — просто за компанию.

— А почему ты спрашивала, не топлюсь ли я от несчастной любви? — вдруг вспомнила Наташа. — Вам запрещается спасать таких утопленниц, потому что они пополняют ваши ряды?

— Они становятся русалками, — признала Ульрика. — Но не все, и не такими, к примеру, как я или мои сестры, прирожденные русалки. Не могут показываться днем, привязаны к той местности, где жили или утопились, — ну, у них свои правила. Мы же не скованы ритуалами, можем появляться когда и где захотим, дружить с живыми людьми, а не только с духами деревьев, и нас довольно трудно сковать чарами. Ведь наш отец — сам речной царь!

— А мать? — заинтересовалась Наташа.

— Наши матери — утопленницы. Кроме Ундины, ее мать — живая женщина, добровольно ушедшая в подводный замок, поэтому у нее наполовину есть душа.

Почувствовав, что все это становится слишком сложным для нее, Наташа не стала углубляться дальше в генеалогию речных жителей, но не прекратила расспросов:

— Тогда отчего же ты меня спасла, не допустила, чтобы я пополнила ряды русалок?

Ульрика сморщилась точно недовольная вопросом, но неожиданно рассмеялась:

— Во-первых, нас и так уже слишком много! Во-вторых, ты мне чем-то понравилась. А в-третьих, ты государственный преступник, спасая тебя, я наверняка досадю... досажду... в общем, Старому городу будет не слишком приятно — а, стало быть, обрадуется Ундина.

— Знаешь, — поворачиваясь к солнышку другим боком, чтобы не обгореть, самокритично призналась девочка: — По-моему, Старому городу абсолютно безразлично, утонула я или выплыла. Это все какое-то недоразумение...

— Так ты хотела утопиться? — уточнила русалка.

— Нет!

— Так чем же ты недовольна? Как бы там ни было, для тебя все сложилось наилучшим образом!

Поднявшись, Наташа перевернула сохнущую одежду другой стороной вверх. Плотная джинса насквозь пропиталась водой, грубая ткань — фаворит местной моды, — тоже все еще оставалась тяжелой и влажной. Лучше всех выглядела футболка, но и ее, после некоторого размышления, Наташа приговорила к дальнейшему поджариванию на солнце.

Куда же идти потом, когда одежда высохнет, ей, не знакомой с местностью и политической обстановкой, без единого друга вокруг? Правда, как говаривал незабвенный чеширский кот, если тебе все равно, куда ты хочешь попасть, то тем более безразлично, в какую сторону шагать — так или иначе, рано или поздно, куда-нибудь ты да попадешь.

— Чем же горожане так досадили Ундине, что она была бы рада устроить им какую-нибудь пакость? — задумчиво пробормотала она.

— А, это из-за принца, — легкомысленно отмахнулась Ульрика. — Неужели ты никогда не слышала этой истории?

— Нет, — всерьез заинтересовалась Наташа. — Что за история?

— Невероятно! Ты, наверное, последняя во всем мире, — перевернувшись на живот, русалка задрала к солнцу белые пятки и с любопытством поглядела на девочку. Не заметив на ее лице и тени лукавства, она приступила к рассказу: — Ну, раз так, то слушай. Однажды — не так уж давно — принц...

— Погоди! Какой принц?

От удивления Ульрика едва не скатилась обратно в реку:

— К-как какой? Да ваш же! Наследник, старший сын короля!

— Из Старого города?

— Ну да!

— Так что с ним?

Русалочка еще раз покосилась на нее как-то недоверчиво:

— Однажды принц отправился на охоту, и случайно оторвался от свиты, погнавшись за дичью — у него был очень быстрый конь, самый быстрый. Забрел глубоко в чащу и никак не мог вернуться. Совсем отчаялся, а тут и сумерки сгустились... Он бросался то туда, то сюда, но только все дальше уходил от города. Пока, наконец, не выбрел к реке, на берегу которой увидел прекрасную девушку — я ведь говорила, что Ундина потрясающе красивая?

Наташа согласно кивнула: говорила не раз, — и та продолжила:

— Он подошел к ней, ведя коня под уздцы, и вежливо поздоровался. Попросил указать, как добраться до города. Она рассказала, очень подробно. Он проголодался, и девушка угостила его пирогом. Слово за слово, 'кто ваши родители', и так далее... Скоро они поняли, что дальше жить друг без друга не смогут, и принц сделал Ундине предложение руки и сердца. Король был не против — все-таки не кухаркина дочь, королевская кровь.

— Пока все хорошо, — осторожно заметила Наташа.

— Слушай, что было дальше, — загадочно заметила Ульрика. — Подготовили пышную свадьбу, богатое застолье. Да вот беда — гость из какой-то отдаленной провинции подзадержался. Потом выяснилось, что у них там какие-то народные волнения начались. Ну и что? Съездили бы на свадьбу, а потом уже и волновались вместе с народом! А так — власть поменялась, и пришлось снова приглашения уже на новое имя отправлять.

Наташа улыбнулась — маленькая русалочка рассуждала глобально, в государственных масштабах.

— Хоть и говорят, что семеро одного не ждут, но без опаздывающих начинать свадьбу было нельзя — гости дальние, но очень важные, обидятся — потом хлопот не оберешься. И вот, пока все ждали, король, чтобы развлечь заскучавшую Ундину, велел устроить грязевое состязание.

— Что-что? — перебила Наташа, не веря своим ушам. Нечего себе развлечения у местного бомонда!

— Грязевое сражение, — терпеливо повторила Ульрика. — Такая рукопашная борьба в глубокой яме с грязью. Кто кого первым уронит, тот и победил. Любимая забава нашей Ундины.

— Почему? — вновь удивилась Наташа. Очень уж не вязались в ее понимании королевский аристократизм и яма с грязью.

— Потому что грязь наполовину состоит из воды, — терпеливо пояснила русалочка. — А в воде Ундина черпает силу, и оттого всегда побеждает.

— Ха! Ну, тогда еще бы — не лихо всегда побеждать!

— Вот-вот. Итак, все высшее общество на балконе свысока взирает на то, как наша водяная красавица макает мордой в грязь всех претенденток на победу, одну за другой. Уложила всех, и уже трижды бросали клич о свободном вызове всем желающим. Однако никто почему-то не рвется, несмотря на солидный денежный приз. Но вот, наконец, вызывается какая-то босячка, у которой даже туфель своих не нашлось грязь месить — одолжила у соседки старые тапки, разношенные, огромные.

— При чем тут тапки? — не выдержала Наташа.

— Это очень важно! Ундина, конечно, с первой же попытки швыряет соперницу в грязь, да так энергично, что у той с ноги слетает тапок, и попадает прямиком в глаз наследнику. Тот как вскочит, как закричит...

— 'Караул! Убивают!' — подсказала Наташа.

Но Ульрика отрицательно покачала головой:

— Напротив. Он как подскочит, как закричит: 'Не нужна мне такая жена, которая, того гляди, под горячую руку и меня станет бить!' и дает нашей Ундине форменный от ворот поворот. Родитель на нем повис, как клещ на собачьем ухе: мол, нельзя же так — вон сколько наготовлено, гостей на свадьбу созвали, куда все это теперь? А тот: 'В таком случае я уж лучше женюсь на той, которая проиграла!' И велит привести ее пред свои светлые очи.

Рассказчица сделала многозначительную паузу, а у Наташи аж дух захватило от любопытства.

— Но эта дуреха, решив, что вызвала монарший гнев, и ее сейчас публично казнят всем прочим в назидание, задала стрекача и бежала, не останавливаясь, до самого дома. Да вот незадача — за недосугом никто не обратил внимания, в какую сторону стриганула невеста принца. Совсем было отчаялись, да вовремя вспомнили о метко прилетевшем в лицо царственной особе тапке. Принц своими руками совал туфлю в нос королевской ищейке, и та, как по ниточке, привела их прямиком по нужному адресу. Босячка со страху заколотилась в печку, едва ее оттуда вытащили — вся в саже, страшная, как черт. В таком виде и доставили во дворец. Принц как нареченную увидел, вздрогнул, даже побледнел немного — но от слова своего не отступился.

Ульрика замолчала, глядя на блестящую гладь реки, и как-то уже совсем иначе, по-мудрому, заметила:

— Кто знает, может быть, так даже и лучше получилось. Ундина действительно любит покомандовать, а это самозваная принцесса стесняется, все принцу в рот заглядывает, каждое его слово ловит, как он и хотел.

— Угу, — пощупав, Наташа убедилась, что футболка уже окончательно просохла, и натянула на себя — плечи уже начинало пощипывать, как бы всерьез не обгореть.

— Куда ты теперь пойдешь? — поинтересовалась русалочка, и она пожала плечами:

— Не знаю. Обратно в город, наверное, меня не пустят.

— Туда без денег никого не пускают, — согласилась новая знакомая.

— Да, с этим у меня туго, — согласилась Наташа, и призадумалась. Не о том, куда она теперь пойдет или что будет делать дальше — пожалуй, она и сама не могла сказать, о чем именно думала в тот момент, глядя на перекатывающиеся волны, в которых в искаженном, рябящем виде отражались пляж, лес и облака. Наверное, по старинной русской традиции, это были мысли о том, как тяжела человеческая жизнь вообще — возможно, кто-то другой назвал бы это состояние медитацией.

— Там, дальше по течению, есть деревня, — неожиданно отозвалась Ульрика, которая тоже сидела, задумавшись, но, в отличие от Наташи, что-то все-таки придумала: — Тебя накормят, может быть, даже оставят ночевать и подскажут, куда дальше идти. В этой стране много возможностей, — теперь она сидела, внимательно глядя не на реку, а на собственную растопыренную ладонь, которую держала на уровне груди. Наташа тоже с любопытством поглядела, и удивилась, не заметив между пальцами русалочки лягушачьих перепонок — ей почему-то казалось, что они непременно должны быть: — Можно паломницей податься к святым мессам — им хорошо подают. В прислуги, или в няньки, если детей любишь, и работы не боишься. А там, глядишь, через пару лет удачно выйдешь замуж, и даже не вспомнишь, что когда-то со связанными руками летела в реку с городской стены.

— Может быть, — вздохнула Наташа. — Но я бы не хотела задержаться тут на пару лет. Не говоря уж о том, чтобы провести здесь остаток жизни. Я домой хочу...

— А где твой дом?

— Не знаю... Но если есть хотя бы малейший шанс на возвращение, то он в городе.

— Как знаешь, — русалочка встряхнула переливающейся золотом копной почти совсем уже сухих волос, и блестящими ручейками пропустила пряди сквозь пальцы, напомнив Наташе старинную балладу о речной деве Лорелее, своим чудесным пением заманивающей рыбаков в смертельный водоворот. На уроках немецкого они читали ее в оригинале и в переводе — кажется, Жуковского или Лермонтова. На девочку стихи произвели тогда огромное впечатление.

— Лорелея! — невольно воскликнула она.

— Где?! — вздрогнула русалочка.

— Нигде... просто вспомнилось. А правда, что русалки могут зачаровать своим голосом?

— Уф, напугала... Мы с ней поссорились. Вот у нее как раз насчет голоса лучше всех получается. Любит рыбаков морочить — сядет на обрыве, и давай соловьем рассыпаться. Мужчины особенно поддаются — уши развесят, засмотрятся... и не видят, что впереди водопад или омут. Но мне такие жестокие забавы не по душе.

— Слушай! — загорелась Наташа. — Спой мне что-нибудь! Ну, пожалуйста, что-нибудь маленькое! Меня всегда терзал вопрос, как же можно зачаровать голосом! Это что-то вроде гипноза — расчесываемые волосы вместо маятника, да?

— М-м-м... — протянула Ульрика. — Что такое гипноз? Никогда не слышала о таком волшебстве. А голос очаровывает — ну, наверное, потому, что необычно звучит. Мы все-таки больше приспособлены дышать под водой, а не чистым воздухом...

Наташа умоляюще сложила руки перед собой.

— Хорошо, — решилась русалочка. — Ты не парень... Попробую.

Выпрямив спину, она откинула голову назад и издала странный протяжный звук — действительно мало напоминающий человеческий голос, но очень приятный и музыкальный. С первой ноты мелодия захватила слушательницу — теперь она хорошо понимала, что, заслушавшись, можно не только пойти в воду, но и добровольно сигануть в огонь. В песне не было ни одного слова, но Наташа твердо знала, что поется о любви. Не могла она потом вспомнить и мелодию, сохранившуюся в ее голове как воспоминание о чем-то прекрасном — настолько, что не всякому человеку под силу выдержать.

Когда песня закончилась, и Ульрика на последнем такте очень органично вплетаясь в музыкальную канву — а, может, это был танец? — нырнула и скрылась под водой, Наташа смахнула невольно набежавшую слезу. Грудь прожигало щемящее чувство, что она только что пережила самое лучшее, что только могло произойти в ее жизни, никогда больше не повториться, и от чего все остальное мгновенно потеряло смысл. Стоит ли жить дальше, узрев вечно недостижимый идеал и познав всю величину собственного несовершенства?.. Сделав несколько глубоких вдохов, Наташа решила, что все-таки стоит.

ГЛАВА 4

В ДЕРЕВНЕ

Дождавшись, пока остальная одежда подсохнет до такой степени, что ее можно будет надеть без содрогания, Наташа 'облачилась' — по-прежнему в несколько слоев, — и отправилась в указанном направлении, к деревне. Она рассудила, что рваться в город буквально через несколько часов после того, как ее оттуда столь недвусмысленно выставили, было бы, мягко говоря, легкомысленно и крайне неосторожно. Сперва следовало разведать обстановку, собрать слухи, пообщавшись с местным населением.

Она шагала по лесу, весело печатая шаг босыми ступнями — высохшие носки девочка запихала в карманы ветровки, а непросохшие, осклизлые ботинки зашнуровала до половины и прочно, но не намертво связав между собой длинные концы шнурков, перекинула их через плечо. Закатав джинсовые штанины до колена и заткнув длинные подолы юбки-фартука и халата за пояс, она, точно индийский факир на углях, прыгала по корням и шишкам, увязала в невидимых, кажущихся совершенно безопасными илистых топях, обходила по периметру заросли острой, режущей ступни осоки.

Да уж, только русалочка, легко передвигающаяся в воде, могла так легко махнуть рукой — там, по течению реки. Наташа же совершенно измучилась, форсируя непроходимые заросли, из которых в конце концов вылезла ужасно грязной и вспотевшей так, что поневоле захотела вновь оказаться в реке. Она позволила себе облегченно вздохнуть, лишь оказавшись на дорожке, явно проложенной людьми и ведущей в нужную ей сторону. Пружинящие под ногами хвойные иголки приятно покалывали голые пятки, земля и дорожная пыль холодили кожу. Портили удовольствие только выпирающие из земли бугристые корни, острые веточки да колючие шишки, поэтому и тут идти следовало очень осторожно.

Назвать деревней десяток домов, разбросанных по берегу реки на большом расстоянии друг от друга, рискнул бы не каждый. Вдобавок и эти немногие имеющиеся в наличии домишки, одноэтажные, сложенные из темных бревен, глядящие на свет махонькими полуслепыми оконцами, стояли тихо, точно вымершие. Только с кудахтаньем ковырялась в пыли стайка облезлых кур под предводительством важного, как генерал, сверкающего зеленью мундира петуха, в окружении копошащихся цыплят всех возрастов и окрасок, от нежно-желтого до черного.

Чтобы не нарушить покой птичьего гарема — уж очень грозно выглядел его хозяин, — Наташа на всякий случай обошла сторонкой птичье семейство, и остановилась в недоумении: куда же подевались люди? Вспомнив все, когда-либо прочитанное или виденное в кино о крестьянском быте, она предположила, что обитатели селенья, скорее всего, в полном составе вышли в поле. Что можно делать в поле в начале июня, городская жительница не могла даже предположить, поэтому и не стала загружать мозги бесполезным гаданием на кофейной гуще.

Лишь в одной избушке наблюдалось какое-то шевеление и признаки жизни: из трубы над крышей курился дымок, из распахнутого по случаю летней жары (или же вовсе не застекленного) окна доносились томительно вкусные ароматы. Словно бабочка на свет, Наташа потянулась к источнику запаха...

За маленьким оконным проемом ее взгляду открылась обширная кухня с несколькими деревянными столами вдоль стен, заставленными всевозможными емкостями с кушаньями разной степени готовности и полуфабрикатами. Необычной формы большие кастрюли с ручками, как у чайников, клокотали на широкой плите русской печи, которая так и пыхала жаром.

Посреди этого продуктового изобилия, причиняющего Наташе поистине танталовы муки, ловко суетилась невысокая полная женщина. Все в ней было круглым: большие, слегка навыкат глаза, полные губы, румяные щеки и бледные обнаженные руки. Когда же незнакомка заметила жадно глядящую в окошко Наташу и заговорила с ней, то и слова ее оказались такими же круглыми, с особо выделяющейся буквой 'о':

— Что ты хочешь?

— Я хочу есть, — честно призналась Наташа.

Женщина нахмурилась:

— Есть все хотят. Но свою еду надо заработать. Ты к этому готова?

Сглатывая слюнки, Наташа решительно закивала.

— Заходи, — женщина сделала приглашающий жест рукой, и девочка не заставила себя долго упрашивать.

Назначенная ей должность кухонного помощника оказалась вовсе не синекурой: Наташа крутилась в жарко натопленном, пусть и хорошо проветриваемом помещении как белка в колесе, подавая, разделывая, помешивая и придерживая, повинуясь не только слову, но и каждому жесту поварихи. Несколько раз она спустилась с крутого берега к реке: однажды с пустым ведром, и трижды — с грязной посудой. Присохшие остатки чего-то она, вспомнив 'Федорино горе', попыталась оттереть чистым речным песочком, и едва не сорвала ноготь. Зато в результате тарелка засверкала, как зеркало — хоть смотрись в нее!

К тому времени, как повариха, вытерев руки белоснежным фартуком, оглядела плоды своих трудов и с удовлетворением заметила: 'Ну, вот, кажется, и все!', Наташа валилась с ног от усталости. Но вознаграждение полностью соответствовало потраченным силам: взглянув на появившуюся перед девочкой бездонную миску с густым наваристым супом, любой сказал бы, что вычерпать ее ложкой настолько же реально, как и осушить море яичной скорлупой. Вооружившись деревянным черпаком размером с хороший половник, Наташа постаралась не уронить чести своей страны и своего времени, доказав, что и в двадцать первом веке Россия родит знатных едоков. Лишь только когда ложка заскребла по дну тарелки, она позволила себе немного расслабиться и снизить темп.

Почти все, что они приготовили, кроме самых горячих блюд, было вынесено на улицу и красиво расставлено на широких, поставленных в ряд друг за другом столах, пересекающих поляну на границе с лесом. Обилие тарелок, накрытых длинными полотенцами, чтобы уберечь еду от незваных гостей — мух, — на фоне почти полного отсутствия двуногих едоков обескураживало и сбивало с толку. Что это — угощение для русалок, которые теплыми летними ночами выходят из реки? Но до ночи еще далеко. Или выкуп для дракона — а, может, и какого другого не менее кровожадного чудовища, регулярно навещающего деревеньку на предмет уменьшения поголовья местных жителей? В живых осталась только одна женщина, которая богато накрытым столом решила смягчить, а то и полностью утолить зверский голод бестии... в крайнем случае, тут очень кстати, проездом неизвестно откуда неизвестно куда, в деревне оказалась Наташа — молодая, нежная, прекрасно откормленная...

От таких мыслей жирный суп застрял у девочки в горле:

— А... а где все? — непринужденно-дрожащим голосом поинтересовалась она.

— На свадьбе, — махнула полотенцем повариха. Покончив с хозяйственными заботами, она прихорашивалась перед прислоненным к стене до блеска начищенным большим тазом. — Как полагается, сперва гуляют у невесты, а затем у жениха. Вот-вот явятся.

Женщина размотала широкий фартук, и осталась в такой же, как у Наташи простой рубахе без рукавов, только длиной до самого пола и без разрезов по бокам. Пояс-веревка, скрученный из разноцветных нитей, был продернут сквозь петельки по верхнему краю двух длинных и узких полотнищ яркой цветной ткани с узором из горизонтальных полос, так что получилось некое подобие юбки. Завершающим штрихом стал жакет из той же полосатой ткани и пестрый платок на голову.

Снаружи раздался шум, отдаленно напоминающий нестройный вой нескольких музыкальных инструментов, и хозяйка засуетилась с удвоенной энергией:

— Идут, идут! — она подскочила к окну и высунулась наружу почти по пояс. Затем быстро юркнула назад и, обмотав ручку самой большой кастрюли с кипящим супом толстым грубым полотенцем, потащила ее к дверям. Наташа бросилась помогать — кастрюля была страшно тяжелой, а ей невыносимо хотелось поглядеть на свадьбу!

— Жених с невестой приедут чуть попозже, после того, как получат все наставления от родителей молодой, — объясняла повариха Наташе, пока они наполняли супом тарелки всем желающим. — Тут их встречу я — мать жениха, со специальным свадебным пирогом, он сейчас в печи...

— Мать жениха! — не удержавшись, восторженно ахнула девочка. — Вот здорово! Поздравляю!

— Да уж, — с фальшивым неудовольствием нахмурилась та, — одни хлопоты вместо праздника. Готовь вот теперь на две деревни! А взял бы девушку из местных — дел вполовину меньше.

— Зато вы теперь на обе деревни прославитесь как отменная стряпуха! — от чистого сердца заметила Наташа.

Свежеиспеченная свекровь смущенно зарделась, но было видно, что ей по сердцу пришелся немудреный комплимент незаинтересованного лица.

— Знаешь, что, — неожиданно предложила она. — Оставайся-ка ты на праздник. Переночуешь в деревне, а завтра с утра отправишься дальше. И провожатые тебе как раз найдутся — ты ведь в город идешь?

— В город, — согласилась Наташа. — У меня там... знакомые. И я, пожалуй, все-таки уже пойду, если больше вам не нужна.

— Но с наступлением темноты в город тебя уже не пустят, не ночевать же в лесу!

— Я постараюсь успеть до заката...

— Ладно, — видя, что с упрямицей ничего не поделать, смирилась женщина. — Ступай. Только подожди немного...

Она скрылась за дверью, ведущей из кухни в жилую часть дома, и вскоре вновь появилась на пороге, прижимая к груди пышный светлый сверток:

— Бери, — она чуть ли не силой сунула его Наташе в руки, — пригодится в дороге. Ну, ступай с богом!

Поблагодарив добрую хозяйку, Наташа приняла сверток, оказавшийся холщовой сумкой-мешком на длинной лямке через плечо. Содержимое же котомки на ощупь представляло собой несколько довольно увесистых плотных комков.

Покинув празднично шумящую в ожидании прибытия жениха и невесты деревню, ставшую неожиданно очень густонаселенной, Наташа направилась к реке. После жаркой кухонной карусели ей просто необходимо было освежиться — окунуться или хотя бы умыть лицо. Да и засветло вернуться в город вовсе не входило в ее планы — напротив, чем будет темнее, тем лучше.

Она не была бы настоящей девчонкой, если бы на берегу первым делом не распатронила подаренную сумку — любопытство грызло не хуже крокодила. В торбе оказался большой кусок твердого белого сыра и краюха свежего хлеба. Теперь, когда о завтрашнем дне можно было не беспокоиться, оставалось решить вопрос маскировки — не хотелось бы перед городскими воротами столкнуться с теми самыми стражниками, что привели в исполнение ее приговор. Вот тогда они точно убедятся, что она ведьма, и наверняка попытаются продублировать казнь, но на этот раз каким-нибудь менее гуманным способом — жаркий костер во все времена пользовался большим доверием экспертов.

Поскольку под рукой не оказалось ни одного из тех обязательных средств, которыми пользуются все преступники и шпионы, чтобы изменить свои примелькавшиеся физиономии: грима, парика, накладной бороды и усов, — Наташа прибегла к самой простой и доступной метаморфозе. А именно — превратилась из девочки с короткой стрижкой, приметной на фоне местных густоволосых красавиц, в мальчика с жидкими локонами до плеч, для чего просто сняла юбку, оставшись в джинсовых брюках.

Аккуратно свернув полотнище с завязками, использованное ею после купания в качестве полотенца, Наташа засунула его в котомку, а мокрые волосы, кое-как разобрав пальцами вместо расчески, просто заправила за уши — до сих пор ей здесь не встретился ни один коротко стриженый мужчина или мальчик, так что она не будет выделяться. Похоже, в этом сезоне фаворитом мужской моды считались длинная густая шевелюра, которую можно было бы заплести в косу до пояса. Избегать же шампуня и расчески считалось хорошим тоном...

В этом плане Наташа могла чувствовать себя вполне 'в струе': попробуйте-ка помыться как следует в холодной речной воде, да еще без единого кусочка мыла! Ну, ничего, вот вернется она домой — пару часиков будет отмокать в горячей ванне. А в том, что это возвращение не за горами, после пришедшей ей в голову гениальной идеи, Наташа была просто уверена.

В светлом вечернем небе появился бледный призрак луны — он тоже играл свою роль в плане, родившемся из сплава прочитанных когда-то фантастических книг о путешествиях во времени и рассказа Ундины — то есть, Ульрики. Напоследок критически оглядев свое отражение в воде, и оставшись довольна удачным перевоплощением, Наташа закинула сумку за плечо и, с трудом втиснув ноги в высохшие, но ставшие ужасно твердыми и заскорузлыми ботинки, уверенно потопала по дороге, ведущей к Старому городу.

ГЛАВА 5

ДЕНИС?

Сумерки сгущались постепенно, но быстро, и пустынная дорога, петляющая по ночному лесу, перестала казаться Наташе такой же безопасной, какой выглядела при свете солнца. Откуда-то повылазили дремавшие днем страшные и причудливые тени, бросающиеся под ноги позднему путнику и извивающиеся, точно языки темного пламени или осьминожьи щупальца. Стараясь поменьше крутить головой по сторонам и не оглядываться, Наташа постепенно незаметно для себя прибавляла ходу, и скоро уже почти бежала, гулко топая тяжелыми ботинками по утоптанной тропке. И зачем она так долго плескалась в этой речке — надо было сразу же идти в город. Все равно чище она стала ненамного, дождалась бы заката, сидя в кустах, рядом с какой-никакой цивилизацией...

Внезапно выпавшая перед ней на дорогу тень обрела вполне материальную форму и, рванувшись навстречу, быстро зажала Наташин рот шершавой, широкой и теплой ладонью. Попытавшись что-то протестующе промычать в нос, девочка тут же получила предупредительный удар по затылку, от которого потеряла сознание...

Пробуждение было ужасным. Не надо было открывать глаз, чтобы понять, что находится она среди врагов. Друзья не стали бы обматывать веревками сверху до низу, как дорогую ветчину в кишечной оболочке, даже из самых лучших побуждений. Наташа пришла к выводу, что не стоит раньше времени афишировать свое пробуждение — имело определенный смысл еще какое-то время полежать в обмороке и послушать, о чем говорится вокруг и какие планы вынашивают коварные поимщики относительно ее ближайшей судьбы.

Однако то ли пленители каким-то образом умели читать мысли, то ли Наташа слишком плохо умела притворяться, но ей никого не удалось обмануть расслабленной безжизненной позой и крепко сжатыми веками. Единственной ее добычей оказались звуки то приближающихся, то удаляющихся шагов, а затем последовал тычок ногой — твердый и болезненный, как будто сапог подкован настоящей лошадиной подковой. Затем, не давая Наташе опомниться, ее за шиворот подняли в воздух, и грубый голос проорал в самое ухо:

— Эй, ты, хватит притворяться, вставай!

— Не могу, — не открывая глаз и почти не разжимая губ пролепетала она. — Меня так туго связали, что все тело затекло. Ног я просто не чувствую.

— Эх, елы-палы, — вздохнул голос, показавшийся теперь куда менее грубым и почему-то удивительно знакомым.

Почувствовав, что путы на ногах немного ослабли — хотя и не исчезли совсем, — Наташа осторожно попыталась самостоятельно принять стоячее положение, опираясь на землю, и тихонько зашипела сквозь зубы от боли, когда затекшие мышцы стали отходить от онемения. Лишь только обретя твердую опору, она осмелилась осторожно приоткрыть один глаз, готовая тут же снова зажмурится, если увидит что-то уж очень ужасное. Но вместо этого моментально широко распахнула оба и впилась взглядом в стоящего перед ней взрослого парня. Это был Денис!

Нет, все-таки не Денис — но кто-то, похожий на него, как две капли воды. Даже между родными братьями можно было бы обнаружить больше различий: тот же рост, фигура, осанка, черты лица. Только левая щека у этого Дениса была рассечена коротким, но широким шрамом, оттягивающим вниз наружный угол глаза, что придавало ему вид печальный, даже трагичный. И, разумеется, обязательные длинные волосы, заправленные за уши — настоящий Денис всегда стригся коротко, да и выражение такого знакомого лица совсем другое — странное, делающее его как будто бы мудрее и старше, чем на самом деле.

— Чего пялишься? — меж тем усмехнулся он. — Или узнал?

— Де... Денис? — не в силах поверить собственным глазам, пролепетала Наташа.

— Мы встречались? — он отвел руку с зажатым в ней воротом подальше, чтобы в пляшущем свете высокого, ярко полыхающего костра повнимательнее вглядеться в лицо своей добычи. Вслед за рукой и Наташино тело подалось назад, в то время как ноги остались стоять на прежнем месте, и теперь, если Денису придет в голову разжать пальцы, она рухнет спиной прямо в огонь. Наташа зажмурилась, стараясь не думать о страшном, заняв голову напоминанием: 'ты теперь мальчик, не забывай говорить о себе в мужском роде!'

— Нет-нет, — быстро затараторила девочка, прежде чем волосы или подол балахона успели заняться пламенем. — Здесь мы, наверное, еще не встречались. Но я очень много о вас... слышал. Да, слышал.

— Вот как, — неопределенно усмехнувшись, Денис вновь вернул ее в вертикальное положение: — Надеюсь, только плохое?

Наташа промолчала, всем своим видом стараясь показать, что вопрос не нуждается в совершенно очевидном ответе.

— Ну что ж, тогда поговорим, — суровый воин с таким знакомым лицом присел на лежащее рядом с костром толстое бревно, очищенное от веток, и вытянул к огню ноги: — Садись, — кивнул он и Наташе, но она продолжала стоять — тугие веревки полностью лишали ее свободы маневра.

Совершенно неожиданно Денис выхватил из-за пояса огромный кинжал и замахнулся... Наташа даже не успела как следует испугаться, когда он одним движением, легко, точно простые швейные нитки, разрезал несколько витков надежной толстой веревки, и убрал свое страшное оружие обратно в ножны. Освобожденные ноги тут же подогнулись в коленях, и она с размаху шлепнулась на землю там, где стояла, в каком-нибудь шаге от костра.

— Рассказывай, — потребовал Денис. — Все: как тебя зовут, откуда, куда и зачем идешь, что слышал по дороге?

Вопрос об имени не застал Наташу врасплох, как Гекльберри Финна — памятуя о приключениях Сары-Мери-Александра, она заранее обеспокоилась выдумыванием себе нового псевдонима, чтобы не называть потом первое пришедшее в голову, которое в самый неподходящий момент тут же забудется. Впервые в жизни она пожалела, что родители не назвали ее как-нибудь нейтрально, Сашка или Женя — тут и выдумывать ничего не надо, бояться, что не отзовешься, когда тебя окликнут новым именем. Поломав голову, она изобрела новое имя — Натан. И мужское, и достаточно похожее на собственное, чтобы хотя бы вздрогнуть, услышав его в толпе.

Направлялась она, согласно легенде, все в тот же Старый город, но немного не рассчитала со временем, вот и оказалась в лесу после захода солнца. Пунктом отправления назвала выдуманную деревню — никому не под силу знать названия каждого населенного пункта из шести домов в стране!

Вот на этом-то ее чуть было и не раскололи:

— Ты больше похож на городского жителя, — мягко заметил Денис, но от Наташи не укрылось, что при этих словах он весь подобрался, готовый как защищаться, так и атаковать. — И по разговору, и одеждой.

Его глаза, точно два буравчика, буквально впились в лицо собеседника, и Наташа тут же вспотела, как будто ее окатили водой из ведра. Все, ей конец — не отбрешется, сейчас он запытает ее насмерть, потому что сказать ей на это нечего, а правда слишком невероятна.

— Э-э-э, — протянула она, старательно балансируя на границе откровенной лжи, которую здешний Денис, без сомнения, тут же почует: — Действительно, я всю жизнь прожила... прожил в городе, а в деревню меня... э-э-э... выслали, сравнительно недавно. И вот теперь я возвращаюсь обратно.

— Какие-то родственники в городе ждут? — не отводя испытующего взгляда, поинтересовался 'следователь'.

— Вольф, — коротко ответила Наташа, не уточняя степень родства и знакомства. Почему-то она была уверена, что оборотень, подобравший ее в лесу и бравший приступом 'суд' во время вынесения приговора, не откажется от короткого знакомства, и сильно рассчитывала на его помощь, шагая в город.

Уверенный тон если не окончательно убедил Дениса, то хотя бы немного смягчил его подозрительность. Во всяком случае, он не убил ее на месте, а продолжил расспросы, распрямляя пальцы, непроизвольно сжавшиеся в тяжелый кулак:

— Хм... так за что же тебя 'выслали' из города?

Наташа от напряжения уже была близка к обмороку. Умеет же он задавать самые неудобные вопросы!

— За... — она глубоко вздохнула: — За колдовство. Но это неправда!

Не взирая на связанные за спиной руки, девочка попыталась вскочить на ноги, но Денис в корне пресек эту попытку, толкнув ее в плечо носком сапога:

— Сиди! — он нахмурился, явно обдумывая услышанное.

Наташа сжалась — ей совершенно не нравился такой расклад, при котором в одном месте в одно и то же время оказалась она, связанная и абсолютно беспомощная, жарко полыхающий костер высотой чуть не до неба, и возможный палач — твердокаменный, как скала, и гораздо сильнее ее.

— Выходит, нырнул прямиком со стены? — сурово уточнил Денис, проявляя немалую осведомленность в местных обычаях и судопроизводстве: — И выбрался из реки без колдовства? Такой хороший пловец?

— Меня спасла русалка, Ульрика.

— Произвел, выходит, впечатление? — неожиданно расплылся в широкой улыбке допрашиватель.

Наташа неопределенно пожала плечами.

— Это хорошо! — Денис неожиданно пришел в великолепное расположение духа и даже подмигнул ей, хотя всего минуту назад, казалось, был готов швырнуть ведьмака в огонь, или сам бежать, куда глаза глядят. Очевидно, ему в голову пришла какая-то идея, и Наташа, по крайней мере на какое-то время могла вздохнуть спокойно.

— Ну, а как там вообще обстановка в городе, все спокойно? Какие слухи ходят?

— Обычные, — смутилась Наташа. — Вот разве что в городе стали ужасно бояться вашего с Властой объединения, а так — ничего особенного.

— Боятся? — хмыкнул он и неприятно улыбнулся, так что побелевший шрам еще сильнее оттянул вниз угол глаза, и выражение его лица стало совершенно невообразимым, но грозным: — Значит, уважают!

С этим утверждением, проверенным веками, сложно было спорить, и Наташа продолжала сидеть молча. Меж тем из темноты бесшумно, как призраки, стали появляться люди, как и Денис, одетые в узкие темные брюки — похоже, кожаные, — и такие же куртки с длинными рукавами. Без единого звука они расселись вокруг костра, вместо слов обмениваясь короткими, наверняка выразительными, но совершенно непонятными Наташе жестами. Глядя на них, она и сама не заметила, как повалилась набок и заснула.

Утро щедро добавило новых потрясений. Нет, девочку вовсе не удивило то, что с восходом солнца члены отряда, во власти которого она оказалась, из молчаливых ночных призраков превратились в бодро щебечущих утренних пташек, громко разговаривающих и даже покрикивающих друг на друга. В конце концов, глупо было бы думать, что они все — глухонемые. Не слишком поразило и отсутствие веревок на руках — несколько томительных минут доставил разве что тщательный обыск ее сумки, производимый лично Денисом.

Наташа вся сжалась в ожидании ужасного разоблачения, когда он достал лежащую сверху, аккуратно сложенную и свернутую рулончиком юбку. Сейчас случится что-то очень страшное! К счастью, Денис не признал в квадратном куске ткани с завязками по углам предмет женской одежды, и не задал резонный, но крайне неудобный вопрос: зачем мальчишке таскать с собой юбку? Гораздо больше его заинтересовали хлеб и сыр:

— Ты что, обчистил сарай богатого фермера? — присвистнул он.

— Заработал, — фыркнула Наташа. — Случайно попал на деревенскую свадьбу, помогал на кухне.

— Неужели умеешь стряпать? — почему-то оживился Денис.

— Нет. Носил воду, мыл посуду — все в этом роде.

— Жаль. А то наш кашевар такую мерзость готовит — один запах коня с копыт валит, — с этими словами он, убедившись, что в сумке больше нет ничего интересного, скопом запихал все обратно. Только теперь Наташа смогла наконец выдохнуть — конечно, от Дениса ей ни к чему было скрывать свой пол, но разоблачение этого маленького обмана могло зародить сомнения в правдивости и остальных ее слов.

Следующие два дня небольшой отряд из шести человек — не считая Наташи, — быстро и целенаправленно двигался в одном направлении. Пленнице не стали связывать руки, так что она могла отводить в сторону хлещущие по лицу ветки — их дорога пролегала по густым зарослям и настоящей чащобе. Они старательно избегали дорог и открытых пространств — одним словом, вели себя так, как и пристало небольшому разведывательному отряду, вторгшемуся на территорию противника.

Чтобы Наташа не сбежала, воспользовавшись своей относительной свободой, да и вообще не забывала о своем положении, ее талию обмотали несколькими витками прочной веревки, свободные концы которой привязали к своим поясам двое членов отряда, вышагивающие соответственно впереди и позади нее. На ночь же веревку привязывали к двум деревьям таким образом, чтобы она не могла дотянуться ни до одного из узлов. Попытки протиснуться сквозь узкое веревочное кольцо или ослабить узел ни к чему не привели, ножа под рукой не было, а для того, чтобы перегрызть этот корабельный канат, стоило родиться по крайней мере крокодилом или акулой, а никак не простой девочкой.

Подготовленные к операции и наверняка прошедшие специальную школу разведчиков, участники отряда передвигались по лесу бесшумно, как ниндзя, не оставляя за собой следов и не останавливаясь до того момента, когда Денис командовал отбой. Находясь среди них, Наташа каждую минуту чувствовала себя в точности как слон, заблудившийся в лабиринте прилавков супермаркета, торгующего фарфором и посудой. Под ее ногами постоянно хрустели сухие веточки, она спотыкалась о невидимые неровности, мучилась голодом и жаждой, быстро уставала — в общем, ничем не походила на окружающих ее идеальных солдат. Больше всего Наташу озадачивало, как они могут так долго обходиться без пищи и воды? Ни разу не удалось ей увидеть кого-нибудь из своих пленителей жующими — разве что они перекусывают втихаря, укрывшись в лесу? Во всяком случае, она была благодарна хотя бы за то, что никто не претендовал на ее хлеб с сыром и не мешал пить из родников.

Совершенно вымотанная дневным переходом, каждый вечер, как только звучала команда к остановке, Наташа просто падала, подгибая бесчувственные от усталости ноги, на том месте, где застала ее отбой, буквально силой запихивала в себя бутерброд, и тут же засыпала — крепко и без сновидений. На третьи сутки этого изматывающего марш-броска по чащобе и бездорожью, с трудом разгрызая последние крошки черствого, точно камень, хлеба и не менее заскорузлого сыра, она почувствовала, что больше так не может. Шагать от рассвета до заката, не останавливаясь ни на минуту, без завтрака и обеда, со смутной перспективой на ужин — это не для нее. Пусть этим экстремальным спортом занимаются те, кому это по душе, а она, Наташа, завтра утром откажется идти куда бы то ни было. Пускай ее тащат по земле волоком, если она так уж им нужна, оставят валяться, привязанной к дереву, или пристрелят, в конце концов!

Последняя мысль невольно заставила Наташу улыбнуться. Если порох и огнестрельное оружие уже были изобретены в этом веке, то ее спутники-конвоиры явно не имели об этом никакого понятия. Хотя, быть может, просто не хотели лишнего шума? Единственным оружием, из которого можно было худо-бедно застрелить человека, являлся огромный лук, болтающийся за спиной одного из членов отряда в специальном чехле вместе с десятком стрел — не исключено, что отравленных. Он был таким длинным, что один его конец далеко торчал из-за плеча стрелка, а другой спускался ниже колен. Наташа с трудом представляла, как можно пройти сквозь густую чащу с такой бандурой, ни за что не зацепившись и нигде не застряв. Однако сам лучник очевидно не испытывал от своей ноши никакого беспокойства, точно лук был частью его тела. И все же, чтобы поразить мишень, упорно не желающую подниматься с земли, ему пришлось бы взобраться на дерево...

Именно возникшая перед внутренним Наташиным взором картина: стрелок, обнимая руками и ногами толстую сосновую ветку, как медвежонок коала, одновременно зубами пытается натянуть тугую тетиву лука, — заставила ее горько усмехнуться. Так, улыбаясь, она и заснула.

ГЛАВА 6

В ЛАГЕРЕ

С рассветом ее революционный неповиновенческий порыв пропал так же внезапно, как и появился. Разбуженная как обычно не слишком ласковым тычком, она привычно потянулась со стоном — каждый мускул многострадального тела протестовал против нечеловеческих нагрузок. Затем поднялась на ноги, поплескалась в ближайшей луже с бьющим со дна холодным ключиком, с вздохом перекинула через плечо ставшую очень легкой сумку, и безропотно поплелась туда, куда ее, точно собачку на поводке, тащили на веревке.

К счастью, этот дневной переход оказался последним, и на закате отряд под предводительством Дениса приблизился к конечной цели своего пути. Она представляла собой довольно большой палаточный лагерь, обнесенный по периметру высоким неприступным частоколом. Внутри ограды между временных шатров, формой напоминающих индейские вигвамы, сновали вооруженные до зубов люди, одетые по образу и подобию Наташиных спутников. Постоянное движение в лагере новому человеку казалось хаотичным и полным внутреннего смысла одновременно, навевая ассоциации с жизнью муравейника.

Лишь только ворота, ограждающие лагерь от леса, захлопнулись за вернувшимся отрядом, веревку на Наташиной талии тут же развязали.

— Ну, устраивайся где-нибудь, — неопределенно махнул рукой Денис. Было похоже, что ему совершенно безразлично, что теперь будет с Наташей: найдет она себе место в какой-нибудь палатке, останется ночевать под открытым небом или сбежит, с разбегу перемахнув через забор. Впрочем, последнее вряд ли удастся — вдоль забора изнутри и снаружи были расставлены бдительные часовые, стреляющие по сторонам остро заточенными глазами.

— Перекусить бы, — робко пробормотала девочка.

— Ну, поищи что-нибудь, — так же рассеянно бросил он, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. Казалось, он искал глазами кого-то, кто непременно должен был здесь быть, но не находил, и от этого нервничал. Похлопав Наташу по плечу, Денис широкими шагами двинулся в сторону самой большой, стоящей в центре лагеря палатки. Немного поколебавшись, девочка все-таки не пошла следом, а направилась в сторону ярко горящих и аппетитно похрустывающих костров. Инстинкт говорил ей, что там, где огонь, найдется и пища.

Предчувствие не обмануло — у первого же огонька ей без всяких вопросов, не дав даже рта раскрыть, сунули в руки щербатую глиняную плошку с плохо различимой в сумерках, но наваристой и вполне съедобной похлебкой. Вымотанной многодневным пешим марафоном, соскучившейся по горячей еде Наташе она показалась самым вкусным супом в мире. Вычерпав тарелку до дна, она потребовала добавки, и получила ее без возражений.

Утолив голод, Наташа отыскала источник с ключевой водой, находящийся внутри ограждения, и напилась от души — в эти несколько дней скитаний по лесу, опасаясь быть разоблаченной во время туалета — попробуй-ка как следует спрятаться, когда тебя держат на короткой веревке! — она старалась пить как можно меньше. В сочетании с диетой из сухого хлеба и соленого сыра это делало жизнь просто невыносимой...

Сытую Наташу тут же стало клонить в сон. Внезапно же проснувшееся детское упрямство яростно протестовало против ночевки на открытом воздухе. Подчиняясь ему, Наташа принялась бродить по лагерю, то и дело спотыкаясь обо что-то в темноте и заглядывая во все подряд палатки, по звуку пытаясь найти незанятую. Обнаружить искомое оказалось не так-то просто — практически в каждом вигваме что-то храпел, сопел и даже причмокивал. Она дважды прошла мимо палатки, не освещенной пламенем костерка. Внутри переносное жилище оказалось куда просторнее, чем выглядело снаружи, но не изобиловало удобствами, представляя собой собственно лишь не слишком плотные стенки, да голую землю вместо пола. Но Наташа, находясь не в том положении, чтобы привередничать, даже не захлопнув за собой входное полотнище, ввалилась внутрь и, мешком свалившись на пол, уже через секунду крепко и сладко спала.

В эту ночь ей впервые за несколько дней приснился сон. Как и все, случившееся на этой неделе, он был очень сумбурным и непонятным. Наташа что-то искала, петляя по коридорам запутаннейшего лабиринта, от кого-то удирала (впрочем, иногда ей казалось, что наоборот — она догоняет кого-то), и в результате проснулась нисколько не посвежевшей, а, кажется, еще более вымотанной.

Покачиваясь, точно сомнамбула или даже зомби, Наташа выползла из своего домика. При свете дня он выглядел неказисто — покосившийся на одну сторону, изрядно потрепанный... Ну, в ее положении выбирать не приходится. Гораздо больше, чем любые бытовые неудобства, девочку сейчас волновало собственное будущее. С момента поимки в лесу ее больше ни о чем не расспрашивали, но и не отпускали на все четыре стороны, что было тревожным симптомом. А приведя в лагерь, кажется, и вовсе про нее забыли.

Утолив голод предусмотрительно припрятанной с вечера горбушкой, размоченной в холодной воде, Наташа мобилизовала все свои умственные способности. Наверное, не зря пославший ее на смерть инквизитор так перепугался, услышав об объединении Дениса с Властой, и не просто так участники Денисова отряда двигались по лесу бесшумно, точно бестелесные тени. Наверняка имеет место какой-то политический конфликт, и вылазка должна была быть секретной. Может быть даже, это была тайная разведывательная операция! Тогда, конечно, Денис ни в коем случае не должен был допустить, чтобы случайно встреченный в лесу мальчишка затем ворвался в город с криками о приближении врага. Особенно после того, как сорванец узнал его в лицо. Почему же в таком случае ее просто не убили на месте? Тоже просто — если бы люди нашли тело раньше волков, это могло вызвать вопросы, тревогу и подозрения. А так — нет свидетеля, нет и проблем. Значит, вряд ли ее теперь отпустят — во всяком случае, продержат еще какое-то время, пока не произойдет то событие, ради которого все тут собрались и которого ждут с откровенным нетерпением.

Ожидание сквозило во всем — обследуя лагерь, как место, в котором ей придется задержаться на неопределенный срок и, следовательно, на всякий случай следует научиться хорошо ориентироваться, Наташа часто улавливала краем уха обрывки разговоров на тему 'когда же' и 'долго еще ждать?'

— Чего мы ждем? — особенно кипятился мальчик, на взгляд Наташи, не намного старше ее самой (во всяком случае, не выше), не входивший в отряд ее пленителей, но одетый точь-в-точь как они. Задав вопрос, он отбросил в сторону длинный прут, которым ворошил угли костра, горящего перед центральной, самой большой палаткой, и пристально взглянул на своего соседа, оседлавшего поставленный на попа короткий обрезок соснового ствола.

— Ты же знаешь, кого, — не оборачиваясь, бросил тот, продолжая жонглировать чем-то черным, бесформенным и, очевидно, горячим.

'Печеная картошка, — подсказал бурчливый Наташин желудок, не удовлетворенный скудным завтраком. — Или репа. А может, свекла. Хотя кусочек простого, подрумяненного на огне хлеба — тоже было бы неплохо'.

— Но почему они не могли присоединиться к нам заранее? — не унимался младший из собеседников.

— Потому что тогда тут началось бы черт знает что, — -пояснил второй. От того, что был старше он, очевидно, считал себя мудрее и опытнее: — Женщины! Без них нельзя, с ними же — совершенно невозможно!

— Проверь посты! — из палатки, до сих пор стоящей безмолвно, без признаков внутренней жизни, размашистым шагом вышел Денис. У него не было темных кругов под глазами или других внешних признаков утомления, но Наташа чувствовала, что утро для него началось задолго до рассвета. Возможно, он вообще не ложился спать этой ночью, но не подавал вида.

При появлении командира — а Наташа почему-то не сомневалась, что Денис возглавляет не только маленький отряд разведчиков, но и всех обитателей этого временного лагеря, — собеседники вскочили на ноги и вытянулись по стойке смирно. Продемонстрировав начальству бдительность и преданность тот, что постарше, моментально испарился — очевидно, отправился проверять те самые посты.

Не давая оставшемуся опомниться, Денис вдруг выхватил невесть откуда взявшуюся длинную палку:

— Мишка, защищайся!

Тот ловко пригнулся, позволяя сучковатому 'мечу' пролететь над головой, выхватил из кучи хвороста такое же 'оружие' и достойно отразил натиск. У выглядывающей из-за угла ближайшей палатки Наташи сжалось сердце — совсем недавно, хотя кажется, что прошла уже целая вечность, она наблюдала за такой же фехтовальной тренировкой. На стадионе за родной школой гонялись друг за другом с пластиковыми палками члены туристического отряда, о вступлении в который она тогда так страстно мечтала.

Она тогда не участвовала в общем веселье — не обзавелась нужной палкой, — и Денис решил тренировать ее на ловкость и скорость реакции. Задача заключалась в том, чтобы ударить учителя по тыльной стороне ладони прежде, чем это сделает он. Как все девчонки, входящие в отряд или только мечтающие об этом, Наташа была немного влюблена в своего наставника, и только наливалась краской, когда он досадливо восклицал: 'Ну, что же ты, не бойся меня ударить, елы-палы!' А она боялась не только прикоснуться, но даже просто поднять на него глаза. За всю тренировку ей только однажды удалось хлопнуть Дениса по запястью, и то лишь потому, что на стадионе внезапно появилась Власта, и он позабыл обо всем. В присутствии Власы он не реагировал на внешние раздражители, и был готов ради нее на все — казалось, только для этого он жил и дышал. Такой любви нельзя было завидовать и ревновать, оставалось только ждать и надеяться, что и твою жизнь когда-нибудь озарит отблеск столь же сильного чувства.

Чтобы не давать волю пораженческим мыслям на тему 'неужели я никогда больше не увижу своих современников и друзей', Наташа отвлеклась от наблюдения и перешла к активным действиям — небольшая уборка или стирка, любая физическая нагрузка дома всегда помогали ей отвлечься от грустных дум. Опустившись на четвереньки, она короткими перебежками от укрытия к укрытию приблизилась к костровищу. Пользуясь тем, что противники заняты друг другом и, следовательно, не обращают внимания на то, что творится вокруг и под ногами, Наташа подняла отброшенную Мишей веточку, и принялась раскапывать золу в поисках оставшихся печенок.

Перекопав без малого полкостра и вымазавшись в саже не хуже Золушки, она наконец стала счастливой обладательницей одного черного горячего комка, и почти впилась в него зубами, когда топот сражения внезапно приблизился. Пугливо поджав 'негритянские' руки, Наташа потрясенно глядела, как Денис, ни на секунду не прекращая атаковать и парировать удары противника, одновременно длинным острым носком сапога копнул золу в месте, которое она проверила и сочла бесперспективным, и еще два таких же комка покатились в ее сторону.

— Спасибо, — пробормотала она, подхватив угощение.

Это действительно оказалась картошка — вкусная, горячая, с хрустящей на зубах корочкой золы. Когда Наташа, сидя прямо на голой земле и с удовольствием наблюдая за изящными, почти танцевальными движениями сражающихся, уже доедала последнюю картофелину, умиротворенный желудок умолк, и заработали мозги. Это картошка: выходит, Петр Первый уже успел ее завезти — и даже, наверное, уже умер. В стране должна быть централизованная монархия, и никаких удельных княжеств с собственными столицами. А Старый город между тем называют столицей. Выходит, это Москва? Вряд ли Питер — архитектура совсем другая, да и Финского залива было что-то не видать. Но для Москвы городишко мелковат, несмотря на то, что стоит на реке — ни Кремля, ни Красной площади. Киев? Или это вообще не Россия? Но все говорят по-русски!

Нет! Наташа затрясла головой. Она же не Ломоносов, чтобы от Уральских гор пешком дошагать до Москвы, и уж тем более за границу. Память тут же подбросила кое-какие выдержки из сказок Бажова и истории покорения Сибири Ермаком. Быть может, тут не признают централизованной царской власти и противятся европейским влияниям — не зря же Наташе до сих пор не встретился ни один кавалер в камзоле и ни одна дама в платье с кринолином. С другой стороны, мода, значит, не достигла отрогов Уральских гор — а картошка просочилась? Должно быть, контрабандой. Ведь, как известно, испокон веку картофель — уральский хлеб!

Чувствуя, что от раздумий над постоянно возникающими загадками у нее начинает пухнуть голова и ломить виски, Наташа поступила так, как делала всякий раз, сталкиваясь с кажущейся неразрешимой проблемой — постаралась на время про нее забыть. Рано или поздно, как показывал жизненный опыт, все разрешится само собой, а она лишь будет потрясенно восклицать: 'Надо же, как просто! Почему я сама не догадалась!'

Голова делала свою работу, а челюсти в то же время не прекращали свою. Приняв революционное решение не ломать голову над неразрешимыми загадками, Наташа проглотила картошку, размолотую зубами не просто на составляющие молекулы но, наверное, уже на атомы. Ей сейчас стоило бы больше раздумывать не о том, куда она попала, а о том, как отсюда — что и когда бы это ни было, — вернуться домой. Все ее надежды на возвращение были связаны с городом, а теперь, попавшись навстречу Денисову отряду, она оказалась неизвестно как далеко от всяких центров цивилизации. Надо было, как и советовали, переночевать в деревне — подумаешь, потеряла бы одни сутки, зато теперь выиграла бы целую неделю. Знала бы, где упасть — соломки на этом месте подстелила... А сейчас, даже если она каким-то невероятным чудом сбежит из лагеря, обратной дороги ей все равно не найти.

Окончательно впасть в отчаяние ей не позволяло только следующее соображение: не зря же денисов отряд наткнулся на нее на самых подходах к городу! Наверняка разведчики изучали дороги, ведущие к столице, и слабые места ее оборонных сооружений. Рано или поздно они выступят в поход — и скорее рано, пока горожане не успели поменять, к примеру, порядок заступления стражи в караул или не выкопали глубокий ров с водой и крокодилами вокруг крепостной стены. Девочке не оставалось ничего другого, кроме как надеяться и ждать.

ГЛАВА 7

МЛАДШИЙ БРАТ!

И великий день скоро наступил, ознаменовавшись сразу двумя событиями, выбивающимися из монотонного течения лагерных будней. Правда, сперва Наташа не поняла, что этот день станет выдающимся в ее жизни — никакие тревожные предчувствие не будоражили ее душу, когда она, точно медведь из зимней берлоги, продирая сонные глаза, выбралась из своей покосившейся палатки и проторенной тропой поплелась к ручью, чтобы умыться и запить сырой водой свой нехитрый завтрак. Затем отыскала еловую палку поровней и попрочней, и направилась к центральному костру, где Миша вот уже который день подряд по обоюдной договоренности обучал ее азам фехтования.

Самый невысокий из членов базирующегося в лагере отряда — или даже армии, — мальчишка ужасно комплексовал по поводу своего роста, и появление еще более маленькой и щуплой Наташи воспринял с неподдельной радостью. Обращался к ней он не иначе, как снисходительно бросая 'малявка' или 'малыш', а с тех пор, как она продемонстрировала полнейшее неумение держать в руках оружие, его самомнение выросло до небес. Держась покровительственно, он сам предложил научить 'малявку' обращаться с мечом (то есть, с деревянной палкой, играющей роль меча), и с тех пор тренировки проходили регулярно, в одно и то же время, которое Наташа худо-бедно научилась определять по солнцу.

Обычно 'учитель' появлялся перед центральной палаткой, когда светило еще слегка заступало нижним краешком за темную кромку леса. В этот же раз Миша сильно задерживался, что было очень странно — он отличался поистине военной пунктуальностью и аккуратностью. Прискучив гонять своей палкой камушки и потухшие холодные угольки из костра, Наташа отправилась на поиски — заглянула в палатку, где тот обычно ночевал, прошлась по лагерю, и под конец в полной уверенности, что проверила каждый метр огороженной территории, вышла к воротам.

Там царило не виданное ею ранее оживление, и у Наташи тревожно сжалось сердце: неужели пришли те, кого ждали все эти дни — дополнительные силы, объединившись с которыми отряд тронется на Старгород? Ах, как бы попасть в их число! Может, поделиться с кем-нибудь по секрету свей ненавистью к столице, к тиранической власти, угнетающей простой народ? 'Зачем ты тогда шел в город?' — задаст резонный вопрос Денис. 'Чтобы отомстить!' (они ведь сбросили меня со стены в реку — чем не повод!) Пробраться внутрь при помощи знакомых, и поджечь дворец! Вот это лихо — прям аж сама себя зауважала!

Однако, присмотревшись как следует, Наташа не заметила среди суетящихся у ворот незнакомых лиц. Не справившись с любопытством, она подошла поближе, и в этот момент ворота открылись, чтобы впустить внутрь небольшой отряд: тесно сплотившись, плечом к плечу вышагивали те самые разведчики, что захватили ее в плен — за исключением Дениса, который встречал их внутри. И так же, как ее, обмотав вокруг пояса длинную веревку, бойцы вели за собой еще одного пленника.

Мальчишка, с мрачным видом шагающий между подтянутыми и собранными солдатами, в отличие от тех был сильно растрепан, одежда его местами зияла свежими дырами, волосы стояли дыбом, левую щеку пересекала глубокая царапина — одним словом, при взгляде на пленника каждому становилось ясно: он не сдался без боя. Наташа почувствовала легкий укол совести: она-то даже не рыпнулась, сразу поджала лапки и жалобно попросила: 'Только не бросайте меня в терновый куст!' Вернее, даже этой малости не сказала, без всяких условий сдавшись на милость победителя.

Кроме боевого вида и дыр, одежда пленника обращала на себя внимание и покроем: вполне современного Наташе вида брюки сужались книзу и были заправлены в сапоги, подобных которым ей не приходилось видеть никогда в жизни — голенища с причудливо обрезанным краем до середины щиколотки, острые носы, такие длинные, что даже загибаются вверх, кожа покрыта сплошным объемным орнаментом, вышитым или выдавленным. Рубашка — первая из увиденных здесь Наташей рубашек с воротником и манжетами на длинных рукавах, — выбилась во время схватки и теперь свисала ниже приталенной куртки-камзола из той же багряной ткани, что и брюки, с сужающимися к запястьям рукавами. А от блестящих пуговиц, густо усыпающих верхнюю одежду пленника, девочка просто не могла оторвать глаз.

— Что, похож? — подкравшийся сзади Мишка по-своему оценил ее сорочий интерес. — Младший брат!

— Твой? — удивилась Наташа. На ее взгляд, мальчики походили друга надруга не больше, чем клубника на яблоко.

— Хы-хы, очень смешно, — хмыкнул тот. — Пошли, нечего тренировки пропускать.

— Ты же сам опоздал!

— А ты уж и в обиде! — Мишка продемонстрировал свои крупные лошадиные зубы. — Хватит дуться, малыш, все-таки не каждый день удается поучаствовать в захвате принца!

— Так это — принц?!

— А что тебя так удивляет?

Наташа задумалась:

— Ну, я представлял его себе иначе. Немного повыше, пошире в плечах...

— Так я же и говорю: младший брат!

Принца, как и Наташу в свое время, привязали между двух деревьев, а маленькую одноместную палатку установили прямо над ним. Два человека не сводили с пленника глаз ни днем, ни ночью, пресекая любую попытку побега в самом зародыше.

Все эти подробности Наташа подмечала без какой-либо определенной цели, просто от скуки — наружу, за ограждение ее не выпускали, а внутри лагеря вполне можно было свихнуться от безделья, в то время как все окружающие ни минуты не сидели на месте. Но еще до вечера у нее появились новые объекты для наблюдения, совершенно затмившие маленького принца как красотой, так и численностью. Долгожданный отряд присоединился наконец к основным силам, встреченный хором приветственных голосов. От поднятого солдатами шума, казалось, со старгородских крыш должны были замертво попадать вороны, деконспирируя армию и предупреждая врага.

Но Наташа позабыла обо всем, увидев пришедших: впереди, закованная в латы, еще более решительная и прекрасная, чем в ее время, выступала Власта. За ней, вооруженные до зубов, равно красивые и опасные, ровными рядами маршировали амазонки!

Лагерь поделили на две половины, потеснив коренных обитателей. Впрочем, те и не протестовали, с радостью предоставляя свои палатки в распоряжение боевых подруг. В тесноте, да, как говорится, не в обиде, предстояло провести одну ночь — на рассвете планировался общий выход объединенных сил в атаку на столицу.

ГЛАВА 8

ВЫСТУПАЕМ!

Но человек предполагает, а Судьба распоряжается по-своему: Наташе, которая всеми правдами и неправдами решила прилепиться к военным силам, чтобы вместе с ними добраться до Старгорода, пришлось подняться гораздо раньше рассвета. Часа в три, когда небо на востоке только начало светлеть, в лагере поднялся страшный переполох, сравнимый разве что с волнением в курятнике во время лисьего нашествия. Все, у кого был рот — кричали, у кого были ноги — носились, усиливая общую неразбериху.

Впрочем, и повод у этой вселенской сумятицы был нешуточный: пропал принц! У центральной палатки Денис лично вел допрос ночной стражи, и Наташа направилась туда — не метаться же, действительно, вместе со всеми по лагерю, переворачивая каждый камень, под который наверняка уже было заглянуто десять раз, в поисках парнишки, которому она зла вовсе не желала — можно сказать, товарища по несчастью!

Денис сидел перед центральной палаткой, грозно глядя на вытянувшихся перед ним в струнку солдат. В эту ночь на постах вокруг лагеря стояло больше десяти человек, и еще двое охраняли палатку, в которой держали пленника. Но никакие предосторожности не помешали ему под покровом ночи перепилить чем-то острым обмотанную вокруг пояса веревку и, разрезав заднее полотнище палатки, бежать во тьму.

— Он не мог ничего на себе утаить! — чуть ли не со слезами на глазах клялся и божился руководитель отряда, захватившего принца. — Мы его тщательно обыскали!

— Может быть, спрятал нож в подошве сапога? — высказал предположение один из тех, кто в роковой час стоял на страже у палатки.

Наташа еле слышно фыркнула: вчера она успела хорошо рассмотреть обувку царского ребенка, и запомнила совершенно плоскую тонкую подошву сапог, не предназначенных даже для ходьбы по лесу — через нее наверняка будет болезненно ощущаться всякая шишка или сломанная веточка. Спрятать внутри можно было бы разве что бритвенное лезвие, да и то с трудом.

Впрочем, вряд ли титулованное дитя готовилось к пешему переходу через полстраны и к собственноручной обороне — в Наташином представлении юный принц должен был путешествовать исключительно верхом, в карете или на носилках, в окружении верных слуг и телохранителей. Как его тогда захватили? Перебили всю свиту? Впятером?! Да, если вся армия Дениса состоит из таких, то он воистину непобедим!

Чудеса творились на каждом шагу — каким-то чудом захваченный пленник все-таки ускользнул из рук своих захватчиков. Не совсем бесследно, оставив после себя обрезки веревок и исполосованную палатку — значит, во всяком случае, это был не бестелесный фантом, ловушка для наивных повстанцев, чему Наташа, после всего, уже виденного, нисколько не удивилась бы.

Продолжая допрашивать всех часовых, Денис, тем не менее, не сводил особо испытующего взгляда с одного — того, что высказал предположение о ноже в сапоге. Под взором начальства тот начал заметно нервничать, но бодрился, старательно не подавая вида.

— Что это? — неожиданно спросил Денис, оборвав на полуслове одного из охранников внешней стены, объясняющего, что во время его дежурства даже мышь не могла проскользнуть в лагерь или из него, не предъявив соответствующего разрешения.

— Это кошелек, — страж палатки остановил бегающие глазки и преданно вперил их в лицо командира, буквально излучая честность, как солнце — свет. Но даже в неровном свете пробуждающейся зари было видно, как он побледнел. — Его сшила мне мама... Да он пустой!

— Он у него и вчера был, — подтвердил кто-то из солдат.

— Да, и вчера он точно был пустой. А сегодня, поглядите-ка, внезапно располнел! — Денис протянул руку и сорвал с пояса провинившегося увесистый мешочек. Тот инстинктивно дернул рукой, но остановил ее на полдороги и, оглядываясь, нервно облизнул пересохшие губы.

Распутав завязки, Денис потряс кошельком над ладонью, и оттуда выпали несколько золотых пуговиц, произведших неизгладимое впечатление на Наташу и запомнившихся всем остальным.

— Что, наш маленький пленник оставлял за собой след, как мальчик-с-пальчик? — слова Дениса, казалось, источали мед и яд.

— Но я ничего не хотел... не думал... не знаю, как ему удалось бежать! — зачастил прижатый к стенке изменник. — Мне казалось, что, в конце концов, не будет ничего плохого, если мальчик немного погуляет по лагерю. Через ворота я его не проводил!

— Должно быть, у него еще оставались драгоценные побрякушки.

— Я просто пожалел его, — пойманный тут же попытался отвести внимание от корыстных мотивов своего поступка, точно и не переливались в свете догорающего костра и разгорающейся зари золотые пуговицы на командирской ладони. — Разве это дело, что ребенок сидит привязанный, как собака, даже в нужное место без спросу не сходить. Этот-то ведь ходит везде свободно! — кивая на Наташу, он уже почти визжал.

— Этот, — спокойно, не повышая голоса, заметил Денис, — никуда и не исчезает. А вот принц пропал. Мне все ясно, уведите его.

Провинившегося стражника увели, и Денис распустил оставшихся:

— Все свободны. Собирайтесь, скоро выступаем!

У потухающего костра осталась одна Наташа. Ей нечего было собирать в поход, и не хотелось мешаться под ногами у остальных.

— Твой план провалился, — из палатки выступила Власта, во время допроса скрывавшаяся за откинутым входным полотнищем. — Теперь будем действовать по-моему!

Денис недовольно поморщился:

— Ты же знаешь, как я не люблю всякий обман и интриги!

— В данной ситуации важно не то, что ты любишь или не любишь, а то, что способно помочь нашему делу. Цель оправдывает средства, — потрепав его по плечу, дева-воительница уверенной походкой отправилась на половину амазонок.

Наташа никогда раньше не думала, что кольчужная юбка, до половины прикрывающая обтянутые черной кожей бедра, способна колыхаться при ходьбе, точно простой шелк. Должно быть, все дело в колебательной амплитуде, или о чем там им говорили в школе — ну, когда грузовик проезжает по мосту, а в доме стекла вылетают?

От околонаучных размышлений ее отвлек Денис, который не торопился выстраивать свих людей в боевые порядки или идти в палатку собирать вещи перед дальней дорогой. Вместо этого он пододвинул сосновый чурбачок поближе к мерцающим красным углям и сел рядом с Наташей. Пересыпав пуговицы в мешочек, пришитый с внутренней стороны к поле его куртки — некое подобие кармана с завязками, — он несколько раз подбросил в руке пустой кошелек, устремив невидящий взгляд куда-то в бесконечность.

— Пойдешь с нами, — вскользь бросил он, и Наташино сердце, подпрыгнув, радостно забилось — то, чего она думала добиваться и хитростью и, если понадобится, даже силой, само плыло в руки.

— Конечно! — она не смогла скрыть свей радости, и Денис, обернувшись, посмотрел на нее с каким-то странным выражением на лице — как будто с жалостью.

— Держи, — он вдруг хлопнул ей на ладонь кошелек, который продолжал крутить в руках. — Владей. Надеюсь, он принесет тебе удачу.

С этими словами он поднялся со своего импровизированного табурета и скрылся в палатке, оставив Наташу разглядывать подарок в одиночестве.

А там было на что посмотреть: скроен мешочек был из невиданного ею раньше материала, снаружи похожего на кожу, а изнутри на бархат, и весь покрыт причудливыми геометрическими узорами таким образом, что стоило затянуть шнурок — и рисунок совершенно менялся.

Вдоволь налюбовавшись узором, то распуская, то затягивая завязки, Наташа обратила свое внимание на шнурок, представляющий собой тонкую веревочку, сплетенную из разноцветных нитей. На одном из свободных концов, как и полагается, крепилась крупная деревянная бусина, которая должна была помешать ремешку, продетому под пояс, свободно выскользнуть. На другом же болталась забавная безделушка — фигурка в виде летучей мыши, вырезанная из очень твердого темного дерева (или наоборот — легкого, теплого на ощупь камня). Свернув крылья, точно сложенный зонтик, она висела вниз головой, вцепившись в колечко, через которое и была продернута веревочка. Привыкшая к более традиционному изображению с распахнутыми крыльями, Наташа изрядно поломала голову, прежде чем ей удалось опознать зверька.

ГЛАВА 9

МЫ ПОНИМАЕМ ДРУГ ДРУГА!

Несмотря на волнительные события утра, никто не стал менять планы, так что с рассветом лагерь был свернут буквально в один момент, и объединенная армия выступила в поход. Платки и тяжелое военное снаряжение, до поры ненужное, упаковали на покладистых приземистых лошадок, приведенных из леса — очевидно, там была спрятана скрытая от посторонних глаз конюшня.

То, что объединенные силы, покинув лагерь, двинулись сначала вовсе не в ту сторону, откуда совсем недавно пришел отряд с пойманной Наташей, и где, по ее предположению, должен был находиться Старгород, сперва не насторожило девочку. Во-первых, по дороге к лагерю они не всегда двигались строго по прямой, избегая открытых и населенных мест, а во-вторых, пригодная для шестерых дорога не слишком подходит для продвижения целой армии, да еще с лошадьми.

С одной из них Наташа постаралась завязать дружеские отношения, шагая рядом и подкармливая хлебом — с ладони, как подсказал Мишка, чтобы та не откусила ей пальцы. С вечера, случайно услышав о том, что тяжести погрузят на вьючных животных, девочка запаслась разномастными ломтями и горбушками, чтобы позволить себе щедро делиться с зверюшками. Лошадка охотно принимала угощение, чмокая губами по растопыренной ладони, и позволяла гладить себя по жесткой гриве.

Занятая установлением дипломатических отношений, Наташа не замечала, как дорога, сперва достаточно широкая, постепенно превратилась в тропинку, с низко нависающими над землей ветками деревьев. Под ногами зачавкала вода и жидкая грязь, на смену траве пришла осока и прочие болотные растения, а вскоре впереди заблестела голубая змея реки. И совсем уж неожиданностью для девочки стало то, что она вдруг каким-то образом оказалась впереди всего отряда, прямо перед суровыми лицами Дениса и Власты.

Денис смотрел куда-то в сторону и вообще впервые с момента их первой встречи выглядел неуверенным и даже подавленным, девушка же довольно улыбалась и манила ее к себе указательным пальцем, что выглядело довольно зловеще. Но деваться некуда — позади вся армия, а впереди лишь довольно топкий берег и река. Неужели эта грозная амазонка решила довершить начатое городской стражей и утопить ее? Если только не вмешается Ульрика или одна из ее сестер — но на это надежда слабая, как говорится, снаряд дважды в одну воронку не падает.

Приобняв Наташу за плечи, Власта подвела ее к самой воде, погружаясь почти по пояс в высокую сочную траву и, прикрыв глаза, глубоко с наслаждением вдохнула.

— Что, Натан, жизнь прекрасна? — спросила она. — В твои-то годы все еще впереди, хочется жить да жить?

Нервно сглотнув, Наташа судорожно кивнула головой.

— Похоже, мы понимаем друг друга, — удовлетворенно заметила Власта. Никогда она не нравилась Наташе, даже в ее время была самоуверенной и высокомерной, а уж тут, обличенная властью, оказалась просто невыносимой. — Ты поможешь нам, а я взамен сделаю тебе драгоценный подарок — оставлю в живых. Договорились?

Амазонка не приставляла к горлу своей жертвы остро заточенный клинок, и не макала ее с головой в реку, но этот спокойный и уверенный тон действовал на Наташу сильнее, чем физическое насилие. Она вновь кивнула — в горле пересохло. Но, даже если бы она и могла что-то сказать, ответ никак не мог быть отрицательным — от таких предложений не отказываются.

— Вот и отлично. Пошли, посекретничаем.

После получасового инструктажа на суше, подальше от реки — чтобы никто не услышал, — Наташа взмокла, точно ее окатили водой из ведра, и нервничала так, словно уже стояла у стенки с завязанными глазами, а расстрельной команде приказали: 'Пли!'

— Но это же обман! — слабо блеяла она, бегая глазами по сторонам в тщетных поисках возможной поддержки, отдавая себе полный отчет в том, что находится в окружении солдат, для которых будущая победа оправдывает любые средства. Ее слабое сопротивление было быстро преодолено и воля подавлена. В конце концов, девочка вновь оказалась в реке в компании Власты.

— Зови! — велела та.

— А... а вдруг она сейчас далеко и меня не услышит? — предприняла Наташа последнюю отчаянную попытку увильнуть от навязанной ей роли.

— Дети реки очень хорошо и очень далеко слышат, — отрезала Власта. — И очень быстро плавают. Зови!

— Ульрика! — скорее простонала, чем крикнула Наташа, прокашлялась и повторила уже громче: — Ульрика!

— Привет! — веселая мордашка, завешенная мокрыми волосами, показалась из-под воды. — Похоже, теперь ты еще дальше от города, чем в нашу прошлую встречу. Я указала неправильный путь, или планы поменялись?

— Планы изменились, — Наташа вздохнула про себя: по крайней мере русалочка не обратилась к ней по имени и не раскрыла ее инкогнито. Теперь предстояло самое сложное: — Ты не могла бы вызвать сюда Ундину? Есть важное сообщение!

— Какое? — полюбопытствовала Ульрика, и Наташа дословно пересказала ей историю, изобретательно выдуманную Властой.

— Это важно! — заволновалась та, выслушав до конца. — Пожалуй, ты права, об этом должна знать Ундина. Подождите!

Плеснув по воде блестящим хвостом, русалочка скрылась в реке.

— Ничего не выйдет...

— Тихо! — шикнула на нее Власта.

На поверхности воды стали возникать и лопаться воздушные пузыри, постепенно приближаясь к берегу, а вскоре из воды вышла и сама Ундина, величественная и прекрасная. В отличие от сестры, она не улыбалась, и выходила из воды совершенно сухой и уже на ногах, а не с хвостом, который мог раздвоиться только на суше. Наташа поняла, что никогда не сможет соврать, глядя в эти прозрачный и холодные, как лед, глаза. Выдуманная история просто застрянет у нее в горле.

Но речная царевна сама не дала сбыться ее страшным опасениям грядущей расправы от рук предводительницы амазонок — смерив взглядом стоящих по пояс в воде девушек, она безошибочно выделила старшую, и обратилась сразу к ней:

— У вас есть сообщение для меня? — тон речи речной девы нельзя было назвать особенно любезным и приветливым. Это и не удивительно — обе девушки отличались яркой внешностью, а кому приятно встретиться с потенциальной соперницей?

Наташа, которой нечего было с ними делить, вполне объективно и беспристрастно признавала: встреться Ундина с Властой в финале какого-нибудь конкурса красоты, перед жюри встала бы сложная проблема выбора победительницы. На стороне русалки, кроме красоты, было бы влияние: все-таки папа речной царь, и все в том же духе. Зато амазонка подкупала живостью мимики и обаянием, на ее фоне лицо речной красавицы казалось каким-то застывшим, не боле подвижным, чем рыбья морда. Наверное, когда-то ей сказали, что гримасничанье приводит к ранним морщинам, и она приняла это слишком близко к сердцу. Или просто решила, что не стоит метать бисер перед первой встречной свиньей — чем-то ведь она покорила принца, а Наташа была уверена, что в столице не было недостатка в красавицах.

Выйдя на твердую землю, 'большие девочки' принялись обсуждать свои серьезные политические проблемы, а Наташа принялась помогать Ульрике выбраться на сушу. Топкий болотистый берег не давал той самостоятельно выбраться из воды, опираясь на руки — ее пришлось буквально выносить. Но и на берегу Наташа не могла, как ни старалась, уловить тот момент, когда хвост русалки превращается в человеческие ноги — метаморфоза произошла, стоило ей на секунду отвернуться.

— Красивая у меня сестра, правда? — спросила Ульрика, шевеля пальчиками босых ног.

— Ага, — согласилась Наташа, — только какая-то холодная, не улыбается совсем.

— Вопрос-то серьезный, не до улыбок.

— Но ты же улыбаешься?

— От меня же ничего не зависит!

С этим нельзя было не согласиться — Наташа с Ульрикой уже выполнили свою маленькую курьерскую миссию, и теперь с их мнением можно было не считаться. Думай Власта иначе, непременно приставила бы к ним охранника — следить, чтобы Натан не открыл своей подружке-русалке правды. Похоже, она была уверена, что теперь, после личной встречи, Ундина поверит только ей. Однако что-то подсказывало Наташе, что в случае, если обман раскроется, все шишки достанутся именно Натану — нехорошему обманщику, всех обведшему вокруг пальца. Нет, не стоит этого дожидаться, срочно пора бежать. Жаль, нет у нее на одежде золотых пуговок...

Но сейчас, зажатой между армией и рекой, нечего было и думать о побеге. Надо дождаться ночи, и тогда постараться незаметно улизнуть.

— Эта твоя Власта тоже ничего себе, симпатичная, — замечание Ульрики заставило Наташу отвлечься от пристального разглядывания топкого берега в поисках путей к побегу, и вновь обратить внимание на совещающихся девушек. Теперь уже Ундина что-то говорила, серьезно кивая головой — очевидно, обещала содействие и поддержку. При каждом ее движении длинное серебристое платье, так непохожее на стальную кольчугу собеседницы, начинало переливаться перламутровым блеском.

Издалека казалось, что наряд речной царевны весь покрыт чешуей — точно скроен из кожи какой-то крупной рыбы. Но, приглядевшись, Наташа заметила, что каждая чешуйка представляет собой ни много, ни мало крупную речную жемчужину почти идеальной формы. Перламутровые шарики скреплялись между собой темно-зелеными нитками, и в целом наряд выглядел очень красиво и эффектно.

Занимаясь на досуге плетением браслетов-фенечек для себя и своих друзей, Наташа сразу же прикинула свои возможности по изготовления такого платья из крупного бисера. Нет, это абсолютно нереально: во-первых, она провозится целый год, а во-вторых, сколько такая одежка будет весить? Да такого ни одна самая прочная нитка не выдержит!

— Нравится? — бесцеремонно вмешалась в ее мысли Ульрика. — Красивое платье. У меня такое же есть. Ужасно неудобное. Под водой еще туда-сюда, но на суше — настоящий кошмар. Видишь, жемчужины скрепляются водорослями? На воздухе они быстро высыхают и становятся хрупкими. Так на обручении Ундины с вашим принцем, куда вся семья должна была явиться, нас пришлось постоянно поливать водой!

— Могу себе представить, — фыркнула Наташа: — В разгар веселья кто-то забыл поднести очередное ведро воды, и на невесте неожиданно расползлось платье. Какой конфуз!

— Конфуз? — удивилась Ульрика, и Наташа невольно покраснела, вспомнив, что русалочка из одежды предпочитает собственную кожу, а под водой — чешую. Но ведет себя при этом так непринужденно, что она совсем перестала обращать на это внимания, воспринимая как должное.

— Ну, это выглядело бы некрасиво, — пояснила она. — Неловко.

— Ундина никогда не попадает в неловкие ситуации, — с гордостью провозгласила младшая сестра.

— Ага, если не считать того случая с принцем...

— Тс-с-с! Не напоминай ей об этом! — Ульрика быстро обернулась, чтобы убедиться, что никто их не слышал, и поспешила сменить тему: — Если тебе так нравится это платье, то я могу подарить тебе свое. Размер как раз подойдет.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила Наташа. — Но что-то не тянет через каждые полчаса окунаться в речку ради красоты. Да и потом, я тут вроде как мальчиком считаюсь, это будет выглядеть довольно странно.

— Ха! То-то я смотрю, в тебе что-то изменилось. Ты переоделась? Но зачем?

— Чтобы в городе меня не узнали, и не потопили по второму кругу. А на армию наткнулась случайно, по дороге.

— По дороге куда?

— Нормальные герои всегда идут в обход.

— Этот путь уж точно не назовешь кратчайшим. Решила заодно обойти полстраны? — Ульрика задумчиво нахмурилась: — Знаешь, Ундина ненавидит принца. Но еще больше она не любит, когда ее пытаются использовать в своих целях.

— Я тоже, — посмотрев в сторону увлеченных разговором девушек, Наташа невольно потерла шею, словно почувствовав на горле захват холодных сильных пальцев. — Но люди порой бывают порой чертовски убедительны!

— Вот как, — русалочка проследила за ее взглядом. — Ну, ладно. Зови, если что. Или сама заходи.

— Да уж, — Наташа нервно рассмеялась. — Если дела и дальше так пойдут, прямая дорога мне будет в омут головой. Вот только не уверена, что после этого меня возьмут в русалки.

— Я замолвлю словечко, — пообещала младшая дочь речного царя. — Кстати, как тебя теперь зовут?

— Натан.

— Пока, Натан! — помахав на прощанье рукой, громко крикнула она, и с разбегу бросилась в речку, где только что скрылась Ундина. Судя по более чем довольному выражению лица Власты — ни дать, ни взять, кошка, только что безнаказанно стянувшая с праздничного стола кусок ветчины, — переговоры прошли более чем успешно.

Однако приказа армии сниматься и трогаться в путь не последовало — Денис с Властой как будто все еще что-то ждали. Вскоре Наташа поняла, что — вода расступилась, и на берег вышли несколько... русалов, тритонов, водяных? Мужчины, вооруженные зловещего вида копьями-острогами, точно в сказке, были 'равны, как на подбор': высокие, широкоплечие, длинноволосые, на одно лицо, точно братья-близнецы, одетые в одинаковые темно-зеленые набедренные повязки. От строя отделился один — очевидно, командир, — с более длинным, чем у остальных, пугающе зазубренным копьем. Вытянувшись перед Денисом и Властой, 'дядька Черномор' рапортовал о поступлении в их распоряжение вплоть до особого приказа, после чего потребовал дальнейших указаний. Получив их, вернулся к 'витязям прекрасным', и армия речного царя военным порядком вновь погрузилась в воду.

В тот же момент сухопутные силы получили приказ выступать. По каким-то своим соображениям военачальники повели солдат прямо вдоль кромки воды, так что Наташа, бросив взгляд в сторону реки, по поднимающимся со дна пузырькам могла убедиться, что водяные следуют своей дорогой параллельным с ними курсом. Меж тем берег становился все более топким и непроходимым. Ступив на неожиданно ровный и с виду более сухой участок берега, девочка вдруг с ужасом почувствовала, как земля, мягко пружиня, раскачивается у нее под ногами — слой прелых болотных растений и плотно сплетенных между собой корней лежал прямо на воде.

Ступив на качающуюся землю, Дымка — лошадка, с которой Наташа всю дорогу пыталась подружиться, сильно занервничала, на каждом шагу вздрагивая всем телом, громко фыркая, прядая ушами и испуганно кося глазами, демонстрируя белки. Опасаясь, что испуганная лошадь вот-вот прорвет острым копытом шаткий покров над ямой с водой неизвестной глубины, девочка и сама вздохнула с облегчением, когда опасный участок, наконец, закончился. Лишь только земля под ногами перестала качаться, Денис сделал отмашку, приказывая отряду перейти повыше и подальше от реки. Нахмурившись, Власта, тем не менее, повторила его команду для амазонок.

ГЛАВА 10

БАШНЯ ТИЛЛИ

По-прежнему сильно растянувшись в длину, армия шагала по плоской вершине невысокого вала, явно созданного человеческими руками — для природного образования слишком уж ровный и прямой — это и здорово будоражило Наташино воображение. Кто и для чего в незапамятные времена сделал эту насыпь, теперь совершенно заросшую травой и местами даже деревьями? Для оборонительного вала она слишком низкая, да и от кого можно обороняться на границе реки и дикого леса, на протяжении такого длинного участка? Чтобы удержать этот вал, сколько же могло понадобиться солдат — миллион?

Быть может, это символическая граница, разделяющая сферы влияния нечисти лесной и речной? Не имея лучшей версии, Наташа решила остановиться на этой. Но поверхность насыпи по-прежнему выглядела ужасно знакомой, и одновременно неожиданной, вызывая в памяти странные ассоциации. Почти на каждом шагу девочка запиналась о скрываемые травой неровности, и, передвигаясь по вершине вала зигзагами, вскоре обнаружила две идущие параллельно выступающие над землей полосы, как будто тут проходила глубокая дорожная колея, только наоборот — словно колеса не выдавливали в дороге углубления, а наоборот, оставляли за собой полосы осыпающейся с ободов земли. А поперек дороги шли неглубокие вдавленные борозды, которым она не могла подобрать совсем уж никакого объяснения, даже самого невероятного.

Внимательно глядя под ноги да время от времени сообщая пару ласковых слов спотыкающейся Дымке, Наташа не сразу обратила внимание на показавшееся над верхушками самых высоких сосен сооружение, а когда наконец увидела — резко замерла на месте, как вкопанная.

— Чего остановился? — поравнявшись со стоящей столбом посреди дороги Наташей, шедший позади Мишка хлопнул ее по плечу и, не убирая своей руки, повлек вперед вслед за остальными.

— Подожди! — вяло отбиваясь, она попыталась притормозить 'учителя'. — Что это? Вон там, над лесом торчит! Это же... это же телебашня!

— Ну да, — не оборачиваясь и не сбавляя шага, согласился тот. — Башня Тили — проклятое место, уж лучше бы нам миновать его побыстрее. А еще лучше — вообще обойти его стороной. Если бы только река не текла так близко, ноги моей вообще в этих краях не было...

— Как называется эта река? — выкрикнула Наташа вопрос, который до сих пор совершенно ее не занимал, но неожиданно стал очень важным.

— Исеть, — равнодушно бросил Миша. — Прибавь шагу.

Послушно увеличив скорость, почти перейдя на бег, Наташа оглянулась и увидела, что странная нервозность вдруг охватила всю армию. Даже лошади вели себя так же, как перед тем на болоте, будто чуяли какую-то опасность. Башня то скрывалась из виду за деревьями, то вновь появлялась, постепенно становясь ближе, и многие принялись истово креститься на ходу и чуть слышно шептать что-то под нос — наверное, заговоры, отгоняющие нечистую силу, или молитвы.

Казалось, сам воздух пропитался напряжением и ожиданием опасности, так что, почувствовав внезапное и совершенно неожиданное шевеление у себя на поясе, Наташа подпрыгнула от испуга едва ли не выше окружающих деревьев. Но, прижав руку к животу, поняла, что это не атака мышей-кровососов или жуков-зомби — висящая на свободном шнурке ее пустого кошелька фигурка летучей мышки расправила крылья, сразу же сделавшись похожей на известный опознавательный знак Бэтмена. Очевидно, сработал какой-то внутренний механизм — Наташа вполне могла незаметно для себя случайно нажать на мышиную лапку или ушко. Во всяком случае, в таком виде подвеска нравилась ей куда больше, да и сейчас явно было не время и не место, чтобы разбираться в том, как она работает.

Убедившись, что непосредственной угрозы ее жизни внезапное происшествие не несет, она бросилась догонять Мишку, который уже успел уйти довольно далеко. Вот, значит, что это за вал с продольными и поперечными бороздками — это же железнодорожное полотно, сильно затянутое травой, и от этого почти неузнаваемое.

— Миша, Миша, подожди! — запыхаясь на бегу, попросила Наташа. — Ответь мне только, пожалуйста, какой сейчас год? Пожалуйста, для меня это очень важно!

Оглянувшись назад через плечо, он подарил ей странный взгляд, но все же ответил:

— Две тысячи четвертый. Ну, что тебя еще интересует? Как тебя зовут?

— Натан, — растерялась Наташа. — А, ты шутишь! Тогда, раз уж ты сам вызвался, расскажи мне еще о башне Тилли. Что ты о ней знаешь?

— Все! — не сбиваясь с шага, Миша стал рассказывать на ходу, и из-за бьющего в лицо ветра Наташе удавалось отчетливо расслышать примерно каждое четвертое слово, но общую суть она все же уловила: — Я, когда маленький был, жил тут неподалеку. Ну, подальше, конечно, чем мы сейчас идем. Там деревенька была, и мы с другими мальчишками ходили пасти лошадей. И вот как-то поспорили, кто из нас сильнее, смелее и все в том же духе. И решили, на спор, проверить, кто ближе к башне подойдет. Про нее всегда дурная слава ходила, но в чем там конкретно дело, никто не знал, просто боялись к ней близко подходить, и нам заказывали — опасно. Ходили мы по одиночке, и оставляли отметки — кто докуда добрался.

Наташа затаила дыхание, не забывая при этом бойко перебирать ногами, и навострила уши — подойдя к самой интересной и волнующей части своего рассказа, Миша понизил голос почти что до драматического шепота:

— Пришла моя очередь. Иду, стало быть, мимо Динькиной отметки, Сенькину миновал, и вдруг вижу — ноги!

— Где? — вздрогнув, принялась крутить головой Наташа.

— Дурак, ноги под кустом лежали, а я их увидел.

— А! Но ты так неожиданно громко об этом сказал, что мне показалось, уже о другом. И потом, как ты ночью какие-то ноги разглядел — они что, светились? Или ты на четвереньках полз и носом в них уперся?

— Ночью?! — Мишка дал петуха — кажется, у него даже волосы от ужаса дыбом встали. — Ночью?! — фальцетом повторил он.

— Ну, ведь обычно доказывают свою смелость, отправляясь в страшное место ночью, разве не так?

— Не знаю, как у вас, — рассказчик выразительно подчеркнул это слово интонацией. — А у нас, если бы ночью к башне Тилли пошли, ни один бы назад живым не вернулся.

— Ах, ну, значит, я просто чего-то не понял... Ну, так что там дальше было с ногами?

— ...Ноги, значит, торчали из-под куста. Я сначала не понял, в чем дело, еще подумал — надо, мол, разбудить человека, предупредить, что место опасное. Подошел поближе — мамочка моя! — а он уже окоченел. Лежит холодный, твердый, и такой бледный — ни дать, ни взять, кусок льда. И страшный — синие круги под глазами, кожа на лице натянулась... Выкачали из него всю кровь, до капельки!

— Вампиры? — полуутвердительно прошептала Наташа.

Мишка кивнул:

— Тут уж не до хорошего — бросился я домой, рассказал, что видел. Время уже под вечер было, так на другой день собрался народ, кто с чем: вилы, косы, самострелы, и двинулись на это место. Только там, конечно, уже никого не было.

— И что? — заволновалась девочка. — Тебе не поверили?

— Не поверили! — хмыкнул Миша. — Кабы не поверили, не оставили бы хозяйство, не ушли бы из деревни.

— Куда?

— Кто куда, — пожал плечами он. — Кто в город подался, кто в соседнюю деревню. Лишь бы подальше от этого места.

— А что вы видели в башне?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, вы ведь туда заходили? Или хотя бы видели, как вокруг нее летают громадные летучие мыши-кровососы?

— Никто из нас не заходил так далеко, чтобы увидеть саму башню! Сейчас я впервые так близко, и честно говоря, предпочел бы вообще никогда не видеть!

— Тогда почему ты решил, что вампиры живут именно в телебашне? Быть может, их гнездо где-то рядом. Или это вообще были не вампиры а, к примеру, волки — ты видел на трупе укусы?

— Я его не разглядывал! — категорично отказался Миша. — И теперь ничего проверять не собираюсь. Только народ зря говорить не будет, а мне своя шкура дороже.

У Наташи бешено заколотилось сердце. А что, если... нет, этого просто не может быть! Хотя, если подумать, такое объяснение окажется гораздо более правдоподобным, чем путешествие во времени.

Отсюда телебашня вовсе не выглядела старой и полуразрушенной, каким, несомненно, должно быть всякое место, успевшее обрасти легендами. Правда, раньше Наташа никогда не видела свердловской телебашни 'в живую', но на фотографиях она смотрелась точь-в-точь, как эта парящая в облаках игла. Правда, густой лес вокруг оказался для нее неожиданностью, но на снимках подножие башни никогда не фигурировало, так что ничего невозможного...

Известные факты тут же выстроились в Наташиной голове в стройную версию. Итак, она никуда, разумеется, не переносилась — надо же было такое придумать! — ее просто-напросто бросили в лесу, чтобы испытать. А она, проснувшись поутру неизвестно где, пошла, куда глаза глядят, и попала в самый эпицентр какой-то оригинальной ролевой игры.

Толкиенисты, или толкинутые, вовсе не были в их школе какой-то редкостью. Сбиваясь в стаи, они говорили между собой на каком-то странном языке, придумывали друг другу вычурные имена и при каждом удобном и неудобном случае напоминали окружающим о своей принадлежности к эльфийской расе. Часто Наташа слышала, как, собравшись вместе на переменке в школьном коридоре, они обсуждают между собой подробности прошедших игр, вспоминая забавные моменты и интересные эпизоды. Проводились такие Игры где угодно, но летом чаще всего в лесу, и собирали народ буквально со всей России. Игроки просто физически не были в состоянии запомнить каждого из участников, вот и приняли Наташу за одну из своих.

Там бабушка и родители, наверное, уже с ума сходят от беспокойства — а эти дураки таскают ее за собой, и готовят штурм фальшивой столицы! Понятно теперь, почему они объявили это место проклятым — технический прогресс совершенно не вписывается в средневековый антураж. А те, кто казнил ее, сбросив со стены в реку, конечно же, хорошо знали, что там дежурит спасательница с резиновым хвостом!

Выстроив новую теорию, Наташа легко убедила себя в ее истинности. Но теперь — все, игрушки кончились. Как только игла телебашни вновь вынырнула из-за темно-зеленых крон, она сориентировалась в направлении и, резко скатившись с насыпи в ближайшие кусты, быстро, как только могла, припустила сквозь лес к цивилизации. Может быть, внутрь ее и не пустят, но хотя бы дадут позвонить по телефону — наверняка при входе есть вахта, и непременно должен быть какой-никакой телефон с выходом в город. За ней сразу приедут и заберут домой...

Околдованная собственными мыслями, Наташа продиралась сквозь заросли, не слыша за спиной постепенно затихающего топота не слишком рьяной погони и громкий Мишкин крик:

— Стой, куда же ты, безумный?!

Несясь вперед на бешенной скорости, она почти не обращала внимания на выпирающие из земли толстые корни, норовящие зацепиться за ноги, на ветки, летящие в лицо и хлещущие по щекам, норовя попасть в глаз. На бегу девочка улыбалась про себя, представляя, как, вернувшись домой, расскажет Денису и Власте об их абсолютных двойниках, с мечами бегающих по лесам.

ГЛАВА 11

В БАШНЕ

Долго выдерживать такой темп девочке оказалось не по силам и, постепенно снижая скорость, к окружающему башню бетонному забору она подошла пешком. Невысокая ограда была густо испещрена трещинами и дырами, сквозь которые проглядывала покрытая темными пятнами ржавчины гнутая арматура. Перелезть через такой забор ничего не стоило, и вообще он выглядел так, точно вот-вот сам рассыплется от первого же дуновения ветерка. Однако Наташа сочла такой способ проникновения на территорию плохим началом для знакомства, и двинулась в обход по периметру в поисках широкой дороги и въездных ворот — не пешком же телевизионщики добираются от города до места службы?

Двигаясь вдоль стены, она на ходу репетировала про себя, что скажет охранникам, которые, конечно же, попытаются задержать ее на входе: 'Здравствуйте, можно мне позвонить от вас домой или в милицию? Я — та самая девочка, которую все ищут'. Наташа ни секунды не сомневалась, что за время ее отсутствия родители успели поднять на ноги всех, кого только можно, передав ее фотографии и описание одежды в милицию, ФСБ, на радио и на телевидение, а так же развесив на автобусных остановках и электрических столбах объявления с обещанием награды.

Ворот не было — равно как и подъездной дороги. Просто из забора как будто вынули один-два бетонных пролета. Немного поколебавшись — может, все-таки пройти немного дальше? — Наташа все же ступила внутрь символически огороженной территории. Наверное, где-то тут есть второй, более удобный въезд, которым все пользуются, позабыв про этот, вот он и зарос. Но искать вторые ворота она не стала: во-первых, жутко устали ноги, а во-вторых, прямо перед собой девочка увидела двери, ведущие внутрь телебашни.

Продвигаясь в густой траве по пояс, точно ледокол сквозь массу арктических льдов, Наташа добралась до тяжелых створок и налегла на двери всем телом. Они подались вперед неожиданно легко, и девочка буквально влетела в небольшой, очень темный после залитой светом поляны холл. Несколько минут понадобилось, чтобы немного привыкнуть к темноте и разобраться в обстановке.

Безлюдный холл выглядел удручающе безлюдным и заброшенным. Конечно, людей могло не быть на рабочих местах по причине выходного дня, и Наташа, потерявшая счет суткам, нисколечко не удивилась бы, узнав, что сегодня воскресенье. Но ни за что бы не поверила, что, уходя, работники не закрыли входную дверь, беспечно оставляя внутри дорогостоящее оборудование. И уж, во всяком случае, совершенно точно за один день не успел бы скопиться такой невероятной толщины слой пыли, лежащий абсолютно на всем вокруг в девственно не потревоженном состоянии — похоже, на этот пол уже много лет не ступала нога человека.

Наташа сделала несколько осторожных шагов вперед, оставляя на дымчато-сером 'ковре' четкие отпечатки подошв. Пыль поднималась вверх небольшими облачками, оседая на ботинках и штанинах джинсов. Перед тем, как телебашня была окончательно покинута своими обитателями, по холлу, очевидно, промчался небольшой ураган, в котором чудом уцелели лишь свисающие с потолка вместо ожидаемых длинных ламп дневного освещения допотопные трехрожковые люстры с матовыми (или просто очень пыльными) плафонами в форме полураспустившихся лилейных бутонов.

Недалеко от входа у стены горкой лежали обломки, некогда, очевидно, бывшие столом вахтера. Под ними обнаружился и телефон — чудовище из бордовой пластмассы с крутящимся диском, расколотый вдребезги, с выдернутым шнуром. Поворошив обломки, Наташа вытащила на свет божий почти треугольный кусок столешницы, напоминающий по форме дубинку. Древесно-стружечная плита вряд ли выдержала бы настоящую схватку, но успокаивающе оттягивала руку. Вооруженная, девочка продолжила осмотр, чувствуя себя гораздо увереннее.

Неожиданно громкий лязгающе-металлический шум заставил ее резко подскочить на месте и обернуться. Громыхая на ходу, точно намереваясь обрушиться в шахту, а затем последовать прямиком в кипящий ад к центру земли, откуда-то сверху спустился лифт. Коричневые, отделанные пластиком под дерево створки медленно разъехались, демонстрируя скрывающуюся за ними, точно жемчужина в устричной раковине, неожиданно чистую и светлую кабину. Упавший на пыльный пол прямоугольник электрического света лишь подчеркнул этот контраст, высветив перекатывающиеся под порывами поднятого открытой входной дверью сквозняка пушистые серые комки.

Действующий лифт в здании, очевидно много лет назад покинутом людьми, выглядел подозрительно, и наверняка был ловушкой, но натолкнул Наташу на мысль. Вечер еще не наступил, вампиры же, насколько ей было известно, выходят на охоту лишь с наступлением темноты. В свете открывшихся фактов вступает в силу ее прежний план, связанный с возвращением в Старгород. Но вернуться и как ни в чем ни бывало и вновь присоединиться к армии, ведомой Денисом и Властой, она уже не сможет — просто не успеет догнать, — и уж тем более не сможет найти в одиночку правильную дорогу. Зато, если подняться на верхнюю площадку башни, можно будет рассмотреть если не сам город, то, по крайней мере, реку, которая, несомненно, рано или поздно приведет ее к цели.

Лифт исключался, но житейская мудрость подсказывала, что тут непременно должна быть и самая банальная лестница. Чтобы отыскать ее, Наташа принялась открывать все выходящие в холл двери. Это оказалось непросто — за годы забвения они буквально приросли к косякам, даже если не были заперты, а стоило приложить минимальное усилие — ручки с готовностью отламывались.

Наконец, одна дверь заскрежетала и поддалась, открывая короткий темный коридор. Казалось, что слой пыли здесь был еще толще, чем в холле, и Наташа от души начихалась, прежде чем все улеглось. Каждый следующий шаг она теперь делала так осторожно, будто ступала по сырым яйцам, и не хотела раздавить тонкую скорлупу. Сквозь прорезанное в дальней стене окошко лился свет, делая темноту самого коридора вовсе непроглядной. Однако за поворотом ждал приз — уходящая вверх лестница.

Никогда раньше не встречалось Наташе такой странной лестницы — поднимаясь на три ступеньки, она делала небольшую остановку на площадке, поворачивала на девяносто градусов, затем следовали семь ступенек вверх, снова площадка, поворот, и опять три ступеньки. Поднявшись на несколько витков этого странного подобия винтовой лестницы, Наташа почувствовала легкое головокружение — не столько от кругового движения, сколько от полной дезориентации в пространстве. На лестницу не выходили ни двери, ни окна, вид из которых мог позволить определить, на какой этаж она уже поднялась, и девочке стало казаться, будто она крутится на одном месте, оставаясь на одном уровне.

Стоп! Наташа остановилась, занес ногу над следующей ступенькой. Если здесь нет окон, и лампы не горят — как же она видит, куда идет? Девочка дернулась было назад, но тут ее поджидал еще один неприятный сюрприз: лестничная площадка, которую она только что миновала, вытянулась, и теперь доходила до самой стены. Ступенек вниз больше не было, обратный путь отрезан! Оставалось только идти вперед и вверх, надеясь, что в конце концов лестница все-таки куда-то приведет.

Связанная с подъемом надежда, вспыхнув, погасла — точно спичка, задутая порывом ветра, уступив место безадресному, не находящему выхода гневу. Наташа чувствовала себя, точно тигр, которого гонят по решетчатому коридору между клеткой и цирковой ареной, и стоит ей преодолеть очередной пролет, за спиной падает тяжелая решетка, преграждая ей обратный путь. Сидеть на ступеньках и ждать у моря погоды совершенно бессмысленно — в случае чего на узкой лестнице она даже замахнуться не сможет как следует своей палкой. Оставалось, рыча и нахлестывая себя по бокам тугим полосатым хвостом, медленно идти вперед, и пусть неведомый дрессировщик поостережется диктовать ей свою волю!

А лестница все поднималась и поднималась. Казалось, этот бесконечный серпантин будет продолжаться вечно, и в конце Наташа, точно Джек со своим волшебным бобовым стеблем, попадет прямиком в облачную страну великанов...

Девочка не успела придумать, что скажет первый встречный великан, как подъем неожиданно закончился. Шаг — и вот она стоит на абсолютно ровном полу без малейшего намека на ступени. И пол, и стены, и потолок оказались совершенно не такими, как Наташа представляла себе внутренние помещения телебашни — никакого линолеума, побелки и покраски, забыты кирпич и бетон. Только неровно обтесанные серые камни, формой и размерами отдаленно напоминающие современные кирпичи. Круглая комната с высокими узкими окнами, в которые не удавалось просунуть даже руку, давала представление о том, как должна чувствовать себя одинокая карамелька, оставшаяся последней в плотно закрывающейся жестяной банке. Правда, потолок-крышка этой коробки не был сплошным — прямо по центру в нем зияло круглое темное отверстие, что позволяло предположить, будто ведет оно не к открытому небу, а на следующий этаж.

Встав в центре, Наташа задрала голову, чтобы посмотреть вверх — ничего, полная и непроглядная чернота. Она подпрыгнула, но не смогла дотянуться до края отверстия даже кончиком зажатой в руке палки. Раскрутив на лямке, Наташа с силой подбросила вверх свою котомку, сама не зная, зачем — разве что для того, чтобы убедиться: дыра настоящая, а не просто пятно на потолке. Бросок оказался слишком сильным — вырвавшись из руки, лямка, развеваясь за сумкой, как хвост за кометой, скрылась в отверстии. Двойной шлепок доказал, что прежде чем упасть на пол, она встретила на своем пути какое-то препятствие — возможно, ударилась о стену.

Раздавшийся прямо над головой шум заставил девочку отпрыгнуть в сторону и замереть в оборонительной стойке, которой её пытался научить Мишка. Перехватив палку внезапно вспотевшими руками, Наташа вперила напряженный взгляд в темноту отверстия. Что там такое — ведь солнце еще не зашло, и час нечистой силы не пробил?

Вырвавшаяся из круглой дыры крупная летучая мышь заметалась по комнате, будто ослепнув в неярком, просеянном узкими окнами свете, а затем, противно и страшно свистя, бросилась на девочку. Завизжав от ужаса не своим голосом, та взмахнула обломком стола, и крылатый грызун бездыханным упал на пол. Во всяком случае, с виду в лежащем тельце нельзя было найти признаков жизни, а наклониться, чтобы проверить пульс у этой крысы-мутанта, Наташу не заставила бы никакая сила в мире!

Не давая девочке времени на то, чтобы прийти в себя, через отверстие спикировал еще один гибрид мыши и зонтика, а за ним — еще и еще. Не тратя времени на ознакомление с ситуацией и пристрелку, они тут же бросились к Наташе. Эх, гораздо больше, чем фехтование, ей сейчас пригодились бы навыки владения бейсбольной битой!

Ужас придавал сил. Как и всякая девочка, она боялась мышей, даже крылатых. Вампиры они или нет — сейчас для нее не имело никакого значения, она чувствовала, что немедленно умрет на месте от омерзения, если какая-то из этих тварей коснется ее хотя бы кончиком крыла, и размахивала своим оружием вдвое быстрее, чем на тренировке. Ни один из ударов не попал мимо цели, и вскоре у носков покрытых серой пылью ботинок уже выросла груда тел поверженных врагов. Некоторые, упав на пол, продолжали двигаться, пытаясь добраться до Наташи ползком, и она добивала их ногами.

В обычной жизни боящаяся грызунов до судорог и не способная убить даже бабочку (мух она все же иногда прихлопывала газетой), сейчас Наташа не воспринимала нападающих на нее тварей как живые существа. Происходящее скорее напоминало ей компьютерную игру: отлитые по одному образцу враги атакуют, она отбивается, демонстрируя меткость и четкость движений.

Только когда с момента, когда из дыры в потолке вынырнула последняя мышь, прошли десять минут, Наташа позволила себе слегка расслабиться и опустить оружие. Широким концом палки она сгребла потрепанные тушки в кучу, с горечью отметив, что прессованные опилки не смогли выйти из этого испытания с честью: 'дубинка' покрылась трещинами и начала позорно крошиться.

ГЛАВА 12

ТОВАРИЩ ПО НЕСЧАСТЬЮ

Посчитав, что девочка успела достаточно отдохнуть, и готова к новым испытаниям, судьба выкинула еще одну штуку: опять раздался таинственный шум — на этот раз снизу, из-под пола, заставив Наташу вспомнить о бдительности. Прижавшись спиной к стене, она выставила перед собой обломок столешницы, грозящий рассыпаться в труху еще на замахе, не дожидаясь следующего удара. В приближающемся мерном гудении совершенно отчетливо прослушивался металлический лязг. В памяти взвинченной Наташи всплыл один из рассказов о Шерлоке Холмсе, 'Палец инженера', и она бросила испуганный взгляд на потолок — не приближается ли он, чтобы со страшным давлением размазать ее по холодным камням?

Когда грохот достиг наивысшей громкости, пол посреди комнаты неожиданно разверзся, и из отверстия — близнеца дыры в потолке — вынырнула кабина лифта. Распахнув дверцы, она выплюнула из своих ярко освещенных недр человека, после чего быстро провалилась вниз. Пол принял прежний нетронутый вид, и если бы не безжизненное тело, пролетевшее через всю комнату и ударившееся о противоположную стену, Наташа могла подумать, что все это ей показалось.

Осторожно, держа палку наготове, она приблизилась к лежащей без движения жертве технического прогресса. Башня определенно встретила его недружелюбно, а враг врага, как известно, вполне может оказаться другом. Вот только, очнувшись после удара, он может об этом сразу не догадаться, и атаковать первого встречного.

В последнюю очередь Наташа ожидала встретить в башне вампиров кого-то из знакомых. Какого же было ее удивление, когда, подойдя поближе к лежащему, она узнала в нем недавнего пленника, а затем беглеца, безуспешно разыскиваемого всей объединенной армией Дениса и Власты. Лишенная пуговиц курточка завернулась, демонстрируя шелковую подкладку, голова принца завернулась под таким углом, что Наташа даже испугалась, не свернул ли он шею. Найдя дрожащими руками на его шее сонную артерию, она убедилась, что пульс есть — значит, жив!

На этом, собственно, заканчивались все Наташины знания об оказании первой медицинской помощи находящимся без сознания. Да она и не стала бы шевелить принца — вдруг у него поврежден позвоночник, и получится только хуже. Дышал он сам, не требуя применения искусственного дыхания, и оставалось только ждать, очнется 'пациент' или впадет в кому.

Дальнейшее произошло мгновенно — Наташа не успела моргнуть глазом, как лежащий, видимо, внезапно придя в себя, вдруг подобрался, после чего быстро вскочил, точно его тело превратилось в туго сжатую пружину. Неуловимым движением достав откуда-то из одежды — кажется, из рукава, — небольшой нож, он отпрыгнул к стене и занял оборонительную позицию. Лишь после этого его затуманенный беспамятством взгляд начал понемногу проясняться.

— Привет! — Наташа окликнула пришедшего в себя принца. Она все еще стояла на коленях, на которые опустилась, чтобы проверить его пульс. На всякий случай девочка подняла свою палку на уровень груди, не делая резких движений, которые можно было принять за проявление враждебности. — Ты, наверное, меня не узнаешь?

— Ну, почему, — принц нахмурился, очевидно, восстанавливая соответствующий фрагмент памяти, но оружие не опустил: — Я видел тебя прежде — там, в лагере.

— Точно! — обрадовалась девочка, в свою очередь поднимаясь на ноги и отряхивая колени. — Меня тоже держали там в плену. Можно сказать, мы с тобой товарищи по несчастью.

— В плену? — принц недоверчиво приподнял одну бровь: — Зачем?

— Ну, я, конечно, не такая важная птица, как некоторые, — самокритично призналась Наташа: — Отдельной палатки и охранников не заслужила. Ночь застала меня в дороге на пути в столицу, и тут на меня неожиданно наткнулся разведывательный отряд. Или я на него — это как посмотреть. Допросив и выяснив, что ничегошеньки не знаю, меня не отпустили, а увели с собой. Наверное, побоялись, что расскажу о них в городе, — отрапортовав, она наконец задала страшно волнующий ее саму вопрос: — А как тебе удалось выбраться из лагеря, там же вокруг такая охрана? И откуда появился нож?

— Оттуда же, куда попали мои золотые пуговицы, — фыркнул тот, игнорируя первый вопрос. — Значит, тебе сбежать не удавалось — так как же ты попал сюда?

— Очень просто — как только стало известно, что ты исчез, армия тут же выступила в поход на столицу, двинувшись вдоль реки. Рядом с башней бдительность возросла, а желание к ней приближаться снизилось, так что мне удалось добежать до нее совершенно беспрепятственно — за мной даже никто не гнался. Ну, да я — человек неместный, мне позволительно ничего не знать про башню и не бояться ее, но ты-то зачем сюда забрался?

— За мной как раз гнались, — буркнул принц. Немного поколебавшись, он спрятал нож: — Наступали на пятки, загоняя, как дикого зверя. В конце концов меня взяли в кольцо, и это было единственным выходом.

— Приведшим прямиком в ловушку, — пессимистично вздохнула Наташа и, вспомнив, где они находятся, нервно оглянулась: — Послушай, а что, тут и вправду водятся вампиры?

— Из живых еще никто этого не опроверг, — неопределенно пожал плечами принц. — Говорят, днем они спят, превратившись в летучих мышей, а ночью вылетают на охоту. Тот, у кого они высасывают кровь, умирает, а на следующую ночь, если ему не проткнуть сердце деревянным колом или не отрезать голову, тоже становится вампиром. Тогда его становится очень сложно, практически невозможно убить.

— Нельзя сказать, что это было так уж трудно, — с напускной скромностью потупилась Наташа, отступая в сторону, чтобы не заслонять обзор на груду поверженных противников. Подойдя поближе, принц осторожно острым носком сапога пошевелил откатившийся в сторону трупик с перепончатыми крыльями:

— Может, все дело в том, что солнце еще не зашло? — неуверенно предположил он. — А как только наступит темнота, они снова оживут? На всякий случай надо бы подстраховаться — давай ножом расщепим твою палку, и забьем каждому в сердце по щепочке!

— Не получится, — покачала головой Наташа. — Это не палка, и расщепить ее нельзя. Вот разве что отрезать им головы... Чур, у кого нож, тот этим и займется!

Потыкав лезвием ближайшую тушку, чтобы, не прикасаясь руками, придать ей более удобное положение, принц одним ловким взмахом обезглавил мышь. Опасаясь, что от вида крови ей станет дурно, Наташа крепко зажмурилась. Предосторожность оказалась совсем нелишней — даже сквозь плотно сжатые веки проникла вспышка света, а принц тряс обожженной рукой.

— Если так каждая будет взрываться, то мы до захода солнца точно не успеем, — озабоченно заметила Наташа. — Не говоря уже о том, что этак никакого здоровья на них не хватит. Рука сильно болит?

— Терпимо, — сквозь зубы процедил принц. — В следующий раз постараюсь осторожнее.

После еще пары ожогов в технику обезглавливания волей-неволей пришлось вносить усовершенствования: выдернув из осыпающегося подола Наташиного балахона несколько ниток, принц скрутил из них веревочку, которой в свою очередь примотал нож к палке. Теперь дело пошло веселее, вспышки следовали одна за другой, оставляя после вампиров лишь кучку маслянистого пепла да облачко мерзкого запаха. Узкие окна — скорее даже, просто прорези в стене, — окрасились малиновым: время стремительно уходило, а груда крылатых тел, казалось, совсем не уменьшалась.

— Не успеем, — нервно притопывая на месте, Наташа одним глазом буквально приклеилась к узкой щели, следя за закатным солнцем.

Раскрасневшийся и покрытый копотью, точно кочегар, принц отер с лица пот, размазывая сажу и изобразив под носом расчудесные густые усы:

— Эх, если бы я не потерял свой амулет, — не прерывая работы, вздохнул он, — от этих кровососов только мокрое место бы осталось!

— Какой амулет? — без любопытства спросила девочка.

— Мировая вещь — его сделал один старый волшебник для моего деда.

— Он уже тогда был старый? Тогда я его точно не знаю, — небо становилось все темнее, от страха и ощущения собственного бессилия Наташу ощутимо стало потряхивать, а совершенно неуместный в данной ситуации шутливый тон был скорее проявлением начинающейся истерики, нежели феноменального чувства юмора.

Только принцу, казалось, все было нипочем — как автомат, он поднимал и опускал руку, рубя головы вспыхивающим тварям:

— Стоит вампиру только посмотреть на эту штучку, и он вспыхивает. Любое вампирское колдовство бессильно против нее... И как раз тогда, когда амулет так нужен, он так далеко...

— Где ты его потерял?

— Мне пришлось его отдать, вместе с пуговицами...

— Тому стражнику?

Принц кивнул:

— Это довольно известная история, и он узнал амулет. Наверное, уже было известно, что предстоит идти вдоль реки, а, стало быть, и мимо башни. Эта штучка еще и предупреждает о приближении вампиров.

— Предупреждает? — в Наташиной голове зародилась некая, пока еще очень смутная, ассоциация: — Как?

— Он... меняется.

— Крылышки расправляет?! — она схватилась за пояс и, больше нащупав, чем разглядев в последних отблесках закатного неба, дернула за шнурок. Показалось, или действительно в мышиной куче что-то зашевелилось? Стараясь не отвлекаться по пустякам, Наташа отцепила от пояса и протянула принцу кошелек с привязанной к нему 'игрушкой': — Кажется, сейчас я тебя здорово удивлю!

ГЛАВА 13

АМУЛЕТ

— Это он! — отбросив в сторону самодельный топор палача, принц схватился за амулет.

Наташа подняла палку, к которой уже успела привыкнуть, как вдруг... раздался шелест, и темный воздух комнаты, казалось, ожил, разом наполнившись целым сонмом молотящих крыльями кровососов. Последние отблески заходящего солнца погасли, и запертые в ловушке ребята практически ослепли, не в силах разглядеть что-то в кромешной темноте. Другое дело — летучие мыши, чувствующие себя во мраке ночи лучше, чем дома. Прекрасно ориентируясь, они порхали по комнате, попискивая и ловко уворачиваясь от выпадов импровизированного копья.

— Да они же просто играют со мной! — догадалась она, когда очередной удар попал мимо цели. — Издеваются, вместо того, чтобы быстро убить!

Несмотря на все виденные чудеса, Наташе почему-то не слишком верилось в волшебную силу амулета — может, оттого, что он до сих пор никак себя не проявил? Получив обратно свою мышку, принц, вместо того, чтобы одним махом спалить всех оставшихся кровососов, принялся еле слышно что-то шептать. Так как голос его стал доноситься откуда-то снизу, Наташа догадалась, что он присел на корточки — скорее всего, для того, чтобы не попасть под удар союзника, то есть ее дубинку с привязанным к ней ножом.

Одна из мышей задела ее щеку кончиком крыла, и девочка непроизвольно взвизгнула. В тот же миг принц, перестав шептать, звонко хлопнул в ладоши, и в комнате-ловушке точно зажглась сверхновая звезда — так ярко вспыхнули мельтешащие в воздухе вампиры.

Через некоторое время, когда у Наташи перестали летать перед глазами пронзительно-красные бабочки, она опустилась на колени и ощупала пол руками — абсолютная темнота не давала возможности что бы то ни было разглядеть.

— Принц, алло, принц, — слабым голосом позвала она. — Эй, ты жив? Сильная штука, этот твой амулет, у меня, похоже, сгорела сетчатка, я ничего не вижу. Эй, откликнись, ау, ты еще здесь?

— Тут, — откуда-то с полу послышалось кряхтение. — Я тоже ничего не вижу, но это не слепота, а темнота. Кстати, амулет показывает, что здесь еще остались вампиры.

— Может, это остаточное явление, — не желала сдаваться Наташа. — Тут, наверное, все насквозь пропитано вампирской магией. Давай поищем — может, появилась моя лесенка. Или подождешь лифта?

Однако сколько она ни ползала по полу, ощупывая руками шероховатые камни, так и не смогла найти начало лесенки, приведшей ее в ловушку. Не открылась и дыра посередине комнаты, из которой поднимался лифт.

— Итак, мы получили бонус, убивающий всех врагов на экране, — подвела итог девочка, подгоняя ситуацию в рамки знакомых ей понятий. — Но не перешли на следующий уровень. Почему? Наверное, чего-то не хватает, — в задумчивости Наташа закусила губу: — Наверное, нам надо будет еще сразиться с главным злодеем.

Пол содрогнулся. Она уже знала, что это означает — поднимался лифт.

— Готовь свой амулет, — приказала она принцу. — Движется следующая порция мышей! Эти, возможно, не будут настроены играть, и сразу же бросятся кусать.

На этот раз лифт взлетел быстрее, без прежнего скрипа и громыхания. Створки разъехались, и электрический свет отбросил на пол световой прямоугольник, будто бы невидимые руки раскатали ковровую дорожку перед существом, готовящимся ступить в комнату.

Приехавший на лифте оказался невысоким, даже миниатюрным человеком, на голову ниже Наташи, худощавого телосложения. Несмотря на то, что источник света находился у него за спиной, ребятам хорошо были видны каждая черточка его лица, как будто освещенного изнутри. Глядя на Наташу горящими угольями глаз, полыхающими в темных провалах, незнакомец растянул тонкие бескровные губы в хищной пародии на улыбку:

— Гы!

Девочка вздрогнула и, точно сбрасывая с себя сковывающие чары, замахнулась самодельным копьем, которое судорожно сжимала онемевшими пальцами. Но лезвие не достигло цели — из ДСП в один момент как будто исчез скрепляющий клей, и палка рассыпалась на мелкие опилки. Нож упал на пол, ударившись о камни с металлическим лязгом, и буквально на глазах стал покрываться ржавыми пятнами. Несколько секунд — и он весь как будто оказался затянут рыжим мхом, так что достаточно было легкого дуновения невесть откуда налетевшего ветерка, чтобы разметать по полу оставшуюся от клинка пыль.

— Гы! — теперь это звучало куда более зловеще.

Наташа подняла голову... и уже не смогла отвести взгляд от глаз вампира, ставших, казалось, вдвое больше и краснее, как будто ветер раздул и теплившиеся в глубине глазниц угли. Внезапно все тело девочки налилось тяжестью, усталость навалилась, как кошка на мышь, буквально прижимая к полу. Не в силах сопротивляться, она опустилась на колени, низко опустив голову — шея отказывалась держать такую тяжесть. Девочка уже не видела, как тварь, вылезшая из лифта, приближается к ней, распахнув бледный рот, обнажив белоснежные, длинные и, судя по всему, очень острые зубы. Скоро, очень скоро ее все перестанет волновать, и наступит вечный покой... Кстати, 'покой' и 'покойник' — однокоренные слова.

Неожиданно придя в голову, эта странная мысль заставила Наташу отклониться в сторону — буквально в последний момент. Больше сил не осталось ни на что, даже на то, чтобы удержать равновесие, и она, качнувшись, кулем свалилась на холодные камни. Уже лежа на полу, девочка увидела, как из рук выступившего в пределы светового прямоугольника принца вырвалось нечто, напоминающее крупную бабочку или же очень маленькую птичку, которая, трепеща крылышками, принялась выписывать круги вокруг вампира, двигаясь неровно, рывками, как комар, прицеливающийся для укуса и выбирающий место.

Почуяв неладное, вампир закрутился на месте, ловя взглядом маленького агрессора. Стараясь схватить кроху, он вскинул руки, отчего в воздух взметнулись полы свисающего за спиной черного плаща — совсем как у Бэтмена, разве что размером поменьше. Воспользовавшись этим, 'комарик' тотчас же нырнул в складки черного шелка. Недоуменно крутнувшись на месте — куда это подевался неведомый враг? — вампир вдруг замер, вытаращил побелевшие точно мячики для пинг-понга глаза, а затем взорвался, буквально превратившись в язык пламени.

Живой факел полыхал ослепительно ярко, но недолго. Когда от главного кровососа осталась лишь горстка чадящей сажи, Наташа обратила внимание, что свет внутри кабинки лифта как будто начал гаснуть. Собираясь окликнуть принца, который, упав на колени, запустил пальцы в горку оставшейся от вампира золы, она открыла было рот, но в ту же секунду кабина лифта, на прощание моргнув лампой, ухнула вниз. Вернее, резко опустилась и замерла, до половины уйдя в пол — очевидно, перекосилась и застряла в шахте.

— Скорее! Залезай наверх! — прервав свое увлекательное занятие, принц вскочил на ноги и, подавая пример, ловко вскарабкался на крышу кабины.

Не отставая, Наташа взобралась следом, и, ухватившись за ставший доступным край дыры в потолке, на руках подтянулась вверх, слегка оттолкнувшись ногами.

ГЛАВА 14

БАШНЯ РАЗВАЛИВАЕТСЯ!

Толчок ли потревожил шаткую опору, или сработали какие-то свои, внутренние причины, но кабина лифта с жутким треском и скрежетом устремилась вниз, продолжив свободное падение. Судя по звукам, можно было предположить, что вряд ли она долетит до самого низа без потерь. Впрочем, в этом падении не было ничего странного — закон всемирного тяготения, единый для всех, еще никто не отменял. Гораздо загадочнее был способ, который поднимал кабину вверх — Наташа не видела этого собственными глазами, но многочисленные фильмы убеждали: в узкой шахте лифт подтягивается и опускается на прочнейших стальных тросах. Здесь же не было ничего подобного — на совершенно гладкой крыше кабины даже крепления для тросов не наблюдалось. И откуда, интересно, взялся электрический свет, когда вся страна живет при свечах? Единственное правдоподобное объяснение всему этому — волшебство!

В верхнем помещении с очень высоким, теряющимся в темноте потолком, наконец-то оказались нормальные окна — не щели в стенах, а полноценные проемы, не обезображенные стеклопакетами — наверное, через них гнездящиеся под потолком мыши вылетали на свою ночную охоту. В проникающем в помещение рассеянном лунном и звездном свете Наташа сразу же заметила свою котомку, одиноко лежащую на полу, и бросилась к ней, как к потерянному и вновь обретенному другу. Раздавшийся снизу страшный грохот заставил ее подпрыгнуть на месте.

'Неужели это кабина лифта рухнула с таким шумом?' — изумилась Наташа но, обернувшись в сторону зияющего посреди комнаты провала, увидела лишь гладкий ровный пол. Еще одна ловушка?

— Нет, — ответил принц на ее невысказанный вопрос. — Просто комната закрылась.

Видя по лицу, что она все еще ничего не понимает, он пояснил:

— Это была комната-ловушка: на самом деле ее как будто и не существовало — это пространство, нарочно растянутое с помощью магии. Мы находились... ну, как бы тебе объяснить... внутри пола, что ли. Поэтому и не могли спуститься по лесенке или в той бесовской комнате, как поднялись. Со смертью колдуна-вампира чары рассеялись, и комната сложилась. Нам страшно повезло, что на магию распространяются законы инерции, иначе бы нас расплющило сразу же, как только кровосос отправился к праотцам.

— Угу, — равнодушно кивнула Наташа.

Она перестала прислушиваться к объяснениям после первого же слова принца. Происходящие вокруг события следовало принимать на веру без объяснений, как должное. Понять все это сможет, наверное, только тот, кто родился и вырос в атмосфере волшебства. Но, чтобы не обижать принца, она добавила:

— И откуда только ты все это знаешь!

Подойдя к окну, девочка выглянула наружу. Тоненький ободок луны почти не был виден на небе, и все внизу утопало во мраке. Если бы не звезды, густо усыпающие темный бархат, небосклон было бы невозможно отличить от земли. Как не походила эта картина на привычную Наташе ночь, расцвеченную всполохами электрического света в окнах высотных домов и сигнальными огнями пересекающих небо самолетов! Темнота привлекала взгляд, как болото затягивает неосторожного путника. В какой-то момент Наташе даже стало казаться, что до земли рукой подать, стоит только высунуться из окна подальше, и бесконечный подъем по лестнице был очередной иллюзией, которыми оказался так богат окружающий ее мир. А в следующую секунду из окна напахивало поистине космическим простором — казалось, даже дышать становится труднее от того, что на такой высоте воздух сильно разрежен...

— Кхм, — прочистил горло польщенный похвалой принц, и очарование пропало.

Оттолкнувшись руками от подоконника, Наташа отпрянула назад — еще немного, и она, наверное, шагнула бы в плещущий чернотой проем. Не обращая внимания на то, что происходит с товарищем по несчастью — да и что можно увидеть в такой темноте! — принц скромно заметил:

— Члены царского дома должны уметь постоять за себя, как против обычного оружия, так и против магии. А главное оружие — это знания.

— Мама тоже всегда так говорит, когда отправляет меня в школу, — при воспоминании об этом Наташе не удержалась от вздоха.

— Ты ходишь в школу? — почему-то удивился принц. — И чему же там учишься?

— -Ну, читать, писать, — она честно попыталась припомнить, как выглядела густо заполненная сетка расписания уроков, всегда висящая на первом этаже, в школьном холле: — Считать... География, иностранный язык, этика, домоводство... Господи, как же домой охота!

— Давай спускаться, — после минутного молчания предложил принц. — Конечно, еще темно, и далеко мы не уйдем, но меня не покидает опасение, что вся башня держалась колдовством вампира, и вот-вот рухнет.

Эта мысль подстегнула Наташу, заставив подпрыгнуть на месте и запаниковать не меньше, чем как если бы давший дуба кровосос восстал из пепла и уже примерялся впиться ей в горло. Мобилизовав скрытые резервы организма — в том числе то самое пресловутое 'шестое чувство', втравившее ее во все эти чудеса, — Наташа мгновенно нашла лестницу, по которой поднималась наверх. Увы, со спуском возникли неожиданные сложности — через два пролета ступеньки благополучно заканчивались — очевидно, остальная часть обрушилась вместе с лифтом, а быть может, по большому счету, никогда и не существовала, являясь порождением вампирской магии. Бесстрашно шагнув вперед и почувствовав под ногой пустоту, Наташа еле-еле сумела сгруппироваться в полете и буквально в последний момент ухватиться руками за стену, в которой пальцы тут же нащупали подходящие для опоры трещины и щели между обнажившимися кирпичами.

По сдавленному пыхтению вперемежку со стонами, раздававшемуся впереди, принц сориентировался в изменившейся ситуации и, вместо того, чтобы в темноте налететь на балансирующую на одной ноге девочку и вместе с ней ухнуть вниз, он осторожно вытянул перед собой руки, нашарил пояс, поддерживающий Наташин балахон, и рывком поставил ее обратно на ступеньки.

— Спасибо, — с трудом отдышавшись, сдавленно поблагодарила она. — Похоже, ты был прав — башня уже разваливается.

— Может, внутри стен удастся разыскать потайной ход? — предложил ее неунывающий спутник.

— Навряд ли, — покачала головой Наташа, куда лучше знакомая с современными строительными нормативами. Лифт, лестница — на случай, если электричество отключат, — вот и все.

И все же выход должен где-то быть — невозможно представить, чтобы бесстрашные борцы со злом, победившие главного вампира с присными, оказались в безвыходном положении, запертые на самой верхушке колдовской башни, где и умерли от голода и жажды, или ласточками спикировали вниз, предпочтя быструю смерть долгой и мучительной, с перспективой пополнить ряды местной нечисти!

Картина свободного полета с высоты полуразвалившейся — или недостроенной телебашни о чем-то смутно напоминала Наташе. Давным-давно о чем-то таком говорили в теленовостях — кажется, в связи с Днем города и праздничным салютом. Какие-то подростки тогда забирались на башню, чтобы с высоты полюбоваться фейерверком поближе... Но как?

Поднявшись с холодных ступеней, на которые опустилась в раздумье, она вернулась в комнату и, подойдя к одному из окон, по пояс высунулась наружу. Рискуя раньше времени свалиться вниз, девочка как могла далеко обшарила руками стены вокруг пустого оконного проема. Ничего — или же она просто не дотянулась. Не теряя надежды, она отступила к следующему окну и повторила операцию. Снова пусто.

Принц не мешал и не лез с расспросами, молча следуя за ней и наблюдая за таинственными манипуляциями — с ним за спиной Наташа чувствовала себя куда увереннее и высовывалась из окон гораздо рискованнее — в случае чего представитель правящей династии, доказавший отменную реакцию, успеет ухватить ее за ноги.

ГЛАВА 15

СПАСЕНЫ

С каждым проверенным окном надежда таяла, и шансы на спасение уменьшались. Пока, проверяя оставшееся последним окно, самыми кончиками пальцев Наташа не дотянулась до шершавой от ржавчины железной скобы. В идеале таких скоб здесь должно было быть несколько — как минимум, пара десятков. Вделанные на равных промежутках в стену, они представляли собой что-то вроде пожарной лестницы — или предназначались для рабочих, ремонтирующих оборудование на самой маковке башни. Наташа точно не знала, да и не хотела знать: достаточно было того, что по скобам можно было спуститься вниз — если, конечно, держащий их раствор и кирпичи не слишком раскрошились от времени.

Последняя мысль заставила девочку встревожиться — попросив принца еще раз придержать ее за пояс, она высунулась наружу как можно дальше и, вцепившись в скобу обеими руками, попыталась ее расшатать. Показалось ей, или железка действительно поддалась под ее нажимом? Во всяком случае, перед тем, как отправляться в опасный путь, избавиться от балласта будет совсем нелишним.

Втянувшись обратно, она отряхнула ладони от ржавчины и ободряюще кивнула принцу:

— Там есть лестница. Но очень ненадежная, так что лучше избавиться от лишних вещей.

Подавая пример, она опустилась на пол и принялась расшнуровывать тяжелые ботинки. Затем пришла очередь балахона и куртки, которым нашлось место в котомке. Длинную лямку связала с ботиночными шнурками, чтобы потом не разыскивать отдельно каждый предмет одежды по всему лесу. На себе Наташа оставила лишь минимальную дань скромности: носки, джинсы и футболку. Все остальное, переброшенное через подоконник, со свистом ухнуло вниз. Ботинки, выполняя функции руля и якоря одновременно, задавали направление полета.

Высунувшись в окно, чтобы проверить скобу на прочность, принц озадаченно закусил губу, немного поколебался и тоже принялся стягивать остроносые сапоги, которые отправились за окно по одному, в сопровождении курточки.

— Полезай вперед, — раздевшись, скомандовал он. — Ты легче — в случае чего, лестница выдержит.

— Зато ты, падая, столкнешь вниз!

— Постараюсь оттолкнуться подальше и крикнуть, а ты сразу прижимайся к стене.

Придерживая за плечи, он помог ей встать на лесенку. Не удержавшись, Наташа глянула под ноги, не увидела теряющейся в темноте земли, но вспомнила высоту башни, и вздрогнула. В случае неудачи полет предстоял не из коротких.

Чтобы не задумываться о печальном, она принялась быстро перебирать руками и ногами, рассчитывая, что чем меньше времени будет опираться всем весом на шаткую скобу, тем меньше она раскачается в стене и, быть может, не сразу выскочит из-под ног принца.

Казалось, этот спуск не закончится никогда: руки устали держаться, и несколько раз Наташа промахивалась мимо скобы — в такие моменты ее сердце обрывалось куда-то вниз. Тут, наверху, дул какой-то особенно пронзительный холодный ветер, заставляющий обнаженные до плеч руки сперва покрыться гусиной кожей, а затем и онеметь от холода. Она управляла потерявшими чувствительность конечностями, как альпинист — крючьями, полуавтоматически, войдя в единый ритм: вниз идет рука — нога, рука — нога, рука — нога... Неожиданно закончившиеся скобы-ступеньки произвели столь же ошеломляющее действие, как если бы башня уже начала разваливаться, и один из кирпичей прилетел прямиком ей в голову. Вцепившись в последнюю скобу, Наташа повисла на руках и замахала в воздухе ногами, в надежде, что выпала единственная ступенька, и удастся нащупать следующую. Увы, тщетно...

Вытянув вырывающиеся из плечевых суставов руки, она висела, слегка покачиваясь, словно белье на ветру, и мучительно старалась сообразить, насколько спустилась, и много ли еще осталось до подножия. Создавалось впечатление, что никак не меньше половины.

— Лестница кончилась! — крикнула она, обращаясь к пыхтящему вверху принцу, предусмотрительно ощупывающему ногой каждую следующую скобу, прежде чем перенести на нее вес всего тела. — Я собираюсь прыгать — если больше не откликнусь, карабкайся назад!

Несмотря на решительно прозвучавшее предупреждение, она не смогла сразу разжать руки, и какое-то время собиралась с духом перед прыжком, который вполне мог оказаться последним в ее жизни. Можно было висеть так до самого рассвета, если бы онемевшие от холода и усталости пальцы не разжались сами собой.

Падая, Наташа вытянула перед собой руки, будто пытаясь удержаться за стену, как человек-паук, но лишь ободрала кожу на ладонях. Оказалось, что до земли осталось расстояние примерно в полтора человеческих роста, и от неожиданной встречи с твердыней она едва не вывихнула ногу. Не удержавшись в вертикальном положении, девочка с размаху села — некстати подвернувшийся довольно крупный камешек сумел здорово подпортить ей удовольствие вновь чувствовать под собой большую, твердую и такую устойчивую опору...

— После последней ступеньки прыгай смело — тут невысоко! — скорее простонала, чем крикнула она изображающему муху принцу. Чтобы не сыграть роль 'чего-то мягкого' для следующего прыгуна, она встала на четвереньки и с максимально возможной скоростью отползла в сторону. Абсолютно случайно ее рука наткнулась на сумку с одеждой, утяжеленную ботинками.

Только натянув курточку, Наташа поняла, как же сильно замерзла, болтаясь между небом и землей, продуваемая всеми ветрами. Принцу повезло гораздо меньше — он так и не смог отыскать в темноте свой камзол и сапоги. Их вполне могло отнести в сторону ветром, и даже забросить на дерево. В порыве великодушия Наташа уделила ему половину своего балахона, под которым в развернутом состоянии легко поместились бы трое взрослых, и достала из котомки укороченное полотнище юбки — не одеяло, конечно, но все же лучше, чем совсем ничего.

Прижавшись друг к другу, они заснули прямо под нависающей стеной телебашни, позабыв о былых страхах и о том, что в любой момент та может развалиться по кирпичику, оставив на этом месте братский мавзолей. Усталость и нервные переживания, вызванные побегом, сражением с вампирами и экстремальным спуском с высоты птичьего полета, оказались лучше всякого снотворного.

ГЛАВА 16

ДРУГОЙ ГОРОД

Уже под утро продрогшей от холодной росы Наташе привиделся кошмар, в точности повторяющий смертельное сражение с кровососами. Вот только после гибели главного вампира на лифте приехал еще один супер-мега-монстр, главный не одного уровня, но всей игры. В тот момент, когда чудовище, раздавив костяным кулаком противовампирий амулет, схватило принца за волосы, запрокинуло его голову и с противным чавканьем впилось в горло, девочка в ужасе проснулась. Бешено колотилось сердце, норовя выскочить из грудной клетки, точно свободолюбивая рыбка из аквариума.

Выцарапавшись из-под халата, старающегося задушить ее рукавом, она обхватила шею ладонями, пытаясь на ощупь определить, нет ли там маленьких следов от укусов — а ну, как сон был вещим, и в башне еще остались вампиры? Увы, не глядя со стороны, было трудно определить, искусали ее или нет, а будить сладко спящего принца не хотелось — стоило ей подняться, как он с истинно царственной непосредственностью целиком завернулся в широкий балахон, поджал босые пятки и пристроил голову на остроносый сапог, который так безуспешно искал ночью.

Хотя солнце еще только-только показалось, разгоняя плотный, как сгущенное молоко, туман, а поспать Наташе этой ночью удалось от силы пару часов, но засыпать по новой ей не хотелось — первые несколько секунд после ужасного пробуждения она была уверена, что вообще не уснет уже больше никогда.

Запрокинув голову, девочка поглядела на верхушку телебашни, теряющуюся где-то высоко в облаках, и решила, что днем ни за что бы не повторила ночной подвиг, видя, как далеко до земли на самом деле. И никакие силы не вытолкнули бы ее из этого окна, которое сейчас даже разглядеть невозможно!

Отойдя на несколько метров, Наташа отыскала второй сапог принца, а затем и курточку, которой накрыла спящего сверху — пусть думает, что его навестила крестная-фея. Чтобы согреться самой, она обежала вокруг башни и помахала руками, делая импровизированную зарядку, разгоняя по жилам горячую кровь. Окончательно проснувшееся тело тут же напомнило о собственных потребностях, забурчав животом. Очень кстати оказалась без всякой задней мысли припрятанная еще до побега коврига. Хлеб здорово зачерствел, но оставался вполне съедобным, его только следовало не кусать, а потихоньку грызть.

Разбуженный то ли запахом еды, то ли хрустом сухаря, принц открыл глаза и резво принялся выкручиваться из обмотавшихся вокруг тела нескольких слоев одежды. Натянув сапоги и курточку, он скомкал вместе балахон и фартук-трансформер, И.о. юбки, и протянул Наташе:

— Спасибо! Завтракаем?

— Угощайся! — пытаясь состроить хлебосольное выражение лица, Наташа протянула накусанную булку.

— Надо бы найти какой-нибудь ручеек, — взвесив каравай в руке и верно оценив его плотность, принял стратегическое решение принц.

— Тебе и лоза в руки, — хмыкнула Наташа, думающая о воде с тех пор, как вытащенная из сумки буханка отозвалась звонким деревянным стуком.

— Нет ничего проще! — зажав булку под мышкой, принц легко поднялся на ноги. — Найдем по приметам!

Наташа едва сдержала удивленный возглас, когда шагающий впереди принц вдруг опустился на колени и, разведя в стороны пучки жесткой травы, открыл глубокую щель в земле, в которой холодно поблескивала чистая вода. Зачерпывая ладонями, Наташа от души напилась, а затем умылась, великодушно отказавшись от размоченного сухаря. По дороге она нашла кочку молодого, но уже очень кислого дикого щавеля, и нажевалась до оскомины.

— Хорошо! — оправдывая тезис 'не царское это дело — из ладони хлебать', принц свернул из широкого листа фунтик наподобие стакана, и зачерпывал воду им. — До сих пор не верится, что мы все-таки остались живы!

— Да уж, — вздрогнула Наташа, — расскажи кому — не поверят. Я и сама уже не очень верю. Может, нам все это приснилось?

— Может, и приснилось, — хмыкнул принц. — Но королевская награда будет самой что ни на есть настоящей! Как же зовут тебя, неведомый друг, на чье имя выписывать приказ о присуждении ордена?

— Какой еще орден, — вспыхнула Наташа. — За спасение собственной шкуры?

— Но ты же бежал из лагеря для того, чтобы предупредить короля о приближении повстанческой армии!

— Вовсе не поэтому. Я вообще не представляю, в какой стороне находится город.

Почему-то эта скромная фраза заставила принца задуматься не на шутку. Когда он снова взглянул на Наташу, в его глазах было больше подозрительности, чем благодарности:

— Верно! — зловеще протянул он. — К городу совсем в другую сторону, не вдоль реки. С чего бы это Денис решил выбрать обходной путь, когда в столице их никто даже не ожидает?

— Откуда мне знать, — неуверенно пожала плечами Наташа. — Я же не Денис. Разве что из-за русалок...

— Каких еще русалок?! Русалки никогда не вмешивались в человеческие конфликты, им до требований повстанцев и дела нет!

— Значит, теперь вмешиваются, — от смущения девочка не знала, куда спрятать глаза: — Главное, знать, чем заинтересовать.

— И кто же сумел их заинтересовать? — было видно, что принц не верит ни одному ее слову и, скорее всего, считает нарочно подосланным за ним в башню шпионом.

— Я...

В двух словах передав свой разговор с Ундиной, Наташа решила, что теперь-то ей точно не жить: принц задушит ее голыми руками, свернет шею... или сам скончается от апоплексического удара, так страшно тот хрипел, потрясая руками над ее повинной головой. Он дал выход своим чувствам в крике:

— Как ты только мог?! Как ты только согласился на это?!!

— Власта обладает удивительным даром убеждения, — пробормотала девочка, нервно потирая шею — даже не верилось, что глупая голова все еще на ней.

Очевидно, бывший заложник тоже испытал на себе всю силу обаяния грозной амазонки, потому что вздрогнул, и неожиданно стушевался, удержавшись от нанесения тяжких телесных повреждений и ограничившись тяжелым взглядом, брошенным на 'предателя' из-под насупленных бровей.

— Если мы сейчас двинемся не вдоль реки, а по прямой, то сможем достигнуть столицы даже раньше армии, и предупредить всех, — не слушая возражений, принялся планировать принц. Как и полагается будущему политическому деятелю, он мыслил в государственных масштабах. — Но надо подняться на какую-нибудь горку и сориентироваться точнее.

— Что ж ты с башни не посмотрел? — из последних сил съязвила Наташа.

От одной мысли о вновь предстоящем пешем переходе на несколько суток ей сразу поплохело. Не обращая внимания на взбунтовавшуюся чернь, принц приступил к восхождению на заранее облюбованный покрытый лесом пригорок. Украшающая вершину гигантская сосна-богатырка как раз подходила для наблюдательного пункта. Нисколько не смущаясь почти полным отсутствием веток и сучков, за которые можно было ухватиться — крона сосны начиналась где-то высоко над землей, — принц подпрыгнул, ловко, как медведь, обхватил ствол руками и ногами и быстро полез вверх.

Не желая отставать, Наташа в свою очередь выбрала елочку поразлапистей, оставила свою сумку внизу и по веткам, как по лестничным перекладинам, полезла наверх. Вся перемазалась смолой, исцарапалась, но увидела кое-что интересное, даже не достигнув верхушки.

Спустившись так же быстро, как и поднималась, Наташа встала под сосной, с любопытством наблюдая за принцем. Точно кот на березе, он спускался очень медленно и осторожно.

— Так как же тебя все-таки зовут?

— А тебя как? — вскинула подбородок Наташа.

— Ты не знаешь? — откровенно удивился он. Очевидно, все жители этой страны знали членов царской семьи по именам. — Василий.

— А меня — Наташа.

— Как?

— На-та-ша! — громко и раздельно повторила она.

— Какое странное имя, — удивился принц Вася. — Девчачье!

— Для девочки — в самый раз! — обиделась та.

Разжав руки, принц повалился на землю. К счастью, лететь ему было от силы метра три, поэтому оставалась надежда, что он еще жив. Наклонившись и прислушавшись к ровному дыханию падальца, Наташа окончательно в этом убедилась. Легкое похлопывание по щекам окончательно вернуло того к жизни.

— И часто у тебя случаются такие обмороки? — участливо поинтересовалась девочка. — Или от высоты голова закружилась?

Принц со щелчком вернул на место отвисшую челюсть:

— Так ты — девочка? А почему не в юбке?!

— А ты — принц, но не в короне, — парировала уязвленная Наташа. Конечно, она всегда мечтала, что когда-нибудь парни вот так будут падать к ее ногам, но что-то подсказывало ей, что такое потрясение вызвала вовсе не ее неземная красота: — По лесу неудобно в юбке рассекать, мешается в ногах, цепляется за веточки. Вот и берегу, таскаю в сумке. Доволен?

— Вполне. Черт! — принц потер ладонью лоб, как будто приземлился вниз головой, а не копчиком. — Но как ты здорово лупила этих мышей в башне!

— От страха, — призналась Наташа.

— Да у тебя же все ладони ободраны!

— Ерунда, бандитская пуля.

— Царапины надо срочно промыть!

Пока Наташа плескалась в роднике, оттирая въевшуюся в кожу кирпичную крошку и ржавчину, принц успел набрать каких-то широких мясистых листьев, которые, не слушая возражений, примотал к ее ладоням полосами ткани, оторванными от низа своей рубашки.

— Мне больше нравилось, когда ты считал меня боевым товарищем, и не обращал внимания, — фыркнула девочка. — Я чувствую себя пингвином с этими ластами!

— Зато царапины заживут быстрее, и не останется следов. Женщину должно волновать, как выглядят ее руки!

— Где ты только понабрался таких идей?

— Меня так воспитывали. Мужчина должен быть рыцарем по отношению к женщине, защищать и заботиться о ней.

— Вот ступай домой, и там защищай кого хочешь и от кого хочешь. Очень мне нужна эта твоя забота по обязанности! Где город?

Принц нахмурился, прикидывая что-то в уме, а затем махнул рукой:

— Нам туда!

— Отлично! Значит, здесь наши дороги расходятся, потому что мне — туда! — Наташа махнула рукой под прямым углом к направлению, указанному принцем. Он вздрогнул:

— Но ведь там...

— Другой город. Я разглядела с елки.

— Но он давно заброшен, и вообще, там опасно!

— Вампиры, оборотни?

— Хуже! Там... резервация.

— Чудесно, я давно мечтала посмотреть на живых индейцев.

— Что еще за индейцы, такие звери у нас не водятся... Куда ты, подожди, безумная!

— Лучше поторопись сообщить в столицу о наступающей армии. Это твой священный долг, ты же принц! — бросила она через плечо, удаляясь в избранном направлении.

Отойдя на некоторое расстояние, Наташа не выдержала и обернулась, заметив, что принц так и остался в нерешительности стоять на опушке, и не торопится ни следовать за ней, ни шагать туда, куда собирался с самого начала. В конце концов, у него был долг перед государством, как наследника и обладателя эксклюзивной стратегически важной информации, что значительно сужало его выбор. А вот у нее самой и вполовину не было так легко на душе, как она помахивала на ходу полегчавшей на буханку хлеба сумкой. Сама привлекла русалок к революционному движению, а теперь на полдороги в кусты. Выглядит некрасиво — но, положа руку на сердце, что она могла сделать? Отправиться к Ундине с повинной, жертвуя жизнью в чужой войне, или прямиком к царю, убеждать его принять реформы, ставшие камнем преткновения в этом конфликте? Так ее и пустили во дворец — а царь, конечно, куда охотнее прислушается к словам незнакомой девчонки, чем родного сына!

Утешая себя такими соображениями, стараясь не допускать в голову другие — о трусости и малодушии, — Наташа неторопливо шагала в сторону развалин, увиденных с елки, при виде которых она от неожиданности едва не рухнула с дерева. Как и телебашня, город выглядел заброшенным, но иного она теперь и не ожидала — во всех прочитанных ею фантастических романах утверждалось, что в форпостах цивилизации непременно должна сохраниться горстка ученых энтузиастов, которые в чудом уцелевших лабораториях и подвалах умудряются по крупицам собирать и сохранять знания, а так же проводить исследования и совершать открытия. Склады консервов обеспечивали их пищей, ветряные мельницы — электричеством.

Радужные мечты успокаивали лучше, чем целый мешок лекарств. Перед внутренним Наташиным взором уже во всей красе предстала огромная, странно выглядящая машина, создавшая в густом лесу экспериментальную дыру в параллельный мир. Ученые и не предполагали, что в тот момент в этом месте может оказаться кто-то, кроме пугливого оленя или зайца — а, узнав, тут же с готовностью отправят её обратно. Может, она даже послужит науке...

Идти до города оказалось гораздо дольше, чем выглядело с елки. Дорога то поднималась, то падала, подчиняясь неровностям рельефа, и Наташино воображение, поначалу робко сдерживаемое, пустилось вскачь. Она уже получала нобелевскую премию из рук главы наградного комитета (хотя подопытным кроликам, кажется, призов не дают), когда неожиданно обратила внимание, что идет по асфальту!

Правда, это не была ровная и прямая, как стрела, автострада, не заметить которую мог только слепой — дорожное покрытие сильно потрескалось, обнажая скрывающиеся под ним щебенку и землю, а между неровными черными крошащимися под ногами кусками торчали кустики травы и росли целые деревья. Было видно, что дорога давным-давно заброшена, и не используется по назначению. И все же для Наташи эти с трудом угадываемые следы цивилизации были точно привет из дома — совсем другое дело, чем телебашня, приспособленная под вампирские нужды. Перед каждой асфальтной крошкой она готова была упасть на колени и покрывать ее горячими поцелуями, как золотоискатель, после долгих лет откопавший на своем участке громадный самородок.

Не в силах противиться внезапному позыву, девочка опустилась на колени и погладила руками большой, лучше других сохранившийся кусок. Забинтованные ладони отозвались протестующей болью, а пальцы с трепетом ощутили знакомую шероховатость. Сколько раз в дремучем детстве ей приходилось мелом выводить на такой поверхности квадраты классиков или писать дразнилки под окнами подружек. Правда, тут под влиянием времени и погоды асфальт стал рыхлым и зернистым, рассыпающимся при прикосновении, но, нагретый солнцем, все еще пах смолой и бензином...

Лес наступал и затягивал не только дорогу, и вскоре в стороне, между деревьями, Наташа стала замечать квадратные и прямоугольные остовы фундаментов домов, а то и обломки отдельно взятых стенок, сложенных из кирпича. Видимо, кирпичные здания оказались попрочнее блочных, которые при падении тут же затягивало травой. Одновременно колыхания дороги вверх-вниз стали чаще и как будто выше, точно она шагала по огромной стиральной доске.

Выйдя на открытое пространство, Наташа замерла, пораженная открывшейся картиной: да, это был город. Но в каком виде! От того, каким он ей запомнился, осталось в десятки раз меньше домов, целых хотя бы частично — теперь Екатеринбург стал даже меньше Старгорода, вдобавок еще и опустился в какую-то пологую воронку, вроде амфитеатра. Глядя на развалины немного сверху, Наташа наконец-то поняла, что напоминают ей эти ребристые препятствия поперек дороги — застывшие волны от камушка, брошенного в воду: высокие вокруг места непосредственно падения, постепенно расходящиеся в стороны и становящиеся ниже и шире. Она стояла на самом высоком холме-'волне', уходящем направо и налево и едва заметно изгибающемся, чтобы описать гигантскую окружность. А впереди, в эпицентре какого-то события, заставившего вздрогнуть землю, стояли обычные дома — пяти, девяти, и-так-далее-этажки, козыряющие обломками стен и черными провалами дверных и оконных проемов. Чем ближе к центру города, тем лучше, казалось, сохранились его здания — кое-где Наташе даже почудился блеск оконного стекла. Быть может, еще не все потеряно?

Не изменяя дороге, приведшей ее сюда, к которой она даже начала испытывать какие-то сентиментальные чувства, Наташа спустилась к первому дому, от которого сохранились аж три стены из четырех. Остатки четвертой стены, потолочных перекрытий и крыши с трудом угадывались в каменных развалах, сквозь которые пробивалась к солнцу молодая кленовая поросль. Следующие несколько зданий сохранились немногим лучше. Но вот у кирпичного двухэтажного особнячка с крышей, ей почудилось какое-то движение.

Сердце подпрыгнуло и затрепыхалось в горле. С усилием сглотнув, на подгибающихся от волнения ногах Наташа подошла поближе:

— Эй, — внезапно охрипшим голосом негромко позвала она. — Тут есть кто-нибудь?

Приближаясь к окну, за которым ей почудилось шевеление, Наташа совершенно не принимала во внимание, что в развалины может забрести волк или дикий, совсем не сказочный медведь, не склонный к долгим переговорам со всякими там девочками. Но лесные звери, ведомые инстинктом самосохранения, далеко обходили развалины...

Вдруг, точно вынырнув из-за ширмы кукольного балагана, в оконном проеме показалась фигура — до того жуткая, что Наташа, не удержавшись, взвизгнула. Больше всего это напоминало синевато-белого мертвеца, поднявшегося из могилы после пары месяцев спячки, всего покрытого неровными пятнами белой пушистой плесени, точь-в-точь как на залежавшейся в полиэтиленовом пакете буханке хлеба. Там, где на человеческом лице должны были быть нос и глаза, у зомби зияли темные провалы, а из разбитых, потрескавшихся губ на подбородок стекала струйка темной крови.

'Бежать!' — забилась в мозгу спасительная мысль. Но, с трудом развернувшись на подкашивающихся ногах, Наташа едва не упала в обморок: поперек улицы, по которой она пришла, стояла, растопырив в стороны руки, еще одна человекоподобная фигура. Кожа этого живого мертвеца шелушилась, напоминая рыбью чешую, а лицо выглядело совершенно так, как начитавшаяся Эдгара По девочка представляла себе маску Красной Смерти. На ногах и на протянутых к ней ладонях не было ни одного пальца...

От ужаса, превосходящего все человеческие возможности, темнело в глазах, к горлу подкатывала тошнота, и Наташа, никогда раньше не терявшая сознания, почувствовала, что сейчас сделает это — первый, и, скорее всего, последний раз в жизни.

— Беги! — по улицам залитого мертвым молчанием города прокатился звонкий крик.

Последовавший затем резкий рывок за руку едва не опрокинул Наташу, но заставил ее выйти из странного ступора, вызванного страшным зрелищем. Нет, она не побежала — полетела, несомая страхом, не ощущая земли под ногами, точно воздушный шарик, который за руку, как за ниточку, тянул за собой принц, придающий полету нужное направление.

ГЛАВА 17

ЭТО ВСГО ЛИШЬ ПРИНЦЕССА!

Они не остановились — просто упали, — только тогда, когда ноги уже окончательно отказались нести. Перевернувшись на спину, Наташа тяжело дышала, глядя в глубокое синее небо, по которому неторопливо, точно призраки гигантских улиток, ползли безразличные облака.

— Что это было? — кое-как справившись с дыханием, наконец прохрипела она. — Кто это был? Зомби?

— Нет, зомби днем не выходят, — не более бодро пробормотал принц. — Это прокаженные. Они собираются в Городе, потому что не могут работать и жить среди других людей, а там находят склады с чудо-горшочками, в которых еда долго хранится.

— Консервы...

— Ну, обычные люди боятся их есть, а этим уже все равно.

Наташа почувствовала, как ее глаза начинают превращаться в два озерка:

— Почему ты меня не остановил? А еще принц — синоним благородства и отваги! Рыцарь!!

— Я пытался! И потом, ведь не бросил, пошел вслед за тобой и спас! — резонно возмутился тот но, не сумев до конца выдержать верный тон оскорбленной невинности, неожиданно и неуместно хихикнул.

— Не вижу в этом ничего смешного! — в Наташином голосе плескалось уже целых два океана слез, готовых пролиться в любую секунду.

Принц еще раз хихикнул:

— Мне тут пришло в голову, что, сумей мы подольше выдержать такой темп, и еще до темноты были бы в столице. Направление, в общем-то, почти верное...

Собравшись было всхлипнуть, Наташа неожиданно для себя самой рассмеялась, затем еще раз — громче и уверенней, и вскоре они с принцем дуэтом хохотали на весь лес, катаясь по земле:

— Ай, мне под бок шишка попала!

— Шишка? Ой, не могу!

Отсмеявшись как следует, ребята с трудом поднялись на ноги.

— Такое чувство, как будто нам вслед кидались камнями, — пожаловалась Наташа. — Все тело болит!

— Это с непривычки, от быстрого бега, — пояснил принц, но и сам, поморщившись, потер бока ладонями: — А ребра — от смеха.

— По-моему, мы вернулись туда, откуда пришли, — Наташа огляделась по сторонам. — Если бы ты не пошел за мной следом, чтобы спасти, то сейчас был бы уже на полдороги к столице.

— Если бы ты продолжала хранить инкогнито, я бы так и поступил. Но после твоего признания я не мог поступить иначе — долг каждого мужчины защищать женщину, попавшую в беду.

— Ну вот, опять все беды от женщин!

— Скажешь, не так? К тому же до этого ты спасла мне жизнь там, в башне, даже дважды — не уверен, что сам догадался бы искать эту лесенку на внешней стороне стены. Так что я всего лишь отдал половину долга.

— А как же долг перед государством? — попеняла Наташа. Снова найдя кочку щавеля, она набрала целый букет, и теперь хрустела на ходу, перед этим тщательно умывшись в первом же встречном ручейке. Хотя принц и сказал, что по воздуху эта зараза не передается, но — кто знает... Время обеда давно миновало и, слегка поколебавшись, ее царственный спутник тоже нарвал молодой зелени и осторожно жевал.

— Кислятина, — уничижающе прокомментировал он, но протянул руку за следующим листиком. — А что касается интересов государства, то для страны, возможно, будет даже лучше, если во время сражения меня не будет ни во дворце, ни в столице. После неизбежной гибели отца и старшего брата от рук повстанцев я автоматически стану престолонаследником и, когда вырасту, приму власть из рук опекунского совета.

— Это цинично! — возмутилась Наташа.

Принц пожал плечами:

— Это политично. Народ не может без царя, а Денис с Властой не относятся к правящей династии, и не смогут стать узурпаторами. Они ведь даже не благородного происхождения!

— От происхождения так много зависит? — немедленно почувствовав себя дворнягой, окрысилась Наташа.

— С неграмотным крестьянином тебе бы просто не о чем было поговорить.

Наташа задумалась.

— Вообще-то я тоже не могу похвастаться благородством происхождения, — осторожно заметила она. — Но мы же разговариваем!

— Рассказывай! — хмыкнул принц. — Правда, некоторые мастеровые владеют грамотой, а простейшим счетом — практически все, но иностранному языку и географии кого попало в школе не обучают! Конечно, ты не царской крови — к нам учителя сами во дворец ходят, — но наверняка ваша семья в своей стране занимает не последнее место в сословной иерархии.

— Ну, вот разве что только не последнее... в масштабах Первоуральска.

— Ваши правители такие хорошие лгуны?

У Наташи вновь появился повод для серьезных раздумий. Она припомнила, как часто мама и бабушка ругали власть имущих — городского мэра, губернатора области, и даже президента за невыполненные предвыборные обещания, и неуверенно закусила губу:

— Пожалуй... А как ты догадался?

— Ну, а как еще может обстоять дело в государстве Перво-вральск!

— Это город!

— Что, на целую страну вралей не хватило?

— У нас она проходят обучение, набираются опыта, и только потом отправляются в большой мир и большую политику.

— Ага! Надо будет спросить у нашего первого советника, не проходил ли он стажировку в Первовральске. Судя по всему, он был у вас из первых учеников.

— Бесполезно -все равно соврет.

— Скоро вечер, — подняв лицо к небу, неожиданно заметил принц. — Надо бы позаботиться о крыше над головой.

— Мы же покончили со всеми вампирами, — жалобно протянула Наташа. Вопреки собственным словам ей вдруг страшно захотелось провести ночь под крышей, а не под открытым небом, на голой земле — так, что даже спина зачесалась, взывая о кровати или хотя бы деревянной лавке.

— Но ведь есть же еще упыри, восстающие из могил, в которых не могут найти покоя, — 'обрадовал' принц. — Призраки и недобрые духи, которые не могут без приглашения попасть в дом. Близко к башне они не подходят — там им нечем поживиться, — но сейчас мы, кажется, отошли уже достаточно далеко.

— Да уж, ты умеешь поддержать, — вздрогнула девочка.

— Просто трезво оцениваю возможную опасность. Кроме того, обеспечить даме надлежащий ночлег — мой долг. Если первая заметишь какой-нибудь домик или избушку лесника — кричи.

Наташа промолчала, а он принялся развивать мысль, которая, очевидно, терзала его уже давно:

— Вообще не понимаю, зачем тебе было притворяться. В наше время ты в виде девушки могла бы пойти куда угодно, будучи в гораздо большей безопасности. Все старались бы тебе помочь, как Вольф.

— Он называл меня маленькой девочкой, — буркнула себе под нос Наташа, но собеседник, похоже, ее не слышал:

— Даже разбойники не трогают одиноко путешествующих женщин. Однажды моя троюродная тетка по материнской линии отправилась навестить свою двоюродную сестру. Путешествовала она налегке, в одной карете с подарками, в сопровождении восьми стражников. Проезжая через лес, они случайно столкнулись с ребятами Благородного Тимохи. Стражников его люди перебили в рукопашной, а с дамой Благородный Тимоха решил поговорить сам. Говорят, что он действительно происходит из благородного, но обедневшего рода, поэтому и закрывает всегда лицо платком, опасаясь, что его узнают — если не сейчас, то потом, когда он вновь решит занять подобающее положение. Но разговаривает учтиво и приятно: подхватил тетю Дарью Андреевну под руки, как куклу, на лошади подвез ее к краю глубокого оврага и, легко держа на вытянутых руках, сказал, что немедленно отпустит ее по первому требованию. Естественно, тетя закричала, что он может взять себе карету и лошадей, пусть только держит ее как можно крепче.

Мальчишки всегда одинаковы, в каком бы мире они не жили, индустриальном или сказочном. Рассказывая о приключениях разбойника Благородного Тимохи — местной разновидности Робин Гуда, — принц раскраснелся, принялся жестикулировать и размахивать руками, увлекаясь собственным рассказом все больше и больше. Истории со все более кровавыми развязками следовали одна за другой, и вскоре Наташа поняла, что решение спрятать юбку и притвориться мальчиком было продиктовано ей самой судьбой: мужчин, по рассказам принца, хотя бы убивали сразу, а женщин захватывали в плен, пытали, обманывали и мучили тысячей самых разнообразных способов.

Покосившийся заборчик — свидетельство близкого жилья, она заметила первой. Собственно, от забора остался только небольшой кусочек, буквально рассыпающийся в прах. Если и дома сохранились не лучше, вожделенная ночевка под крышей может оказаться опасной... принц тоже не казался довольным:

— С неудачной стороны мы подошли...

Миновав ограду, с которой посыпалась опилкообразная труха, Наташа полностью с ним согласилась: в высокой, по пояс, траве как оказалось, скрывались коварные кочки и ямки. Особенно же досаждали девочке торчащие из земли там и сям гнилые, но толстые и довольно твердые палки. Человеческим жильем даже и не пахло — только горки и палки, горки и палки...

— Господи, что же это? — наконец взмолилась она. — Заброшенные огороды?

Принц не ответил, да Наташа на это и не надеялась — вопрос был риторическим. На смену палкам стали попадаться и огромные неровные булыжники, которым на огороде точно не место.

— Гляди-ка, слухом земля полнится, — удивилась девочка, увидев впереди полускрытую травой коленопреклонную фигуру. — Мы еще только-только с вампирами покончили, а местные уже начали потихоньку возвращаться домой. Или это кто-то из тех, кто не побоялся остаться? Тогда его дом, наверное, не так развалился.

Ее спутник вновь промолчал, однако поменял направление, отклонившись в сторону неоднозначного человекообразного объекта. Фигура сохраняла статическую неподвижность и была такой равномерно грязно-серой, что Наташа даже засомневалась — не статуя ли перед ними? Если не высеченная местным умельцем, то, быть может, какой-то несчастный, обращенный в камень злобным колдовством?

Но вот, точно уловив отголосок ее мысли — а скорее, ориентируясь на производимый ими при ходьбе шум, — фигура обернулась, и Наташа от неожиданности завизжала в голос:

— А-а-а! Упырь!

Она попятилась, но, запнувшись об очередную каменюку, не удержала равновесие и упала на спину. Прикрыв горло руками, девочка вперила взгляд в глубокое синее небо, фаталистично ожидая, когда жуткое порождение темных сил навалится сверху и примется душить, или грызть заживо.

— А-а-а! Где упырь?! — эхом раздался чей-то тоненький визг.

Ухватив за локти, принц одним рывком поставил ее на ноги:

— Ну, какой еще упырь, укоризненно заметил он. — Это же всего лишь принцесса!

— Принцесса?! — истерическим фальцетом повторила за ним Наташа. — Да это же настоящая Самара из 'Звонка'!

Жуткое видение отбросило с лица длинные спутанные волосы, открывая миловидное, но очень чумазое личико:

— Я Сапфира из Зворка, — ошеломленно подтвердила девушка. — Но как вы догадались? Вы... вас послал мой отец?!

В последнем вопросе прозвучал такой откровенный ужас, что Наташа недоуменно приподняла брови: правду говорят, что и богатые тоже плачут — даже принцесса сбежала из дома от гнета родительской тирании.

— К сожалению, не имею чести знать вашего батюшку...

— А я наслышан, — наморщил лоб принц. — Хотя лично встречаться и не приходилось. Кажется, какое-то время Вас прочили мне в невесты?

— О! — девушка сразу расслабилась, и Наташа снизила возрастную планку, назначенную ею незнакомке: лет пятнадцать, не больше: — Принц Василий! Не ожидала встретиться с Вами именно при таких обстоятельствах! Надеюсь, Вас не слишком огорчил мой отказ?

— Ну, что Вы, — учтиво расшаркался тот. — Признаться, мысль о бракосочетании вслепую никогда меня не прельщала. Папа, кажется, тоже не слишком расстроился, и уже подыскал следующую кандидатуру. По дороге домой для знакомства с невестой я был захвачен в плен разбойниками, а после побега волею судьбы оказался в здешних местах. Признаться, и побег, и последующие приключения могли бы сложиться гораздо менее благополучно, если бы не бескорыстная помощь благородной дамы Наталии, по стечению обстоятельств путешествующей в одиночку, инкогнито...

Слушая дифирамбы в свою честь, Наташа даже слегка покраснела. А принцесса Сапфира всплеснула руками:

— Ах, принц! Вы всегда умели находить себе друзей! Уж как я корила себя за то, что так опрометчиво отвергла предложение Вашего отца из-за того, что разница в возрасте показалась мне непреодолимым препятствием! Если бы два года назад мы обвенчались, и я переехала в Ваш замок, то всех этих ужасных приключений удалось бы избежать!

ГЛАВА 18

СОРВАВШАЯСЯ СВАДЬБА

По щеке коронованной замарашки скатилась слеза, оставляя за собой светлый след, но, проведя по лицу замурзанной ладонью, принцесса сравняла ее с общим фоном:

— Ах, принц, Вы же знаете, что я была единственной дочерью своего отца, — начала она свой рассказ, обещающий быть долгим. Говоря, девушка смотрела и обращалась прежде всего к Васе — хотя он самовольно возвысил Наташу до статуса благородной дамы, права свободного общения с принцессами на равных это, очевидно, не давало: — Его владения расположены очень выгодно, и представляют лакомый кусочек и для союзников, и для противников. Можно сказать, самого момента моего рождения не иссякал поток желающих заполучить хотя бы их часть путем выгодного замужества. А с течением времени, когда вероятность рождения сына-наследника снизилась, число женихов, напротив, резко возросло. Но мне вовсе не хотелось замуж, а родители вместе с угодливой дворцовой челядью слишком избаловали единственное дитя, потакая всем моим капризам. У каждого я находила какой-то недостаток: то слишком стар, то слишком молод, то уродлив, то красив так, что похож на статую — прикоснуться страшно.

Наташа заерзала на месте. Ей ужасно хотелось знать, как же настоящая принцесса дошла до жизни такой, но от сиденья на твердом холодном камне с острыми гранями, выпирающими в самых неожиданных местах, у нее, кажется, уже начала образовываться мозоль — тоже в очень неожиданном месте. Намучавшись, она в конце концов сползла с булыжника в траву, усевшись прямо на холмике, и наконец-то угомонилась, вся обратившись в слух. А Сапфира продолжала:

— Всем известно, как мой батюшка охоч до разных редкостей и необычностей, особенно до игр и головоломок. Вот уже много лет в его коллекции хранилась загадочная книга, запертая на золотой замок, усыпанный драгоценными камнями. Даже один переплет представляет собой немалую ценность, но папу особенно привлекало в ней то, что никто не мог ее прочесть: письмена вроде бы знакомые, но, как только начнешь читать, так и мельтешат перед глазами, просто на месте не сидят — заколдовано. И вот однажды, проезжая по базару, увидел батюшка бродячего астролога и фокусника, что так любят народ дурачить. Решил сам над ним подшутить, и посулил большую награду, если этот 'великомудрый муж' прочитает ему книгу. Вот чудо — шарлатан оказался настоящим волшебником, и расколдовал написанное! Пришлось, конечно, отсчитать ему обещанное, но папу это нисколько не расстроило — книга была сборником загадок, да таких мудреных, никому не отгадать. Какое-то время он развлекался тем, что конкурсы на ярмарках устраивал, на приз короля, но его никто не получил, даже скучно. И вот, шутки ради, папочка объявляет во всеуслышание: кто, дескать, разгадает подряд три загадки, тому моя рука и полцарства. Повалили претенденты — всяк мнит себя не глупее других, да только о папину книгу-то зубы многие пообломали. Вдруг — шум, гром, дым столбом, катит в своей карете волшебной Костелло — и с ходу все три загадки труднейшие как орешки расщелкал!

— Кто такой Костелло? — осмелилась вмешаться Наташа, тем более что рассказчица как раз сделала паузу, чтобы передохнуть.

— Она не местная, — ответил принц на немой вопрос принцессы, а для Наташи пояснил: — Костелло — тролль, даже король троллей, самый злобный и жуткий из всех. В придачу он еще и злой чернокнижник.

— Поэтому ему ничего не стоило бы отгадать и еще два раза по три загадки, — добавила принцесса Сапфира. — Ведь он же сам давным-давно подстроил так, что эта проклятая книга загадок попала к батюшке, и ярмарочного волшебника он же подослал. Он действовал обманно, но все же если бы меня не отдали ему в жены, это означало бы, что король не сдержал слово. Папа от горя едва бороду себе по волоску не выщипал, проклиная тот день и час, когда эта книга попала ему в руки. А вот мама, на удивление, совсем не переживала, готовилась к свадьбе, как ни в чем не бывало: угощение, платье, музыка... Но утром перед свадьбой, когда мне уже уложили волосы и нарядили в подвенечный убор.

Принцесса развела руками, с грустью взглянув на оборванный балахон, на котором в том месте, где слой грязи был потоньше, с трудом можно было различить следы ручной вышивки с вкраплениями жемчужных шариков. Из спутанных, как войлок, волос воинственно торчали шпильки из драгметалла, инкрустированные камнями. Наверное, до того, как большая часть потерялась по дороге, бедная невеста едва голову могла от тяжести поднять. А та продолжила:

— Как только меня закончили наряжать, мама вошла в комнату и, взяв за руку, отвела в свинарник, где посадила верхом на своего любимого кабана, и слегка присыпала соломой. После чего из той же соломы сделала чучело и, накрыв его моей фатой, посадила во главе стола. А я поехала неведомо куда, потому что сидела задом наперед... Конечно, молчаливое чучело, даже с капустной головой, не могло долго обманывать хитрого тролля, и очень скоро он бросился за нами в погоню. Услышав топот, мы с кабаном спрятались под мостом через речку, и слышали все, что происходило наверху. Подъехав к берегу, Костелло спросил у плакучей ивы, не пробегала ли тут принцесса — тролли очень не любят текучую воду, и он не хотел переходить через мост. Но тут ива совершенно правдиво могла ответить, что принцесса даже не смотрела в эту сторону — ведь я ехала спиной вперед! Тогда тролль приступил с тем же вопросом к мосту, но тот ответил, что я через него не проходила и не проезжала — ведь мы спрятались внизу. Пришлось жениху возвращаться не солоно хлебавши, и искать в другой стороне. А я выбралась из-под моста, села на кабана нормально, лицом вперед, и мы помчались, как ветер!

ГЛАВА 19

СПАСЕНИЕ РЯДОВОГО КАБАНА

— И где же сейчас этот кабан? — не удержалась Наташа. — Бросил тебя?

Очевидно, не привыкшая к фамильярному обращению и к тому, что ее то и дело перебивают чуть ли не через слово, Сапфира посмотрела на нее, нахмурившись, но затем лицо ее разгладилось, и принцесса горестно вздохнула:

— Свалился в яму. Видимо, не заметил в траве.

Тут же откуда-то снизу, как будто из-под земли, раздалось подтверждающее хрюканье, такое громкое и неожиданное, что ребята подскочили на месте.

— Мне кое-как удалось выбраться, — пояснила бывшая троллева невеста. — Хотя и пришлось немного испачкаться. А вот свиньи совершенно не приспособлены для лазанья.

Ориентируясь на звук, Наташа подошла к осыпающемуся краю провала в земле, и посмотрела вниз. На дне прямоугольной ямы, глубиной чуть больше двух метров, задрав вверх пятачок, стоял не просто кабан, и не Кабан с большой буквы, а настоящий КАБАН, целый КАБАНИЩЕ — таких здоровых ей не приходилось видеть даже на картинках. Зверюга вполне могла выступать в качестве скакуна — в нем, наверное, весу килограммов 150, а то и все 200!

— Как же нам его вытащить? — вслух начала размышлять она. — Даже если он на задние лапы встанет, все равно до края не дотянется.

Свин, точно поняв, что она говорит, поднялся на задних копытцах, перебирая передними по стенке ямы, пока не встал почти вертикально — но даже в таком положении Наташа не смогла ухватить его за переднюю ногу, как ни перевешивалась через край. Она отказалась от мысли вытянуть кабана за лапу, только когда почувствовала, что вот-вот рухнет вниз головой. Но осыпающаяся со стенок земля навела ее на новую мысль:

— А что, если еще немного подрыть с этого края? — предложила она. — Будем сбрасывать землю прямо в яму, и кабан выберется по пологому склону!

— Нельзя тут рыть, — сурово и веско возразил принц. — Можно потревожить соседнюю могилу. Мы же на кладбище.

При мысли о том, что все эти холмики, о которые она спотыкалась, чертыхаясь про себя — просевшие могилы, Наташе стало дурно. Выходит, эти неровные булыжники — каменные надгробия, а палки — остатки деревянных (наверное, дубовых) крестов. Ничего себе, выбрали они себе местечко для пикника!

Вспомнив о пикнике, против ожидания, девочка услышала голодное бурчание в собственном животе. В конце концов, этому кладбищу уже столько лет — последнему захоронению, по крайней мере, никак не меньше двадцати... решительным жестом стащив с плеча сумку, она достала остатки завтрака — почти полбулки засохшего намертво хлеба.

Пристроив сухарь на здоровенном надгробии и орудуя камнем поменьше, принц ловко разделил провизию на четыре почти равные части. Куски побольше достались девочкам, кабан тоже получил порцию, и довольно захрустел в своей могиле... в смысле, в яме.

— По-моему, такому огромному зверю будет мало такого маленького ломтика, это ж только аппетит дразнить, — с сомнением заметила Наташа. — А вообще, чем питаются свиньи?

— Травой? — предположил принц. — Раз в свинарнике было сено...

— Не знаю, — пожала плечами Сапфира. — Вообще-то, кажется, солома там лежала для подстилки.

Принцесса грызла сухарь, обхватив его обеими ладонями, в такой позе жутко напоминала Наташе белочку, которую они с мамой как-то видели в зоопарке и угощали орехами. Однако при таком способе не пропадала ни одна крошка, и она поспешила перенять полезный опыт.

— Чем же ты кормила его по дороге? Или кабан сам себе пропитание находил, пока ты не видела?

— Вообще-то мы не расставались, — пожала плечами девушка. — И я тоже с тех пор, как сбежала, еще ничего не ела.

— Когда же это произошло?

— Сегодня утром.

Наташа покосилась на нее с невольным уважением — так изгваздать платье меньше, чем за сутки! Да, на такое способны только настоящие принцессы...

— Сейчас я спущусь в яму, и подтолкну кабана, — подкрепившись, принц почувствовал прилив сил: — А вы тяните его за ноги!

Хватаясь за любую возможность спасти любимца матери и свое транспортное средство, принцесса с готовностью кивнула и вытерла ладони о платье, изъявляя готовность хватать и тащить. Наташа не собиралась отставать — оставить несчастное животное погибать от голода и жажды в яме казалось ей нечеловеческой жестокостью.

Сухарь явно пошел впрок — немного повозившись на дне, принц крякнул, и кабан, с готовностью занявший вертикальную стойку, медленно, рывками начал подниматься вверх. Наташа с принцессой сопели и пыхтели, изо всех сил вытягивая из ямы здоровенную тушу, как ту самую пресловутую репку, но им катастрофически не хватало помощи Жучки, кошки, мышки, да еще, быть может, пары слонов...

— Любопытно, — заметила Наташа, когда очередной ком земли, оторвавшись от стенки, ухнул вниз, провоцируя принца на поток нецарской лексики. — За столько лет, пока здесь никого не хоронят, свежая могила уже давно должна была осыпаться и зарасти. Эта же производит впечатление вырытой буквально вчера.

— Может, ее обитатель вышел прогуляться? — пропыхтела принцесса.

— А разве упыри выходят из могил днем?

— Упыри — нет, они не выносят солнечного света. А вот зомби... Господи, что случилось?!

Раздавшийся внизу громкий треск заставил девочек выпустить из рук копыта и перевеситься через край ямы, пытаясь разглядеть, сломал ли принц спину или только ногу.

— Да... тут гроб, — простонал он. — Пустой... Чуть ноги не переломал, а вы еще сверху кабана уронили...

— Нет, это бесполезно, — упала духом Наташа. — Так мы его никогда не поднимем...

— Значит, надо искать другой способ! — Сапфира, не смотря на неудачу, нисколько не устала и, напротив, лучилась энергией. — Может, веток туда накидать?

— Что-то я не заметила поблизости сухостоя, — возразила поднабравшаяся в походах полезного опыта Наташа. — А без топора или пилы мы свежих веток ни за что не наломаем. Разве что самых тоненьких.

— Рядом с кладбищем непременно должна быть деревня, — глухо добавил из могилы принц. — Убегали от вампиров, скорее всего, второпях, и вполне могли оставить тут какой-никакой инструмент. Можно сходить, поискать.

— А... если не все успели убежать? — дрожащим голосом заметила Наташа. — Если я наткнусь на какой-нибудь скелет или на этого самого бродячего покойника, то непременно умру на месте от ужаса!

— Я пойду с тобой! — принц уже выбирался из ямы, хватаясь за растущую на ее краю траву.

— Я тоже пойду искать, — решительно заявила Сапфира. Наверное, духу не хватило остаться рядом с могилой, в которую в любой момент может вернуться хозяин.

'Интересно, он вытолкает кабана со своей территории, или бедной свинке придется несладко?' — тут же задалась вопросом Наташа. Однако благоразумно придержала свою мысль при себе, чтобы не провоцировать раскол в рядах сторонников — чем больше компания, тем веселей, и не так страшно. Кроме того, свинья таких размеров, понимающая человеческую речь, наверняка волшебная, и имеет пару тузов в рукаве, чтобы отбиться от бродячего покойника. Жаль вот только, что летать не умеет...

Не удивительно, что деревни они не заметили, пока буквально не наступили на то, что когда-то было крайним домом. Бывшее поселение представляло собой огромное пожарище, совершенно заросшее травой. От изб остались только почерневшие остовы срубов, поднимающиеся над землей в лучшем случае на полметра.

— Сожгли, чтобы не досталось врагу, — наметанным глазом стратега определил принц, оглядев безрадостный пейзаж. — Или поджигали дома с запертыми внутри вампирами.

— Ой, я и забыла, что башня Тилли где-то рядом, — забеспокоилась принцесса.

— Не бойся, — покровительственно бросил Вася. — с вампирами мы покончили!

Пока Сапфира восхищенно охала, слушая героическую эпопею о зачистке вампирского логова, Наташа не теряла времени даром и, кроме двух земляничников, усыпанных пока еще зелеными ягодами, нашла непонятную, насквозь проржавевшую металлическую полосу, рассыпавшуюся у нее в руках — саблю или старую косу.

Казалось, без дела глазеющая по сторонам Сапфира, запнувшись обо что-то, нагнулась, а затем и присела, раздвигая руками траву:

— Эй! — радостно воскликнула она. — Поглядите-ка, что я нашла!

Втроем им с трудом удалось оторвать от земли почти полностью затянутую травой старую приставную лестницу. Ее так и притащили на кладбище, облепленную осыпающейся землей и пучками травы вместе с корнями.

— Если бы, — отдуваясь, пробормотала Наташа, — если бы мы собирались вытащить из могилы кошку, пусть даже очень большую, тигра, рысь или медведя — я бы ни слова не сказала против. Но свиньи просто физиологически не приспособлены к тому, чтобы лазить по лесенкам, я это точно знаю. Такое даже собакам не под силу — для них поперечные планочки приколачивают к специальным щитам, вроде трапов...

— Ему и не придется вскарабкиваться по лесенке, — оптимистично заверил ее принц, осторожно опуская лестницу в яму, стараясь не задавить ею спасаемого свина. — Достаточно, если он будет цепляться лапками за перекладины, чтобы не сползать обратно в яму. А мы будем на веревках тянуть его вверх.

— Где же мы возьмем веревки? — на свою голову простодушно поинтересовалась девочка.

— Бедная моя юбка, — горестно вздохнула Наташа, передавая принцу свой балахон и сумку. Шифон, из которого было сшито подвенечное платье принцессы, признали неподходящим для изготовления грузоподъемных канатов, а добротную ткань костюма принца было невозможно разорвать на полосы голыми руками, без ножа. Рубашка же его и без того почти целиком пошла на повязки для исцарапанных Наташиных ладоней — после свиноспасательной операции они выглядели плачевно, да и листья следовало заменить: — Не суждено было ей умереть своей смертью. Немного туда, немного сюда, а теперь и вовсе... почти ведь и не поносила!

— А почему это благородная дама носит свою юбку в сумке, а не так, как все порядочные люди? — голосом, полным нечеловеческого ехидства, поинтересовалась принцесса.

— Потому что я путешествую инкогнито, чтобы никто не узнал. Не у всех же благородное происхождение просвечивает даже сквозь лохмотья, — отбила подачу Наташа.

Оглянувшись на то, что еще утром было нарядным подвенечным платьем, Сапфира покраснела — впрочем, скорее от гнева, чем от смущения.

— Веревка готова! — объявил принц, буквально за секунду до того, как дамы готовы были от словесной пикировки перейти к прямому рукоприкладству, и уже прикидывали, как бы половчее вцепиться друг дружке в волосы.

— Ух, вот это веревка! — искренне восхитилась Наташа, глядя на канат, скрученный из полосок ткани, еще недавно бывших ее верхней одеждой и сумкой. Хорошо, хоть футболку и джинсовый костюм ей оставили: — Слона можно поднять!

Ловко спустившись в могилу, принц надежно обмотал кабана, и умная зверушка тут же взобралась на нижнюю ступеньку довольно полого лежащей лестницы. Свин так хорошо балансировал, упираясь копытцами в перекладины, что его почти не приходилось тянуть — веревка выполняла скорее роль страховочного троса. Пока предпоследняя ступенька, предупреждающе треснув, не разломилась пополам...

— Тяните же! — надсадно прохрипел принц, подавая благой пример. Наташа уперлась ногами в землю — совсем как в перетягивании каната. И, похоже, команда соперников выигрывает...

В тот момент, когда последний рывок решал все, а спасательная команда неотвратимо понимала, что на него уже не осталось сил, помощь неожиданно пришла извне, в виде невысокого широкоплечего мужичка с редкой бороденкой неопределенно-грязного цвета, одетого в потрепанную крестьянскую одежду. Бесшумно и незаметно подойдя к ребятам сзади, он поднял свободно лежащий на траве конец веревки и, упершись в землю босыми ступнями, налег изо всех сил:

— Эх, взяли!

И вот, медленно-медленно, над краем могилы показались припудренные землей лопушистые уши, затем — маленькие глазки и розовый пятачок... Остальное было уже делом техники, и вскоре живой и здоровый (а так же здоровенный) хряк стоял на твердой земле, довольно похрюкивая и с любопытством поглядывая на новых друзей.

— Здрасьте, — неуверенно пробормотала Наташа, косясь на неожиданного помощника. — Спасибо Вам большое!

— Словами не описать, как мы Вам благодарны! — поддержал ее принц.

— Да что уж там, — смущенно хмыкнул мужичонка. — Это вам спасибо — мне как раз одного доброго дела не хватало... или злого. Лестницу-то из могилы уберите, лишняя она там!

Ухватившись за последнюю перекладину, принц с готовностью дернул ее на себя. Подойдя к краю могилы, незнакомец внимательно поглядел вниз... и вдруг пропал! Исчезла и разверстая могила — на том месте, где только что зияла глубокая яма, теперь возвышался покатый бугорок с торчащим обломком креста, такой же, как и прочие окружающие их могильные холмики.

Наташа почувствовала, что больше не в силах стоять на подкашивающихся, и не только от усталости, ногах.

— Мама! — из последних сил простонала она. — Это был упырь!

— Не упырь, а зомби, — привычно поправил принц, опускаясь на траву рядом с нею. — Упыри появляются из могил только с заходом солнца, ведут себя гораздо менее миролюбиво, да и выглядят несколько иначе. Зомби же появляются и днем, и ночью, ничем не отличаются на первый взгляд от обычных людей, — и уж, во всяком случае, не питают такого пристрастия к человеческому мясу. Чаще всего это неприкаянные души тех, кто не успел в своей жизни сделать что-то важное, и это продолжает мучить их даже после отхода в мир иной. Или кто жил ни шатко, ни валко, совершая поровну злых и добрых дел, так что не заслужил ни рая, ни ада. Их время от времени выпускают из Чистилища, чтобы благим или дурным поступком они нарушили сложившееся равновесие. Говорят, это несладкий удел, и скоро становится уже все равно, куда отправляться, на небо или в пекло, лишь бы нарушить эту томительную неопределенность.

— Выходит, что этот дядька просто так, за здорово живешь, въехал в Рай на хромой кобыле, — возмутилась Наташа. — Раз уж ему было все равно, Добро или Зло — а тут совершенно случайно подвернулись мы?

— Почему же. У него был выбор — или впрячься вместе со всеми и тянуть, или же слегка подтолкнуть. Второй вариант проще.

Девочка фыркнула:

— Очень ему нужен кабан в и без того тесной могиле!

— Ну, после смерти вопросы бытового удобства или неудобства становятся более относительны...

— Кстати! Если он давно уже покойник, то почему не сгнил? По-хорошему, давно один скелет должен был остаться, в лучшем случае — мумия!

— Неприкаянная душа входит в мир не столько оставшейся на земле бренной оболочкой, сколько в виде воплощенного духа или призрака.

— Ничего себе, дух бестелесный — одной левой такую тушу на веревке поднял!

— Почему же бестелесный — ты, к примеру, не задумывалась, куда же подевалась вынутая из могилы земля?

Наташа захлопнула рот, уже готовый выдать новую порцию вопросов и возражений. Ситуация напоминала катящийся с горы снежный ком — как каждый пройденный метр склона прибавляет пару сантиметров к диаметру шара, так каждый новый ответ принца порождал все новые вопросы. Вдобавок и выражался он так туманно, неопределенно...

— А ты сам-то, часом, не призрак? — фыркнула она себе под нос, но так тихо, что тот ничего не расслышал. Честно говоря, ей не очень-то хотелось услышать правдивый и искренний ответ на этот вопрос — пожить бы еще немного в благом заблуждении, что она пока не спятила.

ГЛАВА 20

ВОЛШЕБНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Пора было разорвать этот порочный круг вопросов и ответов, остановить на полном ходу катящийся по гору снежный шар собственной любознательности, и Наташа переключила внимание на новый объект. На эту роль как нельзя более подходила беглая принцесса, наконец-то воссоединившаяся со своим оригинальным транспортным средством.

Сапфира нежно обнимала кабана за толстую шею, на которой не сходились руки, шептала в его уши какие-то ласковые слова, и стряхивала комочки земли, застрявшие в щетине, собственным рукавом. В довершение идиллической картины принцесса звучно чмокнула хрюшу в треугольный пятачок...

Встречи с вампирами, русалками, оборотнями и зомби, казалось, должны были подготовить ребят ко всему. Но произошедшая после поцелуя метаморфоза произвела впечатление даже на принца. Нечеловечески завизжав (а чего еще можно было ожидать от свиньи?), кабан подпрыгнул, оттолкнув в сторону оторопевшую принцессу, и взвился на дыбы, молотя в воздухе передними лапами, точно норовистый скакун. А затем в одно мгновение передние копыта вытянулись в руки, задние превратились в ноги, живот втянулся, а грудная клетка раздалась вширь. Через несколько мгновений перед ними стоял настоящий принц, гораздо старше Наташиного, не такой потрепанный, и с широким зубчатым обручем из блестящего желтого металла на голове — тут уж не оставалось никаких сомнений и разногласий.

— Прежде всего, примите мою самую искреннюю благодарность за спасение из могилы, — улыбнулся тот, и это была такая широкая, искренняя и заразительная улыбка, что Наташа невольно заулыбалась в ответ. Выглядел преображенный кабан гораздо внушительнее, чем ее спутник: выше и шире в плечах, выправка военная, держится уверенно, все пуговицы на месте. И сильно курносый нос нисколько его не портит!

— Не стоит благодарности, — расшаркался принц Вася. — Помочь попавшему в беду — святой долг каждого человека, и мы не совершили ничего выдающегося.

— Благословенна та страна, в которой спасение жизни называют обычной любезностью! Однако вы, наверное, удивлены свершившейся на ваших глазах метаморфозой?

— О да, очень! — заверила неизвестно откуда взявшаяся девушка в пышном нарядном белом платье, с облаком золотых волос на голове, уложенным в сложную прическу. Сперва она показалась Наташе очередной незнакомкой, повстречавшейся на ее многотрудном жизненном пути, а затем она долго не соглашалась поверить собственным глазам:

— Сапфира, это ты... Вы?!

— А кто же еще, — небрежно пожала плечиками принцесса.

— Восстановить былую красоту платья — самое меньшее, что я могу сделать для спасительницы, которая своим поцелуем разрушила злые чары. Однако моя история не из коротких, а ведь вы, наверное, голодны?

— Да! — хором воскликнули все трое, и в тот же миг, откуда ни возьмись, прямо под открытым небом, среди могил, появились четыре удобных кресла и стол, заставленный всевозможными яствами так обильно, что, казалось, его ножки вот-вот подломятся под тяжестью блюд. Чтобы этого не произошло, все с готовностью бросились освобождать столешницу от непосильного груза, не заставляя упрашивать себя дважды, и незнакомый принц начал свой рассказ под дружный аккомпанемент щелкающих челюстей:

— Родом я из далекой северной страны, название которой не скажет вам ничего, или же слишком многое. Мои родители, король с королевой, при рождении нарекли меня Антонием, я сразу же получил наследный титул, и стал именоваться графом д'Кхотом.

Набивающий рот деликатесами принц Вася при этих словах заметно вздрогнул, но, к счастью, не подавился:

— Понимаю, — кивнул он. — Ты — принц Орландии. Там живут колдуны, — пояснил он для Наташи, непонимающе хлопающей глазами.

А принц Антоний продолжал:

— Действительно, наша страна населена почти исключительно одними волшебниками. И мой отец среди них — самый могучий маг. Да и как может быть иначе в государстве, где какой-нибудь сносно владеющий магией заговорщик спит и видит, как бы сместить короля и, приняв его внешность, занять трон? Слабый колдун на нем долго не удержится. К счастью, отец очень мудр, и не допускает, чтобы недовольные его режимом объединяли свои усилия. Прежде всего, для этого их не должно быть много...

Рассказчик сделал небольшую паузу, чтобы промочить пересохшее горло, наполнив кубок каким-то напитком из стоящего на столе непрозрачного кувшина матового стекла. Наташа, уже давно мучимая жаждой, но не решающаяся первой открыть какую-нибудь бутылку или кувшин без опознавательных знаков (вдруг там окажется уксус?), подставила свою чашку. На вкус напиток не походил ни на что, пробованное ею раньше: сладковатый, и одновременно с кислинкой, приятно пощипывающий язык...

— Не пей сразу слишком много, — предупредительно шепнул Вася. — С непривычки может голова закружиться.

Она послушно отставила кружку, и с прежним вниманием обратилась к Антонию.

— Понятно, что в такой сложной политической ситуации появление долгожданного наследника — не только огромная радость, но и большая тревога. Долгое время я был абсолютно уязвим как для магии, так и для простого яда в бутылочке с молоком, или кинжала подкупленной няньки. Собственно, поэтому меня и охраняли вдвое бдительнее, поэтому враг атаковал гораздо позднее, когда мне исполнилось пятнадцать и я уже постиг азы мастерства. Тетя — двоюродная сестра отца, дочь младшей сестры его матери, и почти моя ровесница, ей тогда минуло двадцать весен, однажды позвала меня прогуляться по саду. Она умела понравиться, а я не ожидал с ее стороны коварства, к тому же наивно полагал, что уже знаю и умею все. В тенистой аллее тетя Мелинда вдруг упала передо мной на колени и призналась в любви. Я был, в сущности, таким еще ребенком, и внимание взрослой, по моим тогдашним меркам, женщины, конечно, казалось лестным. Но в то же время я не мог ей поверить, и не хватало опыта, чтобы разрешить ситуацию без обиды для обеих сторон. В конце концов Мелинда вскочила на ноги, фыркая, как рассерженная кошка, рассыпая вокруг себя искры гнева, и воскликнула: 'Так ты не хочешь, чтобы я стала твоей королевой?! Посмотрим, сможет ли кто-нибудь полюбить... кабана!' Она взмахнула руками и наложила на меня страшное заклятие, прежде, чем я сумел предпринять хоть что-то для своей защиты. Самостоятельно избавиться от проклятья я не мог, а отец не знал, где меня искать — люди Мелинды увели поросенка как можно дальше и продали на базаре первому же покупателю.

Антоний сделал паузу, воскрешая в памяти воспоминания о минувшем, и продолжил:

— К счастью, я попал не к простому фермеру, а на королевский скотный двор. Условия содержания не в пример лучше, а Ваша мама, — принц учтиво наклонил голову в сторону Сапфиры, — необычайно проницательная женщина! Не думаю, что она догадалась, в чем тут дело, но явно поняла, что без колдовства не обошлось. Только ее заступничество и покровительство несколько раз спасало меня от ножа дворцового повара. И все же именно там мне нанесли самую страшную рану...

— Тебя обидели?! — так и подскочила на месте принцесса. — Сильно? Куда тебя ударили? Кто посмел?!

Наташа понимающе опустила глаза в свою тарелку, Вася все-таки поперхнулся и закашлялся, а Антоний грустно вздохнул:

— Одна маленькая девочка нанесла мне глубокую незаживающую рану прямо в сердце. И это было мучительнее всего, хуже даже, чем страх закончить жизнь на пиршественном столе. Королевский мясник знает свое дело — один удар в нужное место — ни крови, ни боли... А любовь убивала меня каждый день. На что мог надеяться бедный кабан сверх того, что ему удастся посмотреть на то, как она играет с подругами во дворе сквозь щель в заборе? Ведь условием моего обратного превращения был поцелуй девушки, подаренный ею совершенно добровольно, от чистого сердца.

— То есть номер 'поцелуй меня в благодарность за то-то и то-то' не прошел бы? — уточнила Наташа.

— Поцелуй должен был быть подсказан любящим сердцем... Да и как я мог ставить условия, не в силах сказать ни единого слова?

— Написать копытом...

Антоний наморщил лоб:

— Признаться, такой выход мне в голову не приходил... Можно было бы рассказать свою историю королеве — невозможность общаться с другими людьми поначалу очень угнетала. Но королева и без слов о многом догадалась сама — я понял это, когда она появилась в дверях свинарника, ведя за руку свою бледную испуганную дочь.

Сапфира нахмурилась — коронованным особам не по вкусу, когда напоминают о проявленной ими слабости:

— Ну, раз уж Вы все равно направляетесь в Зорк, чтобы припасть к стопам столь поразившей Вас особы, — нахмурившись и сразу же став жутко официальной, сказала она, — то вполне могли бы взять на себя труд доставить меня в отчий дом. Жених ведь вечно ждать не будет... Быть может, как раз в этот момент орды троллей уже штурмуют наш дворец!

— Все-таки ваша склочная родственница ужасно — рик! — сковала, — сыто икнула Наташа. — Вы были очень симпатичным кабаном, и наверняка просто очаровательным поросеночком. Свинарки просто обожают таких тискать и целовать!

— Я же говорил, не пей слишком много! — сердито шикнул на нее один принц, а другой, напротив, кинул взгляд, полный благодарности:

— Увы! Расколдовать меня мог лишь поцелуй той девушки, которую я полюблю! Поэтому я охотно доставлю Вас в отчий дом, но только для того, чтобы тут же просить у родителей Вашей руки. Разобраться же с троллями тому, кто владеет магией, не составит большого труда... Если, конечно, Вы не будете возражать.

— Я согласна! — тут же расцвела Сапфира и, густо покраснев, пояснила: — Вконец распустились, подлые твари, давно пора поставить их на место!

— Может, и нас по дороге подбросите? — вконец обнаглела перебравшая кисло-сладкого напитка Наташа. — На этом пепелище какая уж ночевка, а меж тем дело к вечеру...

Небо действительно окрашивалось в предзакатные розовые цвета.

— Нет ничего проще, — широко улыбнулся счастливый влюбленный. — Вам куда?

— В Старгород, — вмешался принц, после того, как Наташа заплетающимся языком попыталась несколько раз выговорить 'Прврл'. — Если, конечно, Вы не знаете, где находится Первовральск.

— Никогда раньше не слышал о таком, — Антоний озадаченно покачал головой: — Это город или страна?

— Город! — возмутилась такому вопиющему невежеству Наташа. — М-ду пр-чим, пр-вый на Ур... Ур... але! На У-ра-ле!

— Урале — это река? — вконец растерялся принц-волшебник.

— Проводите нас в Старгород, — отрезал Вася. — А уж дальше я с нею сам разберусь!

Все встали из-за стола, кроме Наташи, которую неожиданно одолело центробежное ускорение вращающейся земли, против всех физических законов вдавившее ее в кресло. А затем всемирное тяготение устроило ей встречу с самой зеленой планетой, когда по щелчку пальцев Антония мебель исчезла так же внезапно, как и появилась.

ГЛАВА 21

ВЕРХОМ НА СВИНЬЕ!

Пока старгородский принц поднимал с травы впавшую в философскую задумчивость Наташу, орландский успел наколдовать повозку в виде четырехместной кареты-кабриолета с открытым верхом, расписанной, как пасхальное яичко или палехская шкатулка. В упряжке рыли копытами землю шестеро симпатичных поросят с бантиками.

— Ах, какая прелесть! — всплеснула руками Сапфира.

Антоний галантно подсадил в возок сперва одну даму, а затем и другую.

— Поедем с ветерком, — подмигнул он второму принцу. — На сквознячке ее быстренько обдует и приведет в чувство.

Заняв свое место, Наташа преисполнилась гордости: наверняка еще никакая девчонка из их класса а, может быть, и всей школы, не общалась накоротке сразу с двумя самыми настоящими принцами, причем вживую! Впрочем, судя по всему, тут только русскоязычных царств, королевств и прочих герцогств никак не меньше десятка, и учитывая патриархальный обычай многодетности, можно сделать вывод, что случайно встретить на улице или в глухом лесу, в крайнем случае — на заброшенном кладбище или в лагере революционно настроенных повстанцев какого-нибудь принца тут можно гораздо чаще, чем бродячую собаку. И все равно...

Если сперва она рассчитывала воспользоваться предстоящей поездкой для того, чтобы поспать — девочку ощутимо клонило в сон, — то после того, как свиньи мягко оттолкнулись от земли и взмыли в небо, увлекая за собой повозку, об этом можно было забыть. Внизу темно-синим морем волновались верхушки густо растущих сосен, промелькивали полянки, опушки, заброшенные деревеньки, проблескивала речка... Пейзаж не нагонял скуку, напротив, Наташа почувствовала, как ее буквально распирает вполне соответствующая случаю песня:

Верхом на свинье!

Над лесом, рекой —

Потерян навсегда покой!

Сперва она напевала вполголоса, опасаясь, что идущие от самого сердца слова могут счесть кощунственными, и выбросить незадачливого певца из повозки на полном ходу. Но, на удивление, все отнеслись к ее порыву благосклонно и даже начали подпевать следующему куплету. А по второму кругу песня разносилась над лесами и полями уже в исполнении дружного квартета. Упряжные свинки подхрюкивали в разной тональности, с успехом заменяя музыкальное сопровождение:

Возьми мое сердце, —

многозначительно поглядывая на зарумянившуюся Сапфиру, чувствительным голосом выводил Антоний:

Храни, вспоминай обо мне.

Поверь мне, что все не напрасно

Верхом на свинье!

— Какая хорошая песня! — восторженным голосом мультяшного львенка, подкрадывавшегося к черепахе, заметила принцесса: — Когда менестрели будут складывать баллады о наших приключениях, туда непременно включат эти слова!

Еще один мир благоговейно склонил голову перед творческим гением Найка Борзова... Наташе в очередной раз страстно захотелось вернуться домой!

Поездка с ветерком и впрямь выветрила хмель из ее головы — выходя из повозки, благополучно опустившейся на твердую землю, Наташа уже не шаталась. Однако Вася, до конца решив остаться галантным кавалером, помог ей выбраться наружу, причем так осторожно, как будто девочка в любой момент могла рассыпаться на кусочки.

— Держи, — принц Антоний подал ей объемистый сверток, в котором Наташа с удивлением узнала свою сумку, где лежали аккуратно сложенные юбка и балахон, пожертвованные на веревки — чистенькие, без оборванных краев, точно такие, какими она получила их от Вольфа.

— Спасибо, — она прижала к груди сумку, вытирая ее уголком непрошенную слезу. Однако Антоний все еще не был совершенно доволен:

— Ах, да, не можешь же ты идти в город в таком виде, — критически заметил он, с недовольным выражением лица оглядывая ее с головы до ног: — Еще примут за ведьму!

После этой провокационной фразы волшебник щелкнул пальцами и, не дожидаясь повторных томительных изъявлений благодарности, отправил свиней в полет. Вася помахал вслед, выкрикивая слова прощания и предлагая заходить еще, а Наташа вдруг почувствовала, что начинает задыхаться — точно какая-то неведомая сила сдавила ребра, не давая сделать новый вдох. Несколько томительных секунд она прощалась с жизнью, до тех пор, когда руки, инстинктивно потянувшись к груди, вместо джинсовой курточки наткнулись на нечто иное.

Обхватив свою талию двумя пальцами, Наташа наконец-то догадалась: 'Чертов корсет!' Вместо привычной широкой футболки и свободного джинсового костюмчика она была затянута в нарядное платье с пышной юбкой и туго затянутым жестким корсетом, уподобляющее ее фигуру перевернутой рюмке. Начиная от выреза глубокого декольте, все платьице было густо задрапировано воланами и оборочками. Приноровившись к невозможности сделать глубокий вдох, Наташа покрутилась на месте, пытаясь представить, как выглядит со стороны, и пришла к выводу, что похожа на праздничный торт.

'Куда же подевались курточка и джинсы?' — пронеслась в голове паническая мысль. Вдруг без них возвращение домой окажется невозможным? Ах, нет — вот они, плотно утрамбованы в ту же сумку, но пережившую чудесную метаморфозу: сохраняя привычную форму, она сплошь покрылась рюшками и атласными розочками — под стиль платью. Рядом стояли походные ботинки — вместо них на Наташиных ногах красовались остроносые туфельки на каблуках, с высокой шнуровкой: очевидно, мода учла 'казус Золушки'. Вместе с ботинками тючок одежды получился довольно увесистым, но Наташа отбросила малодушную мысль прикопать его где-нибудь тут же, в иголках и запомнить место, чтобы потом вернуться, и перебросила через плечо длинную лямку.

— Пошли скорее, — торопил ее принц: — Скоро закат, и городские ворота закроются!

— Мне не нужно в город, — Наташа махнула рукой, и едва не потеряла равновесие — тоненькие каблучки оказались ненадежной опорой. — Свою задачу ты выполнил, вернулся домой как раз вовремя, чтобы предотвратить революцию, теперь беги скорее, поставь папочку в известность. А я лучше прямо здесь Вольфа подожду — все равно место, которое мне нужно найти, за городской чертой.

— Вообще-то сегодня новолуние, — с сомнением протянул Вася, бросая взгляд в ту сторону, где за деревьями уже виднелась городская стена. Наташа смысла намека не уловила, да и не собиралась забивать голову разной чепухой, поэтому просто пожала плечами, выбрала себе местечко посуше — не под сосной, чтобы не приклеиться к смоле, и не на муравейнике, — после чего подобрала юбки и села на ставшую такой объемной и упругой сумку.

Видя, что она приняла окончательное решение, и сдвинуть ее с места теперь можно будет только силой, принц вздохнул:

— Что ж, место тут тихое, да и город близко. Надеюсь, что до утра ты не встрянешь в какую-нибудь историю... Но если что — кричи, стражники близко.

— Буду иметь в виду, — пообещала Наташа.

Сделав вид, что поверил ей, принц пошагал к городу, постоянно оглядываясь, пока оставшаяся на поляне девочка-тортик окончательно не пропала из виду.

ГЛАВА 22

ПОГОНЯ ЗА БЕЛЫМ ЗАЙЦЕМ

Закат был прекрасен — пели птички, окружающая природа постепенно окрашивалась в теплые цвета, напоминающие о расплавленной карамели. Обняв ставшие мягкими от нескольких слоев нижних и верхних юбок, почти чужие колени, Наташа бездумно любовалась отходящим ко сну лесом, и сама не заметила, как уснула...

Она наверняка спокойно и безмятежно проспала бы до самого утра, настолько привыкла за время скитаний засыпать в самых неудобных и причудливых положениях, если бы не была разбужена неожиданным и сильным толчком, опрокинувшим сидящую девочку на бок. Запутавшись во взметнувшихся легких юбках, Наташа с трудом поднялась на четвереньки — и встретилась взглядом с крупным зайцем.

— Ой, дружок, ты немного ошибся, — зевая, пробормотала она. — Я не пенек, а человек. Ты меня не боишься?

Заяц молчал, прижимая к спине длинные уши, и Наташа осмелилась, протянув руку, погладить его по спине, как кота. Зверька явно бил озноб — он дрожал, точно сидел на стиральной машине, и испуганно жался к человеческим ногам.

— Ты боишься! — догадалась Наташа. — За тобой кто-то гонится!

Решительным жестом она вытряхнула из невероятно красивой сумки что-то, лежащее сверху, а заяц сам, как будто читая ее мысли, быстро занял освободившееся местечко. Не успела Наташа сесть обратно, прикрыв котомку подолом широкой юбки, как послышался дробный топот, и на полянку выскочили несколько собак, черные даже на фоне ночной тьмы, с горящими угольями красных глаз, а следом за ними из лесу выехал... всадник без головы!

Вернее, головы был лишен его угольно-черный скакун, над обрубком шеи которого поднимались языки голубоватого пламени, напоминающие газовый факел. В отбрасываемый ими мертвенно-бледном свете всадник с конской головой на плечах выглядел особенно жутко, под взглядом его сияющих белым светом глаз Наташа почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

— Не пробегал ли через полянку белый заяц... леди? — добавил всадник, очевидно, разглядев понтовый Наташин прикид 'под принцессу'. Говорила не конская голова, только сверкающая глазами и время от времени выпускающая из ноздрей клубы пламени пополам с дымом, а человеческая, зажатая у всадника под мышкой. От всех этих перестановок у девочки закружилась ее собственна голова, так что единственное, на что она оказалась способна, это протянуть с вопросительной интонацией:

— Э-э-э?..

Конь рыл землю копытом, собаки нетерпеливо повизгивали, окружив смертельно перепуганную Наташу, а всадник терпеливо повторил свой вопрос:

— Не видели ли вы здесь случайно белого зайца, леди?

— Зайца? Э-э-э... — вновь протянула Наташа и, собравшись с духом, отрезала: — Нет, не видела. С самого заката никто тут не пробегал. Только птички пролетали.

Собаки яростно втягивали ноздрями воздух около ее ног, заяц в сумке принялся дрожать так сильно, что казалось, будто юбку раздувает невесть откуда налетевший ветер.

— А что Вы делаете в это время в лесу одна? — подозрительно поинтересовался кавалерист. Его свободная от держания головы рука пробежала по рукояти свисающего с пояса длинного меча, мерцающего в свете звезд, и от этого жуткого зрелища в Наташе вдруг проснулся дар красноречия.

Вспомнив истории о благородных разбойниках, которыми с таким увлечением всю дорогу до кладбища потчевал ее принц, девочка экспромтом сообразила нечто не менее правдоподобное, ни разу не запнувшись и не запутавшись в количестве сопровождающей карету стражи и напавших на нее разбойников. Ей оставили жизнь, но не лошадь, и не привыкшая путешествовать пешком, да еще на каблуках (окончательно расхрабрившаяся или обнаглевшая Наташа задрала край юбки, демонстрируя неудобную обувку) она, конечно, моментально сбилась с дороги и заблудилась. В конце концов, лишь с заходом солнца ограбленная бессовестными бандитами и брошенная в густом лесу несчастная девочка благородного происхождения подошла к воротам этого вот города, о котором не знает совсем ничего, даже названия, и теперь, сидя на полянке, смиренно ждет, когда с наступлением утра откроются ворота...

Похоже, всадник поверил рассказу. Во всяком случае, руку с оружия убрал, и миролюбиво поинтересовался:

— Вы не боитесь: ночью, в лесу, совсем одна?

— Знаете, — совершенно искренне ответила Наташа, — не боялась, пока Вас не увидела...

— Понимаю, — грустно вздохнул всадник.

Так много было в этом вздохе: и неизбывная печаль какого-то большого горя, и жестокое разочарование в жизни, и остро переживаемое страдание одиночества, что Наташе даже стало его жалко. Но, прежде чем она открыла рот, чтобы подбодрить всадника, сказать, что не все в жизни так ужасно, есть и светлые стороны, как его конь резко развернулся и помчался прочь с поляны. Следом, разочарованно завывая, неслись адские ищейки...

Подняв лицо к небу, усыпанному яркими светлячками звезд, девочка возблагодарила его за моду, напялившую на женщин этого мира длинные широкие юбки, которые путались в ногах и мешали ходить — зато позволяли спрятать не только маленького зайчика, но и слоненка. Вознеся свою короткую молитву без слов, она достала спрятанную сумку и распахнула горловину:

— За эти десять минут я постарела, наверное, на все десять лет. И кто только придумал на живых людей таких чудищ натравливать! Интересно, головами они случайно поменялись, или так и было задумано?

— Ох, и не говорите! — вместо зайчика из сумки, отряхивая с мотыльковых крылышек блестящую пыль, вынырнула миниатюрная, меньше кошки, женщина, и повисла в воздухе, слегка покачиваясь вверх-вниз, как поплавок на неспокойной глади воды. Пропорций она была самых непотопляемых: широкое оборчатое платье делало ее фигуру почти шарообразной.

Отпрянув от неожиданности, Наташа не удержала равновесия и опрокинулась на спину, но быстро вновь приняла сидячее положение. Похоже, понемногу начала привыкать к чудесам — наибольшее впечатление на нее произвела не необычность, а внезапность и неожиданность события.

— Вы — волшебница! — отряхнув со спины налипший мусор, тут же определила Наташа.

— Я фея, — поправила ее колышущаяся фигурка.

— Э-э-э... Очень приятно, — пробормотала девочка. Колебания собеседника в пространстве заставляли ее ощутить приступ морской болезни. Приятное впечатление от встречи грозило быть вконец испорчено, но, к счастью, окрыленная фея отлетела к соседнему бугорку и опустилась на землю, не примяв ни травинки.

— Крылья не держат, — смущенно призналась она. — Отъелась на заячьих харчах...

— А что это Вы, — Наташа попыталась руками изобразить нечто, наводящее на мысль о скачущей блохе: — Развлекаетесь, охотничков дразните?

— Отнюдь, — феечка подвернула платье и присела на холмик, так что теперь они оказались как бы 'на одном уровне': — Все дело в наложенных на меня сильных чарах. Давным-давно я совершила одну неосторожную глупость — слово не воробей! Чем сильно прогневила... одно очень могущественное и влиятельное лицо. И теперь в образе зайца осуждена была вечно убегать от вечно преследующего загонщика, спастись от которого можно, лишь каким-то образом оказавшись позади. Не думала, что в ближайшую пару сотен лет отыщется смельчак, который не испугается сокрыть меня от огненного взгляда адского охотника!

— А он... кто такой? — невольно вздрогнула Наташа, вспоминая колоритного всадника.

— Демон, тоже зачарованный за какую-то провинность, — безразлично махнула рукой фея. — Не знаю, что он должен сделать, чтобы получить искупление, но если поймать меня — видно, придется еще какое-то время поносить голову под мышкой! — она хихикнула, осыпав холмик сверкающей пыльцой с крылышек. — Однако, скоро полночь, колдовская сила моя пойдет на убыль, а я так ничем еще и не отблагодарила свою спасительницу! — фея взволнованно вскочила на ноги и взмыла в воздух: — Возрадуйся, селянка, ибо отныне все твои наседки будут нести по два яйца сразу, твои коровы будут доиться круглый год, а твой муж никогда не победит тебя в споре!

Девочка хихикнула:

— Я не селянка! К тому же пока не замужем!

Фея прищурилась и, кажется, смутилась:

— Ох, прости, пожалуйста, стандартная формула. Отвыкла за эти годы от нормальных человеческих пропорций... что ж, — она сделала торжественную паузу: — Проси, чего хочешь!

Наташе не надо было долго раздумывать над заветным желанием:

— Вернуться домой! — тут же воскликнула она.

Расправив крылья, маленькая женщина взмыла над холмом и подлетела к сидящей девочке:

— Так, пространственное перемещение... хм-хм... не из легких, — бормотала себе под нос фея, нарезая круги округ Наташиной головы, точно маленький вертолет вокруг статуи Свободы. Вернувшись на землю, она не выглядела особенно довольной — даже опустила крылья, прижав их к спине на манер плаща или накидки:

— Увы, я не узнаю места. Похоже, оно находится слишком далеко, и всех моих сил может не хватить на это возвращение. Быть может, ты мечтаешь о чем-то еще — новом платье, туфельках? — и совсем уж неуверенно добавила: — Ну, выйдешь же ты когда-нибудь и замуж?..

— У меня и так все новое, — пригорюнилась Наташа. — А если я вдруг соберусь замуж, то только за такого, который не будет со мной спорить.

Фея лукаво прищурилась, как бы говоря: ах, все так говорят, а потом... но вслух ничего не сказала. Надежда на благополучное разрешение ситуации рухнула, погребая под своими обломками самое желание жить. Почувствовав, как ею начинает овладевать черная меланхолия, Наташа горестно вздохнула, уткнувшись носом в подтянутые к подбородку колени.

— Но могу дать совет! — спасенная вновь затрепетала, овевая девочку сладко пахнущим ветерком, пропитанным ароматом ночных цветов: — Ты движешься в правильном направлении!

Может быть, фея применила при этом свое волшебство, но Наташа сразу почувствовала себя лучше, на душе полегчало, и она даже нашла в себе силы, чтобы улыбнуться:

— Спасибо! Тем более, что до сих пор я только и делала, что металась из стороны в сторону — какое же из оставленных мной направлений было правильным?

— Последнее! — горячо заверила ее фея. — Придерживайся его, и в конце концов непременно достигнешь цели — так говорит мне мое волшебное чутье... Придумала! — Вдруг взвизгнула она, так что Наташа т неожиданности подскочила на месте: — Это тебе сразу настроение подымет! — спасенная волшебница взмахнула в воздухе рукой, оставляющей за собой след из огненных искр, точно хвост маленькой кометы, и подмигнула Наташе: — Ну, спасибо тебе за помощь, желаю удачи в поисках, и — прощай!

— Спа... кх, кх! — попыталась попрощаться ошеломленная, не заметившая ни в себе, ни в окружающем никаких перемен Наташа, но неожиданно поперхнулась. Выплюнув на колени огромный, слегка помятый цветок пиона, она призадумалась: что это — знамение, чудо или проклятие, к которым она уже начал потихоньку привыкать и была внутренне готова?

Какое-то время и несколько экспериментов понадобились для того, чтобы определить: с каждым сказанным словом у нее во рту будет появляться цветок, всегда другой, или хотя бы иного цвета. В сказках — традиционный способ благодарности волшебных существ по отношению к бедным сироткам, которые, спасаясь от злых мачех, бегут в густой лес, где непременно нарываются на новые приключения, заканчивающиеся непременной победой добрых сил и подарком победившей стороны помощнику. Часто наряду с цветами в сказках фигурировали драгоценные камни, и сиротка тут же становилась королевой при каком-нибудь находчивом и запасливом короле, обожающем дни напролет слушать ее 'милый щебет'...

Читая в какой-нибудь сказке 'слово скажет — цветок падает', Наташа всегда представляла себе процесс как-то иначе. Скажем, вырывающееся изо рта дыхание сгущается, и цветок, касаясь ее губ нежными лепестками, падает на пол — или в ловко подставленный подол. На деле же цветочные головки на коротких стебельках так и норовили попасть в горло или завязнуть в зубах, и хорошо еще, когда это не была шипастая роза...

ГЛАВА 23

ВОЛЬФРАМ!

В конце концов, больно прикусив язык, она прекратила бесплодные эксперименты. Похоже, выход тут один — растягивай слова да пошире разевай рот, чтобы не быть застигнутой врасплох. А еще лучше — молчи в тряпочку... К сожалению, не удастся — надо искать оборотня.

Отойдя подальше в лес — а то как бы, действительно, городская стража не услышала да не бросилась бы на выручку, — Наташа приняла внушительную позу: ноги на ширине плеч, руки в стороны, подбородок вверх, и как могла громко позвала:

— Во-о-ольф!

Выждав пару контрольных минут, переступила с ноги на ногу, отвела руки назад и позвала еще раз:

— Во-о-ольф!

Получилось очень протяжно и жалобно — ну, ни дать, ни взять, маленькая девочка, попавшая в беду! Да и как-то слишком уж фамильярно — а ведь волк говорил, как его зовут полным именем. Вольф... Вольф...

— Вольфрам! — дурным голосом взвыла Наташа, едва не подавившись чем-то колючим. Сплюнув на ладонь лиловую шишку репейника, она аж зубами скрипнула — придраться не к чему, цветок, но до чего же неудобоваримый!

— Если не помнишь имени целиком, то хотя бы не искажай, а так и говори — Вольф, — раздался совсем ярдом укоризненный голос, и из темноты на залитую звездным светом полянку выступил старинный знакомец — пожилой оборотень. — Я, слава богу, не Вольфрам, а Вольфганг!

— Прости, — в знак извинения и примирения Наташа протянула ему веточку мимозы. Одно неоспоримое достоинство было и у этого цветоглотания — заставляло хорошенько подумать, прежде чем что-то сказать, и вместо трех слов ограничиться одним. Волшебнице, попавшей в переплет, по ее собственным словам, из-за длинного языка, такой подарок должен был казаться бесценным.

Мобилизовав умственные усилия, Наташа вооружилась терпением, и как могла кратко, буквально в двух словах обрисовала свою просьбу: превратиться в волка, по следу найти место, где произошло ее перемещение в этот мир и, возможно, там она сможет вернуться домой. Оборотень смущенно прокашлялся, сжимая в ладонях букет цветов, о которых в здешних широтах, вероятно, никогда и не слыхали — Наташа, во всяком случае, никогда таких не видела, прежде чем они материализовались у нее за щекой:

— Так-то оно так, идея, быть может, и неплохая, — Вольф поднял глаза к усыпанному звездным горохом небу, — да только превращаться в волка я могу лишь в лунные ночи. И нюх у волков, прямо скажем, не шибко хороший, они добычу не столько выслеживают, сколько загоняют. Тут тебе больше пригодилась бы ищейка.

— Где же ее достать? — Наташа чуть не плакала, видя, как рушатся ее надежды. — Целый месяц я тоже ждать не могу, того гляди, дождь пойдет, и все следы смоет!

Не найдя другого применения сыплющимся на него букетам, Вольф принялся споро и ловко плести из цветов венки:

— Даже не знаю, — печально вздохнул он. — В две головы тут не решишь, надо бы еще кое с кем посоветоваться. И лучше всего для этого нам вернуться в город. Кстати, там тебя давно ждут...

— Кто? — двинувшись было следом за Вольфом, девочка остановилась как вкопанная, отбросив в сторону надкусанную настурцию. — Неужели стражники узнали, что я вернулась, и хотят окончательно разделаться с ведьмой? Или Денис с Властой добрались сюда быстрее, чем мы рассчитывали? Ундина!

— Вижу, ты не теряла даром времени, обзаводясь друзьями, — улыбнулся оборотень, вплетая в венок крупную кувшинку. — Нет, там кое-кто, кого ты непременно рада будешь увидеть!

Наташа не торопилась, оставив опасения, смело последовать прямиком в ловушку. Кто, черт возьми, успел ее опередить?! Мысленно она перебирала всех, с кем сталкивала ее судьба с тех пор, как она проснулась в молочно-белом тумане, и не могла припомнить никого, с кем хотела бы встретиться еще раз. С Денисом и Властой — в первую очередь, из-за обмана и побега, с Ундиной или с Ульрикой — из-за втягивания русалок в не касающийся их политический конфликт...

Заметив, что девочка отстала, Вольф вернулся и, нахлобучив ей на макушку тяжелый венок, отобрал сумку с одеждой и ботинки:

— Пошли быстрее, пока стража не сменилась, — поторопил он.

Несколько раз глубоко вздохнув, Наташа взяла себя в руки и на подкашивающихся ногах двинулась следом. Выбора все равно нет, да и фея сказала, что она идет правильной дорогой... но, быть может, в противоположную сторону?

Довольно долго она вслепую шагала вслед за оборотнем, похоже, и в человеческой ипостаси видящим в темноте не хуже, чем днем. Прямиком через лес, напролом продираясь сквозь густые колючие кусты, даже не пытаясь сориентироваться в сторонах света и понять, куда же именно они идут. Однако, неожиданно миновав последний ряд деревьев, и оказавшись на берегу реки, Наташа тут же узнала место и непроизвольно вздрогнула — связанные с ним воспоминания никак нельзя было назвать приятными.

Не обращая внимания на усиливающееся паническое состояние своей спутницы, Вольф поднес ко рту сложенные ковшиком руки, и трижды глухо ухнул филином. В ответ с крепостной стены отозвалась кукушка, и оборотень, удовлетворенно кивнув, подошел к раскидистому ивовому кусту, растущему у самой воды. Потянув за незаметную в темноте веревку, он вывел из-под низко нависающих густых ветвей небольшую лодочку-плоскодонку.

— Мы что, будем переправляться на другой берег? — не удержалась от лишнего вопроса Наташа, за что и была наказана скромным букетом из васильков, незабудок, ромашки, чертополоха и еще каких-то полевых цветов.

— Увидишь, — загадочно усмехнулся оборотень и, дождавшись, пока 'попавшая в беду маленькая девочка' с опаской ступит в лодку, бесшумно оттолкнулся от берега длинным шестом. Подведя лодочку к самой решетке, преграждающей реке путь в город, он 'застопорил машину' и бросил якорь — тяжелый камень, обвязанный веревкой.

Донельзя заинтригованная, Наташа с интересом ждала, что же будет дальше — надавив на секретный камень, известный контрабандистам, Вольф уберет решетку целиком, или же только вытащит один прут, заботливо подпиленный кукующим сообщником? Но дождалась совсем другого — со свистом рассекая воздух, сверху упал какой-то крупный предмет расплывчатых очертаний, и ушел под воду буквально в нескольких сантиметрах от носа лодки.

— Какая точность, — то ли одобрительно, то ли насмешливо заметил Вольф. Непонятно, кому адресовалась похвала — ему самому, удачно поставившему лодку, или неизвестному метателю.

Ухватившись за привязанную к грузу веревку, оборотень с видимым усилием поднял и втащил в лодку камень раза в четыре побольше их якоря. У Наташи похолодело внутри, когда она представила, что было бы, если бы этот 'снаряд' попал в цель — лодку просто разнесло бы на кусочки, а на повторную помощь русалок не стоило и рассчитывать.

Меж тем Вольф размотал мокрую веревку и подманил девочку поближе:

— Вот в эту большую петлю ставишь ноги, в эту, поменьше, просовываешь руки, и крепко держишься, — объяснил он. — Ну как, удобно? Не отцепишься, если неожиданно тряхнет?

Наташа неопределенно пожала плечами, но ее формального согласия уже никто не ждал — после троекратного подергивания веревка вдруг натянулась, как струна, и рванула вверх с такой скоростью, что у вцепившейся в нее девочки заложило уши и потемнело в глазах. Но это были сущие пустяки по сравнению с торможением: подъем прекратился так же стремительно резко, как и начался, Наташа в виде физического тела подчинилась сперва закону инерции, а затем — всемирного тяготения. В результате тряхнуло с такой силой, что если бы не предусмотрительность Вольфа, собственноручно обмотавшего ее запястья двумя витками сделанной на веревке петли, она вновь совершила бы столь запомнившийся ей 'полет ведьмы' с той же самой стены в ту же реку. Впрочем, сейчас она уже не была так уверена, что хуже этого с ней ничего не могло случиться — Наташа твердо решила, что лучше десять раз спрыгнет в реку со связанными за спиной руками, чем еще раз поднимется на этом 'лифте'.

— Лебедку построили для поднятия с барж товаров, а не пассажиров, — извиняющимся тоном объяснил Вася, помогая стучащей зубами девочке выпутаться из веревок и спуститься на твердую, внушающую уверенность поверхность городской стены. Только непослушные ноги отказывались поддерживать тело в вертикальном положении и, коварно подогнулись, едва коснувшись грубо обработанных каменных глыб.

Оставив ее сидеть, вздрагивая, в обнимку с сумкой, судорожно прижимающую к груди букетик цветов — как только не выронила! — Вася вернулся к лебедке, с трудом подкатил здоровенный булыжник, обмотал веревкой и сбросил вниз. Последовавшие за этим громкий треск и оглушительный бульк показали, что на этот раз бросок оказался менее удачным. Хотя промокший до ниточки Вольф, через несколько секунд после поворота рычага лебедки уже раскачивающийся над стеной, придерживался оптимистической точки зрения:

— Зато теперь не надо ломать голову, как избавиться от лодки! — Радостно заявил он, вымученно улыбаясь сквозь благородную зелень лица и судорожно сглатывая. Судя по неровной походке, ему стоило больших усилий не последовать Наташиному примеру и остаться на ногах.

ГЛАВА 24

СТАРЫЙ ДВОРЕЦ

Сильное впечатление от оригинального способа подъема несколько смазало неожиданность и необычность встречи со старым спутником — не получив ожидаемой бурной реакции, принц разочарованно нахмурился:

— Я ночью убегаю из-под охраны, торчу здесь, продуваемый всеми ветрами, — с претензией начал он, — чувствую себя, как минимум, контрабандистом или даже государственным преступником, участвующим в каком-то заговоре. А они вовсе не торопятся — собирают цветочки, устраивают русалии!

— Хотите, я и Вам веночек сплету, Ваше Высочество? — предложил Вольф. Он говорил, задрав подбородок к небу, чтобы согнать со щек пошлую зелень: — Только заставьте сначала ее что-нибудь сказать!

Наташа отрицательно покачала головой. Просящиеся на язык крепкие и выразительные словечки, которые девочке ее возраста знать и не полагается, грозили обернуться как минимум цветущим кактусом в полном комплекте: с колючками, корнями и комком земли в глиняном горшке — так просто не отплюешься. Поняв, что в таком состоянии толку от нее все равно не добьешься, друзья не стали усугублять, а благоразумно оставили девочку в покое — только рывком поставили на ноги и, придерживая за локти с обеих сторон, повели вниз со стены по внутренней лестнице. Стоящий у последней ступеньки тревожно озирающийся стражник получил сладкозвучно звенящий мешочек в обмен на горящий факел, и пропустил их в город.

Темные, безлюдные улицы в неровном свете, отбрасываемом комком горящей пакли на длинной палке, казалось, стали еще уже — во всяком случае, гораздо страшнее, чем днем. Следуя за своими провожатыми, Наташа невольно старалась держаться середины дороги — в скапливающихся под стенами домов смоляных тенях ей чудилась притаившаяся опасность.

— Уф, наконец-то, — с облегчением выдохнул принц. Похоже, его тоже терзала какая-то тревога. — Большое спасибо за помощь, де-Вольф!

— Огромное! — добавила Наташа, протягивая оборотню розу без шипов.

— Да что там, — смутился Вольф. — Я ведь ничем и не помог. Но вот что мне пришло в голову — помнишь ту историю, когда невесту старшего принца с собаками искали по потерянному тапку? Думается мне, что тебе стоит искать помощи на королевской псарне.

— Что еще за новая идея? — заинтересовался принц, пристраиваясь на бортике обезвоженного фонтана, в темноте напоминающего чудовищного осьминога, застывшего в момент атаки. — И что это у тебя такое? — он помахал рукой перед лицом, очевидно, имея в виду таинственное появление цветка.

Сбивчиво и малопонятно, торопливо глотая слова и цветы, Наташа рассказала о жутком приключении со всадником с головой и феей, утверждающей, что она движется в правильном направлении. А затем высказала свою идею о дыре в пространстве, которая, возможно, еще не закрылась, и чтобы вернуться домой ей нужно лишь найти место, в котором состоялся первый переход — то есть ту поляну в лесу, на которой она однажды проснулась одна-одинешенька.

— Ага, так вот для чего тебе был нужен Вольф! — непонятно чему обрадовался Вася. — Но ведь сегодня новолуние!

— Я заметила, — скромно сказала Наташа, добавляя еще пару цветков в венок, который уже ловко выплетали умелые пальцы Вольфа.

— Понятно, для того и собака, — продолжал дедуцировать принц. — Ну, тогда мы действительно идем нужной дорогой!

С этими словами он соскочил с бортика и пересек площадь наискосок. Факел в его руках высветил нижние ступеньки лестницы, украшенной, наверное, самыми жуткими мордами, какие только можно высечь из камня. Приняв их в неровном свете пляшущего пламени за живых чудовищ, Наташа взвизгнула:

— Что это?!

— Прежняя королевская резиденция, — вполголоса ответил принц. — Когда я был маленьким мальчиком, сам этих образин до ужаса боялся.

— Удачи вам, — напутствовал их Вольф, передавая Наташе готовый венок. Не долго думая, она нахлобучила его на голову принцу — и без того руки заняты. Передав ей плюющийся искрами факел, он достал из кармана своей новой синей курточки (на этот раз с серебряными пуговицами) поистине исполинский ключ, вставил в замочную скважину соответствующих размеров и повис на нем всем телом. После нескольких минут ожидания и приложения нечеловеческих усилий замок щелкнул так громко, что Наташа невольно вздрогнула — ей показалось, что сломался неподатливый ключ, или же по ним начали стрелять бдительные соседи, приняв за взломщиков. Дверь с протестующим скрипом подалась внутрь.

— Это еще что, — заметил Вася, отирая покрывшийся испариной лоб. — Как я намучился, когда выходил! Сейчас-то замок уже разработался. А парадную дверь, говорят, могли открыть только пять человек разом, ключ я даже поднять бы не смог!

Затаив дыхание и выставив перед собой полыхающий факел, Наташа осторожно шагнула внутрь. Коридоры старого дворца поражали великолепием: высотой в три человеческих роста, до середины отделанные резными деревянными панелями, рисунки на которых, казалось, можно разглядывать часами, как увлекательные комиксы, с подставками для факелов, каждая из которых представляла собой шедевр кузнечного искусства и вписывалась в общую картину — то это была ветвь дерева, то человеческая рука, то летящая птица... Звуки шагов скрадывал толстый ковер непонятного цвета, покрытый толстым слоем пыли; лежала она и в углублениях резных картин, и в трещинах камней, и даже, казалось, сам воздух был пропитан висящей в нем пылью.

— Здесь кто-нибудь живет? — шепотом спросила Наташа. Говорить в полный голос в этом храме тишины казалось настоящим кощунством. Ее спутник покачал головой:

— Уже давно... раньше на страну часто нападали, столицу брали в осаду, вот дворец и построили с таким расчетом, чтобы ворвавшийся в город враг долго плутал по узким улочкам, которые легче и оборонять. Но уже много лет жизнь течет по мирному руслу, а в лабиринтах улиц стали путаться разве что иностранные дипломатические посольства, вот и был построен новый дворец, с более удобными подступами. На всякий случай со старым его соединяет секретный подземный ход, которым мы и воспользуемся, чтобы попасть на королевскую псарню...

С этими словами он подпрыгнул и повис на факельном креплении, выполненном в виде руки закованного в латы рыцаря. По замыслу автора картины факелом он должен был освещать дорогу, свободной же рукой махал сбившимся в кучу людям с перепуганными лицами, призывая их следовать за собой.

Вася раскачивался на руке, пиная ногами воздух, но заржавевший за годы вынужденного простоя механизм заклинило. Спустив с плеча сумку и поставив в серую пыль ботинки, Наташа вертикально укрепила в высоком голенище факел, после чего подпрыгнула и вцепилась в рыцарское предплечье. Под их объединенным напором рычаг поддался.

С жутчайшим скрипом и скрежетом резная панель отъехала в сторону, и поднявшийся сквозняк погнал по занявшемуся от упавшего факела ковру язычки пламени... Спрыгнув вниз, принц быстро затоптал их, препятствуя дальнейшему распространению пожара, а Наташа огорченно закусила губу. Надо же, как неловко получилось — теперь вот и ковер испорчен. А всего-то и надо было положить факел на пол, поближе к стене, где не было ковра — кроме, разумеется, слоя пыли.

Дальше принц уже понес факел сам — очевидно, больше не доверял, — и у следующей двери, где надо было одновременно повернуть ключ и нажать на ручку (иначе срабатывала тугая пружина и запирающий язычок вновь уходил в паз двери) им пришлось повозиться. За тяжелой створкой продолжался коридор, выложенный неровно обтесанными четырехугольными булыжниками разного размера, хорошо подогнанными друг к другу. У самой двери, поджав под себя босые ноги, в кругу света, отбрасываемого масляным фонарем, прямо на голом полу сидела чумазая девчонка лет десяти, одетая примерно так же, как и остальные женщины, виденные Наташей на городских улицах, только одежда ее была не благородного серого цвета небеленого полотна, а черная — от грязи. При виде принца со спутницей она молча поднялась на ноги и, держа в высоко поднятой руке тяжелый фонарь, невозмутимо и уверенно пошагала вперед.

В свете сразу двух мерцающих языков пламени — лампы и факела, — Наташе казалось, что их тени на темных серых стенах живут своей собственной жизнью, сталкиваются и танцуют, атакуют и пугают. Порой она даже готова была поклясться, что их становится больше, как будто из складок и трещин навстречу пришельцам выползают старые, исконные обитатели коридора.

Сам коридор, сперва чинно и благовоспитанно идущий по прямой, вдруг принялся выписывать замысловатые коленца: он резко заворачивал, вдруг принимался метаться туда-сюда, раздваиваться и расстраиваться. К нему примыкали боковые ответвления, пол внезапно менял угол наклона, и их скудно освещенная процессия поднималась или опускалась вместе с ним. Наташа не знала, куда они идут, но чувствовала, что если внезапно возникнет необходимость повернуть назад, она никогда не доберется до той двери, через которую вошла, не найдет выхода их этого лабиринта — еще одной ловушки для гипотетических врагов, проявления средневековой паранойи.

— Как только ты не боишься здесь заблудиться, — не выдержала она, обернувшись к принцу.

— Именно поэтому мы и взяли с собой проводника, — пояснил он, кивая в сторону еле-еле различимой в темноте черной фигуры, маячащей впереди. Тусклый масляный фонарь не столько освещал дорогу, сколько позволял им не терять из виду шагающую впереди девочку.

— Местный диггер? — Наташа с уважением покосилась на щуплую фигурку. Принц вряд ли знал значение этого слова, но все же возразил:

— Нет, она на кухне работает.

— Поварихой? — Наташа содрогнулась. Ну и чистота, должно быть, царит на кухне, где работают такие замарашки! Даже если девчонка просто судомойка, все равно — есть из тарелок, к которым прикасались такими грязными руками — бр-р-р!

— Это заслонщица, — не догадываясь о бурлящих в ее душе чувствах, равнодушно бросил принц.

— И кого же она заслоняет?

— Печные заслонки. Золу вычищает, печи с утра растапливает, что-то в этом роде.

Наташа новыми глазами посмотрела на настоящую Золушку:

— О-о-о!

Междометие, для разнообразия, превратилось в скромный желтый цветок лютика, но Наташа и его присоединила к собираемому из собственных слов букету — вовсе ни к чему оставлять за собой след, как мальчику с пальчик. Похоже, на нее начала действовать пропитанная ощущением возможной опасности и подозрительностью обстановка.

— А отчего работники кухни ориентируются в этом лабиринте лучше членов королевской семьи?

Она едва не задохнулась, пытаясь произнести эту длинную фразу на одном дыхании, не поперхнувшись ни единым цветком. Принц же в ответ лишь неопределенно пожал плечами и ограничился коротким:

— Воруют...

Коридор, по которому не раз уплывали с дворцовой кухни излишки и разносолы, заканчивался в печи — большой, изразцовой, без плиты. Когда-то ее, видимо, топили, но с тех пор так хорошо отполировали плечами снующей через ее двойное нутро челяди, что об этом можно было только догадываться.

Тут же, перед печью, рядом с главной, все еще теплой плитой, состоялся окончательный расчет с проводником: из кармана принца в протянутую чумазую ладошку перекочевали несколько приятно звенящих и масляно поблескивающих в свете факела кружочков. Чувствуя себя обязанной так же сделать вклад в общее дело, Наташа протянула замарашке собранный во время разговора в коридоре букет.

Равнодушно восприняв передачу денег, при виде цветов девочка вдруг расплылась в широкой счастливой улыбке, особенно белой по контрасту с черными щеками, и все порывалась поклониться в пояс:

— Спасибо! Вот спасибочки!

После чего, бережно прижимая букетик к груди, вприпрыжку куда-то ускакала, оставив свой светильник, так что о направлении можно было догадываться только по шлепанью босых пяток.

В ответ на вопросительный взгляд — Наташе не хотелось провоцировать новое цветоизвержение, — принц лишь снова дернул плечом:

— Может, волшебные цветы ценятся дороже обычных? Или считаются приносящими удачу?

Однако девочку занимало уже другое — напряженно морща лоб, она огляделась, поводя оставленной лампой в разные стороны, и даже заглянула внутрь плиты. Немного золы, припудренные пеплом угли...

— Что-то ищешь?

— А где еда?! — вырвался крик исстрадавшейся души. — Это же кухня!

— Наверное, в погребе или в какой-нибудь кладовке... Ах, голова моя дырявая! — Вася схватился рукой за сердце и торжественно извлек на свет божий из внутреннего кармана новой курточки целое кольцо домашней колбасы и краюшку хлеба. Так вот откуда у него всего за пару часов появилась такая мужественная мускулатура!

— Сытый голодному не товарищ, — сокрушенно повинился он, с удовольствием наблюдая за тем, как жадно Наташа уничтожает припасенную снедь. — Я-то первым делом поел, как домой попал, и для тебя кусочек приберег, да позабыл совсем.

Та без слов промычала что-то согласно-утвердительное, не переставая жевать. Такого мягкого свежего хлеба она не пробовала уже несколько дней, за пазухой у принца он согрелся, и казалось, что кусок отрезали от горячего, только что вынутого из печи каравая. А вот щедро приправленная специями колбаса оказалась суховата, и приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы от нее откусить. Однако Наташе энтузиазма было не занимать, и каждый раз, как она дергала головой, отрывая кусок, сумка на ее плече с привязанными за шнурки ботинками подпрыгивала, так что ботинки, раскачиваясь, поддавали девочку под зад, вытирая грязные подошвы о юбку ее нарядного нового платья.

Вздохнув, принц отобрал у нее сумку и перекинул через собственное плечо, после чего, взяв в одну руку факел, а в другую фонарик, отправился исследовать кухню. Наверное, не часто тут бывал, да еще в почти что полном одиночестве.

Бесшумно, энергично жуя на ходу, Наташа двинулась следом. Она успевала и есть, и крутить головой в разные стороны, с интересом разглядывая кухонные плиты разного размера и высоты, разнокалиберные разделочные столы, громоздкие котлы. Когда Вася, дойдя до входной двери, неожиданно остановился, она с разбегу сильно толкнула его в спину:

— Му-му, — Наташа махнула колбасой, имея в виду: 'Не жди меня, я не отстану, иди дальше', и зажевала мясо каким-то маленьким кисленьким цветочком. Правильно разгадав ее жестикуляцию, принц толкнул тяжелую темную створку.

ГЛАВА 25

В РОЛИ ПРИЗРАКА

Кухня не запиралась, тут даже и замка не было: зачем, ведь и продукты, и дрова хранятся в отдельных помещениях, с очень надежными запорами. Коридор же, в котором они оказались, перешагнув через порог, по сравнению с покинутым темным помещением невероятной высоты казался зажатым между полом и низким потолком, и просто неприлично ярко освещенным. Через каждые несколько шагов из каменных стен торчали кронштейны с чадящими факелами. По сравнению с художественным оформлением коридоров в старом дворце обстановка нового казалась по-спартански простой.

Разглядывать по сторонам было нечего, да и неудобно при той скорости движения, которую избрал впередсмотрящий Вася. Наташа, худо-бедно приноровившись к цветочной напасти, буквально засыпала его вопросами:

— А на псарню мы через дворец попадем, или надо будет снаружи обходить? Или у вас собачки прямо в помещении располагаются?

— Это пристройка, вроде конюшни, — коротко пояснил тот. — Но войти туда можно и снаружи, и из дворца. Мы сейчас через внутреннюю дверь пройдем, так ближе, чем в обход, да и проще, охрана не стоит.

— А песики сейчас не спят, ночь все-таки?

— Может, и спят...

— А если мы их сейчас разбудим, они от этого не будут хуже нюхать?

— Можно ведь и подождать, не будить сразу. Все равно раньше, чем солнце встанет, ворота не откроют, и мы выйти из города не сможем — лодка ведь утонула.

— Тогда зачем мы идем туда заранее?

— А у тебя еще есть какие-то свои планы?

Наташа на какое-то время притихла. Никаких собственных планов у нее не было, да и быть не могло — внутри дворца она совершенно не ориентировалась, чтобы куда-то стремиться, и никого, кроме принца, не знала, чтобы по дороге заскочить просто поболтать.

Не они одни этой ночью нарушали покой спящего дворца — за очередным крутым поворотом, которые Наташа даже не пыталась считать, зная, что все равно собьется, они столкнулись с группой слуг или придворных — при свете факелов девочка не смогла определить их статус по одежде, а оценить богатство отделки было невозможно, так как, завидев коронованную особу, вытянувшиеся цепочкой вдоль коридора пятеро мужчин низко согнулись, отвешивая глубокие почтительные поклоны. Особенно девочку поразило то, что даже в таком неудобном положении, опустив головы чуть не до колен, точно из опасения внезапного разоблачения, они так и впились в нее взглядами — казалось, вот-вот пробуравят насквозь. 'Что смотришь искоса, низко голову наклоня' — будто рентгеновским аппаратом просветили!

Даже отойдя на какое-то расстояние, она с трудом удерживалась от того, чтобы передернуть плечами или почесаться — казалось, кожа между лопатками так и зудит, прожигаемая любопытными, а может быть, и враждебными взглядами.

— Чего это они так на меня уставились? — прошептала она, поравнявшись с принцем и с трудом удерживаясь от того, чтобы обогнать его, так хотелось выйти из зоны просматривания. — Одета не по моде?

— Дело не в одежде, — фыркнул Вася. — Наверное, просто никогда не видели, чтобы принц собственноручно за кем-то сумку таскал. А может, они из Люцеллиной свиты, и с самого утра побегут докладывать, с кем это я по ночам цветочки собираю.

Наташа смущенно хихикнула — цветов было уже столько, что они не помещались в руках, а новые вопросы возникали один за другим:

— Из чьей свиты?

— Люцеллы, моей... невесты.

— У тебя уже и невеста есть! — удивилась Наташа. Немного приотстав, она не видела, как при этих словах лицо принца исказила легкая гримаса неудовольствия. — А в моем мире так рано не женятся. Я имею в виду, в таком возрасте.

— Ну, и мне ведь не завтра под венец, — снова поморщившись, возразил Вася. — Такие дела быстро не делаются. Батюшка меня для того и из школы вызвал, чтобы смотрины устроить.

— Ага! — глубокомысленно заметила Наташа. — Это чтобы ты посмотрел на невесту и сказал, нравится она тебе или нет?

— Да кого в этом деле вообще интересует наше мнение! — на этот раз от Наташи не ускользнула горечь, проскользнувшая в голосе собеседника. — Меня просто поставили перед свершившимся фактом, и продемонстрировали будущую жену — чтобы под венцом не перепутал с одной из подружек. Сейчас придворный художник пишет портрет, чтобы я не забывал о нареченной, когда она вернется домой.

— Как романтично, — фыркнула Наташа. — А что по этому поводу думает сама невеста?

— Ее тоже никто не спрашивал. Личные желания в сфере государственной политики не играют никакой роли. Я — второй сын, она — восьмая дочь, наши отцы дружат, мы просто созданы друг для друга! — Принц сердито толкнул следующую дверь, вставшую у него на пути, так что створка, отскочив от стены, едва не прижала Наташу, но в последний момент та успела проскочить следом. — Думаешь, Ванька женился по любви? Да ему просто повезло застать отца врасплох, при большом стечении народа, а то бы тот быстренько подыскал ему вместо Ундины новую невесту благородных кровей. Пришлось скрепя сердце и скрипя зубами соглашаться на Золушку — не может же принц взять назад свое слово, данное при свидетелях! Кроме угрозы потери чести ничто не в силах заставить отца поменять однажды принятое решение. Хотя, похоже, никогда еще жизнь моей невестки не висела на таком тонком волоске, как накануне свадьбы.

Вася так распалился, что не только повышал и понижал голос, гремящий под темными сводами и наверняка слышный даже сквозь толстую каменную кладку, но, дабы усилить эффект своих слов, принялся размахивать руками и жестикулировать. Несколько раз увернувшись от факела, внезапно обретшего удивительную подвижность и так и норовящего подпалить то оборки широкой юбки, то волосы, Наташа поторопилась перевести разговор в новое русло:

— Да уж, похоже, твой отец — крепкий орешек, — поддакнула она. — Как только тебе удалось уговорить его подчиниться требованиям повстанцев!

В коридоре повисла неприятная тишина, какая возникает в компании после неудачной шутки, или когда собеседникам становится уже нечего сказать друг другу, и они мучительно напрягают мозги, придумывая предлог для расставания и прекращении беседы.

'Стражник родился', — невольно подумала Наташа, но в следующую минуту неожиданно догадалась:

— Ты его не переубедил!

Перестав размахивать на ходу руками, вместо этого принц принялся более энергично переставлять ноги, и Наташе, которая и без того еле поспевала за ним на непривычно высоких каблуках, пришлось перейти на бег, спотыкаясь и запутываясь ногами в юбке.

— Зачем же мы тогда так торопились? — задыхаясь на бегу и давясь цветами, которые теперь некогда было увязывать в охапки, не унималась она. — Ноги стаптывали, свиней летучих загоняли? У нас нет лишней недели, чтобы разводить китайские церемонии — может, и нескольких часов нет! Ты хотя бы рассказал отцу об армии русалок, об объединении Дениса и Власты? Впрочем, о чем это я — ты же сам мечтаешь после переворота стать царем...

Принц остановился так резко, точно перед ним вдруг выросла невидимая стена. Не успев затормозить, Наташа по инерции с разбегу врезалась в его спину, и с размаху опустилась на пятую точку в облаке взметнувшихся юбок с бесчисленными оборками. Даже не пытаясь помочь даме подняться, Вася, обернувшись, сердито навис над ней, как сытая цапля на болоте над жирной лягушкой:

— Да он меня и слушать не стал! Не спросил даже, отчего это я так в дороге позадержался, и где стража сопровождения!

В налетевшем невесть откуда порыве сквозняка пламя факела испуганно затрепетало, рассыпая искры, и чтобы уберечь юбку, Наташа отползла назад, опираясь на руки. Размахивая факелом, принц продолжал наступать, пока она окончательно не уперлась спиной в стену, и замерла, испуганно вжав голову в плечи — так грозно выглядел он в этот момент:

— 'Здравствуй, сынок, как хорошо, что заглянул, вот твоя невеста, знакомься, а теперь свободен, ступай на все четыре стороны, папе надо государственными делами заниматься', — вот и все! Никогда он еще со мной так долго не говорил — пожалуй, за всю жизнь мы с ним даже дюжиной слов не перебросились, хотя и живем в одном дворце!

Просвистевший у самого носа факел, обдав лицо жаром и едва не опалив волосы, неожиданно придал Наташе если не храбрости, то, по крайней мере, наглости — рывком поднявшись на ноги и перехватив руку принца на замахе, она в свою очередь сделала шаг вперед, почти упершись подбородком во вторую сверху серебряную пуговицу, и, подняв голову, прошипела прямо ему в лицо:

— С папочкой он никогда не разговаривал — ой, ой, ой, сейчас расплачусь от жалости! Потому он тебя никогда и не слушает, что тебе нечего ему сказать — о чем вообще царю разговаривать с таким трусом? Да он тебя стыдится!

Скрипнув зубами, он выдернул из ее цепких пальцев свой рукав:

— Эх, руки заняты!

— А ты брось факел, и ударь меня! — Наташа поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть в глаза собеседнику: — Тоже мне, рыцарь! Как на женщину руку поднять или от вампиров драпать — тут он в первых рядах, а как гражданскую войну предотвратить, так пускай уж все само как-нибудь устраивается. Тебе только свиней из оврагов вытаскивать, а не о политике рассуждать — это у тебя лучше получается!

Вдоволь налюбовавшись на то, как девочка, подпрыгивая, пытается уровняться с ним в росте, принц наклонил голову и в тон ей зашипел сквозь зубы:

— Отлично! Я трус, я негодяй? Отлично! Ну что ж, пошли!

Сунув ей в руки почти погасший от размахиваний фонарь, освободившейся рукой он схватил Наташу за руку чуть повыше локтя и, больно сжимая стальными пальцами, рывком повлек за собой — обратно по коридору, откуда они пришли. На месте их бурного разговора остался только стожок выроненных цветов...

— Куда... куда ты меня тащишь?

Она попыталась притормозить, упершись каблуками в неровную каменную кладку пола, но лишь высекла из камней снопы искр — туфельки оказались подбиты металлическими подковками.

— Искать моего отца, — через плечо бросил Вася. — Ты права, нам уже давно стоило поговорить по душам. В конце концов, откуда ему знать, что мне есть что сказать, если я все время жду, когда он первым задаст вопрос?

— А... почему... искать... — говорить на бегу, с набитыми цветами ртом, когда нет свободной руки, чтобы их доставать, было не слишком удобно: — Он... что... прячется?..

— Боится заговорщиков, — кивнул принц. — Вот и меняет спальню каждую ночь. Нет, мы не будем заглядывать в каждую дверь, — ответил он на невысказанный, но очевидный вопрос. — Отец доверяет охрану свей персоны очень ограниченному кругу стражников, и я их всех знаю в лицо.

Вернувшись немного по коридору, они свернули в примыкающий более узкий и низкий коридорчик, мимо которого перед этим прошли, не оглядываясь, поднялись по лесенке, рассчитанной на карликов или на гномов, и, откинув в сторону какую-то плотную тяжелую ткань, закрывающую дверной проем, оказались в жилой части дворца.

— Тайный ход? — со знанием дела поинтересовалась Наташа, оглядываясь на гобелен с тремя непропорционально сложенными коротконогими девицами-красавицами, слегка колыхаемый поднимающимся по лестнице сквозняком.

— Лестница для слуг, — внимательно оглядываясь по сторонам, отмахнулся принц. Покрутила головой и она: крепления для факелов в этом коридоре торчали из стен гораздо чаще, так что в их свете можно было с удобством разглядывать рисунки тканых картин-гобеленов и ковров, висящих на стенах то ли для красоты, то ли для тепла, то ли для того, чтобы скрывать прорезающие стены бесчисленные тайные ходы и лестницы для слуг. Почти перед каждой из выходящих в коридор дверей навытяжку стоял опирающийся на алебарду стражник — но, очевидно, искомого среди них не нашлось, так как принц решительно дернул подбородком вправо:

— Туда!

Наташе не оставалось ничего другого, кроме как посеменить следом за широко шагающим царственным отпрыском. К счастью, на лесенке, по которой можно было протиснуться только идя гуськом, он выпустил ее руку, и теперь, зажав в ладони лампу, она пальцами разминала онемевшее плечо. Синяки останутся, уж это как пить дать...

Мимо первых двух стражников, исправно охраняющих сон обитателей дворца, Наташа прошмыгнула, втянув голову в плечи и ожидая, что вот-вот за спиной раздастся гневный оклик, принца за ухо отведут в его комнату, ее, незваную гостью, с позором выставят из дворца, а может быть, и из города, по знакомой траектории — со стены в реку. Однако те вели себя безразлично — то ли шныряющие по ночному дворцу дети были тут делом обычным, то ли надзор за венценосными ребятишками не входил в их должностные обязанности. Только один — седьмой или восьмой по счету, — вдруг страшно вытаращил глаза, схватился за алебарду и сделал было шаг вперед, но затем всполошено оглянулся на охраняемую дверь и вернулся 'в строй'.

— Это была моя комната, — шепотом пояснил принц, и мстительно добавил: — Пускай теперь голову поломает!

— Ты выбрался через потайной ход? — заинтересовалась Наташа.

— Нет, через окно. Там внизу тополь растет, почти до самого подоконника достает.

— А почему стражник тебя не задержал?

— Ну, его поставили здесь, чтобы никого не впускать и не выпускать, а через дверь я не выходил, так что формально он не имеет права отлучаться с поста. И потом — мало ли что там по коридору бегает, может, фантом магический, чтобы его от двери отманить, или призрак.

— Призрак при жизни? — снова удивилась девочка.

— Не обязательно! Говорят, я просто копия дедушки в молодости, а он в последнее время что-то к нам зачастил. Оттого и папа чаще стал переезжать...

После этих слов Наташе стало слегка не по себе — она принялась нервно оглядываться на ходу, стараясь морально подготовиться к тому, что в любой момент из стены может выплыть нечто туманное, гремящее цепями или стучащее полупрозрачными костями. А если призрак будет держать под мышкой собственную отрубленную голову, то она даже и не вздрогнет — навидалась этой ночью всякого.

— Ага! — осторожно выглянув за угол, принц быстро подался назад, прижав Наташу к стене свободной рукой. — Вот и он!

— Зачем мы прячемся? — прошептала Наташа. — Чего ждем? Пошли!

— Думаешь, этот стражник добился бы такого доверия короля, если бы пускал к нему среди ночи кого попало? — хмыкнул Вася. — Нет, тут надо действовать не напрямую. Нам повезло — сегодня отец выбрал комнату, где есть один из так любимых тобой тайных выходов. В данном случае в порядке исключения предлагаю использовать его в качестве входа. Лишь бы только соседняя комната оказалась пустой...

Дверь, ведущая в нужную комнату, оказалась тут же, за углом. Оно и понятно: удирая от неприятеля или от слежки через тайный ход, глупо выходить в этот же коридор из соседней двери. Огромная и очень мягкая — Наташа пощупала, — кровать под балдахином была пуста, никто не тревожил чуткий королевский сон своим храпом. Изо всех сил дернув на себя кроватную ножку — монументальное сооружение при этом даже не дрогнуло — принц привел в действие скрытый механизм, поворачивающий кусок стены в виде двери, ведущей не прямиком в соседнюю комнату, а в нишу, отгороженную от помещения обязательным полотнищем гобелена. Прорезая стену насквозь, ниша — точнее, длинный узкий коридор, — не превышала в высоту полуметра, и передвигаться там можно было только на четвереньках или по-пластунски.

Бухнувшись на колени, Наташа поползла вперед и, отвернув краешек тканой картины, первой заглянула в комнату. Скрежет камней и лязг давно (а, может быть, и никогда) не смазываемого механизма не нарушили сна лежащего в кровати-близнеце стоящей в соседней комнате, только без навеса, — но придали ему тревожное направление. Лицо спящего в шапочке мужчины (Наташа никогда раньше не видела ночных колпаков!) приобрело озабоченное выражение, он откатился к краю кровати и натянул одеяло на грудь, двигая челюстью и скрипя зубами.

— Это твой отец?

Не дожидаясь, пока она освободит проход, принц примял заполнившую весь коридорчик пышную юбку, и пополз вперед, ставя руки и ноги по обе стороны от лежащей на полу Наташи. Вместо ответа он утвердительно промолчал, выбивая зубами чечетку. С трудом повернувшись, она увидела, что Вася не просто побледнел — он буквально светился в темноте, точно привидение.

— Призраки! — вдруг истерически взвизгнул лежащий на кровати мужчина, в тон Наташиным мыслям: — Привидения! Помогите!

Пятясь задом, Наташа выползла обратно в комнату и, ухватив принца за сапог, вытянула его следом за собой.

— Твой папа боится привидений? — с горящими глазами поинтересовалась она.

— В общем, да, — все еще слегка заикаясь от волнения, но с возвращающимся на щеки румянцем — надо же, так бояться собственного отца, пусть и короля! — Считается, что призраки появляются в замке только для того, чтобы принести дурную весть, а кому же приятно такое получать.

— Да, ситуация сложилась такая, что призракам следовало бы бегать по вашему дворцу большими дружными толпами, — вздохнула Наташа, складывая ароматный пестроцветный ворох на кровать. — Понятно, почему стражник не поднял тревоги, увидев в коридоре твоего деда — давно пора бы уже ему появиться... Хм... Ему уже пора появиться...

Принц, так и сидящий на полу возле лаза и на все лады повторяющий 'Батюшка, мне нужно с Вами серьезно поговорить', тренируясь перед предстоящим разговором по душам, заинтересованно поднял голову:

— Имеешь в виду, что нам надо заняться спиритизмом и вызвать дедушкин дух? — без тени усмешки спросил он.

— Зачем все так усложнять?

Зарывшись в свою сумку по самую макушку, Наташа извлекла на свет божий... все ту же многострадальную юбку, которой совсем недолго удалось поработать 'по специальности', и принялась вертеть в руках, определяя, где верх а где низ. Найдя пришитые завязочки, она собрала пояс в складки и обмотала тесемкой, напоследок завязав концы кокетливым бантиком. Получившееся подобие мешка, не зашитого сбоку, она набросила на голову, оставив маленькую щелку для того, чтобы смотреть одним глазом. Стоило же девочке взять в левую руку масляную лампу, и привидение засветилось ровным призрачным светом.

— Ну, как?

Сидя на полу и наблюдая за ее таинственными манипуляциями Вася показал ей большой палец в интернациональном жесте одобрения:

— Прямо как живая! То есть, как мертвая... Я хотел сказать, как настоящий призрак! Кого будем изображать?

— Дикое, но симпатичное, — хихикнула довольная Наташа. — За неимением других кандидатур остановимся, пожалуй, на твоем деде. И стоит поторопиться, рассвет может застать нас на самом интересном месте. Пойду наводить в стране порядок!

Однако почти сразу же на пути самозваной уборщицы встало препятствие, кажущееся непреодолимым: пробираясь в тайном ходе на четвереньках, Наташа крайне нуждалась в третьей руке для того, чтобы нести лампу. Ухватиться зубами за торчащую сбоку ручку было невозможно, а если учесть, что девочка еще проталкивала перед собой ворох пышных юбок, которые путались в ногах и мешали ползти, то тут уж каждый палец был на счету.

Переодеться в более удобную одежду Наташа не могла, опасаясь, что сама не справится с корсетом и кринолином наколдованного платья, попытка оторвать мешающую юбку не увенчалась успехом — пришитая волшебным способом, та растягивалась, мялась, но держалась намертво. В конце концов девочка махнула рукой на оставленный заслонщицей светильник, и нырнула в узкую нору с пустыми руками, рассчитывая в крайнем случае воспользоваться светильником-ночником рядом с королевской кроватью. Вторая лампа могла только помешать ее затее, излишне подробно осветив снаружи некоторые детали экипировки привидения — так пусть теперь поможет!

Выбравшись из лаза, Наташа аккуратно расправила гобелен, и на цыпочках подошла к ночнику. Толстый ковер скрадывал шаги, а платье, спасибо Антонию, не шуршало, так что ей удалось походить на привидение по крайней мере бесшумностью. Ухватившись же за светильник, девочка едва не взвыла от разочарования — опять облом! Вместо лампы, стоящей на столике, судьба подбросила ей наполненный маслом большой резервуар с фитилем, загороженным стеклянным колпаком, на изящных, ювелирной работы кованых ножках. И занимало это сооружение самую стратегически невыгодную позицию — прямо под носом у спящего короля.

Конечно, можно было изобразить призрака и здесь, но, обнаружив незваного гостя на расстоянии вытянутой руки от себя, проснувшийся монарх мог разоблачить обман, или же окочуриться от неожиданного испуга. Ни то, ни другое не входило в Наташины планы.

С трудом ей все же удалось приподнять монументальное сооружение, но о том, чтобы в одиночку перетащить лампу в облюбованный темный уголок не могло быть и речи. Оглядевшись по сторонам, девочка заметила блестящие любопытством глаза, обладатель которых, лежа на животе в тайном лазе, отогнул краешек гобелена и внимательно следил за происходящим в комнате, и поманила принца пальчиком. После короткого обмана жестами они дружно приподняли лампу, ухватив ее за ножки с двух сторон, и, легко переступая на цыпочках, перенесли ее в облюбованный 'призраком' угол.

Король спал, как убитый, кипящая в комнате активная деятельность похоже, нисколько его не тревожила. Задрапировав себя и лампу самодельной паранджой, оставив лишь узенькую щелочку для обзора, Наташа задумалась — как начать? Может, издать подходящий к случаю леденящий кровь в жилах загробный вой?

Вася едва успел юркнуть в свою наблюдательную нору, когда скопившаяся в тайном лазе и осевшая густым слоем на платье и костюме призрака пыль вдруг заставила девочку громко, от всей души, чихнуть.

Вздрогнув, лежащий на самом краю королевского ложа государь, подчиняясь закону всемирного тяготения, властному даже над коронованными особами, обрушился на пол с таким звуком, точно, опасаясь покушения, не только регулярно менял спальни, но и почивал в стальных доспехах. Машинально проследив за источником звука, Наташа поняла, что грохочет и лязгает выкатившийся на непокрытые ковром камни пола ночной горшок — наверняка серебряный или даже золотой. Как бы вмятин не осталось... Впрочем, она здесь вовсе не за тем, чтобы переживать за сохранность дворцовой утвари.

Прочистив горло и постаравшись понизить свое сопрано до баса — ну, или хотя бы до альта, — девочка зажала нос пальцами и прогундосила:

— Сын мой!..

Из-за края кровати тут же вынырнула взлохмаченная голова, главной запоминающейся приметой которой были вытаращенные от ужаса глаза. Вдохновленная вниманием публики, Наташа продолжала уже более уверенно:

— Сын мой! Я... этот... как его... — тут она на мгновение похолодела — ведь совершенно забыла спросить принца, как звали его деда! — но тут же нашлась: — Короче, отец твой, поднявшийся из гроба, чтобы предупредить...

Вдохновленная страхом и наличием зрителей — хотя принца за гобеленом и не было видно, Наташа все же была уверена, что он там, чутко прислушивается, и по звукам пытается определить реакцию отца, чтобы не пропустить критический момент, когда придется выскочить из укрытия и принять удар на себя. Девочка разливалась соловьем, описывая непобедимую объединенную армию Дениса и Власты, подступающую к городским стенам, усиленную речными силами под предводительством обиженной Ундины. Ей не потребовалось много времени на то, чтобы убедить насмерть перепуганного монарха принять требования повстанцев. Причем сделать это следовало еще до того, как город окажется в осаде, пока они не придумали еще чего-нибудь, вовсе несусветного...

Все задуманное было уже сказано и внимательно выслушано, когда Наташа вдруг с ужасом поняла: они предусмотрели почти все, кроме самого важного — плана отхода! Пройти сквозь стену или постепенно растаять в воздухе, как полагалось бы настоящему привидению, она не могла, а торчащая из-за кровати, лишившаяся при падении колпака голова явно чего-то ждала — финального монолога или выхода на сцену участвовавших в спектакле артистов для поклона.

Гобелен вздохнул — очевидно, принц завозился в своем укрытии, готовя какой-нибудь отвлекающий маневр — но тут вновь дал о себе знать горшок — попав в щель между камнями каким-то элементом декоративной отделки, он успешно балансировал в воздухе на протяжении всей вдохновенной речи 'призрака', а сейчас, убедившись, что концерт окончен и продолжения не будет, расслабился, потерял равновесие и весело загрохотал по каменному полу, пока не докатился до кромки пушистого ковра. Мгновений, пока король испуганно прятал голову под кровать, Наташе хватило, чтобы сдернуть отслуживший свое костюм привидения и скрыться в норе за гобеленом. Юбки почти уже не мешали — сказывалась практика, — гораздо больше ее заботило, как бы принц, до половины высунувшийся из лаза, не загородил ей путь к отступлению и не попался на глаза папе. К счастью, тот быстро сориентировался в обстановке и энергично попятился назад, так что какое-то время они ползли, почти соприкасаясь носами.

Навалившись на рычаг — ножку кровати, Вася привел в действие механизм, закрывающий тайный лаз. Только когда серые камни сомкнулись в том месте, где прежде зияла дыра, они смогли перевести дух и отереть пот со лба. Лампа ужасно нагревалась, и под мешком из плотной ткани Наташе быстро стало душно и жарко. Да еще волнение...

— Ф-ф-фу, до сих пор руки дрожат! — принц помахал кистями. — Что это так грохотало?

— Ночной горшок упал, — фыркнула Наташа. — Хорошо еще, что пустой!

— А я уж думал, он начал в тебя чем-нибудь швыряться, или ты лампу уронила, и бросился на выручку.

— Как думаешь, подействовало? — в Наташином голосе сквозила надежда. — Теперь он нас послушает?

— Еще бы! Призрак у тебя получился просто первоклассный! Особенно начало: 'этот... как его...' Дедушка под старость памятью мучился, постоянно все забывал, так что получилось очень похоже...

— Сын мой!.. — грянул над их головами громовой раскат величественного, пусть немного приглушенного, будто идущего из бочки голоса.

Думавшую, что запасы ее страха уже растрачены давным-давно, Наташу буквально подбросило в воздух. Она уже совсем было собралась, встав на четвереньки, быстро, по-тараканьи, заползти под кровать (это не отменило бы наказания за обман короля, но отсрочило его исполнение), но вовремя сообразила, что голос принадлежит не Васиному отцу, разобравшемуся в ситуации и со спринтерской скоростью пробежавшему разделяющий двери комнат отрезок коридора, а исходит от аморфной фигуры, висящей в нескольких сантиметрах над полом и слегка светящейся. Настоящий призрак! Никогда раньше не думавшая, что обрадуется встрече с привидением, на этот раз девочка едва не потеряла сознание от облегчения.

— Сын мой! — вновь пророкотал призрак. Сравнив этот величественный бас со своим гнусавым шипением, Наташа испытала что-то вроде укола профессиональной зависти.

— Здравствуй, дедушка! — невозмутимо отозвался по-прежнему сидящий на полу принц.

— Ванечка! — голос привидения сразу стал тише, приобрел ласковые интонации, и даже ростом он, кажется, стал пониже.

— Васечка, — поправил страдающего склерозом и после смерти дедушку внук.

— Вырос-то как! — восхитился тот. — И не узнать!

— Ты папу ищешь? Он в соседней комнате... спал.

— Я должен предупредить его о нависшей опасности!

— Ступай тогда скорее — рассвет уже близко. Да, и если тебе не трудно, попроси его, чтобы не женил меня по собственному усмотрению, а разрешил самому сделать выбор!

— Конечно-конечно... Взрослый совсем стал!

С этими словами призрак провел полупрозрачной рукой над головой принца, как будто потрепал по волосам, и... растворился в воздухе. Где-то за окном звонко заголосил петух.

— Не успел, — горестно вздохнул Вася.

Наташа пожала плечами:

— Это ничего, главное, что мы успели!

— Я о другом... Ладно, позже сам с отцом поговорю.

ГЛАВА 26

СПАСУ ХОТЯ БЫ ОДНОГО!

Солнце не заставило себя долго ждать и упрашивать, вслед за петушиным криком вызолотив восточный край неба. По улицам ветер гонял обрывки тумана — день обещал быть жарким, — и ранних прохожих. Спальное крыло членов королевской семьи и гостей продолжало мирно спать, в служебных помещениях царило суетливое оживление — предстояло сделать очень многое, прежде чем господа проснутся и потребуют чистую одежду, обувь и готовый завтрак.

Бурлила жизнь и на скотном дворе: горланили петухи, всполошено квохтали куры, кони фыркали в стойлах, кролики слаженно хрустели морковкой и шелестели свежей травой. Только коровы и овцы не вставляли своего веского слова в дружный хор — еще до зари пастухи выгнали стада на луга.

Особенно Наташу поразили ровные ряды клеток, занятых лопоухими пушистиками. Каждого хотелось погладить, потискать, чем-нибудь угостить. Даже не верилось, что их главная и единственная цель в жизни — украсить собой королевский стол. Не подозревая о своей печальной участи, косые дружно ели, не утруждаясь размышлениями о будущем. Все, кроме одного...

— Ну, чего ты там застряла? — нетерпеливо окликнул ее принц.

— Погоди, — Наташа отмахнулась от него, как от надоедливой мухи: — Почему этот кролик отдельно сидит?

В ряду пустующих по тем или иным причинам, распахнутых настежь клеток эта выделялась белым пятном прижавшегося к прутьям пушистого бока.

— Кролик как кролик, — подойдя поближе, Вася просунул между прутьями клетки палец и потыкал того в бок. Зверек повернул к ним печальную мордочку с глазами, полными слез. Наташа вздрогнула, встретившись с ним взглядом — глаза были не красными, как полагалось бы альбиносу, а карими, в ободке темной кожи, будто подкрашенные косметическим карандашом, и казались почти человеческими.

— Эй, любезный! — начальственным жестом принц поманил к себе какого-то неказистого мужичка, подметающего выпавшую из клеток солому и остатки кроличьего завтрака. — Скажи-ка, отчего этот кролик сидит отдельно от остальных?

— Эта крольчиха-то? — радуясь любому поводу прекратить работу, мужик тут же остановился и оперся на метлу: — Недавно ее купили, да что-то скучает, ничего не ест — больная, похоже. Вот и отсадили, вроде как в карантин, и под нож пустят первой. Так что будете обедать кроликом, знайте — это ваша знакомая!

С этими словами он неприятно рассмеялся, отставил метлу и, прихватив пустую деревянную бадейку, деловито направился куда-то — за водой или за кормом.

— Блин, да как же она открывается! — Наташа принялась дергать дверцу клетки. Та запиралась не на железный замок или на деревянную щеколду, а завязывалась толстой веревкой, скрученной сложным, никак не распутывающимся узлом. Настоящий гордиев узел!

— Оставь! — попытался остановить ее подошедший принц. — Всех кроликов тебе все равно не спасти. И их, и кур, и уток, и баранов — их всех здесь съедят, ничего не поделаешь. Люди всегда ели и будут есть мясо!

— Не всех, так хотя бы одного! — упрямо пропыхтела Наташа. — Хватит лекции читать, лучше помоги!

Осуждающе вздохнув — Вася умудрился вложить в этот вздох всю полноту испытываемого неодобрения, — он все же потянул за какую-то второстепенную веревочную петлю, отчего узел моментально распустился, будто и не был накрепко затянут. Не успела дверца клетки распахнуться во всю ширь, как кролик сам скакнул оттуда прямо в подставленные Наташей руки и, не делая попыток вырваться, затих.

— А зверюшка-то ручная, — заметил Вася. — Наверное, переживала разлуку с прежним любимым хозяином.

— Что же это за хозяин, продал такое преданное существо, своего любимца, на королевскую кухню? — негодующе фыркнула Наташа, ласково поглаживая белого пушистика.

— Мало ли. Может, это был какой-нибудь старичок, потом он умер, а наследникам был ни к чему ручной кролик. Ладно, пошли — собачки нас ждать не будут, братец с утра на охоту собирался. А вот зверюшку лучше спрятать — псы порвут, и тебя вместе с ней.

Наташа прижала к груди мелко задрожавшую крольчиху:

— А если в сумку посадить — они не учуют?

— Может, и учуют. Но ведь охотники постоянно добычу в сумках носят, и до сих пор еще ни один не пострадал — наверное, псов специально натаскивают...

В Васином голосе не было уверенности, но девочка предпочла даже тень шанса необходимости вернуть кролика в клетку с тем, чтобы король получил его на обед — в результате груз принца увеличился на одного пассажира, хоть и голодающего, но все же весомого.

Псарня располагалась рядом с конюшней, но у Наташи, всю дорогу гадающей, что же она из себя представляет — отдельные боксы для каждой собаки или общий загон, как в овчарне? — так и не нашлось возможности это проверить. Псы были уже выпущены наружу, и, часто перебирая ногами, в охотничьем азарте рвались с коротких сворок, удерживаемые несколькими псарями или загонщиками, с виду — родными братьями давешнего крольчатника.

— Где-то мой Овсянкин! — мечтательно вздохнул принц, и, спустив с плеча лямку сумки, передал ее Наташе: — Подержи пока. А вот, кстати, и Золушка — вам будет о чем поговорить!

— Почему кстати? — успела спросить Наташа, прежде чем Вася успел удалиться в известном направлении.

— Потому что это именно Овсянкин тогда нашел ее по тапочку!

— Здравствуйте, Ваше Высочество! — Наташа старательно скрючила ноги в уродливом подобии реверанса, надеясь искупить недостаток манер букетом лилий.

— Спасибо, — зарделась Золушка. — Мои любимые!

Какое-то время девушки исподтишка разглядывали друг друга, стараясь делать это как можно незаметнее. В шикарном платье, отделанном драгоценными камнями, со сложной прической Золушка все же произвела на Наташу простоватое впечатление. В таком оформлении ее лицо, не столько чертами, сколько не сходящим с него бесхитростным выражением, напоминало листок с детскими каракулями в дорогой вычурной раме. И одновременно было в этой безыскусности что-то такое, что подкупало и располагало к себе.

— Вы — Люцелла? — наконец, решилась на прямой вопрос Золушка, покрываясь свекольным румянцем до самых ушей. Первой начать разговор было страшным нарушением этикета — ведь их даже не представили друг другу! В ответ Наташа только махнула рукой и беспечно рассмеялась:

— Ну, что Вы, какая из меня принцесса! Я... проездом в Вашей стране, и Вася любезно согласился показать мне местные достопримечательности.

На одном дыхании выдав такую длинную фразу, она буквально усеяла землю вокруг себя цветами, которые уже давно перестала собирать и складывать в букеты. Золушка всплеснула руками:

— Вы — волшебница!

— А Вы что-то против них имеете? — напряглась Наташа, памятуя о неласковом приеме, оказанном ей как ведьме при первом визите в столицу.

— Ну что Вы! — попыталась сгладить неловкость ее собеседница, — Совсем напротив! Моя крестная — фея. Правда, не очень могущественная — может порчу с коровы снять или так же вот цветами говорить.

— А она никогда не говорила, как можно избавиться от такого вот подарка фей? — искренне заинтересовалась Наташа.

— Избавиться нельзя! — радостно заверила ее Золушка. — Но можно передать тому, кто искренне захочет его принять.

— Кстати, не интересуетесь? — Наташа помахала в воздухе разлапистой хризантемой.

— Нет-нет, благодарствуйте! — ответ прозвучал слишком горячо и поспешно, чтобы быть простой формулой вежливости. Очевидно, крестная-фея приучила крестницу настороженно относиться к дарам коллег: — А вот и мой муж, я его на охоту пришла проводить!

— Гляди, Ванька выезжает, — поддакнул незаметно материализовавшийся рядом Вася, держа на длинном поводке крупного поджарого пса с меланхоличной мордой, серой масти с подпалинами. А Наташа и без того впилась взглядом во всадника на горячем гнедом жеребце со светлой гривой: когда еще удастся вживую увидеть наследника престола?

А посмотреть было на что — под стать горячему жеребцу всадник был красив и породист. Поневоле можно было поверить, что девушки дрались за него по колено в грязи. Пропорционального телосложения, широкоплечий, с мужественным лицом, выражающим надменную уверенность в себе, коротко стриженный, чем отличался от всех прочих встреченных Наташей в этом мире мужчин, только по спине струилась до поясницы тонкая, в палец, светлая косица.

— Ну как? — с гордостью поинтересовался младший принц, точно хвастаясь собственными достижениями.

— Очень стильный! — искренне похвалила Наташа.

— И умный! И красивый! — продолжал нахваливать брата Вася, как продавец на восточном базаре товар сомнительного качества.

Золушка зарделась, то ли польщенная, то ли смущенная похвалами в адрес супруга, и, достав платок, принялась намахивать вслед выезжающей со двора охоте.

— А почему Овсянкин? — поинтересовалась Наташа, когда конский топот и собачий лай скрылись в одном направлении, а проводившая мужа Золушка — в другом. — Он нисколько на кашу не похож, даже цветом. Ну, разве что, стухшую...

— Щенков завсегда у нас овсяной кашей кормят, — охотно пояснил принц, почесывая предмет обсуждения за ухом. — Этот жаднее всех лопал, когда я пришел щенка выбирать — Ванька мне на День Рожденья любого обещал.

Она с сомнением покосилась на обтянутый собачьей шкурой скелет. Не похоже было, что этот доходяга вообще когда-нибудь в жизни хотя бы нюхал овсянку. Во всяком случае, выглядел так, точно с самого детства ему не перепадало ничего, кроме дочиста обглоданных другими костей.

— Это порода такая! — обиженно заметил Вася, правильно оценив ее взгляд. — К тому же песиков перед охотой не кормят.

— А перед выслеживанием?

— Ну, это ведь тоже своего рода охота... Пошли теперь к тем воротам, через которые ты первый раз в город вошла — там будем следы искать.

ГЛАВА 27

УНДИНА

Подходя к воротам, Наташа невольно втянула голову в плечи, опасаясь, что ее могут опознать. Однако стоящему на воротах стражнику явно было не до того: размахивая руками, вокруг него прыгал низкорослый щуплый гвардеец в слишком длинной для него кольчуге. По сравнению с нападающим, стоящий на страже выглядел как гора рядом с мышью или жирный индюк, отражающий наскоки маленького боевого петушка.

Стараясь каждый раз поворачиваться так, чтобы между ним и нападающим постоянно находилось бы древко копья — точно это был древесный ствол, за которыми можно было спрятаться! — толстяк неуверенно оправдывался:

— Ну, съел я твою горбушку... Она ведь все равно зачерствела уже!

— Для того и положили, чтобы зачерствела! — высоким фальцетом взвизгнул худой. — Они ведь тоже не дураки, в отличие от тебя, все замечают!

Неожиданно узнав маленького стражника, Наташа невольно вздрогнула и вытаращила глаза:

— О! Дарина-Каланча снова Боба-Бугая распекает! — тоже обратил внимание на спорщиков принц.

— Каланча?

— Ну, ее так в шутку другие стражники прозвали, за невысокий рост. Любя, конечно — все-таки единственная женщина в страже. Не охранник, а скорее, по шпионскому ремеслу. Переодевается девочкой и шутя раскалывает подозрительных субъектов. В камеры ее тоже иногда подсаживают, разговоры слушать — на ребенка никто внимания не обращает, а она все слышит и на ус мотает... то есть, на косу. Может, и ты ее знаешь?

— Ага... Она и меня расколола, опознала как шпионку и ведьму.

Вася немного помолчал, подбирая слова:

— Ты на нее за это не обижайся. Это просто работа — жить как-то надо. Не от хорошей доли Дарина в стражу подалась, она ведь купеческая дочь. Да отец ее разорился и умер, а на нее и с приданым женихи не слишком-то зарились, коротышкой называли. Воровать у папаши не научилась, а милостыню просить или в услужение идти зазорно показалось. Вот она косу спрятала, назвалась мальчишкой-сиротой и устроилась в Стражу — оружие по местам в арсенале раскладывать, почистить, заточить что по мере надобности. Не сразу ее раскусили — актриса великолепная! — но и потом прогонять не стали, нашли, куда такие таланты приложить можно. Теперь не просто за кормежку, как раньше, а за полное жалованье старается...

Пока он рассыпался в хвалебных дифирамбах девушке-стражнику, перед низким шлагбаумом, перегородившим распахнутые ворота, с обеих сторон успела скопиться небольшая толпа.

— Уважаемые, — наконец не выдержал толстенький лысоватый мужичок, держащий в поводу запряженного в тележку ослика с лукавым выражением на морде. — Мы все, конечно, понимаем, что обсуждаемый вами вопрос очень важен и не терпит отлагательства. Но у меня тут целый воз свежей рыбы, которая с каждой минутой становится все менее свежей!

Опомнившись, Бугай опустил занесенную алебарду, обухом которой, очевидно, уже совсем было собрался успокоить разбушевавшуюся оппонентку, а Дарина опустила кулаки и одернула сбившуюся кольчугу. Две толстых рыбины отправились в стражницкую, и слегка полегчавший возок въехал под шлагбаум. Вход и въезд в город были бесплатными — кроме базарных дней, — поэтому брали понемногу, по возможностям. При этом и входящие, и выходящие непременно должны были отчитаться, с какой целью хотят оказаться на противоположной стороне ворот.

Практически все желающие покинуть город в качестве причины указывали желание прогуляться, подышать целебным лесным воздухом и послушать пение диких птиц. Не стал оригинальничать и принц, к общему репертуару прогулка-пикник прибавивший только грозное: 'Я — принц Василий!' Стушевавшаяся стража пропустила его без очереди, не решаясь задавать дополнительные вопросы, касающиеся его спутницы, которая при этом вся сжалась и взмокла от страха, как мышь под метлой.

— Уф, думала, она меня сейчас узнает, и придется снова в реку ласточкой нырять!

— Нет, во второй раз в реку уже не кинут, — покачал головой принц. — Если однажды выплыла — точно, черт тебе помогает, во второй раз ведьму отправляют уже не в воду, а в огонь.

— О-о-о! — поперхнулась крупной маргариткой Наташа. — Что же ты сразу не сказал? Тогда б меня никаким калачом в город не заманили — перекантовалась бы одну ночку в лесу.

— Ага, и к утру не только цветами, но и рогами бы обросла. А то и чешуей!

— Кстати, о чешуе, — Наташа резко остановилась, бросая полный сомнения взгляд в ту сторону, где задорно серебрилась речка. — Не науськивай пока собаку на след. Может, и вовсе не придется... Я вдруг вспомнила, что у меня тут тоже одно дело незаконченное осталось.

— Какое еще дело! — мрачно ворчал принц, пробираясь сквозь заросли мокрой от росы травы, вымахавшей по пояс. Трусящий следом пес высоко поднимал лапы и всем своим видом поддерживал недовольство хозяина.

— Это же с моей подачи Ундина рать речную собрала, чтобы Дениса с Властой в их правой борьбе поддержать. Скоро они, кстати, уже подойдут?

Вася задумчиво посмотрел на небо:

— К вечеру, не раньше.

— Ну вот. А русалочку, в отличие от них, политика не волнует. Так я ей сказала, что вон та недостроенная лебедка, на которой ты нас с Вольфом вчера так здорово катал, есть ничто иное, как противорусалочье оружие широкого спектра действия. Мол, как доделают, да включат, так все речные обитатели до самого моря кверху брюхом повсплывают...

— Что?! Да как ты могла?! — подскочил тот, точно укушенный ежиком.

— У Власты было много чрезвычайно убедительных доводов. Она мне даже выбор предоставила — утопить или зарезать.

— Ундина тоже по головке не погладит...

— Неужели ей так хочется повоевать? Я бы того, кто сказал, что жаркий бой отменяется, просто озолотила.

— И отпустила бы подобру-поздорову того, кто тебя уже один раз, да еще так здорово, обманул?

— Кхм-кхм... Но выбора у меня, похоже, все равно уже нет.

На огромном, наполовину вросшем в землю камне округлой формы, напоминающем блестящую лысину в обрамлении остатков шевелюры из пластов темно-зеленого мха, приняв изящную позу и слегка помахивая в воздухе босой ногой, сидела Ундина. Раскинувшаяся над камнем плакучая ива — настоящее дерево, ствол толщиной в две Наташи, — служила русалке надежным укрытием от старящих лучей солнца. Тяжелое жемчужное платье струилось, точно сотканное из шелка, на лице дочери речного царя блуждала полуулыбка:

— Прямо заждалась, с рассвета тут сижу, почти что в статую превратилась, — зевнув, небрежно потянулась та.

Наташа услышала, как пораженный красотой речной девы принц, стоя у нее за спиной, громко клацнул челюстью, и закусила губу.

— Здравствуйте, Ваше Высочество! — буркнула она. — А откуда Вы знали, что я именно сегодня приду именно сюда?

— Ну, еще с тех пор, как эта ясноглазая богатырка, — при этих словах Ундина поморщилась, и Наташа поняла, что она имеет в виду Власту, — в разговоре случайно проговорилась, что считает тебя мальчиком. А из рассказа Ульрики я знала, что она пела для тебя. И поняла, что рано или поздно ты прибежишь и будешь меня искать — пригодится когда-нибудь и из реки воды напиться!

— Выходит, Вы с самого начал знали, что эта история с Супероружием — выдумка?

Русалка мелодично рассмеялась дивным журчащее-звенящим смехом, и принц с блаженным выражением лица осел на землю.

— Мы хоть и живем в реке, но не совсем уж провинциалы, чтобы каждой торчащей из-за забора палки пугаться! А уж после того, что вы тут ночью устроили, последние сомнения, буде бы таковые имели место, отпали бы сами собой.

— Почему же Вы и виду не подали, стали с Властой договариваться?

Ундина усмехнулась:

— Захотелось пошутить, поиграть... Если бы вы не успели раньше времени короля предупредить, то и поучаствовать.

— Выходит, Вы не сердитесь, и ничего мне не сделаете? — с надеждой спросила Наташа.

Русалка изящно покачала ногой, отчего по всему платью пробежали радужные перламутровые переливы, и нахмурилась:

— Стоило бы... но уж очень Ульрика за тебя просила. Да и бесполезно — король уже обо всем знает. Поэтому, так и быть, вместо наказания отделаешься простым заданием. Сказывают, что на Востоке, где живут люди с желтой кожей и узкими глазами, растет дивный речной цветок, чем-то на нашу кувшинку похожий. Давно хочется мне получить эту диковину, да азиатские русалки очень негостеприимные — разводят водяных драконов, чтобы те границы охраняли. Всяким товаром торговлю ведут: бумагой рисовой, тканями тонкими, веерами, зонтиками и прочей сувенирной продукцией с изображением этого цветка. А семенами или саженцами — ни-ни. Раздобудь мне его семян, или все растение целиком — и считай, что откупилась. Даю сроку... неделю. Но уж потом, не обижайся, к реке не подходи — утяну!

— Цветок... кх... кх-кх... Этот, что ли? — в виде исключения, на этот раз растение появился целиком, вместе с длинным хрупким стеблем и пучком тонких белых корней — так и подавиться недолго.

— Этот самый! — при виде желаемого Ундина не на шутку разволновалась, не сумела скрыть овладевшие ею эмоции, соскочила с камня и буквально выхватила лотос из Наташиных рук, точно боясь, что та его повредит или сломает. — Эх, слишком простым оказалось твое задание! Ну, да уж ладно — я своему слову хозяйка, ступай на все четыре стороны. Гляди-ка, и от подарков фей польза бывает...

С этими словами, бережно прижимая к груди диковинный цветок и не тратя времени на прощание, Ундина скользящей походкой направилась к реке. Благодаря природной грации и мягкости движений, она не только в воде плавала, как рыба, но и на суше двигалась плавно, точно пава...

— Вот ведь стерва, — бормотала Наташа, собирая вокруг камня жемчужинки, осыпавшиеся с платья русалки, успевшего подсохнуть на суше. — Так прямо и призналась, что рада была любому поводу, чтобы поучаствовать в заварушке. И если бы мы не успели вовремя предупредить твоего папу... Вася! Эй, Вася, ты живой?

Она встревожилась не на шутку, увидев, что принц продолжает сидеть на земле, не двигаясь, сложив ноги по-турецки и мечтательно закатив глаза.

— За-а-ато ка-а-а-кая кра-а-а-сива-а-аая! — протянул он с блаженным выражением лица.

— Эй, приди, наконец, в себя! — ухватив боевого товарища за плечо, Наташа легонько его встряхнула. Потеряв и без того шаткое равновесие, тот повалился на спину, продолжая бессмысленно пялиться в небо и даже пустив слезу умиления...

— Не хотелось мне применять крайнее средство, да, видно, придется, — вздохнула Наташа и, нагнувшись над лежащим, влепила ему смачную пощечину — так в кино всегда приводили в чувство потерявших сознание, а он и вовсе всякое соображение потерял...

Проверенно кинематографом средство оказалось на высоте. Однако первым пришел в себя не принц, а Овсянкин — на его хозяина подняли руку! Ни слова не говоря — точнее, не взрычав, не взлаяв, — он бросился на Наташу и, повалив ее на землю, прижал передними лапами. Приблизив длинную острую морду к ее лицу, он многозначительно приподнял верхнюю губу, демонстрируя безукоризненно белые, длинные и наверняка очень острые клыки, дав понять, что еще одно движение — и он перегрызет ей горло.

— Отпусти ее, Овсянкин, — услышав все еще немного заторможенный голос принца, Наташа едва не разрыдалась от облегчения — боясь спровоцировать пса, она старалась даже не дышать: — Оставь! Это друг! Друг!

Недовольно ворча, пес убрал лапы, которыми удерживал агрессора на земле, но не перестал недоверчиво коситься, даже когда Вася помог ей подняться на ноги и отряхнуть платье от приставшего к нему сухого мусора. На его щеке расплывалось красное пятно, она слегка опухла.

— У тебя тяжелая рука, — вздохнул он, кончиками пальцев осторожно касаясь ударенного места и морщась от боли. — Но все же... спасибо. Эта нечисть меня совсем околдовала. А Ванька — подлец, мог бы и предупредить, ведь он на ней чуть было не женился!

— Может, ему неприятно об этом вспоминать, — вступилась за старшего принца Наташа, складывая найденные жемчужины в недавно обнаруженный среди складок, оборок и рюшечек карман юбки. — Ну вот, долги чести, кажется, уплачены, Власту с Денисом мы дожидаться не будем, хоть и хотелось бы рассказать Мишке о славной схватке с вампирами и нашей победе... Но домой хочется еще сильнее, я и так здесь слишком задержалась!

— Тогда пошли обратно, к воротам — будем искать твои следы, — принц свистнул Овсянкина, намотал на руку конец длинного поводка, и они двинулись по высокой, успевшей слегка подсохнуть траве в обратную сторону.

ГЛАВА 28

А-А-А! ВЕДЬМА!

— Слава богу! Я уж думал, что вы успели уйти! — первым, кого они встретили, вернувшись к воротам, оказался Вольф.

— Вы решили нас проводить? — обрадовалась Наташа. — Как мило!

— Да вот еще Варвара заставила с собой взять, — оборотень ласково похлопал по боку серый холщовый мешок, завязанный под горловиной таким образом, что его можно было одевать на плечи, как рюкзак: — Тут одеяла, и еще кое-что из еды она вам в дорогу собрала. Путь долгий, а вы наверняка не побеспокоились!

— А как же! — запротестовала Наташа. — Вон, целого кролика с собой прихватили, на шашлык.

— Так что, мне все обратно забирать?

— Давайте-давайте, — перебил его принц, требовательно протягивая руку. — Это она так шутит. Не живьем же его зажаривать, а убить у меня рука не поднимется.

Он скинул с плеча лямку Наташиной сумки с одеждой:

— Выбирай, что понесешь: сумку или мешок?

Попытавшись приподнять туго набитое заботливой Варварой полотняное чрево, Наташа моментально приняла решение:

— Сумку! Она мне и по стилю больше подходит!

Сделав выбор, ребята не торопились тут же тронуться в путь — сперва следовало попрощаться. Подпрыгнув, Наташа повисла на шее у не ожидавшего этого толстячка:

— Прощайте, Вольф! Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся, но я навечно сохраню о Вас самые теплые воспоминания, как об оборотне, который возродил во мне веру в людей!

— Иди-иди, попрыгунья, — тот смахнул со щеки скупую мужскую слезу: — Мой долг, как всякого честного волка, помогать маленьким девочкам, попавшим в беду!

— Ага! — неожиданно раздавшийся позади них возглас заставил честную кампанию подскочить на месте: — Вот вы где!

Принц первым справился с овладевшим всеми замешательством:

— Зачем ты нас искала, Люцелла? — холодно поинтересовался он, обращаясь к девчонке Наташиного примерно возраста и роста, но кажущейся выше из-за невероятной худобы, граничащей с физическим истощением. Платье с широченным кринолином не столько скрывало, сколько подчеркивало это. Казалось, что при следующем шаге она выскочит из жесткого футляра бардового бархата, расшитого золотым галуном, точно униформа гостиничного швейцара. Особенно жутко смотрелись костлявые ключицы, выпирающие из широкого декольте. Именно о такой фигуре мечтают многие Наташины одноклассницы, собирающиеся стать моделями или балеринами. По средневековым критериям она была пока что уродливой куколкой, обещающей развиться в прекрасную бабочку когда-нибудь в будущем. Но уже сейчас воображала из себя невесть что, а многочисленная свита охотно поддерживала.

— Это было не особенно сложно, — Люцелла скривила губы в гримасе, долженствующей изображать ироничную улыбку. — Я шла по оставленному вами следу!

С этими словами она выдернула из букета, подобострастно, с глубоким поклоном поданного женщиной, по возрасту годящейся ей в матери или даже в бабушки, цветок и подняла его на вытянутой руке, держа двумя пальцами за стебель, точно хвост дохлой мыши.

— Мы вовсе и не пытались прятаться!

Но Люцелла не слушала, внимательно, с ног до головы разглядывая Наташу:

— Когда мне сказали, что видели тебя в коридоре с какой-то незнакомой девочкой, я ожидала встретить настоящую леди. Но не простолюдинку, неизвестно как раздобывшую модное платье! Честное слово, даже как-то обидно ей проигрывать! Ну что, что у тебя есть такого, чего нет у меня? Благородное происхождение? Внешность? Манеры? Голос? Между прочим, со мной занимался сам маэстро Гвоздони! А-а-а-а!

Слушая ругательно-обличительную речь принцессы, Наташа чувствовала, как в душе поднимается и нарастает волна горячего гнева. Она гордо подняла голову, расправила плечи и выпрямила спину так, что буквально стала ощущать себя туго натянутой струной. Но поднятый коронованной девчонкой дикий визг, к которому тут же солидарно подключился Овсянкин, внося свою тоскливую ноту, заставил ее зажмуриться и зажать уши руками:

— Не надо! Не надо больше петь! — невольно вырвалось у нее.

— Божественно! — в один голос воскликнула свита Люцеллы, закатив глаза от восторга. Действительно, после ее пения наступившая тишина казалась драгоценным подарком небес.

— А-а-а-а! — еще тошнее взвыла принцесса. Имевшие неосторожность пролетать мимо вороны попадали замертво, а коровы в ближайших деревнях перестали доиться.

— Божественно! — залепетали синевато-бледные лизоблюды. Но в этот раз принцесса не напрашивалась на комплимент:

— А-а-а! Так она — ведьма! Околдовала принца!

Свита шумно заволновалась, Наташа же ощутила знакомое покалывание под ложечкой, перешедшее в общий озноб, и щелкнула зубами. Только Вася, демонстративно сохраняя на лице спокойное выражение, невозмутимо вышел вперед и размашисто перекрестился.

Жест, призванный убедить сомневающихся, достиг своей цели — недовольно ропщущие замолчали. Успокоилась и Люцелла, перестав соперничать с корабельной сиреной и бензопилой одновременно:

— Но тогда как же? — почти жалобно протянула она.

— Подарок феи, — не стала скрывать Наташа, поглядывая на принцессу с невольным уважением: и как только в столь щуплом теле помещаются такие впечатляющие голосовые возможности? Поистине, пути природы неисповедимы! Неожиданно в ее душе возник проблеск смутной надежды:

— Хочешь, я передам его тебе?

— Что? — хлюпнув носом, вытаращила глаза Люцелла.

— Свой талант. Чтобы у тебя при каждом слове падал изо рта цветок, — Наташа, как могла, расписывала прелести такого умения, стараясь не шепелявить, как будто ей это только в радость. Судя по выражению лица Васиной невесты, она заглотила наживку вместе с крючком, удочкой и рукой рыбака.

— Но при одном условии, — вмешался в разговор принц. — Ты оставишь в покое меня и мою знакомую, и не будешь мешать нашему пикнику. Ни лично, ни через посредников!

Люцелла наморщила лоб. На ее бледном, не обезображенном интеллектом лице была написана титаническая работа мысли. Наконец, решив, что не в интересах принца убегать из дому навсегда, а уж тут, во дворце, она его всегда найдет, принцесса согласно кивнула головой:

— По рукам!

— Итак, — торжественно, нараспев начала Наташа, не представляя, нужно ли совершать сложный ритуал, или достаточно формального согласия, высказанного вслух, но в любом случае решила устроить из передачи дара шоу вне зависимости от конечного результата: — Я, Наталья, добровольно и без всякого принуждения, передаю Люцелле, которая так же принимает его по собственному желанию, дар, полученный мною от феи в благодарность за избавления ее от злых чар. Ты согласна его принять?

— Да! — энергично кивнула Люцелла.

— Трам-пам-пам, — Наташа забормотала себе под нос, проверяя, подействовало ли. Слова не испытывали желания превратиться в розу или маргаритку. — Получилось!

Сведя глаза к носу и надув щеки, Люцелла стояла на месте, растопырив руки, словно отстраняясь от грязи несовершенства окружающего мира. Наташа испугалась было, что той стало плохо, но потом догадалась, что она просто прислушивается к себе, пытаясь обнаружить произошедшие изменения. Затем резко, взметнув подолом облако пыли, принцесса развернулась на месте, и даже не попрощавшись (видимо, берегла слова для более торжественного случая и более важных людей — к чему метать бисер перед свиньями!) надменным шагом направилась в сторону городских ворот. Свита, шурша и перешептываясь, двинулась следом. Оставшиеся перевели дыхание:

— Ух! Я боялась, что она попробует что-то сказать, и поймет, что я получила больше, чем потеряла. Как же я рада, что снова могу свободно говорить!

— Ну, раз уж все действительно так хорошо, может быть, все-таки начнем искать твои следы? — поторопил ее принц. Однако его критический настрой не мог притупить радостный подъем, царящий в Наташиной душе. Она чувствовала себя так, точно освободилась с каторги на галерах на десять лет раньше, чем рассчитывала:

— Жизнь прекрасна!

ГЛАВА 29

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Вольф, обладающий совершенно звериным чувством направления и умением ориентироваться в пространстве, безошибочно вывел их на поляну, где впервые встретил Наташу. Понюхав ее ботинки, Овсянкин сделал по поляне несколько все увеличивающихся концентрических кругов, уткнувшись носом в землю, и взял след. Прежде чем двинуться за ним, Наташа, совершенно измучившаяся в своих новых туфлях, совершенно не созданных для пеших прогулок по лесу, задрала юбку и переобулась, после чего сразу почувствовала себя наполовину человеком. Еще бы от платья избавиться... Но попросить Вольфа или принца помочь расшнуровать затягивающийся на спине корсет показалось ей верхом неприличия, а самостоятельного снимания платье, очевидно, не предполагало...

Против ожидания, бродить по лесу в широкой длинной юбке оказалось совсем не так сложно, как казалось поначалу. Оборки не проявляли желания самовольно цепляться за встречающиеся веточки а подол — путаться в ногах. Наташа объясняла это исключительно волшебным происхождением платья, и ничем иным. Кролик в сумке смирился со своей участью и вел себя тихо, так что Наташа порой забывала о дополнительном пассажире, а вспомнив, испытывала угрызения совести и совала в сумку пучок свежей травки или листик щавеля. Овсянкин шел по следу уверенно, хотя и не слишком быстро — прошло немало времени, и по тропинке успело пробежаться немало лесного зверья. А вот сам след... он бросался вправо и влево, петлял, принимался кружить на одном месте...

— Тебя что, водили за собой бродячие огоньки? — в сердцах бросил принц, спускаясь вслед за собакой в глубокий овраг.

— Мне казалось, что я иду прямо, — обиженно надула губы Наташа. — Интересно, сколько времени прошло? Мне кажется, кролик проголодался.

— Да и я тоже, — Вася задрал голову, чтобы поглядеть в прячущееся среди густых крон небо: — Полдень, кажется, уже миновал, так что пора сделать привал.

Собирая закуску в дорогу, которая должна была занять один день, и столько же — принцу на возвращение, Варвара расстаралась: содержимым переданного Вольфом мешка можно было целую неделю кормить как минимум трех человек. Нашлась тут и вегетарианская пожива для кролика, и большая бутылка с квасом. А после сытного обеда так клонит в сон...

Проснувшись и разглядывая склонившиеся над ней верхушки травы, Наташа сперва никак не могла понять, где находится. Затем вспомнила и, перекатившись на живот, приподнялась на локтях, чтобы увидеть принца. Не обнаружив ни Васи, ни собаки, она испугалась было, что он ушел, бросив ее одну в лесу, но раздавшийся тут же шелест травы и всхрапывание мгновенно выдали местоположение ее спутника. Наверное, где-то рядом с хозяином смотрел свои собачьи сны и Овсянкин, которому за обедом перепал здоровенный кус ветчины с хлебом.

Привстав на четвереньки и стараясь производить как можно меньше шума, под прикрытием высокой травы Наташа отползла в лесок. Ей предстояло дело, при котором всякого рода свидетели не только не нужны, но даже вредны...

Когда на душе у нее полегчало, и девочка смогла, наконец, обратить внимание на окружающую обстановку, то первое, на что наткнулись ее любопытные глаза, оказался поистине гигантский земляничный ковер, буквально усыпанный спелыми ягодами. Это никак нельзя было оставить без внимания!

Есть ли на свете ягода более сладкая, более душистая и ароматная, чем лесная земляника, выросшая и созревшая в тени елей и сосен, среди зарослей кустарников и целебных трав, сорванная своей рукой — и тут же, не откладывая, отправленная в рот? Наташа сильно в этом сомневалась. И была не одинока — вскоре она обнаружила рядом с собой выпущенную во время обеда из сумки крольчиху, ловко объедающую алые ягодки с тоненьких стебельков, прогибающихся под их тяжестью. Шла та следом за ней от самого лагеря, или нашла ягодное место сама, ведомая безошибочным звериным инстинктом, подсказывающим, где можно найти поживу — неважно, земляники хватило бы на всех.

Внезапно кролик замер, настороженно направив чуткие уши в сторону низенького, усыпанного ярко-малиновыми поздними цветами куста шиповника. Заволновавшись, Наташа тоже замерла, невольно прижавшись к земле, чтобы стать как можно более незаметной. Своей цели она достигла — во всяком случае, вышедшая на поляну закутанная с ног до головы фигура не обратила на затаившуюся девочку никакого внимания. А вот та все видела просто отлично...

Постояв несколько секунд на краю ягодного раздолья, человекоподобная фигура, вся в складках тонкой, развевающейся на ветру, но не прозрачной ткани, подозрительно огляделась по сторонам. Не заметив ничего опасного, она (по некоторым признакам, в частности, по длинной юбке, Наташа определила, что это женщина) наклонилась и, выпростав из складок ткани тонкую изящную руку с красивыми ловкими пальцами, сорвала ягодку. Затем, повернувшись к девочке спиной, второй рукой принялась делать что-то у головы — наверное, открыла лицо. А потом, присев на корточки, занялась тем же, чем и Наташа с крольчихой за минуту до этого — принялась собирать ягоды.

Опустошив небольшой участок земляничника перед собой, незнакомка на корточках передвигалась все дальше и дальше, пока наконец не повернулась в профиль к тому кусту, где скрывалась невидимая ей Наташа. А та едва удержалась от крика ужаса — из складок пестрой ткани выглядывала... овечья морда!

Она и сама не могла сказать, что сделала бы в следующий момент — все-таки закричала бы, молча упала в обморок или потихоньку отползла обратно, на место привала. С одной стороны, после встреченного ночной порой всадника с головой на обезглавленном скакуне во главе с дьявольской сворой девушка-овечка при свете дня казалась сущим ангелом. С другой — ночью, в темноте, ты как нельзя более готов ко встрече с ужасным, и именно в этот момент именно в этом месте Наташа была страшно ошарашена очередным чудом.

Но у нее не оказалось шанса проверить свою нервную систему на прочность — как раз, когда она совсем уже было решилась без чувств повалиться в колючие объятия шиповника, проснувшийся и не нашедший своей спутницы принц приступил к активным поискам. Его протяжный крик 'Наташа, ты где?!' достиг, наверное, даже стен Страгорода, а поддержавший его оглушительным лаем Овсянкин заставил лес позабыть о тишине.

Вздрогнув, незнакомка повернула голову в ту сторону, откуда доносились вопли, так что девочке стали отлично видны раздувающиеся трогательно-розоватые ноздри, полные ужаса огромные голубые глаза и покрытый белыми колечками шерсти треугольный лоб, потом быстро закутала голову, как прежде, и бросилась прочь с ягодного места. Мгновением позже на полянку выскочил принц, держа на туго натянутом поводке следопыта-Овсянкина.

— Как я могла тебя предупредить — ты спал, и я решила, что успею вернуться до того, как ты проснешься! — на ходу оправдывалась Наташа. Вася так торопил со сборами, что она даже не успела запихать кролика обратно в сумку, и теперь несла белую зверушку с перемазанной земляничным соком довольной мордашкой на руках. Она, правда, пыталась расписать крольчихе прелести лесной вольной жизни, но у той явно была своя собственная точка зрения, заставляющая ее держаться поближе к людям.

— Увидав же ягоды, позабыла о времени? — продолжал отчитывать ее принц.

— Нет, я как раз собиралась возвращаться назад, когда вдруг увидела нечто ужасное... Точнее, странное. По крайней мере, неожиданное... Ой-ой-ой!

В пылу спора они не заметили, как дорогу им перегородили два бородатых дядьки, с виду напомнивших Наташе тех самых лесных разбойников, о которых ей столько доводилось слышать. Только наметанный глаз принца сразу же заметил типовые кольчуги, небрежно задрапированные ливреями стражников сопредельного государства. Черт же дернул девчонку по дороге завернуть на территорию чужой страны...

— Что случилось, уважаемые? — пытаясь сохранить на лице невозмутимое выражение, холодно поинтересовался он. — Мы нарушили государственную границу? Ну, как видите, мы не вооружены, не несем с собой никакой контрабанды и даже не собираемся приближаться к столице. Если же вы озабочены борьбой с браконьерством, то должен сразу заявить: этого кролика мы не поймали в лесу, и не собираемся есть, он ручной... А, впрочем, забирайте!

— Ни за что! — Наташа прижала к груди зверька, сохраняющего на перепачканной земляникой морде выражение неподдельного меланхоличного равнодушия.

— Так мы ж... это... вот именно! — непонятно пробормотал один, с более длинной и спутанной, как валенок, бородой, оглядываясь на второго, сильнее следящего за своей внешностью.

— Мы уполномочены встретить вас и препроводить во дворец, — более связно, но не более понятно пояснил тот.

— Королевский? — подозрительно уточнил Вася. — А если мы не хотим?

— Кто ж отказывается, когда его сам король приглашает, — гораздо более зловеще усмехнулся стражник с расчесанной бородой. — Не иначе, как у вас от большой радости в голове помутилось. Подлечить?

— Нет-нет, не стоит себя утруждать, — мгновенно отреагировала Наташа, с уважением глядя на арбузные кулаки бородачей: — Мы просто сперва не поняли... А теперь вполне готовы сходить в гости к королю, почему бы и нет?

ГЛАВА 30

ВЫ — ПРИНЦЕССЫ!

'Уважаемых гостей' заботливо подсадили на лошадей. Стражник со спутанной бородой усадил Наташу перед собой, придерживая за талию одной рукой. К тому же усадил боком — сесть по-мужски ей мешала юбка. Разумеется, как только лошадь тронулась с места, девочка тут же соскользнула с покатой гладкой спины, и повисла, удерживаемая всадником поперек живота, как кошка. Сумка на длинном ремне раскачивалась на ходу, хлопая лошадь по коленкам передних ног, отчего та нервно вздрагивала, взлягивала и недобро поводила огромным карим глазом. Вынужденный править одной рукой стражник дергался и чертыхался. Не могло быть никакого сомнения, что из всех четверых комфортнее всего путешествовалось кролику в Наташиных руках.

Ехать в таком положении само по себе не слишком удобно, а уж о том, чтобы крутить головой и любоваться окружающим пейзажем не могло быть и речи. Об изменениях рельефа девочка могла судить лишь по тому, как менялось освещение, когда они выезжали из тени на солнце и наоборот, да по тропинке, которая вскоре перешла в широкую наезженную грунтовую дорогу, а затем и в мостовую.

— Мы уже в городе? — тоскливо простонала Наташа. Ее окончательно растрясло, вдобавок руки затекли и отказывались держать на весу белую откормленную тушку.

— Тихо там! — неприветливо рыкнул всадник, и для пущей убедительности сильно встряхнул свою ношу, так что та лязгнула зубами, чудом не откусив себе язык. — Как приедем, ты первая узнаешь!

В следующий раз он вновь встряхнул Наташу спешиваясь, да так, что она выпустила из разжавшихся сами собой рук кролика, затем ухватил ее за талию второй рукой, поставил на ноги и символически отряхнул пыль с платья.

— Ну вот, еще два гостя доставлены, в целости и сохранности! — довольно прокомментировал второй стражник, помогая принцу спуститься с лошади. — Сегодня у нас прямо удачный день!

Наташа огляделась. Они стояли совсем близко к высокой каменной стенке без единого окошка, но с высокой деревянной дверью. Слишком маленькой для того, чтобы быть парадным взодом королевского дворца, но слишком впечатляющей, чтобы вести в обычный дом. На топот копыт подъезжающих лошадей из-за двери выглянул забавный низкорослый человечек — карлик или гном.

— Скорее уж, день открытых дверей, — тоненьким голосом прокомментировал он последнюю услышанную фразу. — То целыми неделями никого, а сегодня просто валом валят! Ну, проходите, чего встали! — это уже относилось к Наташе с принцем, и неуверенно оглянувшись на своих сопровождающих, они шагнули в темный дверной проем, ведущий в неизвестность.

Девочка не заметила, откуда карлик достал масляную лампу, но теперь он шагал впереди, освещая темный узкий коридор язычком пламени, заточенным в стеклянном колпаке. Позади грохотали тяжелые сапоги стражников, и эти шаги заставляли девочку постоянно ускорять шаг. Догоняя карлика, она то и дело наступала на длинный подол одежды, волочащийся за ним по полу.

— Куда так торопитесь, — спотыкаясь, начинал ворчать тот, — успеете еще... На тот свет, хе-хе! А, вот и пришли! Заходите, гости дорогие, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что в гостях, хе-хе!

С трудом открытая перед ними дверь напоминала скорее створку тюремного каземата или оружейного арсенала — но выбора не было, и Наташа, вспомнив, что она женщина, и должна, следовательно, всегда проходить впереди и принимать удар на себя, а мужчина потом за нее отомстит, шагнула в открывшуюся темноту. В тот же момент принц, вспомнивший рыцарский кодекс или действуя из каких-то своих соображений, тоже рванулся вперед. В дверях они столкнулись и, упершись плечами в косяки, ввалились внутрь одновременно.

— Какое рвение! — неприятно захихикал их неприятный провожатый в это неприятное и неуютное темное место. Навалившись на дверь, он собрался было захлопнуть ее, оставшись снаружи, но не тут-то было: упираясь ногами изо всех сил, Вася подпер створку изнутри плечом.

— Оставьте лампу! — решительно потребовал он.

— Ишь, какой прыткий! — удивился карлик, но тем не менее, немного поколебавшись, просунул в оставшуюся щель требуемый светильник. — Держите, так уж и быть! Последние желания надо выполнять...

Наташе не слишком понравились инсинуации насчет последнего желания, но с лампой в темной комнате сразу же стало светлее и уютнее. Сняв стекло, принц поколдовал с фитилем, и горящий язычок вытянулся, расширяя отбрасываемый светильником световой круг, достигший теперь самых дальних углов небольшой камеры без окон, в которой они очутились. Вдоль двух из четырех одинаково длинных стен тянулись длинные лавки, одна из которых оказалась уже занята.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Вася. Наташа же от потрясения не только не могла вымолвить ни слова, но даже вздохнуть. В одной из сидящих на лавочке она узнала встреченную в лесу фигуру с бараньей головой, по-прежнему укутанную тканью.

— А разве уже наступил вечер? — любезно откликнулась вторая — худощавая симпатичная девушка с ямочками на щеках и быстрыми глазами, всегда готовыми отозваться на улыбку. Круглое лицо обрамляли темные волосы, вьющиеся тугими, как пружинки, кудряшками.

— Здесь так темно, — подала хриплый голос Наташа. — Поневоле кажется, что уже ночь...

— Меня зовут Кейт, — представилась темноволосая. — А это моя сестра, Энн. Только она сейчас немного больна, и все время молчит.

— Меня зовут Вася, — как старший по возрасту и по званию, принц взял труд представить свою 'группу' на себя: — А это — моя подруга... сестра, Наташа.

— Вы с сестрой очень похожи, — попыталась польстить кому-то из них Кейт.

— А вы? — бесцеремонно перебила ее Наташа, чем вызвала большое замешательство в рядах собеседников. Закутанная фигура, поименованная Энн, вскинула руки, чтобы придержать край платка, обматывающего ее голову, точно Наташа уже тянула его на себя, пытаясь сорвать покров тайны. Кейт заметно побледнела:

— Энн не хотела бы открывать свое лицо. Она... наелась в лесу каких-то незнакомых ягод, и вся пошла пятнами — наверное, аллергия. Да мы и так не очень-то похожи, у нас общий отец. Он женился на моей матери, когда Энн осиротела...

Похоже, расспросы сильно взволновали девушку, и она, не задумываясь, вываливала на них всю подряд информацию, лишь бы не концентрировать внимания на том предмете, который хотела бы обойти. Наташе же, неожиданно встретив сопротивление, с удвоенной силой захотелось узнать правду. Не забывала она наматывать на ус и все остальное, что с лихорадочным блеском в глазах выдавала Кейт.

— Вы — принцессы! — обличающим тоном наконец заявила она, надеясь застать врасплох. Но Кейт неожиданно запротестовала так решительно, точно ее обвиняли как минимум в воровстве:

— Нет-нет, никакие мы не принцессы! — она яростно затрясла пружинящими кудряшками. — Мы просто девушки вовсе незнатного происхождения, дочери зажиточного купца, и только.

— Путешествующие пешком по родному краю?

— А что, разве только принцессы имеют право ходить пешком? Мы ехали... в повозке, но по дороге у телеги отвалились колеса, — затараторила Кейт, путаясь в средствах передвижения. — Тогда мы нагрузили наши вещи на лошадь и пошли пешком. Но ночью она убежала, так как мы не сумели ее стреножить, оставив нам только одеяла, на которых мы спали...

— И вы вынуждены были питаться незнакомыми лесными ягодами, — расчувствовался Вася. — Наверное, от голода уже еле на ногах стоите. Угощайтесь, у нас с собой еды столько, что на всех хватит, тем более, что хлебосольные хозяева, кажется, совсем позабыли о долгожданных гостях.

Немного поколебавшись, Кейт приняла предложение принца, и запустила зубы в бутерброд с колбасой, изо всех сил стараясь не откусывать и поспешно глотать слишком большие куски, скрывая обуревающий ее зверский голод. Энн выбрала слегка помятые при транспортировке, но еще вполне съедобные разноцветные бело-малиновые редиски, связанные кокетливым пучком, и, спрятав руки под платок, деликатно захрустела. Наташе показалось, что она съела их целиком, вместе со стеблями и листьями, но поклясться в этом девочка не могла. Объяснение Кейт о болезни и аллергии выглядело очень убедительно, но девочке страшно хотелось проверить, видела она овечью голову на самом деле, или это был морок, вызванный солнечным ударом после долгого сна на открытой поляне?

Пока их подруги по несчастью утоляли голод, Наташа горячо зашептала в ухо принцу:

— Все-таки это настоящие принцессы, причем одна из них явно заколдована! Ты их не знаешь?

— Ты же у нас хвасталась, что отлично знаешь географию, — язвительно парировал он, демонстрируя отличную память и внимательность к словам собеседника.

— А почему ты не сказал стражникам, что ты принц? Может, они бы отступились...

— Это сложная политическая ситуация, — тяжело вздохнул Вася. — Несколько гектаров земли на границе между нашими странами считаются нейтральными, никому не принадлежащими. Земли проблемные и, в общем-то, никому даром не нужные: сплошной лес, да еще с башней Тилли в середке. Пользуясь ситуацией, там скрываются от правосудия банды самых отчаянных разбойников, которые, выбирая между правосудием и вампирами, предпочитают иметь дело с кровососами. Никто не мог поручиться, что эти стражники — не переодетые бандиты, которые не откажутся получить выкуп за королевского сына, а простого прохожего отпустят за небольшую мзду.

— Логично, — согласилась Наташа. — А теперь, когда они вернутся, скажешь?

— Тут все очень сложно... между нашими государствами непростые политические и родственные отношения.

— Только не говори, что из-за Люцеллы была отвергнута местная наследница!

— У здешнего короля два сына...

— Ух, спасибо! — оборвала их перешептывания Кейт, протягивая изрядно исхудавший мешок. — Честно говоря, это первая человеческая еда с тех пор, как Дымка бросила нас на произвол судьбы. А нам даже нечем отплатить вам за щедрость... разве что... вы любите орехи?

— Но ведь орехи еще не созрели! — откровенно удивился Вася.

Кейт лукаво рассмеялась:

— Именно поэтому я и прихватила с собой из дому небольшой запас! Обожаю орехи, просто жить без них не могу, вот и набила полные карманы.

Поблагодарив ее кивком головы, Вася осторожно взял из протянутой ладони один орешек, а Наташа подставила горсть и получила пять гладких, точно покрытых лаком, коричневых шариков фундука.

Вновь запустив руку в карман, Кейт принялась щелкать скорлупки так ловко, точно зубы у нее были из особо прочного титанового сплава. Промучившись над своим орехом изрядное количество времени, но так и не преуспев, Наташа поглядела на нее с уважением.

— Да Вы — настоящий Щелкунчик! — восхищенно заметил принц.

— Дома меня так и называют, Кейт-Щелкунчик, — улыбнулась их новая знакомая, вызывая на щеках задорные ямочки.

Загремевшая железом дверь заставила всех четверых подскочить на лавках и обернуться ко входу.

— Король желает вас видеть, — прокаркал в открывшуюся щель карлик, раздобывший где-то второй фонарь. — Выходите по одному, да побыстрее!

ГЛАВА 31

КОРОЛЕВСКАЯ АУДИЕНЦИЯ

Тем же узким коридором гостей-пленников вывели наружу, и под охраной-конвоем двоих новых стражников, почище и посимпатичнее — видимо, из гвардии королевского дворца, — повели по широкой улице. Наташа крутила головой по сторонам с любознательностью туриста. Этот новый город показался ей братом-близнецом Старгорода: те же дома, частично каменные, частично деревянные, то же соседство роскоши и нищеты.

По мере того, как украшений на домах становилось все больше, сами дома выше, а канавы, по дну которых струились потоки нечистот, глубже, делалось понятно — они приближаются к королевской резиденции. Кстати, и сам дворец показался Наташе просто копией страгородского. Впрочем, честности ради девочка была готова признать и обратное: с той же долей вероятности Васина родня могла отгрохать себе домишко, как у соседей...

По широкой парадной лестнице — и впрямь как почетных гостей! — их провели в тонный зал, где в высоких креслах при полном параде сидели король с королевой. Если бы не надменные, точно высеченные из гранита, лица венценосных особ, они могли бы показаться симпатичными.

Какое-то время 'хозяева' и 'гости' молча изучали друг друга, затем королева, нагнувшись к уху мужа, что-то прошептала, отчего тот еще сильнее нахмурил и без того стоящие дыбом брови, приобретя вид поистине грозный. А королева, обращаясь к стоящим перед тоном, ласковым, прямо-таки медоточивым голосом пропела:

— Принц Василий, если не ошибаюсь?

Тот вежливо, но не подобострастно поклонился:

— Здравствуйте, тетя!

Не прогоняя с лица озабоченного выражения, король силился улыбнуться:

— Давненько я не видал племянничка! Вырос-то как, и возмужал! Уж и девочки за ним бегают, а?!

Наташа почувствовала, как ее щеки заливает горячий румянец, а принц гневно сжал зубы, сверкнул глазами и процедил:

— Если Вы намекаете на моих спутниц... Что ж, должен представить Вам сестер Кейт и Энн, с которыми мы познакомились в Вашей темнице, а так же Наталью, мою... троюродную сестру со стороны матери.

— Уж и рассердился, — явно смутился король. — Пошутить нельзя по-родственному... И потом, что еще за темница? Кто королевских гостей посмеет заточить в темницу? В приемной зале вы сидели. Кто же знал, что это мой любимый племянничек решил дядьку попроведать, сюрприз сделать!

— И он удался, — вступила в разговор королева, явно стремясь загладить возникшую неловкость. — Очень приятный сюрприз! Мы уж и сами собирались было гонца засылать.

Вася, сложив руки на груди, не торопился спрашивать, в чем дело, и королеве, выдержавшей многозначительную паузу, пришлось пояснить самой:

— Видишь ли, Васенька, Димочка заболел. Никуда из своей комнаты не выходит, в последнее время даже не встает, а теряет силы так, точно мешки с землей таскает. Доктора не могут ничем помочь, колдуны разводят руками. Но один все-таки предсказал, что наследника спасет королевская кровь. Вот мы и хотели попросить, чтобы ты согласился провести ночь в Димочкиной комнате, поддержать его морально в борьбе с болезнью...

— Вы, тетя, забыли еще упомянуть, что те, кто соглашался посторожить принца до сих пор, бесследно исчезали к утру.

Наташа вздрогнула, королева побледнела, а король сжал подлокотник кресла с такой силой, точно хотел раскрошить его в песок. Выступившие под кожей шариками суставы его пальцев побелели.

— Но тебе ничего не грозит! — убедительно-жизнерадостным тоном заявила королева. — Колдун определенно сказал, что родственник спасет Димочку!

— Тогда почему младший брат не возьмет на себя эту почетную миссию? Мне, знаете ли, некогда, у меня важное и срочное дело, а время не ждет.

Наташа кивнула, подтверждая важность и срочность. Но королева была непреклонна:

— Женечка как раз в отъезде... А тут вы так неожиданно пожаловали! Боюсь, что теперь тебе придется задержаться в гостях до тех пор, пока эта история не обретет благополучного завершения. Впрочем, — она неожиданно перевела взгляд в сторону и взмахнула рукой, как бы обращаясь к вниманию всего зала: — Раз уж двоюродный брат отказывается протянуть руку помощи... Может быть, кто-нибудь из посторонних хочет занять его место?

Наташа почувствовала неприятный зуд между лопатками, предупреждающий, что сейчас она скажет или сделает что-то такое, о чем потом будет страшно жалеть. Оглядевшись в поисках возможного пути к спасению, она впервые обратила внимание на то, как много в приемном зале народу. Столпившись вдоль стен, придворные дамы и кавалеры в пышных нарядных костюмах тесно окружали четверку чужаков, откровенно таращась на них, точно на дрессированных цирковых зверей. От этих помощи не дождешься. Наташа уже открыла было рот, чтобы положить голову на плаху, но тут, неожиданно для всех, ее опередила Кейт:

— Задаром?

— Что? — удивленно приподняла брови королева. У нее был такой вид, точно внезапно заговорил какой-то привычный неодушевленный предмет, вроде каменной стены зала.

— Я спрашиваю, работать сиделкой — задаром? — терпеливо повторила Кейт.

— Да я и полцарства не пожалею! — патетически воскликнул король.

— Триста золотых, — быстро уточнила запасливая королева.

— Ум... Вообще-то мне как раз нужны средства на лечение сестры... Это за одну ночь?

— Для начала...

'Да, у Энн явно будут проблемы с получением выходного пособия за пропавшую сестру', — успела подумать Наташа, прежде чем их выпроводили из залы для аудиенций.

ГЛАВА 32

ДВОЙНАЯ СЛЕЖКА

Сидя на высоком жестком стуле с метровой спинкой — жалкая пародия на кресло! — Наташа любовалась закатом, который кусок за куском откусывал от румяного пирога солнца. Комната, отведенная принцу, вообще была заставлена удивительной мебелью — чего стоил один только столик, чья столешница располагалась гораздо ниже коленей сидящего на этом шикарном орудии пыток! Изящная и безумно красивая резьба, по прихоти художника покрывающая стул-кресло сверху донизу, здорово впивалась в те места, с которыми соприкасалась. И таких гибридов табуретки с подъемным краном в Васиной комнате было аж четыре штуки: видимо, чтобы он мог принимать гостей, которые, расставив стулья вокруг карликового стола, складывали бы на него ноги, дабы с удобством разложить на коленях блюда с угощением — и при этом не слишком засиживались. Иного применения инвалидной мебели Наташа не могла придумать.

Отведенная ей самой комната разительно отличалась от королевских покоев, живо напоминая девочке высокий пенал или коробку для карандашей. Если каменный потолок возносился куда-то на необозримую высоту, то до противоположных стен можно было при желании дотянуться вытянутыми руками. Очевидно, первоначально из помещения планировалось сделать шкаф, в котором по ошибке пробили окно. Однако насладиться видом из него Наташе мешала с трудом втиснутая в комнату кровать: мнимое четвероюродное родство давало ей право на огромное ложе, практически лежбище, с умопомрачительно комковатой периной, — слава богу, без балдахина, но с высокой узорчатой спинкой. Не имея возможности обойти этот одр сбоку — кровать как раз вписалась в пространство между каменными стенами, — Наташа просто приставила к спинке табуретку, чтобы облегчить перелаз.

Однако она совершенно не завидовала принцу, обскакавшему ее как по величине комнаты, так и по части меблировки. Получив несколько лишних стульев и квадратных метров пола, Вася лишился одной очень важной вещи, имеющейся у нее в избытке, а именно — свободы. У дверей шикарных апартаментов, вооруженный чудовищных размеров алебардой, столбом торчал бдительный стражник, тогда как она сама не пользовалась таким вниманием и навязчивой опекой. В полнейшей свободе передвижения девочка успела убедиться, войдя и выйдя несколько раз не только из комнаты принца, но и из самого дворца. Стража не обращала на Наташины передвижения никакого внимания, но она сама не могла воспользоваться своей волей и бросить друга в беде. Да без Овсянкина ей все равно не найти обратной дороги, а он остался за городом, где-то в лесу, и уже, наверное, совершенно одичал, если не разнообразил волчий рацион наравне с украденным ею кроликом...

— Значит, королева — старшая сестра твоего отца, — подвела она итог долгому и многосложному рассказу принца, изобилующему хитросплетениями, подробностями и политическими обстоятельствами. — Ничего не скажешь, теплый родственный прием! И мне всегда казалось, что короли должны лучше знать свое генеалогическое древо, а четвероюродное родство разоблачать вообще с полплевка!

— Потому я и сказал, что со стороны матери, — терпеливо пояснил Вася. — У них с тетей очень сложные, натянутые отношения. Это во многом и способствовало напряженности политической обстановки...

— А отчего столицы так близко друг к другу расположены? Всего лишь пеший дневной переход, а то и меньше. Только не говори, что мы прошагали через полстраны — я огороды видывала побольше!

Принц пожал плечами:

— Ну, Старгород испокон веку на своем месте стоял. А эту столицу тетушка велела перенести поближе, еще когда дядя к ней сватался. Изобретала повод для отказа, но любовь, как водится, преодолела все преграды. Вообще же они с папой были очень близки, и пока он не женился, постоянно в гости друг к другу ездили.

— Понятно, — Наташа помахала в воздухе ногами, не достающими до полу, и спрыгнула с высокого стула. Шнурованные 'солдатские' ботинки гулко стукнули подошвами об пол. — Ну, как говорится, я пошла. Если к завтраку не выйду, разбудишь меня...

Наташе часто приходилось читать, как дамы, затянутые вместо нормальных платьев в футляры, как у нее, не могли отойти ко сну без помощи специальной служанки. После многодневных мытарств и ночевок на голой земле получить возможность переночевать в нормальных условиях, и не воспользоваться ею было бы глупо, а спать в одежде за последнее время девочке не просто надоело, но даже опротивело. Да и чистое, хрустящее белье на постели прямо-таки вопило о кощунственности подобного поведения. Делать нечего — придется идти на поиски того, кто бы помог ей справиться со всеми этими крючками, пуговками и завязками, точно в насмешку, а может, и издевательски расположенными на спине.

Пройдя несколько коридоров, она так и не повстречала никого, кто хоть отдаленно напоминал бы горничную. Вообще, крыло, в котором им отвели апартаменты, не отличалось перенаселенностью — где-то здесь была и комната больного принца, очевидно, обитатели дворца опасались, что не найдя очередной сиделки, неведомый рок таинственных исчезновений распространится дальше по коридору.

Хотя Наташе не показывали дверь комнаты наследника, но сейчас она без труда определила, где именно начинающая медицинская сестра Кейт присматривает за своим первым пациентом — по треску ореховой шелухи, доносящейся из-за неплотно прикрытой двери. Днем девочка видела, как та суетливо присматривает за обустройством комнаты сестры, особо настаивая на вазе со свежими цветами, непременно декорированными луговой травой. Дескать, запах трав будет для больной полезен, доктора прописали... Очевидно, за хлопотами не забыла Кейт и о себе: из любопытства прильнув глазом к светящейся щели, Наташа увидела, что та, сидя у весело горящего камина, расправляется с целым блюдом любимого лакомства, непринужденно орудуя серебряными щипцами и отбрасывая пустую скорлупу прямо в огонь.

Не собираясь подглядывать и наушничать, Наташа в следующий момент, скорее всего, отправилась бы дальше по коридору. Мысль обратиться за помощью к Кейт она отвергла раньше, чем та успела ее посетить, подозревая в ней переодетую принцессу, путешествующую инкогнито. Да и возвращаться в расстегнутом платье в свою комнату не слишком-то удобно, а медсестре не след отлучаться от пациента по пустякам.

Налюбовавшись всласть, девочка совсем было собралась отправиться восвояси и, вернувшись в комнату, кухонным ножом распороть неудобную одежку от ворота до подола... Если бы лежащий на кровати больной принц вдруг не поднялся с подушек. Наташа и сама не поняла бы того, кто, оказавшись в подобных обстоятельствах, повернулся и пошел прочь, поэтому продолжала смотреть.

Подойдя к высокому гардеробу, похожему на шкаф, принц достал оттуда нарядный костюм (разумеется, пуговицы на нем были золотые — очевидно, последнее веяние королевской моды), и облачился. Глядящую в щелку девочку поразило выражение лица больного — отстраненное, с глазами, постоянно устремленными в одну точку. Он точно спал на ходу, или находился под гипнозом.

Одевшись, принц подошел к камину, и, не обращая внимания на Кейт, точно ее здесь и не было, нажал на какой-то элемент декоративной отделки. В ответ на это очаг вместе с горящим в нем огнем повернулся вокруг своей оси на девяносто градусов, открывая достаточно широкий проход в потайной коридор.

Подождав некоторое время и убедившись, что камин не собирается становиться на место и закрывать проход за спинами скрывшихся в нем принца и Кейт, Наташа осторожно приотворила дверь в комнату и проскользнула следом за парочкой сиделка-пациент.

Тайный коридор спускался вниз и вел на конюшню, где принц собственноручно оседлал огромного гнедого жеребца и кликнул зевающего пса. Судя по автоматизму движений, эти вылазки были не в диковинку всем троим. Как только конь оказался оседлан и принц вскочил верхом, Кейт, изловчившись, подпрыгнула и заняла место на широком крупе позади всадника, села боком и обхватила 'пациента' за пояс. Он не обратил никакого внимания на фамильярное поведение няньки-сиделки, молча подобрав поводья. Девочка поняла, что на этом ее слежка заканчивается — коня пешком, да еще в путающихся в ногах юбках ей ни за что не догнать. Оставалось разве что занять свободное место перед принцем, почти на шее коня, но проделать такое незаметно для Кейт было невозможно. Наташе же не хотелось, чтобы та знала, что за ней следят.

Принц тронул поводья, и конь тронулся вперед — шагом, все в том же ровном размеренном ритме, которому до сих пор подчинялись все движения явно зачарованного принца. Может, конь тоже был загипнотизирован или заколдован? Впрочем, Наташа не стала долго ломать голову над этой загадкой — главное, что на такой скорости коня можно было догнать без труда, стоило только прибавить шагу.

Темными тесными улочками, в которых топот подкованных копыт отдавался громким звонким эхом, конь с двойной ношей и его преследователь вышли к крепостной стене, окружающей город. Собака, со стороны которой Наташа ожидала самых больших неприятностей, не обращала на нее никакого внимания — очевидно, не все, до Кейт польстившиеся на триста золотых, сообразили оседлать буцефала. В груди у Наташи что-то екнуло и неприятно похолодело, когда она представила, что повторяет путь, проделанный до нее людьми, которых после этого уже больше никто не видел... Но это не заставило ее прекратить слежку.

Подойдя к городской стене, конь буквально уперся в нее носом, и в следующий момент тут тоже открылся секретный проход, достаточно высокий и просторный, чтобы позволить всаднику свободно проехать, не наклоняя головы. В темноте открывшегося коридора ее уже не могли увидеть, и Наташа прибавила шагу, боясь упустить свой 'объект'. Проход, как только конь принца ступил за городские пределы, с лязгом закрылся, вытолкнув наружу лишний воздух. Поднявшийся ветер, запутавшись в Наташиных юбках, вытолкнул ее наружу буквально в последний момент — захлопнувшейся дверью ей едва не прищемило подол.

Оказавшись за чертой города, девочка обернулась и какое-то время рассматривала стену. На первый взгляд она казалась сплошной и монолитной, без каких-либо следов скрытой двери. Теперь понятно, куда подевались те, кто оставался следить за принцем и следовали за ним в его тайной эскападе на некотором расстоянии — их раздавило... Девочка сглотнула, представив, что и сама чудом избежала такой участи. Однако теперь путь назад отрезан — сама она в город вернуться не сможет, значит, надо продолжать слежку за таким бодрым и подвижным смертельно больным...

ГЛАВА 33

ПОД ХОЛМОМ

Принц ехал через лес по неширокой, хорошо утоптанной тропке. Впереди, подозрительно обнюхивая кусты, бежала его верная собака, позади, судорожно вцепившись в нарядный пояс, сидела Кейт, а следом, стараясь слиться с окружающей природой, чуть ли не по-пластунски кралась Наташа.

Выехав на широкую, идеально круглую полянку, конь остановился сам собой, так как тропинка, которой они следовали, здесь заканчивалась, упираясь в высокий, весь заросший травой холм. Воспользовавшись случаем, чтобы отдышаться, Наташа из-за кустов пристально оглядела полянку. Своей идеальной геометрической завершенностью это место напоминало ей вдавленную в землю гигантскую пуговицу с холмом-ножкой. Правда, в холме не было дырки, зато была нитка — выбегающая из него тропинка.

Спящего на ходу (или ходящего во сне?) принца неожиданное исчезновение дороги нисколько не обескуражило. Нараспев, все в том же набившем Наташе оскомину ритме он громко продекламировал:

— Здравствуй, вечный холм!

После этой фразы последовал поясной поклон к лошадиной шее. Конь тряхнул головой, Кейт диковинно изогнулась всем телом — похоже, ей стало трудно сохранять равновесие. А принц продолжал слагать слова в стихи:

— Расступись, земля,

Пропусти меня,

И мою собаку,

Моего коня!

— И меня, — шепотом добавила сумевшая-таки удержаться Кейт.

Сразу после этих слов середина холма вдруг провалилась вниз, махнув на прощание верхушками травы и образовав ту саму пуговичную петельку, которой так не хватало Наташе, чтобы констатировать полное сходство. Все еще сидя в кустах, она сдавленно охнула, а конь с седоками и собака спустились в темный провал.

Выскочить из шиповника и подбежать к холму было делом нескольких секунд, но за это время ход под землю успел закрыться и вновь зарасти травой. Наташа с силой надавила на склон растопыренной ладонью, пытаясь открыть замаскированную толстым слоем дерна дверь, но не преуспела — лишь привлекла к себе лишнее внимание:

— Пароль! — вдруг раздался откуда-то снизу, как будто из-под земли, тоненький, но очень серьезный голосок.

Обернувшись, чтобы отступить в паническом бегстве по приведшей ее на полянку тропке, Наташа обнаружила, что путь отрезан — казалось, светлячки со всего леса слетелись к холму, чтобы мерцающим светом своих огоньков осветить армию крошечных созданий с крылышками за спиной. Покачиваясь в воздухе, они живо напомнили девочке встречу с феей, заставившей ее плеваться цветами. Но эти крохи не предлагали исполнить ее мелкие желания, а, грозно наставив на нее крохотные, но острые пики, мрачно требовали пароль.

— Э-э-э... — жалобно пролепетала несчастная Наташа. — Хорошо-хорошо, сейчас вспомню. Как же там...

Повернувшись спиной к холму и продолжая ощущать недружелюбные взгляды крохотной, но грозной эльфийской стражи, молясь про себя, чтобы пароль входа под пригорок был общим для всех, а не придумывался индивидуально для каждого гостя, она отвесила поясной поклон со словами:

— Здравствуй, вечный холм!

Ничего не произошло — земля не расступилась, но и протыкать ее на месте пиками стража пока не торопилась. Во всяком случае, она не ощущала в спине неудобства от застрявших между ребрами инородных предметов — разве что неприятный зуд от сверлящих взглядов множества глаз. Глубоко вздохнув, девочка попыталась вспомнить стишок, прочитанный принцем:

— Расступись, земля,

Дай пройти и мне.

Правда, без собак

И не на коне!..

И земля расступилась, дохнув в лицо Наташе влажным запахом подвала. Под веселый смех оставшихся снаружи зеленых стражников, напоминающий перезвон серебряных колокольчиков (интересно, что их так рассмешило?) она спустилась под эльфийский холм...

Сперва самозваная гостья попала в темный неосвещенный коридор, прорытый прямо в земле и ничем не укрепленный — в чем она убедилась, прикоснувшись ладонью к шероховатой стенке. Однако нора как будто не собиралась осыпаться сразу же за ее спиной, и Наташа двинулась вперед, туда, где горел яркий свет и откуда доносились звуки музыки и рокот множества беседующих голосов.

В просторном, шикарно убранном и хорошо освещенном зале полным ходом шла развеселая вечеринка. Нарядно одетые, невероятно красивые люди непринужденно общались, потягивая разноцветные искристые напитки из прозрачных бокалов, формой напоминающих бутоны стеклянных цветов. В дальнем от двери конце зала на подиуме живой оркестр наигрывал что-то монотонно-завораживающее, но никто не танцевал, как будто ожидая чего-то. А саму Наташу, ожидавшую увидеть в зале принца или Кейт, в свою очередь ожидало разочарование — тут не было ни одного знакомого лица.

Продолжая столбом торчать в дверях, девочка невольно обращала на себя внимание находящихся в зале. На нее стали оборачиваться и перешептываться, а Наташа, ощущая себя полной дурой, в то же время не представляла себе, что же теперь делать: войти в зал или вернуться в коридор, на поиски какого-нибудь неосвещенного бокового ответвления, в которое свернул принц?

Однако ее удерживало на месте то соображение, что боковых ответвлений в подземном коридоре может оказаться несколько — вдобавок тот самый, единственный нужный ей коридор окажется закрыт каким-нибудь заклинанием, вроде того стихотворного пароля, открывающего спуск под холм.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это стояние, если бы на Наташу, впавшую в какое-то странное оцепенение, сопровождающее общим отупением, не налетела невысокая, полноватая и очень красивая женщина. Схватив девочку за руку, она оттащила ее в сторону.

— Здравствуй, мой зайчик, — прощебетала она, сердечно приобнимая Наташу за плечи и заглядывая ей в лицо, точно они были знакомы тыщу лет. — Это я так шучу! Забавно, правда? Ты мой маленький зайчик! А в прошлый раз все было наоборот. Что, решила выбраться на вечеринку, поразвлечься? Правильно, один раз живешь, а такого, как под нашим холмом, ты больше уже нигде не увидишь, ручаюсь! Ну что, ты нашла дорогу домой?

Женщина щебетала и щебетала без остановки, не делая пауз, чтобы собеседник мог вставить свой ответ на задаваемые вопросы — она отвечала сама, заваливая окаменевшую Наташу ворохом шуршащих слов, точно конфетти.

Постепенно, хотя и не сразу, девочка начала понимать, что ей говорят, а еще через какое-то время услышанные слова начали складываться в логические цепочки разной длинны. Зайчик, дорога домой... Нет, не может быть! Да ведь это же та самая фея, которую она прятала в своей сумке от всадника с головой! Только выросшая до размеров обыкновенного взрослого человека и куда-то убравшая свои крылья. Уже открыв рот, чтобы вклиниться в непрерывную речь своей собеседницы с бестактным вопросом, Наташа тут же быстро его захлопнула. Еще неизвестно, как та отнесется к тому, что волшебный дар перешел к Люцелле — лучше пока помолчать.

Внезапно темп и характер музыки, действующей на нервы своей гипнотической размеренностью, сильно изменился, мелодия стала веселой, танцевальной. Все вокруг зашевелились — в залу вошел принц. Ну конечно, ведь ему же еще надо было зайти на конюшню, чтобы оставить там скакуна! А Наташа даже входа туда не видела, потомучто заранее сказала в стихотворении-пароле, что пришла пешком.

Свежий кавалер тут же был атакован целым сонмом блистательных красавиц. Драки не произошло — наверное, дамы заранее договорились об очередности, и строго соблюдали порядок. Наташа снова подивилась необыкновенной красоте окружающих ее людей. А присмотревшись повнимательнее, она заметила у большинства из них общие черты, как будто бы выявляющие их принадлежность к одной семье, или скорее, в силу многочисленности, к одной расе. Обращали на себя внимание удивительные глаза — раскосые, точно их внешние уголки были подтянуты к вискам, но не узкие, как у китайцев, а большие и влажные. Тонкие и длинные, слегка заостренные на кончике носы нисколько не портили общего впечатления, и смотрелись очень органично. В цвете волос не было преобладания какого-то одного оттенка, тут были представлены все, от жгучих брюнетов до почти альбиносов. Разнообразием так же отличалось телосложение танцующих. И каждого как будто окружала какая-то особая аура, заставляющая Наташины губы невольно растягиваться в искренней приветливой улыбке всякий раз, как она встречалась с кем-то глазами.

— А вот и принц! — воскликнула ее знакомая. — Он сюда каждую ночь ходит, такой душка!

Глядя, как ловко и элегантно тот кружится в танце, Наташа готова была согласиться с этой характеристикой. Куда подевалась отрывистость и размеренность движений, остекленевший взгляд, делающий его похожим на робота! Оживлен, любезен, глаза блестят, улыбка озаряет мертвенно-бледное лицо. Пожалуй, только по цвету щек, давно позабывших, что такое румянец, да по темным кругам под глазами можно было догадаться, что это — тяжелый больной, одна ночная сиделка для которого обойдется тревожащимся родителям в полновесные триста золотых... Кстати, а где же она?

Наташа пристально огляделась, но не смогла заметить ни среди танцующих, ни среди беседующих знакомой фигуры. Наверное, принц, придя в себя, сразу обнаружил 'зайца', или в конюшне была какая-то дополнительная система охраны. Обидно. Хотя Кейт и не желала идти на откровенность, все же она чем-то понравилась Наташе, и та искренне желала ей удачи.

— Ты выглядишь усталой, — вдруг забеспокоилась фея. — Может, выпьешь чего-нибудь освежающего? Или ты голодна?

Наташа прочла в свое время не так уж много сказок об эльфах и феях, но твердо запомнила: попав к ним в гости, ни в коем случае нельзя ничего есть и пить, иначе непременно попадешь под чары и в лучшем случае, выйдя из-под холма, с удивлением обнаружишь, что на земле уже прошло сто лет. Поэтому ей невольно пришлось нарушить молчание, отшатнувшись от любезно протянутой тарелочки с аппетитными треугольными бутербродами:

— Нет-нет! То есть... я не голодна. И вообще, у меня есть с собой закуска, так что....

Судорожно сунув руку в карман, девочка извлекла на свет божий пять орехов, полученных в темнице от Кейт. Фея вздрогнула, выронив тарелочку. Бутерброды разлетелись по полу, попадая под ноги танцующим, так что тем пришлось прилагать дополнительные усилия, чтобы удержаться на ногах — но она, казалось, даже не заметила, что стала причиной переполоха. Глаза волшебницы сверкали, а рука, протянутая к Наташиной ладони, дрожала:

— Орехи...

— Угощайтесь, — девочка смутилась, вспомнив, что на твердой скорлупе одного орешка остались отпечатки ее зубов. Но фея не обращала внимания на такие мелочи: она сжала добычу между сложенными лодочкой ладонями, после чего развела их в стороны: одну с пятью очищенными ядрышками, другую — с мелкими осколками скорлупы. Закинув в рот один орешек, она пережевывать его медленно, смакуя, с выражением неземного удовольствия на лице:

— Орехи! — протянула женщина, едва не постанывая от удовольствия. — Ты не представляешь себе, как мы, эльфы, любим орехи! И как же редко нам удается их отведать!

— Почему? — осмелела Наташа, видя, что никто не собирается пока ругать ее за потраченный впустую подарок.

— Выходя из-под холма, мы просто не можем себе этого позволить — они нам не по зубам. Под землей же ореховые деревья не растут. Ты видела меня там, снаружи — сколько может пронести с собой такой малыш? Кроме того, король выпускает нас в большой мир не просто так, а непременно с какой-нибудь важной целью, не допускающей никаких 'заодно'. Владыка справедлив, но и строг. Порой даже очень, — она покатала во рту языком очередное ядрышко.

— А почему снаружи вы уменьшаетесь в размерах? — вопросы выскакивали у Наташи изо рта один за другим, пихаясь локтями и сталкиваясь лбами: — И куда пропали Ваши крылышки?

— Так уж устроена природа, — фея пожала плечами. — Под холмом, в мире эльфов, пропитанном волшебством, мы нормального размера. А в мире людей, холодном, прагматичном, поклоняющемся науке, сразу съеживаемся. Говорят, что когда-то, давным-давно, наши расы, людей и эльфов, жили бок о бок и не слишком отличались друг от друга. Но потом вас стало слишком много, а мы... мы живем очень долго, и слишком погружены в себя, так что не сразу заметили, что мир изменился. Была война, и эльфы проиграли земную поверхность людям, получив в свое распоряжение леса и недра. Лишь одну ночь в году мы можем выйти на поверхность в своем естественном виде, но она слишком коротка, чтобы посвятить ее сбору орехов!

— Ага, это когда выводите хороводы, после которых на земле остаются эльфийские круги? — проявила эрудицию Наташа.

— Ну, это не просто хороводы. Скорее, парады, торжественные шествия... карнавалы...

Глаза феи подернулись мечтательной дымкой, вызванной приятными воспоминаниями, а на зубах с хрустом окончил свои дни третий орешек.

— Должно быть, красиво, — согласилась Наташа. — Но куда все-таки подевались крылышки?

— А их и не было, — та взмахнула рукой, и ореховые скорлупки с ее руки разлетелись во все стороны стайкой ярких бабочек. — Это всего лишь видимость! Мы можем летать и без крыльев, — в доказательство она поднялась над полом на пару сантиметров и зависла, слегка покачиваясь в воздухе, точно подчиняясь неведомым колебаниям волшебной энергии, ритму ударов сердца, или просто от сквозняка: — Чтобы поднять в воздух человека, даже маленького, каких пропорций нужны крылья? Но людям кажется, что у нас есть крылышки — им так спокойнее, когда летаешь все-таки не сам по себе, а при помощи какого-нибудь инструмента.

— Понимаю... — Наташе и в самом деле стало как-то не по себе при виде парящей в воздухе взрослой тетки. Даже голова закружилась. К счастью, фея быстро вернулась с небес на землю, чтобы заняться четвертым орешком. — Значит, и крылья, и эти вот бабочки — просто видимость, и потрогать их нельзя?

Вместо ответа фея взмахнула рукой, и на Наташино запястье опустилась одна из бабочек. Ее ножки щекотали кожу, и она была удивительно реальной и просто невероятно красивой. Тыкать пальцем, чтобы проверить, пройдет он сквозь иллюзию или нет, Наташа не стала, боясь разрушить эту идеальную завершенность узора, цвета и формы.

— А как понять, что перед тобой — иллюзия или настоящее колдовство?

— Простому смертному — никак. Вот если бы, к примеру, обладала особым эльфийским зрением...

— А... вот когда у меня изо рта сыпались цветы — это тоже была иллюзия?

— Что ты! Вот уж с подарками феи никогда не обманывают, можешь мне поверить. Так что ты многих садовников заставила поломать головы, куда пропали жемчужины их коллекций!

Фея рассеянно рассмеялась серебряным колокольчиком, пожирая глазами последний оставшийся на ладони орешек.

— Вы не обиделись, что я отдала этот дар Люцелле?

— О! Подарок стал твоим, и ты вольна распоряжаться им по собственному усмотрению. Если с его помощью тебе удалось доставить радость подруге — значит, он был потрачен не зря!

Наташа невольно улыбнулась, представив Люцеллу в роли своей подруги... Точнее, попыталась представить, ибо надменная Васина невеста и дружба стали для нее понятиями несовместимыми, взаимоисключающими. Однако тут же ей в голову пришло новое соображение:

— А от чего сложнее избавиться — от проклятия или от иллюзии?

— Зависит от конкретного случая. Кого ты имеешь в виду?

Наташа замялась:

— Ну, это не мое дело... просто любопытство... но недавно в лесу я случайно наткнулась на девушку с головой овечки. Вот с тех пор и ломаю голову... хм... это было заклятие, иллюзия или кто-то из лесных жителей, вроде эльфов?

— Ах, эта девушка! — фея нахмурилась. — Да, кое-кто из маленького народца тоже ее видел. Кажется, они с сестрой путешествуют вместе в поисках врача, который мог бы ей помочь? Довольно интересный случай, можно сказать, необычный. Никогда не слышала о том, чтобы человека пытались превратить по частям — а это заклятие, безусловно, подлинное, не иллюзия. Может быть, она случайно попала в сферу действия не на нее направленного волшебства? Или колдун-самоучка перестарался, что-то напутав в рецепте...

— Выходит, ей никак нельзя помочь? — пригорюнилась Наташа. Кейт пропала, и теперь несчастная Энн останется совсем одна...

— Помочь ей легко, — махнула рукой фея, и решительно разжевала последний орешек, мудро придя к выводу, что он слишком ничтожен, чтобы оставлять его про запас на завтра. — А вот причина столь оригинального эффекта меня искренне волнует...

— Каким же образом можно расколдовать человека, когда даже неизвестно, какое именно заклятие на него наложено? — в Наташином представлении заклятия были чем-то вроде ядов, и она искренне считала, что, как не существует единого противоядия от любой отравы, так не может быть и универсального заклятия на все случаи жизни.

Как показала практика, она сильно ошибалась.

— Видишь вон того малютку-эльфа, что крутится у всех под ногами? — фея указала Наташе на маленького мальчика в зеленом кафтанчике из блестящей ткани, стреляющего по сторонам смышлеными раскосыми глазенками. Под ногами у взрослых его трудно было бы заметить, но в танцах как раз наступило вынужденное затишье: принц буквально упал с ног от усталости, и дамы-эльфы, уложив его на диван с покрывалом из розовых лепестков, принялись обмахивать выбившегося из сил танцора кружевными носовыми платочками.

Видно, носовики обладали волшебной силой, потому что принц тут же вскочил на ноги и принялся танцевать с прежним жаром, но короткой паузы хватило Наташе на то, чтобы хорошенько разглядеть мальчонку с длинной вицей в руках, как будто выдернутой из старой метлы. Можно было подумать, что он взял прут, чтобы из озорства хлестать по ногам танцоров, но такого шалуна вряд ли пустили бы на праздник — значит, веточка обладала каким-то своим, особым смыслом.

— Прутик у него в руках — волшебный, — будничным тоном, едва не позевывая в рукав, пояснила фея. — Разрушает любые чары. В сущности, все они строятся на одном основании. Достаточно было бы трижды прикоснуться к голове заколдованной девушки, чтобы она стала прежней... Но в этом случае мы, разумеется, уже не узнаем, как именно она была зачарована!

Портьера за Наташиной спиной взволнованно вздохнула. 'Кейт здесь!' — радостно догадалась девочка. Конечно, это не означало, что следовало оставить планы по отъему прутика у мальчишки. Так просто он его, конечно, не отдаст — вон какой ушлый, так и зыркает по сторонам, такого карамелькой не соблазнишь.

Затаившаяся за портьерой девушка догадалась первой. Краем глаза уловив на полу какое-то движение, Наташа едва не подпрыгнула до потолка с визгом 'Мышь!' Но, внимательно присмотревшись, с облегчением увидела, что это всего лишь очень крупный лесной орех. Мальчишка тоже его увидал — хитрые глазенки тут же засверкали ярче висящих под потолком светильников. Ловко лавируя между ног танцующих, он бросился на орех, точно коршун на добычу, и крепко зажал его в кулаке. Второй орех, подскакивая, покатился в другую сторону... Третий уже не помещался в кулаке. Сделав несколько попыток удержать его одним пальцем (карманов у него, что ли, нет?), малец в конце концов без колебаний отбросил в сторону мешающий делу прутик, который тут же подхватила высунувшаяся из-за портьеры рука.

В зале постепенно начинало темнеть, точно сумерки сгустились, хотя светильники продолжали гореть в полную силу.

— Скоро рассвет, — со вздохом объяснила Наташе фея. — С криком первого петуха надо будет расходиться...

Точно только и дожидаясь этих слов, откуда-то сверху, слегка приглушенное слоем земли, но вполне отчетливо донеслось громкое 'Ку-ка-ре-ку!' Петька как будто сидел на самой макушке эльфийского холма. Но Наташа точно знала, что это не так, потому что не успел еще полностью раствориться в воздухе отзвук петушиного крика, как все пришельцы: принц, обе девушки, конь и собака, — очутились на залитой предрассветной серостью круглой полянке-пуговице. Как будто и не было ни бала, ни хоровода эльфов, ни разговора со старой знакомой — феей. Зато совершенно реальным был прутик в руках у Кейт, которая тут же, не оглядываясь по сторонам, припустила к городу, обгоняя коня, да невероятная усталость, навалившаяся на Наташу. Казалось, что к каждой руке и ноге привязали по гире, а в глаза насыпали песку.

ГЛАВА 34

ТАМ ТАКОЕ!

Предыдущий опыт верховой езды не был самым приятным событием в Наташиной жизни. Но возвращаться во дворец пешком сейчас казалось ей настоящей пыткой. Поэтому, преодолев естественное нежелание и мужественно сказав себе 'Надо!', она ухватилась за седло и подтянулась к конской шее, используя в качестве ступеньки-опоры торчащую из стремени ногу принца в сапоге с сильно загнутым носком. Зачарованный, он начал казаться ей чем-то вроде манекена. Ее ботинок соскользнул, и девочка повисла поперек спины скакуна, упираясь боком в какую-то твердую и острую часть седла, как мешок с картошкой. Она хотела было принять более подходяще человеку положение, но в этот момент конь тронулся с места, и ей не оставалось ничего другого, как только ухватиться за какую-то деталь сбруи и повиснуть, стараясь не делать лишних движений, чтобы не потерять равновесие и не свалиться с раскачивающейся на ходу покатой спины.

Обратная дорога показалась вдвое длиннее — или уставший конь ехал вдвое медленнее? У городской стены, нетерпеливо притопывая ногами, но не зная, как открыть секретный проход, их поджидала Кейт. Не обращая внимания на свисающее с седла принца тело в ворохе юбок с выглядывающими из-под каскада оборок солдатскими ботинками на толстой подошве, она невозмутимо взгромоздилась позади. Но в конюшне спрыгнула, и опрометью бросилась прочь. Впрочем, куда же еще — спасать сестру.

Разжав руки, Наташа кулем рухнула на пол, усыпанный соломой — не притоптанной, свежей, еще пахнущей лугом. Значит, кто-то из конюхов в курсе о регулярных ночных поездках принца? Или тут прибрались эльфы, заметая все следы? Чтобы подняться на ноги, ей пришлось приложить поистине нечеловеческие усилия. Не слишком хорошо помня дорогу, она держалась позади шагающего как автомат принца, стараясь не заснуть на ходу. Девочка совершенно не помнила, как добралась до своей комнаты, вскарабкалась на табуретку и перевалилась через спинку кровати, но проснулась она именно там, лежа ничком и уткнувшись носом в перину в позе пикирующего самолета: руки раскинуты в стороны, ноги, зацепившиеся носками ботинок за резную спинку, задраны гораздо выше головы.

Сбитое перо не слишком хорошо пропускало воздух, и не удивительно, что во сне Наташе пригрезилось, как будто ее живьем закапывают в землю. Но все же она ни за что бы не проснулась, если бы кто-то настойчиво не дергал ее за ногу...

Приложив титанические усилия, она перекатилась на спину, и с трудом, едва ли не пальцами разлепила тяжелые веки:

— Сон был настоящим кошмаром... Но действительность еще ужаснее!

Не обращая внимания, что она там бормочет себе под нос, принц продолжал дергать ее за ботинок так энергично, точно пытался стянуть с ноги, не расшнуровывая:

— Вставай скорее, завтрак проспишь! — взволнованно торопил он. — А там такое... Такое!

— Я не хочу есть. Я хочу спать...

— Вставай, или так и потащу за ноги!

Перед угрозой немедленной физической расправы Наташа, недовольно ворча, вскарабкалась на высокую спинку кровати и буквально рухнула на ту сторону, промахнувшись по табуретке. Спросонок глаза неприятно слезились, требуя немедленного и, желательно, холодного, умывания, в горле першило. Не давая времени опомниться и хотя бы пригладить руками воронье гнездо на голове, Вася упорно тащил ее по коридору.

В трапезную им удалось войти совершенно незамеченными, за спиной толстого слуги, несущего к столу большое блюдо с салатом. Заняв свободные места за столом, они тут же развернулись в противоположные стороны: Наташа, ощутив внезапный приступ голода, потянулась к еде, принца же больше занимали сотрапезники. Заметив, что спутница не следит за его взглядом и вообще не смотрит по сторонам, он пихнул ее локтем:

— Да посмотри же ты!

Не зная, на кого следует обратить внимание в первую очередь, она ненадолго отвлеклась от завтрака и беглым взглядом пробежалась по лицам сидящих: во главе, конечно, король с королевой, он сияет прямо как новенький медный грош, а у нее странное, как будто ошарашенное лицо. Обе стороны 'королевской', более высокой половины длинного стола заняты важными родовитыми сановниками, без жен — видно, еще спят, счастливицы. Среди важных дядек странно смотрится молодой юноша — зато чувствует себя, похоже, просто превосходно. Судя по внешнему сходству, за исключением ярко-рыжей шевелюры и румянца на щеках, это младший брат больного принца. Завтрак его занимает мало: гораздо чаще, чем в тарелку, он поглядывает в ту сторону, куда то и дело косится королева — на более низкий край стола, где разместили гостей. Из всех же сидящих его, похоже, больше всего интересует белокурая девушка рядом с Кейт.

С первого взгляда можно было догадаться, что это сестры: главное различие между ними заключалось в цвете волос и глаз. Цвета воронова крыла у одной и выцветшей соломы у другой, их локоны совершенно одинаково завивались в тугие пружинковидные кудряшки, вздрагивающие всякий раз, как девушки поворачивали головы.

— Ни свет, ни заря Кейт явилась к королеве, чтобы потребовать свои честно заработанные триста монет. Та страшно удивилась — впервые человек, проведший ночь в комнате принца, после этого не исчез! — но от своего слова не отступилась, и развязала кошелек. Кейт до завтрака успела найти сестре доктора и купить лекарство от аллергии. Может, ты ее в лесу и видела без платка, но приняла за овцу из-за кудряшек?

— Ага, — согласно кивнула Наташа. — Миленькие такие кудряшечки... на лице. Она была заколдована, но ночью Кейт удалось раздобыть волшебную палочку. Потом расскажу.

— Что, видела интересный сон?

— Точно. Вот однажды увидела во сне, как будто попала в другой мир. Там ездят не на машинах, а на лошадях, в телебашнях живут вампиры, а встретить принца или принцессу в глухом лесу проще, чем медведя. Я и до сих пор его смотрю...

ГЛАВА 35

РАССКАЖИ МНЕ О СВОЕМ МИРЕ!

Дождавшись, когда подадут чай со сладостями, королева тонко и дипломатично принялась выспрашивать Кейт о ее планах на будущее. Мол, не возьмет ли она за труд переночевать во дворце еще раз, за те же деньги? Поколебавшись для виду, та согласилась, выторговав на этот раз гонорар в шестьсот золотых, но наотрез отказавшись рассказать о подробностях ночного дежурства. Однако отпускать остальных 'гостей' на все четыре стороны королева явно не торопилась, удерживая принца во дворце, как козырный туз в рукаве — на случай возможной неудачи добровольца. Задержаться у родственников Васе в любом случае придется до полного выздоровления двоюродного брата.

— Путешествие откладывается, — сокрушенно доложил Наташе принц, точно она и не была только что свидетелем произошедшего между ним и тетей разговора. — Ты уж извини!

— Ты не виноват, — вздохнула девочка. — Я понимаю... Просто я не выспалась, уже несколько дней не умывалась, хочу переодеться, почистить зубы и хочу домой, поэтому просто не в состоянии смотреть на мир позитивно.

— Хм! Ну, хоть кое-что я могу! — с этими словами принц небрежно махнул рукой, и молоденькая служанка, пробегающая по коридору, тут же резко остановилась, точно с разбегу налетев на прозрачную стену, повернулась к нему и присела, низко наклонив голову:

— Что вам угодно, господин?

— Через пять минут принесите горячую воду и таз для умывания в комнату госпожи Натальи, — приказал он уверенным, не терпящим возражения голосом.

Склонив голову еще ниже, девушка покорно засеменила по коридору, в ту сторону, куда и направлялась перед тем, как была остановлена властным окриком.

— Вот так! — повернувшись к Наташе, принц развел в воздухе руками: — Все просто!

— Да ты просто настоящий командир! — фыркнула она. — Ну, пойду, пожалуй, а то девушка воду принесет и все для умывания организует, а меня-то и нет.

— Подождет!

— Она-то, может, и подождет, а вот вода остынет.

— Сбегает еще раз!

— Эвон ты как привык всеми помыкать. А как самого тетя попросила о пустяковой услуге, так в позу встал, гордость проявляешь.

— Можно подумать, тебе самой эта затея очень нравится!

— Нравится?! Да я просто в бешенстве! Из-за этой дурацкой задержки наш однодневный пикничок растягивается на неопределенное время! А все из-за твоих дурацких счетов с родственниками! — выйдя из себя, Наташа принялась направо и налево сыпать несправедливыми обвинениями. Но даже понимая, что неправа, все-таки не могла остановиться. Напряжение последних дней, достигнув критической отметки, требовало выхода — ей нужно было от души выплакаться... или накричаться.

— Между прочим, это не я бегал по лесу кругами и зигзагами, точно спятивший заяц! — похоже, принцу тоже была необходима разрядка: — Если бы ты шла все время прямо, никуда не сворачивая и не заходя на территорию сопредельных государств, мы не попались бы на глаза стражникам, и не оказались бы в таком дурацком положении!

Наташе уже не хватало слов: грозно прорычав сквозь зубы что-то гневно-нечленораздельное, она сердито топнула ногой и, развернувшись на месте, бросилась в отведенную ей комнату.

Девушка-служанка уже принесла тазик и поставила его на табуретку, устроив примитивный умывальник. В руках она держала большой глиняный кувшин, от которого валил пар. Думая, что ей придется умываться кипятком, Наташа сперва испугалась, но тут же заметила стоящую на полу деревянную бадейку с холодной водой. Общими усилиями девушкам удалось создать в тазике оптимальную среду для умывания: служанка попеременно плескала туда то из одного, то из другого сосуда, а Наташа, помешивая воду пальцем, указывала, чего добавить.

Кроме воды, служанка принесла и низенький широкий горшочек с ароматной пенящейся пастой, вполне заменяющей жидкое мыло. Взбив ее в руках, Наташа с удовольствием намылила шею и лицо а затем, фыркая и разбрызгивая воду, смыла густую пену. Немного поколебавшись, она не выдержала и, окунув голову в таз, принялась мыть волосы. Паста вполне оправдывала себя в качестве шампуня, а девушка-прислуга помогла смыть ее с волос, невозмутимо поливая голову из кувшина — вода в нем то ли успела остыть сама собой, то ли служанка развела ее холодной из ведра.

Использовав в качестве полотенца все ту же многострадальную юбку — чтобы извлечь ее из сумки, потребовалось достать оттуда цивильную одежду — джинсы и курточку, — и обмотав голову наподобие тюрбана, Наташа почувствовала, что потихоньку возвращается к жизни. Если бы еще не эта душегубка вместо платья...

— Желаете что-нибудь еще? — любезно поинтересовалась девушка-служанка.

— Да-да, — неуверенно протянула Наташа. — Ты не могла бы помочь мне снять платье? А то проклятый корсет застегивается на спине, и мне никак не дотянуться.

— А во что Вы хотите переодеться? — добродушно поинтересовалась служанка.

— Ни во что. Я просто хотела бы еще немного поспать.

— Вы плохо себя чувствуете?

— Хорошо, просто не выспалась. В чем проблема-то?

— Но днем не спят!

— Ну, тогда вот в это, — Наташа указала рукой на забрызганные водой джинсы.

— В мужское платье?! — казалось, глаза у девушки вот-вот вылезут из орбит от ужаса, да и голос задрожал.

— Ладно, забудь, — вздохнула Наташа. — Иди, ты свободна!

Смирившись с мыслью о том, что теперь навек заключена в корсет, как человек в железной маске, она наклонилась и расшнуровала ботинки, а затем, забравшись на табуретку, уже с закрытыми глазами нырнула в объятия подушек и перин. Она засыпала на ходу, и за завтраком боялась неожиданно вырубиться и упасть лицом в тарелку, как персонаж классических русских анекдотов. Однако стоило Наташиной голове коснуться подушки, как сон тут же испарился, оставив после себя чувство глубокой неудовлетворенности собой и миром. Страшно хотелось спать, девочка все на свете отдала бы за то, чтобы уснуть... Но не тут-то было, заснуть она и не могла — как бы ни легла, на какой бы бок не повернулась, было одинаково неудобно: перинный наполнитель сбился комками и кочками, упираясь в бока, корсет не давал свободно вздохнуть, проникающее через незашторенное окно солнце светило прямо в глаза.

Проворочавшись с час, показавшийся ей вечностью, Наташа сдалась и, устав бороться с судьбой, с красными от недосыпа глазами и стоящими дыбом влажными волосами отправилась в комнату к принцу, чтобы успокоить не дающую уснуть совесть.

— Я пришла мириться, — с порога заявила она. — И хочу попросить прощения. Мои слова были несправедливы, ты нисколько не виноват в том, что мы задержались в этом замке... в этом дворце... в этой стране... тьфу! Короче, здесь!

— Я тоже был неправ, — вздохнул Вася. — И напрасно набросился на тебя. Просто разозлился.

— Я начала первой...

— Но мне это более непростительно — ведь я королевский сын, и меня с детства обучали дипломатическому поведению и сдержанности!

— Выходит, мир? — обрадовалась Наташа.

— Да я уж и сам к тебе собирался, да боялся не застать.

Выбрав один из высоких стульев, почему-то показавшийся ей удобнее остальных, девочка взобралась на него и, помахивая в воздухе не достающими до пола ногами, предложила:

— Рассказывай!

— Что? — удивился принц.

— Как что? Все! Как твоя тетя оказалась королевой соседней страны, почему ваши столицы так близко, а вы все в таких плохих отношениях?

Заняв противоположное кресло, так, чтобы быть лицом к собеседнице, он положил руки на подлокотники и начал свой рассказ:

— Тетя — старшая сестра моего отца. В детстве она была помолвлена с каким-то принцем из дальних земель, по политическим соображениям, но он то ли женился на другой, то ли умер, и тетя решила никогда не выходить замуж, уйти в монастырь или посвятить себя воспитанию младшего брата. Ему это не очень нравилось — разница в возрасте между ними всего полтора года, и папа считал, что не нуждается в опеке. Поэтому всячески помогал принцу Арктуру, нынешнему королю, добиться руки сестры. Говорят даже, что он и устроил их случайное знакомство. Тетя очень красива, и в молодости перед ней не мог устоять никто. В приданое за ней давали...

— Полцарства? — перебила его ерзающая на неудобном стуле Наташа.

— Не полцарства, конечно, но все же немалые территории, лежащие за ничейной землей. В те времена она отсекала эти провинции от столицы, и там хозяйничали разбойники, жители страдали от набегов батюшки Арктура, тогдашнего короля, и от самоуправства дедушкиных наместников, которые без контроля из центра творили буквально все, что хотели. После передела Арктур мгновенно навел там порядок, поговаривали даже, что он и женился-то ради приданого... Хотя я так и не думаю.

Наташа склонна была согласиться с ним в этом вопросе. Даже сейчас, не смотря на годы и склочный характер, королева была удивительно хороша собой, а уж в молодости наверняка легко могла свести с ума любого мужчину. А то, что таким мужчиной оказался наследник соседнего королевства — не более, чем удобная случайность.

— Но тете не хотелось замуж, — меж тем продолжал Вася, — и она поставила, казалось, невыполнимое условие: перенести столицу поближе к границе, на земли, которые давал за ней дедушка. Как это удалось Арктуру — до сих пор никто не знает, но, видимо, правду говорят, что сильное чувство способно свернуть горы — через год на этом месте уже стояли дома. А дворец — ты заметила? — он приказал скопировать с дедушкиного в Старгороде, чтобы тетя чувствовала себя здесь как дома. Правда, он больше похож снаружи, изнутри лишь приблизительно.

— Что, пытался отыскать знакомые потайные ходы? — понимающе кивнула Наташа. — Значит, королева обиделась, что ее отдали на чужбину. Поэтому и взъелась теперь на тебя, удерживает тут силой и чуть ли не на смерть посылает?

— А, это уже другая история. Просто папа женился, не удосужившись спросить у нее совета — у старшей сестры, почти что матери! Получив приглашение на свадьбу, о которой сообщалось как о деле уже решенном, тогда как смотрины прошли без нее, тетя восприняла это как личное оскорбление, причем со стороны мамы. На свадьбе она, правда, была, но на Ванькины крестины уже не приехала, и к себе нас не звала. Так что я мог тебя хоть родной маминой сестрой назвать — королева этой самозванкой из принципа не интересуется!

— Понятно, — Наташа снова поерзала на жестком сиденье, которое, казалось, с каждой минутой становится все более неудобным.

— Можешь подложить подушечку, — сжалился принц. Сам он сидел прямо, будто проглотил линейку, не наваливался спиной на спинку стула и, казалось, чувствовал себя вполне удобно: — Возьми вон там, на кровати, любую. И начинай, теперь твоя очередь рассказывать.

— Я, кажется, только и делаю, что тебе что-нибудь рассказываю. О чем еще?

— Расскажи о своем мире!

Примяв ладонью пару подушек, Наташа сгребла их все к спинке кровати и села поверх покрывала. Получилось удобней, чем на диване, и с облегчением откинувшись назад, она принялась искать вдохновение в складках ткани пыльного балдахина, повешенного над кроватью:

— Овсянкин, наверное, уже домой вернулся, — первым делом вздохнула она. — Или его волки съели. Не посмотрели, что дальний родственник. Кролика-то уж точно.... М-м-м... мой мир. Он чем-то похож на ваш, и в то же время совсем другой. Больше всего, честно говоря, мне не хватает горячей воды и зубной пасты. Мыло, как оказалось, у вас все-таки есть. Только вы это почему-то скрываете...

— Горячая вода у нас тоже есть, — обиделся за державу принц.

— Ага. Которую надо кипятить, а потом ходить за ней на кухню, или посылать кого-нибудь. А чтобы ванну принять, наверняка придется все плиты горшками занять. У нас вода сама поднимается на любой этаж, по трубам, и сразу же горячая. Набрал ванну — и мойся спокойненько...

Наташа рассказала Васе о водопроводе и центральном отоплении, при котором не надо растапливать дровами печи в каждой комнате сколь угодно большого дома, о канализации, сделавшей ненужными ночные горшки под кроватью (за исключением разве что маленьких детей), о самодвижущихся экипажах, в которые не надо запрягать лошадей, о самолетах... Он слушал внимательно, переспрашивая, если что-то было непонятно. Но, задав очередной вопрос и не услышав ответа, принц обнаружил, что Наташа крепко спит, обняв руками маленькую подушечку, точно любимого плюшевого медвежонка. Усталость и недосыпание последних дней не свалили ее с ног, но подкрались незаметно, исподтишка, пользуясь тем, что девочка отвлеклась на другое...

Проснулась Наташа, когда солнце, миновав зенит, уже золотило противоположную от окна стену оранжевыми предзакатными лучами. Посасывающее ощущение в животе давало понять, что обед она безнадежно пропустила, а насчет того, чтобы отдать свой ужин врагу лучше даже не заикаться, если только она хочет сохранить со своим желудком прежние дружеские отношения.

Принца в комнате не было — и то сказать, интересного мало сидеть и таращиться на 'спящую красавицу', которая обещала занять тебя интересным разговором, а сама захрапела уже через пару слов. Наверное, пошел искать себе собеседников поинтереснее. Или ужинать.

Последняя мысль заставила девочку подпрыгнуть, как если бы в продавленной ею перине (кстати, гораздо более мягкой, чем та, что постелили на ее кровати!) внезапно разжалась тугая и мощная пружина. Кое как пригладив высохшие загнувшимися под самыми невероятными углами волосы, после ее стараний еще сильнее вздыбившиеся, Наташа выскользнула в коридор. Наверняка выглядит сейчас, как страшилище — впрочем, если здесь, как и в Старгороде, все так привыкли к привидениям, разгуливающим по коридорам, то не должны так уж испугаться.

В довершение всех бед, она совершенно не помнила дорогу к трапезной — утром в полусне просто шагала туда, куда вел ее Вася, а накануне, после ужина, в коридорах было темно, и все выглядело иначе, чем сейчас.

ГЛАВА 36

НОВАЯ ЗНАКОМАЯ

Она наверняка намотала уже не один километр на спидометр, и рада была хотя бы просто вернуться в свою комнату или комнату принца — в любое знакомое место! — но с каждым шагом только запутывалась все больше. Спасение пришло с неожиданной стороны, в лице нарядно одетой девушки лет семнадцати:

— Привет! — прощебетала та, появляясь точно из ниоткуда и подхватывая Наташу под локоток, как лучшая подруга: — Ты четвероюродная сестра принца Василия, я правильно запомнила?

После продолжительного блуждания по кажущимся совершенно одинаковыми серым коридорам, не оживленным даже пробегающей мимо крысой, Наташа рада была бы увидеть любое живое существо — даже, тьфу-тьфу, не к ночи будь помянут, — каким-то чудом воскресшего вампира. Встречу же с красоткой, откуда-то знакомой с ее легендой, девочка восприняла с искренним восторгом:

— Привет! — воскликнула она в ответ. — Ну да, со стороны матери... А мы уже где-то раньше встречались?

— Ну, что ты! — рассмеялась девушка. — Где? Я Новгород почти что не покидаю, по крайней мере, в последнее время. Вот когда принц был здоров...

— Новгород? — не слишком вежливо перебила ее Наташа.

— Э! Да ты даже не знаешь, где находишься? Новгород, новая столица, перенесенная на это место двадцать лет тому назад.

— Да-да, по условию невесты короля, нынешней королевы. Я слышала эту историю, забыла только уточнить название города.

— Я видела тебя вчера, в тронном зале, на разговоре с королевой. За стол фрейлин не приглашают, но ходят разные слухи...

Незнакомка сделала многозначительную паузу, в которую Наташа тут же вставила свой вопрос:

— Так ты фрейлина? Знаешь, меня всегда интересовало, что входит в ваши обязанности. Чем вы занимаетесь целый день вместе с другими фрейлинами?

Девушка рассмеялась:

— Да ничем, если ты имеешь в виду какой-то созидательный труд. Мы не вышиваем, не вяжем, не шьем одежду. Наша задача — быть подругами королевы. Забавлять ее разными историями, чтением, пением, танцами. Но основная цель каждой из нас — это, конечно же, выйти замуж. За принца, в крайнем случае — какого-нибудь посла или министра. Для этого родители и посылают нас ко двору. Мы приобретаем манеры и вращаемся в обществе, где можем подобрать себе пару. Во фрейлины принимают только самых красивых девушек благородного происхождения. Монархи тоже имеют свою выгоду: оказавшись в таком цветнике, упрямый и неуступчивый иноземный посол глядишь, растает и смягчит свои требования. Ты родственница королевы, и никогда не бывала при дворе?!

— Ну, довольно дальняя родня, из провинции, — стушевалась Наташа, и тут же попыталась перевести разговор в другое русло: — Ты не знаешь, во сколько тут ужин подают? Или... он уже был?!

— Еще не было, но... Неужели ты хочешь выйти к столу вот так? — отступив на шаг, фрейлина смерила ее таким взглядом, что Наташа невольно оглядела себя: вроде все в порядке, никаких пятен на платье, никакая оборка не оборвалась. Не смотря на то, что за последние дни этому платью вместе с ней пришлось побывать во многих странных местах и перенести не одно испытание. Может, в этом все и дело:

— Тут что, принято переодеваться к ужину? — в ее голосе без труда читался самый настоящий панический ужас: — А мне не во что, я ведь не собиралась задерживаться в гостях, и не прихватила с собой никакого багажа!

— Переодеваться не обязательно. Но вот с волосами непременно надо что-то сделать. Пошли со мной!

Вновь подхватив Наташу под руку, фрейлина энергично повлекла ее за собой вперед по коридору.

— Вот моя комната. Заходи, сейчас что-нибудь придумаем, — она приглашающее кивнула головой, и Наташа неуверенно перешагнула через порог. Когда открылась дверь, первой ее мыслью было, что она каким-то образом попала в музей восковых фигур, а второй — нет, это музей костюма.

Вся довольно просторная комната была заставлена бесчисленными манекенами в нарядных платьях с широкими сборчатыми юбками. Небольшой кусочек свободного пространства занимал гримерный столик с большим мутным, похоже, металлическим зеркалом и бесчисленным количеством баночек и бутылочек.

— Впечатляет? — с гордостью поинтересовалась хозяйка. Она достала какое-то загадочное приспособление, похожее на сковородку о трех ногах, и сейчас разводила в нем огонь: — Говорят, у королевы несколько специальных комнат занято платьями. Ну, а нам отдельных помещений не полагается, приходится спать в шкафах!

Она рассмеялась свой шутке и, оставив сковородку с разгоревшимся наконец, но почти совсем не дымным пламенем, схватила Наташу за руку и повлекла в глубь помещения:

— У меня есть платья практически на любой случай жизни: вот праздничное, похоронное, это свадебное, на будущее, а вот — мои самые любимые, влюбленные платья!

Фрейлина с торжеством указала на стоящие особняком два манекена, один в ярко-зеленом, а другой в желтом, с оборками цвета палой листвы платье:

— Зеленое я надеваю, когда бываю влюблена, а желтое — при расставании, — пояснила девушка. — Я даже стихи об этом написала:

В зеленом я, как огурец вчерашний —

Что знаешь ты о чувстве настоящем?

Я в желтом, точно спелый огурец,

И нашим чувствам наступил конец...

Ну как?

— Красиво, — выдавила Наташа. Она не была любителем и ценителем поэзии, никогда не писала стихов, поэтому не чувствовала себя в праве критиковать чужие.

Вернувшись к столику, фрейлина усадила ее на невысокий стульчик и, щелкнув по зеркалу пальцем, развернула его к себе стеклянной, блестящей стороной. Затем вытащила из дымящейся сковородки какой-то непонятный, зловеще выглядящий предмет, как будто позаимствованный в камере пыток.

— Что это? — отшатнулась Наташа.

— И впрямь, из провинции, — вздохнула девушка. — Неужели щипцов для волос никогда не видела?

— Видела, конечно, и не раз. Но они выглядели совсем иначе, и разогревались сами собой, а не на огне!

— Волшебные, значит, — ловко подхватив расческой прядь Наташиных волос, самозваная парикмахерша накрутила их на горячий стержень и легонько подергала: — Ну, а мы по старинке!

'Красота требует жертв', — сама себе напомнила Наташа, но все же крепко зажмурилась, чтобы не видеть, как почти раскаленная железяка порхает возле самого ее лица.

— А ты бы тоже могла стать фрейлиной, — одобрительно заметила ее новая знакомая, завершая завивку и укладку: — Такая симпатичная! Почему отец не отправил тебя ко двору?

— Наверное, считает, что я еще слишком молода, — промямлила Наташа. — Или боится, что дворовое окружение дурно на меня повлияет.

— Меня послали сюда из дому, когда мне было восемь лет. Правда, я шестая дочь у родителей, и они были рады пересадить хотя бы одну со своей шеи на казенные харчи. А ты, наверное, одна? Что ж, насчет дурного влияния твой батюшка в чем-то прав, — взяв в руки длинную острую палочку, вроде карандаша без грифеля, лежащую на столике, фрейлина задумчиво помусолила ее и потерла о черный брусок, лежащий в деревянной коробочке и сильно напоминающий древесный уголь. А затем, примерившись, резко вогнала это деревянное шило в глаз...

Через несколько минут Наташа осмелилась приоткрыть один глаз и посмотреть сквозь густую занавесь ресниц. Ничего страшного — красавица всего лишь подводила веко местным аналогом косметического карандаша. Затем настала очередь пудры, румян и помады. Это уже не требовало такого внимания и сосредоточенности, и позволяло продолжить разговор:

— У тебя братья и сестры есть?

— Есть один, младший брат. Не считая двоюродных.

— Повезло. А у меня две младших сестры, два старших брата и еще старшие сестры. Отец, когда во время застолья поднимал тост за семью, всегда говорил: 'Хочу выпить за свою любимую жену Элеонору, за своих детей Клайва, Тони, Бонни, Кейта... и остальных'. Зато свою конюшню знал наизусть, не только клички всех коней, но и их родителей, привычки, склонности. Ну, ничего, вот выйду замуж, уеду куда-нибудь далеко-далеко, только меня и видели! Не хочешь освежить черты лица?

— Нет-нет! — энергично запротестовала Наташа, невольно шарахнувшись в сторону: — У меня никогда так ловко не получится, я скорее глаз себе выколю!

— Как хочешь... А! Мы все равно бы не успели — ты, кажется, торопилась на ужин?

— Э-э-э... Торопилась, но, боюсь, не найду, где это.

Фрейлина рассмеялась:

— Ладно уж, пошли, провожу!

Перед самой дверью трапезной, уже взявшись за ручку, Наташа вдруг сообразила, что даже не знает имени новой знакомой:

— Эй, погоди! — окликнула она уже собравшуюся было уходить фрейлину: — Как тебя зовут, подруга?

— Эльвира, дочь герцога Альби, — видя, что Наташа не разбираясь в местной генеалогии, не прониклась моментом, она пояснила: — Герцог — двоюродный брат короля.

— А ты, выходит, его троюродная племянница, — на пальцах сообразила Наташа. — Гораздо более близкая родственница правящей фамилии, чем я, и не трапезничаешь вместе со всеми?

— К королевскому столу приглашаются только придворные и особо важные гости, — пожала плечами Эльвира. — Мы же относимся скорее к прислуге, и столуемся отдельно. Поторопись, королева не любит, когда опаздывают к столу. Желаю тебе приятно провести время и приятного аппетита!

— Спасибо, — потянув на себя тяжелую дверь трапезного зала, Наташа постаралась тихо и незаметно, почти как мышка, проскользнуть за стол. Вася, уже наворачивающий всевозможные деликатесы за обе щеки, предусмотрительно занял для нее местечко рядом с собой. Небрежный взгляд вокруг показал, что она вполне могла не осторожничать, и войти в зал приплясывая и распевая во все горло, никто бы не заметил: обстановка и расстановка сил за столом по сравнению с завтраком сильно изменилась. Младший принц, отделившись от родителей, пересел на другой конец высокой половины, на самый край. Энн, вяло ковыряющая двузубой вилкой салат в своей тарелке, незаметно переместилась в самое начало низкого стола для гостей. Они не разговаривали друг с другом, но всякий раз, когда случайно встречались глазами или соприкосались широкими рукавами, Энн заливалась румянцем, точно предзакатный небосклон, а у принца становилось такое странное выражение лица, которое Наташа затруднилась бы обозначить каким-то одним словом. Точно на важной контрольной ему попался пример или правило, которое он учил накануне, и был уверен, что затвердил на всю жизнь — и вдруг понял, что не помнит ни слова!

Гораздо проще было описать чувства, написанные на лице королевы: ярость прямо-таки излучалась каждой черточкой, каждой морщинкой вокруг глаз и плотно сжатых губ. Ярость не жгучая, готовая прорваться в любой момент, а холодная, расчетливая, сдерживаемая пониманием того, что этот человек ей пока необходим для достижения какой-то своей цели. Но вот потом... Наташа невольно подумала, что на месте Кейт, получив деньги за следующую ночь она, ни слова никому не говоря и не прощаясь, схватила бы сестру и бросилась прочь на максимальной скорости, какую только могут развить хорошие кони. Конечно, если только она не любит сюрпризы вроде скорпионов в кровати...

А вот самой Кейт напряжение, почти физически ощущаемое всеми сидящими за столом, похоже, было глубоко по барабану. Небрежно перекатывая по тарелке изумительно вкусные фаршированные грибы, на приготовление которых королевский повар наверняка потратил не один час, вкладывая в произведение своих рук всю душу, она думала о чем-то своем, безразличная к внешним раздражителям. На лице девушки была написана глубочайшая озабоченность — но явно не поведением и судьбой сестры.

— Ты так сладко спала, что я не решился разбудить тебя на обед, но принес в комнату кое-какую закуску, — прошептал Вася, не сводя удивленного взгляда с ее головы: — Правда, потом сам все доел... отлучился ненадолго, возвращаюсь, чтобы позвать тебя на ужин — бац! — а тебя и нет! Ты где была? И что с твоими волосами?

— В салоне красоты, — фыркнула Наташа. — А что, тебе не нравится?

— Да нет, очень красиво получилось.

— Что ж, спасибо, что заметил — похоже, больше здесь никому нет до этого никакого дела.

— Ага, страсти разгорелись не шуточные. Похоже, одна из сестер так и не покинет дворец.

— Думаешь, что королева на это согласится? Или намекаешь, что девушку замуруют прямо в дворцовой стене?

— Тетя? Да она скорее руку себе откусит, чем позволит сыну жениться на девушке неблагородного происхождения, пусть даже на дочери богатого купца. Как будто принцесс вокруг мало!

— Что же им делать?

— Любовь побеждает все! — пафосно заявил Вася, и вернулся к остывающему жаркому.

— А король чему так радуется? — Наташа обратила внимание на монарха, который наполнял и опорожнял бокалы с вином под уже сбивчивые, но все еще торжественные тосты: — Мечтает стать дедушкой?

— Отмечает то, что Кейт осталась в живых и не пропала, как все остальные сиделки.

— Но разве принцу стало от этого лучше?

— Не стало. Но король рад уже этому, и надеется, что теперь наследник начнет потихоньку поправляться. Честно говоря, мне тоже очень этого хочется, ведь пока братишке не полегчает, мы поневоле должны будем оставаться тут в гостях.

— Да... Видно, придется мне самой заняться этим вопросом, — Наташа пошарила по столу глазами: — Ты не знаешь, где орехи? Кажется, за завтраком я видела на столе целое блюдо!

— Увы, опоздала. Кейт добралась до них первой.

И впрямь, рядом с правой рукой дорогостоящей сиделки стояло блюдо с горкой скорлупок. Похоже, девушка не просто раскусывала орехи, но буквально пережевывала их вместе со скорлупой и съедобным ядром, а затем в нервах сплевывала.

— Она, похоже, здорово переживает.

— Видно, прошедшая ночь далась ей не слишком легко.

— Ну, я бы не сказала, что ей пришлось перенапрягаться...

— Хочешь сказать, что справилась бы лучше?

Наташа нахмурилась. Пожалуй, окажись она на месте Кейт, ни за что бы не догадалась, что надо вставить свои слова в стихотворный пароль принца, и попала бы в руки лепреконов — стражников холма:

— Нет, — честно призналась она. — У меня бы и так не получилось.

Проблему, как занять время между ужином и закатом солнца, чтобы не уснуть и не пропустить самое интересное, решила за нее Эльвира, поджидающая под дверью трапезной:

— Ну что, прогуляемся?

— Я бы с радостью, — смутилась Наташа, — но принцу нельзя выходить за пределы дворца, охрана не пускает.

— Что за беда! Можно ведь и по коридорам погулять, заодно пообвыкнешься, научишься здесь ориентироваться. В крайнем случае, уж во двор-то можно выйти, не обязательно при этом побег замышлять.

— Что значит 'пообвыкнусь'? — нахмурилась Наташа. — Намекаешь, что принц так и не поправится, и нам придется здесь задержаться надолго?

— Честно говоря, — Эльвира поправила выбившуюся из прически смоляную прядь, — уж если самые известные чародеи не смогли совладать с его недугом, я думаю, надежды мало.

Юная фрейлина оказалась прекрасным гидом — она не просто указывала: посмотрите направо, там то-то, посмотрите налево, там се-то, но к каждому объекту припоминала какую-нибудь забавную историю, так что даже Наташа под конец стала худо-бедно ориентироваться в хитросплетениях дворцовых коридоров. Во всяком случае, важнейшие и интереснейшие места она теперь нашла бы без труда.

Казалось, экскурсия затянулась не на один час. Но, когда они в сопровождении стражника вышли в огороженный высокой каменной стеной с надежными воротами задний двор дворца, небо было еще светлым, хотя солнце, возможно, уже и закатилось — высокие стены загораживали горизонт.

— Я должна непременно показать вам одного человека, — возбужденно затараторила Эльвира. Ее щеки так раскраснелись, что Наташа невольно заподозрила романтическую историю. Но, как выяснилось, дело было совсем не в этом:

— Это Анжело, — фрейлина с гордостью указала 'экскурсантам' на немолодого, коренастого и широкоплечего мужчину, вилами ворочающего огромные кипы сена. Лицо и руки его покрывал густой кирпичный загар, и в целом, по одежде и манерам, это был типичный крестьянин, простой, как полено, и ни чуточки не интересный — во всяком случае, для принца, привыкшего относиться к таким людям с презрением, в лучшем случае снисходительно обращающего на них свое высочайшее внимание. Но Эльвира была другого мнения:

— Это уникальный человек, — с искренним восторгом в голосе прошептала она. — С виду — простак простаком, но сам король с ним считается, и в трудных случаях всегда просит совета прежде всего у Анжело. Он давно уже мог бы стать советником и первым министром при дворе — к нему прислушивается даже королева! — но отказывается, предпочитая оставаться на своем месте при скотном дворе. Говорит, что любит зверей, ему с ними привычнее. И, несмотря на неблагородное происхождение, его дочь стала главной фрейлиной. Это и неудивительно — девушка пошла в маму, а его жена — настоящая красавица! Я никого красивей просто в жизни не встречала!

Они пересекли двор, вежливо поприветствовав Анжело, и он приветливо помахал им рукой, сверкнув ослепительно белыми на фоне смуглой кожи зубами.

— Их младший сын хочет стать ученым, — продолжала свою ознакомительную лекцию Эльвира, — и, говорят, немного колдует, хотя до настоящего доктора ему далеко — он еще очень молодой. А старший служит в гвардии, он офицер и настоящий красавец, половина фрейлин по нему сохнут. Они здесь живут, — без всякой паузы продолжила она, указывая на неприметную дверцу в стене. — Вообще-то можно было пройти и через дворец, но я была уверена, что в эту пору мы не застанем Анжело дома, а мне непременно хотелось вам его показать.

Они постучали в дверь, и приятный женский голос изнутри предложил им войти. Взглянув на хозяйку дома, Наташа была вынуждена признать правоту Эльвиры — такой красивой женщины ей не приходилось не только встречать, но даже видеть в кино или на фотографиях. Причем это не была красота застывших ледяных узоров, которой хвастают глянцевые модели с подиума, заученно растягивающие губы перед фотокамерами, а теплая, домашняя, добрая и искренняя красота. Эту женщину нельзя было представить в роли прекрасной Елены, она не могла стать пресловутым 'яблоком раздора': окажись Менелай ее мужем, он непременно смирился бы с решением жены, навсегда сохранив воспоминание о том, что в его жизни была настоящая доброта и красота... Впрочем, она никогда не оставила бы мужа ради другого — верность и преданность буквально излучались и физически ощущались в ее присутствии. Наверное, только поэтому красавица не стала причиной нескольких мировых войн — любой мужчина, плененный ее красотой, сразу же понимал, что силой добиться взаимности этой женщины не удастся, а добровольно она ни за что не предаст и не оставит любимого.

Такое впечатление составилось у Наташи в первые же несколько секунд, как только они вошли в комнату и Эльвира по очереди представила их хозяйке. В дальнейшем оно нисколько не уменьшилось и лишь укрепилось.

— А меня зовут Матильда. Хотите чаю? — гостеприимно предложила хозяйка дома, и гости охотно согласились на ее предложение.

— Чай здесь просто замечательный, — успела шепнуть Эльвира. — Как будто заварка смешивается с лепестками цветов. Королевский повар позволил бы отрубить себе правую руку, лишь бы узнать секрет.

— Рецепт держится в тайне? — так же шепотом переспросила Наташа, не сводя взгляда с рук женщины, совершающей почти магические пасы над чайником и чашками.

— Рецепт-то известный, — возразила фрейлина. — Но получается все равно не так. Видно, есть какой-то секрет. Может, особая вода?

Делая вид, что не слышит, о чем перешептываются сидящие на лавке девушки, хозяйка улыбнулась и наполнила чайник из стоящей на полу бадейки с колодезной водой. Наташа не поверила своим глазам, когда в следующую секунду из изогнутого носика ударила струя пара!

— К-к-как... как это? — не удержалась она. — Чайник волшебный?

— Ах, нет, конечно, — махнула рукой женщина. — Просто у меня есть талисман, исполняющий желания!

— Какой талисман? — сразу же заинтересовалась Наташа. — Он может исполнить все желания? Любые?

— Ну, почти все, — хозяйка поставила перед гостями чашки с дымящимся ароматным кипятком. Его просто грешно было портить сахаром, и Наташа не совершила этого преступления. Несладкий чай тоже оказался очень вкусным, а уж аромат просто хотелось зачерпывать ложкой и есть, в восторге закатывая глаза. И хотя Наташа, благодаря щедрому подарку феи, как ей казалось, уже досыта накушалась самой разной флоры до такой степени, что растения ей даже несколько опротивели, но цветы с таким запахом она согласилась бы выращивать на подоконнике своей комнаты.

— Рассказать вам, что ли, свою историю? — предложила Матильда.

— Да! — раньше всех воскликнула Эльвира, блестя глазами. Было видно, что девушка слышала рассказ уже не один раз, но была не прочь послушать еще. Наташа с Васей кивками поддержали ее ответ.

ГЛАВА 37

ИСТОРИЯ РЯБОЙ КУРОЧКИ И ВОЛШЕБНОГО КАМНЯ

— Это случилось очень давно, уже больше двадцати лет тому назад, — женщина устремила мечтательный взгляд куда-то далеко, в глубины космического пространства. Ее лицо, разгладившись, тут же помолодело на полные двадцать лет: — Жил на окраине одного города бедный парень по имени Анжело. От отца ему досталась полоска земли, небольшой домик — четыре стены, одна комната, соломенный потолок-крыша и земляной пол, да рябая курочка.

— Это был ваш муж? — по привычке постоянно перебивать собеседника тут же вклинилась Наташа. Но Эльвира строго одернула ее и прошипела:

— Сиди и слушай!

Точно не заметив неожиданной реплики из зала, рассказчица продолжала:

— Жил Анжело очень бедно, урожая с земли еле-еле хватало, чтобы прокормить его и курочку, а о новой одежде не приходилось и мечтать. Он мог бы продать курицу, но очень к ней привязался, совсем как к человеку, и не хотел расставаться. Однако птицы живут гораздо меньше, чем люди, так что скоро его бессловесная подруга состарилась и умерла. У парня не поднялась рука, чтобы распотрошить и съесть ее хладную тушку, но при его бедности похоронить птицу было бы глупо — крестьянину даже не пришло это в голову. Поэтому он отправился на базар и стал предлагать всем купить его мертвую курочку. Анжело был парень простоватый, и не скрывал, что курица скончалась от старости, поэтому за весь день ему так и не удалось найти покупателя, все только смеялись и проходили мимо. Но вот к Анжело подошли двое цыган и сказали: жалко нам тебя, парень, целый день проторчал без толку на самом солнцепеке. Пожалуй, мы возьмем у тебя эту курицу за один золотой. В то время на такие деньги можно было купить целую ферму живых и здоровых кур, и обрадованный Анжело, не надеявшийся выручить за свой товар и медного гроша, хотел было согласиться. Но в это время к нему подошел маленький незаметный старичок и, дернув за рукав, прошептал: 'Дурак же ты! Ведь у этой курицы в голове лежит волшебный камень! Потри его, и все, что не захочешь, тут же исполнится!'

Анжело тут же отказал цыганам и, не чуя под собой ног, бросился домой. Он не очень-то поверил старику, но эти проходимцы почему-то ему не понравились, да и предложенная цена показалась подозрительно высокой. Дома он взял острый нож, отрезал мертвой курице голову, вскрыл череп и действительно нашел внутри маленький красный камешек, как и говорил старик! Конечно, Анжело тут же потер его и первым делом пожелал, чтобы вновь ожила его любимая рябая курочка, чтобы она как прежде стала молодой и вдобавок научилась говорить. Не успел он высказать свое желание вслух, как его курочка, здоровая и молодая, как раньше, шагала по столу.

Первое время бесхитростный парень не желал ничего, кроме еды для себя и курочки да новой одежды. Но в конце концов не придумал ничего лучше, как жениться на принцессе, дочери короля той страны. И вот, рябая курочка скок-поскок отправилась прямиком во дворец и, проскользнув между ног у неловких стражников в тяжелых доспехах, предстала перед королем. Она сказала: 'Ко-ко, мой господин, могущественный лорд Анжело, послал меня просить для себя руки вашей дочери!' Король очень удивился, увидев говорящую курицу, и не решился прямо отказать человеку, пославшему такого гонца, хотя он и не слышал никогда раньше про 'могущественного лорда Анжело'. Поэтому он ответил, что отдаст свою дочь только тому, кто за одну ночь выстроит десятиэтажный дворец из чистого хрусталя прямо напротив королевского, а перед дворцом выроет пруд, в котором будут плавать золотые рыбки и лебеди с серебряными перьями. А принцесса от себя добавила, что жених непременно должен быть самым красивым парнем в мире.

Разумеется, с волшебным камушком Анжело не представляло никакого труда выполнить оба желания, и уже на другой день сыграли пышную свадьбу между ним и королевской дочерью. Он вставил камушек в кольцо, которое носил на мизинце, и выполнял малейшие желания своей молодой жены. Пустых комнат в хрустальном дворце, которые можно было обставить по своему вкусу или наполнить самыми прекрасными игрушками и сладостями, было предостаточно, юная принцесса была прекрасна, и они были очень довольны друг другом. Король каждый день вызывал своего зятя во дворец, чтобы посоветоваться с ним по сложным политическим вопросам, а тому было достаточно прикоснуться к кольцу, чтобы тут же уладить все проблемы и узнать ответы.

Но цыгане, которые, разумеется, были не настоящими цыганами, а самыми настоящими злыми волшебниками, не оставляли попыток завладеть волшебным камнем. И вот однажды они сделали чудесную фарфоровую куколку, которая могла ходить, поднимала руки, моргала глазами, мило танцевала, а так же говорила чудесным мелодичным голосом 'Ах, какая прелесть!' Как будто случайно они устроили представление прямо под окнами дворца Анжело, а принцесса, которой в отсутствие мужа совершенно нечем было заняться, кроме как придумывать новые желания и ждать, когда он вернется, чтобы исполнить их, выглянула в окно и пожелала непременно увидеть чудесную куколку поближе. Служанка пригласила поддельных цыган во дворец, и принцесса была совершенно очарована куколкой. Она предлагала цыганам за игрушку золото, серебро и драгоценности, но они отказывались отдать куклу кроме как в обмен на кольцо с красным камнем, которое лорд Анжело носит на мизинце.

Так как Анжело никогда не рассказывал жене о волшебной силе кольца, в ее глазах это была совершенно никчемная вещь, и ночью она стянула колечко с пальца спящего мужа, а утром, когда он, ничего не заметив, отправился как обычно к королю, чтобы дать ему очередной совет, принцесса обменяла волшебное кольцо на бесполезную игрушку.

Получив кольцо, волшебники неприятно расхохотались и бросились прочь, а когда отбежали на порядочное расстояние, то тут же потерли камушек и пожелали, чтобы он вернул назад все, что сделал. В ту же секунду дворец и пруд исчезли, оставив на этом месте прежнюю жалкую хижину, а Анжело, сидевший на приеме у короля, превратился в загорелого крестьянина в лохмотьях вместо прежней нарядной одежды. Стража выставила его из дворца, крепко поколотив. Он еще считал большой удачей, что ему не пришили похищение или убийство 'лорда Анжело'. Со всех ног он бросился домой, но застал там лишь принцессу, сидящую на убогой лавочке в обнимку с роскошной куклой.

'Что ты натворила! — воскликнул несчастный муж. — Куда ты подевала мое кольцо?!'

'Твое кольцо? Знать о нем ничего не знаю, да и тебя, кстати, тоже, — заносчиво ответила принцесса. — Кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы? Разве что своему мужу, прекрасному лорду Анжело, я сказала бы, что отдала его колечко цыганам, а тебя, грязного крестьянина, я вижу первый и, надеюсь, последний раз в жизни, как и эту халупу!' С этими словами избалованная девчонка выскочила из хижины и со всех ног бросилась в отцовский дворец. А из-под лавки выбралась рябая курочка. Она осталась в живых, но, увы, по-прежнему была старой и не могла говорить. Зато очень многозначительно вскочила на порог и позвала 'Ко-ко-ко!' Им следовало поторопиться, чтобы найти похитителей, пока те не успели натворить большого зла, да и король, опомнившись, вот-вот мог послать погоню за подозрительным крестьянином.

Они долго шли день и ночь, лесами и полями, останавливаясь только для того, чтобы позаботиться о своем пропитании. В деревнях Анжело помогал крестьянам за еду и ночлег, а в городах показывал фокусы со своей курочкой: она хоть и разучилась говорить, но по-прежнему отлично его понимала.

Однажды они бели по огромной пустыне, кажущейся бескрайней, и во фляге Анжело осталась последняя капля воды. Он уже хотел выпить ее, но тут увидел на песке маленького лягушонка, умирающего от жары на солнцепеке. Капелька воды тут же вернула его к жизни, да и Анжело приободрился — лягушонок не мог далеко уйти от воды, а значит, пустыня должна была скоро кончиться. Он положил спасенного в карман и прибавил шагу. За следующим же барханом начинались жалкие чахлые заросли, постепенно переходящие в густой тенистый лес. Маленький лягушонок оказался любимым сыном лягушиного царя, решившим отправиться на поиски приключений и посмотреть мир. За его спасение отец был готов вылезти из своей зеленой шкурки, и узнав, что Анжело разыскивает двух злых цыган-волшебников, укравших его колечко, созвал всех своих подданных со всех концов света. Лягушек собралось видимо-невидимо, но никто из них ничего не знал об этих типах.

Тогда лягушиный король дал Анжело письмо к своему хорошему другу, соседу и побратиму, мышиному королю, и отправил с ним одного из своих подданных, сообразительного и расторопного лягушонка, чтобы помогать ему по мере возможностей.

Мышиный король по рекомендации принял их как самых дорогих гостей. Он тут же созвал всех своих подданных, но они тоже ничего не слыхали о злых волшебниках. Однако не хватало одной старой мудрой крысы. Она пришла позже всех, оправдываясь тем, что от конца света путь неблизкий. Но именно она смогла рассказать об интересующих Анжело цыганах — ведь она жала как раз на кухне их нового роскошного дворца.

Король отблагодарил старуху, и дал Анжело в проводники и помощь мышонка — она мал и слаб, но все же часто мышиного толчка не хватает для того, чтобы уронить гору. Команда по спасению волшебного кольца отправилась на край света.

Однако об одном не смогла предупредить их старая крыса — пока они добирались, волшебники успели окружить замок широким и глубоким, как река, рвом, и наполнили его водой. Анжело нечего было и думать переплыть его, да и засевшие на верхушке замковых стен лучники заметили бы пловца и расстреляли его.

Тогда лягушонок посадил мышонка себе на спину и бросился в воду, чтобы переплыть ров. Мишень была такой маленькой, что лучники ее просто не заметили, и тогда мышонок незаметно проскользнул во дворец.

Выкрасть кольцо казалось не так просто — старший из волшебников не расставался с ним ни днем, ни ночью, и помня, как ловко принцессе удалось стянуть его с пальца спящего мужа, он во время сна брал кольцо в рот. Разузнав об этом, мышонок дождался ночи прокрался в спальню к хранителю кольца и длинным хвостом принялся щекотать у того в носу. Не просыпаясь, волшебник громко чихнул, и кольцо вылетело изо рта. Мышонок подхватил его и был таков: снова сел на спину лягушонку, и они быстро переправились на другой берег, где их уже с нетерпением ожидали Анжело и курочка.

Восторгу парня, уже почитавшего себя несчастнейшим на земле, не было границ. Первым делом, потерев камень, он превратил злых волшебников в ослов, чтобы они уже не могли больше причинять людям разные пакости, а приносили бы пользу. Затем он в мгновение ока доставил мышонка в мышиное королевство, а лягушонка — в лягушиное, с уймой благодарностей и подарков. А потом, подхватив свою вновь молодую и говорящую курочку, вернулся на родину, где осталась полуразвалившаяся хижина его отца и злодейка-жена. Вот возможная встреча с последней и заставляла его грустить перед возвращением в родной дом. Однако, поломав голову, Анжело все-таки догадался потереть камушек и пожелать, чтобы принцесса вышла замуж за другого. Так что в столицу они с курочкой вошли под звуки праздничной канонады — король высочайшим решением расторг первый брак своей дочери, и она как раз выходила за короля соседнего государства.

Вернулся Анжело в свою покосившуюся избушку с земляным полом, сел на лавку... И так ему вдруг грустно сделалось, так одиноко! Можно, конечно, и с курочкой поговорить, но она ведь все-таки не человек. Осененный внезапной идеей, Анжело хватает кольцо — а его пальцы уже как будто сами собой трут камушек, и его губы сами собой говорят: 'Пусть моя славная курочка превратиться в девушку!' Готово — вот уже посреди комнаты стоит самая настоящая девушка, она улыбается, кидается Анжело на шею и благодарит за то, что он ее расколдовал. Разумеется, его следующим желанием было снова жениться, на этот раз на достойной девушке, и во время венчания он надел ей на палец волшебное колечко...

Рассказчица примолкла, уносясь мыслями в прошлое, и вздохнула:

— Потом мы ушли из этого королевства, и довольно долго кочевали из страны в страну, пока не нашли места, которое бы нас полностью устраивало. Понравилось здесь и нашим детям, а ведь это главное!

— Так ваше колечко может выполнить любое желание? — уточнил принц.

— Ну, не совсем. Построить дворец, достать мешок золота или превратить человека в осла оно может. А вот сделать всех людей счастливыми, или искоренить на земле злобу и зависть — увы...

— А может оно, скажем, доставить одного человека домой? — продолжал расспросы Вася. Наташа вздрогнула — заслушавшись поразительным рассказом, похожим на сказку, она совершенно позабыла о том, к чему стремилась так долго. Внезапно вспомнив об этом, девочка с надеждой уставилась на Матильду. Та слегка нахмурилась, прикоснувшись к золотому ободку на пальце:

— Тебя бы оно доставило домой легко. А вот твою подружку... она явно не от мира сего!

— Что ж, по крайней мере, об этом стоило спросить, — Вася не терял присутствия духа: — А вылечить больного принца оно не может?

— Увы, изделие рук человеческих не в силах бороться с древней магией эльфов.

— Так это искусственный камень? — удивилась Наташа. Однажды по телевизору она видела, как производятся искусственные драгоценные камни. Технологии показались ей слишком сложными, чтобы воспроизвести их здесь, в условиях, приближенных к средневековым...

— Камень-то настоящий. Но волшебным он стал только после того, как над ним изрядно потрудился мой отец. Он был величайшим волшебником современности, а мне его таланты не передались, и батюшку очень волновало, что станет со мной после его смерти — он был уже не молод, когда я родилась, и за свою жизнь успел накопить врагов, мечтающих о мести. Тогда он собрал все свои волшебные силы и вложил их в этот камушек, который передал мне на хранение, не говоря, в чем его ценность, но убеждая хранить, как зеницу ока. Но враги не дремали, и когда отец отлучился из дому по делам, они атаковали наш замок, лишенный колдовской защиты. Первыми туда ворвались те самые два волшебника, которые потом так удачно переодевались цыганами. Чтобы не отдать камень даже под пытками, я проглотила его. Они не посмели меня убить, но превратили в курицу, чтобы я никогда не смогла воспользоваться могуществом камня, скрытого в моей голове.

Я была слишком напугана кратковременной осадой и взятием замка, а превращение в курицу совершенно выбило меня из колеи. Всполошенно кудахча, я выбежала из замка и бросилась бежать куда глаза глядят, пока какой-то крестьянин не поймал меня и не засунул в мешок. Это был отец Анжело... Рассудив, что от несушки будет больше пользы, чем от единственного горшка бульона, он оставил меня жить в доме, и обращался лучше, чем могла ожидать простая курица. Упустившие меня волшебники не прекращали поисков, надеясь в конце концов заполучить волшебный камешек. Не терял надежды найти меня и отец — именно он был тем старичком, что подсказал Анжело не продавать цыганам мертвую курочку. А потом и благословил наш брак... Никогда не забуду, как он, хитровато прищурившись, заметил, что при умной жене и глупый муж — мудрец. И совершенно напрасно — со временем Анжело до всего дошел своим умом, и теперь дает умные советы королю совершенно без помощи волшебства!

Последние слова она произнесла с откровенной гордостью и любовью.

— А вы не боитесь, что найдется кто-нибудь, кто пожелает вновь завладеть камушком? — испугалась Наташа. — Рассказываете про него первым встречным!

— Разве ж вы первые встречные? — удивилась женщина. — Вас Эльвира привела! Да я и сама вижу, кому можно доверять, а при ком лучше держать рот на замке. Вот вы, я точно вижу, люди достойные, и не станете пытаться завладеть колечком или подбивать на это кого-то еще.

— Конечно, не станем! — поспешила заверить Наташа, а принц серьезно кивнул.

ГЛАВА 38

НЕ ЗНАЕТЕ ВЫ НАШЕГО ПАШУ ВАНШЕНКИНА!

В это время за дверью раздался шум, точно кто-то пытался привлечь внимание находящихся в комнате, не решаясь в то же время попросту вломиться внутрь. Мужской голос громко и хрипло прокашлялся, затем как будто с грохотом протащили по неровной брусчатке двора мешок, набитый камнями.

— Входите же, мы вас ждем! — позвала хозяйка дома, и дверь тут же распахнулась, впуская внутрь самого Анжело с большим деревянным ящиком, против ожидания, наполненным не камнями, а черной землей. Следом за ним в комнату протиснулся щуплый длинноволосый юноша лет семнадцати, прижимающий к груди довольно дохленький древесный саженец с болтающимися в воздухе корнями. Закрыв за собой дверь, он первым делом почтительно поклонился хозяйке дома, а затем и каждому из присутствующих в отдельности. Отвечая на безмолвное приветствие Эльвира зарделась и отвела глаза. Наташа же с откровенным любопытством принялась разглядывать незнакомца — ей почему-то казалось, что она уже видела его раньше, но никак не могла вспомнить, когда и где.

— Это Андрей, — представил всем нового гостя Анжело. — Он садовник. Как раз по проблеме, возникшей на работе, он и пришел со мной посоветоваться. Но я прямо не знаю, что и сказать — вся надежда на тебя, милая!

С этими словами он водрузил на стол ящик с землей. Эльвира быстро убрала пустые чашки и чайник, и вперед выступил сам робкий садовник:

— Дело в том, что я недавно поступил на работу к одному человеку. Условия были очень заманчивыми: за три дня работы он давал работнику три золотых зернышка, следовало только точно исполнять его требования, — Андрей начал свой рассказ неуверенно, постоянно оглядываясь в сторону Анжело, но потом освоился и понемногу разошелся: — В первый день он велел мне найти потерянный им ключик от карманных часов, такой крохотный. Я искал целый день, а вечером, не найдя ничего, присел рядом с поильной лоханью. В воде плавала деревянная щепочка, я долго гонял ее от края до края корыта пальцем, а затем, смутившись, какой ерундой занимаюсь, разломил ее пополам. Ключик оказался внутри! На второй день он велел мне собрать все жемчужины из разорвавшегося ожерелья — в этом мне помогли муравьи. Однажды я потушил горящий муравейник, и они припомнили мою доброту... Но третье задание, кажется, и впрямь невыполнимое!

— Еще сложнее первых двух? — удивилась Наташа.

— Гораздо! Он велел мне рассадить где попало сорок штук вот этих кустиков! — садовник потряс в воздухе щуплым саженцем. — Я выкапывал ямки и высаживал этих подлецов, как полагается...

— Садовник он от бога, — подтвердил Анжело.

— Но стоило мне отвернуться, как они тут же переворачивались!

— Как это? — чуть ли не хором воскликнули все.

— Смотрите сами!

Подойдя к ящику, Андрей сделал небольшую ямку, бережно уложил в нее корни, присыпал землей, утрамбовал и полил остывшей водой из чайника.

— А теперь на мгновение закройте глаза! — тоном циркового фокусника предложил он, отступая от стола на пару шагов. Все послушно зажмурились, а когда вновь посмотрели на стол, то увидели, что растение торчит в ящике вверх корнями, зарывшись в грунт ветками с зелеными листочками.

— Ты сам это сделал! — вырвалось у Эльвиры.

— Как? — садовник развел руками. — Я не двигался с места!

— Оно все время так делает? — нахмурилась Матильда.

— Не только оно одно — все они! Я целый день убил, пересаживая их с места на место, поливал водой из самых разных источников, подсыпал удобрений — думал, им что-то не нравится. В конце концов стал даже прижимать их камнями, привязывать — все без толку, они переворачиваются, не смотря ни на что!

— Может быть, стоит удовлетвориться платой за два выполненных задания? — прагматично предложил принц.

— Вознаграждение полагается только за полный срок службы, — вздохнул Андрей.

— Значит, нельзя взять деньги, пока не дойдешь до первой несгораемой суммы, — пробормотала себе под нос Наташа. — Подсказку 'пятьдесят на пятьдесят' он использовал, когда надвое разломил плавающую щепочку, а 'помощь зала' — когда обратился к муравьям. После чего решил позвонить другу... или, в данном случае, сходить.

— А если не отворачиваться и не закрывать глаза — они не переворачиваются? — продолжал допытываться принц.

— Сидят, как миленькие, — подтвердил тот, — но я же не могу одновременно сажать и следить за уже посаженными! И где мне раздобыть сорок человек, которые следили бы каждый за своим кустиком, ни на минутку не отвлекаясь и даже не смаргивая?

— Этот кустик напоминает одного моего одноклассника, Пашу Ваншенкина, — неожиданно для всех вслух заметила Наташа. — Он такой же вот ужасно вредный: все, что бы ему не говорили, готов сделать с точностью до наоборот. Попробуйте-ка посадить его зеленым вниз!

— Действительно, попытка — не пытка, — неожиданно поддержал девочку Анжело, а его жена ободряюще кивнула.

Нерешительно оглядываясь на них, садовник вытащил куст из земли, слегка отряхнул листья от налипшей грязи, вновь сделал ямку, опустил в нее крону растения, присыпал землей и полил с выражением крайнего скепсиса на лице. Все на мгновение зажмурились...

— Чудо! Это настоящее чудо! — в порыве благодарности Андрей попытался пасть перед Наташей на колени, и она боязливо поджала ноги — как бы не кинулся их целовать: — До утра я успею их рассадить, и даже выспаться! Большое вам спасибо, госпожа могучая волшебница!

— Никакого колдовства, всего лишь совет! — Наташа махнула рукой.

— Однако никому из нас такое даже в голову не пришло! — поддержал садовника Анжело.

— Просто вы не знаете нашего Пашу Ваншенкина...

— А почему Вы решили наняться на службу к этому чудаку? — поинтересовалась Эльвира, пристально глядя в глаза Андрею.

Тот замялся:

— Э-э-э... куда ж мне еще было податься? С прежнего места я попросту удрал, решил стать солдатом...

— А ведь подавал большие надежды, — Анжело смерил его хмурым взглядом. — Был моим учеником, которого я прочил в свои преемники или в главные садовники. Потом увлекся революционными идеями, связался с этими молокососами...

— А что ты собираешься делать с тремя зернышками? — полюбопытствовал принц.

— Посажу, — пожал плечами садовник. — Из них вырастут три золотых колоса. Обмолочу их и снова посею. И так до тех пор, пока не накоплю достаточно золота, чтобы можно было жениться.

— У Вас уже и невеста есть на примете? — потемнела челом влюбчивая фрейлина.

— Пока нет, — смутился Андрей. — Но первенца мы непременно назовем в вашу честь, госпожа волшебница!

— Меня зовут Наташа, — смущенно представилась она. — А мальчика можно будет назвать... ну, скажем, Натан...

Будущий отец кивнул головой:

— Хорошее имя. Я знал одного Натана... ну, точнее, знал о нем и несколько раз встречался. Отважный парнишка, никогда не боялся лезть в самое пекло — из-за этого, наверное, и погиб...

— Вы встречались в армии Дениса и Власты? — Наташа, наконец, вспомнила, где раньше видела парня.

— Воистину, от колдунов ничего не утаишь, — благоговейно и испуганно прошептал он.

— Бросьте, что я такого наколдовала! Однако расскажите же нам, что там произошло после того, как... Словом, чем вообще закончилась эта затея?

Андрей неуверенно огляделся.

— Мы тебя не выдадим! — за всех пообещала Эльвира. Ее глаза заблестели от любопытства: — Рассказывай!

Садовнику не оставалось ничего другого, как подчиниться и начать свой сбивчивый рассказ:

— Ну, Денис собрал армию и в лесу дождался соединения с амазонками Власты. Русалки обещали нас поддержать — кажется, это как-то устроил Натан под давлением Власты. Красивая девчонка, но очень уж любит всеми командовать — не позавидую ее будущему мужу! Но потом все не заладилось: сперва из лагеря сбежал захваченный в плен принц, а затем и Натан. Они не ушли дальше башни Тилли, но это здорово замедлило наше продвижение к цели. Потом это странное знамение в небе, пронесшееся над нами наподобие крылатой колесницы, возница которой трубным голосом распевал боевую песнь на неизвестном языке. Некоторые утверждали, что разобрали что-то про свиней... Многие сочли это дурным предзнаменованием, и движение армии еще больше замедлилось. Среди этих многих был и я, и воспользовался первым же удобным случаем, чтобы сбежать и вернуться в город. Конечно, меня мучила совесть — ведь я стал как бы двойным предателем. Но, говорят, из этой затеи все равно ничего не вышло — когда волнение успокоилось и армия подошла к городу, то оказалось, что вероломные русалки вовсе не собираются их поддерживать, да и король еще накануне объявил об удовлетворении всех требований, которые хотели выдвинуть мятежники. Поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как пошуметь, да и разойтись по домам.

— На что еще следовало надеяться после появления боевой крылатой колесницы! — поддакнула Элеонора. — Она увезла победу врагам!

— Победили-то как будто все-таки мы... По крайней мере, получили, что хотели. Вот только не пришлось ради этого побороться. Так что колесница, скорее всего, была тут вовсе не при чем. Просто злой колдун ехал куда-то по своим делам, ругаясь на ходу.

— Вот так из-за какой-нибудь паршивой овцы страдает все наше ведовское племя, — сокрушенно вздохнула Наташа, делая страшные усилия, чтобы не рассмеяться.

— Однако, болтая да чаи гоняя, ты и до рассвета с саженцами не управишься, — напомнил Анжело. — Уже стемнело. Торопись, пока городские ворота не закрыли!

— Ох! И мне уже давно пора бежать! — спохватилась Наташа.

— Точно! А то не выспишься, и будешь опять, как сегодня, засыпать на ходу! — поддержал ее принц.

— Через двор не обязательно проходить, от нас есть выход прямо во дворец, — отодвинув тяжелый засов, Анжело подождал, пока все трое, попрощавшись с хозяевами и поблагодарив за гостеприимство, не проскользнут в коридор, и вновь запер дверь изнутри.

— Хорошо посидели, правда? — украдкой позевывая, поинтересовалась Эльвира. — На редкость приятные люди!

— Точно, — согласилась Наташа. — Ты не покажешь дорогу к нашим комнатам — сами мы наверняка заблудимся!

ГЛАВА 39

СНОВА ПОД ХОЛМОМ

Она буквально приплясывала на месте от нетерпения, пока они — кажется, так медленно! — шли по коридорам и поднимались по лестницам, порой расположенных в самых неожиданных местах. Наконец, пожелав девушкам доброй ночи и приятных сновидений, принц закрыл за собой дверь комнаты. Хлопнув для отвода ушей дверью своей, Наташа припустила по коридору, провожаемая удивленным взглядом стражника, занявшего пост у важной двери — наверное, он пришел на смену тому, что весь день ходил за ними хвостом и был забыт во дворе, когда они вероломно прошли во дворец через внутреннюю дверь. Только теперь девочке пришла в голову запоздалая мысль о том, что, избавившись от соглядатая, принц мог преспокойно убежать из дворца. Но на глазах ночной смены это было уже невозможно.

Как Наташа ни торопилась, она все-таки опоздала — комната больного принца была пуста. Лишь догорал повернутый камин, да чернел провал тайного хода. Бросившись к стоящему на столе блюду, девочка пересыпала в карман все оставшиеся орехи — жалкие крохи, всего восемь штучек! — после чего нырнула в секретный лаз и буквально скатилась по ступенькам в опустевшую конюшню. Оттуда знакомой дорогой бросилась к городской стене. Увы, проход в ней закрывался очень быстро, а как открыть его снова, Наташа не знала.

Пройдя несколько раз вдоль нужного ей участка стены, девочка тщательно обшарила руками каждый камушек, до какого смогла дотянуться. Прошлой ночью она не видела, чтобы принц что-то такое нажимал, но все-таки... может, лошадь мордой ткнулась? Увы, ни один кирпичик не поддался под ее ладонью, стена выглядела абсолютно монолитной.

Внезапно откуда-то сбоку послышался подозрительный шорох. Замерев, Наташа напряглась, готовая встретить любую опасность. Опасность, однако, совершенно очевидно не торопилась к ней навстречу, поэтому ее пришлось окликнуть:

— Кто здесь? — прошептала испуганная девочка.

— Не бойтесь, госпожа волшебница, это я, Андрей, — так же тихо ответил голос из темноты. — Не успел выйти из города, ворота уже закрыли. Вот и ходил, надеясь неизвестно на что... А тут увидал Вас!

Внимательно приглядевшись, изо всех сил напрягая зрение, Наташа действительно разглядела в тени стены неясную фигуру, узнаваемому разве что по длинному ящику в руках да пучку листьев над плечом.

— Зачем вы таскаете с собой этот гроб с землей? — сварливо проворчала она, не в силах простить садовнику свой испуг. — И как узнали меня в такой темноте?

— А я вообще в темноте очень хорошо вижу, — Андрей подошел ближе. — И ящик, действительно, только мешается. Тяжелый, зараза!

Поставив ящик к стене, он аккуратно выкопал саженец, и в тот же миг стена перед ними словно растворилась, без шума и скрежета открыв тайный ход.

'Эльфийские проделки', — про себя решила Наташа. Вслух же воскликнула:

— Бежим! Она сейчас закроется!

Они уже давно оказались по ту сторону стены, а проход так и не думал закрываться. Чувство ответственности не позволяло Наташе оставить все как есть и отправиться на бал — в это время через дыру в город могли пробраться какие-нибудь враги или разбойники!

— В чем же дело? — нахмурилась она. — В прошлый раз очень быстро захлопнулось, чуть мне платье не прищемило, а сейчас...

Рискуя жизнью, Наташа вернулась в проход, на каждом шаге с замиранием сердца ожидая, что ее вот-вот размажет вернувшейся на место каменной массой. Оставив свой саженец, садовник двинулся следом, оглядываясь по сторонам:

— Солидная работа! — похвалил он. Очевидно, видел в темноте что-то, недоступное Наташе. Вновь оказавшись в черте города, Андрей наклонился над своим ящиком и задумчиво подвигал его из стороны в сторону:

— А! Вот в чем дело! — в его голосе слышалось откровенной торжество, радость первооткрывателя: — Ящик придавил выступающий кирпич! Наверное, выходящий человек должен был наступить на него ногой — или обученный конь копытом, и механизм срабатывал. А когда давление исчезало, то стена через определенное время становилась на свое место. Вот так, — он поднял свой ящик на руки и скомандовал: — А теперь — бежим!

На этот раз проход за ними захлопнулся, как и положено. Наташа облегченно перевела дух и поинтересовалась у своего невольного спасителя:

— Ну, и куда вы теперь? В смысле, в какой стороне эта делянка с упрямыми кустами?

Тот взмахнул ящиком, указывая направление.

— Отлично. А мне туда, — Наташа махнула рукой в противоположном направлении. — Можете меня не провожать. Я тороплюсь... э-э-э... на шабаш!

Андрей не стал протестовать и настаивать, что непременно должен проводить даму, даже из вежливости...

На этот раз ОМОН лепреконов не стал дожидаться, пока Наташа начнет пятиться и оглядываться по сторонам, а встретил ее прямо на краю поляны-пуговки. Глядя на мерцающие в темноте стрекозиные крылышки, она пыталась представить себе, что эльфы летают просто так, без помощи каких-либо приспособлений, и не могла. Хотя стражники холма не выглядели так устрашающе, как в прошлый раз, она невольно попятилась:

— Эй, ребята! Нам вроде бы нечего делить! Или пароль изменился?

Одни из крылатых копейщиков заливисто рассмеялся — очевидно, его позабавил откровенный ужас, прозвучавший в словах девочки:

— О, нет, пароль прежний, можешь проходить свободно! Мин рассказала, как ты ее выручила, так что можешь считать, что получила сезонный абонемент на все эльфийские балы!

— Мин? — удивилась Наташа.

— Та фея, которую ты спасла от демона Ада, — пояснил второй стражник, чуть постарше: — Вечно она попадает впросак из-за своего длинного языка. Может, хоть это научит ее сдержанности?

— Горбатого могила исправит! — рассмеялся первый.

— Может, хотите орешков? — Наташа запустила руку в карман.

— Мы же при исполнении, — нахмурился старший эльф, одновременно подмигивая правым глазом. — Да и не пронесешь внутрь холма больше, чем по одному орешку на брата!

— Здравствуй, древний холм! — наклонившись до земли, она закатила под широкий лист мать-и-мачехи два орешка. — Я вот тут, сбоку положу.

Теперь уже улыбались оба стражника.

— Растворись, земля, — нараспев начала Наташа и, стараясь припомнить, что же там дальше, вдруг с ужасом поняла, что не может! Забыла слова! Но, прежде чем она успела впасть в панику, один из эльфов подлетел к холму, и тот провалился внутрь, открывая темное жерло, словно темный рот, собирающийся проглотить подошедшую слишком близко девочку. Наружу вырвались звуки разудалой плясовой — очевидно, внизу уже вовсю веселились.

— Проходи, — сделал приглашающий жест рукой лепрекон: — Желаю повеселиться!

— Спасибо, — кивнула Наташа, вступая под пахнущие землей и травой своды. — Постараюсь!

Ориентируясь на звуки музыки и свет в конце коридора, она вскоре вновь оказалась на пороге бальной залы. Никто, кроме музыкантов, не стоял на месте: вся зала энергично отплясывала, высоко поднимая ноги под зажигательную мелодию. Не так высоко, как в канкане, но все-таки пройти между танцорами, не получив при этом увесистого пинка, представлялось просто невозможным. Танцующие пары двигались слаженно, как будто бы репетировали не один месяц, не только не сталкиваясь и не мешая друг другу, но как будто составляя общую танцевальную фигуру — так в балете каждый исполняет отдельную партию со своими движениями, а у зрителя складывается общая картина о танце всего коллектива.

У Наташи, однако, не успело сложиться целостной картины — танцующие, подчиняясь музыкальному пассажу, обменялись партнерами, и одиноко стоящую в дверях девочку втянули в общий круг. Держащий ее за руку зеленоглазый эльф с белыми волосами (впрочем, вполне возможно, что и седой: по гладкому молодому лицу ему можно было дать восемнадцать, а по скучающе-мудрому выражению лица — и все триста лет) оказался настоящим мастером танца. Его движения отличались безукоризненной точностью и подчиненностью музыкальному ритму. После того, как Наташа, стараясь копировать движения других танцоров несколько раз сбилась и наступила ему на ногу, скука в глазах эльфа сменилась заинтересованностью — зрачки, казалось, были единственным живым элементом этого прекрасного, но бесстрастного и холодного лица. Когда девочка в очередной раз ошибалась, зеленые искорки, пляшущие вокруг темных провалов, будто подсмеивались над ней. Одновременно движения танцора перестали быть такими заученно-автоматическими: теперь он не просто исполнял ритуал, затверженный веками, но направлял и незаметно руководил движениями неловко перескакивающей с ноги на ногу партнерши. Вот ей показалось, что она уже почти попала в ритм... но в этот самый момент музыка прекратилась — музыканты стали перестраивать инструменты для новой мелодии, а беловолосый эльф галантно поклонился Наташе и со смешинкой в зеленых глазах поблагодарил за танец.

— Это Вам спасибо, — честно ответила она. — Я совершенно не умею танцевать, но Вы такой чудесный наставник, что под конец, кажется, даже у меня стало что-то получаться!

На этот раз вслед за глазами улыбнулись и тонкие бледные губы, но их обладатель, ни слова не говоря, еще раз поклонился и отошел в сторону. На Наташу тут же налетела незадачливая говорунья — фея Мин.

— Вот ты где, милочка! — воскликнула она. — Ах, как ты прекрасно выглядишь сегодня, сделала что-то с волосами? Завила? Из-за этого, наверное, и задержалась — вчера пришла даже раньше принца, а сегодня он уже здесь!

— А что, принц приходит всегда в одно и то же время? — умудрилась вставить свое словечко в бесконечный поток восклицательных предложений Наташа. Впрочем, не обошлось без хитрости — она заткнула рот болтливой феечке, протянув ей орешек. Обходной маневр удался с блеском — та тут же оборвала на полуслове очередное восклицание, занявшись отшелушиванием скорлупы, и в ответ на вопрос лишь коротко бросила:

— Ну, а как же!

— Почему вокруг него такой ажиотаж? — не поняла Наташа. — Неужели он так хорошо пляшет? Да тот эльф, с которым я только что танцевала, даст принцу сто очков форы по технике и правильности движений! А как он чувствetn ритм — человеку, кажется, такое недоступно.

— Новизна, детка, все дело в ней, — издала горловое кудахтанье, очевидно, изображающее у нее смех, Мин: — Мы, эльфы, живем очень долго, из-под холма выходим очень редко и только по делам — словом, постоянно мозолим друг другу глаза. Нам даже поговорить друг с другом не о чем, кроме как о том, что происходит наверху, у людей. Мы устраиваем балы каждую ночь, и уже успели досконально изучить технику друг друга. Принц бесконечно интересен нам как новый, еще не изученный партнер, вносящий нотку новизны в наши серые праздничные будни. Уверена, сегодня ты, со своим абсолютным незнанием элементарных фигур танца заинтересовала короля куда больше, чем все его партнерши за последние пятьсот лет.

— Я танцевала с королем?! — Наташа так и подскочила на месте: — С настоящим королем эльфов, владыкой холма?!! Не может быть! Я думала, он, как и человеческие короли, будет как-то выделяться — ну, костюмом, короной...

— А зачем? — резонно возразила Мин. — Лишняя тяжесть на голове. Мы и так прекрасно знаем, кто есть кто.

— И ему несколько сотен лет?

— Бери выше, девочка — как минимум, несколько тысяч!

Наташа задумалась:

— Но если тут у вас такой дефицит свежих танцоров, — осторожно заметила она, — то почему же меня до сих пор не разорвали на кусочки? Пожалуй, здесь не найдется второго настолько неискушенного в танце человека!

Фея пожала плечами, получив очередной орешек:

— Скорее всего, Оберон запретил. Ты слишком молода, а тот, кто побывает под холмом, уже никогда не станет прежним. Принц намного старше, его организм выносливее, а ребенок не продержится так долго. Разумнее подождать несколько лет — для того, кто имеет представление о вечности, это все равно, что несколько секунд. Тот, кто побывал на наших балах, непременно захочет еще раз спуститься под землю. А защиты у тебя нет...

При этих словах Мин, речь которой обычно текла плавно и бесконечно, как ручеек, вдруг умолкла так резко, что Наташа невольно заинтересовалась:

— Какой защиты?

Еще один орех развязал фее язык:

— Вы, люди, любите рассказывать об эльфах всякое. Конечно, от скуки мы иногда любим подсмеяться над пьяным или заблудившимся ночным путешественником... Говорят и то, что мы подменяем младенцев в колыбелях, оставляя вместо них оборотней — старых эльфов, которые выглядят и ведут себя как капризные младенцы, но при этом никогда не вырастут и не меняются. Отчасти это правда... мы крадем человеческих детей, и делаем из них своих слуг. Особым шиком считается, когда в королевской свите во время ежегодного торжественного выезда наружу есть один-два королевских отпрыска. Поэтому люди научились делать амулеты, защищающие младенцев от нашего волшебства — более старших детей сложнее воспитать соответствующим образом, ну а взрослым как будто и вовсе нечего бояться. Вот принц и не волновался, потеряв на охоте защитный амулет. С тех пор он попал под влияние наших чар, и будет танцевать на подземных балах, пока совершенно не обессилеет... Кажется, уже в следующий раз он не вернется из-под холма.

Портьера позади Наташи всколыхнулась и сдавленно охнула — Кейт слышала все, о чем говорила Мин. Наташа почувствовала, как по спине ледяной мышкой пробежал неприятный холодок — а что, если король, не надеясь на ее последующее возвращение, решит все же не выпускать ее из-под холма, а несколько лет продержать тут 'в гостях'. Заодно и танцевать слегка подучат... чтобы потом заморить на этих своих вечерах 'кому за триста'! Бедняга принц тоже не по своей воле сюда спускается — выглядит, как зомби, глаза стеклянные...

В этот момент принц, обессилев, упал посреди танцевального зала. Переложив на диван, эльфы принялись обмахивать его веерами и платками, отчего он тут же вскочил на ноги и запрыгал с прежним жаром. Сегодня он выдохся куда раньше, чем вчера — человеческие ресурсы не безграничны.

— Неужели вам его не жалко? — пробормотала Наташа.

Мин равнодушно пожала плечами:

— Людей так много! Что такое, в конце концов, какой-то принц крошечной страны, которая возникла вчера и исчезнет завтра? Он ведь все равно скоро состарился бы и умер.

— Но для него прошла бы целая жизнь... А что, если снова надеть на него амулет? — Наташе пришла в голову очередная идея: — Или сделать новый?

— Тому, кто хотя бы один раз спускался под холм, амулет уже не поможет, — фея разрушила призрачную надежду. — Разве что отчасти... Скажем, его сознание не затуманится, и он будет помнить, где был и что делал — но и только.

Девочка задумчиво нахмурилась, перекатывая на ладони оставшиеся три орешка. Эльфийка жадно следила за перекатывающимися ядрышками:

— Ну, есть вообще-то один способ, — наконец протянула она.

— Что? — вздрогнула Наташа, возвращаясь к реальности.

— Есть одно средство, которое может помочь принцу освободиться от наших чар и полностью восстановить силы, как будто он и не бывал под холмом...

Мин интригующе замолчала, и Наташа, подождав какое-то время, что она еще скажет, наконец догадалась отдать фее оставшиеся орехи:

— Видишь малютку эльфа, что бегает по залу с золотой клеткой?

Нахмурившись, девочка действительно разглядела под ногами танцующих вчерашнего малыша. Он ловко лавировал между колоколами широких юбок и колоннами узких брючин, балансируя блестящей клеткой едва ли не с него самого ростом. За решеткой на тоненькой жердочке сидела невзрачная с виду серенькая птичка, напоминающая обычного воробья, да и размерами ненамного больше. В своей просторной темнице она выглядела как одинокий карасик в пустом плавательном бассейне.

— Если принц съест три кусочка мяса этой птицы, — указала на бедную узницу Мин, — то полностью излечится, и уже никогда не спустится к нам, под холм, даже если сильно захочет. Кстати, это именно из ее перьев изготавливают амулеты против эльфийского колдовства.

— Которые работают, как ошейники от блох, — кивнула Наташа: — Новое заклятие отражают, но уже наложено не снимают.

— Точно так, — фея захрустела ореховой скорлупой, добираясь до съедобного содержимого.

ГЛАВА 40

ТЫ БЫЛА ПРАВА

Покатились, запрыгали по полу орешки, брошенные из-за портьеры меткой рукой. Насобирав полные руки лакомых деликатесов, эльфенок совершенно позабыл о золотой клетке, небрежно брошенной у стены. Вынырнувшая из своего укрытия фигура бросилась на четвереньки и, достигнув стоящей на полу клетки, открыла дверцу. Проворные руки поймали вспорхнувшую с жердочки пташку, ловко и безжалостно свернули ей голову и спрятали в рукав платья. После этого Кейт, все так же на четвереньках, пробралась к выходу из зала и шмыгнула за дверь, оставшись незамеченной никем, кроме Наташи. Та с облегчением выдохнула, но тут же забеспокоилась с новой силой: два раза она присутствовала на вечеринках, дважды у эльфов пропадали магические артефакты. Что, если они уловят в этом какую-то связь? Кейт-то никто не видел! Пожалуй, настала пора рвать когти...

К счастью, вечеринка подошла к концу — где-то наверху звонко пропел петух, и принц засобирался восвояси. Наташа заняла место в седле, придерживаясь руками за пояс всадника, и всеми силами стараясь не соскользнуть с лошади. Кейт не повстречалась им на пути — очевидно, догадалась накануне посмотреть, каким образом открывается дверь в стене, и, когда Наташа вслед за принцем вылезла из-за камина, Щелкунчик уже была там с котелком воды в левой руке и ощипанной и выпотрошенной птичкой в правой. Без перьев эта худощавая бледная тушка производила еще более бедное впечатление.

Как только пылающий камин встал на место, девушка тут же подвесила ручку котелка на специальный крюк над самым огнем, и как только вода закипела, бросила туда птичку и какие-то травки. По комнате пополз ароматный пряный дух...

— В общем, ты была права, — бросила она, не глядя на сидящую рядом Наташу: — Мы с сестрой принцессы, сводные сестры. Мать Энн умерла через несколько дней после рождения дочки, и король тут же женился снова, чтобы у девочки была мать. Мамуля честно заботилась о младенце и почти уже полюбила ее, когда родилась я. Сперва все было хорошо — мы с Энн жили в одной комнате, играли одними игрушками и были лучшими подругами. Но, чем старше мы становились, тем сильнее казалось моей мамуле, что король любит старшую дочь больше, чем меня, делает ей более дорогие подарки, заказывает более красивые платья — словом, на чужом лугу трава всегда слаще. Мы с сестрой не обращали на это внимания, привыкнув пользоваться всем сообща, но, когда папочка объявил, что собирается выдать Энн замуж первой и отдать за ней в приданое большую часть королевства — что было бы вполне справедливо, она ведь старше! — тут мамочка просто взбесилась. Не подала виду, конечно, но день и ночь думала только о том, как бы сделать так, чтобы Энн вообще не вышла замуж. И решила сделать ее дурнушкой, отпугивающей самого корыстолюбивого жениха.

Недалеко от нашего дворца жила старуха-птичница, Марта, которую все считали ведьмой. Мама отправилась к ней и пообещала большую награду, если та устроит так, чтобы Энн подурнела. Марта велела прислать к ней принцессу на следующий день с утра пораньше, и чтобы во рту у нее не успело побывать ни крошки.

Ни свет ни заря королева разбудила Энн и попросила сходить к Марте за свежими яйцами — дескать, решила сделать отцу сюрприз, испечь к завтраку его любимый бисквит. Сестренка послушно отправилась, но в животе у нее так бурчало, что, проходя через кухню, она не удержалась и, прихватив со стола засохшую корочку, изгрызла ее по дороге.

Старая Марта, отсчитав требуемое количество яиц, притворилась, что ее неожиданно скрутил ревматизм, и попросила Энн в виде одолжения помешать варево на плите, пока, мол, не пригорело. Доверчивая сестренка приоткрыла крышку, ей в лицо ударила струя пара — но ничего не произошло, так как колдовство могло подействовать только на того, кто перед тем ничего не ел. Сердитая птичница отправила Энн домой, напоследок велев передать матери, чтобы та получше запирала кладовку.

Услышав об этом, мама сразу поняла, что она по дороге успела что-то перехватить, и на следующий день вновь отправила к птичнице, но на этот раз сама проводила до дверей. На улице же Энн столкнулась с пастухами, выгонявшими стадо на пастбище, и они угостили ее свежей земляникой. Колдовство вновь не удалось, Марта рассердилась пуще прежнего, а уж о маме и говорить нечего. На другой день она пошла к птичнице вместе с Энн, зорко следя, чтобы в этот раз она открыла крышку котла на голодный желудок. Но то ли Марта, выведенная из себя предыдущими неудачами, сварила зелье тройной крепости, то ли она разбиралась в магии не так хорошо, как говорила, но когда пар, окутавший голову Энн, рассеялся, они увидели, что ее голова превратилась в овечью!

Мама совершенно не рассчитывала на такой эффект, и к чести ее надо сказать, тут же раскаялась в своих дурных намерениях и мыслях. Она не только не заплатила ведьме обещанную мзду, но даже отправилась к отцу и покаялась в содеянном. Однако придворные колдуны, как и приглашенные со стороны, оказались бессильны. Они окуривали сестренку какими-то вонючими травками и опаивали жуткими микстурами, но ничего не помогало. Не дожидаясь, пока они совершенно ее заморят, я обмотала голову Энн шелковой шалью, и мы отправились на поиски настоящего волшебника, могущего нам помочь, не такого, как эти шарлатаны. Но лошадь со всеми нашими вещами первой же ночью сбежала, а все остальное ты знаешь не хуже меня. И, честно говоря, если бы ты не разговорила эту эльфийку, я могла спускаться под холм хоть каждый день, но так и не узнать ничего нужного.

— Но времени-то как раз и не было! — заметила Наташа.

— Да, — Кейт кивнула и бросила через плечо внимательный взгляд на лежащего пластом бледного, как призрак, принца: — Знаешь, когда он так вот лежит, не шевелясь, я даже начинаю бояться — не умер ли?

— Вроде дышит, — не слишком уверенно заметила Наташа.

В подтверждение ее слов лежащий глубоко вздохнул, так что одеяло на его груди заметно приподнялось, а затем повернул голову набок и еще раз втянул воздух, расширив ноздри. Ароматы, источаемые шипящим над огнем котелком, могли бы поднять на ноги даже мертвого, не то что умирающего, каким Наташа и Кейт несколько преждевременно посчитали принца.

— Как вкусно пахнет, — слабым голосом пробормотал он, открывая глаза.

Посчитав это сигналом о готовности основного блюда, Кейт поспешно сняла пыхтящий котелок с огня и, ловко орудуя невесть откуда взявшейся двузубой вилкой, вытащила из кипящего бульона сварившуюся тушку. Расположив птичку на освободившемся из-под орехов блюде, принцесса быстро и вполне профессионально разделила ее на три равных кусочка.

— А что ты сделала с перьями? — неожиданно заинтересовалась Наташа.

— Что? — удивилась та, замерев с ножом в руке. — На что они тебе? Бросила в камин.

У решетки, ограждающей пламя и не дающей углям и поленьям выкатываться из очага на пол комнаты, неприметно серели несколько пушинок и два длинных перышка из хвоста. Сама не зная, зачем, — разве что на пресловутый всякий случай, — девочка подняла их и засунула в карман, где уже перекатывались несколько жемчужин из наряда Ундины.

Первый кусочек дался принцу тяжелее всего — казалось, что у него уже не осталось сил даже на то, чтобы жевать. Съев второй, он сел на кровати и самостоятельно потянулся за третьим, который проглотил в мгновение ока. Глядя на него, Наташа почувствовала внезапный приступ голода, и, найдя на столе одинокую ложку — очевидно, из того же набора, к которому принадлежали вилка и нож, — запустила ее в котелок с густым, наваристым и невероятно вкусным бульоном.

Вновь почувствовав себя здоровым, принц вспомнил о правилах приличия, закраснелся, точно нижняя полоска российского триколора, и, стыдливо задрапировавшись покрывалом, сдернутым с кровати, скрылся за ширмой, чтобы вновь появиться оттуда в полном обмундировании и во всем блеске царственного величия. Пока он переодевался, Кейт предъявила свои права на часть ароматного бульона, и они с Наташей поделили его по-братски, по очереди орудуя единственной ложкой. Они жалели только об одном — что Кейт, в придачу к столовой утвари, не прихватила с кухни еще и пару кусков хлеба...

ГЛАВА 41

КАК ДОНЕСТИ БЛАГУЮ ВЕСТЬ?

На горизонте распускался огненный цветок солнца, соперничающий с пламенем, все еще горящим в камине. Кейт и чудом выздоровевший принц вполголоса болтали между собой о чем-то невероятно важном, позабыв обо всем на свете, и Наташа, внезапно почувствовав себя в этой комнате лишней, решила, что настала пора принести всем остальным благую весть.

Ей не надо было стараться выйти из комнаты незаметно — эти двое вряд ли заметили бы, приземлись на крышу дворца колонна крылатых слонов, мигрирующих на зимовку в теплые страны. Принц оживился, и рассказывал что-то, размахивая в воздухе руками, точно и не болел вовсе; Кейт внимала ему, румянцем соперничая с восходом. Гармония вернулась в мир...

— Может быть, я разносчик какого-то особенного любовного вируса? — задумчиво протянула Наташа, усаживаясь на высокое неудобное сидение резного стула. — Кажется, что все окружающие только и делают, что влюбляются и женятся. Или у вас тут начался брачный сезон?

— О-о-ох... Господи, что ты тут делаешь?! — внезапно разбуженный, Вася резко рванулся и рухнул с кровати, на краю которой балансировал в очень неудобной и неустойчивой позе. Притаившись там, как партизан в окопе, он выглянул из-за холмистой перины.

— Пытаюсь тебя разбудить, — Наташа пожала плечами. — Откуда мне знать, как это у вас тут делается? Мама всегда будит меня, резко сдергивая одеяло — ну, а вдруг ты спишь голым? Я, правда, пыталась проконсультироваться у стражника за дверью, но он очень удачно притворился спящим.

— Откуда стражнику знать, как я сплю? — пробормотал принц. Накрывшись сдернутым с кровати одеялом, он на четвереньках скрылся за ширмой.

— Ну, быть может, он в курсе каких-то общих тенденций, — еще одно неопределенное движение плечами. — К примеру, твой двоюродный брат, как только проснулся, тоже со всех ног бросился за ширму. Хотя, может, и не первым делом, а немного погодя...

— Господи... А что ты у него делала?!

— Да ничего особенного — зашла справиться о здоровье. Думаю, что тебя должна будет обрадовать новость, что с ним уже все в порядке. Так что, наверное, теперь нас должны отпустить на все четыре стороны.

— Значит, королевскую кровь проливать не придутся?

— У Кейт в венах оказалось достаточное количество этой жидкости. Кстати, надо обрадовать твою тетю — это одна из причин, почему я первым делом направилась к тебе. Ты, наверное, знаешь, как будить коронованных особ и при этом сохранить голову на плечах? Стражник почему-то отказался отвечать... Ах, да, я уже об этом говорила. И номер с привидениями не подойдет — солнце уже взошло. Но тут, как и нас, похоже, не принято вставать с первыми его лучами.

Вася появился из-за ширмы при полном параде, ни дать, не взять, светский лев: драгоценные пуговицы на курточке ярко блестят, воротничок рубашки выглядит чистым. Наташа покосилась на него с завистью:

— Хорошо вам, мужчинам — все застежки спереди. А я вот уже который день сплю в одежде только потому, что сама не могу снять это дурацкое волшебное платье! Уж и не знаю, чего мне теперь хочется больше — вернуться домой или раздеться...

— Пойдем, порадуем тетю и отправимся, наконец, на поиски твоего дома, — обошел щекотливую тему принц. — Думаю, услышав такую новость, она не обидится, даже если мы разбудим ее, стянув одеяло. Но нас самих просто не пропустят в королевскую опочивальню, придется передать через камердинера.

Если власть имущие еще сладко почивали в своих постелях с пуховыми перинами, под пыльными и душными плотными балдахинами, то обслуживающий персонал дворца был уже на ногах. После скорбного, подавленного и придавленного болезнью принца крыла, в котором разместили гостей, с его пустыми и гулкими коридорами, эти, гудящие и полный снующих туда-сюда слуг и лакеев, произвели на Наташу ошеломляющее впечатление. Как будто она попала совсем в другой дворец...

Отыскать камердинера короля оказалось довольно просто, но вот убедить его, что в связи с делом исключительной важности следует разбудить короля не через два часа, а немедленно, оказалось просто невозможно. Массивный, как трехстворчатый шкаф, смотритель королевского гардероба стоял в дверях непоколебимо, как скала, свысока поглядывая на нахальных детей, осмелившихся в неурочную пору требовать высочайшей аудиенции. По бокам этого монолита в человечьем обличье возвышались целых два стражника, каждый на голову выше приставленного к принцу, и охраняемая ими цитадель казалась попросту неприступной.

Упав духом, Наташа опустила голову, и принялась мрачно рассматривать носки сапог стражников и шикарные туфли слуги — может быть, даже с королевской ноги. Проникающие в щель под дверью королевских апартаментов лучики молодого утреннего солнца играли на большой серебряной пряжке. Пока Вася горячо доказывал и убеждал упертого мужика, что это не шутка и принц действительно выздоровел, Наташа, полностью сознавая безнадежность его усилий, переключилась мыслью на посторонние темы. Сперва она подумала, как это не рационально — завешивать портьерами кровать с четырех сторон, оберегая утренний сон от беспардонного вмешательства нахального светила, вместо того, чтобы занавесить одно окно — какая экономия ткани, и гораздо красивее! Потом ей пришло в голову, что в покоях наверняка может быть больше, чем одно или даже четыре окна, и представляемая выгода стала сомнительной. Затем она мрачно позлорадствовала о том, что и королям, как и простым смертным, недоступен идеальный сервис — в ту щель под дверью, наверняка, здорово сквозит, даже если двери закрыты. А еще через несколько секунд она открыла рот и громко, на весь коридор и даже может быть, на весь дворец, завизжала:

— А-а-а!

Крик метался, отражаясь от каменных стен и усиливаясь акустическими мешками. Эхо оглушало, окончательно деморализуя стражников, упрямого камердинера, да и Васю — все четверо уставились на нее, явно гадая про себя — увидела она мышь или попросту спятила? Но Наташа знала, что делает: набрав полную грудь воздуха, она издала еще один крик, не менее впечатляющий, но гораздо более заунывный, чем первый.

По озадаченным лицам стражников становилось понятно, что они не были проинструктированы, как следует поступать с нарушителями покоя, охранять который они поставлены — в том случае, если им окажется гость и родственник королевы? Она сама положила конец гнетущей неопределенности, распахнув дверь комнаты и предотвратив тем самым третий крик, на который не оставалось уже сил — но Наташа была готова к подвигу!

— Да утопите вы уже наконец эту кошку! — со стоящими дыбом волосами королева была похожа на разъяренную фурию. Красные круги под глазами лучше всяких слов говорили о том, что уснула она, насквозь промочив слезами подушку — если вообще спала этой ночью.

Стражники вытянулись во фрунт, Наташа облегченно вздохнула:

— Слава богу! А я-то боялась, что там еще комнат десять, и каждая за своей собственной дверью!

— От этих воплей и без того весь дворец проснулся! — похоже, что королева пробудилась не в том настроении, чтобы миловать. Но у Наташи было оправдание:

— Я принесла благую весть! Принц здоров!

Королева побледнела:

— Любезный, — свысока обратилась она к камердинеру, — пришлите-ка сюда немедленно мою горничную... впрочем, нет! Пойдем так. Арктур!

Густо усыпанные драгоценным бисером королевские халаты из тяжелой, блестящей золотом и серебром ткани, длинными шлейфами тянулись за венценосной четой, металлически шурша на каждом шагу, точно листы толстой фольги. Встречаемые по пути слуги и царедворцы сперва замирали — видимо, столь невероятным событием был этот ранний выход, — а затем устремлялись следом. Таким образом, к дверям комнаты больного принца подошла целая толпа людей, взволнованных, недоумевающих и полных напряженного ожидания.

Оставленные Наташей самое большее пятнадцать минут назад, принц с Кейт недоумевающее обернулись к вошедшим, явно не ожидая массового вторжения и нарушения их уединения.

— Мальчик мой! — взволнованно воскликнула королева и, совсем как обычная женщина, бросилась к сыну, с тем, чтобы ощупать, потискать, убедиться, что с ним действительно все в порядке, и крепко обнять, пустив счастливую слезу. Король, пытаясь сохранить величественный и невозмутимый вид, тоже пару раз шмыгнул носом и потер щеку, размазывая влажную дорожку рукавом халата.

— Мама? Папа? — раздался от дверей звонкий удивленный голос. — Что это вы тут делаете?

Проталкиваясь между сгрудившейся в коридоре и в дверном проеме челядью, младший принц вошел в комнату и приблизился к родителям. Он пока не заметил старшего брата, отгороженного от дверей спинами короля и Наташи с Васей, а так же частично задрапированного складками халата висящей на его шее счастливой матери.

— Зашел к вам, а там никого нет...

— А зачем ты нас искал? — обернулась королева.

Принц смутился:

— Да я, собственно, и не искал... Хотел оставить записку, но удивился — куда это вы подевались в такую рань.

— Что еще за записку?

— Ну, точнее, письмо... впрочем, так даже лучше — я скажу вам все прямо. Словом, я ухожу из дому на поиски приключений и своей удачи. А когда добьюсь успеха и встану на ноги, то вернусь и попрошу руки Энн у ее отца.

— Сынок, но зачем тебе еще кому-то что-то доказывать? — удивился король: — Ведь ты же принц!

— Принц — это не профессия, — не по годам рассудительно заметил тот. — Я младший сын, а не наследник. Значит, должен или сам добыть себе королевство, или работать, чтобы у купца не возникло подозрений, будто бы я охочусь за приданым его дочери.

— Ты собираешься принизиться, чтобы стать достойным девушки? — удивился Вася. Впрочем, Наташе показалось, что в его голосе звучат нотки искреннего восхищения.

— Этого не требуется! — выступила вперед она. — Энн тоже принцесса!

— Это правда, — подала голос Кейт, и все повернулись к ней. Две бессонные ночи, казалось, не оставили на девушке и следа: она выглядела свежей и бодрой, буквально светилась изнутри, а глаза ее сияли, как звезды. Конкуренцию ей могла составить разве что сестра, в этот самый момент вошедшая в комнату и залившаяся румянцем, встретившись взглядом с младшим принцем. Невыспавшаяся, наспех одетая, она все равно выглядела очаровательно, и Наташа с трудом подавила душный приступ зависти.

— Ну, конечно! — королева наморщила лоб, переводя взгляд с одной сестры на другую: — Вы дочери старого Гримуальда! Как же я сразу-то не догадалась — такой бороды уж точно ни у кого больше нет!

— Правда, у папы на бороде волос больше, чем на голове, — кокетливо передернула плечиками Энн и с улыбкой заправила за ухо выбившуюся из прически тугую кудряшку. — Кудри мы унаследовали от него.

— Я всегда думала, что он бороду завивает, — задумчиво протянула королева. — Почему же он скрывал ото всех два столь прекрасных цветка своей оранжереи?

— Папа только начал подыскивать нам женихов...

Не сговариваясь, оба принца пали на колени перед родителями и возлюбленными и попросили у одних благословления, у других — руки и сердца. Они легко получили требуемое, вдобавок прослушав еще и лекцию на тему того, как жить дальше — ведь семья налагает на каждого человека дополнительные обязательства. А к младшему сыну королева обратилась отдельно:

— Все-таки это было ужасно безответственно с твоей стороны — решиться бежать из дома! — укоризненно заметила она, ероша и без того лохматые волосы: — Ну, а если бы твой старший брат не поправился, кто занял бы его место? Как королевский сын, ты должен в первую очередь думать об интересах государства, а потом уже о своих желаниях.

— Но как же тебе удалось спасти нашего сына, дитя? — обратился к Кейт король.

Вспыхнув, она переглянулась с женихом и еще раз рассказала свою историю, ставшую теперь в два раза длиннее из-за того, что к истории материнского вероломства прибавился рассказ о том, что произошло под холмом. При этом принцесса здорово преувеличила Наташину роль, преуменьшая собственный вклад в снятие зловещего заклятия эльфов. Присутствующие ахали, восторженно и недоверчиво поглядывая на обеих героинь. Наташа же просто выходила из себя — она спокойно воспринимала задержку на двое суток, так как все равно ничего не могла с этим поделать, но теперь каждая минут промедления казалась ей невыносимо долгой. Когда восхищенный король предложил устроить трехдневные празднества в честь ее подвига, выздоровления принца и двойной помолвки, плавно перетекающие в свадебные гуляния — к этому времени должны были уже вернуться посланный в Гринвальд послы с согласием короля Гримуальда а, возможно, и с ним самим, — девочка громко заскрипела зубами.

— Можете начинать пока без нас, — быстро заметил Вася, обратив внимание на настроение своей спутницы. — У нас есть еще одно неотложное дело, а через день, в зависимости от его успешности, я один или мы оба присоединимся к празднику.

ГЛАВА 42

ЕСЛИ БЫ НЕ ДОЖДЬ!

Им удалось вырваться из дворца только через несколько часов: отпуская на все четыре стороны Васю, королева теперь во что бы то ни стало желала удержать виновницу торжества. С трудом, и только при помощи всех принцев и принцесс удалось уговорить своевольную правительницу. Путешественники отказались от великолепной кареты, верховых скакунов и сопровождающего отряда стражи, согласившись принять лишь небольшой запас продуктов в дорогу. Наташа не сомневалась, что и это лишнее — по ее представлениям, с того места, где их перехватили королевские стражники, до нужной поляны оставалось от силы пара часов пути, но проще и быстрее было принять этот 'скромный дар', чем отказаться.

Оговорив возможность воспользоваться услугами королевской псарни в том случае, если им не удастся найти Овсянкина, Наташа с Васей вышли за городские ворота, провожаемые едва ли не всем городским населением.

— Не разумнее было бы немного переждать и трогаться в путь уже после дождя? — на прощание заметил Анжело, вышедший проводить героев с женой и детьми. — Кажется, собирается гроза.

Поежившись, девочка покосилась на небо, и впрямь начинающее опасно темнеть:

— Не дай бог! — и трижды сплюнула через левое плечо.

— Надо было соглашаться на лошадей, — заметила Наташа, как только они дошагали до кромки леса по дороге, которой их везли в город. — Или на карету. Сейчас бы доехали до Страгорода, взяли бы там Овсянкина или другого пса, если его все-таки волки съели, и на то место, где нас схватили.

— Не стоит, — отмахнулся от нее Вася, и громко позвал: — Овсянкин, Овсянкин! Иди сюда!

Сложив губы трубочкой, он негромко посвистел. Но этого хватило, чтобы из лесной чащи тотчас же выскочил изрядно отощавший (хотя Наташе и казалось, что при его фигуре, напоминающей проволочные плечики для одежды, это просто невозможно), но не потерявший присутствия духа и не забывший о своем собачьем долге Овсянкин. Но еще больше, чем невероятное появление пса, Наташу поразило то, что следом за ним, смешно и неловко выбрасывая длинные задние ноги, из кустов выбрался и белый кролик, которого она не чаяла увидеть в живых с того момента, как за ними захлопнулись городские ворота. Ушастик выглядел более упитанным, чем пес — девочке вспомнилось, что кролики, кажется, питаются травой. Что ж, за этим добром тут не надо было далеко ходить.

— Почему он не убежал? — высказала она вслух свое удивление.

— Молодец, хороший пес, — Вася потрепал Овсянкина за ухом и повернулся к ней: — Овсянкин хорошо воспитан, он никогда не уйдет с поста, где его оставил хозяин.

— Даже чтобы поохотиться?

— Ни в коем случае!

— А почему он не съел кролика, ведь тот был рядом, даже с поста уходить не надо?

— Он умный пес, и понял, что это наш кролик. Имущество хозяина — табу, его можно только сторожить, трогать нельзя. Может быть, он и не дал кролику далеко убежать.

Зверек у Наташи на руках резко запрядал ушами — девочка была уверена, что так он возражает против последнего предположения, говоря, что остался их ждать по собственной воле. Потискав кроля, она дала ему — вернее, ей, — листик салата, и привычно засунула в сумку.

Широкая мощеная дорога не вела напрямик к тому месту в лесу, где они наткнулись на стражников и были вынуждены оставить след. До места пришлось добираться узенькими тропинками, то и дело разветвляющимися, смыкающимися, пересекающимися и сплетающимися в самый настоящий лабиринт, в котором им ни за что не удалось бы разобраться без помощи Овсянкина. По лошадиному следу, которому не исполнилось еще и трех дней, пес безошибочно вывел их к месту, где и получил новое-старое задание.

Наташино терпение вновь подверглось испытаниям. То и дело теряя старый след, Овсянкин, казалось ей, двигался вперед невыносимо медленно. Она сама ужасно тормозила продвижение их маленького отряда, когда 'узнавала' места, где будто бы проходила в прошлый раз, и бросалась 'напрямик' — каждый раз после этого им приходилось возвращаться и отыскивать прежнюю дорогу. Облака, то расходящиеся, то снова скрывающие солнце, еще увеличивали ее тревогу, своей нервозностью девочка заразила Васю, а тот передал ее Овсянкину, что тоже не улучшило ситуации.

— Может, он голодный? — нервно заметила Наташа, глядя, как пес в поисках оборвавшегося следа бегает кругами, уткнув нос в землю: — Мы и два дня назад его не покормили. Отдадим колбасу?

— Нельзя, — сурово хмуря брови, авторитетно заметил принц. — Нюх перебьешь. Да и опасно это после долгого голодания.

Наташа внешне смирилась, но дух ее бушевал. В созвучии с бурей, царящей в ее душе, небо затянули смоляные непрозрачные тучи, на горизонте запогромыхивало, под густо сплетенными кронами деревьев стало темно, как ночью, а ветер, раскачивающий верхушки, венчающие высокие ровные стволы, вдруг прекратился, уступая место зловещему и какому-то неестественному, почти театральному спокойствию.

— Что это? — испуганно прошептала девочка, подавленная такой резкой сменой декораций. В следующий момент на землю обрушился ливень — яростный и многоводный, как второй Потоп.

Вода бежала по Наташиному лицу, мешая ей видеть, но кто-то — а кто же еще, кроме Васи! — цепко схватил ее за рукав и потащил куда-то в сторону, а затем, надавив ладонью на спину, заставил согнуться и ползти вперед на четвереньках по колючим иголкам вглубь какого-то таинственного убежища.

Вытерев воду с лица, она огляделась кругом — они сидели в низком шалаше, образованном нижними ветками огромной ели, упирающимися в землю. Густое переплетение хвойных лап мешало проникновению воды в это естественное пристанище.

Фыркая и отряхивая воду с короткой шерсти, внутрь забрался Овсянкин. Потрепав его за шею, покрытую слипшимися в короткие колючки шерстинками, принц достал из своей сумки ломоть хлеба, и протянул на ладони. Жадно схватив, пес быстро проглотил его, и преданно уставился в глаза хозяину, молотя хвостом. Хвост задевал нависший над ними хвойный полог, обрушивая на ребят поток капель — дождь постепенно просачивался и сюда.

— Пока больше нельзя, — точно извиняясь, объяснил своему любимцу Вася. — Попей, а я тебе потом еще колбасы дам.

— Нельзя же! — встрепенулась Наташа. — Нюх перебьет!

— Ну, теперь-то это уже все равно, — пряча от нее глаза, пробормотал принц. — Дождь наверняка все следы смоет. Сейчас мы даже до дому дорогу не найдем, разве что по звездам.

— Дорогу 'даже домой' я ищу с тех пор, как очутилась тут! — вспыхнула Наташа.

— Я имел в виду, ко мне домой, в Старгород. Ну, и в Новгороде тебя примут с распростертыми объятиями — спасительницу принца точно не будут попрекать съеденным куском. А если дареное тебе в глотку не полезет — станешь фрейлиной, как Эльвира. Тетя наверняка найдет для тебя тепленькое местечко. Я могу и папу попросить...

— Ах, оставь! — чувствуя, как по щекам катятся горячие и горючие слезы разочарования и оплакивания рушащихся надежд, Наташа принялась пробивать себе дорогу на волю, встав на четвереньки и подняв спиной тяжелый свод.

— Куда ты, там же гроза! — попытался остановить ее принц. — Еще молния ударит!

Но она уже выбралась наружу и выпрямилась в полный рост, запрокинув лицо с зажмуренными глазами к небу и глотая падающие сверху тяжелые капли. Почему-то они были горькими — наверное, смешивались со слезами.

— Ну и что! — крикнула она, пытаясь перекрыть шум дождя и рокот грома. — Я не хочу возвращаться ни в Страгород, ни в Новгород! Я не хочу оставаться в этом мире!! Я хочу домой!!!

И Наташа побежала вперед, не разбирая дороги. Ветки хлестали по лицу, ноги то и дело запинались о выступающие корни и прочие неровности рельефа, несколько раз она, не видя ничего из-за дождя, налетала с разбегу на толстые стволы деревьев — но ничто сейчас не могло ее остановить. Она не боялась, но даже ждала удара молнии — может, память, а может, собственное богатое воображение подсказало ей сюжет, когда такого же, как она, пришельца из иного мира вернула домой именно такой разряд атмосферного электричества. Правда, и переместился-то он в иной мир как раз после того, как в него угодила молния, но Наташе сейчас все было безразлично — если она не может попасть домой, то и жить не хочет...

Дождь потихоньку успокаивался — он не прекратился окончательно, но стал менее интенсивным, более рассеянным. Такой вот неторопливый 'душ' может сочиться из порванных туч и несколько дней... Вытирая со щек капли, отдающие морем, Наташа упрямо шагала вперед, с силой пиная ногами землю и мрачно радуясь, когда под тяжелой подошвой ломалась ветка или скрипела раздавленная шишка. Словно мстила, сама не зная, кому и за что.

Впереди между деревьями мигнул и погас неясный огонек, чтобы через несколько шагов вновь оказаться в поле Наташиного зрения. Похоже, молния все-таки ударила, оставив после себя догорающий пень посреди поляны — она когда-то слышала, что небесный огонь ударяет только в одиноко стоящие или же выделяющиеся своей высотой деревья. А еще, что его невозможно потушить. Внезапно Наташе пришла в голову мысль, что было бы неплохо погреться у костра — она не чувствовала себя промокшей или продрогшей, но хлюпающая в ботинках вода, затекающая сверху, подсказывала, что она должна себя так чувствовать. Да и огонек мигает прямо по курсу — можно сказать, судьба.

В одном девочка оказалась действительно права — огонь плясал над высоким, торчащим в самом центре широкой поляны пнем. Пламенный сгусток имел почти правильную шарообразную форму, распространял вокруг себя волны приятного тепла, и совершенно не обугливал древесину, вися сантиметрах в дести над ровным спилом, в котором можно было пересчитать годичные кольца, было бы желание. У Наташи такого желания не было, да и выходить на поляну ей резко расхотелось — может быть, из-за тех, кто грелся возле этого странного огня.

ГЛАВА 43

ПОСИДЕЛКИ У КОСТРА

Ближе всех к своеобразному факелу стоял крупный скакун, уже знакомый Наташе своими очертаниями. Она не смогла бы спутать его ни с каким другим конем или лошадью, прежде всего отличавшихся наличием головы. С другой стороны 'костра' в неровном свете пляшущих языков пламени можно было разглядеть и недостающую голову, на человеческих плечах смотрящуюся в лучшем случае непропорционально. Собственно человеческая голова лежала на земле рядом с телом, точно мяч у ног футболиста, решившего отдохнуть после тренировки или ожидающего начала игры. Чуть поодаль расположились собаки.

Памятуя о своей прошлой встрече с демоном — кажется, тогда они не то чтобы расстались друзьями, вдобавок она его еще и обманула, — Наташа уже собиралась было отползать прочь с полянки так же быстро, но более тихо и незаметно, чем подползала, но была остановлена раздавшимся с земли голосом:

— Да, в такую пору каждый предпочел бы посиделки у костра бесцельному блужданию по мокрому лесу. Особенно если у него и так глаза на мокром месте!

— Это просто дождь, — уверенно возразила Наташа, утерла нос рукавом, отбросила назад мокрые, и оттого скользкие, как щупальца осьминога, пряди волос, лезущие в глаза, и смело шагнула к огню. Трава в радиусе пяти метров вокруг пенька оказалась совершенно сухой, да и сверху ничего не капало — поляну как будто накрыли гигантским зонтом.

— Старая знакомая! — с мстительным, как показалось Наташе, оттенком радости воскликнула лежащая голова. — Далековато же вы оказались от цели своего путешествия! Или цель снова поменялась?

— Да, — Наташа сделала еще один шаг к огню и отважно зажмурилась: — В прошлый раз я вас обманула. И не раскаиваюсь. Теперь можете меня испепелить!

— Да ну, кто старое помянет, тому глаз вон, — пренебрежительно фыркнула голова, показывая тем самым, что не причисляет девочку к числу своих злейших врагов: — Каждый из нас поступает в соответствии со своим представлением о правильности и справедливости. Присаживайтесь лучше к огню, обсохните, раз уж под дождь попали. И приятеля своего зовите, а то он сейчас от тревоги за вас скончается.

— Вася, иди сюда, — позвала Наташа, ни секунды не сомневаясь в том, какого именно приятеля имеет в виду демон, и подогнула колени, чтобы поудобнее устроиться у огня. К ее глубокому изумлению, юбка, за которую она ухватилась, оказалась совершенно сухой. Рукава, корсаж, волосы, сумка с ее содержимым — все просохло в мгновение ока. От принца, с опаской ступившего на поляну, повалил пар, и в следующий момент он подошел к огню сухим и чистым, как будто и не попадал в грозу. Следующий за хозяином Овсянкин недружелюбно покосился в сторону адских ищеек, но благоразумно решил не затевать ссору, пристроившись с противоположной стороны 'костра'. Над поляной повисло тягостное молчание.

— Дождливая погодка сегодня, — нарушила тишину девочка.

— Да, — лаконично согласилась с ней голова.

— Дождик с самого утра собирался, — вставил свое веское слово Вася.

— Природа давно дождя ждала, — заметила голова.

Наташу немного смущало то, что голова лежит на земле:

— А... Вам не холодно там, внизу? — решилась она на откровенно бестактный вопрос.

— Ну что вы! Это одно из преимуществ демонического образа жизни!

Принц клацнул зубами. Наверное, не ожидал, что собеседник так быстро откроется, и уже внутренне готовился к торгу за душу.

— А есть и недостатки? — продолжала любопытствовать Наташа.

— Масса! К примеру, совершенно не с кем поговорить. За последние несколько веков вы первые мои собеседники, я даже немного растерялся — отвык, сами понимаете, от человеческого общества. Откуда друзьям взяться при такой жизни и такой внешности? Я даже телу своему не хозяин!

— Бедняжка! — искренне посочувствовала голове Наташа. Внутренне содрогаясь, она подняла 'колобка' с травы, стараясь не хвататься за уши, как за кастрюльные ручки, и положила на колени, бросив беглый взгляд на место среза — не испачкать бы юбку кровью. Однако там, где у другой нормальной головы начиналась бы шея, а у отрубленной — кровоточащий разрез, тут была лишь ровная кожа.

— Как же вы до этого докатились? — поинтересовался Вася, а Наташа улыбнулась невольному каламбуру.

— Исключительно благодаря собственным заслугам. Да вы не стесняйтесь, поджаривайте колбасу — не есть же холодной. Это самый обычный огонь.

Покраснев, как будто его поймали за руку на карманной краже, Вася уже более смело развязал свою сумку, прихваченную из тетиного дворца, и достал каравай хлеба, кольцо колбасы, сыр и нож совершенно чудовищных размеров, которым принялся кромсать всю эту снедь. Тонкие ломтики колбасы он затем надел на очищенную от коры, подобранную здесь же, на поляне, веточку, и поднес к огню. По воздуху поплыли невыносимо восхитительные аппетитные запахи. Придерживая одной рукой голову на коленях, другой Наташа поднесла к огню такую же веточку с насаженными на нее кусочками хлеба.

— Не желаете? — Вася любезно предложил 'горячий бутерброд' голове.

— Благодарствую, — последовал вежливый отказ. — Нет желудка. Предложите лучше моему Alter ego . Он не откажется.

Встав зачем-то на четвереньки, принц подполз к сидящему телу с лошадиной головой. Он протянул бутерброд на ладони, как угощают хлебом лошадь, чтобы она не укусила за пальцы. Вспыхнув глазами, лошадиная морда склонилась — но не затем, чтобы мягкими губами взять бутерброд, — скорее, в знак согласия, и, быть может, благодарности, — но угощение с ладони взяла человеческая рука. Огромные лошадиные челюсти, могущие в мгновение ока перемолоть пять-шесть таких бутербродов, деликатно откусили чуть меньше половины и мерно задвигались, пережевывая.

— Что ж, — вздохнула голова. — Не могу сказать, что это несправедливо. Всю жизнь я крутил людьми, заставляя их действовать по моей указке, обманом, угрозами, уговорами... И вот расплата — теперь не властен даже над собственным телом!

— Вы умерли и стали бесом в Аду? — поинтересовалась Наташа.

— О, нет. Все было гораздо проще и смешнее. Легкость, с которой я крутил другими людьми, сделала меня самоуверенным. Сам себе я казался почти всемогущим, причем без помощи волшебства — и я бросил вызов силам Ада!

— Вызвали на поединок Сатану? — с придыханием спросил Вася.

— Да нет, всего лишь обвел вокруг пальца пару мелких бесов. А они уже пожаловались старшему. Я не сделал им ничего дурного — просто подшутил, и ославил по всему свету. Поэтому и наказание мне определили 'шутейное' — гоняться ночи напролет за белым зайцем. Невоздержанная на язык фея то ли сказала что-то неучтивое в беседе, то ли подумала — но тут же запрядала ушами и бросилась наутек. В конце концов мне нужно было поймать ее и отсечь голову, после чего каждый из нас отправился бы восвояси. Предполагалось, что это будет для нас хорошим уроком.

— А что теперь? — вполголоса спросила Наташа. Ее так и распирало от любопытства, но в то же время было страшно напомнить о себе и своем участии в деле.

— Вот именно: что же теперь? — невыразимо ехидно поинтересовалась голова, глядя на нее в упор: — Для зайки была предусмотрена лазейка, в случае, если она перехитрит меня и окажется позади. Но для меня все должно было завершиться единственно возможным образом: поимкой и обезглавливанием зайца. Теперь я даже в Ад не могу вернуться, потому что не выполнил задания. Видимо, придется теперь скитаться на земле до конца света. Или до зимы...

— Почему до зимы? — удивился принц.

Голова улыбнулась:

— Может быть, удастся схитрить и подменить зайца другим. Но он непременно должен быть белым, а летом зайцы линяют.

— Разве же вы не возвращаетесь в Ад, когда наступает день? — вставила волнующий ее вопрос Наташа.

— Когда где-то наступает день, я отправляюсь туда, где наступает ночь, — лаконично отвечала голова, напомнив Наташе о том, что земля круглая. Хотя она нисколько не удивилась бы, узнав, что на самом деле плоский земляной блин покоится на спинах трех слонов — в этом сказочном, невероятном мире все было возможно.

Висящая у Наташи на плече сумка внезапно завозилась. Девочка совершенно забыла о ней — постоянно страдающая от давящего тесного корсета, очередное неудобство в виде впивающейся в шею лямки она уже воспринимала как должное. И лишь теперь вспомнила о заточенном там живом существе.

— Что это? — удивилась голова, когда из горловины сумки показалась белая ушастая морда с умными, полными слез глазами.

— Белый кролик, — вздохнула Наташа. — Зайцев, к сожалению, не держим.

Меж тем крольчиха совершенно освободилась из своего мягкого узилища и вывалилась на траву. Но вместо того, чтобы обрадоваться обретенной свободе и начать пастись, она доскакала до торчащего из земли валуна — их много было на поляне, должно быть, когда-то раньше тут стоял каменный дом, — и положила на него голову, поджав передние лапки, сильно вытянув шею и зажмурив глаза, точно революционер на плахе. Разве что 'Марсельезу' не распевала.

— Что это с ним? — удивилась голова.

— Предлагает себя вместо зайца? — наугад предположил Вася.

— Может, хочет покончить с собой? — заметила Наташа. — Тот мужик, у клеток, говорил, что она больная.

— Да у меня же рука не подымется!

Нагнувшись, Вася попытался было поднять толстую крольчиху на руки. Но она, всегда такая миролюбивая, пронзительно заверещала, попыталась укусить его за руку и крепко обхватила камень лапками. Из уголков ее глаз скатились две крупные прозрачные слезы.

— Похоже, что она действительно не на шутку страдает, — сочувственно заметила голова. — Что ж, надеюсь, мы правильно ее поняли. Эй, ты! — это относилось к сидящему отдельно телу: — Не видишь, что ли, — заяц!

Быстро вскочив на ноги, непропорционально головастая фигура выхватила из висящих на поясе ножен длинный, блеснувший отражением огненного шара клинок и с размаху опустил его на камень. Блеснули высеченные из камня искры, разлетелись в разные стороны стальные и каменные осколки — но ребята не видели этого, ослепленные залившим поляну пронзительно-белым, холодным, похожим на электрический, но гораздо более ярким светом. Зажмурив глаза, Наташа почувствовала, как арбузная тяжесть исчезла с ее колен, и внутренне сжалась, ожидая, что ее сменит более массивная лошадиная голова. Раздавшееся затем ржание показало, что та тоже заняла свое законное место и, похоже, безумно этому рада. Но что, если незадачливый обманщик, и без того уже, по мнению Наташи, достаточно наказанный за свой давний проступок, теперь поменялся головами с кроликом — такая вот мрачная шуточка дьявольских сил?

Превозмогая страх, она открыла глаза. Перед ними яростно порхали яркие цветные бабочки, которым вообще-то полагается спать по ночам. Но, как только обожженная вспышкой сетчатка пришла в норму, мельтешение улеглось. Угольно-черный конь еще раз торжествующе заржал, ударил землю копытом и, наклонившись, принялся состригать зубами траву со скоростью газонокосилки — оголодал за время погони. Собаки по-прежнему лежали на траве, поглядывая на настороженного Овсянкина, а знакомая Наташе голова заняла свое законное место на плечах.

Точно не до конца веря в свершившееся чудо, или желая восстановить в памяти забытые ощущения, мужчина несколько раз поднял и опустил руки, затем ощупал шею и, прижав руки к щекам, покрутил головой, как будто проверяя, надежно ли она прикреплена. Удовлетворенный проверкой, он распустил волосы, собранные на макушке, чтобы голову удобнее было подвешивать к седлу или поясу, и они иссиня-черной волной рассыпались по широким плечам.

— Благодарю Вас, моя леди! — красавец-мужчина яркой цыганской наружности припал на одно колено и благоговейно поцеловал край Наташиной юбки.

— Ну что вы, я тут совершенно не при чем! — тут же засмущалась девочка. Высокий смуглокожий брюнет с горящими глазами нисколько не походил на тех цыган, которых Наташа постоянно встречала на улицах родного города — суетливых, дорого, но безвкусно одетых, с непременными золотыми зубами, вставленными, наверное, сразу после рождения, — но навевал мысли о степных просторах, бешеной скачке на горячих лошадях и постоянной тяге к перемене мест. Хотя последнюю, после многолетних скитаний в погоне за белым зайцем, он наверняка уже удовлетворил в полной мере.

— О, мой спаситель! — они только тогда обратили внимание на появление на поляне четвертого человека, когда что-то белое метнулось, на мгновение заслонив от Наташи парящий в воздухе огненный шар, и повисло на шее у бывшего демона-мстителя, начинающего новую жизнь. При более подробном рассмотрении это оказалось невысокой стройной девушкой в свободном платье, напоминающем сарафан. После обилия корсетов и кринолинов при королевском дворе оно показалось Наташе очень простым, но было украшено очень богатой и красивой вышивкой. Длинные светлые волосы незнакомки отливали серебром и были собраны в толстую косу, спускающуюся ей почти до колен.

Слегка отстранив девушку, всадник с головой — теперь уже своей собственной! — внимательно вглядывался в ее лицо, но, по-видимому, не узнавал, потому что вежливо заметил:

— Спасти женщину, попавшую в беду — священный долг всякого мужчины, миледи. Но скажите же, чем моя скромная особа может вам помочь?

— О! Но Вы уже помогли мне, господин! — девушка принялась подпрыгивать на месте, отчего ее длинная коса начала раскачиваться туда-сюда, как маятник. Наташа подумала, что таким образом незнакомка просто выражает свой восторг, но оказалось, что у нее была и своя цель — ухватившись обеими руками за плечи недогадливого 'спасителя', она подтянулась, как на турнике, и запечатлела на его смуглой щетинистой щеке благодарный поцелуй. После чего разжала руки и вернулась на землю, чтобы так же чмокнуть по-прежнему сидящих на земле замерших в немом изумлении Наташу с Васей.

'Сколько событий, сколько волшебных превращений произошло на этой поляне, — пронеслось в Наташиной голове, — жизнь проходит мимо. А я так и сижу, открыв рот, как простой зритель на театральной премьере'.

Но тут неожиданно пришедшая ей в голову новая мысль заставила ее позабыть обо всем и громко воскликнуть:

— Белый кролик!

— Да! — рассмеялась девушка. Даже при свете мерцающего огненного шара было заметно, что она очень хороша собой, а улыбка делала ее просто неотразимой. Не удержавшись, незнакомка крепко обняла за плечи сидящих ребят и на мгновение прижала к себе:

— Вы просто не представляете, как я всем вам благодарна! — радостно воскликнула она. — Забрав меня из клетки, взяв с собой, вы спасли мне жизнь. А Вы, мой герой, разрушили это страшное заклятие, держащее меня в плену кроличьей шкурки!

— Но как Вы оказались в таком положении? — изумленно воскликнул 'герой'.

— Это долгая история, — подобрав длинную юбку, девушка поджала ноги и тоже села на траву рядом с ребятами.

— А мы как раз уже никуда не торопимся, — вздохнула Наташа. Вася молча протянул незнакомке веточку с нанизанными ломтиками колбасы и сыра:

— Угощайтесь. На кроличьем рационе долго не продержишься.

— Зато он помогает сохранить фигуру, — улыбнулась девушка, поднося веточку к огню.

ГЛАВА 44

ВОЛШЕБНОЕ КОЛЬЦО

Строго придерживаясь хорошо знакомого Наташе по сказкам этикета: сперва напои, накорми, по возможности в баньке попарь, а потом уже разговоры разговаривай, — принц терпеливо дождался, пока бывшая крольчиха проглотит последний кусочек бутерброда, а затем церемонно представил себя и свою спутницу. Это как будто привело в чувство и продолжающего торчать столбом посреди поляны спасителя и спасенного 'в одном флаконе':

— Меня зовут Мирон, — вздрогнув, представился он и, очевидно, чувствуя неловкость от этого общения на разных уровнях, подошел и сел на землю рядом с девушкой, так что теперь они сидели тесным полукругом, огибая пень, увенчанный огненным шаром, точно бойскауты вокруг костра: — Но откройте же нам ваше имя, прекрасная незнакомка!

— Прасковья, — опустив глаза и покрывшись румянцем, представилась та. — Можно просто Параша...

Наташа невольно громко хрюкнула, но удержалась от дальнейших комментариев.

— Поведайте же нам Вашу историю, — попросил Вася, недоуменно покосившись на свою спутницу. — Она наверняка захватывающе интересна, а мы просто изнываем от любопытства.

Наташа и Мирон синхронно кивнули, подтверждая, что изнывают.

— Но мне придется начать издалека, — окончательно смутилась Параша. — Впрочем, хорошо... Жили на свете три брата: Борис, Павел, и младший, Евгений. Они продолжали профессию отца и были лесорубами, им ничего не стоило свалить любое дерево. Держась всегда вместе, они не знали, что такое невыполнимое задание. Поэтому, когда для королевского дворца понадобилось дерево редкой дорогой породы, то главный королевский столяр обратился именно к ним.

Лес, где предстояло валить деревья, находился далеко от дома братьев, поэтому они прямо там, на опушке, на скорую руку соорудили избушку — скорее, даже просто шалаш, где ночевали и готовили еду. Каждое утро двое из братьев отправлялись в лес, чтобы искать требуемое дерево — они растут очень редко, всегда на большом расстоянии одно от другого. Найдя, они вдвоем валили его, очищали от веток и тащили к стоянке. Оставшийся же в шалаше брат готовил обед.

Готовили еду они по очереди. И вот, когда в первый день за повара остался Боря, случилось странное событие: не успел он снять с огня котелок с кипящей похлебкой, нарезать хлеб и дунуть в рог, призывая братьев, как из лесу вышел невысокий человечек, карлик, но с такой длинной иссиня-черной бородой, что она тащилась вслед за ним по земле.

'Ты звал обедать?' — спросил карлик.

'Звал, да только не тебя' — смело отвечал старший брат.

Но коротышка легко скрутил его, связав собственным поясом, и съел все подчистую, после чего скрылся в лесу раньше, чем вернулись младшие братья.

'Как же ты не уберег наш обед!' — принялись они упрекать Борю после того, как развязали его.

'Вот завтра ты сам останешься, — мрачно кивнул он Паше, — посмотрим, как ты справишься с этим старикашкой!'

Назавтра повторилась та же история. Как только Паша приготовил еду и позвал братьев, из лесу вышел длиннобородый старки и спросил:

'Ты звал обедать?'

'Звал, — заносчиво ответил средний брат, — да только не тебя!'

Но и на этот раз карлик легко одолел здорового сильного парня, скрутил его собственным поясом и проглотил обед, приготовленный на троих. Когда же вернулись братья, они уже не смеялись, развязывая незадачливого повара — Боря хорошо помнил, что случилось накануне, а Жене не хотелось веселиться на голодный желудок.

На третий день младший брат остался готовить еду. Он поймал куропатку, и кроме супа запек еще и птицу. Когда же протрубил рог, из лесу явился бородатый карлик. Женя не стал грубить и гнать его прочь, а напротив, вежливо пригласил:

'Пожалуйте к столу, дедушка!'

Он решил, что карлик — лесной дух, который сердится на них за вырубку деревьев, и решил его задобрить. Но карлик, наоборот, нахмурился:

'Не хочу, я сыт!'

'Ну хоть попробуйте!' — настаивал Женя, но старичок, сердито зыркнув в его сторону, развернулся и скрылся в лесу.

Поняв, что это не лесной дух, юноша решил проследить за вредным и упрямым стариком, чтобы узнать, где он прячет свои сокровища — ведь всем известно, что лесные карлики большие любители всяких драгоценных вещиц. Немного поплутав по лесным тропинкам, бородач привел его к дыре в земле, напоминающей колодец, и спрыгнул туда. Убедившись, что спуститься вниз без веревки у него не получится, и не решаясь просто спрыгнуть, боясь переломать ноги, Женя вернулся на место стоянки. Пришедшие на звук трубы старшие братья уже решили было, что в этот раз сердитый карлик вместо обеда уволок с собой самого парня, но, услышав его рассказ, позабыли про еду и бросились на поиски сокровища.

Чтобы спуститься в яму-колодец, они собрали все веревки, которые приготовили для обвязывания стволов, привязали к ним большую корзину, в которую мог сесть человек, и спустили вниз старшего брата. Вдруг он принялся кричать, чтобы его поскорее поднимали обратно. Наверху Боря рассказал, что дыра ведет в большую пещеру, а под самой корзиной он увидел крышу дома, ужасно испугался и закричал.

Осыпая старшего насмешками, Паша сел в корзину и заявил, что ни за что не поднимется наверх как минимум без мешка с золотом. Но его охватил панический страх, как только корзина встала на крышу, и он тут же закричал, чтобы его побыстрее вытаскивали.

'Эх, вы, вояки!' — только и сказал Женя, занимая место в корзине. Оказавшись на крыше дома, он спрыгнул вниз и огляделся. Стены и потолок большой пещеры, в которой он очутился, излучали свет, похожий на дневной, и под землей росла трава и деревья, как и наверху. Карлика нигде не было видно, зато когда он заглянул в окно дома, то увидел сидящую в комнате девушку с рукоделием.

'Ты самая красивая девушка из всех, кого я когда-либо встречал, — сказал он, входя внутрь. — Поднимайся со мной наверх и будь моей женой!'

Статный смелый парень понравился красавице, и она вслед за ним взобралась на крышу дома. Но корзина могла выдержать только одного пассажира, и Женя упрямо уступал ей первую очередь. В конце концов девушка согласилась подняться первой, но перед тем, как сесть в корзину, надела Жене на палец свое кольцо, и предупредила, что оно волшебное и может исполнить одно — но только одно! — желание своего обладателя. После этого Женя прокричал братьям, чтобы они тянули веревки и поднимали ценный груз.

Но когда братья увидели пассажирку корзины, они тут же потеряли головы. По богатому платью они решили, что это, конечно, какая-нибудь принцесса, плененная злым колдуном-карликом, и принялись спорить, кто из них на ней женится. Когда же девушка сказала, что уже пообещала выйти замуж за младшего брата, они сделали вид, что случайно выпустили веревки из рук, и сбросили корзину вниз.

Под тем предлогом, что нужно позвать помощь, захватить еще веревок и другую корзину, чтобы достать оставшегося внизу Женю, они увезли девушку к себе домой. Их мудрый отец, посокрушавшись принесенным старшими братьями известием о смерти младшего сына, решил, что следует предоставить выбор будущего мужа — разумеется, только из двух спасителей, — самой девушке. А она явно не торопилась с замужеством.

Тем временем Женя, действительно едва не пришибленный упавшей сверху корзиной, понял, что скорого спасения ждать не приходится, и принялся исследовать пещеру в поисках другого, не столь сложного выхода. Однако не преуспел — если выход и был, то карлик его здорово замаскировал. Да и из сокровищ в пещере было только одно золотое кольцо у него на пальце.

Вспомнив о волшебных свойствах подарка, Женя тут же трижды повернул на пальце золотой ободок и пожелал очутиться дома. И тут же оказался там, на радость родителям и к досаде братьев. А уж как ему обрадовалась спасенная красавица!

Вася кашлянул, очевидно намереваясь задать наводящий вопрос, но Наташа его опередила:

— А что ты сама попросила у волшебного колечка?

— Тот же вопрос задал и Женя, когда торжественно возвращал мне его как знак нашей помолвки, — усмехнулась рассказчица. Улыбка получилась грустной: — А я так и ответила: ничего. Я ничего не просила у колечка, так как мне нечего было желать.

— Пожелала бы выбраться наружу, — подсказала Наташа. — Вернуться домой, в конце концов! Неужели тебе самой под землей было лучше, чем с родителями?

— Но там я и была дома! — трагическим голосом воскликнула Параша: — Карлик с бородой — мой отец!

Над поляной повисло потрясенное молчание, а она продолжила рассказ:

— Узнав об этом, Борис тут же отказался на мне жениться. Паша неожиданно вспомнил, что уже обещался какой-то девушке — кажется, дочке мельника. А Женя... он предложил отвезти меня обратно в лес и спустить в колодец в новой корзине!

— Вот негодяй! — не удержалась Наташа. Мирон с Васей согласно кивнули, присоединяясь к ее словам, а в лучах их горящих страстным негодованием глаз можно было поджарить яичницу.

— С его стороны это было даже великодушно, — вступилась за лесоруба Параша. — Другие бы на месте братьев наверняка решили бы сжечь ведьму на месте — уж я насмотрелась на людей, пока была кроликом. А превратилась я в него в тот момент, когда Женя взял назад свое предложение руки и сердца. Такое уж на меня было наложено заклятие — я должна была превратиться в крольчиху, трижды обманувшись в любви. Поэтому папа и держал меня под землей, никогда не выпуская на поверхность, и отпугивал всех, кто только появлялся рядом с колодцем. Человеческий облик должен был вернуться ко мне только после отсечения головы.

— Кто же решился на такое злодейство? — искренне возмутился Мирон.

Параша печально вздохнула:

— Родная бабушка.

— Ты с самого детства проявляла такое преступное легкомыслие чувств, что она решила преподать тебе жестокий урок? — удивилась Наташа.

— О... дело в том, что в нашей семье все колдуны: женились только на ведьмах, выходили замуж за волшебников, чтобы в детях накапливалось магическое могущество. А папа, пойдя против воли родителей и прочей родни, женился по любви, на простой девушке без крупицы волшебного дара. Она быстро умерла — даже папино мастерство оказалось бессильно, — но он отказывался ввести в дом найденную бабушкой ведьмочку. Когда же выяснилось, что я пошла в маму не только внешностью, но всяким отсутствием волшебного дара, бабушка осерчала и прокляла меня страшной клятвой.

— Слава богу, что моя бабушка не ведьма, — нарушая повисшее над поляной молчание, когда каждый вдруг задумался о чем-то своем, пробормотала Наташа: — Я так часто вывожу ее из себя!

— Хорошо, — серьезно согласился принц.

Повернувшись к своей прекрасной соседке, Мирон любезно поинтересовался:

— Не удивлюсь, если верхний мир Вас здорово разочаровал. Наверное, уже жалеете, что покинули отчий дом?

— Да ведь я же еще ничего толком и не видела, — покрывшись трогательным румянцем, потупила взор Параша. — Дом лесоруба, рынок, дворцовую кухню да кусочек леса, в котором ждала возвращения ребят.

— Как же кролик попал на рынок? — удивилась Наташа. — По ошибке продал кто-то из лесниковых домочадцев?

Параша потупилась еще сильнее, а с новой силой вспыхнувший румянец переполз с ее щек на шею. Казалось, задай ей еще какой-нибудь вопрос, и она примется заслонять лицо ладонями от смущения:

— Сам Женя и отнес, — через силу выдавила девушка.

Наташа замерла с открытым ртом, потрясенная глубиной морального падения младшего лесоруба. Но принц не стал молчать:

— Какой негодяй! — гневно воскликнул он, ударяя кулаком правой руки по левой ладони.

— Нельзя его осуждать! — тряхнула головой Параша. Подняв глаза, она обвела всех неожиданно смелым и как будто вызывающим на спор взглядом: — Он имел полное право решить, что девушка с самого начал была кроликом, превращенным в девушку злым карликом-колдуном только для того, чтобы отвлечь внимание похитителя от припрятанных в пещере сокровищ. Другой бы на его месте мог повести себя гораздо хуже.

— Всякое предательство неприятно, — философски заметила Наташа. — Предательство же любимого — в несколько раз больше.

Параша вновь склонила голову, пряча глаза, и сразу вновь превратилась в домашнюю лапочку-заюшку. Наташа сморгнула: так вот они какие, 'девушки с изюминкой' — податливый мягкие бархатные ушки, а в глазах плещется жидкий огонь.

— Не уверена, любила ли я его на самом деле, — протянула 'девушка с изюминкой', — может быть, просто ухватилась за первую же возможность выбраться из-под земли и повидать мир. Самой по себе, в одиночку сбежать на землю было боязно. И не Женина вина, что он оказался плохим провожатым.

— Ну, уж если ты хочешь посмотреть мир, тут лучше Мирона тебе проводника не найти, — заметила Наташа. — Вот уж кто весь белый свет изъездил вдоль и поперек. Наверняка изучил его досконально. Во всяком случае, ночную жизнь...

Параша молча покосилась на отрекомендованного гида из-под прикрытых век, и он тут же расправил плечи и выпятил грудь, показывая товар лицом, точно в спину ему дышали толпы конкурентов, наперебой монотонно повторяющие: 'Такси берем... Экскурсия... Недорого...'

— Целиком и полностью к услугам миледи! — сверкнул белоснежными зубами, выделяющимися на смуглой коже Мирон. — Желаете осмотреть жаркие страны, где женщины закрывают лица, но носят брюки, как мужчины? Или туда, где люди обгорают на солнце до угольной черноты? А может, посетим страну приветливых желтокожих людей, чьи глаза стали узкими от постоянного смеха и улыбок, которые умеют выращивать в небе невероятно красивые огненные цветы, цветущие несколько секунд и только по ночам, зато видные издалека? Я был в стране, где снег лежит круглый год, а люди ходят по самому ненадежному и хрупкому насту не проваливаясь, так как привязывают к ногам длинные доски. Каких только чудес не увидишь в мире! Хотя... дьявол! Ведь для того, чтобы обойти его пешком и подивиться всем этим чудесам, потребуется не одна человеческая жизнь! Да и не везде ногами пройдешь...

— А как же ваш конь? — удивилась Наташа. — Что, Боливар не вынесет двоих?

— Это порождение ада вернется туда вместе с гончими с первым же солнечным лучом завтрашнего дня!

— Ну, если все дело только в скакунах, то с этой проблемой я справлюсь! — радостно воскликнула Параша. От рассказа об ожидающих ее чудесах она возбужденно раскраснелась, глаза засияли, как две звезды, казалось, еще секунда — и она вскочит и действительно побежит на своих двоих форсировать километры суши и океанской воды. Однако пешая прогулка не входила в планы дочери волшебника — трижды повернув на пальце кольцо, она крепко зажмурилась и беззвучно зашевелила губами, словно загадывая желание.

Наташа сломала голову, тщетно пытаясь догадаться, что же это будет: ковер-самолет, сапоги-скороходы или воздушный шар? Когда же с края поляны раздалось кокетливое нежное ржание, на него бурно отреагировал не только адский жеребец, выпустивший из ноздрей целое облако огненных искр, но и все остальные, расположившиеся у огонька. Демонические ищейки вскочили и яростно ощетинились, показывая длинные и острые, как кинжалы, клыки. Люди вскочили на ноги и повернулись к источнику шума. Причем Наташа, перед тем, как обернуться, успела подумать: 'Лошади? Как же они через реки и моря будут перебираться — вплавь?' Овсянкин же, самый большой дипломат из всех присутствующих, без лишних телодвижений и угрожающих жестов просто подошел и внимательно обнюхал виновницу торжества и ее спутника.

Поднявшая шум ладненькая и изящная белоснежная лошадка томно прикрыла глаза, как бы не понимая, чему обязана таким вниманием. Даже неправдоподобно длинные и густые ресницы не могли скрыть лукавого блеска ее очей. А роскошные белоснежные лебяжьи крылья — соразмерно более размашистые, разумеется, — прижатые к бокам наподобие попоны, слегка трепетали, выдавая сдерживаемое волнение. Кобылка знала, что хороша, и под маской напускного смирения искренне ожидала шумного восхищения. Крупный гнедой жеребец с черной гривой нервно перебирал тонкими сильными ногами, ревниво поглядывая на 'конкурента', и как будто пытался закрыть от нескромных взоров свою тщеславную подругу, хлопая в воздухе большими кожистыми перепончатыми крыльями, прототипом для которых явно служила летучая мышь — или же зонтик.

— Ой, крылышки у мальчика какие-то не такие получились, — огорчилась Параша, глядя на волшебных скакунов.

— Не переживай — они вам обоим очень подходят! — давясь от смеха, утешила ее Наташа.

— Но было бы несправедливо лишать награды моего спасителя, — смущенно зарумянившись, заметила бывшая зайка: — Позвольте Вашу руку, Мирон!

И волшебное колечко ловко соскользнуло по безымянному пальцу смуглой от природы — уж, во всяком случае, не от загара! — широкой руки.

— Видит бог, этим вечером я получил больше, чем мог надеяться, — потрясенно заметил он. — Я вновь стал человеком и вернулся к жизни, обрел очаровательную спутницу в странствиях и великолепного коня. Но это еще не значит, что мне больше нечего желать!

Зажмурившись, Мирон трижды крутанул кольцо на пальце и деревья на дальнем конце поляны расступились, точно раздвигающийся театральный занавес, выпускающий на сцену новое действующее лицо пьесы — целый дом. Срубленный из ровных, одно к одному, гладких бревен, украшенный резными наличниками и подзорами, с коньком на крыше — настоящий теремок. Да что теремок — целый терем, хоромы, могущие вместить большую семью с многочисленными отпрысками, родственниками и суетливой челядью. И в то же время удивительно ладный и уютный. Наташе сразу же захотелось зайти и проверить, настолько ли он хорош внутри, как выглядит снаружи. И лишь опасение, что он окажется еще лучше, и ей не захочется уходить, удержало девочку на месте. Кстати, надо будет провентилировать этот вопрос — должен же кто-то присматривать за домом, пока хозяева разъезжают по заграницам!

Мирон вмешался в ее радужные мечты, широким жестом как бы охватывая усадьбу:

— Путешествовать по дальним странам вдвое приятнее, когда знаешь, что тебе есть куда вернуться. Примите от меня этот скромный дар, миледи!

— Ну, теперь-то, когда вы уже обручились, можете обращаться друг к другу на ты! — вмешалась бестактная Наташа. В очередной раз она почувствовала себя катализатором, ускоряющим и усиливающим взаимную симпатию двух сердец, бьющихся в унисон, — этаким вирусом любовной горячки.

То, как Мирон с Парашей при этих словах быстро переглянулись, а затем, покраснев до корней волос, отвели глаза в стороны, только подтвердило ее подозрения.

— Однако, Параша напомнила мне о собственном долге, — спохватился Мирон, справившись с приступом смущения. Стянув с пальца волшебное кольцо, он с глубоким поклоном передал его Наташе: — Миледи! Вы, как никто другой, достойны этой награды!

— Спасибо! — пробормотала та, нервно теребя золотой ободок, однако не торопясь надевать его на палец и крутить: — Честно говоря, не ожидала. Я ведь действую чаще всего импульсивно, не рассчитывая на награду. Уф-ф-ф... Ну, вот, кажется, и оправдалась. А теперь — приступим!

С приятным чувством радостного предвкушения волшебного праздника Наташа трепетно одела колечко на безымянный палец — оно оказалось как раз в пору. Как же, интересно, его надевал Мирон? Впрочем, волшебная бижутерия наверняка растягивается и сжимается сама собой. Затаив дыхание — кажется, даже сердце перестало биться, выжидательно замерев, — она трижды крутанула золотой ободок, как будто навинчивая на палец крышечку с резьбой...

И эффект не разочаровал — но только сторонних наблюдателей: казалось, что в центр поляны ударила зеленая молния, как отголосок прошедшей грозы, и из того места, на котором стояла Наташа, в небо ударил столб языкастого изумрудного пламени. Какое-то время завитки холодного огня щекотали низко нависающие над поляной тучки, но затем резко опали вниз. Вместе с высотой пламя поменяло и цвет, постепенно пройдя весь спектр: зеленый — голубой — синий — фиолетовый — красный — оранжевый — желтый — и последний язычок зеленого огня, не больше огонька газовой зажигалки, быстро втянулся в кольцо. По нему еще раз пробежала радужная судорога, бросая отблески на пальцы, и все успокоилось.

— Ты что, заказала фейерверк? — с подозрением поинтересовался Вася.

— Нет, — вместо все еще ошеломленной девочки ему ответила Параша. — Похоже, ее желание кольцу оказалось не по силам. Видимо, ему противодействовало еще более сильное заклятие.

Наташа, хотя за последние несколько часов и успела понемногу свыкнуться с мыслью о том, что в сказочном мире придется задержаться надолго — если не навсегда, — все-таки не смогла одолеть душащие ее спазмы отчаянных рыданий. Лицо ее исказило, и из глаз бурлящим потоком хлынули горячие горючие слезы. Обрести надежду, затем потерять ее, снова обрести и опять потерять — и все меньше чем за сутки, — оказалось слишком для ее нервов. Ноги сами собой подкосились, и она упала на траву, закрыв лицо руками и вздрагивая от беззвучных и безутешных рыданий.

— Что с тобой? — заволновался Вася. Опустившись на колени, он принялся тянуть ее за локоть, точно это могло что-то исправить. — Ну, хорошо, я сказал глупость, прости меня. Прости за все, что я когда-либо говорил, делал и... думал. Ну, посмотри же на меня. Скажи что-нибудь!

— Я... хочу... домой! — всхлипнула Наташа. — Я просто хочу домой! Я... не от мира сего. И никогда к нему не привыкну!

— Можно загадать, чтобы ты чувствовала себя тут как дома, раз уж вернуться никак нельзя! — попытался мыслить конструктивно принц.

— А вот и домик как раз стоит, — Мирон сделал широкий жест в сторону своих хором. — С огородом и прислугой!

От проявляемой ими доброты Наташе отчего-то стало еще горше, и слезы, запас которых, казалось, уже почти стал иссякать, вдруг потекли с удвоенной силой.

— Нельзя, — покачала головой Параша. — Чары забвения ограничивают свободу воли человека. Забыв родной дом, Наташа перестанет быть самой собой. Это будет уже другой человек.

— Ну тогда... можно наколдовать волшебную ищейку, которая могла бы отыскивать следы, даже смытые водой! — продолжал фонтанировать идеями Вася. Мысль показалась ему дельной, и он с удвоенной силой принялся дергать Наташу за руку: — Давай, верти кольцо! Или дай, я сам покручу, если твое желание испортилось. Раз уж колечко крылатых коней создало, то чудо-собака для него вообще пара пустяков!

Дважды за день пережив крушение надежд, Наташа не позволяла обманчивой радуге в третий раз развесить над своей головой мерцающий мост мечты. Она билась в истерике, не позволяя стащить с пальца кольцо, а когда принцу все же удалось завладеть ее рукой, оказалось, что золотой ободок сидит плотно, как если бы его приклеили к коже — видимо, передать его другому владельцу можно было только по своей воле. Или же это было следствием 'радужного взрыва'.

Наморщив лоб, Мирон мучительно размышлял о чем-то, почти сведя брови на переносице:

— Так дождь помешал вам, когда вы вслед за собакой шли по какому-то следу? — спросил он, кивая на Овсянкина. Тот гавкнул, то ли подтверждая его слова, то ли принимая этот жест за вызов, но на пса не обратили внимания.

— Да, — лаконично кивнул Вася, оставляя попытки завладеть волшебным кольцом и расставаясь с надеждой утешить содрогающуюся в беззвучных и уже бесслезных конвульсиях Наташу. — Мы искали место, в котором Наташа попала в наш мир. Отчего-то она уверена, что, оказавшись там, сразу попадет домой. Но с тех пор прошло уже довольно много времени, да и погода спутала все наши карты.

— Что ж, — в голосе Мирона слышалось плохо скрываемое торжество: — С чудо-ищейкой я вполне могу вам помочь. До рассвета в моем распоряжении целая адская стая, а эти песики могут отыскать любой след, даже если он был оставлен в прошлом году на растаявшем уже снегу!

Он свистнул демонических ищеек, и те, замерев по собачьей 'стойке смирно', преданно глядели ему в лицо, ожидая приказаний и демонстрируя служебное рвение выдыханием искр. Наклонившись, Мирон что-то прошептал прямо в угольно-черные уши, после чего песики разом повернулись в одну сторону и приняли позы готовых к полету стрел, наложенных на тетиву луков: шеи вытянуты вперед, хвосты — назад, так что все тело представляет собой как бы сплошную прямую линию, левые лапы синхронно прижаты к груди.

— Они выведут вас прямо к месту, — удовлетворенно заметил Мирон, поднимаясь и отряхивая колени от приставшей к ним хвои и мусора. — Но пешком за ними не угнаться, придется вам оседлать моего старого конька — он приучен следовать за собаками как по ниточке, и ни за что не потеряет из виду.

Не дожидаясь формального согласия, он ловко ухватил Наташу за талию, поднял с земли и усадил верхом на дьявольского скакуна, фыркающего и косящего огненно-красным глазом. На смену истерическому буйству пришла апатия — Наташа чувствовала себя совершенно опустошенной, не хотелось ни двигаться, ни говорить, ни сопротивляться. И на подвижной лошадиной спине она сидела так же безучастно, как на земле, не сделав даже попытки за что-то ухватиться, когда вдруг потеряла равновесие и попыталась завалиться на землю.

Ловко запрыгнувший в седло позади нее принц Василий прекратил ее сползание, крепко обхватив за талию. Конь был оседлан, но не взнуздан, что и не удивительно: ведь до недавнего времени у него и головы-то не было, к чему привязывать повод — за шею? Зато теперь всаднику, во что бы то ни стало желающему во время скачки оставаться верхом, не оставалось ничего другого, кроме как придерживаться за само седло — в крайнем случае, вцепиться в гриву.

Мирон похлопал конягу по крупу:

— Что ж, прощайте, ребята. За этим зверюгой и наши крылатые лошадки не угонятся, так что держитесь крепче. Да поторапливайтесь — с рассветом он вернется в преисподнюю!

Он свистнул, ожидавшие только сигнала хозяина ищейки рванулись вперед, даже не делая вид, что нагибаются к земле в поисках следов. Не отставая, за ними топотал черный, как душа грешника, адский жеребец, на спине которого подпрыгивали два седока, заваливающиеся на ходу то в одну, то в другую сторону.

— Памятник... уф... из чистого золота... надо поставить тому, кто придумал стремена! — пропыхтел принц, стараясь сохранить равновесие, не упасть с несущегося через лес коня и одновременно не выпустить из рук Наташу, превратившуюся в мертвый груз. Она не хваталась за гриву, пытаясь удержаться, не балансировала и, если бы она еще и не моргала, ее можно было легко принять за безжизненное тело или куклу. В конце концов, утомленный борьбой с гравитацией, принц просто-напросто привязал ее к себе длинной лямкой сумки, ежесекундно рискуя упасть с седла во время этой сложнейшей операции, и полагаясь только на заботливо подтянутые Мироном стремена.

Ветки встречных деревьев хлестали по лицу, норовя сбить седоков на землю, седло под ними тряслось и раскачивалось, ветер свистел в ушах — тут уж не до любований красотами окружающей природы. Не обращая внимания на то, где они едут, судорожно вцепившись в седло, Вася чувствовал, что после этой дикой ночки удержаться на самом диком, необъезженном жеребенке или даже быке для него будет раз плюнуть. Если, конечно, он еще сможет взглянуть на какую-нибудь лошадь без содрогания и зубовного скрежета...

ГЛАВА 45

ВОЗЬМИ МЕНЯ С СОБОЙ!

И вдруг неожиданно все кончилось. Не в силах приноровиться к бешеному темпу скачки, постоянно получая пинки от седла, ребята не сразу сообразили, что очередной, особенно могучий шлепок, им отвесила уже не лоснящаяся черная лошадиная задница, а мать-сыра земля. Еще больше времени понадобилось на то, чтобы подняться на ноги — крепко связанные ремнем сумки, они представляли собой пародию на тяни-толкая, чьи задняя и передняя половины вдруг поссорились, отказываясь действовать сообща.

— Да ты отвяжешься, наконец, от меня, или нет?! — разъяренной кошкой фыркнула Наташа, выведенная из себя бессмысленными потугами Васи, задумчиво дергающего то за один, то за другой виток связывающего их ремешка, с одинаковым — то есть нулевым — результатом.

— Слава богу! — невпопад обрадовался он. — Я уж думал, ты на веки вечные онемела! Просовывай голову вот в эту петлю, должно получиться.

— Молись, чтобы так и оказалось, а то до конца дней будешь таскать за собой мой труп, — пропыхтела Наташа, протискиваясь в узкую тугую петлю. — Как тебе только удалось такого накрутить, на ходу-то!

— Я старался, — принц скромно потупился и, дернув за веревочку, в мгновение ока распустил стягивающие их путы. — Как не вовремя наступил рассвет. Опять мы не успели добраться до места.

Наташа огляделась по сторонам, потирая ушибленное (фактически, напрочь отбитое бешеной скачкой) место и, вместо того, чтобы снова помрачнеть, чего с замиранием сердца ждал от нее Вася, неожиданно просветлела лицом, совсем как небо на горизонте:

— Ну, не скажи! — триумфально заметила она. — До места все-таки довез, коняка чертов! Вот же она, та самая поляна!

Проследив за ее протянутой рукой с обличающее указующим перстом, принц пожал плечами:

— Полянка как полянка, точно такая же, с какой мы уехали. Разве что домика не хватает. Может быть, коник так и возил нас по кругу. Как ты узнала, что это та самая?

— Да по туману же! — вскинув на плечо свою многострадальную сумку с одеждой, Наташа уверенно двинулась вперед, туда, где стволы деревьев, расступаясь, давали отличный обзор на кисельно-белый сгусток, напоминающий дым от костра из мокрых веток. Судя по количеству клубов, сгорело как минимум пол леса, насквозь промоченного вчерашним ливнем. Туман как будто жил своей собственной жизнью: бурлил, вздымался и постепенно расползался в стороны, захватывая все новые территории.

— Я вообще не уверен, что там поляна, — себе под нос тихонько бормотал Вася, с каждым шагом набирая в сапоги по горсти осевшей на траве росы и стараясь не отставать от бегущей впереди девочки. Чтобы не потеряться в тумане, густом и прозрачном, как манная каша, им пришлось взяться за руки.

— А что мы ищем-то? — не выдержал принц после получасовых бесцельных блужданий по поляне, которую легко можно было прочесать вдоль и поперек за пять минут.

— Не знаю, — беспечно отозвалась Наташа. — В прошлый раз перемещение произошло как-то само собой. Но обращай на всякий случай внимание на все странное и необычное. И дай мне знать, если вдруг увидишь что-то такое.

Вася послушно огляделся, в глубине души недоумевая, как можно в этом киселе разглядеть хоть что-нибудь, и тут же обрадовано воскликнул:

— Ого! Я что-то вижу! Вон там, гляди!

Еще крепче взявшись за руки, ребята отважно бросились туда, где в тумане ворочалось что-то большое, темное, и наверняка опасное. С каждым шагом неведомая цель становилась, однако, все меньше ростом, но темнее и как будто материальнее, точно постепенно приближаясь.

Принц предостерегающе сжал Наташину руку — может, не стоит вот так, на полной скорости, очертя голову бросаться навстречу очередной опасности? Но в этот момент они прорвали последнюю туманную пленку, и оказались в самом эпицентре.

В одной из приключенческих книжек Наташа как-то прочитала про 'око урагана'. Это произвело на нее громадное впечатление, и она долго пыталась представить себе, каково это — находиться на пятачке спокойствия, когда вокруг голодным зверем ревет и беснуется буря? Но она даже подумать не могла, будто в тумане, таком спокойном, статичном и неповоротливом, тоже есть свое 'око' — своеобразный колодец, свободный от сгустков конденсированного пара, чем, по сути, и является туман. Больше всего это походило на стакан с чистой водой, поставленный в глубокую миску с молоком — полянка на поляне, проплешина в густом туманном меху.

Однако в Оке Тумана, в отличие от Ока Урагана, было совсем не спокойно: тут вовсю кипела жизнь, причем в самом буквальном смысле — точнее, в огромном, сверкающем медью котле.

— Ведьма! — сипло прошептал Вася, не в силах совладать с выражением панического ужаса и предательской бледностью на лице.

— Бабушка?! — не менее потрясенно прошептала Наташа.

Это была классическая, хрестоматийная, почти диснеевская ведьма — правда, без длинного черного балахона и такой же остроконечной шляпы с широкими полями. Зато котел для варки колдовского зелья и метла, используемая в качестве ложки-мешалки, не оставляли сомнений в профессиональной принадлежности старушки. Обычная крестьянская одежда, седые волосы, собранные в несложную прическу, и такое родное, с детства знакомое лицо!

— Она варит туман! — почти благоговейно прошептал принц.

Присмотревшись, Наташа действительно увидела, как при каждом помешивании черенком метлы из котла вытекают полупрозрачные струйки. Но чем дальше от котла, тем гуще и белее они становились, постепенно 'втекая' в сплошную белую стену, окружающую сам котел, ведьму и потрясенно замерших на месте ребят.

— Ты пришла вовремя, деточка, — не прекращая своей работы, заметила ведьма. — Еще пара дней, и ворота уже невозможно было бы открыть.

— Бабушка! — не удержалась Наташа. Голос, нравоучительные интонации, мимика — все казалось таким знакомым! Бабушка всегда обращалась к ней 'деточка', когда на что-то сердилась — ругаться, она считала, непедагогично. Да и причины быть недовольной у нее были: внучка внезапно исчезла из дома на несколько недель, и не ответа, ни привета — куда это годится?

Но та лишь отрицательно замотала головой:

— К сожалению, моя внучка первой открыла врата, и теперь не может вернуться обратно. Вы поменялись местами, и теперь должны совершить обратный обмен. Каждый человек принадлежит тому миру, в котором родился.

— Почему же вы не открываете врата? — поторопила ведьму Наташа.

Старушка улыбнулась, еще энергичнее перемешивая варево:

— Для этого уже почти все готово. Недостает только амулета против эльфийской магии — ты подверглась ее воздействию, и теперь заклятие не отпустит тебя так просто из этого мира.

— Как же вы надеетесь найти амулет, не отходя от горшка? — недоверчиво переспросил принц.

— Я послала собственное поисковое заклятие. Отыскав необходимое, оно вернется обратно с недостающим ингредиентом.

Наташа кашлянула:

— Не хочется вас разочаровывать, но на этот раз с недостающим инки... ингри...ентом вернулась я!

Запустив руку в карман, она достала пригоршню жемчужных горошин с ундининого платья, между которыми трепетали серые перышки волшебной пташки.

Отведя на секунду взгляд от кипящего котла, ведьма взглянула, и ее брови изумленно поползли вверх, почти соединившись с линией роста волос:

— Да, это как раз то, что нужно. Откуда ты... впрочем, не имеет значения.

С этими словами она отпустила древко — при этом метла, как ни в чем не бывало, продолжала помешивать содержимое котла в заданном темпе, — и схватила перышки. Одно тут же отправилось в котел, после чего зелье поменяло цвет, точно подернувшись бензиновой пленкой, а другое старушка зажала между ладонями, потерла их друг о друга, бормоча что-то себе под нос, после чего развела руки в стороны. На одной ладони остался лежать деревянный кругляш, гладкий, точно отполированный, украшенный черным значком, то ли нарисованным, то ли выжженным. К кругляшу крепился длинный кожаный шнурок, который можно было надеть на шею.

— Надевай амулет, — ведьма, так похожая на ее бабушку, протянула кругляш Наташе, и та послушно просунула голову в петлю. После этого старушка схватила метлу, вытащила ее из котла, ловко, как Джеки Чан нунчаки, крутанула ею в воздухе, и вновь окунула в переливающееся всеми цветами радуги зелье, только уже другим концом, метущей частью. Несколько раз провела по часовой стрелке вдоль внешнего края горшка, как будто любуясь игрой цветовых переливов, а затем взялась за дело по настоящему. Угнаться за кружащейся в бешеном хороводе метлой сейчас не смог бы и суперскоростной миксер!

А прямо из центра образовавшейся в котле воронки-водоворота (точнее, зельеворота) внезапно повалил туман — не тонкими струйками, не клубами, а могучим столбом. Не дожидаясь подсказки, Наташа сразу же поняла, что это и есть ворота — теперь, чтобы попасть домой, ей нужно сделать всего лишь один шаг вперед... Самый трудный шаг в жизни, особенно если тащить за собой повисшего на локте принца:

— Возьми меня с собой! — умоляюще попросил он, заглядывая ей в глаза.

— Вася! Я бы и рада, — смутилась Наташа. — Но ты принадлежишь этому миру. Да... ты просто не сможешь привыкнуть к той жизни. Ты даже не представляешь, насколько отличаются наши миры!

— Я смогу! — горячо пообещал он, не выпуская локтя: — Я научусь править самобеглым экипажем вместо лошади, и каждый день ездить в кабине-ловушке из башни Тилли! Я смогу научиться делать все то, что умеешь ты!

— Но ты не сможешь предать свою семью! — Наташа постаралась придать голосу максимум убедительности. — Твои родители наверняка уже волнуются, куда ты запропастился. Они возлагали на тебя большие надежды, тебя некому будет заменить!

Она почувствовала, как пальцы, вцепившиеся в ее предплечье, потихоньку разжимаются.

— Подожди! Вот, возьми на память! — она стянула с пальца волшебное кольцо, и сунула его в Васину ладонь: — В моем мире нет места волшебству.

— Хорошо, — очень серьезно кивнул он. — Я буду хранить его... пока ты не вернешься.

— Прощай! — чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы, она быстро шагнула в туман. Навстречу ей, скрытая мутным маревом, рванулась темная фигура. Не успевая избежать столкновения, Наташа попыталась защититься рукой...

...и упала на колени, с размаху уткнувшись носом в холмик жесткой травы. Похоже, снова ничего не вышло — та же полянка, деревья... Но ни котла, ни ведьмы, ни тумана! Ура! Она наконец-то дома!

— Стой, подожди! Ну почему ты все время убегаешь, мы ведь не хотим причинить тебе вреда!

После такого многообещающего вступления Наташа непременно вскочила бы на ноги и бросилась наутек, но не успела — в следующий момент на поляну высыпала толпа народу, одетого, не в пример ей, по-походному: плотные куртки и штаны, сапоги, головные уборы или косынки против клещей. Девочку моментально окружили, взяв в кольцо, и отвели в город, чтобы с рук на руки передать безутешным родственникам, почти обезумевшим от волнения.

ЭПИЛОГ

— А потом они снова чуть с ума не сошли, — вздохнула подруга, — пытаясь дознаться, где же я пропадала все это время. Но не могла же я прямо сказать, что попала в сказку? Поэтому уперлась: ничего не помню, и все тут. Принялись было меня по врачам таскать, а те заявляют: физически я в полном порядке, по голове не бита, а частичная амнезия — реакция на психическое потрясение, со временем пройдет. Или не пройдет, но в этом тоже нет ничего страшного! Ну, они и отцепились.

Мы немного помолчали. Подруга погрузилась в воспоминания, я деликатно не хотела ей мешать.

— Не знаю, зачем она открыла ворота и чем здесь питалась, — наконец, вздохнула она, — та девочка, что попала в наш мир вместо меня. Только она от полянки далеко не отходила, и в лесу все время кому-нибудь на глаза попадалась. Они принимали ее за меня, только вот догнать и поймать никому не удавалось. Поэтому поиски и не свернули после первой недели. Говорили, что якобы меня какая-то зверюшка напугала, и я вроде как не в себе все это время по лесу бегала. Ну и пусть думают, что хотят, я все равно никому, кроме теперь вот тебя, правды не открыла. А уж как сложно было удержаться — любящие родственнички, чтобы мне память вернуть, то и дело пытались врасплох застать каким-нибудь неожиданным вопросом. Представляешь, как сложно удержаться и от неожиданности не ответить? Вдобавок, когда я дорвалась наконец до благ цивилизации, наелась, помылась и переоделась, дома так скучно оказалось! Совершенно нечем заняться, а меня по привычке постоянно терзало чувство, что надо куда-то идти, что-то искать... От отчаяния я даже все кроссворды со сканвордами из нашего киоска разгадала, еле пережила потом неделю до следующего завоза!

— За что же мне такая честь? — искренне удивилась я. Даже больше, чем самому рассказу — а ведь излишне бурное воображение и любовь к глупому понту не числились среди недостатков моей подруги.

— Потому что я вижу, что тебе можно доверять, — пояснила она. — Меня все эти годы просто распирало, честно говоря. А ты к тому же журналист, тебя должны интересовать всякие необычные истории.

— Пока еще только студент журфака, — привычно поправила я. — И я не могу опубликовать твою историю, она уж слишком невероятна! Тебе нужен не журналист, а писатель.

— А какая разница? — простодушно удивилась подруга.

— Ну, писатель может выдумывать, что хочет, а журналист должен привести доказательства. Как ты можешь доказать, что действительно была в том мире?

— У меня то самое платье до сих пор в шкафу висит. Правда, я в него теперь не влезу даже в двух корсетах... А еще вот, — она вытянула из-под одежды деревянный амулет-кругляшок на кожаном ремешке: — Тот самый талисман!

— Точно такие же связками продаются на аллейке у Площади Пятого Года, — пожала я плечами.

Закатав рукав, подруга продемонстрировала обхватывающую запястье фенечку из круглых бусин:

— Те самые жемчужины из платья Ундины!

— Настоящий жемчуг?

— Не знаю, — она пожала плечами. — Я там фальшивого не видела!

— Ну, это без разницы. Жемчужницы в наших реках пока еще водятся. Не все еще успели загадить, хотя и очень стараются...

— Так напиши книгу! Придумай главной героине новое имя, в книгах это принято. Скажем, Наташа...

Становилось ясно, что, увлекшись новой идеей, подруга или добьется своего, или не оставит меня в покое никогда.

— Но я же не писатель! — сделала я последнюю попытку отказаться.

— Но ты же постоянно что-то пишешь! — на корню пресекла все мои возражения подруга. Я капитулировала, доставая чистый блокнот и новую ручку:

— Ну, хорошо. Так какое же приключение произвело на тебя самое сильное впечатление, что больше всего запомнилось?

Подруга закатила глаза:

— Больше всего мне запомнился ни с чем не сравнимый кайф, который я испытала, когда уже вернулась домой, и там меня, наконец-то, расшнуровали из этого проклятого корсета!

КОНЕЦ

Первоуральск, 2005г.