3. Надёжная репутация

— Так и знал, что где-то здесь тебя перехвачу, — взгляд серых глаз будто ощупывал юношу — пристальный, цепкий; человек щурился, как перед выстрелом.

— Я... Здравствуй, па, Ясного Неба тебе. Я хотел в Гезборг...

— Как видишь, меня там нет. В Тобург еду — дел на час, суеты на неделю.

— Так вот кто у тебя отец, — Жос покрутил головой. — Ну и ну.

— А у тебя отец, не иначе, шутом служил при балагане, — проворчал из седла Ноэль Вельд — гезборгский вольный чистильщик. — Иначе с чего бы тебе про чужих зубоскалить.

Ох, и язва же ты, старый лис! Андрис поневоле покосился на сигнальщика — в Дицхольме он привык к тому, что о своём прошлом, и особенно о родных чёрные пастыри не любят ни вспоминать, ни тем паче шутить, там могли и за меньшее выбить насмешнику пяток лишних зубов. Но Жос лишь фыркнул и предложил:

— Подкрепись, раз уж заехал, старик. Мы тут как раз завтракали.

— Сыт я, — буркнул тот. — Да и недосуг мне, нужно завтра к ночи уж в Тобурге быть. Давай, малыш, седлай то, на чём сюда добрался, и поехали.

Вот так. Два года минуло, а Ноэль снова распоряжается его жизнью, как содержимым собственного кошеля. И Андрис...

— Хорошо, па, дай мне пару минут на сборы.

Сейчас не лучшее время, чтобы выяснять отношения. В конце концов, отец приехал сюда потому, что рассчитывал застать здесь сына — а это значит, что все два долгих года старик помнил, когда истечёт срок обучения. Наконец, Андрис ведь сам ехал в Гезборг... Разве нет?

Поймав взгляд молодого вольника, Жос улыбнулся ему почти сочувственно.

2.

— ...Словом, погодите пока здесь, там ещё про вас не договорились.

— Что ж, погодим, — Ноэль усмехнулся, глядя собеседнику — молодому некрасивому парню — прямо в глаза. — Нам не к спеху, дружок. Пока табачок дымится, будем годить. Вот погаснет — тогда уж в путь тронемся.

И сунул раскуренную трубку в бороду.

Парень заморгал, переваривая услышанное; взгляд у него стал, как у молодого бычка, огретого по лбу киянкой. Но вот в водянистых глазах маленько прояснилось и брови на широком, густо испятнанном рябинами лице гневно сдвинулись к переносице.

— Ты это, дядя... не зарывайся! Господин приказал ждать!

— Да ждите, ждите. Хоть до первого снега. Мы же, когда докурю, поедем дальше. Так господину своему и передай, дружок.

Рябой скрипнул зубами, но дальше пререкаться не стал, а быстрым шагом направился через поляну к четверым людям, оживлённо спорящим возле осёдланных лошадей.

— Ты, па, палку-то не перегни, — тихонько заметил Андрис, глядя вслед этому развязному, разбойного вида молодцу. — Мало ли, кто у них там за главного. Дворяне — они вспыльчивые. Да и злопамятные.

— Будешь учить меня, как дела делать, цыплёнок? — Ноэль сплюнул сквозь щель между передними зубами. — Высокородных нынче развелось — по дюжине на грядку, а добрых чистильщиков, вроде нас, поди ещё сыщи.

Вот же проклятый старик! За эту неделю Андрис понял, что совсем отвык от отцовского неизбывного недовольства и его язвительности, способной проесть сквозные дыры в самом благодушном настроении. Два года, почитай, не видались, а едва три дня вместе провели — и от Ноэля Вельда уже хотелось бежать без оглядки. Хоть в южные пески, хоть через саму Межу на север, лишь бы подальше. Дицхольм, тамошняя дисциплина и каждодневные упражнения вспоминались с теплотой, которую Вельд-младший не нашёл по возвращении к отцу. Впрочем... было ли Андрису хоть когда-нибудь тепло рядом с ним?

— Не кисни. Видать, у "чёрных" совсем всё худо, раз они из справных парней стали хлюпиков делать.

— Я не хлюпик, па.

— И дерзецов.

— Я... — Андрис осёкся. Что-то старый лис не в духе. То есть, больше обычного не в духе. С чего бы? Неужто, и впрямь из-за этой непредвиденной задержки?

Собственно, они не очень торопились попасть домой, ехали спокойной размеренной рысью. Таким ходом от ворот Тобурга до маленькой усадьбы на гезборгской окраине — дней пять, самое большее — шесть. Половина дороги уже осталась позади; отец и сын хотели засветло оказаться у знакомого трактирщика, заночевать под крышей, а утром двинуться дальше. Планы нарушил отряд всадников, преградивший им путь посреди леса. К счастью, люди оказались не разбойниками... для них же к счастью.

— Барон раздумывает, стоит ли игра риска, — проворчал Ноэль себе под нос, выдохнув густое облако сизого дыма. — Хочется из меня дурачка сделать, "ваше благородство"? Поглядим ещё, кто из кого чего сделает...

— Что? Какой барон? Ты это о чём?

— Сам сейчас увидишь, — отец фыркнул, кивая на людей с другой стороны поляны — те уже закончили спор и теперь шли в их сторону. Все впятером и с очень решительным видом.

— Не шебуршись. Тут не драка будет. Разговор.

Ноэль вынул трубку изо рта и начал неторопливо выстукивать на дорогу прогоревший едва вполовину табак. Дескать, вот и покурили. Было нечто завораживающее в неторопливости и точности его движений, в том нарочитом спокойствии, с которым он выбивал свою трубку. Впрочем, человека, остановившегося перед охотником, чужое спокойствие едва ли могло смутить. Долговязый и длиннорукий, с вытянутым, очень худым лицом, на котором привычная надменность сплавлялась с непривычной озабоченностью.

— Я — Шлеффен Гуз, — произнёс он сухо. — Впрочем, полагаю, меня узнали.

Ах, сила бесовская! Прав оказался папаша, и впрямь — барон! Гезборгский дворянин, владелец знаменитых солеварен, богатейший человек города! Лет двенадцать назад он здорово поднялся на торговле с Восточным Союзом. Когда Куно Справедливый, вернувшись из похода на Пятый Каганат, оттеснил от власти Парламент собственной державы, на герцога многие смотрели с сомнением и опаской, всё ожидали, как поступит Бастион. Гуз одним из первых почуял, куда дует ветер, и стал заново связывать почти оборвавшиеся, было, деловые ниточки. Гражданской войны в Союзе так и не случилось, чёрные пастыри не вмешивались, дела Справедливого быстро пошли в гору, а вместе с ним и дела Шлеффена Гуза. Теперь барон был знаменит не только среди знати Пограничья, его в самом Эгельборге знали и привечали.

Будь на месте Андриса... да хоть бы и сам Андрис, только двумя годами помладше, — ей-ей не удержался бы, сложился в поклоне. Но школа Дицхольма осталась позади не зря: отучили там паренька кланяться кому ни попадя. Да и отец не спешил спину гнуть, лишь кивнул степенно:

— Не остались, господин Шлеффен. Я — Ноэль Вельд, вольный чистильщик, а это сын мой, Андрис.

— Тоже охотник? — взгляд барона уколол вниманием, настороженным и не больно-то приязненным.

— Покажи жетон, малыш, — велел отец, но Гуз качнул головой:

— Ни к чему. Мне приходилось о вас слышать, Ноэль. В нашем городе вы имеете... надёжную репутацию.

Барон не кривил душой; можно было как угодно относиться к Вельду-старшему, но в Гезборге вольника знали хорошо. Вряд ли любили, добрые чувства этот человек пробуждал нечасто, но уважали — наверняка. И приходилось признать — уважение людей он заработал собственными потом и кровью.

— Моя репутация — мой хлеб, господин Шлеффен. Маслом её не намажешь, но живот набить она помогает... А вы, никак, лося здесь выслеживаете с друзьями?

Барон приподнял бровь, удивлённый, и секунду помедлил с ответом.

— Нет, лоси меня не интересуют.

"И едва ли с ним едут друзья", — подумал Андрис, украдкой разглядывая сопровождающих Шлеффена людей. Все четверо различались меж собой и возрастом, и сложением. Парень лет двадцати пяти, стройный и плечистый, с щегольскими усиками под носом; разменявший третий десяток верзила, сутулый и плохо выбритый; плотного сложения дядька, в пышных усах которого заметно серебрилась седина; уже знакомый им рябой детина... Ничем друг на друга не походя, они, тем не менее, имели нечто общее, неуловимо роднящее всю компанию. Что именно — Андрис затруднился бы сказать. Одежда? Ну да, у всех дорожные плащи и шляпы с широкими полями — по нынешней погоде лучше не придумаешь, молодой охотник и сам кутался в плащ, едва обсохший после дождя. Оружие? Тоже в здешних краях штука обычная, пять сотен лиг до Межи — не повод для беспечности. Жесты? Движения? А может... взгляд? Эдакая особая смесь настороженности и внимания, когда человек смотрит на тебя, точно на стрелковую мишень, и только команды ждёт, чтобы спустить курок...

"Не друзья. Но и не слуги. Уж во всяком случае, не из тех, кто господину вина к жареной куропатке подносит или туфли стягивает перед сном. Больше похожи на солдат-наёмников".

— Тогда какой удаче мы обязаны радости этой встречи?

— Не удаче, — барон нервно дёрнул губой, — беде. Впрочем, что бы ни полагал Хэнок, вас мне само Небо послало.

Сутулый верзила криво усмехнулся, глядя на вольников с показным равнодушием. Похоже, Хэноком звали именно его.

— Всё случается не просто так. Но вы говорите, господин Шлеффен, будто вам помощь наша нужна?

— Я не говорил... Да, нужна.

Барон помолчал несколько секунд, потом снял свою шляпу, провёл ладонью по блестящей лысине. Он заметно нервничал, и у него плохо получалось это скрывать.

— Пропал мой сын. Младший. Он ехал в Хеймборг по делам и не доехал. Поскольку дело было важным и его там ожидали, о случившемся я узнал немедленно.

— Телеграфом пастырей?

— Нет, я не доверяю секретов сигнальщикам... К чему этот вопрос?

— Хотел понять, как долго к вам сообщение шло.

— Ровно столько, сколько летел почтовый голубь.

— Значит, и впрямь споро. И вы самолично отправились на поиски?

— Как видите. Речь ведь идёт о моём сыне. Нам повезло, мы быстро нашли, где Реньян и Энкин сошли с дороги.

— Так-так. Они ехали вдвоём?

— Энкин — один из моих приказчиков... надёжный человек.

— Ясно, — Ноэль кивнул. — Ну, стало быть, вы нашли, где они привал устроили. Так?

— Не совсем, — подал голос Хэнок. — Они, может, и задумывали привал устроить, да только кострища там не осталось, лишь лошади к деревьям привязанные... были. Пока до них ночью волки не добрались. Кобылу загрызли, а жеребец привязь оборвал и выбежал на дорогу. Прямо к нам навстречу.

— И впрямь повезло. Но людей вы не нашли?

— В самую точку. Они лошадей привязали и в лес ушли. Оба.

— Дров для костра собрать?

— Валежника вокруг полно, — Хэнок фыркнул, — да и не ходят так за дровами — следы аккурат на юго-восток ведут, по прямой.

— Тогда, не иначе, по грибы подались. Самое время для красноголовиков.

— Ноэль, — барон поморщился, — если вы с первого раза не уяснили, то я повторю: пропал мой сын.

— В каждой шутке можно зерно правды сыскать, господин Шлеффен. Коли постараться. Как сами думаете, зачем ваш сынок на пару с приказчиком в лес подались, бросив коняг волкам на поживу?

— Если бы я это знал, — голос барона звенел от сдерживаемого гнева, — тогда мне не было бы нужды говорить сейчас с вами. Дело, с которым Реньян ехал в Хеймборг, не терпело отлагательств. У него не могло быть никаких причин для "прогулок" по лесным чащам.

— Ладно, — Ноэль вздохнул, — не дурак, сообразил уже, о чём толкуете. Надо бы мне самому на следы посмотреть.

— Разумеется. Только с решением не тяните, время дорого. Хэнок, проводи.

3.

Несчастная кобыла встретила свой конец в неглубокой лощине, густо поросшей орешником и бузиной. Пока отец шарил по кустам, Андрис любовался картиной ночного пиршества. Что и говорить, волки здесь потрудились на славу. Именно волки, а не скрайты; будь иначе, жеребцу вряд ли посчастливилось бы уйти.

— А вы тут долго пробыли-то?

Сутулый Хэнок с некоторым удивлением воззрился на молчавшего до этой минуты паренька, но пояснил:

— Часа за два до вас подоспели. Как раз огляделись и решали, что дальше делать.

Голос у наёмника был неприятный — сипловатый и лишённый эмоций: будто сухой песок через сито сыпался.

— Отчего же сразу по следу не пошли?

— Тебе-то какое дело, малыш?

— Да так... разобраться пытаюсь.

— Ну, пытайся, пытайся, — неопределённо протянул Хэнок и замолчал, больше ничего не добавив. Рябой, сидевший на стволе поваленной берёзы, обидно хихикнул. Андрис почувствовал, как краснеет, но придумать отповедь слугам барона не успел.

— Не в чем тут разбираться, — отец умел ходить по лесу так тихо, что его появление заметили только сейчас, когда он уже выбрался из зарослей орешника и подошёл к ожидающим его людям почти вплотную.

— И дураку стало бы ясно, почему вы по следам не пошли.

— Сразу видно: ты, дядя, не дурак. Вот сынок твой смекает похуже...

— Ничего, он молодой ещё, выучится, — Ноэль подошёл к рябому насмешнику и взглянул на него сверху вниз: — Ты, дружок, чем зубоскалить, лучше бы слетал до своего господина, сюда его позвал.

— Послушай, дядя...

— Квил, — оклик Хэнока прервал напарника на полуслове, — слетай.

Сутулый говорил негромко и будто бы не приказывал даже, а лишь предлагал: "сделай, если хочешь, а не хочешь — не делай". Рябому наверняка не хотелось, но если у него на языке и вертелись возражения, он все их до единого проглотил. Скривившись, молча поднялся на ноги и ушёл к дороге.

— Вот и славно, — Ноэль усмехнулся в удаляющуюся спину Квила и полез за пазуху. На свет явилась пухлая тетрадь в кожаном переплёте, вытертом на углах. Андрис не пожалел бы правого глаза ради того, чтобы левым заглянуть на её страницы. Увы, это желание было из несбыточных.

Когда подошёл барон в сопровождении остальных, Ноэль достал из тетради небольшую походную карту — листы бумаги были наклеены на плотный картон и скреплялись между собой при помощи тонкой холстины. У Хэнока прямо глаза загорелись, как увидел, и даже сам Гуз заметил не без удивления:

— Стоящая вещица.

— Читать такие умеете, господин Шлеффен?

— Не хуже вас, Ноэль.

— Тогда смотрите... Это дорога. Примерно вот здесь мы сейчас стоим. А следы сынка вашего и товарища его ближайшие поллиги ведут... аккурат вот сюда. Знаете, как место называется?

— Знаю, — мрачно буркнул барон.

— Ага. Я так и подумал, что знаете. Потому по следам и не пошли, верно?

— У меня вашей карты нет, Ноэль. И у моих людей — тоже.

— Пусть так, господин Шлеффен. Пусть не знали. Но...

— Догадывались, — согласился барон. — Не дети, небось.

— Опять же, и я так подумал, — кивнул вольник, и вдруг прищурился на рябого. — Но ежели у кого тут со смекалкой туго, тому поясняю: следы ведут ко Гнилому урочищу. А туда в здравом уме и без надёжной компании мало кто ходит.

— Гиблое место, да? — Квил скривил губы в саркастической усмешке. — Чудища-страшилища, мертвячки-покойнички?

— Хуже, — заговорил вдруг седоусый. — Болото там. "Гиблое место" — то верно сказано. В самый раз про Гнилушку.

— Ты был там, Мельник? — удивился барон. — Почему не рассказывал?

— Я не был. Брат мой тем летом ходил. Помните?

— Тем летом? — Гуз едва заметно поморщился. — Да... припоминаю.

— Вот он потом брехал, будто они с приятелем самым краем Гнилушки прошли. Так оба чуть живые вернулись. А третьего своего дружка там оставили — утоп.