3. Надёжная репутация

Почему они появились? Это вопрос с очевидным ответом. Всё просто: в них есть нужда. У нас, у Бастиона, у пастырей человечества. Они в той же мере люди нужды, в какой мы с вами — люди долга.

Кто из вас сегодня ратует за незыблемость Абсолютного права? Друзья, оглянитесь вокруг! Нет в этом мире ничего незыблемого и абсолютного! Даже грязная клоака над нашими головами — не вечна. Многие из нас ещё увидят воочию священную лазурь Ясного неба.

Путь догматизма — есть путь слепца, и ведёт он в пропасть. Сейчас Бастиону жизненно необходима перспектива. Пер-спе-кти-ва! Рано или поздно мы превратим Межу в непроницаемый барьер и очистим от жнецов земли к югу от Рецхофена. А дальше что? Чтобы выиграть войну, понадобятся тысячи, десятки тысяч людей. Откуда их взять? Сегодня Абсолютное право приводит к нам одного из десяти. Завтра, когда замкнём границу и наладим патрулирование, к нам будет приходить один из ста. Даже если согласимся с Правом лояльности, сколько братьев и сестёр наденут чёрное через каких-нибудь четверть века?

Вот потому и появились вольные чистильщики. Они — связующее звено между Бастионом и простыми людьми, коих мы призваны защищать. Да, эти парни не живут в наших лагерях, и мы платим им за работу, как обычным наёмникам. И всё же, не будучи нами, вольники разделяют наши принципы. Нам следует научиться их уважать.

"Абель Вендел. Речь на ассамблее Бастиона",

76 г. Эры Возрождения, Нойнштау, Главный архив

Надёжная репутация

1.

Его разбудили не стук в дверь, не лошадиное ржание и не заполошные крики старшего смены. Луч света, отыскав дырочку в холстине, прозрачно-жёлтой невесомой спицей пронзил сумрак под тентом и угодил прямо на лицо спящего. Точнёхонько в опущенное веко ткнулся. Андрис сладко зевнул, открыл глаза и тут же вспомнил где лежит. Улыбнулся: славно так просыпаться — не повинуясь короткой и звучной команде дежурного, а от нежной, чуть шаловливой ласки Неба...

Он поймал себя на том, что впервые за долгих два года пытается думать о Небе просто как о прозрачной толще над головой; об источнике света и дождя; о некоем месте, где днём сияет Лик, а ночью восходит его бледная сестра и рассыпаются в черноте холодные мерцающие искорки. Думать, как о... небе, а не о великом и священном символе. Теперь-то он свободен от лагерной дисциплины, далёк от легатов с их нравоучениями, от льдистых, вечно прищуренных глаз мастера-наставника. Теперь-то он сам по себе, не обязан жить чужой жизнью, следовать чужим заветам. Теперь-то...

Нет, получалось плохо. Даже совсем не получалось. В его мыслях Небо так и оставалось Небом, никак не желало превращаться в бездушный и бесстрастный клок лазури над головой. И — странное дело — осознав это, Андрис почувствовал вовсе не злость, не досаду, а нечто вроде удовлетворения. Да, он теперь сам по себе, но мир его за последние два дня вовсе не перевернулся. И это было правильно.

Полог палатки откинулся, внутрь заглянул Жос — всклокоченный, плохо выбритый и весёлый.

— Проснулся? Вот молодец! Тогда дуй к пруду — умываться.

Спать уже не хотелось, и всё же Андрис запротестовал — из принципа:

— Эй, я не в вашей команде, я тут птица вольная. Сколько хочу — столько дрыхну.

— Да мне не жалко, дрыхни, — Жос белозубо осклабился. — Но тогда пропустишь завтрак. Сейчас наша смена будет трапезничать — я было подумал, ты к нам захочешь в компанию.

Между прочим, есть-то хотелось — в животе ворочалась и сердито урчала пустота. Андрис понял, что идея позавтракать с сигнальщиками ему весьма по душе.

— Ладно уж, — он зевнул, — в компанию, так в компанию. Встану сейчас.

И полез из палатки.

А снаружи сияло свежими красками летнее утро. Капли ночного дождя ещё висели на длинных сосновых иглах, но возле телеграфной башни уже начинало припекать. Пока Андрис плескался у пожарного пруда, смывая остатки дремоты, молчун Эври — напарник Жоса — снял с очага котёл и разложил по трём глиняным мискам гречневую кашу с тушёной курятиной. Стоило втянуть носом ползущий от посудин ароматный парок, как рот тут же наполнился слюной.

— Роскошно живёте! — покрутил головой молодой чистильщик, усаживаясь под навес — за грубовато, но крепко сбитый из берёзовых жердей стол. Правой рукой он принял от Жоса деревянную ложку, левой — ломоть свежего ржаного хлеба.

— Есть немного. Работёнка скучновата, зато провиантом нас не обижают, подвозят исправно.

Андрис и не сомневался — интендантскую службу в Бастионе отладили столь тщательно, что не голодали даже патрульные двойки и пятёрки на "рубеже три", месяцами бродившие по лесам. Чёрным пастырям вечно не хватало людей, но на недостачу припасов не жаловался никто. Поговаривали, что на должности солюсторов, исполнявших в миссиях Ясного Неба обязанности комендантов и интендантов, назначались люди не просто толковые и хозяйственные, но самые лояльные и преданные делу.

А каша, между прочим, удалась на славу. Сваренная по-походному, "с дымком", щедро сдобренная перцем и сушёной зеленью, она сама проскакивала через рот прямиком в желудок — Андрис и опомниться не успел, как ложка заскребла по дну глубокой миски.

— Добавочки? — подмигнул ему Жос.

— Уф-ф... Да куда уж? Пузо вырастет — так жрать-то.

— Это у тебя вырастет? Ох, не смеши, волку боровом не бывать.

И бухнул ему вторую порцию — от казённых щедрот.

К этой башне Андрис подъехал накануне вечером — уже смеркалось — и попросился переночевать. Сигнальщики, скучавшие вчетвером больше месяца, нежданному гостю обрадовались. Конечно, скука скукой, а окажись он человеком случайным, ему бы разве что воды колодезной разрешили попить. Но молодой охотник был из своих (пусть и вольный, а всё же чистильщик), и Жос — старший на станции — принял путника со всем радушием, как старого знакомого.

Пока дожёвывал вторую миску каши — уже неторопливо, вдумчиво — Андрис разглядывал при свете дня башню "чёрного телеграфа". Сложенная из обожжённого кирпича, она поднималась над лесом диковинным бурым грибом. Цепочка таких башен, поставленных на расстоянии в двадцать лиг друг от друга, тянулась через весь континент с запада на восток: от крепости Форгхельб — к Дейну, от Дейна — к Гезборгу, а оттуда — к Хеймборгу и Тобургу, потом в Глет и дальше — на самый восток, в великолепный Эгельборг. Отдельная ветка связывала Гезборг и сердце Бастиона — цитадель Нойнштау.

На каждой башне обычно дежурила бригада из четырёх сигнальщиков: по две смены для каждой станции — этого хватало, чтобы круглосуточно поддерживать линию в рабочем состоянии. Морозными зимами люди сидели в кирпичной "трубе" почти безвылазно, топили печь и кисли от безделья. Летом все меняли глухие каменные стены на лёгкие палатки, в пересменок чаще охотились и рыбачили, многие — особенно выходцы из крестьян — даже заводили огороды или разбивали маленькие палисадники.

Работы хватало, услугами "чёрного телеграфа" пользовались не только пастыри — любой при желании мог за разумную плату отправить сообщение и рассчитывать, что оно дойдёт до адресата. Опасаясь открыто передавать ценные сведения, богатые купцы и аристократы тщательно шифровали телеграммы, даже заводили для этого умелых криптографов.

— Значит, говоришь, два года? — Жос благодушно щурился на гостя.

— Да. Поправка...

— Помню, помню. Вас теперь с нашими нойдами учат. В Дице был?

— Да, там.

— И что старина Тэнгер? По-прежнему внушает страх новичкам?

— Ещё какой.

Андрис улыбнулся, вспоминая громадную фигуру и сумрачное, почти лишённое эмоций лицо. Он скривил губы, сжал челюсти и процедил с нарочитым пренебрежением:

— Запоминайте: меня зовут брат Тэнгер, я — мастер-наставник учебного лагеря Дицхольм. Вы тут проведёте следующие два года вашей жизни. Радуйтесь, неудачники.

Оба сигнальщика покатились со смеху.

— А похоже! — приподнявшись, Жос одобрительно хлопнул вольника по плечу. — Я сам под человеком-горой два года проходил. Ох, и гонял же нас — страсть! Семь лет назад он там ещё только второй или третий набор выпускал, а им уже всех новеньких пугали.

В лице сигнальщика проступила мечтательность.

— Я бы месяц нынешней своей спокойной жизни прямо сейчас сменял на год тогдашней.

— Ну уж нет! — махнул на него рукою Андрис. — Я только второй день, как распрощался с Тэнгером, и соскучиться по нему ещё не успел.

— Успеешь, — пообещал Жос, но потом, помолчав, добавил с ноткой зависти: — Хотя ты-то птица вольная, может, и не станешь шибко скучать. Смотрю, уже снарядили тебя.

— Да. Прямо там, в Дице.

Он вспомнил этот расчёт в исполнении лагерного интенданта — будничном, даже каком-то небрежном:

"Одна кобыла со сбруей. Одно одеяло шерстяное. Одна пила походная и один малый топорик..."

Грех жаловаться, обеспечили его щедро. Выдали и карабин системы Ольгера, и полуавтоматический "хольд", и патронов к обоим огнестрелам. Даже денег дали — двадцать пять леров серебром.

— Как у вас тут с выродками в окрестностях? — спросил он весело. — Может, скрайты беспокоят? Или тёмного прыгуна кто-нибудь приметил?

— Это Пограничье, брат! — Жос снова расплылся в широкой улыбке. — Здесь за любым кустиком можно выводок жнецов отыскать — не останешься без работы, не бойсь.

Андрис знал наверняка, что сигнальщик шутит: стараниями чёрных пастырей на обширном Пограничье было по-настоящему опасно лишь в пределах "рубежа один" — первой сотни лиг от Межи. Там ходили полнокровные патрульные десятки и каждую заставу усиливали ментатом. Здесь же — на "рубеже три" — вольный чистильщик мог неделями не спускать курка. Конечно, выродки попадаются везде; как ни вычищай леса и горы, всех не выловишь. И в Восточном Союзе можно встретить стаю скрайтов, и в Кезисе на гайфера наткнуться, и даже далёкий юг не свободен от тварей — там из Мёртвых городов такое иногда выползает... От одних рассказов кровь в жилах стынет.

— Дней девять... — Жос на секунду задумался. — Вру, восемь дней назад по линии открыто передавали, что всего в сорока лигах от Хеймборга завалили крупного врана.

— Ваши?

— Нет. И даже не вольники, а простые трудяги, промысловики. Местная охотничья артель расстаралась.

— Это врана-то? — недоверчиво нахмурился Андрис, вспоминая описание здоровенной ящерицы, подчас вымахивающей в длину до пятнадцати футов — гадины шустрой, живучей и убойно ядовитой.

— Представь себе. Обошлись самострелами мужики. Даже живы все остались, вроде.

— Повезло.

— Ещё бы! Но, как говорится, факт налицо. Из Нойнштау тамошнему солюстору крепко хвоста накрутили. А заодно и легату при хеймборгской миссии.

— За что же?

— Да сам головой подумай. Конечно, за то, что выродка положили не их ребята. Если жецов убивают те, кто вовсе не должен этим заниматься, страдает репутация Бастиона.

В его словах и впрямь был резон. Мало кто из простых людей по-настоящему понимал, какую цену платят пастыри, защищая Эсмагею от порождений Безлюдных Земель. Зато последний крестьянин в точности знал, за что отдаёт "бесову десятину". За то, чтобы "эти нахлебники с огнестрелами" исправно выполняли свою работу. Не больше и не меньше.

— А посвежее новостей нет? — спросил Андрис без особой надежды.

— Посвежее... — сигнальщик замолчал и как будто прислушался к чему-то. — Сейчас будет нам и посвежее. Эври, сюда едут.

Напарник кивнул Жосу и небрежным жестом поправил кобуру, висящую подмышкой слева. На чёрных пастырей нападают редко именно потому, что они редко теряют бдительность. Башня стояла вблизи тракта, но всё же не на самом тракте, поэтому случайные люди к ней наведывались редко. Андрис тоже подобрался, стряхивая с себя сытую расслабленность. Он тоже расслышал стук копыт — всадник был один и подъезжал неспешно, лошадь его шла спокойным шагом.

— Где один гость, там и другой, — Жос подмигнул вольнику, но на лице его Андрис прочёл настороженность. И впрямь, когда по целому месяцу не видишь новых лиц, один нечаянный визитёр — радость, а вот второй подряд — уже странность.

— Я не знаю, кто это может быть. Хотел сегодня ехать до Кострицких бродов и там в трактире заночевать.

— А потом в Гезборг. Я помню, ты вчера говорил.

— У меня там отец, — Андрис усмехнулся без особой радости. — Надо бы повидаться.

— Да я верю тебе, чудак. Не напрягайся.

Уверенно улыбнувшись, Жос поднялся из-за стола и выдернул загнанный меж жердей столешницы нож с длинным и широким клинком.

— Пойду, узнаю, кто там припожаловал. Эври, посиди пока.

И пошёл по утоптанной тропе в обход коновязи. Шагов через сорок его высокую, ладно скроенную фигуру скрыли заросли орешника, а ещё через несколько секунд стук копыт умолк — всадник остановился. Андрис услышал голоса — слова долетали не вполне отчётливо, и всё же их можно было разобрать. Первым заговорил Жос, ему ответили... говор показался молодому охотнику знакомым.

— А, это ты... Ясного Неба, старик.

— И тебе здорово.

— Давно тебя в наших краях не видали.

— Я не девка, чтоб на глаза всем лезть. Проехал бы и сегодня мимо, да дело у меня.

— Де-е-ело... — протянул Жос, и вдруг спросил: — Ищешь кого?

Его собеседник несколько мгновений молчал, потом произнёс с явственной насмешкой:

— Готов собственный указательный палец в заклад поставить, ты бы не додумался так быстро, сигнальщик. Выходит, кто-то у вас уже побывал до меня. Или вот прямо сейчас пребывает. А?

Этот низкий, чуть хрипловатый, но всё ещё звучный голос... Этот насмешливый тон, эти выверенные, бросаемые с расстановкой слова... Андрис уже не сомневался кого там нелёгкая принесла с утра пораньше к башне "чёрного телеграфа".

— Среднего роста, сероглазый, волосы тёмно-русые...

— Похож, похож. Значит, я верно посчитал, что он сюда завернёт.

— Зачем тебе парень?

— Зачем? Я о том же себя двадцать лет уж без малого спрашиваю. Так здесь он?

Копыта снова застучали, скоро Жос и всадник показались на тропе. Крепкая мохноногая кобыла гнедой масти несла на себе человека — не слишком высокого, но дюжего и широкоплечего. Несмотря на почтенный уже возраст и седину в густой окладистой бороде, он держался в седле уверенно и свободно, годы не согнули его спину, она всё ещё выглядела прямой и мощной. Человек подъехал, Андрис поднялся ему навстречу. Серая выцветшая ветровка, видавшие виды сапоги, под широкими полями кожаной шляпы блестят внимательные глаза... Небо Ясное, будто и не было двух последних лет!

— Так и знал, что где-то здесь тебя перехвачу, — взгляд серых глаз будто ощупывал юношу — пристальный, цепкий; человек щурился, как перед выстрелом.

— Я... Здравствуй, па, Ясного Неба тебе. Я хотел в Гезборг...

— Как видишь, меня там нет. В Тобург еду — дел на час, суеты на неделю.

— Так вот кто у тебя отец, — Жос покрутил головой. — Ну и ну.

— А у тебя отец, не иначе, шутом служил при балагане, — проворчал из седла Ноэль Вельд — гезборгский вольный чистильщик. — Иначе с чего бы тебе про чужих зубоскалить.

Ох, и язва же ты, старый лис! Андрис поневоле покосился на сигнальщика — в Дицхольме он привык к тому, что о своём прошлом, и особенно о родных чёрные пастыри не любят ни вспоминать, ни тем паче шутить, там могли и за меньшее выбить насмешнику пяток лишних зубов. Но Жос лишь фыркнул и предложил:

— Подкрепись, раз уж заехал, старик. Мы тут как раз завтракали.

— Сыт я, — буркнул тот. — Да и недосуг мне, нужно завтра к ночи уж в Тобурге быть. Давай, малыш, седлай то, на чём сюда добрался, и поехали.

Вот так. Два года минуло, а Ноэль снова распоряжается его жизнью, как содержимым собственного кошеля. И Андрис...

— Хорошо, па, дай мне пару минут на сборы.

Сейчас не лучшее время, чтобы выяснять отношения. В конце концов, отец приехал сюда потому, что рассчитывал застать здесь сына — а это значит, что все два долгих года старик помнил, когда истечёт срок обучения. Наконец, Андрис ведь сам ехал в Гезборг... Разве нет?

Поймав взгляд молодого вольника, Жос улыбнулся ему почти сочувственно.

2.

— ...Словом, погодите пока здесь, там ещё про вас не договорились.

— Что ж, погодим, — Ноэль усмехнулся, глядя собеседнику — молодому некрасивому парню — прямо в глаза. — Нам не к спеху, дружок. Пока табачок дымится, будем годить. Вот погаснет — тогда уж в путь тронемся.

И сунул раскуренную трубку в бороду.

Парень заморгал, переваривая услышанное; взгляд у него стал, как у молодого бычка, огретого по лбу киянкой. Но вот в водянистых глазах маленько прояснилось и брови на широком, густо испятнанном рябинами лице гневно сдвинулись к переносице.

— Ты это, дядя... не зарывайся! Господин приказал ждать!

— Да ждите, ждите. Хоть до первого снега. Мы же, когда докурю, поедем дальше. Так господину своему и передай, дружок.

Рябой скрипнул зубами, но дальше пререкаться не стал, а быстрым шагом направился через поляну к четверым людям, оживлённо спорящим возле осёдланных лошадей.

— Ты, па, палку-то не перегни, — тихонько заметил Андрис, глядя вслед этому развязному, разбойного вида молодцу. — Мало ли, кто у них там за главного. Дворяне — они вспыльчивые. Да и злопамятные.

— Будешь учить меня, как дела делать, цыплёнок? — Ноэль сплюнул сквозь щель между передними зубами. — Высокородных нынче развелось — по дюжине на грядку, а добрых чистильщиков, вроде нас, поди ещё сыщи.

Вот же проклятый старик! За эту неделю Андрис понял, что совсем отвык от отцовского неизбывного недовольства и его язвительности, способной проесть сквозные дыры в самом благодушном настроении. Два года, почитай, не видались, а едва три дня вместе провели — и от Ноэля Вельда уже хотелось бежать без оглядки. Хоть в южные пески, хоть через саму Межу на север, лишь бы подальше. Дицхольм, тамошняя дисциплина и каждодневные упражнения вспоминались с теплотой, которую Вельд-младший не нашёл по возвращении к отцу. Впрочем... было ли Андрису хоть когда-нибудь тепло рядом с ним?

— Не кисни. Видать, у "чёрных" совсем всё худо, раз они из справных парней стали хлюпиков делать.

— Я не хлюпик, па.

— И дерзецов.

— Я... — Андрис осёкся. Что-то старый лис не в духе. То есть, больше обычного не в духе. С чего бы? Неужто, и впрямь из-за этой непредвиденной задержки?

Собственно, они не очень торопились попасть домой, ехали спокойной размеренной рысью. Таким ходом от ворот Тобурга до маленькой усадьбы на гезборгской окраине — дней пять, самое большее — шесть. Половина дороги уже осталась позади; отец и сын хотели засветло оказаться у знакомого трактирщика, заночевать под крышей, а утром двинуться дальше. Планы нарушил отряд всадников, преградивший им путь посреди леса. К счастью, люди оказались не разбойниками... для них же к счастью.

— Барон раздумывает, стоит ли игра риска, — проворчал Ноэль себе под нос, выдохнув густое облако сизого дыма. — Хочется из меня дурачка сделать, "ваше благородство"? Поглядим ещё, кто из кого чего сделает...

— Что? Какой барон? Ты это о чём?

— Сам сейчас увидишь, — отец фыркнул, кивая на людей с другой стороны поляны — те уже закончили спор и теперь шли в их сторону. Все впятером и с очень решительным видом.

— Не шебуршись. Тут не драка будет. Разговор.

Ноэль вынул трубку изо рта и начал неторопливо выстукивать на дорогу прогоревший едва вполовину табак. Дескать, вот и покурили. Было нечто завораживающее в неторопливости и точности его движений, в том нарочитом спокойствии, с которым он выбивал свою трубку. Впрочем, человека, остановившегося перед охотником, чужое спокойствие едва ли могло смутить. Долговязый и длиннорукий, с вытянутым, очень худым лицом, на котором привычная надменность сплавлялась с непривычной озабоченностью.

— Я — Шлеффен Гуз, — произнёс он сухо. — Впрочем, полагаю, меня узнали.

Ах, сила бесовская! Прав оказался папаша, и впрямь — барон! Гезборгский дворянин, владелец знаменитых солеварен, богатейший человек города! Лет двенадцать назад он здорово поднялся на торговле с Восточным Союзом. Когда Куно Справедливый, вернувшись из похода на Пятый Каганат, оттеснил от власти Парламент собственной державы, на герцога многие смотрели с сомнением и опаской, всё ожидали, как поступит Бастион. Гуз одним из первых почуял, куда дует ветер, и стал заново связывать почти оборвавшиеся, было, деловые ниточки. Гражданской войны в Союзе так и не случилось, чёрные пастыри не вмешивались, дела Справедливого быстро пошли в гору, а вместе с ним и дела Шлеффена Гуза. Теперь барон был знаменит не только среди знати Пограничья, его в самом Эгельборге знали и привечали.

Будь на месте Андриса... да хоть бы и сам Андрис, только двумя годами помладше, — ей-ей не удержался бы, сложился в поклоне. Но школа Дицхольма осталась позади не зря: отучили там паренька кланяться кому ни попадя. Да и отец не спешил спину гнуть, лишь кивнул степенно:

— Не остались, господин Шлеффен. Я — Ноэль Вельд, вольный чистильщик, а это сын мой, Андрис.

— Тоже охотник? — взгляд барона уколол вниманием, настороженным и не больно-то приязненным.

— Покажи жетон, малыш, — велел отец, но Гуз качнул головой:

— Ни к чему. Мне приходилось о вас слышать, Ноэль. В нашем городе вы имеете... надёжную репутацию.

Барон не кривил душой; можно было как угодно относиться к Вельду-старшему, но в Гезборге вольника знали хорошо. Вряд ли любили, добрые чувства этот человек пробуждал нечасто, но уважали — наверняка. И приходилось признать — уважение людей он заработал собственными потом и кровью.

— Моя репутация — мой хлеб, господин Шлеффен. Маслом её не намажешь, но живот набить она помогает... А вы, никак, лося здесь выслеживаете с друзьями?

Барон приподнял бровь, удивлённый, и секунду помедлил с ответом.

— Нет, лоси меня не интересуют.

"И едва ли с ним едут друзья", — подумал Андрис, украдкой разглядывая сопровождающих Шлеффена людей. Все четверо различались меж собой и возрастом, и сложением. Парень лет двадцати пяти, стройный и плечистый, с щегольскими усиками под носом; разменявший третий десяток верзила, сутулый и плохо выбритый; плотного сложения дядька, в пышных усах которого заметно серебрилась седина; уже знакомый им рябой детина... Ничем друг на друга не походя, они, тем не менее, имели нечто общее, неуловимо роднящее всю компанию. Что именно — Андрис затруднился бы сказать. Одежда? Ну да, у всех дорожные плащи и шляпы с широкими полями — по нынешней погоде лучше не придумаешь, молодой охотник и сам кутался в плащ, едва обсохший после дождя. Оружие? Тоже в здешних краях штука обычная, пять сотен лиг до Межи — не повод для беспечности. Жесты? Движения? А может... взгляд? Эдакая особая смесь настороженности и внимания, когда человек смотрит на тебя, точно на стрелковую мишень, и только команды ждёт, чтобы спустить курок...

"Не друзья. Но и не слуги. Уж во всяком случае, не из тех, кто господину вина к жареной куропатке подносит или туфли стягивает перед сном. Больше похожи на солдат-наёмников".

— Тогда какой удаче мы обязаны радости этой встречи?

— Не удаче, — барон нервно дёрнул губой, — беде. Впрочем, что бы ни полагал Хэнок, вас мне само Небо послало.

Сутулый верзила криво усмехнулся, глядя на вольников с показным равнодушием. Похоже, Хэноком звали именно его.

— Всё случается не просто так. Но вы говорите, господин Шлеффен, будто вам помощь наша нужна?

— Я не говорил... Да, нужна.

Барон помолчал несколько секунд, потом снял свою шляпу, провёл ладонью по блестящей лысине. Он заметно нервничал, и у него плохо получалось это скрывать.

— Пропал мой сын. Младший. Он ехал в Хеймборг по делам и не доехал. Поскольку дело было важным и его там ожидали, о случившемся я узнал немедленно.

— Телеграфом пастырей?

— Нет, я не доверяю секретов сигнальщикам... К чему этот вопрос?

— Хотел понять, как долго к вам сообщение шло.

— Ровно столько, сколько летел почтовый голубь.

— Значит, и впрямь споро. И вы самолично отправились на поиски?

— Как видите. Речь ведь идёт о моём сыне. Нам повезло, мы быстро нашли, где Реньян и Энкин сошли с дороги.

— Так-так. Они ехали вдвоём?

— Энкин — один из моих приказчиков... надёжный человек.

— Ясно, — Ноэль кивнул. — Ну, стало быть, вы нашли, где они привал устроили. Так?

— Не совсем, — подал голос Хэнок. — Они, может, и задумывали привал устроить, да только кострища там не осталось, лишь лошади к деревьям привязанные... были. Пока до них ночью волки не добрались. Кобылу загрызли, а жеребец привязь оборвал и выбежал на дорогу. Прямо к нам навстречу.

— И впрямь повезло. Но людей вы не нашли?

— В самую точку. Они лошадей привязали и в лес ушли. Оба.

— Дров для костра собрать?

— Валежника вокруг полно, — Хэнок фыркнул, — да и не ходят так за дровами — следы аккурат на юго-восток ведут, по прямой.

— Тогда, не иначе, по грибы подались. Самое время для красноголовиков.

— Ноэль, — барон поморщился, — если вы с первого раза не уяснили, то я повторю: пропал мой сын.

— В каждой шутке можно зерно правды сыскать, господин Шлеффен. Коли постараться. Как сами думаете, зачем ваш сынок на пару с приказчиком в лес подались, бросив коняг волкам на поживу?

— Если бы я это знал, — голос барона звенел от сдерживаемого гнева, — тогда мне не было бы нужды говорить сейчас с вами. Дело, с которым Реньян ехал в Хеймборг, не терпело отлагательств. У него не могло быть никаких причин для "прогулок" по лесным чащам.

— Ладно, — Ноэль вздохнул, — не дурак, сообразил уже, о чём толкуете. Надо бы мне самому на следы посмотреть.

— Разумеется. Только с решением не тяните, время дорого. Хэнок, проводи.

3.

Несчастная кобыла встретила свой конец в неглубокой лощине, густо поросшей орешником и бузиной. Пока отец шарил по кустам, Андрис любовался картиной ночного пиршества. Что и говорить, волки здесь потрудились на славу. Именно волки, а не скрайты; будь иначе, жеребцу вряд ли посчастливилось бы уйти.

— А вы тут долго пробыли-то?

Сутулый Хэнок с некоторым удивлением воззрился на молчавшего до этой минуты паренька, но пояснил:

— Часа за два до вас подоспели. Как раз огляделись и решали, что дальше делать.

Голос у наёмника был неприятный — сипловатый и лишённый эмоций: будто сухой песок через сито сыпался.

— Отчего же сразу по следу не пошли?

— Тебе-то какое дело, малыш?

— Да так... разобраться пытаюсь.

— Ну, пытайся, пытайся, — неопределённо протянул Хэнок и замолчал, больше ничего не добавив. Рябой, сидевший на стволе поваленной берёзы, обидно хихикнул. Андрис почувствовал, как краснеет, но придумать отповедь слугам барона не успел.

— Не в чем тут разбираться, — отец умел ходить по лесу так тихо, что его появление заметили только сейчас, когда он уже выбрался из зарослей орешника и подошёл к ожидающим его людям почти вплотную.

— И дураку стало бы ясно, почему вы по следам не пошли.

— Сразу видно: ты, дядя, не дурак. Вот сынок твой смекает похуже...

— Ничего, он молодой ещё, выучится, — Ноэль подошёл к рябому насмешнику и взглянул на него сверху вниз: — Ты, дружок, чем зубоскалить, лучше бы слетал до своего господина, сюда его позвал.

— Послушай, дядя...

— Квил, — оклик Хэнока прервал напарника на полуслове, — слетай.

Сутулый говорил негромко и будто бы не приказывал даже, а лишь предлагал: "сделай, если хочешь, а не хочешь — не делай". Рябому наверняка не хотелось, но если у него на языке и вертелись возражения, он все их до единого проглотил. Скривившись, молча поднялся на ноги и ушёл к дороге.

— Вот и славно, — Ноэль усмехнулся в удаляющуюся спину Квила и полез за пазуху. На свет явилась пухлая тетрадь в кожаном переплёте, вытертом на углах. Андрис не пожалел бы правого глаза ради того, чтобы левым заглянуть на её страницы. Увы, это желание было из несбыточных.

Когда подошёл барон в сопровождении остальных, Ноэль достал из тетради небольшую походную карту — листы бумаги были наклеены на плотный картон и скреплялись между собой при помощи тонкой холстины. У Хэнока прямо глаза загорелись, как увидел, и даже сам Гуз заметил не без удивления:

— Стоящая вещица.

— Читать такие умеете, господин Шлеффен?

— Не хуже вас, Ноэль.

— Тогда смотрите... Это дорога. Примерно вот здесь мы сейчас стоим. А следы сынка вашего и товарища его ближайшие поллиги ведут... аккурат вот сюда. Знаете, как место называется?

— Знаю, — мрачно буркнул барон.

— Ага. Я так и подумал, что знаете. Потому по следам и не пошли, верно?

— У меня вашей карты нет, Ноэль. И у моих людей — тоже.

— Пусть так, господин Шлеффен. Пусть не знали. Но...

— Догадывались, — согласился барон. — Не дети, небось.

— Опять же, и я так подумал, — кивнул вольник, и вдруг прищурился на рябого. — Но ежели у кого тут со смекалкой туго, тому поясняю: следы ведут ко Гнилому урочищу. А туда в здравом уме и без надёжной компании мало кто ходит.

— Гиблое место, да? — Квил скривил губы в саркастической усмешке. — Чудища-страшилища, мертвячки-покойнички?

— Хуже, — заговорил вдруг седоусый. — Болото там. "Гиблое место" — то верно сказано. В самый раз про Гнилушку.

— Ты был там, Мельник? — удивился барон. — Почему не рассказывал?

— Я не был. Брат мой тем летом ходил. Помните?

— Тем летом? — Гуз едва заметно поморщился. — Да... припоминаю.

— Вот он потом брехал, будто они с приятелем самым краем Гнилушки прошли. Так оба чуть живые вернулись. А третьего своего дружка там оставили — утоп.

— Жаль, твой брат сейчас не с вами, — бросил Ноэль равнодушно, — он бы нам пригодился.

— То навряд ли. Я же говорю, они болото самым краем...

— Бес с ним, с болотом, — перебил товарища Хэнок. — Что насчёт выродков?

— Болтают всякое, — Ноэль пожал плечами, — но всё больше пустое. И касаемо вашей пропажи, господин Шлеффен... сомневаюсь я, что это выродок сделал. Никаких следов вокруг, кроме человеческих. Вы говорите, не было у них причин по лесу гулять...

— Не было, — отрезал барон. — Ведь среди выродков есть чующие?

— Имеются, как не быть. И всё же... — чистильщик с сомнением покачал головой.

— Что вас смущает, Ноэль? Говорите прямо, не устраивайте тут церемоний.

— Ладно, господин Шлеффен, скажу как есть. "Свести" людей примерно таким вот манером сумел бы, положим, обморочник. Ещё из человека куклу сделать болотник и душелов могут. Вот только отсюда до болот далековато, а касаемо душелова врать вовсе не хочу — кроме баек о нём знаю мало. Значит, самый верный для нас вариант — обморочник. И сие скверно. Ему люди надобны, уж простите за прямоту, только в виде еды. Пленников тварь держать не будет. Потому, коли мы с ним тут столкнулись...

— Я понимаю, — голос барона звучал глухо. — Не считайте меня хрупкой барышней, Ноэль. Если мы найдём лишь останки Реньяна — пусть так. Другое дело, что эти останки мне нужны не меньше, чем живой сын. Оставить его тело гнить в болотах для меня равнозначно потере дворянской чести. И здесь я рассчитываю на вашу помощь.

О Гузах Андрис знал не так уж много. Были они в Гезборге людьми влиятельными и богатыми, их уважали, но и побаивались изрядно. Про барона слухи ходили... всякие. Шептались по углам, мол, богатство Шлеффена Гуза не только солью приумножено. Есть ведь такие дела, за которые честный торговец не возьмётся, тем паче дворянин. Хотя бы из страха перед законом. Но для людей вроде барона законы — не такая уж высокая преграда.

— Вам ведь нужны деньги, Ноэль. Вряд ли вы станете спорить, они всем нужны. Поверьте, я умею быть щедрым. Отыщите Реньяна, живого или мёртвого, прикончите сгубившую его тварь... и я вас удивлю своей щедростью.

Андрис тоже давно сообразил, чего хочет Шлеффен Гуз от отца, а заодно и от него, Андриса. Тем не менее, предложение барона, будучи высказанным вслух, заставило его сердце забиться чаще. Помочь знатному человеку в сложном и опасном мероприятии — не об этом ли мечтал, дырявя мишени на стрелковом поле Дицхольма? Только-только стал полноправным вольником, и вот он — шанс показать себя в деле! Отчего же медлит с ответом отец? Цену набивает? С седого лиса станется...

— Я — вольный чистильщик, господин Шлеффен, — произнёс нехотя Ноэль Вельд. — Опыт у меня какой-никакой имеется, конечно, но я до сих пор жив лишь потому, что знаю меру своим силам. Ни на болотника, ни на обморочника не ходят без толкового ментата. Здесь не я нужен, а стрелок из Бастиона. Расскажите "чёрным" что тут случилось, и они сделают всё сами, причём вам их работа не будет стоить ни гроша.

Барон раздражённо мотнул головой.

— До "чёрных" далеко, а вы — вот они. К бесам голос разума, Ноэль, я не намерен ждать ещё неделю, пока пастыри пошлют в урочище стрелка. Да через неделю мне даже костей Реньяна не привезут. Нет, сделаем это сейчас. И я участвую в деле лично.

— Вот так-та-ак... — протянул чистильщик, и Андрис понял: отец всерьёз озадачен. Впрочем, ему было от чего озадачиться — на охоту редко берут сторонних людей, тем паче тех людей, что за охоту платят. Одно хорошо — рвутся нечасто. Потому ответ Ноэля был предсказуем:

— Не пойдёт, господин Шлеффен. Вы и ваши люди мне больше помехой станете, чем подмогой. Либо мы с сыном сами работу работаем, либо...

— "Либо" меня не устраивает. Помехой или подмогой, но мы идём вместе. Вы напрасно недооцениваете моих людей, Ноэль...

— Ха! Дядя себе цену набивает, ваша милость, — Квил презрительно сплюнул охотнику под ноги. — Что с ним зря болтать? Небось, и сами управимся.

— Дверцу прикрой, недоумок, — хмуро бросил товарищу Хэнок. — Сквозит.

— Грубо подмечено, но верно, — сказал барон, заставив рябого побледнеть. — А вы, Ноэль, не обращайте внимания. В отличие от Квила, я вам цену знаю.

В эту минуту изумлённый Андрис вдруг осознал, что ему лестно слышать такое о старике. О, Небо, неужели он начинает гордиться седым лисом?! Да кто бы мог подумать, что человек вроде Гуза-старшего будет мало не раскланиваться перед его отцом! И тот ещё сомневается, на серебро зариться не спешит, хоть оно и совсем не лишнее. И с дворянином толкует, как с равным себе! Ай, да батя!

Но поистине, единственным человеком, хорошо знающим Ноэля Вельда, был сам Ноэль Вельд. Андрис в очередной раз убедился в том, когда услышал ответ старика:

— Ладно, господин Шлеффен, будет по-вашему. Сходим до Гнилушки всей честной компанией, найдём вашего сынка и прикончим выродка. Я согласен.

— Я рад... — барон осёкся, увидев поднятую руку чистильщика.

— Две сотни леров задатка.

Рябой аж крякнул, услышав. Хэнок фыркнул, то ли уважительно, то ли недоверчиво, седой и черноусый красавчик переглянулись. Сам барон потёр двумя пальцами гладко выбритый подбородок.

— Испытываете мою щедрость, Ноэль?

— Нет. Это плата за то, что я и мой сын, помимо перечисленного, берёмся охранять по дороге вас и ваших людей. По полсотни за каждого — разве это много, господин Шлеффен?

— Пожалуй, что немного... но ведь нас не четверо, а пятеро.

— Кому-то придётся остаться здесь с лошадьми, — Ноэль Вельд улыбнулся в бороду. — Кому остаться, вы уж сами решите. И вот за него, коли он о наших с Андрисом кобылках аккуратно позаботится, я с вас ни талена не возьму.

4.

Нынешнее лето выдалось холодным. Не то чтобы сильно дождливым, больше ветреным и промозглым. "Гнусь у вас, а не лето, — вечно жаловался Салет — вольник, обучавшийся в Дицхольме на пару с Андрисом. — Ну, что за напасть — целых полгода зимы! Ждёшь тепла, точно спасения, а его нет и нет!"

Уроженец Кезиса, Салет тосковал по жаркому солнцу, и сейчас северянин Андрис хорошо его понимал. Протопаешь по сырой траве два-три часа, покутаешься в дождевик и поневоле начинаешь мечтать о южных краях. Где-то ты сейчас, приятель? Небось, уже добрался до своих степей и персиковых садов?

"Да, брат, самое время мечтать о весеннем Кезисе!", — хмыкнул Андрис мысленно, раздвигая руками тяжёлые еловые лапы. Сейчас на сотню лиг вокруг едва ли найдётся хоть один сад, пусть даже привычный, сливовый. Только ёлки, берёзы, да осины, только овраги, да бурелом. А под ногами — мох и густой, но бесплодный черничник. И комары, злые и голодные, как скрайты зимой. Друг-южанин прямо с тоски помирал в здешних лесах, до того они ему были не милы.

Друг... Близко они с Салетом так и не сошлись, даром что два года из одной тарелки бастионовские щи хлебали. Отчего так? Пойди пойми. То ли Андрис южанина в душу к себе не пустил, то ли тот сам предпочёл держаться поодаль. С будущими пастырями — с теми и подавно не задружился. Вроде, парни как парни, мужики как мужики, а что-то такое в каждом... эдакое... будто дрова уже сгорели, но пламя осталось. С огнём дружить опасно — он тебя в любой момент то ли согреет, то ли до волдырей обожжёт.

И всё же сейчас Андрис вспоминал про Дицхольм со светлыми чувствами. Там он не только окреп и повзрослел, не только заслужил право носить заветный огнестрел, там он два года прожил словно в другом мире, и частичку того мира навсегда унёс с собой. Внутри себя.

— Ох! — вскрикнул вдруг шедший слева Збойко, самый молодой из наёмников Гуза. — Чтоб он дотла сгорел, этот лес ублюдочный! Ненавижу-у-у!

Первым, опередив Андриса, около скорчившегося на земле парня оказался Хэнок. Збойко с болезненной гримасой на лице пытался разминать правую лодыжку прямо через сапог.

— М-м-мать! Тут нора подо мхом! И я туда ногою... у-у-уй!

— Не ной! — рявкнул на него Хэнок. — Хорош елозить, дай погляжу спокойно!

Стиснув зубы, чтобы не материться в голос, черноусый красавчик позволил старшому стянуть с себя сапог. Подошли остальные, обступили кругом.

— Что там? — нетерпеливо спросил барон.

— Ерунда, — Хэнок пренебрежительно поморщился, — даже вывиха нет. Будь мы дома...

— Но мы не дома, — перебил его, не скрывая досады, Шлеффен. — Идти сможет?

— Смогу, ваша милость, — Збойко снова обулся, при помощи Мельника поднялся и осторожно опёрся на злополучную ногу. Скривившись, он выдал фразу — длинную, витиеватую и малопонятную. Однако же, устоял.

— Славно, — барон кивнул. — Впредь всем советую смотреть, куда шагаете. Тащить вас назад, если переломаете кости, здесь лишних рук нету.

Слова эти неприятно удивили Андриса. Прозвучало так, будто любого раненого Гуз готов попросту бросить одного посреди леса.

— Сколько нам ещё идти, Ноэль?

— Три, может, четыре часа. Я так думаю, пройдём два и встанем на привал.

— Это ни к чему. Меня привыкли считать купцом, Ноэль, но я — солдат. Мои люди — тоже солдаты. Мы идём налегке и не устали.

— Всем нужно отдыхать, господин Шлеффен. Солдатам перед боем — особенно.

— Повторяю, мы не устали, — в голосе барона звучало раздражение.

— Смеркаться начнёт часа через три, — заметил Ноэль, ни на кого не глядя. — Тогда всяко придётся остановиться, иначе в темноте точно поуродуемся. Но лучше, если мы заночуем не на болоте, а в таком месте, где нам будет проще до утра поддерживать огонь.

Несколько долгих секунд Гуз пытался заморозить охотника взглядом, потом неохотно согласился:

— Хорошо, это звучит разумно. Что дальше?

— Я дурного не посоветую, господин Шлеффен. Мой ведь интерес — не только серебро от вас получить, но и домой вернуться живым. И вас всех вернуть, согласно уговору. Может статься, мы вашего сынка отыщем уже через сотню шагов за теми вон ёлками, живого и невредимого. Но если всё же не отыщем, если всё же придётся лезть в само Урочище, то лучше это делать не на ночь глядя, а утром.

— Да согласен, согласен. Сделаем, как вы сказали. А пока хватит болтовни, давайте пошевеливаться. У нас ещё есть два часа.

Однако остановиться им пришлось много раньше. Едва ли пару лиг отшагали, как дорогу им преградил очередной овраг. На дне его, в примятых зарослях крапивы, возле слабо журчащего ручейка...

— Похоже, одного нашли, — неестественно спокойным тоном объявил Ноэль. — Кто это, господин Шлеффен?

— Кажется, Энкин, — Гуз смотрел на лежащее внизу тело, лицо его отражало сдерживаемое волнение. — У него волосы рыжие.

Андрис наблюдал за тем, как отец и помощник барона спускаются по невысокому, но довольно крутому склону. В желудке ворочалось нечто омерзительно живое и колючее.

"Меня к такому готовили", — напомнил он себе. Помогло мало. Даже зная наверняка, что люди, по чьим следам они идут, мертвы, Андрис упрямо не пускал это знание в сердце. Да, их с отцом наняли не спасать, а мстить, и всё же надежда, даже безумная, остаётся надеждой.

Между тем, Хэнок и Ноэль перевернули тело и оба склонились над ним.

— Незадача, — произнёс вдруг Збойко. — Это кто ж его, а?

— Кто-кто, — Мельник посмотрел на парня со странной неприязнью. — Язык прикуси, да сам докумекай.

— Эй, я же не...

— Оба, молчать, — бросил сквозь зубы барон; Збойко послушно затих, хоть и глядел обиженно. Гуза его люди, похоже, побаивались и слушались беспрекословно. Даже рябой скандалист Квил, которого к удовольствию Андриса оставили с лошадьми.

— Спускайтесь! — крикнул снизу Ноэль. — Всё равно нам на ту сторону надо!

Сделать это оказалось не так уж просто — глинистый склон, подмоченный утренним дождём, норовил выскользнуть из-под сапог. Андрис со своим рюкзаком и карабином чуть не кувырнулся с самой верхотуры, а вот неудачливого Збойко нога больная всё-таки подвела: он упал на полдороге и съехал вниз, будто мальчишка со снежной горки.

— Чтоб тебя засыпали! А весь бесов лес вырубили подчистую! И-иэх, штаны-то извози-ил!

— Не разоряйся, дружок, тебе ещё повезло: ты только зад запачкал. Мог бы и как этот вот малый кончить.

Ноэль говорил с привычной насмешкой, но лицо его оставалось серьёзным. Заметив это, Андрис поневоле насторожился. Вряд ли обычный покойник заставил бы седого лиса согнать с губ любимую ухмылочку.

— Это Энкин, — подтвердил догадку барона Хэнок. — Мёртв, недоумок рыжий.

— Вижу, что не жив. Как он умер?

— Поскользнулся, спускаясь, — ответил за сутулого Ноэль.

— Да ну? — удивился Гуз. — Невелика круча, шею-то сворачивать.

— Шею он не сворачивал, всего лишь ногу сломал. Правую.

— Полагаете свою шутку уместной? — произнёс барон с расстановкой, впившись в охотника колючим взглядом, но тот и не подумал смущаться.

— Какие уж тут шутки, господин Шлеффен. Парень, должно быть, мучался страшно, поэтому кто-то ему помог, вогнав ножик в печёнку.

— Кто-то? Не выродок?

— Нет-нет, выродки ножами людей не пользуют, зубами у них ловчее выходит. Признаться, я думаю на спутника вашего работника, господин Шлеффен, других-то следов вокруг нету.

Ноэль развёл руками, будто извиняясь. В глазах его, однако, поблёскивал холод, весьма далёкий от робости. Над телом приказчика повисло молчание. Ни барон, ни его люди не спешили возмущаться из-за слов старшего Вельда. И меньше всего, похоже, собирался шуметь Хэнок — он ведь осматривал убитого вместе с чистильщиком.

— Будь я проклят, — сказал, наконец, Гуз, — что вы хотите от меня услышать? Я понимаю не больше вашего. Ума не приложу, зачем Реньяну занадобилось убивать Энкина. Мне не хотелось бы слышать от вас, Ноэль, сомнений в моей честности.

Краем глаза Андрис заметил, как Мельник отступил вбок, смещаясь к нему за правое плечо. Вдоль хребта пробежали ледяные мурашки; он почему-то подумал, что из такого положения седоусому ловчее всего будет помешать ему достать пистолет...

— Да верю я вам, — отец ущипнул себя за бороду и улыбнулся, — отчего же не верить. Стало быть, теперь у нас имеются две хороших новости и один вопрос с подвохом.

Кажется, все немного расслабились, Андрис тоже дух перевёл, хоть седоусый и стоял по-прежнему у него за плечом. В конце концов, может Мельнику там просто стоять удобнее, а прочие мысли на его счёт — лишь плод воображения одного молодого вольника?

— Первая новость: нам предстоит дело иметь не с обморочником, не с болотником, не с выродком вообще. Оно, сказать по правде, только к лучшему. Вторая новость: ваш сынок, господин Шлеффен, может ещё быть жив, какая бы нелёгкая его ни понесла на Гнилушку.

— Я рад, — заявил барон с таким видом, словно ему только что сообщили, будто прошлой ночью в Гезборге моросил дождь. — Про "нелёгкую" и Гнилушку — это и есть вопрос с подвохом?

— Вроде того. Если не выродки "свели" людей от дороги, и если люди не имели стоящей причины по здешним лесам бродить, да ножами друг в друга тыкать, тогда какого беса они такое вытворять вздумали?

— Не знаю. Но мне по-прежнему кажется, что их вела чужая воля.

— Чующий? — вздёрнул густую бровь Ноэль. — К чему такие сложности, господин Шлеффен?

— У меня хватает врагов, которые захотели бы использовать против меня любовь к сыну. Месть, выкуп... возможно, нечто такое, о чём я даже подумать не решаюсь. В любом случае, гадать бесполезно. Чтобы получить ответ, нужно найти Реньяна.

— А если это ловушка? Вас ведь могут уже поджидать там, возле свежего следа.

— Как говорят в народе, кто предупреждён... — барон пожал плечами. — В этом случае вы с Андрисом — мой кавалерийский резерв, Ноэль. Вас там наверняка не ждут.

— Я не солдат, господин Шлеффен, я не нанимаюсь против людей.

— Упаси Небо! Я не предлагаю вам стрелять в людей. Наш уговор был, что вы помогаете мне в поисках сына, вот и помогите, как уговаривались. Доведите нас до Гнилого Урочища.

— Что ж, уговор есть уговор, — охотник улыбнулся гезборгскому аристократу с прямо-таки отеческой теплотой. — Выполним обещанное, малыш?

— Выполним, па, — ответил Андрис, сохраняя невозмутимость. Он с детства знал цену этой отцовской улыбки. Само собой, навряд ли старик собирается пороть Шлеффена Гуза, но...

5.

В лесу темнеет быстро. Едва успели натаскать к костру побольше валежника, как сумерки по-хозяйски обосновались вокруг маленького лагеря. Поскольку охотники шли налегке, то и ужинать им пришлось без горячего. Впрочем, на скудность стола грех было пожаловаться: нашлись в ранцах копчёное мясо и хлеб, сваренные "вкрутую" яйца и свежие огурцы. Даже фляга с вином по кругу пошла; правда, барон разрешил лишь по паре глотков сделать, и Ноэль его в этом поддержал. На десерт пожевали сушёных яблок и выпили травяного отвара, в который Андрис ко всеобщему удовольствию набрал полную горсть костяники.

Ноэль, насытившись, достал любимую трубку, к нему присоединились Мельник и Збойко; над маленьким лагерем поплыл душистый табачный дым. Обычный в таких случаях разговор как-то не ладился — то ли погружающийся во мрак лес давил на людей, то ли близость Гнилого Урочища, то ли случившееся в овраге... или правильнее было бы сказать, не случившееся?

Когда перед ужином рубили лапник на подстилки, Андрису представилась возможность поговорить с отцом наедине. Тогда он и поделился своими опасениями.

— Сдаётся мне, барон нас обманывает.

— Да ну? — насмешливо сощурился Ноэль. — С чего бы ему?

Отвечать на издёвку не было никакой охоты, потому Андрис лишь упрямо нахмурился и продолжил:

— По-моему, Гуза покойник в овраге не напугал, а удивил.

— Хе! Удивишься, узнав, что твой сынок приятеля зарезал.

— Да ну, не так... не о том я... Тут удивление другое. Тут... ну, ты же сам всё видел!

— Глаза человеку для того и даны, чтобы смотреть, да примечать. А язык — чтобы держать его за зубами, коли сказать нечего. Болтать им попусту — бестолковее занятия не придумать.

Сжав кулаки, Андрис проглотил обиду. Вечная история: хочешь с отцом поговорить, запасай терпение впрок.

— Зря мы в эту историю полезли.

— Зря?

Ноэль стащил с головы широкополую шляпу из светлой кожи и бросил наземь, но тут же, наклонившись, поднял её. На моховом одеяле поблёскивала маленькая серебряная монетка. Андрис невольно улыбнулся: фокус был старый, но в исполнении старика выглядел исключительно ловко.

— Дружок, я в эту историю не просто так полез, а за две сотни полновесных леров. Даже если их удвоить не выйдет, деньги сами по себе достаточно хорошие, чтобы ради них потрудиться.

"Ладно, — подумал Андрис, — может, я и впрямь слишком много дней обучался стрелять, тогда как следовало хоть немного поучиться жить. Идеализм — штука заразная, а идеализм "чёрных" заразен, как никакой другой".

Он взмахнул тяжёлым ножом, отсекая еловую ветку. Рядом, присев на охапку лапника, деловито раскуривал трубку отец.

— Говорят, у тебя репутация в Гезборге хорошая...

— Ты поменьше слушай чужую трепотню, — отрезал отец. — И получше слушай то, что слышишь. У меня репутация не хорошая, а надёжная. Это не значит, что я желанный гость на обедах, это значит — на меня можно положиться, когда дело касается выродков. Уважение людей — оно дорогого стоит, а на любовь наплевать.

— И почему мне думается, будто у тебя за эти два года друзей не прибавилось?

— Так и есть, не прибавилось, — на сарказм сына старый вольник ответил странным равнодушием. — Даже наоборот — меньше стало.

— Постой... ты что же, с Щенгом рассорился? — не поверил Андрис.

— Не рассорился. Заводила умер. Прошлым летом.

— Как?!

— Не знаю. Подрядился на какое-то тёмное дельце и сгинул. Как и где — не ведаю.

Андрис помолчал, не находя нужных слов. Если у отца и был кто-то, кого он мог назвать своим другом, так это Щенг Заводила, сорокалетний служитель гезборгского лесничества, охотник, пьяница и балагур. Больше всего смущало то, как Ноэль поведал о случившемся. Либо он не желал говорить о своей потере, либо знал больше, чем сказал.

"Старик Щенг... как же так?"

— Насчёт нашего дела, — решил сменить тему Андрис. — Там правда может быть ментат?

— Опасаешься? Не глупи, цыплёнок, чующий-человек всяко лучше чующего-выродка. А тебе и подавно бояться не стоит... хе... с твоей-то кровушкой.

Проклятье! Опять он за своё! Стоило бы, наверное, стерпеть, но Андрис за два года совершенно отвык от чувства вечной вины за то, в чём виноват ни капли не был.

— Если тебе моя кровь не по нутру, что ж ты тогда на матери женился?

— Во-во, — неприятно усмехнулся Ноэль, — её братец на свадьбе о том же спрашивал. Наверное, если бы не Кара, он бы меня прямо там к свадебному столу вертелом своим приколол. Сталось бы с убийцы.

— Кто? Дядя Анг?

— Кто ж ещё. Ручаюсь, мою кровь он любил не больше, чем я — его.

— Но... — Андрис растерялся от этой нежданной откровенности. — Но он мне никогда...

Образ Ангвейла Вельда в памяти возникал с трудом. Слишком давно они виделись, слишком маленьким был ещё Андрис, когда это случилось в последний раз. Хорошо запомнились только белозубая улыбка и сильные руки, подхватывающие его, пятилетнего пацанёнка, чтобы бросить вверх, навстречу небу и Лику...

"Эй, маленький хитрец, хочешь полетать?!"

— Верно, тебя он любил, — отец выдохнул аккуратное дымное кольцо и заявил саркастически: — Потому, что был уверен, будто ты — не мой сын.

— А ты? — спросил Андрис, чувствуя, как накатывает на него давно забытое холодное бешенство. — В чём ты уверен... па?

"Давай, — подначил он мысленно Ноэля, — скажи мне это, старый ублюдок! И клянусь, что больше ни единого слова тебе поперёк не брякну! Просто сей же час плюну в твою бороду и уйду к бесам, не оборачиваясь!"

— Я уверен, — с расстановкой произнёс чистильщик, — что если ты ещё хоть раз об этом спросишь, цыплёнок, то я тебе отвешу такого пинка — хватит отсюда до городской ратуши долететь.

Он смотрел на сына исподлобья, щурился и выдыхал дымные кольца. Странный человек, который при всём своём цинизме и ненависти к "порченой" крови, текущей в жилах собственного сына, готов был смертным боем бить за малейший намёк на неверность жены. Давно уже покойной жены. Как он мог её любить, совершенно чужую, чуждую ему женщину? Как он мог вообще хоть кого-то любить?!

— Прости, — выдавил из себя Андрис. — Я не хотел. Тебя. Оскорблять.

— У матери прощенья проси. Если ты кого и оскорбил, так это её.

— Я-то попрошу. Жаль, мама уже не услышит.

— Ты, главное, попроси, а уж я ей передам. При удобном случае.

— Ладно, — молодой чистильщик резко встал и поднял с земли охапку нарезанных веток, — поговорили.

Просто невероятно, как легко отцу удаётся выбивать его из равновесия.

— Эй, — позвал вслед Ноэль и, видя, что сын, не обращая внимания на оклик, удаляется в сторону лагеря, добавил: — Андрис, бес тебя дери, послушай.

Пришлось остановиться: из уст седого лиса нечасто доводилось слышать собственное имя.

— Утром, как в Урочище пойдём... держись поближе. Делай то же, что и я. Без долгих рассуждений.

— И всё?

— Да, всё.

— Если тебе нужна бессловесная псина, заведи себе щенка, отец. Этих двух сотен на целую свору хватит.

— Бес тебя дери! Ну, что за цыплячьи коленца! — Ноэль раздражённо фыркнул. — Да, ты верно смекнул, дело это хоть и прибыльное, но с душком. Потому мне твоя помощь может прийтись очень даже кстати. Доволен?

— Вполне.

— Тогда топай к костру, а завтра просто будь рядом и держи глаза открытыми. В конце концов, чему-то полезному тебя должны были "чёрные" обучить... Топай, топай уже.

Сейчас, сидя у огня и глядя через жаркое марево на попыхивающего трубкой отца, Андрис не мог не думать о недавнем разговоре. Выходит, Ноэль тоже держится настороже... Проклятье, да разве могло быть иначе?! Этот человек никогда не рисковал бездумно и у него всегда оставался в запасе план на самый распоследний случай. Завтра, возможно, вовсе ничего дурного не случится, но старик заранее подумал о худшем, подготовил себя. И сыну дал понять, что готов. В который уже раз давняя неприязнь боролась в Андрисе с чем-то вроде восхищения.

— Дежурить станем подвое, — распорядился барон. — Полагаю, вы не станете возражать, Ноэль?

— Отчего же, — охотник выдохнул густое облако дыма, — разумное соображение, господин Шлеффен.

— Чудно. Тогда предлагаю следующее: до полуночи бодрствуют Мельник и Збойко, до двух ночи — мы с Андрисом, потом до четырёх — вы и Хэнок, после снова Мельник и Збойко.

— Опять же, разумно, — согласился, не моргнув глазом, Ноэль. — Так и поступим.

Случайно, намеренно ли, но барон поставил отца и сына караулить в разные пары. Однако старик сделал вид, что этого не заметил и Андрис по здравому размышлению последовал его примеру. Утро вечера мудренее.

Вот только уснуть спокойно он не смог. Лежал, укутавшись в тонкое шерстяное одеяло, глядел в сомкнувшийся над головой тёмный лесной полог, слушал шорох листвы и треск сгорающих сучьев, размышлял.

Только на дне оврага, рядом с убитым Энкиным он всерьёз усомнился в честности нанимателя. Кажется, доказательства всё время были у него под носом, но Андрис их не желал замечать. Наверное... слишком уж хотелось ему, чтобы слова барона оказались правдой. Чтобы тот и впрямь был тем, на кого так старался походить: благородным человеком, попавшим в беду. Чтобы против них встали выродки, а не люди.

Он не станет убивать человека, даже если поймёт, что тот угрожает его жизни. И уж конечно, не станет Андрис убивать ради выгоды. Низводить себе подобных до роли мишеней... Ну, нет! Да как можно!

"А мой отец? Вот он, гордый своей "правильной" кровью, что чувствует к тем, кому призван помогать?"

Не вопрос — чёрный омут под старой ракитой. Склонилось дерево над тёмной водою, полощет в собственной тени длинные ветви-пряди. Что на дне? С берега не увидать. А нырять, очертя голову... страшно.

6.

Показалось — едва глаза закрыл, а его уже трясут, толкают, выдёргивают из блаженной дремоты.

— Вставай, парень, после смерти отоспишься, — голос спросонья показался незнакомым, но уже через секунду он вспомнил: Мельник — так зовут хмурого шутника. Вспомнил он и зачем седой наёмник устроил ему побудку среди ночи.

— Сторожить? — пробормотал Андрис, пытаясь одновременно говорить и зевать; вышло едва разборчиво, но Мельник понял и кивнул:

— В яблочко. Полночь уже, так что развлекайся. А мы — спать.

И седоусый мигом устроился на приготовленной загодя лежанке из лапника. Каких-нибудь полминуты хватило ему, чтобы завернуться в тонкое шерстяное одеяло и тихо захрапеть.

— Завидую, — буркнул барон. — Мне бы так уметь.

— Вам не спится, господин?

— Глаз не сомкнул. Проклятый лес... Отвык я на земле лежать. Жёстко, зябко...

Неподалёку послышался шум — что-то живое пробиралось через заросли. Не слишком крупное и едва ли более опасное, чем молодой кабанчик. И всё же барон застыл, вглядываясь в окружившую лагерь ночь. Напряжённый, с заряженным арбалетом, он выглядел скорее нелепо, нежели грозно.

— Заяц, — предположил Андрис нарочито спокойным тоном. — Или, может, глухарь.

— Может, и глухарь... В местах вроде этого следует держаться наготове. Целее будешь.

Гуз-старший опустил оружие и принялся скармливать полузадохшемуся огню сухие еловые ветки. Скоро костёр затрещал с новой силой, а пламя загудело, поднимаясь выше и тесня темноту к краям маленькой поляны.

— Трудный выдался денёк, — снова заговорил барон. — И ведь будет не легче.

— Мы справимся, — Андрис пожал плечами.

— Не сомневаюсь. И заметь, не жалуюсь. Трудности для того и существуют, чтобы сильные люди, одолевая их, становились ещё сильнее. Верно?

— Верно, господин.

Шлеффен хмыкнул, разглядывая молодого вольника сквозь дымное марево, дрожащее над огнём.

— Ты стал охотником на чудовищ из-за отца, парень, — он не спрашивал, а утверждал. — Хотел доказать ему, что не слабак. Получилось?

"Да" хотел ответить Андрис, но почему-то сказал другое:

— Не знаю.

— Знаешь, только себе признаться в том не хочешь. Ноэль, говоря с тобой, разок помянул Дицхольм. Это крепость Бастиона на севере?

— Учебный лагерь, — Андрис напряг память и процитировал: — Чёрные Пакты, параграф одиннадцатый "О добровольном содействии Бастиону", пункт третий, поправка от семнадцатого числа четвёртого месяца двести восьмидесятого года Эры Возрождения. Согласно ей, все кандидаты в вольные чистильщики обучаются в лагерях Бастиона сроком до двух лет.

— Слышал я про ту поправку, — барон скептически хмыкнул, — о ней пятнадцать лет назад многие болтали. Но я как-то не задумывался, что это "чёрные"... всерьёз. Раньше они обходились тем, что было. Лучшее — враг хорошего.

— Совершенству предела нет.

— Тоже верно, — согласился барон, но скепсис из его голоса не пропал.

На это Андрис предпочёл промолчать. Нетрудно догадаться, что за нужда сподвигла Бастион на ту поправку: в Дицхольме он сам увидел, что из четырёх жилых бараков нойдами заселены только два, да и те едва на треть. И если верить наставнику Тэнгеру, в остальных учебных лагерях дела обстояли не лучше. Пополнить ряды чёрных пастырей год от года стремилось всё меньше людей.

— Почему вы с Ноэлем не ладите?

Вопрос застал Андриса врасплох.

— И с чего вы взяли?

— Бросается в глаза, знаешь ли. Твой старик сегодня ни одного случая не упустил, чтобы тебя поддеть. А ты злишься, но терпишь. Из сыновней почтительности, не иначе.

— Отец... — Андрис покосился на укутавшегося в плащ Ноэля, — непростой человек. У него со всех спрос велик, а с меня — вдвое больше.

Барон покачал головой и улыбнулся, не то сочувственно, не то снисходительно.

— Ты, парень, себя-то не обманывай. У твоего старика препаршивая натура, он людей ни во что не ставит, а на тебя так и вовсе смотрит, точно на больную мозоль. Хотя я, признаться, в толк не возьму, почему. Славный юноша, толковый... Будь у меня такой наследник, я бы радовался и судьбу благодарил, а он нос воротит. Чем ты ему не угодил?

— Тем, что родился, — буркнул Андрис и снова скосил глаза на отца — спит, не спит; его вдруг злость взяла: "Да хоть бы и прикидывается! Хоть бы и слушает! Хочешь узнать, что я о тебе думаю, седой лис?! Изволь!"

— Мой дед по матери — эльм.

Если Шлеффена Гуза и поразило это признание, виду он не подал.

— И что с того?

— Для отца все эльмы — выродки. Он их ненавидит.

— Ага, — протянул барон многозначительно. — Выходит, про твою мать он ...

— Нет, — Андрис мотнул головой, — она ему сразу сказала.

— Тогда... Извини, парень, что-то не сходится.

— Не вы первый так говорите. А всё же отец на ней женился, и на свет появился я.

— Но с истуканами его это не примирило.

— Ни на йоту.

Гуз поднял глаза к небу, он как будто о чём-то раздумывал. Наконец, снова посмотрел на молодого вольника и заговорил с подкупающей уверенностью:

— Ноэль Вельд — охотник хоть куда, а ты почтительный сын, и это дорогого стоит, но долго ли вы сможете ужиться, как компаньоны? Зная "чёрных", готов поклясться, тебя хорошо обучили. Но он ведь никогда твоих умений не признает, я таких упрямцев навидался. И сколько его придирок ты готов стерпеть?

Андрис вздохнул, не скрывая досады.

— При всём уважении, господин, я не пойму, зачем вы мне это говорите.

— Если отбросить простое сочувствие? Я мог бы нанять тебя.

— Что? О чём вы?

— Мне пригодился бы парень вроде тебя. Я давно понял: богатство не в серебре, не в золоте, настоящую ценность имеют только надёжные люди. У меня на таких чутьё.

— Я — чистильщик, господин, меня учили выродков выслеживать...

— На одних выродках не разбогатеешь. Работа опасная, а много ли с неё пользы карману? "Чёрные" леса основательно вычистили, твари теперь попадаются редко, и сдаётся мне, ваш брат в роскоши не купается.

— Бастион даёт нам ежемесячное содержание. Немного, но на жизнь хватает. А когда везёт с трофеями, то и на безбедную жизнь.

— Если бы хватало, вольники, вроде твоего отца, не искали бы для себя иных заработков.

— Это всего лишь случай... — начал было Андрис, и осёкся. Он вдруг понял, что барон имеет в виду вовсе не нынешнее несчастье с Гузом-младшим, а какие-то прошлые дела Ноэля, о которых не знает его сын, но неплохо осведомлён Шлеффен. "В нашем городе вы имеете... надёжную репутацию", — вспомнились слова дворянина.

"Нет, отец не стал бы браться за что-либо, противоречащее договору с Бастионом! Именно из-за репутации вольника — не стал бы. Для него она слишком важна".

Всё же зерно сомнений, брошенное рукой барона, упало на отменно унавоженную почву. Андрис с отвращением наблюдал, как оно прорастает сквозь остатки его юношеского идеализма, пускает корни в душе...

Встречался ли отец с бароном раньше? Нет, не может быть! Андрис тут единственный, перед кем они могли разыгрывать представление. И какой им резон так стараться?

— У вас ведь много людей, господин, — произнёс он, скрывая накатившую волной неприязнь к собеседнику. — Я благодарен за щедрое предложение, но лучше бы всем нам делать то, к чему мы... больше тяготеем.

— Ты преданный сын, Андрис, — барон приветливо улыбнулся. — Хотел бы я, чтобы мои собственные дети любили меня так, как ты любишь своего отца.

Любить отца? Ему почти ничего не было известно о нём. Ни откуда тот приехал в Гезборг, ни чем занимался прежде. Подозревал только, что Ноэль не просто так, вопреки обычаям, взял родовое имя жены, вместо того, чтобы дать ей своё. Злые языки утверждали: нельзя дать то, чего никогда не имел. Может, они даже были правы. А может, прежнее имя отца излишне примелькалось в землях Восточного Союза, откуда он, по слухам, явился, и где на памяти сына предпочитал не показываться. Оставались для Андриса тайной и подробности женитьбы родителей. Мать он вовремя расспросить не удосужился, а Ноэль от таких вопросов лишь отмахивался. Может, прояснил бы что-нибудь дядя Ангвейл, но от него уже давно не приходило вестей. Жив ли ещё старый наёмник?

Андрис при здравом отце рос безотцовщиной. Тот вечно пропадал в разъездах, вечно охотился на какую-нибудь мерзость из Безлюдных земель. Появлялся дома внезапно, врывался в размеренную жизнь жены и сына на пару дней или пару недель, чтобы снова исчезнуть на месяц. Всегда насмешливый, неприветливый... выдать пацану едкое поучение ему давалось легче, чем произнести единственное доброе слово. Впрочем, чего ещё ждать от человека, не скрывающего, что он считает твою кровь "порченой"?

Иногда Андрису казалось, будто решение стать чистильщиком пришло ему в голову лишь из-за возможности хорошенько позлить родителя. Но теперь ему намекают, будто он отца слишком любит, чтобы предать... Видит Небо, хорошо бы однажды увидеть, как седой лис получит по заслугам за всё дерьмо, вылитое им на сына и на других близких ему людей, но...

— Я его не люблю. Но сговариваться с вами за его спиной не стану, господин. Подлости он меня не учил.

— Подлость? Ты как-то неправильно слышишь то, что я говорю, — Гуз с сожалением покачал головой. — Мир полон возможностей, парень. Надо только научиться их примечать. Ты когда-нибудь видел герцога Куно?

— Я не был в Восточном Союзе.

— А мне приходилось беседовать с ним — вот как сейчас с тобой. Это великий человек — пример того, как следует распоряжаться своей судьбой: не ждать от неё случайных даров, а протягивать руку и смело брать своё. В тот момент, когда он был всего лишь командиром экспедиционного корпуса, мало кто сделал бы ставку на его затею взять власть в Союзе. Но он увидел возможность и не упустил свой шанс.

— С точки зрения законов собственной державы, — не сдержал Андрис сарказма, — герцог Куно — всего лишь удачливый заговорщик и узурпатор.

— С любой точки зрения он — победитель, — Гуз продолжал улыбаться. — Предложение своё я назад не заберу, но и торопить не стану. Обдумай его на досуге, парень. Глядишь, ещё договоримся к обоюдному удовольствию.

"Это навряд ли", — подумал Андрис, но вслух ничего не сказал.

7.

Утром зарядил дождь, прямо на рассвете. Не сильный, не слабый, а в самый раз такой, чтобы жизнь мёдом не казалась. К концу короткого завтрака трава и мох уже основательно вымокли; теперь они щедро делились влагой с одеждой и обувью. Впрочем, никто не жаловался, охотники шли молча, сосредоточенные и как будто совершенно равнодушные к непогоде.

Между тем, лес вокруг начал меняться: он заметно редел, стал светлее, но при этом словно отощал — деревья навстречу попадались всё тоньше, и крона у них была всё жиже. Скоро под ногами захлюпали первые болотца, пока ещё мелкие и неопасные.

— Добро пожаловать на Гнилушку, — бросил через плечо Ноэль, что-то внимательно разглядывающий возле большого старого выворотня. За последний час он останавливался часто: то изучал сломанную ветку, то пальцами мох щупал, а то и просто прислушивался к мерному шелесту дождя.

— Мы не потеряем следы? — вид у барона был донельзя озабоченный.

— Сомневаюсь. Ваш сынок по лесу ходить не обучен, потому потерять его мы можем только если он решит сердце Урочища вплавь пересечь. Хорошо бы такое ему в голову не пришло, иначе искать его останется разве что на дне.

Ноэль ковырнул пальцем трухлявый ствол, выпрямился... и вдруг спросил:

— Зачем всё же парень идёт через Гнилушку? Здесь чтобы пройти, нужен хороший проводник из местных, иначе никак.

Барон демонстративно вздохнул, но старый охотник не стал дожидаться ответа, двинулся дальше. А через десяток шагов снова присел — что-то во мху привлекло его внимание.

— Так-та-ак... Вот нам и прояснение... Вы, дружочки, не отвлекайтесь, смотрите по сторонам, да повнимательнее.

— Что там, Ноэль?

— Второй след, господин Шлеффен. Кто-то здесь поджидал вашего Реньяна. Они поздоровались и дальше пошли вдвоём.

— Поздоровались?

— Следов драки нет. Да и не прятался тот второй, стоял себе, поджидал, разве что прохаживался немного.

— Возможно, чующий, о котором мы думали?

— Всё может быть.

Барон и Хэнок быстро переглянулись; Андрис снова подумал, что эти двое знают больше, чем говорят.

— Рассыпаться, — приказал Гуз. — Пока в болото не упрёмся, пойдём цепью. Оружие держать наготове, смотреть в оба глаза и слушать...

— ...в оба уха, — закончил за него вольник.

— Имеете возражения, Ноэль?

— Нет, господин Шлеффен, не имею.

Следующие полчаса они так и двигались: медленно, сторожко, на расстоянии десятка шагов друг от друга. Каждый старался ступать тише, и Андрис лишь теперь по-настоящему оценил навыки своих спутников. Барон из всех оказался самым шумным, даже Збойко с покалеченной ногой шёл еле слышно, шаги же Мельника и Хэнока вовсе сливались с шумом леса. Настоящие мастера, как ни крути. Охотники... только не на диких зверей, а на себе подобных.

"Наёмники, — с неприязнью думал Андрис, вслушиваясь в шелест дождя и тоскливое поскрипывание древесных стволов. — Головорезы. Зачем же ты ввязался во всё это, Ноэль? Зачем влез сам и меня с собой потянул? Тут чем дальше, тем больше шансов выпустить пулю не по той мишени. Ты же должен понимать, седой лис: никакое серебро не окупит единственного шального выстрела".

Но Вельд-старший вид имел невозмутимый, будто точно знал, что делает. Единственным намёком на неуверенность была его давешняя просьба к сыну: "Держись поближе. Делай то же, что и я. Без долгих рассуждений..."

Бес бы тебя побрал, Ноэль! Андрис чувствовал себя взведённым, как арбалетная тетива. Болото с дурной славой, неизвестный враг с неизвестными целями... и, между прочим, в неизвестном пока числе.

Когда Хэнок застыл на месте и поднял руку, он испытал что-то вроде облегчения. Наконец-то началось! Вокруг был лес, сильно поредевший и помертвевший; вроде бы ничего особенного, но ведь что-то наёмник приметил, раз скомандовал "стой". Вот Ноэль, шедший левее, встал в полный рост, даже вытянулся, всматриваясь... и чему-то вдруг кивнул — тоже разглядел, видать. Пришлось Андрису последовать его примеру, благо он перерос отца на добрых полголовы. Сразу увидел: впереди на бугристом моховом ковре в просвете меж деревьев блестит вода.

— Следы ведут туда, — подтвердил Ноэль.

— Какой леший их тащит прямиком в болото?

— Сдаётся мне, вовсе не леший, господин Шлеффен, а другая нужда. Кто бы ни встречал вашего сынка на подходе к Урочищу, он не с неба спустился. Он пришёл оттуда.

Чистильщик ткнул пальцем в направлении близкой уже воды. Несколько секунд барон обдумывал услышанное, потом кивнул.

— Идём дальше. Раз прошли они, сможем пройти и мы.

Теперь двинулись ещё медленнее — похоже, люди Гуза всерьёз опасались засады, и их настороженность всё больше передавалась Андрису. Пройдя полсотни шагов, он поймал себя на готовности целиться в каждый встречный куст. А если куст рискнёт шевельнуть ветвями, то и стрелять... Эдак ухлопаешь кого-нибудь прежде, чем разберёшься что к чему! Разозлившись, Андрис даже карабин опустил. Какого беса?! Если западни нет, и путь впереди чист, им так через всю Гнилушку на цыпочках красться! Много ли нашагаешь, от каждой тени шарахаясь?!

Долго, однако ж, шагать не пришлось.

8.

— Думаешь, они там? Мы здесь уже с полчаса, и до сих пор никто не показался.

Хэнок пожал плечами, на барона он не смотрел, его внимание приковывал дом — по сути, маленький бревенчатый сруб с единственным узким оконцем. Рядом небольшой навес, укрывающий сложенные в поленницу дрова, немного поодаль — пятно кострища с деревянными рогульками под котелок. Внутри дома, небось, кроме лавок и стола больше нет ничего — обычная охотничья заимка. Одна странность — домишко неведомые охотники поставили не в лесу, а на островке, в добрых двух сотнях шагов от берега. Между взгорком, на котором расположился отряд, и островком зеленел толстый ковёр мха-сфагнума, чистая вода блестела лишь по другую сторону пятачка твёрдой земли. Два берега соединяла дорожка из связанных в охапки веток и старых, почерневших от сырости досок.

— Гать, — пояснил Хэнок, кивком указывая на болотную тропу. — Кто бы ни сладил там хибару, он туда лишь одну дорогу протянул. И следы ведут только на гать.

— Они могли уплыть на лодке по чистой воде.

— Уплыть вглубь болота?

— Почему же нет? Мы ведь не знаем...

— Тс-с-с!

Шипение Ноэля заставило всех прижаться к мокрой траве. Дверь в доме приоткрылась и наружу выбрался человек. Рассмотреть его издалека было трудно, но Андрису показалось, что незнакомец молод. В руках парень сжимал топор, и держал он оружие так, точно в любой момент готовился пустить его в ход. Увидел кого-то из преследователей на берегу? Не похоже... Несколько секунд этот малый стоял, подпирая спиной бревенчатую стену и нервно озираясь, потом бочком, по-крабьи двинулся к поленнице. Сразу стало заметно: он сильно подволакивает левую ногу, чуть не падает. Ни на миг не опуская топора, незнакомец добрался до дров, сгрёб одной рукою столько, сколько получилось, и поспешно заковылял обратно к дому. Скоро он скрылся внутри, дверь захлопнулась и на островке снова стало тихо.

— Реньян, — голос барона звучал ровно. — Это Реньян.

— Ваш сын, господин Шлеффен? — кажется, Ноэль не удивился. — Уверены?

— Уверен. Не вполне невредим, похоже... но жив.

— В ваших словах я слышу мало радости.

Барон досадливо поморщился.

— Какая ещё к бесам... Ноэль, я стану радоваться только когда всё закончится. Мы ведь уже знаем, что в доме, помимо Реньяна, должны быть другие люди.

— Самое меньшее, двое, — откликнулся Збойко. — Тот, по чьим следам мы шли, и тот, чьи следы Мельник здесь, на берегу отыскал.

— Верно, — поддержал младшего товарища сам Мельник. — Можем там нарваться на горячую встречу.

— Нам за это деньги платят, — буркнул Хэнок. — Кто-нибудь желает отказаться от доли?

Оба наёмника только усмехнулись на его слова, а Шлеффен Гуз как будто вовсе их не услышал — похоже, в своих людях он был уверен.

— Вы собираетесь идти через гать? — не выдержал, наконец, Андрис. — Кто-нибудь заметил, что там перед самым островом пути нет?

Он-то сразу углядел: несколько последних досок пропали или лежат на моховом ковре явно не в тех местах, где им следовало отмечать безопасную тропу. Кто-то не поленился их разбросать.

— Глаза у нас есть, парень, — Хэнок небрежно повёл плечами, — но это всё обманка для пугливых новичков. Если бы всерьёз хотели дорогу закрыть, всю бы гать убрали, а так... вид один, что пути нет.

— Не боись, первыми не пойдёте, — усмехнулся в усы Мельник. — Вам — позади держаться, да в двери-окна целить, коли оттуда сунется кто с самострелом. А остальное мы уж сами...

— Не остальное сами, дружок, — Ноэль качнул головой прежде, чем нашёлся с ответом Андрис. — Вы уж дальше всё сами. Уж как-нибудь дальше без нас.

— Э-э-э... — опешил Мельник, да и остальные уставились на чистильщика, полулежащего в сырой траве.

— Объяснитесь, Ноэль, — первым заговорил барон, и тон его был холоден, но на Вельда-старшего это впечатления не произвело.

— Что ж тут неясного, господин Шлеффен? Я свою часть работы выполнил, привёл вас к сыну, а дальше, уж простите, наше с Андрисом участие заканчивается.

— Эй, какого беса ты болтаешь, старый... — приподнявшийся было Збойко застыл на месте и замолчал, когда охотник небрежно повёл стволом карабина, нацелив его молодому наёмнику в колено.

"Держись поближе. Делай то же, что и я. Без долгих рассуждений..."

И Андрис, не рассуждая, перекатился влево и взял на мушку правое плечо Хэнока. Краем глаза уловил одобрительный кивок отца и послал ему в ответ мысленное проклятие.

— Уймите своих людей, господин Шлеффен. И мы не станем ни о чём жалеть.

— Вы странный человек, Ноэль. Ради того, чтобы не стрелять в одних людей, вы готовы стрелять в других, — хладнокровию Гуза можно было только позавидовать, но сегодня он схватился не с тем противником.

— Убивать я не стану. Но обещаю, что прострелю ногу любому, кто дёрнется резко. И тогда уж там, в доме, наверняка узнают про незваных гостей.

— Там чующий, Ноэль. О нас и так уже знают. Боюсь, без ваших огнестрелов шансы попасть на остров слишком малы.

— Если там ментат, шансы и с огнестрелами невелики. Но мы ведь оба знаем наверняка: нету в доме никакого ментата. И не было.

Взгляды барона и охотника, казалось, высекли искры, столкнувшись.

— Вы, — произнёс Гуз с расстановкой, — кажется, меня лжецом назвали? Мне не послышалось?

— Разве бы я осмелился, господин Шлеффен... Если б не знал наверняка, что вы мне лжёте. С самой нашей встречи. И вы, и ваши люди, и я это знаем, так что толку дальше лицедействовать? Вы меня обмануть пытались, господин Шлеффен. Конечно, вам, как дворянину, оно не зазорно, а только и я ведь не дурак...

"Все лгут, — подумал с горечью Андрис. — В большей ли, в меньшей ли степени, но — каждый из нас. Иначе не выходит. Дети лгут родителям, что будут заботиться о них в старости. Родители лгут детям, что им эта забота вовсе ни к чему. Солдаты обманывают умирающих друзей, говоря, что их раны неопасны. Правители... кто-нибудь видел правителей, честных перед собственным народом? А народ, искренний пред сильными мира сего? Мы все лжём, вольно и невольно. Мы живём бок о бок с ложью, смотрим ей в глаза и терпим её до тех пор, пока она не заставляет нас переступить черту... У каждого есть предел, за которым ложь становится угрозой — нашей жизни, нашей чести... репутации, если угодно".

— Хорошо, — сказал барон, прерывая тяжёлое молчание, — чего вы хотите, Ноэль? Назовите точную сумму.

— Поверьте, господин Шлеффен, я не сомневаюсь в ваших возможностях, но... вряд ли вам по карману моя добрая репутация.

— Репутация?! — выдержка Гуза впервые дала трещину. — Бес бы побрал таких упрямых глупцов, как ты, Ноэль Вельд! Да, у тебя и впрямь отменная репутация! Я тебя за твою репутацию и нанял! Но будь я проклят, если ты сейчас заговорил о ней к месту!

— Загляните в гезборгскую миссию Бастиона, господин Шлеффен, — невозмутимо предложил Вельд-старший. — Там вы наверняка узнаете, что я не замешан ни в одном деле, сомнительном для вольного чистильщика.

— Это потому, что у тебя репутация вольника, крайне осторожно берущегося за сомнительные дела! Волчье семя! Ноэль, хватит играть со мной! Назови свою цену и делай, что велено! Никто не узнает, я даю тебе слово!

— Па... — Андрис отказывался верить своим ушам.

— Слушай, сынок, слушай, — без тени смущения на лице кивнул ему старый охотник. — Сомневаться даже полезно... иногда. Главное — не позволяй себя отвлечь.

— Возможность, Андрис, — в глазах барона плясало пламя. — Вспомни, что я говорил про возможность. Не упусти свой шанс, выбери правильную сторону.

Но молодой вольник лишь скрипнул зубами в ответ. Ствол его карабина не дрогнул, и Ноэль Вельд насмешливо проворчал:

— Зря стараетесь, господин Шлеффен. Может я и скверный родитель, но парень мой от меня по болотам бегать не станет. Не та порода.

— Ты сгоришь в Жёлтой геенне, трусливый ублюдок! — с отвращением бросил ему Збойко.

— Я верю в Ясное Небо, мальчик. И благоразумие — не есть признак трусости. Ведь предупреждал вас всю дорогу, что мы с сыном не станем стрелять в людей. Честно предупреждал. Так какие теперь обиды?

Андрис лежал на траве, чувствуя, как по спине стекает влага... то ли дождевая вода, то ли холодный пот.

"Проклятье! Если кто-нибудь из них шевельнётся, я наверняка выстрелю! Выстрелю... в них!"

— Ладно, — произнёс барон, и усилие, при помощи которого он вернул себе хладнокровие, явственно отразилось на его лице. — Я ошибся, оценивая вас, Ноэль. Не думал, что ваша осторожность окажется сильнее жадности. В конце концов, обещанное и впрямь выполнено: я сижу на кочке посреди Гнилого урочища, мой сын от меня в какой-нибудь сотне шагов... Когда вы догадались о нашем обмане?

— Когда увидел следы. Давности им было самое большее — сутки. От Гезборга в Хеймборг путь не больно-то короткий, хоть коней насмерть загони, а три дня — вынь, да положь. Да пока там спохватятся, да пока голубь с письмом долетит... словом, не смогли бы вы через сутки быть на полпути в Хейм, если бы не выехали за сыном на другой день после его отъезда. Потом, вы мне всё про выродка толковали, а сами оставили вашего рябого у дороги коней охранять. Одного. На дураков, господин Шлеффен, ни вы, ни ваши люди не похожи. Тут уж мне стало ясно: вы знаете, что охотитесь не на выродка. Ваше предприятие больше напоминало погоню за сыном. Особенно после оврага с покойником. Чем Реньян заслужил столько отцовского внимания? Подсчитал свои шансы на наследство?

— Да, — кивнул Гуз, — я и впрямь в вас ошибся... Всё верно: ни выродков, ни чующих. Лишь один жадный приказчик и один маленький неблагодарный щенок. Они решили, будто смогут получить от моих врагов больше, чем от меня. И залезли в мои бумаги.

— Вряд ли им самим пришло в голову бежать через Гнилушку.

— Да уж вряд ли... С другой стороны, сунься они в Хеймборг, там их уже ждали бы мои люди. А со знающим Урочище проводником через пяток дней можно оказаться хоть в Тобурге, хоть в Дэйне. Там мои связи не столь надёжны. Увы, я собирался в погоню слишком поспешно, чтобы это предвидеть. Так что, мне повезло дважды: выбежавший на дорогу конь помог найти следы Реньяна, а после появились вы.

— Следовало сразу сказать нам правду, господин Шлеффен, — Ноэль вздохнул. Карабин он держал небрежно, но наёмники старались не делать лишних движений, и это с их стороны было весьма разумно.

— Вы бы тогда рискнули своей репутацией?

— Нет. Зато вам бы не пришлось объясняться с нами теперь.

— Послушай, господин шутник, — бросил неприязненно Хэнок, — ты не хочешь подставляться дружкам из Бастиона — ладно, бес с тобой. Это, в конце концов, твоё законное дело. Боишься кому-нибудь шкуру продырявить — не дырявь. Но если желаешь разойтись по-доброму, тебе всё-таки стоит нам маленько помочь. В конце концов, много ли с тебя убудет?

— Маленькая помощь дорогого стоит, — прищурился Ноэль. — Но по доброте сердца... хорошо, помогу. Прикроем вам спины, пока до острова не доберётесь.

— Говорят тебе, шутки в сторону!

— А я не шучу, дружок. Вы идёте на остров, а мы отсюда последим. Две сотни шагов — пустячная дальность; если кто-нибудь в доме зашебуршится, мы его пугнём. Но сдаётся мне, бояться вам нечего — был бы там самострел, тот хромый паренёк пошел бы по дрова не с топориком. Так что ступайте смело.

— Не выйдет, старик. Откуда мне знать, что ты не разрядишь свой огнестрел в наши затылки? Пусть твой парень пойдёт с нами.

— Вот уж вряд ли! — процедил сквозь зубы Андрис, а Ноэль вздохнул, переводя взгляд на барона.

— Господин Шлеффен, я хочу любезность вам оказать, но если ваши псы попытаются мне руку откусить, мы с сыном просто уйдём. И вряд ли остановить нас выйдет без потерь.

Мгновение Гуз колебался, но затем выдавил с неохотой:

— Не будем глупить, Хэнок. Если бы наш славный проводник решил пустить в ход своё проклятое оружие, он бы уже это сделал. Я согласен, Ноэль. Мы — там, а вы — здесь. И я, по крайней мере, не стану беспокоиться за свою спину. Всё по-честному.

— Вы разумный человек, господин Шлеффен, — одобрительно улыбнулся чистильщик, ни на йоту не опуская ствол карабина. — Я всегда это знал.

9.

— Дрянь погодка! — Збойко щелчком прихлопнул впившегося в щёку комара, покосился на угрюмого Андриса, фыркнул: — Ну, прям как под стражей!

— Привычное чувство, дружок? — добродушно поинтересовался Ноэль.

— Да шёл бы ты, старый...

— Хватит болтать, — барон держал арбалет с уверенностью бывалого солдата. — И хватит тянуть. Все готовы? Значит, начинаем.

— Я пойду первым, — коротко бросил Хэнок. — Мельник — за мной. Следом вы, Шлеффен. Последним — Збойко.

Спорить никто не стал. Один за другим трое наёмников и гезборгский аристократ покинули укрытие. Барон напоследок обернулся к охотникам:

— Я вам верю, Ноэль. Надеюсь, мне не придётся об этом жалеть.

— Кто знает, — Вельд-старший развёл руками и вдруг спросил: — Не напомните, господин Шлеффен, как звали того парня, приятеля брата Мельника?

— Какого ещё... Откуда мне знать?!

— И в самом деле.

Гуз озадаченно посмотрел на вольника, а в следующее мгновение глаза его резко сузились, блеснули недобро. Он как будто заколебался, не вернуться ли под защиту кустов для продолжения разговора, но потом лишь раздражённо махнул рукой и побежал к своим людям.

— Кто знает, — повторил Ноэль, глядя, как четыре вооружённых человека, пригнувшись, входят друг за дружкой на гать. — Кто знает, господин Шлеффен... Малыш, будь умницей, не корчи из себя дурака.

Андрис успел уже взять на прицел островную хибару. Щель далёкого оконца казалась совсем крошечной, но в Дицхольме ему приходилось стрелять в мишени и помельче, и стоявшие подальше. Чуть правее линии прицельного огня маячили спины быстро удаляющихся людей. Услышав слова отца, он с удивлением оторвался от карабина.

— Разве ты не обещал только что...

— Обещал. Но тут, кроме меня, нет никого, кто оценит, с каким усердием ты выполняешь моё обещание.

Несколько секунд Андрис молча боролся с подступающей яростью. И когда заговорил, голос его звучал почти спокойно.

— Твоя репутация и не такое стерпит, верно?

— Чем беспокоиться о моей репутации, ты бы лучше подумал, стоят ли твоей заботы эти люди.

— Он сказал, что верит тебе.

— И ошибся, — спокойно заявил Ноэль, устраиваясь поудобнее за большой кочкой, покрытой жухлой травой. Шляпа мешала, поэтому он её снял. Затем положил карабин на сгиб локтя. Прицелился...

Онемевший Андрис наблюдал за этими приготовлениями, и его изумление постепенно сменялось ужасом.

— Времени немного, поэтому сказка будет краткой. Жил да был в маленьком домике на окраине Гезборга один лесничий. Человек добрый, но глупый, и небогатый, к несчастью. Был бы богатым, не позарился бы на лёгкие деньги, не отправился бы бес знает куда по бес знает какому делу, и не сгинул бы в проклятом болоте. Жену он себе не завёл, наследников не наплодил, потому и оплакивать его оказалось некому. Тут и сказке конец.

— Па, — сумел выдавить из себя Андрис, — что ты...

— Самое занятное — никто ничего не узнает. Даже пули не найдут, болото похоронит всё.

— Ты... да ты с ума сошёл! Па, ты ведь ничего толком не знаешь!

Он кричал шёпотом, и в ответ тоже слышал шёпот — уверенный, безжалостный.

— Знаю достаточно, — Ноэль целился, положив палец на спусковой крючок, но пока не стрелял. — Так уж вышло, что Заводила накануне вечером попался мне на глаза. Стоял у ворот своего дома и говорил со странным типом. Я того прежде не видал, ну уж теперь-то знаю, что звать его Хэноком. Сразу эту рожу хмурую признал, ещё давеча на поляне.

— Па, опомнись! Ты не можешь... не должен стрелять в людей! Ты обязался их защищать!

— Шлеффен Гуз — богатый мерзавец, которого ограбил другой мерзавец, им же самим порождённый. Ни он, ни нанятые им ублюдки не стоят моего сочувствия. И обязательств перед ними я тоже не имею.

— Зато имею я! — зло бросил Андрис. Он повернулся и ствол его карабина уставился в колено отца — точно так же совсем недавно сам Ноэль угрожал Збойко. — Добром прошу, опусти ружьё!

— Не станешь ты в меня стрелять.

В голосе отца было столько искренней уверенности, что Андрис даже зубами скрипнул от злости. Он и впрямь не собирался спускать курок.

— Ладно, ты прав, — он вдруг приподнял оружие, направив его существенно выше — на затвор отцовского ружья. — В тебя стрелять не буду, но и тебе стрелять не дам!

— Дурачок ты у меня всё-таки. Не будь меня, сгинул бы в этом болоте. Сделал бы для Шлеффена грязную работу, а потом послушно утоп в трясине.

— Не будь тебя, я бы ушёл сразу же, едва стало ясно, что Шлеффен нам лжёт! Зачем было играть с ним?! Если сразу же понял, что к чему... неужели, ты с самого начал затеял всё это только ради мести за Шенга?!

— Месть? Вовсе нет. Тут мне просто случай удобный представился. А вчера я думал только о двух сотнях, на которые мы сможем безбедно жить целый год.

На несколько секунд Андрис буквально опешил. Ему стоило труда взять себя в руки, но холодная ярость, как ни странно, помогла сосредоточиться, и вновь заговорил он почти спокойно:

— Тогда тебе стоило пойти с ними, а не болтать тут о Заводиле. Шлеффен ведь обещал тебя озолотить.

— У меня репутация не жадного человека, а осторожного. И уже потом — жадного. Я не рискую ради денег больше, чем это того стоит. Зачем золото покойнику? Там, — он ткнул пальцем в сторону островка, — пришлось бы убивать незнакомых мне людей. На глазах у Шлеффена. Это совсем не то же самое, что прикончить самого Шлеффена. Эх, малыш... Можно сколько угодно гулять по болотам и любоваться округой, но лишь до той минуты, пока не вздумаешь сойти с надёжной тропы. Всегда следует помнить: даже если кажется, будто в воде что-то заманчиво блестит, оставайся на месте. Иначе утонешь.

Бросив быстрый взгляд в сторону гати, Андрис увидел: четыре человека добрались до разрушенного участка. Держась тесной группой, они осторожно продвигались вперёд.

— Реньян... ты думаешь, барон убьёт его? Родного сына?

— Если и так, нам какое дело? Чья бы кровь сегодня ни пролилась, стоит от неё держаться подальше.

— Если бы мы пошли туда вместе с ними...

— Да уймись уже! Хочешь пожалеть бедного парня?! Вспомни мертвеца в овраге! Этот Реньян без долгих раздумий прирезал раненого подельника! Сдаётся мне, он ещё более бесчестная сволочь, чем его ограбленный папаша!

— Хотел бы я знать, кем ты считаешь себя, па, нанимаясь проводником к бесчестной сволочи?

— Хе... Определённо, обучение у "чёрных" не идёт на пользу малолетним дурачкам. Лучше бы я из тебя простого фермера сделал, толку бы получилось больше.

— Сделал?! Да ты из меня вовсе ничего делать не хотел! Я сам! Сам свою дорогу выбрал!

— Замолчи.

— И не подумаю! Хватит с меня твоего...

— Тихо, говорю. Что-то не так.

Тон, которым старик это сказал, заставил Андриса подчиниться. А потом он и сам увидел: барон Гуз и его люди остановились, не дойдя до берега каких-нибудь полтора десятка шагов. Шедший первым Хэнок замер по колено в воде; казалось, он к чему-то прислушивается.

— Чтоб мне спятить, — с пугающей растерянностью прошептал Ноэль. — А я-то гадал, что у парня с ногой...

Болото взорвалось. Фонтан брызг и ошмётков мха взметнулся за спиной Збойко, почти скрыв того от глаз Андриса. В центре этого фонтана поднялось нечто тёмное и живое; оно показалось всего лишь на миг, чтобы тут же снова уйти на глубину, прихватив с собой молодого наёмника. Даже успей тот крикнуть, его отчаянный призыв о помощи всё равно утонул бы в низком трубном звуке, прокатившемся над озером. Попавшие в ловушку люди бросились к берегу. Они не были трусами, но сейчас спасти их могло только бегство. Лишь Мельник чуть задержался, прикрывая барона, и это стоило ему жизни: седоусый вдруг завертелся на месте, вскрикнул, разряжая арбалет, как показалось Андрису, прямо себе под ноги. Жёлто-зелёный "ковёр" снова расплескался, мелькнули, разрывая его, длинные и мощные лапы... Наёмник издал короткий вопль боли и ужаса, забился в чудовищной хватке, точно беспомощный ребёнок, а через секунду вода уже сомкнулась над его головой.

— Ах, дрянь! Шустрая, не выцелить! Андрис?!

— Не успеваю!

Оставшиеся люди что было сил спешили к спасительной суше. Первым на берег выбрался Хэнок. Шлеффену оставалось сделать всего пару шагов, когда он внезапно упал и беспорядочно замолотил руками, разбрызгивая воду, путаясь в тонких, но густо переплетённых стеблях сфагнума, пытаясь встать...

— Конец ему! — вырвалось поневоле у потрясённого Андриса.

Он ошибся. Возможно, именно в тот момент, когда невидимый и неведомый враг уже собирался утянуть барона вслед за его людьми, Хэнок своими стальными пальцами сжал запястье хозяина и каким-то невероятным усилием вырвал Шлеффена из объятий болота.

— Везучий ублюдок, — донёсся до Андриса голос отца.

— Что это?! Откуда оно взялось?!

— Я видел не больше твоего, — огрызнулся Ноэль. — Но сдаётся мне, наши друзья только что поздоровались с болотником.

Андрис вглядывался в слабо колышущийся зелёный ковёр, готовый стрелять, едва представится такая возможность. Всё было спокойно. Жнец, забрав две жизни, не торопился преследовать остальных. Возможно, потому, что понимал: никуда они от него уже не денутся.

Между тем, Хэнок и его наниматель, держа оружие наготове, попытались войти в дом, но дверь, разумеется, оказалась заперта. Гуз разразился громкой и яростной бранью, из дома ему ответили, после чего барон и наёмник поспешно уселись у порога, спиной ко входу. Наверное, так они хорошо видели поверхность озера, зато сами оставались невидимы для наблюдателя в доме. Нелишняя предосторожность — даже если у отчаявшегося Реньяна не было арбалета, он вполне мог что-нибудь метнуть через окно.

— Просто великолепно, — пробормотал Ноэль. — Теперь я не смогу подстрелить мерзавцев, ведь тогда "чёрные" найдут мои пули в их трухлявых головах. Ты доволен, цыплёнок?

— Да.

— И я тоже доволен. Если эти трое там друг друга не поубивают, до них рано или поздно доберётся болотник. Что так, что эдак, мне нравятся оба расклада.

— Па! — Андрис потрясённо мотнул головой. — Что ты такое говоришь! Ты всерьёз предлагаешь скормить людей какому-то болотному выродку?!

— Вовсе нет. Я лишь радуюсь тому, что ничего не могу с этим поделать. О, Небо, какое приятное слово: ни-че-го! — он демонстративно щёлкнул предохранителем карабина.

— Ноэль! — долетел от острова крик барона. — Ноэль, что это было?! Э-эй, ты слышишь меня?!

Вольник фыркнул, покосился на глядящего исподлобья сына. И всё-таки ответил:

— Болотник, господин Шлеффен!

— Волчья кровь! Тварь утопила Мельника и Збойко! Вы сможете её прикончить?!

— Нет! — в голосе охотника звенела хмельная, злая радость. — Убить болотника мне не под силу, господин Шлеффен! Тут нужны пастыри — ментат и опытный стрелок! Но вы не беспокойтесь, я сей же час отправлюсь за ними в город!

— Мне не до шуток, Ноэль! Вы ведь охотники на выродков! Так скажи мне прямо, что будем делать?!

— Я и Андрис вернёмся к дороге, заберём лошадей у вашего рябого и поедем в Гезборг! Там ближайшая миссия "чёрных"! Вам останется только подождать помощи! Недолго, дня четыре!

На острове несколько долгих секунд царила тишина, а потом барон буквально прорычал:

— Ноэль, сукин ты сын, сколько тебе нужно?!

— Нисколько, господин Шлеффен! Мы сделаем это бесплатно! Из обычного человеколюбия!

— Перестань! — прошипел Андрис. — Зачем ты над ним издеваешься?!

— А мне это просто в радость... Хех! Ладно, ты прав, он того не стоит. Вставай, пойдём отсюда. Ещё раз выполним... хе-хе... обещанное.

— Я не пойду.

— Что? — переспросил чистильщик. — Извиняй, не расслышал.

— Я. Не. Пойду. Останусь здесь, и когда тварь покажется, начиню её свинцом.

— Это самое глупое из брякнутого тобой сегодня. Нет, пожалуй, глупее этого ты на моей памяти вообще ничего не говорил. Даже когда лежал в люльке и вместо слов слюни пускал.

— Мы не можем просто бросить их там.

— Сила бесовская, да ты меня чем слушал?! Задницей?! Здесь в озере — болотник! Он — чующий, для него твои куцые мысли — амбарная книга! Ты в своём Дицхольме чем занимался?! Девок тамошних тискал?!

Андрис опешил. Таким обозлённым, буквально давящимся от ярости, он отца прежде не видел. Даже не предполагал, что тот может настолько выйти из себя.

— Болотник не полезет под твои пули! Он тебя усыпит сперва, и уж затем утопит! Или заставит самого в воду прыгнуть! Все ублюдки там, на острове, обречены! И я, бес побери, этому рад!

Он замолчал, тяжело дыша, будто после пробежки длиной в пару лиг.

— Эй! — долетел от хижины крик Шлеффена Гуза. — Какого беса у вас там творится?!

— Когда их найдут, — Андрис пустил в ход последний аргумент, — всем станет ясно, что мы их бросили. Будет трибунал, нас обоих выкинут из вольников.

— Не выкинут. Мы ничем не нарушим обязательств, отправившись за помощью. Знаешь, это и впрямь забавно: можно всё сделать по правилам. Единственный шанс спастись для барона — "чёрные" из Гезборга, только они умеют убивать любых тварей. Если помощь поспеет раньше, чем болотник продолжит охоту, миляга Шлеффен снова выйдет из воды сухим. Уверен, ты тогда пустишься в пляс, станешь мочиться в штаны и кукарекать по утрам — так себя ведут все знакомые мне деревенские дурачки.

— Оскорбления не помогут, па. Меня учили не пироги печь, а убивать выродков. Сами "чёрные" учили, два проклятых года. И насчёт "усыпит"... ты забыл про мою порченую кровь? Я удивлён.

— Ответь мне, Ноэль Вельд! Иначе, клянусь Небом, ты пожалеешь!

Очередной крик Шлеффена старый чистильщик будто и не заметил вовсе. Он в упор смотрел на сына. Под этим взглядом уверенность Андриса таяла свечой на горячих углях. Отступить мешало лишь заимствованное у отца упрямство.

— Я остаюсь.

— Бес с тобой, — Ноэль закрыл глаза и будто расслабился, вид у него сделался усталый. — Видать, мало тебе в детстве ума вколотил.

Он вздохнул, медленно качнулся вперёд...

— Па? — Андрис вдруг осознал: перед ним стоит очень немолодой уже и побитый жизнью человек. Густая седина в бороде, тёмные круги под глазами. И вместо привычной неприятной ухмылки — гримаса боли.

— Отец! — он шагнул навстречу старику, повинуясь безотчётному желанию взять его под руку, поддержать. А Ноэль как будто только этого и ждал, чтобы повалиться в объятия сына...

— Ух...

Получив удар в живот, Андрис резко выдохнул, а вдохнуть уже не получилось — воздух застрял где-то посреди глотки, отказываясь проходить дальше. Потому и сказать он тоже ничего не смог, только подумал растерянно: "Да за что же?!" И это стало последней связной мыслью в его голове, прежде чем отцовский кулак разбил окружающий мир на мириад сверкающих осколков...

10.

Когда Андрис открыл глаза, вокруг был вечер. Вечер, наполненный лесом, дождём и зудящими над ухом комарами. Сквозь застящую взгляд серую муть проступила отцовская борода — нечёсаная, с запутавшимися в седеющей поросли сухими хвоинками. Поверх неё над мясистым носом блестели тревогой серые глаза.

— Наконец-то, — буркнул Ноэль. — Я уж начал опасаться, не перестарался ли. Тащить тебя на закорках до самого тракта... Уф!

— Сам виноват, — просипел Андрис. Он попытался подняться и обнаружил, что руки его стянуты кожаным ремнём. — Э... это ещё зачем?

— Глупости делать не станешь? Тогда сниму.

— Глупости... а если стану? Потащишь дальше на закорках?

— На ремешке поведу, ноги-то у тебя свободны.

Он обдумал слова отца и честно пообещал:

— Не будет глупостей. Развязывай.

— Памятью о матери поклянись, — хладнокровно потребовал Ноэль.

— Клянусь, — прозвучало после недолгого промедления.

Старый чистильщик, ничего больше не говоря, освободил руки сына от пут. Андрис сел на расстеленном под сосной плаще, осторожно повернул голову, осматриваясь. Боль заставила его скривиться; голова будто пыталась расколоться на части.

— Вечер уже. Неужто, весь день меня от Гнилушки пёр?

— Большую часть дня, — Ноэль потянулся, разминая мышцы спины; было заметно, что он здорово устал. — И добро бы одного тебя, так ведь ещё два ружья и оба ранца. Если бы не твоё дурное упрямство, цыплёнок, мы бы уже к дороге вышли, пожалуй.

— Сволочь ты всё-таки, па, — проникновенно заявил Андрис. — Оставил живых людей во власти болотной твари, собственного сына по темечку кулаком приложил... И считаешь себя правым, да?

— Верно кудахчешь, точно так и считаю.

В лесу быстро темнело. Костёр отчаянно дымил, с треском поглощая сырые дрова. Одно хорошо — дым отгонял назойливо зудящих кровопийц.

— Мал ты ещё, судить меня, — бросил Ноэль, раскуривая трубку. — Вот постреляешь с моё, тогда уж... хотя сомнительно мне, что ты долго проживёшь с эдакой чепухою в башке.

— Тебя не я судить буду, — Андрис помолчал и добавил нехотя: — Трибунал Бастиона.

Но отец, вопреки ожиданиям, лишь пожал плечами.

— Это вряд ли. Даже если высокородный ублюдок дотянет до прихода помощи и ему хватит глупости обвинить меня перед "чёрными", никто не поверит, будто я бросил его болотнику из худших побуждений. На моей стороне законы самого Бастиона. Вот добрый урок, малыш: иногда, чтобы добиться цели, нужно всего лишь следовать правилам. Смех, да и только. Я рисковал, когда собирался пустить барону пулю в загривок, но когда повернулся к нему спиной... нет, никакой трибунал меня не осудит. Впрочем, Шлеффен скорее попытается со мной тайком счёты свести. Если, конечно, выживет.

Андрис уставился в огонь — туда, где плясало самое горячее пламя, и не отрывал взгляда. Жаром его гнева сейчас не удалось бы поджечь даже соломинку.

— Ну, что примолк? — спросил недовольно Ноэль. — Если меня когда-нибудь прирежут на тёмной улице люди Гуза, в том будет твоя вина, цыплёнок.

— Не позволив мне остаться на болоте, ты тоже лишь следовал правилам?

Глядя на сына, старый охотник поморщился.

— В твоих жилах слишком много матери, моей-то крови едва ли с напёрсток будет. И всё же эта кровь моя.

— Я ведь так и не знаю, почему ты стал чистильщиком. Ты никогда мне не рассказывал. Так ненавидеть выродков умеют только пастыри — те, у кого к тварям особые счёты. Абсолютное право на месть. Но эльмов сами "чёрные" признали давным-давно. А мне иной раз кажется, что ты их ненавидишь даже сильнее, чем жнецов. И четверти эльмовой крови в жилах человека для тебя слишком много. И восьмой части. Почему так?

Старый вольник хмыкнул. Андрис почти не сомневался, что ответа он не получит. И ошибся.

— Выродок на сотую долю — всё равно выродок. Скрайты и болотники хоть людьми не прикидываются... Впрочем, пустое это. Ты пальцем в небо тычешь, цыплёнок, нет у меня к тебе ненависти, да и быть не может. И хватит о том.

Ноэль замолчал, обрывая разговор. Но, как оказалось, последнее слово он ещё не произнёс.

— Ненавидеть выродков глупо. Ненавидеть нужно людей. Или любить — уж кто чего заслуживает. Твари мне безразличны: так их легче убивать, когда ничего не чувствуешь.

— Неправильно это, — сказал Андрис с угрюмой убеждённостью. — Ничего не чувствуют они — жнецы, чудовища. Это у них нет ничего, кроме голода. Убивать равнодушно — значит убивать, как они, уподобляться им.

— И уподобься. Лучше не придумаешь.

— Ну, что ты говоришь такое, па...

— Дело говорю. Твои терзания для "чёрных" хороши. Им о хлебе насущном думать ни к чему, за них легаты думают, и хлеб солюсторы выдают. А нас с тобой кормит охота. О-хо-та. Хочешь быть хорошим чистильщиком? Думай, как чудовище. Убивай, как чудовище. Стань для чудовища чудовищем.

Андрис осторожно (в висках ещё ломило) покачал головой.

— Ну и дурак, — холодно оценил его жест Ноэль.

"Один лишь раз шагни к чудовищу, — подумал молодой вольник, — и переступишь черту. Навсегда. Сегодня ты равнодушно стреляешь в выродка, а завтра... берёшь на мушку человека".

Ноэль Вельд выдохнул большое дымное кольцо и усмехнулся, следя за его полётом.

— Расследования не будет, — сказал он. — У меня надёжная репутация. И я всё сделаю по правилам. Ближайшая миссия "чёрных" — в Гезборге, туда и пойдём, как только приедем. Может, даже лошадок пришпорим... Думаю, лиг эдак за сорок до города — самое то для галопа.

— Ты людей приговорил, хоть не глумись теперь над ними.

— Они себя сами приговорили. Жадностью неумеренной.

— Уж кто бы... — заворчал Андрис и вдруг осёкся. — Па... Ни к чему ехать в Гезборг, можно всё сделать быстрее. Мы же недалеко от хеймборгской линии телеграфа. Выйдем к ближайшей башне и расскажем сигнальщикам. У них есть способы передавать срочные сообщения.

Он посмотрел на отца, готовый вновь увидеть на его лице презрение или ярость.

"Что сделаешь, седой лис? Снова попробуешь успокоить меня кулаком и связать? Второй раз не выйдет..."

— Поступай, как хочешь. Глупо поднимать шансы Гуза, но переть тебя на своём горбу я уже устал.

— Ладно, — произнёс Андрис, несколько обескураженный. — Поедешь к башне со мной?

— Нет. Может, ты и выиграешь барону сутки, но для меня это выйдет крюк в пару часов. Поеду в Гезборг напрямик, там меня отыщешь.

— Не раздумал ещё взять меня в пару?

— Пока про тебя одно ясно — для дел вроде нынешнего ты не годен, слишком уж ручки запачкать боишься. Но это дело, как ни крути, дрянь было, совсем никчёмное. Вот коли сгодишься для чего-то более толкового... Ну, ты сгодись сперва, а там поглядим.

Андрис счёл за благо ничего на это не отвечать.

11.

— Готово, — Жос вышел из башни, потирая руки, будто только что обстряпал какое-то исключительно удачное дельце. Удивительный, право же, энтузиазм, когда речь идёт о таких дерьмачах, как...

"Стоп! — спохватился Андрис. — Это не мои мысли! Это треклятый старик влез в мою голову и думает за меня всякую дрянь!"

— Думаешь, успеют? — спросил он вслух; тон вопроса вышел резким, и сигнальщик глянул на приятеля с удивлением.

— У семнадцатой дежурит двойка стрелков с ментатом. Отсюда — всего двадцать три лиги. Если дампил не станет слишком уж торопиться... а зачем бы ему торопиться после такого обеда. Ты чего сердитый?

— Извини, — Андрис и впрямь ощутил себя виноватым: глупо срываться на Жосе, его радость — совсем не повод для злости. — У меня выдался не самый лучший денёк.

— Понимаю, — кивнул пастырь. — Оставлять людей без помощи — это тяжко. Но будь к себе справедлив, ты и впрямь ничего не сумел бы сделать там один. Напротив, если они спасутся, то лишь благодаря тебе.

Молодой чистильщик понимал, что так оно и есть... скорее всего. Ну, почти наверняка. Вот только это гнусное "почти" скалилось ему издалека, мерзко хихикало и дразнилось раздвоенным языком. Если три человека погибнут на Гнилушке, он всегда будет помнить, что почти сумел их спасти. Все трое — мерзавцы? Не ему их судить, и уж подавно — не ему выносить приговор.

"Эй, ты не по своей воле оттуда ушёл! Тебя ударили по голове, связали и унесли!"

Так хотелось согласиться, перевалить груз со своей совести на чужую. Беда в том, что у Андриса Вельда никто не собирался принимать эту тяжесть, и с плеч её можно было свалить только в дорожную грязь. Он так не мог, не умел — с глаз долой, из сердца вон.

"Шлеффен Гуз, беспринципная ты сволочь, выживи! Сдохни потом в какой-нибудь очередной грызне за влияние и богатство, но — потом, не сейчас! Мне нет дела до твоих грязных делишек, и я не хочу винить в твоей смерти ни себя, ни отца!"

"Чистеньким хочешь остаться, — ехидно возразил внутренний голос. — Совесть свою белорукую утомить боишься. А ведь Гуз тебя, дурачка, жалеть бы не стал..."

У ехидного голоса были ворчливые интонации Ноэля.

— Бледный ты какой-то, — Жос смотрел сочувственно. — Первый раз в такой передряге?

— Первый, — буркнул Андрис.

— Тогда послушай совета: не бери на себя слишком много. Работёнка у тебя не мёд, и лучше не пускай в душу каждую неудачу — надорвёшься, сгоришь, как свечка.

Он вдруг осёкся, прищурился будто бы с подозрением и добавил:

— А то, может, я вообще не о том? Мало ли, что тебя гложет на самом деле.

Андрис вздрогнул, отвёл взгляд от пронзительных, умных глаз сигнальщика. С трудом произнёс:

— Да я... с отцом ещё разругался... вдрызг.

— Со стариком Вельдом? — Жос присвистнул. — Ну, большое дело! С ним разругаться — как до ветру сходить! Репутация у него...

— Что репутация? — вскинулся с болезненным интересом чистильщик.

— Да как у волка: тот тоже на лайку похож, но потрепать его за ушами лучше не пытайся, если пальцев жалко. Однако ж охотник отменный — небось, половину наших стрелков одной левой за голенище заткнёт. Совет хочешь?

— Не особо, — проворчал Андрис хмуро. Сигнальщику невдомёк, что произошло на Гнилушке, а выслушивать пустопорожние поучения... Честное слово, надоело! Хватит с него на сегодня!

— Я всё-таки дам, — не обиделся Жос. — Папаша твой, скажем прямо, тот ещё гвоздь в пятке. Но лучше ты с ним помирись, не пори горячку. Подожми гордость, учись, сколько терпелки хватит, и только потом — посылай его к бесам.

Андрис промолчал, отвернувшись. Ему очень хотелось послать самого Жоса — вот прямо сейчас, и подальше. Со всеми его благими советами!

"Потому, что так я и сделаю, чтоб меня скрайты заели! Приползу в Гезборг, попрощу прощения, позволю вытереть о себя ноги..."

Он будет учиться. Учиться, бесова кровь! Чтобы однажды стать ровней Ноэлю Вельду: начать думать, как чудовище, а убивать — хладнокровно, умело, быстро. И он сумеет остаться при этом человеком, удержится на грани, не переступит границу запретного.

"Стать чудовищем?! Только не я! А репутация... вот у меня-то она будет надёжной! По-настоящему!"

— Каши хочешь? — предложил ему Жос.

Пастырь смотрел понимающе и сочувственно, будто с лёгкостью читал всё, что проносилось в голове у молодого чистильщика. Будто знал наверняка, какую неподъёмную ношу тот собирается на себя взвалить.