Детские Сердечки

Деньги были скоплены, документы для выезда давно оформлены, оставалось лишь заказать билеты на самолёт и попрощаться с любимой Родиной, поднимаясь по трапу. Сложнее было с работой...

После сдачи смены в восемь утра я тут же написал заявление о переносе отпуска и подал его на визирование Палычу. Тот мельком глянул на исписанную бумажку, разорвал на кусочки и так же меланхолично продолжил что-то записывать в толстом амбарном журнале.

— Палыч, а ты не прифигел? Мне отпуск нужен сегодня!

— А кто работать будет? — поднял на меня он свои водянистые глаза. — Папа Карло?

— Палыч, не зли меня. Ты же знаешь, что у меня ребенка похоронили.

— Ну, так ведь уже похоронили, спешить-то некуда, — вновь принялся он за писанину. — Неделей раньше, неделей позже — какая раз... — но договорить я ему не дал, с размаху залепил по лысому виску кулаком, отчего начальник отлетел к стене и удачно приложился затылком.

— Вить, ты чего? — испуганно взвизгнула Светка, чоповский бухгалтер, деливший кабинет с замами директора.

— Ты еще скажи что-нибудь под руку, — рявкнул я в ответ и тяжелой походкой вышел на улицу. Там немного успокоившись и выкурив свежекупленных сигарет, я обдумал дальнейшие планы.

Мне повезло, Палыч на меня заяву в полицию катать не стал, ограничившись выговором и лишением премии. Директор даже сам его обозвал идиотом, когда узнал причину моей агрессии, после чего распорядился не переносить мой очередной отпуск, а оформить мне двухнедельный отпуск без содержания, позволив не появляться на работе целых шесть недель.

Напарник, с которым я занимался установкой пластиковых окон, тоже от известия, что я уезжаю, оказался не в восторге. Мрачно переварив приближающиеся перспективы горбатиться одному, он сухо пожелал мне удачи и бросил трубку. И только после этого я был по настоящему свободен, чтобы без хвостов мчаться к бывшей жене, не уберегшей мою дочь.

Осло встретил меня тяжелыми свинцовыми тучами, отчего казалось, что это не облака давят на тебя, а бетонная могильная плита. Ко всему прочему сюда добавлялся мелкий, но весьма настойчивый дождь, от которого моментально промокла моя куртка, предусмотрительно захваченная с собой. Кутаясь в капюшон, я дождался автобус, расплатился за проезд фиолетовой стокроновой купюрой и устроился на месте рядом с окном, в которое бессмысленно и пялился всю дорогу.

Дождь размывал всё сущее, окружающее меня. Он впитывал свет, игриво одаривая меня лишь отблесками на стекле, струился и тёк, завлекая мою душу в глубокие воды Ахерона. Огни проезжающих автомобилей, яркие вывески магазинов, броские пятна уличных фонарей — всё сливалось и смешивалось в каплях этого серого и темного дождя, и даже сгущающиеся сумерки воспринимались, как выпитый им до дна день.

Вновь этот холодный электрический свет. Ветер врывается в складки моей одежды, но я уверенно иду от остановки в сторону нужной мне улицы. Я уже бывал здесь в прошлом году, и этого для меня достаточно. Теперь даже с закрытыми глазами я смогу добраться до интересующего меня дома, где жила моя дочь...

Дочь. Моя маленькая Дашенька, волею судьбы увезенная от меня на другой конец Земли. Да, твоя мама нашла себе иностранного мужа, такое случается, но я не нашел себе другую дочь. И видимо уже не найду.

Вот позади остается одна улица, вторая, и я, пересекая несколько переулков и тупиков, наконец, оказываюсь там, где нужно. Чуть в горку вдоль мощенного булыжником тротуара тянуться пяток частных домов, как будто сжатых весельчаком троллем в один. Там где кончается первый, тут же начинается другой, и не важна разница ни в цвете и архитектуре. Желтый дом плавно перетекает в синий, тот в свою очередь в зеленый, ну а уже тот в красный. Именно в последний мне и нужно.

Всю дорогу я гнал от себя эти мысли, думал о чем угодно, но только не об этом. И вот, уже стоя на пороге перед массивной деревянной дверью, я понял, что боюсь. Боюсь узнать — как она умерла. До дрожи в зубах боюсь.

Глава 3

Дверь мне долго не открывали, а звонок к моему удивлению не работал, поэтому пришлось длительное время просто долбиться кулаком. И не зря. Через долгие двадцать минут вход внутрь дома был открыт.

Какая-то помятая Лена, в грязном синем халате на голое тело, непонимающе глядела на меня сквозь растрепанные черные волосы.

— Вы кто? — спросила она заплетающимся языком.

— Ты что, сдурела?

— А, Витька, заходи! — весело заявила она, уступая мне проход внутрь, чем я и воспользовался. — Какими судьбами?

— Ты рехнулась? Ты же сама мне вчера сообщила, что Даша умерла, и ты её похоронила.

— Ах да, — бывшая жена как то сразу сникла, уставившись бесцветным взглядом в одну точку на стене.

Некогда первейшая красавица района, с годами она несколько поблекла. Морщины сеточкой уже стали покрывать её прекрасное лицо, сейчас заметно опухшее и одновременно осунувшиеся под грузом проблем. Тело страдало чрезмерной худобой, что для Лены было не характерно, с её комплекцией и грудью четвертого размера это было невозможно. По крайней мере, я так считал до сегодняшнего дня. Да и сама грудь под халатом сильно обвисла, и это у человека, который даже родную дочь ей кормить не захотел, лишь бы не потерять красивые упругие формы. Такие явные метаморфозы не происходят за несколько дней.

— Так ты зачем пришел? — вновь начала она непонимающим тоном.

— Что с Дашей? Не тяни душу!

— С Дашей? Даша умерла... — Лена не глядя уселась на небольшую, возле входной двери, полочку для обуви, на которой в беспорядке валялась разные непарные ботинки и кроссовки. — А ты не знал?

— Ты совсем из ума выжила? — но Лена как будто меня не слышала, обхватив голову руками, она начала поскуливать.

— Мою девочку убили, убили... — и вдруг резко подскочив, она гневно выкрикнула, целясь ногтями мне в лицо. — А где был ты? Почему ты её не спас? Это ты во всем виноват! Это ты убил её!

Моё тело сработало на автомате. Резкий удар правым локтем в подбородок опасно приблизившегося противника, и легкое, словно пушинка, тело отлетает к дальней стене, сползая по которой, оно оформилось в жалкий, пускающий сопли и слюни, стонущий в районе плинтуса комок.

Я глядел на неё, и не верил в то, что произошло. Моя богиня, с которой я сдувал пылинки, которую я добивался не один год, превратилось в какое-то убогое существо. Я не смел поднять на неё руку, даже когда она загуляла с другим, наставляя мне ветвистые рога. Хотелось задушить, растерзать, застрелить, но я сдержался и даже пальцем не тронул. Не смог. Как можно ударить её, мать твоего ребенка?

И вот сейчас я попытался прислушаться к себе. И ничего не услышал, ни скрипа раскаянья, ни грамма сожаления. Передо мной на полу всхлипывал абсолютно чужой человек, на которого мне было глубоко плевать. И это осознание испугало меня. Метаморфозы настигли не только Лену.

От этих грустных размышлений меня вывел шум спускающегося по лестнице человека. Я ожидал увидеть Олафа, нового мужа моей бывшей, и даже в голове уже продумал оправдание для него, чтобы он сразу же не вызвал полицию. Но вместо него по лестнице спускался здоровенный, под два метра ростом полуголый негр.

Увидев меня и лежащую у моих ног Лену, он начал что-то быстро говорить на своем тарабарском наречии, при этом не забывая амплитудно размахивать руками.

— Это что за обезьяна? — спросил я у Елены. Не получив ответа, я легонько подопнул её носком и повторил вопрос. Заметив этот мой неподобающий жест, негр разъярился не на шутку, и уже переходя на крик двинулся на меня.

Пытаясь схватить мою шею, он выхватил лишь удар лбом по своему носу, после чего к подаркам добавились короткий удар кулаком по солнышку, двоечка по печени, и опрокидывающий удар локтем в подбородок.

Меня никто не сдерживал, да и сам я себя отпустил. Во мне плескалось океаны злобы на себя, на Ленку, на весь этот чертов мир, и, конечно же, на этого иссиня-черного человека, посмевшего прикоснуться к моей шее. Оказавшись на поверженным противникам, я бил и бил его лицо, превращавшееся под моими кулаками в кровавое месиво. И лишь когда он потерял сознание, я остановился.

Тяжело дыша я сполз с него и упал на пол рядом с всё еще стонущей Леной. Пару минут я пролежал без движения, закрыв глаза, и пытаясь абстрагироваться от произошедшего. Но тщетно. Реальность меня не отпускала.

Собравшись с духом, я поднялся на ноги, вытер окровавленные руки о спортивные штаны негра, и, ухватив свою бывшую жену за волосы, потащил её в сторону ванной комнаты, благо её расположение запомнилось еще с предыдущего визита.

Небольшая комнатка, где душевая кабина была совмещена с небольшой акриловой ванной, куда и была засунута Лена. Из держателя была извлечена душевая лейка, а маховик холодной воды выкручен на максимум. Упругие струи ледяной воды ударили по обмякшему телу, приводя его в сознание.

Лена вяло пыталась укрыться от воды руками, прячась за грязную ткань халата. Пусть. Халат намокнет и будет холодить еще сильнее, так что в себя она придёт по любому. Хотя...

Я наклонился и задрал левый рукав. Так и есть — дорожка заядлого героинщика. Десятки точек, образующих непроходящий синяк-гематому, прошлись по локтевому сгибу. Теперь всё более-менее стало ясно.

— Дорогая, и давно ты на наркоту подсела? — спросил я, специально направив струи на лицо.

— Тебе то что? Пошел на хрен, придурок, — огрызалась она.

— Ты давай, не уходи от ответа. Давно на наркоте сидишь?

— Я сказала — пошел на хрен!

Так наш диалог продолжался минут десять, пока к нам не завалился перемазанный кровью негр. Грубо ругаясь на своем наречии, он размахивал перед собой небольшим короткоствольным револьвером, то и дело, пытаясь ткнуть им меня в живот.

— Ирдис, вали этого козла! — вдруг заверещала за спиной, почему-то по-русски Лена. — Нахрен он тут нужен!

Новоявленный Ирдис скорее всего по интонациям понял, что от него хотят, поэтому зловеще, как позволило разбитое лицо, ухмыльнувшись, он в последний раз ткнул ствол мне в грудь и попытался нажать на спусковой крючок.

Револьвер он держал в правой руке, а это значит, что бить по ней нужно моей левой, уводя от линии огня по наиболее легкому для руки маршруту, то есть во внутрь. Одновременно с ударом моё тело с небольшим отшагом совершило скрут за доли секунды оказавшись вне зоны поражения. Опоздавший выстрел не произвел того эффекта, которого от него ожидал негр. Он, еще ничего не осознав, получил удар коленом по своему детородному органу и согнулся. Его затылок принял посыл сплетенных в замок рук, а лицо разбило когда-то белоснежную раковину, расколов её на три неравные части. Нокаут был полным.

Подхватив висевшие тут же полотенца, я начал связывать противнику за спиной руки, не забыв сразу прибрать револьвер к себе в карман куртки. Несколько минут, и негритёнок был схомутан по рукам и ногам, и на всякий случай получил большой кусок тряпки в качестве кляпа.

— Ну что, дорогая, — вернулся я к свой бывшей жене, — пошли, что ли, поговорим о делах наших скорбных.

Глава 4

— Где Олаф? — в который раз поинтересовался я у Лены

— Нету, — наконец ответила она, выйдя из ступора. — К другой ушел, кобель.

— Ну, если пользоваться твоей терминологией, то сама ты получаешься сучкой. Вспомни, как сама от меня на стороне гуляла? — но ответом мне послужил лишь испепеляющий ненавистью взгляд.

Мы ехали в тяжелых предрассветных сумерках в сторону выезда из Осло. Дождь, не перестававший лить всю ночь, сделал дорогу одной сплошной лужей, по которой, понуро разбрызгивая грязь, ехали другие автомобили. Дворники сметали тяжелые капли с лобового стекла, сопровождая свою работу едва уловимым монотонным скрежетом, от которого у меня после бессонной ночи слипались глаза. Дело хоть как-то спасал разговор, который толком не клеился, но попыток завязать который я не прекращал.

Вчера, осознав бесполезность внятного общения с бывшей супругой, я, на всякий случай связав, оттащил её в спальню, где большая кровать еще хранила следы непотребства. Плюхнув обнаженное и мокрое тело на смятые простыни, я уселся рядом и попытался обдумать положение. Но в голову лезли лишь тяжкие, одни мрачнее другой, мысли.

Что произошло? Как такое вообще могло получиться? Ответа не было.

Чтобы как-то себя занять, я проверил вещи негра. Самые плохие предположения практически сразу подтвердились — в карманах его джинс нашлись целлофановые пакетики с героином, что вполне соответствовало двум использованным шприцам на туалетном столике.

С этой дрянью я в свое время очень часто пересекался, когда работал пепеэсником. В те годы наш городок просто захлестнула волна наркоты. Практически у каждого взятого карманника, разбойника и вора руки были в синих дорожках от медицинских игл, не говоря уже про убийц всяких мастей. Вот и сейчас, я как будто окунулся в прошлое.

Этот Ирдис без сомнения был наркобарыгой. Возможно даже тем, кто и подсадил Ленку на эту дрянь. И с такой фигней я тоже сталкивался — эти твари за дозу пользуют молодых, пока не потерявших человеческий вид наркоманок, еще сильнее подсаживая на иглу.

Трепать Лену для ответов было бесполезно, почти сразу после душа она уснула. Ну и я попытался поспать рядом. Но сна не было.

Утром меня ждало не совсем приятное открытие. Ночью умер Ирдис. Видимо его нос забили сопли или кровь, а кляп не дал спокойно дышать, уморив негра-барыгу удушающей смертью. Поэтому он особо и не возражал, когда я забрал ключи от его автомобиля, его бумажник с двумя тысячами крон, прихватил и неплохой складной нож с клипсой.

Лена эту новость восприняла спокойно. Умывшись на кухне, она не красясь, что раньше было просто невозможно, накинула на себя мятую одежду, и, прихлебнув из початой бутылки дешевого виски, молча уселась в Ирдисову Вольво, неизвестной мне модели..

— Почему ушел Олаф? — вновь повторил я вопрос.

— Потому что скотина! Все вы мужики скоты, — огрызнулась бывшая супруга.

— Ты дуру-то из себя не строй. Как будто я не знаю, как он тебя любил. Похлеще меня, — я грустно усмехнулся. — Я даже иногда думал, что ты ему любовное зелье подмешиваешь.

— Любил, да сплыл, — уставилась Лена в окно. — Прошла любовь, когда он узнал, что я бесплодна.

— Да ладно! С чего бы это?

— А с того! Из-за тебя идиота!

— А я-то тут причем?

— Я же из-за тебя на аборты бегала.

— Чего?!

— Того! Беременела я от тебя, сволочи, и в поликлинику бежала! — зло высказала она, исподлобья глядя на меня.

— Но зачем?

— А что, нищету плодить надо было? Ты ж нищим ментом был. Все другие хотя бы пьяных обирали, бабок на вокзалах крышивали? А ты?

— А я был честным. Не за этим я на службу шел.

— Не затем я на службу шел, — передразнила она меня. — А мне что нужно было делать? Я молодая баба, а носила обноски, которые еще в школе себе покупала.

— Так, а нафига за меня замуж-то выходила? — начал я закипать.

— Думала ты мужик, а ты так, лишь подобием мужика оказался. Обеспечить семью не смо... — я не сдержался и залепил раскрытой ладонью ей по губам.