Детские Сердечки

Часть Первая

'Закат'

Глава 1

Еще одна душная и липкая летняя ночь. Добропорядочные граждане, накрывшись простынями, пытаются увидеть десятый сон. Но кто сказал, что я добропорядочный? Проклятый десятком бесов, я вынужден метаться по залитому холодным электрическим светом городу и общаться с дефективными подобиями человеков, которые по иронии судьбы имеют все права полноценных граждан нашего любимого государства. Про обязанности, данные подобия, скромно пытаются забыть, если конечно вообще о них знают. Вот и сейчас...

— Руки убери! — верещит субтильный субъект, когда Вася, мой напарник, пытается по-хорошему выдавить его к гардеробу этого уже задолбавшего кафе-рюмкобола с гордым наименованием 'Палеолит'. — Не трогай меня!

— Уважаемый, — Вася спокоен и обходителен, — я вас не трогаю, а прошу проследовать к выходу. Я вас за руки хватал? Не хватал. Я вас толкал? Не толкал.

— Ты сейчас меня толкаешь!

— Нет, уважаемый, я продвигаюсь к выходу, а из-за того, что вы у меня находитесь на пути, вас приходится отодвигать тыльной стороной ладони и предплечьем. Исключительно, чтобы на вас не наступить и не причинить вам физическую боль и моральные страдания.

— Руки убрал, я сказал! — гражданин хорошего языка после выпитого алкоголя явно не понимает, и продолжает провоцировать конфликт, отталкивая Васины лапищи.

— Да что вы творите?! — это подключается 'женщина' гражданина, пытаясь прорваться через меня к своему любимому. — Ты чего у меня на пути встал? А ну пошел прочь! — она пытается безуспешно меня обойти. Обойти не получается, пытается оттолкнуть. Но разница в весе сказывается, и я остаюсь на месте, как впрочем, и она. — Ты же урод! Ты же неудачник! Какой нормальный парень в охране работать будет? Лузер и импотент! Не одна нормальная баба тебе не даст! Пусти, скотина! Я сейчас позвоню, и ты завтра же здесь работать не будешь! Тебя уволят, слышишь?! Ты уволен!

— Вы, это... — включается товарищ субъекта, предусмотрительно расположившись чуть подальше за 'женщиной', — оставьте пацана, он больше не будет. Мля буду!

— А ты сам-то кто такой? — отвечаю я с сарказмом, пресекая очередную попытку особи женского пола, пробиться к своему самцу.

— Я? Я Колян, — немного сбитый с толку произносит товарищ.

— Поздравляю. Но кто ты такой, чтобы верить твоему слову? Нам проще твоего друга отсюда удалить, чем в пятый раз сюда на вызов ехать.

— Оставьте под мою ответственность! — товарищ бил себя в пьяную грудь. — Если Димон накосячит, меня вместе с ним выгоните, слова не скажу!

— Парень, я тебя не знаю, и что стоит твоё слово тоже, — устало повторяю я раз наверное в пятнадцатый за сегодня. — Так что иди обратно за столик отдыхать, и не мешай нам.

— Не указывай мне! — товарищ ерепенится. — Я сам знаю, что делать!

— Слышь, — обращаюсь я к местному охраннику, обычному лопоухому пареньку в синей рубашке с бейджиком на нагрудном кармане, который жмется в стороне у стенки. Ему лет двадцать, видать устроился сюда сразу после армейки, ну или студент. И каким авторитетом он может пользоваться у подвыпивших посетителей этой рюмочной? Правильно — никаким, его попросту шлют на три буквы и продолжают куролесить. Ну а он вынужден 'отжимать кнопку', по вызову которой как умалишённые несемся мы и разруливаем ситуацию. Почему мы, а не милиция, тьфу, полиция, которую в любом случае вызывают? Всё просто — мы стоим дешевле. Вневедомственная охрана берет в месяц тысяч двадцать пять, мы тысяч восемь, директор 'Палеолита' умеет считать деньги, и плевать он хотел на все наши геморрои, связанные с этим, ведь после оплаты наших услуг — это не его проблемы. И ладно бы эти восемь тысяч мы получали на руки, всё достается директору и по совместительству хозяину ЧОПа, а нам перепадают сущие копейки. Впрочем, меня занесло... — Чего стоишь как истукан, уведи господина обратно в зал, чтобы не мешался.

— Ага, — кивает паренёк и совершает самую распространённую ошибку новичка — хватает подвыпившего субъекта за запястье и пытается его оттащить. Субъект естественно руку вырвал и дернулся на молодого, отчего неожиданно схлопотал от него локтем в челюсть. Резвый парнишка оказывается, далеко пойдёт.

— Да ты ж твою мать! — взревел Вася обреченно, и, ухватив на удушающий своего оппонента, которого только что мирно выталкивал прочь, и который сейчас подорвался на помощь другу, моментально приподнял его так, чтобы ноги свободно болтались над полом, и уже через десять секунд опустил туда бесчувственное тело.

Мне как всегда осталось самое сложное — пьяная дамочка. Бить её нельзя, и она это знает, отчего говна и норова в ней с избытком. Алкозависимая валькирия пытается вцепиться в мои глаза своими накладными когтями, а лицо её, и так не блещущее красотой, обезображивается праведным гневом на мою скромную персону. Но разряд табельного электрошокера творит чудеса и моментально приводит её в чувство.

В итоге три распластанных тела оказались на грязном, замызганном полу рюмочной.

— Млять, как они задрали, — выдыхает напарник. — Ну почему просто не уйти, когда вежливо просят? Нет, блин, нужно показать, кто тут главный. Идиоты с атрофированным чувством самосохранения. Да? Да?! — он склоняется над своим противником, и со всего размаху залепляет ему звонкую пощёчину. — Сволочи, вот так бы взял, и свернул бы им всем шеи. Да?! — новый шлепок, после которого потерявший сознание приходит в себя. Я же, не мудрствуя и не смотря на неудобный бронежилет, павшие тела просто вытаскиваю за ноги на улицу, успевая порадоваться, что женский пол сейчас чаще ходит в джинсах, и не приходится смотреть на получающееся непотребство.

Как только я вытянул на крыльцо немного прифигевшую и обописавшуюся мадам, там же, таща за шкирку её благоверного, появился Василий. Буквально выпнув его наружу, он отошел ко мне с интересом начал наблюдать, за действиями поверженной троицы.

Первым с грязного асфальта поднялся 'друг семьи'. Немного пошатываясь, он сфокусировал на нас свой взгляд, и, погрозив кулаком, произнес:

— Вам писец! Сейчас я позвоню по телефону, и сюда подъедут двадцать машин. Вас отымеют и высушат, твари!

— Звони, — меланхолично ответил напарник.

— Вы что уроды делаете? — это уже подала голос женщина, кое-как ставшая на четвереньки. — Да я щас ментов вызову, вас же закроют на десятку, не меньше!

— Ага, — я сплюнул. — И еще расстреляют, без права переписки.

— Чо ржоте, козлы. Писец вам, я сказал, — а вот окончательно очухался и придушеный. — Вы же меня чуть не убили, я заяву писать буду. Вызывайте ментов!

— Тебе надо, ты и вызывай, — я вынул пачку сигарет из карманаи и, вытянув одну из них, подкурился от обычной китайской одноразовой зажигалки. — Только ты сначала с другом определись, либо как четкий пацан по понятиям братву вызвать, либо как последний баклан ментам заявление строчить. Выбор за тобой.

— Пацаны не отвечают, — товарищ тщетно уже кого-то пытался вызвонить по мобильному телефону. — Спят кажись. Надо ментов вызывать, чтобы этих гандонов закрыли. А то чо они по беспределу!

— Ребят, — вновь взял я голос, затянувшись. — Подумайте хорошенько, а стоит ли их вызывать, ведь от этого зависит ваша жизнь.

— Козлы безрогие! Вы как на меня руку поднять осмелились! — Женщина была уже на ногах и угрожающе махала на нас своей сумочкой, однако подходить, видимо боялась, как в прочем и её кавалеры. — Да вас за это на зоне опустят! Настоящими петухами сделают, запомните мои слова! — и, обернувшись к своему суженному, добавила. — Зай, вызывай мусоров, я не я буду, если их в камере не отымеют!

— Ну и что вы им скажите? — вновь спокойно и без эмоций произнес Вася. — На вас, дамочка следов нет, у молодого человека вашего тоже следов нет, лишь вон у того, — он кивнул на отошедшего чуть в сторону товарища, — возможно выйдет легкий синячок на подбородке, да и то все подтвердят, что он сам споткнулся, и об стену стукнулся. Так что в пролёте вы, как та самая муха.

— Зай, я сказала, что засажу их, значит засажу! Всеки мне!

— Чо?

— Всеки мне, чтоб синяк на пол лица был! Мусорам скажем, что это они, и уж тогда эти твари точно не отвертятся!

— Ну, раз ты так просишь, — и гражданин без тени сомнения врезал по лицу своей дамы сердца кулаком. Женщина тут же рухнула как подкошенная, но буквально через пару секунд снова стояла на ногах.

— Всё! — радостно верещала она. — Манда к вам пришла волосатая! Вас точно закроют.

— А теперь девушка посмотрите вот сюда, — я ткнул пальцем под потолок навеса над крыльцом. — Тут вас снимает скрытая камера, на которой отчетливо видно, как вас собственный парень лупцует. Так что идите по домам, да по добру-поздорову.

— Мы вас найдем!

— Обязательно найдете, а пока идите домой отсыпаться!

— Мы точно найдем, и писец вам!

— Обязательно, и непременно. А пока до свидания. Не скажу, что знакомство было приятным.

— Сволочи. Твари. Козлы, — под такие эпитеты в наш адрес эта троица, шатаясь, побрела прочь от этого злачного 'Палеолита'.

— Слышь, молодой, — Вася обратился к местному охраннику, весь разговор простоявшему в дверях, — можешь опять в зал вернуться. И пожалуйста, по пустякам кнопку не отжимай. А то психанем, и постреляем тут всех нахрен. Зря, что ли нам пистолеты выдали? Ну давай, не прощаемся.

Я кивнул пареньку, и, затушив сигарету, двинул вслед за напарником до стоящей неподалеку служебной машины — обычной вазовской Гранты, выкрашенной в идиотские цвета нашей охранной канторы. Василий без разговоров плюхнулся на штурманское место, ну а я занял уже привычное место водителя. Крутить баранку мне нравилось, а уж по ночному городу и подавно, нет того трафика и суеты, что царит днем, всё более чинно и спокойно. Свет уличных фонарей, бездонное звездное небо, и вечно одинокая луна — что еще нужно?

Машина завелась с полтычка, пристегнув ремень, я начал выруливать с прикафешной стоянки, и, открыв окно на своей двери по максимуму, вдавил педаль газа до упора, отправляя свой болид к точке постоянного ожидания, где мы должны находиться, когда нет вызовов.

— Чего так разогнался? Чай не на пожар, — флегматично заметил напарник.

— Да так свежий ветер лицо приятно обдувает. Попробуй. Тебе понравиться.

— Нафиг. Так и заболеть не долго, — отвечает Вася, но окно всё же открывает. — Пять часов смены осталось, скоро ли уже ночь пролетит, а там трое суток отдыха.

— Кому отдых, а кому еще два дня горбатиться, — кисло замечаю я.

— Завязывал бы ты со своими пластиковыми окнами. Всех денег не заработаешь, а здоровье оно такое — хрен угробленное восстановишь.

— Не, сутки отосплюсь, и два дня нормально отпашу, не переживай.

— Да на тебе же лица нет, — напарник укоризненно поглядел на меня, — ты за год осунулся весь, килограмм на пятнадцать похудел, не меньше.

— Ты же знаешь — мне деньги нужны, — отмахнулся я.

— Знаю, знаю, в Дашке всё дело. Ты хоть до неё дозвонился?

— Нет, два месяца уже от Ленки добиться не могу. То она в спецшколе, то в летнем лагере, то на экскурсию недельную уехала.

— И чего думаешь?

— А ничего не думаю. Через две недели отпуск, все документы готовы, сяду на самолёт и к дочери.

— Хорошее дело, — стоило ему только это проговорить, как тут же зашипела автомобильная радиостанция.

— Беркут Центру, Беркут Центру.

— Беркут на связи, — ответил в снятую тангетку Вася.

— Сработка в третьем 'Калейдоскопе'.

— Приняли, выезжаем, — тангетка вернулась на место, а ко мне была обращена ритуальная фраза. — Гони детка!

— Гоню! — ответил я, круто выкручивая руль и входя в резкий поворот. Пять минут с момента вызова пошло, и я должен был уложиться.

Перекрестки мелькали один за другим, длинные, узкие и плохо освещённые улочки пролетали мимо, и вот наша Гранта выпархивает к продуктовому магазину Колейдоскоп, встав как вкопанная перед самым входом.

На первый взгляд всё цело, но инструкция требует того, чтобы все окна на предмет повреждений были осмотрены, поэтому мы с напарником, выбравшись из автомобиля и вооружившись тяжелыми фонарями-дубинками, начинаем обходить фасад по кругу. Все окна целы, двери дебаркадера и запасного выхода закрыты. Ложный вызов, неприятно, но такое периодически случается. Сейчас нужно доложить на базу, что всё хорошо и выдвигаться к точке ожидания, в надежде, что до утра будет спокойно, и мы хотя бы немного за сегодня поспим.

Только мы вернулись к своему автомобилю, как из-за угла ближайшего здания в нашу сторону вышел невысокий, но крепкий мужичок, лысый, как колено, и с мохнатой щеточкой усов под носом.

— Палыч, опять проверка! — вырывается у Василия, когда он замечает его.

— Молодцы, за три двадцать успели. Но только почему вы каски не надели? Непорядок...

— Палыч, ты сам-то пробовал их носить? — замечаю я. — Через час шея отекает, ни вздохнуть ни перднуть.

— Положено по инструкции, значит должны исполнять. Хорошо, что хоть бронежилеты снять не додумались, как Соколы с Орлами. С них за это двадцать процентов премии вычтется, а вам за каски всего лишь пять.

— Палыч, будь человеком! — взмолился Василий. — Бес попутал, шлемы с головы слетели, когда мы из машины вылазили. Вон они на заднем сидении как упали, так и лежат.

— Ты мне сказки не рассказывай, чай не маленький уже.

— Вы бы лучше, — заговариваю я, — в 'Палеолит' кого посерьезней ставили. Задолбали сопляков туда пихать. Они ни бе, ни ме, ни кукареку, только кнопку по любым пустякам жать горазды.

— А кто туда за такие деньги пойдет работать? Вот ты, Виктор, за семьдесят рублей в час туда работать пойдешь?

— Нет конечно.

— Вот и я о том же.

— Может тогда вообще от него отказаться, геморрой же.

— Вам за этот геморрой и платят, так что не скулите, чай не бабы, — Палыч выложил на капот раскрытую тетрадку. — Расписывайтесь давайте в проверке, и дуйте дежурить дальше.

Подмахнув в журнале проверок напротив своих фамилий, мы холодно распрощались с нашим непосредственным начальником, заместителем директора родного ЧОПа.

— Вот ведь Орлы с Соколами гады, могли и предупредить, — возмутился Вася, когда мы вновь оказались в салоне автомобиля.

— Дык, кажись звонили, — я вытянул свой мобильник, старую и верную Нокию 3310. — У нас как раз веселье с пьяными дегенератами было, а у меня на беззвучном режиме стояло. Три раза нам набирали.

— Могли и мне позвонить, — напарник даже и не думает прекращать обижаться на коллег.

— Могли, — соглашаюсь я. И только я собрался засунуть телефон обратно в карман форменной штанины, как он завибрировал в руке. На экране высветился дикий номер из мешанины цифр. Звонили явно из-за границы. — Да!

— Витя, это ты? — доносится до меня голос пьяной Лены, человека, которого после развода я меньше бы всего желал услышать.

— Я. Что случилось? Что с Дашей?

— Похоронили Дашу. Вчера похоронили...

Глава 2

Не прошли и сутки, как я стоял в холе аэропорта города Осло и глядел на доску с расписаниями автобусов и электричек, призванных доставить прилетевших пассажиров до самой столицы Норвегии. За плечами остался почти трехчасовой перелёт из Москвы и почти десятичасовой автобробег до Третьего Рима.

Деньги были скоплены, документы для выезда давно оформлены, оставалось лишь заказать билеты на самолёт и попрощаться с любимой Родиной, поднимаясь по трапу. Сложнее было с работой...

После сдачи смены в восемь утра я тут же написал заявление о переносе отпуска и подал его на визирование Палычу. Тот мельком глянул на исписанную бумажку, разорвал на кусочки и так же меланхолично продолжил что-то записывать в толстом амбарном журнале.

— Палыч, а ты не прифигел? Мне отпуск нужен сегодня!

— А кто работать будет? — поднял на меня он свои водянистые глаза. — Папа Карло?

— Палыч, не зли меня. Ты же знаешь, что у меня ребенка похоронили.

— Ну, так ведь уже похоронили, спешить-то некуда, — вновь принялся он за писанину. — Неделей раньше, неделей позже — какая раз... — но договорить я ему не дал, с размаху залепил по лысому виску кулаком, отчего начальник отлетел к стене и удачно приложился затылком.

— Вить, ты чего? — испуганно взвизгнула Светка, чоповский бухгалтер, деливший кабинет с замами директора.

— Ты еще скажи что-нибудь под руку, — рявкнул я в ответ и тяжелой походкой вышел на улицу. Там немного успокоившись и выкурив свежекупленных сигарет, я обдумал дальнейшие планы.

Мне повезло, Палыч на меня заяву в полицию катать не стал, ограничившись выговором и лишением премии. Директор даже сам его обозвал идиотом, когда узнал причину моей агрессии, после чего распорядился не переносить мой очередной отпуск, а оформить мне двухнедельный отпуск без содержания, позволив не появляться на работе целых шесть недель.

Напарник, с которым я занимался установкой пластиковых окон, тоже от известия, что я уезжаю, оказался не в восторге. Мрачно переварив приближающиеся перспективы горбатиться одному, он сухо пожелал мне удачи и бросил трубку. И только после этого я был по настоящему свободен, чтобы без хвостов мчаться к бывшей жене, не уберегшей мою дочь.

Осло встретил меня тяжелыми свинцовыми тучами, отчего казалось, что это не облака давят на тебя, а бетонная могильная плита. Ко всему прочему сюда добавлялся мелкий, но весьма настойчивый дождь, от которого моментально промокла моя куртка, предусмотрительно захваченная с собой. Кутаясь в капюшон, я дождался автобус, расплатился за проезд фиолетовой стокроновой купюрой и устроился на месте рядом с окном, в которое бессмысленно и пялился всю дорогу.

Дождь размывал всё сущее, окружающее меня. Он впитывал свет, игриво одаривая меня лишь отблесками на стекле, струился и тёк, завлекая мою душу в глубокие воды Ахерона. Огни проезжающих автомобилей, яркие вывески магазинов, броские пятна уличных фонарей — всё сливалось и смешивалось в каплях этого серого и темного дождя, и даже сгущающиеся сумерки воспринимались, как выпитый им до дна день.

Вновь этот холодный электрический свет. Ветер врывается в складки моей одежды, но я уверенно иду от остановки в сторону нужной мне улицы. Я уже бывал здесь в прошлом году, и этого для меня достаточно. Теперь даже с закрытыми глазами я смогу добраться до интересующего меня дома, где жила моя дочь...

Дочь. Моя маленькая Дашенька, волею судьбы увезенная от меня на другой конец Земли. Да, твоя мама нашла себе иностранного мужа, такое случается, но я не нашел себе другую дочь. И видимо уже не найду.

Вот позади остается одна улица, вторая, и я, пересекая несколько переулков и тупиков, наконец, оказываюсь там, где нужно. Чуть в горку вдоль мощенного булыжником тротуара тянуться пяток частных домов, как будто сжатых весельчаком троллем в один. Там где кончается первый, тут же начинается другой, и не важна разница ни в цвете и архитектуре. Желтый дом плавно перетекает в синий, тот в свою очередь в зеленый, ну а уже тот в красный. Именно в последний мне и нужно.

Всю дорогу я гнал от себя эти мысли, думал о чем угодно, но только не об этом. И вот, уже стоя на пороге перед массивной деревянной дверью, я понял, что боюсь. Боюсь узнать — как она умерла. До дрожи в зубах боюсь.

Глава 3

Дверь мне долго не открывали, а звонок к моему удивлению не работал, поэтому пришлось длительное время просто долбиться кулаком. И не зря. Через долгие двадцать минут вход внутрь дома был открыт.

Какая-то помятая Лена, в грязном синем халате на голое тело, непонимающе глядела на меня сквозь растрепанные черные волосы.

— Вы кто? — спросила она заплетающимся языком.

— Ты что, сдурела?

— А, Витька, заходи! — весело заявила она, уступая мне проход внутрь, чем я и воспользовался. — Какими судьбами?

— Ты рехнулась? Ты же сама мне вчера сообщила, что Даша умерла, и ты её похоронила.

— Ах да, — бывшая жена как то сразу сникла, уставившись бесцветным взглядом в одну точку на стене.

Некогда первейшая красавица района, с годами она несколько поблекла. Морщины сеточкой уже стали покрывать её прекрасное лицо, сейчас заметно опухшее и одновременно осунувшиеся под грузом проблем. Тело страдало чрезмерной худобой, что для Лены было не характерно, с её комплекцией и грудью четвертого размера это было невозможно. По крайней мере, я так считал до сегодняшнего дня. Да и сама грудь под халатом сильно обвисла, и это у человека, который даже родную дочь ей кормить не захотел, лишь бы не потерять красивые упругие формы. Такие явные метаморфозы не происходят за несколько дней.

— Так ты зачем пришел? — вновь начала она непонимающим тоном.

— Что с Дашей? Не тяни душу!

— С Дашей? Даша умерла... — Лена не глядя уселась на небольшую, возле входной двери, полочку для обуви, на которой в беспорядке валялась разные непарные ботинки и кроссовки. — А ты не знал?

— Ты совсем из ума выжила? — но Лена как будто меня не слышала, обхватив голову руками, она начала поскуливать.

— Мою девочку убили, убили... — и вдруг резко подскочив, она гневно выкрикнула, целясь ногтями мне в лицо. — А где был ты? Почему ты её не спас? Это ты во всем виноват! Это ты убил её!

Моё тело сработало на автомате. Резкий удар правым локтем в подбородок опасно приблизившегося противника, и легкое, словно пушинка, тело отлетает к дальней стене, сползая по которой, оно оформилось в жалкий, пускающий сопли и слюни, стонущий в районе плинтуса комок.

Я глядел на неё, и не верил в то, что произошло. Моя богиня, с которой я сдувал пылинки, которую я добивался не один год, превратилось в какое-то убогое существо. Я не смел поднять на неё руку, даже когда она загуляла с другим, наставляя мне ветвистые рога. Хотелось задушить, растерзать, застрелить, но я сдержался и даже пальцем не тронул. Не смог. Как можно ударить её, мать твоего ребенка?

И вот сейчас я попытался прислушаться к себе. И ничего не услышал, ни скрипа раскаянья, ни грамма сожаления. Передо мной на полу всхлипывал абсолютно чужой человек, на которого мне было глубоко плевать. И это осознание испугало меня. Метаморфозы настигли не только Лену.

От этих грустных размышлений меня вывел шум спускающегося по лестнице человека. Я ожидал увидеть Олафа, нового мужа моей бывшей, и даже в голове уже продумал оправдание для него, чтобы он сразу же не вызвал полицию. Но вместо него по лестнице спускался здоровенный, под два метра ростом полуголый негр.

Увидев меня и лежащую у моих ног Лену, он начал что-то быстро говорить на своем тарабарском наречии, при этом не забывая амплитудно размахивать руками.

— Это что за обезьяна? — спросил я у Елены. Не получив ответа, я легонько подопнул её носком и повторил вопрос. Заметив этот мой неподобающий жест, негр разъярился не на шутку, и уже переходя на крик двинулся на меня.

Пытаясь схватить мою шею, он выхватил лишь удар лбом по своему носу, после чего к подаркам добавились короткий удар кулаком по солнышку, двоечка по печени, и опрокидывающий удар локтем в подбородок.

Меня никто не сдерживал, да и сам я себя отпустил. Во мне плескалось океаны злобы на себя, на Ленку, на весь этот чертов мир, и, конечно же, на этого иссиня-черного человека, посмевшего прикоснуться к моей шее. Оказавшись на поверженным противникам, я бил и бил его лицо, превращавшееся под моими кулаками в кровавое месиво. И лишь когда он потерял сознание, я остановился.

Тяжело дыша я сполз с него и упал на пол рядом с всё еще стонущей Леной. Пару минут я пролежал без движения, закрыв глаза, и пытаясь абстрагироваться от произошедшего. Но тщетно. Реальность меня не отпускала.

Собравшись с духом, я поднялся на ноги, вытер окровавленные руки о спортивные штаны негра, и, ухватив свою бывшую жену за волосы, потащил её в сторону ванной комнаты, благо её расположение запомнилось еще с предыдущего визита.

Небольшая комнатка, где душевая кабина была совмещена с небольшой акриловой ванной, куда и была засунута Лена. Из держателя была извлечена душевая лейка, а маховик холодной воды выкручен на максимум. Упругие струи ледяной воды ударили по обмякшему телу, приводя его в сознание.

Лена вяло пыталась укрыться от воды руками, прячась за грязную ткань халата. Пусть. Халат намокнет и будет холодить еще сильнее, так что в себя она придёт по любому. Хотя...

Я наклонился и задрал левый рукав. Так и есть — дорожка заядлого героинщика. Десятки точек, образующих непроходящий синяк-гематому, прошлись по локтевому сгибу. Теперь всё более-менее стало ясно.

— Дорогая, и давно ты на наркоту подсела? — спросил я, специально направив струи на лицо.

— Тебе то что? Пошел на хрен, придурок, — огрызалась она.

— Ты давай, не уходи от ответа. Давно на наркоте сидишь?

— Я сказала — пошел на хрен!

Так наш диалог продолжался минут десять, пока к нам не завалился перемазанный кровью негр. Грубо ругаясь на своем наречии, он размахивал перед собой небольшим короткоствольным револьвером, то и дело, пытаясь ткнуть им меня в живот.

— Ирдис, вали этого козла! — вдруг заверещала за спиной, почему-то по-русски Лена. — Нахрен он тут нужен!

Новоявленный Ирдис скорее всего по интонациям понял, что от него хотят, поэтому зловеще, как позволило разбитое лицо, ухмыльнувшись, он в последний раз ткнул ствол мне в грудь и попытался нажать на спусковой крючок.

Револьвер он держал в правой руке, а это значит, что бить по ней нужно моей левой, уводя от линии огня по наиболее легкому для руки маршруту, то есть во внутрь. Одновременно с ударом моё тело с небольшим отшагом совершило скрут за доли секунды оказавшись вне зоны поражения. Опоздавший выстрел не произвел того эффекта, которого от него ожидал негр. Он, еще ничего не осознав, получил удар коленом по своему детородному органу и согнулся. Его затылок принял посыл сплетенных в замок рук, а лицо разбило когда-то белоснежную раковину, расколов её на три неравные части. Нокаут был полным.

Подхватив висевшие тут же полотенца, я начал связывать противнику за спиной руки, не забыв сразу прибрать револьвер к себе в карман куртки. Несколько минут, и негритёнок был схомутан по рукам и ногам, и на всякий случай получил большой кусок тряпки в качестве кляпа.

— Ну что, дорогая, — вернулся я к свой бывшей жене, — пошли, что ли, поговорим о делах наших скорбных.

Глава 4

— Где Олаф? — в который раз поинтересовался я у Лены

— Нету, — наконец ответила она, выйдя из ступора. — К другой ушел, кобель.

— Ну, если пользоваться твоей терминологией, то сама ты получаешься сучкой. Вспомни, как сама от меня на стороне гуляла? — но ответом мне послужил лишь испепеляющий ненавистью взгляд.

Мы ехали в тяжелых предрассветных сумерках в сторону выезда из Осло. Дождь, не перестававший лить всю ночь, сделал дорогу одной сплошной лужей, по которой, понуро разбрызгивая грязь, ехали другие автомобили. Дворники сметали тяжелые капли с лобового стекла, сопровождая свою работу едва уловимым монотонным скрежетом, от которого у меня после бессонной ночи слипались глаза. Дело хоть как-то спасал разговор, который толком не клеился, но попыток завязать который я не прекращал.

Вчера, осознав бесполезность внятного общения с бывшей супругой, я, на всякий случай связав, оттащил её в спальню, где большая кровать еще хранила следы непотребства. Плюхнув обнаженное и мокрое тело на смятые простыни, я уселся рядом и попытался обдумать положение. Но в голову лезли лишь тяжкие, одни мрачнее другой, мысли.

Что произошло? Как такое вообще могло получиться? Ответа не было.

Чтобы как-то себя занять, я проверил вещи негра. Самые плохие предположения практически сразу подтвердились — в карманах его джинс нашлись целлофановые пакетики с героином, что вполне соответствовало двум использованным шприцам на туалетном столике.

С этой дрянью я в свое время очень часто пересекался, когда работал пепеэсником. В те годы наш городок просто захлестнула волна наркоты. Практически у каждого взятого карманника, разбойника и вора руки были в синих дорожках от медицинских игл, не говоря уже про убийц всяких мастей. Вот и сейчас, я как будто окунулся в прошлое.

Этот Ирдис без сомнения был наркобарыгой. Возможно даже тем, кто и подсадил Ленку на эту дрянь. И с такой фигней я тоже сталкивался — эти твари за дозу пользуют молодых, пока не потерявших человеческий вид наркоманок, еще сильнее подсаживая на иглу.

Трепать Лену для ответов было бесполезно, почти сразу после душа она уснула. Ну и я попытался поспать рядом. Но сна не было.

Утром меня ждало не совсем приятное открытие. Ночью умер Ирдис. Видимо его нос забили сопли или кровь, а кляп не дал спокойно дышать, уморив негра-барыгу удушающей смертью. Поэтому он особо и не возражал, когда я забрал ключи от его автомобиля, его бумажник с двумя тысячами крон, прихватил и неплохой складной нож с клипсой.

Лена эту новость восприняла спокойно. Умывшись на кухне, она не красясь, что раньше было просто невозможно, накинула на себя мятую одежду, и, прихлебнув из початой бутылки дешевого виски, молча уселась в Ирдисову Вольво, неизвестной мне модели..

— Почему ушел Олаф? — вновь повторил я вопрос.

— Потому что скотина! Все вы мужики скоты, — огрызнулась бывшая супруга.

— Ты дуру-то из себя не строй. Как будто я не знаю, как он тебя любил. Похлеще меня, — я грустно усмехнулся. — Я даже иногда думал, что ты ему любовное зелье подмешиваешь.

— Любил, да сплыл, — уставилась Лена в окно. — Прошла любовь, когда он узнал, что я бесплодна.

— Да ладно! С чего бы это?

— А с того! Из-за тебя идиота!

— А я-то тут причем?

— Я же из-за тебя на аборты бегала.

— Чего?!

— Того! Беременела я от тебя, сволочи, и в поликлинику бежала! — зло высказала она, исподлобья глядя на меня.

— Но зачем?

— А что, нищету плодить надо было? Ты ж нищим ментом был. Все другие хотя бы пьяных обирали, бабок на вокзалах крышивали? А ты?

— А я был честным. Не за этим я на службу шел.

— Не затем я на службу шел, — передразнила она меня. — А мне что нужно было делать? Я молодая баба, а носила обноски, которые еще в школе себе покупала.

— Так, а нафига за меня замуж-то выходила? — начал я закипать.

— Думала ты мужик, а ты так, лишь подобием мужика оказался. Обеспечить семью не смо... — я не сдержался и залепил раскрытой ладонью ей по губам.

— Думай перед тем, как что-то сказать. Я уже не тот, что раньше.

— Вот, лишний раз доказал, что сволочь ты! Скотина! На женщину руку поднял! Ох... — новый смачный шлепок, после которого лопнула верхняя губа, окрасив Ленин рот кровью.

— Ты еще не поняла? — спокойно сказал я. — Я не буду терпеть твои выходки как раньше. Мозготрахательные упражнения со мной уже не проходят.

— Да поше... — третий шлепок.

— Не перебивай меня. Говорить начнешь, когда тебе слово дадут. Всё поняла?

— Да, — угрюмо заявила она.

— Вот и славно, — улыбнулся я в ответ. — А теперь продолжим. Олаф ушел, когда узнал, что ты бесплодна?

— Да. Сказал, что ему нужны дети, и не чужие ублюдки, а свои.

— Давно это было?

— Месяцев десять назад.

— А потом?

— А потом я застукала его с его же секретаршей. Как в плохом анекдоте, блин.

— И?

— Ну и на развод подала, — Лена впервые за сегодня мстительно улыбнулось. — Этот козёл сам во всем виноват был. Он меня перед свадьбой брачный контракт подписать заставил, по которому тому супругу, кто будет пойман на измене, достанется всего лишь десять процентов от имущества. Под меня яму готовил, а сам в неё попал.

— Поздравляю. Но с Дашей-то что произошло?

— Забрали Дашу. Местные ювенальные службы. Какая-то скотина доложила, что я её по попе за непослушание пошлепала.

— Почему мне не позвонила?

— А что бы я тебе сказала? Что я нашу дочь просрала? — Лена вновь отвернулась к окну. — Надеялась, что её по ошибке забрали, и я всё верну на место.

— Не получилось?

— Нет. Местный суд меня послал куда подальше, а Дашу определил в новую семью.

— И? Ты даже не виделась с ней?

— Практически нет. Суд разрешил видеться с ней лишь два часа в месяц, и то под контролем чиновников.

— И тогда ты подсела на наркоту?

— Нет. Сначала я начала пить. Вначале по чуть-чуть, а потом за вечер выпивала пару литров вискаря.

— Дальше.

— Дальше попробовала травку. Ну и в одном из кумаров согласилась ширнуться по полной.

— Ирдис предложил?

— Нет, Зак. Но Ирдис был в той же компании.

— И ты всё еще надеялась, бухая и пуская баян по вене вернуть дочь?

— Ни на что я уже не надеялась, — обиженно сложила она себе руки на груди.

— Почему мне не позвонила?

— Не хотела!

— Захотела, когда дочь уже погибла? — и тишина в ответ. — Как это произошло?

— Я точно не знаю. Меня ведь даже на похороны не пригласили. Я только потом узнала, когда на очередную встречу собралась.

— Но что-то ты знаешь?

— Полиция считает, что она повесилась в бельевом шкафу. Обычное дело, как мне сказали. В этой стране дети часто совершают суицид.

— Бред! Как она могла себя убить? Она же так любила жизнь!

— Так мне сказали.

— Тут что-то не так...

За разговором мы давно уже выбрались из города, и ехали по местным проселочным дорогам, которым у нас позавидуют и федеральные трасы. Лена изредка указывала на нужные повороты на встречных развилках и через полчаса езды мы въехали на просторный погост, зажатый между двух высоких скал.

Деревянная одноэтажная церковка с высоким шпилем встретила нас небольшой парковкой у её главного входа. За церковью, даже скорее часовней, начиналось зеленое, поросшее газонной травой кладбище.

Лена молча вышла из машины, и я следую за ней, отправился по узкой каменной тропинке петляющей меж массивными каменными надгробиями.

Дождь немного стих, лишь неприятной моросью впиваясь в лицо и одежду. Два десятка шагов, и одежда была уже насквозь мокрая. Я поглубже натянул капюшон и следовал за Леной, тяжело бредущей впереди.

— Вот, — указала она на простой деревянный белый крест, на котором даже не было прибито никакой таблички. Лишь черным маркером по его центру была выведено число семьдесят два.

— Трава уже выросла, — почему-то произнес я, падая перед крестом на колени.

— Месяц прошел, — сказала она отрешенно. — Естественно трава вырасти успела.

Но я уже не слышал. Слезы залили мои глаза, а сам я был в том солнечном лете, когда мы вдвоём с моей маленькой девочкой гуляли по окрестным горам и полянкам.

Глава 5

Дождь прекратился ближе к обеду. Но солнце не почтило нас своим присутствием, тяжелые свинцовые тучи всё так же висели над этим блёклым миром. Окружающие краски потухли, и некогда ярко-красные цвета, так любимые местными норвежцами, выглядели темно-бордовыми. Люди уныло, спрятав головы в капюшоны, брели куда-то по своим делам, не обращая на остальное никакого внимания. Такие же потухшие, как и всё вокруг.

Норвежское лето — череда холодных, дождливых и пасмурных дней, лишь изредка озаряемых теплыми светлыми моментами. Как здесь живут люди, я до сих пор не понимаю, с ума от всей этой унылости можно сойти за полгода-год. Вероятно, самой востребованной профессией здесь считаются психотерапевты, лечащие тонкие и нежные души толерантных европейцев. Хотя...

Черт, да ничего я об этих европейцах не знаю. Всю жизнь прожил в России, и об остальном мире судил по своему черно-белому телевизору, где каждое воскресение по первому каналу господин Сенкевич в 'Клубе Путешественников' открывал волшебное окно в 'другой мир', казавшийся тогда изумительным и немножечко ненастоящим. Всё там было необычным — другие люди, чистые улицы, пригожие дома. Красивый хороший капитализм, одним словом.

Я помню перестройку, когда нашим народом ожидалось 'вот-вот и заживем как в загранице'. Помню, как к приезжим иностранцам все заглядывали в рот, и всем было плевать, что приезжали чумазые румыны, мало чем отличающиеся от наших молдаван, разве что одеты были чуть получше.

Ну а потом началось.

Чемодан-Вокзал-Россия.

Родители не отпускали меня играть на улицу, заставляя весь день после школы отсиживаться дома. Но и в самой кишинёвской школе веселья хватало, драки с местными представителями титульной нации были практически каждый день. Однажды мне не повезло, и о мою голову разбили бутылки две-три из под молдавского вина. Вино было хорошее, а порезы от розочки еще лучше. Родители тогда всё бросили и отвезли меня к тётке, работающей завотделением в городской больнице Бендер. В больнице я и провел последующие полгода и отлично запомнил 'марш мира' румын-европейцев.

Отца ранило. Мать, рискуя всем, нас неходящих на разбитом четыреста двенадцатом москвиче вывезла прямо по простреливаемому всеми мосту через Днестр. До сих пор помню, как шальные пули били стекла над головой, и как раненый отец накрывал меня своим телом от дурных осколков. До сего дня после тех событий я к европейцам испытываю нечто вроде предубежденности. Нифига они не светочи цивилизации.

Вот и сейчас, я сижу в машине, припаркованной на тихой улочке одного из норвежских поселков, а моё сознание всё еще не может осознать случившегося. Мою дочь отобрали потому что, на взгляд местных чиновников, моя бывшая жена оказалась плохой матерью.

А вот это бред!

Какая бы Лена не была расчетливой тварью и гулящей кошкой, но дочь нашу она любила безумно. Она неделями корпела над книжками по детской психологии, подбирала ей развивающие игры и занятия, водила за ручку на детские кружки и мероприятия. Не могла же она так быстро измениться. Хотя...

Я знаю о случившемся только из её слов, а это далеко не показатель. Могла она на наркоту раньше подсесть? Могла. Вон какие тут депрессивные погоды. Мог после этого от неё новый муж уйти? Мог, вполне. Ну а тут уже сам бог велел и ребенка от такой мамаши отобрать. Реально? В том то и дело, что реально.

Сама Елена, для своей же безопасности связанная буксировочным тросом сейчас лежала в багажнике. У неё началась ломка, и до поступления новой дозы героина в кровь, она стала очень опасна, особенно для меня. Особенно сейчас.

Пользуясь глухой тонировкой задних боковых стекол, я расположился сразу за местом водителя. Теперь мне видно всё, меня же не видел никто.

Вольво, почившего Ирдиса, была припаркована на стоянке возле небольшого продуктового магазинчика, и не должна была вызвать излишний интерес к себе. Мало ли кто приехал в этот небольшой городишко? Или поселок? Не знаю как даже и назвать данный населенный пункт, тут жителей под тысячу, не больше.

Объектом моего наблюдения стал крашенный в темно-синий цвет двухэтажный дом в двухстах метрах от стоянки, располагающийся как раз в тупике улицы, открыв моему взору все свои окна. Именно сюда привезли отобранную Дашу. Именно тут она и погибла.

Вглядываясь в купленный в случайной туристическо-сувенирной лавке небольшой китайский бинокль, я пытался задушить, бушевавшие в моей душе сомнения. Стоит или нет? Если стоит, то как потом с этим жить?

На раздумья у меня был весь день. Серое небо постепенно становилось еще мрачнее, разродившись к вечеру новым тяжелым дождем. Тугие струи били в мои окна, застилая меня от окружающего пространства. Текущая вода защищала меня от мира или мир от меня — кто знает?

И вот на часах маленькая стрелка указала на цифру десять. Пора.

Выдохнув, я проверил патроны в барабане револьвера, и, спрятав его в кармане куртки, натянул на глаза красную бейсболку. Щелкнул дверной замок, и я оказался снаружи.

Ледяная вода тут же, несмотря на козырек кепки, ударила в лицо, холодные струи потекли за шиворот. Было неприятно, но я шел к выбранной мной цели. Сто пятьдесят метров. Сто. Семьдесят. Тридцать. А вот и белая дверь с красным глазочком звонка.

'Дзын-инь'

Дверь мне открывает улыбающаяся худосочная блондинка, ростом чуть ниже меня. Лицо её, хоть и выражает доброжелательность, но очень неприятно на вид, было в нём что-то животное, лошадиное.

Она что-то спросила, и даже не успела испугаться, когда мой локоть врезался в её челюсть. Рухнув на пол, она серьезно приложилась затылком, моментально потеряв сознание.

Захлопнув за собой дверь, я покрепче сжал рукоятку револьвера, вытащив его из кармана. Как раз в этот момент на шум из гостиной выглянул лысый полноватый мужичок в очках квадратной оправы. Я видел как его глаза округлились от лицезрения происходящего, а после того как моё оружие направилось в его сторону, он, взвизгнув, бросился проч.

Догнать его удалось только на кухне. Суетясь, он пытался вытащить разделочный нож из деревянного держателя, но трясущимися руками сделать это не успел. Я подхватил его локтевым сгибом сзади за шею, и, приподняв, оттащил подальше от ножей. Когда мы вернулись в гостиную, мужик тоже был уже без сознания. Пластиковые стяжки для проводов, найденные в автомобиле, пошли в дело, ноги и руки мужика были надежно зафиксированы, после чего этой же участи подверглись конечности и лежащей у входа женщины.

Когда я затягивал последнюю стяжку на её руках, я заметил испуганные детские личики, выглядывающие через лестницу на втором этаже.

— Не бойтесь меня, — сказал я по-русски, так как других языков толком и не знал. — Я ничего вам не сделаю. Я папа Даши.

— Даша? — донесся в ответ детский голосок. — Даша?

— Да, Даша. Дарья. Я её папа. Настоящий. Из России.

— Даша? — на лестнице, сжимая белого медвежонка, появилась русоволосая девчушка лет четырех. — Ти папа Даши? — чуть шепеляво, ответила она тоже по-русски. — А её нет. Она уехаля. Далеко уехаля.

— Я знаю, — грустно ответил я, хоть и старался улыбаться. — Как тебя зовут красавица?

— Вика, — ответила девочка.

— А кто там? — я указал пальцем на второй этаж.

— А там Аксиль, Боня и Фати. Но они боятся, трусишки.

— Молодцы, чужих нужно боятся. Но только я ведь не чужой. Я хороший. Скажи им, — малышка что-то пролепетала в пол голоса, и на лестнице появилось еще трое мальцов, старшему из которых от силы было лет семь. — Откуда вы здесь?

— А нас всех забрали от нащих плохих родителей и привезли сюда, к дяде Асьмунду и тёте Урсуле.

— Разве у вас были плохие родители?

— Да, — уверено кивнула девочка. — Они зажимали нащи личности и нарущали наши права, — повторила она, видимо не один раз сказанную ей формулировку.

— А дядя Асмунд и тётя Урсула вас тут не обижают?

— Обижают, — девчушка даже топнула.

— Как?

— Они показивают свои писи и просят их трогать. А я не хочу! За это они меня в чулане запирают. А там страшно, там тролли живут!

— А остальные трогают?

— Они да, — девочка кивнула на остальных. — Они же трусишки. Боятся чулана и тролля. А ты знаешь какой страшный тролль? Очень страшный!

— А Дашу тоже заставляли?

— Ага.

— И тоже засовывали её к троллям?

— Да. Только она смелая была, не боялась их. Они там её даже били до крови, а она терпела.

— До крови?

— Да, у неё даже кровь из писи шла после троллей. Вот какие они страшные!

От этих слов в голове у меня начало мутиться. Глаза начал застилать кровавый туман. Но заметив испуг на детских лицах, я взял себя в руки.

— Вы меня не бойтесь, — повторил я еще раз. — Меня Даша прислала за вами. Она вас в гости зовёт к себе домой. У нас там большой дом и даже пони есть. Вы любите пони?

— Я люблю, а они не знаю.

— А ты спроси. И скажи за одно, что вас ждут море сладостей, мороженного и тортов.

— Ура! Мороженное! — девочка даже вскинула победоносно руки вверх. — Нам можно одеваться?

— Да, одевайтесь. Я Тётю Урсулу как раз и связал, чтобы она нам не мешала. А то она не хотела вам этого мороженного давать.

— Тётя Урсула злая, — сообщила на последок девочка. — Очень плохая тётя.

И натужно улыбаясь, я проводил радостных детей взглядом, после чего подхватил лежащую у ног женщину с лошадиным лицом и потащил к пузатому очкастому мужу.

Глава 6

По телевизору гнали какую-то муру. Толпа идиотов, под веселые завывания диктора, радостно прыгала в мерзкого вида лужу, и как свиньи барахтались там. Впрочем, мне было всё равно.

Виски глушил мой интерес ко всему происходящему, на секунды позволяя забыть произошедшее. Пятый стакан был уже наполовину пуст, я грел в руке его ржавый наполнитель, перед тем как окончательно осушить одним глотком. Мерзость страшная, но водки в этом чертом забытом баре не оказалось. Тут был еще скотч, но название ассоциировалось у меня с клейкой лентой, а пиво не могло заглушить ту боль, что взорвалась внутри, поэтому выбор пал всё же на обычный виски, со вкусом дрянного самогона.

Бар сам по себе не очень-то и большой. Относительно чистый, с десятком небольших столиков в полумраке стен. Ну и с высокой барной стойкой, за которой я и расположился, тупо глядя в небольшой цветной телевизор, притороченный к стене хитроумным кронштейном.

Я пялился в этот мерцающий экран, но мысли мои были далеко.

Вчерашний вечер. Четверо ангелочков были заперты у себя в комнате. Я сказал им, что куда-либо ехать уже поздно, и что как только рассветёт, мы отправимся в путь. Как только повернулся ключ, и отгородил их от этого сумрачного мира, я медленно спустился по обитой зеленым ковролином лестнице и уселся на кресло, напротив связанных приёмных родителей.

Сколько прошло времени пока я наконец решился, даже не знаю. Может час, может два. Наконец, присев к мычащим и стонущим 'родителям', я из нагрудного кармана достал фотографию моей дочери.

— Глядите, твари! — шипел я, даже и не думая о том, что меня не понимают. — Это Даша, моя дочь. Вы, паскуды, её убили, ведь так?

Нужно было видеть их глаза, когда они поняли кто я. Они прекрасно осознали, что я пришел не за их деньгами, драгоценностями и машиной. Я пришел за ними...

И всё же, ошибиться не хотелось. Натянув тонкие медицинские перчатки, я устроил импровизированный блиц-обыск. Деньги и ценные вещи бросались просто на диван, а всё более-менее заслуживающее внимания — укладывалось на журнальный столик. Например, туда легла стопка журналов с порнографией, взятых с верхней полки одного из шкафов. С детской порнографией.

Ухватившись за это, как за соломинку, я влез в ноутбук, стоявший неподалеку от большого плазменного телевизора. Пятнадцать минут блужданий в нём, и я нашел что искал. Детское порно. Мальчики, девочки, там были все, главное, что не старше десяти-двенадцати лет.

Это стало последним камнем на моих внутренних весах. Сопротивляющихся и дергающихся педофилов я оттащил в ванную комнату на первом этаже. Толстяк был подцеплён за руки на держателе для душа, над самым сливом акриловой ванны, жена же пристроилась у его ног.

Нет смысла описывать, что я с ними сделал, хотя эта картина до сих пор довольно ярко стоит у меня перед глазами. Как плоскогубцы ломали пальцы на руках, как зубочистки загонялись под ногти, как... Не важно. Главное я был спокоен и сдержан. У меня была цель, чтобы эти сволочи умерли не сразу, а помучавшись. И они мучились.

Это был мой осознанный выбор. Но как с этим выбором жить дальше — я не представлял.

Еще утром, припарковав автомобиль у сельского магазинчика, я точно не знал, что буду делать, увидев виновников смерти дочери. И скорей всего, после казни я бы сам вскрыл себе вены. Даши нет, смысла в жизни тоже, так для чего цепляться за этот безумный, грязный и жестокий мир? Ради еще не заработанных денег? Ради еще не полученной похоти от женщин? Ради великой лживой цели, которой нет? Три раза 'ХА!'

Но теперь на втором этаже в своих комнатах сидели и ждали завтрашнего чуда четыре маленьких ангелочка. И я не мог их обмануть.

Где-то в полчетвертого утра я подогнал Вольво к дому и вызволил из багажника связанную Ленку, затащив в дом. Не разматывая буксировочный трос с женских рук, я вкатил в ей вену инсулиновым шприцом пару кубиков вскипячённого на ложке героина, прихваченного у Ирдиса. Глаза бывшей сразу помутнели, а тело расслабилось до состояния студня. Ближайшие часа четыре ей будет явно не до меня, а если приход будет мощным — то и все шесть.

А в полпятого, вернув Лену на место, я отправился за малышами. Сонные недовольные личики мгновенно поменялись, стоило мне напомнить про пони и мороженное. Детишки споро одели свою лучшую одежду, и уже почти в шесть утра мы выехали прочь из этого проклятого всеми богами посёлка.

Алое солнце, выпятив свой краешек из-за горной распадки, следило за нами, обещая хорошую погоду. И не обмануло. Весь день нам светило яркое солнце, которое изредка перекрывали большие пушистые, словно овечки, облака.

Мы побывали в зоопарке, на каруселях, в парке аттракционов, не пропускали ни одного торговца сладкой ватой или сувенирами. Смех, радость, детские счастливые визги сопровождали нас.

На меня смотрели как на диковинку. Мужик в окружении четверых маленьких человечков, непрерывно ползающих по нему. То на шею заберутся, то на руки, то еще куда.

Но вот наступил вечер. Тяжелые свинцовые тучи вновь затянули небосклон, выжав из себя мелкие капли дождя. Малыши вповалку уснули на заднем сидении, а я бесцельно колесил по сумрачным улицам Осло.

Но вот в окне мелькнул неоновый огонёк бара, и я плюнув на всё, отправился внутрь. У меня оставалось еще тысяч пять крон, найденных в доме педофилов, и почему бы их не пропить?

Так я и оказался тут, похлебывая виски и тупо пялясь в телевизор.

Вот идиотская передача про группу имбецилов в луже грязи закончилась, и вместо неё пустили выпуск новостей. Дикторша, обладающая явными арабскими чертами лица, начала что то быстро говорить, и неожиданно справа от неё всплыла картинка с фотографией дома, который я покинул утром.

Тут же напрявшись, я постарался незаметно оглядеть посетителей бара, кто еще кроме меня смотрел телевизор. Никому не было до него особого дела. Компания из трех зачуханного вида норвежцев сидела в одном из углов и потягивала пенное пиво из больших стеклянных кружек. Еще парочка мужиков флегматично общались за небольшим столиком, не обращая на окружающий мир хоть какое-то внимание. Бармен был увлечен решением сканворда, и лишь один невысокий рыженький мужичек с плешью и очках, сидевший на другом конце барной стойки от меня, внимательно глядел в голубой экран.

И тут вместо дома всплыли две фотографии. Моя и Лены. Моё изображение они видимо взяли из таможенного архива, ибо именно эта фотография была у меня в загранпаспорте. А вот у Елены была фотография, где она красивая в белом подвенечном платье, причем взята она была с туалетного столика в спальне. А это значит, что полиция уже побывала у неё дома. Что означает и нахождение трупа Ирдиса. А значит — пора избавляться и от Вольво, ибо сейчас его поиск лишь дело техники.

Но для этого нужно выбраться из бара и не привлечь ненужное внимание. Но как назло плешивый внимательно уставился на меня так, что внутри у меня похолодело. Не отрывая взгляда, он отодвинул от себя недопитый стакан с виски, и поднялся со стула. Я непроизвольно нащупал в правом кармане куртки ребристую рукоять револьвера, и как будто в замедленной съемке следил за его приближением ко мне.

И что дальше? Пристрелить его? Пристрелить любого, кто дернется, вырваться наружу, сесть в автомобиль и умчаться? А смысл? Дальше то что? Всё равно будет погоня, и погоня настигнет меня по-любому, особенно в незнакомой стране и в незнакомом городе. Да и за что убивать этого очкарика, плохого он мне пока ничего не сделал.

Я скосил взгляд, все остальные даже и внимания не обратили на сюжет, и продолжали, как ни в чём не бывало, свои дела. И только внимание очкарика, уже приблизившегося вплотную, не даёт мне незаметно раствориться в темноте улиц.

— Пойдём, — вдруг неожиданно сказал он мне по-русски.

— Куда? — опешил я.

— На улицу. Пойдём, — и только сейчас я уловил в его словах еле различимый акцент.

Более не дожидаясь моей реакции мужичек резко развернулся и вышел из бара прочь, я постарался не отстать.

Под тусклым фонарем на крыльце бара, он вытянул из кармана пачку сигарет и закурил, после чего молча предложил закурить и мне. Я не отказался.

— Дети где? — сказал он, когда не меньше половины сигареты превратились в пепел.

— В машине, — я кивнул на Вольво. — Весь день катались по зоопаркам и аттракционам. Вымотались все.

— Это хорошо, — он удовлетворительно мотнул головой. — А жена где?

— Не жена она мне, не жена, — повторил я фразу из одного старого мультфильма.

— Не важно, где она?

— В машине же. В багажнике, чтоб не мешалась, — сказал я не особо задумываясь о последствиях, неожиданно открывшись перед незнакомцем. Вдруг захотелось выговориться, вывалить перед чужим человеком всё, что накопилось.

— Значит так, детей сейчас пересадим ко мне в машину, так будет безопасней, твою-то уже ищут, — он затушил сигарету о кирпичную стену, бросив бычок под ноги. — С женой решай сам — надо её брать с собой или нет.

— Брать куда?

— Туда, где вам помогут.

Глава 7

— Ты что хотел с детьми сделать?

— Не знаю даже, — я чуть замялся. — Когда пришел к ним, то и не думал об этом. У меня в душе была только мысль рвать и метать этих тварей.

— И ты рвал, и метал? — очкастый незнакомец саркастически улыбнулся, плавно подруливая своим БМВ большие лужи.

— Рвал и метал, — ответил я потухшим голосом, уставившись в пассажирское окно на смазанные пятна света, проплывающие по мокрому асфальту. — Они у меня часа по два каждый промучился перед тем как к сатане на приём попасть.

— А сам-то чего тогда не застрелился? Вон в кармане пистолет просвечивает, — незнакомец кивнул на то место, где покоился револьвер. — Обычно так все и поступают в твоём случае.

— И давно ты о нём знаешь?

— Достаточно, чтобы оценить степень твоей опасности.

— И как, опасен? — теперь уже усмехнулся я.

— Очень, — неожиданно серьезно ответил плешивый. — Твоё желание пристрелить меня в баре по твоему лицу мог прочитать каждый, но хорошо что никому до этого не было никакого дела.

— Вот даже как?

— Именно так. Ты лучше от темы не уходи. Почему не стал стреляться? Ведь были такие мысли?

— Были, — честно признался я. — Смысла в жизни больше нет, так зачем она мне тогда?

— Смысл в жизнь мы вкладываем сами, ища оправдание любым поступкам, — философски заметил очкарик. — Ты за что зацепился?

— Вот за них, — я мотнул головой назад, где на широком сидении в повалку спало четверо детишек. — А точнее за неё, за Вику, вон ту с белым медвежонком. Не мог я их там оставить, чтобы они увидели, что я натворил.

— И ты повел их в зоопарк?

— И не только туда. Устроил им день Праздника с большой буквы. Всё равно мне оставалось недолго, а их заберут в интернат.

— Тут нет интернатов, — ответил плешивый через минуту молчания. -Точнее есть. Ты как раз в одном из них побывал.

— В смысле?

— В прямом. Это был отстойник для детей, перед тем как их передадут в полноценные приёмные семьи. Это очень хороший бизнес.

— Не может быть, — я был поражен. — Они же были педофилами! Я пачку порно журналов у них прямо на полках нашел, не говоря уже о порнухе на компьютере. Кто их до детей меньше чем на пушечный выстрел вообще подпустил?

— Ты еще не понял? — незнакомец печально посмотрел мне прямо в глаза. — Педофилия в Норвегии это норма. Норвежцы вообще люди очень странные. Я бы даже сказал это не люди.

— Не может быть! — вновь повторил я.

— Может, — очкарик приоткрыл немного окно и вставил в зубы сигарету, не забыв предложить маленький белый цилиндрик и мне. — Это очень странное место. Инцест на законодательном уровне был запрещен только в семьдесят восьмом году, а до этого жениться на сестре или дочери было обычным делом. А месяца полтора назад местный министр по борьбе с детьми Инга-Тварь по национальному телевидению заявила о том, что это оказывается социальная традиция норвежского общества, и что трахаться со своими родителями и братьями-сестрами нужно учить детей с первого класса*. Тьфу, сволочи, — он яростно сплюнул в узкую щель приоткрытого окна. — Но всему свое время, ты еще о многом узнаешь.

— —

* Имеется ввиду реальное заявление норвежского министра по делам детей и гендерному равноправию Инги Марте Тхуркивильдсен от 29 мая 2013 года.

— —

— О чем?

— Потерпи, мы уже практически приехали.

Он не соврал. Не прошло и пяти минут, как его автомобиль нырнул в неприметный подворотень, и остановился у ворот какого-то большого склада-ангара. Стоило только бибикнуть, как металлические секции со скрежетом стали подниматься вверх, запуская нас внутрь, где в тусклом свете лампочки под потолком угадывались силуэты еще трех автомобилей.

— Отлично, Жанна уже здесь, — успокоившимся голосом отметил плешивый, — Осталось дождаться только Люка и Дика.

— Кого?

Но ответа не последовало. Откуда-то из темноты к нам выплыла полная, я бы даже сказал толстая, лет тридцати-сорока женщина. Её лицо я разглядеть толком и не успел, но ярко-рыжие волосы говорили, что хозяйка их довольно бойкая особа.

— Где ты их нашёл? — проигнорировав приветствие и не обращая на меня никакого внимания, обратилась она к очкарику по-русски.

— У него, все спали, и даже не проснулись, когда перекладывали их в мою машину.

— А этого душегубца зачем притащил? — женщина впервые поглядела на меня, и во взгляде явно чувствовалась неприязнь.

— А куда его еще девать? Пропадёт же.

— Так и пускай пропадает. Нам-то что? А если по его кровавым следам за нами придут? Ты об этом подумал?

— Подумал. Но его полезность для нас выше всего.

Тут через открытые ворота внутреннее пространство лизнуло пятно яркого света, а скрип тормозов не оставлял сомнений в том, что к нам прибыли еще гости. Я выглянул наружу и обнаружил вставший в метре от меня полицейский автомобиль и выбирающегося из него копа в кожаной куртке и кепке. Мысль 'Подстава' промелькнула у меня в голове, руки сами выхватили из кармана револьвер, но тут удар по затылку обрушил все мои планы. Как подкошенный я свалился на грязный бетонный пол, а до моего уха за секунду до потери сознания донеслось: 'Ты что, даже оружие у него не забрал? Ну ты и идиот!'

Глава 8

— А ты резкий парень, — плешивый протянул мне мокрую тряпку, которую я тут же приложил к большой пульсирующей шишке на затылке. — Только хотел предупредить тебя, чтобы не дергался, а ты уже свой револьвер выудил. Хорошо, что Жанна глупостей наделать не дала.

— Тяжелая рука... у Жанны, — протянул я, морщась при ощупывании опухоли.

— Не жалуюсь, — рыжая толстуха стояла в метрах пяти от меня, усаженного на деревянную лавку в какой-то плохо освещенной комнате, отчего лицо её приняло кровожадный оттенок. — Только дернись, и я тебя вообще прибью.

— Она не шутит, — без тени улыбки подтвердил плешивый. — Жанна в России была чемпионкой по метанию ядра и у неё, как у вас говорится — поставлен удар.

— Что, тебе уже доставалось? — ехидно заметил я, но очкарик сделал вид, что не расслышал подкол.

— Твоё оружие мы пока у себя подержим, ты не против? А то мало ли...

— Что за мент? — кивнул я на сидящего в сторонке на табурете полицейского, мнущего в руках большой фонарь-дубинку.

— Это Люк, наш человек. Он не будет тебя арестовывать.

— По-русски то он понимает?

— Не мноогоо, — не отрывая взгляда от фонаря с диким акцентом сообщил коп. Я только сейчас более-менее его разглядел. Широкий торс, крепкие, явно накаченные руки, и индифферентное, безразличное до всего происходящего вокруг, белобрысое лицо. — У мееня жеена былаа из России. Из Кииеваа.

— Это Украина, — машинально поправил я.

— Россиия, — не отступал Люк.

— Хрен с тобой, Россия, так Россия. Со мной-то что будешь делать?

— Сеейчас Дик приеедет и решиим.

— Кто такой Дик?

— Он скоро будет, — вновь взял разговор в свои руки плешивый.

— Тебя хоть как зовут, гордый сын польского народа?

— Что, так заметно, что я поляк? — делано изумился очкарик.

— Акцент у тебя специфический, трудно спутать, — кисло улыбнулся я.

— Янек, можешь звать меня так или просто Яном.

— Как героя из 'четырех танкистов и собаки'?

— Да, именно так.

— Ну а меня можете звать...

— Мы знаем, кто ты такой! — зло перебила меня Жанна. Моё присутствие её явно нервировало. — Убийца, душегуб и урод!

Не успела она придумать, чем еще меня оскорбить, как в темном окне мелькнул свет фар подъезжающего автомобиля, и через минуту к нам в комнату вошел, смахивая воду с дорогой кожаной куртки, невысокий, но крепкий лысый субъект. Мельком взглянув на меня, он поинтересовался у Янека на чистом английском языке о детях. По крайней мере слово 'babies' я узнал. Очкарик что-то быстро ему заговорил, местами давая голос толстухе.

Их разговор длился не долго, через несколько фраз Жанна выхватила из складок своей одежды мобильный телефон и начала куда-то названивать. Несколько коротких звонков и она, как полноправный сержант, доложила своему командиру о выполненной работе. Было забавно наблюдать со стороны за соблюдением этой своеобразной субординации.

— Сейчас Вику увезут, — вновь на русском обратился ко мне Ян. — Хочешь попрощаться?

— Куда увезут?

— К родителям. Настоящим. Заказ давно оплачен, и сегодня до рассвета её нужно попытаться успеть вывезти из Норвегии.

— Как?

— А это не твоего ума дело! — не смогла смолчать бывшая метательница ядра.

— Жанна, не начинай! Лучше подготовь машину, — перебил её Янек, и рыжая бестия, фыркая, вышла из комнаты прочь. Когда её могучее тело скрылось за дверным проёмом, поляк махнул мне рукой. — Пойдём.

Мы вышли в темный, освещаемый лишь одной тусклой лампочкой гараж, где на заднем сидении БМВ, словно ангелочки, спали умаявшиеся за день дети. Я с грустью смотрел на эти счастливые в сонном беспамятстве мордашки, и представлял лицо той, единственной моей девочки, которое уже никогда я в этом мире не увижу. Мои кулаки мгновенно сжались, желваки заиграли на моих висках, вновь захотелось крушить и рвать всё, что попадется в руки.

Выдохнув, я попытался успокоиться, глядя на красивые личики детишек. Но тут по лицу Фати прошла волна, с него моментально сошла с улыбка. Девочка начала крутиться и вертеться, вскрикивая от ужаса, увиденного во сне. И как по команде кричать начали все. Несколько секунд и крик превратился в плачь. Что-то, практически про себя, бормоча, дети переживали ужасный кошмар.

Я взял ближайшую ко мне Вику и прижал к груди. Девочка, на секунду открыв глаза, улыбнулась, и, прошептав: 'Дядя Витя', уткнулась в меня, тут же успокоившись. Успокоился и я.

Неожиданно рядом оказалась Жанна. Нырнув на заднее сидение 'бехи', она запела удивительно мелодичным голосом колыбельную, одновременно поглаживая малышей по головкам, каждым движением принося им покой и умиротворение. Не прошло и двух минут, как в автомобиле раздавалось дружное сопение.

— Давай мне её, — прошептала толстуха, выбравшись наружу. — Нас уже должны ждать.

— Кто?

— Это не моя тайна, — на удивление миролюбиво ответила Жанна, принимая на руки девочку. — Если Ричард решить тебя во всё посвятить, то ты и так всё узнаешь.

— Не задерживайся, — обратился к ней Ян. — До утра надо будет придумать, где укрыть детей.

— А по Акселю, разве еще не решили?

— Нет. Родители пока деньги на него собирают, у них по плану время до послезавтра было.

— Значит надо торопить. После выходки этого, — Жанна кивнула на меня, — рядом с малышами находиться опасно.

— Какие деньги, какой выкуп? Вы о чем вообще?

— Сейчас всё поймешь, пойдем к Дику.

Дождавшись отъезда рыжей бестии вместе с Викой на Рендж Ровере, мы вернулись в полутёмную комнату, изображающую здесь офис, где тихо между собой переговаривались лысый тип и коп. Увидев нас, они резко замолчали, а лысый указал рукой на туже скамейку, на которой я до этого и сидел.

— Янек, я не понял, вы что, детей продаёте? — проигнорировав жест 'босса' я остался стоять в дверях.

— Нет, конечно. Мы детей возвращаем родителям. Настоящим родителям.

— Предварительно собрав с них лишнюю сотню шекелей?

— А как иначе? — искренне удивился поляк. — Чтобы ребенка вернуть, его для начала надо из приёмной семьи украсть. А это уголовное преступление. Плюс ребенка нужно из страны вывезти, а это тоже не так легко. Родители просто оплачивают нашу работу, наше время и наш риск, вот и всё.

— Ну вы и барыги, на чужом горе наживаетесь, — я сплюнул под ноги, продемонстрировав всё презрение, на которое был способен.

— Кто наживается? Мы? — Ян впервые за эту ночь потерял самообладание. — Мы все, как и ты лишились своих детей, своих близких. И ты еще смеешь нас упрекать за то, что мы помогаем остальным?

— За деньги? Естественно помогаете. Чего бы за них не помочь?

— Заткнись, — прошипел Янек. — Еще раз так скажешь, и я за себя не отвечаю.

— Что скажу? Что вы алчные твари, делающие бизнес на детях?

Что произошло, я даже и понять не успел. Вот рыжий, плешивый поляк стоял в метре от меня, и вот я уже лежу на грязном полу, а он, оседлав меня, пробивает мне кулаком по лицу. Пробивает четко, резко, методично. Спасло меня только то, что полицейский, вместе с лысым типом, вмешались, и оттащили взбешённого очкарика от меня.

— Ты нааверноее не праавильноо пооняал, — сказал Люк, помогая мне подняться. — Сядь, мы сеейчас тебее всё объяасниим. Держии.

Я принял из его рук платок и проложил к разбитому носу, усевшись всё же на указанную скамейку.

— Чтоо, не ожидаал от Яна? Маало кто ожидаает, — нагло ухмылялся полицейский, глядя на меня, останавливающего кровь, пока Дик, чуть вдалеке экспрессивно что-то внушал Янеку.

— Ян, — громко сказал я, так что они оглянулись в мою сторону. — Ты хотел мне о чем-то рассказать? Я тебя слушаю.

Поляк молча подошел ко мне и встал напротив. Было видно, что до конца он так и не успокоился.

— Это Норвегия. А что ты знаешь о Норвегии? — начал он издалека.

— Викинги. Фьорды. Лосось.

— Норвегия — это дыра на карте мира. По крайней мере, была дырой до конца Второй Мировой Войны. Городов как таковых не было, население веками жило на изолированных хуторах в небольших, пригодных для земледелия, землях. Хутора были изолированы друг от друга до такой степени, что в жены было проще брать сестер или дочерей, чем идти свататься на другой хутор.

— Ну, ты мне об этом еще в машине говорил.

— Так вот, когда в середине двадцатого века норвежцы нашли нефть и газ, они из нищих крестьян в один миг стали богатейшими людьми в Европе. Но повадки свои не поменяли, а наоборот, стали их пестовать.

— В смысле?

— Гомосексуализм, зоофилия, педофилия, женская эмансипация, доходящая до идиотизма.

Рядом возник Ричард с бутылками пива в руке. Одну из них он предложил Янеку, а одну мне. Ян, отхлебнув несколько раз, успокоился окончательно и продолжил.

— Но это привело к печальному итогу — резко упала рождаемость. Хотя чего удивляться, если в детских садах здесь детям читают сказки, как принц влюбился в принца, а принцесса любит другую принцессу, — поляк опять отхлебнул из бутылки.

— Ты шутишь? Что за бред? Зачем этому учить детей?

— Потому что у власти здесь — уроды. Лисбаккен, бывший министр по делам детей открыто заявлял, что он гей, и хочет, чтобы все дети были такими же как он*.

— —

* Реальное заявление Лисбаккена, министра по делам детей в Норвегии звучит так: "Я — гомосексуалист. Я хочу, чтобы все дети страны были такими, как я"

— —

— Не может быть...

— Может. И это еще не самое страшное. Самое страшное, что свои демографические проблемы правительство Норвегии решает через эмигрантов. Точнее через натурализацию детей эмигрантов. Желательно белых детей.

— В смысле...

— Да. Создана специальная служба Берневарн, которая отбирает детей у плохих родителей. Отбирает без всяких решений судов и документов, просто по анонимному звонку или заявлению случайного прохожего. Никакой бюрократии, ведь у различных отделений Берневарн имеется план по изъятию и ведется соревнование, кто больше детей изымет. Поэтому причиной лишения родительских прав служит любая мелочь, например то, что ты слишком сильно любишь своего ребенка, или заставляешь его делать школьное домашнее задание.

— Я слышал про такое, но не всё же так плохо?

— Всё еще хуже. Правительство вкладывает в сектор 'защиты детей' почти треть своего бюджета, а это огромные деньги. Тут крутятся миллиарды евро. Отстроена целая структура из частных детских садов и школ, исправительных воспитательных центров, поликлиник, психиатрических лечебниц и просто приемных родителей, которым за содержание ребенка платят приличные деньги. А за содержание детей-инвалидов — платят еще больше, поэтому часто малышей просто калечат, чтобы заработать. Ну и про традиционную здесь педофилию не забывай. Как говорят в США — ничего личного, просто бизнес, — Ян залпом допил, наконец, пиво, и потухшим взглядом смотрел куда-то чуть выше меня. — Это бизнес настолько прибылен, что его на корню скупил один лондонский инвестиционный фонд, структурное подразделение Bank of America.

— Охренеть...

— Теперь понимаешь, что просто идти против системы тут очень опасно? Когда крутятся такие деньги — всех несогласных попросту перемалывает. Поэтому мы и вынуждены брать с родителей аванс, для организации похищения детей.

— А зачем вы этим вообще занялись?

— Зачем? — поляк на секунду задумался. — Понимаешь, не ты один понёс утрату. Да, мы знаем о тебе практически всё, что известно полиции, спасибо Люку. Тебе повезло, что ты влез в ту семью, за которой мы уже давно наблюдали. Заказ на Вику поступил месяц назад, и мы тщательно прорабатывали план. А тут появился ты и спутал все карты. Потеряв дочь, ты решился на убийство, мы же пошли другим путём.

— Почему?

— А что изменит убийство рядовых винтиков этой сложной машины? Ты убил этих, но их еще сотни тысяч. Всех не убьешь.

— Значит надо метить в верхушку.

— Ты про Брейвика слышал? — скептически усмехнулся Ян.

— А он тут причём? Он же против исламских эмигрантов выступал?

— Больше верь газетам и телевизору. Если он был против эмигрантов, то почему не убил ни одного из них?

— Не знаю, — честно ответил я. — Этой темой вообще не интересовался. У меня своих проблем в то время хватало.

Ричард вновь выдал нам с Янеком по пиву и устроился рядом с поляком, внимательно глядя на меня.

— Брейвика в четыре года изъяли из родной семьи, и в четыре же года в первый раз изнасиловали. По различным оценкам, всего до совершеннолетия. Он подвергался насилию больше сотни раз.

— А причем тут расстрел какого-то молодежного лагеря?

— При том, что он убивал членов Рабочей партии Норвегии, стоящей у руля государства уже не одно десятилетие, а Берневар любимое детище этой партии. И что?

— В смысле? — я открыл новую бутылку.

— Ты про это знал, до общения с нами?

— Нет.

— Вот именно. Реальные его мотивы завуалировали под месть эмигрантам, а реальные проблемы заретушировали. И всё идет попрежнему.

— И что делать?

— Что и мы — спасать детей и возвращать их родителям. Потому что своих нам уже не спасти. Мы опоздали, — Ян грустно поглядел на свои руки. — Вон Люк, женился на девушке из Киева, по имени Галина. Любил. Носил на руках. Она родила ему троих замечательных детишек. И жили бы они и дальше счастливо, но кто-то из соседей донёс, что она на детей прикрикивает. Пришли соцслужбы, попытались забрать детей, пока Люк был на работе. Но Галина силой выставила их из дома, погрузила детей в автомобиль и попыталась уехать куда подальше. За ней организовали погоню. И в результате она не справилась с управлением и вылетела с дороги прямо в один из фиордов. Никто не выжил.

Сам Люк сидел в этот момент, чернее тучи, молча слушая рассказ поляка.

— Или вот Ричард, — Ян кивнул на лысого соседа. — Пятнадцать лет назад перебрался сюда с шестилетней дочерью. Жена за год до этого умерла от рака, и они попытались поменять обстановку, чтобы легче перенести утрату. Здесь в одной из закусочных какой-то урод полез маленькой девочке под юбку прямо на глазах у отца. Ричард сорвался и затоптал педофила до смерти, в результате загремев в местную тюрьму на двенадцать лет. Пока он сидел, его дочь пошла по рукам, и когда ей было тринадцать — она покончила с собой. Не смогла вынести всего, что с ней произошло.

Янек только сейчас откупорил новую бутылку, приложился к ней, задумчиво глядя на меня.

— Теперь ты понимаешь, что каждый из нас испытал ровно то же, что и ты. Мы отлично понимаем тебя. И поверь, я всё бы отдал, чтобы лично выпустить кишки тому, кто сделал из моего сына инвалида, сломав ему позвоночник ради лишних пары тысяч евро в месяц.

Часть Вторая

'Сумерки'

Глава 9

Два месяца пролетели незаметно.

И дело было не в безумной череде событий, заставляющих отвлечься от бытия, нет. Дело было в алкоголе.

Моё существование напоминало проспиртованный сон. Проснувшись, я пил всё, что попадалось под руку, и чем меня снабжали. Если попадалось пиво — пил пиво, если виски — то виски, а если в моих руках оказывался местный самогон, то в дело шел и он.

Надо отдать должное Янеку и компании, в те дни они от меня не отвернулись, и всячески потакали. Хотя я уверен, что кое-кто, не будем тыкать пальцем на эту полноватую женщину, был бы рад, если бы я наложил на себя руки. А ведь попытки такие я предпринимал. Раза два я глотал целую пачку снотворного, но в результате отсыпался лишь пару суток. В пьяном угаре я попытался вскрыть вены, располосовав себе левое запястье. Сколько вокруг было крови — жуть, но меня опять спасли. Ричард услышал, что я, до этого немного буянящий у себя в комнате, затих, и пошел проведать беспокойного подопечного.

Смерть не шла ко мне. И тогда я осознал, что погибнуть как собака — это не моя судьба. Проведение держит меня для чего-то другого.

Одним ужасным осеним хмурым утром я с трудом смог подняться с топчана, изображающего мою кровать, и впервые попытался понять где я, а самое главное — зачем.

Голова раскалывалась, во рту словно стадо енотов погадило, мысли путались, и тут меня словно озарение по кумполу вдарило. Я понял, что всё. Хватит.

У изголовья ложа стояла недопитая бутылка пива, по вкусу напоминающее ослиную мочу. Обычно утро с него и начиналось. Но сегодня я просто вылил всё содержимое в унитаз, благо вход в совмещенный санузел имелся и из моей комнатушки.

После уничтожения 'врага' я попытался умыться, но отшатнулся от зеркала над раковиной. Оттуда на меня взирал обросший, опухший, грязный бомж. Глаза помутнели и были водянисто-безжизненными, а взгляд равнодушным и в то же время сильно уставшим.

Сбросив на кафельный пол вонючие тряпки, изображавшие мою одежду, я забрался под душ. Упругие струи били по грязному телу, и я старался соскрести с себя всю мерзость, которая на мне накопилась. И только после получаса отмокания мне показалось, что это более-менее удалось.

Растеревшись большим махровым полотенцем, я попытался найти в ванной бритву, и вполне удачно. Два рыжих одноразовых станка обнаружились в стаканчике для зубных щеток, которыми я успешно уже два месяца и не пользовался. Правда к станкам не нашлось пены для бритья, но это уж не такая и большая проблема, мыло прекрасно пенилось.

Взбив пену на голове, я начал соскабливать всё, что за это время выросло на моем черепе. Раньше, чтобы обриться наголо мне требовалось пятьдесят три секунды ровно, но сегодня помучаться пришлось минут десять, не меньше.

Ноконец, когда я снова стал похож на человека, передо мной встал новый вопрос — где найти чистую одежду, которая в моей комнате отсутствовала как класс. Но даже при всей распущенности местных нравов ходить голышом по дому не хотелось.

От безысходности, перетянув свои чресла полотенцем, я выбрался наружу. Прохладно, но вполне терпимо. Небольшой коридорчик вывел к деревянной лестнице, по которой я и спустился на первый этаж.

Кухня нашлась сразу. Холодильник, возвышающийся белым монстром, раскрыл своё нутро, одарив меня практически пустыми полками. Нашлось лишь два яйца, кусок сыра и немного зелени. Вполне холостяцкий набор.

Уже через пять минут со сковородки на мою тарелку упала прелестного вида глазунья, за поеданием которой меня и застал Янек.

Он только что приехал, я слышал звук автомобиля, поставленного в гараж. Заметив меня, уплетающего яичницу, он подсел по другую сторону стола.

— Проснулся?

— Угу, — нечленораздельно ответил я, буквально промычав.

— Вот и хорошо. Завтра же пристроим тебя к делу. Ты главное больше не срывайся.

Глава 10

Дело оказалось непыльным. Всё что мне было нужно — это сидеть в небольшой кофейне в центре Осло, прихлебывать ароматный кофе, заедая его чизкейком, и пялиться между делом в окно.

В окне-то и было самое интересное. Оно выходило на узенькую улочку, где помимо магазинчиков и кафешек на вторых и третьих этажах располагались жилые квартиры. И в одной из этих квартир проживала отнятая более года назад маленькая девочка, родители которой уже передали аванс на её возвращение. Мне оставалось лишь изображать писателя, и с задумчивым видом заносить в тетрадь свои наблюдения за передвижением новых приемных родителей девочки. Ричард их вёл по городу, но чтобы лишний раз не палиться, за самим домом следил я.

Мне были показаны личные дела на цели с фотографиями и основными сведениями, вытянутыми Люком из общей базы данных. Краткий инструктаж провел Янек, пока из Убежища вез меня сюда. Напоследок, он пожал мне руку, и прошептал:

— Не подведи.

— Не дождешься, — усмехнулся я и, выбравшись, хлопнул дверью.

Кафешка была относительно невелика, но оттого очень уютна. Мягкие кресла за деревянными круглыми столиками так и звали к себе. Я не смог сопротивляться, и развалившись за одним из них, приступил к своему заданию.

Опознания моей скромной персоны я не боялся. Тревожные репортажи с показом моего угрюмого лица прошли несколько месяцев назад, и как я знал из разговоров с Жанной и Яном, местные не особо отличаются способностью к запоминанию. Их мало что интересует, кроме них самих и их интересов, которые зачастую очень узки. Да и к тому же по официальным данным, как сообщил Люк, я покончил с собой, выбросившись в море в одном из фьордов.

Данную версию с охоткой подтвердила бывшая жена. За две небольших дозы героина она рассказала полицейским душераздирающую историю о том, как я метеором ворвался в её жизнь, и, не дав опомниться, запихнул её в багажник украденного Вольво. Как она прострадала там больше суток, а потом якобы прослушала от меня исповедь и прощание, перед тем как я отправился заканчивать счеты с жизнью.

Бред полнейший. Лично я, как бывший милиционер, пусть даже простой пэпээсник, сразу же заподозрил бы тут неладное. Но норвежцы историю схавали, как уверял Люк. Да и к тому же пропал я с местных радаров, что только подтверждало версию о самоубийстве.

И в результате месяц назад уголовное дело о жестоком убийстве семейной четы в одном из пригородов Осло закрыли. Ко всеобщему облегчению...

Кстати, Люк положительно отличился перед начальством, 'случайно' обнаружив Ирдисовскую Вольво с подарком внутри у того бара, где судьба меня свела с Янеком. Нашему полицейскому даже выписали благодарность, или что там у них выписывают.

Ян ко всему прочему подсуетился у себя на родине, и неделю назад к нему приехал приятель с 'гостинцем' для меня. В простой оберточной бумаге оказался польский паспорт. Простая бордовая, как на паспорте России, обложка, на которой золотым тиснением красовалась польская курица с надписью на латинице поверху 'Ржечьпосполита Полска'. Но самое интересное меня ждало внутри — на заламинированной странице на меня взирала моя же собственная физиономия. Правда фамилия была другой, а местом рождения указан Киев.

— Паспорт настоящий, — заявил мне Янек, — никто тут подкопаться не сможет. Ты главное запомни, что ты украинец, получивший польское гражданство лет пять назад. Это объяснит, почему ты не знаешь толком ни английского, ни немецкого. Ваши люди особой тягой к языкам не отличаются, а многие вопросы снимутся.

— Так я на Украине-то и не был ни разу.

— А это и не важно, тут даже и не знают где это и чем от России отличается. Теперь ты Виктор Сухоренко. Соответствуй.

Пришлось соответствовать.

Но проблем не было никаких.

Официант (и скорей всего даже хозяин) молча приносил мне очередную чашку кофе, вежливо улыбался, ставя передо мной очередной десерт, и так же молча удалялся, не выказывая никаких признаков беспокойства. Других посетителей я интересовал от слова никак. Вот собственно и всё.

Единственной опасностью было встретить Лену. Но, думаю, она по таким заведениям ходить перестала, упав за это время окончательно на дно. Что ж, каждый сам кузнец своего счастья, как говорила моя мама. Мне стало на неё абсолютно начхать, словно и не было тех совместно прожитых лет.

Я тщательно фиксировал во сколько и куда выходили объекты. Если они шли к магазину на это же улочке, я спокойно это записывал, не тревожа больше никого. Но если они направлялись далее из поля моего зрения, то я просто вызывал Яна по выданной мне недорогой мобиле-раскладушке, где в телефонной книге под цифрами 1,2,3,4 скрывались все члены коллектива, и тогда уже в дело вступал следующий участник слежки.

Просидеть так пришлось шесть дней. Каждое утро я приходил минут через двадцать после открытия, усаживался на своё место, доставал большую толстую тетрадь, заказывал что-нибудь вкусненькое и начинал изображать творца, а точнее творческую личность.

На второй день официант, с непониманием взглянув на меня, пробубнил по-английски:

— You're a writer?

— Райтер, райтер, — ответил я. — Джоан Ролинг, Гари Поттер, — добавил я для солидности, ткнув себя пальцем в грудь. Помню, где-то слышал про то, что Мама Гарика творила свою бессмертную прозу в кафешках и забегаловках, используя вместо нормальной бумаги обычные салфетки, вот пускай и здесь меня принимают за такого же гения. — Ай лив ин зе стрит! — махнул я рукой в окно, добивая кафешника моим акцентом до конца.

Официант одобрительно покивал головой, и в подарок принес небольшое заварное пирожное, и более с этого момента лишних вопросов не задавал.

С погодой не ладилось с самого начала. В первый день накрапывал дождик, ну а к четвертому пошел полноценный снег. Серые свинцовые облака рожали из себя всё больше и больше осадков, а солнца не было видно совсем. Холод, слякость, серость — вот типичное описание обычных норвежских октябрьских будней. Как тут справляются местные — ума не приложу...

Впрочем, эти мысли витали у меня уже не один месяц.

В понедельник, на седьмой день, была запланирована сама акция.

Я всё так же занял свой уже практически именной столик, раскидал по нему пару тетрадей и пишущий инструмент и начал вновь имитировать бурную деятельность. Чего-чего, а служба в милиции и работа охранником этому тайному искусству обучили меня на все сто процентов.

Сегодня задача была не только в наблюдении за объектом, но и в контроле вообще всей видимой улицы сразу, в особенности за полицейскими, которые в кои то веки могут появиться на ней.

В одиннадцать — одиннадцать тридцать объект номер два, как значилось в досье, а по простому — приёмная мать, по обычаю посещала булочную через дорогу от своего дома. Детей по этому же обычаю она брала с собой — трое карапузов до семи лет дружно шагали вслед за ней. Там они задерживались минут на пять-десять, в зависимости от очереди, а потом шли в соседнюю лавку, торгующими фруктами и овощами. В стеклянную витрину было отлично видно с каким тщанием женщина выбирает нужные её продукты, а потом еще и отчаянно торгуется. Именно в эти минута внимание на детей ослабевает максимально, чем мы и хотели воспользоваться.

Ровно в половину двенадцатого объект номер два показался на улице. Я еще раз внимательно оглядел видимую мне часть тротуаров, но полицейских не заметил. Когда маленькая гурьба ребятишек скрылась у булочника, я набрал цифру 'три' на мобильном.

— Всё чисто, — произнес я, и мой собеседник отключился, так и не проронив ни звука.

Через минуту в продуктовую лавку зашли двое мужчин — Янек и Ричард. Их задача была встретить объект уже там, и еще больше её отвлечь, после чего уманить нужного ребенка в неизвестном для всех направлении. Неизвестном даже для меня, полную информацию мне разглашать пока всё еще боялись.

Через семь с половиной минут вслед за подельниками в лавку подтянулась и цель.

Почти две минуты тяжелейшего ожидания, и вот в приоткрывшуюся дверь выходит Янек за ручку с маленькой, лет четырех, девочкой в цветастом пуховичке. Тут же подъезжает неприметная городская малолитражка грязно-серого цвета. Ян впихивает туда начавшую сопротивляться девчушку и через минуту уже ничто не указывало на совершившийся киднепинг.

Еще через пять минут выходит Ричард и, отрешенно глядя на окружающих через натянутую на глаза кепку, проходит рядом с моим окном, буквально в метре от меня. Только стекла нас разделяет. Он видит меня, я это точно знаю, но на лице англичанина не трогается ни один мускул.

Как только он скрывается, начинается сам спектакль. Возмущенная 'мать' выпрыгивает на улицу, беспокойно озираясь и одновременно пытаясь кому то позвонить по сотовому телефону.

Через пять минут сюда подъезжает полицейский автомобиль, из которого выбираются две женщины в форме, но в странных головных уборах. Я не верю своим глазам — на головах у полицейских черные хиджабы с клетчатой шахматной каймой по краям. Они что, совсем рехнулись?

Пока я прихожу в себя, толерантные представительницы закона успели взять объяснения с лавочника и булочника, и метким шагом направились в кофейню. Быстро переговорив с официантохозяином, они деловито подошли ко мне. Но разговора между нами не получилось, норвежского я не знал, а их английский был настолько плох, что я вообще узнал его только с третьего раза, когда меня просили предъявить мой Айди.

Продемонстрировав им паспорт, я вызвал некое оживление у женщин. Эмоционально переговорив по рации. Они жестами указали мне на мое кресло и попросили не покидать его. Да я собственно и не собирался, по плану мне здесь нужно было просидеть еще час-два.

Через полчаса в кофейню вошел рыженький, тщедушный мужичек, так же в форме, и с большой кожаной папкой.

— Йозаф Комар, — представился он на очень плохом русском. — Полиция Осло. Ду ю спик инглиш?

— Йес, ай ду. Только плохо, — честно признался я. — А в чем собственно дело? Эти дочери Аллаха ничего толком не объяснили, потребовали от меня остаться тут.

— Плохо, — с ужасным польским акцентом ответил полисмен. — Что вы тут делаете?

— Пишу книгу. Я писатель.

— Прямо здесь?

— Да. А что такого? Вот Джуан Ролинг своего Потера тоже в кофейнях писала, — воспользовался я единственным знанием о европейских писателях. — Вы лучше поясните что же такое произошло?

— Украли ребенка, — поляк что-то записывал в блокнот, вынутый из папки. — Разрешите ваши документы? — взяв мой новый паспорт в руки, он внимательно его пролистал и поинтересовался. — Ваша цель пребывания в Норвегии?

— Туризм. Специально приехал роман дописать, чтобы не мешал никто. Как вы, например, — однако Йозеф даже бровью не повел над шпилькой.

— Когда намереваетесь покинуть это страну?

— Завтра-послезавтра. Пока еще не решил, а что?

— Вы ничего не видели, что происходило у дверей магазина с фруктами минут сорок назад? Она как раз напротив вас.

— Что-то подозрительное? — изобразил я на лице задумчивость. — Да вроде всё было как обычно. Я даже ничего и не понял, пока ваши коллеги не приехали.

Так ни о чем я проговорил с ним еще минут двадцать, и только через час после его ухода, собравшись, выполз на продуваемую всеми ветрами улицу.

Колкий снег бил в лицо, когда я медленно и размерено шагал по брусчатке тротуара до первого перекрестка. После поворота ветер стал бить в ухо, но всё равно было несколько легче.

Пройти три квартала было нетрудно. И вот за очередным углом меня уже поджидал БМВ Янека.

— Ну что? Удачно? — спросил я, усаживаясь на штурманское место.

— Более чем, — усмехнулся Ян. — Ребенок уже покинул пределы Норвегии и к утру будет у своих настоящих родителей в Дании.

— Дай то бог, — прошептал я практически про себя. — Хоть кому-то в этой жизни должно повезти.

Глава 11

Я ерзал на неудобном пластиковом стуле. Нет, минут десять на нем восседать вполне комфортно, но проблема в том, что под моим седалищем он находился уже битые два часа.

Вместе с остальными подельниками мы сидели в большой комнате в том самом складе, куда несколько месяцев назад меня испуганного и пьяного притащил Янек. Это помещение использовалось для редких тайных встреч и брифингов, когда некоторые члены коллектива просто физически не могут вырваться из столицы Норвегии.

Вообще, как я понял, по всей стране существовал с десяток 'берлог', где в случае проблем можно было залечь на дно. Именно в одном из них я и проводил свои синие дни. Об остальных я только слышал, но воочию не наблюдал.

Вообще складывалось ощущение, что вся эта деятельность приносит довольно неплохие деньги — содержать столько недвижимости дело не дешёвое. Но при этом живых денег я особо не видел, мне периодически выдавали некоторые суммы на мелкие расходы, но не более. Янек и Ричард уверяли, что вся организация находится на самообеспечении, и огромные суммы уходят на взятки и откаты, да к тому же большую сеть агентуры необходимо было поддерживать. Оказалось, что помимо нас, активных членов, существуют довольно много сочувствующих, помогающих по мере своих сил.

Не верить им у меня оснований не было.

Меня смущало другое. Зачем я им? У них всё отлично отлажено, и прекрасно работало без меня. Люк добывает информацию через свои источники. Ричард планирует. Янек и Жанна организуют наблюдение, прикрытие и осуществляют сам план. В эту схему я вписывался как пятая ножка к столу — вроде как и особо не мешает, но и без неё можно обойтись.

А значит, они задумали нечто новое, то с чем бояться сами не справиться. А может быть просто пачкаться не хотят. После чего они меня пригрели? После жестокого убийства, как говорила пресса. Они знают, что у меня грань, тормозившая обычных людей, уже пройдена. Меня особо ничего уже не держит. А значит — им нужна попросту 'торпеда'.

Самое интересное, что меня это устраивает. Я пытался прислушаться к себе, но внутреннего противоречия не услышал. Мне по большому счету было всё равно. Делай что делаешь, и будь что будет, как говорили древние.

Сейчас у небольшой металлической белой доски в углу, где были маркером выведены имена и фамилии под чёрно-белыми прижатыми магнитами фотографиями, стоял Янек и проговаривал еще раз все известные ему факты.

— Борислав Крогуч, сорока трех лет, приемными детьми занимается на профессиональной основе уже более десяти лет. Другие источники дохода не зафиксированы. — Ян говорил по памяти, хотя я знал, что в распахнутом блокноте на столе все эти данные скрупулёзно записаны. — Одновременно у него под надзором обычно находятся от семи до пятнадцати детей. Наша проблема усложняется тем, что один раз мы уже выкрадывали у него ребенка. После того случая отмечено усиление его внимания за всеми мелочами, а особенно за детскими передвижениями. Без присмотра дети теперь не остаются никогда.

Я оглядел присутствующих. Ричард сидел, оперившись рукой о стол и положив на кулак щеку, мутными глазами глядел куда-то в стену. Люк сидел на таком же как у меня пластиковом стуле в углу и, погрузившись в себя, игрался массивной зажигалкой Zippo. Единственным человеком, кто хотя бы внешне выказывал хоть какое-то участие — была Жанна. Вечно недовольная, она сидела за столом насупившись, однако внимая каждому слову, произнесенному Янеком.

Било видно, что подобное они прослушивали уже не один десяток раз. Хотя возможно — даже и сотню.

— У кого какие мысли? — спросил Ян, после небольшой паузы по окончанию доклада. — Вот ты Виктор.

— Этот Борислав мне не нравиться. Слащавый он какой-то. Напомаженный. Одним словом — румын.

— Он не румын, — Ян подхватил свой блокнот и начал быстро его пролистывать. — Он болгарин.

— А какая разница? — всё же до конца шутки выдержать каменное лицо не получилось, и я залился смехом.

— Чего это он? — Янек с непонимающим видом спросил у Жанны.

— Да кина он пересмотрел, — зло зыркнула на меня толстуха. — Есть в России такое кино...

— Культовое кино, — перебил я.

— Культовое кино, — спокойно добавила Жанна, — Называется 'Брат'. Настоящая инструкция по применению вот таких же придурков как он, — и её толстый подбородок кивнул на меня.

— А чегой-то я придурок? — деланно возмутился я. — Кино хорошее. Реально культовое для российского зрителя.

— А о чем оно? Я никаких 'Братьев' пока не смотрел, — вмешался в разговор, до этого индифферентный Люк.

— Ну, это криминальная драма. Там паренек после войны возвращается к себе в село, — видя непонимание нерусской публики, сразу же даю пояснение — в деревню, где мать отправляет его в Большой Город к старшему брату.

— Зачем?

— В девяностых в русском селе была полная безнадега и декаданс. Работы нет, а если и есть, то низкооплачиваемая. Выходов было немного — один из них садиться на синьку.

— Садиться на что? — ребята явно не понимали мой сленг.

— Ну, синячить. То есть пить. Злоупотреблять алкоголем, — наконец нашел я подходящее сравнение. — А злоупотребление алкоголем до добра еще никого не доводило.

— Согласен, — утвердительно мотнул головой Люк. — Я по работе на такое насмотрелся, что пьяные делают. Как у вас говорят — волосы шевелиться начинают.

— Ну вот. В деревне и провинциальных маленьких городах перспектив для молодежи нет, вот они или спивались почем зря, или в большие города за длинным рублем подавались.

— Значит, мать хотела главного героя устроить в жизни? — вернул разговор к обсуждению фильма Ян.

— Ну да, чтобы брат пристроил младшего к делу. Проблема только оказалось в том, что старший брат за это время стал наёмным убийцей.

— И?

— Старший брат обманом и втягивает младшего в свои дела, спихивая на него полученные заказы. Параллельно младший заводит связи где-то на уровне социального дна, что его впоследствии и спасает. В общем — интересное кино, поглядите на досуге, — резюмировал я.

— Да нечего там глядеть, — вновь вмешалась Жанна. — Фильм про потерявшего берега отморозка, убивающего всех налево и направо. Как в том нью-йоркском клубе — он убивает в подсобке всех, кто попадается ему на глаза.

— В нью-йоркском? — удивился Ян. — Я думал кино российское.

— Во второй части у героя убивают боевого товарища. Поиск убийц приводит в Америку, куда герой отправляется вместе со старшим братом-киллером, — пояснил я. — К слову — не в нью-йоркском клубе, а в чикагском.

— Ну в чикагском, какая разница? — фыркнула Жанна. — Факт того, что герой отморозок — это не отменяет.

— Как скажешь. Лично у меня другое мнение.

— Я заметила, — почти прошипела толстуха и с обидой отвернулась в сторону.

— Хорошо, я обязательно погляжу данные фильмы, — Янек поправил очки. — А пока давайте повторим сказанное мной ранее...

Глава 12

Ночь прошла тяжело.

Вечером заметно подморозило, и я залез под большое теплое одеяло, о чем впоследствии пожалел. В довершении всего Ричард выкрутил вентиль газового котла на максимум, отчего в доме открылся маленький филиал Сахары.

Душно. Жарко. Липко.

Я искрутился на своей кровати, пытаясь уснуть, но безуспешно — в голову лезла всякая дрянь. То ни к месту я вспомнил Лену. Нет, не ту наркоманку, которая сейчас доживает, если уже не дожила свой век в местных пасмурных фьордах. Я вспомнил ту Лену, на которой женился. Красивая, умная, смешливая девушка. Мы гуляли вместе ночи напролёт. Именно гуляли. Я, она и бескрайнее звездное небо.

И куда всё подевалось?

Естественно пришли и воспоминания о Даше, как этот маленький живой комочек впервые попал ко мне на руки. Единственная мысль у меня, что пульсировала в голове в тот момент: 'Какая она маленькая!'. А потом она погибла. И всё...

Эти мысли я от себя обычно гнал. Именно поэтому я и набирался алкоголем в те пьяные месяцы. Ну а сегодня уйти на встречу к Бахусу был не выход. Где-то внутри я твердо знал — нужно решить для себя всё окончательно и бесповоротно. 'Сомнения ведут лишь в ад', не помню, у кого я слышал эту мудрость. А может быть, я только что сам её придумал, не знаю. Да и неважно это...

Что меня тут держит?

Погибшего ребенка не вернешь, а месть осуществлена. Мне чуть больше тридцати, я здоровый, крепкий мужик, неужели я не найду себе женщину, и не смогу зачать еще детей? Многие и в намного поздние года начинали жизнь сначала. У меня есть польский паспорт, с ним я могу устроиться в любой стране Евросоюза, хоть в Голландии, хоть в Чехии, да хоть в той же Румынии. Но я всё еще тут. Почему?

Ответ на этот вопрос пришел ко мне только под утро.

Всё оказалось очень просто — я не хочу. Я не хочу уезжать. Я не хочу начинать нормальную жизнь. Я вообще уже ничего не хочу в этой жизни. Ничего абсолютно.

Я сделал ужасный поступок. Я совершил его, полностью осознавая, что творю. И с этим осознанием мне необходимо дальше жить. А как с этим жить нормально? Как ласкать женщину и помнить, как другую женщину ты пускал на ремни острым кухонным ножом, как ты отрубал ей пальцы и прижигал о раскаленную сковородку? Забыть? Хрен два ты это забудешь. Её крик до сих пор стоит у меня в ушах.

Откровенно говоря — меня устраивает всё, что твориться вокруг. Я плыву по течению и особо не заморачиваюсь ничем. Да, мы, по сути, вне закона. Плевать. Так даже интереснее.

Ну а заснул я только в пятом часу утра. Как будто только глаза закрыл — и запищал будильник. Шесть ноль ноль на циферблате. Пора.

Поднявшись и умывшись, через пятнадцать минут я уже сидел за столом внизу на кухне. Ричард доготавливал на плите завтрак — сосиски с омлетом.

Поблагодарив его за поставленную под мой нос порцию (я с удивлением обнаружил, что понимаю его английский всё лучше и лучше), моя персона принялась за еду. Когда я приканчивал кружку крепкого кофе, к дому подъехал автомобиль, а через минуту на кухню, излучая мороз, вошли Жанна и Янек.

Я давно подозревал их в сожительстве, но открыто никогда не спрашивал. Да и они никогда на эту тему не распространялись, а раз так, то дело это не моё. Захотят — поделятся, а не захотят — так тому и быть.

— Готовы? — спросила Жанна, плюхаясь на стул, даже не сняв свой пуховик.

— Вполне, — ответил я, допив последние капли кофе.

— Значит, действуем по плану, — мгновенно оседлал свою тему Ян, — Мы втроем, Виктор, Жанна и я, проводим акцию, а Ричард на прикрытии. Ничего не поменялось?

— Да вроде нет, — пожал я плечами.

— Ну и хорошо, выдвигаемся.

Выехали на двух автомобилях — маленьком электромобильчике Нисан и большом джипе Фольксваген с немецкими номерами. На первом, как ни странно, мы втроём, а на втором — Ричард.

— Знаешь, — заговорил Янек, когда мы уже довольно далеко отъехали от 'базы', — я вчера посмотрел оба фильма про которые мы говорили недавно.

— 'Брат' что ли?

— Да, 'Брат' и 'Брат 2'. Они оставили у меня очень странное впечатление.

— Почему?

— Там очень неоднозначный герой, — Ян даже наморщил лоб, пытаясь подобрать слова. — Вот смотри, в фильмах у Тарантино или Гая Ричи, кстати, знаешь их?

— Наслышан.

— Так вот, у них фильмы тоже про бандитов и преступников. Порой, даже очень обаятельных преступников. Но! — Ян выделил это, — Там на протяжении всех фильмов ты не забываешь, что смотришь на мерзавцев и тварей. Да, иногда принципиальных и в некоторых аспектах хороших, но тварей.

— Ну а в 'Брате'?

— А в 'Брате' не так. Главный герой преподнесен как хороший парень. Хороший парень, творящий очень ужасные вещи.

— В смысле?

— Он убивает, не особо задумываясь, тех, на кого покажет старший брат. Ему достаточно объяснить, что этим он делает хорошее дело. И он до конца уверен, что убивая очередного человека, порой случайного, он остается положительным героем. У него нет в голове преграды, которая останавливает и заставляет задуматься. Он не думает, он просто нажимает спуск и, даже если гибнет невиновный, этот Данила об этом больше никогда не переживает, как будто и не было ничего. Он не может решить проблемы другим способом, кроме как оружием. Он глубоко ущербен.

— Даже так?

— А как иначе? Этот Данила ко всему прочему не может устроить свою личную жизнь. Женщина, водительница троллейбуса, с ним только изменяла мужу, развлекалась, но не поехала всё бросив, когда он попросил. Тусовщица была с ним только из-за денег, ну а про проститутку в Америке вообще молчу. Если бы он её смертельно не подставил под проблемы — она с ним рядом ни за что не была бы.

— А певица?

— Певица с ним просто играется. Он игрушка, не более.

— И что ты всем этим хочешь сказать?

— Он одинокий, психологически нездоровый человек. У него даже нормальных друзей нет, есть лишь боевые товарищи, с кем он воевал, то есть с кем он должен был волею судьбы выжить. Друзьями их сделала армия. Всё, — Янек перевел дух. — И ты хочешь сказать, что это культовый фильм у вас? Это ваш национальный герой?

— Видимо да, — ответил я, чуть подумав. — Это наш герой, разбирающийся с несправедливостью и ищущий правду жизни теми способами и методами, что ему доступны — через грязь, кровь и боль. Он не особо задумывается над своими действиями, потому что свято уверен в себе, и от того не подвержен сомнению уже ступив на свой путь.

— Прямо как ты? — Ян внимательно поглядел мне в глаза.

— Я? Я не такой, — пришлось отмахнуться. — Сомнения мне не чужды. Каждую ночь мысли одолевают мою большую голову.

— Ну а для чего же еще нужны герои? — философски заметил поляк. — Герои нужны, чтобы к ним стремиться.

На этом разговор и иссяк. Дальше ехали, погрузившись в свои сомнения и мысли. А между тем город Осло просыпался.

Солнца опять было не видно за толстым одеялом из серых облаков. Сумерки наступающего дня пробивались через свинцовое небо и мелкий снег, ниспадающий вместе с ветром на промерзлую землю.

К моему великому изумлению, мы проехали мимо работающего фонтана. Нет, фонтаны я видел и в своем родном городе, но то, что они способны работать при минус пятнадцати — даже и представить не мог. Впрочем, чем бы дитя не тешилось — лишь бы в депрессию не впадало.

Наша задача была проста — перехватить детей в одной из местных школ во время большой перемены. Как мне объяснила Жанна, первые классы тут напоминают наш детский сад. У детей нет полноценных предметов — они просто вместе с воспитателями учат каждую букву алфавита в отдельности. Единственно, что занятиям на улице уделяется больше, чем в России времени, даже зимой. На это и был наш расчет.

Мы добрались до места как раз в час, когда детей привозили в школу. У нас было время осмотреться и подготовиться. Ричард за это время должен был несколько раз объехать район и припарковаться так, чтобы в случае чего перекрыть путь полицейским, если те всё же появятся. Ян и Жанна, изображая (а может и не изображая) влюбленную парочку, праздно шатались по улице, стараясь не особо светиться. Ну а мне досталась роль водителя.

В своих шоферских навыках я был уверен, не зря я был за рулем в охранном экипаже. Я почти никогда не опаздывал на вызов, выжимая из автомобиля всё, что можно и нельзя. А уйти от погони тут, даже на этом электромобиле — дело пяти минут. По крайней мере, я себя в этом уверил.

Просто так сидеть в салоне было скучно, и к еще одному великому изумлению я обнаружил в бардачке набор отверток. Как я знал из рассказав Люка и Яна — дело это небывалое, свои машины тут чинят исключительно в специализированных автомастерских. Подобрав среднюю крестовую, я тут же прикрутил расшатавшийся противосолнечный козырек. И плевать, что машина эта скорей всего в угоне, хотя я точно этого и не знал, но у меня проснулось желание что-то делать.

Как ко мне подошел человек, я не заметил. Стук по стеклу водительской двери и в окно ко мне заглядывает улыбающийся черноусый мужик. Что-то машет руками и говорит, но я не понимаю что. Приходиться стекло опустить до максимума, а зря. В меня тут же упирается пистолет.

Мой рывок вперед, так, чтобы пистолет оказался между левым ухом и плечом, зафиксированный сверху левой же рукой. Правая в резком выпаде уходит в сторону мужика, и только сейчас я понимаю, что в ней зажата та самая отвертка, вошедшая по самую рукоять в горло. Глаза усача от удивления округлились, но спусковой крючок на пистолете он нажать успел. Выстрел попросту оглушил меня, одарив, по сути, полноценной контузией.

Выдернув зачем-то окровавленную отвертку, я бросил её под ноги, оттолкнул резко обмякшее тело, и завел Нисан, крутанув по часовой стрелке ключ в замке зажигания.

Что? Как? Куда?

Мой мозг не мог толком ответить. В глазах темнело, а к горлу подкатывался ком тошноты. Я помнил лишь одно, что я тут не один. И у товарищей могут быть проблемы. О том, что это был за человек, я в тот момент даже и не задумался.

Вырулив на дорогу, я помчался по ней до перекрестка, за которым скрылись Ян и Жанна. Вырулив налево, я практически наткнулся на них. Безмятежно, они делали вид, что разглядывают картины в витрине небольшого магазинчика.

— ЯН! — крикнул я, возможно даже более громко, чем было нужно, так как на меня оглянулись вообще все пешеходы на том тротуаре.

Но не успел товарищ ответить, как его и Жанну. Словно тряпичных кукл отбросило на ту самую витрину. Выстрела я не слышал, но без него явно не обошлось. Я быстро огляделся, пытаясь сфокусировать внимание, и успел заметить еще одного мужчину, поспешно прячущего обрез двустволки под полы пальто. Он зло оглянулся на меня, и в его взгляде читалась нескрываемая ненависть.

Как у меня в руках оказался трофейный пистолет, я даже и не знаю. Еще секунду назад он впивался мне в спину, прижатый к креслу, и вот сейчас он в моей руке, через открытое окно направлен на неприятеля. Мой палец выжимает спуск раз за разом, пистолет лягается и плюётся свинцом, а фигура неприятеля медленно оседает на припорошенную снегом брусчатку. Из всего магазина я попал от силы раза три, все остальное ушло в молоко, в стену соседнего дома, вроде бы даже никого посторонних не поранив.

Выпав из Нисана, я с трудом встал на ноги и подошел к друзьям. То, что Жанна мертва было понятно сразу — люди не способны жить с таким огромным куском стекла от разбитой витрины в горле. Янеку повезло больше. От стекла он почти не пострадал, зато от обреза была разворочена почти вся поясница.

— Жанна... Жанна... Моя Жанночка, ответь, — шептал он, силясь подняться. — Жанна... С тобой всё в порядке?

Я молча подхватил его под руки и попытался поднять. Безуспешно. Меня вырвало рядом с ним. Пришлось за руки тащить его к автомобилю, оставляя за ним кровавый след.

— Куда? А Жанна? — не унимался поляк. — Как же моя Жанночка?

— Жанна всё... — прохрипел я. — Ей уже не поможешь.

— Как же так? — Ян заплакал. Слезы по его лицу полились беззвучно. Я с трудом запихал его на заднее сидение тихо, почти беззвучно, работающего двигателем Нисана и устроился на водительском месте, выжав педаль акселератора в пол, а он всё повторял. — Как же так, Жанна? Как же так?

Когда он через несколько минут замолчал, я не сразу понял в чем дело, и только оглянувшись, увидел остекленевшие его глаза, с какой-то детской обидой, уставившееся в потолок. Но, по крайней мере, сейчас он был рядом со своей Жанночкой...

Глава 13

— Давай подойдем к окну, раз свет включать нельзя.

— Да, нельзя включать свет. Мало ли кто мимо поедет...

— Только, дядя, смотри, я сварщик не настоящий, я маску на стройке нашел.

— Чего? — на меня уставились округлившиеся глаза Ричарда.

— Чего-чего, — кисло усмехнулся я в ответ. — Хреновый из меня медик. Ни разу никого не зашивал живьем.

— Не переживай, я вытерплю.

— Может, для анестезии виски дерябнешь?

— Что? — к моему великому изумлению, сегодня оказалось, что Ричард вполне сносно говорил по-русски, правда, смысла некоторых слов не понимал. Почему он ранее этого не показывал, я, если честно и ума не приложу. Наверняка у него были свои основания, например — вдруг я о чем-то при нем проболтаюсь, думая, что он меня не поймет.

— Говорю — хоть водки выпей, чтоб больно не было.

— Это да, это можно, — Дик распахнул дверцу навесного кухонного шкафчика и вынул из него полупустую бутылку виски. Не глядя, он плеснул половину чайной кружки этой огненной жидкости и залпом выпил. — Fuck! — лишь произнес он после этого осипшим голосом.

— Силен! — похвалил я его. — А теперь терпи.

Я раздавил ложкой на столе таблетку, которую дал мне Дик, вроде бы какой-то сильный антибиотик. После, присев на стул, я медленно отодрал окровавленные тряпки от раны англичанина. Длинный, но слава богам, неглубокий ножевой порез на пояснице. Ричарда подловили, когда он в ожидании нашего сигнала вышел до какой-то местной харчевни за кофе. От удара ножом он увернулся, но клинок свою жертву всё же зацепил.

Получившийся порошок я высыпал в рану и взялся за простую швейную иголку с грубой черной ниткой, стерилизованных в том же виски, которое чуть ранее выступило анестетиком.

Шить по живому мне еще не доводилось. Иголка очень туго шла, поэтому пришлось взяться за предложенные Диком плоскогубцы. С ними реально пошло легче, но для меня, Ричарду было заметно больно, он матерился на своём ангельском наречии и, навалившись на стол, грыз кулак, чтобы не закричать.

— А откуда ты русский язык знаешь? — спросил я, чтобы отвлечь пациента.

— На службе выучил, — скрепя зубами ответил он.

— На какой? — иголка с натягом вышла из края раны и потянула нить через мясо.

— На службе Её Величества.

— Армия? Спецслужбы?

— Всё вместе...

— САС? — выдал я единственное что знал, об английском спецназе.

— Почти...

— Ну не хочешь, не говорю. Пущай потом сюрприз будет, — усмехнувшись, я сделал последний стежок и завязал несколько узелков. — Ну всё, почти как новый.

— Спасибо, теперь приложи эту тряпку, — он дал мне сложенный в несколько слоев бинт, пропитанный какой-то медицинской жидкостью, — и примотай её к телу.

— Про первую помощь там же узнал?

— Да...

Я закончил бинтовать, и взглянул на англичанина. Сильный человек. Я бы наверное не смог, вот так, на своих ногах отстоять всю эту экзекуцию, а этот, хоть и морщится, но в обморок не падает.

— Что будем с Янеком делать? — спросил я, когда Ричард залпом выпил еще одну кружку с виски. — Не оставлять же его в машине?

— А почему бы и нет? Сейчас холодно, с телом за ближайший месяц ничего не случиться, оно в машине как в морге пролежать сможет, — Дик взглянул на меня. — А потом мы им займемся. Сейчас опасно, можно попасться после переполоха в городе.

— И что ты предлагаешь? Закидать машину снегом, чтобы никто на сугроб внимания не обращал?

— Да, — англичанин аккуратно и медленно присел на деревянный стул. — Сейчас мы тут закончим, и ты пойдешь его прикапывать.

-А Люк? Когда он приедет?

— Не сегодня. Я написал ему СМС, чтобы он с работы до послезавтра не высовывался. Лишние случайные подозрения для него нам не нужны.

— И что мы будем делать? — я плеснул остатки из бутылки к себе в кружку и сделал небольшой глоток.

— Ну а мы пока подготовим вендетту.

— Чего?

— Месть, — медленно ответил Дик, подбирая каждое слово. — Надо отомстить за наших друзей.

— Кому? Ты знаешь кто это всё устроил?

— Тут без вариантов. Это Момчил нас сдал.

— Кто это?

— Дальний родственник Борислава, у которого мы должны были сегодня ребенка изъять. Наркоман и шваль, который задолжал кучу денег всем вокруг, и теперь плотно сидящий на крючке у многих. Именно через него я получал всю информацию по Крогучу, где, что куда... Только он знал о деле.

— Ты хочешь сказать, что вся эта бойня была затеяна, чтобы мы не выкрали ребенка для настоящих родителей?

— Ты еще не понял? — Ричард устало поглядел в мои глаза. — Это очень хороший, сверхдоходный бизнес, приносящий миллионы евро в год. Чуть менее доходен, чем оружие и наркотики, но зато абсолютно легален. И многие готовы этот бизнес охранять. Даже такими методами. К тому же Крогуч лишь один, не самый внушительный представитель из румыно-болгарского синдиката, занятого этим делом. Понимаешь?

— И что сейчас?

— Надо их как следует проучить,— и вновь пристально взглянув в мои глаза, добавил. — Испачкаться в крови не боишься?

— Нет, — я понял, к чему он клонит.

— Пойдем за мной.

Ричард с кряхтением поднялся на ноги, и медленной походкой, двинулся в сторону лестницы на второй этаж. Поднявшись на один пролет, как раз до середины, он остановился и показал мне пальцем на небольшой вязаный коврик, украшавший эту небольшую площадку.

— Убери.

Я повиновался. Под ковриком оказались толстые и широкие паркетные доски. Дик показал мне как их подковырнуть и вот уже под ними показалась черная спортивная сумка.

— Бери и пошли назад.

Сумка оказалась довольно тяжелой, в ней явно находилось нечто металлическое. И я не ошибся. Как только она оказалась на кухонном столе, Ричард расстегнул молнию и начал выкладывать из неё на деревянную столешницу оружие.

— Сегодня ночью мы всех изрядно удивим, — Дик хищно ухмыльнулся. — Очень удивим.

— Вот этим? — заметил я скептически, взяв в руки небольшого размера вороненый револьвер со стволом в пять сантиметров и скрытым за горбатой планкой курком, оказавшимся одним из выложенных на стол стволов.

— И им в том числе, — кивнул головой англичанин. — Это Ruger LCR под обычный девятимиллиметровый не револьверный патрон. Если к нему присоединить вот эту штуку, — Дик выудил из сумки небольшую трубу глушителя, — то можно оставить в замешательстве всех. На месте операции не останется ни одной гильзы.

— Всё так... — я всё еще скептически разглядывал оружие, откинув барабан. — Но пять патронов, не маловато ли?

— Нормально. Огневой налет нам устраивать ни к чему. Как средство подавления мы на всякий случай возьмем вот это, — передо мной на стол легли два короткоствольных автомата без прикладов, напоминающие немецкие МП-5. — Но это на крайний случай. А так к револьверам идут еще мунклипы, — Дик продемонстрировал мне простенький револьверный скорозарядник из листового метала. Трех штук на человека нам хватит с головой.

— Значит сегодня ночью?

— Сегодня ночью, — кивнул Ричард. — А теперь пока светло, закопай автомобиль снегом. А потом иди сюда, я тебя научу с оружием обращаться. Да и над планом помещения подумать будет нужно.

Глава 14

Три часа ночи после полуночи.

На удивление чистое, морозное, сверкающее миллиардами звезд, небо, на котором явственно выделяется серп нарождающейся луны. Именно такой ночью на промысел вышел черт из 'Вечеров на хуторе близь Диканьки' Гоголя. Дивная, замечательная ночь. Ночь, в которую прольется кровь...

Мы были уже на месте. Именно в этом, большом трехэтажном зеленом доме, что возвышался от нас через дорогу, и проживал клан Крогучей. В узких окнах не было видно ни отблеска света, лишь на первом этаже через тюль штор голубовато просвечивал телевизор.

Мы молча подошли к парадной двери. Несколько деревянных ступенек, припорошенных снегом, на которых, видимо в целях сигнализации, были беспорядочно разбросаны пустые консервные банки. Нас явно ждали.

Почему мы не пошли через черный вход?

Элементарно. Именно на черном входе, зная расклады, лично я бы и устроил ловушку. Да и Ричард поступил бы точно так же. Ну а что мешает болгарам просчитать все варианты? Они же не тупицы. Не стоит недооценивать противника. Никогда.

Да к тому же у Дика имелись в заначке ключи, переданные ранее Момчилой за несколько доз героина. Это в принципе и решило дело.

Молча склонившись над замком, Ричард аккуратно, стараясь не скрипеть, отпер дверь. Чуть приоткрыв её вовнутрь, он указал мне на едва заметную в темноте нитку, натянутую как раз на уровне колена.

— Откроешь дверь, и на пол упадут пустые банки или горшки, — шепотом сообщил мне англичанин. — Неплохая сигнализация. Сделана с умом. Почти...

Вынув из-за пазухи револьвер с прикрученным глушителем, он протиснулся в неширокую щель, внимательно переступая тревожную нить. Я последовал за ним. Пуховик с шелестом протерся о косяк, и моя тушка оказалась рядом с напарником внутри.

Более не говоря ни слова, Ричард прикрыл входную дверь, и жестом показал мне двигаться за ним.

Маленькая прихожая-коридорчик, ничем не отливающаяся от всех тех, что я уже видел в Норвегии. Дверной проем влево ведет в просторную гостиную, в которой, отбрасывая голубые отблески, работал телевизор. Если же пойти направо, то можно попасть в большую столовую, с длинным обеденным столом на двадцать мест, который сразу показывает, что жителей в этом доме немало.

Спасибо коврам под ногами — наши ботинки не стучат и не скрипят принесенным с улицы снегом. Мы бесшумно проникаем сначала в гостиную, где на большом диване перед телевизором, с помповым ружьем на коленях, спал лысеющий чернявый тип.

Дик показал мне взять его на прицел, а сам продолжил обследование первого этажа. Пока его не было, спящий несколько раз всхрапнул, даже не догадываясь, какая участь ждет его через несколько минут.

Неожиданно, где-то в глубине, раздаются три приглушенных писка-хлопка и шлепок чего-то тяжелого о пол. Спящий вздрогнул, начал приподниматься, но тут уже я выдавил спуск. Голова его дернулась, обдав экран телевизора кровавым ошмётком, а само тело тут же обмякло.

— Убил? — рядом со мной из неоткуда возник Дик. — Жаль. Я хотел его допросить на тему кто еще есть в доме.

— Он проснулся, мне ничего другого не оставалось, — как-то по-детски начал оправдываться я.

— Ничего страшного. Главное аларм не поднялся.

— Что там было? — я кивнул в сторону коридорчика.

— Двое болгар сидели прямо напротив черного входа. И даже не спали, подмигнул мне англичанин, и, отбросив в сторону барабан револьвера, вынул оттуда пустые гильзы, заменяя их новыми патронами. — Пошли дальше?

Но на подходе к лестнице, обитой ковролином, нас ждал сюрприз. Со второго этажа по ней к нам спускалась пара человек. Наши глушители выплюнули из себя на двоих не меньше восьми пуль, и ни одна не ушла мимо. Противник мешками картошки свалился к нашим ногам, уставившись остекленевшими глазами в потолок.

Быстрая перезарядка, и мы готовы подниматься.

Шаг. Второй.

Где-то наверху скрипнула дверь. Всё же, падение людей с лестницы кого-то разбудило, и этот кто-то вышел проверить. Слышен голос, вопросительный вскрик на непонятном языке, и вот на ступеньки со второго этажа ступает пузатый и волосатый, словно обезьяна, крепыш невысокого роста, одетый в одни семейные трусы в горошек. Увидев нас, глаза его расширяются до размеров десятирублевой монеты, а рот рефлекторно приоткрывается для последующего крика. И крик этот успевает вырваться из его горла до того, как пуля в девять миллиметров угодила аккурат ему в переносицу.

— Bastard, — прошипел Дик, в несколько прыжков оказавшийся рядом с упавшим телом. — Blow me, Borislav.

И точно, я только сейчас понял, что это и был глава болгарского клана Крогучей, которого я много раз видел на подготовленых Янеком фотографиях. Проходящий мимо Ричард, практически в упор выпускает еще одну пулю в голову болгарину, и повернувшись ко мне, кричит во весь голос:

— Go! Go! Go!

Время как будто поставили на ускоренную перемотку — после криков старшего Крогуча, всё завертелось с утроенной скоростью. Мы, страхуя друг друга, выбивали ногами двери, зачищали пространство от возможных врагов. Один спящий седой усач, хватающийся при виде нас за пистолет на подушке. Мой выстрел и он расслабленным кулем упал куда-то за тахту. Несколько детских комнат, где вжавшись от страха в кровати, на нас глядели еще не до конца проснувшиеся ангельские глазки.

— Вы нас не бойтесь, — сообщил им Ричард ласковым голосом. — Мы тут немного пошумим, но вас не обидим. Сидите тихо, и никуда не выходите. Хорошо?

Ну и в конце коридорчика нашлась спальня хозяина, где в большой и теплой кровати, обхватив согнутые колени руками, сидела жена Борислава, вроде бы Даяна по имени.

Она нас до жути боялась. В глазах её читался животный ужас. Но вот она резко откинулась на кровать, забрызгав кровью подушку и светло-розовую стену спальни.

— Зачем? — не понял я напарника, уже нырявшего в хозяйский санузел.

— Она замешана во всём не меньше Борислава. Думаешь, при чьем участии тут калечили детей, чтобы получать побольше пособий? При её. Она полноценный соучастник, со всеми вытекающими. Не раскисай, нам еще третий этаж проверить нужно.

Но на третьем этаже нас ждала засада. Сразу напротив лестницы на полу залег один из болгар, вооруженный дробовым ружьем. Только нам стоило показаться в поле его зрения, как осыпь дроби буквально процарапала по нашим черепам.

— Ты гранат не захватил? — почти на полном серьезе спросил я, после того как кубарем скатился по ступеням на предыдущий этаж.

— Хотел, но не взял, — немного чопорно ответил англичанин. — Но они нам не особо и нужны. Ты фильм 'Пятый элемент' смотрел?

— Ну вроде... — еще не понял я к чему клонит Дик.

— Тогда вынимай игрушку и делай как я.

Расстегнув молнию своего пуховика, он вынул на свет укороченную версию немецкого пистолета-пулемёта МП-5 с рукояткой спереди, до этого болтавшегося на ремне под правой подмышкой. Отстегнув от него рожок, он выудил из нагрудного кармана другой, обмотанный желтой изолентой, и вставил в приёмник.

— Это бронебойные, — усмехнулся Дик. — Перекрытия пробьет без разговоров. Хорошо, что они деревянные...

И, не прекращая ухмыляться, он выпустил весь магазин одной очередью в потолок, в то место, где предположительно залег противник. Я в точности повторил его трюк, и когда мой автомат перестал плеваться огнём, мы еще раз аккуратно поднялись на третий этаж.

В двух метрах от самой верхней ступени, в луже собственной крови, скуля и сжавшись в позу эмбриона, лежал полуголый человек. Обрез двуствольного ружья, отброшенный им, нашелся тут же. Больше на третьем этаже никого не было.

— Давай, у нас не так много времени, — скривясь от боли, сообщил мне Ричард. Его порез не давал о себе забыть. — Ищем деньги, собираем оружие, берем детей и уходим.

— Всех детей?

— Всех, — кивнул англичанин своей лысой головой. — За двоих я уже предоплату получил. Еще за троих можно будет выручить сколько-то.

— А с остальными?

— С остальными? Если получится безопасно связаться с их родителями, то передадим им бесплатно.

— А если безопасно связаться не получится?

— Значит, придется вернуть их Барневарн. С собой мы их взять не сможем, при всём желании, — отмахнулся от меня Ричард, — лучше трупы с видного места убери, чтобы дети их не видели. Нечего им на покойников глядеть. Жизнь длинная, успеют еще.

Часть Третья

'Ночь'

Глава 15

Ничем не примечательная пивная на десять столиков, сколоченных из крепких лакированных досок, и выставленных вдоль одной из стен, где на потемневшей от времени красной кирпичной кладке интерьер оживляли черно-белые фотографии Хельсинки, а возможно и Санкт-Петербурга, сразу и не понять. Свет приглушен, над столами мрак рассекал конусообразный металлический абажур, качающийся на длинном проводе-шнуре.

А может даже это была и не пивная, а полноценный кабак. Неважно. Важно, что здесь разливают неплохое пшеничное пиво и подают к нему вполне питательные и вкусные закуски. Ричард знает в них толк, да и я не отстаю от дегустаций.

За две недели, что мы находились в столице Финляндии, мы уже успели побывать практически во всех злачных местах, и сегодняшняя пивная как раз разминка для продолжения забега.

Деньги были, желание нажраться тоже, так зачем себя сдерживать?

Всё же англичане в теме выпивона могут дать фору многим русским. Пьют они отчаянно, как будто в последний раз в жизни им предоставилась такая замечательная возможность. Наследие это легендарных английских морских волков, не менее легендарных монахов-туков или исконных-посконных нормандских рыцарей — не знаю, но факт остаётся фактом — перепить их очень сложно.

Ричард не был исключением. За сегодняшний вечер он прикончил уже четыре литра пива, и останавливаться не собирался. Мне же, пока хватило и двух, да и поводов спешить потерять рассудок сегодня я не видел.

— Ну и зачем это всё? — спросил я, когда очередная кружка пенного напитка была выставлена на наш стол блеклой, словно рыба, официанткой.

— Что это? — не понял сразу товарищ. — Пиво? Ты же знаешь, я только разминаюсь перед настоящей пьянкой.

— Я не про синьку, — англичанин уже вполне притерся ко мне, и вполне понимал мой сленг. — Я про вообще. Зачем нам вообще всё это?

— Не понял, — Дик мотнул лысой головой. — Попробуй повторить еще, но на этот раз поподробнее.

— Помнишь тот вечер в ангаре, когда вы только-только нашли меня?

— Ну...

— Помнишь, что сказал мне тогда Янек про убийство мной тех приемных родителей?

— Что ликвидация рядовых винтиков этой сложной системы не изменит ничего? — произнес Дик с той же интонацией, что и Ян.

— Именно! У тебя отличная память!

— Ты давай, с похвальбой не переборщи. Говори, к чему клонишь, — стальные глаза уставились на меня.

— Ну а с болгарами как получилось? Рядовые ли они винтики или не очень?

— Рядовые, ничем от твоих по сути не отличались. Паразиты, сидящие на детских шеях и пьющие детскую кровь.

— Ну вот! — я допил, наконец, своё пиво и отодвинул кружку подальше. — А результат нашей акции какой? Мы сидим подальше от Осло, не отсвечиваем и ждем, когда шухер, поднятый нами же, успокоится. Но что поменялось в принципе?

— Ничего, — печально констатировал англичанин.

— Именно. Ничего не поменялось. Отбирать детей у родителей и передавать их в приемные семью всё так же выгодно как и за день до гибели Янека с Жанной. — стянув с общей тарелки хрустящую гренку, я обмакнул её в сырный соус и отправил в рот. — А теперь скажи, за что они погибли?

— Они погибли за свои идеи. За свои жизненные позиции. Мы с тобой это уже тысячу раз обсуждали.

— А какие у них были идеи и жизненные позиции? — не унимался я.

— Они, как и ты, хотели, чтобы дети росли в своих семьях. И помогли этому осуществиться для десятков детей. Это не мало.

— Но у Берневарн счет отобранных идет на сотни тысяч. Тут вся система ублюдочна и порочна.

— Я уже понял, к чему ты клонишь, — Ричард одним глотком отхлебнул половину своей глиняной посудины. — Лавры Брейвика тебе покоя не дают?

— Нет. Брейвик сделал правильные выводы, но неправильно выбрал цель, — отрицательно мотнул я головой, вытягивая из нагрудного кармана сигареты. — Убийство верхушки, пусть даже всей страны. Не изменит ровным счетом ничего. Ты же сам говорил, что тут миллиардные прибыли, и никто их просто так не отдаст.

— Продолжай, — сосуд англичанина опять опустел, и он махнул бармену, показав два пальца.

— А что у нас в бизнесе соседствует с прибылью? — я подкурил от позолоченной бензиновой зажигалки.

— Ты про риски?

— Именно! — я даже удивился, как быстро Ричард ухватил нужную нить разговора. — С прибылью соседствуют риски. А если риск становиться слишком велик, то никакая прибыль уже не интересна.

— Продолжай.

— Не напомнишь, кто там основной получатель благ? Какой-то американский банк? — я с удовольствием затянулся.

— Не совсем, — к нам на стол поставили еще две литровых кружки с пенным напитком. Ричард сразу же ухватил свою долю. — Bank of America один из крупнейших финансовых конгломератов в мире. Число активов у него более двух триллионов американских долларов, чистая годовая прибыль превышает четыре миллиарда. Хватается за всё, что приносит деньги. Не удивлюсь, что некоторые серые и черные его подразделения сидят на наркотрафике, киднепинге и на работорговле.

— Ну а в Норвегии, не работорговля и киднепинг?

— В какой-то мере, но не совсем. Это, как у вас русских называется — пиление бюджета, вроде как рабочие места для населения создают. Денег от нефте и газодобычи много, а запустить их правильно в экономику этим Dummies мозгов не хватило. А откуда мозгам взяться-то, после веков кровосмешения? Ты знаешь, что шизофрению изучали как раз на норвежцах? Это же чистый клинический лабораторный случай, идиотов там каждый третий. Впрочем ты сам всё видел.

— Ну и американцы в это пиление тут же вписались?

— Не совсем, — Дик принялся за новую порцию. — В эту схему изначально, как ты сказал, вписались лондонские мальчики. У этих нюх на всякое денежное и грязное, уж поверь мне. Ну а после того, как они присосались к денежной трубе — появились американцы, и выкупили этот лондонский инвестиционный фонд с потрохами.

— Ну, примерно так я себе всё и представлял, — я затушил окурок в стеклянной, под хрусталь, пепельнице. — Ты к слову, и еще одну мою мысль подтвердил.

— Какую?

— Ты же всю эту схему уже давно вскрыл? Верно? И наверняка уже выявил, кто отвечает именно за это направление.

— Возможно, — Ричард отпил пива. — К чему ты клонишь?

— Нет, друг, это к чему ты клонишь, точнее меня подводишь? — я наклонился чуть вперед, ближе к собеседнику, не опуская взгляда от его цепких глаз. — Ведь не просто по доброте душевной вы тогда выслеживали меня по всему городу? Правда? И не просто так меня к делу пристроили в идеально работающую команду? Я же был среди вас явно лишним и ненужным. Как в телеге пятое колесо. Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы догнать, для чего примерно я был реально нужен, — Ричард сидел напротив с непроницаемым лицом. — Ну а болгары были вроде окончательной проверки. Подпишусь я на кровь или нет. Ну и все эти две недели ты ведешь со мной разговоры вокруг да около, пытаясь навязать мне необходимость дальнейшего действия. Ничего не пропустил?

— На удивление — нет. — Дик сделал очередной глоток с идеально каменным лицом. — Приятно иметь дело с умным человеком, это сильно экономит время.

— Так почему сразу не сказал? — я откинулся на спинку дивана.

— Была большая вероятность, что ты тут же встанешь и уйдешь. А без тебя я не справлюсь. Поэтому пришлось вот так.

Наступила неловкая тишина на несколько минут. Мы оба молча успели искурить не по одной сигарете, и всё-таки доесть те гренки, выставленные еще в самом начале посиделок. Дик, буквально в несколько секунд потерял видимый интерес ко мне, превратившись в обычного пьяного туриста. Он громко смеялся над шутками, которые доносил какой-то незнакомый комик с большого плоского телевизора, повешенного на противоположную от нас стену и пытался подпевать музыке, доносившейся из другого зала.

— У тебя ведь уже готов план? — первым прервал молчание я.

— Не просто готов, — англичанин усмехнулся. — Он проработан в деталях и отшлифован временем.

— Видимо давно ты за него сел.

— Давно, — утвердительно кивнул Ричард. — Уже лет семь, когда еще в тюрьме сидел. Мечтал освободиться и взяться за этих упырей.

— Так зачем дело встало?

— Старые друзья, с кем служил, с кем свою задницу под пули подставлял, за время моей отсидки расползлись кто куда. Да и то, для тех, кого мне удалось потом найти, я уже стал чужим. А кто ради чужого добровольно на смерть полезет? — Дик грустно уставился на свои руки, сцепленные на столе в замок. — Нет, помочь с информацией они мне помогли, но не более.

— А ребята?

— А чего ребята? Они немного из другой глины замешаны. Ян и Жана были категорически против насилия. Зарубка такая у них в голове была. Ну а Люк... Люк полицейский, и этим всё сказано.

— Но ты хоть предлагал?

— Предлагал, конечно. Но все тактично отказались. Да и дело наше пошло. Мы, вроде как, пользу приносить на месте начали.

— Ну а теперь, терять уже нечего?

— Ну а чего терять? Как мне однажды сказал один парень из Прибалтики, у меня как у латыша — хрен, да душа.

— Но хрена лишиться бы не хотелось, — заметил я.

— Души лишиться страшнее, — серьезно парировал Дик.

Глава 16

Усмешка судьбы.

Я прожил почти треть от века, и никогда особо не путешествовал по миру. Да, на автомобиле я проехал от Кишинева до провинциального города в центре Европейской России, ставшим мне второй Родиной, а потом еще гонял на поезде до Читы и обратно на срочную службу в нашу доблестную армию. Но это было не то. Это были поездки по Дому, а всегда хотелось побывать дальше. Заграницей. Хотя бы в Европе.

И что? И всё...

Я в этой самой Европе живу уже почти полгода, и каков результат? Десяток трупов, а я в бегах.

Люди здесь не добрые эльфы с остроконечными ушами, а такие же мрази, как и у меня на родине. Они хотят жрать, сношаться, доминировать, и ходят в туалет не ради того, чтобы испустить из задницы радугу, а для более мерзопакостных дел. Они живут в своём тесном мирке по своим же людским законам, как и везде. Они не хуже, и не лучше, чем я. Хотя вру, конкретные индивиды — намного хуже. Поверьте, поглядеть на европейца вблизи, в его естественной среде обитания мне удалось на отлично. К этому добавилось и изучение личных дел, предполагаемых будущих клиентов.

Сразу после нашего серьезного разговора в хельсинкской пивной, Ричард обзавелся небольшим недоразумением на колесах под маркой 'Smart', мотивируя тем, что особого багажа у нас нет. И выпив утреннего кофе, наша пара двинула в путь.

Сначала мы отправились на комфортабельном пароме в немецкий Травемюнде, что располагается неподалеку от Любека. Всего двадцать шесть часов, и мы оказались в землях древних Полабских славян. Далее без приключений мы проехались через всю Германию по главным и не очень автодорогам, заночевав в Ульме. Ну а утром мы уже въезжали в Швейцарию.

В Цюрихе, в одном из банков у Ричарда оказался забронирован сейф, в котором он хранил копии личных дел и документов по ним.

— А чего ты это всё в электронном виде не хранишь? — спросил я товарища, когда он в специальной комнате перекладывал содержание ячейки к себе в дипломат. — На флэшке это всё иметь намного удобнее, да к тому же, я слышал, сейчас в интернете появились облачные хранилища, к которым ты можешь получить доступ с любого устройства с выходом в интернет. И так далеко кататься не нужно будет, чтобы документы полистать.

— Если из любой точки мира имеешь доступ ты, то и кто-то другой его имеет, — спокойно парировал Дик. — Тут у меня собраны очень серьезные люди, вертящие серьезными деньгами. Если их имена хоть как-то засветятся в сети, это тут же привлечет внимание ненужных людей, а мы моментально попадем под колпак. А так, — он встряхнул очередное дело — обычную папку из плотного картона, — всё надежно и ждёт своего часа. И никто ничего не знает, кроме нас, конечно.

— На мой взгляд, флешка всё же проще. Её и спрятать, и уничтожить в случае чего легче.

— И потерять пара пустяков. Да и с чего ты взял, что у меня нет копий в цифровом варианте? Всё же не в первобытном мире живем, — и англичанин хитро подмигнул. — К тому же у нас тут есть еще дела.

— Какие?

— Увидишь.

И он не обманул. На следующее утро к нам в гостиничный номер зашел седой усатый мужчина за пятьдесят. Он крепко обнялся с Ричардом и быстро заговорил с ним по-английски. Пока их беседа длилась, я продолжал изучать выданные мне документы, пытаясь ухватить характер и привычки целей.

Через час, Дик сказал мне собираться, и выдвигаться дальше.

Мы прибыли в одну высокогорную швейцарскую деревушку, в которой оказался исполинских размеров стрелковый комплекс. Я видавший не один отечественный тир, был поражен его монументальностью. Тут было всё необходимое: и стрелковые галереи, и смертельный городок, и стрельбище на несколько километров. Всё оборудовано по высшему классу, и всё очень культурно и удобно.

И начался ад... Второй мой КМБ.

Тот седой усач оказался сослуживец Ричарда, перебравшийся сюда в качестве инструктора. И по просьбе Дика, он принялся за нас, чтобы мы вспомнили, с какого конца нужно подходить к оружию.

В чём был успех Брейвика? Ведь безумцы с оружием начинают беспорядочную стрельбу каждый год, и не по разу. И каждый раз количество жертв очень редко превышает десять человек. И запасные патроны и второе оружие тут совершенно не помогают, хотя, казалось бы, что может быть проще — взял ствол в руки и пошел стрелять как в тире. Но нет. Эффект не такой страшный, как хотелось бы стрелку.

Как мне объяснил Ричард, да впрочем, я и сам это подозревал — наличие оружия и готовность его применить еще не гарантируют результат. Нужно умение. Нужны многодневные изнуряющие тренировки, которые большинство шутеров-стрелков не проходили. А если бы и проходили, то спалились бы перед инструктором своим неадекватом очень быстро. Ведь еще нужно понимание, чего и как ты собираешься добиться. То есть наличие трезвого холодного ума обязательно.

Именно холодным расчетом и скрупулезной подготовкой и выделялся Брейвик на общем фоне. И вот результат — убито семьдесят семь человек, и еще сто пятьдесят один получил ранения. Огромное количество, которым не сможет 'похвастаться' не один шутер. Брейвик расстреливал людей полтора часа, которые сам же себе и организовал своей подготовкой. Долгой, четкой и без эмоций.

Вот и нам с Ричардом эмоции были ни к чему. Нужно было собрать мысли в кучу и подумать, как лучше организовать наше дело. Да и возобновить некоторые знания было совсем не лишним.

По службе в милиции и работе в охране я был знаком с пистолетом. Правда, всего с одним — звездой мировой величины из середины двадцатого века — пистолетом Николая Федоровича Макарова. Даже мой служебный ИЖ-71, который я получал в ЧОПовской оружейке, по сути и был старым-добрым ПМом, но под менее мощный боеприпас.

В армии я стрелял из автомата Калашникова, но не особо прицельно, а просто в сторону мишени. Точность тогда с меня никто не требовал, да и я не особо целился. Но сейчас...

Сейчас усач, который представился просто Питом, пристально следил за моими успехами. Он вначале подробно мне показывал и рассказывал матчасть очередного оружия, а потом заставлял стрелять в мишень на тридцать, пятьдесят и сто метров. И не важно, что за оружие это было — пистолет, пистолет-пулемёт или карабин, мне необходимо было попасть, ведь Пит буквально за минуту до этого попадал.

Зиги, Глоки, Беретты, другие неизвестные мне на вид модели и марки пистолетов лежали на длинном столе перед огневой позицией, и стрелял я из всего. Пистолеты-пулемёты были не так разнообразны — старые МП-5, легендарные Узи, чудаковатые Беретты и древние чешские Скорпионы. Завершали дело немецкие Г-3 и Г-36, австрийские, английские и французские булпапы*, и, конечно же, американские М-4 и М-16.

— —

* Булпап — схема компоновки оружия, при которой спусковой крючок вынесен перед магазином и ударным механизмом, и за счет чего существенно сокращается длинна оружия при сохранении полноценной длинны ствола. Оружие при такой компоновке более компактно и разворотисто.

— —

Пит продемонстрировал высший класс по каждому стволу. Попасть в мишень из пистолета на сто метров? Легко. Выхватить оружие из тайной кобуры под одеждой, дослать патрон и выстрелить за две целые три сотых секунды? Без проблем.

Интересно, что и Ричард обладал подобными навыками. Правда, было заметно, что часть из них он за прошедшие годы уже подрастерял, но всё равно держался молодцом.

— Сколько тебе лет? — наконец задал я, давно мучавший меня вопрос. — Когда после стрельбы мы пошли в тренажерный зал, подтягивать физуху.

— Сорок девять, а что?

— Неплохо сохранился, — рассмеялся я, открывая перед нами дверь.

Тут тоже всё оказалось серьезно. Тренажёры, железо — всё было на высшем уровне. Если бы мы это удовольствие оплачивали из своего кармана, то вылилось бы это в целое состояние.

Так и прошел месяц. Каждый день стрельбы, физуха, снова стрельбы, и вновь физуха. Я сбросил пять кило, которые успел набрать в Норвегии. А к ним сбросил еще парочку, которые прилипли ко мне еще в России. В стрельбе пошли сплошные улучшения, с каждым днем я бил всё точнее. Ну а самым интересным было учиться на второго номера в снайперской паре. Дальнобойную винтовку взял Дик, как более опытный. Обучить меня за месяц снайперской стрельбе было нереально, а вот дать мне необходимые знания по наблюдателю было вполне по силам.

Но вот месяц пролетел. Мы сдали последний экзамен, подготовленный Питом, и, тепло с ним простившись в аэропорту, отправились на посадку в самолёт.

Лондон ждал нас.

Глава 17

Я где-то читал, что нет ничего хуже для человека, чем сырой, проникающий всюду, туман. От него болят кости и суставы. От него гноятся раны. И наконец, от него накатывает такая депрессия, сравнимая разве что с норвежской зимней меланхолией. В февральском Лондоне с туманами всё обстояло как надо. Их был изрядный переизбыток.

Мы уже две недели зависали в Актоне, одном из западных районов, сняв квартиру на месяц в качестве гомосексуальной пары. Хозяйка, низкорослая пышная особа с обесцвеченными волосами, даже глазом не моргнула, когда Ричард заявил ей об этом, видимо для неё это было само собой разумеющимся.

— Зачем ты окрасил нас в радужные тона? Это же привлечет к нам ненужное внимание, — спросил я напарника, когда толстуха вышла.

— Ошибаешься, — улыбнулся товарищ. — Это идеальная легенда для маскировки. Кто заподозрит старого гомосека и его молодого бойфренда в плохих планах? А так два взрослых мужчины, один из которых явный иностранец, просто живущие вместе, будут более подозрительны.

Вечером этого же дня, как мы окончательно въехали в наше 'семейное гнездышко' на третьем этаже старого здания из красного кирпича — довольно просторную квартирку в три комнаты, не считая тесной кухни, Ричард, натянув серое пальто, исчез в сгущающемся тумане.

Его не было почти сутки, но зато по возвращении он вывалил на стол сверток, в котором оказалась целая стопка документов. Румынские, болгарские, эстонские паспорта, в которых мило улыбались наши с ним фотографии. Я с удивлением рассматривал пяток разных документов, по которым я был Штваном, Володимиром, Родомиром и Петром.

— Откуда?

— Не переживай, — Дик хитро улыбнулся. — Это всё настоящее, потерянное тут туристами, и всего лишь доработанное знакомыми специалистами.

— И что дальше?

— А дальше начинаем разрабатывать наши цели, тем более на одну из них поступил заказ.

— В смысле?

— В прямом. Кто-то из окружения того, кто нам нужен, хочет успокоить его навечно. Наши цели совпадают, так почему бы не заработать на этом? Деньги-то нам понадобятся.

— Не нравится мне это, — высказал я скепсис, усаживаясь в кресло. — Как-то всё красиво получилось, появляемся мы и тут же не пойми откуда контракт на того, кто нам нужен.

— Почему не пойми? Контракт от вполне знакомого мне товарища, которому я доверяю. Думаешь документы откуда? — Ричард кивнул на стол. — К тому же мне предложили не только его, а несколько целей, ну а я выбрал то, что подходит нам. Это действительно случайность.

— Откуда у тебя такие знакомые, которые сходу предлагают тебе завалить кого-нибудь за деньги?

— Откуда? — англичанин пристально поглядел мне в глаза. — Ты действительно хочешь знать?

— Да.

— Ты не поверишь, но это был мой бывший сослуживец.

— Странные у тебя сослуживцы. Один стрелок такого уровня, каких бог не видывал, другой контракты на отстрел людей раздаёт. Где же ты служил?

— Я служил Её Величеству Королеве. Это всё, что тебе необходимо знать, — товарищ выудил из внутреннего кармана пиджака сигару, откусил кончик и смачно, причмокивая, закурил от спички.

— Слышь, доморощенный Джеймс Бонд. Если всё было так круто, то почему тебя не вытащили из норвежской тюрьмы?

— Были причины, — зло ответил напарник.

— Бог с ними, — уводя разговор обратно в умиротвортельное русло, я взял с журнального столика сигареты, и, чиркнув зажигалкой, подкурился. — Я правильно тебя понял, что парень, нужный нам, уже в любом случае обречен?

— В принципе да, но... — Дик уселся на соседнее, обитое серым плюшем кресло. — ... но тогда мы не заработаем двести пятьдесят тысяч фунтов. Это серьезные деньги, которые лишними не будут.

— Не будут, — согласился я после глубокой затяжки. — Излагай. Как ты всё это видишь.

— Мэтью Джонатан Сэйлорд, пятьдесят четыре года... — Начал Ричард, но я перебил его, продолжив по памяти.

— Глава отдела 'Банк оф Америка' по инвестициям в европейский сектор. Именно через него проходили все сделки по скупке детских фондов в Норвегии. Постоянно проживает в Лондоне, Брюселе, Лос-Анжелесе и Женеве, курсируя между этими пунктами с неизвестной периодичностью. Очень серьезная шишка, грамотная личная охрана, просто так близко не подобраться.

— А нам близко и не надо.

— Винтовка? — товарищ утвердительно кивнул. — Когда?

— Скоро. Нужно подобрать место. А для этого нужно облазить весь этот чертов город.

— Если надо, то облазим, — заявил я, туша сигарету в стеклянную пепельницу.

— Нет, облажу я. У тебя будет другая забота.

— Не понял...

— Завтра ты возьмешь румынский или болгарский паспорт, что я принес, и пойдешь устраиваться в кейтеринговую компанию при одном из отелей, в котором периодически проходят светские приёмы на самом высоком уровне. Естественно и гости туда заходят интересные. Понял?

— Понял. И кем мне туда устроится?

— Официантом. Вполне нормальная работа для эмигранта, вроде тебя. С английским у тебя уже неплохо. Документы в порядке. Зарплата только не слишком высокая, но ты и не ради денег туда идешь.

— И долго мне там холуем притворятся?

— Пока не зайдет тот, кто нам нужен. А уж тогда...

Ричард не стал уточнять, что уж тогда. Но я прекрасно его понял, кровожадно усмехнувшись моим мыслям.

Глава 18

Оглушительной трелью сработал будильник на моём мобильном телефоне. Кое-как, не разлепляя один глаз, я нащупал его на прикроватной тумбочке и выключил. Три часа ночи. Пора.

Выдохнув, я поднялся с постели.

Темно. Лишь яркими вспышками проносятся по стенам полоски света, от проезжающих по улице автомобилей, ослепляя меня.

Практически на ощупь я добрался до санузла, и, наконец, смог взбодрится, плеснув холодной воды на лицо. Фыркнув, я разлепил левый глаз и поглядел на себя в зеркало.

Из него на меня уставился осунувшийся мужчина с впалыми щеками, поросшими густой черной щетиной. Его глаза были безжизненны и блеклы, и выдавали уставшего от жизни человека. Ни цели, ни желаний, ни страстей — ничего не читалось в них.

Как же сильно я изменился за это время, как постарел. Мне чуть больше тридцати, а выгляжу я на все сорок пять лет. А в прочем — всё равно...

Вернувшись в спальню, я натянул защитного цвета термобелье в несколько слоев. Первый слой для отвода пота, а второй собственно для тепла. Поверх этих двух коплектов надел флисовый темно-синий костюм. Впрочем, уже в этом можно было выбираться наружу и не бояться замерзнуть, но оставалась вероятность намокнуть в этом дурацком зимнем лондонском тумане, поэтому всунув ноги в черного цвета штаны из мембранной ткани, я накинул на плечи точно такую же куртку. Ступни мои вошли в удобнейшие трекинговые ботинки из черной кожи, а на бритую макушку обыкновенная вязанная шапка, простым движением превращающаяся в маску. Всё это для 'работы' мы купили вместе с Ричардом пару дней назад в только ему известных закоулках столицы Великобритании. Он действительно разбирался в снаряжении и экипировке, да к тому же цена для нас особого значения не имела.

Как только я подхватил заранее собранный рюкзак, в кармане вновь затрещал мобильный.

— Ты как? — донесся до меня голос напарника.

— Уже готов, спускаюсь, — и, отключившись не прощаясь, я покинул квартиру.

Стоило только выйти на улицу, как меня моментально окутал сырой промозглый воздух, заставляя инстинктивно ежиться и вздрагивать. Но делать нечего, не отменять же сейчас из-за этого всю операцию?

На противоположной стороне улицы, прямо под тусклым фонарём, стояла заведенная малолитражная машина. Её водитель явно кого-то ожидал. Вероятно меня.

— Привет, — выдавил я, бухаясь на непривычное пассажирское сиденье там, где у нас находился руль. Всё же Англия странная страна, всё тут ни как у людей. — Ты нормально?

— Вполне, — ответил ровным голосом Дик.

— Где достал колеса?

— Взял у паков, — но видя в моих глазах непонимание, он пояснил, — купил у пакистанцев за недорого. Она вероятно краденная, но первичные документы вполне сносные.

— Нас не заметут?

— Не должны, — Ричард всё лучше и лучше понимал мой сленг.

— Тогда в путь, — скомандовал я, и товарищ тронул с места.

Ночной Лондон ничем не лучше ночного Саранска или Пензы. Грязь, смрад и пьяные кучки молодежи по углам. А молодежь здесь еще та, наши гопники с района местами хвосты перед ними подожмут.

Нет, в фешенебельных районах, да в центре города — всё было как надо. Картинку для туристов никто не портил, но... В спальных районах былое богатство Британской Империи угадывалось с трудом, и то смутно проступая в древних, а точнее в дряхлых домах более вековой постройки. Хотя, откровенно говоря, попадались и строения, больше всего похожие на наши хрущевки или панельные дома середины 70-х.

Англия, страна контрастов, мать её.

Так, несколько раз проехав по мостам через неизвестные мне речки, мы остановились у одного ничем не примечательного проулка, в который тут же юркнул Дик. Появившись через пару минут, он нес на руках огромный, закутанный в ткань, сверток. Как только принесенный груз устроился на заднем сидении, мы двинулись дальше.

Полчаса неспешной езды, и наш автомобиль постепенно оказывается в царстве гламура и роскоши. Найтбридж, Рыцарский Мост ставший оплотом еще не разорившейся аристократии и нуворишей, вроде солидных банкиров и русских олигархов.

Именно так я себе раньше и представлял Лондон. Пяти-шестиэтажные дома-дворцы из благородного красного кирпича, подсвеченные прекрасной цветной иллюминацией. Если бы не современные спорткары на уличных парковках, то легко себе представить этот район в Викторианскую эпоху, эпоху Пара и Лошадей. Но это всё лирика, которая сейчас не совсем уместна.

Наш автомобиль свернул с улицы Найтбридж на Бромтон Роуд и почти сразу затормозил у высокого, девятиэтажного здания, где ярко сияли вывески 'Starbucks', 'Lacoste' и 'Bang&Olufsen'.

— Знаешь, говорят именно тут жил Майкл Джексон, когда приезжал сюда, — вдруг неожиданно сообщил Ричард, кивая на девятиэтажку.

— Жаль его, хороший был певец, правда, закончил как педофил, — напомнил я товарищу.

— Не был он педофилом, — парировал друг. — У него были серьезные проблемы с головой. Его психологическое развитие остановилось где-то на уровне пятнадцатилетнего ребенка, и ему было сложно общаться со взрослыми.

— А с детьми проще?

— Ну, вот он с ними и общался. Как со сверстниками. Даже целый парк аттракционов для них построил. А потом кто-то из родителей ребятишек решил на нём денег заработать. И пошли суды, которые его и подкосили.

— Любил его творчество?

— Нет. Дочь любила, — ответил он помрачнев.

Более не говоря ни слова, мы выбрались наружу. Выудив из рюкзака ядовито-оранжевые жилеты-манишки и натянув их поверх курток, наша маленькая группа, подхватив тяжелый сверток, медленным размеренным шагом пошла к ближайшему перекрестку. Вот по левую руку появляется вывеска 'Topshop', и мы повернули за угол этой высотки, и сразу вошли в большие стеклянные ворота-двери, за которыми, на стойке, неимоверно скучая, щекой на руку навалился портье. Чернокожий подтянутый парень с белоснежной улыбкой устало взглянул на нас.

— Хай, Том, — вскинул руку в приветливом жесте Дик.

— Привет ребята, — портье даже не убрал лицо с ладони. — Зачем так рано? Всего полпятого. Приходили бы хотя бы после восьми.

— Ага, рано, — покачал головой напарник. — Если мы в восемь начнём, то минимум до полуночи промучаемся, а так есть шанс уже к десяти домой вернуться и навсегда с вашим домом распрощаться.

— На крышу полезете? Ключ дать?

— Не, зачем нам она? — отмахнулся Ричард. — Ты хочешь нашей смерти от переохлаждения? Да и сделали мы там, что хотели.

— Глядите сами, если что я тут.

— У тебя смена до какого часа? — спросил уже я.

— До семи. Еще два с половиной часа, и можно, наконец, поспать, — негр мечтательно закатил глаза.

— Счастливчик. Была бы наша воля — мы бы из постели не вылезали, — пробурчал в ответ Дик, и вызвал красиво оформленный лифт, до которого мы успели добраться во время разговора.

Звоночек о прибытии кабины. Мы вошли внутрь, и Ричард нажал кнопку самого высокого этажа. В самом верхнем углу на нас уставилась незаметная обычным гражданам видеокамера, но не нам, я срисовал её еще в первое наше появление неделю назад. По идее она и сотни других камер, что с огромной плотностью развешаны по этому району, должны записать наши лица. По идее...

В лацканах куртки и на шапке у нас обоих были вывешены светодиоды, питавшиеся от мизинчиковой батарейки. Для всех окружающих, ровным счетом ничего не происходило, зато на мониторах вместо голов у нас были факелы из яркого света. Небольшая хитрость, но очень действенная.

Вновь дзынькнул звоночек, и двери лифта беззвучно расступились перед нами. Мы не спеша вышли и по коротенькому коридорчику свернули направо, в приоткрытую белую дверь, за которой широкая лесенка вела на технический этаж, или как у нас его называют — чердак.

Вот и всё, от парковки, до нашей цели мы никого, кроме портье не встретили. Да и у него мы опасения не вызвали.

Вот уже больше недели мы приходим сюда под видом работников, чтобы починить якобы поломанную вентиляцию в этом элитном доме. Удивительно, что способны сотворить рабочий униформенный жилет, а также наглость и самоуверенность. Рядовые работники, опасаясь наказания от начальства за нерасторопность, беспрепятственно пропустили нас на служебную территорию, даже забыв это начальство о нас уведомить. А потом, мы стали вроде как 'своими'.

Вместе с администратором мы поднимались на крышу, и с умным видом осматривали всё, что там имеется. Пока я отвлекал работника, Дик выкрал связку ключей, и по-тихому наделал их слепки в пластилине, так что к сегодняшней ночи у нас был доступ ко всем закрытым для простых смертных помещениям.

Лояльности персонала нам помогла добиться пьянка в пабе неподалёку, куда мы затащили обоих портье и одну уборщицу. Пять пинт пива — и мы стали лучшими друзьями для ребят. Поэтому и наше появление сегодня было воспринято как само-собой разумеющееся.

Открыв последний замок перед крышей, на которой даже летом особо никто не появлялся, мы вновь оказались под промозглой сыростью утра. Еще час и рассветет окончательно, и за это время нам нужно успеть расположиться.

Бросив свои вещи за большими коробами вентеляшки, Ричард склонился над своим свертком. За откинутой тканью оказались два туристических коврика, которые в теории должны были сделать наше ожидание на голом бетоне не такими холодными. В сами же коврики оказалась закручена темно-зеленая снайперская винтовка с большим черным прицелом. Дик склонился над ней, приделал сошки, отодвинув болтовой затвор, вставил в магазин четыре патрона калибра .308, и, поставив на предохранитель, взглянул на часы.

— Минимум шестнадцать часов до появления цели, — продекламировал он.

— Ну а максимум?

— По данным источников, максимум дня три-четыре. Сэйлорд должен обязательно явиться к заседанию правления одного из банков. Расписание рейсов из Женевы у меня тут, — он похлопал по нагрудному карману, — так что подождём. Терпение это главное в нашем деле, тем более мы на финишной прямой.

Я закинул в рот подушечку жевательной резинки, которой я взял пачек двадцать на всякий случай.

— Лучше бы леденцы взял. Они полезней, — заметил мой жест товарищ.

— Я и их взял, не переживай, — вяло ответил я, и добавил чуть позже. — Знаешь, с одной стороны даже хорошо, что мы подписались под этот контракт. Благодаря этому мы получили доступ к важным актуальным сведениям по цели. Без них, мы только на нашего Мэтью потратили бы не один месяц, если не полгода. При таких перерывах — мы лет пять мстить будем.

— А тебе надо побыстрее? Разом всех.

— Конечно. Бац-бац и в дамки.

— Что?

— Ничего... лучше на, жвачку пожуй.

Обнаружения мы не боялись. Мы специально пришли сюда заранее, как раз перед сменой партье. Так как мы уже стали тут обычным фоном, вряд ли он передаст о нас по смене. А если и передаст, то на техническом этаже нас нет, и сменщик решит, что мы уже закончили и как-то незаметно от него ушли.

Да и машина, оставленная нами на парковке, в глаза бросаться не будет. Через часа три-четыре к ней подойдёт парень, погрязший в долгах, и найденный через Ричардовых знакомых. За списание из долга четырехста фунтов бедолага отгонит тачку в обусловленное место и скроется из глаз. Он уверен, что в автомобиле наркотики, оружие или труп, ну и пусть так думает, меньше связи будет с нами.

День прошел в полудрёме.

Я пытался поспать, уложив голову на рюкзак, но сон приходил лишь урывками. Дик же вырубился сразу и напрочь. Я давно за ним такое замечал, перед делом он всегда высыпает своё, чтобы в случае чего быть бодрячком несколько суток к ряду.

В полдень я вынул из рюкзака газовую горелку и вскипятил в металлической кружке воду, тут же высыпав в неё коричневый порошок растворимого кофе. Поделившись варевом с другом, мы употребили почти весь запас толстых и ароматных плюшек, купленных в лавке неподалёку от нашего 'семейного гнездышка'. Подкрепившись, на нас вновь навалился здоровый сон, которому мы спокойно и отдались на ближайшее время.

Однако в шесть вечера всё поменялось. Мы выползли из укрытия за вентиляционными коробами и направились обустраивать саму лежку. Рядом с парапетом были постелены наши коврики, а на них сверху поставлена винтовка. Я выудил из своей ноши два бинокля с антибликовым покрытием, лазерный дальномер и планшетный компьютер, на котором отражались данные с датчиков ветра, выставленные по траектории предполагаемой стрельбы заранее.

Последнее сделать было особенно трудно. Пришлось поползать по столбам, фонарям и стенам, выставляя хитрую электронику в местах вероятных воздушных порывов. Но это, того стоило. Без данных от этих датчиков, точно просчитать выстрел из триста восьмого калибра на наше расстояние было невозможно.

По сути, к половине седьмого вечера мы были готовы. Осталось лишь дождаться цель.

Однако ни в восемь, ни в десять часов она не прибыла. Мы с напарником попеременно следили за нужным нам домом в восьмистах метрах от нашей позиции, однако и в полночь не было никакого движения.

У Мэтью Джей Сэйлорда были здесь шикарные апартаменты на двух последних этажах малоквартирного пятиэтажного дома. Бывал он в них, только в случае своего приезда в Лондон, в другое время там постоянно жило гувернерша, дворецкий и трое охранников. Вообще Сэйлорд был помешан на своей безопасности. Его всегда сопровождали высококлассные специалисты по бодигардингу, или телохранители по-нашему, во всех его домах стояли бронированные оконные стекла, исключающие снайперскую стрельбу, а всю еду при нем всегда пробовал специальный человек. Во время его приездов сюда, все удобные позиции для метких стрелков на ближайших крышах в пределах пятиста метров обязательно обследовались охранниками, поэтому мы и расположились так далеко. У нас будет всего полторы-две секунды, пока Мэтью будет перемещаться от своего автомобиля до двери дома. И нам очень повезет, если его не закроет своим телом один из телохранителей.

Так мы и ждали всю ночь, отсыпая по очереди два часа, пока второй вглядывался в бинокль на пустынную ночную улицу. Не скорячиться от холода нам помогал крепкий горячий чай и химические грелки, взятые прозапас.

В шесть утра на мобильный Дика пришла пустая эсэмеска.

— Опа! — радостно заметил он. — Цель прибыла в аэропорт Хитроу, который тут неподалёку. В течении часа будет у нас.

— Кто сообщил?

— Свой человек выставленный туда на всякий случай.

— И какого черта мы тогда всю ночь как ослики под водопадом мокли и толком поспать не смогли? — возмутился я.

— А мой человек был только в Хитроу, — спокойно ответил напарник, — а в Лондоне пять аэропортов. Он мог прилететь в любой из них, при этом самолеты из Женевы прибывают каждые пятнадцать-двадцать минут. Была большая вероятность упустить его.

— Ясно.

— Ты вместо того, чтобы возмущаться — прибрал бы нашу стоянку. Тут не должно не остаться ни одного следа. Не забудь то место, куда мы ссали, полить реагентом. Хрен им, а не наша ДНК.

И вот семь пятнадцать на часах. К нужному подъезду подъезжает два дорогих автомобиля — бронированный Бентли Сэйлорда и более простой и быстрый Ренж Ровер. Из последней машины выходят четверо бугаев в строгих деловых костюмах, они внимательно осматриваются по сторонам, после чего из Бентли выходит еще один и, обойдя автомобиль, открывает заднюю пассажирскую дверь.

Все расстояния уже давно померены не по одному разу. Все данные по ветру мной напарнику переданы. Всё готово. Одна надежда только на него.

Из Бентли показывается мужская голова. Я успеваю заметить, что это он, тот кто нам нужен, но Ричард уже выжимает мягкий ход спускового крючка, меня глушит выстрел, а над появившейся головой вспыхивает кровавое облачко.

Всё, дело сделано.

Подготовка заняла не один день, а завершилось всё за долю секунды.

Но на этом еще не всё, оставалось выбраться до того, как эту позицию вычислять и нагрянут сюда.

Винтовка вновь завернута в коврики и обернута грязной тряпкой, мой рюкзак уже за плечами, и буквально через пару минут мы вызываем лифт вниз, где за стойкой стоял всё тот же негр, что и вчера утром.

— Ребят, я думал вы еще вчера закончили.

— Как видишь, работу мы доделали только сейчас, — устало ответил ему Дик, быстрым шагом направляясь к выходу — Бывай, уж очень хочется домой.

На улице, на том же месте, где вчера мы оставляли свою машину, стояла другая, с ключами в замке зажигания. Тот же должник, никогда не виденный нами, за те же четыреста фунтов пригнал её сюда этой ночью.

— Ну что, когда примемся за следующего? — спросил я, когда мы резво, но, не привлекая излишнее внимание, двинулись на выезд из этих тесных улиц.

— Уже начали. Думаю на похоронах Сэйлорда мы и подцепим того, кто нам нужен.

Глава 19

Отель 'Conrad's Club' предоставлял не только услуги по проживанию в высококлассных условиях, но и в провидении больших конференций, банкетов и праздников. Скажем, если вам нужно поразить всех своей феерической свадьбой или днём рождения, то вам прямой дорогой нужно спешить сюда. Несколько десятков тысяч фунтов — и гости запомнят это мероприятие надолго.

Роскошная атмосфера, вышколенные слуги, изысканная еда, утонченная музыка. Что еще можно желать?

Вот многие толстосумы и не жалели денег, чтобы попасть сюда. Недостатков в клиентах у 'Конрада' не было, расписание мероприятий было составлено на три месяца вперед.

Но жизнь на то и жизнь, чтобы вносить свои коррективы. Вот и сейчас веселое мероприятие 'Любителей тюленей' пришлось немного подвинуть по очень грустному поводу. Сегодня в Золотых Залах 'Клуба Конрада' проходила церемония прощания с Мэтью Джей Сэйлордом, безвременно почившим, очень уважаемым членом общества.

Сам отель принадлежал одной из многочисленных дочек Bank of America, поэтому никаких проблем с поиском места для данного события не было. Золотыми менеджерами было принято решение превратить это прощание в знаковое событие, и средств на это не жалеть.

Это 'не жалеть' я прочувствовал на собственной шкуре.

Это было моё четвертое мероприятие в роли официанта тут. До этого я обслуживал две свадьбы и день рождения, но такого накала в работе ещё не было.

С восьми утра я носился, словно пчела, расставляя посуду, растаскивая столы и таская ящики с вином и джином. Ну а к обеду нам приказали переодеваться.

В служебной раздевалке, расположенной на цокольном этаже, после принятого душа мне выдали, зарезервированный за мной костюм. Белый пиджак с сиреневым отливом, такого же цвета брюки и крахмально-белая сорочка с синим галстуком-бабочкой. Полчаса на марафет, и вот шеренга из двадцати официантов была построена в зале.

И вновь долгие и нудные инструкции управляющего менеджера — полноватого и лысеющего негра за тридцать. Он внимательно оглядел каждого из нас, указывая на не выявленные нами недостатки.

— Сбрить, — процедил он, указывая пальцем на мою густую щетину, превратившуюся уже в полноценную бороду.

— Нет, — лишь мотнул я головой.

— Что? — возмутился негр. — А ну пошёл вон!

— Хрен тебе на рыло, — голос мой был спокоен, а я вял и расслаблен.

— Да как ты смеешь?! — продолжал возмущаться менеджер, изображая из себя хозяина плантации. — Пошел вон, пока я тебя за шкирку не выкинул.

— Хрен тебе, — я сплюнул ему на ботинки. — Только попробуй меня выгнать, и я переломаю тебе все кости и сделаю инвалидом.

— Но... — чуть растерялся начальник, — но тебя же посадят в полицию!

— Тоже неплохо, — я был безмятежен. — Бесплатно поят. Кормят. Одевают. Только тебе-то с этого какая радость? Ты же будешь инвалидом. Сразу, и на всю жизнь.

— Я... — бесился негр. — Я позову охрану!

— И? Думаешь, я тебя потом не найду?

— Но!

— Успокойся, — заговорил я примирительно. — Моя борода выглядит неухоженной? Нет? Так плюнь на неё. Не замечай и делай свою работу, а уж я постараюсь сделать свою. На высшем уровне. Обещаю.

Как-то сникший менеджер, хотел еще возмутиться, но вдруг с недовольным видом развернулся, и больше до начала мероприятия мы его не видели. Зато другие официанты смотрели на меня с нескрываемым опасением.

Впрочем, плевать. Я сегодня с ними вижусь в последний раз, и хорошо, если они меня запомнят как бородатого румынского цыгана, а не безбородого русского.

К двум часам дня установили гроб с покойником на пьедестале, выставленном в Малом Золотом Зале, усыпанным цветами. Открывать его не стали, и я отлично знал почему.

Ну а к половине третьего начали подходить люди. Все исключительно в тёмных одеяниях, строгих костюмах и сдержанных платьях. Много, очень много людей, оценочно на взгляд — минимум тысяча человек, а может и больше. Я ужом мотался между ними с подносом, уставленным бокалами с вином.

Большинству пришедших сюда, на покойного было плевать. Это была тусовка. Халявная тусовка.

Они пили вино, ели дорогущие закуски, слушали живую музыку и отлично общались между собой. Смех и улыбки никто не скрывал, правда, из приличия только в Большом Зале, Малый оставив прибежищем скорби и печали.

Я холуйски крутился между гостями, выискивая знакомое лицо. И вот наконец, я увидел цель.

Александр МакЛиин, стоял чуть вдалеке от сцены и оживленно беседовал с несколькими людьми. Стройный высокий мужчина, сорока девяти лет отроду, с густой рыжей шевелюрой и рыжими же пышными усами. Отпрыск какого-то известного аристократического рода, получил прекраснейшее финансовое образование в лучших учебных заведениях Англии. Карьера его строилась тоже великолепно и безукоризненно. Практически моментально он возглавил целое направление в компании, принадлежащей родственному капиталу, ну и постепенно добрался до должностей топ-менеджеров крупнейших в Великобритании инвестиционных фондов. Именно он предложил заняться 'Детским бизнесом' в Норвегии. А значит, именно он виновен во всём.

Ненависти не было. Я уже отненавидел весь мир. Чувств как таковых уже не осталось, зато осталось понимание того, что я должен сделать с этим человеком.

Как там говорил Карл Маркс? Нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист ради трехста процентов прибыли? Но не всё в этом мире исчисляется деньгами.

Во внутреннем кармане пиджака у меня покоился пластмассовый шприц-тюбик с прозрачной и безвкусной жидкостью. Как мне объяснил Ричард — это был очень хитрый яд, после которого жертва умирала не сразу, а по прошествии двенадцати часов в страшных муках и агонии. То, что нужно.

Ну а заставить цель принять этот яд — проблема небольшая. Вот сейчас Александр МакЛиин в ходе увлеченной беседы допьет свой бокал с белым вином, и тут же будет искать следующий. И этот следующий предоставлю ему я, штатный официант этого поминального вечера. Проблема была лишь в том, что сейчас на моём подносе стояли только пустые фужеры.

Быстрым и уверенным шагом я оказался на кухне, сдал грязную посуду, и получил новый поднос, заставленный полными винными бокалами, в один из которых незаметно и брызнул тюбик в моей руке. Вино растворило яд незаметно.

С подносом наперевес, проходя мимо гостей, которые уже сбились в группки по интересам, я терял один бокал за другим. Но тот, с который был мне нужен, ждал свою цель.

А цель уже была готова. Сделав последний глоток, Александр, оглянулся, ища кому бы поставить пустую посуду. Наши глаза встретились. В его читалось пренебрежение, ну а в моих, наверное, усталость. Он кивнул мне, призывая подойти. Вообще идеальная ситуация. Пять шагов, и он будет мой.

Черт! Какой-то ушлепок выхватил отравленное вино, пока я проходил мимо. Мало того, что он мне всё сорвал в шаге от триумфа, так еще и сам сдохнет. Ну, туда ему и дорога, твари!

Стоп! Что я несу? Какой сдохнуть? Невинный человек пострадать не должен.

— Извините, — обращаюсь я к мужчине, который уже почти пригубил убийственный фужер, — в этот бокал плюнул предыдущий гость. Я несу его на кухню, чтобы вылить.

— Уберите, — лицо мужчина скривилось в маске отвращения. Он ставит на поднос фужер, и машет мне, чтобы я быстрее от него отошел.

Всё. Вероятность того, что МакЛиин, после всего, что сейчас произошло, возьмёт отраву — равна нулю.

Я принимаю от него пустую посуду, и с непроницаемым видом ухожу исполнять свои обязанности, крутясь всё время поблизости.

Яда у меня больше не было, зато были продуманы другие варианты. Естественно, что никакого оружия, чтобы преждевременно поднять панику, у меня не было, зато в одном из карманов, свернутый в клубок, покоился провод. Вроде ничего подозрительного, но при этом отличная удавка. Осталось только подловить момент, когда цель будет одна. И через двадцать минут мне повезло

Александр, видимо выпив лишнего, а может и съев, направился в сторону туалета. Я, имитируя работу, направился за ним. В руках у меня было маленькое металлическое ведерко со льдом, и я изображал, что ищу, где бы его наполнить.

Недлинный коридор, изгибающийся буквой 'Г', в оконечности которого большие двери ведут поистине немаленький туалет для гостей на десяток писсуаров и столько же унитазов. Цель скрывается внутри, но только стоит мне шмыгнуть туда следом, как почти сразу натыкаюсь на отпор.

— Ты что здесь делаешь? — практически закричал на меня седовласый пожилой мужчина, видимо гость, моя руки в позолоченной раковине. — Это не служебный туалет! А ну пошел прочь!

Все, кто в этот момент тут были, а именно трое мужиков у писуаров, с недоумением уставились на меня. Оставалось либо убивать их всех, как ненужных свидетелей, либо отступить. Я отступил.

Что же делать дальше, я не знал. Не думаю, что МакЛиин сейчас подставится. На интуитивном уровне, он поймет, что здесь что-то не то, и будет избегать одиночества или вообще покинет мероприятие.

И я оказался прав. Александр вступил в общение с милой, золотоволосой девушкой, от которой не отходил ни на шаг на протяжении оставшегося вечера. Гости уже стали расходится, Большой Зал заметно поредел, а нам, официантам добавилось работы, приходилось еще убирать с опустевших столов. Где-то просто собирали посуду на подносы и уносили, а где-то составляли её на специальную металлическую тележку и укатывали на кухню. Именно последнюю я и прихватил, когда МакЛиин с девушкой под ручку направился в сторону лифтов. Тележка хоть как то меня маскировала, всё лучше, чем тащиться за ними в открытую через весь холл.

Я шел за ними на расстоянии шагов двадцати, и когда вызванный лифт подошел, смело вкатил дребезжащий столик следом. Александр обдал меня презрительным взглядом, но ничего не сказал. Я же делал вид, что так и надо, и я еду вместе с ними по делу.

Закрылись двери лифта. Нужно было действовать, дальше будет поздно.

Но как?

Да идёт оно всё к черту!

Я схватил со столика трехзубную вилку, которой эстеты едят рыбу, и коротким взмахом всадил её в горло МакЛиина. Он, булькая и хрипя, вновь недоуменно поглядел на меня, начав сползать по стенке.

Девушка пока еще не осознала, что произошло. Она прижала ладони к лицу, и уже готовилась завизжать, но мой удар в челюсть, заставил её этого не делать. Моментально обмякнув, она упала рядом с умирающим Александром.

Звоночек, извещающий о прибытии на нужный этаж. Двери лифта расходятся. Передо мной пустой коридор, и слава богу.

Найти пожарную лестницу было не трудно. Скинув в мусорный бак забрызганный кровью пиджак, я спокойно вышел на первый этаж, и так же спокойно вышел на улицу через главный холл.

Одежду в раздевалке оставлять было не жалко. Я она была абсолютно новая, и одел я её сегодня впервые в жизни. Так что ни на какой след следственные органы она не наведет. Да и сам ящик я тщательно протер, стирая отпечатки. Не забыл я протереть и вилку, ставшую нечаянным оружием. Ну а все остальные вещи трогал не только я, но и все работники, коих тут не один десяток человек.

Только я сделал по улице десяток шагов, как ко мне подъехало такси. Ричард забирал меня, после удачно выполненного дела.

Глава 20

В мире было лишь одно место, где я хотел бы побывать.

Нью-Йорк. Волшебный город из стеклянных небоскрёбов, светящихся в ночном сумраке своими неоновыми огнями. Манхэттен, Бруклин, Бронкс, Квинс — эти слова известны всем, кто смотрел голливудские фильмы. Город Большого Яблока и Желтого Дьявола. Город бьющего из под земли пара и суровых копов с блестящими значками. Город мечты.

По крайней мере, мне так когда-то казалось. Я был несмышленышем, когда впервые посмотрел 'Охотников за приведениями'. Потом, когда подрос, просмотру подверглись 'Таксист', 'Леон', 'Адвокат Дьявола', ну и конечно 'Однажды в Америке' и 'Крестный отец'. Сыграли свою роль в неокрепшем детском сознании и идиотские комедии 'Жандармы в Нью-Йорке' и 'На Брайтон бич идут дожди'. Всё как бы намекало — приезжай, Америка ждет тебя.

И я действительно хотел уехать. Где-то до десяти-одиннадцати лет я мечтал быть американским полицейским и храбро сражаться с преступностью. Я детально представлял, как буду этим заниматься, как спасу кучу людей от террористов, потом меня наградят, после чего моя персона будет пользоваться всеобщим уважением и почетом.

Но жизнь как всегда расставила всё по своим местам.

Для начала в российских школах нужно выжить, и далеко не все доходят до выпускного. Драки, клей, бензин, портвейн и пиво — типичный набор не пай-мальчика из спального рабочего района. Но как-то повезло, выжил. Пережил.

Для эмиграции нужны деньги, а где их взять? Заработать? А где? Чтобы хорошо получать, нужно иметь хорошее образование. Но сидеть на шее у матери еще пять лет? Отец и так тогда был уже инвалидом, после Бендер ему ампутировали левую ногу, и поначалу он еще как-то перебивался случайными заработками на дому, но потом и их не стало. Пенсия по инвалидности в те времена больше смахивала на издевательскую подачку, поэтому работать я начал рано.

Несмотря на то, что у меня были неплохие задатки в физике и математике, школу пришлось бросить после девятого класса. Далее ПТУ, где я познакомился с Леной, полтора года работы на заводе и армия. Ну а после свадьбы, рождения дочки и судорожного поиска новых заработков, я стал уже российским копом.

И когда, спрашивается, мне было эмигрировать? Дел и так было по горло.

Ну а теперь всё по-другому.

Деньги как таковые в этой жизни мне уже не нужны. Да и сама жизнь уже не так чтобы и необходима.

Я часто думаю об этом. Зачем, для чего мне жить дальше? Нет, цель по ликвидации тех уродов вроде как движет мной, а дальше? Дальше что?

Нарожать еще детей от первой попавшейся девушки? А смогу ли я после всего этого жить нормально? Я палач и у меня руки по локоть в крови. Я просто не смогу взять на них тот мягкий и податливый комочек, которым окажется мой новый ребенок.

А в прочем, река течет. Время идёт. Там видно будет.

Ну а пока я в городе своей мечты, стою у большого панорамного окна и гляжу на раскинувшийся внизу Центральный Парк.

Мы прибыли вечером и я еще толком не успел лечь спать, но усталости пока не чувствовал.

Тут же после совершенной акции, Ричард, заменив автомобиль и не заезжая больше никуда, двинул на Эдинбург. Почти девять часов дороги и мы вошли под своды Эйпорта, местного аэровокзала. Билеты были куплены давно, нам оставалось лишь пройти таможенный контроль и регистрацию, что с настоящими документами было сделать проще простого. В шесть утра самолёт оторвался от взлетной полосы, пятнадцать часов полёта и вот в четыре пополудни по Нью-Йоркскому времени мы прибыли в аэропорт имени Джона Фицджеральда Кеннеди.

Остановились мы в хорошем месте, в центре Манхэттена. Дорого, но что поделаешь, нам нужен был отдых. Я и Ричард решили поизображать тюленей на пляже в ближайшие дня три, то есть жрать, спать и валяться на кровати.

Хороший план, доложу я вам. Своевременный.

Но к концу второго дня он дал сбой. Дик не выдержал ничегонеделанья и сорвался в город.

Его не было часа четыре, а когда он вернулся, то лицо его озаряла довольная улыбка.

— Готовься, — сообщил он мне. — Завтра поедем искать квартиры. Я сделал заказ пятерым брокерам по недвижимости. Так что мы можем спокойно подобрать пять-шесть надежных лёжек.

— Зачем так много?

— Это еще мало. Не забывай, мы тут надолго, подробной информации по местным целям у меня нет, и я не знаю, как её тут добыть. А значит, добывать её придется нам самим. А значит, мы можем засветиться, — его глаза отливали сталью. — Поверь, наши противники не идиоты, они разом просекут что, зачем и почему, поэтому наша задача подготовиться как можно тщательнее.

— Как скажешь, босс, тебе виднее.

Утром действительно пришлось помотаться по городу. Слава богу не на такси или метро, риелторы, сменяя друг друга, за толику малую сами на своём авто возили нас по городу. Общался с ними Дик, я лишь сидел на заднем сидении и с умным видом слушал изредка подкивывая.

Так постепенно мы осмотрели варианты на Манхэттене, Бронксе и Бруклине. На Квинс совсем уже не оставалось сил, да как таковой срочности не было.

Еще день мы выбирали из всех вариантов подходящий именно для нас, а третий день потратили на оформление всех формальностей.

И вот, сидя в одном из офисов, мы потягивали дрянной кофе из керамических кружек и слушали жужание Сесила, безумно обрадованного заключению сделки, черного парня. Мы взяли у него сразу две квартиры 'для нас двоих', голубую пару играть тут я был не намерен.

— Очень хорошо! — негр просто лучился светом изнутри. Еще бы, денег мы не жалели, и он лихорадочно думал как бы нас еще нагреть. — Очень жаль, что вы не желаете ничего приобрести в собственность.

— Почему не желаем? — деланно изумился Ричард. — Я бы с удовольствием прикупил бы что-нибудь, чтобы начать тут своё дело.

— Нет ничего проще! — белоснежная улыбка озарила лицо Сесила. — Скажите что вам необходимо, мы тут же подберем необходимые варианты. У нас большая база недвижимости всего Нью-Йорка и Нью-Джерси.

— А вот тут могут быть проблемы, — сообщил Дик грустным образом. — Я не хотел бы светить своё имя в купчей. Там, — он мотнул головой, — в Англии у меня идет процесс развода. И было бы очень неприятно, чтобы 'любимая' оттяпала половину свежекупленного бизнеса.

— Понимаю, — серьезно кивнул негр, давая понять, что осознал всю тяжесть изложенного. — Но это не такая большая и проблема. Недвижимость можно приобрести не на ваше имя, а на имя фирмы, полный пакет акций которой принадлежит другой фирме, владельцем которой уже будете являться вы. А для адвокатов всё усложнится еще и тем, что фирмы эти будут зарегистрированы в Панаме и Колумбии, и никто, только если он не из ЦРУ или ФБР, не сможет увязать хвостов.

— А законно ли это?

— Вполне законно, — Сесил вновь улыбнулся. — Все фирмы легальны, и владеть собственностью будут тоже легально. Но это стоит денег, заметно дороже, если покупать напрямую.

— Понимаю, — Дик допил свой кофе. — Сколько это будет стоить?

— О, я не могу сказать. Именно в этой сфере я не работаю, но я с удовольствием дам вам контакты серьезных ребят, которые на этом собаку съели.

— Им можно доверять? — скептически нахмурил брови англичанин.

— Как мне! — негр даже для убедительности хлопнул себя кулаком по груди.

— Ну, если так, — вновь чуть неуверенно дополнил друг, — тогда я согласен. Сколько мы вам должны за эти контакты?

— Ничего не должны! — спешно заверил нас риелтор, вынимая из ящика стола черную визитку с золотыми тисненными буквами. — Мы с вами хорошие люди, а хорошие люди должны помогать друг другу.

Несомненно, свою долю за нас он получит с этих 'Серьезных ребят'.

— Благодарю вас, — Дик принял контакты и крепко пожал руку Сесилю. — Вызовите нам такси, мы что-то за сегодня устали.

— Конечно-конечно.

Уже на улице, когда я усаживался в желтую машину, за рулем которой сидел индиец в тюрбане, товарищ обратился уже ко мне.

— Это очень даже хорошо.

— Что именно?

— То, что так можно по-тихому недвижимость прикупить. Есть тут у меня некоторые варианты на примете, завтра увидишь.

Глава 21

— Ты уверен, что нам сюда?

— Уверен-уверен. А что, не нравиться?

— Да нет, сойдёт, чтобы трупешник где-нибудь прикопать, но у нас вроде как с собой пока такого груза нет.

— Так тут и прикапывают. Периодически, — Ричард ухмыльнулся. — Местная мафия очень любит это место. ФБР за последние лет десять сумело найти тут всего двести тел, но вряд ли оно смогло найти всех.

Я, поёжившись под моросящим дождем, огляделся. Не удивительно, что не смогли. Такого срача как тут я даже и на Родине не припомню. Вокруг нас были земельные участки, заваленные всяческим мусором — старыми покрышками, битым кирпичом, пластиковым хламом, миллиардами пакетов. И всё это обрамлялось знаменитой 'одноэтажной Америкой', поношенной и грязной, вперемежку с такими же ремзонами.

Тут я впервые за время, после покидания России, увидел грязные дороги. В глине и всяческой хрени, так, что приходилось тщательно искать место, чтобы поставить ногу. Да и лужи на асфальте были очень непривычны, всё же в Европах от такого я успел отвыкнуть.

Но что резко констатировало с Россией — по обочинам тут теснилась целая гора брошенных автомобилей. Тягачи и седаны, Вольво и Форды, еще целые и разобранные местными умельцами на запчасти.

— Ворованные? — спросил я товарища.

— А хрен их знает, — пожал он плечами. — Точно — брошенные. Но я не удивлюсь, если у некоторых в багажнике окажется несколько расчлененных тел.

— Что это вообще за дыра?

— Вот ты сейчас точно подметил — Дыра. Так это место и называется. Дыра Нью-Йорка.

— Я такое только в кино видел.

— А такое только здесь и осталось, Хотя нет, вру, есть еще Железный Треугольник, но там чистая промзона, там люди не живут, — англичанин вытянул из-за пазухи пачку сигарет, вынул из неё две штуки, и, поделившись со мной, продолжил. — Заметил, что таксист внутрь этого района не поехал?

— Как тут не заметить? Заметил — усмехнулся я, оглядев перепачканные грязью ботинки.

— Думаешь просто так? — товарищ со смаком затянулся. — Просто тут маленький анклав беззакония и безнравственности.

— Это как так?

— А очень просто. Эта Дыра находиться аккурат между Бруклином и Квинсом, и каждый предпочитает считать, что она принадлежит соседу.

— А полиция?

— Формально, она подведомственна сразу двум полицейским участкам, но каждый из них делает вид, что это не его территория.

— Круто, идеальное место для черных дел.

— Именно поэтому и мы здесь.

За разговором мы прошли вглубь самого района, выйдя на его главную улицу. Впереди, доминируя над окружающими, возвышались четыре многоэтажных, многоквартирных дома, более всего похожих на наши многоподъездные высотки в спальных районах. Праджекты, как мне позавчера объяснял один из брокеров по поиску недвижимости. Что-то вроде социального жилья для неимущих, которое оплачивает город или государство. А кто у нас в Америке самый бедный? Правильно — негры и латиносы, которые особой законопослушностью не отличаются, и в результате обычная недвижимость рядом с ними резко теряет в цене. Жить неподалеку от наркоманов и воришек — мало кому хочется. В общем, эти высотки как ни странно, были еще одним признаком убогости 'Дыры'.

— А ты-то откуда об этом всём знаешь? — просил я Ричарда, перепрыгивая очередную лужу.

— Бывал тут раньше. Очень давно, — ответил он, остановившись у обветшалого двухэтажного здания из красного кирпича с заколоченными по кругу окнами. Единственное, что выдавало в доме обитаемость — эта цепочка следов, ведущих к вполне нормальной двери. — Пришли.

Дик, не глядя, бросил окурок в лужу и со всего маху начал тарабанить кулаком по железному полотну двери. Не прошло и минуты, как заслонка в маленьком дверном окошечке ушла в сторону, и оттуда недружелюбно донеслось:

— Что надо?

— Я от Эла, — вновь взял разговор в свои руки Дик.

— Не знаю я никакого Эла.

— А если подумать?

— Нечего тут думать, — и заслонка захлопнулась у нас перед лицами.

— Отлично, — продолжал Дик, повысив голос, — значит Эл не обидится, если я пристрелю тебя прямо сейчас за твою грубость. А портить отношения с Элом уж очень не хочется.

Задвижка моментально открылась вновь.

— Ты какого Эла имел ввиду? Блондинчика?

— Рыжего Эла, — холодно ответил товарищ. — Впускай давай, мы по делу зашли.

Лязг отпираемого затвора, и вот железная дверь отворяется наружу. Из-за неё на нас выглядывает небольшого роста, аккурат под щель, тощий мужичонка с куцей бороденкой и длинными волосами, забранными в конский хвост.

— Проходите туда, — мужичок кивает на одну из комнат, после чего выглядывает на улицу и оглядывается.

В небольшой, заваленной всяческим хламом комнатушке Ричард тут же замечает диван, и, скинув какие-то вещи прямо на пол, устраивается на нём. Рядом с ним присаживаюсь и я.

— Чего хотели? — скептически оглядывая нас, произнёс патлатый.

— Нам нужны документы.

— Какие?

— Водительские удостоверения, — чинно и демонстративно медленно выговорил Дик. — А возможно и еще что-то, в зависимости от того, что ты можешь сделать.

— Вы точно от Эла?

— Точно-точно, — уверил его напарник. — Если не веришь, можешь сам ему позвонить, — Дик вынул из кармана сотовый телефон, в который уже была вставлена местная симка. — Хочешь наберу?

— Ннет, нне стоит, — чуть заикаясь, ответил хозяин. — Я ввам верю.

— А не надо нам верить, — Дик убрал телефон обратно. — К тому же мы с тобой лет двадцать назад уже работали вместе. Правда ты тогда огромные черные очки носил и налысо стригся.

— Ага, было такое, — заметно расслабился мужичок. — Какие водительские лицензии вам нужны?

— В смысле?

— Ну, города Нью-Йорк, штата Нью-Йорк, или вообще Миннесоты или Аляски, — затараторил он. — Просто последние, если вы в этом Огрызке застрянете, местными копами не пробиваются. Так что даже, если остановят или не дай бог загребут в участок посредине Манхэттена, то много шансов, что липу не обнаружат.

— Хороший вариант, — удовлетворительно кивнул англичанин. — А какой штат посоветуешь?

— Мэриленд. Аляска. — начал загибать пальцы волосач. — Вашингтон неплохой штат. Еще Юта и Аризона с Нью-Мексикой, но это для тех, кому оружие нужно.

— Продолжай.

— Если необходимо легально или относительно легально таскать с собой стволы, то к водительскому АйДи я бы порекомендовал еще сделать лицензию на скрытое ношение короткоствольного оружия.

— А поможет?

— Конечно! — даже обиделся мужик. — Мои документы высшего качества! Эти недоумки ни за что без проверки по базам их от настоящих не отличат, а пока они по базам пробивают, вас любой хороший адвокат из клетки под залог вытащит. А уж куда вы потом после залога денетесь — это уже сугубо ваше дело.

— Ты же говорил, по базам они не пробиваются, — хитро прищурился англичанин.

— А они и не пробиваются по местным базам, но копы делают запрос в тот штат, где выданы АйДи, а уже там всё отлично бьётся. Но на это нужно время, они редко успевают сделать это даже за сутки.

— А что, подходит. Сколько будет стоить комплект, скажем из Аризоны?

— Три с половиной тысячи за документы с готовыми данными и пять тысяч за АйДи с данными, которые вы сами продиктуете.

— Окей, тогда нам по два комплекта с нашими данными. Когда будет готово?

— Если расплатитесь сейчас, то послезавтра. Если накинете сверху долларов пятьсот за срочность, то сегодня вечером.

— Конкретней.

— Часа через два-три.

— Подходит.

— Тогда, — мужик вскинул руку в приглашательном жесте, указывая на проход в соседнюю комнату, — прошу фотографироваться.

В другой комнате обнаружилась небольшая фотостудия. Одна из стен была задрапирована однотонной светло-зелёной тканью, рядом с которой была поставлена табуретка, и на всё на это были направлены штативы со светом.

Патлатый, которого как оказалось в миру звали Чаком, быстро сфотографировал нас на цифровую мыльницу, перенес изображения на ноутбук и выдал нам блокнот с остронаточенным карандашом, чтобы мы записали нужную нам в документах информацию.

Почему-то машинально я вывел 'Yuri Detochkin' приписав себе плюс три года и указав примерный рост, но уже заминусовав сантиметра четыре. Вторым моим альтерэго стал 'Victor Bagrov' того же года рождения, что и я, и даже такого же роста.

Дик мельком глянул на мою писанину и принялся сочинять личины себе, через пять минут выдав результат Чаку. Тот еще раз переспросил, для каких штатов делать лицензии, и Дик подтвердил Аризону, а вторым вариантом выбрал Вирджинию.

— Может вам под разрешение на ношение еще и пушки нужны? — осведомился Чак, когда с довольным видом пересчитывал задаток, половину всей требуемой суммы.

— Спасибо, но у нас есть свои, — холодно и с нажимом ответил Ричард. — Или ты думаешь, мы сюда с пустыми руками пришли?

— Я просто спросил, не надо агрессии! — мужичок явно испугался металла в голосе напарника. — Просто если надо, я достану в два счета. И пушки, и тачку, и дурь. Без кидалова. По-честному.

— Еще раз спасибо, но нас интересуют только документы, которые мы подождём тут. Ты не против?

— Нет, располагайтесь, — быстро согласился Чак. — В соседней комнате есть холодильник, в нём есть пиво. Можете угоститься, пока я занят.

И более не говоря ни слова, он скрылся вместе с ноутбуком в одном из своих темных переходов. Ну а мы вновь расположились в комнате с диваном.

— А кто такой Эл, — спросил я товарища, после того, как он заглянул на кухню и принёс нам по бутылочке Миллера.

— А, — отмахнулся он, — это дела давно минувших дней. Когда-то он был нашим агентом среди местных ирландцев, сочувствующих ИРА. Мы ему помогали чем могли, но и он нам сдавал всех своих подельников, вскрывал все операции по закупке боевиками оружия в США, по их подготовке и их финансированию. Сейчас, как мне рассказали старые друзья, он заправляет самой большой ирландской бандой на этом побережье. Серьезным человеком стал.

— А ты с ним связывался?

— Я что похож на идиота? — Дик поглядел на меня как на маленького ребенка. — Если бы я с ним связался, то с огромной вероятностью уже кормил бы рыб в Гудзонском заливе. Живым он такого свидетеля не отпустит.

— Ну, — я хлебнул из бутылки. Всё же американское пиво дрянь редкостная, по вкусу напоминающая ослиную мочу, — о том, что ты в отставке ему говорить совсем не обязательно.

— Тоже верно, хотя он наверняка попытается через оставшегося куратора меня пробить. Но ты прав, его стоит иметь в виду.

— А от оружия чего отказался? Лишний ствол нам лишним не будет, уж прости за каламбур.

— Сомневаюсь, что у него, — Дик кивнул в сторону коридора, — есть чистые стволы. Скорей всего их ему сбывают за копейки местные бандиты мелкого ранга после мокрых и громких дел. Вроде как выкинуть жалко, денег же стоит.

— Почему сразу грязные? Я слышал, что если не в Нью-Йорке, то в других штатах оружие вполне спокойно можно купить, практически на развес, а уже потом по-тихому его сюда привезти.

— Именно. Если у нас будет это долбанное разрешение на ношение, то мы сами в том штате вполне официально сможем закупиться, не переплачивая за услуги. Да и зачем Чаку знать, какие стволы нам нужны? Есть гарантия, что он не стукачок, и не побежит закладывать своему куратору нас после первой же крупной нашей акции?

— Нет гарантии, — кивнул я.

— Вот поэтому мы заказываем только документы. Причем на всякий случай надо будет сделать и легальные права. В некоторых штатах делают водительские лицензии только по паспорту другого государства. Польские вполне подойдут.

Через полтора часа рядом с нами вновь появился Патлатый, как я про себя называл Чака, и торжественно вручил нам по четыре кусочка еще теплого пластика. Поблагодарив его за усердие, мы покинули эту 'типографию' тут же оказавшись в сгущающихся сумерках. Легкий, накрапывающий дождик сменился серьезным ливнем, так что пришлось поднимать воротники на куртках и кутаться в куфии, или по нашему — арафатки, повязанные на манер шарфов и благоразумно захваченные Диком из Англии.

— Ну что, пошли ловить такси? Завтра мы должны успеть оформить пару помещений, и нужно собираться в Вирджинию.

— За оружием?

— За ним, родимым. Нам его понадобиться очень много.

Глава 22

Но выехать нам удалось только через неделю.

На следующий день после получения прав, мы отправились к тому юристу, которого посоветовал Сесил. Его офис располагался в довольно опрятном высотном здании в Западном Бронксе. На удивление это был не афроамериканец, как я поначалу подумал, а очень характерный и типажный еврей с пейсами и кипой, представившийся Давидом Гором.

Он без колебаний раскинул перед нами открывающиеся широкие перспективы приобретения недвижимости через панамские корпорации, поведал о легкости и доступности такой услуги и о золотых богатствах, которые вот-вот готовы свалиться на наши головы, как только мы подпишем все нужные бумаги, не забыв заплатить ему его скромный гонорар.

О том, что этот самый гонорар окажется не таким уж и скромным, я догадался сразу, ибо такие честные глаза и такое печальное лицо просто не могли говорить о другом. В юристе явно погибал Остап Бендер. Впрочем, если вспомнить, кого в те времена называли турецкоподанными, то всё становилось на свои места.

Ричард озвученную сумму срезал в три раза, чем очень сильно огорчил Давида, который очень быстрой скороговоркой поведал нам, какое множество услуг он оказывает нам за такие смешные деньги, и что собственно ему лично полагается лишь небольшой процент от них, и основная масса уйдет дальше — чиновникам и банкирам Панамы.

Но Дик не отступал, он как лев бился за каждый цент. Баталия достигла такого накала, что сторонами в офисе был допит графин с прохладной водой, в который я в процессе обсуждения доливал из бутылки, найденной тут же в небольшом холодильнике.

Через полчаса стороны сошлись на сумме на десять процентов меньше изначальной, но в неё так же будет входить поиск и все первичные операции с недвижимостью, основные характеристики которой мы тут же Гору надиктовали.

— Для начала я хотел бы приобрести бизнес в Дыре, кажется, так район там называется.

— Вы уверены? — юрист непонимающе взглянул на нас.

— Уверены, — утвердительно кивнул Ричард. — Как я узнавал — там самая дешёвая недвижимость в городе. Мы там возьмемся за дело, и уже через полгода-год мы продадим его с прибылью. У меня есть некоторые знакомые в администрации мэра, поверьте. И если всё будет хорошо, то мы даже знаем, кто будет заниматься этой сделкой.

Юрист смущенно улыбнулся.

— Как скажете, — он активно записывал нужную информацию в тетрадь. — Что еще?

— Это должно быть производственное здание — бывшая автомастерская или цех по производству чего-нибудь площадью до двух тысяч ста квадратных футов*. Возможно двухэтажное. С прилегающей территорией, и хорошо, если с забором.

— —

* 2000 квадратных футов примерно равны 200 квадратным метрам.

— —

— Я вас понял. Всё исполним в лучшем виде.

Когда мы в тот день прощались, юрист был очень доволен сделкой. Видимо по-настоящему серьезные клиенты попадались ему очень редко, а кидать на дополнительные деньги лохов уже приелось. Хотя, меня всё таки не оставляло чувство, что и нас он тоже где-то нагрел.

На следующее утро, помимо Давида, нас уже ждали в том же самом офисе еще два человека, оказавшиеся нотариусами. Они быстро заверили подготовленные Гором документы, поздравили с намечающейся сделкой и исчезли в неизвестном направлении. Ну а мы двинулись в сторону Генерального консульства Панамы.

Там внутри произошла встреча с каким-то импозантным мужчиной в элегантном костюме и начищенных до яркого блеска туфлях, после чего мы и там подписали ряд бумаг.

Нам предложили бокал вина, в честь заключения этого взаимовыгодного контракта. Мы не стали отказываться, но лишь чуть пригубив янтарную жидкость. После чего перед нами опять устроили импровизированный митинг, объяснив, как же правильно мы только что поступили, и какое светлое будущее нас ждет.

Формальности были закончены. Весь собранный 'нами' пакет документов отправлялся по диппочте в город Панаму, столицу страны Панамы. Вернуться, с живыми подписями и печатями он должен был через несколько дней, в течении которых мы начали обживать пару лёжек, оформили в Нью-Йоркских филиалах Bank of America и его дочках кредитные карты, взяли на них по новым АйДи автомобиль в аренду — подержанный фургончик Форд-Транзит, ну и посетили несколько местных коллегий Законников, как тут называют адвокатов.

В одной коллегии, представляясь по одним документам, а во второй по другим, мы нашли самых лучших защитников, с которыми каждый из нас заключил договор о том, что в случае нашего задержания полицией и другими силовыми структурами, они приложат все усилия, чтобы освободить нас под залог. Подписав эти официальные бумаги, мы заплатили авансом сразу за два вызова. То есть получалось, что случись чего, то Юрий Деточкин и Виктор Багров смогут получить квалифицированную юридическую помощь целых два раза, даже не имея ни одного цента в кармане. Вполне неплохо.

Ну а в конце недели пришли готовые бумаги из Латинской Америки. К этому времени Давид уже подготовил небольшой список из шести позиций, которые успел найти в Дыре. Даже при очень низких ставках, самым дешёвым было здание за сто двадцать тысяч долларов, но судя по фотографиям, вложений в его восстановление требовалось море. В итоге мы выбрали автосервис-гараж с жилой надстройкой в виде второго этажа и обширным прилегающим пустырём за какие-то двести тысяч баксов. Внеся основной задаток в виде шестидесяти процентов, мы, наконец, окончательно освободились от всей юридической чепухи, по крайней мере на ближайший месяц, пока будет идти переоформление.

Когда вечером того же дня, мы зашли в паб, неподалеку от одной из наших квартир, Ричард после бокала темного пива глубокомысленно произнёс.

— Средства, полученные за Мэтью уже практически закончились. Мы подъели все запасы, которые оставались по Норвегии, и сейчас мы практически голодранцы. У нас осталось двадцать тысяч на оружие и снаряжение, что очень немного. Но зато у нас оплачена аренда пяти квартир, хитрыми схемами куплен дом, где мы можем вытворять всё, что захотим, и у нас оплачена аренда за автомобиль на шесть месяцев вперед. А это значит что?

— Что, надо доить кредитки, всё равно нам на кредитную историю плевать, а так хоть Bank of America подгадим?

— И это тоже, но я не совсем про деньги.

— А про что?

— Остался лишь последний пункт, перед нашей работай. А значит — вперед в Вирджинию!

Как оказалось, не очень она и далека — каких-то шестьсот километров. Даже меньше, чем от Лондона до Эдинбурга. Но если в Великобритании меня за управление автомобилем не допускали, в связи с правосторонним движением, к которому я был непривычен, то тут Ричард спокойно отдал мне на растерзание наш Форд.

Мы забили в навигатор конечный пункт назначения и рано утром отправились в путь.

Что сказать? Дороги в США не сказать, что заметно лучше российских. Колдобины иногда попадаются такие, что в них колесо автомобиля заподлицо скрыть может. Но это если в городах. А вот хайвеи — прекрасны. В Нью-Джерси на платной трассе встречались даже участки по семь полос в каждую сторону. Но иногда они перемежались обычными однополосными участками, и тогда скорость передвижения сильно ограничивалась грузовиками, занимающими почти всё пространство. Именно поэтому в Вирджиния-Бич мы прибыли только поздно вечером, что было вполне нормальным. У нас оставался в запасе еще один день до какого-то шоу, я так и не понял какого, но Дик ждал его с нетерпением.

— Погоди, — говорил он, — ты скоро сам всё увидишь. Тебе, как русскому точно понравится.

Глава 23

Но Ричард ошибся. Мне не понравилось.

Но обо всём по порядку.

После ночного отдыха в отеле на берегу Атлантического океана, Дик принялся мониторить на ноутбуке сайты по частной продаже оружия, выписывая наиболее интересные варианты. Где-то в районе обеда он с кем-то созвонился, немного поторговался прямо по телефону, и мы отправились на встречу.

Вирджиния-Бич оказалась курортным городом. Высотные красивые дома-отели расположены здесь вдоль длинной прибрежной линии с бродволком и прекрасными пляжами. Но чем дальше ты отъезжаешь от океана, тем дома становятся ниже, и уже очень скоро они превращаются в ту самую 'одноэтажную Америку' Ильфа и Петрова.

Поплутав по городу с полчаса, мы наконец-то обнаружили искомый адрес. Обычный для США торговый центр, именуемые тут Моллом, а по сути огромная бетонная коробка, в которой одновременно могут находится тысячи посетителей десятков магазинчиков, кафе и кинотеатров. Естественно, что рядом с таким монстром была обустроена немаленькая парковка, на которой сегодня было занято от силы треть мест.

Мы немного поколесили по паркингу, выискивая нужный автомобиль — большой зеленый Форд-пикап. Минут через пять, всё же обнаружив его, наш фургончик остановился рядом. Из пикапа вышел к нам на встречу типичный реднек, как тут называют провинциального сельского жителя. Был он высок и крепок, но уже достаточно стар. Волосы его покрыл иней седины, а двухдневная щетина смотрелась как налет на волевых щеках и подбородке. Сетчатая бейсболка и клетчатая рубашка дополняли картину.

— Хай, — поприветствовал он нас.

— Хай. Как ваши дела?

— Хорошо, а ваши?

— И наши неплохо. Мы вам звонили недавно, по поводу пистолетов.

— Конечно, — мужчина пожал нам руки. — Подождите секунду, сейчас я их покажу.

Перегнувшись через борт своего автомобиля, он выудил на свет небольшой, но явно тяжелый пластиковый пакет.

— Вот они, — сообщил он. — Могу я взглянуть на ваши документы?

— Без проблем, — Ричард и я вынули водительские права резидентов Верджинии и местную лицензию на скрытое ношение. — Вот, пожалуйста.

Мужик внимательно сличил фотографии в документах с нашими лицами.

— Что-то говор у тебя не местный. Ты вообще гражданин США?

— Конечно, — уверено ответил Дик. — Просто за границей работал долго, почти двадцать лет мотался между Англией, Норвегией и США. А ты представляешь, что это такое жить в Англии? Там же даже ножи практически под запретом, не то, что пистолеты. Ты не представляешь, как мне второй поправки там не хватало. Без оружия быть — это как голым ходить, — товарищ экспрессивно хлопнул себя по бедру. — В последний раз уезжал на четыре года, и пришлось пистолет продать. Но теперь-то я работаю только тут, так что прибарахляюсь назад.

— А-а-а, ясно, — примирительно заговорил продавец. — В общем, тут один Глок-22 и один Глок-23. Оружие почти не стреляное, я успел только тысячи три из них выпустить за пару лет. В комплекте отдаю по два стандартных магазина к каждому.

— Почему продаешь? С ними есть проблемы? — Ричард вынул из пакета черный угловатый пластиковый пистолет и практически на коленке разобрал его, проверяя механизм. Поглядел через вынутый ствол на свет и прощелкал спуск. В конце, собрав его обратно, он несколько раз передернул затвор и вновь выжал спусковой крючок.

— Всё с ними нормально, просто не нужны они мне. С одного приятеля за долги взял, но у меня другие стволы под люгеровскую девятку и эти оказались лишними. Да и патроны к ним дороже, а в магазине их помещается меньше чем тех же по девять миллиметров, — пояснил мужик. — Недоразумение, а не пистолет.

— Ясно, — Дик вынул второй Глок и начал проделывать с ним те же самые манипуляции. — Ты еще в нагрузку ничего не накинешь?

— А чего еще нужно?

— Ну, там кобуры какие старые или патронов, хотя бы пачку.

— Нет у меня кобур, продаю как есть, а вот патронов подкину, всё равно они мне ни к чему.

— Картонной коробки, как я понял, нет?

— Нет. Потому и дешево так отдаю. Ты деньги давай, и сверху еще пачку патронов получишь. Ты нигде такое богатство за пятьсот баксов больше не найдешь. Только учти, я чеки не принимаю.

— Само-собой, — Ричард сложил оружие обратно в пакет и передал его мне. — Вот пять бумажек по сто долларов, как и договаривались.

— Отлично, — мужик взял деньги и нырнул в кабину, практически сразу же появившись с цветной пачкой патронов в руках. — Вот, простые полуоболчки. Плохим парням хватит.

— Спасибо, всего доброго! — мы еще раз пожали друг другу руки и вернулись к своему автомобилю.

Плюхнувшись на штурманское место, Дик тут же начал потрошить пачку и набивать магазины.

— Какой себе возьмешь, — спросил он, когда закончил своё занятие. — Полноразмерный или покороче?

— А ты что посоветуешь?

— Да неважно так-то. Прятать его сейчас смысла всё равно нет, а стрелять дальше десяти метров нам ни к чему.

— Тогда давай длинный. Там патронов больше.

— Правильный выбор. А теперь поехали назад в отель.

Ну а утром нас ждало шоу. Ганшоу.

Встали мы еще затемно и поехали в Хамптон, довольно большой городок неподалёку от Вирджинии-Бич. Хотя отдельным городом в нашем понимании это назвать сложно — всю дорогу по обочинам без перерывов проглядывалось бесконечное человеческое жильё.

Когда мы подъехали к большому мосту через залив, уже совсем рассвело, и уже полноценным днём мы оказались на втором, еще более длинном мосту, по ту сторону которого, нырнули в тунель и вновь выехали уже к третьему пути над водой. И только тогда мы, наконец, попали в город Хамптон.

Никуда не сворачивая, мы проехали в сторону даунтауна города. И хотя по навигатору нас окружали плотные улицы, но в реале по обочинам нас провожали лишь зеленые насаждения из кустов и деревьях. Возможно, это было связано с тем, что ехали мы через местный университет, а возможно были еще какие причины.

Но уже очень скоро мы добрались до Колизеума Хамптона, или до 'Арены2, как более привычно для нас.

Большое белое строение чашевидной формы с громадными треугольными окнами. Здесь проходят родео, моторалли, выступает цирк и гастролирующие звезды, а еще в марте месяце тут идёт оружейная ярмарка, или как их тут называют — Ганшоу.

Вход платный. С нас взяли по шесть долларов с каждого и запустили в святая святых без особого досмотра.

Если честно, мне это всё напомнило наш городской рынок, который образовался на месте бывшего стадиона 'Чайка'. Там так же как у тут, посреди поля выставляли простейшие палатки и прилавки. Там также как и тут толпился и шумел народ. Типичная базарная толкучка.

Да, вместо турецкого ширпотреба и соевой тушенки на столах красовались винтовки, пистолеты и дробовики, но осадочек от первого впечатления остался. Уж больно много неприятных воспоминаний остались у меня от той, уже давно закрытой провинциальной толкучки, где я с измальства за копейки подрабатывал грузчиком-разнорабочим..

Мы с Диком рыскающим тигром проскочили по рядам, выхватывая со стендов первое понравившееся оружие. Ричард с умным видом задавал вопросы продавцам, а я скромно и интеллигентно молчал за его спиной. Он лучше в этом понимает, так что пусть и выбирает нужное.

— Нам нужны штурмовые винтовки, — говорил он, блуждая взглядом по прилавкам.

В итоге им были отобраны две самозарядных переделки из румынских калашей, с десятком пластиковых магазинов и по три китайских диска на сто патронов к каждому. Буквально у рядом стоящего угрюмого бородатого толстяка он взял два карабина на базе М-4 с целой коробкой магазинов к ним. Включая и стопатронные яйца.

Покупка оказалась не сложнее, чем вчера на парковке. Продавцы просто сличили фото с документов с добрым личиком Дика, и получив денежные купюры отдавали выбранное им оружие, желая удачных пострелушек.

Всё это богатство, в четыре бывших автомата, в том числе и по три тысячи патронов к ним, я в черных спортивных сумках в несколько ходок оттаскал в фургон. А по возвращению меня ждала уже следующая партия — два коротких с пистолетной рукояткой и два полноразмерных дробовика двенадцатого калибра. В комплекте к ним шли различные бандольеры и патронташи, в том числе и наручные и набедренные.

Более тщательно Ричард отбирал снайперскую винтовку. Предложение было очень богатым — образцов двести в разных вариациях. В итоге, он махнул рукой на продавцов уже оттюненых образцов, и взял простой и нулевый Ремингтон-700 в триста восьмом калибре и несколько лож к нему от разных производителей. Довольно тщательно он отобрал и оптику под него, не говоря и о патронах.

Ну а когда всё вышеперечисленное упаковалось в автомобиле, Дик начал подбирать уже оружие поменьше.

Три маленьких револьвера Таурус, дальнейшее развитие Кольта-детектива, на пять патронов. Знакомого курка нет, механизм их только двойного действия, а значит, оружие самого последнего шанса не зацепится ни за что в штанине, когда ты будешь его вытягивать. В комплекте по две пачки патронов и по десятку скорозарядников.

Два суперкомпакных Глока под девять миллиметров. Отлично подойдут как второе, запасное оружие.

Еще в люгеровском калибре были взяты четыре Беретта-92, на которые за мелкий опт нам выдали скидку, и пара Глоков-17, которых тут было как грязи.

Ко всему вышеперечисленному мы подобрали кобуры, как поясные, так и наплечные-оперативные. Для магазинов штурмовых винтовок подобрали универсальный подсумок на одинарном, застегивающемся на липучку, плечевом ремне. Ну и других подсумков подобрали немало.

Но и это было еще не всё. Ричард внимательно подобрал нам по два бронежилета. По одному белому, скрытого ношения, способному задержать лишь медленную пистолетную пулю или картечь, и по одному полноценному 6 класса, как у нас квалифицируют, с которым и против автомата не так уж страшно.

Наконец, когда я уже устал от всей этой гудящей толпы, напоминающей пчелиный рой, Дик взял нам тактические очки с заменяющимися линзами. Когда солнечно — из комплекта там устанавливались солнцезащитные линзы, а когда пасмурно — желтые.

И только тогда мы, наконец, выбрались наружу и укатили подальше от этого оружейного ада.

Глава 24

Через два дня мы вернулись в Нью-Йорк, но перед этим Ричард вытащил меня на одно из местных стрельбищ, где всё приобретенное оружие было опробовано и пристреляно. Дольше всего он возился со своей винтовкой, с которой как ребенок играл и поглаживал часами напролёт, и не зря. После пересадки ложи его семисотый Рем смог выдать очень приличную кучность до восьмисот метров.

Ну а я без особого энтузиазма пристрелял свои автоматы, и выпустил по сотне патронов из каждого пистолета. Что-то меня начало тошнить от оружия. Раньше, еще дома, в России, я очень хотел иметь в собственности целый арсенал, а доступ к штатному ПМу или служебному ИЖу воспринимал как редкое благо. Даже домой чисто на всякий случай себе оформил охотничье ружье, двустволку лохматых годов выпуска. И вот сейчас как-то эта эйфория прошла. Оружие для меня стало просто опостылевшим рабочим инструментом, навроде молотка или лопаты. Как бы штуки нужные, но глаза бы их не видели.

Радости не добавляла и необходимая чистка всего, из чего мы за день успели популять. Дик принялся за это дело с удовольствием, практически медитируя. Он старательно и с любовью протирал тряпочкой и ветошью всё, до чего мог дотянуться, а до чего не мог — тыкал туда ватными палочками. Специальными растворами он обрабатывал стволы и смазывал маслом механизмы, явно ловя от всего этого кайф.

Лично же для меня это была неприятная обязанность, еще со времен службы в армии. Правда там эта процедура производилась максимально длительное время, со всем тщанием и старательностью, ибо пока солдат занят своим оружием, его вроде как нельзя припахать к другой работе. Ну а в милиции оружие чистилось наспех перед сдачей дежурства, чтобы поскорей, взмахнув рукой, оказаться под крылышком любимой женушки. Про работу в ЧОПе я вообще молчу. Там мы пистолеты разбирали только от скуки, когда вроде и спать не хотелось, и вызовов не было.

Но вот к полуночи мы закончили, а уже в восемь утра, плотно позавтракав в ресторане отеля, отправились в обратный путь.

Дорога была относительно пустой, поэтому мой легкий недосып практически не мешал маневрировать в потоке. Не спеша и не рискуя, мы спокойно двигались на север.

А на одной из заправок на границе штата Вирджиния Ричард неожиданно поинтересовался у меня:

— Ты готов к переходу на следующий уровень?

— О чем это ты?

— О том, что сейчас от нашей охоты могут пострадать непричастные люди, — внимательно поглядел мне в глаза товарищ. — Готов ли ты к этому?

— Если они будут нам угрожать — то почему бы нет?

— Ты не понял. Они не будут нам угрожать. Просто, для достижения наших целей, придется пойти по головам.

— Поясни.

— Да всё ты понимаешь, — отмахнулся Дик, усаживаясь на своё штурманское место. — Поехали.

— И всё же поясни, — продолжил я разговор, как только наш фургон выехал на автобан.

— Я просто не совсем понимаю, как нам добраться до остальных. На слежку и вскрытие подробностей уйдет не один месяц, а за это время они вполне смогут расслабится и пропустить наш меседж, — Дик хлебнул кофе из бумажного стаканчика, который прикупил по случаю на заправке. — Нет, мы конечно можем с автоматами наперевес броситься на одну цель, и возможно даже ликвидировать её. А остальные две?

— Что ты предлагаешь?

— Предлагаю выдернуть кого-нибудь из ближнего окружения этих тварей и хорошенько его порасспросить.

— Как порасспросить? Ломая кости и выдергивая плоскогубцами крайнюю плоть? — я скептически взглянул на англичанина.

— Ну, зачем именно так? Еще можно провода от лампы человеку на запястья подцепить и нежно ток пускать. Тут напряжение небольшое, похищенному будет мало что угрожать.

— А после допроса? Куда его?

— Известно куда. В Дыре и прикопаем, зря что ли там недвижимость покупали?

— Я так не согласен.

Гробовое молчание повисло над нами.

Нет, идея того, что под нашу горячую руку могут попасть непричастные, витала у меня в голове уже давно. Я смирился с ней как с данностью, но всё равно в глубине души лелеял надежду на то, что этого удастся избежать. Видимо, я ошибся.

И что теперь? Бросить всё, когда мы уже так далеко зашли?

Нет. Бросать нельзя. Моя девочка еще не отомщена до конца. Не отомщены тысячи и тысячи детских погубленных жизней. А это значит — нужно идти до конца. Чего бы это не стоило.

В абсолютной тишине мы успели проехать целый штат, когда, наконец, Ричард вновь спросил меня.

— И что предлагаешь ты?

— У допрашиваемого должен быть шанс выжить.

— Чтобы он нас всех заложил? Ну-ну.

— Не перебивай, — я взглянул на усмехающееся лицо товарища. — А вот выживет он или нет — будет зависеть уже только от него.

— Ты о чем?

— Мы можем подсадить нашего клиента на наркотики, скажем на героин. И уже через пару недель — он сам с огромным удовольствием будет нам рассказывать всё что знает. А что не знает — расскажет как узнать.

Ричард посмотрел на меня с некоторой долей уважения.

— Не ожидал от тебя такого, — честно признался он. — Ты понимаешь, что наркотиками обретаешь человека на такие мучения, которые не каждому врагу можно пожелать?

— Понимаю.

— А то, что героиновый наркоман и так уже покойник, понимаешь? Статистика их выхода из зависимости равна десятым долям процента.

— Знаю. Но даже так у человека шанс выжить будет больше, чем от ножа в твоей руке.

— Тоже верно, — Дик немного поерзал на своём месте, усаживаясь поудобнее. — Хочешь остаться чистеньким?

— Чистым я уже никогда не буду, — ответил я, мрачно глядя на дорогу. — А вот новой грязи на себя брать пока не хочу.

— Хорошо, будь по-твоему, — сказал наконец он после минут десяти раздумий. — В этом есть некий толк. Но где мы будем брать наркотики? Деньги кончились, а покупать их — очень рискованное мероприятие.

— У меня есть идея, слушай...

Чтобы изложить её тезисно мне хватило нескольких минут. Ричард лишь молча кивал, как бы просчитывая всё услышанное в уме.

— А ведь неплохо! — заявил он после того, как я закончил. — Резко, смело, быстро. Всё как я люблю. Может сработать.

— И когда приступим?

— А чего тянуть. Как приедем в Большое Яблоко, отдохнём после дороги и сразу возьмемся за дело. Есть у меня некоторые намётки. Где твою идею провернуть можно.

Глава 25

Всё-таки реальный Нью-Йорк очень сильно отличается от того, художественного, выведенного в фильмах, книгах и играх. Откровенно говоря, пока я не попал сюда, я не был уверен, что тут не греются у горящих бочек люди на улицах, и первое время все ожидал их увидеть за ближайшим углом. Но нет — Нью-Йорк это обычный, современный урбанизированный западный город. Тут относительно чисто, царит относительный порядок, и тут относительно комфортно.

Почему относительно?

Да потому что очень много зависит от того, где ты живешь, в каком районе, есть ли неподалёку от тебя праджекты и линия метро. Ну и естественно, кто тебя окружает. Ортодоксальные ли евреи в Вильямсбурге или шумные филиппинцы в 'Маленькой Маниле', негры в Гарлеме или латиносы в Бронксе, 'профессиональные ли русские' в Брайтон-Бич или ловкие китайцы в Флашинге. Везде своя атмосфера и свой дух. И даже невозможно поверить, что все эти районы находятся в одном городе.

Браунсвиллю, району на севере Бруклина, повезло — на протяжении почти ста лет, несмотря на все метаморфозы и фортеля истории, он являлся колыбелью и малой родиной для нью-йоркской преступности.

Сначала в тридцатых годах двадцатого века тут зародилась итальяно-еврейская "Корпорация убийств", известная также как "Браунсвилльские мальчики", подразделение "Национального преступного синдиката", которое специализировалось исключительно на заказных убийствах. Синдикат был основан Лаки Лучано, который первым из итальянских мафиозных боссов стал сотрудничать и вести совместные дела с криминальными группировками состоящими не из итальянцев по происхождению.

Но время шло, евреи и итальянцы перебирались в более благополучные районы, а их место медленно, но неотвратимо занимали чернокожие ребята, которые в 1967 году устроили первые волнения, после которых целые кварталы района были сожжены, а по обочинам начали ютиться сгоревшие автомобили и груды мусора. Такие 'народные гуляния' продолжались и в семидесятые, в результате чего практически все дома пришли в негодность. Всё вместе это означало резкое удешевление местной земли, которую выкупил город почти за бесценок для реализации своей программы социального жилья.

Вы уже поняли? Вместо сгоревших кварталов тут отстроили десятки высотных праджектов для той же самой аудитории, между которыми остались дряхлеть небольшие островки старых домов. Многие из последних после волнений семидесятых до сих пор были заброшены.

Именно его мы и выбрали среди всего многообразия, достаточно было лишь немного покопаться в интернете. Нас даже не смутило то, что именно здесь полиция уже не один год работает в усиленном режиме. Ведь раз она работает, значит, есть против кого.

Как только сгустились сумерки, а на небе медленно вступила в свои владения серебряноликая луна, мы выехали на Питкин-авеню — центральную улицу Браунсвилля.

Невысокие, типичные для Нью-Йорка строения начала века, где первый этаж занимает лавка или мастерская, а на втором и третьем проживает семья хозяев. Но в местной интерпретации вторые и третьи этажи были наглухо заколочены, а первые иногда вообще заложены кирпичом. В тех же зданиях, что не были брошены и забыты, в огромном количестве попадались христианские церкви различных направлений. Очень часто они соседствовали практически вплотную, иногда даже возвышаясь над окружающим безобразием. Я успел насчитать не менее двадцати баптистских приходов, а также два католических костёла и к моему великому изумлению — один православный храм.

Высокие праджекты из красного кирпича обрамляли эти халупы, как вышки надсмотрщиков на плантации. В них упирались местные улицы, и рядом с ними царил относительный порядок. По крайней мере мусор рядом с ними был сметен в баки, в отличие от остального района, где он практически ровным слоем покрывал всю доступную поверхность, тут же ассоциируясь с Дырой.

Людей на улице в ночное время было немного, но под свет редких фонарей и автомобильных фар нет-нет, но попадались группки людей, жмущиеся к дверям подъездов. Они внимательно и тревожно провожали наш автомобиль взглядом, явно не замышляя в головах ничего хорошего.

— А чего тянуть, — заявил Ричард. — Тормози.

Мы просто остановились на обочине, в метрах двадцати от шести немаленьких афроамериканцев, сидящих на скамейке под высоким уличным фонарём. Они переглянулись и быстро перекинулись парой слов, после чего в нашу сторону чинно и вразвалочку направился здоровенный лоб под два метра ростом, облаченный в любимые тут ветровки с капюшоном и кепку с логотипом местной бейсбольной команды.

— Чего нужно, снежки? — практически прорычал он, подойдя к нам. Благо заблаговременно опущенное Диком боковое стекло, позволило расслышать угрожающий нам тон.

— Давай, черная пантера, не жмись, подойди поближе. Дело есть, — в ответ сообщил ему Ричард.

— Чего? — туша негра нависла над нами.

— Нам 'хмурого' бы достать, или производных от него. Много и срочно, — бросился с головой в карьер англичанин. — Срочность такая, что готов заплатить двойную уличную цену. Как сам понимаешь, парни мы не местные, поэтому вот так.

— Ха! Нашел идиота! Да от вас же копами за версту несет! — скривив рожу, ответил подошедший, в запале хлопнув по крыше фургона рукой.

— Эй, полегче! За легавого я тебе башку прострелить могу, — добавил металла в голос Дик.

— Да пошел ты! — в лицо напарнику уперся большой черный фак.

— Значит, не поможешь?

— Нет, ищи других придурков!

— Даже за деньги не поможешь? — Ричард вынул из внутреннего кармана куртки последние наши сбережения — пачку двадцитидолларовых банкнот. Глаза афроамериканца тут же загорелись. А его гоп-компания как по мановению волшебной палочки пришла в движение, услышав такие заявления. — Тут тысяча баксов. У нас есть еще пятнадцать для всей партии. Если поможете — они ваши.

— Они и так уже наши, — черныш гнусно усмехнулся, и в ту же секунду вынул откуда-то нож, резким движением подставив лезвие к горлу Ричарда. — А ну, приятель, не двигайся, если что, то я порешу твоего разговорчи...

Но не успел он договорить, как Дик одним движение скрутил кисть нападавшего так, что нож упал ему на колени, а саму руку дернул в мою сторону с такой силой, что негр оказался в салоне нашего автомобиля с головой. Где еще ничего не понимающее его лицо тут же уперлось в ствол моей девяносто второй Беретты.

А пока потомок рабов соображал что к чему, мой товарищ выудил уже свой пистолет, шестью меткими выстрелами поверх зажатой тушки уложил всех всполошившихся приятелей, после чего не церемонясь врезал со всей дури рукояткой этой тушке по затылку, отправив в недолгое небытие.

Очнулся наш пленник через четырнадцать минут, спутанный пластиковыми стяжками и с кляпом во рту. Жалобно скуля, он с ужасом глядел на нас с пола нашего фургона. За это время я успел отогнать Форд в темный переулок за несколько кварталов от того места, где мы оставили пять продырявленных тел на асфальте.

Никаких полицейских сирен, никакой скорой помощи. Никакого ажиотажа. Пять трупов лежали под уличным фонарём и воспринимались видимо как должное. Возможно, там уже шуршали местные копы, но без особого рвения, по крайней мере, его мы не заметили.

Ну а пока у нас было время поговорить с нашим черным другом.

— Ну что, уголёк? — склонился над ним Дик. — Уже жалеешь, что по-хорошему не стал нам помогать? Ну, ничего, мы дадим тебе шанс исправиться. Вот сейчас я выдерну кляп, и мы будем разговаривать. Хорошо? — негр утвердительно кивнул. — Но смотри у меня, если только пикнешь, я тебя твоим же ножиком порешу, — к горлу пленика прикоснулся кончик не очень дорогого, и явно китайского ножа. Разве что англичанин держал его в тонкой кожаной перчатке. — Всё понял? Ну и умница.

— Чего вы хотите? — по-звериному озираясь, пробубнил афроамериканец.

— А я тебе уже говорил — нам нужен 'хмурый' или героин, как тебе будет удобно. И нужно — много и срочно.

— Так сказали бы по-хорошему, я бы вам и продал пару доз.

— А как с тобой, дурила, разговаривали? По-хорошему и вежливо. Даже денег предлагали, — Дик мерзко улыбнулся. — А теперь, как сам понимаешь, в награду тебе будет самое дорогое, что у нас есть в наличии — твоя жизнь. Согласен?

— Да, да, согласен, — поспешно согласился негр.

— Ну вот и умница, — Ричард покровительственно погладил чернокожего по голове. — Значит, ты нам подаришь немного героина?

— Да, да, забирайте!

— А где его забрать? Ведь ты же не полный кретин носить наркоту на себе, а значит она где-то тут неподалёку в тайничке. Правильно?

— Да, да, я покажу!

— И не сомневаюсь, что покажешь, — Дик вновь погладил пленника, на этот раз не моргая уставившись в его глаза. — Но ты же понимаешь, что любое резкое движение, и ты покойник. Правда?

— Понимаю. Только не убивайте! — перешел на писк негр.

— Соберись, тряпка! — Ричард от всей души залепил ему оплеуху. — Вставай и пошли.

Подцепив ножом путы на ногах, напарник не забыл стянуть пластиковой стяжкой ахиллесово сухожилие на левой ступне. Теперь наш друг, в случае чего убежать не сможет. Да он и идти уже нормально тоже не сможет, а будет хромать и подволакивать нижнюю конечность.

Вытянув эту тушу наружу и поставив на ноги, я еще раз поразился этому бугаю. Эта детина была ростом за сто девяносто сантиметров, а весом явно больше сотни кило. Про спортзал парень также был в курсе. И чувствовалось, что под его ветровкой ходят большие и упругие мышцы.

Дик, видимо, тоже это чувствовал, потому что тут же залепил афроамериканцу еще одну оплеуху, не давая опомниться. Давил на психику, если можно так выразиться.

— Где тайник? — шипел товарищ.

— Тут неподалёку! Я покажу!

Мы выползали из темного и грязного переулка. Чуть позади справа от негра шел Ричард, упираясь в него пистолетом, спрятанным в карман куртки. Еще чуть сзади шёл я. Моя задача была контролировать обстановку вокруг, крутить головой и предупредить об опасности, коли она появится.

Перед выходом на свет улицы, были срезаны последние путы. Теперь оставалось надеяться, что парень достаточно запуган, и не начнет дергаться зазря.

Мы прошли несколько кварталов не встретив вообще ни одного пешехода. Но дорога при этом была относительно загружена. Трижды мимо нас проезжали полицейские автомобили, но копы в них лишь лениво мазали по нам взглядом. Но я в этот момент внутренне сжимался и начинал теребить пистолет у себя в кармане.

Наконец на углу ничем не примечательного перекрестка, негр указал на один заброшенный магазин, толи сложенный из желтого кирпича, толи покрашенный в этот цвет. Витрины и окна уже давно были заколочены и заложены блоками, а на железных дверях входа красовался довольно крепкий на вид амбарный навесной замок. Однако над входом сохранился козырек, и именно к нему привел нас пленник.

— Там на верху, — указал он пальцем на какой-то грязный сверток, чуть проглядывающийся на козырьке.

— Доставай.

Всё же не зря негры играют в баскетбол. Подскочил наш пленник очень резво, лично я бы так не смог. Сразу же ему удалось подхватить, то, что нужно, но приземлиться ему не дал Дик. Мощным ударом локтя, он сбил негритёнка на грязные плиты тротуара, и тут же уселся на него, прижимая трофейный нож к лицу.

— Проверь, — прошипел англичанин.

Я склонился над отлетевшим свертком, и сразу же вынул из него взведенный маленький пятизарядный револьвер.

— Гляди, — продемонстрировал я находку напарнику.

— Что, обезьяна лупоглазая, обмануть нас хотел? — Дик провел лезвием по щеке. Брызнуло что-то темное и липкое. — Что там еще есть?

— Только три маленьких чека на дозу и несколько пакетиков с травой.

— Мало, — ответил Ричард сначала тихо, а потом громче, обращаясь уже к плачущему афроамериканцу. — Мало! Где еще?

— В заначках у меня больше нет, — пищал он. — Были у друзей, которых вы убили, а где — я не в курсе! Честно!

— Что, уменьшали убытки в случае если кто-то из вас засыпется? А где хранили основной товар? Ведь не по тайникам же всё раскидали?

— Дом-ма!

— Что? — Дик начал нарезать новую полоску на щеке наркоторговца.

— Дом-ма! Товар дома!

— Вы что, полные придурки? Хранить героин дома? Первый обыск и вы на очень долгий срок одеваете оранжевую робу. Что-то ты не договариваешь. Не может такого быть.

— Клянусь Девой Марией, товар дома! Но не у меня, а у бабушки Шеймуса, — поспешно стал объяснять негр. — Эта старая карга уже не ходит и тронулась головой. Она даже и не знает, что у неё держит дерьмо четверть района!

— Ну что ж, поверю тебе еще раз, хотя после револьвера и не стоило бы. Тебе очень повезло, что нам действительно нужно много дури.

Афроамериканец встал сам. Прижимая рукавом кровоточащую располосованную щеку, он обреченно взглянул на нас, кивнул на ближайший праджект.

— Нам туда.

— Так веди, — Ричард подопнул черныша, по направлению к многоэтажке.

Я успел насчитать восемнадцать этажей, в этой одноподъездной свечке из красного кирпича и наружными незастекленными балконами. Как я понял, это был всего лишь один из корпусов целого комплекса, так как неподалеку возвышались еще два здания в похожем стиле, да и придомовая территория у них была общая.

Тут мы встретили первых полуночных пешеходов. Навстречу к нам из подъезда выскочила шайка чернокожих полубандитов, как под копирку похожая на ту, что мы порешили полчаса назад.

— Джей Си! — крикнул один из банды, явно обращаясь к нашему пленнику. — Патека и Пса убили! Где ты был?! И что это за снежки?! — шайка наконец смогла разглядеть нас поближе.

Как по команде в руках у негров появились пистолеты и ножи. Дик на полшага отступил за нашего негритенка, явно укрываясь на случай скорой стрельбы. Но вот фиг вам, не сейчас!

— Эй, эй! — вышел я вперед, миролюбиво разведя руки в сторону. — Мы нашли вашего друга в паре кварталов отсюда. Он ранен и сказал, что живёт тут, вот мы ему и помогаем! Нам не нужны неприятности! — увидев замешательство в их глазах, тут же закрепил успех. — Джей Си, покажи лицо!

Пленник молча подчинился. Отодрав от лица пропитавшийся кровью рукав, он показал своим товарищам порезанное лицо. Явно этому поспособствовала Беретта, упертая Диком в спину.

— Вот черт! Кто это тебя, брат?

— Мы так поняли, его пытали, но парню удалось сбежать. Возможно эти негодяи еще здесь, — продолжал разговор я.

— Кто?! Кто посмел?

— Он не говорит. Мы так поняли, ему отрезали язык.

— Гребанный ад! — Экспрессивно выразился один из банды, причем так, что я почти ничего не понял. О моих словах о том, что Джей Си рассказал нам, что живёт тут, они уже забыли.

— Где вы его нашли? — спросил другой.

— Вон там, — я махнул неопределенно рукой в сторону двухэтажной застройки.

— Тогда отведите его до Самюэля, квартира СD на пятом этаже. А мы пока поищем этих ублюдков!

— Хороший мальчик, — похвалил Джей Си Ричард. — Себе жизнь сохранил, и своим приятелям. А теперь веди нас к своей старушке.

Мы вошли в большие двери с большой стеклянной ставкой, забранной в мелкую антивандальную металлическую сетку. Рядом со входом висела табличка, извещающая, что тут нельзя курить, сорить, гадить, драться, пить, употреблять наркотики, и кучу всего такого увлекательного и деструктивного.

Внутри нас ждал большой, но узковатый холл, где по центру виднелись створки лифта, а чуть поодаль — двери на пожарную лестницу. Именно к ним и повел нас Джей Си.

— Почему не на лифте? — спросил у негра Дик.

— Он часто застревает, — прохрипел тот в ответ. — Проще по лестнице.

— Какой этаж?

— Третий, сэр.

— Тогда веди, — новый подзатыльник, и пленник хромая пошел к лестнице.

Ничего необычного. Стандартная лестница, мало чем отличимая от такой же где-нибудь в спальном районе русского провинциального города. Бычки сигарет, грязь от подошв ботинок и кроссовок, разрисованные маркером стены. Разве что черных клякс от спичек на потолке не видно.

Первым поднимался я, за мной Джей Си, а последним плелся Ричард. Именно в таком порядке нас чуть не сбил на втором этаже выскочивший из дверей негр примерно таких же габаритов, что и нас черныш.

— Ты уже знаешь?! — крикнул он на ходу Джей Си, и не дожидаясь ответа добавил кивая на нас. — А это кто?

Но Джей Си к моему удивлению пробормотал что-то мне не понятное, явно не по-английски, после чего глаза выбежавшего резко округлились и он уже намеревался броситься наутёк. Но точный и резкий взмах руки англичанина вонзил трофейный нож аккурат в черное сердце. Умирающий негр успел лишь что-то беззвучно прошептать, и медленно сполз на грязные ступеньки.

— Ты что думаешь, я французского не знаю, черная обезьяна? — прорычал Дик. — Да я тебя сейчас тут же пристрелю ко всем чертям!

— Мы уже почти пришли, взмолился черныш, падая на колени. — Почти пришли...

— Тогда бегом, бегом я сказал! — новая серия ударов обрушилась на пленника.

Мы выскочили на третий этаж, и оказались в коридоре, неуловимо напоминавшем коридор наших малосемеек. Та же бетонная кишка, по бокам которой длинной цепью ютились простые фанерные двери. И грязь, грязь повсюду. Бумажки из фастфуда, банки из-под газировки, бычки сигарет и просто обертки от жевачек.

— Куда? — Дик уже вытянул свой пистолет наружу и активно тыкал им в лопатку Джей Си.

— Т-туда, — негр махнул на дальний угол, и мы бегом ломанулись к нему.

Квартира F, о чем указывал знак масляной краской выведенный на стене рядом с дверным проёмом. Звонка нет, лишь грязная дверь с замызганной ручкой. Джей Си тут же поворачивает её, и она поддается. Дверь оказывается не запертой, мы тут же оказываемся внутри.

Небольшая комната, заваленная всяким ненужным хламом. Тут были и невесть откуда взявшиеся коньки, и клюшки для гольфа, картонные коробки с пустыми стеклянными бутылками и тряпки, целое море тряпок. На окнах занавесок нет, они зашторены обычными газетами. Как нет и ламп или люстр.

И только большой плазменный телевизор входил в контраст со всем окружающим пространством. Перед ним, на старом плюшевом кресле сидела сухонькая чернокожая старушка в запачканной ночнушке. Она взглянула на нас и заговорила явно по-французски. Джей Си ответил ей, показал жестом, чтобы она не волновалось, и повёл Дика в смежную комнату, а может и на кухню. Я же остался тут, прикрывать тыл на всякий случай.

Напарник вернулся минуты через три с плотно набитым бумажным пакетом.

— Эти придурки рядом с дурью хранили еще и деньги, — сообщил он мне. — Тысяч двенадцать, наверное, мелкими купюрами.

— Что с этим?

— А всё. Отбегался. Теперь в стране Вечной Охоты с остальными обезьянами на львов охотится. Пошли давай, пора сматываться!

Старушку мы не тронули. Толку от этого? Она явно не в себе и не сможет толком нас сдать. Поэтому мы просто вышли обратно в коридор, намереваясь как можно быстрее убраться из этого гадюшника.

Но как камень, брошенный в воду, пускает волны, так и наше убийство тех пятерых бандитов дало неожиданные последствия.

Местная банда этот эпизод восприняла как атаку конкурентов, и за то время, пока мы вошкались с пленником, из теплых постелей были вытянуты все действующие члены, вооружены, и отправлены защищать свой ареал обитания.

Вот и мы, только выйдя от старушки, наткнулись в двадцати метрах от нас на один такой черный отряд самообороны в четыре бойца, уже вполне не стесняющихся оружия на своей территории. Два белых ночью в черном доме — это очень подозрительно. А два белых, выходящих с тайного склада дури — подозрительны вдвойне.

Один из бандитов моментально вскинул руку, в которой был зажат пистолет по-нигерски, то есть так, чтобы плоскость оружия была параллельно полу. Точности от такого удержания — никакой, зато выглядит эффектно и круто. Но даже так, с двадцати метров пуля попала в грудь Ричарду, и его откинуло на пол.

Падая на колено, я успел выхватить свою Беретту, и разрядиться по силуэту, групповой мишени. Пятнадцать выстрелов и четыре противника лежат в лужах собственной крови. Я успел перезарядить магазин, как с лестницы забежало еще трое негров. Они стреляли на ходу, поэтому пришлось полностью упасть на замызганный пол.

Рядом, лежа на спине, начал отстреливаться Дик. Бронежилет, надетый в обязательном порядке, выдержал, и теперь товарищ тоже включился в уничтожение неприятеля.

Три забежавших бандита закончились очень быстро, но у меня закончился второй магазин. В паучерах на поясе оставалось еще два, но этого было явно не достаточно для таких перестрелок.

Я помог подняться Ричарду, и даже обменяться с ним парой язвительных шуток, но тут звякнул звоночек лифта и из разинувшихся створок к нам пожаловали пятеро новых вооруженных негров.

Всё же прав был старшина Гуценко, преподававший мне огневую подготовку в школе милиции, говоря, что баран с пистолетом не становится львом, а становится просто озверевшим бараном. Эта толпа чернокожих парней, несмотря на своё преимущество в численности, точно стрелять не умела от слова совсем. Стрельбой нужно заниматься постоянно, поддерживать навык, а эти ребята где-то достали пушки и считали, что этого достаточно. Хотя, если откровенно, то для их целей этого хватает. Пристрелить подельника в упор или отстреляться в сторону супостата — много умений не нужно. Но вот для таких противников как мы — этого явно мало, даже для такого тесного пространства.

Пули летели просто в нашу сторону, но попадали рядом, выбивая искры и пыль от стен и пола. Попадание с первого выстрела в Ричарда оказалось лишь нелепой случайностью, и даже наличие дробовика у одного из негров, делу не помогло.

— У меня последний магазин, — сообщил напарник, когда и эти враги закончились.

— И у меня, — ответил я.

— Значит бери у этих. — англичанин кивнул на трупы, убирая в кобуру Беретту.

Нет, это были точно эльфы. У всех стволы, но запасных патронов нет. На что они рассчитывали? Не понимаю.

Пришлось быстро вынимать из оружия недострелянные магазины и хаотически рассовывать по карманам. Дик взял себе один похожий на пистолет-пулемёт ТЭК-9, ну а я выбрал какой-то Глок, и прихватил помповый дробовик, к которому так же не было ни одного дополнительного патрона.

— Лестница, лифт?

— Лестница. Лифт не факт что приедет туда, куда нужно нам.

Но стоило выскочит на лестничный пролет, как мы столкнулись с еще одной толпой, на всех порах несущейся к нам с верхних этажей.

Три патрона из помпы я отстрелял за две секунды, и она полетела в сторону неприятеля, чуть больше времени понадобилось Ричарду, чтобы добить магазин к своему трофейному пистолету, а мы уже проскочили на этаж ниже. Мы перепрыгивали через несколько ступенек, одновременно отстреливаясь вверх. К первому этажу у меня заклинило Глок, поэтому и им я воспользовался как метательным снарядом.

Вот уже дверь на улицу, до которой пятнадцать шагов. Десять шагов, пять шагов. Свобода уже близка как никогда...

И тут я замечаю в забранном сеткой стекле странные силуэты. Но уже поздно, дверь распахивается, и на нас вплотную вылетают двое полицейских. Дик сработал молниеносно, в долю секунды он встретил своего копа джебом в челюсть. Своего же я перебросил через бедро, впечатав в бетонный пол.

Подхватив оружие полицейских, и не дожидаясь, пока они придут в себя, мы всё же оказались на улице. Бросок из-под фонарей в тёмную зону под подбадривающие крики англичанина:

— Go! Go! Go! Сейчас тут будут все копы со всего района!

Забор из толстых прутьев высотой в два с половиной метра мы перескочили даже не заметив. Улица. Подворотня. Еще один забор, но уже из сетки. Здесь мы задержались подольше, но и он нас не удержал. Вновь улица, и еще один переулок. Задний двор какого-то дома, и опять улица.

Когда мы уже практически добрались до нашего фургона, то за очередным поворотам на темной тропе, нас ждали ощетинившиеся стволами ребята.

— Не стреляйте! Это мы! — я узнал их. Это была та шайка, которую мы чуть раньше направили на поиск несуществующих конкурентов. — Это мы помогали вашему брату!

— Что там за стрельба? — нас тоже узнали, но опускать стволы не спешили.

— Там вообще ад! Какие-то ублюдки проникли в дом и начали убивать всех, кого видели, — я экспрессивно размахивал руками. — Джей Си застрелили почти сразу, потом еще с десяток человек.

— А вы как спаслись?

— Мы вломились в одну из комнат и выпрыгнули в окно. Еле живы остались!

— Кто, кто стрелял? — кричал один из бандитов.

— Да мы толком не видели, как началось, сразу на пол упали и отползли.

— Не врете?

— Да Иисусом Христом клянусь! — перекрестился я, добавив. — Туда сейчас копы едут. Ад будет еще больше!

— Ладно ребята, пошли домой. Нам надо добраться до уродов пораньше легавых, — И шайка споро убежала, оставив нас одних.

До Форда мы после этого добрались спокойно. Когда Ричард перетягивал себя ремнем безопасности, он скептически заявил.

— Это было весело. Очень весело. Но давай в следующий раз планировать операцию буду я. Хорошо?

Глава 26

Всё-таки бронежилет — великое изобретение человечества.

Уже добравшись до одной из квартир, я обнаружил на куртке пять дырок от пуль. В суматохе перестрелки, я даже и не заметил их попадания по моей тушке. Объяснение этому нашлось быстро — большинство попаданий было зафиксировано в спину, а спиной я практически не подставлялся.

— Рикошеты, — авторитетно заявил Дик. — Сила пули, особенно пистолетной, очень сильно после него падает. Но если бы не было брони, то энергии им вполне хватило бы, чтобы войти в мягкие ткани, или даже пробить насквозь. А так осталось лишь покраснение, как после укуса комара.

У него самого кроме первой дыры, обнаружилось еще три, и все с тыла. После них на теле остались лишь мелкие, незначительные ссадины, но от первого попадания — красовался здоровенный пунцовый синяк во всю его широкую грудь.

Осмотрев себя, и определив, что ребра не сломаны, Дик плеснул себе в стакан грамм сто виски и плюхнулся на диван перед телевизором. Я последовал его примеру, но только с бутылкой ледяного пива.

— Хорошо... — сообщил после получаса тишины англичанин. — Самое приятное — это возвращение. Когда понимаешь, что ты, мать твою, живой. Эти чертовы ублюдки сдохли, а ты живой.

— Ты этим и занимался, на службе Её Величества?

— Практически, — наконец признался напарник. — Если честно, то даже и не думал, что после такого огромного перерыва смогу справиться.

— Ну а дальше?

— А дальше будем отлеживаться и не отсвечивать.

Для этого всё было подготовлено заранее. На все съемные квартиры была заранее завезена еда из расчета на две недели на пару человек, а значит выходить до магазина и светиться, нам не понадобиться. Чтобы не скучать, везде были поставлены плазмы и оплачены пакеты кабельного телевидения. Разве что не было интернета, но мне на него было, если честно, плевать. Как впрочем, и Ричарду.

По новостям на следующий день объявили о 'бойне в Браунсвилле', но наших рож, даже в приближенной трактовке фотороботов, не показали, а про арендованный Форд не упоминали. Оставалось надеяться, что и не упомянут.

После такого шухера, использованные девяносто вторые Беретты изрядно засветились. Не дай бог, если нас случайно возьмут с ними, то моментально повесят всех тех 'загорелых' ребят в том праджекте, а значит под залог выйти будет очень проблематично. И что самое главное — дальнейшее использование приведет к ненужному вниманию ко всем нашим действиям и поможет сложить их в одну логическую цепочку. Но и окончательно избавляться от них было жалко — при наших делах оружие могло понадобиться в любую минуту.

Поэтому после недолгого диалога, было принято решение законсервировать Беретты до лучших времен. Для этого мы их тщательно отчистили, а потом ствол и весь механизм был залит обычным парафином. На это ушло по пять обычных белых свечек на каждый. Свечи просто поджигались, и расплавленные жирные капли тонким слоем покрывали всю площадь черного тела итальянской пушки. Потом пистолеты обернули в пропитанные машинным маслом тряпки, нарванные из простыни, и уже эти свертки запечатали в полиуретановые пакеты, последовательно и отдельно в три разных. Позже, в Дыре, эти пакеты будут запаяны в резиновые рукава от грузовых камер для покрышек, и только тогда закопаны во влажный грунт. Поверх них будет насыпан всяческий металлический мусор, чтобы даже с металлодетектором обнаружить спрятанное оружие было нельзя. В таком виде пистолеты могут находиться в земле десятилетиями, и ничего им не будет. Как раз то, что нам и нужно.

Не забыли мы и про боеприпасы. В полулитровую бутылку из-под минеральной воды были всыпаны горсти девятимиллиметровых патронов. Их густо залили машинным маслом, взболтали, а пробку запаяли под огнём зажигалки.

Всё, начинка для тайника была готова.

С трофейным полицейским оружием, оказавшимся пистолетами Зиг Зауэр Р226 под ту же люгеровскую девятку, было проще. Единой пулегильзотеки в США не существует, и только стоит нам выехать за пределы Нью-Йорка, как они тут же превратятся в абсолютно чистые и легальные пушки. Правда, что с ними делать было не совсем ясно, ведь к каждому прилагался только один магазин, который был в них во время экспроприации, а новые магазины в Городе Желтого Дьявола так просто не купишь. Поэтому от греха подальше их законсервировали попроще — просто масло, ветошь и спаянный пластиковый пакет.

А вот с оружием подобранным с негров было интереснее. Кто знает, что на нём могло висеть, от убийств до ограблений? Но с другой стороны, если их использовать в деле, то след приведет опять же к чернокожим. А вот это было бы совсем не лишним при наших планах. К тому же Ричард заявил, что при наличии верстака и фрезеровочного станка, он заставит свой ТЭК-9 стрелять очередями, как полноценный пистолет-пулемёт. Ну а маленький револьверчик, взятый из тайника, лишним не будет в любом случае.

Неделю мы изображали тюленей на пляжах. Жрали, пили, и валялись на диванах с креслами. Пиво, несмотря на то, что его было закуплено двенадцать ящиков, кончилось на пятый день. Виски на третий.

Запой после кровавого дела был неизбежен. Требовалось психологически 'сбросить' напряжение, а лучше, проще и надежней пьянки еще никто ничего не придумал.

За это время мы обсудили множество вариантов дальнейших действий. Я всё же уговорил напарника связаться с Элом, главарем местных не совсем честных ирландцев, и подключить его сеть к нашему поиску. Нехотя Ричард согласился, с совершенно разбитым видом позвонил кому-то в Лондон, напомнив о своих бывших заслугах и одном старом долге. Уже на следующий день СМСкой в ответ пришел номер Рыжего Эла.

— Здорово, Эл! Привет тебе от Элеоноры, — как можно веселее заявил в трубку англичанин. — Бабушка Элиз тоже не прочь напомнить о себе, а то давно ты ей ничего не писал и не звонил... Что? Узнал? Это очень хорошо. Я бы даже сказал — это замечательно... Что мне нужно? Не много, не пугайся. Одна небольшая услуга для дальнего родственника тебя не разорит... Естественно не по телефону... Когда? Да чем раньше — тем лучше будет для всех... Да, можем и сегодня. Записывай, где меня нужно будет подобрать.

— Подобрать? — спросил я Дика, когда разговор уже был окончен.

— Меня заберет машина и отвезет в тихое и уютное местечко для приватного разговора. Вполне логичный ход, когда не хочешь, чтобы твоё лицо мелькало рядом бог знает с кем, — англичанин подмигнул мне, намекая, видимо, на себя. — Вопрос только в другом — вернусь ли я назад?

— Мне с тобой?

— Исключено. Тебя никто не знает, и будут держать на прицеле. А так я пообщаюсь со старым приятелем, напомню о былых временах, ну и навешаю лапши на уши про ЦРУ, ФБР и нежелательность активной английской агентурной деятельности в США. Попрошу проследить и собрать досье по нашим целям, по их приближенным. Ну и надеюсь выпить пару пинт отличного эля. Этот Рыжий Чорт знает в нём толк.

— Бронежилет надень.

— Обязательно. Но только твой, а то в моём грудная платина совсем в негодность пришла.

Через два с половиной часа, на ничем не примечательном перекрестке в южном Бруклине, Ричард уселся в остановившийся черный Кадиллак. Его не было до десяти вечера, и когда он появился, лицо англичанина не предвещало ничего хорошее.

— Что случилось? — поинтересовался я у него.

— Да ничего, — Дик уселся на кухонный стул и провел рукой по вспотевшей шее. — Я раза три уже ощутил удавку на своем горле, но в последний момент всё отменялось. Эл не хотел меня выпускать из своих объятий.

— Он не поверил?

— Почему же? Поверил, — напарник плеснул себе в чашку лимонада. — Если бы было по-другому, то я с тобой бы сейчас не разговаривал. Но ему очень не хочется иметь живых свидетелей его грязных делишек в прошлом. Если всё вскроется — его свои же порешат. Вот он и трясется, гад.

— Как он вообще информацию воспринял?

— С каменным лицом. Он вообще за эти годы очень сильно поменялся. Из юркого и вспыльчивого мелкого уголовника вырос в ледяную кровожадную тварь. И я не хотел бы стать его врагом, — товарищ на секунду задумался. — Но если он своё слово дал, то сдержит. Попросил две недели для наведения справок, и явно увязал за мной хвост. Вот только я еще не настолько одряхлел, как он считает...

Глава 27

День сегодня выдался не очень. Солнце спряталось за тяжелыми, непроницаемыми серыми тучами, которые время от времени разрождались довольно не слабыми дождями. Без зонтика, или дождевика на улице делать было не чего.

И ко всему прочему картину добавлял ветер. Резкими порывами он вырывался из тесных подворотен, узких проулков, налетал со стороны океана и как опытный боксёр, бил исключительно в лицо. Попутным я его не припомню, но это уже скорей всего моё внутреннее заблуждение.

Радовало одно — заметно начало теплеть.

Днём Нью-Йорк иногда стал прогреваться почти до двадцати градусов Цельсия, или как местные считают — шестидесяти восьми градусов по Фаренгейту. На улице стали попадаться люди в шортах и в коротких юбках. Унылые кожаные куртки стали сменятся лёгкими ветровками и олимпийками, если вовсе не футболками.

Обычно в это время в России начинается усиленная подготовка к летнему пляжному сезону, до которого остается месяца два. Толпы людей атакуют фитнес-клубы и качалки всех уровней. Те, кто обжирались всю зиму и прятали накопленные жиры под пуховиками, сейчас в авральном порядке пытались вернуть утраченные кубики пресса, если конечно они когда-то вообще были.

На свою голову я поделился этими наблюдениями с Ричардом. Англичанин выслушал это всё с улыбкой, промолчал, и уже вечером сообщил, что в фитнес-клуб записаны и мы.

Мотивировал он это просто — уж коли мы вынуждены простаивать не по нашей вине, то нужно заниматься самосовершенствованием и не страдать херней.

Так уже на утро после того разговора мы зашли в огромный, по моим меркам тренажерный зал. На площади, сопоставимой со складом средней руки, располагались десятки грифов, сотни, если не тысячи блинов к ним, примерно столько же гантель, и невообразимое количество самих тренажеров.

Такого изобилия я никогда не видел. Весь мой опыт подобных заведений ограничивался подвалом с самолично сваренными станками, армейским спортуголком в роте, и небольшой качалкой для своих при ЧОПе. Ну а здесь я даже и не имел представления, для чего некоторые приспособления и некоторые агрегаты.

Ричард не стал полагаться на свой опыт и тут же заказал нам индивидуальную программу под тщательным присмотром тренера. Упор в ней, по настоянию англичанина должен быть сделан на выносливости. Максимум выносливости, а не объем и рельеф, как я уже привык дома в России.

Для начала мы прошли небольшое медобследование. У нас замеряли рост и вес, проверили артериальное давление и провели экспрессанализ крови. И только после этих процедур тренер принялся за составление пятичасовой ежедневной программы для нас, плюс для нас подобрали индивидуальные диеты.

Вот так мы и жили. С утра легкая пробежка в три километра по улицам и паркам Бруклина. Потом четко определенный завтрак и посещение спорт-клуба, где мы, изнемогая от нагрузок, пыхтели под снарядами и выполняли всё новые и новые изматывающие и бесконечные круги упражнений. Ну а вечером еще одна пробежка, на этот раз легкая и расслабляющая — на каких-то жалких полтора километра.

Так хорошо я не спал, наверное, со времен курса молодого бойца на срочной службе в армии. В те замечательные дня я кое-как заползал на панцирную кровать и тут же отрубался без задних ног, проваливаясь в липкую бездну сна.

Вот примерно так мы и прожили две недели, в ожидании информации от Рыжего Эла. И в один прекрасный момент она пришла, в виде звонка на засвеченный мобильный телефон Дика. Товарищу лишь сообщили, откуда забрать пакет с необходимой нам информацией, и уже вечером, он изучал обширный ворох бумаг, разложив их на столе.

Я ему не мешал. Мозгом у нас был он, и оспаривать это я никогда и не собирался. Весь тот вечер я просто просидел перед телеэкраном и глядел тупые, но от этого очень крутые боевики, где герои стреляют направо и налево, где от одной единственной пули взрываются автомобили, а револьвер имеет сороказарядный барабан.

Ричард просидел так всю ночь, и на утро, когда я готовил нам в блендере освежающий фруктовый фреш, сообщил:

— С двумя целями всё понятно. Один постоянно находится в Сан-Франциско и оттуда практически не выезжает. Второй имеет маленькие и чудовищные пороки, во время пестования которых он беззащитен, а значит уязвим для нас. Это мы знали и без Эла, он лишь дал детализацию для планирования. Но вот третий...

— А что третий?

— А третий, Якоб Шейнбери, как ты помнишь — жуткий затворник. Сидит у себя в пейнтхаусе в центре Манхеттена, общается с очень ограниченным кругом лиц, чему способствует два десятка личных высокопрофессиональных охранников. Из своего чердака выбирается только на вертолёте с неизвестным, а скорее всего — случайным графиком. Имеет личный самолёт, а значит, он может путешествовать по миру практически в любой момент по своему желанию, и это не отследить и не предсказать.

— Значит, нам к нему не подобраться в его логове?

— Нет. Да и в других местах мы с тобой вдвоём будем подкарауливать его целую вечность.

Я уселся рядом с товарищем, протянув стакан с его порцией.

— Нам бы отряд какой на него натравить. Пока те бьются, мы бы по-тихому своё дело сделали, — глубокомысленно заявил я. — Ну или они бы и закончили.

— А где взять такой отряд?

— Не знаю. Ты у нас голова — ты и думай.

— В принципе, есть идея, — Ричард почесал свою лысую голову. — Как я изначально и предполагал — надо выдернуть кого-нибудь из его ближайшего окружения и узнать подробности пожирнее. Зря что ли мы из-за этого героина подставлялись?

— Я так понимаю, кандидатура у тебя уже подготовлена?

— А как же, — Дик хитро улыбнулся. — Эрик Кох, тридцать четыре года. Ловкий и удачливый выпускник Гарварда, сделавший головокружительную карьеру до правой руки председателя правления огромной корпорации.

— До дрочилы что ли?

— Не понял, — англичанин сразу засуровел.

— Ты какой рукой мастурбируешь? — улыбнулся я в ответ, допивая свой сок.

— Вот ты гад! — весело отмахнулся Дик. — Каждый раз такое выражение вставишь, что в угол меня загоняешь.

— Ну уж больно ты серьезен был. Разрядить обстановку никогда лишним не бывает. Но ты продолжай про этого Коха.

— В общем, этот Эрик, доверенное лицо Шейнбери, через которое он общается с внешним миром. И как следствие — знает о нашем Якобе очень и очень много.

— Хм... А не молод ли он для такой должности? Всего-то тридцать четыре годика.

— В информации от Эла отмечено, что Шейнбери очень любит держать возле себя смазливых мужчин.

— Значит, по поводу дрочилы я попал в десятку? Но главный вопрос в другом, не обеспокоится ли нужный нам персонаж пропажей своей правой руки?

— Согласен.

— С другой стороны... — рассуждал я. — Мы ведь его пока обколем, пока на иглу подсадим — пройдет пару недель, если не месяц. За это время многое может уже успокоится. Да мало ли тут в Нью-Йорке людей пропадает?

— И с этим я тоже согласен.

Тем же вечером, в эту ужасную дождливую погоду мы караулили Эрика на улице, укрывшись пластиковыми дождевиками синего цвета.

Срисовать Коха удалось легко. Он не прятался, а скорее даже демонстрировал миру наличие себя. Дорогая квартира в престижном районе. Дорогая машина, на которой он передвигался в исключительно редких, представительских случаях. Всегда от иголочки элегантные деловые костюмы, сидевшие на его мускулистом теле как влитые. Лучшие красавицы Америки для его постели.

Да-да, он оказался всё же не гомосексуалистом. Точнее не полным, в свободное от работы время предпочитая женский пол.

Девушек он водил по лучшим ресторанам Манхеттена, неизменно оставляя там по паре тысяч долларов и крупные чаевые, от чего был безумно любим всеми рестораторами острова.

Вот и сейчас, буквально как только мы подъехали к его дому, он у нас на глазах заскочил в желтое такси, забрал на нём девушку из какого-то дорогого отеля и отвез ужинать в одно из пятизвездочных заведений.

Это был идеальный вариант для нас. Сытый, расслабленный и довольный, он вряд ли будет ожидать чего-то плохого.

— Слушай, а раз он такая 'шишка', — спросил я друга, переминаясь с ноги на ногу и изображая просящего милостыню доходягу, — то почему он ходит без охраны?

— А чего ему боятся? — ответил, косящий под бомжа Дик, вынимая из-за пазухи термос, в котором у нас в горячем состоянии хранился суп. — От шпаны его уберегает выбор маршрута передвижения, а от пули снайпера и от бомбы телохранители не спасут.

— Но они спасут от похищения, не находишь?

— Нахожу. Но видимо, похищения он не боится, — и англичанин хлебнул супа.

— А может быть за ним незримый контроль, чтобы защищать его в трудную минуту? — теперь хлебнул супа и я.

— Теоретически — да. Но тогда это было бы отражено в материалах Эла. Но там о таком молчком.

Эрик появился лишь только часа через два, изрядно утомив нас ожиданием. Мы все промокли, и от этого ненавидели его всё сильнее с каждой минутой.

Рядом с Кохом шла длинноногая блондинка с шикарной голливудской улыбкой. Они мило щебетали под ручку, а портье уже выскочил на дорогу ловить им такси.

И тут на сцене появился я.

— Господа, не одолжите ли несколько лишних долларов, — сообщил я всем, приближаясь нетвердой и откровенно пьяной походкой. — Всего несколько долларов, господа.

Я сблизился с парой, и, имитируя падение, схватился за плечи девушки, которая тут же, брезгливо поморщившись, отскочила.

— А ну пошел прочь, шваль! — чьи-то сильные руки отбросили меня ничком на тротуар. Отлично, Эрик не упустил случая покрасоваться и здесь, изображая из себя героя.

— О боже! — это вскрик девушки, которая только заметила, что натворил я. А я просто сплюнул ей на пальто того куриного супа, который мы тихо подъедали с товарищем на холоде, но внешне это выглядело как полноценная блевотина.

— Ублюдок! — Эрик засадил мне со всего размаху носком ботинка под ребра. Очень больно, но ничего, еще сочтемся!

— Давайте вернемся в ресторан, и наш персонал быстро отчистит это пятно, — вмешался в происходящее портье. — А для этого алкаша, я сейчас вызову полицию.

— Не надо полицию, — я, пьяно покачиваясь, поднялся на колени. — Мы разберемся как мужчины! Ведь ты, маменькин сынок, вроде мужчина...

Удар кулаком мне в челюсть.

— Иди, Лиза, я сейчас закончу с этой швалью и подойду, — произнес Кох, довольно поглаживая кулак и глядя на меня сверху в низ. Ему нравилось бить человека, это доставляло ему неописуемое удовольствие.

— Хорошо, Эрик. Только ты не задерживайся, и больше не бей этого беднягу. Вдруг, ты что-нибудь от него подхватишь, и придется лечиться?

— Не беспокойся, не подхвачу, — ответил он, и парировал мою новую попытку подняться, пнув мне под дых. — Вставай, ублюдок! Вставай, если сможешь! — и вновь носок ботинка из дорогущей кожи впился в мою бочину.

Но только стоило прекрасной блондинке в сопровождении швейцара скрыться внутри заведения, как черной молнией за спиной Коха возник Дик. Один рассчитанный удар по затылку, и Эрик мешком картошки валится рядом со мной.

Мы быстро подхватили бесчувственное тело за руки, и практически бегом оттащили за ближайший угол, где, засунув в багажник угнанной старенькой белой Селики, Ричард стянул его конечности пластиковыми хомутами, а в рот напихал тряпок.

И всё это при полном отсутствии свидетелей, в такой дождь дураков гулять не было.

— Ну что, В Дыру на рандеву, — заявил я, падая на водительское сидение, но англичанин красивую игру слов не оценил.

Глава 28

Эту комнату мы подобрали заранее. И не было варианта лучше в том месте, которое через Панаму на нас оформил скромный еврей Давид Гор.

Когда-то это был небольшой склад или кладовая. От пола до потолка тут теснились широкие стеллажи для продукции или товаров. Одинокое окно, выходящее на грязный и полуразвалившийся кирпичный забор, было забрано решеткой из толстых прутьев, а единственная входная дверь сюда была дополнительно усилена полосками металла.

Но сейчас мы вытащили остатки проржавевших стеллажей, окно забили найденными досками, и подмели бетонный пол, собрав огромные кучи мусора. И всё равно вид облупившихся стен и протекшего потолка вызывал чувство дискомфорта и неуютства. Не помогли даже матрас, брошенный в один из углов, и теплое одеяло, уложенное сверху.

На этот матрас мы и выбросили связанного Эрика.

С кляпом во рту, он испугано глядел на нас, страшных людей, нависших над ним, и грозно сопящих через дырявые хоккейные маски. Натянуть последние была идея Ричарда, по его мнению, мы в них будем выглядеть еще более устрашающе и зловеще. Культурный код, если можно так выразиться. Несколько поколений в США выросло на ужастиках про Джеймса Вурхиза, свирепого маньяка-садиста облаченного как раз в такую маску.

Ричард молча достал металлический ошейник, отделанный изнутри кожей, купленный нами в обычном сексшопе. Вдвоём мы ловко нацепили эту игрушку для взрослых на Коха, активно мотающего головой. Когда на его затылке сошлись две внешние дужки, в которые тут же был вставлен тяжелый замок, соединяющий ошейник с толстой цепью, вмонтированной в стену. Теперь Эрик, даже освобожденный от пут не сможет передвигаться дальше одного метра от матраса.

Всё, настало время кляпа. С едва уловимым чпоком он покинул глотку Коха, давая ему, наконец, возможность надышаться.

— Кто вы? Что Вам нужно? — тут же заголосил пленник. — Да вы знаете, кого похитили? Вы представляете, что с вами будет?

Мы молчали. Так и не произнеся ни слова, я задрал рукав Эрика и, навалившись всем телом, вцепился в его бицепс, а Ричард достал приготовленный заранее шприц с раствором героина.

— Что это?! — Кох сорвался практически на женский визг, с ужасом уставившись на тонкую медицинскую иглу. — Вам нужны деньги? Я дам вам денег! Десять тысяч! — Игла медленно, но неотвратимо приближалась к венам пленника. — Двадцать тысяч! Сто тысяч! Это огромные деньги, соглашайтесь! Только не трогайте меня! Прошу, не надо!

Сталь пронзила вену, теплый раствор опиата на миг окрасился бордовым, но тут же был вкачен в кровеносную систему. Глаза Эрика закатились — героиновый приход очень быстрый.

Обмякшее тело мы отбросили вновь на матрас. Уже без сопротивления были срезаны путы на ногах и на руках. А рядом с потерявшим реальность были выставлено пластиковое ведро для справления потребностей, а чуть подальше кортонная коробка, полная жаренных куриных крылышек. Морить голодом не входило в наши планы.

Вновь к пленнику мы зашли только утром.

Эрик сидел, навалившись на стену, поджав колени под подбородок, он тихо покачивался из стороны в сторону.

— Что вам нужно от меня? Что?!

Но ответа он не получил. Я вновь подмял его под себя, а Дик сделал следующий укол.

— Уроды! Уроды! Твари! — кричал Кох и пытался биться подо мной.

Когда дело было сделано, мы вновь молча ушли, появившись лишь вечером. И всё повторилось вновь. А потом еще раз.

Эрик угасал на глазах. Некогда румяное загорелое лицо его становилось всё бледнее, а на лбу проступала постоянная испарина. Черты лица заострились. Губы были искусаны в кровь, а глаза испуганно бегали, при взгляде на нас.

Психологически его добивало наше молчание. В те краткие минуты, когда мы появлялись не только с наркотиками, но и чтобы принести еды или вылить нечистоты, Кох отчаянно пытался вызвать нас на разговор.

Он угрожал, умолял, плакал, оскорблял, плевал в нас, пытался даже пнуть или ударить, но тщетно, никто из нас не произнёс ни звука.

И вот на девятый день заточения Ричард как бы невзначай проронил:

— Хочешь поговорить?

— Да провалитесь вы в ад, ублюдки и дети подзаборных шлюх!

— Ну как захочешь, позовешь... — и стальная дверь со скрежетом закрылась за нами.

Слова англичанина были пророческими. Всю ночь Эрик звал нас, желаю излить душу и поговорить по-человечески. Но мы не пришли.

Не увидел он нас и на следующий день. Крики боли от ломки говорили нам о его состоянии больше чем любые слова, но нужно было еще подождать.

Утром одиннадцатого дня мы нашли Эрика в позе эмбриона. Подобрав ноги, он тихо скулил в углу, даже не заметив нашего появления. Взгляд его, тупой и бессмысленный блуждал по нам без всякой пользы. Лишь когда я привычно навалился на него, Кох добровольно высунул вперед левую руку и сжал руку в кулак, чтобы быстрее набухли вены.

Всё, он был сломан. Окончательно сломан.

— Ну а сейчас ты готов поговорить? — спросил Дик через десять минут после укола. — Или вновь хочешь испытать прелести героиновой ломки.

— Да пошли вы...

— Отлично! — я по голосу слышал, что напарник сейчас расплылся в улыбке. — Значит хмурого ты от нас больше не увидишь. Совсем. И будешь ты, Эрик, медленно подыхать на зассаном матрасе в этом богом забытом месте. Оценил?

— Д-да... г-готов...

— Что?

— Г-готов г-говорить...

— Вот и умничка, — Ричард сделал мне знак рукой и я мухой выскочил наружу.

В одной из комнат у нас была заранее подготовлена и заряжена видеокамера на штативе. Подхватив её, я и вернулся к пленику и начал выставлять её на него.

— Как ты понимаешь, милый друг, — продолжал англичанин, — разговор мы с тобой будем вести о замечательном человеке, о Якобе Шейнбери, твоём непосредственном начальнике...

Глава 29

— Очень интересные вещи наша птичка напела, — заявил Ричард, заканчивая пересматривать видео повторного допроса Коха, сделанного уже, когда он не был под сильным воздействием наркотиков.

— За что конкретно хочешь ухватиться? За явную педофилию или за Мафию? — развалившись в кресле, я потягивал чашку крепкого кофе, периодически всасывая дым из кубинской сигары, купленной по случаю.

— За Мафию, конечно. Ведь с ней шутки плохи, — товарищ хитро ухмыльнулся.

— И как ты себе это представляешь? — я затянул в рот густой табачный дым. — Ведь у Шейнбери с этими макаронниками полное взаимопонимание. Они чуть ли в десна не целуются.

— Всё так, — Ричард поднялся на ноги и подошел к плите, на которой только-только вскипело кофе в простой медной турке. — Но и 'Яблоко Раздора' в их отношениях присутствует.

— Какое? — удивился я.

— Деньги, — Дик процедил себе в кружку через ситечко густую коричневую ароматную жидкость и с наслаждением сделал первый глоток. — Ничто так не сорило людей, даже близких друзей и родственников, как деньги. А тут денег очень много. Целых двести пятьдесят миллионов долларов.

— Большая сумма, ты прав, — кивнул я утвердительно.

— Если откровенно, то не очень, — англичанин еще раз отхлебнул из чашки. — Для птиц подобного полёта — это рабочие суммы. Но и этого хватит с головой.

— Не скажи, — усомнился я. — Если Мафия пошла на поклон брать в долг две с половиной сотни миллионов долларов, то это говорит, что дела у этой Мафии идут не очень гладко.

— Тоже верно, — товарищ допил свой кофе и поставил кружку на стол. — Им выпал шанс влезть в реконструкцию приёмного транспортного терминала в Хобокене, а по сути Нью-Йорка, но всех наличных средств не хватило. Почему они не пошли за недостающей суммой к другим пяти семействам Нью-Йорка?

— Те сразу бы оттеснили этих Вирсетти от такого выгодного и лакомого куска, — я затянулся еще раз. — Насколько я знаю, ньюйорские семьи мафиозный клан в Нью-Джерси не считают за полноценную семью.

— Верно! А дело предстоит выгодное. Шутка ли — поиметь свой собственный международный грузовой терминал. Это же какие сказочные перспективы открываются? — Ричард уселся напротив меня на диван. — Это и почти легальная контрабанда, и не только наркотиков и оружия, но и другой мелочевки, которая приносит миллионы. Да даже людей-нелегалов через терминал прогонять можно — а их как мух и все готовы заплатить по тысяче баксов, лишь бы попасть в США. Частная золотая жила!

— И Вирсетти обращается к нашему Шейнбери.

— Да. И они договариваются о взаимовыгодном сотрудничестве. И в результате Якоб имеет небольшой процент от темных дел, но ему много и не нужно, и так всего вдоволь. Но вместе с тем он получает обязанного лично ему главу мафиозной структуры. А вот это серьезно.

— И ты эту идиллию желаешь нарушить. А как?

— Со слов Коха, Шейнбери после пропажи своего помощника скорей всего на месяц-полтора заляжет на дно в неизвестном месте. Или в своем особняке в Скалистых горах, или на одном из своих островов в Тихом океане или Карибском море. Вариантов — десятки. А значит связь с ним у Вирсетти будет окончательно потеряна. Ведь до этого они общались исключительно через Эрика.

— И ты хочешь пресануть Вирсетти от лица Шейнбери так, чтобы он испугался и замочил Якоба?

— Примерно.

— А ты уверен, что мы с тобой сможем надавить так, чтоб целый мафиозной клан занервничал? — я с сомнением поглядел Ричарду в глаза.

— Ты опять прав, — ответил он после длительного раздумья. — Просто так заставить дрожать их коленки нельзя.

— Отстрел их капитанов?

— А толку? Придут новые, не сильно в теме движений прошлых, и пока вникнут, пока взвесят. Нет, это нам не сильно поможет. К тому же глава семьи Томас Вирсетти далеко не трус и не паникёр, — Дик в задумчивости запрокинул голову. — Вот если бы было еще давление конкурентов, которое словно бы бомба с часовым механизмом подталкивала бы его к быстрым и плохообдуманым действиям — вот тогда было бы прекрасно.

— Рыжий Эл?

— А что, вполне подойдёт.

Ричард поднялся на ноги и подошел к небольшой тумбочке у входной двери, куда он всегда выкладывал свой мобильный телефон, когда мы приходили сюда. Подобрав его, он по памяти набрал знакомый номер.

— Привет Эл! Это тебя опять беспокоит старый товарищ, — гнусная улыбка скривилась на лице англичанина. — Нет, нет, как и обещал, мне от тебя больше ничего не нужно. Наоборот, я хотел тебя отблагодарить, как в старые добрые времена. Да не переживай, мне же несложно для хорошего человека поделиться важной горячей информацией. Ты лучше скажи, у тебя интересы в Нью-Джерси присутствуют? Нет, подробностей мне не надо, просто скажи — да или нет. Вот и отлично! А такое прозвище как 'Гарлемский Мясник' тебе о чём-то говорит? Вообще прекрасно! — Дик победоносно уселся рядом. — Так вот, буквально завтра у Мясника начнутся проблемы. Очень серьезные проблемы. И продляться они неделю, максимум две. И если ты за это время успеешь что-то урвать — то молодец. Да, информация точная и без обмана. Не упусти её, — и добавил, когда связь была отключена. — Всё, зная Эла, он мертвой хваткой вцепится и уже не выпустит своё.

— Думаешь?

— Без сомнения. Информация о том, что твой партнёр-соперник может в конкретный момент оступиться — на вес золота. Можно заранее подготовиться и снимать сливки.

— Хорошо, давление конкурентов будет, но кто такой этот 'Гарлемский Мясник'?

— А это и есть наш Томми Вирсетти. Я пересекался с ним по службе в своё время, — задумавшись, товарищ продолжил. — Еще в семидесятые годы он загремел за решетку по обвинению в убийстве десяти человек. Тогда же за эту бойню и получил своё прозвище, которое ненавидит всем сердцем. Позже в середине восьмидесятых, после отсидки, он объявился в Майами, где упорно пробивался к вершине криминальной карьеры. Нескольких конкурентов лично располовинил бензопилами. Стравил кубинцев и гаитян. Один колумбийский картель вырезал подчистую, не считая шаек поменьше. Почти весь Майами тогда лёг к его ногам, но об этом быстро прознали на Севере, и пять семей прислали своих людей за своими долями. Была страшная бойня, его особняк брало штурмом более сотни человек, но ему удалось отбиться. И как-то после этого имя Томми Вирсетти сошло со слуху, и только вчера я вновь услышал о нём от нашего друга Эрика. Как он перебрался из Майами сюда, да еще закрепил за собой территорию и власть — даже и ума не приложу.

— А еще что ты помнишь о нём?

— Банда Вирсетти в восьмидесятые годы вроде как строилась по шаблону мафии, но реально мафией не являлась. Его правой рукой был доминиканский негр, а одним из советников еврей-адвокат. Ни одна уважающая семья не могла такого себе позволить. Но Томми было плевать. Тогда он был герой, и дело с ним как с равным имели все.

— Значит, говоришь, он был крут?

— Был. Но всё может измениться, хотя такие люди не меняются.

— Могло, — согласился я. — Значит нужно готовиться ко встрече с этим мастодонтом. Вспоминай еще.

— Слушай...

Глава 30