Петр Внук Петра

— Жив, очнулся наш надёжа-государь. Подите, подите все, не мешайте отдыхать его императорскому величеству. И ты Иван Ларионович иди. Неужто не видишь, гневлив зело на тебя Пётр Алексеевич. Коли назвал гестаповцем и эсэсовской мордой, так изволь не спорить — другой раз спросишь, чего сиё означает. Эк, как лихо, государь, завернул. Совершенно как великий дед твой! — Он опять повернулся к кровати. — Отдыхайте, ваше императорское величество, а коли надобно чего, вот в колокол малый ударить извольте, так Алексашка, сынок мой, живо всё спроворит.

Зашуршали мундиры, зашелестели платья — народ потянулся к выходу. Тихий всхлип. "Бл-й-а! Пардон дамы и мамзели! Не сдержался спросонья!" — подумал, но вслух ничего не сказал. Закрыл глаза, стал досматривать фильм про того, чьё тело ему досталось. Но фильм оборвался на самом интересном месте — как только пацан к своей тетке под бочок подлез и стал её под венец звать, да под шумок грудь её ...ацать. Вспомнил, что именно на этом месте потащил Серёга одну из скрашивающих им вечер нимф в бассейн — пожамкаться. Вспомнил и пожалел об этом. Всё, что удалось вытащить ещё из своей памяти, это несколько строчек школьного учебника. Жил Пётр второй недолго и несчастливо. Больше частью игрушкой в руках вельмож. Был дважды обручён. Сослал Меншикова. Много пил, курил и всякими охотами забавлялся. Умер молодым, не дожив до пятнадцати лет. Даже точная дата смерти вспомнилась — 18 января 1730-го. А сейчас какой год? Опять помогло сознание донора — 1727, май позже 25-го, когда после помолвки Пётр грохнулся в обморок. "Значит, ещё два с половиной года есть. Немного, но погулять хватит!"

Постепенно Серый осваивался с новым телом и разумом. Вспомнил часть прошлой жизни донора, ощутил его затаённый страх перед дедом и его верным помощником Александром Меншиковым. Тут в памяти всплыл образ невесты, с которой обручился император, как и было неродной бабулей завещано. "А ничего деваха и без пивка потянет. И чего это у донора на неё отвращение образовывается?" Определился с местом — он не у себя в Зимнем и не в Петергофе, а скорее всего во дворце у Данилыча — того старикана, который выгнал всех из спальни. "Да, не густо мне срок добавили. Даже взрослым не стану. Ну, хоть напоследок поваляюсь с этакой лошадкой. Да и тётку, коли она тут не страхолюдина, тоже можно обиходить. Чо стесняться-то? Смерть всё спишет! Хотя, фуйня это всё. Финал известен — нах дёргаться?!" Думая так Сергей Викторович Кубов неожиданно подвергся мгновенному раздвоению личности. Как волна накатил страх, чистый детский страх перед неведомой злобной силой. Потом мольба, ненависть и вместе с ними какая-то обречённость. Он попытался стряхнуть с себя ошмётки личности настоящего Петра, но получилось не сразу. Мешала совесть — всё-таки пацан не виноват, в том, что в него подселили более сильное сознание. Внутренняя борьба за тело заставила опять окунуться в беспамятство.

* * *

Император вышел из спальни только на третий день. До этого он редко покидал захвативший его мир грёз и кошмаров. Исключительно для того, что бы попросить попить, поесть и обратные к ним потребности справить. У постели молодого монарха, помимо слуг, неотлучно находился сын светлейшего. Подолгу в комнате силился разобрать странный бред больного придворный лейб-медик Иван (Иоганн) Блюментрост. А живший во дворце Меншикова доктор Шульц, непрестанно готовил компрессы. Заходил глава Синода — новгородский митрополит Феофан Прокопович. Вызывали и протопопа домовой церкви с дьяками. Александр Данилович запретил соборовать государя и батюшка несколько раз за день читал заздравные. Император же в редкие минуты просветления докторов гнал матом. От всех прочих просто отворачивался. Единственно, когда над ним наклонялась невеста или сестра, он, перед тем как забыться, слабо улыбался. А на все вопросы Александра Данилыча Меншикова — хозяина дома или Андрея Ивановича Остермана — своего воспитателя, показывал с перегиба локтя из сжатого кулака средний палец.

Но зато на третий день государь встал совершенно на себя прежнего не похожий, как будто он переродился и вышел из своей болезни совершенно другим человеком. Потребовал себе холодной воды облиться. Слуга поливал ему прямо у кровати, куда притащили широкую бадью. До этого, умывшись, государь изволил делать какую-то замысловатую гимнастику. Метался по смежной к спальне комнате ако зверь дикий по клетке. Прыгал на стены и крутил отобранную у дворцового слуги швабру.

Завершив обливание и одевшись, он сказал весело, как никогда не бывало доселе:

— Алексашка, изволь-ка кликнуть домашних на завтрак! Да сам сполоснись, ишь помятый ты какой братец. Спал-то здесь, небось, на диванчике?

У Меншикова-младшего глаза на лоб полезли. До этого государь если и говорил с ним, то только приказами: принести то или достань другое. А уж то, что Пётр его братцем назвал — вообще вне всякого разумения.

— Чего застыл, как истукан. Али непонятно чего? — камергер отрицательно мотнул головой — так исполнять! Живо!

Тот кинулся в комнаты будить домашних, так как утро было ещё раннее, и бодрствовал только сам хозяин. Через несколько минут ожил и остальной дом. Понеслись по лестницам многочисленные слуги, захлопали двери. Поскакали от Посольского (меншиковского) дворца нарочные к императорскому лейб-медикусу Блюментросту, к вице-канцлеру Остерману. Кликнули опять протопопа — теперь уж служить благодарственный молебен прямо в домовой церкви. Пришлось Серому перед завтраком идти и туда. Он с трудом спрятал довольную ухмылку, когда краем уха услышал, как Шульц просит князя пока не выказывать удивления поведением императора.

Голодный государь стоял на службе истуканом, изредка запоздало крестясь и совершая легкие поклоны. Казалось, он совершенно позабыл, как и что следует делать в церкви. Меншиков, заметив такое его состояние, дал знак батюшке закругляться.

Наконец добрались до большого зала, используемого под столовую. "Да богатенько живёт тут Данилыч. Нашим шишкам и не снилось такое" — оценил увиденное убранство залы попаданец. В середине стоял большой подковой стол под белоснежной скатертью. Там вокруг центрального большого подсвечника позолотой и серебром сверкали сервизы и столовые принадлежности персон на двадцать-тридцать. У каждого стула хозяев и гостей ожидала пара слуг, одетых в голубые ливреи с позументами. У колонн, под балконом с музыкантами, расположился пышно разодетый мажордом. Невдалеке от него скучали пять или шесть помощников-мальчишек. "Пейджеры" — обозначил их для себя Сергей, в ответ на пояснение укрощённого подсознания. В дальнем проходе, что вероятно вел на кухню, в дверях, толпилось ещё с десяток дворовых. Появление императора и хозяев дворца встретил хоть и не стройный, но бодрый марш.

Петра с почетом под руки проводили и посадили во главе стола. Хозяин расположился по правую руку императора, а невеста — по левую. За ней пристроилась болезненного вида девушка — родная сестра Петра великая княжна Наталия Алексеевна. Дальше расположились Остерман с Блюментростом и Шульцем. За Данилычем сели его жена, золовка и зять. На другом конце стола среди иностранных фрейлин, гувернанток и учителей разместились Александр и Александра Меншиковы.

"Так, а младшая княжна-то гораздо симпатичнее моей невесты. И чего Данилыч мне старушенцию подсунул?" — подумал Сергей и улыбнулся про себя: ещё неделю его субъективного времени тому назад для Куба шестнадцатилетние девицы были ровесниками дочки и проходили по категории малолеток. "Хотя и эта ничего. Можно объездить. И сестрицу её при случае — должны же быть у царя фаворитки! Так что в ссылку пускай старичьё едет, а девчонки мне и тут сгодятся". Он повернулся посмотреть ещё раз на невесту. Та натянуто ему улыбнулась, чуть склонив голову. За ней он разглядел недовольное лицо сестрицы. Вспомнилось, что раньше, до обручения, она сидела рядом с ним. Внезапное раздражение на светлейшего князя потребовало выхода, и он с силой швырнул вилку на стол.

— Не так сидите! — произнёс Сергей знаменитые слова первого президента России. — Не так!

Присутствующие с испугом и удивлением уставились на него, и лишь благодарная улыбка великой княжны стала императору наградой.

— Позволь, батюшка-государь, а как же нам сидеть? — Наконец проскрипел Меншиков.

— Мария, только лишь невеста моя, и сидеть ей надобно со всеми вами. А рядом, на её место, Наташа пусть сядет!

Тот немного подумал и нехотя произнёс:

— Хорошо Ваше величество, я распоряжусь, чтобы к обеду места были определены согласно Вашей диспозиции.

— Нет! Сейчас же! Пересаживайтесь!

"Бинго! 1:0 в пользу попаданцев!" — Меншиков дальше спорить не стал. Подозвал мажордома, или как он тут называется, и зашептал тому: куда и кого пересадить. В результате на месте Маши оказалась Наташа, а та заняла место хозяина. Далее все передвинулись по кругу. "А ничего, так даже лучше. И сестра довольна, и Машке можно в декольте заглядывать!"

Сергей осмотрел предлагаемый ему выбор блюд. Уже собрался дотянуться сам до розетки с икрой, но его опередили стоявшие за спиной слуги. Один из них стал подавать блюда, другой разливать напитки. Царю достаточно было намекнуть на желаемое, и оно тотчас же оказывалось перед ним. Боязни, что траванут, как ни странно, не было. Пока Пётр нужен Меншикову, опасаться такой мелочи не стоило. И Серый стал интенсивно указывать, что ему хотелось попробовать. Перепелиные яйца, чёрная икра, душистая ветчина и холодная телятина. Всего откушал венценосный попаданец и не помаленьку. Не забыл про блинчики и пироги. Спросил пить кофе. Сливок, оказывается, не подали, зато сахар был благородного жёлто-коричневого цвета, сразу видно — тростниковый.

Некоторое время разговор за завтраком не клеился. После занятий и обливания у императора проснулся зверский аппетит — сметал всё, на что падал взгляд. Пока ел, на робкие вопросы сотрапезников о здоровье не отвечал. Насытившись, Сергей почувствовал прилив благодушия и какого-то озорства. В голове крутился ликбез по попаданцам от его подчиненного, так удачно для Петра прижученного его новой личностью в прошлой жизни за зависы в сети.

Император чуть слышно рыгнул, кашлянул привлекая внимание и сказал всем, что абсолютно здоров и последующие беседы на эту тему будет считать провокацией флейма и банить по-черному. На робкую просьбу сестры хозяйки, Варвары Михайловны, пояснить, как это банить, ужель как пушки (дамы мило покраснели), Пётр усмехнувшись ответил: "Как махровцы, в лоб по айдишнику и в ров навечно". Эта идиома встретила больше понимание благодаря реакции светлейшего. Меншиков сначала натужно, а потом и заразительно, в голос, рассмеялся. За ним подтянулись похохатывать и другие мужчины. Женщины были скромнее, они предпочли просто изобразить улыбку.

— Ха-ха! Славно, ты изрёк, государь, банником по лбу и во рву утопить. Дед твой тоже любил такие шутки.

— Эт не шутка, светлейший князь, а желание здоровье моё более не обсуждать. — Он помолчал — Ты мне вот что скажи, Александр Данилыч, мы с тобой на брудершафт пили?

Меншиков прекратил хохотать, увидел злой взгляд Петра и осёкся.

— Нет, ваше величество!

— Так что же ты, княжья морда, мне тыкаешь? — внезапно закричал император. И хотя голос его был звонкий мальчишеский, повеяло от него таким сибирским холодом, что замолчали не только сидящие за столом, но и все слуги в доме застыли. — Изволь называть меня подобающе! Это всех касается — Сергей обвёл взглядом присутствующих. Взор остановился на Наташе. — Кроме тебя, конечно, моё солнышко — сказал он со всей возможной теплотой. — Как ты жила пока я болел? Не обижали тебя тут?

— Нет, ваше имп... Петруша — быстро поправилась она, увидев, что брат нахмурился. — Александр Данилович очень добр ко мне и к тебе. Ты сам знаешь его радение о нашей судьбе.

— Правда, светлейший?

— Истинный крест, ваше императорское величество. Вы мне как родные детушки. Матушке императрице, господь свидетель, у смертного ея одра поклялся я защищать вас и служить вам.

На Меншикова было интересно посмотреть. Вроде голос и заискивающий, а взгляд жёсткий. "Ничё, эт тока первый раунд укрощения светлейшего! Мы с тобой Данилыч и не такое танго-манго сбацаем!" — постарался Пётр одними глазами донести эту мысль до своего противника.

— Ваше императорское величество, надёжа-государь, изволь...

Серый перебил:

— Лады, Данилыч, можешь звать меня по-прежнему, как обычно к деду обращался. Только мин херца оставь ему. Второго сердца у человека не бывает, а свое ему как отдал, так и не забирай. Мне же служить будешь разумом и честью.

— Хорошо, государь. — Голос светлейшего князя выдал его растерянность пополам с благодарностью. — Зело изменился ты после немочи своей. Даже...

Пётр перебил:

— Молчи, то ведь, правда, велю в ров бросить! Здоров я и здоровее многих здесь буду! Так что не дождётесь!

— Не гневайся, вельми странно ты изъясняешь. Да слова всё новые незнакомые. Не од..

Меншиков смутился, не решаясь задать такой серьёзный вопрос. Странно было смотреть на этого полудержавного властелина, попавшего в неловкую ситуацию по вине царственного отрока. Попаданцу пришлось прийти ему на выручку:

— Не одержим ли я? НЕТ! Коль не веришь — зови попов, пусть помолятся, водой святой побрызжут. Только знай, сделаешь так, и не прощу тебе во век этого!

— Нет, я верю тебе, государь. Только...

— Хр-р-р! Хорошо, вели Александр Данилыч заложить карету — хочу прогуляться я по Петербургу, как бывало. Там, пока кататься будем, накоротке и поговорим.

На этом завтрак был закончен. Император встал и, не ожидая никого, быстро удалился в свои покои.

Как бы то ни было, но после завтрака не дождался государь кареты. От Данилыча пришёл SMS в ливрее с отсылкой на занятость светлейшего князя срочными делами. Тот обещал прогуляться после обеда, а до него просил заняться арифметикой и историей, как в планах на понедельник было писано. А сказано это было таким тоном, будто лакей не императору докладывает, а нежеланного просителя отшивает. Сказал и, не дожидаясь ответа, ушёл. Появившийся Остерман скорбно покачал головой на вопрос Петра о таком поведении светлейшего и порекомендовал не спорить. Меншиков был реальным главой Высшего совета, который коллективно опекал государя. А у Петра самого прав на распоряжения никаких и не было. Официально все как бы оказывали государю надлежащие почести, но все просьбы исполняли исключительно личным позволением Александр Данилыча. "Вот так! Получи, братан, ответку! 1:1 — лады, согласимся, подчинимся, но запомним". Средств против такого лома не было. Пока не было.

Однако всё же сразу в класс не пошёл. Решил прогуляться до покоев сестры. Учителя подождут, а Наташа будет рада видеть и бата и воспитателя, который от императора отставать и не думал.

Пока шли, Сергей размышлял, как обставить разговор с хозяином дома. В голове крутились только радикальные решения в стиле его криминальной молодости. Однако сейчас в положении императора-мальчика они врядли были исполнимы. "Надо искать союзников". Там в кино какие-то Долгоруковы мелькали, но память мальчишки подсказывала, что и Василий Лукич и Алексей Григорьевич ближние доброжелатели Меншикова. Последний кстати был гофмейстером сестры. Хитрым немцем из фильма был вне сомнения Остерман. Император хмуро глянул на своего спутника. "Что ж пощупаем!"