Слова слетали с его губ, как тихий шелест трав, как трепет берёзовых крон в тонком утреннем потоке воздушных струй, и вот закружились над полом, чуть тревожа жёлтые кувшинки, прозрачные фигуры духов — нежных дев воздуха. Кругами они ходили вокруг ложа влюблённых и бросали на лилейное покрывало бледные, нестойкие цветы паров тумана.
— Ещё, Румистэль...
Тогда заговорил он к духам земли и потайных обитателей каменных глубин. Прямо из воды на полу опочивальни стали вырастать кротовые холмики, и вот вокруг ложа уже не тёмная вода лесного озерка, а мягкая зелёная трава, усаженная вулканчиками выходов из нор. Из темноты подземного жилища стали с кряхтением и скрипом выбираться маленькие, толстенькие человечки, одетые забавно и причудливо. С чуть недовольным взглядом вытаскивали они из своих нор плотные кожаные мешочки и высыпали на траву разноцветные драгоценные камни — сокровища гор. Через несколько минут весь пол беседки был усыпан ровным ковром сверкающих кристаллов.
— Чудесно... — шептала Нияналь ему в шею, и неземные звуки потекли с губ Румистэля: он говорил к воде.
Мгновение, и воздух за пределами беседки помутнел, а когда развеялась завеса, то оказалось, что вместо яблонево-вишнёвых садов, вместо сирени и черёмухи за увитыми виноградом столбами зелёная, пронизанная солнцем и трепетом теней морская стихия! И плывут среди прозрачной глубины морские девы с длинными хвостами, и трубят в витые раковины тритоны, и тучи разноцветных рыб несутся стаями, сверкая плавниками.
Заплясали неистовые солнечные блики, заплескали длинными руками морские водоросли, уходя на глубину, и под шипение воздушных пузырьков беседка всплыла на поверхность моря и закачалась на волнах, как лодка.
Пенные струи рассекала резвая дельфинья стая и несла за собой легко беседку-опочивальню, увитую виноградом. Под ярким и нездешним солнцем — чуть зеленоватым диском, под лазурным небом, на котором днём виднелись звёзды и плыли чередой призрачные луны, виднелся остров среди необъятного морского простора — высокая, коническая гора. Внизу — белый камень со следами морских наносов, а выше — зелёная пенная шапка.
— Пойдём, Нияналь, заглянем в гости к друзьям, — сказал возлюбленной своей Румистэль.
И вот они, держась за руки, оба в белом, поднимаются по крутой лестнице почти к вершине. Там, под боком увитой плющами и цветами макушки горы, уютно пристроился на выступе над бездной небольшой дворец, открытый солнцу и ветрам, продуваемый насквозь морским бризом.
— Здравствуй, Румистэль, — сказала ему прекрасная морская дева, сидящая на троне и окутанная зелёными, как водоросли, волосами.
— Мой дом, ваш дом, Нияналь, — произнесла хозяйка замка, радушно простирая в стороны руки. И тотчас откуда ни возьмись, толпы прекрасных обитателей морских глубин, похожих на людей и совсем не похожих. Сами собой среди зала появились широкие перламутровые раковины, наполненные с горкой изумительными плодами морских глубин, заиграла причудливая музыка, закружились в танцах пары.
Чудесное веселье длилось целый день и закончилось далеко за полночь, когда гости удалились в свою беседку-спальню, чтобы снова предаться волшебной любви под пение морских раковин.
Дни и ночи смешались в памяти Румистэля, проходя одной непрерывной чередой счастья и упоения. Он забыл, что должен возвратиться, откуда начал свой путь, и кто его друзья. Нежная обольстительница Нияналь околдовала его душу и забрала его сердце. Все дни и ночи проводили они друг подле друга, бродя по вековечным лесам, наслаждаясь бесконечной весной, купаясь в кристально-чистых лесных озёрах. Уносились они в далёкие миры, в которых побывал когда-то Румистэль.
— Хочешь, вызову духов огненной стихии? — улыбаясь своей любви, спрашивал Говорящий, — Огненные саламандры, бешеная конница пожара, дышащие плазмой красные драконы, разрыв-цветок, горюч-трава?
— Нет, не зови, — отказывалась Нияналь — ей были чужды стихии разрушения, она любила созидать.
Её среда — волшебство природы, вечная молодость и песни при луне. Сердцу Румистэля принадлежали гром победы, буйство стихий, покорение препятствий.
— Что выберем мы на эту ночь? — спрашивал он свою прекрасную возлюбленную и протягивал перед собой руку — красивую, но крепкую ладонь природного ваятеля и музыканта, и в то же время воина и укротителя драконов.
Она чуть улыбалась уголками губ и, ничего не говоря, накладывала поверх его руки свою ладонь — тонкую, с длинными пальцами, кисть лунной феи. Их пальцы сплетались, и соединялись воли. Желание отправляло их в путешествие по иным мирам, в просторы, где живёт и дышит страсть, где поёт песни нежная любовь, где томлением, как волнами, колышет океан, и небо смотрит звёздными глазами — неисчислимой россыпью миров, создания которых тоже смотрят в бесконечность и мечтают...
Их ложе было кораблём без парусов. Вдвоём на этом необыкновенном судне они плыли по миру, в котором вечно царит ночь.
Глубокие синие сумерки, в которых утонули острова, везде разлит густой индиго — основной цвет планеты-океана, где живут удивительные существа: крылатые русалки-сирены, обольстительные певуньи, голоса которых могут свести с ума человека. Сидя на маленьких и влажных скалах, которые есть вершины огромных подводных гор, они поют самозабвенно свои песни, сами себе играя на струнных раковинах. Их синие волосы полощутся на голубом ветру, и драгоценные жемчужины диадем светят в ночи, как звёзды, поднявшиеся из океанской глубины. Тихо потрясают они драгоценными браслетами из перламутровых раковинок, дополняя музыку и песни тихим, нежным звоном, и сами, очарованные своим пением, грезят...
Идите к нам, Нияналь и Румистэль, идите к нам... У нас покой, у нас чудесный, вечный, нескончаемый ночной покой. Наши морские арфы будут петь вам о долгих океанских волнах, катящих издалека и обходящих год за годом, век за веком, от начала времён и до конца времён нашу синюю жемчужину Вселенной, наш океанский дом, волшебную планету вечерних грёз. Останьтесь с нами, и мы одарим вас хрустальными потоками поющих вод и вечным шёпотом полночного прибоя у этих скал, которые есть пальцы океана, и руки его простёрты к звёздам, а звёзды смотрят с неба, улыбаясь и таинственно мигая и отражаясь в вечном зеркале планеты грёз...
Они переступали со своего хрупкого корабля на влажные, бархатные скалы и садились с сиренами под великим и бездонным небом Грёзы, ловя щеками ветер и слушая игру воздушных струй. Солёные брызги ласкающихся к скалам волн окропляли их священным благословением любви, и оттого их поцелуи были солоны и чуть горьки, как предчувствие неизбежной печали расставания.
Пение сирен возносилось к небу и растекалось над водой. Чуткие пальцы Румистэля ловили струны ветра и сплетали из них свою мелодию, она соединялась с голосами дочерей планеты Грёз. Заклинанием воды он обращался к волнам, и они, послушные зову Говорящего, начинали трепетать, рождая тонкие вибрации, идущие из глубины, от сердца океана.
Вокруг островов синими жемчужинами кипели воды, как мировая сокровищница, полная чудес. Выпрыгивали серебряные рыбки и стаями летали через острова, осыпая самозабвенно поющих сирен и пару эльфов искрящимися веерами брызг. И распускалась радуга над синими вершинами подводных гор, прозрачная ночная радуга, как будто кисея, сотканная звёздами, благодарными за песню.
Сирены умолками и сидели, очарованные, и смотрелись в притихшие ночные воды, ловя бездонными зрачками своё изображение в волнах. Тогда бесшумно выныривали прекрасные тритоны и манили к себе своих подруг. И те соскальзывали с каменных утёсов и молча уходили в воду.
Звёзды утопали в небе, как в перевёрнутом отражении вечно юного океана жизни. Сонная волна набегала на острова, разбивалась на потоки, проскальзывала между пальцами каменного великана, пенясь, выскальзывала прочь и начинала долгий путь к невидимому горизонту. Между огромным небом и бесконечным океаном грёз терялась крохотная группа островков, на крайнем из которых любили друг друга Нияналь и Румистэль.
* * *
Однажды Румистэль сказал, показывая рукой за пределы вечноцветущего вишнёвого сада:
— Я хочу знать, что там.
— Там мир, — сказала Нияналь.
— Я хочу пойти и посмотреть на мир, — сказал он Ниянали и посмотрел на неё тревожно, как будто ожидал возражения и недовольства.
Румистэль вдруг ощутил, что пресытился блаженством и его тянет прочь от тихих садов. Нежные песни ночи утомили его, хотелось ослепительного света солнца, каким оно бывает над облаками, когда летишь на крылатом лунном жеребце в холодной, яростно-пронзительной вышине, и ветер жёсткими руками треплет твои волосы и рвёт с плеч плащ, и ты смеёшься, потому что ощущаешь полноту жизни до дна.
Наверно, она всё поняла, потому что вместо мягких, невесомо-шёлковых одежд его облекла холодно сияющая небесная броня. Румистэль покидал её.
— Возвращайся ко мне, — сказала Нияналь.
— Я вернусь, принцесса, — кивнул он и растаял в воздухе.
* * *
Медленно и неохотно уходила тьма, как будто желала сохранить в себе все свои секреты и ночные тайны. Но с востока неудержимо катило утро, окатывая светлым всплеском небо и ласково обнимая землю.
Возвращение было для Лёна радостным и мучительным одновременно: он разрывался между привязанностью к другу и памятью волшебных ночей с эльфийкой Нияналь. Он снова был Румистэлем, на этот раз не испытывая никаких терзаний оттого, что присвоил себе чужое имя. Он слился с этим таинственным рыцарем стихий — настолько, что забыл спросить у Ниянали те важные вопросы, которые так важны для Лёна. Но воспоминания о череде волшебных дней и ночей с принцессой затмили все иные мысли. Это та женщина, о которой грезило его сердце, его идеал прекрасного. Она знала, кто такой Румистэль.
ГЛАВА 2
Он думал, в Дивояре о нём все забыли — никуда больше его не звали и никаких новых заданий не давали. Понятно, что ходить, как все студенты, в Университет и сидеть на ученической скамье он не может — это имея при себе медальон магистра! Неудобно, как будто этот знак отличия могут выдать просто так, кому попало. Но и на новое служение к королевскому двору мага-недоучку послать не могут. Ситуация возникла деликатная — он сам должен был закончить своё обучение, своими силами. Это же давало ему и преимущество: можно было днями просиживать в библиотеке, ни перед кем не отчитываясь, как настоящий посвящённый дивоярский маг, и искать по книгам любую информацию. Никто не спросит: господин магистр, что это вы тут делаете?
Все более его одолевала мысль, что пора что-то решать, надо определяться: или нацелиться на карьеру дивоярца, или вести тайную жизнь искателя эльфийских осколков. Последнее его привлекало гораздо меньше — всю жизнь потратить на то, чтобы собрать воедино разбитый некогда Гедриксом большой Живой Кристалл! А зачем? Что из этого последует? Делать это только из принуждения, только потому что предок некогда завещал ему это? Только потому, что его потомки-маги занимались этим? Нет, служение Дивояру и его принципам гораздо интереснее — ведь, несмотря на некоторые перегибы, небесное воинство держало порядок и мир на Селембрис и других мирах Содружества. Поэтому Лён обрадовался, когда однажды его позвали на дело, к которому он был предназначен. Была возможность убедиться, что между ним и его друзьями не пролегла разделительная линия в виде алмазной звезды магистра, и старшекурсники-жаворонарцы по-прежнему относятся к нему с уважением и симпатией.
Экспедиция во враждебные миры — вот куда пригласил его Гонда. Первый выход молодых охотников, нового выпуска боевого магического корпуса, лучших учеников Магируса. Непонятно в качестве кого приглашался туда Лён — то ли магистра, то ли ученика.
Помимо Вэйвэ Валандера, который, как известно, был частым напарником Магируса в экспедициях за монстрами, старшекурсников Пантегри, Очероты и Дияна, в группу вошёл ещё один человек — к удивлению Лёна, девушка. Странно, но в боевой группе Магируса не было женщин. Правда, никакой дискриминации в этом нет: в Дивояре имелись и воительницы, какой была Брунгильда, и с ней Гонда в былые времена не раз ходил в опасные походы. В этот раз в учебную группу Гонды не вошла ни одна девушка. Так что единственная, для кого сделали исключения, оказалась Энина.
Девушка-целитель за два года, проведённые в Дивояре, очень изменилась. Она не стала выше ростом, не нарастила мускулов, осталась всё такой же тоненькой, но теперь в её облике ощущалась странная хрупкая сила — мощь существа высшего порядка, сильного своей волей, умом и преданностью долгу. Теперь она не выглядела деревенской простушкой, широко распахивающей большие голубые глаза при всяком чужом слове и смущающейся, когда на неё обращали внимание мужчины.
В Дивояре к женщинам относились не то чтобы по-рыцарски — тут не делали упора на пол, а только на способности — но без всякой снисходительной фальши, ложного мужского превосходства, как к товарищу. Надо думать, в такой искренней обстановке невозможно никакое женское кокетство. Между волшебниками существовали только деловые и дружественные отношения. И причина не только в магическом роке, но, скорее, в общей преданности делу.
Вслед за Эниной принесли большую суму, чуть ли не сундук. Над этой кладью Вэйвэ произнёс заклинание уменьшения, и большая штука превратилась в маленькую, плотную сумочку. Оказалось, что целители часто сопровождают такие экспедиции — не только из-за возможного ранения бойцов, а ещё и потому что в таких походах часто собирали редкие растения и вещества, которые входили в составы зелий.
Для Энины это тоже был первый выход. Она отучилась на первом курсе и перешла в особую группу медиков, как Турайк к оружейникам. Для них не будет службы при королевских домах, и они много лет проведут в Дивояре прежде, чем останутся на земле и начнут собирать свою маленькую школу, чтобы искать природные таланты. Всё это ставило Энину и Турайка как бы вне обычных отношений дивоярской молодёжи, они даже в общую студенческую столовую теперь не ходили. Может, этим и объяснялась молчаливость Энины. Так, во всяком случае, думал Лён, видя строгое лицо Энины и то почтение, с каким встретили её старшекурсники. Дар целительства — необычайно редкий дар.
Как попадают в другие миры? Об этом думал Лён и представлял себе как Гонда проведёт их группу в некое тайное место в Дивояре, где будет, возможно, какое-то волшебное зеркало-портал, или ещё другой какой портал. Там заклинанием откроют проход сквозь пространство, и они нырнут в него вместе с лошадьми.
— Мы с вами отправляемся в опасное путешествие, — так сказал Магирус Гонда, когда группа покинула оружейную Дивояра с новыми мечами и другим оружием, и даже Энине дали лёгкий короткий клинок по её слабой руке.
— Нам придётся обходиться без наших крылатых коней, — продолжил учитель, — весь путь по чужому миру мы будем совершать собственными силами и обратно понесем много тяжестей, так что приготовьтесь к трудностям.
Все вместе они вышли на край облачного острова, несущего Дивояр, свистнули своих летучих коней и ринулись вниз.
