Проект "П"

Немного истории

Вы думаете, что знаете о боли? Да что вы о ней знаете? Кто-то из родных и близких уходил и это больно? Да, но это со временем проходит... Болят суставы и ломит кости? Примите кокаин и вы забудете о боли на время. Ах, не употребляете? Тогда намажтесь чем-нибудь — разного обезболивающего дерьма навалом. Царапина, рана, инвалидность? Примите таблеточку и забудьтесь.

Вы ничего не знаете о боли, если не побывали в криогене. Пусть врачи льют мочу в уши, что это безболезненно и ничуть не страшно — они-то сами помирают обыкновенной смертью и не замораживаются в холодильных камерах, чтобы потом их разбудили. Потому что знают, что в криогенной камере человек не спит... Да-да, не нужно делать такие удивленные глаза и тыкать листки с данными — Игорь Теплов знал об этом не понаслышке. Он сам находился в криогене...

Вот это и есть настоящая боль — быть заключенным в одном месте и не иметь возможности выбраться. Многие люди сами себя заключают в кольце дом-работа-дом. Наслаждаются иллюзией порядка и стабильности... Жируют, пока не приходят они — Северные волки.

Куда деваются надменные взгляды, типа "я учился, я заработал, я всё сам"? Всем известно, что эти "я сам" на самом-то деле результат долгой и кропотливой работы родителей, которые вкладывают в детей всю душу в надежде, что отпрыски не сдадут их в дом престарелых. Куда уходит презрительная ухмылка с накачанных ботоксом губ, когда "волки" появляются на пороге? Откуда появляется страх в дорогих линзах, когда платье разрывается на груди? За всё нужно платить.

Они не Робин Гуды, не благородное отребье. Они — дети своего времени. Плохого или хорошего времени — то пусть судят потомки. Пусть им власти снова вешают лапшу на уши, что раньше было хуже, а сейчас нормально, но нужно чуть-чуть потерпеть.

Они не терпилы!!!

И они знали, что последует за такой свободой. Но не знали, что так быстро...

Вы хотите, чтобы Игорь рассказал о себе, о нищем детдоме и строгих воспитателях? Хотите, чтобы начал вызывать сочувствие, мол, не я такой, а жизнь такая. Обломайтесь. Ничем таким он не намерен заниматься. Да и не детдомовский он. Обычная семья, среднестатистическая, с двумя детьми и бабушкой на другом конце города. И не унижали и не гнобили. Нет. Ничего такого не было.

Возможно, он просто зажрался. Да кого он пытается обмануть? Просто не привык жаловаться. Вам ведь всё равно на него, значит и ему должно быть всё равно на вас. Хотите узнать его историю — читайте, а нет — откиньте в сторону и простите за потраченное время.

Среднестатистическая семья развалилась за семь лет. За семь лет, в ходе которых Игорь вставал на защиту матери от пьяного отчима, а сестренка пряталась под столом и дико орала. Да, получал крепко и ходил с долгосходящими синяками. Терпел и глотал слезы. Среднестатистические слезы среднестатистического ребенка. Надоело это слово. Скажу последний раз — "среднестатистический" и сам черт не заставит больше вставить его в текст.

— Гошенька, — выла мать, а её глаз наливался краснотой спелой малины. — Не рассказывай никому, скажи, что упал с лестницы.

Сколько раз в жизни упадет человек, если он не каскадер? Игорь превысил норму в несколько десятков раз, и это за семь лет. Может мать и любила отчима, это полупьяное животное, а может, боялась остаться одна. Но спустя семь лет Игорь не выдержал. Нож легко вошел в рыхлое тело, а Игорь в очередной раз "упал с лестницы".

Повезло — избавил мать с сестренкой от тирана. Не повезло — попал в воспитательную колонию.

Что, думаете — хочу разжалобить? Да плевать Игорь хотел на вашу жалость, и без неё хорошо. Лучше кого-нибудь другого пожалейте, более достойного. Котенка одноглазого или собачку одноногую. Игорю ваша жалость не упала. Не смотрите волком — уж я-то знаю о чем говорю.

То, что из школы пришла характеристика как на злобного дебила, сыграло Теплову только на руку. Игорь знал, что он вовсе не дебил, а на уроках не успевал из-за того, что дома постоянно скандалили, и ему приходилось брать сестренку в охапку и идти ночевать к бабушке. Да, над его неряшливым видом смеялись одноклассники. Недолго, пока их зубы не оказывались на заплеванном полу туалета. И даже когда напали всемером, Игорь не отступил. Просто некуда отступать.

Вы знаете, куда засунуть свою жалость. Это хорошая школа жизни, и она пригодилась Игорю в колонии. Там-то его и заметил Боец.

Есть такие люди, которые не нравятся с первого взгляда, таким подмывает без раздумий заехать в дыню, обругать последними словами, оплевать с ног до головы. Вот таким же человеком и предстал Теплов в новом месте обитания. Его невзлюбили с первого шага по давно некрашеным дощатым полам колонии.

После очередного нападения троих воспитанников с целью "вдолбить немного разума" Игорь смывал и сплевывал кровь в туалете. Боль утихала при воспоминании о троих лежащих без сознания "учителях". Тут-то и зашел Анатолий Бойцов. Боец. Повезло же родиться с такой фамилией и получить такое погоняло. А у Игоря-то что — Теплый или из-за постоянных синяков Фара.

— Ты как?

— Ты ссать шел? Вот и ссы, не хер соваться не в свое дело.

— Ладно, не залупайся. Я не враг тебе, — протянул руку темноволосый парень.

Игорь сначала не понял, что в руке у парня, какая-то тряпка, но потом узнал в этой тряпке полотенце. Личное. Вафельное, но личное, какое не доверяют другим во избежание переноса кожных заболеваний. Полотенцем Игоря давно уже подтерся один из лежавших на полу, но он своё уже получил. Теплов взял полотенце и нехотя пожал протянутую руку. С тех пор они и начали "корефаниться".

Заморозка

Двое молодых людей покачивались в автозаке за железной решеткой. Трое охранников угрюмо молчали по другую сторону прутьев. Для них это ежедневная работа — сопровождать людей к месту наказания. Хароны на земной тверди, перевозчики душ. Лица осоловевшие от жары, всем троим уже здорово за тридцать. Судя по загорелой и обветренной коже, которая у воротника переходит в бледный цвет, все трое заядлые рыбаки. Может, поэтому сейчас не переговариваются, а молча сидят, уставившись в никуда? Будто смотрят на солнечных зайчиков, прыгающих по водной ряби.

Заключенные тоже молчали. Каждый думал о своём. В зарешеченном фургоне было дьявольски жарко, пот струйками стекал по спине. Пахло блевотиной и удушливым запахом хлорки, бензиновые ароматы довершали ароматы неволи. Игорь то и дело утирал пот рукавом, сосульки слипшихся волос раздражали кожу на лбу. Анатолий откинулся назад и при каждой выбоине на асфальте бился затылком о металлическую стенку фургона.

Люминесцентные лампы освещали две обшарпанные скамьи, на левой доске нацарапана надпись: "Здесь ехали свободные люди!" Игорь задумчиво водил по буквам пальцем. Что дальше ждёт? Судьба замороженной свиной головы, что печально смотрит из морозильной камеры в ожидании, пока её разделают на куски? "Здесь ехали свободные люди!"

— Ай сссс... Ну и вляпались же мы, по самое не хочу, — выругался Боец, когда на особенно крупной яме ощутимо приложился затылком к стене.

Игорь вздрогнул, выдернутый из собственных тягостных дум. Зеленоватые рыбьи глаза уставились на сидевшего напарника. Тот смотрел в ответ, смотрел тяжело и мрачно, так, бывало, глядел напившийся отчим, перед тем, как Игорь начинал своё "падение с лестницы". Фара поежился от нахлынувшего воспоминания, передернул плечами — в душном фургоне повеяло холодком.

— Чего ты очкуешь? Может, всё обойдется?

— С нашей-то прухой? Да только уши на свободу и выползут! — ответил Анатолий и потер рукой зудящий затылок. Больше он не рисковал прислоняться.

Мысли Игоря были заняты другим, они ворочались тяжеленными китовьими тушами на мелководье, словно уже подверглись криогенной обработке. Однако среди огромных мрачных дум сквозила разноцветная ленточка веселой мысли.

— Зато мы живы, а не... — Игорь склонил голову набок, высунул язык и задергался в конвульсиях, словно уже восседал на электрическом троне.

Трое полицейских подняли головы и прислушались к разговору. Вяло, инфантильно, без интереса. Скорее по выработанной привычке, чем из любопытства. Хотя по этому маршруту они ехали впервые, но никаких происшествий по дороге не ожидалось. Слишком уж мелкие карасики попались, рыба крупнее как обычно плавала на свободе. Всего лишь нудная работа, такая же как у слесаря, который несет из магазина прокладку на финский кран.

— Смотри, уже и уши греют, может поугораем напоследок? — еле слышно прошептал Анатолий.

Игорь украдкой бросил взгляд на охранников и подмигнул.

— Эх, а заначка-то медным тазом накрылась. Вот же блин, досада какая, а я уже почти на половину квартиры накопил, — пожаловался Боец Фаре так громко, чтобы уши у охранников повернулись к ним и напряглись.

— Да ладно, потом выйдем и проценты снимем. Садимся бомжами, а выйдем богачами, — поддержал Фара.

Нет, не до развлечений как-то. Не задевал развод охранников. Думалось о другом — о грядущем. Да и они тоже покивали головами, ухмыльнулись друг другу. Сразу видно, что калачи тертые и не впервой выслушивать подобные откровения.

— Да ну вас, злые вы, уйду я от вас, — махнул рукой Боец и отвернулся к стене. Минуту поизучал её и повернулся обратно. — Дайте сигарету, что ли?

Охранник с мясистым носом повернулся к заключенному и, лениво растягивая слова, пробурчал:

— Миндзрав уже запарился предупреждать, что курение вредит вашему здоровью!

Двое оставшихся охранников хохотнули. Один из них, с соломенными волосами и набухшей нижней губой, не смог удержаться от поддержки коллеги.

— Хосподам нужно, чтобы вы были как можно здоровее, так что поберегите ваши легкие для какого-нибудь старпера.

— Жлобы, — сплюнул Фара и вязкая ниточка слюны протянулась от шлепка на полу до пересохших губ.

— Может поучить их напоследок? — снова подал голос охранник с соломенными волосами, глядя, как утирается Игорь.

"Мясистый нос" презрительно хмыкнул и кивнул. Его лицо выражало крайнюю степень апатии к этой несовершенной жизни. Ему бы сейчас на Шабровский пруд, да закинуть удочку, послушать комариный писк и далекое кукование, выловить пару подлещиков на жареху... А приходится по жаре сопровождать недомерков к месту пребывания. Эх, жисть-жистянка.

— Не нужно их сильно мять, иначе потом не примут "некондицию", — он протянул ключи охраннику с соломенными волосами.

Дань традиции — ключи. Никак не могут отвыкнуть от шаблонов и устоявшихся штампов — если есть дверь, то должен быть ключ. Если есть охранник, то должен быть заключенный. Если заключенный позволяет себе вольности, то он "падает с лестницы".

"Здесь ехали свободные люди!"

Били вяло, так же как и жили, как работали, поэтому ни Боец, ни Фара особенно не пострадали. Разбитый нос, ссадина на щеке и синяки на ребрах — весь результат учебы. Охранники мешали друг другу, размеры помещения не давали пространства для молодецкого замаха. Заключенные только прикрывали головы от тяжелых кулаков.

Мужчины вышли обратно и сели на места. Хлопнула дверь, и прозвенели ключи. Дань традиции. Дальше ехали в полнейшей тишине, желание зубоскалить и поддразнивать пропало начисто. Ребята погрузились в думы о будущем, Игорь трогал языком шатающийся зуб.

Дорога продолжала стелиться под колеса фургона, так же покачивало и не хватало воздуха. Долгая дорога и заключенные мечтали, чтобы она никогда не заканчивалась. Уж лучше так, в душном фургоне, с ударами охранников, зато живые, чем в криогене ждать пока кому-то из богатеньких понадобится новая рука. Лучше? На тот момент Игорю казалось, что так и в самом деле лучше. Неизвестность будущего всегда страшит, а тут и будущее представляется самым мрачным...

Фургон взвизгнул тормозными колодками, словно пожаловался на трудную работу в полиции. Три надзирателя дождались, пока снаружи откроют дверь, и "мясистый нос" выпрыгнул наружу. Двое остальных дождались окрика: "Давай!" и скомандовали заключенным выходить по одному. Возле выхода стальные обручи наручников охватили запястья, жесткие ребра впились в кожу. Под ноги кинулась пыльная земля.

Анатолий и Игорь оказались перед серым непримечательным зданием, такие тысячами возводятся на предприятиях и заводах. Направо и налево тянутся такие же здания, не предназначенные для жилья, до половины их закрывает высокий забор, способный без труда выдержать встречу с летящим на полной скорости танком. По верху белого забора щедрой рукой навиты спирали колючей проволоки. Тягостное зрелище, ещё более тягостное, чем трехэтажное здание. Безликие стены, окна-бойницы под самой крышей, у металлических ворот застыли двое охранников с новенькими "Калашниковыми". Рожи дубовые, как у Шварценеггера из старинного фильма "Терминатор", да и по фигуре мало чем уступают бывшему губернатору Калифорнии. И тишина... Даже птиц не слышно, хоть какой бы полудохлый ворон каркнул... Гробовая тишина, как на заброшенном кладбище зимой.

— Куда же нас занесло? — почесал кончик носа Игорь.

— В нашу новую квартиру, чур, я занимаю место у окна, — вяло пошутил Анатолий.

Сдвоенный толчок в спины, скорее удар, а не толчок, заставил ребят придвинуться к воротам. Анатолий обернулся.

— Мразь, ещё раз толкнешь, я...

Договорить он не успел, кулак "мясистого носа" воткнулся ему в губы, словно затолкнул слова вглубь глотки. Боец скривился от боли, помедлил секунду и прыгнул на охранника. Широкий лоб въехал в ненавистную рожу, в картофельный нос, в презрительно кривящиеся губы. В разные стороны брызнули капли крови, упали на широкие листы подорожника и скатились грязными шариками на землю. Толстый надзиратель отшатнулся и непременно бы рухнул на землю, как мешок с удобрениями, если бы не поддержали коллеги. Охранники у ворот не шелохнулись, словно их совершенно не интересовала судьба надзирателя. "Живые ли они?" -пронеслась мысль в голове Игоря.

— Шшшука, да я тебя шейшаш, — вместе со словами вылетели осколки желтых прокуренных зубов.

Анатолий набычился, на коже лба выступила кровь из ссадины, струйка скатилась по переносице. Он смотрел, как обладатель большого носа отстегнул от пояса "ухват" и крутнул регулятор мощности. Красная черточка остановилась на пределе — от получения заряда такой силы зафиксированы случаи смертельного исхода. Боец скривил разбитые губы — какая разница, где погибать? Либо за забором разделают как корову на скотобойне, либо умрет здесь, на улице, на свежем воздухе.

— Остановитесь! — прозвучал в воздухе властный голос.

Надзиратель опустил шокер. Анатолий обернулся, чтобы встретиться взглядом с пожилым человеком в белом халате. Он ожидал увидеть кого-либо из киношных героев, типа сумасшедшего ученого со стрижкой под Эйнштейна, но никак не седовласого академика из старых советских фильмов про космос. Фигура не расплылась, как у многих сидячих работников, которые заменяют работу тела на работу мозга. Холодные светло-голубые глаза прирожденного убийцы осмотрели заключенных. Игорь поежился, словно его окатили холодной водой после выхода из жаркой сауны, рот моментально наполнился вязкой слюной. Вот он, их будущий "прокуратор Понтий Пилат".