— Не стой столбом, Джимми, принеси молодому господину родниковой воды, мясного бульона (попросишь его у Молли), да немного амброзии, — торопливо отдавал приказания лекарь, — Джимми, я кому говорю. А ну повтори, что я тебе сказал, негодник.
Рыжеволосый и конопатый мальчишка, с трудом оторвав зачарованный взгляд от смутившегося эльфенка, попытался изобразить подобострастное выражение перед своим учителем:
— Да все я запомнил, учитель. Принести столб, родник и Моллиброзию.
— Какую еще Моллиброзию? — закричал лекарь, схватившись за и без того всклокоченные волосы, — У всех ученики как ученики, а мне этот подарочек достался. Чем это я богов так прогневал? Моллиброзию, нет, моллиброзию он мне принесет!
Мужчина забегал по комнате, картинно заламывая руки, сердито хмурясь, отчего его круглые очки то и дело норовили сползти на кончик носа. Маленький, круглый, всклокоченный, даже в гневе он вызывал улыбку одним своим видом.
— Моллиброзию, поганец! — видимо, пожилой лекарь был доведен до крайности, что немедленно заметил и сам источник возмущения. Бросив последний взгляд на смущенного эльфа, мальчишка быстро шмыгнул в приоткрытую дверь, успев перед этим крикнуть:
— Бульон, амброзия, вода. Одна нога там — другая здесь, и нече так переживать, ну чесс слово.
Последние слова были едва слышны, но слух нелюдей был гораздо острее человеческого, и Дени мог наслаждаться бухтением Джимми на пару минут дольше его наставника. Как раз это время потребовалось Таррию, чтобы взять себя в руки и ужаснуться собственному непрофессионализму.
— Приношу глубочайшие извинения, Ваше Высочество. Но этот мальчишка просто неисправим... Но вернемся к делам насущным. Как вы сейчас себя чувствуете, голова не кружится, ноги не дрожат?
Дени замер, прислушиваясь к ощущениям, потом сделал пару шагов по направлению к лекарю, осторожных, неуверенных. А затем быстро развернулся и стремительно скользнул к окну. Человек даже не смог уловить этого движения. А Дени уже смотрел на небо, и пожилому мужчине показалось, что мальчик испытал меньшее потрясение, когда Клозильда чуть не сбросила его с кровати. Эльф не отрывал взгляда от окна и что-то шептал, беспомощно касаясь ладонью стекла.
— Этого не может быть, — наконец разобрал лекарь.
— Чего, Ваше Высочество?
— Две луны, Таррий, их же две! — воскликнул мальчик.
— А сколько же их должно быть, Дени? — Таррий даже не заметил, как перешел с принцем на ты.
— Одна, серебряная, а не разноцветная!
Лекарь в недоумении промолчал, и прежде, чем он смог придумать ответ, принц продолжил:
— Не может быть, Глаза Дракона! Они существуют!
Дени резко развернулся, и лекарь увидел, как побелели губы маленького принца:
— Две луны, Таррий! Где же Земля? Где мой дом? Где я? — прошептал мальчик, прежде чем сознание не изменило своему владельцу, и благодатная тьма не приняла его в свои объятья.
Глава 3
— Не делай этого, нет, пожалуйста...
— Саша, проснись, Сашенька.
— Мама? — из темноты проявилось родное лицо и такие добрые голубые глаза. Сердце колотилось как сумасшедшее.
— Снова кошмары? — спросила женщина нарочито небрежно.
— Сколько на этот раз?
Женщина отвела взгляд и потянулась к капельнице.
— Сколько, мама?
— Тебя не было в сознании около трех дней. Но это на целую неделю меньше, чем в прошлый раз! — женщина пыталась изобразить радость, но круги под глазами и осунувшееся лицо как всегда выдавали ее с головой.
— Прости меня.
— За что, Саша? — горькая улыбка коснулась бледных губ, но из ее глаз не пролилось ни слезинки, — Мы справимся, мы обязательно справимся. Все будет хорошо, вот увидишь.
* * *
Дени открыл глаза. Он чувствовал, как по телу разливается тепло.
— Все будет хорошо.
— Мама?
— Нет, Ваше Высочество, это всего лишь я, Таррий Дудок, Ваш лекарь. Вы меня помните?
— Господин Таррий, — разочарованно протянул мальчик. — Я думал...
Эльф замолчал, решив не говорить незнакомцу, что он не принц, что он вообще не из этого мира, и у него где-то есть мама, которая любит и ждет его, возможно. Дени понимал, что не знает самого главного — что же случилось на Земле, раз он оказался в неизвестном месте, да еще и в другом теле? Бред ли это, галлюцинации, вызванные лекарствами? 'Такое бывает, наверное'. Мысли пчелиным роем проносились в его голове, он просто не мог сосредоточиться на чем-то одном. Кем он был там, на Земле? Сколько ему было лет? Господи, да он даже не помнил, мужчиной был или женщиной. И что с ним будет, когда выяснится, что он самозванец, захвативший тело эльфийского принца! Стоп, эльфийского? Дени протянул руку к голове. У эльфов длинные уши, об этом знает каждый. И если его уши на самом деле стали остроконечными, то и все остальное не горячечный бред воспаленного мозга.
Таррий со всевозрастающим беспокойством стал наблюдать за непревзойденной мимикой эльфенка, чьи прекрасные глаза, казалось, стали еще выразительнее. Мальчик насупил брови, отчего те приподнялись домиком, и стал сосредоточенно трогать собственные уши. Все выше и выше тянулись руки маленького принца, все больше и больше становились его глаза и вместе с тем беспокойство лекаря. Принц вскрикнул, Таррий подскочил с кровати.
— Черт меня раздери, эти лопухи действительно настоящие! — бросил эльф и истерично рассмеялся, продолжая тянуть себя за уши, отчего те засияли ярко-малиновым. Человек интуитивно отодвинулся от своего пациента. Светлый образ нежного принца трещал по швам, когда до пожилого лекаря стал доходить смысл некоторых выражений наследника Первородных. Да что там Таррий, любой из деревенских пастухов почувствовал бы себя по сравнению с этим мальчиком девицей из благородной семьи!
А Дени неистовал. Великий и могучий выручил его и в другом мире. Точно, русский! Он вспомнил. Дени остановился и обвел комнату безумным взглядом. 'Так, сосредоточиться, меня зовут Саша. И я жил в России, причем у меня там осталась мама. Не густо, но это уже кое-что, причем всего за пару минут я столько вспомнил. Еще не вечер, Саша. Нет, теперь Дени. Я справлюсь, все будет хорошо, правда, мама?'
Успокоившись, Дени повернулся к лекарю:
— Простите за то, что вы это видели. Я просто не отошел еще от сна, кошмары и все такое, — развел он руками и извиняющее улыбнулся.
Таррий улыбнулся в ответ:
— Вы не должны извиняться, Ваше Высочество.
— Дени, просто Дени, мы же договорились.
Человек на секунду замялся, подбирая слова.
— Ваше... Хм, Дени, поверьте, мне очень, очень приятно, что Вы доверяете мне настолько, что даете возможность так Вас называть, но не забывайте о том, какое положение в обществе занимаете Вы, а какое — я. Разница колоссальна, тем более, Вы — эльф, да еще и Предрассветный, а я — всего лишь жалкий смертный, человек, чья жизнь — лишь песчинка у ног Первородных.
— Не смейте, — чуть слышно, но от этого не менее властно, проговорил эльф.
— Что? — растерялся лекарь, прокручивая в голове все, что могло бы оскорбить Предрассветного.
— Не смейте так говорить о людях! Жизнь каждого — величайшая ценность, тем более жизнь тех, кому отведено Всевышним так мало.
На Таррия стало жалко смотреть, настолько он был потрясен словами юного принца. Кто убедил в этом эльфа? Когда мальчик стал так свободно и убедительно рассуждать, тем более на такие спорные, но, увы, не для нелюдей, темы. Сказать, что человек был растроган, это значило ничего не сказать. От спазма он не смог вымолвить ни слова, лишь смотрел на малолетнего эльфа как на чудо. Таррий многое знал об истории Галеи, но ничто не приводило его в такой восторг, как повествования о жизни Истинного Владыки. И как бы ни порочили его имя нынешние императоры, что бы про него не говорили, то, за что уважали, а порой и не понимали эльфа, — это его безграничное уважение к людям, да и ко всем другим расам. Никто не мог отрицать, что Даркус, при всем его безумии и жестокости, был удивительным правителем. Он никого не мог оставить равнодушным. Таррий с детства мечтал хоть как-то приблизиться к тайне Кровавого эльфа, но именно сейчас он понял, что судьба приготовила ему другой подарок — быть свидетелем жизни другой легенды, и видят боги, как он благодарен им за это!
— Господин Таррий, вы меня слушаете? — Дени наклонил голову и прищурил глаза, — Хотите поспорить?
— Нет-нет, что Вы! Просто это удивительно.
— Что именно вас так удивляет?
— То, как Вы относитесь к другим расам. Все эльфы, особенно светлые, считают себя венцом творения, а людей они и к разумным расам-то не причисляют.
— Потому что живут дольше?
— И поэтому тоже. Взять хотя бы светлых эльфов. Они в десятки раз быстрее и сильнее человека. А то, как велика разница во внешности между эльфом и человеком, вообще говорить не стоит...
— Стоит! Только сегодня из людей я видел вас и того Рыжика.
— Рыжика? А, Вы о Джимми! — рассмеялся Таррий. — Действительно Рыжик!
— Так вот, ваши подвижные, выразительные, такие разные черты лица мне нравится гораздо больше, чем постные физиономии тех эльфов, которых я смог рассмотреть. Та же Клотильда...
— Клозильда, Ваше Высочество. Клозильда из клана Суприма.
— Да-да, именно эта сухощавая леди. Так вот, несмотря на то что тогда я так плохо видел, ее черты мне показались мелкими, как у хорька, а темные глазки так и бегают, так и бегают, словно паучки по телу ползут.
В любой другой ситуации мужчина просто расцеловал бы Дени за такую оценку этой несносной ведьмы, но то, что он снова забыл обследовать пациента, это было просто недопустимо. Подумать только, эльф, который плохо видит, а он, его лекарь, разглагольствует похлеще уличных попрошаек. Клозильда была права, когда говорила о его умственных способностях и некомпетенции.
— Господин Дени...
— Просто Дени.
— Хорошо, я буду Вас так называть, но только при условии, что никого больше не будет рядом, и Вы тоже будет звать меня по имени, договорились?
— Я рад, — Дени сверкнул ямочками. Он был действительно счастлив, что при нем был именно Таррий, свой, простодушный, а не та холодная эльфийская леди, которая чуть не оторвала ему руку, когда увидела Дудока. Он знал, что помощь такого же простого человека, каким недавно был и он сам, не будет лишней. Он хотел хоть изредка отдыхать от тонких и изящных черт непроницаемых эльфийских физиономий.
— Могу я осмотреть тебя, Дени?
— Без сомнений, Таррий.
Они заговорщически подмигнули друг другу и рассмеялись, словно малые дети.
Глава 4
Лекарь повернулся к столу и начал вынимать из сундучка необходимое: накидка для осмотра, чтобы, не дайте боги, не увидеть ничего лишнего, тонкие перчатки, чтобы грязные человеческие пальцы не коснулись первородной кожи, а также различные мензурки-склянки-пузырьки. Расставляя необходимое в привычном порядке, он пытался подготовить мальчика к процедуре обследования, которую так не любит большинство пациентов, будь то люди, эльфы или, тем более, тролли. А уж сколько бородатых анекдотов о заболевших гномах ходило в знахарских кругах! Таррий подумал, что неплохо бы рассказать парочку, чтобы принцу не было так неловко снимать с себя часть одежды.
— Не волнуйтесь, Ваше Высочество, это не займет много времени. Главное убедиться, что никаких внутренних повреждений нет, а в том, что психически вы здоровы, я даже не сом...
Мужчина подавился на вздохе, когда, развернувшись, увидел совершенно обнаженного Дени, ни капли не сомневающегося, что так и должен происходить осмотр. Дудок застыл со склянкой в вытянутой руке, мальчик нахмурился, не понимая, что с лекарем. И надо было случиться, что именно в этот момент несносному Джимми не сиделось на кухне! Дверь с тихим скрипом отворилась, на пороге возник конопатый подмастерье с подносом. За Джимми шушукающейся стайкой семенили служанки, а в комнате молчаливыми истуканами застыли двое: покрасневший Дудок с запотевшими стеклышками в круглой оправе и ничем не прикрытый, божественно прекрасный и абсолютно голый малолетний принц Светлоэльфийской империи.
'Базедова болезнь светлых эльфов действительно впечатляет', — подумал Дени.
'Насмерть лягу, но стану его личной служанкой', — подумала каждая из четырех прислужниц.
'Меня кастрируют, — подумал лекарь, — Убьют, уволят, и отдадут троллям для забавы! Не обязательно в таком порядке'.
Все варианты возможных трагедий пронеслись перед глазами человека. Бежать? Нет, поздно. Молить о прощении? Бесполезно. Что же делать? Да и возможно ли выжить? Позор, кошмар! Лучше смерть. Быстрее, пока не начались пытки, и он не предстал перед своим принцем в столь неприглядном виде! Точно! Он сможет убить себя в камере, когда поблизости не будет Дени, он просто откусит свой язык, он сможет, он не струсит. Ради доброго имени всего человечества, ради гордости каждого смертного, ради веры самого наследника Предрассветного в него, простого человеческого знахаря...
— И чего вы в дверях застыли, я тут не в шубе стою, между прочим, — раздался голос младшего принца.
Поднос полетел на пол, служанки захихикали, проскользнув к смутившемуся эльфу, а фантазия господина Дудока, разыгравшись не на шутку, отправила последнего прямиком на пол досматривать пьесу собственного сочинения под названием: 'Оскопленный Таррий и шесть его мужей-троллей, больных, заразных и абсолютно обнаженных'.
* * *
— Господин лекарь?
— Господин Дудок, что с вами?
— Учииитель, очнитесь, не покидайте нааас.
— Таррий, твою ж мать, вставай, кому говорю! И я никому не расскажу про... Ну, про твою личную жизнь. Я уверен, что эти милые леди, а тем более ваш подмастерье, будут молчать, как в могиле. Хотя, если честно, шесть мужей, Таррий. Шесть! Вот от кого, от кого, а от тебя я такого не ожидал! А ты не так прост, батенька!
У Таррия небо и земля поменялись местами. Кто он? Зачем на этой грешной земле? И на чем это, интересно, таком мягком он лежит в комнате своего пациента?
Лекарь покоился на огромной кровати, которая в свое время принадлежала еще деду Даркуса Предрассветного. И на этом монстрообразном произведении искусства Таррий отсчитывал последние секунды своей жалкой жизни. Он умирал. От стыда и несмываемого позора. И только колотившая его дрожь мешала ему прикусить-таки грешный язык и покончить с несправедливостью этого мира.
— Джимми, стукни его чем-нибудь, ну пожалуйста. У меня уже живот болит от смеха. Таррий, я, конечно, все понимаю, но зачем ты мне уже полчаса язык показываешь? Я, между прочим, есть хочу. А ты все смешишь меня, нет, ну правда. Ты полежи здесь немного, ладно, а я пока съем что-нибудь. А то я сам скоро собственной слюной подавлюсь — запахи просто обалденные!
И Дени, посмеиваясь, отошел к столику, который тут же начали сервировать проворные эльфийки. Принц подумал, что они словно соревнуются в том, чтобы как можно более нелепо подать ему простой завтрак. Эдак он здесь с голода помрет!
— Милые леди, — мысленно он даже скривился от подобного обращения, но желание поесть было у него сейчас на первом месте. И он не виноват, что не знает как должен себя вести светлоэльфийский или какой бы то ни было принц. Но в голове его почему-то прочно засел образ слащавого джентльмена во фраке из какого-то старого английского фильма, — А давайте устроим соревнование, кто из вас быстрее обслужит меня?
