Невиновный

— Вит — это Виталий, — сказал охранник. — Немецкие сокращения от Винцента — Виц или Ценц. Виц мне больше нравится.

Внезапно по сашиному позвоночнику провела коготком тревога. Что-то было не так — и с этим помещением, и с охранником, и со всем вообще. Он потряс головой, и неприятное ощущение прошло, вернулась ясность: надо сидеть, обсыхать и поддерживать разговор. Тем более, собеседник ему попался интеллигентный: охранник говорил, что называется, по-книжному, быстро и уверенно, будто читал по бумажке хорошо знакомый текст.

— Вы, значит, э-э, то есть, немец? — Саша отхлебнул чай — совершенно безвкусный, зато горячий. — А я Саша. Александр, — представился он, не дождавшись ответа. — Но лучше Саша, я привык, меня даже ученики за глаза так называют. Маленькая собачка век щенок, — попытался пошутить он. — Но лучше всё-таки на "вы", знаете, вот... вот так, — Саша вдруг испугался, что охранник тут же начнёт ему тыкать, а потом вдруг хлопнет по плечу и скажет какую-нибудь грубость, может быть, даже что-нибудь антисемитское (тут же вспомнился Лесков).

— Саша так Саша. На вы так на вы, — Виц отхлебнул из кружки.

— Нет, ну почему, можно и на ты, если вам так удобнее, — начал Цыпин, — мне, в общем, безразлично, а насчёт Саши — это просто, ну, сложилось, как бы имя такое, я его не считаю сокращением, если что. Если с чем-то сравнивать — вот, знаете, писатель, Саша Соколов, есть такой, сейчас в Америке живёт, то есть ещё до перестройки уехал... вот этот, он, то есть, специально подписывается — Саша Соколов, а не... Александр, э-э-э... как же его по батюшке... например, Васильевич... вот, так сказать, и я, некоторым образом, аналогично туда же... — тут он окончательно запутался и смущённо замолк.

— А разве Соколов — Васильевич? — вдруг заинтересовался охранник.

Саша смутился. Он вообще-то не помнил отчества Соколова, хотя читал "Школу для дураков" ещё в советское время, на полуслепой ксере.

— Не помню, — наконец, признался он. — Отчество какое-то на "вэ"... может, Валерьевич? — с надеждой посмотрел он на Винцента.

— Всеволодович, — уверенно сказал охранник.

— Соколова читали? Э-э-э, ну я имею в виду, то есть, недавно читали... — Саша тут же придумал себе новую проблему: вдруг охранник подумает, что незваный гость принимает его за некультурного и оскорбится. — Вы так хорошо помните имена, — попробовал он польстить и почувствовал, что краснеет, даже отмёрзшие уши чуть-чуть согрелись.

— Не читал, — пожал плечами Винцент. — А в отчестве уверен. Так что у дочки с формами?

— С формами склонения, — быстро сказал Саша, которому фраза не понравилась: вроде и не пошлость, но близко. — Она маленькая ещё, пятнадцать лет, — быстро добавил он, закрывая нехорошую тему.

— Не маленькая. А как зовут? — не отставал охранник. — Наверное... — он на секунду задумался, — Света?

— Точно, — удивился Саша и снова ощутил укол беспокойства — будто его в чём-то уличили или что-то подсмотрели. Вернулось ощущение фальши: ему показать, что охранник не говорит, а отыгрывает какую-то роль, причём небрежно, не особенно стараясь.

Цыпин прищурился, пытаясь разглядеть выражение лица собеседника. Саше оно показалось странным, но отчасти знакомым. "С таким видом люди, ждущие важного звонка, смотрят на часы" — подумал он и немного успокоился. Вполне возможно, охранник и в самом деле чего-то ждал.

— Мне везёт имена-отчества угадывать, — Виц отхлебнул из своей чашки. — Природный дар. Вижу человека и понимаю, что тёща у него — Антоновна какая-нибудь.

— Фантастика. А фамилию можете угадать? — заинтересовался Саша. — Если бы ещё фамилию, это могло бы заинтересовать... этих, которые там, ну это самое, — он неопределённо пошевелил пальцами в воздухе, чтобы не поминать вслух тех, кого приличные люди стараются лишний раз не называть по имени.

— Феесбе? А-а, — охранник поморщился и неопределённо махнул рукой. — Нет, с фамилиями не могу. Только имена и отчества. И не всегда попадаю. Со Светой повезло — Светочек я различаю. Если имя редкое, тоже чувствую. А, например, Надю с Настей могу спутать... — он мелкими аккуратными глотками отхлёбывал чай. — Значит, Светлана. Светлана Александровна.

— Точно, — подтвердил удивлённый Саша.

— Интересное имя — Светлана, — охранник чуть позевнул, но зевок сдержал. — Древнее.

— Вообще-то не древнее, — Саша, пытаясь преодолеть очередной приступ робости, полез в совершенно ненужный разговор. — Его Александр Христофорович Востоков придумал. Был такой российский поэт...

— Родился в тысяча семьсот восемьдесят первом, — с удовольствием поддержал Виц, — в Аренсбурге, теперь это Эстония. Сахару достаточно?

— А-а-а, спасибо, не надо... это я про сахар, — засуетился Саша, — а в Эстонии много кто жил из наших творческих людей, хотя бы Северянин, в смысле Лотарёв Игорь Васильевич, из Серебряного века, ананасы в шампанском, его Лев Николаевич не любил, считал пошляком, — Саша остановился посреди случайно вылетевшей фразы, как турист посреди незнакомой улицы, не зная, куда дальше.

— Да, жил он там, — заметил охранник, как будто отвлёкшись на близкую к теме, но всё-таки постороннюю мысль. — Фамилию русскую Востоков себе придумал, на самом деле он Александр-Вольдемар Остенек, точнее — Остен-Закен. Внебрачный сын остзейского барона Остен-Закена. Филолог, переводчик и поэт, автор "Оды немого". Заикался, поэтому предпочитал писать. Замечательный человек.

Саша с уважением подумал, до чего ж немцы знают свою историю, всю целиком, в том числе и российскую её часть. Дальше в голове паровозиком свистнуло обычное "не то что мы", эхом гукнуло — "иваны, родства не помнящие", а на горизонте памяти показалась "эта страна" и профиль маркиза де Кюстина, чей том на языке оригинала Саша когда-то приобрёл в букинистическом на Малой Дмитровке, но заглядывать внутрь даже не пытался, поскольку по-французски знал только "жамэ", "пердю" и "оревуар".

— А имя... — продолжал тем временем Винцент, — тут вы не совсем правы. Востоков его не придумал, а перевёл. Светлана — "светлая", по-гречески — Фотинья, по-немецки — Клара. По-итальянски — Кьяра. У Гофмана есть такая героиня. В "Житейских воззрениях кота Мурра".

— Ну не героиня, второстепенный персонаж, — Саша почувствовал себя чуть увереннее, Гофмана он помнил, — девушка-медиум. Её мучили, чтобы она будущее предсказывала, — припомнил он подзабытый сюжет. — И она оказалась дочерью... кого-то там, — он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, кого же именно.

— Все мы чьи-то дети, — философически заметил Виц, подливая "Белый аист" себе в чай. — Вот только чьи? Как говорят на Востоке, вопросы крови — самые сложные вопросы в мире.

Саша напрягся: тема крови была неприятной, опасной. Вдруг его собеседник всё-таки из этих, которые говорят, что Лужков на самом деле Кац?

— Вы же начитанный человек, и знаете, — решился он на отпор, — что про сложные вопросы сказал Булгаков. "Мастер и Маргарита", сцена бала у Сатаны.

— Не читал Булгакова, — равнодушно сказал Виц. — Хотя нет, "Собачье сердце" пробовал. Не понравилось.

— Но вы же любите Гофмана? "Мастер" — это гофманиада, — поднажал Саша.

— Гофмана я как раз не люблю, — серьёзно сказал охранник. — И с книжкой про кота нехорошо получилось. Хотя бы с той же Кьярой. Там развитие сюжета очень скользкое. Пришлось принять меры, чтобы он книжку не закончил. Гоголь был поосторожнее — намекнул, но развивать не стал. Хотя Розанов догадался насчёт колдуна в "Страшной мести", он такими вопросами интересовался, знал только мало. Если бы он изучил хотя бы Менделя...

Саша невольно вжал голову в плечи. Охранник всё-таки оказался из этих самых, с патриотизмом. Сейчас ему начнут объяснять, что Мендель был еврей и убил Гофмана, а потом... Он остро ощутил, что сидит в незнакомом месте, за запертой дверью, да ещё и босиком. И охранник сильнее его. Значительно сильнее. Если что... В голове взвилась пурга из страхов-ужасов. Куда он попал? А вдруг это бандиты, какие-нибудь риэлторы, то есть, как их, рейдеры, которые отнимают площадь? Будут угрожать, может быть, даже бить... заставят подписать какие-нибудь бумаги. Отнимут квартиру... повесят на него какой-нибудь огромный кредит... возьмут в заложники... что там ещё бывает?

Стоп-стоп-стоп, сказал он себе. Двушка приватизирована на маму, а с мамой, хоть она и отошла от дел, крутые обычно не связываются. Они все суеверные, эти крутые, навидался он ещё в детстве на маминой кухне — как опасные мужики с лицами убийц сидели на табуретках и тряслись, пока мама шептала и дула на воду... Кредит — тут он как-нибудь отобьётся, в школе юристы хорошие, помогут. В заложники? Ну это совсем уж глупо, да и опять же денег просить не с кого, только с мамы, смотри пункт первый...

Страхи-ужасы покружились ещё немного и нехотя улеглись, готовые сорваться с места по первому свистку.

— А простите, — сказал Саша, чтобы успокоиться, — вы могли бы посмотреть, что там на улице? Кончилось?

— Сейчас гляну, — рассеянно сказал Виц, переключая что-то в своём телевизоре, — сейчас гляну, Александр Игоревич.

Саша как раз собирался отхлебнуть чайку. Но рука внезапно отказала, и чашка вывалилась из пальцев в сантиметре над столом. Раздался глухой стук, жёлтая водичка подпрыгнула горбиком, но не пролилась.

— Кха... кхак? Вы сказали? — переспросил он, не слыша собственного голоса.

— Извините. Саша, я помню, — Виц сделал неопределённый извиняющийся жест.

— Нет. Отчество.

— Игоревич, — спокойно повторил Винцент. — Не угадал?

В холле стало совсем тихо — пролети комар, было бы слышно. Но комаров не было.

— Вы уверены, что не ошибаетесь? С именами? — свой голос Саша, наконец, услышал, но как бы со стороны: он был сухой и ломкий, как засохший кленовый лист в семейном альбоме.

— Ошибаюсь иногда, — пожал плечами Винцент. — А что случилось? — он слегка встревожился.

— Ничего. Отчество — это имя отца, так? — уточнил Саша всё тем же голосом.

Охранник почесал затылок.

— Вчера вроде бы так было, — осторожно пошутил он.

— Вы это зря насчёт бесполезной способности, — сообщил Цыпин охраннику. -Можно хорошие деньги делать. На определении отцовства. Я по паспорту Викентьевич. Спасибо. За информацию, — голос его ожил, в него вернулась горькая злость.

— Ох б... боже мой, — Винцент сделался растерянным, извиняющимся. -Простите... правда, простите. Ничего плохого в виду не имел. Может, ошибся? Да, наверное, ошибся, я же говорю, ошибаюсь...

— Вы не ошиблись, — сказал Саша всё с той же интонацией. — Просто я раньше точно не знал, а теперь знаю точно.

Повисло молчание.

— Вы вроде коньяк предлагали? — голос Цыпина разломил тишину, как чёрствую булку. — Налейте, пожалуйста, немножко.

Винцент молча опустил руку под стол и вытянул оттуда длинную бутылку с "Белым аистом". Коньяка в ней осталось где-то на четверть.

— Бокалов нет, — он развёл руками, — давайте из кружки?

Саша кивнул. Взял кружку, выпил со дна коричневую жидкость, абсолютно не ощущая вкуса. Тут же перед глазами у него всё поплыло, и он почувствовал, что падает куда-то спиной вперёд.

"Отравили?" — только и успел подумать он, проваливаясь в черноту.

Четверг, 08:17. Первый вариант развития событий

— Сашааа! Вставаааай! Ты чё, больной? Ну вставай, вставай, срочно!

Цыпин что-то буркнул и попытался закрыться подушкой. Женские руки, цепкие, злые, пахнущие туалетным мылом, выдернули из-под головы подушку и вцепились в плечо.

— Ты ваще! Из милиции звонили! Из милиции! У-жас!

Цыпин с трудом разлепил веки. Очухался, потряс головой. Ему снилось что-то интересное, но что именно — вспомнить было невозможно, всё снесла мутная светкина бестолковщина.

Застрекотал душ. Заурчала какая-то труба, и тут же раздался жуткий, утробный вой сверла. Соседи снизу занялись любимым евроремонтом.

— Каспар Шлих! куря табак! нёс под мышкой! двух собак! — заорала Светка-младшая из ванной. Она с детства любила этот дурацкий стишок, но никак не могла его выучить до конца.

— Заткнись! Я с отцом разговариваю! — взвизгнула Света-старшая.

Саша тем временем пытался привести мысли в порядок. Судя по ощущениям, на дворе раннее утро. Кажется, четверг. С утра Светка обычно занята домашними делами и не орёт. Правда, во вторник он сильно провинился — забыл в кафе куртку с деньгами и мобильником. За это Светка ему сделала выволочку. На следующий день он специально пришёл домой пораньше, к восьми, и нарвался на продолжение скандала: Светку в очередной раз укусила какая-то муха. От скандала он сбежал на улицу — благо, был повод, дочка велела купить манговый сок. Он специально долго покупал два пакета, а когда вернулся, Светка искала какую-то важную бумажку, связанную с маминым деревенским домом. Саша в очередной попытался доказать свою полезность в практических делах, стал звонить маме в деревню, не дозвонился, разнервничался и что-то не то сказал Светке, а она устроила такой раскардаш, что заснуть он смог только в четыре утра. Но сегодня четверг и у него свободный день — нет классных часов. Зато они будут в субботу. Светка его за эту субботу вечно пилит: дескать, все нормальные люди на выходные с семьёй, с детьми, выходные это святое, а его, Саши, вечно нет дома. На все робкие сашины попытки объяснить, что расписание составляется в дирекции, Светка обычно устраивала ему политинформацию на тему того, что он не умеет жить и устраиваться как нормальный человек, а не как тряпка. Саша морщился, вздыхал и думал о том, что он, наверное, и в самом деле мало уделяет внимания семье и вообще живёт как-то неправильно. Однако будить его в четверг вот так прямо с утра — такого жена всё-таки обычно не делала...

Светка тем временем склонилась над скорчившимся мужем, размахивая телефонной трубкой.

— Куртку твою нашли, — сказала она таким тоном, каким сообщают о вскрывшейся супружеской измене. — Куртку! Которую ты позавчера в кафе посеял! Ты хоть помнишь? С кошельком! С мобильником! Господи, всегда всё забывает, растеряха, раззява! Привязывал бы к себе верёвочкой, что-ли! Вставай быстрра! — зарычала она по-бабьи.

— Светочка, милая, погоди-погоди, — Саша знал, что если он встанет прямо сейчас, то умываться придётся из чайника: ванную оккупировала дочь, которая может провести под душем хоть целый день, на кухне уже третий день как засорился холодный кран, а Светка из принципа не вызывала сантехника — требовала, чтобы это сделал именно Саша, который отчаянно боялся телефона и пролетариата.

— Чего годить-то? Годили уже! Всю жизнь годили, вот, дождались! — продолжала блажить Светлана.

— Так чего с курткой моей? Нашли? Вернули? — попытался сбить волну Саша, смирившийся с тем, что вставать всё-таки придётся, а умыться — вряд ли.

— Какое вернули, идиотик! — Света форсировала голос. — Ты в криминал попал! В уголовку! Тебя посадят! Я тебе передачи носить не буду! — она перекособачила лицо, делая вид, что сейчас заплачет.

— Светочка, ну ты чего, ну пожалуйста, — Саша принялся насухую протирать глаза пальцами. — Что случилось?