Дом Макгибуров

— Господин Фредерик, — чопорно обратилась леди Лаура, — не желаете ещё цыплёнка?

Цыплёнок был таким жёстким, а овощи так перетушены, что Фредерику точно больше не хотелось есть. Дрянная же кухарка в этом доме. Он обратил внимание, что молодая леди тоже не притронулась к еде. Да и месье Франциск неохотно ковырялся вилкой в своей тарелке. Горбун ел безразлично, словно смирился со своей убогой долей. Интересно, чем он занят в этом доме, в котором нет средств на дворецкого и нормальную кухарку?

— Годрик, а чем вы заняты в этом доме? — нарушил молчание сэр Фредерик.

— Я веду переписку хозяина, — слегка хриплым голосом ответил Годрик, не поднимая своих глаз, скрытых под массой спутанных чёрных волос. В горле библиотекаря еле слышно что-то клокотало, и слова произносил он с болезненным придыханием, что яснее ясного говорило о повреждённой гортани.

— Сэр Гордон ведёт большую переписку со многими учёными Европы, — охотно пояснила леди Лаура, — Он большой специалист по культуре древних кельтов.

Леди Глория и художник переглянулись и ничего не сказали. Обед завершился в гнетущем молчании. Рыба была так же дурна, как цыплёнок. Мясной пирог не пропекся. И лишь вино оказалось неожиданно хорошим.

После обеда барышня сослалась на головную боль и удалилась к себе. Художник ушёл в библиотеку дописывать портрет, а Годрик молча скрылся в кабинете хозяина. У Фредерика осталось впечатление, что ему тут совсем не рады. Ночь он провёл в тоскливом беспокойстве. А утром, после завтрака, на котором не присутствовала ни леди, ни библиотекарь, ни задержавшийся в Эдинбурге отец семейства, решил найти себе занятие.

"Ну что ж, — подумал он с немалой долей досады, — раз никто тут не собирается развлекать меня, то я проедусь до ближайшего селения"

Он надел костюм для путешествий, новые лайковые перчатки, шляпу и выбежал, оправляя на ходу великолепный высокий галстук. Его отец так и не освоил искусство носить шёлковые вышитые галстуки, зато сам Фредерик очень много приложил усилий, чтобы научиться делать это с аристократической непринуждённостью.

Немного заплутавшись в переходах дома, он угодил на кухню и увидел сквозь неплотно притворенную дверь, что благородная Лаура Макгибур сама моет в лохани грязную посуду.

"Вот это раз!" — подумал молодой жених. Вот почему на столе Макгибуров такая скверная еда. Наверно уж, она сама и готовит пищу!

5.

Он позаботился заранее рассмотреть карту местности и знал, что где-то здесь неподалеку есть маленький провинциальный городок. С этой мыслью сэр Фредерик направился в конюшню.

— Что вам угодно? — повернулся к нему во тьме почти пустой конюшни старый конюх. Лохматый и горбатый калека, чем-то похожий на Годрика Сентона. Уж не родственники ли они?

— Мне угодно запрячь своё ландо, — небрежно отвечал сэр Фредерик. — И я желаю проехаться до городка.

"Зачем это я оправдываюсь перед ним?!"

— Я очень сожалею, сэр, — неловко поклонился конюх, — но у вашего ландо повредилась ось и мне пришлось снять колесо.

— Ну хорошо! — нетерпеливо ответил молодой человек. — Тогда седлайте мне одного из моих коней! Я умею ездить верхом!

— Опять прошу меня простить, — поклонился старик ещё ниже, хотя спина его еле гнулась. — У вашего жеребца попал камешек меж подковой и копытом. Если не желаете его попортить, дайте ему отдых пару дней.

— Прекрасно! — уже в полном раздражении воскликнул сэр Фредерик, — У меня, кажется, есть ещё один жеребец! Вот и седлайте его!

"Если он скажет, что это невозможно, я просто вытяну его кнутом!" — воскликнул про себя привыкший не церемониться со слугами в Вест-Индии молодой негоциант.

— Посмотрите сами, — невозмутимо сказал конюший. — Ваша упряжь сделана каким-то неумехой. Под седлом имелась складка, и бедный жеребец натёр спину до крови.

Спина у жеребца и впрямь была потёрта. Конюший наложил мазь, но накладывать седло на такую лошадь ещё с неделю было бы бесчеловечно. Возможно, молодой человек сам в этом виноват: не пожелал прибегнуть к услугам ездового, хотелось блеснуть своим форейторским умением, а дорога дальняя.

Сэр Фредерик вышел из конюшни. Чем себя занять?

На художника он наткнулся совершенно случайно. Франциск Медина стоял за мольбертом на нижней площадке деревянной лестницы, откуда вид на озеро особенно хорош. Погода нахохлилась низкими облаками, того и гляди, пойдёт дождь. И сэр Фредерик порадовался, что не предпринял поездку в городок. Что за радость, быть застигнутым стихией в открытом экипаже!

Живописец не обрадовался ему, но и не раздосадовал. Он был всецело занят своим полотном. На небольшой картине изображено сумрачное озеро и окружающие его горы. У берегов вода темнее, а вдали словно старое серебро. И в этом белесом мраке плыла в тумане маленькая лодка. Парус обвис, а на корме сидит одинокая фигурка. Непонятно, кто. В целом картина привораживала каким-то тревожным сюрреализмом..

— Вам нравятся такие сумрачные сюжеты? — спросил сэр Фредерик.

— В целом — нет, — ответил Франциск Медина, — Но в этом месте своя особенная притягательность. Я предпочёл бы рисовать пухлощёких деревенских дев, занятых сбором винограда. Но здесь нет ни дев, ни винограда.

Сэр Фредерик почёл его слова за насмешку и отошёл, не зная, что ответить на такое изысканное оскорбление. Он вспомнил разговор, за которым застал свою невесту и этого парижского щёголя, любимца остроязыких муз Латинского квартала. Совершенно очевидно, что живописец тоже неравнодушен к чёрным кудрям и светлым глазам этой изнеженной аристократки.

— У вас портреты получаются гораздо лучше, чем пейзажи, — решил он немного уколоть художника.

— О чём вы? Ах, о картине в библиотеке! Ошибаетесь, это не моя работа. Меня лишь пригласили реставрировать портрет, вернее, подправить кое-что. Это полотно написано лет пять назад и осталось незавершённым.

Сэр Фредерик почувствовал укол в сердце. Оказывается, его невеста совсем не так юна! Пять лет назад она выглядела вполне сформировавшейся барышней, теперь же ей, возможно, уже года двадцать два! И портрет этот писался для кого-то другого. Возможно, свадьба сорвалась, и леди сильно побледнела за те пять лет, что минули с тех пор. Это было совсем не так прекрасно, как вначале показалось.

Двое молодых людей в такой глуши, даже если их разделяет тайное соперничество, просто неизбежно должны сойтись в разговоре. Даже если чувствуют друг ко другу острейшую неприязнь. Слово за слово, и они разговорились. Щеголеватый художник так и блистал парижским остроумием, и заросшие зелёной бородой холмы слышали раскаты смеха, такие редкие в этом умирающем от скуки крае. Ко второму завтраку они пришли, разрумянившись от свежего воздуха. Но леди Глория снова не появилась к завтраку. Тётушка Лаура извинилась за неё: у барышни мигрень. Это всё местная погода. Так утомительно изо дня в день наблюдать эти низкие облака и слушать вой ветра в каминах. Зимой здесь просто дико.

6.

Франциск отправился дописывать портрет — фон требует тончайшей доработки. А Фредерик надумал покататься на лодке, пока стоит ровная погода. Хозяин дома, сэр Гордон Макгибур, так и не появился.

Молодой человек быстро сбежал по лестнице и взял одну из лодок. Грести в ней было трудно, скорее всего, тут нужны два гребца. Но парус быстро наполнился лёгким ветром и понёс лодку мимо сумрачных холмов. Вода была холодной, купаться в ней в любую погоду невозможно. Фредерик заплыл так далеко, что дом Макгибуров скрылся из виду. Только островерхие башенки с металлическими флюгерами ещё виднелись над вершинами заросших лесом гор. И с одной из них настойчиво мигало полуденным отражением маленькое окно.

Юноша спустил парус, убрал вёсла и доверился слабому озёрному течению. Лодка лениво дрейфовала, а сам он устроился на носу и засмотрелся в воду. Интересно, какова здесь глубина? И вообще, не мешало бы порыться в библиотеке и поискать какие-нибудь сведения о доме Макгибуров. Вся эта старина так завораживает. Наверняка старые камни помнят величественные и ужасные трагедии прошлых веков. Совсем не то, что нынешняя буржуазная скука.

Снизу всплыла гроздь пузырьков, и Фредерик невольно отшатнулся: слишком явственный запах метана. Наверно, на дне скопились слои отмершей растительности и гниют, спрессовываясь в придонный ил.

Фредерик смотрел в холодную, прозрачную глубину. Там колыхались длинные водоросли, похожие на бороды. Они медленно струились, плавно изгибаясь в течении воды. Ярко-зелёные, с лёгкой, как сединка, желтизной. Вдруг что-то холодное коснулось его ног. Фредерик вскрикнул и обернулся. На дне лодки собиралась вода.

Надо было торопиться, и он поспешно начал расправлять парус. Налетевший порыв ветра дёрнул парусину, и старая материя с треском порвалась. Вода всё продолжала прибывать, и ноги сэра Фредерика оказались уже по щиколотку в холодной среде. Он быстро сел на вёсла. В очередном рывке старая доска треснула под каблуком и в разлом быстро хлынули молчаливые потоки.

Паника вскружила голову и бросилась тяжёлым грузом в ноги. Сэр Фредерик неплохо плавал, но оказаться в холодных водах озера было слишком страшно. Он себе представил, как враждебная среда охватывает его и проникает ледяными щупальцами под одежду, вцепляется в рёбра, в спину, заливает лицо.

— Помогите! — раздался над равнодушной серой гладью озера призывный крик.

Он привстал, расставив ноги по бортам и стараясь не зачерпывать воды ботинками.

— Помогите!

Лодка покачнулась и резко накренилась налево. Сэр Фредерик не удержался и с криком рухнул в воду.

Вода словно присосалась к его лицу. Она тянула вниз. Пудовые гири повисли на ногах. Синеватые в тусклом водяном свете водоросли льнули к телу, ластились к рукам. Их прикосновение было омерзительным. Фредерик встрепенулся и сделал рывок вверх. И тут же с ужасом понял, что длинные зелёные волосы его не пускают. Они опутались вокруг ног. Немеющими руками он отрывал от себя их жадные склизкие пальцы. В голове гудело и силы уходили. Тяжкий холод проник в грудную клетку. Разум словно окоченел, силы оставили его, и Фредерик, оставив свои безнадёжные попытки, с открытыми глазами пошёл ко дну.

Из глубины выплыло странное видение: бледное лицо и белые глаза. Седые волосы, растёкшиеся и колышущиеся в сгущающейся тьме. Ноги мягко коснулись дна, и Фредерик увидел черепа, глядящие пустыми глазницами с белого песка. В следующий момент он потерял сознание.

— Дышите, сэр!

И крепкая пощёчина вернула его к жизни. Лёгкие надрывались, захватывая воздух, судорожный кашель сотрясал всё тело. Благодаря агонии, он понял, что живёт, и открыл глаза. Свет показался таким ярким, что Фредерик со стоном закрыл глаза.

— Что это вы надумали, господин хороший? — забубнил тот же голос. — Зачем лодку взяли?

Он не ответил, но не смог сдержать судорог и застучал зубами. Кто-то резко грёб, вёсла так и ходили в уключинах.

Щурясь от рези в глазах, юноша вгляделся в своего спасителя и узнал в нём конюха. Худые жилистые руки сильно тянули вёсла, отчего лодка скоро шла вперёд.

Вечером его одолела лихорадка.

Сестра хозяина распорядилась затопить в комнате камин и Фредерик, лёжа в постели, то обливался потом, то трясся от озноба. Его заставили проглотить бульон.

— Доктор сказал, что пару дней вам придётся полежать, — сообщила ему смягчившимся голосом леди Лаура. — Как жаль, что вы слегли, сегодня должен возвратиться господин Макгибур с нотариусом.

В её голосе была такая искренняя забота, такое доброе чувство.

Ночь он провёл ужасно. Ему снилась смертельная хватка подводных трав и зеленоватое лицо утопленника.

7.

Наутро бледный, но уже немного окрепший Фредерик сидел в постели. Врач категорически не велел ему вставать. Ему подали два яйца всмятку, куриный бульон и тосты довольно сносного качества — видать, тётушка Лаура постаралась.

— Как вы перетревожили нас, дорогой гость! — проговорил, входя в комнату и потирая руки, немолодой мужчина.

Немного крючковатый нос, высокий рост и особенно седая прядь у левого виска выдала в нём господина Гордона Макгибура.

— Не стоит беспокоиться! — остановил он жестом Фредерика. — Врач прописал вам покой. Я хорошо накажу садовника за то, что он оставил без присмотра лодки.

— Да, право, как-то не стоит, — криво улыбнулся больной. Он догадался, что в роли садовника выступает всё тот же конюший, который к тому же недоглядел за лошадьми.

— Наверное, вам очень скучно лежать тут одному, — приветливо продолжил Макгибур. — Я прикажу дочери, чтобы она почаще навещала вас. Бедняжка не знала, как себя вести в моё отсутствие и стеснялась. Хотите, вам принесут книги из библиотеки? Моя сестра слишком недогадлива. Она предполагает, что покой, прописанный доктором, есть полная недвижимость!

Присутствие господина Макгибура словно наполнило старый дом жизнью, и в коридоре то и дело слышались чьи-то шаги. Так и теперь.

— Фредерик, как вы себя... — с громким восклицанием вошёл в дверь Франциск Медина и тут же хотел попятиться назад. — Простите, сэр, я...

— Конечно, посидите с нашим больным! — отозвался господин Макгибур. — Ему приятнее ваше общество, нежели болтать со стариком! А мы пока пойдём и с господином нотариусом обсудим наши стариковские дела за рюмочкой хереса!

И удалился с пожеланиями скорейшего выздоровления.

— Послушайте, сэр Фредерик! — воскликнул художник, расхаживая по комнате.

— Давайте просто Фред, — предложил больной.

— Ну хорошо! — согласился молодой человек, бросаясь в кресло, отчего его ухоженные каштановые локоны разлетелись веером и снова улеглись на шею.

— Происходит что-то странное! — шёпотом поведал живописец. — Представляете, кто-то дорисовывает вместо меня портрет!

— Может, леди Глория тайком старается изобразить себя покраше? -предположил Фред.

Куда уж краше, усомнился художник. И что касается приукрашений, то как раз не в этом дело — потёк задний фон. Франциск изобразил на нём цветник, как раз тот самый, который так живописно расположился в старых развалинах. Там цветут шпалерные розы. Они очень красиво сочетаются с нежно-персиковым цветом платья леди Глории. К тому же, на портрете её явно наделили более насыщенным цветом лица.

Фредерик не утерпел и, одевшись потеплее, направился вместе с новым приятелем в библиотеку.

Действительно задний фон представлял собой нечто странное. Пурпурные розы побледнели и растеклись, а сочная зелень словно выцвела. В целом шпалера выглядела так, словно на неё смотрели сквозь мутное и неровное стекло. Зато стоящая на её фоне девушка была по-прежнему прекрасна. Блеклый фон немного отобрал у неё краски, лицо её теперь казалось матово-светлым, что очень впечатляюще сочеталось с чёрными волосами и эффектной белой прядью.

— Что происходит? — прошептал Фредерик, едва тронув пальцем краску. На пальце не осталось ничего. Если кто и дописывал картину, то явно не вчера. Красочный слой был твёрдым.

— Это мистика, — тоже прошептал Франциск.