Дом Макгибуров

Марина Казанцева, Нижний Новгород

Дом Макгибуров

1.

Среди хмурых ветреных холмов N-ского графства притаился, как большой и хищный зверь, холодный дом Макгибуров. Старинный, но со временем обедневший дворянский род, похоронивший всех своих славных рыцарей, переживал не лучшие времена. Давно ушли в прошлое свирепые стычки с английскими войсками. Камни, умытые кровью лучших представителей рода Макгибуров, теперь тщательно подметаются при помощи специальной садовой метёлки. Некогда здесь ходили по навозу, разгоняя ногами всю многочисленную живность феодального поместья, бегали с помоями служанки, слышался здоровый грубый смех и ругань немытых и очень мало цивилизованных мужланов. В своих клетчатых килтах, в наброшенных на плечи косматых медвежьих шкурах, они оглашали криками холодный влажный воздух ...ских холмов.

Теперь здесь всё иначе. Крепостная стена давно разрушилась. Ров засыпан, а здание сильно перестроено. Одна из последних войн разрушила высокие башни. Камень пошёл на ремонт основного здания. И теперь бывший замок называют просто Дом Макгибуров.

* * *

Сэр Фредерик несколько робел. Он ехал к своей наречённой, Глории Макгибур. Брачные узы между дочерью столь прославленной когда-то фамилии и никому не известным тут сэром Фредериком стали возможны лишь благодаря обнищанию первых и быстрому обогащению вторых. Этот брак был сделкой. Благодаря ему Макгибуры получали финансовую поддержку, а сэр Фредерик подкреплял свой купленный титул солидным родством. Так нынче делаются дела. Поэтому двадцатисемилетний коммерсант чувствовал себя очень неуверенно. Ему предстояла первая встреча с будущей невестой. На маленькой фарфоровой миниатюре она выглядела очень величаво.

Отличительной чертой Макгибуров была седая прядь на левом виске, и они всегда подчёркивали эту фамильную особенность. Тем более, что других сокровищ у них не оставалось. Дом был заложен и перезаложен. Ни одной серебряной ложки, которая не побывала бы в закладе. Это был настоящий позор для древней фамилии. До сих пор Макгибуры мужественно не замечали своих бедствий. Продавали фамильные вещи, но платили налоги. Но, после смерти молодого Макгибура старик отец сдался и пошёл на мезальянс, решив выдать дочь за богатого, очень богатого негоцианта — это должно было спасти их дом от продажи с молотка. Через влиятельных знакомых был найден кандидат. Эдинбургские тётушки похлопотали, и вот дело сдвинулось. Свадеб должно быть две. Одна — очень скромная, только в домашнем кругу, — в доме Макгибуров. Вторая — очень пышная — в Лондоне, где будут приглашены солидные денежные тузы. Там Глория Макгибур оденет платье стоимостью две тысячи фунтов и бесценное ожерелье. Там её выставят, словно куклу на продажу. Но здесь, в глуши, где все ещё шёпотом рассказывают в трактире у дороги о том, как Сонк Макгибур схватился вон меж тех холмов с чёрным великаном из Дремура, никто не одобрял такого мезальянса. Все в один голос говорили, что старый Гордон спятил и лучше бы он отправил дочку в монастырь, чем отдать её в лапы грязного негоцианта. Даже помощница трактирщицы, которая бегала с ведром помоев через дорогу, уверяла, что она бы ни за что не вышла замуж за англичанина. Да будь они неладны, эти англичане! Вы не знаете разве, что они убили благородную королеву Марию?!

Фредерик всего этого не знал. Коммерческие операции его семейства проводились на Востоке, и всё его богатство было нажито, благодаря вывозу товаров из Индии. Он привык, что его всегда ласково встречают в гостиных, полных бдительных тёток и озабоченных отцов. Теперь же он взволнованно ожидал, что его невеста будет так же хороша, как на фарфоровой миниатюре. Наверно, у них в замке есть целая портретная галерея.

Когда-нибудь и он украсит своим портретом стены в своём новом доме. А пока в гостиной висят портреты его родителей. На этих полотнах изображены два немолодых человека. На одном — матушка в чепце и с кошкой. Лишь после её смерти отец сообразил, что не позаботился о парадном портрете. Но память её была так дорога Чарльзу Фредерику, что он распорядился обрамить рамкой ту картину, что нарисовал ученик художественной школы, его племянник. Так она и висит теперь в богатой рамке красного дерева: одна щека больше другой, а цвет лица излишне жёлтый. Племянник уверял, что старался максимально приблизиться к оригиналу. Отец хотел уж было приказать позвать подмастерье и подрисовать покойной матушке румянец, но побоялся испортить ещё больше такую живопись.

Зато уж его самого изобразили таким важным господином, в высоком галстуке, с седым редким хохолком и богатыми баками, что сам господин Чарльз в последние годы стремился походить на свой портрет. Сын его получил хорошее образование и был совершенно не похож на своих родителей. И стригутся нынче по-другому, и материю на брюки выбирают тоньше. И рубашки каждый день меняют. И толстой цепью на жилете нынче хвастать не принято. Едва старый Чарльз Фредерик умер, его сын тут же поспешил приобрести себе титул. А с титулом хлопотливые тётушки живо сосватали ему знатную невесту.

2.

Лёгкое чёрное ландо подкатило к мрачному дому Макгибуров, сложенному из остатков прежнего величия. Весь фасад зарос плющом, что придавало ему неописуемо живописный вид. Вид местами обвалившейся террасы, хотя и явно более поздней постройки, придавал дому сомнительное благородство. Особенно хороши были две явно укороченные башни по бокам дома, с коническими крышами, крытыми черепицей. Высокие решетчатые окна. Фредерик ожидал увидеть более величественный дом и был немного разочарован. Останки каких-то прежних строений находились немного в стороне. От них оставались только две стены с пустыми глазницами окон. Зато вся эта композиция так заросла стихийным садом, что выглядела лучше выставочных цветников.

В целом дом Макгибуров произвёл на Фредерика необычайно приятное впечатление, которое немедленно разрушилось, стоило ему войти внутрь. Там царил холод, тьма и уныние. Два помятых медвежьих чучела по обе стороны двери. Холл был так же просторен, как и нелепо обставлен. Обветшалые кресла, наверно, эпохи короля Брюса, облезлые кабаньи морды на стене. Плиты пола так исшарканы, что сплошь почернели от забившейся в каменные поры грязи. Кладка стен даже не задрапирована. Это была древность во всей её неприкрытой ветхости. Она напоминала одряхлевшую старуху, которая забыла, что красота её давно разметана годами, и всё ещё рядится в наряды своей юности.

— Сэр Фредерик? — с надменностью, достойной славы Макгибуров, спросила некая особа неясных лет, одетая в траур.

Тот с достоинством поклонился.

— Я Лаура Макгибур, — представилась особа, — Свояченица достопочтенного Гордона Макгибура.

В родовом гнезде шотландского аристократа не было дворецкого, а это что-то значит. Любезная, как статуя, леди Лаура повела гостя вверх, по дубовой лестнице. Никто более не вышел его встречать, и этот небрежный приём весьма разгневал молодого Фредерика и заставил его задуматься о будущей семейной жизни.

— Прошу простить молодую барышню, — словно угадывая его мысли, произнесла леди Лаура. — Мы не знали, в который час вы прибудете, и леди Глория отправилась погулять к озеру. А мой брат, Гордон, встречается сегодня с банкиром из Эдинбурга.

Понятно, сообразил сэр Фредерик, договаривается о том, чтобы хоть на день свадьбы получить в руки фамильные драгоценности Макгибуров.

Спальня его не интересовала и он, бросив свои чемоданы и мельком обратив внимание на тяжёлую мебель викторианской эпохи, поспешно выбежал из замка. Ему не терпелось встретить свою невесту. Никто не препятствовал гостю бродить по дому, никто не напрашивался в проводники. Видимо, и прислуги тут было очень мало.

Попав в парадный зал, сэр Фредерик приостановил свой бег и засмотрелся на обшитые дубом стены. Это как раз и была та портретная галерея, что грезилась ему. И тут его ничто не разочаровало: Макгибуры были так же величавы, как теперь бедны. Сэр Фредерик даже растерялся немного под взглядами всех этих надменных дам и холодных кавалеров. Они старались хоть немного, но показать свою седую прядь у левого виска. Все Макгибуры пренебрежительно разглядывали свежеиспечённого сэра, посмевшего вторгнуться со своим скороспелым богатством в их избранное общество.

"Как думаете, — спрашивала стройная пожилая леди в драгоценностях и с ещё очень свежим цветом неувядающего лица у господина с пышным воротником, — сохранится ли в потомках леди Глории наша фамильная особенность?"

"Чёрта с два она в них сохранится! — зло отвечал надменный господин. — На леди Глории закончится наш род!"

Сэр Фредерик решил, что ничего бояться он не будет. Брачный контракт ещё не подписан и он может, если сочтёт нужным, покинуть это старое осиное гнездо. Может, тогда спесивые портреты заговорят иначе. Не тот он человек, чтобы пресмыкаться перед трачеными молью чучелами. Рассуждая так, он запутался в переходах дома и попал в библиотеку.

Судя по всему, обитатели дома были страстными коллекционерами книг. Многочисленные фолианты с золочёными переплётами и серебряными уголками сменялись хаотично заставленными современными романами. Вдоль высоких полок стояли приставные лестницы. И, судя по основательно истёртому паркету, ими пользовались очень часто.

Возле широкого венецианского окна, явно более поздней перестройки, стоял мольберт, а на нём картина, повёрнутая к свету. Чувствовалось по раскиданным предметам и высокому креслу с резной спинкой, что тут готовится ещё один портрет для галереи Макгибуров.

Подойдя к картине, молодой человек обнаружил, что она почти закончена. Леди Глория, урождённая Макгибур. Девушка была изображена в полный рост и все детали выписаны с той тщательностью, которая говорит не столько о высоком профессионализме художника, сколько о его тайном любовании своей моделью. Даже неопытный глаз сэра Фредерика заметил, сколько страсти скрыто в безупречном лице последней представительницы древнего рода. Против обыкновения, все Макгибуры были не рыжими, как шотландцы, а очень черноволосыми. Тем более был эффектен серебряный штрих, оттеняющий чёрные, как ночь, кудри леди Глории.

Взволнованный сэр Фредерик устремился на поиски своей невесты. Пожилая леди Лаура сказала, что она гуляет где-то возле озера. До обеда ещё часа два и он успеет познакомиться с окрестностями.

3.

Бывший замок, а нынче Дом Макгибуров, располагался в живописной седловине меж двух гор, заросших лесом. Большую часть дня он был скрыт тенью. С утра — с востока, а вечером — с запада. Но между полуднем и четырьмя часами он был весь на виду у солнца. Дорожка, петляющая меж деревьями, время от времени выбегала на открытое место. Она всё время понижалась и местами прерывалась каменными ступенями, утонувшими в земле. Земля была сырая и пахло прелым. До осени ещё не близко, но здесь было довольно прохладно.

С высокого берега вниз вела крепкая деревянная лестница, совершенно потемневшая от времени. А под горой от берега выдавался далеко в озёрные воды деревянный же помост на сваях. Около него привязана пара лодок с парусом и вёслами. Наверно, в светлую погоду Макгибуры катаются на них. Не рыбу же они тут ловят, в самом деле!

Сбежав вниз, Фредерик уже хотел крикнуть леди Глорию, как вдруг увидел её. Она была не одна, рядом шёл молодой человек занятной наружности. Скорее всего это был художник. Высокий, стройный, очень привлекательный. Особенно хороши были его длинные каштановые волосы. Похоже, он завивал их. Одет художник был с той артистичной небрежностью, которая достигается немалой тренировкой.

Эти двое были заняты разговором и не смотрели по сторонам. Леди Глория что-то выговаривала молодому человеку. А тот молча слушал, заложив руки за спину и мерно вышагивая остроносыми туфлями. Лёгкий ветер трепал их волосы, подхватывая длинные чёрные локоны Глории и переплетая их с красными кудрями молодого человека, и было в этом молчаливом танце волос нечто неприличное, словно тайный грех. К тому же, шёлковый шарф художника метался и задевал девушку по плечу, но она словно бы не замечала.

Сэр Фредерик хотел уж было незаметно удалиться, но передумал. С какой стати? Он так и стоял на нижней ступеньке, пока случайный взгляд леди Глории не упал на него. И он поразился бледности её лица.

Минуту назад сэр Фредерик думал, что она его увидит, значительно застывшим на ступеньке, и поспешит развеять его негодование. Но девушка не двинулась с места, а художник вызывающе сложил руки на груди. Кончилось всё тем, что молодой негоциант не устоял и сошёл со ступенек.

— Вы, очевидно, сэр Фредерик, — с отменной любезностью обратилась молодая леди к незнакомому ей человеку.

Эта вольность выдавала высокое происхождение. Ни одна из барышень в тех гостиных, где имел счастье порхать сэр Фредерик, не обратилась бы первой к незнакомому мужчине.

— Да, это я, — признался он, очарованный манерами благородной леди и поспешил оправдаться: — Мне сказали, что вы гуляете у озера, и я решил проведать вас.

— Знакомьтесь, это художник, месье Франциск.

Это было сказано с такой непринуждённостью, что сэру Фредерику показалось очень неудобным выдавать свою досаду. Ну что ж такого, нельзя же сидеть безмолвным столбом, когда тебя час за часом рисуют у мольберта. Двое молодых людей не могут не разговориться. Художник, наверно, много повидал и рассказывал ей о парижский артистической богеме. А девушка мало что видела в такой глуши и слушала с большим интересом. Обижаться на такое — значит показать себя неумным заезжим снобом, который слишком долго просидел вдали от современной цивилизации и теперь избыточной спесью компенсирует недостаток воспитания.

— Говард Фредерик Уоллес, — с лёгким поклоном, усвоенным в гостиных, представился жених.

— Франциск Медина, — без всякого поклона представился художник и протянул руку со следами краски.

4.

Леди Глория была одета вся в чёрное. "Что за траур в этом доме?" — подумал Фредерик. Тем более, что на картине она была в цветном шёлковом платье. Только роскошные волосы украшали её тонкое лицо. Против обыкновения, она не забирала их вверх и не скалывала шпильками. Вся масса чёрных кудрей лежала свободно на плечах. Разительный контраст с ними представляли светло-серые глаза. Словно две льдинки в обрамлении ресниц. К обеду леди Глория переоделась в другое платье, в чёрный, тканный розами атлас. Видимо, царящие здесь нравы очень строги относительно одежды, и это платье закрывало шею. Художник не подумал переодеваться, зато сэр Фредерик поспешил принарядиться в новый костюм, который был очень хорошо сшит лондонским портным.

За обеденным столом присутствовал помимо пожилой леди Лауры ещё один господин. Это, как сказали Фредерику, библиотекарь, Годрик Сентон. И он не говорил ни слова по-английски и редкие свои слова произносил по-французски. Годрик сильно сутулился, и было отчего: через лоб и до подбородка его лицо рассекал безобразный шрам, и выпуклые рубцы, скрутившие кожу, говорили о том, что раны долго не заживали. Один угол рта был вздёрнут, другой плачевно обвисал. Плечи разные, руки искалечены, одна нога приволакивалась, а на спине рос горб. Одним словом, редкостный красавец. Чувствуется, досталось ему в какой-то переделке. Возраст бедняги казался неопределённым. Сэр Фредерик задавался себе вопросом: библиотекарю больше сорока или ещё нет и тридцати? И, наконец, сошёлся где-то посередине. Хотя Годрик и месье Франциск были соотечественники, они не перебросились и парой слов. Кресло хозяина дома пустовало, но перед ним стояли пустые тарелки, тусклые серебряные приборы и два бокала.

— Господин Фредерик, — чопорно обратилась леди Лаура, — не желаете ещё цыплёнка?

Цыплёнок был таким жёстким, а овощи так перетушены, что Фредерику точно больше не хотелось есть. Дрянная же кухарка в этом доме. Он обратил внимание, что молодая леди тоже не притронулась к еде. Да и месье Франциск неохотно ковырялся вилкой в своей тарелке. Горбун ел безразлично, словно смирился со своей убогой долей. Интересно, чем он занят в этом доме, в котором нет средств на дворецкого и нормальную кухарку?

— Годрик, а чем вы заняты в этом доме? — нарушил молчание сэр Фредерик.

— Я веду переписку хозяина, — слегка хриплым голосом ответил Годрик, не поднимая своих глаз, скрытых под массой спутанных чёрных волос. В горле библиотекаря еле слышно что-то клокотало, и слова произносил он с болезненным придыханием, что яснее ясного говорило о повреждённой гортани.

— Сэр Гордон ведёт большую переписку со многими учёными Европы, — охотно пояснила леди Лаура, — Он большой специалист по культуре древних кельтов.

Леди Глория и художник переглянулись и ничего не сказали. Обед завершился в гнетущем молчании. Рыба была так же дурна, как цыплёнок. Мясной пирог не пропекся. И лишь вино оказалось неожиданно хорошим.

После обеда барышня сослалась на головную боль и удалилась к себе. Художник ушёл в библиотеку дописывать портрет, а Годрик молча скрылся в кабинете хозяина. У Фредерика осталось впечатление, что ему тут совсем не рады. Ночь он провёл в тоскливом беспокойстве. А утром, после завтрака, на котором не присутствовала ни леди, ни библиотекарь, ни задержавшийся в Эдинбурге отец семейства, решил найти себе занятие.

"Ну что ж, — подумал он с немалой долей досады, — раз никто тут не собирается развлекать меня, то я проедусь до ближайшего селения"

Он надел костюм для путешествий, новые лайковые перчатки, шляпу и выбежал, оправляя на ходу великолепный высокий галстук. Его отец так и не освоил искусство носить шёлковые вышитые галстуки, зато сам Фредерик очень много приложил усилий, чтобы научиться делать это с аристократической непринуждённостью.

Немного заплутавшись в переходах дома, он угодил на кухню и увидел сквозь неплотно притворенную дверь, что благородная Лаура Макгибур сама моет в лохани грязную посуду.

"Вот это раз!" — подумал молодой жених. Вот почему на столе Макгибуров такая скверная еда. Наверно уж, она сама и готовит пищу!

5.

Он позаботился заранее рассмотреть карту местности и знал, что где-то здесь неподалеку есть маленький провинциальный городок. С этой мыслью сэр Фредерик направился в конюшню.

— Что вам угодно? — повернулся к нему во тьме почти пустой конюшни старый конюх. Лохматый и горбатый калека, чем-то похожий на Годрика Сентона. Уж не родственники ли они?

— Мне угодно запрячь своё ландо, — небрежно отвечал сэр Фредерик. — И я желаю проехаться до городка.

"Зачем это я оправдываюсь перед ним?!"

— Я очень сожалею, сэр, — неловко поклонился конюх, — но у вашего ландо повредилась ось и мне пришлось снять колесо.

— Ну хорошо! — нетерпеливо ответил молодой человек. — Тогда седлайте мне одного из моих коней! Я умею ездить верхом!

— Опять прошу меня простить, — поклонился старик ещё ниже, хотя спина его еле гнулась. — У вашего жеребца попал камешек меж подковой и копытом. Если не желаете его попортить, дайте ему отдых пару дней.

— Прекрасно! — уже в полном раздражении воскликнул сэр Фредерик, — У меня, кажется, есть ещё один жеребец! Вот и седлайте его!

"Если он скажет, что это невозможно, я просто вытяну его кнутом!" — воскликнул про себя привыкший не церемониться со слугами в Вест-Индии молодой негоциант.

— Посмотрите сами, — невозмутимо сказал конюший. — Ваша упряжь сделана каким-то неумехой. Под седлом имелась складка, и бедный жеребец натёр спину до крови.

Спина у жеребца и впрямь была потёрта. Конюший наложил мазь, но накладывать седло на такую лошадь ещё с неделю было бы бесчеловечно. Возможно, молодой человек сам в этом виноват: не пожелал прибегнуть к услугам ездового, хотелось блеснуть своим форейторским умением, а дорога дальняя.

Сэр Фредерик вышел из конюшни. Чем себя занять?

На художника он наткнулся совершенно случайно. Франциск Медина стоял за мольбертом на нижней площадке деревянной лестницы, откуда вид на озеро особенно хорош. Погода нахохлилась низкими облаками, того и гляди, пойдёт дождь. И сэр Фредерик порадовался, что не предпринял поездку в городок. Что за радость, быть застигнутым стихией в открытом экипаже!

Живописец не обрадовался ему, но и не раздосадовал. Он был всецело занят своим полотном. На небольшой картине изображено сумрачное озеро и окружающие его горы. У берегов вода темнее, а вдали словно старое серебро. И в этом белесом мраке плыла в тумане маленькая лодка. Парус обвис, а на корме сидит одинокая фигурка. Непонятно, кто. В целом картина привораживала каким-то тревожным сюрреализмом..

— Вам нравятся такие сумрачные сюжеты? — спросил сэр Фредерик.

— В целом — нет, — ответил Франциск Медина, — Но в этом месте своя особенная притягательность. Я предпочёл бы рисовать пухлощёких деревенских дев, занятых сбором винограда. Но здесь нет ни дев, ни винограда.

Сэр Фредерик почёл его слова за насмешку и отошёл, не зная, что ответить на такое изысканное оскорбление. Он вспомнил разговор, за которым застал свою невесту и этого парижского щёголя, любимца остроязыких муз Латинского квартала. Совершенно очевидно, что живописец тоже неравнодушен к чёрным кудрям и светлым глазам этой изнеженной аристократки.

— У вас портреты получаются гораздо лучше, чем пейзажи, — решил он немного уколоть художника.

— О чём вы? Ах, о картине в библиотеке! Ошибаетесь, это не моя работа. Меня лишь пригласили реставрировать портрет, вернее, подправить кое-что. Это полотно написано лет пять назад и осталось незавершённым.

Сэр Фредерик почувствовал укол в сердце. Оказывается, его невеста совсем не так юна! Пять лет назад она выглядела вполне сформировавшейся барышней, теперь же ей, возможно, уже года двадцать два! И портрет этот писался для кого-то другого. Возможно, свадьба сорвалась, и леди сильно побледнела за те пять лет, что минули с тех пор. Это было совсем не так прекрасно, как вначале показалось.

Двое молодых людей в такой глуши, даже если их разделяет тайное соперничество, просто неизбежно должны сойтись в разговоре. Даже если чувствуют друг ко другу острейшую неприязнь. Слово за слово, и они разговорились. Щеголеватый художник так и блистал парижским остроумием, и заросшие зелёной бородой холмы слышали раскаты смеха, такие редкие в этом умирающем от скуки крае. Ко второму завтраку они пришли, разрумянившись от свежего воздуха. Но леди Глория снова не появилась к завтраку. Тётушка Лаура извинилась за неё: у барышни мигрень. Это всё местная погода. Так утомительно изо дня в день наблюдать эти низкие облака и слушать вой ветра в каминах. Зимой здесь просто дико.

6.

Франциск отправился дописывать портрет — фон требует тончайшей доработки. А Фредерик надумал покататься на лодке, пока стоит ровная погода. Хозяин дома, сэр Гордон Макгибур, так и не появился.

Молодой человек быстро сбежал по лестнице и взял одну из лодок. Грести в ней было трудно, скорее всего, тут нужны два гребца. Но парус быстро наполнился лёгким ветром и понёс лодку мимо сумрачных холмов. Вода была холодной, купаться в ней в любую погоду невозможно. Фредерик заплыл так далеко, что дом Макгибуров скрылся из виду. Только островерхие башенки с металлическими флюгерами ещё виднелись над вершинами заросших лесом гор. И с одной из них настойчиво мигало полуденным отражением маленькое окно.

Юноша спустил парус, убрал вёсла и доверился слабому озёрному течению. Лодка лениво дрейфовала, а сам он устроился на носу и засмотрелся в воду. Интересно, какова здесь глубина? И вообще, не мешало бы порыться в библиотеке и поискать какие-нибудь сведения о доме Макгибуров. Вся эта старина так завораживает. Наверняка старые камни помнят величественные и ужасные трагедии прошлых веков. Совсем не то, что нынешняя буржуазная скука.

Снизу всплыла гроздь пузырьков, и Фредерик невольно отшатнулся: слишком явственный запах метана. Наверно, на дне скопились слои отмершей растительности и гниют, спрессовываясь в придонный ил.

Фредерик смотрел в холодную, прозрачную глубину. Там колыхались длинные водоросли, похожие на бороды. Они медленно струились, плавно изгибаясь в течении воды. Ярко-зелёные, с лёгкой, как сединка, желтизной. Вдруг что-то холодное коснулось его ног. Фредерик вскрикнул и обернулся. На дне лодки собиралась вода.

Надо было торопиться, и он поспешно начал расправлять парус. Налетевший порыв ветра дёрнул парусину, и старая материя с треском порвалась. Вода всё продолжала прибывать, и ноги сэра Фредерика оказались уже по щиколотку в холодной среде. Он быстро сел на вёсла. В очередном рывке старая доска треснула под каблуком и в разлом быстро хлынули молчаливые потоки.

Паника вскружила голову и бросилась тяжёлым грузом в ноги. Сэр Фредерик неплохо плавал, но оказаться в холодных водах озера было слишком страшно. Он себе представил, как враждебная среда охватывает его и проникает ледяными щупальцами под одежду, вцепляется в рёбра, в спину, заливает лицо.

— Помогите! — раздался над равнодушной серой гладью озера призывный крик.

Он привстал, расставив ноги по бортам и стараясь не зачерпывать воды ботинками.

— Помогите!

Лодка покачнулась и резко накренилась налево. Сэр Фредерик не удержался и с криком рухнул в воду.

Вода словно присосалась к его лицу. Она тянула вниз. Пудовые гири повисли на ногах. Синеватые в тусклом водяном свете водоросли льнули к телу, ластились к рукам. Их прикосновение было омерзительным. Фредерик встрепенулся и сделал рывок вверх. И тут же с ужасом понял, что длинные зелёные волосы его не пускают. Они опутались вокруг ног. Немеющими руками он отрывал от себя их жадные склизкие пальцы. В голове гудело и силы уходили. Тяжкий холод проник в грудную клетку. Разум словно окоченел, силы оставили его, и Фредерик, оставив свои безнадёжные попытки, с открытыми глазами пошёл ко дну.

Из глубины выплыло странное видение: бледное лицо и белые глаза. Седые волосы, растёкшиеся и колышущиеся в сгущающейся тьме. Ноги мягко коснулись дна, и Фредерик увидел черепа, глядящие пустыми глазницами с белого песка. В следующий момент он потерял сознание.

— Дышите, сэр!

И крепкая пощёчина вернула его к жизни. Лёгкие надрывались, захватывая воздух, судорожный кашель сотрясал всё тело. Благодаря агонии, он понял, что живёт, и открыл глаза. Свет показался таким ярким, что Фредерик со стоном закрыл глаза.

— Что это вы надумали, господин хороший? — забубнил тот же голос. — Зачем лодку взяли?

Он не ответил, но не смог сдержать судорог и застучал зубами. Кто-то резко грёб, вёсла так и ходили в уключинах.

Щурясь от рези в глазах, юноша вгляделся в своего спасителя и узнал в нём конюха. Худые жилистые руки сильно тянули вёсла, отчего лодка скоро шла вперёд.

Вечером его одолела лихорадка.

Сестра хозяина распорядилась затопить в комнате камин и Фредерик, лёжа в постели, то обливался потом, то трясся от озноба. Его заставили проглотить бульон.

— Доктор сказал, что пару дней вам придётся полежать, — сообщила ему смягчившимся голосом леди Лаура. — Как жаль, что вы слегли, сегодня должен возвратиться господин Макгибур с нотариусом.

В её голосе была такая искренняя забота, такое доброе чувство.

Ночь он провёл ужасно. Ему снилась смертельная хватка подводных трав и зеленоватое лицо утопленника.

7.

Наутро бледный, но уже немного окрепший Фредерик сидел в постели. Врач категорически не велел ему вставать. Ему подали два яйца всмятку, куриный бульон и тосты довольно сносного качества — видать, тётушка Лаура постаралась.

— Как вы перетревожили нас, дорогой гость! — проговорил, входя в комнату и потирая руки, немолодой мужчина.

Немного крючковатый нос, высокий рост и особенно седая прядь у левого виска выдала в нём господина Гордона Макгибура.

— Не стоит беспокоиться! — остановил он жестом Фредерика. — Врач прописал вам покой. Я хорошо накажу садовника за то, что он оставил без присмотра лодки.

— Да, право, как-то не стоит, — криво улыбнулся больной. Он догадался, что в роли садовника выступает всё тот же конюший, который к тому же недоглядел за лошадьми.

— Наверное, вам очень скучно лежать тут одному, — приветливо продолжил Макгибур. — Я прикажу дочери, чтобы она почаще навещала вас. Бедняжка не знала, как себя вести в моё отсутствие и стеснялась. Хотите, вам принесут книги из библиотеки? Моя сестра слишком недогадлива. Она предполагает, что покой, прописанный доктором, есть полная недвижимость!

Присутствие господина Макгибура словно наполнило старый дом жизнью, и в коридоре то и дело слышались чьи-то шаги. Так и теперь.

— Фредерик, как вы себя... — с громким восклицанием вошёл в дверь Франциск Медина и тут же хотел попятиться назад. — Простите, сэр, я...

— Конечно, посидите с нашим больным! — отозвался господин Макгибур. — Ему приятнее ваше общество, нежели болтать со стариком! А мы пока пойдём и с господином нотариусом обсудим наши стариковские дела за рюмочкой хереса!

И удалился с пожеланиями скорейшего выздоровления.

— Послушайте, сэр Фредерик! — воскликнул художник, расхаживая по комнате.

— Давайте просто Фред, — предложил больной.

— Ну хорошо! — согласился молодой человек, бросаясь в кресло, отчего его ухоженные каштановые локоны разлетелись веером и снова улеглись на шею.

— Происходит что-то странное! — шёпотом поведал живописец. — Представляете, кто-то дорисовывает вместо меня портрет!

— Может, леди Глория тайком старается изобразить себя покраше? -предположил Фред.

Куда уж краше, усомнился художник. И что касается приукрашений, то как раз не в этом дело — потёк задний фон. Франциск изобразил на нём цветник, как раз тот самый, который так живописно расположился в старых развалинах. Там цветут шпалерные розы. Они очень красиво сочетаются с нежно-персиковым цветом платья леди Глории. К тому же, на портрете её явно наделили более насыщенным цветом лица.

Фредерик не утерпел и, одевшись потеплее, направился вместе с новым приятелем в библиотеку.

Действительно задний фон представлял собой нечто странное. Пурпурные розы побледнели и растеклись, а сочная зелень словно выцвела. В целом шпалера выглядела так, словно на неё смотрели сквозь мутное и неровное стекло. Зато стоящая на её фоне девушка была по-прежнему прекрасна. Блеклый фон немного отобрал у неё краски, лицо её теперь казалось матово-светлым, что очень впечатляюще сочеталось с чёрными волосами и эффектной белой прядью.

— Что происходит? — прошептал Фредерик, едва тронув пальцем краску. На пальце не осталось ничего. Если кто и дописывал картину, то явно не вчера. Красочный слой был твёрдым.

— Это мистика, — тоже прошептал Франциск.

8.

Обед Фредерику принесла в спальню сама леди Глория. Он так переполошился, что залился краской, как томат. В той чопорной среде, в которой его сватали, такое просто невозможно. Чтобы незамужняя девица входила в комнату к молодому человеку, лежащему в постели!

— Я вижу, вы шокированы, — спокойно заметила леди Глория. — Однако, я тоже виновата перед вами. Мне следовало вас предупредить, что купание на озере опасно.

Такое объяснение было неубедительным, и сэр Фредерик скорее взялся за ложку. Как следовало ожидать, суп был безвкусным.

— Здесь у нас простые нравы, — сказала леди, став у окна и не глядя на жениха. Она подняла руки, держась за раму, отчего её стройная фигура выгодно смотрелась на фоне серого света, льющегося из окна. — Наверно, вы привыкли к церемонности модных гостиных.

Сэр Фредерик торопливо глотал суп, пока она не видит, — боялся закашляться под её светлым взглядом. И поэтому ничего не ответил.

— Хотите, я вам почитаю? — обратилась к нему девушка. — У нас богатая библиотека. Папа, как ни беден, но выписывает все новинки из Лондона.

Фредерик уже избавился от супа и даже от салфетки, и теперь обрёл возможность говорить свободно.

— Да, леди, — согласился он, полагая, что как-то надо общаться с будущей женой. Возможно, салонные нравы в самом деле чересчур строги. Попробуйте заговорить с девицей под огнём прицельных взглядов полутора десятков тёток! В самом деле, жизнь в провинции намного проще! До сих пор он думал, что незамужние особы умеют только отрепетированно танцевать и кратко отвечать на несложные вопросы. В случае затруднений они прибегают к вееру. У них с тётками существует язык тайных жестов. Любой незапланированный ход с противоположной стороны, и на сигнал опасности прибегает тётка. Поэтому свободная непринуждённость леди Глории вызвал во Фредерике что-то вроде головокружения. Он стеснялся шёлкового одеяла и своей голой шеи.

— Мне нравится Шекспир, — просто сказала девушка и подвинула к его кровати и без того близко стоящее кресло.

Наверно, в этом что-то есть, зачарованно подумал Фредерик. Уже не юный возраст придаёт женщине известный шарм. Будь она замужней дамой, то растворилась бы в хлопотах по дому. Была бы семнадцатилетней барышней на выданье, глупо хихикала бы в веер. Но Глория была ни то и ни другое. Возможно, когда-то несостоявшаяся свадьба стёрла с её лица краски юности. Тот портрет явно рисовался для кого-то. Может, это сделало её такой сдержанной и при том непринуждённой. Она похожа на благородное вино: пять лет выдержки, и аромат стал тоньше.

Он слушал ровный голос леди и грезил наяву. Она не сравнима ни с одной из тех девиц, что выставляют в гостиных. Воистину, там ярмарка невест: товар себя показывает с красной стороны, а купцы сговариваются в сторонке о цене: сколько денег дают в приданное, что ставит жених в гарантию сделки?

— Скажите, Глория, — неожиданно для себя он обратился к ней, — У вас прежде был жених?

— Да, был, — бесстрастно ответила она. — Но он утонул. В этом самом озере. Об этом ходило много слухов. Поэтому я приказала конюху не отпускать вас для самостоятельной поездки в городок. Нас здесь не любят. А я не хотела бы, чтобы вы стали жертвой сплетен.

Как ни странно, он не возмутился, что девушка так смело распорядилась им.

— Сегодня вы ещё слабы, — проговорила она так, словно сама и была тем доктором, что прописал ему покой. — А завтра папа вас пригласит к нотариусу для обсуждения условий договора.

Она говорила об этом так, словно они просто заключают деловое соглашение! Впрочем, так оно и было в известных кругах. Брак — это серьёзнее, чем партия джута. Чего же ради ей лукавить? Они совершенно незнакомы и было бы очень глупо делать вид, что она взволнована предстоящим браком.

Голова у Фредерика закружилась, в глазах вдруг замелькали белые мухи. Почему-то пришёл на ум портрет. Эти белесые розы на заднем плане, как они отвратительны.

— Вы знаете, Глория, — заговорил он. — мы уедем с вами далеко отсюда. Я так привык к теплу. А там тепло, там даже зимой тепло.

— Вы ещё слабы, — ласково сказала она. — Спите, завтра всё будет хорошо.

Он почувствовал осторожные прикосновения салфетки, собирающей холодный пот с его лба, и провалился в сон.

Сон был странным. Во сне он встал и направился на выход. Тяжёлая дверь не скрипнула, в коридоре тускло горели свечи. С усилием перебирая ватными ногами, Фредерик упорно шёл по нескончаемому коридору и сам не понял, как очутился во дворе. Он ожидал увидеть сад, но все растения повяли. Вместо ярких роз, левкоев и гиацинтов везде торчали засохшие стебли. А на стенах вместо буйно разросшихся вьюнов, плюща и хмеля висели бурые, перепутанные бороды.

"Совсем, как водоросли", — подумал он и испугался.

Дорога вывела его в конец сада, куда он ещё ни разу не заглядывал. С той стороны сад ограждала высокая кирпичная стена. А у самой земли, в зарослях, скрывалась маленькая дверь. К ней вели, как в подвал, ступени. Замирая непонятно от чего, Фредерик спустился по раскрошенному камню и дёрнул дверь.

Накиданный непогодой мусор мешал открыть её, и юноша принялся отгребать сопревшие листья, землю и щепки ладонями. Наконец, расчистив вход, он с усилием отворил низенькую дверцу и вошёл в образовавшуюся щель. И сразу понял, что попал в склеп и кинулся обратно. Но дверь исчезла. С беззвучным криком он шёл вкруг стен, стараясь не глядеть на пыльные гробницы. Потом вдруг пришла уверенность, что стоит только заглянуть в гробы, как всё закончится. Мёртвые Макгибуры просто хотят видеть жениха леди Глории.

Тяжёлые крышки гробниц, высеченные со старинной солидностью из одного куска мрамора, поддавались с большим трудом, но Фредерик упорствовал, весь обливаясь потом — он усердно двигал очередную крышку, вызывая сухой скрежет камня по камню. Внутри саркофагов обнаруживались сухие кости и сгнившие остатки погребальных одежд. Наконец, открыв все крышки, он огляделся. Мёртвые стали переговариваться. Они обсуждали кандидатуру жениха. Странный это был консилиум. Макгибуры были явно недовольны тем, что сэр Фредерик недостаточно родовит.

— Ей следовало выйти за сэра Кларенса. — скрипуче проговорила костлявая мумия с одинокой седой прядью на виске. Всё остальное съело время.

— Я не согласна с вами, сэр Джонатан, — возразила дама с жёлтыми зубами, — сэр Кларенс оказался недостоин: он утонул!

— Давайте спросим сэра Кларенса! — расшумелись прочие.

— Юноша, откройте вон тот гроб, — распорядилась жёлтая особа.

Измученный мертвецами Фредерик направился к последнему гробу. Это был простой деревянный ящик, хотя и крытый лаком. Он тронул крышку, и она легко слетела. Никого в том гробе не было, зато лежали бурой массой водоросли. И они еле шевелились! Фредерика затошнило, он бросил крышку и кинулся прочь.

9.

Наутро сэр Фредерик ничего не помнил. Только слабый холод в голове напоминал о лихорадке.

— А вот и гость наш дорогой! — обрадовался Гордон Макгибур. Он сидел в компании невысокого кругленького человека. У того были тоже круглые очки и редкие волосики на голове. Модный ворот сюртука доходил ему до ушей, и голова сидела в галстуке, словно в гнезде.

— Приветствую вас, мой юный друг! — с противной фамильярностью старого циника встретил его нотариус. Очевидно, именно за этой птицей и ездил в Эдинбург Гордон Макгибур.

Странный слабый запах привлёк внимание молодого человека. Пахло чем-то таким, чем не должно пахнуть в гостиных.

— Садитесь к нам за наш круглый стол, — пригласил его хозяин дома. — Разговоров будет много.

И Фредерик сел за чёрный полированный столик с истёртой серединой. Под лаком ещё виднелась мозаичная картина: рыцарь с открытым забралом на коне побеждает другого рыцаря и тоже на коне. Лицо у героя с гербом Макгибуров стёрлось от многих сотен конов карточной игры. Но Фредерик был уверен, что два-три зёрнышка мозаики должны изображать седую прядь.

Разговор был вправду долгим, и Фредерик призвал себе на помощь весь свой коммерческий талант. Обговаривали множество условий.

— Вы мой единственный наследник, — льстиво говорил обнищавший Макгибур и сулил за своей Глорией весь замок с прилегающими окрест землями. Впрочем, негоциант, хоть и был слаб, тем не менее, был убеждён, что все земли давно уже не принадлежат дому Макгибуров. Он требовал показать закладные.

Фредерик был твёрд, но болезнь своё взяла. Сам не зная, как, он сдавал одну позицию за другой. Странный запах, витавший в воздухе, словно усыплял его. Наконец, он с трудом сумел понять, что там зачитал ему нотариус. Выходило, что в случае внезапной смерти его жены, сэр Фредерик получает в наследство весь замок и все окрестные владения. А в случае смерти самого Фредерика, владельцами его многочисленных плантаций, фабрик и всего торгового дома становится его жена. Тут же обговорили и правила наследования. Если после смерти Фредерика, его жена скончается, то во владение вступает самый младший из Макгибуров.

— И кто же из вас младше? — спросил совсем уже уставший коммерсант. — Вы, Гордон, или леди Лаура?

— Леди Лаура не в счёт, — оповестил его владелец дома Макгибуров. — В контракте указаны прямые наследники, а она жена моего покойного брата.

Странный же был это контракт.

До обеда было далеко, и Фредерик отправился искать Франциска. Леди Глория где-то скрывалась. Может, помогает по хозяйству, сообразил молодой человек. Макгибурам приходится скрывать, что у них так мало прислуги. Кто же убирает эти огромные комнаты?

В библиотеке художника не было, и Фредерик ещё раз взглянул на портрет. Задний фон неуловимо изменялся. Роз уже не было совсем, только бледные стебли с листьями. Под этими поредевшими ветвями стала просматриваться кирпичная кладка. Лицо самой леди утратило свежий юный цвет и приобрело печальную бледность. Большие светлые глаза смотрели чуточку устало. Но всё же она была дивно хороша.

Фредерик терялся в догадках: не нарочно ли живописец подправляет картину? Уж больно разителен контраст между леди Глорией вчерашней и ею же сегодняшней. Ему страшно хотелось потрогать краску на лице пальцем, но он боялся повредить сохнущий слой. Наконец, решился и протянул было мизинец, как вдруг сзади раздался слабый кашель. Сэр Фредерик подпрыгнул и отскочил от картины. За его спиной стоял горбун и смотрел подозрительным взглядом из-под своей спутанной чёрной шевелюры.

— Простите, — растерянно пролепетал жених, — я только хотел знать...

— Si? — мрачно отозвался библиотекарь.

— ...высохла ли краска, — совсем уничтоженный, договорил Фредерик и залился ни с того, ни с сего румянцем.

Калека отвернулся и отправился вглубь библиотеки. А после него остался едкий запах не то лекарств, не то горелой канифоли.

10.

Головокружение прошло, и Фредерик почувствовал себя бодрее. Вышел на террасу и огляделся. Никого. Тогда отправился искать художника на озере, где тот рисовал намедни свой пейзаж.

У мостка была привязана лишь одна лодка. Та самая, из-за которой он попал в беду. Рваный парус так и остался висеть, слегка шевеля под ветром растрёпанными краями. Кто же на второй лодке и куда она девалась? Неужели Франциск уплыл на ней, зная, что произошло два дня назад?!

От нечего делать молодой человек направился вдоль береговой линии. Вода стояла неподвижно, как будто в озере нет ни малейшего течения. Это серое безмолвие тревожило и навевало дурные мысли.

Небо словно поглотило солнце. Казалось, что в окрестностях дома Макгибуров встало само время.

Идти было довольно легко — песчаная полоса вдоль края воды слегка влажная и оттого хорошо держала.

Фредерик пытался разобраться в своих мыслях. Ему всё время что-то тут не нравилось. Не нравился этот мрачный дом, владение которым ему было нисколько не нужно. Не нравились и обитатели его, кроме леди Глории. Разве что заезжий художник был интересным собеседником. В постели ночью он замёрз, хотя весь вечер топили камин. Всё тепло куда-то улетучивалось. Никуда не годным был стол. Но особенно его тяготила временная ограниченность в передвижении, а именно то, что его лошади пока не годны к упряжке. И зачем вообще ему надо было свататься к этой странной семье? Других разве мало девушек? И побогаче! Нет, надо было соблазниться на посулы всяких тёток и потянуться за древним титулом. Ещё не поздно отказаться, контракт не подписан и Фредерик свободен. Немного будет неудобно, но коммерсанту не привыкать справляться с этим.

Он остановился и с удивлением посмотрел под ноги. На влажном песке явно виднелись следы. Кто-то прошёл совсем недавно и в том же направлении, что и Фредерик. Следы явно мужские, судя по размеру. Шедший ставил ноги криво и сильно подволакивал носами. Уж не горбун ли здесь бродил? Заинтригованный сэр Фредерик бросился по следу. Тот забрёл в прибрежные заросли и на некоторое время потерялся. Молодой человек хотел уж бросить свою затею, как вдруг услышал неподалеку ворчание и возню. Кто-то с ругательствами и сопением что-то делал в ивовых зарослях.

— Ах ты, проклятая, чтоб ты была неладна! — с азартом выражался некий оборванец, с досадой распутывая занятную рыбацкую снасть. Он продолжал что-то ещё бурчать, насаживая на крючки наживку.

— Ой! Что такое?! — перепугался он, когда под ногой молодого следопыта треснула ветка. — Господин Макгибур, я ничего!.. а, это не старик!

— Что это ты тут делаешь, негодник?! — сурово воскликнул сэр Фредерик.

— Ещё чего! — нахально ответил грязный и оборванный ловец. — А ты-то кто такой?!

— А я тут просто прогуливаюсь, — рассмеялся Фредерик.

— Дурное место ты выбрал себе для прогулок, — сварливо отозвался старик, — Я-то хоть от нужды тут околачиваюсь. В озере у Макгибуров карпы здоровые, как собаки!

— Понимаю, — с пониманием ответил Фредерик, — рыбку любим кушать.

— Да какая к чёрту рыба?! — рассердился старикан, — Кто тут будет есть рыбу из озера, где полно мертвецов?! Ясное дело, отнесу на рынок в N и выручу немного денег!

— Что за мертвецы? — остолбенел сэр Фредерик.

— Э, милый, да ты, видать, из этих, из приезжих? — с небрежностью сказал рыбак, закидывая в воду с бережка распутанную снасть. — К Макгибурам нет-нет, да и заглянет какой-то олух. Да только немногие обратно возвращались.

Фредерик вздрогнул. Что-то встревожило его.

— Озеро мертвецов своих не отдаёт. — сообщил старый пройдоха. — Если кто попался, так уж не вышел. Пять лет назад затеяли тут было свадьбу. Молодая леди тогда ещё была красоткой, выезжала в N, даже в Эдинбург. Влюбился в неё молодой красавец, тоже из приезжих. Хоть и небогатый, но как приедут они на его бричке в городок, так все и любовались на красивую пару. Да только старый Макгибур был очень зол. У жениха состояние ничтожное, а титулом-то одним сыт не будешь! Зато, говорили, хорош был живописец. И братец леди Глории был против.

— У неё есть брат? — удивился Фредерик и вспомнил об условиях завещания.

— Был. Потому что вышло что-то у них однажды с этим женихом. То ли повздорили, то ли ещё чего не поделили. Только надумали молодые бежать. И придумали сесть в лодку да поплыть через озеро. С южной стороны можно выбраться на широкую дорогу. Леди Глория собрала все драгоценности Макгибуров в сундучок. Той ночью сели они в лодку и поплыли. А наутро лодка приплыла обратно. И в ней лежит одна девица. Ни сундучка, ни женишка!

— А ты откуда знаешь это? — усомнился Фредерик.

— Так я их и ждал на бричке с южной стороны. Да только дело не выгорело. Уж не знаю, что там у них случилось, только думаю я, что брат леди Глории и женишок этот друг дружку поубивали. И под горой, где лестница спускается, нашли тело Седрика! Дурные люди, эти Макгибуры! А ты-то, не из ихних гостей будешь?

— Да. Я посватался к леди Глории.

— Ох! — испуганно вскрикнул старый рыбак. — Говорила мне покойница жена: не пей перед рыбалкой!

Он торопливо принялся сматывать снасти, не замечая, что наворачивает на себя и крючки, и рыбу. И торопливо бросился вверх и дальше по склону.

— И ничего я не видел... — доносилось бормотание, — ...и ничего не знаю! И, режьте меня, ничего не скажу!

11.

Франциск встретил Фредерика на террасе.

— Здесь что-то странное творится! — взволнованно шепнул он. И потащил молодого человека куда-то в сторону от главного входа. В торце здания оказалась маленькая низкая дверь чёрного хода. Отсюда прислуга должна выносить помои с кухни.

Оба спрятались за пирамидами давно нестриженного самшита. На дворе уже темнело, и можно было не опасаться, что кто-то их увидит в густых тенях меж декоративными кустарниками и каменной стеной.

Из двери вышла леди Лаура и, тяжело перегибаясь, вынесла корзину с золой. Она удалилась куда-то в сторону.

— Не кажется вам всё это странным? — нарушил молчание Фредерик. — Зачем свояченице выносить угли, когда есть конюх и садовник?

— Кажется, — прошептал в ответ Франциск. — Но есть нечто ещё более странное. Я наблюдаю это второй вечер.

В вечернем неподвижном воздухе раздалось слабое скрипение откуда-то со стороны — явно звук открываемой калитки. Оба навострили уши.

По мощёной дорожке шла фигура. Она была закутана в плащ с капюшоном. Открыла дверь и тихо вошла внутрь.

— Ты видал? — возбуждённо спросил Франциск.

— Ну и что? — недоумевал сэр Фредерик. — Кто-то пришёл через калитку.

— А, ты ещё не видел! — и художник торопливо потащил его за руку.

— Теперь смотри!

На серых камнях явно выделялись мокрые следы. Они вели в чёрный ход. Молодые люди открыли дверь и вошли внутрь. Там, в слабом свете свечи, оставленной у двери леди Лаурой, на каменных плитах пола опять же оставались мокрые следы.

— Кто-то неудачно покатался на лодке, — сказал Фредерик. — Я видел сегодня утром, что одной лодки нет на месте.

— Это я брал её, — отвлечённым голосом сказал художник. — Прокатился по тихой погодке и с центра озера и писал пейзаж.

— Я больше на лодке не каталец! — с дрожью ответил Фредерик.

Дверь отворилась, и оба вскрикнули. Вместе с тем раздался третий крик.

— Ох, молодые люди! — с негодованием воскликнула леди Лаура, одетая в старую шаль. — Что это вы вздумали прогуливаться возле входа для прислуги?!

— А вы, леди Лаура, разве прислуга? — пробормотал, смутившись, Фредерик.

— Я другое дело! — сурово возразила свояченица хозяина. — Я приехала, чтобы помочь брату моего покойного мужа. Это святое дело. А вам советую соблюдать порядок и не ходить теми путями, которыми ходит прислуга!

Она решительно прошла меж молодых людей и удалилась с большим достоинством. Видимо, она и вправду выполняла святой долг тем, что подменяла в этом доме отсутствующую кухарку.

Больше разнюхивать тут было нечего, и двое следопытов направились в библиотеку, поискать какие-нибудь летописи о доме Макгибуров.

На месте им сразу попались на глаза большие фолианты. И в одном из них молодые люди нашли развёртку с картиной генеалогического дерева Макгибуров.

Само дерево было изображено очень натурально. На искривлённых его ветвях сидели большие листья, а на них изображены чёрной тушью головы знаменитых Макгибуров. Наверняка все те, что красуются в галерее. Но у этого дерева было много тупых ветвей, и выглядели они очень странно. Толстая ветка заканчивалась листом и голова, нарисованная на ней, казалась выглядывающей из дупла. Можно подумать, что дерево поглотило человека.

Оказалось, что все мужчины из боковых отростков гибли очень рано, едва достигая двадцати пяти лет. Здравствовал лишь главный корень. Выходит, состояние Макгибуров сосредотачивалось исключительно в этом доме. Так отчего же они так обеднели?

— Сдаётся мне, — пробормотал художник, просматривая все записи, — что было в этих ранних смертях что-то неестественное.

— Недаром рыбак сегодня так перепугался, — заметил Фредерик и рассказал Франциску странную историю, услышанную днём.

— Наверно, это была большая любовь, если она пять лет после этого не искала замужества, — подумал вслух живописец. — Признаюсь вам, мне тоже некоторое время нравилась леди Макгибур.

Фредерику было не очень приятно выслушивать эти признания не слишком церемонного Франциска и он отвлёкся от мысли, кто же мог проникнуть в дом с мокрыми ногами. Впрочем, может, это прислуга из маленького селения приходит подрабатывать на уборке.

12.

Вечером всё общество собралось в гостиной. Старый Макгибур тщетно пытался развеселить общество. Кончилось всё тем, что они сели вчетвером играть в вист, а библиотекарь присел на кресло возле камина. Пожилая леди Лаура вязала на спицах.

Глория была рассеяна и постоянно проигрывала. Зато её отец был отменным игроком. Игра на некоторое время заняла внимание Фредерика, как вдруг досадливый возглас тётушки Лауры прервал вист.

— Да что это такое! Свеча всё время гаснет!

Пожилая леди в который раз доставала серные спички и зажигала высокую свечу. Многочисленные потёки с одной стороны согнули стеариновый столбик. Свеча явно погибала.

— Бросьте, Лаура! — недовольно отозвался хозяин. — Идите к нам играть!

— Карты — занятие бесовское! — назидательно ответила тётушка и снова зажгла свечу. Пламя явно накренилось в сторону играющих.

— Вот, видите, даже свечка указывает вам праведный путь! — пошутил Макгибур.

— Не богохульствуйте, Гордон! — возмутилась суеверная Лаура. — Не ровен час, накличете беду! Не зря же свечка всё время гаснет! Ты сколько лет не исповедовался, брат?

— Да это просто из двери тянет, — рассмеялся хозяин. — Кто-то дверь забыл закрыть.

— Пойдёмте с вами, прогуляемся по террасе, — пригласила Фредерика леди Глория. И он не мог отказаться от этого приглашения, оставив вист на старого Макгибура, на художника и на библиотекаря.

Довольно долго она была молчалива. И Фредерик мучался, не зная, что сказать. Все фразы, которые возникали в голове, были какими-то банальными.

Снаружи бился в окна ветер, летели сухие листья. Озеро странно волновалось при свете полной луны.

— Наша с вами свадьба через три дня, — заговорила леди. — Мне кажется, что вы ощущаете неловкость.

Фредерик начал оправдываться и уверять её, что ничего подобного он не испытывает. И сам досадовал на себя за эти сбивчивые фразы. Надо признать, что леди абсолютно права: он чувствует себя здесь так неловко!

Она не слушала его слова. Глория встала у решетчатого окна, слегка закинула лицо и прикрыла светлые глаза. Фредерик невольно замолчал и засмотрелся на это бледное лицо, обрамлённое массой чёрных локонов. Лёгкие тени от ресниц под глазами. Высокий белый лоб. Надо признать, что леди Глория красавица, но слишком уж печальна.

"Вест-Индия вернёт ей цвет лица", — подумал Фредерик.

— Где будет бракосочетание? — спросил он.

— Здесь, — ответила девушка, — Из N прибудет пастор. Папа слишком горд, чтобы провести венчание в деревенской церкви под взглядами и пересудами всех зевак. И слишком беден, чтобы заказывать свадьбу в Эдинбурге. Потом, Фредерик, вы сможете провести всю церемонию, как будет вам угодно, в Вест-Индии, или на Ямайке.

Она невесело засмеялась.

— Простите, Глория, — твёрдым голосом сказал сэр Фредерик. — Но я, как будущий ваш муж, хотел бы знать о вашем прошлом. У вас прежде был жених?

— Да, был, — ничуть не смутившись, ответила девушка. — Но мой отец слишком корыстен. Он не захотел, чтобы я вышла замуж за человека небогатого.

— И куда же он девался? — со внезапно похолодевшим сердцем спросил жених.

— Уехал, — она пожала плечами, — Не скажу, что я сильно его любила, но очень надеялась вырваться отсюда. Дом Макгибуров — просто склеп!

Эти последние слова были сказаны с такой горячностью, почти с ненавистью. И Фредерик не посмел продолжать расспросы. Его решимость угасла сама собой.

— Это он нарисовал портрет в библиотеке? — пробормотал он, чтобы хоть немного сгладить неловкость от допроса.

— Нет. Это рисовал мой брат, Седрик. Он погиб в то же лето, когда не состоялась наша свадьба с Кларенсом.

"С кем?!" — едва не воскликнул Фредерик, но подавил возглас.

— Вам стало дурно? — забеспокоилась девушка. — Вы странно побледнели.

— Нет, нет, ничего, — забормотал молодой человек, чувствуя, как по спине и в самом деле стекает холодный пот.

Открылась дверь гостиной и в проёме возникла тётушка Лаура.

— Глория, — недовольно сказала она. — Не слишком ли вы долго беседуете наедине? Это неприлично!

Девушка с улыбкой глянула на Фредерика.

— Давайте соблюдать приличия, — шепнула она. — У нас в провинции чем дом беднее, тем более печётся о приличиях.

В гостиную подали поднос с печеньем и чай.

13.

— Как вам вист? — спросил Фредерик художника, удаляясь вместе с ним в сторону своих спален.

— Мне масть на ум не шла, — признался тот. — Вы не находите, что эта тёткина свеча весьма занятна?

— Чем же она так занятна?

— Вы, мой друг, ненаблюдательны. Опускаю все рассуждения и скажу прямо: за тёткиной спиной есть потайная дверь! Как бы пошарить там, среди этих дубовых панелей! Где-то точно нажимается какая-нибудь планка!

Печенье было пережжённым и вызвало у Фредерика явную изжогу. Наверно, таким же состоянием мучается и Франциск, ведь он с аппетитом сгрыз несколько штук, чем вызвал одобрение титулованной кухарки. Зато более опытные Макгибуры, и отец, и дочь, нашли удобный предлог и отказались от сомнительного угощения.

Поэтому сон Фредерика был неспокойным и сумбурным. Ему снилось, что он встал с постели и пошёл искать на кухню соду. До этого он долго собирался сделать это, но всё надеялся, что как-нибудь в желудке успокоится. Уж больно не хотелось покидать нагретую постель. Но жжение стало непереносимым, и он решился — накинул халат и сонно поплёлся по коридору со свечой. Потом почему-то очутился в гостиной. На столике ещё лежали брошенные карты. Фредерик начал искать, как пройти на кухню, шёл вдоль стены и толкал рукою тёмные панели. Дверь куда-то подевалась и он уже начал злиться. Вдруг под рукою поехала часть стены. Вспомнилось почему-то, как Франциск с азартом рассказывал про тёткину свечу.

Фредерик сонно усмехнулся и вышел из гостиной. Коридор отчего-то сильно сузился, и куда-то потерялись все двери из него. Потом появилась лестница. Тут, сам не зная, почему, Фредерик поставил свечку на пол и дальше пошёл на ощупь. Откуда-то взялась уверенность, что он знает, чего ищет. Приблизился к стене и открыл глазок. Приник к нему и увидел двух молодых людей в библиотеке. Один из них был он сам, второй — Франциск Медина. Они листали фолианты и переговаривались. Пальцы Фредерика нащупали в темноте какой-то рычажок, и стал слышен ясный звук разговора.

— Представь себе, она мне солгала, — с удивлением услышал он собственный голос. — Леди Глория сказала, что Кларенс уехал. А старый рыбак сказал, что бедный художник утонул!

— Как это скверно! — со смехом отозвался живописец. — Вот уж не думал, что они меня утопят!

Изумлённый и ничего не понимающий Фредерик увидел, что беседует в библиотеке он не с Франциском Мединой, а с Кларенсом! У того тоже были длинные завитые волосы, одет он был в свободную рубашку с рюшами, которые так любит носить богема живописцев из Латинского квартала. Только на шее почему-то висели водоросли.

"Ну, брат, ты и лукавец!" — с гневом подумал облапошенный жених. Вот так попался! Они тут инсценировали смерть Кларенса и жили преспокойно целых пять лет! А потом у них денежки иссякли, и хитрецы придумали провернуть втихую свадьбу! Нашли богатого сиротку, муж изображает живописца! А портрет на самом деле рисовал брат! То-то она к Фредерику так холодна! Вот что значил тот разговор на берегу, в первый день его приезда! У них всё продумано. Конюх разобрал ландо, испортил лошадей. Даже от прислуги избавились, чтобы всё скрыть! Поэтому тётка хозяйничает на кухне. Притащут сюда пастора из N, чтобы в деревне ничего не знали!

Фредерик сел на холодные ступени и принялся рыдать так горько, так с надрывом, но совершенно беззвучно. Сколько он ни силился издать солидный звук, ничего не получалось. Никто не прибежал и не раскаялся. Чем больше ярости он исторгал из своей души, тем становился раздражительнее. Никак невозможно было утолить, насытить, прекратить этот разнузданный пожар в душе!

14.

Наутро хмурый Фредерик отправился проведать лошадей и маленький изящный экипаж, в котором думал увезти из этой северной глуши свою невесту. Дают ли им хоть сена? Или, может, тоже морят голодом?

Обеих лошадей в конюшне не было, как не было и конюха. Ландо стояло одной стороной на чурбаке. Ни колеса, ни оси!

— Господин Макгибур! — ворвался он с остатками ночного гнева к хозяину дома. — Где мои жеребцы?! И почему ваш конюх так и не починил ландо?!

— Помилуйте, мой юный друг! — шутливо развёл руками Макгибур. — Да было б из-за чего вспылить! Наш конюх доложил мне нынче утром, что лошадей надобно показать ветеринару. Вы, видимо, в дороге доверяли всяким коновалам ухаживать за лошадьми. А те нарочно портят лошадей и экипажи, чтобы сорвать побольше денег. Да слишком вы просты и не заметили их хитростей. Вот лукавое мужичьё и отпустило вас с подпорченными лошадьми. У одного заноза под седлом, а у второго камешек под подковой. А уж про ландо не говорю: песок во втулке! Надо заказать другую.

В продолжение всей добродушной речи старого Макгибура Фредерик чувствовал, как краска заливает его щёки. Что за идиот! Какие надумал обвинения! Ну готовит тётка плохо, но это не её вина — она хотела только помочь брату. Семья так сильно обеднела, не все умеют вписаться в новое время. Когда-то в стойлах Макгибуров было много лошадей.

— Пойду, прогуляюсь перед завтраком по бережку, — смущённо пробормотал он.

— Идите, мой друг, — спокойно отозвался Макгибур, — Только не заходите в лес. Здесь глухое место, можно нарваться на волков.

Слегка струхнув от такого напутствия, Фредерик решил не нарушать совет и не сходить даже с лестницы.

Прежде того он надумал навестить Франциска. Ему было совестно, что он во сне плохо думал о художнике. Впрочем, в этой удручающей глуши лезут в голову такие мысли! Молодой коммерсант привык всегда быть в гуще событий, среди людей, а тут время еле тянется — всего лишь пятый день он в доме Макгибуров, а кажется, что живёт здесь вечно!

Фредерик зашёл к приятелю, но в комнате художника не оказалось.

"Наверно, опять рисует где-нибудь свои картины", — догадался он. И направился в библиотеку, чтобы посмотреть, не изменился ли ещё портрет.

Едва стронулась с места тяжёлая дубовая дверь на толстых металлических петлях, как Фредерик уловил звуки разговора. По баритону и быстрой французской речи он сразу понял, что говорит Франциск. И говорил он с молодой леди!

— Глория, я знаю, что моё присутствие тяготит тебя. Но мне, право, нелегко видеть, как этот скоробогатенький молодчик увивается вокруг тебя и без конца бормочет о своих нелепых чувствах.

— Оставь, пожалуйста, — тихо ответила Глория, — Он ни в чём не виноват. Зачем ты растревожил меня? Мне так тяжко в этом доме. И я хочу покоя.

Фредерик беззвучно оторвался от двери. В ушах звенело. Нет, зря он упрекал себя! Ночной сон был в руку! И весь его горячечный бред был неспроста! Франциск Медина коварный обманщик! Неужели тот ухаживал тайком за его невестой?! Или в самом деле был тайным мужем?!

Но тут ему вспомнился печальный голос Глории, в нём не было ни капли страсти. Она несмело защищала Фредерика. Нет, эта женщина не способна на обман. Она лишь жертва чьей-то игры. Возможно, и отец не знал о тех интригах, что ведёт здесь парижский живописец. Нежный голос Глории снова зазвучал в ушах. Ей тяжко в этом доме. Бедняжка! Может, она не слишком привязана к Фредерику, да и откуда взяться большим чувствам, но мечтает вырваться отсюда. Перетерпеть ещё два дня.

Он очнулся и увидел, что забрёл в портретный зал. Все Макгибуры пристально смотрели на него из своих золочёных рамок. Дамы приторно кривили губы. Мужчины явно насмехались. Сэр Фредерик, говорили они, титулованный торгаш, мужицкое отродье. Куда ты сунулся со своими салонными манерами? Как ты ни пыжься, ты лишь шут в бубенчиках. Решил, что состояние делает тебя значительным? В любой нескромной шутке Макгибура больше смысла, во всём твоём существе. Ты жалкий замочек на твоей кубышке.

— Идите к чёрту, Макгибуры! — яростно проговорил сэр Фредерик, глядя на множество надменных тёмных глаз. — Я не приму на себя вашу титулованную спесь! Моя жена будет зваться Глория Уоллес, а не Глория Макгибур! И мы не примкнём к вашим останкам в склепе! У нас будет светлый дом в Индии! Он будет весь увит гибиском, а не вашим мертвящим плющом! У нас будет весело и просто! Она забудет своего художника, да и вас с ним вместе!

— Ты ничего не понял, Фредерик, — сказали портреты Макгибуров. — И поделом тебе, простак вест-индский!

15.

Он выбежал на поиски своей невесты. Где ходит леди Глория? В доме её нет. И художник куда-то сгинул. Может, снова увивается за девушкой по бережку и уговаривает её склониться к своим ветреным затеям?

Фредерик поспешно сбежал по лестнице на песчаный серый берег. Холодные волны плескались под пустым помостом. Одинокий парусник словно бы застыл меж двух высоких гор.

Молодой человек до рези в глазах всматривался в него. Две там фигуры или одна? Но ничего так и не смог разобрать. Слишком далеко. И тут на ум пришла идея: а если обойти озеро по бережку? Парусник стоит к нему кормой и потому ничего не видно. А с одной из тех высоких гор можно увидеть его не только сбоку, но и гораздо ближе! Примерно час уйдёт на путь!

Не рассуждая больше, Фредерик бросился по берегу вдоль ленивой линии воды. Очень скоро песок закончился, и начались заросли. Пришлось карабкаться по склону, уж очень круто уходила в воду горка. В какой-то момент нога сорвалась и поехала по траве. Фредерик с криком уцепился за деревцо. То задержало падение почти у самой воды. Но подошвы угодили во что-то мягкое и благодаря этому туфли не хлебнули воды.

— О, слава Богу! — взмолился Фредерик, представив, как ледяная вода заливается в ботинки.

Он взглянул, на что попали его ноги, и едва не потерял рассудок. С воплем ужаса молодой человек ринулся наверх, цепляясь за всё, что только попадалось под руку. Наконец, дрожа, он остановился и оглянулся.

Под крутым бережком лежал утопленник. Голова и верхняя часть плеч застряли в растительности, а ноги утопали в тёмной воде. Он лежал лицом вверх, опутанный своей нехитрой снастью, и побледневший Фредерик узнал недавнего своего собеседника. Рыбак из местной деревушки утонул.

Идти дальше больше не хотелось. Почему-то смерть почти незнакомого человека подействовала на Фредерика настолько угнетающе, что ему расхотелось знать, один ли художник в лодке или с его невестой.

Возможно, старый скандалист был пьян. Возможно, поскользнулся и стал биться, обвиваясь своей леской с множеством надетых на неё крючков. Они впились в его тело, и из ранок ещё сочилась кровь. Теперь карпы получат пищу.

Все эти мысли были так мерзки, что Фредерика едва не стошнило. Он торопливо выскочил на песчаную полосу и побежал скорее к дому. Надо сообщить, чтобы конюх вытащил беднягу, пока тот в самом деле не стал добычей рыбам.

В конюшне было пусто. Садовника тоже нигде не видно.

— Леди Лаура! — выпалил он, примчавшись на кухню. — В озере утопленник!

— О, силы небесные! — повалилась она на стул.

Пока он не отпоил её брэнди, она не была в состоянии хоть что-то понимать. Пришлось и самому успокоить нервы.

— Зря вы вчера мне не сказали, что видели Джона на озере, — сразу заявил Макгибур. — Старый дурень трезвым рыбу никогда не удит. И удит только чтоб напиться. Знаю я его снасти. Он этим варварским своим устройством только портит рыбу. Она потом плавает кверху брюхом и отравляет воду. Раньше я позволял ему рыбачить с лодки, а потом запретил, чтобы пьяный дурень не свалился в воду. Ну, что ж, значит, такова судьба!

Старый аристократ не пожелал сам пачкать руки о старого пьяницу и распорядился отправить конюха, чтобы тот вытащил тело на землю.

В тот вечер обед прошёл в молчании. Фредерика возмутило то спокойствие, с которым Макгибур отнёсся к гибели старого пьяницы. Франциск был сдержан. Глория лишь чуть прикоснулась к бокалу вина. А Годрика Сентона вообще ничего не касалось. Своими тёмными скрюченными пальцами он методично натыкал на вилку обесцвеченные овощи и равнодушно жевал пересолёное жаркое. Он сам-то напоминал Фредерику овощ. Более мерзкого человека ему не приходилось ещё встречать. Тётка раскисла над тарелкой и больше плакала, чем ела.

— Ваша воля, брат, — сказала она под конец обеда, — я должна пойти и поставить за него свечу.

— Какое дело утопленнику до свечи? — небрежно отозвался тот. — И вы потащитесь в такой холод в N?

— Это у вас, безбожников-протестантов, не ставят свечи за упокой, — ответила она сурово. — А я честная католичка и должна исполнить свой долг!

После столь примечательного обеда Фредерик, наконец, нашёл возможность встретиться с Глорией наедине.

— Мне очень жаль, — сказала она, прикрывая свои дивные глаза. — что ваш приезд омрачился таким тяжким событием. Старый Джон был человек не чужой в нашем доме. Когда-то он был дворецким.

"Тем более странно, — подумал Фредерик, — что сэр Макгибур так равнодушно отнёсся к его смерти"

Думая так, он поймал себя на том, что рассматривает прекрасный профиль леди Глории. Очень белая кожа и очень чёрные волосы. И эта эффектная прядь на виске. Даже скромное платье, закрытое наглухо, не делало её менее прекрасной. Только старушечья шаль портила впечатление. К такому платью должен идти белый воротничок и белый кашемировый палантин. Леди Глория вообще должна смотреться в белом.

— У вас приготовлено платье для венчания? — спросил Фредерик и тут же раздосадовал. Он совсем не то хотел сказать.

— Да, у меня есть платье, — ровно ответила леди.

И он подумал, что, возможно, это как раз то платье, что она собиралась надеть на свадьбу с Кларенсом. Не оно ли изображено на той картине?

Он мучительно искал слова, желая говорить с ней и не зная, что сказать.

— Я догадываюсь, что вас смущает, — проговорила она. — Но это совсем другое платье. В нём венчалась моя матушка. Хоть оно уже не модное, но в своё время мой отец заплатил за него целое состояние. Тогда дом Макгибуров был ещё богатым.

— А что произошло потом? — спросил Фредерик, радуясь, что нашлась тема для разговора.

— Моя мать умерла в родах. Я никогда не видела её. Отец впал в скупость, а брат начал растранжиривать все деньги, прогуливая их с приятелями из N. Вот почему отец избегает появляться там. Мы едва разобрались с кредиторами после смерти брата. Но скупость моего отца нанесла дому Макгибуров гораздо больший урон. Он рассчитал почти всех слуг. Он запустил хозяйство неумелым руководством. Мужчины дома Макгибуров никогда сами не вели дела. Годрик Сентон тот человек, который за мизерную плату и стол умеет сводить концы с концами и выжимать из нашего хозяйства деньги на налоги.

Девушка усмехнулась:

— Немного вы приобретёте, женясь на мне, сэр Фредерик.

Неожиданно для самого себя он вдруг взял её за руку и горячо заговорил о том, что мечтает увезти леди Глорию отсюда, из этой душной и холодной атмосферы, на жаркие просторы, под сень таинственных лесов. Там воздух напоен ароматами цветов, там дивные плоды, там первозданный рай. Там поются удивительные песни, там босоногие танцовщицы танцуют удивительные танцы. Там буйство красок, там бездна страсти. Там всё дышит жизнью, там хочется и жить, и умереть.

— Какой всё же вы ребёнок, — со слабой улыбкой сказала леди Глория, не отнимая у него руку. Но пальцы её были холодны, как холоден сам воздух дома Макгибуров.

— Глория, я люблю вас, — серьёзно заговорил он.

— Вы не можете меня любить, — уклонилась она от ответного признания. — Мы слишком мало знаем друг друга.

— Ещё скажите, что это говорит во мне молодость! — вскричал сэр Фредерик. — Глория, я вас умоляю, не будьте, как эти отвратительные тётки, сидящие в гостиных, словно пауки в засаде! Почему вы надели на себя эту чёрную шаль?! Я не верю, что в ваших сундуках не сохранилось более праздничной вещицы!

— Ну вот, — невозмутимо ответила она. — Вы уже начинаете упрекать меня в моих привычках. Ещё немного и вы заставите меня танцевать, как ваших танцовщиц.

Этот ничего не значащий разговор продолжался ещё примерно полчаса, а далее тётка потребовала сохранять приличия и не задерживаться до полуночи. И так уже тут нарушаются все мыслимые нормы.

— Да, мой юный друг, — с улыбкой также вмешался Макгибур. — Хоть мы и безбожники-протестанты, но тоже склонны несколько обуздывать порывы молодёжи. Хотя б и им к досаде!

Фредерик с улыбкой же откланялся.

16.

— Пойдёмте, посмотрим с вами, придёт наш мокрый человек сегодня или нет! — с таинственным видом прошептал Франциск в дверях комнаты сэра Фредерика.

Тот немного растерялся. Сэр Фредерик уже не понимал, как ему относиться к художнику. Насколько реальны его претензии к сопернику, или это всё навеял сон?

— Давайте... — немного смутился он, сбитый с толку азартом парижанина. Как бы тот не вздумал позабавиться над ним!

Спустя примерно полчаса оба уже заняли свой наблюдательный пункт уже на новом месте, снаружи каменной ограды, у тропинки, ведущей к калитке. Дорожка, выложенная разбитым старым камнем, сильно заросла с одной стороны небольшими елями, что позволило им спрятаться в наступающей вечерней тьме.

От дома Макгибуров к прочим населённым пунктам имелась лишь одна дорога — неширокая, порядком заросшая аллея. По ней приехал в своём изящном ландо сэр Фредерик. Но проходила она с другой стороны прямоугольного дома и вела прямо к парадному входу. Значит, тот, кто является сюда в сумерках, обходит дом с внешней стороны садовой ограды.

— Пока вы болели, я пытался выяснить, кто он, откуда приходит и когда уходит, — блестя в сумерках своими тёмными глазами, прошептал с азартом Франциск. Волосы его слегка растрепались, щёки разрумянились. Он был необыкновенно привлекателен в своей замшевой курточке поверх щегольской шёлковой рубашки.

Сэр Фредерик снова ощутил укол ревности в самое сердце. Они с леди Глорией замечательно смотрятся вдвоём и, пожалуй, между ними вполне может появиться чувство. Он вспомнил первый день приезда, когда застал их бродящими по песчаной полосе у озера. Он уже не слушал, что шепчет ему Франциск, ощущая себя полным идиотом. Лукавый парижанин втянул его в дурацкую затею, оболтал, обкрутил и теперь потешается над ним, делая вид, что очень увлечён слежкой за какой-нибудь бедной прислугой из деревни.

Фредерику очень не хватало непринуждённости Франциска, его остроумия, лёгких и изящных манер. Бедный купчик, околачивающийся во второсортных гостиных с видом рождественского гуся, выставленного на продажу!

Он уже раскрыл рот, намереваясь сказать что-нибудь колкое и удалиться прочь, оставив издевательскую затею Франциска без внимания.

— Вот так раз! — тихо удивился тот и без всяких церемоний дёрнул приятеля за рукав. Сэр Фредерик не успел возмутиться этой фамильярности, как в поле зрения попала тёмная сгорбленная фигура под широким плащом с капюшоном. И шла она не к дому Макгибуров, а как раз наоборот!

Едва человек поравнялся с притаившимися в засаде двумя вполне взрослыми озорниками, как художник, а следом и ревнивый жених выскочили из своего укрытия.

— А ну, красавец мой, — со смехом заявил Франциск, — показывай своё лицо!

Фигура резко остановилась и безмолвно попятилась, словно испугалась. От неё потянуло слабым, тревожным запахом.

— А, может, это барышня? — продолжал рассуждать вслух парижанин, наступая на незнакомца и тесня его к густым еловым зарослям.

— Не надо, месье Франциск, — слабо воспротивился шутке Фредерик. — Зачем пугать человека?

— Да уж не надо бы, господин хороший, — с едким недоброжелательством проскрипел над ухом чей-то голос.

Оба молодых человека резко обернулись и наткнулись на конюха. Старик был очень зол, в руках его были вилы.

— Нехорошо, господа мои, озорничать над бедными людьми, — вкрадчиво проговорил он, — И так уж из деревни никто не хочет ходить сюда да за гроши скрести полы.

— Но-но, милейший! — надменно проговорил Франциск, не проявляя никакого страха или замешательства. — К чему так много слов в таком ничтожном деле?

Конюх не отвечал, но в сгустившихся сумерках было видно, как неспокойно поблёскивают из-под длинных полуседых прядей его глаза. Вся его напружинившаяся фигура, несмотря на горб и хромоту, производила впечатление большой физической силы.

— Уж не дочка ли это ваша? — расхохотался Франциск. — Тогда прошу простить сердечно!

— А если дочка?

— Тогда мы извиняемся и удаляемся с поклоном, — насмешливо ответил молодой повеса, скучающий в глухой провинции, — И вообще, потрудитесь, милейший, заложить завтра поутру бричку. А то спозаранок вас не докличешься.

— Вы уезжаете, Франциск?! — спросил в изумлении Фредерик. Он был сбит с толку и слегка усовестился, что напридумывал для художника такую массу глупых обвинений.

— Да, в моих услугах тут больше не нуждаются, — ответил тот, — Поправить картину мне не удалось. И вообще мне многое тут не нравится. Советую и вам, мой друг, перенести сватовство поближе к добропорядочным домам. Подумать только! Я — и вдруг рассуждаю о добропорядочности!

С таким восклицанием весёлый художник расстался со своим невольным приятелем. Красотка из деревни испарилась, конюх отправился восвояси по своим делам, а порядком промёрзший Фредерик поплёлся в свою комнату дрожать в промозглом холоде постели. Ему и самому хотелось скорее уехать отсюда. И он порадовался, что прижимистый сэр Гордон не намерен затевать большую свадьбу в этом доме. Простой семейный ужин при свечах. Кажется, впервые его порадовала скупость Макгибура.

17.

Ночью разбушевалась дикая гроза. Ветер выл и бился в окна. В каминных трубах гудел воздух. Всполохи молний разрывались у самых окон. Гром и треск стоял такой, что казалось — вот-вот рухнут стены. Сквозь сплошные шквалы ледяной воды, мечущейся за окном, не видно озера. Густая листва близко стоящих к башне деревьев парка кипела под ударами стихии.

Фредерик не спал. Он пытался читать в постели при неровном пламени свечей. Дом Макгибуров очень стар и здесь полно гуляющих по коридорам сквозняков. Хорошенькое дельце предложил в приданое за дочерью старый мошенник! Едва ли можно выручить за эти стены хоть стоимость камня, потраченных на них!

"Зайти к Франциску?" — подумал он. Тот наверняка не спит и пакует саквояжи.

Фредерик накинул на себя тёплую домашнюю куртку и выскользнул за дверь.

В доме Макгибуров царило раннее средневековье. По стенам вместо фонарей горели просмолённые факелы. Их свет мрачно отражался в помятых доспехах стоящих с опущенными забралами чучел. Это бренные скорлупки, оставшиеся от былой славы Макгибуров. От их владельцев не осталось и горсти праха.

Фредерик задумался и проскочил комнату Франциска. С неприятным удивлением он понял, что попал к дверям библиотеки. И тут же вспомнил странный сон, приснившийся накануне. Как будто он прошёл из гостиной тайным ходом и наблюдал за самими собой, беседующим с Франциском. И странный же это был разговор! Но о чём? Увы, Фредерик его не помнил.

Дверь слегка скрипнула от гуляющих по коридорам сквозняков и по каменному полу пролегла полоска света.

"Неужели Франциск дописывает картину?!"

Не зная, почему, Фредерик очень осторожно расширил щель, стараясь не скрипеть.

Меж высоких стеллажей по-прежнему стояла незаконченная картина. На подоконнике светила масляная лампа, но слабый свет её прерывался блеском молний. Буря всё не утихала, и помещение время от времени наполнялось призрачным светом вспышки, затем с запозданием доносился раскатистый гул небес. Страшный свет выхватывал на мгновение из темноты тёмный прямоугольник полотна и две ноги, стоящие за ним. Затем раскаты грома сопровождали темень от тусклой лампы, ибо слабый свет масляного фитиля не мог соперничать с убийственным огнём горящей преисподней.

Заинтригованный Фредерик тихо подкрадывался, стараясь маскировать шаги за грохотом стихии. Что можно рисовать при вспышках молний?!

Заваленный большими фолиантами стол создавал меж стеллажей особенно глухую тень. За ним можно спрятаться.

Зачем он прячется? Что ответить на такой вопрос?

— Проклятье! — глухо воскликнул художник и, резко бросив кисти, отошёл от мольберта.

Изумлённый Фредерик узнал его. Это был не парижанин. Над картиной трудился Годрик Сентон, секретарь! Он стоял с искажённым лицом и смотрел на портрет.

— Проклятие, проклятие! — и закрыл лицо своими длинными дрожащими пальцами, испачканными в киновари.

"Вот оно что! — догадался Фредерик. — Наш маленький библиотекарь пытается соперничать с Франциском в живописи!" Вот кто всё время подмалёвывал картину, вызывая раздражение и недоумение у живописца! Пожалуй, горбун влюблён в оригинал!

Сэр Фредерик беззвучно засмеялся. Иметь в соперниках секретаря! Что может быть комичней?!

И тут произошло нечто, отчего веселье Фредерика моментально испарилось. Горбун направился к одному из стеллажей у стены, что-то сделал. Стена повернулась, он проскользнул в щель, и всё вернулось на свои места.

Некоторое время Фредерик ошеломлённо переводил глаза с мольберта на стеллаж. Потом подошёл к тайнику и посмотрел на картину с этого места.

Всё так! Отсюда, с этой точки в своём сне он видел самого себя и Франциска. О чем они тогда говорили?!

Ничего не понимая, он подошёл к картине и замер в испуге.

Леди Глория, бледная и печальная, стояла у каменной стены. Она была всё та же. Краски платья странно выцветали, как ни пытался Франциск вернуть им цвет. Но Годрик трудился над задним фоном. По раскиданным в досаде тюбикам и перемазанным кистям было видно, что он пытался восстановить сочный пурпуровый цвет шпалерных роз. Но от неумелых рук горе-художника все розы расползлись. На глазах у Фредерика краска потекла, как кровь. Розы превращались в куски кровавой плоти. Давно засохший холст отторгал подмалёвку, и она превращалась в жидкость. Многочисленные розы превращались в месиво, и оно текло, как кровь на бойне. Из сплошного размазанного фона слабо проглядывались искажённые в крике лица. Леди Глория, красивая и печальная, стояла на фоне ада!

Фредерик резко вдохнул воздух и проснулся с воплем. Некоторое время он судорожно хватал себя за промокшую на груди рубашку. Потом его взгляд упал на книгу, на растёкшийся воск, облепивший весь подсвечник, и он понял, что видел просто сон. Проклятая гроза навеяла дурное сновидение! Проклятая, проклятая гроза!

Молнии больше не сверкали, гром больше не раскатывался, и за окном стояла сплошная пелена дождя.

Фредерик глянул на плоские карманные часы, которые обычно клал у изголовья. Два часа ночи. Пожалуй, идти к Медине поздновато.

18.

— Месье Медина уже уехал, — сухо сообщила тётка Лаура. — Конюший ещё до рассвета отвёз его в N, чтобы поспеть на дилижанс.

Завтрак выглядел уныло. Леди Глория, как всегда, не вышла утром. Весёлого парижанина больше нет. Напротив Фредерика с мрачным видом ел тосты неразговорчивый библиотекарь. Леди Лаура ещё считала нужным выражать деверю порицание за легкомысленное отношение к смерти.

— Я поставила за бедного Джона восемь свечек и заказала отпевание, — скорбно сообщила она.

— Вот и хорошо, — согласился Гордон Макгибур. — Хоть он был плохим дворецким, но очень славным рыбаком!

— Брат, вы возмущаете меня, — сквозь зубы процедила леди. — Ваши шуточки вас доведут до ада.

— Помилуйте, сестра! Да я и в мыслях не имел! Я просто хотел сказать, что смерть от утопления старому Джону предписана была заранее! Ему ещё покойная его жена сулила! За пьянство и страсть к браконьерству. Но вы правы, Лаура, мне жалко старика.

— Прости ему, Господи, ибо не ведает, что творит, — пробормотала, перекрестившись, леди Лаура.

Завтрак закончился в молчании.

Фредерик умирал от тоски. Заняться было нечем. Без Франциска Медины дом словно вымер. От нечего делать молодой человек поплёлся в библиотеку, надеясь не застать там этого противного горбуна, приснившемуся ему ночью.

Взгляд, брошенный на стол, заваленный фолиантами, вызвал в памяти странное сновидение. И Фредерик подошёл к портрету. Там не было никаких красных потёков. Но серая стена с такими же серыми размазанными пятнами на месте роз ещё больше выцвела. И леди Лаура казалась ещё бледнее и печальнее. Её платье стало походить на грязный шёлк. Её волосы утратили глубокий чёрный цвет и превратились в какую-то старческую седину. Щёки словно ввалились. И только глаза пока ещё жили. Портрет погибал прямо на глазах.

"Наверно, здесь плохая атмосфера", — подумал Фредерик. Он как-то пытался заниматься в школе живописи, но ничего хорошего из этого не получилось. Зато узнал, что недодержанная краска может в условиях сырости распасться на ингредиенты и потечь.

Он тронул пальцем непросохший задний фон и к коже пристал кусочек диаметром с горошину. Запах краски был отвратителен. Она воняла, как гниющие водоросли и на ощупь была слизистой.

Когда же это было сделано? Франциск Медина не прикасался к картине более трёх дней.

Дом душил его и был противен Фредерику. Он как никогда ясно понимал тоску Глории и её стремление бежать отсюда. Даже тётку Лауру ему было жалко. Вполне понятно её постоянное раздражение, хотя она и стремится сдерживать себя. Наверно, до перестройки замок Макгибуров был намного лучшим местом.

Он шёл по замусоренной водорослями прибрежной полосе. Ночное буйство стихии вынесло на берег множество гниющих останков из придонной растительности. Они издавали неприятный запах, и Фредерику казалось, что весь дом и весь воздух здесь пропитан этим мерзким запахом разложения. Молодой человек брезгливо обошёл большую кучу, по которой прыгали суетливые чайки, и тут увидел в воде очень странные водоросли. Подойдя ближе, Фредерик подобранной тут же палкой подцепил их и с ужасом узнал в красноватом цвете волокон волосы Франциска! Художник не завивал локоны! Они были от природы волнистыми! И легко узнавались в этой перепутанной мокрой массе!

Фредерик вскрикнул и опрометью бросился обратно к дому. Едва преодолев лестницу, он влетел, запыхавшись, на кухню, к миссис Лауре.

— Франциск утонул в озере! — выкрикнул он, валясь без сил на лавку.

— Бог с вами, сэр Фредерик! — изумилась титулованная кухарка. — Как мог художник утонуть, когда я сама видела, как он садился поутру в присланный из N экипаж?!

— Почему меня не разбудили?! — нервно выкрикнул сэр Фредерик. — Я тоже хочу отсюда уехать!

— Что здесь происходит? — удивился Макгибур, входя на кухню. — Я шёл мимо и услышал крики. Подумал было, что ещё кто-то утонул.

— Да вот, сэр Фредерик волнуется. Он думает, что утонул месье Медина. — пожав плечами, сообщила Лаура.

Сэр почувствовал себя неважно — никто ему не верил. Макгибур сочувственно посмотрел на будущего родственника.

— Я видел его волосы у берега, — упрямо проронил тот.

— Ах, вот оно что! — воскликнул хозяин. — Это водоросли, растущие на глубине почти в центре озера. В сильную бурю их срывает с места и выносит на берег. Старый Джон тоже спьяну, бывало, прибегал ко мне с криками, что в озере покойник.

Фредерик был полностью сконфужен.

— Да полно вам, мистер Фредерик, — ласково сказала тётка. — Это всё холодный воздух ...шира. Вот женитесь на нашей Глории и уедете отсюда. И всё забудете, поверьте мне.

Старый Макгибур с улыбкой подтвердил то же.

19.

— Почему бы нам не заглянуть в ваш сад? — спросил Фредерик, прогуливаясь с Глорией по аллеям запущенного парка.

— Я не хочу, — ответила она. — Стены сада слишком стары и могут обвалиться, поэтому там ничего не делают. Растения одичали и смешались с сорняками.

— Зачем же вам садовник, если он не работает в саду? — спросил Фредерик, радуясь, что есть тема для разговора.

— А куда девать старика? Родственники его все умерли. Он питается у моего отца и кое-как убирает сор вокруг дома.

— Когда мы поженимся, я выделю средства на ремонт этого дома, — сказал Фредерик, пытаясь немного польстить её аристократическому чувству.

— Да пусть он совсем обвалится! — со внезапной злостью ответила леди Глория.

Фредерик был ошеломлён.

— Вам это странно? Вы просто новичок здесь. Макгибуры творили много гнусных дел. — ответила на его изумление девушка.

— Послушайте, Глория... — дрогнувшим голосом обратился он к невесте.

— Уезжайте отсюда, Фредерик, — внезапно сказала она.

Он был поражён сверх меры. Вне себя от неожиданности, сэр Фредерик огляделся, словно надеялся увидеть что-то, что убедило бы его, что он спит. Его взгляд упал на окно второго этажа. Портьера была отодвинута и за стеклом маячила фигура. Она тут же отпрянула, и тяжёлая портьера вернулась на место. За ними следили? Кто? Старый Макгибур, боящийся лишиться зятя, или этот неразговорчивый горбун?

— Я не могу понять... — забормотал он, залившись краской.

— Простите меня, Фредерик. — покорно извинилась леди. — Это просто нервы.

— Да. Я тоже утром всполошил всех. — ответил Фредерик. — мне привиделись в воде волосы Франциска. Простите, Глория, я ревновал вас к месье Медине. Мне казалось, что вам нравится та фамильярность, с которой он обращался к вам.

Он ожидал, что она засмеётся и станет уверять, что никаких отношений у неё с Франциском не было. Но Глория словно окаменела, и эта напряжённая неподвижность склонённой шеи вселила в бедного молодого человека тревогу.

— Поймите, Глория, я не ревную. — покаянно произнёс он, досадуя на недостаток светского воспитания. — Я даже не хотел вам ничего такого говорить... Я только...

— Вы очень добры, сэр Фредерик. — сказала она, поднимая на него свои светлые глаза. — И мне вас очень жаль.

С этими словами она повернулась и ушла, оставив разгневанного Фредерика на заросшей тропинке парка. Что всё это значит?! Отчего она его жалеет?!

Краткое покашливание заставило его резко обернуться.

— Простите, я не хотел вас потревожить. — выбрался из-за высоких кустов можжевельника горбун. Он, против обыкновения, говорил не по-французски, хотя и с небольшим акцентом.

— Похоже, сегодня день бесконечных извинений. — усмехнулся Фредерик. — Вы подсматривали за нами?

— Подсматривал. — признался к удивлению молодого человека уродливый секретарь Макгибура. — Приличия требуют не оставлять молодую леди без присмотра в обществе неженатого молодого человека. А тётка Лаура не годится, чтобы прятаться в кустах.

— Но я же ей жених! — горячо воскликнул Фредерик, возмущённый этой тщательно скрываемой подозрительностью. — Мы через два дня поженимся!

— Те-те-те, молодой человек! — покачал головой Годрик. — Уж больно вы прытки! Здесь не Париж, между прочим, а провинция. Здесь чайки носят сплетни на хвостах.

— Замечательно! — язвительно отозвался Фредерик. — С художником вы отпускали её гулять куда угодно и сколько угодно, а с женихом — предосудительно!

— Художник всё равно что прислуга. — хитро отвечал горбун, косясь на Фредерика своим чёрным глазом из-под спутанных волос. — А вы молодой повеса, вам не привыкать обольщать невинных молодых особ!

Фредерик уже не сердился, а смеялся. Его приняли за ловеласа! В гостиных ему никак не удавалась роль повесы, и вот теперь, когда он и не думал ни о чём таком, его приняли за ветренника и обольстителя! Нет, право, провинция забавна! И этот старый, нудный секретарь ему приснился в виде инфернального живописца! Кто объяснит странную логику спящего мозга?!

20.

Дневной сон никогда не привлекал Фредерика. Ему казалось, что это никчёмная трата времени. Но унылая серость дома Макгибуров наводила тоску, и молодой человек поспешил развеять её сном. Здесь всё словно умерло, настолько однообразна жизнь в этом забытом Богом крае.

Он прилёг на кушетке с каким-то занимательным романом, в котором героиня никак не могла открыть свои чувства бедному молодому человеку, поскольку боялась осуждения света. Вскоре он утомился вникать в причины всех несчастий влюблённых и тихо захрапел, закрывшись книгой.

Он погружался в сон и чувствовал от этого немалое удовольствие. Ему было так приятно от этого лёгкого кружения, похожего на тихое качание люльки. Или на полёт качелей. Ему снилось, что стена напротив медленно раскрылась и из неё выплыла одна из тех надменных красавиц, что изображены в портретной галерее дома Макгибуров. На ней был высокий кружевной воротник и чёрное бархатное платье. Лицо цвета слоновой кости было безупречно.

Дама подплыла к Фредерику и склонилась над ним. Её губы слабо шевельнулись. И спящий юноша не мог оторвать взгляда от этих аристократически чётких линий маленького рта. Дама присела на краешек кушетки и стала ещё ближе. Её прекрасные глаза ласково смотрели на Фредерика, отчего он разволновался и почувствовал сильное желание поцеловать эти неподвижные губы.

— А как же Глория? — спросила с лукавой улыбкой незнакомка.

— Глория ничего не узнает... — прошептал он.

Сияющие глаза ещё приблизились, и юноша словно утопал в их бездонной черноте. Он почувствовал, что начал задыхаться. Сердце билось так, словно желало вырваться на волю.

— Мне очень жаль вас, Фредерик. — проговорила дама, глядя ему в самые зрачки. Её глаза всё наплывали и привораживали, они заняли весь обзор.

— Мне жаль вас, Фредерик. — с улыбкой говорила дама и положила руку на его вспотевший лоб.

Рука была страшно холодна, как воды озера, и оттого у Фредерика перехватило дыхание, он вдруг почувствовал удушье.

— Ах, как мне жаль вас, Фредерик... — донеслось откуда-то издалека, и свет померк.

Он медленно приходил в себя и вдруг понял, что уже не спит.

"Где я?" — растерянно подумал Фредерик.

Резко сел и огляделся. Он находился в склепе Макгибуров. Тусклый свет проникал сквозь неширокое оконце над дверью. И по этому свету стало ясно, что наступил вечерний час. Обед прошёл без Фредерика и никто не знает, каким непонятным образом он очутился в этом ужасном месте.

Молодой человек торопливо бросился к дверям. Массивная дверь склепа была крепко заперта снаружи. Кто принёс его сюда и бросил среди мертвецов?! Отчего-то вспомнилась бородатая физиономия конюшего. Не он ли отомстил такой злой шуткой за то, что они с Франциском устроили дурацкую засаду на его дочь?

— Не может быть! — сказал сам себе сэр Фредерик.

Он некоторое время колотил ногами и руками в тяжёлые дубовые створки. Звал Макгибура, Глорию, Лауру. Бесполезно.

Спустя некоторое время глаза привыкли к густому полумраку, и Фредерик снова огляделся. Странно, но он неплохо видел в темноте. Отчего-то ему показалось, что необходимо снова осмотреть весь длинный склеп. Как будто бы от этого зависела его жизнь. И Фредерик, шатаясь, потащился вдоль рядов покрытых пылью старых саркофагов, читая имена и сбрасывая давно засохшие венки. Он словно шёл вдоль портретного ряда Макгибуров. Только там, в парадной зале был показан блеск и слава, а тут, в пыльном склепе — тление и смерть. Где-то среди этих изукрашенных гробов покоилась прекрасная незнакомка. Этот склеп тоже дом Макгибуров. Весь дом Макгибуров не что иное, как склеп!

— Что это? — полуослепший от пыли Фредерик остановился. За ровными рядами саркофагов у самой стены стоял невзрачный деревянный гроб. И молодому человеку показалось, что нечто такое он уже видел.

Пошатываясь от страха и усталости, Фредерик приблизился и попытался скинуть с гроба крышку. Это ему не удалось, поскольку она была приколочена гвоздями.

— Что же делать? — спросил он молчаливых Макгибуров. Он поискал вокруг и в слабом свете, непонятно откуда идущем, обнаружил что-то вроде гвоздодёра.

— Да, это то, что нужно. — сказал он, осматривая странный инструмент. На нём что-то налипло, и потерявший всякую чувствительность Фредерик потрогал пальцами изгиб толстой металлической палки с раздвоенным концом.

— Что это такое? — тупо спрашивал он, рассматривая на пальцах густую, тёмную, липкую, дурно пахнущую массу. — Волосы какие-то!

Потом направился с этой штукой к непонятному бедному деревянному гробу и принялся усердно отдирать крепко приколоченную крышку. Ему это не удавалось — слишком мала щель. Тогда с воплем ярости Фредерик ударил железякой по верху. Дерево треснуло и провалилось.

Доска легко ломалась. Он выдирал щепки, где действуя металлом, где — руками. Почему-то было очень важно знать, что скрывает в себе этот странный гроб. Наконец, Фредерик упёрся ногой в противоположный край и что было сил рванул обеими руками на себя расщепленную деревягу. Гроб сухо крякнул и развалился.

Перед ним лежали мёртвые останки. Хаотично сложенные кости рук и ног. Тазовые кости внутри грудной клетки. И сверху скалящийся череп, частично сохранивший ткани. Целы были и длинные волнистые каштановые волосы.

— Франциск!

И тут же понял, что ошибся. Этим костям не один год.

— Что за чёрт тут происходит? — спросил Фредерик, тоскливо озираясь.

Он сел у стены, подтянув колени, и устало склонил голову на руки.

Ему снился сон. Он шёл вместе с Глорией по заброшенному саду, но сад был совсем другим. Его трудно назвать заброшенным. Он пестрел многоцветьем красок. Пышные дельфиниумы, левкои, хризантемы. Клумбы белых лилий. Множество тюльпанов.

Глория совсем другая. Она в персиковом платье с открытыми плечами. С кружевным воротником, спадающим до локтей. Она смеётся. Её глаза сияют. Он утопает в их чёрном блеске.

Она легка, как ветерок, и беззаботна, как ласточка. Зная, что он любуется ею, Глория подбежала к старой каменной стене, поросшей алыми шпалерными розами. Она кокетливо обернулась и застыла, словно позировала, держась одной рукой за решётку шпалеры и склонив черноволосую головку набок.

— Стой так! — услышал он свой голос. — Я нарисую тебя на фоне этих алых роз!

— Да, Седрик!

Поток красных лепестков смыл всю картину.

Фредерик болезненно закашлялся и застонал. И тут же дёрнулся, открыв глаза. В зрачки ударил бледный свет.

От резкого движения упала книжка. Дико озираясь, он никак не мог понять: спит он всё ещё, или уже проснулся.

Это была его комната.

— О, Боже! — с облегчением воскликнул Фредерик. — Что за нелепый сон!

Он погрузил лицо в ладони и тут же вскрикнул. Щёку оцарапала заноза. Руки были все в царапинах и кое-где в занозах. Фаланги пальцев разбиты в кровь.

Фредерик бросился к зеркалу и остолбенел. Он был в грязной и разодранной рубашке, весь в паутине.

21.

Обед проходит в томительном молчании. Леди Глория не поднимала глаз от тарелки и вообще ничего не ела. Гордон Макгибур поглядывал острым взглядом то на неё, то на молодого гостя, изредка произнося какие-то ничего не значащие фразы. Библиотекарь ковырялся в невкусной пище своими уродливыми пальцами. И только тётка Лаура, ничего не замечая, стрекотала, как сорока, пересказывая сплетни, подцепленные в городке:

— Наши кумушки болтают, что старый Джон умер не своей смертью.

— И что же они там напридумывали? — неохотно отозвался хозяин дома.

— Как всегда, клевещут на вас, брат. Говорят, что старика сгубило проклятие дома Макгибуров.

Фредерик поднял голову.

— Ну вот, сестра, — сухо отозвался деверь. — кажется, вы встревожили нашего дорогого гостя. Того и гляди, он напугается и поспешит покинуть нас.

Годрик Сентон тоже поднял голову и посмотрел на Фредерика непонятным взглядом. Глория застыла.

У Фредерика было такое ощущение, словно вокруг него стягивается невидимая сеть, а он, как слепой, топчется на виду у всех и не понимает, откуда придёт беда. Тоскливое предчувствие сжало сердце. Может, это всё нелепые ночные кошмары?

— Я думаю, что скоро все эти разговоры прекратятся. — продолжал меж тем Макгибур. — У деревенских сплетников будет тема поинтереснее. Завтра прибывает пастор из N. И вам, наш дорогой сэр Фредерик, в самом деле лучше покинуть этот край вместе со своей женой. Наш холодный климат вредно действует на ваши лёгкие. Вы прибыли сюда гораздо веселее и намного румянее.

Всё это он произносил с добродушным видом, но никого его слова не тронули. Годрик Сентон ухмыльнулся и снова обратил внимание к тарелке.

— Да уж. — с важным видом сказала тётка. — Глории тоже не помешает тёплый воздух юга. Уж, как я смотрю на неё, бедняжку, так и ужасаюсь: бледна, ну ровно твой мертвец!

— Что это вы такое говорите, сестра?! — возмутился Макгибур. — Моя дочь бледна немного, но в Париже, говорят, сейчас бледность в моде!

— Si! — подтвердил молчаливый секретарь и, откинувшись на спинку кресла, взглянул на Фредерика из-под деформированного века. Цвет его кожи был нездорово жёлтым. И в этом взгляде молодому человеку почудилась двусмысленность. Определённо, ночные сны навеяли на него состояние болезненной чувствительности.

Глория встала из-за стола и вышла из столовой.

— Ну вот, сестра, вы обидели её. — мрачно заметил Макгибур. — Что это на вас сегодня накатило?

— Не знаю, брат. — тяжело вздохнула тётушка Лаура. — Тоска какая-то берёт, и сны дурные снятся.

Фредерик тоже поспешил выйти из-за стола. Сегодня ему во всём чудилось дурное.

Леди Глория стояла у окна, кутаясь в свою старушечью шаль.

— Желал бы я прокатиться с вами в своём ландо. — сказал ей Фредерик, подходя ближе и разглядывая по примеру Глории косые струи дождя на стекле. — Жаль только, что ваш конюший ещё не починил мой экипаж.

— На вашем месте я не стала бы ждать починки экипажа. — отозвалась девушка, не отрывая взгляда от тихо идущего дождя. — Если у вас есть лошадь, садитесь на неё и уезжайте. А если нет, бросайте всё и уходите.

Изумлённый Фредерик не успел ответить, как сзади послышались шаги. Он резко обернулся и увидел выходящего из столовой библиотекаря. Годрик Сентон переводил подозрительный взгляд с молодого человека на его собеседницу. Тот вспыхнул: опять слежка! Что всё это значит?!

Совсем уже под вечер, когда заняться было нечем, Фредерик решил прогуляться перед сном. Дождь кончился, и лишь слабый туман висел над мокрою землёй.

Небыстрым шагом он направился без всякой цели вдоль замшелой стены дома Макгибуров, внимательно следя, чтобы не застрять каблуками в широких щелях разбитых плит дорожки. Большой и тёмный дом притаился, словно хищный зверь.

Задумчивый молодой человек равномерно переставлял ступни, сцепив руки за спиной и не поднимая головы. Сам того не замечая, он обошёл дом и оказался с торцовой стороны. Внезапно скрипнула дверь, и Фредерик остановился, подняв голову. В следующий момент он затаил дыхание и прижался к стене. От дверей для прислуги выскользнула всё та же фигура в плаще и направилась к калитке.

Фредерик огляделся: не видно ли где конюха? Хотел двинуть следом, но передумал. И пробрался через пролом за зарослями пихты. Он уже знал, что по склону можно достичь каменной лесенки, ведущей вниз. Вполне возможно, что он сумеет обогнать таинственного незнакомца. Так оно и вышло. Но Фредерик пошёл на хитрость и не стал, подобно беспечному Медине, выскакивать на дорожку и заводить разговор. Он притаился за густым подлеском и стал ждать.

Темнота уже почти совсем поглотила окрестности, только светлые плиты дорожки едва белели перед ним. Едва ли что ему удастся узнать. Да и чепуха всё это. Фредерик уже хотел подняться, как вдруг послышались шаги. Кто-то торопливо и безмолвно бежал по тропинке. Не успел он сообразить, как поступить, как незнакомец миновал это место. Фредерик и сам не знал, какие следовало предпринять действия, и уже хотел вернуться, как выбравшаяся из облаков луна осветила пространство. Туман рассеялся, и дорога выглядела очень чёткой.

Не раздумывая более, Фредерик тихо двинул следом за фигурой, освещённой лунным светом. Та обернулась, немного постояла на площадке перед той самой длинной лестницей, но под капюшоном ничего не было видно. Незнакомец снова стал поспешно спускаться. Фредерик уже больше не таился.

— Послушайте! — позвал он сверху.

Человек прибавил ходу и быстро миновал ещё одну площадку.

— Я только хочу вас спросить... — настаивал преследователь.

Фигура молча миновала лестничный пролёт и выбежала на широкую площадку с деревянными лавочками, откуда днём так хорошо смотреть на озеро. Над площадкой живописно нависали ветви жимолости и лесной рябины, образуя густой навес. Вот из-за этого навеса навстречу Фредерику выступила высокая тёмная фигура.

— Прогуливаетесь, сэр Фредерик? — невозмутимо спросил Гордон Макгибур, покойно сложив руки на груди.

— Чудесная погода. — добавил он ещё невозмутимее.

Разгорячённый молодой человек лишь на мгновение оторвал взгляд от таинственного незнакомца, как тот скрылся за очередным поворотом лестницы.

— Вы никого тут не видали? — спросил Фредерик как можно более спокойно, хотя дыхание выдавало быстрый бег.

— Нет. До сего момента я был один. — солгал хозяин дома.

— Так я пойду и прогуляюсь по бережку. — сказал ему бесцеремонно Фредерик и обошёл того, несмотря на жест протеста.

Он выскочил на песчаный пляж и огляделся. Никого. Куда девался этот странный человек? Он не мог далеко убежать, пока сэр Гордон задержал его. Но вся полоса прибрежного песка, освещённая луной, была пустынной.

— Ну что, дорогой наш Фредерик? — спросил сверху Макгибур. — Кого-нибудь нашли?

— Может быть, он прячется под мостиком?! — крикнул тот, весь в азарте погони. И бросился к мосткам.

Под деревянным помостом скрывалась глухая темнота, и Фредерик немного оробел. Но тут упрямство одолело его, и он отважился на шаг вперёд.

Столбы были склизкими, холодными, противными. Но Фредерику показалось, что впереди как будто что-то есть. Он пригнулся, стараясь не касаться головой помоста, и продолжал почти вприсядку пробираться. И тут его кто-то схватил за ноги. Юноша с криком ужаса начал отбиваться, не видя врага и ничего не сумев поймать руками. Что-то скользило вокруг его лодыжек, словно затягивая толстый жгут. Он повалился наземь, более не заботясь о чистоте манжет и сюртука, и с воплем ужаса ударил во что-то живое над собой.

— Да что такое с вами?! — прокричал над ухом низкий голос Макгибура.

— Меня что-то держит! — панически вскрикнул Фредерик.

— Не шевелитесь! — распорядился хозяин дома. — Вы запутались ногами в водорослях. Их всегда приносит много после бури.

Наконец он снял с молодого человека длинные, холодные, скользкие, дурно пахнущие путы и тот, задыхаясь от смущения, сумел подняться на ноги.

— Ну вы меня и напугали. — только и сказал сэр Макгибур.

Только в своей комнате продрогший и сконфуженный Фредерик вспомнил, что так и не видел, куда девался незнакомец.

22.

Наутро под насмешливыми взглядами секретаря он вышел к завтраку. Весь дом уже был в курсе вечернего события. Тётка Лаура неодобрительно высказывалась о выходке молодого человека. Глория молчала. И лишь Макгибур разошёлся в шутках. Он рассказывал, как сам в юности со своим младшим братом не раз пытался гоняться за привидениями, живущими в озере. Его брат точно так же, как Фредерик, попался в водоросли под мостком. После этого его охватила тяжёлая горячка, и он три недели пролежал без сознания.

— Теперь я понимаю, отчего у моего покойного мужа было такое слабое здоровье. — печально сказала пожилая тётка Лаура. — Он очень не любил ваш дом, брат.

— Давайте оставим эти грустные мысли. — примирительно сказал хозяин дома. — С часу на час мы ждём приезда пастора. Сегодня вечером состоится бракосочетание Глории и нашего дорогого Фредерика.

При этих словах Годрик Сентон поднял голову и посмотрел на молодых.

— Вот и чудесно! — обрадовалась тётка. — А завтра они уедут. И я тоже освобожусь от кухни. Право, я тоскую по моему маленькому домику в ...шире.

Как странно, но слова будущего тестя отозвались каким-то холодом в груди у Фредерика. Было совершенно ясно, что Глория совсем не рада этому браку.

— Давайте-ка выпьем всей семьёй вина за такое событие. — предложил Макгибур. — Я приберёг к такому случаю совершенно особенную бутылку.

Тётка было поднялась с места, чтобы подать новые бокалы, но хозяин опередил её.

— Не спешите, сестра. — ласково сказал он. — я сам рад побеспокоиться о вас. Вы так много сделали для нас.

И сам направился к буфету, достал оттуда запылённую тёмную бутылку из толстого стекла.

Тёмно-бордовый густой напиток торжественно разлили по старинным серебряным бокалам, которые сэр Макгибур осторожно достал из того же буфета. Он сам подал каждому его бокал.

Фредерик пригубил свой и удивился изысканно-горьковатому вкусу старого вина. Да, в доме Макгибуров знали толк в вине.

— Пейте, Глория. — сказал отец. — Вам не повредит глоток прекрасного вина.

— И поцелуйтесь, молодые. — сказал он в завершение. — Сегодня ваш день. А завтра в путь.

Глория послушно повернула к Фредерику своё бледное лицо и взглянула на него в упор своими светлыми глазами.

"А почему у неё такие светлые глаза?" — неожиданно подумал Фредерик, словно видел их в первый раз. Ведь у всех потомков Макгибуров жгуче-чёрные радужные оболочки. Но в следующий момент сладость поцелуя погасила в нём все мысли. Он словно обжёгся от её прохладных губ, и сердце невольно подскочило. Это было первое касание Фредерика и его прекрасной невесты.

— Ох, брат. — расслабленно произнесла тётушка Лаура, отирая рукой свой морщинистый лоб. — Что-то я от вашего вина распарилась. Пить вино грех.

Завтрак ещё не завершился, как Макгибур поспешно вышел из-за стола.

— Кажется, прибыл наш пастор. — сказал он Фредерику, словно извиняясь, и пошёл встречать пастора.

Вошедший гость, зябко потиравший руки от утреннего холода, оказался невысоким, бесцветным человеком с жиденькими соломенными волосами и бледными рыбьими глазами. Он явно робел, попав в такой старинный дом, и оглядывался со смущением и беспокойством. Видимо, странное убранство дома Макгибуров, этакая смесь аристократической спеси и бедняцкой убогости, его очень поразило. По потёртому пальто гостя и его разношенной и грубой обуви было видно, что он из очень бедного прихода. Наверно, жизнь протестантского священника среди деревенских скупердяев и традиционных пьяниц очень мало способствует процветанию последнего.

Макгибур был приветлив, вежлив и обаятелен. Он захлопотал вокруг дорогого гостя, помогая тому разоблачаться от своего слишком короткого пальто и разматывая на нём старый шарф. Деревенский пастор смущенно благодарил его и чувствовал себя не в своей тарелке. Он уселся за стол и с немалым аппетитом принялся поглощать кулинарные шарады тётки Лауры.

— Вы прибыли сюда в своём экипаже? — вежливо поинтересовался Фредерик.

— Нет, нет, что вы. — ответил гость, выпутывая из зубов куриный суставчик. — До деревни я доехал на дилижансе. А потом меня подвёз на телеге один крестьянин.

— Так, стало быть, вы остаётесь с нами на ночь? — продолжал любопытствовать жених.

Пастор, наконец, всё прожевал и обратил к нему своё немного постное лицо.

— Да, конечно. Раз бракосочетание состоится вечером, то я уеду утром.

Фредерика немного задевала скупость Макгибура. Он притащил сюда самого бедного священнослужителя, какого только мог достать. Наверно, тот соврал, что ехал на телеге. Скорее всего, этот бедный приходской священник топал с рассвета своими ногами и оттого так окоченел среди росистых горных троп. Неудивительно, что Макгибур поспешил разжечь огонь в камине и усадил слегка осоловевшего от вина пастора на кресло возле очага.

Завтрак меж тем кончился, и двое молодых людей поспешили выйти из столовой.

Фредерик шёл за Глорией, мучительно ища слова. Ему так хотелось поговорить с ней, всё равно о чём. Впервые в жизни он пожалел о своей слабой начитанности. По сути дела, всё, чем он занимался, были торговые сделки. Но разве такую благородную девушку будут особо интересовать подробности коммерческих операций? Но почему она второй раз посоветовала ему уехать отсюда?

— Умоляю, Глория, остановитесь! — взмолился он, наконец, едва она задержалась возле окна. — Вы так мне и не объяснили ваши странные слова.

— Я просто подумала, что вам после тёплой Индии так непривычно в наших диких местах.

— Я люблю вас, Глория! — с неожиданным жаром признался он.

— Я тоже вас люблю, сэр Фредерик. — ровно ответила она, на мгновение поворачивая к нему своё прекрасное лицо.

У него кружилась голова. Сегодня он будет обладать этой неприступной красавицей. Сегодня его мечты исполнятся. Чтобы хоть немного остудиться, Фредерик посмотрел в окно, куда смотрела леди Глория. Там в неярком свете затянутого тучами неба тихо покоились свинцовые воды озера.

— Отчего вы всё время смотрите на озеро? — спросил он.

— Оно притягивает меня. — тихо ответила девушка.

— А правда, говорят, что там полно утопленников? — с замиранием сердца спросил Фредерик.

— Правда. — ответила она.

— Вчера я видел выходящим с кухни какого-то странного человека. Он побежал к озеру и исчез непонятно как. — продолжал любопытный разговор сэр Фредерик.

— Наверное, вам показалось.

Он помолчал.

— В последнее время мне снятся странные сны. — проронил сэр Фредерик. — Мне снится, что я попадаю в какие-то странные места. То, будто бы я брожу по тайным переходам замка. Иногда вижу странных людей и слышу странные разговоры. Мне так же снилось, что я оказался в склепе Макгибуров и покойники разговаривали со мной. А в последний раз мне показалось, что я вижу останки Франциска Медины. До этого мне привиделись на берегу озера его волосы. Ужасно глупые сны. Наверно, нервы разыгрались.

— Вот как? — странным голосом спросила леди Глория.

— Да, а ваш отец сказал, что это водоросли с самой средины озера. Мне было так неловко оттого, что я так перепугал добрейшую тётушку Лауру. И вообще, слишком много приключений для одной недели.

— Слишком много. — глухо повторила Глория.

— Но это всё неважно. — улыбнулся Фредерик, с усилием избавляясь от какой-то странной дрожи в руках. — сегодня наше с вами бракосочетание. А завтра рано утром мы покинем этот дом.

— Какой сегодня день? — внезапно спросила Глория.

— Пятница. — немного удивлённо ответил Фредерик. — Тринадцатое, если это вас так тревожит. Я не суеверен, леди Глория. Едва ли это может оказать какое-либо влияние на события сегодняшнего дня.

— Сэр Фредерик, я должна вас разочаровать. — со внезапно похолодевшим лицом проговорила Глория, опустив свои странные глаза. — Сегодня ночью мы не будем вместе. И я прошу вас не искать меня по дому.

— Ну хорошо. — сам удивляясь тому, как мало это огорчило его. — ответил Фредерик. — Мне самому претит мысль об этом доме. Нам предстоит дорога в Лондон и там нас ожидает настоящая свадьба, а не этот вечерний спектакль с провинциальным пастором.

— Дайте слово, что не покинете ночью своей комнаты. — потребовала леди.

— Да, конечно. — поражённый её тоном, ответил Фредерик.

* * *

Вечером состоялось бракосочетание. Ради такого случая невеста нарядилась в явно давно вышедшее из моды атласное платье и накинула на голову старинные кружева, под которыми не было видно лица. Старый Макгибур надел на себя сюртук с побелевшими от долгого лежания в комоде швами и новый, хотя и давно уже устаревший галстук. Тётка Лаура по такому поводу сменила черное шерстяное платье на чёрное шелковое и украсила чепец цветочком. Годрик Сентон и не подумал переодеваться: как был в прожжённом сюртуке, так и явился. Но он попытался привести в относительный порядок свои густые, немного седоватые волосы. И теперь в расточительном свете трёх подсвечников блестел глазом из-под низко свисающих волос своим повреждённым правым глазом. Второй всегда скрывался за прядями.

Церемония была унылой. Напрасно неловкий деревенский пастор старался немного разрядить гнетущую обстановку. Глория была молчалива, словно кукла. Фредерик почувствовал себя почти дурно. Тётка разволновалась и поминутно сморкалась в платок. Библиотекарь, присутствие которого было совсем необязательным, нейтрально держался где-то в углу. И только Макгибур старался своими шуточками разрядить неловкость обстановки.

— Говард Фредерик Уоллес, — чопорно обратился к нему пастор. — берёшь ли ты в жёны девицу Глорию, урождённую Макгибур, и обязуешься ли быть ей верным в богатстве и бедности, в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

— Да. — дрогнувшим голосом сказал жених, борясь с желанием повернуться и взглянуть на свою невесту.

— Глория Анна Макгибур, берёшь ли ты в мужья Говарда Фредерика и обязуешься ли быть ему верной в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

— Да. — ровно ответила леди.

Свечи разом зашипели, и порыв ветра швырнул страницы Библии в руках у пастора.

— Ах! — воскликнула, перепугавшись тётка Лаура. — Я говорила вам, брат, пятница тринадцатого числа!

— Ай, бросьте, сестра. — с досадой отозвался тот. — Забыли дверь закрыть, вот и всё! Читайте дальше, ваше преподобие.

Священник немного поколебался и дрожащим голосом сказал:

— Объявляю вас мужем и женой. Обменяйтесь кольцами.

23.

К великому облегчению Фредерика, церемония завершилась. После этого все немедленно проследовали к ужину, который состоялся значительно ранее обычного. Тётка Лаура расстаралась на кухне и совершила настоящее чудо. Сегодня, кажется, впервые овощи не превратились в тряпки. И мясо было вполне сносным. Была даже какая-то выпечка. Но главное украшение стола составили бутылки старого вина из заветного подвала Макгибуров. Такое вино могло на торгах принести немалую прибыль, вздумай Макгибур выставлять его на продажу. Слегка захмелевший Фредерик, которому хозяин дома усердно подливал в бокал вина, несмотря на все протесты тётки, даже разговорился о том с сэром Гордоном.

— Кто знает, дорогой зятёк, — с улыбкой отвечал тот. — может, что и выйдет.

Глория не принимала участия в разговоре и сидела рядом с Фредериком молча, по обыкновению с неохотой занимаясь едой. Жаль, что тут не было музыки, а то можно было бы немного потанцевать. Фредерик был в лихорадочном настроении. Скромная обстановка свадебного ужина была ему томительна и он с невольной усмешкой смотрел, как усердно наворачивает вилкой голодный деревенский пастор. Тот опьянел и раскраснелся, весь вспотев, хотя в зале было холодно.

Торжественный ужин проходил прямо в галерее. Со стены мрачно взирали на эту убогую роскошь все родовитые Макгибуры. Высокие причёски дам с неизменной седой прядью словно упрекали простоту наряда Глории. Она не стала поднимать высоко волосы, и они со своим обычным изяществом лежали на её плечах. Кружева Глория сняла и теперь лишь её седая прядь у левого виска утверждала её родство с высокими аристократами дома Макгибуров.

В углах большого зала лежала тень, у стен стояли кресла с потемневшей обивкой. В одном из кресел с бокалом в покалеченной руке расположился горбун-библиотекарь. Часть свечей уже прогорела, остальная часть чадила, и тьма сгущалась в галерее. Старый Макгибур о чём-то говорил с пастором. Тот сонно кивал. Тётка перебирала чётки, с чем-то обращаясь к Глории. Фредерик в одиночестве остался за столом. Он тоже чувствовал сонливость, к великой своей досаде. Его взгляд блуждал по залу, задерживаясь на портретах. В крайнем ряду красовался сам молодой в то время Гордон Макгибур. Горбоносое лицо, смуглая кожа, надменный взгляд угольно-чёрных глаз. Наряд его был скромнее всех. В то время уже отказались от пышных парчовых и шёлковых нарядов, украшений и прекрасных шляп с перьями. А жаль, сэру Гордону только и красоваться в этих великолепных камзолах с тяжёлой цепью на груди. Рядом с ним был другой портрет. Молодое лицо, почти точная копия Гордона Макгибура. Тот же нос с горбинкой, та же пышная чёрная шевелюра с неизменной прядью, та же аристократическая смуглость. И тоже чёрный сюртук. Портрет был слишком тёмен, и в свете угасающих свечей выделялось лишь лицо, обретшее какую-то таинственную реальность. Фредерику показалось, что глаза молодого Макгибура посмотрели на него, и в них появилась злая насмешка.

Молодой негоциант считал себя красивым человеком. Хоть он и незнатного рода, но в нём чувствовалась какая-то порода. Но всё его тщательное изящество ничего не стоило рядом с этой небрежной аристократичностью. Он обернулся, ища глазами свою Глорию, и наткнулся взглядом на библиотекаря. Тот не отрываясь, смотрел на тот же портрет. Секретарь тоже испытал действие прекрасного вина из подвалов Макгибуров и пребывал в лёгком трансе. Он застыл с бокалом в тёмной руке, его горбоносое лицо с деформировавшим его безобразным шрамом через глаз и всю щёку виднелось в профиль. Голова словно ушла в плечи, а всё тело перекосилось из-за мешающего ему горба.

Фредерику стало душно. Он поднялся с места и расправил слегка затёкшие плечи. Очень хотелось выйти на свежий воздух. Он вдруг вспомнил, что так и не наделил по обычаю подарками прислугу. Хотя всей прислуги тут только конюший. Вот и прекрасно, заодно проведает своих лошадей. Завтра отправляться в путь.

Время было ещё не позднее, и в коридорах чадили факелы. Взяв один такой факел, Фредерик вышел на волю. Дул резкий и холодный ветер, деревья словно бы стонали, тяжело мотая ветками. Чувствовалось приближение грозы, по небу медленно текли тучи, а меж них дико светила белая луна. Порывом ветра факел тут же загасило.

"Стоит ли сейчас идти?" — засомневался Фредерик. Не проще ли оделить конюха монетами завтра утром? А вдруг он так и не починил втулку? И молодой человек направился к конюшне, шатаясь под бешеными порывами сильного ветра.

В конюшне света не было. Фредерик остановился посреди помещения, громко призывая конюха. Тот должен где-то тут спать. Никто не откликался, и только всхрапывание лошадей дало знать, что оба жеребца тут. Это было уже хорошо, и Фредерик нашарил в кармане спички. Он желал знать, готов ли экипаж. Ему не терпелось до утра.

Он нащупал при вспышках сухих молний на стене факел и зажёг его. Тусклый свет осветил любопытные глаза двух жеребцов. Те тихонько заржали, приветствуя хозяина.

— Ай, хорошие! Ай, милые. — ласково сказал им Фредерик, погладив каждого по шее. Судя по настроению животных, они были вполне здоровы. Осматривать же их сейчас, ночью, было несерьёзно, поэтому Фредерик направился к своему экипажу, стоящему неподалёку. Даже беглый осмотр убедил его, что с ним тоже всё в порядке. Правда, возникло сомнение, что конюх в самом деле менял втулку — она не выглядела новой.

Фредерик огляделся по сторонам в поисках ветоши, чтобы протереть масло на этой втулке. Может, под слоем смазки не видно, что она новая. А, может, поставили какое-то старьё, и оно будет причиной досадной аварии где-нибудь между этим домом и городом. Ищи потом людей, бегай по глухомани, оставив молодую жену одну в экипаже.

Он пошарил за переборкой и в самом деле подцепил какую-то тряпку. Уже направился с ней к колесу, как вдруг очень удивился. Это были волосы. В первый момент Фредерик напугался. Но потом оказалось, что он держит в руках парик и бороду. И пару похожих на лохматых гусениц бровей.

— Вот это фокус! — изумился он.

Пошарив ещё немного, он вытащил и старую одежду, в которую был наряжен конюх. И призадумался. По всем признакам, под этим маскарадом зачем-то прятался Гордон Макгибур. Чего ради старый аристократ изображал из себя конюшего? Неужели по той же причине, по которой его свояченица изображает из себя кухарку? Выходит, он тогда и спас из озера Фредерика.

Видно, финансовые дела дома Макгибуров в самом деле плачевны.

Фредерик погасил факел и, сказав на прощание своим лошадям какие-то милые слова, направился на выход. Порыв ветра резко вырвал скобу у него из рук, и массивная деревянная дверь громко ударилась в стену конюшни, но этот звук потонул в грохоте грозы. Громадная молния вырвалась из бушующего неба, словно дикий зверь из клетки, и с разрывающим уши громом вонзилась в сухую землю между домом и конюшней. Дождя всё не было, и это неестественное буйство природы оттого казалось особенно ужасным. Он невольно отшатнулся и снова очутился под защитой темноты. Затем хотел уже возобновить попытку, как насторожился. От громады дома Макгибуров отдалилась чёрная фигурка и, шатаясь под порывом ветра, направилась куда-то в сторону одичавшего сада.

"Наверно, опять эта странная служанка." — догадался Фредерик.

Ему стало немного интересно. Куда можно отправиться в такую дикую погоду? И тут молодое любопытство одолело его. Повинуясь какому-то непонятному для него баловству, он крадучись направился следом за фигурой.

Человек не обращал на него внимания. Он боролся с ветром. Полы плаща то и дело взлетали под безумными порывами. И Фредерик с удивлением увидел, что под плащом скрывалась вовсе не женщина.

Кто бы это мог быть?

Воздушные массы бросались в лицо и слепили даже при отсутствии дождя. А темень разрежалась только случайными проблесками луны. Она словно бы боролась с бесплодными тучами и силилась проникнуть сквозь их черноту. Окрестное пространство бесновалось. На какой-то миг Фредерик потерял из виду незнакомца. Он так и не понял, кто скрывался под плащом, поскольку незнакомец сильно горбился, борясь с ветром.

И тут сильная вспышка молнии лишила его возможности видеть. Едва глаза привыкли к темноте, Фредерик увидел, что человек исчез. Это было тем более досадно, что сам он забрался в этой нелепой погоне уже довольно далеко и находился в старом запущенном саду, в котором какой-то неведомый садовник скорее делал вид, что работал. Заросшие сорняками, разрушенные клумбы левкоев и одичалых роз так и полоскались под ветром, словно собирались убежать вместе со слоем плодородной почвы.

Фредерик уже хотел вернуться обратно в дом. Там уже, наверно, беспокоятся о его пропаже. А заодно и расспросить, кто выходил из дома. Но в этот миг всё небо обрушилось на землю. Ливень грянул сразу, словно выметал всю накопившуюся злость. Дикая стихия разнуздалась.

Сам себя не помня, Фредерик одним прыжком кинулся в случайное укрытие, чтобы переждать грозу. Такой ливень не может идти вечно — он вымотается и приутихнет. Молодой человек забился под высокую кирпичную стену, поросшую старым плющом. Тот давно уже не чистили и по кирпичной стене бешено мотались как молодые зелёные густые ветви, так и старые, засохшие, бурые верёвки. Ливень шёл косо, и под стеной оставалось место.

Ругая себя за то, что не догадался накинуть плащ, Фредерик прижался к холодной стене, к трепещущему занавесу из плюща. Он не успел нисколько удивиться, когда почувствовал, что стена его не держит. Плющ расступился, и молодой человек со слабым вскриком изумления провалился куда-то за него. Уже падая, он успел уцепиться за толстую скобу и в блеске молнии увидел старую, толстую низенькую дверь. В следующий момент тьма поглотила его.

24.

— Где я? — Фредерик очнулся от холода и страха.

Он поспешно поднялся на ноги и огляделся. Тьма не было сплошной — откуда-то со стороны виднелась узкая полоска света на полу. Наверное, сюда и скрылся тот странный незнакомец. Уж не Макгибур ли здесь что-то колдует?

Под ладони попалась холодная шершавая стена. Старые, массивные камни, нисколько не похожие на выщербленный кирпич наружной стены. Этих словно не коснулось время, настолько они были велики и тверды. Наверно, это очень древняя постройка. Возможно даже, это подлинные камни Дома Макгибуров. Сырые, местами в плесени, они были отвратительны, как место смерти.

Деревянная дверь захлопнулась, и звуки грозы лишь слабо проникали внутрь. Полоска света странно приворожила Фредерика и он осторожно, ощупывая пальцами стену, двинулся к ней. Едва приблизившись, он обнаружил новую дверь, за которой виднелся факел в кольце. Слабое пламя освещало древнюю лестницу из почти необработанного камня. Высокие ступени, нет перил. По обе стороны узкой норы вниз — стены, теряющиеся во тьме.

Фредерик недолго сомневался и выдернул факел из кольца. Сам дивясь своей отваге, он тихо спускался по лестнице, опасаясь только, что здесь могут водиться летучие мыши. Вот к этим тварям он, хоть и прожил достаточно в Индии, привыкнуть так и не сумел.

Лестница закончилась неширокой площадкой, а дальше обнаружилось несколько ходов. Все тёмные, словно пасти уснувшего чудовища. Немного поколебавшись, Фредерик двинул вправо, решив начать исследование с самого крайнего прохода. Стены этого странного коридора выглядели так, словно их лишь слегка коснулся инструмент каменотёса. Возможно, эти ходы — естественное образование. Кажется, Фредерик прикоснулся к древней тайне Макгибуров. Может, именно здесь скрывались от неприятеля все обитатели древней цитадели. Может, эти катакомбы спасли их всех, когда враги скидывали вниз камни замка с верхушек башен замка Макгибуров.

Раздавшийся во тьме слабый стон прозвучал, как гром с небес.

— Кто здесь?! — с испугом вскрикнул Фредерик.

— О, помогите... — голос был так слаб, что походил на шелест. Ничего человеческого в этом звуке не было. Как будто привидение вздохнуло.

— Где вы?! — Фредерик лихорадочно метался, освещая факелом титанические серые камни. В стенах были глубокие ниши шириной футов в десять и высотой в пятнадцать. Они тянулись вдоль странного коридора, словно зияющие рты.

Фредерик кинулся в одну из них и наткнулся на толстую железную решётку. За ней всё утопало в темноте. Неровный свет факела выхватывал фрагменты цепи, железное кольцо в стене, оковы, небрежно брошенные на земле. Там было пусто. Фредерик бросился к следующей нише. И отшатнулся. За толстой, покрытой лохмотьями грязной паутины решёткой, сидел в цепях скелет.

Стон возобновился, и послышалось неясное бормотание, словно человек говорил сам с собой.

В третьей по счёту нише висел с прикованными руками истощённый человек. Весь покрытый кровью и грязью, в обрывках одежды.

— Кто вы такой? — бросился к нему с вопросом Фредерик. Решётка его не пускала, и он мог лишь слегка дотянуться рукой до человека.

— Я умоляю... — прошептал несчастный, не поднимая головы.

— Скажите, чем я могу помочь?! — едва не плача от жалости к несчастному, спросил сэр Фредерик. Он тряс решётку, пытаясь обнаружить, как она может открываться.

— Воды...

Голос пленника был так тих, что было ясно: ему оставалось совсем немного.

Воды! Фредерик заметался. Что делать? Где взять воды?! Бежать наверх! Хотя бы намочить рубашку в луже и принести её несчастному!

Он опрометью кинулся обратно. Выскочил на площадку и хотел помчаться вверх по лестнице. Как вдруг замер и скрылся за выступом.

По лестнице спускалась чёрная фигура. В слабом свете факела, торчащего в стене, было плохо видно, кто это такой. Человек в плаще, с накинутым на глаза капюшоном, тихо проследовал в соседний коридор.

Что здесь происходит? Такое впечатление, что обитатели дома здесь чувствуют себя свободно.

Он уже хотел пойти вверх и принести пленнику подземелья немного воды, как вдруг тихий голос, прозвучавший так отчётливо, потряс его и словно превратил в статую.

— Не трогайте его.

На мгновение Фредерик подумал, что речь идёт о нём самом. Но тут же догадался, что слова относятся к несчастному пленнику. Но этот ровный отстранённый голос принадлежит не кому иному, как его наречённой, Глории Макгибур!

— Прошу вас, не трогайте его. — почти без интонаций сказала Глория.

— Вы знаете, что у меня нет выбора. — ответил тихий хриплый голос, искажённый акустикой. — Посмотрите на меня. Кто согласится связать со мною жизнь? Урод, калека, нищий.

— Вы наказаны за зло, которое творите.

— Ах, бросьте! — вскричал в ярости библиотекарь Годрик Сентон. — Не вам меня судить! Он всё получит, что причитается ему! Нувориш, джутовый король, смазливенький торговец! Я еле сдерживался, когда видел, как он крутится вокруг вас, как пёс возле миски с кашей! Каплун вест-индский! Если бы я хоть на мгновение стал прежним, с каким бы наслаждением поддел я остриём рапиры это сытенькое тельце!

— Зачем вы убили Джона? — бесстрастно спросила Глория в ответ на это гнусное признание.

— Этот старый дурень слишком много говорил. — мрачно отозвался Годрик Сентон. — Едва не спугнул нашу птичку.

— Я сделала, что вы хотели. — тихо ответила Глория. — Я ухожу. Не призывайте меня больше.

— О нет! Не уходите! Если бы вы знали, каких трудов мне стоило призвать вас! Какие жертвы я принёс!

— Я не знаю этого. — почти со стоном отвечала девушка. — Но мне так тяжко, что я понимаю: вы безмерно усугубили мои мучения.

— Что тебе там, в твоём жилище?! — заскрежетал зубами Годрик. — Останься с нами. Я буду помогать тебе. На деньги этого самодовольного болвана мы заживём, как то нам подобает. Никто не узнает о позоре дома Макгибуров, о том, что дочь древнего, как эта земля, рода вышла замуж за презренного негоцианта. Пастор ничего не знает. Тётка — наивная душа.

— Мне пора. Моё жилище ждёт меня. Я слишком долго задержалась с вами. Запомни, не трогай его жизни. Иначе я вернусь, а власть твоя иссякла надо мною. Возьмите только то, что он сам даст вам, и отпустите Фредерика с миром. Он добрый человек и в память обо мне поможет вам деньгами.

Глория бесшумно выскользнула вон и легко поднялась по лестнице наверх, оставив за собой какой-то странный запах. Но размышлять над этим Фредерику было некогда. Он был потрясён безмерно. Речь всё-таки шла именно о нём. Но что за власть над Глорией имеет этот гадкий секретарь?!

Он вдруг вспомнил о несчастном, которому он хотел принести воды, да так и не принёс. Фредерик хотел уж было двинуться за Глорией, как снова передумал. Горбун вышел с факелом на тесную площадку. Незадачливый торговец безмолвно канул в тень, радуясь, что факел прогорел.

Годрик Сентон теперь уже без плаща, отчего был виден в мятущемся свете факела его уродливый горб, бесшумно прошёл мимо. Фредерику пришла в голову дикая мысль: а что, если ударить его по голове. Нутром он чуял, что в библиотекаре таится какая-то мерзость. Но один взгляд, брошенный из темноты на это изувеченное тело, навёл на мысль о страшной физической силе, таящейся в этих искривлённых пальцах. Против обыкновения, библиотекарь не волочил ноги, не шаркал. Он двигался с какой-то странной грацией, так мало соответствующей его перекалеченному телу. Даже хромота его была полна какой-то силы. Не так уж он немощен. А эти непонятные слова его! Его противоестественная страсть, с которой он обращался к Глории! Всё было непонятно, и Фредерик решил посмотреть, что будет дальше.

Едва горбун прошёл мимо укрытия, сэр Фредерик крадучись двинулся за ним, бесшумно прячась из ниши в нишу.

— Ну что, красавец? — усмехнулся уродливый горбун, остановясь возле места заключения незнакомца. — Пришла пора отправить тебя в рай.

Оттуда не донеслось ни звука, и Фредерик с ужасом догадался, что несчастный умер, так и не дождавшись помощи.

Мерзкий калека с ворчанием принялся что-то делать немного дальше. Раздавались звуки, словно он ворочал нечто густое и липкое в корыте. Потом — лёгкий скрежет и шлёпанье.

Фредерик осмелился выглянуть и увидел, что библиотекарь закладывает кирпичами нишу, где умер тот несчастный.

Работа длилась долго, и Фредерик ломал себе голову, как ему следует поступить. Прежде всего, надо убраться отсюда раньше горбуна, а то как бы не оказаться запертым в проклятом подземелье. Он уже собрался незаметно выскользнуть, пока Годрик Сентон разводил в корыте новую порцию замазки. Но в следующий момент замер, словно неживой.

— Я умоляю, Седрик. — прошептал бесплотный голос из-за почти заложенной стены. — Убейте меня.

— С чего бы это? — со смешком ответил Сентон. — Раньше ты умолял меня сохранить тебе жизнь.

Человек молчал, и библиотекарь продолжил свою гнусную работу. Он заложил последний кирпич и двинулся обратно, мимо притихшего во тьме сэра Фредерика.

— Покойся с миром, Кларенс! — усмехнулся секретарь.

25.

Кларенс! Так звали утонувшего пять лет назад художника, жениха леди Глории! Так значит, он не утонул, а был все пять лет здесь, в заточении, в подземелье старого замка Макгибуров! Что за мерзость здесь творится?!

Фредерик просидел во тьме довольно долго, всё прислушиваясь. Теперь ему казалось гораздо страшнее попасться в руки секретаря, чем быть запертым в подвале. Всё было тихо, и Фредерик двинулся в обратный путь, ощупывая по дороге стены. У него были с собой спички, и он надеялся обнаружить факел. Наконец, он нашёл тот факел, который ранее сам погасил о землю. Теперь, со светом, он ориентировался гораздо лучше.

Первым делом он вернулся к месту смерти бедного Кларенса. Неужели, тот седой скелет и был прекрасным когда-то молодым художником. Едва ли Глория признала в этом истощённом теле своего жениха.

Кладка была свежей. Сэр Фредерик с разбегу кинулся плечом на неровную стену из битых кирпичей. Годрик Сентон был неважным каменщиком и клал кирпичи довольно криво. Вся стена грузно продавилась внутрь, помедлила и со смачным вздохом обвалилась.

Груда кирпича почти до половины завалила массивную решётку. Но факел выхватил из тьмы неподвижную фигуру, висящую в цепях.

— Кларенс! — негромко позвал Фредерик.

Тот не пошевелился.

Молодой человек осмотрел решётку. Никаких намёков на дверь. Но как-то он туда попал.

Он молча смотрел на несчастного, понимая, что за судьба настигнет его самого, если он попадётся на глаза этим преступникам — старому Макгибуру и его странному секретарю. То, что оба пребывали в сговоре, казалось несомненным. Очевидно, те уже приговорили его к смерти и хорошо продумали, как овладеть его состоянием. Вся свадьба была от начала до конца афёрой. Он попался, как щегол в силки. Совершенно очевидно, что для него здесь тоже где-то приготовлена ниша за решёткой и оковы. А в случае расспросов объяснят, что молодой муж утонул, катаясь в лодке, как это было с бедным Кларенсом. И Глория, величаво-печальная Глория — всего лишь наживка! А теперь и Фредерик сам, без принуждения, явился к месту своего будущего заключения. Но зачем Сентону держать пять лет свою жертву в кандалах? Неужели так сильна ненависть?! Пять лет истязать несчастного! Да что за демон этот Годрик?!

— Кто вы? — внезапно раздался тихий шёпот.

Фредерик подскочил от неожиданности.

— Вы живы?! Кларенс, я не принёс вам воды! Я теперь заперт в этом подземелье!

— Поздно. Я умираю. Кто вы такой?

— Я женился на Глории. — тихо ответил Фредерик, чувствуя себя безмерно виноватым.

— Что?! — эта весть, кажется, придала несчастному силы. — Этого не может быть! Вы слышите?! Этого не может быть!!!

Умирающий захохотал, сумасшедше выкатив побелевшие от долгих страданий глаза. Он ударился затылком о стену и затих, уронив голову на грудь. Кларенс больше не дышал.

Фредерик пошатнулся от ужаса и задел плечом о какой-то выступ на стене. И тут увидел незамеченный раньше рычаг, утопленный в стене. Движимый догадкой, он дёрнул за рычаг и тот с трудом повиновался. По мере опускания рукояти рычага решётка быстро поднималась. И вот препятствия нет. Но Фредерик так и не решился пройти в камеру смерти. Ему всё казалось, едва он минует ряд отверстий в полу от железных прутьев, как решётка со скрипом опустится назад, и он окажется пленником за ней и будет с криками тянуться к недосягаемому для его пальцев рычагу.

Спустя некоторое время, он решился отправиться к лестнице и попытаться выбраться на волю. Тяжёлое предчувствие сбылось: массивная деревянная дверь оказалась заперта. Фредерик попался, как крыса в крысоловку.

Что делать? Он вернулся к маленькой площадке, от которой начинались несколько ходов. Постоял немного возле коридора, в котором оставался в цепях мёртвый Кларенс. Потом решился заглянуть в ту дверь, за которой происходил недавний разговор.

Створка приоткрылась легко. Кроме замка на внешней двери, здесь больше не было запоров. Фредерик вошёл.

Помещение поразило его размерами. Это был огромный зал с низкими потолками, которые подпирали два ряда массивных каменных столбов. За столбами находилось множество шкафов, приборов, библиотека, ворох всякой непонятной дряни. А в центре громоздилось что-то вроде алтаря, украшенное множеством символов.

Фредерик решился подойти поближе и увидел, что чаша в центре алтаря полна крови. Вокруг всё было тоже закапано кровью. Не только свежей, но и старой. И весь алтарь находился в центре большого круга с пентаграммой. Проклятый Годрик здесь занимался колдовством. Как ни слабы были познания Фредерика в магии, он догадался, что секретарь призывал здесь духов. Для этого ему и была нужна кровь. Не бедный ли Кларенс служил все годы источником этой страшной влаги?!

Чего добивался Годрик от духов? Чему они служили? Судя по разговору с Глорией, он хотел богатства. А замок меж тем в упадочном состоянии. Неужели библиотекарь вместе с Макгибуром пытались добывать золото из свинца? Но здесь нет ни следа перегонных кубов. Хотя, как знать, может, тут есть другие помещения.

Фредерик осторожно обошёл алтарь и заглянул за ширму. Его факел здесь был бесполезен. Вся зала хорошо освещалась множеством светильников, отчего было душно, и стоял отвратительный запах разложения. Но ужас, тронувший невольного пленника подземелья, был так силён, что Фредерик почти не замечал его. Он миновал забрызганную и прожжённую драпировку пурпурного шёлка, отделявшую алтарь от самой дальней части помещения. И обнаружил, что к чаше ведёт узкий жёлоб, скрытый тканью. Зато за этим сооружением во всей своей мерзкой неприглядности располагалось пыточное оборудование.

Не нужно было являться знатоком всех тонкостей ремесла, чтобы понять назначение наклонного стола с недвусмысленными приспособлениями для рук и ног. Что было всего ужаснее, на столе находился человек. По грязной и окровавленной ткани, закрывавшей его целиком, было видно, что он ещё жив. Ткань судорожно вздымалась в области груди и слегка трепетала над лицом.

— О Боже! — невольно проронил Фредерик в этом богомерзком месте.

И бросился к несчастному. Ещё одна жертва ненасытного зверя. Откинутая ткань явила взору страшную картину. Человек был истерзан. На нём не оставалось живого места. Запёкшаяся корка крови покрывала всё лицо.

Фредерик заметался. И тут увидел чашку с водой, стоящую поодаль. Он кинулся с сосудом к несчастному, едва не плача от ужаса и отчаяния. Проливая воду, он поднёс чашку к искусанным губам замученного человека.

— Зачем, зачем он это делал?!

Едва напившись, человек бессильно откинул голову и тяжело задышал. Он открыл мутные глаза и взглянул на своего спасителя.

— Фредерик... — прошептали распухшие губы.

Тот отшатнулся, потрясённо вглядываясь в лицо прикованного на столе человека.

— Медина... Франциск Медина! — не поверил своим глазам сэр Фредерик.

В несчастном пленнике демонического библиотекаря не было и следа франтоватого художника-парижанина. За три дня он превратился в привидение. Не было каштаново-медных длинных волос, которым Фредерик немного завидовал. Вместо них какие-то короткие седые клочки. Ввалившиеся щёки мертвенного цвета, заострившийся нос и полубезумные глаза.

— Значит, это были в самом деле твои волосы, Франциск! — прошептал сэр Фредерик, вспомнив, как нашёл на берегу волнистые каштановые пряди. И как Макгибур легко переубедил его. Несомненно, хозяин дома тоже преступник. Но какое отношение к этим мерзостям имеет Глория? Она определённо была в курсе всех преступлений этой нечистой пары.

Фредерик опомнился и склонился над оковами Франциска.

— Он носит ключ с собой. — прошептал тот. — Прячься, Фредерик. Ты основная жертва. Я многого наслушался, пока был у него гостем.

Молодой человек невольно огляделся. Все эти горящие светильники, не значит ли это, что палач наведывается сюда довольно часто. И не за Фредериком ли отправился проклятый Сентон, чтобы приволочить его сюда, в своё поганое логово? Не потому ли Глория сама пришла сюда просить за своего супруга?

Он невольно горько засмеялся. О, как был слеп ты, Фредерик! Размечтался о первой ночи, о радостях супружества! Мечтал удивить провинциальную красавицу чудесами Индии! Представлял себе, как будут они путешествовать вдвоём, как он будет баловать свою молодую жену, покупая ей всё, что только приглянется её нежной красе! Он представлял себе их длинные ласковые диалоги, он говорил ей те слова, которых не мог произнести, оставаясь с ней наедине. Он приукрашал в мыслях их скупое общение, расцвечивая его самыми эмоциональными деталями!

О, Глория, что же происходит здесь?! В какой мерзости ты стала соучастницей?! Знала ли она, что случилось с её женихом, Кларенсом? Знает ли она, чему подверг невинного художника проклятый Годрик?! Дорого же тот поплатился за мимолётное увлечение холодной красавицей дома Макгибуров! Месть Годрика оказалась адской!

— Он идёт! — невольно задрожал Франциск. Обострённое чутьё жертвы уловило даже не дальнее хлопанье двери, а лишь струю воздуха, приплывшую снаружи.

Фредерик был вынужден спрятаться за одним из шкафов. Если секретарь его тут поймает, то, как знать, не займёт ли он место истекшей кровью жертвы.

26.

— Ты будешь гореть в аду, колдун проклятый! — так встретил Франциск своего мучителя.

— Все жертвы так говорили. — усмехнулся тот. — А я вот жив, однако. Глупый малеватель цветочков! Ты вообразил, что знаешь, как устроен мир? И полагаешь, что кто-то наверху пристально следит за каждым нашим шагом? И воздаёт по мере за каждый наш поступок? И даже этот стол не избавил тебя от всех твоих иллюзий? Дрожишь, Франциск? А как бы задрожал ты, если бы узнал, на каких невидимых верёвочках танцует этот мир. Что управляет миром втайне! Ты думал, что был всегда свободен в своих поступках? Что лишь собственное пожелание привело тебя сюда, в дом Макгибуров? А теперь ты тут, на моём столе. И ничто не избавит тебя, красавец салонный, от моего ножа. Твоя живая кровь, в которой есть душа, потечёт по желобу в жертвенную чашу и будет питать своею жизнью то, что ты проклинаешь.

Годрик Сентон засмеялся.

— Урод проклятый.

— Что?! Урод?! Да кто мне это говорит?! Дрожащая от страха тварь! Смотри сюда, Франциск Медина! Смотри, как просто сделать красоту уродством!

Фредерик не видел за шкафом, что сделал секретарь, но художник вскрикнул, хотя и явно не от боли.

— О Боже! — слабо проронил он. — Так ты...

— Молчи! — свирепо проговорил библиотекарь. — Здесь не должно звучать ни имя того, который там, на небесах, ни имя того, кто здесь, во мраке! А теперь послужи тому, кого ты проклинаешь. Только сначала я заткну тебе твой прекрасный рот, который мастер производить бессмысленные трели.

Фредерик искал глазами, что могло бы послужить ему оружием. Как жаль, что он оставил в комнате свои новые пистолеты! Но кругом были лишь колбы и бутыли. А также множество запылённой алхимической утвари, давно лежащей без дела. Меж тем пыточная наполнилась глухими стонами, и Фредерик плотно зажал руками уши.

Звук, который последовал затем, пробился сквозь преграду. Нечто с оглушительным шипением озарило тёмно-красным светом всё помещение. Фредерик так изумился, что оторвал от ушей ладони. Теперь уже и стонов Франциска было не слыхать.

Всё пространство за столбами утопало в темноте. Зато в центре помещения, где стояла отвратительная чаша с кровью, плавал красный дым, озаряя всё вокруг трепещущим инфернальным светом. Посередине, прямо перед чашей, у самой пентаграммы, стоял, раскинув руки, горбун Годрик Сентон. Он сбросил плащ, и горб его был хорошо различим. Чёрные волосы его развевались от красного ветра, бьющего от чаши. А над самым алтарём плавало странное создание, похожее на страшный сон. Чудовищная морда.

— Чего ты хочешь, чародей, на этот раз? — проронила морда.

— Я хочу вернуться в прежний вид. — ответил лже-секретарь. — Я хочу приобрести всё состояние этого идиота, Фредерика. Я хочу, чтобы Глория была со мной. И я хочу, чтобы имя Макгибуров снова стало всем известным.

Дух засмеялся.

— Слишком много желаний для одной жертвы.

— Ты получишь столько крови, сколько хочешь. — твёрдо ответил Годрик.

— Мне мало крови. — сказало адское чудовище. — Мне нужны души. Ты замучил Кларенса до смерти, но душа его мне так и не досталась.

— Франциск так просто не умрёт. — обещал колдун. — Я его пытками заставлю подписаться в покорности тебе.

— Мало, мало. — заметил демон. — Надо больше крови. Кого сегодня до рассвета ты сможешь подарить мне?

— Я приведу тебе тётку и пастора. — лихорадочно ответил Годрик.

— Ну что же, — согласился дух. — иди скорее, раб мой, и получишь многое из просимого тобою.

Библиотекарь выбежал из помещения, а голова чудовища исчезла. Тогда, весь в холодном поту, Фредерик поспешил к Франциску. Тот был весь покрыт свежими порезами, из которых сочилась кровь и собиралась в желоб. Оттуда она текла в жертвенную чашу.

— Нет, Фредерик, ты не освободишь меня. — слабо отвечал теряющий сознание Медина. — Оковы крепкие, а ключ у колдуна. Беги, спасайся. Ты — главная жертва. Послушай, я узнал его тайну. Он сам показал мне, поскольку думает покончить со мной нынче. Он будет владеть твоим богатством. Он будет владеть и Глорией. В тебе он всё получит. Он не библиотекарь, он...

Дыхание Франциска прервалось, он закатил глаза, лицо его перекосилось. Несчастный умер.

Некоторое время Фредерик стоял, оцепенев. Однако здравый смысл заставил его пошевелиться. Он вспомнил, что вот-вот явится сюда этот проклятый секретарь, о котором Медина так и не сумел сказать самого главного.

"Сентон отправился искать меня!" — догадался Фредерик. — Он думает, что я сижу в своей комнате и жду Глорию.

Молодой человек кинулся опять наверх и снова ничего не добился: дверь оказалась заперта, а времени ужасно мало. Скоро Седрик притащит сюда свою тётку, Лауру Макгибур, и несчастного пастора. Вдвоём с Гордоном он легко справится со слабой женщиной и худосочным пожилым мужчиной. Фредерику вспомнилось, с какой лёгкостью старый Макгибур вынес его из лодки в тот злополучный день, когда он вздумал покататься на дырявом паруснике.

Мелькнула мысль: вот бы броситься сейчас же на конюшню, седлать одну из лошадей, вторую под уздцы и гнать отсюда изо всех сил. Но он не мог оставить двух ничего не знающих пожилых людей и недавнего товарища.

Фредерик кинулся обратно и лихорадочно бросился обследовать третий коридор. Влетел туда с размаху и увидел проём. Не раздумывая, он бросился туда и вскочил в новое помещение. И с одного взгляда понял, что угодил прямо в усыпальницу дома Макгибуров. Это именно её он видел в своём сне. Ряды каменных саркофагов, укрытых пылью. Ему было нечего тут делать и он хотел повернуть назад, как вдруг мельком брошенный вдоль стены взгляд заставил его похолодеть. Знакомый деревянный гроб, разломанный на части, а в нём — остатки костей. Но это было всё во сне!

Шатаясь от дурных предчувствий, Фредерик подошёл ко гробу. Всё было так, как он оставил. Тогда...

Он посмотрел немного в сторону. Там, меж двух гробниц, валялась металлическая палка с изогнутым концом. Та самая, которой он разбил весь гроб.

"Вот и оружие, сэр Фредерик." — сказал кто-то в его мозгу.

Он взял палку и почувствовал знакомую холодную тяжесть в ладонях — они помнили это импровизированное оружие. Каменные сворки склепа запирались снаружи, и против них он ничего не мог поделать. Поэтому вернулся обратно в подземелье. Холодная ярость овладела им. Он должен всё узнать. Какое участие принимала Глория в этой отвратительной истории. Он чувствовал, что не сможет многого простить ей. Она его предостерегала, но не пожелала сказать правду. Она слишком со многим тут мирилась.

Он вошёл в четвёртый коридор. Тот был узок и тёмен, а факел Фредерик не прихватил. Некоторое время он двигался, держась рукой за стену, боясь пропустить какое-нибудь ответвление. Тогда он не найдёт во тьме дорогу обратно. Потом споткнулся о ступеньки. И пошёл вслепую наверх. Шёл так ещё минут пять и вдруг обострившимся во тьме зрением заметил узкую полоску света.

К разочарованию его, это была не дверь, а какое-то маленькое оконце, просто дырочка в стене. Фредерик приник к ней глазом. Постепенно резь в зрачке уменьшилась, и он увидел библиотеку! И в ней был горбун! Он что-то делал перед портретом. Вот колдун немного отошёл в сторону и Фредерик увидел, что перед мольбертом горят шесть чёрных свечек. Они были поставлены прямо на планку. Неудивительно, что краски то и дело подтекали!

Горбун повернулся, что-то взял подмышку и направился прямо на глазок. Фредерик не успел ничего придумать, как тот что-то сделал, и монолитная стена вдруг повернулась на оси. В образовавшийся проём шагнул лже-секретарь и тут же получил по голове железной палкой с изогнутым концом.

27.

Буря за окном библиотеки словно обезумела. Чудовищные порывы ветра швыряли шквалы ледяной воды в трясущиеся стёкла. Повсюду доносился какой-то скрип и скрежет. Казалось, замок изнемогает под бешеным напором разгневанных стихий. Вода и ветер бились в стены дома Макгибуров, словно хотели в гневе разбить и раскатать все камни.

Яростное сверканье молний вырвало у тьмы поверженное тело горбуна. Сэр Фредерик нагнулся над ним, желая знать, не убил ли он невольно колдуна. Тот лежал безвольной кучей, выставив вверх горбоносое лицо. До этого Фредерику не приходило в голову рассматривать лицо секретаря. Он испытывал нечто вроде смущения всякий раз, когда ему приходилось бросать взгляд на Сентона или обращаться к нему с вопросом. Обычно секретарь не поднимал глаз или смотрел искоса. Свисающие космы прикрывали половину лица. И лишь перекошенное шрамом веко и щека виднелись из-под этой естественной завесы. Теперь же он лежал бесчувственный и его горбатый нос высвечивался в непрерывном блеске молний, как чёрный клюв.

Едва дыша от отвращения, Фредерик перешагнул через чернокнижника и устремился прочь из библиотеки. Скорее надо отыскать тётушку Лауру и ничего не подозревающего пастора, чтобы предупредить их о страшной опасности. Но более всего Фредерика занимала мысль: где сейчас Глория. Его сердце разрывалось при мысли, что она тоже замешана в этой отвратительной истории. Годрик Сентон сам сатана, и Гордон Макгибур — его пособник.

Едва молодой человек выскочил за массивную дверь библиотеки, как тут же налетел на яркий свет свечей. Кто-то дико вскрикнул и отшатнулся.

— А, это вы, сэр Фредерик. — дрожащим голосом сказала тётка Лаура. — А я так напугалась. Непонятно что происходит в доме. Мой брат исчез, Глория куда-то подевалась. Библиотекарь тоже где-то пропадает. А тут такая страшная гроза. Я пошла в библиотеку — закрыть ставни. Да что с вами, сэр Фредерик?!

— Послушайте, леди Лаура, — измученно сказал сэр Фредерик, прекрасно понимая, сколь диким покажется его рассказ тётушке Лауре. — Вам следует уйти отсюда вместе с пастором. Здесь опасно. Я сам едва избег гибели.

— Но что такое? — недоумённо возразила тётка. — Какие здесь, в доме моего брата, могут быть опасности? Я не понимаю...

И тут она вторично закричала, отступив к лестнице и роняя подсвечник:

— О Боже! Что это?!!

Фредерик невольно обернулся, и сердце прыгнуло в его груди. Как он и опасался, Годрик лишь ненадолго потерял сознание и теперь вышел на свет свечей. Правая сторона его лица оказалась залитой кровью из рассечённого лба, и он теперь смотрел левым глазом, откинув волосы с лица.

— О, Боже мой! — закричала тётка, опрокидываясь назад и теряя равновесие на верхней ступеньке лестницы. — Седрик Макгибур!!!

И тут Фредерик увидел нечто, что до сего момента оставалось незамеченным. На левом виске библиотекаря отчётливо виднелась седая прядь — отличительная черта потомков Макгибуров! И это лицо! Фредерик оцепенел. Да, это то лицо на портрете в галерее. Это оно, хотя и искажённое злобой. Под своими густыми волосами библиотекарь прятал не уродство! Он прятал подлинный лик потомка Макгибуров! Половина его природно-смуглого лица была изувечена и представляла собой фантастическую маску. А вторая, неискажённая, поражала надменностью и злобой.

Выходит, старый Джон ошибся и сказал неправду: сын Гордона Макгибура не погиб, упав со скалы в день бегства Глории. Он выжил и этот уродливый калека как раз и есть тот гордый красавец в рамке на стене в портретном зале дома Макгибуров. Годрик Сентон, лже-секретарь, смотрел на самого себя во время тихого домашнего застолья. Его подлинное имя — Седрик Макгибур! Отчего-то все трое — отец, дочь и сам калека — предпочли скрывать правду ото всех о том, что Седрик выжил. А теперь принуждают Глорию к браку с Фредериком, надеясь путём преступного обмана завладеть имуществом наивного молодого человека. Вот отчего погиб старый пьяница-дворецкий! Его жестоко утопили, опутав рыболовной снастью! Он мог увидеть Седрика и выдать тайну Макгибуров!

— Да это я, моя дражайшая тётушка Лаура! И вам не стоило узнавать меня. Теперь ваша участь предрешена.

С этими словами он надвигался на тётку, оставив Фредерика без внимания.

В глазах пожилой леди плескался ужас. Она невольно попятилась и в следующий миг с криком опрокинулась назад. Тело пожилой леди покатилось по ступенькам. Оцепеневший Фредерик видел, как голова её ударилась о столбик, и женщина застыла без движения.

— Проклятие! — крикнул Седрик Макгибур. — Она умерла!

Он в ярости обернулся к Фредерику, но тот опередил его. Сегодня удача явно была на стороне индийского негоцианта. Не дожидаясь, когда проклятый чернокнижник вцепится в него когтями, Фредерик с силой толкнул его и тот с воплем полетел по ступенькам вслед за тёткой.

Из библиотеки не было иного выхода, кроме как назад, в потайную нору. Или вниз по лестнице, мимо двух распростёртых тел. Библиотека находилась в одной из башен. И Фредерик уже хотел спуститься и попробовать перешагнуть через оба тела, но прежде решил вернуться в библиотеку и подобрать оброненную металлическую палку. Всё же какое-никакое, а оружие.

Он быстро кинулся в тёмный провал за дверью, освещаемый лишь беснующимися стихиями. Буря за окном не утихала. Она выла и гремела черепицей на крыше, отчего казалось, что наверху бегает тысяча людей. В этом диком свете Фредерик принялся ощупывать то место, где, как помнил, он обронил свою металлическую палку. Едва его пальцы ухватились за холодную железку, как из проёма выплыл свет свечи. С замиранием сердца молодой человек поднял глаза и застыл. Над ним стояла леди Глория с факелом в руке.

— Как хорошо, что с вами ничего не произошло. — проговорила леди.

— Как ничего не произошло? — хриплым голосом ответил Фредерик. — И это вы называете "ничего"? На моих глазах умер Франциск Медина. Ваш брат только что убил тётушку Лауру. Теперь на очереди пастор. А вы говорите "ничего"!

— Бегите немедленно в конюшню, сэр Фредерик. — ровным голосом сказала Глория. — Садитесь на любую лошадь и скачите прочь отсюда.

— Ну нет. — внезапно разозлившись, ответил тот. — Я не оставлю вашей семейке на растерзание беднягу пастора. Какие бы дела вы ни творили тут, на вас придёт возмездие. Я верил вам, Глория, я вас любил. В какие мерзости вы вхожи, в каких делах своего отца и брата вы участвовали? Зачем вы погубили Кларенса?

Глаза девушки расширились, и лицо побледнело так, словно она была трупом. Ни звука не издали её губы, но последние слабые краски оставили их.

— Да! — не замечая этого, ожесточённо продолжал сэр Фредерик. — Я видел его, вернее то, что от него осталось! Он умер при мне, в темнице, закованный в оковы! Живой скелет! А мне сказали, что ваш жених утонул во время бегства! И вы с тех пор пять лет скорбели о гибели его! Всё ложь, Глория! Всё ложь и мерзость! Ответьте мне, ведь вы теперь моя жена! Что за планы лелеяло ваше гнусное семейство в отношении меня?! Какую смерть придумали вы для меня?!

— Молчите, Фредерик! — выдохнула Глория. — Вернитесь в разум! Послушайте, что я вам говорю! Бегите прочь, несчастный!

— Я слышал ваш разговор внизу. — внезапно оледенев от гнева, ответил Фредерик. — Вы не любили меня нисколько. Лишь использовали. Но я прощаю вас. Возможно, вы и в самом деле мало что знали о вашем брате и отце.

— Вы безумец, Фредерик! — вся напрягшись, вскричала леди. — Я говорю вам: прочь!!

— А вы, миледи? — осекшимся голосом спросил он. — Вы покидаете меня? Простите мне мою дерзость. Прошу вас, последуйте за мной. Ведь вы жена мне. Я не покину вас.

— Если бы я могла плакать, — прошептала леди. — то плакала бы горькими слезами. Поймите, Фредерик, нас ничего не соединяет. Вся свадьба — фарс, обман, подделка.

— Вот как?! — изумился он. — Так даже пастор ненастоящий! А как похож! Я-то думал, что он и в самом деле приехал издалёка. Наверно, вы его прятали в конюшне. У вас тут целая компания актёров! Тётка за кухарку, хозяин дома за конюха, садовника и за всех прочих слуг! Брат изображал библиотекаря, а заодно — секретаря! А что за роль у вас, моя Глория?

— Идёмте. — печально ответила она, обойдя разгневанного Фредерика и направляясь к выходу.

Он невольно повернулся вслед и тут чудовищный разряд потряс, казалось всю Вселенную. И этот дикий свет озарил картину, стоящую у окна. На полотне высветилось нечто совершенно страшное. Но в следующий миг ослеплённые глаза не увидали ничего, кроме сплошного мрака.

— Постойте, что это?! — вскричал ошеломлённый Фредерик. — Там что-то было на картине, что-то совершенно демоническое!

Глория вернулась от двери и к изумлению молодого человека с силой опрокинула картину и швырнула её в дальний угол.

— Слишком много любопытства. — холодно сказала она Фредерику и в свете факела её глаза блеснули, как две льдинки.

Поражённый её поведением и не смея ничего спросить, он двинулся за нею следом. На лестнице его ожидало потрясение. Тело Седрика исчезло. Видно, он не свернул себе шею, а только снова потерял сознание. Потом очнулся и ушёл. Внизу осталось лежать только тело тётки.

— Её надо бы похоронить. — пробормотал, совершенно потерявшись, Фредерик.

— Оставьте. — бросила, не обернувшись, Глория. — Макгибуры сами хоронят своих мертвецов.

Ему вспомнился просторный пыльный склеп и множество гробниц. А в простых гробах, очевидно, спрятаны останки преступлений. И ещё больше их попрятано по нишам в тёмном подземелье. Фредерику стало необыкновенно тошно, и он с содроганием взглянул на свою спутницу.

Меж тем оба миновали тёмную столовую, и Глория свернула к дверям кухни. Там было тихо и темно, лишь свет молний прорывался в узкие оконца. Глория направилась к двери, ведущей наружу. В неё обычно вечером выходила тётка Лаура и выносила мусор.

— Наденьте это, Фредерик. — сказала девушка, достав из-за двери длинный тёмный плащ с высоким капюшоном.

— Идите в обход дома прямо на конюшню. — продолжала она, не замечая его беспокойства. — Кого бы вы ни повстречали, не отвечайте на вопросы.

— Глория, а вы? Я вас тут не оставлю.

— Идите, Фредерик, — с улыбкой ответила она. — я скоро тоже подойду.

— Я буду ждать вас, Глория! — сказал он, схватив её за руки. — О Боже! Да вы совершенно оледенели!

— Ах, это всё гроза. — небрежно ответила она. — Идите, а я попробую отыскать гостя. Что бы вы там ни говорили, он настоящий пастор и, может быть, его удастся вывести отсюда. Последний раз я видела его в столовой.

И с этими словами она вытолкала его за дверь, не давая ничего более сказать.

28.

Дрожащими от холода и многих испытаний руками Фредерик постарался запрячь лошадей в коляску — она была вполне исправна, и ничто не мешало использовать её для бегства. Мысли молодого человека не отпускал страх за Глорию. Пожалуй, зря он доверился её отваге и отпустил девушку одну. И тут он вспомнил.

— О, Боже! — Фредерик сморщился от досады, как от зубной боли.

Бумаги! Его бумаги. Удостоверение личности, все банковские документы, расписки, аккредитивы. Без них он нищ и беспомощен, как любой бродяга, ночующий у дороги. Он даже не сможет покинуть Англию. Придётся вернуться в свою комнату и забрать шкатулку. Хорошо ещё, что он предусмотрительно запрятал её подальше от чужих глаз. Что-то всё время настораживало его в этом подозрительном доме.

Фредерик решился. Он вышел из конюшни под порывы ветра, в бешеную скачку бешеных стихий. Казалось, ночи нет конца, и мир навеки погрузился в хаос. Его тошнило от отвращения к дому Макгибуров. Настанет ли тот миг, когда они покинут его омрачённые проклятьем стены?

Гул ветра в доме превращался в свист. Во тьме колыхались драпировки, и блеск теперь уже ослабших молний выхватывал из мрака то камни стен, то почерневший дуб обшивки, то тусклое стекло и тёмные картины. Ощупывая на всякий случай руками стены, Фредерик медленно шёл вперёд, всей душой желая быстрее сделать своё дело.

Вот знакомый коридор. Вот дверь в его покои. Там, в своей большой и неприветливой спальне дома Макгибуров он прикрепил к нижней стороне кровати пакет с бумагами.

Фредерик толкнул рукою створки двери, и она с внезапным скрипом отворилась. Ранее он не обращал внимания на это. Теперь же его обострённый страхом слух словно содрогнулся от этого мучительного звука. Хотя, чего бояться? Этот скрип должен потонуть в вое и грохоте стихии. Но уши словно перестали замечать грозу, и лишь тихие шелесты и скрипы вызывали дрожь. Стихия здесь ничто рядом с ужасом, который поселяет человек. Бояться надо не этого блеска за окном, не ливня, не оглушительного грома. Бояться надо тихих, вкрадчивых шагов.

С замиранием сердца он проскользнул в свою опочивальню. Разум говорил: нечего бояться. Уж где-где, а в его спальне Макгибуры его искать не будут.

Внутри всё было тихо и спокойно, если не считать стихии за окном. Большая спальня мрачно освещалась блеском молний, по ней гулял лёгкий сквознячок, к которым в этом доме Фредерик уже привык. Он поспешно кинулся к кровати. Большая, массивная кровать, слишком огромная для человека. Скорее символ, чем просто мебель. Толстые витые столбы тёмного дуба, прихотливо украшенные искусно вырезанными дубовыми ветвями. Тяжёлый балдахин с осыпавшейся позолотой. Фредерику всю неделю плохо спалось на ней. Его одолевали кошмары. Сны были непонятны, и ещё более кошмарным было пробуждение. Но, наконец, он расстанется с этим мерзким домом.

Встав на колени, он протянул руку к тому месту, где закрепил среди пружин свой драгоценный пакет с бумагами. Деньги же лежали в одном из ящиков комода, в красивом портмоне из крокодильей кожи. Рука не доставала, и Фредерику пришлось почти улечься на пол. Досадуя на самого себя, он протянул руку как можно дальше, и вот под пальцы попалась плотная бумага свёртка. Осталось лишь ухватить покрепче и потянуть на себя, но в этот миг он ощутил движение потока воздуха. Холодная струя отчётливо коснулась его щеки. Дыхание в нём рефлекторно замерло. Фредерик поспешно огляделся, стараясь определить источник ветра. Слабый звук прогремел подобно грому, затмив собою грохот за окном. Оголённым нервом молодой человек вдруг уловил опасность. Не понимая ещё, что будет дальше, он моментально принял решение, скорее повинуясь инстинктам, чем разуму.

Фредерик, как ящерица, скользнул под широкую кровать и замер прямо перед своим пакетом. Под кроватью было пыльно, с досок свисала паутина, слегка касаясь вспотевшего от страха лба. Он чуть не задохнулся, представив себе, что где-то тут может быть мышиное гнездо. И тут же удивился: что за мысли в такой момент?!

Раздался тихий скрип, и пол за тяжёлыми парчовыми оборками полога осветила тусклая свеча. Кто-то проник в опочивальню. Приникнув к полу, Фредерик пытался рассмотреть из-под оборок, кто вошёл в его покой. Впрочем, выбор невелик — либо Гордон, либо Седрик Макгибуры.

В голове у Фредерика застучало. Он вдруг вспомнил модные в последнее время разговоры о хождении во сне. В своё время он тоже интересовался всякими околонаучными статьями, где говорилось о таинственном состоянии лунатизма. Якобы, некоторые люди могут во сне ходить и совершать поступки, о которых потом ничего не помнят. Сам он не слишком верил этому и иногда смеялся над серьёзным отношением к подобной теме. Теперь же многое вдруг приоткрылось ему. Его ночные сны! Эти странные приключения! Дом Макгибуров оказался источен, как мышиными ходами, потайными коридорами! И каким-то образом Фредерик обнаруживал во сне эти тайные проходы! Значит, всё что он видел и переживал во снах, было в самом деле?! Вот откуда на его руках взялись занозы и паутина в волосах!

Неизвестный поставил на комод подсвечник и стал ковыряться над замком. Затем начал открывать один ящик за другим, выкидывая на пол бельё, перчатки, носовые платки и прочие вещи Фредерика. Тот под кроватью задохнулся от гнева. Похоже, Макгибуры просто решили ограбить его и теперь ищут все его бумаги.

— Куда он спрятал их? — хриплый низкий голос хозяина дома подтвердил догадку.

Тот начал ходить по комнате, перерывая всё подряд. Выкинул из шкафа модные костюмы, которые щеголеватый Фредерик заказывал у лучших портных в Лондоне. Он понимал, что очень скоро его убежище будет обнаружено. Нет ничего глупее, чем прятаться, как ребёнок, под кроватью. Тогда, обуреваемый частично страхом, а частично — гневом, Фредерик тихо вытащил пакет и запрятал его за пазуху, решив, что лучше уничтожит документы, чем позволит Макгибурам воспользоваться ими.

Шаги затихли у самой его кровати. Кожаные сапоги со слегка ободранными носами, красноречиво говорившими о пошатнувшемся состоянии некогда богатых и чванливых Макгибуров. Гордон уже опускался на одно колено, как вдруг в комнате раздался новый шум.

— Отец, куда девался пастор?

Старый Макгибур быстро поднялся на этот голос, так походивший на его собственный.

— Чего тебе, Седрик? Мне нет дела до твоих преступных планов.

— Вот как, отец? — усмехнулся тот. — Вы, кажется, уже нашли кубышку нашего дорогого гостя? Не его ли портмоне торчит у вас в кармане?

— Я вор, но не убийца. — холодно проговорил отец. — По крайней мере, я не занимаюсь некромантией.

— Ох, не скажите! — засмеялся сын. — Вы вполне благополучно согласились с тем, как я намеревался избавиться от дорогого деверька. И, в самом деле, зачем вам, мой дорогой воришка, нужен пострадавший зять? А ну как он появится в N, да примется болтать направо да налево о том, как Макгибуры обчистили его карманы! Нет, батюшка, оставьте ваши приторные мины, вы не тётушка Лаура, чтобы простодушно изрекать простые истины морали! Вы молчаливо согласились с тем, что я задумал сделать с нашими гостями. И, следовательно, вы сообщник.

— Оставьте, сын мой. — напыщенно ответил Макгибур. — Да видит небо, я истинный христианин. И я не замараю убийством руки.

— Вот как?! — в бешенстве вскричал лже-библиотекарь. — Вы всё предоставляете моим рукам?! Скормить озёрным карпам старого дворецкого — работа для меня! Вы ж только молвили, что старый Джон слишком много разболтался! Вы даже дали тётушке Лауре на его помин! Сколько стоит самая маленькая свечка? А когда пять лет назад проклятый Кларенс чуть не увёз от нас мою сестру и вашу дочь, вы тоже лишь кудахтали, как старая наседка? Ах, Седрик, дорогой, кажется, мы сейчас лишимся перспективы удачно выдать замуж нашу Глорию!

— Напрасно вы так сурово выговариваете мне. — невозмутимо заметил старый Макгибур. — Не я вас заставлял затеять драку. Я думал, вы просто поговорите с Кларенсом и объясните, как мало он подходит нашим планам. Но вы не можете забыть, что именно я спас вас от смерти. Я выходил вас и вылечил.

— О да! — заскрежетал зубами Седрик. — Вы склеили меня, как вазу! Просто сложили вместе кости, как придётся, и предоставили природе решать мой жребий. Вы и полушки не выделили на самого дешёвого из докторов! Теперь я должен быть вам благодарен за этот горб, за плохо сросшиеся ноги, за эту маску из рубцов на моём лице! Но мало этого, вы позаботились всем объявить, что я разбился, падая с горы! Теперь я не мертвец и не живой!

— Ну, знаете, мой сын! — притворно возмутился Макгибур. — Вы сами виноваты в том! Вас губит наше родовое чванство. Никто из Макгибуров никогда ни по каким причинам не признается, что он неправ. Насколько помню я, не перспектива лишиться выгодного брачного контракта погнала вас к этой драке. Тогда, влекомый пагубными своими страстями, вы едва не погубили всех нас. Ваша противоестественная страсть была известна всей округе. Мало того, что вас отлучили от церкви за грех инцеста, вы ещё надумали увлечься некромантией. Не вам, мой сын, упрекать в жестокости отца! Уж коли на то пошло, вам благодарить меня бы надо. Благодаря легенде о вашей смерти, вы получили полную возможность заниматься вашим делом, сколь будет вам угодно. Я не вникаю в ваше колдовство, а вы не суйтесь в моё дело. Вам нужен пастор, вы его и отыщите. А я вот отыщу бумаги нашего родного Фредерика и укачу в его коляске. Мне надо ещё Лауру отвезти домой в деревню.

— Не выйдет, папа. — смеясь, заметил Седрик Макгибур. — Лаура нынче преставилась внезапно. Упала с лестницы и мирно упокоилась.

— Какой ты всё же озорник, мой сын. — с достоинством ответил папа. — Ну ладно, мне же легче. Не буду ездить взад-вперёд. Я только заберу бумаги Фредерика и уберусь отсюда. А ты, мой сын, целуйся с трупом.

— Опять ошибка. — зловеще и без тени смеха сказал калека. — Бумаги Фредерика мне пригодятся самому. Такую ценную добычу я не отдам вам, мой отец. Мне нужен Фредерик Уоллес целиком — всем телом, кошельком, брачным договором и прочими вещами, которые вы тут так неаккуратно раскидали.

Он сделал шаг вперёд, и старый Макгибур попятился.

— Постойте, Седрик. — забормотал он. — Не собираетесь же вы...

— Да, собираюсь. — передразнил его лже-секретарь.

Гордон не успел ответить, как повалился с криком на кровать.

— Седрик, ты убийца. — проклокотал, слабея, он.

— А ты не знал? — склонясь со смехом над кроватью, спросил его калека-сын.

Фредерик, лёжа под кроватью, зажал руками рот. Пружинный матрац быстро пропитался кровью, и теперь она капала на белую рубашку. Ужас, охвативший Фредерика, был силён. Но ещё сильнее был страх быть обнаруженным. И Фредерик остался недвижим, с содроганием ощущая, как кровь старого лукавца Макгибура проникает внутрь сюртука и скапливается под спиной.

Седрик между тем рыскал по опочивальне, как кабан под дубом. С рычанием он выворачивал шкафы и ящики. Он также искал бумаги Фредерика. И, наконец, остановился перед кроватью. Попытался опуститься на одно колено. Ничего не вышло. Тогда с гнусной бранью он одним ударом отшиб столб, держащий балдахин. Сооружение с треском наклонилось, посыпалась пыль. Седрик пришёл в неистовство. Он вышиб второй столб. Тот оказался, как и всё в этом доме, трухлявым. Балдахин с грохотом обрушился на матрац, вздымая облака пыли.

Раздавшийся крик на мгновение заставил его остановиться. Фредерик мгновенно выкатился из-под кровати и вскочил на ноги. Враги застыли по обе стороны обломков, а между ними бедово скалился мертвец. В следующий миг Фредерик кинулся вперёд прямо через кровать, через обломки балдахина. С отчаянием загнанного зверя он оттолкнулся ногой от трупа Макгибура и рухнул сверху на убийцу. Горбун не ожидал подобной прыти и замешкался. В следующий момент сокрушительный удар обрушился ему на голову. Он потерял сознание и опрокинулся. Не понимая, что делает, Фредерик ринулся в открытый зёв потайного хода.

29.

Он ничего не думал, разум словно умер. Ноги сами несли Фредерика. Но вместо спасительного выхода из спальни он влетел в открытый зёв тайного выхода из спальни — таким путём вошёл сюда проклятый секретарь.

Странная память снов подсказывала юноше куда бежать, где будет поворот, где нужно пригнуть голову, чтобы не удариться. Узкие тайные ходы дома сменились на широкие проходы подземелья. Он снова вылетел на маленькую площадку, к которой думал уже никогда не вернуться. Один из боковых ходов вёл как раз из его комнаты.

Фредерик заметался. Он лишь ненадолго опередил Седрика, и тот скоро появится тут. А уж Макгибур наверняка знал свою крысиную нору, как свои пять пальцев. Его проклятия уже слышались из темноты. С отчаянием загоняемого животного Фредерик ринулся в приоткрытую дверь, из которой вышел всего-то час назад. А казалось — вечность!

В лаборатории мало что изменилось. Всё так же коптили факелы, всё так же горел огонь в жаровне. Но, едва проникнув за занавеску, Фредерик увидел нечто новое.

У стены на свободных дощатых столах лежали ещё два тела. В одном из них Фредерик с содроганием узнал безжизненную тётушку Лауру. Кровь запеклась у неё на виске и пропитала седые волосы. Чепец слетел и болтался на одной завязке. Вторым трупом был почти голый, костлявый Кларенс. Теперь Фредерик получил возможность разглядеть его обтянутое мертвой кожей бледное лицо. Лежащий на окровавленном столе Франциск Медина был теперь свободен от своих оков. Был ещё четвёртый стол. И беглец содрогнулся, представив, для кого предназначалось это место.

Но разглядывать всё это было некогда. Он заметался. Снова спрятаться в шкафы? Выбора большого не было, чернокнижник уже был за дверями и Фредерик, взмолившись Богу, забился под какой-то хлам.

Дверь грохнула от сильного удара. Разъярённый Седрик входил в помещение. Сквозь какие-то пыльные тряпки Фредерик увидел одним глазом, в чём причина такой его задержки. Горбун тянул за шиворот тело своего отца. Продолжая изрыгать проклятия, он втащил труп за занавеску и на глазах у обомлевшего деверя взгромоздил его на четвёртый стол.

— Ну вот все в сборе. — зло рассмеялся младший Макгибур. — Теперь, пожалуй, пастор нам больше и не нужен. Разве что на мясо для моей прислуги!

То, что Фредерик увидел дальше, на всю жизнь сделало его больным. Ещё много лет он будет лечиться от ночных кошмаров.

Оставив трупы на простых дощатых столах, Седрик сдёрнул занавеску. Фредерику было видно очень хорошо, и он порадовался, что сам находится в тени. Дрожь сотрясала его, и он подумал, что ещё не видел главной мерзости дома Макгибуров. Готовилось нечто более страшное, чем всё, что ему удалось обнаружить до сих пор. Проклятая ночь всё не кончалась. Казалось, само время остановилось в доме Макгибуров.

Седрик готовился к какому-то обряду. Он доставал и ставил на подставки многочисленные вещи, раскрыл книгу с тёмными страницами, зажёг множество свечей. И, наконец, оделся в тёмный балахон. Лица он больше не прятал, и Фредерику был хорошо виден его худой профиль. Волосы цвета воронова крыла и седая прядь на виске.

Седрик начал процедуру вызова духа. От низкого пения у Фредерика заложило уши. Он сжал ладонями голову, не желая слышать гнусных заклинаний. И закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Но мерзкий запах горящих на жаровнях трав и смол едва не заставил его раскашляться. Тогда Фредерик зажал руками нос и рот, подавляя в себе тошноту. Он молча мучился и оттого всё слышал. Глухой рёв потряс всё подземелье.

— Ты принёс мне души? — прогрохотал голос.

— Нет, мой повелитель. — ответил Макгибур. — Мне нужны помощники.

Чудище недовольно зарычало. Красный язык, подобный пламени, поднялся из чаши и угрожающе навис над маленькой фигуркой чернокнижника.

— Сделай мне помощников и ты получишь ещё до утра столько живых душ, сколько пожелаешь. — твёрдо сказал Седрик Макгибур. — Здесь рядом целая деревня. В ней живут потомки наших крепостных. Я всех тебе их отдаю. Но сначала помощники должны поймать мне этого проклятого Фредерика. Я слишком медленно бегаю, а этот молодой щеголь резвый, как рысак.

— Ну ладно. — ответил дух. — Я выполню твоё желание. Но торопись, иначе я возьму в качестве жертвы тебя. Я назову тебе заклинание, делающее мёртвых твоими рабами.

И демон выкрикнул слова на незнакомом языке. От них все свечи разом угасли и загорелись в полной тьме багровым тусклым светом. В этом безумном свете Фредерик увидел, как шевельнулись пальцы Франциска. Мгновенная радость вдруг пронзила его. Кажется, Медина ещё не умер, а только был в беспамятстве. А если это так, то есть надежда спасти его.

С того места, где скорчился Фредерик, не было видно остальных трёх столов. Всё загораживал помост с Мединой. Поэтому у молодого человека зашевелились волосы на голове, когда из-за окровавленного тела Франциска завиделось шевеление. Ещё мгновение и он увидел, как сел Гордон Макгибур.

"Неужели он не умер?!" — пронеслось в голове. Не может быть! Никто не может потерять столько крови и остаться в живых. Тот выглядел каким-то помятым и как бы сдувшимся — грудная клетка словно уплощилась.

Гордон Макгибур при жизни был крупным, сильным человеком, но то, что поднялось с помоста, походило на его карикатуру.

Бледное, перемазанное кровью лицо, закрытые глаза. И кинжал в груди, погружённый по самую рукоятку. Более сомнений не оставалось: Макгибур был мёртв. И вот это, несомненно мёртвое тело, село на столе, не раскрывая глаз. Нос обострился, глазные яблоки ввалились, веки потемнели. Тщательно расчёсанные до того волосы прямо на глазах потеряли цвет и превратились в грязно-седые космы, в которых потонула серебряная прядь. Это походило на безумие. Но труп застыл в сидячем положении. Орлиный нос нацелен на отцеубийцу, лицо неподвижно.

Едва старик угомонился, за ним тоже показалось шевеление. Было плохо видно, но Фредерик сразу понял, что поднялся труп Кларенса — сгорбленный, с торчащими рёбрами, с высохшим лицом. И совершенно дико смотрелись меж приоткрытых тощих губ оскаленные целые зубы.

Теперь Фредерик понял, что за помощников просил себе горбун. Они должны ловить его, а он сидит тут рядом, за каким-то барахлом. Охота будет недолгой. Труп Кларенса точно так же сел и застыл. Голова его была какой-то плоской, с клочками грязных, слипшихся седых волос. Глаза закрыты.

Франциск Медина поднялся бесшумно, как ночная тень. Грязные тряпки, укрывавшие его изрезанное тело, упали. От былого изящества не осталось и следа. Он выглядел так, словно неделю пролежал в могиле.

Фредерик с безнадёжностью обречённого ожидал, что поднимется и тётушка Лаура, но этого не произошло.

Чернокнижник замолчал. Красный огонь свернулся в клубок и нырнул обратно в чашу. В помещении словно разлилась чернота.

Хромая, Седрик подошёл к четырём помостам и внимательно осмотрел три трупа.

— А тётка, значит, не поднялась. — удивился он. — Ну и ладно, видно, силы не хватило.

Он громко хлопнул в ладони, словно требуя внимания. От этого хлопка у трупов моментально открылись глаза. Онемевший от ужаса Фредерик смотрел на всё это из укрытия.

— Слушайте, кадавры. — разнёсся хриплый голос Макгибура. — Слушайте и повинуйтесь. Я ваш хозяин.

— Мы слушаем тебя, хозяин. — глухо проговорили трупы.

— Идите наверх, в дом и найдите всех живых. Кого найдёте, несите вниз, сюда. Когда вы справитесь с работой, получите награду. Я вам дам поесть. Но горе тому, кто хоть оцарапает живого! Никто из них не должен пострадать!

Мёртвые кивнули головами и сошли с помостов. Двигаясь, как деревянные куклы, они направились прочь из зала.

Фредерик на мгновение перевёл дух. И тут вдруг вспомнил: а где же Глория? Но ничего предпринять пока не мог: горбун был занят каким-то делом у стола с ретортами. Наконец, и он вышел. Фредерик едва не потерял сознание.

30.

Где он и что с ним? Безумие было так близко, что Фредерик с усилием заставил себя двигаться. Желание жить словно бы иссякло. Весь мир предстал перед ним в виде грязной лохани, в которой мельтешела нечистота. Беги, спасайся, говорил ему разум. Я не могу, бессильно отвечал Фредерик. Заклинания чернокнижника словно парализовали его волю. Ужасное видение поднявшихся на охоту мертвецов всё ещё стояло перед глазами.

Фредерик несмело посмотрел на оставшийся труп тётки, ожидая, когда она поднимется и протянет к нему свои скрюченные пальцы. Вспомнились все страхи из детства, когда зимними вечерами детвора собиралась в тёмном проходном коридоре батюшкиного дома и рассказывала страшные сказки, в которых непременно присутствовали ожившие мертвецы. И вот теперь он словно попал в собственный горячечный бред, когда случилось ему перенести в Индии тропическую лихорадку. Но как же страшна эта явь! Насколько ужаснее всякой выдумки!

Однако постепенно рассудок возвращался, и оцепенение Фредерика прервалось. Он вспомнил про Глорию. О, Боже! Что с ней, где она?! Страх за свою супругу придал ему силы. Теперь Фредерик отказывался верить, что она причастна к той гнуси, что творилась перед его глазами. Уж если сам старый Макгибур не разделял увлечений своего сына, то тем более Глория не имеет к этому отношения. Фредерику вспомнились слова, с которыми она обратилась к брату в тот раз, когда он подслушал их разговор. Проклятый колдун навёл на неё какие-то чары, которым она всё же пыталась сопротивляться. Она защищала Фредерика! Неудивительно, что она так не любит этот дом.

Может быть, она уже ждёт его в конюшне? Глория знает куда больше о нравах своего дома, и вполне могла воспользоваться занятостью своего отца и брата.

"Занятость!" — усмехнулся про себя Фредерик, пробираясь почти во тьме к той деревянной двери, через которую совсем не так давно он попал в эту преисподнюю. И что произошло за эти несколько часов? С той стороны к двери подошёл наивный молодой негоциант, свято верящий в человеческую порядочность. Теперь же он более походил на загнанного зверя.

"Вор и убийца, ничего себе родственнички!" — язвительно сказал ему внутренний голос и Фредерик даже удивился, что в состоянии насмехаться над этими надменными Макгибурами. Сейчас он их просто ненавидел.

Он даже не ожидал, что дверь окажется незапертой. Но за последние несколько часов Фредерик разучился слепо радоваться маленькой удаче. Возможно, это совсем не так хорошо, как можно было бы подумать — отпертая дверь! Кто её открыл и зачем? Тем не менее, он осмелился выглянуть наружу.

Во время его блужданий по подземелью буря утихла, и теперь только ровно дул холодный влажный ветер. Вся земля покрыта лужами, повсюду бегут мелкие мутные ручьи. Небо по-прежнему затянуто низкими тяжёлыми тучами, и непонятно, откуда брался этот белесый, мёртвый свет. Деревья полоскали обломанными ветками, вся земля закидана оборванными листьями. А впереди мёртвой холодной громадой стоял непоколебимый дом проклятых Макгибуров.

Фредерик осмелился и вышел под открытое небо, вдохнув с облегчением холодный свежий воздух. У него даже закружилась голова. Казалось, вся внутренность его пропиталась мерзкими запахами норы некроманта. Он побежал к конюшне.

Его жеребцы слонялись по широкому проходу между стойлами — там, где он их оставил. При виде хозяина, они потянулись к нему, ожидая угощения, но Фредерик лишь ласково потрепал их по гривам дрожащими руками. Ему вдруг страшно захотелось запрячь немедленно обоих в коляску и рвануть отсюда, бросив всех и вся. А что ему мешает? Пакет с документами при нём. Фредерик сунул руку за пазуху и обомлел. Пакета не было.

— О, Господи! — он сел на подножие коляски и охватил голову руками. Где же он мог его потерять? Ещё раз лезть в подземелье? Ни за что!

— Надо отыскать Глорию и всё сказать ей. Может, ей удастся отвлечь Седрика, чтобы можно было отыскать пакет?

И тут он вспомнил... Мертвецы! По дому ходят мертвецы! Или ему просто приснился кошмар? Им дан приказ тащить в подвал всё живое! Неужели Глория так и не нашла пастора?! Отчего они не явились в конюшню?! У них было предостаточно времени. Ведь если пастора нет среди мёртвых, значит, он ещё жив!

Фредерик тащился к дому, припадая на каждом шаге и замирая при каждом звуке. Ужас терзал его душу, и всё же что-то толкало его преодолевать себя и своё желание немедленно сбежать отсюда. Только такие испытания показывают, что есть истинные ценности в жизни человека. А Фредерик не сомневался, что любит Глорию.

Распахнутая парадная дверь ничего хорошего не обещала. Фредерик, трепеща от страха, вошёл под мрачные своды дома Макгибуров, в обширный холл.

— А-аааааа! — закричал он и тут же нервно расхохотался. Облезлое медвежье чучело привело его в состояние паники!

Истерическое веселье утихло так же быстро, как и возникло.

Он миновал тёмный холл и начал подниматься по лестнице, всё время оглядываясь и прислушиваясь. Неясный слабый звук шёл со всех сторон и Фредерик вертел головой, стараясь понять, что это такое. Внезапно его ног коснулось что-то и тут же улизнуло. Он опустил глаза и едва не завопил от ужаса, на этот раз подлинного.

Мимо его ног молчаливо бежали мыши. Они ловко прыгали со ступеньки на ступеньку, быстро семеня лапками. Фредерик стоял среди этого серого потока, не смея даже дышать. Вот мимо пробежала последняя мышка, и он решился ступить ногой на следующую ступеньку. Так и поднялся на второй этаж.

"Я должен найти Глорию." — в мыслях говорил он, как будто заклинал себя. Но почему-то всё больше на ум приходило видение: как он сейчас зайдёт за очередной угол, а прямо на полу обнаружится свёрток из коричневой бумаги. Лежит себе тихо-мирно, дожидается хозяина. Фредерик быстро нагнётся, схватит его и засунет за пазуху, поближе к телу. Нет, в самом деле, было очень неосмотрительно прятать документы всего лишь за сюртук!

"Но где же Глория?" Он был словно в трансе — всё ему казалось, что он ощущает кожей груди такой вожделенный пакет из грубой обёрточной бумаги. Как хотелось, чтобы это чувство было правдой, тогда можно бежать из этого проклятого могильника на волю, сесть в повозку и поддать вожжами, чтобы лошади неслись, как сумасшедшие. Но, где же Глория?

Так Фредерик, грезя наяву, пробирался среди гуляющих под ветром драпировок. Поэтому он не сразу понял, на что наткнулся. Путь его шёл в библиотеку, поскольку именно там он, скорее всего, мог обронить свой драгоценный пакет. Но библиотеке предшествовал ещё один небольшой холл, который, скорее, можно было бы назвать курительной. В этом помещении, откуда вело сразу несколько дверей, имелись старые пыльные диваны, такие же дряхлые секретеры, а на полу постелены ковры, которые давно уже не достойны называться персидскими. Вот среди этого-то помещения Фредерик запнулся ногами о что-то мягкое, лежащее в тени.

Из свёртка послышался придушенный стон. Внутри свёртка из ковра покоилось нечто живое. Живое! Кто бы это мог быть?! Неужели, Глория! И Фредерик, потея от волнения, начал разворачивать этот толстый кокон. Но, развернув, понял, что ему не вполне повезло.

— Что случилось? — с недоумением спросил невысокий тусклый человечек, потирая затылок и тревожно оглядываясь по сторонам.

— Сэр Уоллес?! — признал он во Фредерике своего знакомца.

— Тише, господин пастор. — прошептал тот.

— Но что такое? — недоумевал тот. — Кто-то ударил меня по голове?

— Да, падре. — тихо отвечал сэр Фредерик, стараясь поставить на ноги немолодого священнослужителя.

— Я протестант! — вознегодовал тот. — Мы, протестанты, не признаём подобных обращений.

— О, Боже мой, умолкните, прошу вас! — простонал в страхе молодой негоциант.

— Не стоит поминать всуе имя Божье. — назидательно заявил священник-протестант. Но, тут же схватился рукой за рот, испуганно присел и уставился в глаза своему спасителю.

— Здесь, кажется, что-то происходит. — заикаясь, спросил он шёпотом.

— Здесь такое происходит, — сквозь зубы ответил Фредерик. — что вам, протестантам, такое и во сне не снилось. Молитесь Богу, чтобы он нас вывел из этого дьявольского места.

И храбро двинулся вперёд — к библиотеке, потому что твёрдо помнил, как недалеко он уедет в этой стране без денег, без документов и без рекомендательных писем.

— Скажите, а тарантас готов к отъезду? — двигаясь следом за Фредериком и стуча зубами, спросил почтенный пастор. — Сэр Макгибур мне обещал, что рано утром он отвезёт меня на станцию. Я должен нынче вечером быть в своём приходе, чтобы готовиться к проповеди.

— Я умоляю вас, молчите. — с невольной грубостью процедил сэр Фредерик. — Ваш Макгибур уже примерно два часа, как преставился, а по дому ходят мертвецы.

— Кто?! — забыв таиться, воскликнул старый пастор.

Фредерик от нервов потерял терпение, он обернулся и с высоты своего роста глянул в бледные от ужаса глаза пастора, желая при этом кое-что сказать ему. Но передумал, потому что понял, что пастор ему верит.

— По дому ходят четверо умерших. — тихо, но ясно сказал молодой купец. — Они ищут меня и вас для совершения дьявольского обряда. Здесь, в этом доме, уже много лет творит свои чёрные дела сын Гордона Макгибура — Седрик Макгибур. Вы принимали его за секретаря. И, если будете продолжать свои расспросы, то вот вам путь, а мне в другую сторону.

31.

— Тише! — прижал палец к губам пастор.

В покинутой курительной послышался подозрительный шум, словно кто-то налетал на мебель и ронял безделушки со столов. Ни слова при этом не прозвучало.

Два человека в панике посмотрели друг на друга. Было совершенно ясно, что мёртвые слуги некроманта будут последовательно, с тупой методичностью обыскивать весь дом — комната за комнатой, зал за залом, коридор за коридором. Причём, для Гордона Макгибура в этом доме нет тайн — он знает, как открываются все двери в этом похожем на склеп жилище.

— Что вы делаете? — панически прошептал пожилой провинциальный проповедник, видя, как Фредерик что-то нашаривает среди высоких книжных полок.

Где-то здесь должен скрываться механизм поворота двери — это Фредерик помнил точно из своего сна. Тогда проклятый горбун именно так открыл потайную дверь. Но, рычажок не находился, и в досаде Фредерик толкнул книжную полку. К его удивлению, она легко подалась, и на пол библиотеки легла полоса яркого света. При нажатии дверь стала отворяться быстрее, одновременно со стороны курительной раздались нечёткие, но такие страшные в наступившей тишине шаги.

Взгляд, брошенный назад, к массивной арке входа, обнаружил возникшую в дверях фигуру.

— О, Боже, что это?.. — прошептал, стуча зубами, пастор.

На пороге стоял, озираясь мёртвыми глазами, труп Франциска Медины. Неживое лицо его медленно поворачивалось из стороны в сторону, словно мертвец ловил остывшими щеками тепло от живых людей. Седые волосы Франциска стояли дыбом, из порезов сочилась сукровица, а рот был раскрыт в дьявольской усмешке, показывая сияющие перламутром зубы.

— Постойте, Фредерик. — отчётливо произнёс труп. — Мне надо вам кое-что сказать.

— О, боже мой! — простонал пастор, проваливаясь спиной в открытую дверь потайного хода, а в следующий момент Фредерик навалился изнутри плечом на створку, возвращая её в положение "закрыто". Но, щель смыкалась слишком медленно, и в неё проникла мёртвая рука. Цепкие пальцы ухватили Фредерика за плечо и стали рвать на нём сюртук.

— Я не верю! — выкрикивал пастор, падая на пол. — Такого не бывает! Это всё против Божьей воли!

— Я умоляю вас, падре, — сквозь зубы процедил сэр Уоллес, не отступая от двери. — Отцепите его от меня!

— Нет, нет! Этого не может быть! — безумно повторял тот, следя побелевшими от ужаса глазами за тем, как синие пальцы мертвеца с силой рвали с плеча Фредерика прочную материю. Но Уоллес в последний раз нажал плечом, дверь с щелчком вошла в паз и отрубила руку.

— Мы спасены! — воскликнул пастор, вновь обретя рассудок.

— О, нет! — завопил он, видя, как рука быстро перебирая пальцами, поползла к нему.

— Бежим! — выдохнул из последних сил Фредерик, снимая со стены горящий факел.

— На вас кровь!!! — пронзительно вскрикнул служитель Господа. — У вас вся грудь в крови!

— Это не моя кровь. — утешил его сэр Уоллес. — Это кровь старого Макгибура, убитого собственным сыном. Так что, падре, или как вас там, нас никто не защитит и, если хотите жить, соберитесь с силами и бегите за мной.

И далее он решительно кинулся по узкому коридору, освещая себе путь факелом.

— Куда мы? — стуча зубами, но исправно двигая ногами, спросил пастор.

— В логово Зверя. — с мрачным смешком ответил Фредерик.

* * *

Всё в подземелье было, как и ранее — казалось, ничего не изменилось. Всё так же молчаливо коптили факелы по стенам, всё так же зияли чёрные провалы входов.

— Куда мы? — спросил пастор, видя, как решительно его спутник направился в один из коридоров. — Откуда вы знаете, что там?

— Я знаю. — мрачно ответил Фредерик. Ему в самом деле осточертело это подземелье, и он подумал, что был бы счастлив никогда не знать его гнусных тайн. Сам удивляясь себе и своему настойчивому желанию отыскать свой пропавший пакет, он толкнул рукой дверь в тайную лабораторию некроманта. Дрожа от страха, он, тем не менее, был полон желания вломить мерзкому лже-библиотекарю по голове железной палкой, которую так и не выпускал из рук. Теперь он бы так просто не оставил колдуна, как тогда в библиотеке. Тогда его отвлекла тётушка Лаура, но теперь Фредерик не остановился бы до тех пор, пока последние признаки жизни не оставили бы искалеченное тело младшего Макгибура.

Фредерик сам удивлялся своей кровожадности, настолько явственно его преследовало видение ударов, опускающихся на голову проклятого некроманта. Он словно грезил, ощущая, как со смачным звуком входит в кости черепа Седрика железная дубинка. Он ощущал с безумным удовлетворением, как брызги мозга и крови проклятого колдуна попадают ему на лицо. Он слышал звуки, он обонял запах горячей крови, он жаждал мести. О, Глория, что сделал с тобой этот адский заклинатель?!

— Я умоляю. — оторвал сэра Уоллеса от созерцания своих фантазий голос пастора. — Что вы здесь ищете?

Тот пришёл в себя и огляделся. Что ему нужно в этом пыточном зале?

— Но где же тётушка? — потрясённо вскрикнул Фредерик.

Тётушки не было на дощатом столе, только смятый и разорванный чепец валялся на полу.

Остолбенев от ужаса, пастор озирался по сторонам, оглядывая мерзкую нору некроманта.

— Неужели в наше просвещённое время возможна такая дьявольщина? — заикаясь, спрашивал он.

— Боюсь, что нас сейчас найдёт ещё один мертвец. — озабоченно сообщил ему неверующий Фредерик. — Кажется, тётушка поднялась и отправилась в поиск. Седрик дал своим мертвецам приказ отыскать в доме живых людей и доставить к нему в подвал. А мы и сами постарались прибыть. Здесь нас принесут в жертву духу зла, и Седрик получит обещанное ему богатство и возродится в новом теле — для этого здесь, как рождественский поросёнок, припасён я вместе со своими деньгами, бумагами и свидетельством о браке.

Всё это Фредерик говорил, расшвыривая у стены корзины и отыскивая свой потерянный пакет. Он полагал, что утратил его в то время, пока прятался за всяким барахлом.

— Вы говорите это так спокойно? — изумился пастор, держась за сердце и глядя на молодого человека круглыми глазами. Он был перемазан сажей и извёсткой, отчего утратил свой чинный вид служителя Господа. Редкие волосики пастора были растрёпаны, рукав разорван, белый воротничок выбился и теперь болтался сбоку, и вообще он был похож на потерявшегося в лесу ребёнка.

— Да, падре. — ответил Фредерик, садясь на край дощатого помоста. — дело обстоит именно так: пакет свой я не нашёл. Так что давайте выбираться отсюда, пока мертвецы нас не поймали. Вы же не хотите пожертвовать своей живой кровью ради дьявольских забав проклятого Богом некроманта.

— Это предрассудки. На самом деле никакой магии не существует, а некромантия — занятие для сумасшедших. — отозвался просвещённый пастор, но поспешил следом за молодым человеком.

Оба человека выбрались обратно в помещение, откуда расходились норы коридоров.

— А где же молодая леди? — опомнился пастор. — Что с ней случилось?

Фредерик тяжело вздохнул и обернулся к пожилому человеку.

— Мне не хотелось говорить вам. — признался он. — Но Глория замешана в этих кознях Макгибуров в не меньшей мере, нежели Седрик. Я слышал многие слова и видел отвратительные вещи. Я убедился, что она прекрасно знает то, что здесь творится. Она пыталась остановить своего преступного брата, пыталась также убедить меня уехать, но делала то и другое слишком слабо. Она не пожелала открыть мне всей тайны дома Макгибуров, но я и сам прекрасно понял, что отец и сын самые настоящие разбойники. Старый Гордон грабил женихов своей дочурки, а молодой топил их в озере. Лишь один жених избегнул общей доли, о чём жалел все пять лет, которые провёл в застенке здесь, в этом проклятом подвале.

Пастор ничего не мог сказать в ответ на горькие слова молодого Уоллеса, он только безмолвно ловил губами воздух и цеплялся пальцами за стену.

— Держитесь за меня. — промолвил Фредерик, тронутый беспомощностью этого пожилого и наивного человека, полагающего, что весь мир вполне описывается теми простыми словами, в которых можно составить воскресную проповедь. Молодой негоциант усмехнулся, подумав, что и сам не так давно был полон таких же милых и простых мнений о реальности. Он подхватил пастора под руку, помогая ослабшему от переживаний человеку подниматься по крутым ступеням подземелья.

— Вот этот подвал и есть остатки прежнего дома Макгибуров. — продолжал он. — Огромного и мрачного замка, стоящего на страже холодных вод озера. Здесь они прятали свои тайны, пока обозлённая их колдовством толпа не порушила этот мерзкий вертеп. Придёт ли разрушение на старые камни, из которых построен новый дом Макгибуров? Сколько гнуси прячется за гобеленами его, сколько тайн скрывают его стены! Как крысиными норами, источен он тайными ходами. В каждой стене скрывается глазок, в который смотрят за беспечными гостями алчные глаза хозяев. Они охотятся на человека, как зверь на добычу. И Глория всё это знала и молчала.

— Ох, не судите столь строго. — пробормотал пастор, тащась следом за молодым человеком, которого словно несла какая-то неистовая сила.

— И это всё, что можете сказать мне вы — служитель Бога? — во гневе вскричал Уоллес. — Где воздаяние за те бесчисленные злодеяния, что творились в этой змеиной норе многие годы?! Где был ваш Бог, когда его спасения искал несчастный Кларенс?! Сколько же молитв шептали в тёмной нише его искусанные в страдании губы?! И вот в последний миг, когда спасение его уже приблизилось — он умирает! А Франциск Медина — беззаботный щеголь, добрый малый, любимец муз, король Латинского квартала — он за что погиб?! Так страшно, так бесславно, так мучительно!

— Откуда знать нам, мелким тварям, как и какими тайными путями творится справедливость господня? — держась рукой за сердце и запрокинув бледное лицо, ответил пастор. — И я верю — о да, я верю! — что моя вера выведет меня.

— Так отчего же тётушку Лауру не спасла её святая вера?! — в бешенстве вскричал Фредерик. — Или она была не слишком доброй христианкой?!

На это пастор лишь взглянул в глаза молодому человеку с жалким видом, и скорбная гримаса исказила его простое и невзрачное лицо. О, если бы наказание за грех и воздаяние за веру было столь же скорым, как пожелания людей! О, если б было бы оно столь последовательным и очевидным, как проповедуемые истины! Но, где же потерялся ангел, охраняющий простые души — прибежище наивной веры?

Дверь подземелья распахнулась и выпустила двоих людей наружу — в сырую свежесть поздней ночи.

— Ох, погодите, — пробормотал пастор, бессильно опускаясь у стены. — Дайте передохнуть.

— Нам некогда. — безжалостно ответил Фредерик, снова подхватывая пожилого человека под руку. — Надо уходить.

Он потащил последнего оставшегося в живых гостя дома Макгибуров к каретному сараю.

Твёрдой рукой он запряг в коляску лошадей, затащил в неё пастора и вдруг задумался.

— Ну что вы медлите? — взмолился пастор. — Я умираю со страху!

Но Фредерик колебался — он пытался понять, в самом ли деле ненавидит Глорию или только разжигает в себе неприязнь ко лживой дочери Макгибуров.

— Если я не вернусь через час, уноситесь отсюда. — сказал он пастору. — Вы умеете править лошадьми?

Тот судорожно кивнул в ответ, читая в глазах молодого человека решимость.

— Я буду ждать вас, Фредерик. — прошептал пастор. — Но умоляю вас: вернитесь!

32.

Он снова шёл в проклятый дом, которым теперь владел по свадебному договору. О, если бы в его власти было разнести по камушкам этот ненавистный склеп! С каким бы наслаждением похоронил он здесь все тайны и позор семейства Макгибуров! Но что он делает, зачем он возвращается сюда? На что надеется, чем себя обманывает? Не пакет же с документами, в самом деле, влечёт его под эти ослизлые стены!

Не смея войти главным входом, сэр Фредерик, трепеща от страха, лёгкой тенью огибал огромный дом. Он направлялся к боковому входу, которым выходила тётушка Лаура, вынося помои. Ему казалось, что этой дверью ходит меньшее из зол, обитающих в стенах ненавистного дома. Здесь выходила, шаркая подошвами, пожилая леди, когда с достоинством верующего в вышнее воздаяние человека совершала свой долг перед братом мужа. Она взяла на себя работу прислуги в этом бедном доме и старалась по мере сил соблюсти весь положенный ритуал встречи жениха. Для неё было всё просто и понятно, и вот она-то, милая и добрая христианка, оказалась жертвой дьявольского плана Макгибуров.

— Где справедливость твоя, Господи! — скрежеща зубами, возносил Всевышнему строптивую мольбу сэр Фредерик.

Входная дверь даже не скрипнула, впуская в чрево дома Макгибуров его нынешнего владельца. И Фредерик мысленно возблагодарил милую тётушку Лауру за то, что та с присущей ей аккуратностью смазала жиром петли.

Что делает он тут? Зачем возвращается? Ну что за дикая идея гонит его снова в жилище мертвецов?

"Ах, Глория, Глория, что ты сделала с моим сердцем!"

Страшен сон безумца. Несовместимы с разумом поступки человека, утратившего веру в справедливость. Он словно гонит себя к пропасти, презрев и жизнь, и безопасность, и все ценности, которыми ранее дорожил. Он ставит под сомнение саму реальность мира. Он словно пускается в плавание по чёрным водам Стикса, в любой момент рискуя утратить самого себя. Его несёт навязчивая мысль поймать ускользающую от него истину, он гонится за ней, как за болотным огоньком, упрямо не желая видеть под ногами смертельную опасность. Он одержим. Он исступлён. Он совершает глупость.

Дом Макгибуров, что ты за явление? Какая дьявольская рука тебя сложила, какая воля в тебя вдохнула твой мертвящий холод? Что видели, чему свидетелями были твои камни? Какую реку стонов и смертельных криков проносило под твоими мрачными сводами? Как кровью не сочатся твои стены? Как не ослепли окна, скрывая за собой чудовищную гибель Макгибуров? Как много их осталось в этом доме-склепе, навеки унесённых злобой старших братьев!

— Что вы молчите, Макгибуры? — беззвучно спрашивал у портретов Фредерик.

"Беги прочь, сэр Фредерик." — отвечали Макгибуры.

— Скажите, дама, эта седая прядь в ваших волосах не есть след вечного проклятия? — обращался к высокомерной леди Фредерик.

"Прочь, Уоллес." — холодно говорила та.

— Скажите, сэр, за вашим высоким воротником скрывается не перерезанное горло? — спрашивал у господина викторианской внешности измученный Фредерик.

"Беги, несчастный." — роняли плотно сомкнутые губы.

— Проклятый Седрик. — говорил с ненавистью Фредерик портрету колдуна. Тот ничего не отвечал, лишь горящие чёрным пламенем глаза его впивались в душу Фредерика. Лицо последнего потомка Макгибуров было дьявольски прекрасным — он походил на Люцифера в тот момент, когда его с небес повергли наземь. Сквозь смуглую кожу щёк, казалось, прорывался жар дьявольского пекла, тонкие губы безупречной формы едва сдерживали возглас ярости и боли. Чёрные волосы вздымались, как от палящего ветра преисподней.

Чем больше вглядывался Фредерик в портрет, тем более ему открывалась тайна Макгибуров.

— Ты... ты любил её! — воскликнул в леденящем ужасе несчастный Уоллес.

"Да! — хохотал портрет. — Не я один, все первенцы Макгибуров рождены от тайной связи братьев с сёстрами! Вот почему все вторые братья умерщвлялись! Одно древо, один ствол, одна кровь!"

— Умри. — сказал, как отрубил Фредерик. Он поднёс свою свечу к глазам портрета и содрогнулся, увидев, как те заметали чёрные молнии проклятий.

— Смерть Макгибурам. — сказал чей-то хриплый голос за спиной. И Фредерик, обернувшись, увидел Седрика — всего за миг до того, как страшный удар по голове обрушил его в беспамятство.

* * *

"Почему никак не настанет утро?"

Кто спросил это? Сам Фредерик или кто-нибудь ещё? Отчего так дико болит голова, и в ушах воют все волки Шотландии? Или это ветер гуляет в разбитом черепе?

Слипшиеся веки с трудом разомкнулись, и глаза Фредерика медленно скользнули вокруг. Он узнал это место — тут некромант вызывал своего тёмного духа. А сам Фредерик лежит на дощатом помосте, связанный по рукам и ногам — беспомощный, как новорождённый.

В стороне слышалась глухая возня — что-то двигали с усилием, чем-то побрякивали. Обострившийся слух уловил сиплое дыхание — это с трудом втягивает воздух деформированная грудная клетка горбуна. Шаркающий звук — это волочится искалеченная ступня Седрика. Он что-то бормочет, как старик, со злобной интонацией.

"А ведь ему не более двадцати семи лет!" — догадался Фредерик. Конечно же, брат Глории старше её на пять лет, а ей было семнадцать, когда погиб Кларенс. Сколько же страданий пережило это искалеченное тело, что обрело старческую немощь.

"Ну как не так!" — сам себе усмехнулся Фредерик, вспомнив, какой огромной силой обладали руки Седрика. Да и не слабым надо быть, чтобы унести на себе такого высокого человека, каким был Уоллес.

— Я не слишком сильно тебя стукнул? — озабоченно спросил колдун, возникнув над скорбным ложем Фредерика. Его длинные космы свесились над лицом молодого человека. На Фредерика смотрело странное лицо — половина его была уродлива, как маска чудовища. А вторая половина безупречна, как лик падшего ангела.

— Ты меня убил. — прошептал одними губами Фредерик.

— Не беспокойся. — отвечал горбун. — Скоро явится она и разрежет твои путы. Тогда ты вскочишь с этого места и убьёшь мерзкого колдуна Макгибура. Потом ты бросишься скорее в свой сарай, где ждёт тебя в коляске умирающий от страха пастор, и вы быстро покинете этот проклятый дом. Деньги я подбросил под сидение коляски. Твои костюмы и все прочие вещи я сложил в сундук и прикрепил сзади.

— Зачем тебе всё это? — недоумённо спросил Уоллес, забыв притворяться, что умирает от удара.

— Затем, что в той коляске уедешь не ты, а я. — со смешком ответил колдун. — А ты останешься валяться здесь с размозжённой головой. Потом она всем будет рассказывать, что проклятого Макгибура сразила твоя рука, как орудие божественного гнева. Кто не поверит этой доброй леди?

— Ты говоришь о своей сестре?

— Нет. Я говорю о тётушке Лауре. А сейчас не мешай мне, до её прихода я должен завершить обряд.

Рука горбуна приблизилась к лицу Уоллеса с грязной окровавленной тряпкой в цепких тёмных пальцах.

— Скажи мне, Седрик, — лихорадочно заговорил несчастный Фредерик, пытаясь отодвинуть страшный миг ужасной пытки. — Скажи, зачем ты так долго мучил Кларенса? Была в том какая-то необходимость?

— А. — неохотно отозвался мерзкий некромант, и его рука застыла над лицом последней жертвы. — Он должен был за всё ответить. Простая смерть была бы для него слишком хороша. Он должен был утонуть. Всё было для того готово — лодка с подломанной доской. Он выбрался на берег и скрывался среди леса. Но деться было некуда — дорога отсюда одна. Когда я понял, что он спасся, я попытался его сбросить со скалы. Но мне не повезло — мы упали оба. Я разбился, а он остался цел. Но дело было сделано: мы с отцом уже пустили слух о его кончине. Иначе он бы выдал нашу тайну.

Горбун замолк и надменно посмотрел в глаза прикованного пленника.

— Он должен был страдать. — зло добавил некромант. — За моё увечье, за то, что обманул нас, за то, что Глория хотела с ним бежать. А теперь заглохни, потому что время близко.

И он безжалостно затолкал ему в рот Фредерику свёрнутую тряпку.

— Язык не прищемил? — осведомился Седрик. — Мне нужен будет твой язык, чтобы говорить в лондонских гостиных комплименты юным леди.

И Фредерик, глядя в его жестокие глаза, понял, что говорится всё это отнюдь не в шутку — Макгибур действительно намеревается жить его, Фредерика, жизнью. Он переселит свою душу в тело Фредерика, потом умертвит руками Фредерика своё прежнее тело, вместе с Фредериком, а потом под руку с Глорией направится в конюшню, где всё приготовлено для бегства. Проклятый горбун с самого начала водил его за нос, а Фредерик старательно исполнял дьявольский план дьявольски умного Седрика.

Он был бессилен что-либо изменить. Связанный, как овца на бойне, он смотрел в потолок остановившимся взором. Лишь мысли были подвластны Уоллесу.

"За что, о Боже? Это вся твоя справедливость? О, если бы я не влюбился в Глорию так безнадёжно, если бы не кинулся её искать! Я бы уже мчался в десятке миль отсюда. Я сумасшедший, что пошёл спасать эту лживую дочь Макгибуров. Наверняка она всё знает о плане Седрика. Да, она всё знает, я сам слышал, как он поведал Глории свои намерения."

От этой безнадёжной мысли в голове у Фредерика помутилось, и он впал в состояние прострации, словно заранее отрешившись от своего тела.

Низкое тягучее пение ворвалось в уши Уоллеса, как огненный набат. Его скрутил ужас, поскольку молодой негоциант понял, что означают эти звуки. Это проклятый некромант вызывал своего кровавого духа. Последовавшее за тем заставило Фредерика забиться в своих путах, поскольку не было сил противостоять тому торжествующему рёву, который раздался из медной чаши, полной крови.

Голос некроманта заполнял всё помещение, словно громовой гул, и в такт этому неистовому воплю пульсировал на стенах и потолке кровавый свет. Чудовищные лики возникали и исчезали в воздухе, наполненном удушающим запахом адской серы. Многозубые пасти скалились на Фредерика, роняющие кровь когти тянулись к его лицу. А голос некроманта всё завывал и метался под сводами, призывая того духа, что обещал ему жизнь в новом теле.

— Ты принёс мне кровь?! — взревел, как сотня труб, голос.

— Я сам буду твоей жертвой! — пронзительно вскричал Седрик Макгибур. — исполни моё желание, и ты получишь это тело, и невинную душу, заключённую в нём!

— Мне мало! — закричал дух. — Ты зря играешь со мной, Седрик Макгибур! Где тётка, где пастор?! Мне нужны эти чванливые святоши, которые воображают, что они обрели спасение!

— Ты всё получишь. — твёрдым голосом ответил Макгибур, и Фредерик мысленно ужаснулся человеку, который рискнул спорить с духом преисподней.

— Исполни то, что я тебе велю. — продолжил Седрик, — И ты получишь пастора и тётку.

— Ты мне велишь?! — расхохотался дух. — И чем же ты меня заставишь?

— Да, я тебя заставлю. — с дьявольской гордостью отозвался колдун. — Ты многие столетия питался душами Макгибуров. Ты сделал этот замок жилищем смерти, оплотом алчности, обиталищем нечистых духов. Любой, кто входит сюда, уносит с собой печать проклятия. Но это потому, что некогда первый рыцарь рода принёс с собою из крестового похода чёрный камень, выпавший из иудиного сердца, когда смердящие внутренности апостола предательства выпали из его лопнувшего чрева. Ты обещал безродному пехотинцу, богатому лишь своим ростом и своей силой, что вознесёшь его и его потомков над его земляками — простыми крестьянами шира. Ты дал лучнику Гибуру звучное имя Макгибура. Но за это ты потребовал хранить иудин камень до тридцать третьего поколения. Я тридцать третий Макгибур в прямом потомстве. Я подлинный Макгибур без всякой примеси, поскольку рождён тридцатью двумя поколениями Макгибуров от кровосмесительной внутрисемейной связи. Тридцать три потомка Макгибуров служили тебе, дух. Теперь служи и ты мне, поскольку я последний Макгибур. Со мною вместе рухнет дерево Иуды, которое приносило тебе обильную жатву душ. Так что ж ты сделаешь мне, дух, чтобы оборвать эту тоненькую нить, что связывает меня с жизнью?

— Ты прав. — помолчав, ответил дух. — Я выполню твоё желание, но вместе с тем заключим новый договор: пусть дело Макгибуров возродится в новой крови — в свежей крови Уоллесов.

"Нет!" — хотел закричать Фредерик, но только бессильно забился в путах.

— Нет. — сказал чей-то голос, и Седрик стремительно обернулся.

— Ты, сестра? — промолвил он. — Зачем ты здесь? Почему не возвратилась в своё жилище?

— Моё жилище? — усмехнулась Глория. — Охранять твой чёрный камень? У него достаточно стражей, но я решила, что всё будет иначе.

— Как ты посмела?! — закричал Седрик. — Ты губишь меня!

— А разве ты не погубил меня? — зловеще проговорила Глория, приблизившись к нему. Она даже не взглянула на своего связанного супруга, словно её интересовал в этом склепе только Седрик Макгибур.

— Не позволь ей. — предупредил колдуна парящий над чашей крови дух.

— Не позволить что? — холодно спросила Глория.

— Она не сможет опрокинуть чашу. — успокоил духа Седрик. — У неё нет на это сил.

— Ты идиот. — успел промолвить тот, как в следующий момент из руки Глории вырвалась чёрная молния и угодила в чашу.

— Иудин камень! — пронзительно завопил Седрик. — Она достала его со дна озера! Что ты наделала, проклятая?!!

Чудовищный столб пара ударил в потолок, заглушая своим шипением вопли духа. Всё скрылось в этом вихре, который расколол надвое потолок и заставил стены истекать кровью. Неистовые вопли неслись со всех сторон, как будто подземелье отдавало души погибших здесь людей.

Столб раскалённого пара извивался, как живой, протягивая щупальца к Седрику, а тот стремился избежать их. Он падал на пол, катался по нему, кидался к стенам и постепенно продвигался к двери. А Фредерик, обезумев от смертного ужаса, следил за ним глазами, понимая, как бессилен перед страшной участью заживо поглощённого преисподней. Он не может убежать, подобно Седрику, не может даже шевельнуть рукой, чтобы перекреститься — впервые в жизни!

Колдун уже добрался до двери, как перед ним возникла чёрная фигура. Леди Глория предстала перед ним с бледным лицом, искажённым жутким смехом.

— Нет, Седрик. — сказала она и толкнула брата обратно в помещение. Из-за её спины выскользнули три кошмарных существа и двинулись к онемевшему от ужаса горбуну.

— Отмщение, Седрик. — проскрипел иссушенный труп Кларенса, протянул тощую руку и толкнул колдуна к чаше.

— Отмщение, Седрик. — сказал Франциск Медина, перекрывая некроманту путь к бегству. Глаза его, некогда прекрасного карего цвета, теперь были мутно-белыми, но зрачки их неотступно следили за убийцей.

— Отмщение, Седрик. — жёстким голосом сказал старый Макгибур, выныривая из красного тумана, что наполнял подземелье. И с этими словами толкнул отцеубийцу прямо в щупальца красной смерти. Дикий крик некроманта утонул в потоках хохота, и чудилось Уоллесу, что в этой реке ненависти звучат многие, очень многие голоса Макгибуров.

Но тут потолок над его головой треснул, и по нему, змеясь, побежала длинная тонкая молния. Стены подземелья стали осыпаться, словно камень умер вместе со своим последним господином.

— Простите, Фредерик. — сказала Глория, склоняясь над его лицом. — Не я освобожу вас. Сюда идёт та, которой мой брат предназначил быть вашей спасительницей. Вы не послушали меня и не покинули дом Макгибуров. Поэтому вы, уезжая, унесёте в сердце рану.

С этими словами она вытащила изо рта Фредерика тряпку и исчезла с глаз его, проскользнув в дверь, как тень.

— Спасите! — закричал отчаянно молодой негоциант.

— Сэр Фредерик! — вскричала тётушка Лаура, возникая в проходе.

— О, Боже, милый Фредерик! — причитала она, разрезая ножом путы на его руках. — Что здесь творится! Дом рушится, пастор исчез, кругом какие-то чучела лежат! И я видела собственными глазами своего племянника! Или мне почудилось, и я, старая дура, сошла с ума?!

— Тётушка, я вас обожаю! — с благодарностью целуя шершавые руки пожилой леди, восклицал счастливый своим избавлением от смерти Фредерик. — Скорее прочь отсюда! Я знаю, где пастор, он ждёт нас в конюшне. Лошади запряжены, всё готово! Бежим!

С потолка уже валились крупные куски, сыпалась известка. Два беглеца выскочили прочь из помещения и поспешили вверх по лестнице. За ними следом обваливались потолки. И Фредерик подхватил на руки тётушку Лауру, стремительно убегая от обвала.

Едва он выскочил на волю, как понял, что утро давно уже наступило — бледный рассвет заполнял зыбким светом окрестное пространство.

— Что это, сэр Фредерик? — ошеломлённо проговорила пожилая леди.

Дом Макгибуров пошёл трещинами по всему фасаду. Сначала безмолвная гибель расчертила причудливыми линиями стены, потом со звоном полетели стёкла.

— Бежим! — крикнул Фредерик, увлекая тётку прочь от гибели в обвале. Дом содрогался, оседая в туче пыли — он проваливался в подвал, складываясь, как карточная постройка. Монументальные стены его ломались, как печенье, земля тряслась. Казалось, что сейчас станут вырываться языки серного пламени, но этого не произошло. Последней рухнула та башня, в которой была комната Уоллеса.

— Мне кажется, я видела брата мужа мёртвым? — растерянно спросила тётка.

— Гордон Макгибур погиб. — подтвердил Фредерик. — Макгибуров больше нет.

Но тут он встрепенулся, поскольку увидел скользящий по деревянной лестнице знакомый чёрный плащ.

— Это же Глория! — воскликнул Фредерик. — Подождите, тётушка Лаура, я должен её догнать! Она не виновата в том, что здесь творили её отец и брат! Она не может думать, что я отрину её после того, что сделал с ней Седрик!

И Фредерик, влекомый не столько чувством долга, сколько вновь обретённой любовью, кинулся к лестнице, окликая Глорию и умоляя остановиться.

Он догнал её уже у самой линии воды.

— Постойте, Глория! — воскликнул он, едва переводя дух от бега.

Она сгорбилась под своим чёрным капюшоном, не желая взглянуть ему в лицо.

— Не надо, Фредерик. — глухим голосом сказала Глория. — Поверьте мне, не надо.

— Я вас люблю! — страстно признался он ей в своём чувстве. — Теперь я понял, что истинно люблю вас! Моя озлобленность, мои упрёки были вызваны лишь непониманием. Но вы были так отважны, спасая меня от этого исчадия ада — вашего брата! Я восхищаюсь вами!

— Уже поздно, Фредерик. — с тоской сказала Глория, по-прежнему не поднимая головы. — Идите, оставьте меня здесь.

— О нет! — с пылом воскликнул он. — Ваше чувство вины неуместно! Я действительно сердился на вашу скрытность, но теперь я понимаю, насколько невозможно было вам признаться мне, почти чужому вам человеку в том, что происходит в этом доме. Я ваш, Глория, я навеки ваш!

— Вы сами не понимаете, что говорите. — с печальной улыбкой отозвалась она, поднимая голову и глядя на молодого человека своими светлыми глазами. — Уходите, Фредерик. Я возвращаюсь в своё холодное жилище.

— Дом ваш разрушен. — с живостью возразил он. — Но я обещаю вам новое жильё — свет и тепло будут царить в нём, радость и любовь. Моя любовь к вам, Глория — навечно!

— Молчите. — оборвала она его. — И уходите. Прочь, Фредерик, если не хотите, чтобы остаток вашей жизни был омрачён такими страшными воспоминаниями, перед которыми кошмары подвала Седрика померкнут.

И в голосе её, в повелительных интонациях послышался Фредерику Уоллесу такой ужас, что он отступил со страхом, хотя ничего и не понимал.

— Вас ждёт ваш экипаж. — сурово проговорила Глория, указывая рукой на лестницу.

И первый луч солнца, упав на эту аристократическую руку, открыл Фредерику всю страшную правду Глории Макгибур. Её рука была покрыта бледными язвами распадающейся плоти. Обглоданные карпами пальцы, выпавшие ногти, зелёные, обнажившиеся кости.

Она опустила руку, поняв, что он увидел её тайну. Её прозрачные глаза цветом походили на воды озера. Она стояла и смотрела на него, а за спиной её всходило солнце.

— Всё кончено, Фредерик. — мёртвым голосом сказали мёртвые губы Глории. — Я ухожу, там моё жилище — в водах озера. Я утонула пять лет назад, а не Кларенс. Я не смогла помочь ему, но вас сумела уберечь. Я вас спасала много раз, но от последнего удара мне спасти вас не удалось.

И с этими словами она повернулась и стала входить в воды озера.

— Ну что же вы так долго? — стуча зубами, спросила тётушка Лаура. — Нашли Глорию?

Как объяснить ей, как признаться в правде? Это сверх сил Фредерика. Он посмотрел вперёд, в сторону конюшни. Наверняка пастор не дождался и уехал. Ну что ж, придётся им вдвоём брести по этой печальной дороге, пока они не выберутся к жилью.

В конюшне сидел в коляске пастор и беспокойно постанывал во сне.

— Вот так раз! — удивлённо проговорил Фредерик. — Надо же, умудрился заснуть!

— Ох, я не сумел справиться с лошадьми. — признался пастор, проснувшись от своего тревожного сна. — Они меня не послушались, да и вообще я в жизни не управлял повозкой. О, Господи! Лаура, так вы живы?!

Фредерик правил парой, а позади, зябко прижавшись друг ко другу, сидели два пожилых человека, измученных тайнами прошедшей ночи. Роскошное ландо, предназначенное для прогулок с молодой женой, теперь уносило от разбитых надежд трёх человек.

— Фред, дорогой. — сказала тётушка Лаура, когда экипаж прибыл в ту деревню, где стоял среди прелестных розовых кустов её маленький домик. — мы с мистером Диком решили пожениться, только не успели сообщить. Вы не откажетесь ведь быть у нас на свадьбе?

Фредерик с изумлением посмотрел на эту немолодую пару, которая стояла, взявшись за руки на фоне розовых бутонов.

— О, миссис Лаура. — растроганно ответил он. — Я бы рад, но мне теперь предстоят немалые хлопоты по восстановлению и своей личности, и своего капитала. Я же так и не нашёл свой свёрток.

— Ох, Фред! — воскликнула она. — Как я могла забыть! Когда я очнулась там, в подвале, я нашла на полу вот это!

И она достала из-за кухонного передника тот самый пакет из коричневой обёрточной бумаги, который всю ночь безуспешно разыскивал сэр Фредерик.

Седрик Макгибур не соврал: все вещи Фредерика, включая и пакет, действительно оказались в повозке. С чем он приехал, с тем и уехал, не считая только разбитого сердца.

— Да, тётушка Лаура, — улыбнулся он. — Я буду счастлив быть шафером на вашей свадьбе.

2006г