Ожидаемо, хмыкнула Таша, усаживаясь в кресло-качалку. Что ещё могла сказать летописица и бывший менестрель...
Она с удовольствием заползла под пушистый плед. Раскрыв свою тетрадь, под которую она подложила толстый том 'Мифов и легенд Аллиграна', пожевала кончик зачарованного пера.
'Уже полчаса сижу над первой страницей, — честно записала Таша, — и думаю, что бы в тебя написать, помимо того, что зовут меня Таша Кармайкл. Вообще-то когда-то я была Таришей Альмон Фаргори, а потом выяснилось, что я вообще Тариша Тариш Морли-Бьорк, но это такая длинная история...'
Таша покосилась на хозяйку кухни и дома.
Госпожа Лиден Лормари являлась живым воплощением добрых бабушек из сказок: сухонькая, невысокая, чуть сгорбленная старушка с морщинистым, исполненным просто-таки феноменальной доброжелательности личиком. Из-под домашнего чепца выглядывали седые кудряшки, из-под потрёпанного платья — закрученные кверху мыски остроконечных туфель.
'Вот теперь сижу, наблюдаю, как госпожа Лиден готовит ужин, и мучаюсь совестью. С другой стороны, я в верхних комнатах пока убиралась, так устала... Джеми прибирается в бывшем кабинете господина Гирена, который теперь спальня Арона... а, да, ты же не знаешь, кто это такие. Госпожа Лиден и господин Гирен — супруги Лормари, друзья Арона. Он — звездочёт, она — летописец. Мы даже живём в самой настоящей звездочётной башне! Здесь семь этажей, на каждом по одной комнате, а наверху обсерватория, и только одна узкая винтовая лестница...'
Осознав, что её мысли скачут горным козликом, Таша недовольно погрызла пушистое перьевое опахало.
'Впрочем, о нашем дружном семействе стоит написать поподробнее.
Арон Кармайкл — наш с Лив, Джеми и Алексасом приёмный отец. Супруги Лормари когда-то приютили его у себя, а потом он привёз сюда и нас. Арон — дэй, пастырь в деревне Фар-Лойл, где мы и живём. А ещё он Зрящий, амадэй — тот самый, Избранный Богиней, — ему примерно одиннадцать веков, и он лучший телепат и целитель во всём Аллигране. По совместительству добрый, мудрый, справедливый и бесчисленное количество раз спасавший нас от верной смерти. И нет, я ни капельки не соврала.
Лив — моя единственная кровная родня в нашем семействе. Сестрёнка... Ей девять, и она становится жуткой врединой. Никакого сладу нет. Удивляюсь, как Арон ей ещё телепатией мозги не вправляет... хотя Арона она слушается и так. Единственного, пожалуй. Сейчас она уже спит, устала жутко, когда мы в снежки играли.
Джеми и Алексас — братья, бывшие Сэмперы. Мои рыцари. Они состояли в 'Тёмном венце', обществе заговорщиков против нынешнего короля. Мы с Ароном спасли их, когда Его Величество со своими рыцарями напал на штаб-квартиру 'Венца'. Джеми — младший, ему в ливнике* исполнилось семнадцать. Дай ему волю, в библиотеке поселился бы: обожает учиться, очень умный и, кроме того, потенциально очень сильный колдун, как я поняла. Алексас — старший, ему в первоцветнике* будет уже двадцать два. До чего любит выделываться, словами не передать. Красавец, ловелас и превосходный фехтовальщик. А ещё полтора года назад он умер, и теперь занимает одно тело с Джеми.
(*прим.: ливник — третий месяц осени, первоцветник — второй месяц весны (алл.)
Вот такая у нас семейка. Если учесть, что я оборотень, то... нормальные люди, то есть Лив и супруги Лормари, в ней явление необычное'.
Таша уставилась в тёмное окно, где кружился в ветреном вальсе снег.
Потом всё-таки записала мысль, в который раз пришедшую ей в голову, не дававшую покоя.
'Забавно, — медленно вывел кончик пера, не нуждавшегося в чернилах, — но иногда я забываю, что у меня была другая жизнь и другая семья. Лучшего отца, чем Арон, пожелать нельзя. Супруги Лормари, похоже, искренне считают всех его 'детишек' внуками, которых у них никогда не было. Только мамы очень не хватает, а так... пожалуй, я счастлива. Забавно...'
Таша тихо положила перо на страницу.
Всего-то полгода прошло. Меньше. А она уже привыкла к этому дому и этой жизни. Её не мучают кошмары, она не видит могилы матери, беспробудно спящей Лив, сражений с кэнами, оборотнями, виспами, эйрдалями, амадэями, кеарами...
А была ли та жизнь? Было ли то, через что её заставили пройти?
Может ли вообще быть такое — чтобы кто-то ради своего извращённого удовольствия затеял игру живыми людьми?
...может, напоминал тоненький голосок разума; может, и было, и тот, кто это сделал, жив и здравствует...
...и когда он перешагнёт порог вашего дома — лишь вопрос времен...
Но Таша отмахивалась от этих мыслей. Ведь так удобно верить, что та игра была лишь страшным сном.
Так удобно думать, что эта жизнь — тихая, размеренная, сказочно-счастливая, — будет длиться вечно...
— Всё, я закончил и жутко устал, — влетая в кухню, уведомил Джеми. — Я ухожу.
— Куда, сынок? — обстучав ложку о край котелка, невозмутимо уточнила госпожа Лиден.
— В себя, — мрачно буркнул Джеми, опускаясь на ближайший стул и прикрывая глаза.
— Наконец-то, — сказал открывший их Алексас.
Таша подняла взгляд, привычно поражаясь, как внутреннее меняет внешнее.
Джеми был тощим, длинным и нескладным. Алексас — поджарым, высоким и изящным.
Джемина шевелюра пребывала в состоянии взъерошенности вороньего гнезда. Алексаса — в живописной растрёпанности.
Джеми двигался так, будто каждую секунду находил консенсус с собственным телом. Алексас — с грацией большого кота.
Лицо Джеми было детским, с приросшим к нему потерянно-рассеянным выражением; симпатичным, не более. Лицо Алексаса навеки врезалось в девичью память тонкой аристократичной красотой и чарующей улыбкой.
Единственным, что действительно менялось внешне, были глаза. Бледно-голубые с желтоватым ободком вокруг зрачка — у Джеми, синеватые с золотым — у Алексаса. Впрочем, у Арона глаза меняли цвет по настроению; так что, пожалуй, это тоже вполне можно было считать не внешним, а внутренним.
Взглянув на Ташу, Алексас вскинул бровь.
— Летопишешь?
Помнится, насмотревшись на него, Таша даже пыталась этому научиться. Здорово уметь вскидывать одну бровь: выказывая лёгкое удивление, выражая полунасмешку, окрашивая слова едва заметным презрением...
Но, видимо, тут либо дано, либо нет.
— Пытаюсь, — вздохнула она.
— А почитать?
Таша шустро захлопнула тетрадь:
— Это личное.
— Личное так личное, — легко согласился юноша. Вальяжно вытянув ноги, закинул руки за голову. — Полагаю, помощь не нужна, госпожа Лиден?
— Съесть поможешь. — Старушка зачерпнула на пробу немного похлёбки. — Кажется, переперчила...
Таша привычно втянула носом воздух.
— Не-а, — возразила она. — Пропорции что надо.
— Права, как всегда, — признала госпожа Лиден, отняв ложку от губ. — А вот теперь, Алексас, твоя помощь пригодилась бы... эх! Чем больше узнаю об оборотнях, тем больше жалею, что не родилась в Ночь Середины Зимы. Или что мою маму в своё время не покусал кто-нибудь многоликий.
— Укус оборотня подарил бы ей только беготню по лекарям, — усмехнулась Таша. — А вот насчёт Ночи Середины Зимы в точку. Только вот...
Вспомнила о собственной маме, о том, как летом едва не оказалась сожжена заживо — и перестала улыбаться.
В этот миг входная дверь огласила кухню деликатным стуком.
— О, — снимая котелок с огня, изрёк Алексас, — а вот и Арон.
Радостно вскочив, Таша в два прыжка оказалась у порога, чтобы отодвинуть засов:
— Ты как раз к ужи...
Осеклась.
Застыла у распахнутой двери, глядя на незваного гостя, пока морозный воздух холодил кожу, а страх — сердце.
Его одежды были тёмными, как вороново крыло. Лицо — скрыто глубоким капюшоном отороченного мехом плаща; Таша не видела, но чувствовала пристальный взгляд чужих глаз, изучающих её лицо.
Мгновения, которые человек в чёрном молча смотрел на Ташу, тянулись бесконечно долго.
А потом он шагнул к ней.
— Прекрасно выглядите, Таша-лэн, — заметил знакомый голос. — Ещё лучше выглядели до того, как меня испугались.
Она в изумлении отступила на шаг:
— Леогран... энтаро?
— Уже лучше, — одобрил молодой человек. — Позволите войти?
Таша, наконец сумев облегчённо выдохнуть, отошла в сторону; и, стряхнув снег с плаща, племянник герцога Броселианского перешагнул порог башни звездочёта.
Когда Леогран откинул капюшон, свет волшебной лампадки высветил медь длинных волос, прихваченных лентой в низкий хвост, залихватскую закрученность рыжих усиков и яркую зелень глаз, подчёркнутую бледностью породистого лица.
— Как вы нас нашли? — изумлённо спросила Таша.
— Отец Кармайкл сказал, где его искать, если нам понадобится его помощь. — Леогран затворил за собой дверь. — Не представите меня? Кажется, я незнаком с частью вашего прекрасного семейства.
— А, да... конечно. — Таша, немного успокоившись, повернулась к хозяйке дома. — Госпожа Лиден, это Леогран-энтаро. Племянник Орека Нормана, герцога, правящего Броселианским округом. Леогран-энтаро — госпожа Лиден Лормари. Она...
— Ташина бабушка, — улыбнулась старушка. — Безмерно рада знакомству, Леогран-энтаро.
— К вашим услугам, госпожа Лормари. — Леогран учтиво поклонился. — Стало быть, отец Кармайкл — ваш сын?
— О таком сыне мечтает любая мать, — уклончиво ответила летописица. — И как вы познакомились?
— Отец Кармайкл летом выручил нашу семью из большой беды. Он изгнал досаждавшего нам призрака и эйрдаля, очаровавшего моего дядю, убившего моих родителей... если б не он, думаю, мы все были бы уже мертвы.
— О, да, добрые дела Арон делать любит, — подтвердила старушка. — Что же привело вас сюда?
Но внимание юноши уже переключилось на другой объект:
— Что ж, добрый вечер, Таша-лэн. — Леогран склонился над её рукой с поцелуем. — За те месяцы, которые мы не виделись, вы сильно... изменились, должен сказать.
— Чего не скажешь о вас, — усмехнулся Алексас из-за Ташиной спины. — Всё так же поразительно неучтивы со мной.
— Приветствую, Джеми-энтаро. — Леогран поклонился в третий раз. — Я тоже скучал.
Поморщившись от именования своей персоны чужим именем — что поделаешь, посторонним лучше было не знать о раздвоении личности сына отца Кармайкла, — Алексас хмыкнул; и Таша поняла, что это один-один.
— Прошу к столу. — Госпожа Лиден потянулась за тарелками. — Таша, помоги на стол накрыть. А... кхм... Джеми, позови Гирена и Лив.
— А Арона ждать не будем? — спросила Таша, уже не удивляясь догадливости названой бабушки.
— Пока дождёмся, всё остынет, — вздохнула старушка. — Не волнуйся, должен скоро вернуться. Куда денется...
Вскоре стол был накрыт. Леограна, нерешительно мявшегося у очага, разоблачили, отправив верхнюю одежду на вешалку, и усадили на почётное место по правую руку от хозяина дома.
— Господин Гирен просил передать, что присоединится позже, — сообщил Алексас, бесшумно приземлившись после прыжка с последних пяти ступенек. — Неотложное наблюдение за странствующей звездой. Лив спит, я решил её не будить.
— Ладно, потом поест, — решила госпожа Лиден, разливая похлёбку. — Кому побольше мяса?
— Мне, — ответил трёхголосный хор.
Помолившись, сели есть. Какое-то время на кухне царила тишина: госпожа Лиден свято придерживалась правила 'пока я ем, как рыба, нем', о чём не забывала напоминать окружающим перед каждой трапезой.
— Так что же всё-таки привело вас в наши далёкие края? — поинтересовался Алексас, когда тарелки опустели и старушка милостиво разрешила 'молодёжи' поболтать, пока она не вернётся из кладовой с вареньем к чаю.
— Моя невеста, — протягивая ноги к огню, без обиняков ответил Леогран.
Алексас расплылся в преехиднейшей улыбке.
— Которая?
— Слава Богине, теперь она у меня одна, — вздохнул Леогран. — Вы же ещё не забыли, что в глазах света помолвлены со мной... Таша-лэн?
— Такое не забывают, — буркнула Таша, нашаривая на верхней полке буфета травяной сбор.
Она не любила об этом вспоминать; но в памяти уже услужливо всплыли глаза девочки, видевшей своего обожаемого Леограна рядом с другой, вновь всколыхнув в Таше чувство жгучего стыда. Ей не слишком понравилось быть фальшивой невестой герцога, тем самым причиняя боль невесте настоящей.
— Мне казалось, мы закончили этот фарс, — нахмурился Алексас.
— Мне тоже. Однако вмешались неожиданные обстоятельства, — печально ответил Леогран. — В конце концов, святой отец не зря ведь сказал нам обращаться за помощью, когда таковая понадобится.
— И что за обстоятельства?
— Ежегодный Княжий бал в Ночь Середины Зимы, — ответил Леогран: с таким видом, будто у него разом заныли все зубы. — Большое событие. На балах всегда собирается вся знать провинции... и, конечно же, подмечает, как обстоят дела у каждой великосветской семьи.
— А Таша, как ваша невеста, обязана ехать с вами, дабы слух о разрыве уже второй вашей помолвки не навредил репутации семейства Норманов?
— Это было бы полбеды. В конце концов, моя невеста вполне могла приболеть, и до бала в Ночь Середины Лета ей не надо было бы появляться при дворе, а тогда разрыв помолвки уже не выглядел бы столь удручающе. При таком раскладе мы бы не осмелились беспокоить Ташу-лэн... но всё гораздо серьёзнее. И гораздо хуже.
Возясь с заварочным чайником, Таша встревожено подняла голову.
Ой-ой.
— И что же случилось? — бесстрастно спросил Алексас.
— В этом году настал черёд Равнинной провинции принимать у себя Королевский бал. То есть грядущий Княжий бал почтит своим присутствием сам Шейлиреар Первый в сопровождении своего двора, — тоскливо заговорил Леогран. — Князь и герцоги Равнинной должны будут накануне праздника явиться к Его Величеству на частную аудиенцию...
— ...дабы он лично перекинулся словечком с теми, кто под его началом управляет его королевством. Ещё одно нововведение Его Величества. — Алексас презрительно усмехнулся. — Тоже мне, игра с подданными в дружбу и заботу.
Леогран устремил на него глубоко шокированный взгляд.
— Так в чём, собственно, проблема? — невзначай отдавив 'братцу' ногу, поинтересовалась Таша.
— Проблема в том, что в роли моей невесты вы произвели фурор, Таша-лэн, — вздохнул Леогран. — И даже не столько вашей неоспоримой привлекательностью, сколько легендой о вашем происхождении.
Таша помолчала.
Начиная смутно подозревать, в чём проблема.
— Вы ведь, — наконец заговорила она, — пустили слух о том, что я...
— Потерянная наследница опального рода Морли, да. — Леогран внезапно досадливо шлёпнул себя ладонью по колену. — И если бы какого другого!
— Поскольку в ходе восстания против Бьорков всех Морли фактически истребили, нам подумалось, что так удастся избежать скользких объяснений и нежданных встреч с родственниками, — пожала плечами Таша: искренне желая быть такой же спокойной, какой притворялась. — А представляться пропавшей представительницей какого-либо другого рода было весьма рискованно.
— Рискованно! А что вы скажете на то, что слух об этой истории дошёл до князя Равнинной, а от него — к Его Величеству?
