Легче всего обмануть человека,
когда он пытается обмануть вас.
Франсуа Ларошфуко
ПРОЛОГ
Зима давно коснулась леса вымораживающим дыханием, укрыв землю белым плащом, облив тёмные стволы ледяной глазурью. Ветви елей гнулись под весом обременившего их снега. Иногда пробравшийся в чащу ветер заставлял их дрожать, и тогда на бегущую через лес девушку падали холодные белые хлопья, разбивавшиеся о её плечи, ссыпавшиеся со спины белой пудрой.
Любой сторонний наблюдатель сразу заметил бы некую странность происходящего. Честно говоря, хорошенькая девушка, опрометью бегущая через тёмный лес, уже представляла собой странное зрелище; к тому же, несмотря на лютую стужу, на ней было только шерстяное платье, определённо не походящее на зимнюю одежду. А если присмотреться, можно было заметить, что её ноги, по колено проваливающиеся в снег, обуты в лёгкие кожаные туфельки с кокетливыми пряжками.
Девушка тяжело дышала, лихорадочный румянец раскрасил её лицо, растрёпанные волосы лезли в раскрытый рот, жадно пьющий ледяной воздух. Она спотыкалась и падала, поднималась, снова спотыкалась и снова падала — но бежала так отчаянно, словно от этого зависела её жизнь.
Накрыв лес гулким куполом отзвуков, над деревьями раскатился призыв охотничьего рога. Девушка застыла и обернулась через плечо, дрожа всем телом, пытаясь отдышаться.
Когда вдали послышался быстро оборвавшийся крик, она закусила губу и побежала дальше, и только ели могли услышать её всхлип.
Рыдая от ужаса, девушка бежала вперёд. Крики за её спиной становились всё чаще. Если б она оборачивалась, то могла бы видеть, что крикам предшествовали странные явления: где-то ели озарили потусторонние белые отблески, где-то полыхнула вспышка голубого света, охватившая деревья синим огнём, выжегшая в лесу огненный квадрат.
Она не могла видеть того, что предшествовало крикам, но могла слышать то, что звучало после них.
Эхо далёкого смеха.
Вскоре девушка выбежала на поляну. В лунном свете снег искрился, словно присыпанный бриллиантовой крошкой; замороженный воздух был до того прозрачным, что походил на жидкий хрусталь.
Она не сразу смогла подняться, когда снова упала.
Она не видела, что кто-то наблюдает, как она, пошатываясь, бредёт вперёд. Каждый шаг был всё медленнее, каждое движение давалось всё труднее.
— А ты молодец, — наконец сказал наблюдатель. Не слишком громко, но достаточно, чтобы она услышала. — Выносливее других.
Девушка не тратила время на то, чтобы обернуться. Она мигом подобрала юбку и побежала снова, — но наблюдатель уже растворился в лесной тьме, чтобы вдруг возникнуть прямо перед ней. Лёгкого толчка в грудь оказалось достаточно, чтобы девушка, нелепо взметнув руками в попытке удержать равновесие, упала спиной назад, утонув в глубоком снегу.
И больше не встала.
Какое-то время наблюдатель смотрел на неё сверху вниз. Почти девочка, она лежала в своём лёгком платье, разметав тёмные волосы по белой земле, раскинув руки, точно пытаясь нарисовать на снегу крылья.
Она больше не пыталась убежать. Просто лежала и смотрела на собственную смерть, и слёзы скатывались на снег с её щек.
— Зачем? — слово, вырвавшееся из застуженного горла, было хриплым, едва слышным. — Зачем вы сняли чары... перед охотой?
Глаза наблюдателя светились, будто отражая лунное сияние, и свет их был обволакивающим и мягким, как его голос. Снег не приминался под его ногами.
— Это не моя воля, — произнёс он наконец. — Но иначе бы вы не убегали, а это, согласись, было бы не так интересно.
— За что? Мама служила вам...
— Да, и служила верно, опасаясь за твою жизнь.
— Она погибла, выполняя ваше задание!
— Она погибла, и теперь держать тебя в заложниках нет никакого резона. — Наблюдатель опустился на колени, каким-то невероятным образом удерживаясь на поверхности рассыпчатой снежной пудры. — Жизнь шпионов коротка. Впрочем, на эту роль всегда выбирают слабейших: если что, потеря будет невелика.
Она смотрела на него, не видя, и синие губы её, казалось, шевелились сами собой.
— Зачем вы заставили меня вспомнить, зачем... почему не дали умереть, не помня, как весь этот год, почему не дали умереть спокойно, почему, почему...
Он обнял её за плечи и приподнял, прижав к себе. Почти нежно отвёл волосы, липнущие к мокрым щекам. Девушка всхлипнула; тёмные глаза её были подёрнуты странной туманной дымкой.
— Твоя мать была хорошим слугой. И хорошим человеком. — Наблюдатель смотрел на неё почти печально, и чёрные звёзды в его глазах поглощали любой посторонний свет. — Если тебя это утешит, она очень тебя любила.
— Я не хочу умирать, — прошептала она.
— Я знаю. — Он вздохнул. — Ты удивишься, но в этом месте все почти столь же бесправны, как и ты. Просто кого-то назначают жертвой, а кого-то — охотником. И те, кто сегодня охотились за тобой, когда-нибудь могут оказаться на твоём месте.
Она явно не понимала смысла его слов.
Впрочем, не факт, что наблюдатель хотел, чтобы его понимали.
— Не хочу...
— Поверь, всё было бы куда хуже, если бы до тебя добрался кто-то другой, — его голос был почти ласковым. — Не все из нас умеют быть милосердными с теми, кто этого заслуживает.
Она улыбнулась, точно он сказал ей нечто необыкновенно хорошее. Впрочем, она могла слышать совсем другие слова, чем те, что были сказаны на самом деле.
Потом закрыла глаза, и дыхание её выровнялось.
Наблюдатель склонил голову, крепче обняв спящую девушку. Коснулся губами её губ: нежным, долгим, деликатным поцелуем.
Спустя какое-то время выпрямился, бережно опустил беглянку на землю — и, в последний раз посмотрев на её лицо, белизной сравнявшееся со снегом на поляне, поднялся на ноги.
Он сделал шаг вперёд одновременно с тем, как луна скрылась за набежавшими тучами, и с тем, как кто-то шагнул ему навстречу.
— Так и знал, что ты первым её найдёшь. — Новое действующее лицо, шмыгнув носом, досадливо склонило набок плешивую седовласую голову. — Жалко. Такая славная девчушечка...
— Всё? — спросил наблюдатель.
В его голосе крошились хрусталинки льда.
— Всё, — подтвердила темноволосая девушка, сгустившись из темноты слева. — Мы можем вернуться в замок, Андукар-энтаро?
Лесная тьма вдруг обрела глаза: десятки жёлтых, зелёных и красных огней, парными точками загоревшиеся впереди. Тот, кого называли Андукар, замер, и его спутники замерли вместе с ним.
— Поймали кого-то, Кэйрмиль-лиэн? — бросил он.
Девушка кивнула; взгляд её, устремлённый на Андукара, был исполнен нескрываемого обожания.
— Надеюсь, это восстановило твои силы хоть немножечко, — озабоченно вставил седовласый. — Ты в последнее времячко так набегалась, бедняжечка...
— Что вы, дядя! — Кэйрмиль расплылась в белозубой улыбке. — Жду не дождусь дня, когда смогу лицезреть голову моего дражайшего муженька отделённой от тела. Для меня честь быть полезной...
— Не ищите здесь чести. Это лишь возможность реабилитироваться после вашего провала, только и всего, — бесстрастно заметил Андукар. — Будь вы немного осторожнее, и Клаусхебер оказался бы нашим без такого риска.
Кэйрмиль зачем-то пригладила густую чёлку: точно боясь, что холодный взгляд Андукара заметит на её лбу нечто, чего ему видеть не полагалось.
— Зато так быстрее, — возразил седовласый. — Иначе ещё пару годочков точно ждать бы пришлось, а так... что ни делается, всё к лучшенькому.
Определить выражение лица Андукара было бы весьма трудной задачей.
— В любом случае, — произнёс он, — результат усердия Кэйрмиль-лиэн нам ещё только предстоит узнать.
Кэйрмиль фыркнула. Судя по всему, она-то нисколько не сомневалась в результате.
— Как подумаю о тех дурочках, что сейчас примеряют наряды к королевскому балу, не зная, что в этом году ему не суждено состояться... — девушка весело рассмеялась. — Право, мне почти их жаль.
Звёздный свет замерцал на лоснящейся шерсти зверей, показавшихся из-за деревьев. Горящие глаза устремились в центр поляны, туда, где лежала девушка, всё ещё казавшаяся спящей, — и Андукар улыбнулся голоду в этих глазах.
— Думаю, теперь нам действительно пора, — с тщательно дозированным презрением изрёк он.
Трое существ, под ногами которых не приминался снег, исчезли.
Звери двинулись вперёд.
Когда луна вернулась на небосвод, её равнодушные лучи посеребрили обледенелые ели, пустую поляну и багровый снег.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. МОРЛИ-МАЛЭН*
(*прим.: приставка, употребляемая при обращении к наследнице княжеского рода (алл.)
Представьте себе кабинет. Конечно, этот кабинет мало таковой напоминал — просторную комнату обставили лишь парой кресел, круглым столом да жёсткой кушеткой, — но тем не менее таковым являлся.
Кабинет занимала тьма. Во всех смыслах. Здесь редко гостил солнечный свет: бархатные гардины надёжно хранили тьму от покушений на её существование. Мрак рассеивало лишь пламя, плясавшее в камине.
А ещё тьма сидела в кресле у камина. Сидела, грея в ладонях хрустальный фужер с бренди. Хозяина кабинета не раз называли тьмой в человеческом облике — вполне заслуженно, надо признать.
Что поделаешь: в его случае зло — не столько состояние души, сколько профессия.
Он лениво покачивал фужер, наблюдая, как янтарная жидкость лижет хрусталь, всплескиваясь почти до края и бессильно опускаясь обратно.
— Альдрем, — сказал он наконец.
Старик, стоявший за спинкой кресла, почтительно склонил голову.
— Хозяин?
— А я говорил тебе, что готовится покушение на короля?
Слуга — седовласая палка в чёрном сюртуке, — уставился на макушку господина с явным недоверием своим ушам.
— Откуда вы знаете?
— Я много чего знаю. — Он задумчиво перебрал пальцами свободной руки по подлокотнику кресла. — Больше, чем самому хотелось бы, пожалуй.
— Но как... когда?
— В канун Ночи Середины Зимы. Во время аудиенции с одним из герцогов, полагаю.
Альдрем в замешательстве потёр ладони друг об друга.
— Уже через четыре дня... — слуга рассеянно посмотрел в невидимое окно. — И что будете делать?
Он смотрел, как танцует огонь, лаская каминную решётку.
— Я решил, что не стоит вмешиваться.
— Но... почему?
— Всё, что нужно, сделают за меня.
Альдрем помолчал.
— Не думал, — произнёс старик, — что до этого дойдёт.
Он не ответил.
Забавно. Он-то об этом думал. Не мог не думать. И, предусматривая такой расклад, тем не менее решал, что в ближайшее время убийство Его Величества Шейлиреара Первого будет лишним: слишком это открытый, слишком... глупый шаг.
С другой стороны, не всем же быть такими умными.
Ни капли самолюбования — лишь констатация факта.
— Хозяин, — первым же словом Альдрем выдал, что будет дальше: таким тоном задают вопросы, которые долго не решались задать, — а когда вы... планируете... следующий этап?
Он невольно улыбнулся.
— Соскучился по играм, Альдрем? Или по игрушке?
Слуга промолчал.
— Чтобы её повидать, вовсе не обязательно возвращаться к игре. Можно просто попросить меня проведать Таришу Морли-Бьорк-Фаргори-Кармайкл... Мне чудится, или ты смущён?
— Кхм...
— Альдрем, ещё чуть-чуть, и поверю, что ты влюбился.
— Староват уже, хозяин.
— Не старше меня.
Самое страшное в играх — они затягивают. Они увлекают. Но, увлекшись, ты можешь забыть о контроле. Именно поэтому надо знать меру; знать грань, за которой тебя захлестнет азарт, черту, за которой окунешься в происходящее с головой. Знать время, за которое ты достаточно отстранишься, чтобы смотреть на вещи абсолютно трезво.
Уметь вовремя остановиться — золотое правило настоящего игрока.
А если ты не просто игрок, а кукловод...
Он рассеянно провёл пальцем по хрустальной грани.
— А если я уже начал, только ты не заметил?
Слуга растерянно поправил перчатки без пальцев, облившие его руки чёрным бархатом.
— Но... вы же обычно говорили...
— Привычки иногда меняются. — Он рассмеялся. Отставив фужер, потянулся за чем-то, лежавшим на столе. — Мой дорогой Альдрем... представь себе, даже ты ещё многого обо мне не знаешь.
Предмет в его ладонях тихо щёлкнул.
— Я расскажу тебе, что будет дальше. Скоро. — Он открыл карманное зеркальце в золотой оправе. — А сейчас самое время проследить, как там моя девочка. Присоединишься?
Альдрем, помедлив, кивнул.
Он провёл ладонью над зеркальцем, будто по невидимым струнам, отражение его лица исчезло в серебристой дымке — а потом сквозь дымку просеялись очертания. Другой комнаты, других лиц...
— Что там творится? — воскликнул Альдрем.
Некоторое время он просто наблюдал.
— А, — наконец изрёк он. — Её Высочество снова доверила генеральную уборку своим рыцарям.
* * *
Другой кабинет в другой точке Срединного королевства Долины Аллигран в это самое время представлял собой интересное зрелище.
Гигантским мотыльком порхала в воздухе тряпка. Угрожающе хлопая обложками, пикировали в шкаф книги. Окунались в таз с водой горшки с фиалками и, побултыхавшись там вдоволь, возвращались на свои блюдечки. По ковру деловито тёрлась щётка. Посреди кабинета стоял долговязый паренёк лет шестнадцати; сосредоточенно хмурясь, он с торжественностью дирижёра размахивал руками, кончиками длинных пальцев выписывая в воздухе замысловатые пассы.
— Книга! — вдохновенно воскликнул он.
Подчиняясь его словам, толстенная энциклопедия крутанула сальто и атаковала жалобно трепыхнувшуюся тряпку.
— Ага! Теперь цветы!
Горшки не замедлили перехватить инициативу на себя, взяв несчастный клочок ткани в кольцо.
— Вот так! А теперь...
— Джеми, я тебе говорила убираться, а не отрабатывать мыслеправление!
Мальчишка, вздрогнув, обернулся на дверь, предметы задумчиво зависли в воздухе — и миг спустя полетели вниз.
Тряпка упала на бессильно застывшую щётку. Фиалки рухнули в таз, окатив Джеми волной грязной воды. Второй том 'Астрономической энциклопедии' Таша, к счастью, успела подхватить до того, как тот коснулся пола.
— Ну вот, — уныло констатировал Джеми, созерцая облитый ковёр, — теперь и чары очищения пригодятся... И давно ты за мной шпионишь?
— Довольно. — Бережно погладив книгу по корешку, Таша поставила её на полку. — Люблю смотреть, как ты колдуешь. Но не как ты балуешься.
— Это не баловство, а жизненно необходимое умение! Мы с Найджем только начинали его осваивать, но время идёт, и я должен сам...
— Ладно-ладно, убедил. Только не с грязеопасными предметами, ладно?
Джеми удручённо кивнул.
— А ты чем занимаешься? — спросил он.
— Ужин готовим, — уже с лестницы крикнула Таша.
Ну, покривила немножко душой, подумала она, по винтовой лестнице спускаясь в кухню. Ничего страшного.
— Точно не нужно ничем помочь, госпожа Лиден?
— Ты пиши, пиши, — ответила суетившаяся у очага старушка, помешивая ароматное варево в котелке. — Дневники — это очень полезно. Вот захочешь когда-нибудь сложить песнь о славных деяниях своей молодости, а у тебя всё записано! И вспоминать не надо.
