| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А он вел непростую работу, потому что не раз случалось видеть его по вечерам сидящим в кресле с тяжело опущенной головой:
— Входи, входи мой мальчик, для тебя я никогда не устал и не занят.
И я заходил, осторожно притворяя дверь, снова длились беседы, неспешные тренировки. Временами чудилось, что он смотрит на меня как-то по-особому, губы его кривятся в гримасе то ли боли, то ли досады.
Но настал вечер, когда он сказал:
— Извини, парень, сегодня не до тебя. Завтра, все решится завтра утром, — и неожиданно обнял меня, поцеловал и вытолкнул за дверь.
Ошарашенный, я не знал, что и думать. У меня как-то не случилось ни известных утех со служанками, ни полудетской влюбленности, которая, говорят, дается для пробуждения души, но всю ночь я не мог заснуть, жар и холод сменяли друг друга, и думалось мне, что если с ним что-то случится...
Но на следующий день довольный отец принимал работу, спускался в подвал, осматривал совершенно целые бочки с яблочным и ягодным вином, а маг с рассеянной улыбкой похлопывал его по плечу и говорил:
— Ну, слава богам, управились. Ты, хозяин, только не забывай обновлять обереги, да пришли служанок, чтобы отмыли слизь у входа.
Вечером устроили угощение для всей семьи. Матушка снова сидела за столом, радостная, хотя немного бледная, и даже старший брат встал с постели, хотя, ему, по словам колдуна, еще требовалось время, чтобы восстановить силы. Маг шутил, рассказывал презабавные истории времен своего обучения, только все понимали почему-то: на вопрос о том, что же это угнездилось в нашем погребе, он не станет отвечать. Он пил, наверное, больше всех, но не пьянел совершенно, а когда стали расходиться, обнял меня за плечи и повел в свою комнату. Никто не удивлялся, ведь меня считали будущим учеником, который покинет имение вместе с гостем.
Вот тогда-то все и произошло. Я был немного пьян, еще больше смущен, испуган и не смог ни воспротивиться, ни осознать, что это может для меня значить. Утром, как потерянный, выскользнул к себе. Стыд, сожаление, уязвленная гордость, острое воспоминание о секундах, когда сквозь боль пробивалось что-то такое, чему еще не знал названия, требовали одиноких слез и отдыха.
Но вскоре пришел отец, потом мать, они суетились, помогали собрать вещи, давали напутствия:
— Ты там, в столице, не ходи по кабакам, учись, как следует, не посрами нашего рода — говорил отец.
-Чти богов, — вторила матушка, — да, смотри, не простудись. Будем ждать тебя.
Полусонный, измученный, с трудом держащийся на ногах, я молча принимал последние советы, восклицания, родственные объятия, еле-еле взобрался на коня и, не смея взглянуть в лицо наставника, дернул поводья.
Два месяца в столице тянулись, словно год. Волшебник уходил утром, возвращался вечером. Как-то реже стал беседовать со мной, а ночами разговоры заменялись совсем другим. Что было делать? Читал, пробовал воспроизводить заклинания, занимался мелкими хозяйственными хлопотами. Из дома одному выходить строго запрещалось, да и не тянуло туда, ведь учитель нередко брал меня с собой в город. Шумная толпа столичных улиц как-то не радовала, я чувствовал себя диким зверьком, оказавшимся на цепочке, но как оборвать ее, если, кроме хозяина, никого нет в этом городе, а родные места так далеко? Книги стали моими друзьями, хотя прежде не отличался особой охотой до чтения, да и имелись в родительском доме лишь описания деяний богов и несколько ветхих рыцарских романов.
Любил ли я его? Не знаю. Скорее, принимал его страсть как должное, как некий тайный обычай магов, о котором не говорится в ученых трактатах.
Но время шло, и однажды, когда утомленный наставник, получив все, что хотел, спокойно лежал рядом, положив руки под голову, я решился спросить
— Учитель, а как мы будем дальше?
— Ты о чем, мальчик? — обеспокоено проговорил он, — разве тебе не хорошо со мной?
— Я многое понял и знаю, что никаких способностей у меня нет. Мне скоро будет 16, и что? Я так и останусь никем? Лучше бы мне тогда вернуться к отцу.
А он только улыбался в ответ. Я же бросился вон, намереваясь проторчать всю ночь на кухне, потому что думал, что он не принимает меня всерьез, и никак не ждал, что он рванется вслед, и слов его таких не ждал тоже:
— Прости, прости, я полюбил тебя с первого взгляда и не знал, как завоевать, не сумел ничего придумать лучше. Я надеялся, ты позже полюбишь меня. А магия, что ж... кроме нее есть много других дел.
Много другого говорил он, и кончилось все тем, что он позволил мне, ну сам понимаешь...
Утром я почувствовал, что у меня на внутренней стороне бедра что-то жжет и болит, как будто ожог. Светлело, и, приподнявшись, я разглядел на своей коже рисунок — две окружности, надетые на отрезок со стрелками по концам.
Мой повелитель посмотрел на меня и, не дожидаясь вопроса, пояснил:
— Это древняя руна Ит, ее носят равные в любви. Теперь ты должен нанести мне такую же,— и подал иглу, краску и лег, раздвинув ноги, будто предлагая себя снова.
Руки мои дрожали, я был так же неловок, как ночью, когда в первый раз получил его тело в свое распоряжение и причинил не меньше лишней боли. Он не пытался снять эту боль, хотя, наверное, ему-то это ничего не стоило. И лишь направлял и поддерживал мою руку, но рисунок все равно получился не таким ровным, как у меня. А потом встал, как ни в чем не бывало, поцеловал меня и ушел. В полдень наставник вернулся и, ничего не объясняя, отвел меня в школу мечей. Больше мы не виделись. Не скажу, что я тосковал по нему, новая жизнь, желание не посрамить имени отца, тяжелые занятия давали много причин забыть. Прошло полгода. Незнакомый человек передал мне конверт, сообщив, что маг такой-то погиб в дальних краях, оставив небольшое наследство.
Всего восемь строчек на желтоватом листке:
Играл с судьбой в извечное лото,
Искал души утраченную пару,
И заплачу недешево за то,
Что иногда другим дается даром.
Когда взлетало мягко, словно моль
И оседало пылью наслажденье,
В твоих глазах хотел увидеть боль,
Желание, а видел лишь презренье.
Давящее молчание повисло в охотничьей сторожке, где два молодых человека, чуть живые от усталости, сидели на почерневшей от времени скамейке. В очаге горел огонь, уютно ворчала вода в котелке.
— Эта твоя птица, она наверно никогда не сварится, — проворчал один, тыкая ножом в котелке — Рассказывай дальше, если хочешь и можешь...
— Дальше? Закончив школу, я попал в отряд королевских разведчиков, за ловкость в преодолении стен и бесшумный шаг, наверное. Женщины? У разведчиков не бывает женщин, только шлюхи или прекрасные дамы. Ни те, ни другие мне нужны. Пара интрижек, да... Из-за последней, с сынком одного вельможи, я здесь.
Слушавший рассказ вернулся в мыслях к раннему утру этого дня, когда он очнулся на лесной поляне, возле погасшего костра. Сознание возвращалось через тяжелую хмарь, похожую на похмелье после низкосортного вина. Плащ соскользнул, пяток комаров впились в голую спину, острые сухие сосновые иголки кололи бок. Тело, окутанное утренней сыростью, болело, как при зимней лихорадке, но самое дикое — это сильные руки, которые обняли, сдавили, и голова на плече — наемника и друга? Что такое случилось вчера? И стало ясно, что именно:
— Как же это я? Чем он меня опоил? Да пусти же ты, гад, — но вместо крика лишь шепот срывается с пересохших губ, -а этот, чтоб его, только прижимается крепче, и нежно трется подбородком о плечо.
— Пусти...
Сквозь злость откуда-то всплыло — улитка... Я же вчера его... полным превращением ... в улитку... Так почему же...Что могло обратить заклинание?
И вдруг руки отпустили его. Как пружина, вскочил напарник, прислушался. Над рекой рассветный ветер разгонял легкий туман над ивняком.
— Послушай, поднимайся скорее, твоя распротреклятая дырка...
Маг только зашипел злобно.
— Да не та, о которой ты подумал, — неожиданно грубо рыкнул воин, с которого куда-то слетела его привычная печальная деликатность, — а там, на другом берегу, в пещеры Грома.
При этих словах волшебник с трудом поднялся и уставился на темную расщелину, достаточно хорошо различимую в разрывах тумана. Из нее узкой лентой выливался блестящий, желто-черный поток. Он расползался шире, шорох, похожий на звук, издаваемый струящимся песком, становился все отчетливее, шуршащая, копошащаяся масса достигла воды и по старому ольховому стволу, который словно мост протянулся над речушкой, устремилась на берег.
— Это жуки-полосачи... — нервным шепотом пояснил немного пришедший в себя маг, — жрут все. Никогда не видел сразу так много.
Вспомнилось детство, когда мать заставляла собирать их на огороде в ведерко, а потом топтать или бросать в огонь. А огород немаленький. Понятно, что это нужно делать, но от этого не меньше тоскливо и противно. Вечерами, когда ложился спать, перед глазами все мельтешили как наяву ядовито-полосатые полукружья крыльев и оранжевые толстые личинки, похожие на перезрелые плесневеющие ягоды.
— Эй, маг, да что ты опять застыл! Давай, ногами хоть подавим, когда они будут здесь.
— Не выйдет, нам столько не раздавить, будет месиво, скользкое, а упадем — сожрут.
— Тогда скорее, колдуй что-нибудь, а я сейчас. У меня есть немного земляного масла.
Воин бросился к своей сумке, поджег оставшийся хворост и плеснул из бутылки. Полыхнули сучья, сухие листья, еще не перегнившие в недолгую малоснежную зиму, пламя рванулось навстречу несуразной, но от этого не менее опасной силе. Пришедший в себя маг из последних сил поддержал огонь заклятием. Треск жучиных крыльев в огне, смрад, пепел, летящий в воду.
— Держись, не падай, — хрипел маг.
— Да замкни ты, наконец, кольцо!
— Сил мало, потратил все...
Огненное заклинание перебросило пламя через речушку, а двое полураздетых людей, один с совершенно бесполезным против такого противника мечом, босыми ногами давили хрустящие надкрылья существ, неукротимо ползущих вперед там, где стена огня оставалась пониже.
На другом берегу огонь волшебным кольцом окружил черную трещину, дым потянуло внутрь.
-Так их! — завопил наемник, когда они с легкостью преодолели мелкую речушку.
— Даешь пещеры Грома!— И как был, с одним только мечом, попытался протиснуться в глубину. Вход оказался слишком тесен.
— Стой, во имя тьмы и света, — маг, ухватил воина за плечо и рванул на себя. Не удержав равновесия, оба рухнули в пепел. Кашляя, со слезящимися глазами поднялись и поспешили в воду. Когда они выбрались на другой берег, воин, сумевший не лишиться меча, оценил бессмысленность своего порыва и в недоумении уставился на спутника:
— Что это со мной?
— Потом, потом, — заторопил его маг, — быстрее одеваемся, хватаем барахло и прочь от этого места.
Но скорее не получалось. Силы оставляли их с каждым шагом, вверх по холму маг и воин не шли, а еле брели, не оборачиваясь и опустив головы.
— Послушай, — неуверенно спросил наемник, — кажется, мы собирались лезть в эти пещеры? Почему же..
-Потому. Я вот не спрашиваю тебя, почему ты ночью...
Пристыженный, воин не решился спрашивать более. Все дальше и дальше оставались пещеры Грома. Возле небольшого пруда молодые люди рухнули на траву и долго лежали, с трудом отмахиваясь от роящихся мошек, норовивших облепить кисти рук и лицо, а потом пили воду, разгоняя ряску и резвых водомерок. Снова растянувшись на берегу, маг, наконец, ответил на немой вопрос, стоявший в глазах спутника.
— Я не знал, нигде в книгах этого нет. Пещеры Грома, похоже, способны вытащить из нас все самое темное, что каждый старается скрывать по мере сил даже от самого себя. Неважно, в самом ли деле я превратил тебя в улитку, или это только привиделось. Важно, что я этого хотел и потратил на свое желание столько магии, что хватило бы на то, чтобы превратить всю воду в речке в лед. И за что? Никогда раньше не имел желания судить других или сознания своего права делать это. Ну, врезал бы как следует, или прогнал бы. Но ударить величайшим заклятием..
-Я верю тебе, — после некоторого размышления ответил воин, — надеюсь, не думаешь, что я...
-Нет, конечно, ты — не насильник и не хам. Это все сила пещер. А потом, как ты рванул на штурм?
— Действительно, для награжденного змеиным кольцом это несколько... несвойственно. И что же теперь?
— Теперь? Мы потерпели поражение. В одной из книг сказано: "Лишь чистые душами войдут в пещеры Грома, чтобы сокрушить зло, таящее там". Мы с тобой — к ним не относимся. Будем отступать, и чем дальше, тем лучше, пока сила пещер не вытащила из глубин наших душ чего-нибудь еще более жуткого. Идем же, у меня совсем мало сил. На превращение тебя в улитку я ухайдакал не меньше половины, на огонь ушло еще порядочно, теперь нужно затаиться, отдохнуть, а потом... ну, наймемся что-нибудь охранять до зимы...— горько вздохнул маг.
Они уходили все дальше и дальше от непримечательной речки, от покрытого пеплом и липкой грязью берега, постепенно наваждение стиралось, и от него оставались лишь усталость и неясное чувство потери чего-то очень важного, что не так-то легко назвать словами.
Охотничья сторожка, где неизвестный хозяин оставил дрова, воду и даже отгоняющую призраков руну над входом, показалась настоящим спасением.
— Послушай, что это с тобой, ты весь дрожишь? ты не ранен ли? — очнулся маг, вглядываясь в лицо своего товарища.
-Ничего, ничего...
— Не смей спорить, я разбираюсь в болезнях и порче. Да у тебя что-то с ногой?
А его товарищ, будто окончательно потеряв силы после мучительной исповеди, сполз на пол, не имея сил сидеть на скамье. Содрав с бедняги штаны, маг увидел, что от внутренней стороны бедра до колена разливается багровое пятно.
— Заражение... когда это тебя угораздило...
— Нет, это не заражение. Это руна Ит. Любовь разбудила ее, и нет магии, которая могла бы спасти, кроме...
-Кроме магии разделения? Если кто-то согласится получить от тебя такой же знак?
— И ты...
-Да,— уверенно ответил волшебник, — все равно ведь все уже между нами было.
— Но ты не любишь меня, как же... и тебе еще вчера претила даже мысль ...
-А ты? Готов благородно сдохнуть, а я останусь с надорванной совестью? К тьме любовь, я никогда никого еще по-настоящему не любил, но хоронить тебя здесь и сейчас не намерен! Бери кинжал и пузырек с соком травы лирет, она остановит кровь и режь, пока я не передумал.
Дрожала рука наемника — как тогда... и рисунок выходил опять неровным, а в лицо магу он не смотрел.
— Все? Боли, пожалуй поменьше, чем когда ты меня...
— Действительно все. Почти, — проговорил наемник, пытаясь спрятать за усмешкой смесь благодарности, желания, и суеверного ужаса перед поступком товарища.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
