Happy Ending

*

С того момента, как Айвен впервые появился в Лондоне, он взял себе за правило: как только выпадает свободная минутка, он идёт к Тауэру, по дороге купив хлеба для воронов. Птицы, являющиеся символами нерушимости Империи, стали чем-то символичным и для него. С того дня, как он пришёл в Орден, прошло сравнительно немного времени — всего каких-то пять лет, однако каждый год был определенной вехой в его жизни, и он никогда бы не согласился променять такую жизнь на нормальную. Хотя его порой огорчало, что воспоминания детства вне Ордена с каждым днем становятся всё более размытыми: маршал Уокер как-то объяснил ему, что количество информации, которую он ежедневно получает, будучи экзорцистом, просто вытесняет все предыдущие воспоминания, не отличавшиеся яркостью. Однако это было обидно.

В тот день, пять лет назад, в их деревне разгорелся страшнейший пожар, уничтоживший почти все деревянные постройки. Их дом запылал одним из первых, обрушились перекрытия, погребая под собой обитателей. Айвена постигла бы та же судьба, если бы не странник, забредший к ним по чистой случайности и вытащивший его, рискуя жизнью. Он ни разу не заговаривал о том, как он понял, что мальчишку ждёт Чистая Сила — обязанность рекрутировать экзорцистов лежала на маршале Уокере, а не на Канде. Айвен предпочитал думать, что учитель просто пожалел его, а его совместимость оказалась случайной. Однако сам маршал Уокер, с которым он поделился этой догадкой, в ответ только хмыкнул, что Канда не умеет жалеть. После этого разговора Айвен ни разу не заговаривал с Алленом чаще, чем того требует ученичество.

Хотя его воспитание у Уокера было кратковременным: тому обычно поручались все новички Ордена и в обязанности учителя входило не сколько обучение экзорцистов приемам битвы, сколько вкладывание в их головы братского духа, царившего в организации. К слову, у жизнерадостного и ребячливого маршала это получалось великолепно: ощущение большой и дружной семьи почти захватило и самого Айвена. Неудивительно, что новички обожали Аллена и с радостью и обожанием ожидали очередной вылазки, которая явно была далека от настоящего задания. Канду же, что понятно, любили мало: ещё бы, он смеет язвительно высказываться о методиках маршала и вообще, хам и грубиян. Сам Канда, правда, на новобранцев смотрел как сквозь стекло: вроде и знает, что они есть, но для него все оставались такими же невидимыми. И Айвен прекрасно помнил тот день, когда Аллен в очередной раз рассказывал про очередное задание, которое он выполнял с ушедшими уже экзорцистами. Кажется, это была Барселона — город, в котором Айвен всегда мечтал побывать. В рассказе Аллена вся история выглядела как забавная прогулка, которая вылилась в не менее забавное и легкое освобождение города от акума. Тут-то впервые и проявилась вторая способность Чистой Силы Айвена: возможность видеть не только вероятное будущее, но и уже совершившееся прошлое. И это было громом среди яркого и чистого неба: распятый экзорцист ненамного моложе их самих с выеденными внутренностями, адские машины, сносящие здания под фундамент, боль, страх и шеренги безликих гробов с розой ветров на крышках... Это настолько не вязалось с тем, в каком свете им преподносили информацию, что Айвен тогда не выдержал и сбежал. И понял, что их просто обманывают. Представляют всё в свете добра и благополучия, просто забыв рассказать об обратной стороне медали.

Он поступал подобным образом ещё несколько раз, насильно вызывая видения о правде, пока окончательно не убедился, что хам и грубиян Канда был тысячу раз прав, когда в очередной раз отшивал Аллена с его восторженными воплями. Напряжение становилось невыносимым: его ровесники уже несколько раз спрашивали, что с ним творится и отчего он такой нелюдимый. Ещё немного — и информация дошла бы до маршала, а разговаривать с ним после всей этой лжи было просто противно. Равно как и продолжать изображать дружбу с теми, кто этого просто не был в состоянии понять.

Он прекрасно помнил, как подкашивались его колени, когда он впервые постучался в дверь комнаты мечника, ещё не зная, что именно он скажет. Канда был слишком загадочной фигурой в Ордене, но одно про него было известно наверняка: к нему лучше не лезть. Ни под каким предлогом. Но дверь открыли: мечник был голый по пояс и тяжело дышал. В руке у него болтался какой-то странный инструмент, который, как Айвен потом узнал, Канда использовал для тренировок.

— Чего тебе? — мечник был весьма недоволен тем, что его прервали.

— Я хотел поговорить с вами, — выпалил Айвен на одном дыхании, ощущая, что сухость в горле давно переросла в настоящую пустыню. Ещё немного — и слизистая растрескается как обезвоженная почва. — Простите...

Он уже собирался развернуться и уйти, как Канда отошёл на шаг, давая ему пройти внутрь.

— Говори, — почти приказал Канда, закрывая за ним дверь.

Прогонять его пока не собирались, это вселяло определенные надежды, и Айвен заговорил. И о своей способности, позволившей читать за словами маршала правду, и о том, что он больше не может выносить эту ложь и о том, что он, Канда, единственный, кто вообще говорит вслух то, о чем все молчат.

Мечник слушал молча, периодически хмыкая и потирая рукоять катаны, устроив её на коленях. Когда же Айвен закончил свою путаную исповедь, тот усмехнулся:

— Значит, не желаешь, чтобы этот шпендель тебя обманывал... А сдохнуть не боишься?

Айвен отрицательно замотал головой. Канда вздохнул:

— Я бы никогда в жизни не взял к себе такого как ты, но раз уж я виноват в том, что ты здесь оказался, так и быть — придётся расплачиваться. Завтра в шесть утра в тренировочном зале. Опоздаешь — вали на все четыре стороны.

Так и началась его новая, третья по счету жизнь. В отличие от Уокера, пылинки сдувавшего с учеников, Канда им чуть ли не ковры выбивал. Когда язвительным комментарием, резавшим по живому, когда и не менее болезненной оплеухой или обидным пинком. Но Айвен ни разу даже не подумал возмутиться или надерзить: он сам понимал, насколько правильно поступил в тот вечер. Расстраивали его только две вещи: сложность в овладении способностями и испортившиеся отношения с однокашниками. И если первое он упрямо преодолевал, хотя поначалу бывало совсем тоскливо: учитель оказался мастером фехтования такого высокого уровня, что просто не мог начинать занятия с нуля, но постепенно с помощью дара Айвен научился предвидеть действия противника и хоть как-то парировать удары. Выйти против Канды на одних только физических способностях было невозможно. Со вторым было хуже: восторженно глядящие в рот Аллену экзорцисты просто не могли простить предательства Айвена и переход к Канде. Парировать их нападки с изяществом учителя тот не мог, а потому молча терпел и изредка огрызался, постепенно прослыв букой под стать мечнику. Правда, первое же задание показало всё: формально он ещё подчинялся маршалу Уокеру, а потому в поход отправился с ним же и ещё тремя подростками. Среди них был и Клейн, к которому Айвен не проникся тёплыми чувствами сразу же: выскочка из богатой семьи со случайно обнаруженным сродством к Чистой Силе, он воспринимал свои способности только как повод выпендриться перед товарищами. Его Чистая Сила — длинная изящная шпага — больше напоминала произведение искусства, чем боевое оружие и являлась ещё одним поводом для гордости и насмешек над Айвеном — его простой браслет из зеленоватого металла не обращал на себя и четверти внимания, которого удостаивалось оружие аристократа. Однако же когда начался настоящий бой — их отправили обезвредить какую-то группу террористов в Гамбурге, — Клейна словно парализовало: махать шпагой в тренировочном зале и бахвалиться своей ловкостью было совсем иным делом. Кажется, Айвен тогда вырвал оружие из одеревеневших пальцев Клейна, хотя в его руках шпага была просто куском железа, и отбивал атаки те несколько минут, которые потребовались маршалу Уокеру, чтобы прийти на помощь. Хотя от самого Айвена требовалось лишь стоять позади всех и предупреждать о грозящей им опасности. В итоге ранило двоих, но несерьёзно, а Клейн остался жив, хотя по нему было неясно, что бы он предпочел: смерть или выпавший ему позор.

На восторги Аллена Айвен уже мог смотреть отвлеченно, хотя от него и не укрылась некоторая неравномерность в их выражении: всё-таки маршал был на него обижен, хоть ни разу и не показал этого. Хотя эта толика честности прибавила Уокеру несколько очков в глазах Айвена: тот бы окончательно разочаровался в маршале, если бы Аллен принял его уход как ни в чем не бывало. Одно радовало: с того момента он ходил на задания либо вместе с учителем, либо в одиночку. Сейчас, правда, он уже считался полноправным экзорцистом, однако никак не мог перестать считать Канду своим учителем. И, наверное, никогда не перестанет. Впрочем, это его ничуть не огорчало.

*

Вороны Тауэра вспорхнули, выдернув Айвена из пучин воспоминаний: явно к нему двигался молодой парень, его ровесник, и радостно улыбался. Экзорцист попытался вспомнить, где они могли познакомиться, однако память наотрез отказалась выдавать информацию. Это крайне настораживало.

— Привет! — парень сел рядом, не переставая улыбаться. — Я Доминик. А ты, наверное, Айвен?

— Мы знакомы? — не очень вежливо поинтересовался экзорцист, хотя волна эмоций, исходившая от Доминика, снижала градус недовольства.

— Нет, но я с удовольствием с тобой познакомился, — хмыкнул тот. — М-да, а по характеру ты не сильно отличаешься от Канды — такой же колючий.

— Ты знаешь у... Канду? — недоверчиво прищурился Айвен. Подозрительно, но жизнерадостность парня не раздражала, хотя была чем-то похожа на Уокерскую. — Кто ты?

— Что ты, — тот замахал руками, — про Канду я просто много слышал. А что касается того, кто я... Давай вечером расскажу? Меня, вообще-то, только послали передать тебе сообщение, что вечером Книжник будет ждать вас обоих в пабе "У рыжего Бада". И я буду вместе с ним — там и поговорим! Бывай!

И также стремительно он соскочил с лавки и умчался куда-то в парк. Книжник... Не тот ли это человек, что был тогда в Амстердаме? Айвена преследовало ощущение, что события закручиваются быстрее, чем успевал их анализировать.

Учитель на сообщение, переданное Айвеном, отреагировал спокойно, будто ждал его. Однако вопросительный взгляд проигнорировал, сказав только, что вечером все всё и узнают.

*

Паб оказался местом с довольно сомнительной репутацией, а внешность его хозяина — собственно Бада, огненный цвет волос которого выдавала только борода (он был абсолютно лыс), так и вовсе не располагала к душевным посиделкам. Однако учителя, казалось, подобное совершенно не волновало.

— Юу! — донеслось с другой стороны грязного помещения, и Айвен чуть не уронил челюсть на годами немытый пол: мужчина с волосами, цвету которых борода Бада явно завидовала, повис на шее у его учителя. Определенно, это был тот же человек, что и в Амстердаме, однако в той комнате было темно, и экзорцист не мог разглядеть ни лица, ни цвета волос. — Я чертовски рад тебя снова видеть!

К удивлению Айвена, учитель не только не разозлился, а даже выдавил некое подобие улыбки:

— Прошло столько лет, а ты всё ещё не запомнил, что я не люблю, когда меня зовут по имени?

— Вот именно, прошло столько лет! Я мог и забыть ненужную информацию, — рассмеялся собеседник, наконец, соизволив обратить внимание на Айвена: — Юу, представь нас!

Айвен совершенно прослушал ответные вопли рыжего Книжника, пока они протискивались к столу на дальнем конце залы. В голове только билась обидная мысль, что он не только не знал имени своего учителя, но даже и не предполагал, что оно существует.

За столом обнаружился его дневной знакомец Доминик, которого Книжник представил как своего ученика. Айвен знал слишком мало, чтобы верно истолковать взгляд Канды, брошенный на вихрастого парня, с лица которого не сходила улыбка:

— Я много слышал о вас, и рад познакомиться, — он подал руку мечнику, которую тот пожал после короткой заминки.

— Решил не рисковать? — спросил учитель у Книжника.

— Ты же знаешь, что наша работа не менее опасна, хоть мы и стараемся не дохнуть пачками, — пожал плечами тот, устраиваясь за столом. — Я был у Панды третьим, и, насколько мне известно, единственным выжившим.

Канда снова кивнул, садясь рядом и укладывая меч к себе на колени. Айвен, подумав, сел тоже. Ещё несколько минут, пока не подали пиво, Книжник выспрашивал у Канды незначащие, как казалось, подробности о жизни Ордена, из чего было понятно, что об их организации тот знает совсем не понаслышке. Доминик, видя недоумение Айвена, наклонился к нему через стол:

— Я тебе всё расскажу позже. Или кто-то из них, если смогут оторваться друг от друга. Всё-таки двадцать лет не виделись.

Айвен кивнул: за эти минуты, что они провели в пабе, Канда выдал как минимум месячный запас слов, произносимых им обычно. И это было только начало. Однако время поджимало.

— Итак, что ты узнал? — спросил Книжник, принюхиваясь к поданному пиву. — Ты явно спрашивал о твари в Ордене.

— Спрашивал, — кивнул мечник, враз посуровев. — И выспросил не много не мало — отчет ватиканских псов своим же. И там ясно сказано, что тварь уничтожена силами "третьих" экзорцистов.

Книжник заметно помрачнел:

— Это очень странно. Либо эта штука возродилась, либо в славном Ватикане давным-давно завелась гниль. И то и то одинаково отвратительно.

— С чего ты взял, что тварь вообще существует? — не выдержал Канда.

Книжник вздохнул:

— Давай сначала. И тебе и Айвену полезно знать, что нам, вероятно, грозит, хоть ты сам и участвовал в той войне. Около двадцати лет назад Граф, чтобы победить вас, начал экспериментировать. Помнишь акума четвертого уровня? Его ещё тогда еле-еле Аллен с Линали и Кроссом победили? Так вот, он решил не останавливаться на достигнутом. Однако штамповать четверки спокойно он не мог: в Японии не осталось людей, способных служить для них кормом, а ещё одного столь же изолированного и отдаленного от всех отделений Ордена государства он найти не смог. Потому он решил пойти путем не эволюции, а революции. И попытался сделать акума из существа, изначально человеком не являвшегося. Представляешь, что выйдет, если из Кросса сделать такую хреновину? Вот там примерно такое и было, хотя и послабее, а то мы бы с тобой уже не разговаривали. Дальше ты знаешь: эта тварь косила людей как траву в поле, Ордену и Ватикану только и хватило мозгов выдать это за чуму. А потом объединиться с Графом и кинуть нас всех на нее, как пушечное мясо, — Книжник приложился к кружке с пивом.

— Пока ты не рассказал ничего нового, — буркнул Канда.

— Так я и не закончил, — тот стер пенные усы с лица. — Так вот. Помнишь, во время той битвы тварь действовала на каждого из нас по-разному? И для всех это сопровождалось сильной ментальной атакой. Ну, кроме Аллена — там атаковать явно нечего, — Книжник помолчал, ухмыльнувшись чему-то. — И всё-таки если для всех голова была лишь приложением к боевым способностям... Канда не злись... Так вот, у меня, как ты знаешь, приоритеты расставлены иначе. Меня тогда жахнуло так, что я удивлен, почему не превратился в овощ, как Крори. Всю мою защиту словно вывернули наизнанку и прошлись наждаком. Так мерзко я себя не чувствовал никогда. И с того момента я заметил, что ощущаю людей, которые так или иначе контактируют с тварью. Это невозможно объяснить, но я чую, что они с ней связаны. Я слышу этот фон в тебе, так как ты сражался с ней, я слышал его в Аллене ещё до своего ухода. И я слышал его в ван Дрейке, а также в ещё некоторых людях, занимавшихся тем же ремеслом. Тварь жива, и ей нужен живой товар, чтобы восстанавливать силы. Может, армия "третьих" её просто очень сильно выпотрошила, но не убила полностью?