Не первая мировая

-Вероятно, да. — Кёрвен остановился, посмотрел на собравшихся. — Не могу сказать, какие технологии они использовали, но результат налицо.

-Да уж... — полковник Мезьер мрачно покачал головой. Два батальона понесли существенные потери в личном составе, уничтожено несколько орудийных батарей, а что хуже всего — солдаты перепуганы. — Дюбуа, свяжитесь с капитаном Симоном. Это по его ведомству.

-Так точно!

-Еще кое-что, — произнес Кёрвен. Взгляды снова обратились на него. — По непроверенным данным, в распоряжении противника имеется подразделение диверсантов. Вероятно, люди азиатской наружности. Действуют... так, как это было вчера. С вашего позволения, не стану описывать это еще раз.

-Да, пожалуй, — Мезьер передернул плечами. Подробности вчерашней бойни, изложенные Кёрвеном сухим бесстрастным тоном, отчего-то произвели более сильное впечатление, чем если бы рассказ имел эмоциональную окраску. — Хорошо, этим мы тоже займемся. Дюбуа...

-Да, господин полковник, будет исполнено.

-С вашего позволения, я хотел бы ненадолго вас покинуть, господин полковник, — сказал Кёрвен невыразительно, глядя в пол.

-Конечно, господин Кёрвен, — кивнул тот. — Если появятся какие-либо новости, я пошлю за вами немедленно.

-Благодарю.

Коротко поклонившись присутствующим, Кёрвен вышел из палатки. Остановился рядом с часовым, глубоко вздохнул.

-Закурить найдется? — обратился он к случившемуся поблизости солдату.

-Конечно, господин, только табак у нас... того... — Тот ловко свернул самокрутку, подал подтянутому мужчине, о котором ходили слухи один другого интереснее и нелепее: и что это правительственный агент, и шпион, а то и сам военный министр инкогнито!

-Неважно. Благодарю... — Кёрвен судорожно затянулся, закашлялся — табак в самом деле был ужасен, а он совсем отвык от курева. Похоже, придется привыкать заново.

Уже стемнело. В ставку приехали после полудня, он только смыл грязь, сменил заляпанную кровью Тьерри одежду, и немедленно отправился к полковнику. Доклад длился долго: Мезьер желал знать все подробности, а рассказывать, не упуская ни единой детали, Кёрвен умел, как никто больше. Другой вопрос, что часть этих деталей он замалчивал сознательно. Просто потому, что офицерам не полагалось этого знать, для их же блага.

Тщательно затоптав окурок, Кёрвен отправился к себе — его палатка располагалась чуть на отшибе от офицерских. Эжени ночевала с сестрами милосердия: во-первых, там тоже можно было услышать немало интересного, во-вторых, следовало соблюдать приличия. И так уже про него ходят какие-то невероятные истории...

"Они показались открыто, — мысли были тяжелыми и неповоротливыми, сказывалась усталость. — Это значит, что через пару дней здесь появятся... соответствующие специалисты." Он скривился: даже в мыслях не позволять себе называть вещи своими именами — это уже немного слишком! С другой стороны, так меньше риск случайно проговориться: хотя Кёрвен с детства привык контролировать себя, но исключать подобную возможность было нельзя.

"Если это будет кто-то из знакомых... — Кёрвен помотал головой. — Впрочем, это еще ничего не значит. Они не знают, а я... нет, я еще не сошел с ума настолько, чтобы рассказывать о таком!"

Он подошел у палатке. Чуть поодаль горели костры — там располагались на ночь солдаты, кашеварили, перебранивались, — в игре света и теней мерещилось невесть что.

Тень у входа в палатку внезапно сгустилась.

Кёрвен замер на месте.

Тень не двигалась.

Кёрвен сделал шаг вперед. Еще один. И еще. Он шел так, будто у него были связаны ноги: увидь его кто со стороны, удивился бы.

"Померещилось? — пронеслось в голове. — А если нет? Что ж... Я ведь знал, что когда-нибудь это может случиться..."

До входа было рукой подать.

От густой тени отделилась темная фигура — Кёрвен мог разобрать только очертания. Мужчина. Высокий. То ли в шинели, то ли в плаще.

Кёрвен сделал последний шаг и оказался лицом к лицу со своим ночным кошмаром.

У кошмара было красивое надменное лицо, непроницаемые темные глаза и длинные черные волосы.

-Ты... — больше Кёрвен ничего сказать не смог.

-Я. Ты даже не пригласишь меня войти? — Голос почти не изменился, разве что стал немного ниже. А интонации те же.

-Входи... — Кёрвен откинул полог палатки, пропустил незваного гостя вперед. От абсурдности происходящего волосы вставали дыбом.

В палатке было совсем темно. Кёрвен наощупь нашел лампу, подкрутил фитиль, чиркнул спичкой — сломал. Потом вовсе рассыпал весь коробок — руки тряслись, как у старого паралитика.

-Дай мне... — Гость, неведомо как очутившийся прямо у него за спиной, протянул руку, и керосинка, наконец, ожила. Палатка наполнилась пляшущими тенями, но в круге света, отбрасываемом лампой, разглядеть друг друга было можно.

Гость отступил, осмотрелся. Жил Кёрвен по-спартански: постель брошена прямо на земляной пол, на соломенные маты, потому что таскать за собой раскладную койку — слишком утомительно, да и не потащишь ее на себе. Грубо сколоченный стол — солдаты постарались, вместо стула — ящик из-под патронов.

Гость, не спрашивая разрешения, сел на маты, перевел взгляд на Кёрвена, посмотрел изучающе. Тот неловко опустился напротив.

-А ты изменился.

-А ты — почти нет... Канда, — это сорвалось само.

-Неужели ты, наконец, запомнил, что мне не нравится, когда меня называют по имени? — в голосе прозвучала насмешка. Не слишком добрая насмешка, если честно. — Или просто забыл, как меня зовут, Лави?

Кёрвен с трудом сглотнул — в горле пересохло, и следующие слова дались ему с огромным трудом:

-Как я мог это забыть, Юу?..

Это правда. Забыть он ничего не может, даже если бы очень захотел, а он часто испытывает такое желание. Потому что слишком страшно вспоминать. Страшно и больно...

...-Что значит — нет? — он, хмурясь, смотрит на хозяйку постоялого двора. Вызов пришел именно отсюда, вне всяких сомнений, а теперь ему говорят, что Канды здесь нет. Ушел дальше? Но ему было приказано дождаться остальных...

-Нет его, нет, — хозяйка решительно подталкивает юношу к дверям. У нее изможденное лицо, в глазах — усталая покорность судьбе. — Опоздали вы, господин.

-Как... опоздал? — он ничего не понимает. — О чем вы?!

Женщина только вздыхает и медленно осеняет себя крестным знамением. Тут только до него начинает доходить... Но это же невозможно!

-Невозможно! — повторяет он вслух.

-Чего же невозможного, — безразлично говорит хозяйка. — Половина деревни перемерла. Он бы выжил, может, но он же раненый был... Лекарь говорит, сердце не выдержало. Жаль, конечно, такого молодого, но... на все воля божья. А вы бы, господин, уходили поскорее. Не приведи Господи, тоже подхватите заразу...

Он выходит на улицу, под яркое солнце. Стоит несколько минут, уставившись невидящим взглядом в никуда.

Как, как такое могло случиться?! Почему отличный боец умер так нелепо, в два дня сгорел от какой-то гнусной заразы, выкосившей округу?! А он опоздал. Совсем немного, но — опоздал...

Пробраться на кладбище не так-то просто: ворота заперты, их охраняют. Староста делает все, чтобы не дать заразе распространиться. Говорят, хотели даже сжигать дома умерших, но сушь стоит такая, что может выгореть вся деревня.

Умерших от болезни наскоро отпевают, а потом хоронят в общих могилах — мастерить гробы некому и некогда, — засыпают известью. Говорят, помогает...

Он сидит там до темноты, у свежей могилы, которую его друг делит с добрым десятком крестьян. Не может уйти. И знает, что сделает, — он с самого начала это знал.

Дальнейшее помнится смутно. Вкрадчивый голос, смешок — он почти не слушает, потому что прекрасно знает, как это произойдет. Знает, что ему конец, но продолжает надеяться, как, наверно, надеялись все, кто делал это до него.

Так просто — позвать по имени, вложив в этот крик всю свою боль. Увидеть, как шевелится нелепая металлическая кукла, и понять, что чуда не будет, и его самого тоже сейчас не станет...

Он очнулся на рассвете. Живой и невредимый. Решил бы, что ему все это приснилось, если бы не следы на земле. Не человеческие следы.

Он не вернулся обратно. Учитель вот уже год как сделал его полноправным своим преемником, удалившись на покой, ему не перед кем было отчитываться. Он попросил хозяйку постоялого двора кое-что передать тем, кто обязательно придет за ним следом, оставил короткую записку, а потом ушел, чтобы никогда больше не возвращаться в эти края. Мир велик, и войн в нем хватит не на одну человеческую жизнь...

4.

Кёрвен долго сидит с закрытыми глазами. Наконец, вздрагивает от негромкого голоса:

-Не бойся меня.

Он мог бы сказать, что не боится, но это будет неправдой. Боится, и еще как...

-Почему ты меня не убил... тогда? — заговорить удается с большим трудом, но Кёрвен должен задать этот вопрос.

-Не захотел. — Черные глаза прищурены, и Кёрвен поклясться готов, что его собеседник сдерживает улыбку.

-Так не бывает. Ты должен был...

-Я никому ничего не должен, если только сам так не решу.

"Это он. Точно такой, каким всегда был. Или все-таки не он? Сколько в нем осталось от того, прежнего Юу? Сколько в нем осталось человеческого?.."

-Тогда... как это вышло?

-Вижу, любопытства ты не утратил, — вот теперь он точно улыбается, едва заметно, но... — Сам не знаю. Плоховато помню... начало.

-А... он? — называть имя Кёрвен не хочет. — Почему он оставил меня в живых?

-Зачем ты ему? Ему был интересен я, — едва заметно пожимает плечами собеседник. — Он забрал меня с собой, посмотреть, что получится в итоге.

-И... что дальше?

-Дальше? — тот задумывается на мгновение. — Ничего особенного. По-моему, он был в восторге. Видимо, такие, как я, попадаются не каждый день. Если бы не это, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

"Да уж, Юу иначе, как уникальным, и не назовешь!" — Кёрвен едва сдерживает нервный смешок.

-Налей себе чего-нибудь покрепче, — внезапно произносит его гость. — Тебя всего колотит. Да и я не откажусь...

-А ты... можешь? — Кёрвен нашаривает в кармане фляжку. Совет пришелся как нельзя кстати: пара глотков хорошего коньяка позволяет немного расслабиться, хотя ему по-прежнему жутко почти до обморока.

-Почему нет? — тот протягивает руку за фляжкой, отпивает с заметным удовольствием, возвращает. — Видел когда-нибудь пьяного акума? Нет? Тогда можешь попробовать меня напоить.

И почему-то только теперь Кёрвен убеждается в том, что ему не мерещится. Что напротив него в самом деле сидит акума, которого он сам и призвал в этот мир. Акума с лицом и душой Канды Юу, экзорциста.

-Это правда, что душа акума мучается? — спрашивает он. Ему необходимо это выяснить. Услышать, так сказать, из первых уст, а не только от якобы чувствующих это экзорцистов.

Снова пожатие плеч.

-Поначалу было неприятно, — задумчиво отвечает Канда. — Ты же помнишь, что такое акума первого уровня?

-Конечно.

Акума первого уровня — это почти неразумное существо, у которого только одно желание — убивать. Убивать людей. Как можно больше...

-Сложнее всего справиться с жаждой убийства, — продолжает Канда. — На самоконтроль я никогда не жаловался, если помнишь, но иногда все-таки захлестывало.

Кёрвена снова начинает трясти. Как убивают акума, он видел, и не раз...

-Но с этим тоже можно бороться, — Канда спокойно забирает у него фляжку, делает еще глоток. — Если очень захочется убить, нужно себе это позволить. В конце концов, акума вокруг — пруд пруди...

"Что?"

-Акума? Ты сказал — акума?.. — переспрашивает Кёрвен. — Ты убивал...

-Ну да. В конце концов, Граф от потери нескольких тварей не обеднеет, — хищно улыбается Канда.

-И как же он... к этому относился?

-Я ведь сказал — ему было интересно. Хотел посмотреть, что из меня выйдет, поэтому не слишком возражал...

"Акума, убивающий других акума, быстро повышает свой уровень, — припомнил Кёрвен, и ему стало не по себе. — Однако..."

-Людей я тоже убивал, — перебил его мысли Канда. — Приходилось.

-Не надо, — Кёрвен непроизвольно отшатывается, вспомнив вчерашний вечер, окоп, безголовое тело Тьерри. — Чего ради ты это рассказываешь?

-Для тебя, — Канда совершенно серьезен. — От кого ты еще узнаешь такие подробности, а, Книжник?

-И правда... — ком в горле не дает дышать. "Это сделал я. Это я сделал его акума. Вся вина — на мне." — Значит, вчера тебе тоже... пришлось?

Кивок в ответ.

-Зачем? Если ты смог ослушаться приказа Графа уже тогда, то теперь... — Кёрвен не договаривает, но Канда прекрасно понимает, что он хотел сказать.

-И теперь могу. — Он чуть наклоняет голову, так что челка совсем скрывает глаза. — Но видишь ли... Пока он забавляется тем, как я могу противиться его приказаниям. Но если он поймет, что я вовсе неуправляем, то найдет способ избавиться от меня. Мне бы этого не хотелось.

"Найдет способ избавиться. Не убьет, не уничтожит... Найдет способ. — Кёрвену становится не по себе. — Неуправляемый акума. Акума, сохранивший сознание, похожий на человека. Слишком похожий."

-Юу... — Кёрвена снова начинает потряхивать. — Ты... Какого ты уровня?

-Не знаю, — взгляд по-прежнему непроницаем. — Но недавно нескольким тварям третьего уровня очень не повезло столкнуться со мной.

"Третий — это минимум. А может быть, и четвертый. — Кёрвен закусывает губу. — Я сижу и пью коньяк с акума четвертого уровня. Это бред какой-то..."

-И вчера ты снова отправился уничтожать беззащитных людей? — он совсем не так хотел сказать, но вопрос сам срывается с губ.

-Если ты помнишь, я был в человеческом виде, — холодно отвечает Канда.

-Не считая рук.

-Да. Мой меч мне уже не держать, так что... — Ему показалось, или в голосе акума действительно слышится горечь? — И люди не были так уж беззащитны. Ты даже успел в меня выстрелить.

-То — я...

-И еще... — Канда наклоняется чуть ближе. — Ты вряд ли заметил, но заодно я сбил с десяток тех тварей, что стреляли по вашим орудийным батареям.

-И тебе ничего за это не...

-Нет. Бывает, я так развлекаюсь. Все привыкли.

Повисает молчание.

"Что дальше? Дальше-то что? Если бы он хотел меня убить, то сделал бы это еще вчера. Или желает потянуть удовольствие? — Кёрвену делается все хуже. — Я не знаю даже, сколько в нем от прежнего Юу, а сколько — от акума. Не знаю, лжет он или говорит правду. И никак не могу этого проверить..."

-Ты меня ненавидишь? — Он должен задать этот вопрос во что бы то ни стало. Нужно было спросить с самого начала...

-За что? — в глазах Канды — искреннее удивление. Акума хорошо умеют прикидываться людьми, но сейчас так хочется поверить, что это — взаправду...

-За то, что я сделал тебя... акума.

-Положим, акума меня сделал Граф.

-Потому что я его попросил. — Кёрвен заставляет себя смотреть Канде в глаза. — Ответь мне, прошу. Ты меня ненавидишь?

-Дурак, — презрительно бросает Канда с такой привычной гримасой. — Я тебе благодарен.