Кровавая Ладонь

Со стороны, эта парочка напоминала обычный темный патруль на утреннем обходе. Оба одеты по форме: черные галифе, заправленные в черные кожаные сапоги, а сверху кожаные дублеты с нашитым на левое плечо желтым крестом — гербом города. Однако неимоверной красоты и прочности кожаный щит выдавал высокий военный чин Каспара Кортрена. Принадлежавший когда-то самому Алкахесу, щит был сделан из дубленой кожи существа, которое вряд ли принадлежало при жизни к этому миру. По центру его, красовалась металлическая бляха тончайшей работы. В малейших деталях, она изображала объемную голову шакала с раскрытой пастью. Следуя традиции, Вожак клана вручал эту реликвию своему будущему приемнику.

Молча пройдя три квартала, "одноглазые" вышли на перекресток и перешли южную торговую дорогу. Свернув направо, темные оставили за спиной будто бы вымершую в столь ранний час "пьяную подкову". Так непривычно тихо и темно было среди ее бесчисленных увеселительных заведений. Ну а как же? Обслуживающему персоналу тоже нужно когда-то отдыхать.

Спустя пять минут, "волки" были на месте, у посольства империи Мерсена. "Не передумал?" — с надеждой в голосе спросил друга Каспар. "Нет" — уж как-то слишком решительно ответил Мартин. Видимо, старался убедить в этом самого себя. Прокашлявшись, юноша зашагал к парадной двери. И с каждым следующим шагом, страх все настырней скребся в его душу.

А тем временем, поднимая столбы пыли, к Медвежьим Вратам стремительно приближался странный караван. Странностей в нем было ну очень много. Во-первых, кортеж состоял всего лишь из двух карет, что совсем нехарактерно для торговой экспедиции. Во-вторых, кареты эти были ну уж слишком шикарны для простых смертных. Взять в расчет хотя бы то, что изготовившие их умельцы выдолбили корпуса из цельных кусков гигантской баттийской лиственницы. Крашены они были в черное и почти полностью испещрены позолоченными барельефами. Снизу барельефы изображали спящих, ревущих, бегущих, дерущихся друг с другом и чего-только-еще-не-делающих медведей. Сверху же, на все это безобразие, с явным интересом поглядывали золотые вороны.

Третья странность — экипажи были абсолютно чисты! От самого западного, более-менее крупного города Мерсены до Алькахеста, как ни крути, дней десять. А кареты тем временем выглядели так, будто их помыли только что. Более того, издали могло сложиться впечатление, что весь караван передвигается в каком-то гигантском невидимом шаре. Поднимаемая лошадьми пыль, словно в страхе попачкать карету, прижималась к земле до тех пор, пока последнее колесо не оставляло ее позади. И только тогда, будто бы облегченно выдохнув, она резко поднималась ввысь.

Но по-настоящему кровь холодела в жилах от вида запряженных в экипаж коней. Гигантские, в полтора-два раза больше обычных, с огромной... просто-таки исполинской грудной клеткой, вздымающейся минимум до трех локтей вширь. Сам Абсент (на минуточку, трехкратный чемпион королевских скачек Аббадона, чьих отпрысков этим утром бессовестно украли у наместницы Анджелин) от их вида, пожалуй, отошел бы в сторонку и нервно закурил. Не в затяг, конечно, дабы не убиться так нелепо. Ну да черт с ним, с Абсентом... ведь прямо сейчас эти чудовища с четырьмя ноздрями и несуразным горбом на спине, развивая бешеную скоростью, несли к городу свой странный-престранный караван.

* * *

Комната, несмотря на то что располагалась на цокольном этаже и в быту скорее всего имела складской характер (или вообще являлась спальней для прислуги), была обставлена в свойственных для империи роскошных декорациях. Ковры на полу, ковры на стене, ковры, еще ковры, как можно больше ковров! Ну и всемирно известная резная мебель из дружественного для империи Батти. Куда же без нее?

Мартин нервно ходил взад-вперед. Молодой "волк" поглядывал то на здоровенный кусок стали, подвешенный посередь комнаты вместо люстры, то на собственную руку, то на усевшегося в кресло командира. "Придурок, — думал Каспар, — видит батька Мусор, конченный придурок. Когда он просил у меня разрешения, каковы были шансы на то, что этот бред начнет воплощаться в жизнь? А не было никаких шансов! Да и вообще вся эта затея тогда искренне казалась шуткой. Но раз уж пообещал. И в конце концов... должна же у паренька быть собственная голова на плечах".

Кого же ждал Мартин? И кого ждал посол Кахир? Ответ на оба вопроса был один: в Алькахест приехали маги! Нежданно-негаданно, никого не предупредив и никому не доложившись. Все так, как они любят. Колин, тайный канцлер "одноглазых", наверняка сейчас рвал волосы на голове и вихрем носился по своей башне, раздавая "сотрудникам" ценные указания.

Странный экипаж со своими странными лошадьми и, как оказалось, не менее странными пассажирами, остановился у посольства. Первым после молчаливых слуг, явил себя городу Бартоломеус "Черный". Маг был одет в шелковый балахон вполне ожидаемого цвета и совершенно бесполезный, неудобный, но подчеркивающий статус золотой наплечник в виде воронового крыла. Черный и золотой — цвета имперского флага. И будьте любезны соответствовать.

Никто никогда не брался подсчитывать, сколько же на самом деле лет было Черному. Учитывая его, если можно так выразиться, "специализацию" — это было гиблым делом. Но внешне он выглядел, как двадцатилетний юноша: игриво прищуренные зеленые глаза, приятные черты гладковыбритого лица и собранные в пучок волосы, черные как смоль. А внушительные мышцы (и кто сказал, что магу пристало быть щуплым старикашкой?) угадывались даже под безразмерным мажьим балахоном. Человек, увидавший его впервые, вряд ли смог бы поверить в то, что этот юноша уже пережил трех императоров и вполне себе намерен пережить еще парочку.

Черный был одним из шести ныне живущих магов. Это если не брать в расчет пропавшего без вести Пита Хубрека и друида Горка, перебравшегося из Хорна в изолированную Милинтику. И этот факт ясно давал понять, почему же он и Толстый Фай (его коллега по волшебному цеху) приходились к мерсенскому двору и имели почти безграничное финансирование.

Да и к тому же, восстаний Бартоломеус не поднимал, города не сжигал и эпидемии не устраивал. А самое главное — лишний раз не шастал по хозяйскому гарему и правителя своего убивать не планировал. Скорей наоборот, относился к императору крайне дружелюбно и даже как-то... по-отечески, что ли? Да и вообще, если вдумчиво посудить, то Черный являлся образцом воспитанного дисциплинированного кудесника. Конечно, если не брать в расчет пару-тройку эпизодов с побегом чудищ из его лаборатории.

Чудища. Чудовища. Монстры... Роэль Роэльмель из Хорна, к примеру, сильнейший телекинетик. Блаженный сутарский отшельник, сам того не осознавая, наделяет предметы мистическими свойствами. Опальный аббадонский маг Огненный, как нетрудно догадаться, повелевает стихией огня. А вот стезей Черного были монстры. Точнее не монстры... вовсе нет! Обычные животные, а иногда и люди, которых маг изменил. Шаг за шагом, эксперимент за экспериментом, по крупице Бартоломеус постигал тайны плоти и доступные ему способы воздействия на нее. И если тот же ненавистный мерсенским магам хорниец Роэль, будь он неладен, пользовался своим даром когда угодно и как угодно, Черному в его ремесле приходилось много трудиться. Путем проб и ошибок, прибегая к помощи языческих рун, редких трав, астрономии и даже химии.

Но игра стоила свеч и результат зачастую превосходил ожидания даже самого Бартоломеуса. Взять, к примеру, его скакунов. Нарастить лошадям мышечную массу Черному не составило особого труда. В конце концов, не обливание холодной водой и зарядка по утрам поддерживали его тело в таком чудесном состоянии вот уже более ста лет. Все это мелочи! А вот то, что маг сотворил внутри — было действительно сложно. Вживить жеребцам дополнительные сердца, расширить и расслоить надвое трахею, вырастить недостающую пару легких и растянуть их так, чтобы при беге не ломались ребра. А еще горб, наполненный запасом воды для длительных переездов! Личное изобретение мага — плевок в лицо дуре-природе, первой не догадавшейся до этого.

Выйдя из кареты, Черный едва успел свободно вздохнуть, как его поглотило море лести и навязчивых лобызаний со стороны посла Кахира. Так уж было заведено в обязательном порядке для чиновников любого ранга: "Ваше Великолепие", "огромная честь" и, конечно же, "как поживает император?". За долгую жизнь это так пресытилось магу, что он, казалось, не замечал посла. Невнятно побурчав ему в ответ примерно с полминуты, Бартоломеус недовольным жестом попросил хозяина умерить пыл и наконец-таки заткнуться. В наступившей тишине, волшебник шепнул: "Посол, мой спутник не любит лишней суеты и официоза, так что будьте любезны". Затем Черный обернулся к карете и довольно громко прокричал: "Шерага, выходите! Этот лизоблюд больше не будет бесноваться, я вам обещаю. А если ослушается — превратим его в дерьмо, верно?".

Из экипажа вылез очень высокий и жилистый мужчина. Лишь человек, достаточно долго проживший на юге Эволле, мог бы с трудом догадаться — его лохмотья напоминают племенную одежду дикарей. Остальные решили бы, что мужик просто сумасшедший. И действительно. Его "куртка", например, состояла из не пойми как сшитых между собой кусков тел разных животных: вот свисает с плеча лапа медведя, вот заместо кармана висит потрошеная шкурка зайца, вот это, кажется, фрагмент коровьей кожи, а там, если хорошо присмотреться, поросшая какими-то мелкими бледными грибочками голова филина. И все это вразнобой пестро украшено цветными ленточками, палочками, перьями, бусами, костями, деревянными масками, связками из зубов, когтей и пальцев, кинжалами, топориками и еще, одним только богам известно, чем. Виновато улыбаясь, Шерага (так обратился к нему Черный) поспешил пожать руку Кахиру, побелевшему от неоднозначных чувств. На ломанном средиземном, дикарь уверил, что превращать в дерьмо не умеет, а даже если бы умел — не стал.

Оставив на улице свои роскошные кареты и слуг, нетерпеливо разбегающихся по борделям, все вместе они прошествовали в посольство. Отказавшись от трапезы, гости попросили сразу же проводить их в ту самую комнату, где ждал молодой "волк" вместе со своим командиром.

— Доброе утро. Это вы тот самый Мартин Хеннмель, что писали мне? — войдя в комнату, безошибочно определил Бартоломеус. Он собрался было протянуть юноше руку, но вовремя осекся. Рукопожатие для темных во все времена являлось проявлением наивысшего доверия. И отказ от подобного проявления, ни в коем случае не был чем-то обидным или оскорбительным для здравомыслящего темного. Ведь что такое соблюдение этикета, по сравнению с реальной угрозой для собственной жизни?

— Да, это он. — моментально вставил Кахир, пытающийся любым способом выслужиться перед магом. Но вместо желаемой похвалы, посол поймал на себе недовольный взгляд. — Пожалуй, я лучше оставлю вас...

— Да, посол, так действительно будет лучше. Хотя стойте. Чтоб вы себе ногти по локоть не сгрызли... Император жив, здоров и пренепременно узнает о радушном приеме, устроенном вами. С медвежьей яростью в сердцах... — нараспев начал мерсенский гимн Бартоломеус. — ...и мудростью дедов! Все, ты доволен? Теперь иди.

— Огромная честь познакомиться с вами лично. — немного заторможено поздоровался Мартин, когда униженный и оскорбленный посол скрылся за закрытой дверью. Прозвучало это так, будто бы "одноглазый" заранее зубрил текст.

— Поверьте, Мартин, мне тоже крайне приятно. Но позвольте прояснить сразу, дабы вы не польщались. Заманчивым, ваше предложение мне показалось лишь потому, что его Величество император Зорайон III запретил мне ставить эксперименты на людях в Мерсене. И лишь потому, что мы с Фаем оказались проездом в ваших краях. Но что-то я отвлекся. Позвольте представить моего спутника. Бар-Шерага, путешественник из земель южных племен... — в знак приветствия, мужчина по традициям своего народа присел на корточки и, дотронувшись рукой до пола, кивнул головой. — Бар-Шерага, если так можно выразиться, сведущ в магических науках... но не забивайте себе голову. А вы, должно быть, Гастааф Джербен? Суровый и справедливый Вожак "волчьей" стаи, о котором я так много наслышан? — обратился маг к Шакалу.

— Нет, но я уполномочен говорить и действовать от его имени. Если вам что-то понадобится, дайте мне знать. — Каспар решил общаться с волшебником учтиво и дружелюбно, но по-военному коротко. Без лишних вольностей. В своих фантазиях он четко видел, как многие храбрецы решались дерзить магу. И решались, и дерзили. И искренне верили в то, что этот поступок является вершиной человеческой отваги. А вот представить то, что впоследствии случалось с этими храбрецами, воображение Каспара отказывалось.

— Это замечательно! Нам нужен лекарь. Я слышал, что Храм Света в Алькахесте — один из лучших во всем мире. Не так ли?

Следуя избранной тактике, Шакал вежливо попросил Бартоломеуса заслать в Храм одного из слуг, чтобы тот привел старшего лекаря Арцея. Слуга пропал минут на сорок, в которые Черный занялся "работой". Он чертил мелом на полу странные руны и опаивал Мартина какими-то травками, от которых "одноглазого" стало немного подташнивать.

Вернувшись, Арцея слуга не привел. Вместо старшего лекаря прибыл другой светлый — молоденький парень, который с порога принялся извиняться за то, что начальник не смог подойти лично. Причиной тому стала мудреная хворь, которую они всем Храмом не могут излечить вот уже третий день. "Лысый пропоица, — думал про себя Каспар, слушая, как распинается молодой. — приболел, бедняга, мудреной хворью с утреца".

Итак, спустя примерно четверть часа, все нюансы (известные и понятные одному лишь Бартоломеусу) наконец были соблюдены.

— Хеннмель, вы очень смелый юноша. Вы отдаете себе отчет в том, что раньше я не делал ничего подобного? — темный утвердительно кивнул. — Тогда можем начинать. — скомандовал Черный и все присутствующие заняли свои места.

Вдоволь напившийся отваров Мартин разделся по пояс и подошел вплотную к куску стали. Зубами, он крепко закусил скрученную в трубочку тряпку. Прямо за его спиной, потирая друг о друга, разогревал руки светлый. Бар-Шерага уселся на пол рядышком с "одноглазым" и выловил из своего одеяния деревянную маску, изображавшую... кажется, лисицу. Сквозь нее, он с интересом уставился на подопытного. Сам Бартоломеус пару раз обошел всю комнату, затем заложил руки за голову и кивнул молодому "волку", подавая знак о своей готовности. Ну а Каспар... Каспару выпала роль беспомощного наблюдателя. Все что он сейчас мог — сжимать до побеления кулаки и откровенно недоумевать происходящему.

От напряжения, на лбу Мартина вздулись вены и выступила испарина. Секунда, две, три... десять? Раздался характерный глухой звук. Будто бы прибило сквозняком форточку, проложенную ватой. На месте, где только что стоял "одноглазый", остались плясать язычки темного пламени. Они просуществовали в нашем мире лишь несколько мгновений и растворились в воздухе. Секунда, две, три... десять? Темное пламя возродилось из небытия. Но лишь на миг, а затем опять раздался хлопок и Мартин вышел из тьмы. Юноша остался стоять все в той же позе, но стал еще более напряженным. Казалось, он сейчас расплачется. "Стрыга драная!" — невнятно прокричал он сквозь тряпку и добавил со всей злостью — "Не могу!". "Соберись" — сурово отрезал Бартоломеус. А его нужно слушаться. Закрыв глаза, "волк" глубоко вдохнул и вновь растворился во тьме.