Кровавая Ладонь

— ...его вспыльчивость посол Кахир поссорились с наместницей Анджелин. — при слове "наместница", Гас иронично вскинул руку вверх. — И знаешь почему?

— Ну-ка. Давай удиви. — Шакал слушал не без интереса. Ему нравилось, как старик каждый раз выходит из себя от того, что по долгу правления ему приходится общаться с привилегированными представителями других стран. А представители эти, несмотря на удаленность от родного дома и всю шаткость своего положения, никак не желали принимать местные порядки и бросать свои вычурные аристократичные замашки.

— Наместница установила коновязь рядом со своим домом. Дом этот, да будет тебе известно, находится прямо напротив посольства Мерсены. Заметь, об этом меня лично просили и те, и другие.

— Ну, установила. И что дальше?

— А дальше случилось непоправимое! Кахир был оскорблен тем, что лошадки навалили кучу прямо напротив посольства. И из-за этого, его слуги подняли меня сегодня в семь утра.

— И они до сих пор живы? — из дальнего угла комнаты отозвалась дочь Гаса. До этого, девушка не встревала в разговор и увлеченно ковырялась с какими-то склянками, содержимое которых было одной ей известно.

— Алезандезе, доченька, ты хочешь устроить международный скандал?

— Нет, просто ты слишком много позволяешь этим ублюдкам. Пусть скажут "спасибо", что им вообще разрешили находиться в городе.

— Вот именно поэтому, ты никогда и не встанешь во главе клана...

Вожак поднялся из-за своего стола и подошел к окну, выходящему на "парадную" пристань, реку и башню Колина на другом берегу. На улице завывал промозглый ветер и от этого особенно уютно сейчас было в кабинете главы клана. Мерно потрескивали поленья в камине. За лакированным письменным столом из баттийского дуба, завтракал омлетом Шакал. А в углу, отрешенная от всего мира, занималась своими делами любимая и единственная дочь Гаса. Двое из трех по-настоящему близких ему людей, этим утром были рядом.

Статный, высокий, с чуть доходящими до плеча седыми волосами, Вожак для своих лет был красавцем-мужчиной. Ему бы еще бороду, о которой он всегда мечтал — так стал бы он, как пить дать, похож на могучего героя из древних легенд. Но не судьба. От подбородка Гаса в обе стороны тянулся рисунок, изображавший ветвистые оленьи рога. И закрывать его волосяным покровом было никак нельзя. Такова плата за принятый дар темного бога. Будь ты сапожником или менестрелем, купцом или градоначальником, если уж ты однажды отважился войти во тьму, то будь добр заклеймить этот выбор на своем лице.

А вот Шакал, при желании, мог бы отпустить и усы, и бороду. Его татуировка была не такой мудреной. Можно даже назвать ее стандартной. Как и многим другим темным, после обряда ему забили кожу вокруг глаз. Черной краской по форме глазниц. Быстро, просто и никакой маской скрыть не получится. Стоит отметить, что внешностью Шакал пошел в мать — уроженку империи. Отсюда и массивный волевой подбородок, и густые брови, и нос с небольшой горбинкой. Так что именно эта наколка ему очень даже шла, придавая облику военачальника устрашающие нотки.

Очередной порыв ветра принес неприятную мелкую морось. Вот уже пятнадцатую осень, Гастааф Джербен без устали возглавлял клан "Одноглазого Волка" и, по совместительству, правил городом Алькахестом. Дела шли как никогда хорошо. Впрочем, так было уже давно. Еще с момента начала войны Аббадона и Империи Огня.

— Все эти их капризы от бессильной злобы. — улыбнувшись, продолжил Вожак. — Они всегда злились, но толком поделать ничего не могли. Не один самодур поломал о нас зубы. "Не можешь победить честно, победи хоть как-нибудь". — процитировал Гастааф послание Мусорщика к темным. Закончив лирическое отступление, он обратился к жующему Шакалу. — У вас там как?

— Нормально. — Каспар Кортрен, в миру более известный как "Шакал", отложил трапезу и начал рапорт. — На южной дороге взяли эволлийский караван. Все, как всегда. "А мы не знали, а если бы знали — заплатили". Послушно отдали половину товара и помчались дальше с полными штанами булыжников. Больше ничего интересного. Гас, мне бы отдохнуть хоть ненадолго. Надоело все. Культурист мой ненаглядный справится и без меня.

— Культурист твой ненаглядный дел наворотит! Без разбора вколотит кому-нибудь нос в голову, а разбираться мне. Хотя почему мне? Тебе... — громкий, настойчивый стук перебил Вожака.

Дверь распахнулась и первым в нее, породисто гарцуя, вошел тощий служка в обтягивающих белых лосинах и синем платье с нелепо огромными манжетами. Синий и белый — цвета аббадонской короны. Так что особой интриги в том, кого же объявит бедолага в лосинах, увы, не было. "Наместница его Величества короля Дедерика, несравненная Анджелин" — во весь свой тоненький голосок проорал слуга и отскочил с прохода, освобождая путь своей тучной хозяйке. Следом за дорогой гостьей, в кабинет Гаса зашел вооруженный "волк" с недовольной рожей и шумно захлопнул за собой дверь. Поймав на себе суровый взгляд Вожака, темный виновато развел руками.

— Что это такое!? — розовощекая пышка Анджелин, несмотря на дальнее... очень дальнее, но все же родство с королевской четой, пренебрегла хорошими манерами. Без лишних приветствий и расшаркиваний, пухлая фурия принялась обильно брызгать слюной. — Вы хоть что-то в своем городе можете держать под контролем!? Почему с самого утра, я первым же делом узнаю, как прямо из-под окон моей резиденции паршивые мерки увели моих же лошадей!? Вы хоть понимаете, что они плоть и кровь от самого Абсента, трехкратного чемпиона королевских скачек!?

— Наместница! -вскричала Алезандезе.

Как только Анджелин переступила порог, дочура Гастаафа бросилась к книжной полке. Безошибочно выдернув нужную ей брошюрку и расплывшись в ехидной улыбке, Дез принялась лихорадочно выискивать заветную строку. Получилось это у девушки довольно оперативно.

— Вот смотрите, в брошюре "Хорошие манеры и правила этикета Аббадона" сказано: "Этикет требует избегать разговоров, которые явно неприятны собеседнику. Затронув подобную тему, стоит кратко извиниться и перевести беседу в нейтральную плоскость." — от подобной наглости наместница побагровела. Широко распахнув глаза и рот, она стала напоминать страдающую насморком сову. Алезандезе, выждав пару секунд, кивнула в сторону отца и добавила: — Ну так что же вы? Извиняйтесь.

— Дез! Молчать! — рявкнул рассвирепевший Гас. — Госпожа наместница, простите мою дочь за дерзость. Молодая еще, не понимает с кем разговаривает. А что насчет ваших лошадей, так мои люди в кратчайшие же сроки разберутся в ситуации.

— Вы совсем обнаглели!? Гоцон! — Анджелин обратилась к человеку в лосинах. — Ну-ка накажи девчонку!

Пожалуй, это был самый сильный испуг в жизни щупленького служки Гоцона. С одной стороны приказ хозяйки, с другой — девчонка, которую следует наказать. А девчонка, тем временем, всем своим видом показывала, что не против наказания. Даже подманивала его ладошкой, по которой начали плясать язычки темного пламени. Обморок стал единственно верным выходом из ситуации и Гоцон сложился на полу, как карточный домик.

— Дорогая моя Анджелин, я еще раз приношу вам свои глубочайшие извинения...

— Извинения!? — прессованный комок ярости в пышном бело-голубом платье перебил Гастаафа. — Я, на минуточку, наместница самого короля Дедерика и мне мало ваших извинений! Я требую...

— Молчать! — Гас со всей дури вдарил кулаком по столу так, что с него свалилась тарелка с недоеденным омлетом Шакала. — Наместницей ты будешь у себя в Аббадоне! В какой-нибудь деревеньке старосту гонять! А здесь ты сторонний наблюдатель! И будь добра сказать "спасибо", что тебе вообще разрешили находиться в городе. — от этих слов отца, Алезандезе победоносно подняла вверх кулак и рассмеялась. — Твоих коней я лично найду, а теперь пошла вон. И шута своего забери.

— Я этого так не оставлю. — прошипела сквозь зубы Анджелин и стрелой унеслась из кабинета Вожака, при этом оттолкнув стоящего в дверях темного.

— Да... — подытожил Шакал, с сожалением глядя на свой завтрак. В принципе, омлет неплохо вписался среди витиеватых узоров мерсенского ковра. — Я, наверное, пойду...

— Иди, Каспар, иди...

* * *

Невозможно было назвать это утро беспокойным. В Алькахесте всегда, с самого момента его основания, царила подобная сумятица. 217 лет назад, здесь, в Пустоши, на почти равном удалении от двух самых могучих держав современности, клан "Одноглазого Волка" пустил свои корни.

Уставший от гонений Церкви Единого, клан наконец обрел свой дом. Выбор места, конечно, немного шокировал — огромный пустырь, образовавшийся из-за колоссального выброса раскаленного вулканического пепла. Взрывающийся уже третий раз за последнее тысячелетие, беспокойный вулкан Барнебхуа окончательно уничтожил всю флору и фауну на полторы, а то и все две тысячи километров к северу и востоку от себя.

Казалось бы, как "одноглазые" сумели выжить в месте, где на все четыре стороны вдаль за горизонт тянется безжизненная равнина? Теоретически это стало возможным после того, как королевство Аббадон (к западу от Пустоши) и империя Мерсена (к востоку), заключили так необходимый для обеих сторон мирный договор. Согласия добились как политики, так и купцы. Так что теперь, по этой выжженной земле, вереницей потянулись торговые караваны. Но теория — теорией, а на практике темным нужно было отбросить страх и запастись терпением.

Вниз по великой реке Юне из Аббадона в Мерсену поплыли челны со злаками, скотом и всевозможными товарами эволлийских умельцев. "Волки" перехватили их часть. Вверх по Юне, из величественной мерсенской столицы прямиком в Делфт (город-порт и по совместительству торговую столицу всего запада) пошли караваны груженые лесом, оружием и мехами. "Волки" перехватили и их. Капля в море для сильных мира сего, однако отличный старт для крохотной деревеньки, названной в честь бесстрашного Алкахеса — любимчика самого Мусорщика и первого Вожака клана, который когда-то давно повел "Одноглазых Волков" на последнюю Битву богов.

Пять лет понадобилось темным для того, чтобы выстроить в Пустоши некое подобие города. Но с ростом города росли и его потребности. Вскоре, король Аббадона уже не мог спокойно закрывать глаза на то, что в Пустоши орудует не просто шайка разбойников, а слаженная и многочисленная преступная группировка. Город был сожжен регулярной армией, а темные вынужденно отступили на север. Отступили, чтобы потом вернуться. Новый Алькахест был краше, больше и крепче старого. Однако печальная участь постигла и его.

Третий и последний день рождения вольного города датирован 109-м годом III эры. Сосланные на смерть в Пустошь вольнодумцы, влекомые жаждой славы молодые авантюристы, беженцы из соседних стран, преступники в поисках новой жизни... все они нашли место рядом с "одноглазыми". Так же, клан постарался собрать под свои знамена всех тех, кто волей судьбы был рожден темным или светлым и устал от предвзятого отношения западных народов. Вместе, плечом к плечу, они дали бой аббадонской армии и одержали основополагающую для своей новой отчизны победу.

Скрепя сердце, правители соседних стран признали независимость Алькахеста и заключили с тогдашним Вожаком договор. Согласно ему, торговцы будут отдавать разумную долю перевозимого товара "одноглазым" и безопасно пересекать Пустошь. Ну а те, в свою очередь, эту безопасность обеспечивать.

За слова нужно было отвечать и в кратчайшие же сроки темные совершили титанический труд. По обоим берегам Юны, "волки" вымостили более трех тысяч километров дороги. Разбойники, мешающие спокойной торговле, больше не доставляли купцам хлопот — их просто-напросто истребили. По правде говоря, не все джентльмены удачи попали под тяжелую руку "волчьего" правосудия. Часть бандитов была завербована и теперь они, будучи гражданами вольного города Алькахеста, принялись осваивать новые профессии. А таковых оказалось предостаточно.

Прибывая в Алькахест, изнуренный дорогой купец желал переночевать на уютной кровати. Для него, в городе появились первые подворья и гостиные дома. Выспавшийся купец, как правило, желал воспользоваться временем стоянки и хорошенечко выпить — пожалуйста, местные умельцы понаоткрывали харчевен, кабаков и ресторанов на любой вкус и кошелек. Ну а для пьяного купца так вообще было где разгуляться — как грибы, в Алькахесте стали расти игорные дома, бани, бордели и даже театры!

Местный театр — это вообще отдельная тема. Собранная наспех из эдаких алкашей-мыслителей, труппа не была скована ни морально-этическими нормами, ни цензурой властьимущих. Как следствие, вскоре по всему миру загремела слава комедий Алькахеста. В них актеры позволяли себе затрагивать такие темы, за которые в том же захолустном Сутаре, их бы спешно повели на плаху. Сразу же после первых отыгрышей, приобрела народную любовь и стала классикой жанра комедия "Троюродный зять тестя бабушки золовки". В ней, на злобу дня, высмеивались попытки самозванцев и очень-очень-очень дальних родственников королевской четы взойти на трон Хорна.

Подводя итог: в городе, где вот уже больше двух столетий вино и кровь в равных долях льются рекой, где крутятся бешеные деньги и каждый день сталкиваются интересы всех стран мира, спокойно не было никому и никогда. И даже кучка навоза напротив посольства Мерсены, сама того не ожидая, могла вызвать резонанс во всех слоях общества сразу. Но не стоит спешить набрасываться на посла Кахира с обвинениями в излишнем чистоплюйстве. Для того, чтобы быть как на иголках, у него был веский повод — он ждал гостей...

* * *

Накинув щит поверх куртки, Каспар вышел на улицу. Там его уже поджидал Мартин Хеннмель — тот самый "ненаглядный культурист", о котором вскользь зашла речь в беседе с Вожаком. Верному другу и соратнику Шакала было всего-навсего двадцать два года отроду. Однако, несмотря на нежный возраст, он уже успел на деле доказать свою полезность и преданность клану. Не спроста он, все-таки, стал самым молодым капитаном карательного отряда за всю историю города. Этим своим рвением, он напоминал Каспару его самого лет двенадцать тому назад. И потому-то, скорей всего, этот добродушный силач негласно являлся протеже Шакала.

Не взирая на атлетическое телосложение, назвать Мартина красавцем, увы, было нельзя. Ломаный в двух местах нос сросся не совсем ровно, под карим глазом проходил глубокий рваный шрам, а улыбка обнажала покосившийся забор кривых зубов. Да еще и эта неудачная татуировка, окрашивающая ровно половину его лица в темно-синий цвет. "Мордоворот" — можно было бы сказать о Хеннмеле, если бы не глаза. Глупые, добрые и исполненные щенячьей преданности.

— Доброе утро. Сегодня приезжают. — крепко пожав командиру руку, с горящими глазами заявил Мартин. Едва заметно, по его мускулистому телу проходила мелкая дрожь. То ли от холода, то ли от восторга, то ли от страха... а может от всего сразу.

— Сегодня, значит. Вот почему Кахир бучу поднял. — Шакал тяжело вздохнул. — Ты все для себя решил?

Мартин уверенно кивнул и "одноглазые" двинулись прочь от башни Гастаафа. Скорее! Вглубь города! Туда, где стены двух и трехэтажных жилых домиков хоть как-то попытаются защитить их от сегодняшнего ветра.

Со стороны, эта парочка напоминала обычный темный патруль на утреннем обходе. Оба одеты по форме: черные галифе, заправленные в черные кожаные сапоги, а сверху кожаные дублеты с нашитым на левое плечо желтым крестом — гербом города. Однако неимоверной красоты и прочности кожаный щит выдавал высокий военный чин Каспара Кортрена. Принадлежавший когда-то самому Алкахесу, щит был сделан из дубленой кожи существа, которое вряд ли принадлежало при жизни к этому миру. По центру его, красовалась металлическая бляха тончайшей работы. В малейших деталях, она изображала объемную голову шакала с раскрытой пастью. Следуя традиции, Вожак клана вручал эту реликвию своему будущему приемнику.

Молча пройдя три квартала, "одноглазые" вышли на перекресток и перешли южную торговую дорогу. Свернув направо, темные оставили за спиной будто бы вымершую в столь ранний час "пьяную подкову". Так непривычно тихо и темно было среди ее бесчисленных увеселительных заведений. Ну а как же? Обслуживающему персоналу тоже нужно когда-то отдыхать.

Спустя пять минут, "волки" были на месте, у посольства империи Мерсена. "Не передумал?" — с надеждой в голосе спросил друга Каспар. "Нет" — уж как-то слишком решительно ответил Мартин. Видимо, старался убедить в этом самого себя. Прокашлявшись, юноша зашагал к парадной двери. И с каждым следующим шагом, страх все настырней скребся в его душу.

А тем временем, поднимая столбы пыли, к Медвежьим Вратам стремительно приближался странный караван. Странностей в нем было ну очень много. Во-первых, кортеж состоял всего лишь из двух карет, что совсем нехарактерно для торговой экспедиции. Во-вторых, кареты эти были ну уж слишком шикарны для простых смертных. Взять в расчет хотя бы то, что изготовившие их умельцы выдолбили корпуса из цельных кусков гигантской баттийской лиственницы. Крашены они были в черное и почти полностью испещрены позолоченными барельефами. Снизу барельефы изображали спящих, ревущих, бегущих, дерущихся друг с другом и чего-только-еще-не-делающих медведей. Сверху же, на все это безобразие, с явным интересом поглядывали золотые вороны.

Третья странность — экипажи были абсолютно чисты! От самого западного, более-менее крупного города Мерсены до Алькахеста, как ни крути, дней десять. А кареты тем временем выглядели так, будто их помыли только что. Более того, издали могло сложиться впечатление, что весь караван передвигается в каком-то гигантском невидимом шаре. Поднимаемая лошадьми пыль, словно в страхе попачкать карету, прижималась к земле до тех пор, пока последнее колесо не оставляло ее позади. И только тогда, будто бы облегченно выдохнув, она резко поднималась ввысь.

Но по-настоящему кровь холодела в жилах от вида запряженных в экипаж коней. Гигантские, в полтора-два раза больше обычных, с огромной... просто-таки исполинской грудной клеткой, вздымающейся минимум до трех локтей вширь. Сам Абсент (на минуточку, трехкратный чемпион королевских скачек Аббадона, чьих отпрысков этим утром бессовестно украли у наместницы Анджелин) от их вида, пожалуй, отошел бы в сторонку и нервно закурил. Не в затяг, конечно, дабы не убиться так нелепо. Ну да черт с ним, с Абсентом... ведь прямо сейчас эти чудовища с четырьмя ноздрями и несуразным горбом на спине, развивая бешеную скоростью, несли к городу свой странный-престранный караван.

* * *

Комната, несмотря на то что располагалась на цокольном этаже и в быту скорее всего имела складской характер (или вообще являлась спальней для прислуги), была обставлена в свойственных для империи роскошных декорациях. Ковры на полу, ковры на стене, ковры, еще ковры, как можно больше ковров! Ну и всемирно известная резная мебель из дружественного для империи Батти. Куда же без нее?

Мартин нервно ходил взад-вперед. Молодой "волк" поглядывал то на здоровенный кусок стали, подвешенный посередь комнаты вместо люстры, то на собственную руку, то на усевшегося в кресло командира. "Придурок, — думал Каспар, — видит батька Мусор, конченный придурок. Когда он просил у меня разрешения, каковы были шансы на то, что этот бред начнет воплощаться в жизнь? А не было никаких шансов! Да и вообще вся эта затея тогда искренне казалась шуткой. Но раз уж пообещал. И в конце концов... должна же у паренька быть собственная голова на плечах".

Кого же ждал Мартин? И кого ждал посол Кахир? Ответ на оба вопроса был один: в Алькахест приехали маги! Нежданно-негаданно, никого не предупредив и никому не доложившись. Все так, как они любят. Колин, тайный канцлер "одноглазых", наверняка сейчас рвал волосы на голове и вихрем носился по своей башне, раздавая "сотрудникам" ценные указания.

Странный экипаж со своими странными лошадьми и, как оказалось, не менее странными пассажирами, остановился у посольства. Первым после молчаливых слуг, явил себя городу Бартоломеус "Черный". Маг был одет в шелковый балахон вполне ожидаемого цвета и совершенно бесполезный, неудобный, но подчеркивающий статус золотой наплечник в виде воронового крыла. Черный и золотой — цвета имперского флага. И будьте любезны соответствовать.

Никто никогда не брался подсчитывать, сколько же на самом деле лет было Черному. Учитывая его, если можно так выразиться, "специализацию" — это было гиблым делом. Но внешне он выглядел, как двадцатилетний юноша: игриво прищуренные зеленые глаза, приятные черты гладковыбритого лица и собранные в пучок волосы, черные как смоль. А внушительные мышцы (и кто сказал, что магу пристало быть щуплым старикашкой?) угадывались даже под безразмерным мажьим балахоном. Человек, увидавший его впервые, вряд ли смог бы поверить в то, что этот юноша уже пережил трех императоров и вполне себе намерен пережить еще парочку.

Черный был одним из шести ныне живущих магов. Это если не брать в расчет пропавшего без вести Пита Хубрека и друида Горка, перебравшегося из Хорна в изолированную Милинтику. И этот факт ясно давал понять, почему же он и Толстый Фай (его коллега по волшебному цеху) приходились к мерсенскому двору и имели почти безграничное финансирование.

Да и к тому же, восстаний Бартоломеус не поднимал, города не сжигал и эпидемии не устраивал. А самое главное — лишний раз не шастал по хозяйскому гарему и правителя своего убивать не планировал. Скорей наоборот, относился к императору крайне дружелюбно и даже как-то... по-отечески, что ли? Да и вообще, если вдумчиво посудить, то Черный являлся образцом воспитанного дисциплинированного кудесника. Конечно, если не брать в расчет пару-тройку эпизодов с побегом чудищ из его лаборатории.

Чудища. Чудовища. Монстры... Роэль Роэльмель из Хорна, к примеру, сильнейший телекинетик. Блаженный сутарский отшельник, сам того не осознавая, наделяет предметы мистическими свойствами. Опальный аббадонский маг Огненный, как нетрудно догадаться, повелевает стихией огня. А вот стезей Черного были монстры. Точнее не монстры... вовсе нет! Обычные животные, а иногда и люди, которых маг изменил. Шаг за шагом, эксперимент за экспериментом, по крупице Бартоломеус постигал тайны плоти и доступные ему способы воздействия на нее. И если тот же ненавистный мерсенским магам хорниец Роэль, будь он неладен, пользовался своим даром когда угодно и как угодно, Черному в его ремесле приходилось много трудиться. Путем проб и ошибок, прибегая к помощи языческих рун, редких трав, астрономии и даже химии.

Но игра стоила свеч и результат зачастую превосходил ожидания даже самого Бартоломеуса. Взять, к примеру, его скакунов. Нарастить лошадям мышечную массу Черному не составило особого труда. В конце концов, не обливание холодной водой и зарядка по утрам поддерживали его тело в таком чудесном состоянии вот уже более ста лет. Все это мелочи! А вот то, что маг сотворил внутри — было действительно сложно. Вживить жеребцам дополнительные сердца, расширить и расслоить надвое трахею, вырастить недостающую пару легких и растянуть их так, чтобы при беге не ломались ребра. А еще горб, наполненный запасом воды для длительных переездов! Личное изобретение мага — плевок в лицо дуре-природе, первой не догадавшейся до этого.

Выйдя из кареты, Черный едва успел свободно вздохнуть, как его поглотило море лести и навязчивых лобызаний со стороны посла Кахира. Так уж было заведено в обязательном порядке для чиновников любого ранга: "Ваше Великолепие", "огромная честь" и, конечно же, "как поживает император?". За долгую жизнь это так пресытилось магу, что он, казалось, не замечал посла. Невнятно побурчав ему в ответ примерно с полминуты, Бартоломеус недовольным жестом попросил хозяина умерить пыл и наконец-таки заткнуться. В наступившей тишине, волшебник шепнул: "Посол, мой спутник не любит лишней суеты и официоза, так что будьте любезны". Затем Черный обернулся к карете и довольно громко прокричал: "Шерага, выходите! Этот лизоблюд больше не будет бесноваться, я вам обещаю. А если ослушается — превратим его в дерьмо, верно?".

Из экипажа вылез очень высокий и жилистый мужчина. Лишь человек, достаточно долго проживший на юге Эволле, мог бы с трудом догадаться — его лохмотья напоминают племенную одежду дикарей. Остальные решили бы, что мужик просто сумасшедший. И действительно. Его "куртка", например, состояла из не пойми как сшитых между собой кусков тел разных животных: вот свисает с плеча лапа медведя, вот заместо кармана висит потрошеная шкурка зайца, вот это, кажется, фрагмент коровьей кожи, а там, если хорошо присмотреться, поросшая какими-то мелкими бледными грибочками голова филина. И все это вразнобой пестро украшено цветными ленточками, палочками, перьями, бусами, костями, деревянными масками, связками из зубов, когтей и пальцев, кинжалами, топориками и еще, одним только богам известно, чем. Виновато улыбаясь, Шерага (так обратился к нему Черный) поспешил пожать руку Кахиру, побелевшему от неоднозначных чувств. На ломанном средиземном, дикарь уверил, что превращать в дерьмо не умеет, а даже если бы умел — не стал.

Оставив на улице свои роскошные кареты и слуг, нетерпеливо разбегающихся по борделям, все вместе они прошествовали в посольство. Отказавшись от трапезы, гости попросили сразу же проводить их в ту самую комнату, где ждал молодой "волк" вместе со своим командиром.

— Доброе утро. Это вы тот самый Мартин Хеннмель, что писали мне? — войдя в комнату, безошибочно определил Бартоломеус. Он собрался было протянуть юноше руку, но вовремя осекся. Рукопожатие для темных во все времена являлось проявлением наивысшего доверия. И отказ от подобного проявления, ни в коем случае не был чем-то обидным или оскорбительным для здравомыслящего темного. Ведь что такое соблюдение этикета, по сравнению с реальной угрозой для собственной жизни?

— Да, это он. — моментально вставил Кахир, пытающийся любым способом выслужиться перед магом. Но вместо желаемой похвалы, посол поймал на себе недовольный взгляд. — Пожалуй, я лучше оставлю вас...

— Да, посол, так действительно будет лучше. Хотя стойте. Чтоб вы себе ногти по локоть не сгрызли... Император жив, здоров и пренепременно узнает о радушном приеме, устроенном вами. С медвежьей яростью в сердцах... — нараспев начал мерсенский гимн Бартоломеус. — ...и мудростью дедов! Все, ты доволен? Теперь иди.

— Огромная честь познакомиться с вами лично. — немного заторможено поздоровался Мартин, когда униженный и оскорбленный посол скрылся за закрытой дверью. Прозвучало это так, будто бы "одноглазый" заранее зубрил текст.

— Поверьте, Мартин, мне тоже крайне приятно. Но позвольте прояснить сразу, дабы вы не польщались. Заманчивым, ваше предложение мне показалось лишь потому, что его Величество император Зорайон III запретил мне ставить эксперименты на людях в Мерсене. И лишь потому, что мы с Фаем оказались проездом в ваших краях. Но что-то я отвлекся. Позвольте представить моего спутника. Бар-Шерага, путешественник из земель южных племен... — в знак приветствия, мужчина по традициям своего народа присел на корточки и, дотронувшись рукой до пола, кивнул головой. — Бар-Шерага, если так можно выразиться, сведущ в магических науках... но не забивайте себе голову. А вы, должно быть, Гастааф Джербен? Суровый и справедливый Вожак "волчьей" стаи, о котором я так много наслышан? — обратился маг к Шакалу.

— Нет, но я уполномочен говорить и действовать от его имени. Если вам что-то понадобится, дайте мне знать. — Каспар решил общаться с волшебником учтиво и дружелюбно, но по-военному коротко. Без лишних вольностей. В своих фантазиях он четко видел, как многие храбрецы решались дерзить магу. И решались, и дерзили. И искренне верили в то, что этот поступок является вершиной человеческой отваги. А вот представить то, что впоследствии случалось с этими храбрецами, воображение Каспара отказывалось.

— Это замечательно! Нам нужен лекарь. Я слышал, что Храм Света в Алькахесте — один из лучших во всем мире. Не так ли?

Следуя избранной тактике, Шакал вежливо попросил Бартоломеуса заслать в Храм одного из слуг, чтобы тот привел старшего лекаря Арцея. Слуга пропал минут на сорок, в которые Черный занялся "работой". Он чертил мелом на полу странные руны и опаивал Мартина какими-то травками, от которых "одноглазого" стало немного подташнивать.

Вернувшись, Арцея слуга не привел. Вместо старшего лекаря прибыл другой светлый — молоденький парень, который с порога принялся извиняться за то, что начальник не смог подойти лично. Причиной тому стала мудреная хворь, которую они всем Храмом не могут излечить вот уже третий день. "Лысый пропоица, — думал про себя Каспар, слушая, как распинается молодой. — приболел, бедняга, мудреной хворью с утреца".

Итак, спустя примерно четверть часа, все нюансы (известные и понятные одному лишь Бартоломеусу) наконец были соблюдены.

— Хеннмель, вы очень смелый юноша. Вы отдаете себе отчет в том, что раньше я не делал ничего подобного? — темный утвердительно кивнул. — Тогда можем начинать. — скомандовал Черный и все присутствующие заняли свои места.

Вдоволь напившийся отваров Мартин разделся по пояс и подошел вплотную к куску стали. Зубами, он крепко закусил скрученную в трубочку тряпку. Прямо за его спиной, потирая друг о друга, разогревал руки светлый. Бар-Шерага уселся на пол рядышком с "одноглазым" и выловил из своего одеяния деревянную маску, изображавшую... кажется, лисицу. Сквозь нее, он с интересом уставился на подопытного. Сам Бартоломеус пару раз обошел всю комнату, затем заложил руки за голову и кивнул молодому "волку", подавая знак о своей готовности. Ну а Каспар... Каспару выпала роль беспомощного наблюдателя. Все что он сейчас мог — сжимать до побеления кулаки и откровенно недоумевать происходящему.

От напряжения, на лбу Мартина вздулись вены и выступила испарина. Секунда, две, три... десять? Раздался характерный глухой звук. Будто бы прибило сквозняком форточку, проложенную ватой. На месте, где только что стоял "одноглазый", остались плясать язычки темного пламени. Они просуществовали в нашем мире лишь несколько мгновений и растворились в воздухе. Секунда, две, три... десять? Темное пламя возродилось из небытия. Но лишь на миг, а затем опять раздался хлопок и Мартин вышел из тьмы. Юноша остался стоять все в той же позе, но стал еще более напряженным. Казалось, он сейчас расплачется. "Стрыга драная!" — невнятно прокричал он сквозь тряпку и добавил со всей злостью — "Не могу!". "Соберись" — сурово отрезал Бартоломеус. А его нужно слушаться. Закрыв глаза, "волк" глубоко вдохнул и вновь растворился во тьме.

Десять секунд, двадцать... тридцать? Опять этот глухой хлопок. Но на сей раз, он тут же сменился диким, первобытным криком боли, от которого Каспар подскочил с места. Правой рукой, Мартин чуть ли не по самое плечо торчал в куске стали. Бедолага при этом извивался, как уж на раскаленной сковородке. Сию же секунду, рискуя случайно получить по ребрам, сзади на него набросился светлый. Лекарь накрепко схватил "одноглазого" за плечи и от его ладоней стало исходить приятное мягкое свечение. На смену душераздирающим воплям, пришло сосредоточенное, яростное мычание.

Парализованный от ужаса, Каспар наблюдал то за своим страдающим соклановцем, то за Бартоломеусом. Маг самозабвенно что-то нашептывал себе под нос. Шакал был свято уверен, что пусть даже он умел бы читать по губам, все равно не разобрал бы слов волшебника. Они вылетали изо рта слишком быстро. На секунду, Кортрен перевел взгляд в сторону Бар-Шераги и чуть вовсе не потерял рассудок. Вместо головы, у того была морда лисицы. Огромная такая, несуразная морда! Один ярко изумрудный глаз заметно больше другого, длинный розовый язык бегает туда-сюда по оскаленным зубам и трясется, будто в припадке, огромное рыжее ухо. Из пасти во все стороны брызжет вязкая слюна, вперемешку с какой-то белой пеной. Да она бешеная! Безумная лисица с человечьим телом! Наваждение прошло, стоило только Шакалу моргнуть. На самом деле, дикарь просто сидел на полу. Сидел, как и раньше, прислоняя к лицу свою нелепую деревянную маску.

Трудно сказать, сколько прошло времени, но вскоре Мартин со злостью выплюнул тряпку и вновь перешел на крик. Теперь его вопли изредка прерывались на непечатную брань. На такую, которую можно орать лишь от нестерпимой боли — примитивную, несвязную, неинтересную. Да это по сути даже не брань была, а так, перечисление.

Еще минута, две... да кому приспичило их считать!? Черный перестал шептать. Он решительно подошел к своему "испытуемому" и резко выдернул его руку из стального слитка. Без признаков сознания, темный рухнул на пол. Впервые за долгое время, страдальческая гримаса покинула его залитое потом лицо. И никто в комнате прямо сейчас не мог дать точного ответа — отступила боль или, просто-напросто, парень... умер?

* * *

Около полудня, к резиденции Анджелин люди Гастаафа привели ее драгоценных лошадей. Как выяснилось, все это время коняги безнаказанно подъедали клумбу перед зданием старого театра. Переданные слугам наместницы, лошади были привязаны рядом с парадным входом. Там они надолго увлеклись рассматриванием чудовищ Бартоломеуса, расположившихся через дорогу. Доподлинно неизвестно, что конкретно творилось в головах у аббадонских скакунов. Но можно предположить, что жеребцы видели в горбатых монстрах потенциальную замену себе любимым, а вот кобылы наверняка паниковали. Паниковали от мысли, что этих чудищ привели им на случку. Мало в мире существ, переживших бы такую случку.

К половине первого, все до той же резиденции добрался пьяный в уматину Гоцон. Служка по утру перенес тяжелейший стресс и успокоил себя самым доступным способом — сутарской водкой. Ну а в час дня, после столь непродолжительной стоянки, черно-золотые кареты снялись с места. Вместе с таинственным Бар-Шерагой, мерсенские маги умчались прочь. К Ржавым воротам, открывающим путь в Аббадон и прочие западные королевства. Мало кто в городе вообще заметил их присутствие, да оно и немудрено. Черный вошел в посольство, Черный вышел из посольства. А его капризное величество Файонбхаирр Тиджернмахлус (из-за непроизносимости его имени, прозванный в народе "Толстым Фаем"), вообще не стал покидать экипаж. Да и, по правде говоря, если бы не странные пурпурные сполохи, что изредка пробивались сквозь зашторенные окна его кареты, можно было бы предположить, что визит Фая в вольный город — чистейшей воды мистификация. Только вот... какая-то глупая и никому не нужная.

Ну а к половине второго, Каспар Кортрен уже сидел в трактире "Галантная Жаба", что неподалеку от клановых складов. Ожидая свое жаркое, он в деталях пересказывал подробности этого странного утра своему давнему другу Менно, работающему в этом заведении поваром. С годами, круг общения военачальника сузился до главы клана, дочери главы клана, тайного канцлера клана, церемонимейстера клана, нескольких капитанов клана, бесстрашного молодого бретера Мартина Хеннмеля (кстати, тоже члена клана)... говоря короче, сузился до клана. Поэтому, дружбой с лекарем Арцеем и поваром Менно, он дорожил все больше и больше.

— Во дела... — внимательно дослушав рассказ о мажьем ритуале, произнес Менно. — А ну-ка, Града, свинюха моя разудалая! Принеси-ка господам соточку бренди.

— Не надо...

— Надо! Я тебе по секрету скажу, Кортрен, у меня тут на кухоньке тоже мистики хватает. Бывает, положу ноженьку баранью, отвернусь на секунду, потом глядь... а она на полу валяется, согнутая в колене.

— Мистика!

— Ага... или вот недавно! Кололи поросенка на банкет. В сердце кололи, Кортрен. И по шее ножом прошлись, чтоб быстрее было. Глубоко пропахали, до артерии уж точно. Ушли минуточек на десять, чтоб не смотреть как бедняга мучается... мало приятного, знаешь ли. Ну и что ты думаешь? Подхожу я к мертвому поросеночку, а тот возьми и встань. — пухлая официантка Града поставила на стол графин с бренди и две рюмки. — Деревня, кто ж благородный эволлийский напиток из рюмах хлещет? Нет, оставь! Все, иди... — Менно наполнил посуду и быстро, не чокаясь, махнул свою рюмку. — Стоит, значит, поросенок. И смотрит на меня глазищами своими большими. А я стою и на него смотрю. И чувствую, Каспар, как порточки мои к земле потянуло со страшной силой. Так мы простояли с минуту, друг на друга глядя, он и упал обратно...

— Менно...

— А на днях... Я тебе клянусь, у меня кусок вырезки сам собой по столу скакал. Свидетелей нет, но клянусь — было!

— Менно. Ты точно трезвый был, когда все это происходило?

— Да пошел ты, гамаюн паршивый... — повар искренне обиделся и выпил бренди, предназначенный для Шакала. — Мы, чтоб с волшебниками ручкаться, видимо, рожею не вышли. Только с перепою чудеса видим.

— Да прекрати. Верю я тебе, Куница, верю... — прозвищем повара Менно Питрена было "Куница". В детстве, маленький шатен Менно, по позабытой всеми причине, решил отращивать хвост. Он собирал свое сокровище в пучок и бережно ухаживал за ним, отчего хвост был настолько густым и пышным, что вызывал зависть даже у девочек. Но в один прекрасный день, кто-то из наблюдательных маленьких мерзавцев решил, что в совокупности прическа Менно похожа на куницу. Этих зверьков как раз в то время использовали в Алькахесте, как более эффективный аналог кошек для ловли крыс. И прицепилось. Хвоста давным-давно нет, вместо него повар отращивает на своем худощавом лице козлиную бородку, но прозвище живет.

— Ладно, проехали. Ну и как там паренек? Мартин... кажется?

— Сейчас в Храме отлеживается. Никого не слышит, бредит про какие-то перья и лисицу. Светлые говорят, что хоть и сильно лихорадит, на поправку пойдет быстро...

Прозвенел колокольчик над входной дверью. В "Жабу" зашел человек в клановой форме "одноглазых" и, оглядевшись, быстро зашагал в сторону Каспара. Наперерез ему, с дымящимся горшочком жаркого на подносе, к столику приближалась Града.

— Командир, Джозеф Фроуд очень просит вас зайти к нему. Дело срочное. Лошади ждут у трактира.

— Фроуд? — Менно оскалился в улыбке, как только что объевшийся котяра. В голову полезли всякие непристойности и он невольно впился взглядом в декольте официантки.

— Фроуд, говоришь...

Шакал с досадой смотрел, как вожделенная поваром пухлая Града раскладывает перед ним приборы. Завтрак Каспар потерял на ковре Вожака, а теперь заботливые соклановцы бессовестно отбирали у него обед. Но если уж тайный приглашает в гости вот так, в лобовую, через рядового "волка", значит дело действительно срочное.

А Джозеф Фроуд, кстати, не единственное амплуа этого человека. Джозеф Фроуд известен жителям Алькахеста, как владелец "Черемухи" — самого дорого и роскошного борделя в городе. Отсюда и непристойности, возникшие в голове у Куницы.

В купеческой же среде, этот человек известен, как богатый имперец Коисим Юдард. Его денежные займы всегда выдавались при каких-то чудных обстоятельствах: казалось, сама судьба сводила с ним будущего заемщика. Правда вот, условия кредита были настолько незаурядны и хитро продуманы, что должнику, как правило, приходилось рассчитываться с Коисимом некой услугой.

Для бардов и менестрелей, он существует как человек-загадка — таинственный Ворон Алькахеста! В переписке со связным из Эволле, он подписывается Терессией Симель. Ну а в совсем особых случаях, представляется Бакаром Гарцером — баттийским лучником, любителем выпить и поговорить по душам о самом сокровенном. Ну и, конечно же, поделиться секретами.

Тысяча имен, сотня профессий и десяток самобытных персонажей, живущих своей собственной жизнью. Внутри клана, тайного канцлера звали просто Колин. Но кто сказал, что это действительно — его имя? Никто. Так какое же, бес его дери, настоящее? С уверенностью можно сказать только одно — не Терессия.

* * *

Среднего роста, среднего телосложения, с ничем не примечательными и оттого совершенно незапоминающимися чертами лица. Человек без привычек и ужимок. Ему бы вовсю хромать на левую ногу из-за страшного ранения, но нет! Тайный канцлер не мог позволить себе такую роскошь, как иметь примету. Даже обязательную для всех темных татуировку на лице, Колин тонкой полоской узоров выбил себе на лбу так, чтобы любой головной убор, при необходимости, скрывал ее от посторонних глаз. Эдакая машина для шпионажа, глаза и уши Гастаафа Джербена, видящие и слышащие далеко за пределами Алькахеста. И быть бы ему по заслугам приемником Вожака, но нет еще в рядах "Одноглазых Волков" того человека, который смог бы заменить его на посту тайного. И Колин это прекрасно понимал, зная свое место и, ни в коем случае, не тая ни на кого обиды.

— Нужна помощь. — даже в разговоре с приближенными, Колин общался односложно. Скупился на лишнее слово. — Нужно сходить к алтарю, забрать одного человека и проводить в город.

— Колин, шишимора ты загадочная, ты не мог... — из-за приоткрытой двери раздался душераздирающий крик. Колин расположил свой кабинет по соседству с пыточной камерой. Каспар невольно поежился, а ведь буквально пару часов назад он слышал агонию человека, плоть которого перемешивали со сталью. — ...ты не мог найти посыльного помоложе?

— Это очень важно.

— Что за человек? Почему мне нужно за ним идти? Что ему может грозить? Чем ему, в конце концов, церемонимейстер Лирния — не компания по пути в город? Она, конечно, немолода, но все же очень приятная женщина. И почему ты сам не можешь, раз это так важно?

— Думай, Кортрен. Я занят сбором сведений о наших утренних гостях-магах. Человек ждет тебя у алтаря. Повторяю. Это очень важно.

— Погоди-ка... — Шакал хитро сощурился. — ...это очень важно. Или это очень важно для тебя?

— А вот это неважно.

— Нет-нет-нет! Давай рассказывай все как есть или ищи себе другого мальчика на побегушках.

— Хорошо. — в голосе тайного просквозили нотки недовольства. — Между нами. Это мой племянник. Он прошел обряд и я переживаю, как бы чего не случилось.

— Переживаешь!? — радости Шакала не было предела. — Это так мило, Колин. Значит у тебя есть чувства!

— Заткнись, Кортрен.

— И более того! Значит, ты мне доверяешь! Сам тайный канцлер! Как тебя там... Ворон Алькахеста?

— Ведешь себя, как мальчишка. — уголок рта Колина искривился в улыбке. По редкости своей, это было сравнимо разве что с каким-нибудь астрономическим явлением. Наверное, одновременное затмение всех трех лун происходило чаще, чем тайный улыбался вне одной из своих ролей.

— Ты улыбнулся! Я видел! Ну все, Колин. Годы работы насмарку. А ведь если это твой племяш, то значит у тебя и брат есть. Или сестра? И завеса тайны личности приоткроется мне, простому смертному. А правда ведь, что ты баттиец, а?

— Хватит. Поможешь или нет?

— Спрашиваешь. — Каспар хохотнул и двинулся к винтовой лестнице, ведущей вниз из башни тайного в "Черемуху". — Такой шанс раз в жизни выпадает.

— Кортрен! Прошу тебя. Между нами.

Шакал покинул помещение и Колин остался один на один со стопкой, если можно так выразиться, "докладов". Жрицы любви, которым этим утром довелось обрабатывать слуг имперских волшебников, уже давно ничему не удивлялись. Как, к примеру, не стало сюрпризом и то, что их щедрый, но очень требовательный покровитель Джозеф Фроуд попросил их составить конспекты из подслушанного и подгляданного.

Сомнительная информация. Но зацепиться ему сейчас, помимо рассказов шлюх, было совершенно не за что. Связные из Мерсены слишком давно молчали. Пугающе давно. Настолько, что Колин уже начал подумывать: "Не случился ли в империи переворот? И если так, не приспичит ли новому самодержцу попытать счастья в войне с вольным городом?". Так еще это письмо без подписи никак не шло из головы. "Ладонь" — одно слово, написанное очень коряво. Явно в спешке. Почтовый голубь, принесший его два дня назад, летел с востока. Что-то интересное начало происходить в мире. Хорошо это или плохо, тайный канцлер пока что не понимал.

* * *

Позади остались городские стены и Южные врата — самые маленькие и невзрачные из всех пяти городских ворот. Что уж говорить, если им даже названия толком придумывать не стали? Можно, конечно, с легким налетом иронии назвать их "служебными", потому как на юг от Алькахеста идти ну просто некуда. Кроме алтаря Мусорщика, рядом с которым, по древней традиции, проводился обряд посвящения.

Именно у этого алтаря, изображающего застывшее в камне божество, когда-то впервые вошли во тьму все новобранцы клана. В объятиях церемонимейстера, получившие благосклонность Мусорщика проникали в его холодный безжизненный мир и возвращались оттуда полноценными темными.

На сколько хватало глаз — ничем не примечательная, выжженная, грязно-серая равнина. Но несмотря на все уродство пейзажа, для Каспара Кортрена настала минутка сладостных воспоминаний. Давным-давно, так что сейчас кажется будто это было вовсе и не с ним, он десятилетним мальчишкой шел по этой равнине к алтарю. Что он тогда чувствовал? Да целый букет различных эмоций! Однако человеческая память избирательна. Ей свойственно подавлять все плохое, например страх и недоверие. И, по большей части благодаря этому, экскурс в прошлое имел ностальгический характер. По-домашнему теплый и приятный. Шагая вперед, военачальник клана вспоминал, как от адреналиновой лихорадки горели уши в день его посвящения. Казалось, он даже почувствовал на миг это жжение. "Кортрен!" — голос тайного канцлера вырвал Шакала из лап воспоминаний. Сколько он прошел в своей задумчивости? Минут десять-пятнадцать?

— Кортрен! Постой! — снова закричал позади Колин и Каспар застыл на месте. — Да обернись же ты!

Так сколько же пройдено? Посмотреть бы назад, чтобы понять — как далеко остались городские стены. Но нельзя. Нельзя! Так. Трезво. Тайный мог наверстать это время на лошади? Да, но зачем? И что это за лошадь такая тихая? Шаги. Не близко, но уже слышны. А поступь-то тяжелая. Нужно не спеша двинуться вперед, чтобы расстояние оставалось неизвестным. Небо затянуто, так что по тени точно не вычислит. И вправду говорят, что запретное — желанно. Обернуться хочется. А как тебе, наверное, этого хочется... Мысли-то умеешь читать, тварь?

— Аааррргх! — раскатисто взревел позади грубый голос с каким-то металлическим отзвуком. Не бывает у людей таких голосов. — Ты сдохнешь здесь! Сдохнешь!

— А батька Мусор знает, что стрыги на своих нападать начали?

— На своих!? Лучше заткнись, сволочь! Вы нас всех угробите!

— Не понимаю о чем ты, но... как скажешь.

Шакал глубоко вдохнул и, с глухим хлопком, ушел во тьму. Мир Мусорщика никогда не был приветлив для приемных детей темного божества. Самые стойкие могли провести здесь не больше минуты, а причиной тому — полное отсутствие света, воздуха и страшнейший холод. Но зато, многие темные находили здесь вдохновение. Черпали силы для предстоящей схватки или просто настраивались на задуманное, возвращаясь собранными и сконцентрированными. Было это благословением "батьки Мусора" или просто самовнушением — современная наука не знала, да и не хотела знать.

Была еще одна интересная особенность у этого мирка. И вот как раз ее под сомнение ставить не приходилось — для перемещения, здесь вовсе не требовались ноги. Не оборачиваясь, Каспар силой мысли пронес свое тело как можно дальше назад и чуть-чуть приподнялся, дабы случайно не утопить ногу в какой-нибудь кочке. Рука из стали гораздо лучше стопы из грязи, не правда ли?

"Не можешь победить честно, победи хоть как-нибудь". Вынырнув из темного мира, Кортрен оказался в двух метрах за мохнатой спиной чудовища. Везение, не иначе. Идеальное расстояние для хорошего броска, однако это преимущество было очень шатким. Ведь теперь, незрячий от рождения монстр видел себя глазами своей жертвы и тоже мог атаковать.

Реакция темного оказалась на высоте и он нанес первый удар до того, как противник успел обернуться. Будто молния, ведомая рукой Каспара, сталь клинка покинула ножны и прошлась по шее стрыги, оставив за собой кровоточащую борозду. Смертельной оказалась эта рана или нет, анализировать времени не было. Дожидаться ответа чудовища Шакал не собирался и тут же ушел обратно во тьму, однако не успел на какую-то долю секунды и, в этот раз, переход между мирами был сопровожден двумя хлопками. Нетрудно догадаться, что одним из них был звук удар. Огромный мохнатый кулак наотмашь прилетел Кортрену по ребрам и весь запас воздуха, так необходимого ему в мире темного божества, с криком боли вырвался из груди.

Быстро, насколько это вообще было возможно, окутанный темнотой Каспар несся вперед. Благо, схватка происходила на голой равнине и этот маневр темный проводил без страха вынырнуть, некстати напоровшись на что-нибудь. В городе так не порискуешь. Не сосчитать, сколько на его памяти молодых "волков" погубили себя и окружающих. По собственной беспечности, не рассчитав буквально несколько шагов.

Очередной переход между мирами и Каспар, первым же делом, жадно глотнул воздуха. От вздоха защемило в груди, чуть пониже сердца. "Поломал ребро, может даже несколько" — с ужасом понял темный. Нормально продолжать схватку он теперь не мог.

"Тварррь!" — послышалось позади. Голос стрыги утратил металлические нотки в пользу хриплого бульканья. Стало быть, единственный удар Шакала пришелся достаточно глубоким и точным для победы, ведь монстр явно захлебывался собственной кровью. Клинок не подвел. Теперь оставалось только немножечко подождать.

— Ну и зачем все это? — слегка накренившись от боли на левый бок, Каспар вытер окровавленный меч об штанину и вложил обратно в ножны.

— Вы нас всех... — чудовище раскашлялось. — ...вы на всех уничтожите...

Теперь можно было без опаски обернуться и рассмотреть поверженного врага. Конечно был интерес! Ведь только единицам доводилось увидеть это диковинное существо и остаться после этого в живых. Вот она какая оказывается, стрыга: поросшая густым серым мехом груда мышц, похожая строением тела на человека. Вот только значительно выше. Навскидку, метра два с половиной в высоту. В лице бестии (если конечно можно назвать это лицом), Шакал усмотрел сходство с зубастой мордой карликовой речной акулы. Такие обитают на глубоководьях Юны. Но только в случае стрыги, эта акула была волосатой и безглазой. "Теперь и жабры есть" — весело подумалось Каспару при виде раны, тянущейся по шее твари от кадыка почти до затылка. Повод веселью был веским — Шакал убил, вместо того чтоб стать убитым.

Отхаркивая кровью, чудовище стояло на коленях и заметно пошатывалось. Голова кружилась, тело переставало слушаться стрыгу. Не оставалось сомнений в том, что очень скоро одной бестией на свете станет меньше. И, хорошо это или плохо, с ее смертью этот мир станет чуть ближе к своему первозданному состоянию. Как вообще это существо, являющееся по сути всего лишь отголоском последней Битвы, смогло так долго протянуть в нашем мире? Одна из многих загадок, связанных с "пришлыми" богами.

"Добей" — попросило чудище. Ну да, сейчас... Стрыга понятия не имела, с человеком какого склада имеет дело и потому даже не догадывалась, насколько наивна ее просьба. Хороший друг и заботливый командир, Каспар Кортрен лишний раз подвергался опасности, не позволяя себе рисковать жизнями вверенных ему людей. Клан для него — стая шакалов, которую вопреки возникшим по незнанию стереотипам, любой шакал будет защищать до конца. И ему не важно, кто или что ей угрожает. Но в отношении посторонних ему людей или, как в этом случае, чудовищ, Шакал был прямо-таки сволочью и не знал ни жалости, ни чести. Слишком извращенно он трактовал наставление своего темного бога, касательно того, что победить нужно хоть как-нибудь.

Ударить исподтишка вместо честного боя. Всадить неприятелю нож в спину вместо назначенной дуэли. Нарушить клятву, если это будет удобно. Шантажировать человека самым для него святым... такое поведение можно счесть ненормальным для волка, но не для шакала.

Вот и сейчас, вместо того чтобы прекратить мучения монстра, он с ухмылкой зашагал прочь. В конце концов, его ждали. Да и не пачкать же заново меч...

* * *

Когда точно завершилась последняя Битва, а вместе с ней и вся война богов — вопрос, ответ на который человечество, наверное, не получит уже никогда. Но споры продолжаются до сих пор, порождая не только вражду и кровопролитие, а даже целые религии.

Начало войны и первая Битва, представлявшая собой ничем не увенчавшуюся дуэль двух богов, датирована историками 498-м годом II эры. Два исполинских сверхсущества, явившихся непонятно откуда, выбрали полем брани Пустошь к северу от вулкана Барнебхуа. По сути, они никому не мешали, но их появление тут же породило беспорядки.

Перекрыла все границы и полностью прекратила общение с восточными соседями Милинтика, а в народе поползли слухи о приближающемся конце света. В нарастающем всеобщем волнении, пошатнулась власть короля Аббадона и по всем крупным городам королевства прокатилась волна паники, сопровождаемая насилием и грабежами. Летописцы искренне не понимали, как им быть. Промолчать об этих существах, тут же прозванных в народе "пришлыми", или написать правду и поставить под сомнение собственный рассудок?

Первая Битва закончилась так же внезапно, как и началась. Два года "пришлые" не давали о себе знать, как вдруг грянула вторая Битва. Не заметить ее смог бы только слепец. От густых хвойных лесов Батти до залитых солнцем виноградников эволлийского Леувардена, люди по-настоящему испугались за свою жизнь. Повсеместно пронеслась весть о том, что на Пустоши идет полномасштабное сражение между армией остроухих нелюдей с гигантскими черными монстрами.

Король Аббадона и правители востока, который на тот момент был слаб и раздроблен на множество маленьких государств, начали собирать армии. В попытке защититься от чудовищ, были мобилизованы все, кто только мог держать в руках оружие. Производство пришло в упадок. Как следствие, начался страшный голод.

Целый год продолжалась вторая Битва. Целый год существа из других миров неустанно проливали кровь и усеивали Пустошь горами мертвых тел, все прибывая и прибывая из ниоткуда. Не оправдав людских страхов и не проявив к человечеству никакого интереса, один днем чудища просто взяли и исчезли.

Второе сражение оставило после себя невиданную доселе смуту. Не осталось никаких задокументированных исторических сведений того времени. Так что совершенно неизвестно, каким именно образом, за следующие двадцать лет перемирия два бога сделали бывших наблюдателей частью своих новых армий. Темное божество Щур, своими подопечными именуемое Мусорщиком, наделило дарами десятерых избранных им людей. Избранные стали первыми главами темных кланов и принялись активно набирать рекрутов в свои боевые подразделения. После посвящения, темные получали способность проникать в холодный мир своего покровителя и призывать тьму — кусочек того мира, как правило появляющийся на ладони в виде пляшущих язычков черного пламени. Так, кстати, и родилась традиция не пожимать темным руку. Ведь это пламя, при соприкосновении с ним, смертоносно для всех, кто не отмечен благодатью Щура.

Второй бог именовал себя Элвом — отсюда и пошло название "эльфы", данное его бесстрашным остроухим пехотинцам. В своей армии, Элв отвел для людей более скромную роль и сделал из них эдаких полевых врачей. Новоиспеченные светлые получили способность одним лишь своим касанием лечить даже смертельные раны.

И вот, при участии вовлеченных в божественные склоки людей, разразилась третья Битва. Размах ее поражал даже самое богатое воображение. Всего лишь за несколько часов, число жертв превысило совокупное количество павших на всех войнах этого мира, происходивших когда-либо ранее. Сотни видов разнообразных чудовищ (в числе которых, кстати, были и стрыги) бились на смерть плечом к плечу с темными кланами. Десятки тысяч эльфов, седлая невиданных доселе бестий, без тени сомнений бросались на врага во славу своего бога.

Все тщетно. Как и раньше, силы были равны. Как все закончилось? Взорвался вулкан. Но вот когда именно — принципиально важный вопрос. И на него, как уже говорилось ранее, ни у кого из ныне живущих нет точного ответа.

Темные передают из уст в уста свою версию окончания войны. Согласно ей, мир посетил третий бог, прозванный Старшим. Старшему якобы не понравилось, что его братья (может быть сыновья, а может быть просто разбаловавшиеся слуги) втянули ни в чем неповинных людей в свои дрязги. В наказание, он натравил на обе армии бессмертных существ, не знающих пощады и поражения. Пока боги выясняли кто прав, а кто виноват, "миротворцы" Старшего выкашивали тысячи и тысячи жизней. Они методично и равнодушно убивали всех, кто только попадался им под руку.

Итогом переговоров стало перемирие, которое ни одной из сторон нельзя нарушать ни при каких условиях. В противном случае, Старший обещал вернуться и добить остатки армий Мусорщика и Элва. Не разбираясь долго, наказать за непослушание обоих. Стереть последние следы их пребывания в этом мире.

Брошенные своими богами, выжившие единицы разбрелись по миру. Ветеранами великой войны, темные и светлые вернулись домой. А эльфы, оставшиеся в этом мире вынужденными гостями, выстроили на берегу Мертвого океана свое собственное, отчужденное от людей королевство.

Ну а уже потом! Потом и только потом началось извержение, засыпавшее поле брани пеплом.

Восточным странам, после конца смуты, было не до религиозных прений. В них вовсю полыхали гражданские войны. Именно тогда на ноги встала Мерсена, раз и навсегда объединив весь восток в одну могучую империю. Первому императору было недосуг копаться в поисках истины и он повелел своему народу проповедовать старую веру, как было заведено дедами и прадедами. Щур и Элв были отождествлены с языческими богами дня и ночи. И поскольку не может ночь существовать без дня, ровно как и тьма без света, битва их, само собой, закончилась ничьей. А вулкан взорвался... Ну да, было дело, взорвался вулкан. Он на то и вулкан, чтобы периодически взрываться и никакого отношения к делу это не имеет.

В Аббадоне на этот счет думали совсем иначе. Спустя несколько месяцев после извержения Барнебхуа, в королевстве появились странные люди... либо святые пророки Единого бога, либо очень предприимчивые проходимцы. И кто они на самом деле — пускай рассудит время. Мужчины и женщины представлялись учениками святого мученика Луука. Они несли весть о том, что разыгравшиеся на Пустоши события, были началом конца света. И звучало это очень убедительно, ведь подобные разговоры пошли еще во время первой Битвы богов.

Единый, с начала времен даровавший людям свободу делать то, что им угодно, всегда уповал на их благоразумие. Но в один прекрасный момент он понял, что его творения погрязли в разврате, насилии и поклонении ложным богам. Решив уничтожить человечество, бог призвал армии чудовищ, ведомые двумя вестниками конца. Святой Луук из Аббарейна, тем временем, неистово молился. Молился ровно тридцать восемь дней, не прерываясь ни на сон, ни на обед. В надежде быть услышанным, мученик посылал свои мольбы о прощении в пустоту. И пустота... ничто, одновременно оказавшееся всем, откликнулось. Единый решил дать человечеству последний шанс.

Бог ответил на мольбы и повелел Лууку идти на юг, через земли дикарей, к могучему вулкану Барнебхуа и броситься в его жерло. Единый пообещал остановить конец света в обмен на доказательство того, что люди способны на подобное бескорыстное самопожертвование. И мученик собрался в дорогу. По пути к нему присоединялись люди, вдохновленные возможностью избежать страшного суда. Они-то как раз и принесли, впоследствии, весть о случившемся в Аббадон.

Ни раздумывая ни секунды, Луук смело бросился в жерло дышащей горы. И как только лава поглотило его тело, началось извержение. Жестокую плату мученик заплатил сполна. Единый сдержал слово и уничтожил армии чудовищ, засыпав их раскаленным пеплом. Ученики Луука, уверовавшие в бога, вернулись домой и основали Церковь Единого. И на данный момент эта Церковь, благодаря беззаветной вере своих прихожан, запустила свои святые ручонки почти во все сферы жизни западных королевств.

И кому из них верить? Кучкам темных, панибратски называющих свое божество "батькой Мусором"? Восточным язычникам, которые упрямо отрицают очевидный факт того, что нечто инородное побывало в этом мире? Или, может быть, поверить лицемерам в церковных рясах, которые набивают свой карман, играя на вере простых людей? Этот трудный выбор вставал однажды перед каждым. И, следуя здравому смыслу, остаться бы непричастным ко всему этому. Но ведь каково это, жить без веры?

* * *

Сегодня начало темнеть совсем рано. Осени надоело играться в "горячо-холодно". Ледяным ветром с моросью, она решила убить в людях всю надежду на еще хотя бы несколько теплых дней. Готовьтесь зимовать, уважаемые жители вольного города.

Успев до темна, старший лекарь Арцей окончательно поборол свою утреннюю хворь ячменным пивом и даже приступил к работе. Не мудрено, ведь его пациентом сегодня был второй по важности (на самом деле третий, но ведь формально тайный канцлер никогда не существовал) человек в Алькахесте и, так уж вышло, его хороший друг.

Родившийся в семье портных на юге Эволле, Арцей приобрел свой дар так же, как и большинство светлых. Будучи еще в несознательном возрасте, маленький Арцей очень серьезно застудил ухо. Традиционная медицина оказалась бессильна и, вопреки негласному недовольству Церкви, отчаявшиеся родители отнесли своего малыша в Храм Света. Первым же касанием, местный лекарь выявил в карапузе своего будущего собрата. В отличии от приемных детей Щура, путь каждого светлого начинался вопреки его воле.

Превращение происходит быстро. Обычно, в течении нескольких минут. Сначала начинает мутнеть радужная оболочка глаза, затем бельмо перекидывается на зрачок и оба глаза становятся абсолютно белыми. После, потихоньку заостряются и вытягиваются клычки. На этом, собственно, все. Но с этих пор, спутать светлого с обычным человеком уже невозможно. Дар или проклятие? Если брать в расчет пользу, которую со времен окончания войны приносили людям Храмы — несомненно дар. А прими во внимание кучу предрассудков, которые будут преследовать светлого всю жизнь — так, вроде бы, и проклятие получается...

Забери родители мальчика домой — его жизнь среди верующих в Единого была бы невыносима и, скорее всего, очень коротка. Посему Арцей, так и не запомнив свою семью, остался жить при Храме. Там он вырос и в совершенстве освоил уготованную ему профессию. В возрасте двадцати лет, он покинул Эволле по вполне понятным причинам — надоело предвзятое отношение. Да и вообще, вся история Арцея до прибытия в Алькахест — стандартный шаблон, по которому протекает жизнь каждого второго целителя.

Дальше было поинтересней. Слишком долго просидевший взаперти, молодой и горячий юноша просится полевым лекарем в клан "Одноглазого Волка". По стечению обстоятельств, он тут же попадает в карательный отряд, возглавляемый безбашенным сорвиголовой Каспаром Кортреном. И понеслось! Погони за купцами, нагло пытающимися обойти налог Алькахеста. Битвы с разбойниками, которые не прочь поживиться за счет этих самых купцов. Спасенные жизни боевых товарищей и реки алкоголя на пирушках по поводу удачно выполненной операции. Целых два года жизни Арцея окутаны дымкой авантюрной романтики.

Но потом в жизни светлого появилась Бетиса — будущая жена и мать его детей. Девушка слезно просила Арцея уволиться с опасной службы и осесть лекарем в местном Храме. Примерно в это же время, уходя на повышение, карательный отряд покидает его друг Каспар. Сделать выбор становится еще проще. Храм, так Храм.

Быстро дослужившись до старшего лекаря, Арцей начал толстеть, лысеть и закладывать за воротник еще чаще прежнего, а в моменты трезвости неистово ныть. Ныть по поводу и без, каждый раз как в последний.

— Отвратный день сегодня. — закончив сращивать Шакалу ребра, заявил светлый. — Во-от. Хотя нет, не то слово. Больше суетной, чем отвратный.

— Да что ты говоришь!? — Каспар приподнялся с больничной постели. Внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, он принялся разминаться. В груди все еще побаливало, но уже не так сильно. — Я сегодня имел счастье лицезреть магов-мерков, подраться с древним чудовищем и... — Шакал запнулся. Вспомнил, что необязательно кому-либо знать, как его до города тащил на плече племянник самого тайного канцлера. — ...и вообще, погода как будто взбесилась.

— Погода... — хмыкнул Арцей, поглаживая свою блестящую лысину. — У меня в храме с утра лежит паренек с железной рукой! С железной!

— Не ной. — Шакал оделся и присел обратно на кровать. — Ты, кстати, зараза такая, почему с утра не явился, когда я тебя звал?

— Ну... — в улыбке, светлый обнажил зубы. Одетый в белый лекарский балахон, лысый толстый мужик с бельмами вместо глаз и длинными желтыми клыками. Зрелище, сказать прямо, жутковатое. — Не от всех болезней Свет животворящий лечит.

— Алкаш. — на несколько секунд, в палате повисло неловкое молчание. — Я вот все думаю, Арцей. Что имела ввиду стрыга, когда говорила о том, что "мы их всех угробим"?

— А кто ж его знает? Во-от. Я сегодня полдня слушаю, как бредит этот твой Мартин. Благодарит какую-то "лисичку" за какие-то "перышки". Вот так вот.

— При чем тут Мартин?

— Да при том! У нас, в Эволле, лет двадцать с чем-то назад, гостил на виноградниках один маг. Тот, который на остров Туманов полез зачем-то. Пит... Хубрек, кажется? Да не суть. В общем, я с тех пор уяснил, чего и тебе желаю: где маги, там всегда какая-то жуть творится. Во-от. И не пытайся ее понять, а тем более разбираться в ней. Целее будешь. Вот так вот.

И снова молчание, начало которому положено ужасно-раздражающим Каспара "вот так вот". "Вот", "во-от", "вот так вот" — неискоренимые паразиты в речи Арцея. Появились они довольно забавно. Из-за нервной работы, лекарь не матерился... он матом разговаривал и думал. Но после рождения детей, фонтанирующие изо рта потоки грязи нужно было срочно чем-то заткнуть. Но не подумайте, все эти "вот" — вовсе не замена брани. Скорее, это возможность взять паузу на то, чтобы перевести матершинные мысли на нормальный человеческий язык.

А молчание все длилось и длилось. На удивление, ветер на улице в эту минуту стих и перестал докучать бедным фонарщикам, которые как раз добрались до этой части города. Арцей выглянул в окно: полнейший штиль и сумерки, разбавленные теплым подрагивающим светом фонарей. Явив свою мистическую бледность, выползла на небосклон первая луна. А военачальник "одноглазых" все так же молча сидел на больничной койке и, по-видимому, не собирался никуда уходить. Арцей уже понимал, чем закончится эта ночь.

— Да. — наконец разорвал тишину Каспар. — А день-то и правда выдался суетной.

— Ага.

— Насыщенный такой.

— Да, насыщенный.

— Арцей... а может быть мы... — темный тяжело вздохнул. — Может, выпьем?

* * *

Местные называли эту улицу "пьяной подковой". И вправду изогнутая в виде подковы, она имела два входа, одновременно являющихся выходом. И с какой бы стороны человек не решался войти на эту улицу, выходил он, обязательно превратившись в озорную визжащую свинью.

Как только садилось солнце, неподдающиеся счету увеселительные заведения дружелюбно распахивали свои двери. Светом, пробивающимся сквозь разноцветные мозаики, витражи и окна, они раскрашивали "подкову" во все оттенки радуги. В это время здесь всегда было шумно, людно и весело.

Именно к "подкове" сейчас, будто бы скинув за мгновение лет десять, спешили Шакал и Арцей. Удивительно, но как же порой дурманит голову предвкушение веселья! Старший лекарь и клановый военачальник, обмениваясь сомнительного качества остротами, ухахатывались на всю улицу. И даже незамысловатый диалог: "Шакал!", "А?", "В рот тебе дерьма!", вызывал прямо-таки истерику.

Первая бутыль эволлийского красного была осушена в "Медвежьей Голове". Далее, товарищи посетили бары "Штандарт" и "Чайка под Матрасом". Несмотря на нарастающее опьянение, Арцей стоически сохранял целомудрие. Он помнил о наличии у себя дома жены и Шакалу ничего не оставалось, кроме как поддержать в этом друга. Посему они миновали отрезок "подковы", усеянный публичными домами и банями, в которых потные грудастые банщицы были не прочь подзаработать нехарактерным для своей профессии образом.

Дальше по улице, примыкая к пивоварне "Радость Алкахеса", были выстроены ресторанчики. Все с умом! Именно на середине пути по "пьяной подкове", гуляке предлагалось вкусно и сытно покушать. Чтобы немного сбить хмель и уверенно идти дальше, продолжая тратить свои деньги. Голодный еще с утра, Шакал вспомнил, как его друг Менно сетовал на то, что уже год тщетно пытается повторить засолку груздей ресторана "Злой Король", но все никак не может. Целиком и полностью доверяя гастрономическим вкусам Куницы, товарищи зашли в "Короля". Поужинать и отведать заодно — что это за неповторимые соленья. Как оказалось, грибы "на ура" заходят под сутарскую водку.

Было много смеха, веселья, вкусной еды и, конечно же, крепких напитков. Около часа ночи, изрядно пошатываясь, Арцей стоял рядом с очередным кабаком. Он ждал, пока его товарищ облегчится в одном из многочисленных узеньких переулочков. Пытаясь скрасить ожидание, светлый отчаянно старался прочесть табличку с названием бара, но зрение предательски двоилось. И тут случилось неожиданное. Старшего лекаря Храма Света Алькахеста и бывшего полевого врача, на минуточку, "волчьего" карательного отряда... его, спасшего сотни жизней и излечившего тысячи травм, посмели толкнуть! И ни для того, чтобы завязать драку! А просто так, мимоходом, как разлегшегося не к месту пса.

Появившийся как раз вовремя, Каспар еще издали начал догадываться об обиде друга. Шакал делал нехитрые выводы по его недовольному мычанию и потрясыванию кулаков. Серьезно поразмыслив секунд десять-пятнадцать, товарищи твердо решили — акт святой мести должен свершиться прямо сегодня. Прямо сейчас! За таинственным грубияном было установлено наблюдение. Благо, ночью прямые улицы Алькахеста просматриваются насквозь. За исключением "пьяной подковы", конечно, но ее они уже покинули по долгу слежки.

Отхлебывая на бегу из горла от бутыли хорнийского крепленого, Арцей и Шакал постепенно настигали свою жертву. Они могли бы догнать незнакомца уже давно, но преследователям довольно часто приходилось останавливаться и пережидать тяжелую одышку толстячка Арцея. Неизвестный свернул направо от конюшен и углубился в ремесленный район. Он остановился у закрытой в столь поздний час кузнечной лавки и достал из кармана ключи.

Все. Конец погони. Бедолага сам себя загоняет в угол. Теперь, бежать ему некуда. Еще минута и слепая ярость старшего лекаря обрушится на него...

* * *

Обычно, по пьяни Каспару не снилось ничего. Вообще ничего. Он будто бы падал в небытие из черного шелка. Утопая в нем, сладко нежился и даже не подозревал о том, что похмелье уже спешит к нему, ехидно потирая ручонки.

Однако сегодня, наперерез сложившейся традиции, ему приснилось детство. Может быть из-за насыщенности дня. Может из-за воспоминаний, растревоженных во время прогулки к алтарю. А может быть из-за того, что секретный ингредиент в маринаде груздей от "Злого Короля" — на самом деле, несильный галлюциноген.

Детство. Далекое и щедрое на впечатления. Когда Каспару было девять лет, его отец рискнул почти всем, что было на тот момент у семьи, и выкупил у торгового дома Руджеров сорок ящиков прекрасного эволлийского вина. Не того дешевого пойла, которое хлещет простой люд сразу же, как только в нем проявился хмель, а действительно благородного, коллекционного вина. На остатки денег, Хенк Кортрен сумел перевезти свое богатство в город-порт Делфт и приобрести вполне себе добротный челн.

По пути, честно выгрузив два ящика в порту Алькахеста и уплатив тем самым дорожный налог, отец и сын спустились по великой реке Юне в далекую Мерсену. Имперские купцы — суровые, но справедливые люди, которые ценят чужой труд и имеют представления о чести. Они не стали сбивать цену на вино. В конце концов, его без труда можно перепродать хоть снабженцам самого императора, хоть милинтийским пиратам (которые, вопреки изолированности своего государства, тайком вели торговые дела с Мерсеной).

Всего лишь за какие-то три недели, Хенк разбогател. Но и в возвращении на родину таилась выгода... не с пустыми же руками трястись по Пустоши целый месяц! Караван, груженый первоклассными имперскими клинками, выдвинулся в путь по северному торговому пути. До места назначения он так и не добрался.

Группы разбойников, промышляющие между Аббадоном и империей, можно разделить на две категории. Те, что поумней, выходят на дело один раз, а после пропадают как минимум на пару лет. Ну а те, что поглупей, позволяют жадности взять верх. Прочувствовав вкус легкой наживы, они решают осесть в Пустоши. Этим импульсивным поступком, они сами себе подписывают смертный приговор.

Бандиты, напавшие на караван Хенка Кортрена, относились ко второй категории. Когда началась резня, карательный отряд был уже в полутора часах езды от стоянки негодяев. Встань бандиты чуть выше по Юне или отвались в дороге колесо у повозки, Хенк и его экипаж были бы живы.

Главарь разбойников приказал своим людям не убивать мальчишку. Споров не возникло, оно и понятно. Ведь его головорезы были мотивированны вполне понятными вещами. Основным мотивом было желание по-легкому разбогатеть. Эти люди не были движимы абсолютным злом и, стало быть, даже самому черствому из них хладнокровное убийство ребенка не пришлось бы в удовольствие.

Решение командира разбойников пощадить Каспара стало последним в его жизни. С мешком на голове, связанный мальчик сидел и слушал. Слушал, как вокруг него, рядом с еще не успевшим остыть телом отца, радуются богатой добыче бандиты.

Вдруг, все резко переменилось. Ржание лошадей где-то вдалеке утихомирило всеобщее ликование. Вразнобой, бандиты принялись что-то живо обсуждать. В их голосах засквозили нотки истерики. Не было больше в перекрикиваниях той уверенности, с которой они резали купцов. А лошади, тем временем, уже совсем близко.

И понеслось по нарастающей: лязг мечей, топот сапог, грязная непечатная брань. То тут, то там, слышны глухие хлопки. "Где эта тварь!?", "Куда он делся?" — вопросы без адресата и ответа. Вопли боли, грохот падающих тел. Внезапно, кто-то кричит о том, что сдается. И огонь битвы постепенно начинает угасать.

Руки Каспара освобождаются от веревок. Кто-то сдергивает мешок с его головы и ведет к бандитам, которые обреченно стоят в неком подобии строя. Непонятно за что, мальчишку ставят в ряд с этими выродками. В один ряд с ублюдками, убившими его отца. За что?

К первому из бандитов подходят два человека. Оба одеты в черное, у обоих желтый крест на левом плече. Еще четверо таких же, черных с крестом, стоят чуть поодаль. И вот что странно — у двоих при себе нет вообще никакого оружия. Один из подошедших, тот что с татуировкой оленьих рогов на подбородке, берет нож и неглубоко режет себе большой палец. Кровь капает в походную железную рюмку.

"Руку!" — рявкнул на первого бандита тот, что резал палец. Негодяй вытягивает руку вперед так, чтобы она находилась над рюмкой. Судя по проступившей на лице гримасе ужаса, он внезапно что-то осознает. Человек с наполненной кровью посудой движется дальше, а его "коллега" без лишних слов кладет свою ладонь на лоб бандита. По ней, откуда не возьмись, начинают плясать язычки темного пламени. Лицо разбойника тут же бледнеет, будто вся кровь за секунду отлила от головы. Проступают синие вены, глаза закатываются и он падает на землю.

Так же падает и второй. И третий. И четвертый. Наступает очередь Каспара. Что от него хотят — мальчик искренне не понимает. "Руку!" — командует человек в черных одеждах и спорить с ним бесполезно. Свою дрожащую ладошку, юный Кортрен боязливо вытягивает над железной рюмкой. Зря боялся! Тут же, из нее вырывается спасительный огонь. Черный! Точь в точь такой же исходил от руки того, второго... палача. Огонь едва касается ладони мальчика, но плохо ему от этого не становится. Разве что немного холодно.

— Как тебя зовут? — человек с татуировкой на подбородке присаживается на корточки. Так, чтобы глазами быть на одном уровне с ребенком.

— Каспар. — от страха, у мальчишки дрожит голос.

— Каспар, прошу тебя, не бойся. Меня зовут Гастааф. Я из Алькахеста. А ты откуда?

— Из Аббадона.

— Тогда ты наверняка слышал, что бывают темные и светлые люди. А может быть, ты даже видел их раньше? — Каспар кивнул. Конечно он слышал. Церковь исправно натравливает на этих "темных и светлых людей" даже самых маленьких из своих прихожан. — Так вот запомни, каким бы странным тебе это не показалось. "Тьма не есть зло, свет не есть добро" — так говорили "пришлые" боги. Я бы, да простит мне это батька Мусор, немного переиначил и сказал бы: "тьма не обязательно есть зло, а свет не обязательно есть добро". Ведь каким быть, человек выбирает сам. И у тебя, Каспар, есть отличный шанс доказать это всему миру. Ты хочешь стать одним из нас? Хочешь присоединиться к "волчьей" стае?

И тут прозвенел удар колокола. Потом еще один. И еще. Минуточку, не было тогда на сотни километров вокруг никаких колоколов. Он звенел сейчас! Шакал подскочил с постели и с ужасом понял — звук идет со стороны Храма Света. "Только бы не Арцей" — пронеслось в голове и Кортрен сорвался с места. Как же хорошо, что накануне он напился до скотского состояния и не смог раздеться.

* * *

Только-только начало светать. На улицах города было совершенно пусто и Алезандезе позволяла себе проскакивать по темному миру десятки метров. Быстрая как вихрь, девушка со всех ног неслась к Храму. Обычно в колокол били, когда кто-то из светлых сходил с ума. Случалось подобное крайне редко, но было очень и очень опасным. Обратная сторона дара исцеления состояла в том, что каждый светлый по превращению приобретал некое сходство с эльфами.

Во время войны богов, умеющий впадать в ярость остроухий стоил дюжину своих собратьев. Боевая элита Элва — эдакая безумная тварь, не знающая ни боли, ни страха. В стане Мусорщика их называли берсерками и боялись, как огня. Но если эльфы умели контролировать свою способность впадать в неистовство, то обычный светлый от этого нежданного дара просто лишался рассудка. Бешеный лекарь, обретая нечеловеческую силу, кидался на своих же. Да и вообще на каждого, кто попадал в его поле зрения. Светлый безумец бил, рвал, кусал и царапал, пока жертва не испустит дух. И привести его обратно в чувства, как бы это прискорбно не звучало, отныне было невозможно. Убить, как бешеную собаку. И как можно быстрей!

Храм стоял лицом к большой южной дороге, окруженный жилыми домами с двух сторон и гостиницей с третьей. На противоположной стороне улицы находилась "Галантная Жаба", на ночь дающая ночлег своим работникам. Так что, этот район города был заселен довольно густо. Разбуженные оглушительным звоном, люди повылезали на улицу. Фонари к этому времени уже догорели, так что зеваки вытаскивали с собой свечи. Издали, эта беспокойная толпа напоминала стаю светлячков.

На этот свет и неслась Алезандезе. То, что темные, якобы, идеально видят даже в полной темноте — одна из народных сказок, от нечего делать придуманных деревенскими алкашами. Байка от авторов "Лекари кровь человечью пьют и в зеркалах не отражаются", "В хорнийской академии темных летать учат" и "Толстый Фай свиньей оборачивается, чтоб помои из корыта пожрать".

Не смотря на отсутствие иллюминации, толпа сразу же заметила приближающуюся фурию и слегка притихла. "Хороша" — отметил сонный Куница, бесцеремонно почесывая свое достоинство. В этот ранний час, повар был не на службе и мог безнаказанно чесать что угодно и когда угодно. А замечание его, было хоть и скупым на эпитеты, зато весьма точным — дочь Вожака клана являлась настоящей красоткой.

Длинные густые волосы золотистого цвета, пухлые чувственные губы и брови с изломом, из-за которых ее лицо порой выглядело надменно. А под бровями такие глаза... не глаза — глазищи! Большие и широко распахнутые. Небесно-голубые в моменты спокойствия, глаза девушки менялись, как только их обладательница испытывала некую сильную эмоцию и концентрировали оттенок до цвета граненого сапфира.

По всей видимости, любовь к замысловатым татуировкам Алезандезе почерпнула у отца: со лба, постепенно сужаясь ближе к переносице, друг на друга громоздились леуварденские фиалки. И плюс ко всему, некого шарма добавляло девушке то, что она была темной, а значит — опасной. И пусть это будет трижды не про нее, но фантазия начинает разыгрываться и за опасностью ассоциативный ряд продолжают темперамент, порочность, страсть и похоть. Ведь главная эрогенная зона, как ни крути, таится где-то в мозгу.

Но мозг пускай понастроит себе каких угодно логических цепочек. Другая, более растиражированная к применению эрогенная зона, даже у самых матерых мужиков втягивалась и морщилась, как сушеный финик, стоило им немного понаблюдать за дочерью Вожака в деле. В каком? Отсылки к прошлому ни к чему, ведь Алезандезе начинала "работать" прямо сейчас.

Плечом выбив дверь, девушка чуть не споткнулась о бездыханное тело молодого паренька в белых храмовым одеждах, но вовремя среагировала и перепрыгнула через труп. Сюрприз! Вместо одичавшего лекаря, перед ней стоял кое-как одетый мужчина с отметкой Щура на лице. Темный одиночка решил устроить погром в Алькахесте? Разбрызгивающий пенную слюну светлый, которого постигло безумие, наверное, более взвешенно подходит к принятию решений.

Но кто этот человек и что он здесь делает — вопрос неуместный, ведь Дез еле успела уклониться от его меча. Бил наотмашь и крайне неумело, так что по инерции чуть не улетел вслед за клинком. Такого прощать нельзя! Из рукава форменной "волчьей" куртки выскользнул нож и Дез подалась вперед, вплотную, заблокировав тем самым правую руку горе-фехтовальщика. Кинжал впился прямо в пупок и одним резким рывком поднялся чуть ли не до ребер. Что такое ножевое ранение? Ну покричит. Ну попытается зажать рану руками. А потом поймет, что все не так уж страшно и, того гляди, кинется снова. Совершенно другой эффект вызывает созерцание собственных кишок на полу. Не можешь победить честно — потроши.

Тот темный оказался вовсе не одиночкой. В главном зале находились еще двое. Один сидел на полу в дальнем углу и пытался забинтовать кровоточащее плечо, а второй поднимался по лестнице на второй этаж. Заметив фееричное появление Дез, он тут же ринулся на нее. С криком бежал, грозный весь из себя такой, даже меч для удара занес. Алезандезе не стала дожидаться, пока дистанция сократится до точки невозврата, и просто метнула кинжал. Меткости ей было не занимать — нож по самую рукоять вошел прямо в кадык. Агрессивно настроенный мужчина прекратил свой бег, выронил из рук оружие и резко переменился в лице. Широко распахнув глаза, он сменил траекторию и в некой растерянности ушел с дороги. Сейчас ему действительно стоило побыть одному и многое обдумать.

На шум, со второго этажа уже спешили еще двое. Один пал жертвой арбалетного болта, смазанного сильнейшим транквилизатором (Алезандезе тщательно подготовилась к охоте за сумасшедшим жрецом света). Бедолага обмяк и очень забавно скатился по лестнице. Впоследствии, когда люди тайного канцлера будут рвать ему ногти, он сильно пожалеет о том, что случайно не свернул себе шею.

Ну а со вторым негодяем, снаряженным большим овальным щитом, у дочери Вожака вышло даже некое подобие боя. Щит мог бы застать ее врасплох, будь противник чуть порасторопней. Но как тут будешь расторопней с перерезанным сухожилием голеностопа? Визжащий от боли, щитоносец был оставлен в живых до разбирательства. Дез вспорхнула по лестнице на второй этаж.

В конце длинного прямого коридора, по бокам которого располагались двери в палаты, толпилась целая орава вооруженных мужчин. Используя деревянную скамью, как таран, они пытались вынести с петель дверь, ведущую на третий этаж. Туда, где непосредственно проживали светлые. То ли пятеро их было, то ли шестеро — неважно, ведь Алезандезе наконец получила возможность опробовать контрабандную милинтийскую примочку. Вытянутая пробирка, наполовину заполненная прозрачной жидкостью, была заткнута пробкой и для верности перемотана железной проволокой. "Коакс-окк-сочитл" — милинтийское название, в дословном переводе означающее "жидкая шумная смерть". Действительно жидкая. Действительно шумная. Рвануло так, что в большинстве палат повыбивало окна. Стоит ли говорить: "действительно смерть"?

* * *

События, произошедшие в Храме остались там, позади, в невесомом воздухе предрассветных сумерек. А с восходом солнца снова начался ветродуй. Такой же, как и вчера. Вокруг главной башни города патрулировали вооруженные люди. После утреннего инцидента, Каспар не сомневался ни секунды, отменяя на сегодня все вылазки карательных отрядов. Совет клана — не то мероприятие, охрану которого можно доверить кому попало. Только темные. Только "волки". Только свои.

Взлетев по винтовой лестнице наверх, Шакал вошел в кабинет Гастаафа. Его уже ждали. В комнате царил жуткий бардак. Наспех скинув все ненужное на пол, стол Вожака перетащили на центр комнаты. В ряд к нему приставили тумбочку, трельяж без зеркала и верстак Алезандезе. Мебель явно не подходила друг другу по высоте, отчего импровизированная столешница прыгала то вверх, то вниз. Застилать ее чем-либо было абсолютно бессмысленно.

Под окном валялось разбитое зеркало, впопыхах скинутое с трельяжа. А вот с верстака дочери Гаса, кстати, бесцеремонно сошвыривать вещи не решились. Их аккуратно сложили в углу комнаты, ведь одной только Дез известно что случится, разбейся случайно одна из ее скляночек.

В качестве сидений так же использовалось все подряд. Гастааф, конечно же, сидел во главе стола на привычном ему стуле с мягкой спинкой и резными подлокотниками. Тайный канцлер козырно расположился в кресле, место которого ранее находилось напротив камина. На скамейке тесно ютились трое из четырех координаторов Каспара и затесавшийся между ними казначей. Четвертым человеком, присутствующим на Совете от военачальника, должен был быть Мартин, однако парень до сих пор не пришел в себя. Нападение на Храм он пережил лишь по счастливой случайности — опостылел остальным пациентам своим бредом про лисичку настолько, что лекарям пришлось утащить Хеннмеля в свои покои.

Осадный инженер и главный конюх успели усесться на стулья. Пуфик занял начальник пристани, а немного припозднившийся глава снабжения Уолтер Кернмель вообще сидел на перевернутой урне. Снабженец был мрачнее тучи, однако причиной тому не неудобное сиденье, и даже не заплывший синяком глаз. Вчера ночью, со скандалом, его из дома выгнала жена. И до самого утра он слонялся по холоду в поисках ночлега.

Причиной семейной неурядицы стало то, что далеко заполночь, когда немного подвыпивший Уолтер пришел домой и забылся глубоким сном, в дверь их дома постучали два незнакомца. Один — жирный лысый лекарь, второй — не проронивший ни слова темный, одетый по форме "одноглазых" (по всей видимости, наемный охранник жирного). "Ваш муж забыл заплатить по счетам, — немного заплетаясь, заявил жене снабженца светлый. — Во-от. И если он думает, что в "Черемухе" работают дешевые шалавы, которых можно вот так вот легко кинуть, то он ошибается! С вас десять аббадонских золотых!". Месть Арцея за понесенное им "оскорбление" была поистине страшна. К слову об Арцее. Старший лекарь пережил нападение, поскольку на ночь отправился к себе домой, а не в Храм. О случившемся, он пока еще даже не подозревал.

На столе Совета была развернута карта города, набросаны какие-то непонятные тетради и мятые бумажки. Посудив по царившему в кабинете хаосу, случайный очевидец мог бы спутать Совет клана с тайным собранием деревенских мужиков, решивших стащить у старосты корову.

— Все в сборе. — начал Гастааф и кивком пригласил Шакала на стул, зарезервированный для него, вопреки недовольству других членов Совета. — Сегодня утром случилось ужасное. Храм Света подвергся нападению. Несколько наших лекарей мертвы. Так же, защищая свой город, погибли двое наших соклановцев. Почтим их память молчанием.

При упоминании о погибших "волках", Колин невольно шевельнул желваками. Взгляд его встретился со взглядом Кортрена и тот еле заметно кивнул. Тайный канцлер кивнул в ответ и опустил глаза. Все было понятно без слов. "Соболезную" — не используя слова, сказал Каспар. "Спасибо" — ответил Колин. Военачальник клана подоспел к Храму на пять минут после Алезандезе, которой вполне хватило этого времени на полную зачистку помещения. Тогда-то он и обнаружил труп племянника тайного канцлера. Это был первый патруль паренька и, по несчастью, во время нападения, они с напарником оказались совсем рядом с Храмом. Не ожидали нарваться на вооруженную толпу. Просто не ожидали.

— Начну по порядку. — встав с кресла, сказал Колин. Конюх и осадный инженер, присутствующие на подобном собрании впервые, неподдельно удивились. По их разумению, сразу за Вожаком, с чего-то вдруг, слово взял сутенеришка Фроуд. Для них это было более, чем странно. Но это только пока что. Сразу после Совета, люди тайного канцлера объяснят им что к чему. — Вчера в городе гостили мерки. От них, нашим людям удалось узнать следующее: в самом сердце империи Мерсены, в древнем городе Мерке, обосновался клан "Кровавой Ладони".

— Эволлийские темные в империи?

— Больше не эволлийские. Некто Бриартак Анрей, выходец из имперского вассальства, выкупил штандарт "Ладошек". Пообещав золотые горы, он увез темных в Мерсену. Как они сумели проехать через Алькахест незамеченными — непонятно.

Перед третьей Битвой, Щур лично выдал первым главам кланов десять штандартов. Все они до сих пор бережно хранятся темными, как и любой другой артефакт, хоть как-то связанный с их божеством. Никакой практической пользы эти куски материи не несут, однако у западных темных в порядке вещей продавать и покупать главенство за довольно солидные суммы денег. Никогда не продавался лишь один клан. Нетрудно догадаться, какой именно.

— Интересно, конечно, но при чем тут это? Имперцы как-то связаны с нападением на нас? — Гастааф нахмурился. Нечасто за время существования Алькахеста, агрессия на него исходила со стороны Мерсены. Скорей наоборот, империя была добрым и отзывчивым соседом.

— Нападали не на нас, а именно на Храм. И не имперцы, а Бриартак. Но настолько косвенно, что призвать его к ответу не получится. Дело в том, что этот недоумок (а по-другому назвать его язык не поворачивается) кинул клич по всему миру о том, что начинает священную войну против света. Якобы, сам Мусор явился ему и повелел закончить начатое им дело...

— Так перемирие же...

— Не перебивай. Анрей, по всей видимости, неплохой оратор. Выродки, напавшие на наш Храм — вообще не его люди. Это темные из Бокстела, не имеющие с "ладошками" ничего общего, кроме идеи.

— И поэтому спросить с Бриартака не получится. — заключил Каспар. — Это что ж за промывание мозгов такое? Сработано даже покруче, чем в Церкви Единого.

— Именно. И более того: они были уверены, что мы тоже на стороне "Ладони". Поэтому и решили устроить резню. Они даже не думали о том, что получат отпор со стороны "волков". — тайный канцлер повернулся к Гастаафу и слегка поклонился. — Точнее, одной "волчицы". Мои комплименты твоей дочери. Как всегда на высоте. Хорошо подумай, Гас, мое предложение в силе. Лучше уж работа на меня, чем...

— Колин, сейчас не лучшее время. Хм... Бокстел... это же на границе с империей Огня? Тогда откуда вообще эти люди появились в городе?

— Хотели добраться до Мерка, чтобы вступить в "Кровавую Ладонь". Сплавлялись мимо нас по Юне и остановились на ночлег.

— Виноват, Вожак, не вели казнить! — начальник пристани выбил из под себя пуф и упал на колени. — Они ночью на челнах прибыли с купцами сутарскими! Сказали, что охранники! Попросились на берег по девкам пошастать! Не думал я, что так все выйдет!

— Да не виноват ты. — успокоил беднягу Каспар. — Колин, я вот слушаю и пока что не понимаю... а почему ты этого Бриартака во враги записал? Может он говорит правду? Ну или думает, что говорит правду. Должны же у человека быть мотивы. Не подумай только ничего, я то в своем уме. Просто наверняка у тебя есть какие-то причины ему не доверять. Для полноты картины, хочется знать, какие именно?

— Есть причины. Первая и самая главная заключается в том, что перемирие нерушимо. И точка. Хранить его завещал сам Мусор. Нарушение договора призовет на наши головы "миротворцев". За этим, последует полное уничтожение.

"Вы нас всех уничтожите". Вот что имела ввиду стрыга, напавшая на Шакала. Если уж древняя темная бестия отчаянно пытается предотвратить столкновение приемных детей Мусорщика со светлыми, значит дело действительно серьезное. Одной загадкой меньше, но не счесть, сколько с ее исчезновением появляется новых вопросов.

— Причина вторая — Бриартак очень изобретательно избегает нас. Мои связные в Мерсене молчат, а клан "Ладошек", по пути в империю, каким-то чудом проскакивает мимо вольного города. Будь ты движим идеей объединения тьмы, ты бы первым делом направился в Алькахест, не так ли?

— Или в Хорн. — честно ответил Шакал, отчего Вожак недовольно хмыкнул. — Знаю, непатриотично, но у нас тут все-таки Совет. Нужно перебирать все варианты.

— Молодец, Кортрен. Вот тебе и третья причина. Глава "Кровавой Ладони" точно так же избегает и хорнийцев. Думай. Основа армии Хорна — темные. Основа нашей армии? Тоже темные. Нарушь перемирие и, спустя какое-то время, можно брать вольный город голыми руками.

— Или хорнийский трон. — задумчиво добавил Гастааф. — В зависимости от того, какие цели преследуешь.

— В точку. И вот, кстати, еще одно доказательство того, что за "Ладошками" кто-то стоит: люди, атаковавшие наш Храм, помимо прилежного воплощения своей идеи в жизнь, хотели получить награду. Награду, которую Бриартак назначил за каждую голову светлого, принесенную ему.

— Это что же сейчас в Мерсене творится. Перережут лекарей-то. Ни за что! — Шакал красочно представил себе кровавую картину происходящего. Он, как никто другой, еще в возрасте девяти лет хорошо уяснил, на что способны люди ради золота.

— Перережут, конечно. И станут на шаг ближе к нарушению перемирия. — Гастааф тоже, в самой полной мере, осознал что к чему. От этого осознания становилось немного жутко. Вожак верил в то, что любого врага можно победить и никогда в своей жизни не уклонялся от вызова. Вот только перед угрозой таинственных "миротворцев", он все равно почувствовал себя маленьким и беспомощным.

— Отмечу, что покровители Бриартака не скупятся на финансирование. В противном случае, откуда у него столько денег? Он не купец, не делец и в очередях престолонаследия не замечен. Одним словом, нищеброд.

— Церковь? — предположил Каспар. — Кто еще так яро желает смерти всем, отмеченным "пришлыми"?

— Кортрен... — Вожак скептически отнесся к догадкам военачальника. — ...вот когда посидишь годик-другой на моем месте, поймешь: одного желания мало, чтобы вбухать кучу денег в никуда. Да, господин Харц? — осадный инженер Харц Кимец виновато закивал. Свежа была в его памяти история о том, как он чуть не вылетел с должности. Он тогда закупил для города две дюжины дубовых таранов. Со стальными набалдашниками в виде бараньей головы. Красивые! Аж дух перехватывает! Но о том, что именно инженер Харц собирался таранить посреди Пустоши, история умалчивает.

— А я с тобой не соглашусь, Джербен. — на сторону Шакала встал тайный канцлер. — Для Церкви, все мы — живое подтверждение того, что "пришлые" были богами. Именно богами, а не тупорылыми истребителями всего живого. "Вестниками конца"! — Колин произнес последнюю фразу громко и с иронией. Да и вообще, сегодня на Совете он был как никогда словоохотлив и эмоционален. Даже странно. Наверное, при конюхе Нейле он, по привычке, оставался в роли Джозефа Фроуда. И даже выругаться не забыл. — ...дрекавака им под сраку. И столько несостыковок в связи с этим получается, что даже аббарейнские крестьяне скоро начнут сомневаться в своей вере.

— Я ж говорю Церковь...

— Но! — Колин поспешил осадить довольного Шакала. — Помимо Церкви, за "Кровавой Ладонью" может стоять его величество король Аббадона, Дедерик Тримель. Мы ему и его родственничкам всегда мешали. Еще предположения? Пожалуйста — торговая династия Руджеров. Представь сумму, которую они оставляют нам в качестве дорожного налога за год. Да чего там за год? За месяц! С их-то оборотами! Казначей, есть у вас такая информация?

— Кишка тонка у Руджеров. — не дожидаясь ответа казначея, заключил Вожак.

— Тонка, не спорю. Потому и действуют чужими руками.

— А если все-таки предмет ненависти не мы, а Хорн? — выдвинул предположение начальник городской стражи. Тут же, он ощутил на себе одобрительный взгляд своего командира. Шакал всегда гордился своими людьми.

— Тогда виноваты могут быть сутаре. Им давно покоя не дает, что на троне Хорна сидит простолюдин...

— Хватит! — Гастааф вдарил кулаком по столу. — Хватит гадать! Сейчас мы должны, как можно скорее, уничтожить оружие. А потом уже браться за того, в чьих руках оно находилось. Нарушение перемирия — не шутки. Если нужно убить этого выскочку Бриартака, значит убьем Бриартака. Понадобится вырезать весь клан "ладошек" — вырежем. Кортрен, доложись о состоянии армии!

— Мы в полной боевой готовности. Полторы тысячи воинов, из них три сотни "волков". Сотня — карателей. Если объявим всеобщую мобилизацию и потянем жалование наемников, расширим армию вдвое. Пяти имперских золотых на человека в месяц будет достаточно.

— Отлично. Но вывести всю армию разом и оставить город беззащитным мы не можем. Уолтер... — настала очередь спрашивать со снабженца. — Что с лицом? А, ладно. Мы можем снарядить в поход хотя бы тысячу воинов? И во сколько это...

— Гас, не спеши. — Вожака перебили. Такую вольность мог себе позволить разве что тайный канцлер. — Ты представляешь, как отнесется император к появлению тысячи вооруженных алькахестцев в его столице? Марширующих, прямо под окнами его резиденции?

— Нехорошо он отнесется. — Гастааф замолчал и принялся массировать себе лоб. От всех этих вестей, у Вожака, похоже, снова разыгралась мигрень. — Тогда так. Ты, Кортрен, собираешь своих карателей и завтра же выходишь в Мерк.

— Пойдете небольшими отрядами, так же как ходите в Пустошь. — одобрил план Колин. — Идеально. Матерые, успевшие сработаться воины. Вошли, встретились, разнесли "Ладонь" в щепки и ушли. Сделаем все быстро и никто даже не успеет понять, что произошло. Мои люди поедут следом. Заметут за вами следы.

— Решено. — Гастааф Джербен поднялся с места и, по привычке, двинулся к окну. — Все свободны. Все, кроме тебя, Кортрен. — Вожак ждал, пока опустеет его раскуроченный кабинет. Через минуту, он остался один на один со своим приемником. — Шакал... помнишь, ты спрашивал... убил бы я тебя тогда, в Пустоши, не окажись ты склонным к тьме?

— Помню. Спрашивал.

— Так вот убил бы. Потому что у меня был приказ. Как бы тяжело мне не было... убил бы. Ради города. Ради клана. Понимаешь, к чему я веду?

— Не сомневайся во мне, Гас. Бриартак умрет. Любой ценой.

* * *

Фрерик Кортрен, родной дядюшка Каспара, с какой-то болезненной страстью любил чай. Дотошный до мелочей волшебник Бартоломеус Черный, если бы хоть раз увидел, как Фрерик проводит свой чайный ритуал — обязательно бы позавидовал тому, с каким удовольствием старик отдает всего себя любимому делу.

Сегодня, для любимого племяшки, Фрерик заварил жемчужину своей коллекции. Смесь из алкмарского черного чая, сушеной облепихи, лепестков болотного ириса и калужницы. Она была припасена дядей Шакала на особый случай. Например вот на такой.

— Уезжаешь, значит? В Мерсену? Ты что, как мальчишка, сам на меч-то кидаешься? Смерти ищешь?

— Дядь, да что бы ты в этом понимал. — Каспар сделал глоток из кружки с чаем. Здесь, в доме родственника, он хотел отдохнуть телом и душой. Хотя бы часик-полтора уюта, перед тем как суета сборов охватит его с головой. И отдыхалось ему очень даже хорошо. Удобное мягкое кресло, отличный напиток, тарелка со сладостями и приятный дымок благовоний. Еще бы старик не лез со своими нравоучениями.

— Да вот я-то, как раз, кое-что понимаю. Ты когда последний раз детей своих видел? Сколько им сейчас... десять-одиннадцать?

— Дядя... мы с Мирари договорились, что я пропаду из ее жизни насовсем. И договор я соблюдаю. Я уверен, что близнецы ни в чем не нуждаются. Трети жалования военачальника Алькахеста вполне хватит и им, и их матери. Да и потом... у нее наверняка уже новый мужик. Я не хочу этого видеть.

— Езжай к ним. — Фрерик, казалось, не слышит племянника. — Не езжай в Мерсену. Езжай к ним. Проведай.

— Ну да. Неделя езды по Пустоши, потом еще столько же до Алкмара. А как мне в столице Аббадона обрадуются! Сама экзарх Абигал выйдет встречать. На рюмочку пригласит. — наглядно демонстрируя, как именно он будет выпивать рюмочку с главой Церкви Единого, Каспар большим глотком допил остывший чай. — Можно еще? Спасибо. Да и потом, дядь... ты даже не понимаешь, насколько неотложно мое задание.

— Да нет... я-то как раз понимаю. Послушай старика. Езжай в Алкмар, проведай детишек.

— Так. Ладно. — прислушайтесь! Да, да, да! Это Его Навязчивость Маразм стучится в двери! — Спасибо за приют, но мне пора идти. — Шакалу откровенно надоело разговаривать с непробиваемой стеной. Как бы ему того не хотелось, он засобирался уходить. Хамить родному дяде, пусть и совсем уже тронувшемуся головой на почве своих чаев, не входило в его планы. Накинув куртку, Каспар подошел к двери.

— Постой! — Фрерик схватил племянника за плечо. Каспар почувствовал на затылке холодное дыхание старика, который почему-то перешел на шепот. — Не хочешь ты видеть бывшую жену с другим. Оно, конечно, понятно. Но ты подумай сначала. Убьешь ты Бриартака Анрея, но не пройдет и года, как на его место встанет другой. А затем еще один. И так до бесконечности. Рано или поздно, тебе придется встретиться с их покровителем. С тем, кто пока что предпочитает оставаться в тени. А в Алкмаре ты найдешь союзников, которые помогут тебе в этот момент. Ты же мне как сын, Каспар. Послушай меня.

— Откуда ты все это знаешь!? — Шакал остолбенел от услышанного.

— Я-то, как раз, знаю. — не по старчески сильная рука вытолкнула Каспара за порог.

Через дорогу, разыгравшийся ветер вовсю срывал желтые листья с деревьев Воронового сада. А ведь это единственный зеленый уголок на всю Пустошь. Жилье напротив него стоит неимоверно дорого. Как же хорошо, все-таки, пристроился дядька... дядька... как его имя-то? Странно, вылетело из головы. Бывает же... Припомнить бы, кем он работает, раз смог позволить себе дом в этом районе. Нет, не получается. Не помню... да что же такое случилось с памятью? Это все нервы.

Ладно, бес с ним. Главный вопрос в другом: откуда он узнал о моем задании? Про Бриартака в городе знают лишь те, кто был на Совете. Ну и еще люди тайного. Если информация ушла налево, то рано или поздно она дойдет и до главы "ладошек". В таком случае, можно просто отправить письмо голубем. Мол, Бриартак, дорогой, мы тебя убивать идем! Так может дядя тоже из наших? Да что это за вопрос!? Я же военачаль... стоп! Какой еще, вымя гамаюново, дядя!?

Шакал обернулся и увидел дверь, остекленную разноцветной мозаикой. "Цирюльня" — гласила вывеска. "Ты же мне как сын, Каспар" — эхом прозвучали в голове слова старика Фрерика. Прозвучали так странно и отчетливо, будто бы их только что повторили Каспару прямо на ухо.

Шакал хорошо знал себе цену и никогда не принижал своих заслуг и званий. Но от оказанной чести заулыбался, как смущенный мальчишка.

— Прости, батька. — в голос произнес Кортрен, задумчиво глядя на закрытую дверь. — Тебе и правда, лучше знать...

* * *

Сколько прений могла бы породить ситуация, в которой Каспар с пеной у рта доказывал бы всем вокруг, что ему явился сам Мусорщик и повелел отменить задание Гастаафа. Благо, темное божество относилось к своим детям не так, как велят каноны божественности. Любой другой бог явился бы, например, спускаясь вместе с лучом солнца из прорехи в грозовой туче. Метался бы молниями, требовал повиновения, даров или ритуального сожжения девственниц. Назло стереотипам, Щур был не таков. В те моменты, когда его вмешательство в дела смертных было необходимо, он относился к своим подданным, как к равным. Старался, как мог, избавить их от лишних неудобств. Наверное поэтому, странности в этот день происходили не только с Каспаром.

На обед, к Вожаку клана заглянул его несуществующий сын. А тайный канцлер, так вообще, полчаса пробеседовал с почтовым голубем. Не упомнить уже — то ли голубь говорил, то ли Колин по-птичьи курлыкал... да и не так важно, в какой форме было подано это сообщение. Гораздо важней, что его общий смысл заключался в следующем: время терпит и кидаться на коварного Бриартака с шашкой наголо пока что не стоит. Первым делом, нужно сплотить вокруг себя союзников. А искать их непременно следует в Алкмаре.

Верхушка "одноглазых" быстро переиграла свои планы. Решено было собрать небольшой отряд и отправиться в путь на рассвете. Основным требованием Колина, было присутствие в отряде Алезандезе Джербен. Гастааф уже давно смирился с тем, что доченька пошла вся в него и сидеть дома за пряжей не собирается. Поэтому, не заставляя себя упрашивать, согласился почти сразу. Не стоит обвинять Вожака в том, что он безразличный отец. Скорей наоборот. Вместо ущемления свобод девушки, он зачастую выбирал бессонные ночи, полные переживаний за свое неугомонное чадушко.

Помимо Дез, в этой вылазке тайному канцлеру зачем-то понадобился один из близких друзей военачальника, а если быть точнее, повар Менно Питрен. В присущей ему манере, Колин не соизволил объяснить, чем именно во время странствий им поможет Куница. В свою очередь Менно, будучи человеком легким на подъем, никаких объяснений и не требовал. Он сразу же согласился отправиться в путешествие.

Но не одним лишь зовом отчизны сыт повар — от этой поездки Куница имел и свой собственный интерес. Как правило, в Алькахесте люди становились поварами по одной причине. На них был неплохой спрос. И если тебе не хочется поступать на службу в городскую армию и рисковать своей жизнью, ровно как и горбатиться за копейки на пристани, а родни в ремесленном районе у тебя нет — подсобные двери неисчислимых трактиров, кабаков, ресторанов и игорных домов всегда дружелюбно распахнуты для тебя. Только научись мало-мальски держать в руках нож. Делай, что говорят и не отрави никого. Большего от тебя никто и не потребует.

Менно Питрен был не из того числа. Куница жил своей работой. Трудоголик, не иначе. Разбуди его посреди ночи и спроси: "где лежит форель утреннего засола?". В ответ услышишь: "погреб, третий стеллаж по левой стороне, нижняя полка... только ты ее не бери, нужно сначала позавчерашнюю продать".

Работать без выходных? Пожалуйста. Работать за двоих? Легко. За троих? Можно, но тогда у Куницы должен быть неограниченный доступ к бару. И не нужно потом удивляться, как это он умудряется так вкусно и быстро готовить при том, что перемещается по кухне, держась за стену.

Как известно, нет предела совершенству, но наступил момент, когда в своем городе Менно больше нечему было учиться. И этот момент настал уже давно. Так что, поездка в Аббадон для него была сродни глотку свежего воздуха... да и денежное вознаграждение Куница запросил весьма нескромное для обычного повара.

"Отряду нужен лекарь" — заявил Каспар, про себя уже имея ввиду конкретного человека. Последнее время, старого друга Шакал всегда предпочитал иметь на виду. Ведь уже не за горами у толстяка Арцея был тот возраст, когда наступает грусть по безвозвратно ушедшим годам. Жгучее сожаление о том, что мог бы сделать, но не сделал. Зная Арцея, как никто другой, Каспар Кортрен понимал — лекарь будет переживать этот кризис отнюдь не романтично. Вместо того, чтобы сидеть на подоконнике с чашкой чая и вслушиваться в шум дождя, пьяный вусмерть лекарь будет валяться в подворотне рядом с игорным домом. И как только этот момент настанет, Шакал обязательно приведет в чувства этого слабохарактерного нытика.

Ну и последним человеком, пускающимся во всю эту авантюру, стал обладатель стальной руки — Мартин Хеннмель. В отличии от лекаря, для молодого карателя Мартина только-только настала пора творить великие дела. Творить и надеяться, что жизнь повернется так, как надо. И прошлое будет вспоминаться не с грустью, а с ностальгической улыбкой.

В итоге, набралась неплохая команда. Мозг всей операции — тайный канцлер вольного города. Сердце — военачальник Каспар Кортрен. Плюс два матерых воина: расчетливая и хладнокровная убийца Дез в паре с железноруким — не знающим страха воякой, вспыльчивым и горячим. Эдакий тандем льда и пламени. На случай, если у этого тандема что-то пойдет не так, есть полевой врач Арцей. И еще Куница... раз тайный сказал, что он нужен, значит нужен. И точка.

* * *

Неловкость сама по себе очень заразна. Ну а если ее, по различным причинам, испытывает сразу же несколько человек, то она может в кратчайшие сроки разрастись до размеров пандемии. Вот и два жеребца, запряженные в деревянный крытый фургон, без особой причины испытывали эту самую неловкость. Они отвернулись друг от друга, будто бы опасаясь встретиться взглядом. Да что там кони? Даже ледяному осеннему ветру, который уже несколько дней подряд обрушивался на Алькахест по утрам, видимо, тоже стало неловко и сегодня он решил обойти город стороной.

Трудно представить себе более худшее начало для этой поездки, которая поначалу сулила лишь развеселые приключения и славные победы. Выпить "на дорожку" предложил, конечно же, Арцей. Но сам светлый к столу в назначенное время и место не явился, потому как весь вечер и часть ночи ругался с женой. Бетиса сочла его решение отправиться в Аббадон безрассудным и закатила лысому лекарю смачную истерику по всем канонам — с битьем посуды, припоминанием старых обид и угрозами развода. Не желая прослыть среди новых знакомых подкаблучником, Арцей робко молчал о причине своего вчерашнего отсутствия.

Да никто особо и не спрашивал. Вот, к примеру, Мартину было совсем не до того — только-только отлежавшись после магического ритуала, паренек узнал о своем новом задании и со всех ног бросился в "Галантную Жабу". Очень хотелось хорошенечко отметить отъезд и познакомиться с будущими попутчиками.

Подвел молодого карателя его собственный организм, ослабший после полуторадневной лежки. С двух стопок бренди (Куница повторно наругал официантку Граду, так и не смекнувшую к какому напитку какую посуду следует подавать) Мартин страшно напился и в своем развитии деградировал до свиньи. Настроение играло в чехарду — железнорукий то хохотал, то плакал. Он ползал по полу, бил посуду, залезал с ногами на стол. Не понимая недовольства окружающих, пару раз даже пытался убежать из трактира. Позорище! И это так он повел себя во время первой встречи с великим и ужасным Колином!

Неловко за эту выходку было и Каспару. Ведь именно он рекомендовал Мартина тайному канцлеру, как дисциплинированного и собранного бойца. И именно ему, так уж вышло, в самый разгар веселья пришлось на собственном горбу тащить проспиртованную тушу в казармы. А она, стоит заметить, ощутимо потяжелела из-за железной руки.

По правде говоря, еще один червячок копошился в душе военачальника. Для того, чтобы уговорить Арцея на поездку, он пообещал другу пост главы Храма. Стоит ли говорить, что обещание держать Шакал не собирался? И пусть все средства для достижения цели хороши, но в этот раз какое-то незнакомое доселе чувство тревожило Кортрена... может, совесть?

После того, как Каспар унес Мартина из "Жабы", тайный канцлер в десятый раз попросил Алезандезе работать на него. И в десятый раз получил отказ. После, он потерял к застолью всякий интерес и спешно откланялся. Дез и Куница остались наедине.

Может это Менно в тот вечер был как никогда обаятелен и остроумен, а может на Алезандезе так подействовала романтическая атмосфера трактира, но познакомились они близко. Гораздо ближе, чем следовало бы. Не веря своему счастью, истосковавшийся по женской ласке Куница просто-таки измывался над юной прелестницей. И не сказать, чтобы она была против. За запертой на ключ дверью, в своей скромной комнатке на втором этаже, ненасытный повар любил ее. Любил страстно, нахраписто, не давая перевести дух. В моменты, когда Алезандезе входила в раж и пыталась перехватить инициативу, Менно пресекал эти попытки и накидывался на нее с новыми силами. Все, лишь бы эта прелесть... богиня, красоты неземной! Лишь бы она осталась им довольна.

Ведь даже тогда, за дымкой хмеля, Куница отдавал себе строгий отчет: нечто помимо роскошной внешности зацепило его в Дез. Глаза? Зеркало души. Не могут такие глаза принадлежать обычной смазливой дурочке. И не может обычная смазливая дурочка быть так проста и легка в общении.

Рядом с ней, Куница чувствовал себя шахтером, который будучи под землей пропустил приход весны и только-только выбрался на поверхность. Ожидал увидеть серое затянутое небо и сугробы, а вместо этого попал в сказку! В тот чудный миг, когда скромное солнце оттепели падает лучами на первую зелень, нерешительно пробивающуюся сквозь снег. В миг, когда вопреки привычке, можно наконец-таки снять шапку. Позволить свежему теплому ветерку, по которому так истосковался, трепать твои волосы.

Ветерок... ну да... а тот парень в Храме? Чувствовал ли он тот ветерок, когда Алезандезе с профессиональной спокойностью потрошила его? Или тот щитоносец, которому пришлось отнять ногу из-за яда, которым темная красавица смазала кинжал? Интересно, он оценил, как Алезандезе приятна в общении? Да кто же она такая? Желание узнать ближе, понять ее... это ли не есть влюбленность?

Но взаимность — штука редкая. Когда Менно Питрен продрал глаза, Дез рядом уже не было. И сейчас, когда он услужливо суетился над ее багажом, дочь Вожака делала вид, что ничего необычного накануне не произошло. Почему? Спросить в лоб при других членах отряда как-то неловко. Остается лишь пожирать себя изнутри всевозможными догадками.

Что-то было не так? Или ей, дочери самого Гастаафа Джербена, не пристало быть вместе с простым поваром? А может, при свете дня, она получше разглядела заурядную внешность Куницы? Ужаснулась и пришла к выводу, что симпатия была навеяна бутылью эволлийского красного? Или смущает возраст? Разница, наверное, лет в семь-восемь... неужели это так катастрофично для нее? Что же не так? Где Куница успел оплошать?

Когда весь скарб наконец был погружен в фургон, Колин запрыгнул на место кучера и дернул вожжи. Фургон тронулся по южной торговой дороге. Позади, за Ржавыми воротами, остался сонный Алькахест. Впереди — неделя езды по Пустоши и неизвестность.

* * *

— ...и тут господина купца начинает тошнить сыром прямо на эту собаку! — закончив очередную поварскую байку, Куница расхохотался.

Помимо удивительно вкусной готовки, был у повара еще один дар — его смех. Веселый, звонкий, слегка с хрипотцой. Порой содержание рассказа Менно не имело никакого значения, ведь он был по умолчанию смешным из-за хохота, которым повар сигнализировал об окончании истории. И смех этот был настолько заразительным, что появись он ни к месту — мог бы легко сорвать поминки. Благодаря ему и только ему, Куница положил конец всеобщему молчанию уже через несколько часов езды по Пустоши.

Делать в дороге было абсолютно нечего, а повар явил себя кладезем забавных историй, которые не иссякали вот уже третий день. Произвел ли он этим впечатление на возлюбленную? Этот вопрос Куница задавал сам себе уже в сотый раз. А Алезандезе не выставляла свое отношение напоказ и была с Менно просто вежлива. Эта язва редко с кем была вежлива. Так может, это такое проявление симпатии? Или нет... Или это холодная вежливость? Подкрепленная страхом того, что ее случайный любовник начнет хвастать своей маленькой победой? "Да кто же ты!? Объясни! Что у тебя в голове!?" — хотелось орать Кунице и он обязательно заорет, выждав нужный момент и оставшись с Дез наедине.

А дочь Вожака, тем временем, сидела на месте возницы. Как некстати, она прослушала последнюю историю Менно. О том, как неопытного поваренка заставили выжимать сок из березового полена. Что ж поделать? Настала ее очередь гнать лошадей. Сами они бежать не хотели — туман.

Плотный, густой туманище лег на сотни метров от обоих берегов Юны. И так добротно лег, что видно было лишь на расстоянии вытянутой руки. Вполне нормальное осеннее явление в этих краях. Скоро пройдет дождь и прибьет туман к земле, а с утра все повторится по новой.

Ну а пока, пользуясь случаем, Алезандезе смотрела в пустоту и погружалась все глубже и глубже в собственные мысли... туда, куда бы так хотелось попасть повару Менно. Но и повару, и военачальнику клана, и даже всезнающему тайному канцлеру путь в голову Дез был заказан. Слава батьке Мусорщику, что им невдомек — задумчивость девушки связана с делами, ждущими ее в Алкмаре. Знай они подробности этих дел...

Еще немного и мечта, к которой она шла так долго, может осуществиться. И наконец-то, все будет не зря. Все эти годы, проведенные вдали от дома. Все изнурительные тренировки и раны, полученные во время "практики" на улицах. Кипы прочитанной литературы, десятки опытов, сотни химических ожогов и две сгоревшие до тла лаборатории. Сомнительные знакомства и громкая репутация, заслуженная чужой кровью. Все это может обрести смысл, когда она наконец примкнет к "Зеленому Глазу".

С самого раннего детства, Дез завораживали истории о шпионах, заговорах и дворцовых переворотах. Сколько она себя помнит, девушка всегда испытывала мрачный интерес к делам ее любимого "дяди Колина". Вся эта интригующая недосказанность, окутывающая его профессию, в один прекрасный день распалила любопытство до предела и дочь Вожака попросила взять ее в подмастерья. Конечно же, она получила отказ. И, стоит отметить, очень грубый.

Стало это собственным решением тайного канцлера или вмешался отец, старавшийся всеми силами отгородить дочь от дурной изнанки мира — неизвестно. От обиды, взыграл характер и Дез бежала из вольного города на восток, в империю Мерсена. Там и началось ее триумфальное восхождение в преступном мире. Да, именно в преступном. Ну а как иначе? Вот решили вы стать шпионом и... что дальше? Пойдете шпионить? Нет, не так это делается. Все начиналось с самых низов. Дочь главы клана "Одноглазого Волка" стала уличной воровкой.

Что окружало ее в то время? Одним словом — ужас. Нищеты, злобы, несправедливости и тупой покорности простых людей она насмотрелась на всю жизнь. Глядя, как процветает коррупция в большом городе, она искренне не понимала — почему это происходит? Ведь всем вокруг предельно ясно, что должно быть не так! Должно быть... лучше. Должны же хоть сколько-нибудь работать на практике общечеловеческие ценности! Такие, как доброта, сострадание, взаимовыручка. Пониманием этого, Алезандезе всегда отличалась от ее тогдашнего круга общения.

Спустя какое-то время, Дез предложили первую "работу". Целью стал некий Хромой Ферчар. Та еще сволочь. Пьяница, кутила и насильник. Увы... за такое не убивают. Просто он задолжал денег тому, кому не следовало бы. И плевать хотел работодатель Алезандезе на тех женщин, жизни которых поломал Ферчар. Плевать? Действительно плевать? Ну и ладно, раз так. Считайте и дальше свои деньги, а Дез вышла охотиться именно на насильника. Если не получается сделать мир лучше другим способом, то... что ж, стоит попробовать. В назидание другим должникам, Хромой внезапно пропал.

Работа была выполнена ладно и в срок. Тут же на "рынке труда" пошел слушок о юном даровании. Оплата сдельная, вкалывай — не хочу! Однако новоиспеченная наемница была избирательна в своих заказах, не хватаясь за все подряд. Она сама решала, кто заслуживает смерти.

Попутно зарабатывая, Дез потихоньку чистила мир от всякой мрази. Эдакое добро не с кулаками, но с отравленным кинжалом в сапоге. И чем обширней становился ее жизненный опыт, чем больше она узнавала об этом мире без прикрас, тем больше ее безрассудный юношеский максимализм обрастал здравым смыслом.

Приходят и уходят правители, строятся и рушатся города, идут войны, происходят великие открытия. Суета и движение повсюду... но весь этот хаос неизменно стремится к абсолютному покою. И либо человечество научится сеять вокруг себя доброе, умное, вечное, либо исчезнет навсегда. И сделать что-то (пусть и тайком), что подтолкнет его к правильному выбору, достойная цель на всю оставшуюся жизнь.

Но как? Методично вырезать всех тех, кто своими пороками отравляет другим существование... можно, но не в одиночку. Устроить переворот при дворе любимого народом правителя... технически возможно, но кого поставить на его место? Покончить с застоем обязательно нужно, вот только добиться бы падения железного занавеса между Милинтикой и восточными королевствами... но зачем милинтийцам связываться с дикарями, коими является наше нынешнее общество?

Нужна команда единомышленников и именно в "зеленоглазых" Дез решила искать поддержки. Она сумеет убедить их. В конце концов, не работать же с Колином. Когда-то она попросила его об одолжении, а он отказал. Теперь уже поздно и... да, можете считать это стервозностью.

Голова кругом от всего этого! Есть цель и понятны средства, которыми можно к ней прийти, но в плане исполнения придется импровизировать. Вариантов развития событий — великое множество. И нужно хотя бы попытаться продумать каждый. Нужно попытаться продумать... не думается. И почему, бес его дери, Менно появился именно сейчас? Добрый, хороший, уютный Менно. Человек, к своим годам сумевший не замарать руки. Сумевший остаться честным перед самим собой и при этом... кажется, абсолютно довольный своей жизнью. А ведь, вроде бы, в одном и том же мире живем. Эта его простота подкупает и... притягивает. Как же не вовремя!

Реальность вырвала Алезандезе из раздумий, будто бы вдарив пыльным мешком по голове. Метрах в двух от нее, за стеной тумана, испуганное ржание и треск ломающейся деревянной оглобли. Фургон слегка подбрасывает, а затем откатывает на несколько шагов назад. Снизу доносится прерывистое фырканье — коню явно очень больно.

— Лекарь! — крикнула Дез. — Лошадь упала!

— А я-то что? — с испугом в голосе ответил Арцей. Каспар невольно насторожился, ведь чего может бояться бывший полевой лекарь карательного отряда тут, в Пустоши? Это же, можно сказать, его второй дом. Хотя, могло и показаться. Может это и не испуг вовсе, а очередное ленивое нытье? Засиделся лысый в городе, эх, засиделся. — Что сразу я-то?

— Лекарь! — девушка проигнорировала вопрос светлого. — Лошадь упала!

Отбросив в сторону все свои притянутые за уши междометия, Арцей зашипел на родном ему матерном языке такие проклятья, которым бы позавидовал сам Толстый Фай. Нелепо спрыгнув с фургона, светлый толстячок побрел в сторону Дез.

— Ну я, значит, пришел. Во-от. И что тут у тебя?

— Лошадь упала.

— Да? Понятно. Ну да, вижу, действительно упала.

— Лошадь упала.

— Да вижу я! — если бы у лекаря были зрачки, сейчас можно было бы лицезреть их бесноватую пляску. Арцей очень нервничал, отчего на голой башке проступили капельки пота. — От меня-то ты что хочешь?

— Знаешь... — выждав небольшую паузу, Алезандезе резко выдохнула. Секунду назад, лицо девушки всем своим видом показывало, что она с трудом перебарывает злость и желание наорать на лекаря. Орать она передумала, но судя по шипящей интонации в голосе, злость никуда не ушла. — ...я всегда считала вас паразитами. Ленивыми тварями с раздутым самомнением. Хотя при чем тут то, что думаю я? Ведь так и есть. Все, что требуется от светлого — поводить своими грязными ручонками там, где просят. И постараться при этом поменьше болтать. Но нет, вы ж герои. Целители... скоты тупые. Но ты! Ты самая ленивая сволочь из вашего племени. Ты даже не можешь сделать то, что должно. — из рукава Дез выскользнул нож. — Сейчас я сосчитаю до трех и, если к этому моменту ты не начнешь лечить лошадь, я отрежу тебе нос. Слабо будет новый нос отрастить, а, лекарь?

— Погоди... — после услышанного, нервозность Арцея стала граничить с истерикой. Без отряда карателей, несущихся вперед него в авангарде, лекарь в конфликтных ситуациях всегда чувствовал себя неуверенно. Утираясь рукавом белого лекарского балахона, он бился в мелкой дрожи и все ниже пригибался к земле. Словно собачонка, тянущаяся за куском мяса с хозяйского стола, толстяк боязливо подался вперед и перешел на шепот. — Я боюсь к лошадям спереди подходить. Они кусаются.

— Начинаю считать. Один...

Менно Питрен, прильнув ухом к дощатой стене фургона, ликовал. Вот так дочь Гастаафа Джербена общается с неугодными ей! Вот так! Но ни в коем случае не вежливо! Душа запела и будто бы даже солнце пробилось сквозь белую пелену тумана, желая скорей поздравить повара.

Железнорукий Мартин в этот момент наконец улучил возможность и, кивком, пригласил своего командира выйти прогуляться. Юноша давным-давно весь изъерзался от нетерпения сообщить нечто важное и очень личное. То, что не нужно знать никому, кроме начальника. Темные отошли шагов на тридцать. Так, чтобы в случае чего, была возможность докричаться до остальных. Ведь ой как некстати было бы сейчас потеряться в густой млечной дымке, надежно укутавшей их со всех сторон.

— Ну как? Болит? — Шакал кивнул на руку Хеннмеля. Странная материя в итоге получилась у Бартоломеуса Черного. Вроде бы сталь, но живая. Вроде бы твердая, но при этом гибкая, как обычная человеческая рука. Вроде бы неподъемно тяжелая, но судя по тому, как виртуозно Мартин ковырял ей в носу, не сказать, чтоб ему было тяжело. "Не пытайся понять". Правильно говорил Арцей.

— Всмысле? А, рука... Рука нормально. Если пивка выпить, вообще не болит. Я с тобой про того мужика хотел поговорить. Про Шерагу. — Мартин громко шмыгнул своим ломаным носом и запустил руку в карман галифе.

— Про кого? — Каспар искренне не понял, о ком идет речь.

— Ну, помнишь, в посольстве мерков. Тот, который в маске лисы.

— Припоминаю. Жуткий тип. — Шакалу четко вспомнилось его наваждение. Перед глазами будто бы снова появилась морда бешеной лисицы с трясущимся ухом. — Ну и что с ним не так?

— А все с ним не так! Сам говоришь, мол, "жуткий". Я пока без сознания-то валялся, мне все лиса мерещилась. Страшная, как шишимора! Один глаз больше другого... — "не пытайся понять, не пытайся понять", твердил себе Каспар. Но все равно, от всех этих мажьих чар холодок пробегал по спине. — ...так еще и говорящая! Так вот, эта лиса была тем мужиком! Ты только не проси объяснять. Просто поверь. Его Бар-Шерага зовут. И говорит он так странно, букан его раздери, как будто не умеет по-нашему говорить. Дикий, что ли...

— Ну и... давай к делу.

— А вот! — стальная рука Мартина выскользнула из кармана. Она явила миру конопляную веревку, в которую непонятным образом были вплетены два черно-белых пера. Обнажив кривые зубы, железнорукий торжествующе улыбался.

— И что это?

— Ну... ты ж сам говоришь, "давай к делу". Мне эта лисица во сне сказала, мол, в награду за мучения подарит мне два пера, которые удачу приносят. А я как только очнулся, сунь руку в карман, а там вот это. — Мартин перестал улыбаться и сделался серьезным, как никогда. — Ты как думаешь, правда волшебные?

— После того, что было... я бы не удивился. И как это должно работать?

— В смысле? А, понял. Лиса говорила "дай перо огню". Сжечь их, видимо, нужно...

— Ааа! — где-то вдали пронзительно закричал Арцей. Интересный момент: в этом крике явственно сквозил страх. А люди, которым отрезают нос, кричат скорей от боли, нежели от страха. — Зубы! Она не упала! Ее укусили! Зубы!

"Все назад! К фургону!" — в контраст испуганному визгу лекаря, уверенно и четко скомандовала Дез. Быстро сунув свои волшебные перышки обратно в карман, Мартин собрался было бежать, но чуть не упал, ощутив тяжесть в левой ноге. Переведя взгляд, он увидел маленькое черное создание с пятачком вместо носа и миниатюрными рожками, которое всеми четырьмя конечностями обхватило его лодыжку. Мохнатый бесенок глядел на ошарашенного паренька желтыми кошачьими глазками и зловеще улыбался. "Что за..." — только и успел произнести Мартин до того, как тварь игриво подмигнула и вонзила в ногу свои маленькие острые зубки.

Первый же удар стальной руки оказался смертельным — беса расплющило о землю. Черная кровь, резко пахнущая гнилью, обильно брызнула на равнину. Вовремя приготовив щит, Каспар принял на него удар второго беса. Вылетая из тумана с бешеной скоростью, тварь метилась в горло, но вошла своим пятачком прямо в железный набалдашник щита.

Нелепая смерть, но... кто знает? Если бы не было тумана — бес вполне мог бы поступить точно так же. Маленькие, ростом чуть выше колена и весом как упитанный домашний кот, во время войны богов эти хвостатые бестии были авангардом армии Щура. Хотя слово "авангард" тут не к месту... оно подразумевает под целый набор различных положительных качеств. "Пушечное мясо" — вот верное определение. Ведь трудно представить себе существо, более безразлично относящееся к собственной жизни.

С оружием наготове, стоя спиной к спине, Шакал и Мартин вглядывались во мглу. То тут, то там, из белой пелены начали доноситься мерзкие звуки, отдаленно напоминающие хохот. "Смеется, как бес перед едой" — выражение, закрепившееся в народе еще со времен войны.

Маленькая шустрая дрянь пронеслась между ног. Еще одна, выпрыгнув совершенно с другой стороны, так же пробежала мимо. Секундное затишье и... звонкий удар! Рожками, очередной бес со всей дури влетел Хеннмелю прямо в колено, отчего тот потерял равновесие и присел на задницу. Несмотря на пронзительную острую боль, молодой каратель не дал обидчику опомниться. Схватив его за горло своей "мясной" рукой, он со всей дури вдарил сверху железной. Как молотом по наковальне! Зловонная смесь из крови, мозгов и черепного крошева окатила лицо Хеннмеля.

Каспар поспешил схватить товарища за грудки и попытаться поставить на ноги, но не успел. Ведь для помощи Мартину, ему пришлось повернуться спиной к туману. Туман этого не простил. Словно пять вязальных спиц впились ему в поясницу. Повиснув на одной руке, бес подтянулся и принялся неистово колоть Шакала острыми когтями в живот. Удар локтем прямо в пятак и тварь сваливается на землю. Взмах меча и рубящий удар прямо промеж глаз... сдох. Рано радоваться. Один-то сдох, но таких еще много.

Вслепую, почти что наугад, Каспар Кортрен сумел зарубить еще двоих. Одному отсек руку в тот момент, когда бес набросился на Мартина и принялся драть зубами плечо железнорукого. Второго, повисшего на щите, Шакал подкинул вверх и располовинил прямо в воздухе. Здорово, конечно, но еще даже минута не прошла с начала боя, а темные уже расклеивались. Мартин, например, так и не встал. Максимум что он смог — приподняться на одно колено. Второе было напрочь выбито безмозглым рогатым снарядом. Да и, к тому же, здорово саднило разодранное плечо.

Шакал тоже, пусть и был на ногах, начал сдавать. Он вовсю истекал кровью. Напавший со спины бес метился прямо по органам и, похоже, куда-то попал. Если бы не туман, Каспар в одиночку уложил бы всю стаю, да еще и поспорил бы на деньги — порвут ему бесы куртку или нет, а так... а так у Шакала пересохло во рту, начало потихоньку подташнивать и закружилась голова. "Арцей! Сюда!" — вскричал военачальник.

Давно позабытое лекарем чувство — чувство адреналина, бьющего в голову и лишающего страха. Сейчас, он мог бы не то что подойти спереди, он мог бы дерзко насовать коню в морду кулаков. Так еще и завторило эхо прошлого — зовущий на помощь командир отряда. Где-то там, за молочной дымкой, его ждет работа. Настоящая работа! Не та, что в городе — поприсутствовать, на всякий случай, при коровьих родах и проследить, как бы скотина не окочурилась... или, например, вправить плечо пьяному портовому грузчику. Нет-нет-нет. Вот это — настоящая работа полевого лекаря! Смотрите и восторгайтесь.

Только недавно озлобленная на светлого, сейчас Алезандезе Джербен прикрывала его со всех сторон, как зеницу ока. Уже как минимум шестеро бесов пали от ее руки. Причем, стоит отметить, пали без лишней грязи и кровищи. Это грязнуля Хеннмель с треском расшибал головы, а кинжалы девушки били точно — глаз, висок, сердце, глаз, висок, сердце. Конечно, никто не идеален и она пропустила один удар — бесовы когти, неглубокой бороздой, прошлись по ее щеке. Но в целом, Дез была в порядке. А что тут сказать? Убийца, готовая к чему угодно и когда угодно не боялась ни зубов, ни когтей, потому как надела под жакет мелкую кольчугу.

Чуть не сбив друга с ног, Арцей вылетел из тумана и крепко схватил Шакала обеими руками. Зажмурив глаза, светлый принялся лечить. Дар лекаря — такая же субъективная штука, как музыка, живопись или счастье. Никто, включая самого целителя, не знает, на что он способен и какие обстоятельства влияют на качество его работы, но факт оставался фактом — Арцей старался изо всех сил. Кровь остановилась, Шакал ощутил легкость тела и ясность ума. Заживающие раны начали жутко чесаться.

Следуя за светлым по пятам, дочь Вожака так же подоспела к раненным товарищам. Первым делом, она вдарила рукоятью кинжала по темечку очередного беса, покушающегося на жизнь Мартина. Воткнув один из ножей в землю, девушка тем самым освободила руку и извлекла из внутреннего кармана пальто склянку с матово-серой жидкостью. "Закрыть глаза!" — вскричала темная и с силой швырнула флакон куда-то в туман. Яркая вспышка и огонь взвился до небес. Спасительный, разгоняющий влажную пелену огонь. Истошно вереща, от возникшего кострища бежал горящий бесенок.

"Жди здесь. Не бойся, тебя не тронут. — прошептал Колин перепуганному повару. Двумя пальцами, он затушил фитиль светильника, свисающего с потолка фургона. — Это по нашу душу явились". Тайный наложил стрелу на тетиву своего лука и исчез во тьме. За годы шпионажа, Колин хорошо научился разбираться в человеческой психологии. В человеческой... не в звериной! Так что его заявление о том, что бесы не тронут повара, было необоснованным и наивным. Тупорылые твари норовили цапнуть даже светлого Арцея, чего уж говорить о несомненно вкусном Менно Питрене? В дверь фургона заскреблись маленькие острые коготки...

Стрела пригвоздила стопу беса к земле, а меч Каспара закончил начатое — еще одна мелкая мохнатая дрянь испустила дух. Сгруппировавшись поближе к огню, темные наконец пришли в себя. Теперь, благодаря зареву, противника было видно. Теперь даже было видно, какой маневр можно совершить, прыгая между мирами. Теперь за их спинами, казалось бы, не замечая собственного лишнего веса, проворно сновал животворящий Арцей. Теперь, в конце концов, их было пятеро.

Нападая толпой, бесы раз за разом получали достойный отпор. Бездыханными трупами, они падали к ногам "одноглазых". Постепенно бестии стали осторожничать, а потом и вовсе перестали бросаться в атаку. Твари нерешительно топтались чуть поодаль, шипели и скалили зубы. Самые наглые, отважившиеся дерзко плеваться в сторону отряда, тут же получали в лоб стрелу от тайного канцлера. "Без промаха бьет... — думалось Каспару. — ну точно баттиец! Не умеют на западе так стрелять".

— Ждут, мрази, пока огонь потухнет. — предположил Колин. — Джербен, у тебя есть еще такая штука?

— А может у тебя есть такая штука? — передразнивая, язвительно ответила девушка. — Яда у меня с собой столько, что можно всю рыбу вниз по реке до самого Алькахеста перетравить. А вот работать маяком я, уж извини, как-то не собиралась.

— Идеи? — пропустив надменный тон Алезандезе мимо ушей, спросил тайный.

— Сделать из чего-нибудь факелы и двигаться к фургону. — тяжело дыша, отозвался Шакал. Воспользовавшись передышкой, военачальник вонзил меч в землю и, облокотившись на него, присел на корточки. Устал. Как бы не старался его друг Арцей, нет лекарства от старости и возраст потихоньку дает о себе знать.

— Ну да, ну да. — дочь Вожака поочередно доставала различные бутылочки из своих бездонных карманов, внимательно рассматривала их и убирала обратно. — И из чего же мы сделаем факелы?

— Да хоть из чего. Мартин, снимай штаны... — внезапно, от земли почувствовался довольно сильный толчок. — Это что еще такое?

Бесы засуетились. Тряхнуло снова. Заливаясь своим мерзким хохотом, твари напоследок вдоволь покуражились в каком-то диком танце и разом исчезли в тумане. И снова импульс от поверхности. В этот раз, гораздо сильней предыдущего. Импульс... толчок... шаг!? Нечто исполинское двигалось в сторону отряда. "Ыр-лы-ооо!" — взревело чудовище где-то совсем неподалеку и, судя по частоте шагов, перешло на бег.

"Берегись!" — вскричал Мартин и еле успел отпрыгнуть в сторону от гигантской аляпистой дубины, опускающейся на него сверху. Уставший от битвы с бесами, Шакал оказался менее проворен и отскочить из-под удара не смог. Такая ситуация сулила бы смерть каждому, кто не отмечен благодатью Щура. В самый последний момент, Кортрен успел скрыться во тьме.

Холод, пустота и полнейшее неведение о том, что творится там, по другую сторону завесы. Единственный разумный выход — двигаться вверх. Подняться метров на десять и уже там, на высоте, покинуть мир Мусорщика. Ну а дальше, в свободном падении, можно прикинуть, что же делать дальше.

"Ыр-лы-ооо!" — было первым, что услышал Каспар, материализовавшись в этом мире. Чудовище было прямо под ним. Огромная тварь, высотой с двухэтажный дом. Она играючи размахивала березой, пытаясь попасть ей по снующим туда-сюда темным. К Арцею Ырлиока (так про себя Шакал назвал это чудище) агрессии не проявлял и даже наоборот, будто бы боялся случайно зашибить светлого. Оно и понятно — Ырлиока не нападал... таким вот странным, единственно-доступным ему способом, он пытался сохранить божественное перемирие от глупых людишек.

Перехватив меч лезвием вниз, Каспар упал с высоты и вогнал клинок в плечо Ырлиоки по самую рукоять. До того, как гигантская ладонь попыталась прихлопнуть его, Шакал успел разглядеть монстра: это была исполинская тварь светло-серого цвета с двумя руками и двумя ногами.

На наличии и количестве конечностей, сходство с человеком заканчивалось. Как таковой, головы у Ырлиоки не было. На ее месте находились какие-то уродливые костяные наросты. Прямо под ними, не мигая, из груди за происходящим наблюдал гигантский глаз с люминесцентно-подсвеченной радужной оболочкой. Цвета прелой, перезревшей малины. Гаденький цвет. Что для ягоды, что для глаза.

Чуть ниже, от подмышки к подмышке тянулся раскрытый зубастый рот, обрамленный лениво-болтающимися рваными губами. За острыми зубами виднелась пульсирующая розовая слизистая и, о ужас, еще один рот! Только в отличии от первой пасти, вторая была расположена вертикально и усеяна сотней резцов. Маленькие плоские зубки неустанно смыкались и размыкались, издавая устрашающее клацанье.

Колин отпустил древко и стрела, гонимая вперед расправляющейся тетивой, отправилась в полет. По долгу службы, тайный натренировался в стрельбе так, что мог с расстояния двадцати метров сбить почтового голубя, несущего полезную для него информацию. Что уж говорить о грандиозном малиновом глазе, размером с окно? Наконечник вошел прямо в зрачок и... нет, без всяких "и". Ырлиока, казалось, вообще не обратил внимания на тот факт, что его подстрелили. Будто бы надоедливого комара, тварь согнала Каспара со своего плеча и, в очередной раз, занесла для удара березовый ствол.

Первым же ударом, стрыга поломала бедному Шакалу ребра. Бесы за несколько секунд сражения пустили кровь так, что остановить смог только светлый лекарь... должно же было повезти хоть сейчас? И повезло. С нехилой высоты, Кортрен рухнул на землю и умудрился не поломаться. Кстати, о везении... в кармане железнорукого соратника лежит манок на удачу! "Мартин! Жги перо!" — поднимаясь на ноги, закричал военачальник клана.

Двумя минутами ранее, сидя в полной темноте и боясь пошевелиться, Куница вслушивался в зловещий скрежет когтей. Повар был отнюдь не из робкого десятка и порой, за правду, был готов вступить в заведомо проигрышную драку. Вот только все драки в его жизни происходили на кулаках и, что самое важное, с людьми. Потому и немудрено, что сейчас ему было страшно. Страшно перед лицом неизвестной твари, которая вряд ли остановится после парочки выбитых зубов, пожмет руку и предложит вместе выпить.

Быстрые шаги раздались сверху — это второй бес, пришедший на помощь собрату, семенил по крыше. Удар! Фургон слегка качнулся — третий, самый безбашенный, решил пробить деревянную стенку головой. Еще чуть-чуть и монстры доберутся до него.

И настало это волшебное мгновение. "Я человек! Я не скотина, которая послушно идет на убой! Я никогда не пойму, как можно добровольно положить голову на плаху и ждать!". Какой-то невидимый взрыв произошел за переносицей повара. Ударная волна от этого взрыва бросила россыпь ослепительно белых искр в глаза и обдала жаром затылок.

В ногах у Куницы лежал его походный мешок, а в мешке — поварской нож. Необычайно удобная рукоять баттийского дуба, широкое лезвие из каленой стали, ну а если уж говорить об остроте... не каждый солдат так заботится о своем оружии, как Менно Питрен о рабочем ноже. Камушком и мусатом, Куница монотонно доводил лезвие до совершенства и останавливался лишь тогда, когда оно проходило сквозь гнилой помидор с той же легкостью, что и сквозь сливочное масло.

С криком "живым не возьмете!", повар с плеча вышиб дверь фургона и вывалился в туман. "Ыр-лы-ооо!" — послышалось совсем недалеко, со стороны слабого оранжевого свечения. Похоже что там, за туманом, вовсю полыхает огонь. Хорошо это или плохо — неважно, ведь кроме как в ту сторону, бежать больше некуда.

Вскочив на ноги, Куница стремительно бросился на зарево, но на полпути был нагнан бесом. Маленькая тварь крепко впилась зубами в голеностоп Менно и тот плашмя упал на землю. Ударив пяткой свободной ноги бесу прямо в нос, Куница сбросил его с себя и поспешил перевернуться. Следующим броском, тварь попыталась добраться до горла повара.

Не вышло. Схватить беса за руку получилось как-то случайно, на уровне рефлексов. Пытаясь высвободиться, пойманная бестия хлопала своими жуткими кошачьими глазенками, сосредоточенно фырчала и царапалась. Вот и момент истины — убить или быть убитым. Не имея особого опыта, Куница всадил нож куда попало, а попало прямиком в подмышку беса.

Нож для повара — продолжение руки. Каким-то внутренним зрением, Менно ясно увидел, как кончик лезвия уперся в межсуставный хрящ. Четверть оборота и бесова лапа обмякла, как мокрая тряпочка. Куница действовал инстинктивно. Руки помнили — примерно таким же способом заготавливается "горлица по-эволлийски". Перед тем, как отправить тушку в изысканный маринад, из бедной птицы вытаскивают абсолютно все кости.

Завизжав от боли, бес запрокинул голову. Тем самым, он добровольно подставил горло под нож повара. Черная смрадная кровь брызнула фонтаном и тварь забилась в истерике еще пуще прежнего. Дождавшись, когда последняя капля жизни вытечет из хвостатой гадины, Куница отбросил от себя тело. Приступ храбрости закончился. Сидя в луже крови, повар тяжело дышал. Сквозь непонятно отчего наворачивающиеся слезы, Менно глядел на недвижимого беса. Сейчас ему очень хотелось жить. Настолько хотелось, что Куница неосознанно начал молиться. Не имеющая адресата, молитва не была обременена словесной оболочкой... наверное, так мыслят животные. И заключалась эта безмолвная мольба в одной лишь сконцентрированной идее — жить.

"Не может быть" — ошарашенно произнес повар, когда мертвая тварь вдруг подняла голову. Подернутые белесой дымкой глаза безразлично вонзились в Менно. "Мартин! Жги перо!" — послышался за спиной крик Каспара. Улыбнувшись, маленький мохнатый покойник резко сорвался с места и исчез в тумане.

Алезандезе понятия не имела, о каком пере идет речь. С характерным хлопком, она закончила свой очередной "подход" к Ырлиоке и растворилась в темном мире. Девушка не нашла ничего умней, как подбираться к монстру сзади и резать обратную сторону колена. Ножички Дез упорно ковыряли серую обрюзгшую плоть в поисках связки, сухожилия, какого-нибудь нерва или, еще лучше, артерии. Но, раз за разом, они бестолково тонули в образовавшемся фарше из жира и мяса. С каждым новым подходом, дочь Вожака обильно окатывала рану очередным ядом. Для обычного человека, многие из ее отрав были бы смертельны и в гораздо меньших дозах. Однако, как говорилось выше, сходство Ырлиоки с человеком было невелико и яд не действовал.

В тот момент, когда на поле боя влетел бесенок, железнорукий Мартин как раз шарил по карманам в поисках своего волшебного перышка. Произошедшее далее, заставило его отставить приказ командира и застыть в удивлении. Маленькая прыткая бестия добровольно шмыгнула прямиком в первый из ртов Ырлиоки. Не задержавшись там и секунды, вторым прыжком бес попытался преодолеть следующую преграду — неустанно смыкающийся пресс из сотен маленьких жевательных зубов. Увы, не рассчитал... с хрустом, челюсти Ырлиоки сомкнулись на тазобедренном суставе беса.

Отвратительное зрелище: цепляясь своей когтистой лапой за что попало, бес настырно подтаскивал самого себя все глубже и глубже в зловонную пасть чудища. А в это же время, зубы Ырлиоки остервенело пережевывали его ноги. Все, что осталось от бесенка ниже пояса — бесформенное месиво, крепленое друг к другу драными лоскутами кожи. При этом хвостатый не произвел ни звука. Будто бы ему вовсе и не было больно.

"Командир! Подсади!" — вскричал Хеннмель, заметив, что Ырлиока в панике бросил свою дубину. Взяв хороший разбег, парень оттолкнулся о скрещенные ладони Шакала и взмыл в воздух. Совершить скачок между мирами и приподняться чуть повыше, значит сбросить со своего тела всю инерцию и лишить силы удар, в который сейчас нужно вложить как можно больше. А посему, пусть прыжок в соизмерении с ростом монстра смешон, нужно пробить туда, до куда достанешь. Широкий замах и... стальной кулак резко впечатался Ырлиоке прямо в бугорок выступающей скулы. И вот теперь, с чувством выполненного долга, молодой каратель ушел в мир своего темного бога.

Пошатнувшись, чудовище с грохотом упало навзничь. Тем самым, оно опрокинуло потрепанного беса прямо себе в глотку. Хлопки-хлопки-хлопки! Пользуясь моментом слабости, темные резали, били и кололи. Скажите "лежачего не бьют"? Вспомните одну из самых растиражированных заповедей Щура! Но все то, что делала сейчас сталь мечей и ножей — пустяки... не более, чем царапины. Настоящие увечья наносились Ырлиоке изнутри: будто бы кошка клубок ниток, бес остервенело драл сердце чудовища. Спустя всего лишь минуту, гигантский малиновый глаз потух и все было кончено.

— Спасибо. — похлопав Мартина по плечу, сказал вымотанный боем Шакал и сел на землю. — Если бы не твои перышки, сейчас бы уже с Мусором здоровались.

— Командир. Так я это... не успел перо сжечь.

* * *

Пустошь постепенно сдавала свои позиции. Безрадостный пейзаж голой равнины разбавился редкими кустарниками можжевельника и молодыми березками, сбросившими к этому времени с себя всю листву. Еще чуть-чуть и на горизонте станет видно колышущееся море разнотравья, виртуозно играющее полной палитрой желтых и коричневых оттенков. Впереди Аббадон.

Последствием схватки богов стало то, что размер этого могучего королевства сократился аж втрое. Измучанная войной и голодом, королевская армия в тот момент утратила свою хватку. Первым о своей независимости заявил Хорн — его отделение произошло в год учреждения Церкви Единого. Осевшие в городе Терхоле язычники прямым текстом послали "короля-вероотступника" свинье под хвост и устроили переворот. Само собой, эту революцию поддержали очень многие аббадонцы. Причиной стало то, что новая Церковь как-то подозрительно быстро снискала расположение при дворе, который почти целое тысячелетие исповедовал традиционную западную религию.

Ни сил, ни средств вести гражданскую войну не было у обеих сторон этого конфликта. Не пролив ни капли крови, Аббадон отдал язычникам город и обширные лесные массивы к востоку от него. Условие было лишь одно — на хорнийском троне должен сидеть кровный родственник короля Ламмерта III, правившего Аббадоном в то суровое время.

По примеру Хорна, почти сразу же от ослабленного королевства отделилась самодостаточная провинция Эволле и северо-западные шахтерские городки сутарского предгорья. Эти новоиспеченные государства, в конце концов, приняли веру Единого, но присоединяться обратно не спешили. По собственной недальновидности доведенный до нищеты, Сутар чуть позже будет проситься обратно в состав Аббадона. Будет слезно умолять, но... но покупать сутарскую породу за бесценок гораздо проще, чем наводить порядок в целом регионе.

И хватит об этом. Все это было очень и очень давно. Сейчас королевство крепко стояло на ногах и ни при каких обстоятельствах не желало уступать ни крохи своей земли. Потому-то и шла война. Война, начавшаяся при довольно странных обстоятельствах.

С момента коронации Дедерика все было спокойно ровно год, как вдруг придворный маг Католдус Огненный поднял бунт. Он отправился на север и боем, почти что в одиночку, подчинил себе город Боргарнес. Возможно самый сильный волшебник современности, Католдус был скуп на фантазию и переименовал захваченное поселение в Град Огненный, а его окрестности нарек Империей Огня.

С тех пор прошло уже почти двадцать лет. Почему же сильнейшее государство запада до сих пор не смогло отбить один-единственный городишко? Во-первых, потому, что для своих людей Католдус довольно быстро превратился из узурпатора в заботливого и доброго хозяина. Северянам новый порядок пришелся по душе. Во-вторых, "городишкой" Боргарнес был при Дедерике, а с начала правления Огненного разросся и окреп. Ну и в-третьих, Град Огненный просто невозможно держать под осадой. Несмотря на свое новое "теплое" название, этот город представлял собой самую северную обитаемую точку мира, где суровая зима длится чуть ли не полгода. Полгода регулярная армия Аббадона пытается осаждать Империю, а на зиму возвращается домой, чтобы случайно не передохнуть от холода.

Сейчас, скорее всего, остатки аббадонских воинов уже вернулись с севера и королевской стражи на пути будет предостаточно. Но стража — это забота Каспара Кортрена. Или, на крайний случай, Алезандезе... смотря в какую сторону будет развиваться ситуация. А Кунице сейчас наконец-то довелось узнать свою роль в спектакле, который собирался разыграть в аббадонской столице несравненный Ворон Алькахеста. Во время очередной стоянки, тайный вежливо попросил покинуть фургон всех, кроме повара.

— Питрен. Мои люди выехали вперед нас. По приезду в Алкмар, ты станешь владельцем и шеф-поваром ресторана "Небосвод". — не петляя вокруг да около, монотонно произнес Колин.

— Чего? — услышав подобное от кого-то другого, Менно принял бы это за издевательскую шутку. — Как владельцем? Каким еще шеф-поваром? Шутить изволите?

— Я буду с тобой честен. Этого же, Питрен, прошу и от тебя. Я бы сам отыграл эту роль, но у меня не было достаточного времени на подготовку. Невозможно за столь краткие сроки заменить всю обслугу ресторана на наших агентов. А у обслуги не должно быть никаких сомнений в том, что ты — эксцентричный мерсенский шеф-повар...

— Мерк!? Это я-то мерк!? Какой же я, гыргалицу мне в ухо, мерк!? Ты на рожу-то мою посмотри! Видел когда-нибудь у мерков веснушки?

— Отлично, Питрен. Насчет эксцентричности ты ухватил прямо в точку. По приезду, у тебя будет два дня на подготовку званого ужина. Справишься?

— Как будто у меня есть выбор... А что за кабак-то? — недоверчиво спросил Куница. — И что конкретно от меня требуется?

— Не кабак, Питрен, а ресторан. Один из лучших в столице. Шеф-поваром был ученик знаменитого Шуилера Лизарди, но вчера или позавчера... крайний срок — завтра. В общем, шеф бесследно пропал. Мои люди за хорошую сумму покупают ресторан у раздосадованного владельца и пускают по городу слух, что очень скоро здесь будет готовить сам Менно Питрен.

— И что?

— И слух доходит до тех, кто нам нужен. Знать, богатые купцы, придворные особы. А если уж совсем повезет — зацепим кого-нибудь королевских кровей.

— Так я и спрашиваю: что с того!? Кому какая разница, что и где я буду готовить?

— Я же сказал, "сам Менно Питрен". Поверь, приставка "сам" сыграет свою роль. И даже мерки будут со знанием дела кивать башкой, когда речь зайдет о тебе. Мои люди — профессионалы в своем деле, Питрен. Попутно обрастая красочными подробностями, слух о богатом имперском шеф-поваре выстрелит так, как нам нужно. Главное, самим потом сподобиться узнать, что о тебе выдумали в городе.

— Ну предположим. — немного помолчав, Куница переварил информацию. Повар недовольно поежился, слишком уж авантюрной показалась ему задумка тайного. Да и вообще, что за бред? Собранный "волками" отряд состоял из людей, способных заставить целые города захлебнуться кровью, а тайный столько внимания уделял какой-то готовке, ресторану, званому ужину и вообще... слишком много внимания уделял Менно. Как-то неуютно стало от этого. — Я знаменитый шеф-повар. А дальше-то что?

— Дальше ты приезжаешь в город и рассылаешь приглашения на званый ужин. По задумке, на твои фирменные блюда должна слететься вся знать. Но! На всякий случай, повторюсь. Ни у твоих поваров, ни у гостей, ни у меня... ни у кого не должно быть сомнений в том, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Иначе — провал.

— А мне... — воображение Менно, пытаясь самостоятельно найти ответы на некоторые вопросы, разыгралось немного не в ту степь. — ...мне же не придется никого травить?

— Нет, травить не придется. Для травли у нас есть специально обученный человек. Наоборот, Питрен. Гостей нужно умаслить, накормить, напоить и развлечь. Кстати! С тобой обязательно захотят познакомиться. — Колин тяжело вздохнул. — Никаких шуток про мужеложество. Для аббадонской аристократии это вполне нормальное явление, так что тебя примут за неотесанного дикаря. И про то, как ты по пьяни доил собаку, я бы тоже не кричал на каждом углу. Держись слегка надменно, но не перегибай. Короче говоря, думай, Питрен.

— Понятно. — озадаченный сверх меры, Куница смолк секунд на десять-пятнадцать. — Но если какой-нибудь берендей на честь мою польстится — отвечу уроду высокородному, как рабочий человек! Сапогом в зубы!

— Запрещаю. Тактично объяснишь, что предпочитаешь женщин и откланяешься.

— Нет, ну как же... — Менно хотел было возразить, но ощутив нарастающее недовольство канцлера, сменил тему. — А что готовить то? Я эту сволочь богатую знаю, да и шеф-поваров их повидал. — Куница брезгливо ухмыльнулся и пригладил бороду. — Я вот как считаю? Нормально делай — нормально будет, а эти... с жиру бесятся! Не знают уже, что бы еще придумать. А все ведь уже задолго до них придумано! Но нет!

Питрен родился и вырос в Алькахесте, впитывая с молоком матери настроения и суждения этого города. И именно происхождение сейчас, чуть ли не лопая щеки от натуги, раздувало в душе огонек ненависти к аристократии. К этой, как он считал, паразитической форме жизни.

— На большую богатую тарелку выкладываем, например, фаршированную клювами дятлов задницу лисы. Можно и не лисы... можно и не задницу... главное что-то такое приготовить, что нормальному человеку и в голову бы жрать не пришло! Дальше, с расстояния двух метров (а иначе не получится) кидаем на тарелку щепоточку какой-нибудь неведомой приправы.

— Питрен... — Колин тихонечко попытался перебить повара, но тот уже вошел в праведно-гневный раж.

— Это очень модно. Тут мазанем черной безвкусной жижей, здесь капнем непонятным зеленым киселем. И обязательно втыкаем какой-нибудь бутон... хотя нет, здесь "какой-нибудь" не подойдет. Используемый нами цветок должен распускаться один раз в год...

— Питрен...

— Причем обязательно в полнолуние, иначе он — не для этого блюда. На гарнир отдаем припущенные почки баттийской лиственницы с жареными жуками-носорогами. Ах, да, еще делаем ароматный соус из протухшего сыра, чтобы непременно перебить им вкус основного блюда. Без этого соуса все теряет смысл... становится ненужным. И вот! Шедевр готов! "Что повар хотел сказать этим мазком?", "Какая удивительная игра цвета!", "Как изыскано выложены жуки!". — Куница сплюнул. — Дрекавака им под сраку...

— Питрен, мне все равно, что ты будешь готовить. Главное, придерживайся легенды. — Колин встал с лавки и двинулся к выходу. Лошади пока еще отдыхали и тайному хотелось смыть с лица пыль дороги. — Хотя. Ты знаешь, такая реакция знати была бы к месту. Готовь задницу лисы.

* * *

День неумолимо шел на убыль и темнеть теперь начинало незадолго после обеда. К пограничной деревеньке фургон отряда подъехал в сумерках. Местные солдаты уже распалили фонарь. Его теплый оранжевый свет озарял часть деревни и гарнизон королевской армии. Двухэтажный дом каменной кладки с красной черепичной крышей выгодно смотрелся на фоне бревенчатых срубов местных жителей. Еще бы... пусть на границе с Пустошью сейчас и мирное время, но этот пост — первое, что видит путник по въезду в Аббадон. Нужно произвести впечатление. И не исключено, что основным занятием пограничников в этой глуши, была стирка двух огромных сине-белых флагов, обращенных в сторону пыльной дороги.

"Стой!" — вскричал солдат в легком шлеме и гербовой накидке, одетой поверх кольчуги. Молодой паренек накинул на плечо лямку арбалета и неспешной поступью спустился с крыльца. Лениво почесываясь, солдатик двинулся в сторону фургона. Попутно, он шлепнул по захлопнутому забралу огромного рыцаря. Пребывавший до этого без движения, тяжелый латный доспех резко всколыхнулся и мокро раскашлялся. По всей видимости, скрывшись от посторонних глаз под толстым слоем брони, рыцарь мирно спал. Волоча по земле гигантский двуручный меч, сонный броненосец направился вслед за арбалетчиком.

— Вечер добрый! — дружелюбно отозвался Шакал. Аккуратно положив вожжи на сиденье, он спрыгнул с фургона. — Что-то не так, господа военные?

— Защити меня, Единый! — в испуге, солдат отшатнулся от Каспара на несколько шагов и наставил на темного арбалет. — А ну-ка стой, где стоишь!

— Чего там!? — глухо донеслось откуда-то из доспеха.

— Выродок "пришлый"! — стрелок в ужасе осознал, что направленное на Шакала оружие вовсе и не взведено. Суетливо пыхтя, он упер тяжелую бандуру в землю, натянул тетиву и снова наставил арбалет на Каспара. Молоденький еще, глупенький. Не отдает себе отчет в том, что против опытного темного стрелковое оружие бесполезно. Все равно что угрожать ежу зубочисткой. Кортрен пристально следил за пальцем, лежащим на курке. При намеке на опасность, он в любой момент был готов на пару секунд скрыться во тьме. — Что с рожей!?

— Да вот... Мешки под глазами. — Шакал состроил грустную гримасу и провел пальцем по татуировке . — Уже неделю в дороге. Спешу, не высыпаюсь.

— Ты кому-нибудь другому заливать будешь! Это "пришлых" клеймо! Ты выродок! — на шум, из каменного здания выбежали еще два стражника границы. Теперь в Каспара целилось аж три арбалета и это немного усложняло задачу.

— Молодой человек, называйте меня просто "темный". Слово "выродок" очень обидное. Я же не называю вас набожным идиотом. А между тем, очень хочется.

— Ах ты... А ну молчи, пока не спрашивают! Что везешь? И куда?

— Рыбу везу вяленую. В Делфт. На продажу. Мы же в вольном городе, кроме как рыбу ловить, да на налогах дорожных наживаться, не умеем ничего.

— Ты дерзить-то перестань! И давай, разворачивай свою колымагу! Нет тебе дороги в Аббадон! Здесь нормальные люди живут.

— А может... — плавно и осторожно, дабы не напугать солдат, Каспар отвязал от пояса небольшой холщовый мешочек. — ...двести золотых заставят вас поверить в чистоту моих намерений?

— Имперских? — пограничник опустил оружие. От такого щедрого предложения, у всех солдат разом в глазах зажегся алчный огонек. Даже сквозь забрало рыцаря что-то такое проблескивало.

— Ну каких же, упаси ваш драгоценный Единый, имперских? Обижаете. Самых, что ни на есть, аббадонских. — радости у взяточников поубавилось. Непонятно зачем, королевский монетный двор чеканил золотую денежку ровно в два раза легче, чем это было принято на востоке. Но как бы то ни было, предложенная сумма была более, чем достойной. Разделенное на четыре (а именно столько человек сейчас было в доле), золото покрывало полуторамесячное жалование солдата.

— Так. Ну если по-хорошему хочешь. — солдат недовольно глянул в сторону деревни. Там, свесившись из избушки чуть ли не по пояс, в окне торчала любопытная старушка. Осознав, что ее заметили, бабуля задрала голову ввысь и принялась с упоением что-то разглядывать в затянутом беззвездном небе. — Проходи в гарнизон, там и договоримся.

Молодой арбалетчик, тот что стоял ближе всех к Шакалу, обернулся к своим сослуживцам. Парень заговорщицки поднял бровь, улыбнулся и еле заметно кивнул. "Пускай зайдет внутрь, дальше дело за малым. Труп в лес на съедение волкам, телегу спалим, а лошадей для нужд армии заберем. Еще и к награде приставят". Как уже говорилось выше, он был молод. Да и лицо у солдатика было приятное, доброе и немного наивное. Не бывает у злодеев таких лиц. Золото... все это проклятое золото виновато. Толкнуло хорошего человека на злодеяние.

Обмануть, заманить в ловушку, при первом удобном случае ударить ножом в спину и обокрасть. Кто же так делает? Не при первом удобном случае бить нужно, а при первой же возможности. Учись, сопляк, пока дядя Каспар жив. С силой швырнув в стенку фургона мешок с золотом, Шакал в два шага оказался за спиной арбалетчика. Голая рука темного, заранее окутанная язычками инородного пламени, легла на подбородок солдата.

За криками пограничников не было слышно ни звона ударяющихся о фургон монет, ни последующих за этим, почти что синхронных, глухих хлопков. А тем временем, Кортрен обхватил грудь жертвы левой рукой и прикрылся телом солдата от арбалетных болтов. Как живым щитом. По правде говоря, щит был жив еще буквально пару секунд. Лицо королевского стрелка сделалось мертвенно бледным и по нему, паутинной сетью, проступили темно-синие вены.

Кусочек мира Мусорщика проник в его существо. Кусочек той холодной пустоты, что не приемлет ни одно живое существо, кроме тех, что повязаны с ней волей темного бога. Убийство "тьмой" не предполагает мучений и долгого романтического прощания с жестоким миром, что неотъемлемо сопровождается душераздирающими хрипами и выказыванием последней воли. В ужасе, душа паренька покинула тело с немыслимой скоростью. Будто бы он улитка, случайно раздавленная кованым сапогом. Вот есть — и вот уже не существует.

Широко замахнувшись своим исполинским двуручником, бронированный страж уверенно двинулся на Шакала. Последнее, что он увидел сквозь прорехи в забрале, как за спиной у Кортрена сгущается темное пятно, приобретая очертания молодой симпатичной девушки. Дез выскочила из Щурова мира уже со склянкой в руке. Тут же, она запустила ее точно рыцарю в голову. От шлема пошел дымок и сталь доспеха, будто бы горячий воск, начала плавиться и капать серыми блестящими жемчужинами прямо на лицо солдата. Рецепт этой кислоты Алезандезе выкупила за немалые деньги у милинтийских пиратов, ведь местным алхимикам выдумать нечто подобное было не по зубам. Увидав, как визжит от боли обжигаемый собственными же латами рыцарь, они наверняка постарались бы опровергнуть свою никчемность, просто-напросто признав дочь Вожака колдуньей.

Самый опасный противник был выведен из строя. Осталось еще двое на улице и порядка десяти внутри гарнизона. Смекнув, что приятеля уже не спасти, один из арбалетчиков выстрелил в руку, которой Шакал поддерживал свою обмякшую мясную заслонку. Кортрену повезло уже второй раз подряд. Стрела не задела кость. Больно, но терпимо. Главное не подставлять голову, а все эти руки и ноги становятся расходным материалом, когда в фургоне ждет своего часа твой личный полевой лекарь.

Следом за Дез, из тьмы выскочил готовый к бою Мартин. Не то, чтобы королевские солдаты были плохо тренированы. Просто каждый, из выступающей против них троицы, помимо тренировок, имел за спиной не меньше сотни настоящих сражений. С присущим ей хладнокровием, дочь Гастаафа Джербена назвала бы этот бой "зачисткой".

Все, что случится дальше, следующим утром будет пересказывать всей деревне та самая любопытная бабулька, которая торчит сейчас из окна. Вот только переврет она все настолько, что к моменту приезда на границу подкрепления, история будет ближе к вымыслу, чем к правде. По эпичности она будет превосходить самые героические баллады самых талантливых бардов запада. Прибавится и масштаба, и подробностей, и догадок. И только один момент этой схватки бабушка донесет правдиво — погнавшись за одним из пограничников через колючий куст шиповника, монстр с железной рукой разорвал свой жакет.

* * *

А ведь Шакал не хотел убивать защитников страны, границу которой только что пересек. И не в деньгах дело. Прояви солдаты благоразумие — сохранили бы и золото, и жизнь. Эти люди, на поверку оказавшиеся лжецами и убийцами, были сурово наказаны когтистой дланью шакальего правосудия. И поделом им. Поборником морали в этой ситуации Кортрена назвать, конечно, можно... но это не будет правдой. Без сомнений, темная алчность взыграла в ребятах и это ой как нехорошо. Да вот только Шакалу абсолютно плевать на чужие пороки, пока они совместимы с его жизнью и не мешают выполнять задание клана.

Стражники городских ворот Алкмара оказались посговорчивей. Без всяких подвохов, они обменяли щедрую мзду на беспрепятственный въезд в город. Хотя и поводов для волнений у них было гораздо меньше — чтобы скрыть татуировки, Каспар и Алезандезе переоделись из клановой формы в длинные серые плащи с капюшоном, надежно закрывающим лицо от посторонних глаз. Колин преобразился в одного из своих "рабочих" персонажей, а если конкретно — в Бакара Гарцера, развеселого прожигателя жизни из далекого Батти. А баттийскому лучнику, пусть и в отставке, непременно полагается носить темно-зеленый тюрбан. Кунице и так скрывать было нечего, а Хеннмеля и Арцея, происхождение которых не скрыть ничем и никогда, запихнули в мешки и спрятали под остальным скарбом.

Алкмар встретил путников оживленным гулом. Как и всегда, на улице здесь было много народу. Недовольно галдели спешащие по своим делам прохожие, продавцы уличных лавок зазывно кричали им в след, а средь толпы носились визгливые дети. В соседнем дворике, собака с лаем погнала бродячего кота, заглушив на несколько секунд мерный стук кузнечного молота. Откуда-то сверху, грязно чертыхаясь сквозь кашель, с противным скрежетом выскребал сажу трубочист. Столица жила своей суетной жизнью.

Стоило только отряду ступить на каменную мостовую города, как помимо людей, их тут же со всех сторон окружил высокий лабиринт домов. Городские ворота распахивались прямо в шумный проходной двор, выбраться из которого можно было через одну из двух арок, ведущих в противоположные стороны. Либо, на свой страх и риск, подняться по довольно широкой лестнице, уводящей вверх, на крышу дома соседского двора. Не имея карты или попутчика, заблудиться в кривых улочках, темных переходах и многочисленных тупиках столицы было проще простого. Если попытаться провести аналогию с животным миром, то вольный город Алькахест — это заполненный сотами пчелиный улей. Геометрически строгий и правильный. Ну а Алкмар, тогда, грибница разноцветных сыроежек. Разросшаяся бес знает как, по одной ей ведомым алгоритмам.

И редкое строение в этой "грибнице" не имело общей стены со смежным зданием. Так что вкупе, весь город являл собой эдакого архитектурного монстра. Жуткий кадавр был слеплен из построек разных стилей, расцветок и высот. Вот, к примеру, парадный вход одного низенького дома: тяжелая резная дверь расположена между бывшими одно время в моде белыми колоннами, поддерживающими козырек черепичной крыши так, чтобы он нависал над улицей. А уже следующее здание, в контраст соседушке, компенсирует скромную входную дверку наличием широких просторных балконов. На противоположной стороне улицы стоит традиционная для мерсенского вассальства глиняная одноэтажка с плоской крышей, которую предприимчивый хозяин обустроил под овощные развалы. Одну общую стену она имеет с каноничным трехэтажным аббадонским домом, а другую с округлым фундаментом высоченной дозорной башни городской стражи. И все это в порядке вещей.

Если на секунду перестать замечать, как бугристая каменная кладка сменяется гладкой глиняной стеной, а та в свою очередь уступает место обожженному кирпичу, можно с уверенностью сказать — Алкмар состоит из одного нелепого дома, построенного в умат пьяным архитектором.

Камень вытеснил из столицы всю природу. Подними голову вверх и почти в любой точке города увидишь, как среди нависающих на тебя домов, открывается скромный кусочек неба. Вот и все, что осталось здесь от первозданного мира. Да и этот кусочек, кстати, местные жители завесили паутиной бельевых веревок и заволокли дымом печных труб.

Многие барды, слагая песни об Алкмаре, воспевали его сокрытую от посторонних глаз красоту и наделяли город загадочной душой. И действительно, в анархии рождался порядок. Со временем, город влюблял в себя. Но лишь со временем. Впервые прибывшему сюда Менно, с рождения привыкшему к угловатости вольного города, было как минимум неуютно. А как максимум — бесила до пены у рта неграмотная, не имеющая никакого смысла планировка улиц, из-за которой до ресторана "Небосвод" пришлось добираться часа два-три. Блуждать вокруг, да около. То проскакивая поворот, то не замечая нужную арку, а то и вовсе упираясь в тупик.

У заведения, фургон уже встречали двое. Тощий длинный мужичок с бегающими глазками, напоминавший своим вытянутым лицом крысу, и его напарник — мускулистый мордоворот со рваным шрамом на все лицо. Кус и Биттор — воспитанники тайного канцлера, которые с младых ногтей впитывали науку шпионажа во всех ее проявлениях. Как многие другие "одноглазые волки", они положили всю свою жизнь на алтарь служения клану. Свою жизнь и даже немного больше. Эти двое, во имя процветания вольного города, нарушили обряд посвящения во тьму и не клеймили лица. Какая конкретно кара ждет их за это в загробном мире — неизвестно. Но, пребывая в этом мире во плоти, Щур недвусмысленно дал понять — наказание за такое последует обязательно.

— Бакар, дружище! — гнусаво закричал крысомордый Кус, радушно раскрывая объятия.

— Прекрати. — Колин оценил, что ученик с первого раза угадал выбранный им для конспирации персонаж и даже вспомнил его имя. Однако, тайный был слишком измучен дорогой и Кус не дождался даже самой скупой похвалы. Сейчас канцлеру хотелось разъяснить всем основные моменты и, наконец-таки, пойти прилечь на что-то мягкое. — Знакомься, это Питрен. Питрен, это Кус. А вот того, со шрамом, зовут Биттор. Эти двое в твоем полном распоряжении. По любым вопросам. Сбегать на рынок за продуктами или устроить дворцовый переворот. Приказывай им то, что считаешь нужным и не стесняйся. Главное, чтобы через два дня был готов шикарный ужин для городской знати.

— Будем знакомы, дражайший вы наш. — тощий агент, несмотря на внешнюю худобу и хилость, при рукопожатии чуть не сломал Кунице руку.

— И мне приятно. — Кунице было вовсе не приятно. Да и вообще, не по себе от происходящего. Еще с момента того самого разговора, в котором тайный канцлер поведал о своем плане.

Он, скромный трактирный повар, в центре всеобщего внимания. Внимания, заслуженного совсем не честно. Если бы не знакомство с Шакалом, его бы здесь сейчас не было. Нет... в том, что он справится с поставленной задачей, у Менно сомнений не возникало. Однако на неконтролируемом подсознательном уровне, было неловко и даже слегка стыдно. Да еще этот второй, со шрамом... молчит, зараза. Гордый видать, не хочет принимать участие во всей этой клоунаде.

— Прошу простить моего напарника. — Кус, читающий людей на раз-два по одному лишь взгляду, уловил настроение Куницы. — Биттор с рождения нем. Менно, прошу вас сразу, отбросьте вы эту свою скромность.

— Да я... — повар тяжело вздохнул. — Просто вы сильно преувеличиваете мою роль. Я даже не до конца понимаю, зачем мы здесь.

— Дражайший! Ваша роль пусть и маленькая, но в нашем деле все складывается из мелочей. Поэтому никаких душевных метаний! С холодной головой и по уши в работу! С вашими новыми поварами была проведена беседа, по итогу которой они в вас души не чают. А нам с напарником достаточно рекомендаций военачальника. — в знак приветствия, Кус кивнул Каспару, вытаскивающему из фургона свои сумки. — Вы среди друзей, Менно. Расслабьтесь и получайте удовольствие.

Пусть и не сразу, неловкость потихоньку отступила. Вместе со всем отрядом, Куница проследовал в закрытый для посетителей ресторан. Кто-то вершит судьбы городов и стран, кто-то гоняется по Пустоши за нечестными на руку торгашами, кто-то лечит раны, а кто-то готовит еду. Менно знал, что в своем деле он хорош. А все что сейчас происходит — просто очередное испытание. Шанс показать себя с лучшей стороны. Показать всем и... и главное, показать себя воздыхаемой Алезандезе, никак не идущей из головы.

* * *

"Небосвод". На минуточку, один из трех самых дорогих и именитых ресторанов столицы. Перешагнув через порог заведения, не сразу понимаешь откуда пошло его название. В целом, тут царит обычная для богатого аббадонского ресторана обстановка: тяжелые шторы с толстыми декоративными шнурами, кипельно-белые скатерти, резные стулья с кожаными сиденьями, натертые до блеска бокалы, позолоченные канделябры и живые цветы на каждом столике. Осматривая все это, избалованный богатей поначалу начинал язвительно изображать зевоту, но потом, волей-неволей, его взгляд возносился к потолку и все тут же становилось понятно. Высоченный и куполообразный, он был выкрашен в черное и по нему, сверкающими золотыми крапинками, рассыпалась точная карта звездного неба.

Совместная кропотливая работа архитекторов и астрологов, живописцев и ювелиров. Каждая звездочка, расположенная именно на своем законном месте, была выполнена из драгоценного камушка в золотой пятиконечной оправе. И поскольку вешать люстру посреди этого величия — непростительная глупость, вдоль стен ресторана закрепили сотни и сотни подсвечников. Игривое пламя заставляло драгоценные звезды искриться и завораживать своей красотой. Приходит на ум местная пословица: "с деньгами, и в грозу небо чистое". Вот только никто уже не вспомнит — поговорка ли легла в основу оформления ресторана или же сам ресторан породил эту поговорку.

Сколько же денег отвалил за это сокровище тайный канцлер? Кунице было страшно представить себе даже приблизительную сумму. Расточительство? Вовсе нет! Ведь цена на ресторан упала ввиду пропажи шеф-повара. Колин устроит банкет, вместе со своими людьми поищет среди знати ярых ненавистников и возможных союзников Алькахеста, а затем продаст ресторан прежнему владельцу. Так еще и наварится, ведь местный шеф найдется так же внезапно, как и пропал.

Но сначала — званый ужин! В пустом зале "Небосвода", Менно Питрен обгрызал уже третье гусиное перо, мучительно выискивая в своей голове лучшие идеи. Вкусных блюд великое множество, но выбрать нужно лишь несколько и подать их так, чтобы у гостей, как выражался Куница, "отлетели брови". Напротив повара, закинув ноги на стол, молчаливо упражнялся в подбрасывании монетки крысомордый Кус.

— Отстань от меня, Колин! Сколько можно!? — с силой вытолкнув дверь, ведущую в подсобные помещения, в зал влетела Алезандезе.

— Джербен, стой! — с багровым от злости лицом, за ней по пятам спешил тайный канцлер. — Подумай ты хоть секунду головой!

— Зачем? — Дез целенаправленно направлялась к выходу. — Я уже ответила тебе десять раз! Я не буду на тебя работать!

— Хорошо, пусть так! А дальше-то что? — ухватив девушку за руку, Колин остановил ее и развернул лицом к себе. — Так и будешь всю жизнь играть в народного мстителя, разбазаривая отцовские деньги на все эти контрабандные безделушки!?

— Во-первых, Колин, я прекрасно зарабатываю сама. — канцлер театрально хмыкнул. — Во-вторых, я не народный мститель. Ты не знаешь моих мотивов, о, всеведущий Ворон Алькахеста. А в-третьих... Кстати! Вот тебе веская причина, по которой я не буду с тобой работать! Ты в упор не видишь, как по ту сторону изоляции развивается наука! Контрабандные безделушки, говоришь? Безделушка — этой твой лук. Я пользуюсь всем тем, что может предложить современная военная инженерия и алхимия! А не топчусь на месте, как некоторые. Милинтика опережает нашу глушь во всех отраслях так же, как я, благодаря ее изобретениям, опережаю любого из твоих агентов.

— Джербен, да что за чушь ты несешь!? Причем здесь это!? — Колин во всю перешел на крик. — То что ты делаешь — бессмысленно! А я предлагаю тебе продолжить дело Гастаафа.

— Нет, ты предлагаешь мне продолжить свое дело.

— У нас с твоим отцом оно общее, если ты до сих пор не заметила. — пытаясь успокоиться, тайный канцлер на пару секунд закрыл глаза и понизил тон чуть ли до шепота. — Пожалуйста, попробуй. Сядь на все готовенькое и посмотри. Ты хоть представляешь, на что способна наша шпионская сеть? Какие возможности для тебя откроются? Если тебе так хочется обвешаться с головы до ног всеми этими скляночками и карать негодяев — пожалуйста! Только работай вместе с нами. И негодяев тебе найдем, и снаряжение необходимое закупим. Я прошу, попробуй. Включись в эту игру и тебе станет интересно, я обещаю.

— Интересно? Сидеть в твоей замшелой башне и руководить проститутками?

— Джербен. — попытка успокоения с треском провалилась. Теперь, сам того не замечая, Колин злобно цедил слова сквозь зубы. — За твоей напускной хладнокровностью и расчетливостью... за всей этой "взрослой" язвительностью, прячется маленькая мечтательная девочка, в которой на самом деле нет ни капли прагматизма.

— Вот как? — специально выбешивая собеседника, Дез изобразила на лице кривую ухмылку. — Ну давай перейдем на личности, раз тебе так хочется. Ты тоже не такой уж суровый, каким хочешь казаться. Переигрываешь, Колин. Со стороны это порой даже смешно. И открою тебе секрет! То, что ты якобы держишь все под контролем — иллюзия.

— Иллюзия? Ты понимаешь, что Алькахест — кость в горле у всего мира? Пусти все на самотек и уже через месяц город разнесут в щепки, а всех "волков" прилюдно казнят на радость прихожанам Церкви. И, кстати, если ты вдруг позабыла: кто-то пытается уничтожить нас прямо сейчас! Скажи, тебе совсем плевать на отца и на вольный город?

— Не нужно класть моего отца и город в одну корзину. Это разные вещи.

— Для тебя, может быть, так и есть. Но не для Гаса. — злость Колина уступила место безучастной усталости. — А знаешь, делай что хочешь. Ты идиотка, Джербен.

— Извинись перед девушкой. — произнес Куница, вскочив со стула. Произнес он это несколько неуверенно. А на слове "извинись", так вообще, взял настолько высокие ноты, каким позавидовал бы любой хоровой кастрат. А хотя... какая разница? Поступок — есть поступок. По факту, Куница вступился за возлюбленную и плевать, что при этом у него дрогнул голос. Алезандезе улыбнулась, вот что главное. А тайный, безразлично махнув рукой, удалился.

— А знаете что? — проводив взглядом начальника, Кус хлопнул в ладоши. — Вы оба идиоты. Берегите друг друга. — схватив со стола бумагу с записями Менно, тощий шпион вышел вслед за канцлером.

— Спасибо, Менно. — тепло улыбаясь, сказала Дез. — Хоть кому-то здесь хватает духу осадить этого самодура. Теперь прости, но мне пора бежать.

— Стой! — Куница испытал тот же самый порыв безбашенной смелости, что и в темном фургоне, осаждаемом бесами. — Я могу тебя пригласить куда-нибудь? Я хочу поговорить... о том что случилось. Или нет! Ты ведь уже бывала тут! Может, покажешь город, проведешь по местам? Я слышал, что каждый вечер местные стихоплеты...

— Менно. Сейчас не лучшее время. Извини.

* * *

Ровно в полночь, следовало тайком подкинуть под двери сиротского приюта мешочек с отрубленной змеиной головой и запиской. Для записки нужно было использовать самую плотную бумагу, которую только удалось найти, а писать вместо чернил свежим луковым соком. В этом письме, просителю стоило лишь указать свое имя и адрес, а дальше — надеяться и ждать. Ждать, когда прилетит черный ворон. Если эта ученая птица однажды постучала в твое окно, значит, пути назад больше нет. Горац Кеммель, скромный кузнец из Алкмара, знал об этом и в точности выполнил все условия договора. Страх перед неизвестностью меркнул по сравнению с бессильной злобой, которая жаждала найти выход любой ценой... даже такой.

Вся та мистика, что окутывала ритуал с убийством змеи, бесследно исчезла через две недели, сразу же по прилету того самого ворона. Прежде, воспаленный разум Гораца выдавал ему во снах жутковатую картинку: на улице льет проливной дождь, слышатся раскаты грома, небо озаряют белые сполохи. Умная птица с человеческим взглядом (возможно, она даже говорящая. Кто знает?), сидит на карнизе и остервенело царапает когтями окно. В клюве у ворона зажат зловещий листок бумаги с восковым оттиском, на котором изображен череп и кости. Или просто череп. Согласитесь, не всякий сон запоминается, а уж его детали и подавно. Но... мрачные фантазии так и остались фантазиями. По факту, Горацу пришлось больше получаса гоняться по крыше за горлопанящей птицей, чтобы отобрать у нее драгоценную записочку, кое-как примотанную к лапе.

Так началась переписка. И продолжалась она с самого начала осени вплоть до сегодняшнего дня. Наконец-то, в очередном письме кузнецу было объявлено время и место встречи. "Полдень, лавка напротив колодца. Того, что ближе остальных к ресторану "Небосвод". Прийти одному и иметь достаточную, по-вашему мнению, сумму денег".

— Так, девка, ну-ка брысь отсюдова! — проворчал Горац, плюхнувшись на обозначенную в письме лавочку. Половину ее, совсем ни к месту заняла молодая особа, скрывающая свое лицо под капюшоном серого плаща. С этой заморашкой можно не церемониться. Знатные дамы вряд ли предпочтут сине-белые цвета короны невзрачному наряду такого угрюмого, прямо-таки пыльного оттенка. Может, уродина. Или вообще юродивая, так ей тогда и двинуть можно, чтоб доходчивее было. — У меня тут важная встреча. Давай, пшла.

— И тебе день добрый, кузнец. — прозвучало с издевкой из-под серой материи.

— Это вы... А я... Простите... — Горац готовился ко встрече, но представлял ее себе совсем не так. От неожиданности, будто бы длинная ледяная игла кольнула его в мозжечок и, долго там не задерживаясь, прошла дальше. Нанизав на себя все без исключения позвонки, эта ледышка надежно сковала тело. — Я не думал, что вы баба... Ой! Простите! Девушка!

— Прекрати извиняться, Горац. — внезапно, на плечо его собеседницы с гарканьем приземлился тот самый посыльный ворон. И без того нервничающий Кеммель испуганно дернулся. — Ты искал встречи. Ты ее нашел. Говори.

— Говорить? Хорошо. Значит вот какая у нас штука вышла... а как мне к вам обращаться?

— А никак. Хочешь "эй, ты", а хочешь "баба".

— Я еще раз прошу у вас прощения... — кузнец замер, ожидая реакции на извинение. Но, вместо великодушного прощения, получил в ответ лишь молчание. Молчание, многозначительное с ее стороны и крайне неловкое для него. — Так вот. Нас в кузне двадцать человек было. Работали посменно и днем и ночью, чтобы огонь в печи всегда держался. Ковали хорошо. На совесть работали, Единый тому свидетель.

— Ну и? Давай к делу.

— Значит, задерживали нам плату. Так а где сейчас, в наше-то время, не задерживают? Городской страже бесплатно куй, армию на войну за просто так снаряди. Но ничего. Нормально жили, с голода не дохли. — кузнец тяжело вздохнул. — И тут задумал наш хозяин переехать подальше от центра города. Говорил, мол, совсем обнаглели сборщики налогов. Продыху не дают, вот и вам потому не плачу. И себе, говорил, ни медяка уже полгода не беру.

— Ну да, как же...

— Да-да, так и говорил. Ну и, значит, нашел хозяин...

— А у хозяина есть имя?

— Жиро Кеппрен его зовут. Он бывший солдат. До высокого чина на войне с Империей Огня дослужился и в отставку подал. Слухи ходят, что будучи на фронте, уж очень Жиро до чужого добра охотлив был и даже с трупов золото снимать не гнушался. Хотите верьте, хотите нет.

— Плевать.

— Ну да, да... действительно плевать. Нашел он, значит, новое место под кузню. А там, букан его полюби, сплошь голые стены. Даже пола над подвалом нет! Ну и говорит он, мол, давайте ребята, чтоб вам без работы не сидеть, вы тут все обустроите, а я уж вас не обижу.

— И обидел...

— Точно! И так нам денег должен был за три месяца работы, так мы, считайте, с нуля всю кузню ему сколотили. А как плату просить начали, знаете, что он нам сказал? "А какая плата? Вы же подготавливали свое рабочее место". Представляете, каков выродок?

— Да я вообще аббадонцев не очень люблю. — девушка в сером тряхнула плечом, прогоняя ворона. Птица, недовольно каркнув, взлетела на крышу "Небосвода". — Что дальше?

— А дальше Салбатор, наш мастер-кузнец, вспылил и с горяча высказал ему. Крепко, с матерком. Зато честно! Так тот, паскуда, нас всех разом и уволил. Денег от него мы так и не увидели. Ну... мы-то, понятное дело, сразу в церковный суд пошли. Чтобы по совести все решить. Да только, видать, подкупил он судей...

— Вот тебе и Церковь... Вот тебе и Единый... — сейчас девушка ехидно улыбалась. Кузнец знал это наверняка, пусть и не видел лица за капюшоном. Заигрывается, стерва, не стоит задевать религиозные чувства настоящего аббадонца.

— А Единый тут не при чем! — Горац повысил голос и даже возмущенно подскочил с места, но тут же одумался и сел обратно. — Это все те стрыги драные, что рясы надели и именем его прикрываются! Вот, кто виноват на самом деле!

— Ну почему же тогда Единый этих, как ты выразился, "драных стрыг", не возьмет да и не покарает? Он же, якобы, армии света и тьмы... ах, прости... армии "пришлых", по одному лишь щелчку пальцев уничтожил.

— А вы зачем злорадствуете!? — возмущение закончилось. Кузнец начал злиться. Если уж эта девка задумала с ним шутки шутить, так он и кулаками за свои убеждения постоять сможет. — Не знаю в кого вы там верите, а вот я в Единого! И вера моя нерушима! Если помогать не будете, так и скажите...

— Где и когда удобней всего будет его достать? — девушка разом отрезала ненужный спор, который, впрочем, сама и затеяла.

— Да не достать его никак. Он всегда либо с сыном, либо с охраной. А уж домой к нему точно не пробраться — мы ему сами решетку на окна ковали. Тараном не вышибешь. — Горац потряс сжатым кулаком. Видимо, в доказательство того, что решетка действительно хороша. — А вот послезавтра Жиро пойдет на маскарад к своему другу, купцу эволлийскому... как же его имя? Из головы вылетело...

— Не надо имени. Не так уж много эволлийских купцов в Алкмаре. Разберусь.

— Ну да. Вот там-то, в кутерьме, его и можно... того. Вы только его сына не трогайте. Паренек хоть и дебил избалованный, а все-таки не виноват ни в чем.

— Эх... — снова эта кривая улыбочка. Невидимая, но ощутимая. — А я уже хотела скидку на второго Кеппрена предложить.

— Шуточки у вас...

— Какие есть. Ну... — девушка в сером потерла руки. — ...давай попробуем сойтись в цене.

— Тридцать золотых. Наших, само собой, королевских.

— Смеешься?

— А ведь... — такого поворота Горац не ожидал. В народе ходили слухи, что если дело того стоит, таинственный убийца мог вообще обойтись без оплаты. Да и еще и записка гласила: "иметь достаточную, по-вашему мнению, сумму денег". Ведь эта фраза явно не подразумевает торг! — Ну хорошо. Пятьдесят.

— Горац. Вас же двадцать человек работало в кузне, если я не ошибаюсь. Что за "пятьдесят"? Давай сто.

— Ну хорошо. Сотню мы, наверное, наберем. Только вот у меня с собой таких денег нет. — кузнец поник. Поверят ли ему коллеги? Не подумаю ли, что Горац захотел нажиться за их счет?

— Мало. Двести.

— Что!? Сколько!? — кузнец окончательно потерял терпение и вскочил со скамьи. — Да что вы о себе думаете!? Да мы почему, вообще, к вам обратиться-то решили!?

— Видимо, в целях экономии.

— Знаете что!? Забудьте... — пускай улыбается себе сколько хочет, а с Гораца хватит. Отвернувшись, он уже было собрался уйти.

— Я-то забуду, а ты? Может, к кому-то другому обратишься? Можно подумать, что у тебя еще есть знакомые убийцы?

— А вот представьте! — "Ну давай же, давай. Скажи то, что я хочу услышать". — К "зеленоглазым" пойду! Они хоть и те еще сволочи, зато от сотни золотых уж точно нос воротить не будут!

Ну вот и все. Девушка в сером, не проронив более ни слова, встала и ушла. И зачем все это было нужно? Какая-то змеиная голова в мешке, все эти переписки, беготня за вороном по крыше. Не бывает чудес. Горац в очередной раз убедился в правдивости этого заявления. И ничего в жизни не дается бесплатно. А эта... хамка, стерва, так еще и безбожница. Нет-нет-нет, лучше уж доверить дело профессионалам, надежно зарекомендовавшим себя в городе. Загвоздка в том, что выйти на них почти невозможно. Но это не беда! Прожив в столице всю жизнь, обрастаешь связями. Кузнецу обязательно помогут связаться с убийцами из "Зеленого Глаза".

И совершенно все равно было Горацу на то, что спустя пятнадцать минут после их расставания, его таинственная собеседница (на самом-то деле, дочь Вожака темного клана) впорхнула на кухню ресторана "Небосвод" и отвела в сторонку нового шеф-повара. "Менно... — проворковала Дез. — С моей татуировкой довольно трудно перемещаться по городу так, чтоб не закончить день на виселице. А очень скоро купец Руджер устраивает балл-маскарад. Ты уж постарайся завтра выбить нам приглашения".

* * *

Акробаты закончили свое огненное шоу, сорвали аплодисменты толпы и двери "Небосвода" наконец-таки открылись для дорогих гостей. Зазвучала музыка городского оркестра, засуетились официанты с подносами закусок. Нарочно взрываясь и вспениваясь, открылись бутылки игристых вин. Шеф Менно, закончив все приготовления, уже вверил кухню поварам и переодевался в чистый, ослепительно белоснежный китель. Сам Куница считал это актом лицемерия, ведь как можно отдать банкет на три сотни персон и остаться при этом чистеньким? Стало быть, не ты готовил. А даже если и ты, то, спрашивается, зачем переоделся? У богатых свои причуды...

— Давай там, удачи. — отхлебнув пива, сказал железнорукий и сосредоточенно уставился в свои карты. Не шли Мартину козыри, хоть поджигай волшебное перо.

— И не забудь. Мы не знакомы. — добавил Шакал. В сегодняшнем спектакле, Каспару выпала интересная роль. Роль самого себя. Правда, немного подрихтованная под местные обычаи. Вот, например, пышные шелковые манжеты он одевал впервые в жизни.

— Да что вы, ваше величество! — еле сдерживая смех, ответил другу Куница и склонился в неуклюжем реверансе. — Впервые вас вижу!

Повар сдержался, а вот остальные не упустили возможности гаденько посмеяться. Идея представить Каспара местной знати, как "принца Алькахеста", принадлежала Колину. Представить, познакомить, а дальше смотреть на реакцию интересующих его людей.

А таких было мало. Местная знать, в своем подавляющем большинстве, занималась только лишь селекционированием собственного потомства и любой выход в свет превращала в смотрины. По законам, понятным одним лишь придворным, дочери и сыновья этих благородных господ разделялись на несколько групп: выгодные женихи и невесты, не очень выгодные и "крайний вариант", который грозил на целое поколение вылететь из гонки престолонаследия.

Все эти странные люди, хвастающие при знакомстве своим порядковым номером в очереди к аббадонскому трону, тайного канцлера мало интересовали. Им не было никакого дела до судеб собственного народа, что уж говорить об алькахестцах? Все их познания о внешней политике родного королевства сводились к тому, что: Мерсена и Эволле — друзья, Империя Огня — враги, обнаглевшие хорнийцы посадили на трон деревенского дурачка, а в вольном городе отличные бордели. Батти? А это вообще где?

Адекватных людей, способных мыслить и действовать, можно было перечислить по пальцам. Капитан городской стражи, пара крупных скотоводов и несколько торговцев. Еще главный столичный архитектор, в компании своей жены-певицы, и паладин Пирс "Делфтийский". Это если говорить о тех, кто по различным причинам выпадал из поля зрения Колина (ну в самом деле, зачем приспичило певичке или фермеру устраивать резню между светом и тьмой?).

А вот под пристальным вниманием тайного канцлера в этот вечер находились трое. Со стороны короля Дедерика — придворный маг Мендебал, со стороны Церкви Единого — ипоэкзарх Марко и со стороны самого себя — Джергори Руджер, один из младших представителей своей знаменитой купеческой династии. И вот какая незадача... батька Мусорщик направил "волков" в Алкмар на поиски союзников, а эта троица больше походила на подозреваемых.

Прощупать каждого из них — первостепенная задача, во имя которой и затеялся весь этот банкет. Вот только все это не для Шакала! Его излюбленный метод получения информации — старые добрые пытки... не очень изобретательно, зато действенно. Как и Гастааф Джербен, место которого он когда-нибудь займет, клановый военачальник не любил интриг. Сейчас он искренне завидовал Алезандезе, Мартину и Арцею. Они не были допущены до приличного общества и в свое удовольствие попивали пиво, играя в карты и обмениваясь пошлыми шуточками.

* * *

— Дамы и господа, наш почетный гость из великой Пустоши! Его Величество, наследный принц вольного города Алькахеста, военачальник темного клана "Одноглазых Волков", мастер слова и клинка, Каспар Кортрен! — громко объявил ряженый в обслугу Кус.

— Да чтоб он сдох. — разглядывая нанизанный на вилку бараний язык, как бы невзначай произнес Колин. По "случайности", тайный канцлер ужинал за одним столом с купцом Руджером, ипоэкзархом и главной кулинарной звездой этого вечера. — Менно, примите мои комплименты, соус к язычкам просто восхитителен! Чувствуется какая-то душистая травка, но не понимаю до конца... что это? Расскажите, если это не секрет.

— Зря вы так, Бакар. — не дав Кунице ответить, ни с того ни с сего вступился за Шакала купец.

Джергори явился без супруги и, не боясь нотаций со стороны благоверной, успел с начала вечера влить в себя бутылку вина. "Толстым" назвать эволлийца было нельзя. Тут, скорей, подходило слово "большой". Густая борода, чистые голубые глаза, обезоруживающая улыбка. От эволлийца прямо-таки веяло уютом. Слегка раскрасневшись от хмеля, этот добродушный бородач расстегнул верхнюю пуговицу камзола. По внутреннему градусу, он уже дошел до той кондиции, когда наступает самое время для политических бесед. Очень хорошо.

— Это почему же "зря"? Вам что, не понравился соус? — внутри Колин ликовал. Еще бы! Суметь вывести собеседника на нужный ему разговор одной лишь фразой, неосторожно брошенной себе под нос. Но то был Колин, он внутри. А вот наружный Бакар Гарцер сейчас немного растерялся.

— Да не об этом я... вы только что, сидя за этим самым столом, пожелали человеку смерти. А что он вам такого плохого сделал? Вот, например, для торговцев, существование вольного города — это большая удача. Смотрите... — одним могучим глотком осушив бокал, Джергори принялся загибать пальцы. — Дороги мостят, сброд всякий с торговых путей разгоняют, посередь Пустоши дают купцу стоянку и ночлег. Так еще и охрану свою к каравану приставить могут, если груз особо ценный едет. Одни плюсы. Да и люди они добрые, работящие. Ты к ним хорошо, так и они к тебе хорошо. Ты к ним с обманом, так сам виноват. Я, по молодости, частенько в Алькахесте бывал. Знаю, что говорю.

— Добрые и работящие. — завторил противным дребезжащим голосом Марко. На минуточку, второй по важности человек в Церкви. Тощий, рябой, глаза впалые, волосенки редкие и немытые... ну прямо-таки противоположность холеному эволлийцу. — Ну да, как же. Смею предположить, уважаемый купец, что по молодости вы бывали в тамошних публичных домах. Там то люди работящие, вопросов нет. А вот темным отродьям, что городом руководят, доверять нельзя. Руку стоит пожать и все... к Единому отправитесь.

— Позвольте узнать, откуда это Ваше Святейшество столько знает о публичных домах? — Джергори расхохотался. — Колкость за колкость, Марко. А темными отродьями будете свою паству пугать. У меня своя голова на плечах.

— А давно ли вы, купец, перестали причислять себя к моей пастве? В Эволле что, какая-то другая Церковь? Какого-то другого Единого?

— Церковь та же, власть другая. Не успели вы там свои ручонки в дела государственные запустить. Мы порасторопнее оказались, уж извиняйте.

"Мы", которое он имел ввиду — это семейство Руджеров. На протяжении вот уже восьми поколений, эта удивительная торговая династия становилась все богаче и богаче, методично поглощая мелких эволлийских ремесленников. Когда почти все производство страны оказалось в их руках, Руджеры смогли искусственно заставить королевскую казну опустеть. По неслучайному стечению обстоятельств, примерно в это же время Эволле надлежало выплатить огромный внешний долг Аббадону. Либо, в случае неуплаты, войти в его состав. Руджеры заплатили по долгам своей отчизны. Жест широкой души? Нет-нет-нет... рискующий остаться без собственного королевства, отчаявшийся самодержец согласился стать декорацией и продолжать свое вольготное существование в уютных стенах варфюмского замка. Взамен, Руджеры получили все, что хотели. А хотели они, понятное дело, многого.

— Так что, не указ ты мне, ипоэкзарх. — высунув язык, купец приступил к продолжительному звукоподражанию отхождения газов. — Вот так вот. Официант, бренди!

— Господа, не ссорьтесь. — разговор начал уходить в сторону и тайному канцлеру пришлось вмешаться. — Проявите уважение, все-таки хозяин заведения старался. Такие изыски к столу подал, а вы...

— Кстати, Менно, действительно очень вкусно! — Куница уже давно ждал похвалы от купца. Теперь ему осталось подождать, пока тайный закончит свою работу и удалится. Руджер оказался вполне себе юморным и веселым мужиком, так что общий язык они с поваром найдут быстро. И приглашение на завтрашний маскарад не заставит себя ждать. — Хочу поднять тост за ваш талант!

— За талант! — поддержал купца Колин. Слегка повременив, пока все выпьют и закусят, тайный канцлер вновь задал курс беседе. — А вот если пофантазировать. Представьте, друзья, как хорошо и спокойно стало бы в мире, если б все эти "пришлые" взяли да и исчезли разом. Только вдумайтесь! Они, даже не принимая участия в этом разговоре, чуть не умудрились вас поссорить.

— Чуть не поссорила нас излишняя заносчивость купца. — ипоэкзарх оказался на редкость злопамятным. И главное, не боится ведь получить в нос от хмельного эволлийца. — Ну а если пофантазировать. Нет, не надо, чтобы все исчезли. Темные пускай себе сгинут, а вот светлые... Между нами говоря, пусть Церковь и не одобряет Храмы, нельзя отрицать их пользу. С распущенностью нынешней молодежи, никто кроме светлых не сможет удержать в узде некоторые болезни. Ну, вы же понимаете, о недугах какого характера я веду речь? — Марко задумчиво провел рукой по своей сальной жиденькой шевелюре. — Просто нужно держать лекарей взаперти. Под присмотром.

— Под присмотром тебя держать нужно! И уж точно взаперти. А то, ишь... святой Луук тридцать восемь дней молился не спамши и не жрамши! А этот сидит себе, баранину вином заливает! А завтра, бьюсь об заклад, пойдет с бодуна прихожан скромности и сдержанности учить.

— Купец, вы забываетесь! — вскрикнул ипоэкзарх и принялся сопеть, широко раздувая ноздри. Увлеченные спором, ни Марко, ни Джергори не заметили, как их новый знакомец покинул стол. Тайный выяснил для себя все, что хотел. А продолжать лицедейство впустую вовсе не входило в его планы. — В моем лице, вы сейчас оскорбляете всю Церковь!

— Церковь-цецерковь... — откровенно идиотическим голосом передразнил купец. — А знаете что, Марко? Я сейчас доем и, пожалуй, рожу вам расшибу. Вот смеха-то будет.

* * *

Мендебал являлся королевским магом с тех самых пор, как затеял восстание его предшественник. Католдус Огненный пошел войной на собственную родину. Пит Хубрек пропал во время сумасбродной экспедиции на Остров Туманов. И у короля не осталось выбора. Не то, чтобы Мендебал был хуже других чародеев, просто его волшба носила не столь разрушительный характер. Он бы и рад был силой мысли разрывать людей напополам, как это делает хорниец Роэль Роэльмель, да вот только маги свой дар не выбирают.

"Мастер защитных заклинаний" — так он любил говорить сам о себе. Что подразумевается под этим, доподлинно не знал никто. Кроме, само собой, короля Дедерика, пережившего благодаря волшебнику вот уже три покушения.

Но что за маг, магию которого никто никогда не видел? Конечно никакой! И Мендебал не раз демонстрировал придворному люду свои сверхъестественные силы. Он создавал порталы. Удивительно, но маг каким-то способом соединял две точки пространства, позволяя за считаные секунды путешествовать между городами и даже целыми государствами. Правда, для волшебника это не проходило безболезненно.

После сотворения очередного чуда, Мендебал становился похожим на живой труп. Организм отторгал еду, от обезвоживания трескалась кожа, маг с трудом мог подняться с постели. В редких случаях, он даже на время лишался зрения и для того, чтобы прийти в себя, колдуну требовались целые месяцы.

По здоровому румянцу, пылающему на щеках Мендебала в этот вечер, можно было с уверенностью констатировать — аббадонский монарх давненько не пользовался волшебными порталами.

— Большая честь. — без тени сомнений, Мендебал протянул Каспару руку. По всей видимости, мастеру защитных заклинаний даже всепожирающая тьма Щура была не по чем. — Позвольте представиться, придворный маг Мендебал. Не сомневайтесь, если бы король знал о том, что вы посетите это мероприятие, он бы нашел время поприсутствовать лично. А так, вам придется довольствоваться обществом его скромного слуги.

— Я с неофициальным визитом.

— Я тоже. Водки? — вот уже второй волшебник, которого встречал Каспар, ни капельку не был похож на волшебника. Худощавого телосложения, с огненно-рыжими волосами и в парадном камзоле точно такого же цвета. Этот улыбчивый мужчина средних лет напоминал скорей кучера, которого раздобревший хозяин затащил с собой на банкет. Не те пошли волшебники, что раньше. А всего лишь два-три поколения назад! Строго: шелковая мантия, остроконечная шляпа, суровый взгляд, борода в пол... смотришь и сразу понимаешь, кто перед тобой.

— Не откажусь. Тем более, что слегка замерз с дороги. Хочется чего-нибудь крепкого.

— Отлично! — Мендебал пренебрег услугами официанта и самостоятельно наполнил рюмки. — Вы знаете, очень уж я люблю этот грубый сутарский напиток. В нем нет лжи. Вы же пьете для того, чтобы охмелеть. Так не надо прикрывать свое истинное желание, полчаса катая выпивку по небу и разглагольствуя о послевкусиях.

— Тяжело вам, наверное, с такими взглядами на жизнь приходится в этом аристократическом зверинце. Ну, будем здоровы.

Шакал выпил. Холодная, чертовка, аж густая. Недолго осень докучала слякотью. Покрыв лужи тоненьким хрустящим настом, ночью вдарили первые морозы. По этому случаю, ящики с алкоголем вынесли на улицу и приставили к ним охрану, наспех собранную из работников кухни. Местных забулдыг охранники нисколечко не смущали. Всю ночь напролет, они шастали мимо, истекая слюной и мечтая стащить бутылочку-другую. Да только вымя им в рот гамаюново! Повара защитили водку! Сдержали слово и довели ее, за ночь, до минусовой температуры.

— Так с чем пожаловали в Аббадон?

— Мое пребывание здесь никак не связано с королевством. Обычное дело для приемного сына Щура. Коснется оно только таких же, как и я сам. Клановая политика, не берите в голову.

— Есть и такая? — Мендебал уже наливал по второй.

— А как же. Вот у вас есть Церковь, которая не всегда действует согласно здравому смыслу. А у нас есть клан и, скажем так, некоторые обязательства перед "пришлыми" богами.

— Погодите-ка. Я начинаю догадываться. Собираетесь увести у нас всех светлых? — все. Конец. Дальше разговор можно не продолжать. Если королевство Аббадон и связано с Бриартаком Анреем и "Кровавой Ладонью", то придворный маг уж точно должен об этом знать. А Мендебал либо не знает вовсе, либо знает, но вывести его на правду уже не получится. Глупая затея с этим "наследным принцем" вышла. — А знаете, Каспар, поделом нам. Я бы точно так же поступил на вашем месте. А то ишь, нашла себе Церковь козлов отпущения.

— Что вы имеете ввиду?

— Да то, что последнее время люди стали сомневаться в Церкви. Ну... экзарх Абигал и устроила охоту на темных. Чтоб для всяких сомнений времени не оставалось. Главное людям навязать, мол, от "пришлых" все беды. А заодно и от самих себя глаз отвести. Эх... сживут ведь со свету ваших. Темных, я имею ввиду. А потом за светлых возьмутся. А как "пришлых" не останется, еще за кого-нибудь. — маг слегка растрепал себе волосы. — За рыжих, например.

— Не совсем понимаю... что за "охоту" вы упомянули?

— А вы не знаете?

Мерный гул гостей внезапно оборвался, сменившись звоном битого стекла и истошным дребезжащим "Помогите!". "А ну, иди сюда, дерьмо святое!" — рычащим басом прокричал купец Руджер и кинул стулом вдогонку убегающему ипоэкзарху. Смекнув что к чему, оркестр сменил тоскливые завывания скрипки на более веселую и ритмичную мелодию. В портовых тавернах Делфта, под такую обычно дерутся грузчики.

— И вот так всегда. — тяжко вздохнув, проконстатировал Мендебал. — Каспар, да пошли они все. Давайте выпьем и не будем больше о политике.

— А давайте. И раз так, давай перейдем на "ты"...

* * *

Следующее утро для "одноглазых" началось поздно. Особенно учитывая, что Кортрен явился в "Небосвод" уже засветло. Еле стоя на ногах, военачальник стучал зубами от холода. Немудрено. Порядочно набравшись, он настырно пытался оторвать аляпистые манжеты, на которые сетовал еще будучи трезвым. Когда ему это наконец удалось, манжеты поступили подло и отошли от костюма вместе с рукавами.

Проспав пару часов, Каспар более-менее пришел в себя и вместе с Колином принялся думать о том, что же делать дальше. Изысканный план тайного канцлера, который поначалу казался единственно верным, с треском провалился. Семейство Руджеров явно не при чем, Церковь видит некие плюсы в светлых лекарях, а кудесник Мендебал так вообще — отличный мужик и, как выяснилось, талантливый собутыльник.

Похмельная верхушка клана, превозмогая головную боль и сухость во рту, тщательно переваривала всю ту информацию, что получилось добыть за вчерашний вечер. Увлеченные всевозможными домыслами, они не заметили, как "Небосвод" покинул Менно Питрен. Красивый, пахучий, элегантно одетый, так еще и в обществе очаровательной дочери Вожака. Затянула парня жизнь столичная, эх, затянула.

Еще за день до этого, Куница выпросил у тайного аванс. Впервые в жизни, повар всего лишь за один день потратил так много. Туфли и роскошное голубое платье от какого-то модного портного для Дез. Изысканный костюм для себя. Маски из самой дорогой лавки (Да-да! В Алкмаре работали сразу несколько магазинов, живущих за счет продажи карнавальных масок. В то время, как местный сиротский приют еле-еле сводил концы с концами, сильные мира сего отваливали кучу золотых за то, чтоб нарядиться зайчиком или лисичкой. Дикость! Такая вот облагороженная, по-столичному лицемерная дикость!). А еще, пренепременно нужно было заказать карету и купить какой-то подарок хозяину дома. Полагаясь на чувство юмора, Куница зашел в церковную лавку и приобрел для купца портрет ипоэкзарха Марко, битого им накануне.

По дороге к загородному поместью Руджеров, Менно чуть ли не парил над землей от счастья. Все было так же, как и в вечер их с Алезандезе первого знакомства. Он — обаятелен и остроумен, она — смешлива и легка. Так еще и маски прибавляли свою долю романтики. Сам он нарядился в черного аббадонского быка, а своей спутнице выбрал маску в форме бабочки. Обрамленная кружавчиками и обильно усыпанная драгоценными камнями, голубая и воздушная, она идеально подошла под цвет платья и глаз.

Еще не начавшись, вечер уже был очень атмосферным. Настырно требующим перемен. Быть может, сегодня все встанет на свои места?

— Спасибо, мой вы дорогой! — весело пробасил Джергори Руджер из-под серой волчьей маски. — Пожалуй, повешу эту славную мазню в нужнике. А это, должно быть, ваша жена?

— Алезандезе. — не дожидаясь ответа Куницы, девушка представилась и кокетливо протянула купцу ручку. Жена! Дез согласилась на роль жены! Еле-еле повар удерживал себя от победной залихватской пляски.

— Очень приятно. Нет, действительно... это просто какой-то праздник для моих глаз. — хамоватый правдоруб Джергори остался во вчерашнем дне. Сегодня он был трезв, галантен и разговаривал витиевато, как и подобает коренному эволлийцу (матершинник Арцей не в счет). — Менно, красота вашей супруги сравнима разве что с кулинарным гением, продегустировать который мне посчастливилось вчера. Ну что же вы, проходите в дом. А я еще немного задержусь.

Следуя этикету, Джергори лично встречал всех гостей в воротах. От них, до самого поместья, вела длинная и прямая мощеная дорожка, вдоль которой расположились уютные каменные скамеечки. По случаю маскарада, весь путь к дому осветили здоровенными смоляными факелами. Отблеск пламени плясал на остриженных в правильные формы кустах. К сожалению, все эти живые шары, квадраты и треугольники совсем облетели к этому времени. Какая же красота царит здесь в летнюю пору, оставалось только догадываться. "Давай немножечко посидим. Мы и так, чуть ли не первыми приехали" — попросила Дез и Куница, не смея ослушаться, заботливо подстелил для нее на скамейку собственную накидку.

Повар смаковал каждую секунду, каждое слово, каждый взгляд возлюбленной. Он ощутил счастье, растягивающее настоящее время до бесконечности. Но, как это бывает, по своему прошествию бесконечность показалась какой-то уж больно коротенькой.

Взгляд девушки резко переменился. "Жиро, дружище, рад вас видеть!" — прозвучало со стороны ворот и цвет нежно-голубых глаз Алезандезе сгустился до чернильно-синего. Буквально за секунду! Глядя в них сейчас, Куница будто бы сам пережил падение с небес прямиком в океанские глубины.

И там, под темной толщью воды, Дез подменили. Сосредоточенная, как кошка перед прыжком, девушка больше не была озорна и смешлива. Прицепившись хвостом к некому толстому господину в фиолетовой маске, теперь она не выпускала его из поля зрения. Ни на улице, ни в гостевой, ни во время застолья, нигде. Все старания Руджера устроить пышное празднество, казалось, сошли для нее на нет. И складывалось странное впечатление, что Дез делает все для галочки. Ест, не обращая внимания на вкус еды. Пьет не ради хмеля. Разговаривает лишь для того, чтобы не молчать. Как марионетка. На все вопросы Куницы, его спутница отвечала с плохо скрываемым раздражением.

За сегодняшний день, Менно переживал уже вторую бесконечность. В отличие от первой, эта оказалась для него мучительной. Но вот, ее финал близок! Изрядно подпитый Жиро Кеппрен шепчет что-то на ухо молоденькой служанке и вместе они выходят на задний двор. Дез, не по-девичьи сильно схватив повара за руку, спешит следом.

Выйдя на улицу, парочки разделяются. Господин в фиолетовой маске и служанка отходят подальше от дома и садятся на скамейку, а Куница с Алезандезе сразу же сворачивают налево, в непроглядную тьму купеческих садов. "Молчи" — командует дочь Гастаафа Джербена, ловко продираясь сквозь кустарники.

Что угодно сегодня планировал увидеть Менно Питрен, но явно не это! Мерзость! Не найти более подходящего слова. Хорошо еще, что ракурс, выбранный Дез для наблюдения, скрывал всю подноготную гнусность происходящего. Но и увиденного Кунице вполне хватило. Сложенные в довольную улыбку толстые губы господина, оголенный низ его обрюзгшего живота, короткие и толстые сардельки пальцев на затылке молоденькой служанки. От удовольствия, толстый ублюдок стал громко похрюкивать и Менно чуть не вырвало.

Героическая борьба с тошнотой напрочь лишила повара остроты восприятия. Хотя, он будучи и в полном здравии, вряд ли стал обращать внимание на еле уловимые шорохи. А вот Алезандезе слышала... что-то зашелестело в противоположных кустах. Среагировав на шум, она задрала подол юбки и принялась аккуратно отвязывать от ноги металлическую трубку. Трубка, нож, дротики, какие-то пузырьки. В арсенале, намотанном на стройную ножку девушки, не хватало разве что арбалета и двуручного молота.

— Дез... — шепнул испуганный повар. — ...он, конечно, мерзкий...

— Заткнись.

— Но это же не повод убивать.

— Заткнись, я сказала.

Заткнув один край трубки острым дротиком, другой девушка поднесла к губам и глубоко вздохнула. Сейчас Алезандезе представляла собой концентрацию в чистом виде. И в момент, когда раздался треск ломающихся веток, белокурая фурия среагировала моментально. Острие, смазанное паралитическим ядом, с резким выдохом устремилось точно в цель. Только-только начав приобретать собственные очертания, темная фигура убийцы рухнула обратно, во мглу кустов.

Отпрянув от своего невкусного монотонного занятия, служанка истошно завизжала. За это, она тут же получила тыльной стороной ладони по горлу. Как будто воспользовавшись порталом королевского волшебника Мендебала, Дез была уже там, рядом со скамейкой. Еще секунда-две и вот, она выволакивает под свет факелов обмякшее тело наемника.

— Спасибо вам! Спасибо огромное! — неуклюже пытаясь натянуть штаны, ошарашенный Жиро благодарно потрясал брылами. — Спасибо! Если бы не вы...

"Помоги" — скомандовала Алезандезе повару. Вместе, они усадили убийцу на скамейку, до сих пор теплую от задницы толстяка. Не придавая никакого значения испуганному лепету Кеппрена, девушка распорола ножом дублет на груди неизвестного мужчины. Медальон. Благородный металл с зеленоватым отблеском — сплав серебра и золота. Если память не изменяет, один к трем. По форме выполнен в виде глаза. В самом центре изумруд. Дез вышла на того, кто был ей нужен. Стоит сказать "спасибо" излишне болтливому кузнецу Горацу.

— Нужно срочно доложить об этому купцу! — решительно сообщил Жиро.

— Эй, слышишь меня? — Алезандезе влепила убийце несильную пощечину. По осмысленному движению зрачков стало понятно, что где-то там, очень глубоко, в этом недвижимом овоще есть человек. — Слышишь. Ты не беспокойся, все будет хорошо.

Более не проронив ни слова, милая девушка в маске бабочки резанула ножом по горлу Жиро. Обычно действуя в таких случаях наверняка, сейчас Алезандезе не старалась добраться до артерии. Задача: скользящим ударом немножечко надрезать трахею, лишив жертву голоса. Следствие: жертва будет мучиться дольше, но зато Дез не придется выдергивать нож на себя, как это было бы при колющем ударе. Вывод: голубое платьице, подаренное Питреном, не заляпается кровью. "Нормально делай — нормально будет" — говорил Куница, касаемо готовки. Оказывается, этот незатейливый афоризм применяем и к убийству.

Выпучив глаза, Жиро зажал кровоточащую глотку. В бесполезных поисках спасения, он ломанулся бежать по кустам. Почему не к дому-то? А, плевать, все равно далеко не уйдет. Теперь перед Дез стоял выбор. Отпустить служанку и понадеяться на ее благоразумие или, все-таки, избавиться от лишнего свидетеля? Бедная девочка, решившая немного подзаработать... она даже подумать не могла, что все так обернется.

Удар ногой в грудь и служанка падает, ударяясь головой о скамейку. На глаза наворачиваются слезы. Не столько страшно, сколько обидно от несправедливости! Хочется закричать, но дыхание сбито. Равнодушная к чужим слезам, Алезандезе стоит прямо над ней. Играючи, Дез перекидывает нож и схватывается двумя пальцами за самый его кончик. Взмах и... дочь Вожака дарует ей быструю смерть. Укол в мозг.

* * *

— Уже уходите? — искренне сожалея, спросил Джергори. — Даже танцев не дождались! Эх, вы, Менно... А ведь я, на вашем приеме, даже подраться успел! Ну хорошо. Пусть сами уходите... — купец кивнул на ватное тело в фиолетовой маске, свисающее с плеча повара. — ...гостей моих куда потащили? — добавил он сквозь хохот.

— Мы бы с удовольствием задержались еще. — ответила Дез и обезоруживающе улыбнулась. От только что пережитого шока, Куница разговаривать был не в состоянии. — Но наш друг слегка перебрал. Столько чудных напитков, господин купец! Трудно удержаться и не перепробовать их все.

— Так давайте я прикажу слугам отнести его наверх! Выделим комнату. Какие же в этом проблемы?

— Нет-нет-нет. Мы обещали его жене, что приглядим за ним лично.

— Ну что ж. Очень жаль. — учтиво склонив голову набок, Руджер положил руку на сердце. — Удачно вам добраться.

Мысль справиться о том, кто же тот пьяный вусмерть человек в разрезанном дублете, посетит его чуть позже. Слава Мусорщику.

* * *

"Жил ведь себе, никого не трогал. Скучно стало! А как приключения найти? Так известно! Нужно с бабой связаться. Бесы какие-то кусачие, банкеты, маскарады, убийства. Поманили дурака мягонькой сисечкой, а он и рад. И главное, я к ней со всей душой... а она просто использовала!" — думал Менно, сидя на мешке сахара.

Выполнить работу для тайного канцлера и устроить званый ужин, достойный столичной знати — цель. Посетить вместе с Дез маскарад — цель. Добиться взаимности от любимой — не такая четкая, но все же цель. Что ж, теперь в его жизни цели нет. Все что мог, он выполнил. А Алезандезе... да бес с ней.

Золото оттягивает карман. Работы нет, обязательств ни перед кем нет. Свобода! Свобода? Может и так. Только вот человеку, прожившему чуть ли не двадцать лет от смены до смены, нельзя так быстро становиться свободным. Появляется чувство собственной ненужности. Оно гложет... такое бы чувство хоть раз испытать обрюзгшим аббадонским чиновникам. Тогда-то, волшебным образом, тут же испарились бы все беды королевства.

Чуть позже, обида утихнет и разум немного прояснится. Куница поймет, что никто его не использовал. Дочь Вожака по-прежнему ласкова и мила с ним (особенно в сравнении с ее негативом к другим участникам всей этой авантюры). А там, в поместье Руджеров, она просто импровизировала. Так же, как и сейчас.

— Давай уже, приходи в себя... — Алезандезе водила под носом у связанного убийцы тряпкой, пропитанной каким-то резко-пахнущим раствором. После одного случая, девушка хорошо для себя уяснила: когда ты работаешь с ядами, лучше бы иметь под рукой соответствующие противоядия.

— Где... — пары антидота пусть и бодрили, но не могли ежесекундно привести "зеленоглазого" в чувства. Нижняя губа отвисла, язык еле ворочался. Словно он час-другой провалялся лицом в сугробе. С первым же произнесенным словом, по подбородку убийцы потекла вязкая слюна. — Где я?

— Не важно. — Дез вытерла ему лицо. Ведь не унижения ради она притащила наемника в погреб "Небосвода".

Выбирая место для переговоров, девушка уповала на устрашающий антураж кухонного склада. В спешке, она не удосужилась проверить — а так ли там все, как представлялось в воображении? Вышло, что совсем не так. Не было здесь ни брызг засохшей крови по стенам, ни раздробленных костей по полу. Даже так желанных ею ржавых тесаков — не видать.

После торжественного приема, железные крючья для туш (отмытые до блеска, шеф лично проследил) болтались без дела. Дорогие гости Куницы, прославляя щедроты хозяина, под чистую сожрали все мясо. Сейчас, на складе аккуратненько лежали крупы, соленья, овощи... ничего общего с пыточной комнатой тайного канцлера, способной одним своим видом запугать кого угодно. Все наоборот. Даже во мраке, неохотно отступающим от тусклого огонька свечи, погреб предательски хвастался своей чистотой.

— Кто ты? — убийца попробовал шевельнуться. Не вышло. И дело тут не в отравах Алезандезе. Толстой бечевкой, он был накрепко привязан к стулу.

— А сам, как думаешь? — девушка улыбнулась. — Неужели кузнец Горац не рассказывал, как хотел сэкономить деньжат?

— Понятно. — наемник замолчал. Моргал глазами, крутил головой в разные стороны, открывал и закрывал рот. Со стороны могло показаться, что мужчина кривляется. Только вот без разницы ему было, кому там и что кажется. Сейчас он пытался хоть как-то разогнать кровь по ватному, непослушному лицу.

— Голова не кружится?

— Нет. Что это за дрянь такая?

— Секрет. — Дез села на стул прямо напротив своего пленника. — Хотя тебе, как коллеге, расскажу. В землях диких племен обитает лягушка. Страшная такая, лупоглазая. Ярко синего цвета, представляешь себе? Так вот дикари ее облизывают и пьянеют, не хуже чем от вина. Но! — дочь Вожака извлекла из кармана ампулу с бесцветной жидкостью. — Если набрать достаточно слизи и выпарить ее до консистенции смолы, то она потеряет все дурманящие свойства. Весело провести вечер ты с ней больше не сможешь, зато вырубить человека часов на десять — как раз плюнуть.

— Хитро. — глаза убийцы привыкли к полутьме и он заметил Куницу, восседающего на мешке с сахаром. Повар лениво помахал рукой в знак приветствия. — Двое вас, значит. А мы наивно полагали, что великий и ужасный Змееед — это один человек.

— Так и есть. Это мой подмастерье.

— Вот как. Значит мы ошибались и в том, что ты — мужчина.

— А это, согласись, очень удобно. Я не хочу хвастать... — девушка подалась вперед и нежно провела рукой по щеке "зеленоглазого". — ...но природа не обделила меня красотой. А играя на похоти, подобраться к жертве бывает значительно проще, нежели прятаться по кустам.

— Звучит сомнительно, учитывая клеймо на всю рожу.

"Рожа у тебя!" — хотел было вскричать Куница, да только вспомнил про свою обиду на Дез и промолчал. Давай-ка, сама разбирайся. Убийца, тем временем, внимательно осматривал погреб.

— Ладно, хватит расшаркиваний и рассказов про лягушек. Ты выполнила мой заказ и зачем-то приволокла сюда. Если бы твой интерес заключался в моей смерти, то я бы уже давно был мертв.

— Разумно.

— При этом ты щедро вываливаешь на меня такие подробности о себе, которые посторонним знать совсем не следует. Это наводит на мысль, что избавиться от меня тебе все-таки придется.

— Тоже разумно. — девушка довольно улыбалась. Такую улыбку можно присвоить паучихе, решившей перед обедом побеседовать с пойманной мухой.

— Если тебе нужна от меня информация, то ты бы предпочла пытки. Но в этом случае, не стала бы раскрывать тайну своей личности. Показывая свое лицо под пытками, ты подталкиваешь меня к осознанию моей скорой кончины. А догадываясь о ней, я тебе ничего не скажу.

— Правильно.

— Но говорить-то мне нечего. Действуешь путано и сумбурно. Не оставляя возможности догадаться, что у тебя в голове происходит. Как и любая женщина, впрочем...

— В точку! — вскрикнул Менно Питрен. — Все беды от баб! Я вот тоже, букана вам в зад, ничего не понимаю!

— Ну так... зачем я здесь?

— Я хочу присоединиться к "Зеленому Глазу". — Алезандезе стерла с лица ухмылку, сделавшись абсолютно серьезной.

— Ты? — наемник расхохотался. — Нет-нет-нет, упаси Единый! Темным среди нас не место.

— Ненавижу Аббадон. — девушка тяжело вздохнула. Уж кого-кого, а профессионального убийцу в набожности она подозревать не могла. — Подумай головой. Благодать Мусорщика делает меня лучше вас всех. Простой пример: будь я сейчас на твоем месте, у меня было бы аж два выхода. В лучшем случае, через несколько секунд ты бы уже сдох и стоял в очереди на вылизывание задницы своего Единого. Я бы, в это время, спокойно отсиживалась на крыше. Ну а в худшем... в худшем, я бы погибла. Но зато по собственной воле, так еще и прихватив тебя с собой.

— Очень вдохновенно, но... как бы помягче выразиться? — наемник призадумался. — Плевать... извини, мягче не получается. Тебе нельзя в "Зеленый Глаз".

— Да почему же? — разозлившись, Дез вскочила со стула. Как рассерженная кошка выпускает когти, так и она сейчас выпустила темный огонь порезвиться на ее ладонях. — Я не понимаю! Я в одиночку смогла составить вам конкуренцию! Понимаешь!? В одиночку! Представь что будет, если мы объединим усилия?

— Невозможно долго объединять усилия, преследуя настолько разные интересы.

— Интересы. — Дез хмыкнула. — Интересы могут поменяться.

— Я не ослышался? Ты что, метишь в лидеры?

— Может и так.

— Наивная девчонка. — наемник вновь разразился задорным хохотом. — Я только сейчас понял, насколько ты глупа.

— Ты находишься не в том положении, чтобы хамить...

— Ну извини. Просто... по-твоему получается, что "Зеленый Глаз" — это сборище авантюристов, сбившихся с праведного пути? — Алезандезе и ее пленник поменялись ролями. Знание — сила. И теперь пришла его очередь говорить с позиции силы. — А ты придешь и спасешь нас? И вместе мы будем карать злодеев? Нет уж, спасибо.

— Я десяток раз пыталась связаться с вами. — перебарывая взрывной характер, дочь Вожака пропустила издевки мимо ушей. — Почему вы отказываете мне?

— А потому что нельзя вам доверять. Вот почему!

— Возвращаемся к теме темных? Ты еще экзарха Абигал процитируй. Очень символично получится, ведь у нее тоже руки по локоть в крови.

— Я не то имел ввиду. — наемник покачал головой.

— А что же тогда?

— Тебе нельзя доверять. — теперь и он был серьезен. Пусть прозвучит избито, но сейчас в воздухе действительно нарастало напряжение. Еще чуть-чуть и в нос ударит запах озона. — Ты предашь нас. Не пройдет и месяца. Могу поспорить на тысячу золотых.

— А... — Дез пришла в ступор. — ...почему?

— Ну... Скажем так, убийце не всегда приходятся по душе его заказы.

— Послушай. — сейчас не хотелось разбираться в том, что имел ввиду "зеленоглазый". Беседа и так слишком затянулась. И слишком многое стоило обдумать по ее итогам. — Мне нужно поговорить с вашим главным. Отбери у меня оружие, завяжи глаза, свяжи... делай все, что считаешь нужным! Только устрой нам встречу. Я очень прошу. Пожалуйста.

— Нет. — отрезал убийца. Ему, по всей видимости, тоже поднадоел этот разговор. — И хватит об этом. Теперь либо убей меня, либо отпусти.

Куница в очередной раз попытался понять, каким именно образом нож, каждый раз, возникает в руке Алезандезе. Не смог! Слишком быстро это происходит для обычного глаза. И вот, единственная дочь главы клана "Одноглазого Волка" стоит с оружием наизготовку. Напротив нее человек из "Зеленого Глаза". Сейчас один удар может положить начало кровной мести, которая обязательно перерастет в войну. И перевес в этой войне вряд ли будет на стороне "волков", ведь противник предпочитает действовать скрытно.

Ладно, действовать... существовать! Ведь мало что известно об этой тайной организации (на то она и тайная). И даже то, о чем судачат в народе — слухи и домыслы. И кто знает, какие из них являются плодом воспаленного воображения крестьян, а какие пущены специально?

"Зеленый Глаз". Почему именно так прозвали себя убийцы? Сколько их? Кто за ними стоит? Где их искать? Не зная ответов на эти вопросы, вести боевые действия против них будет сложно. Да чего уж там... невозможно! Ведь как убить того, кого формально не существует?

Бритвенно-острый нож Дез пришел в движение и... разрезанная веревка упала на пол. Не дожидаясь особого приглашения, наемник тут же встал и начал разминать затекшие суставы. "Зеленоглазый" кивнул, вкладывая в этот жест сразу два смысла. Первый, поверхностный, прямо-таки вопил о благодарности. И за этими воплями, сторонний наблюдатель вряд ли мог бы услышать, как надменно шепчет второй смысл: "правильный выбор... правильный для тебя, глупая девочка".

— Более не задерживаю. — угрюмо сказала Алезандезе. Сейчас ей было тяжело. "Умей проигрывать", "прими поражение с достоинством" и прочую чепуху пускай твердят своим детишкам прихожане Церкви Единого. В Алькахесте с младых ногтей учат другому. "Если не можешь победить честно, победи хоть как-нибудь". Только вот не объясняют... как быть, если не получается даже "как-нибудь".

— Мы с тобой еще не рассчитались. — бывший пленник двинулся к лестнице, ведущей на поверхность. От этих его слов, Куница невольно напрягся. — Мы, знаешь ли, честь имеем. Ты выполнила за меня работу, пусть и принесла некоторые неудобства. — убийца остановился. — Как понимаешь, гонорара за Жиро Кеппрена у меня с собой нет.

— Не нужно мне твоих денег...

— А я и не собираюсь расставаться с золотом. Тем более, мысленно я его уже потратил. Я тебе дам интересную наводку. К востоку от города есть деревенька Пурр. Тамошних крестьян донимает какая-то бестия. Страху нагоняет, скот грызет, так еще и парочку местных утащила. Староста Пурра попросил разобраться городскую стражу. Да только не получилось у них. — "зеленоглазый" развел руками.

— Еще бы. Этим гамаюнам только деревни жечь и баб насиловать.

— А то! Так вот... два отряда наших доблестных защитников в тех лесах сгинули. Больше они туда не суются. У меня, знаешь ли, тоже особого желания не возникает. А вот ты! Ты же Змееед! — наемник поднял вверх сжатый кулак. — Олицетворение справедливости! Так значит иди и помоги угнетенным.

— Погоди-ка. А кто заказчик?

— Кузнец был прав насчет тебя. — убийца хохотнул. — Угнетенным твоя справедливость влетает в копеечку. Сама ведь о заказчике речь завела. Эх, ты...

— Имя.

— Вильрем... фамилии не помню. Капитан городской стражи.

— Стражник? Спасибо, но я воздержусь от работы, по исполнению которой меня поведут на костер. Не жалуют у вас темных, что ж поделать?

— Поверь, если ты принесешь ему голову чудища... да будь ты хоть другим чудищем! Он тебя не только отпустит, так еще и денег даст столько, сколько пожелаешь.

— Это почему же?

— А ты попробуй. Тогда и узнаешь. Ну что ж... раз ты не собираешься меня убивать, тогда я пойду. — "зеленоглазый" взялся за лестницу. Он откинул массивную деревянную крышку и окончательно выбрался из погреба. Снизу вверх, бывшие тюремщики провожали наемника взглядом. — До свидания, Алезандезе Джербен, дочь Гастаафа Джербена. — добавил тот и рванул с места.

— Откуда ты... стой!

"Тебе нельзя доверять" — завторили в голове Дез слова убийцы. "Тебе".

* * *

Уезжая из вольного города, тайный канцлер и его приближенные забирали с собой только самых лучших голубей. Разведением этих красавцев занимались с момента основания Алькахеста. Появись эта незаурядная порода в империи Мерсена, все бы сочли ее делом магии Бартоломеуса Черного. Но дело было вовсе не в волшбе.

С тех самых пор, как люди научились использовать голубей для передачи сообщений, появилась и ястребиная охота. Совпадение? Вряд ли. Превратившаяся со временем в забаву для богачей, поначалу охота была средством перехвата ценной информации. Но как же защитить маленького пернатого почтальона от грозного хищника, превосходящего его и в размере, и в скорости? Пытливый ум жителей вольного города нашел ответ.

Каким-то чудом, им удалось обмануть природу и скрестить голубя со степным коршуном, который во все времена изобиловал в Пустоши. Как годовалый ребенок, получившийся гибрид был одновременно похож на обоих своих родичей. Способная на драку, эта смекалистая птица не давала себя в обиду. Тем самым, она отбивала у перехватчиков все желание нападать.

А скорость развивала просто фантастическую! В то время, как конный экипаж преодолевал расстояние между Алькахестом и Алкмаром за две-три недели, голубиное сообщение доходило ровно за десять часов. Очень удобно иметь при себе такого гонца, особенно если ты — агент клана "одноглазых". Глаза и уши тайного канцлера на территории враждебной Церкви.

— И ты все это время молчал!? — Колин свирепствовал. Опять. Видимо, слишком много навалилось на него в последнее время. И за всем "этим" до сих пор таилась скорбь по ушедшему из жизни племяннику, которую и выплеснуть-то нельзя. Нельзя рассказать. Нельзя поплакаться у кого-то на плече. Нельзя даже проводить по-человечески. И в довесок к этому, его только что подвел один из лучших учеников.

— Мы писали вам... — Кус хоть и пытался оправдаться, сам прекрасно понимал свою ошибку.

— Тупая твоя башка! Куда ты писал? В Алькахест? Мы выехали спустя сутки после вас! Как я мог прочитать твое письмо?

— Да ты тоже хорош, Колин. — вступился за крысомордого шпиона Шакал. — Я помню, как ты лично говорил, что паладины нам неинтересны.

Канцлер раздраженно махнул рукой. Он зашел за барную стойку и, схватив первую попавшуюся бутылку, саданул из горла два жадных глотка. Уже несколько дней в вольном городе пылилось письмо от Куса, которое могло бы в корне изменить план действий. В его тексте, шпион кратенько рассказывал о реформе, буквально на днях проведенной Церковью Единого.

Экзарху Абигал показалось мало того, что аббадонское духовенство с младенчества подсаживает в сердца своих прихожан семена ненависти к "пришлым". В этот раз, она буквально дала команду "взять". На весьма заманчивых условиях, орден паладинов открыл набор в свои ряды! Возрадуйтесь, люди!

Орден — ни много ни мало, боевое подразделение Церкви. Лучшие из лучших. Элита. Солдаты, отличившиеся на фронте и заслужившие мирную жизнь за городскими стенами. Недурно звучит? Весьма. Но престижа поубавится, как только гордое звание начнет получать всякий сброд. А именно это и случится вскоре.

"Каждый, кто сможет доказать свою победу над темной бестией, сможет отныне именоваться паладином Церкви Единого! Так же, он получит возможность лично просить нашего милостивого короля Дедерика о награде, которую сам себе и назначит!" — кричали глашатаи во всех городах Аббадона.

О какой награде идет речь? А какую бы награду назначил сам себе и крестьянин, и купец, и придворный чиновник? Отбросив в сторону романтичные порывы, представьте, что прямо сейчас может быть исполнено любое ваше желание (в пределах разумного, конечно... вечную жизнь даровать не в силах даже сиятельный Дедерик Тримель). И что же это будет? Конечно, деньги! Жаждой золота будут ведомы и молодые искатели приключений, и патриотически настроенные солдаты, и маргинальные слои общества. А на последних-то и делала ставку экзарх Абигал.

Вот, смотрите-ка сюда: вечно пьяная тварь, которая половину дня валяется в нечистотах и думает лишь о том, как бы не сдохнуть с похмелья. Она преисполнена жалости к себе и искренне верует в то, что все вокруг ей обязаны. А особенно — король! Виновник всех неурядиц и источник несправедливости, из-за которой и стоит пить дни напролет. А теперь представьте ситуацию, в которой эта тварь случайно увидит на улице темного. Ни раздумывая ни секунды, она перережет "пришлому" глотку ради того, чтобы по легкому получить деньжат.

Так же поступит и вор, и бандит, и подвыпивший грузчик. И плевать, что Церковь возьмет в ряды паладинов лишь тех, кто убил именно бестию, а не просто темного. Попытка — не пытка. Да и изъясняться нужно понятней! Что это за бестия такая? Сказали бы — чудовище или монстр, все бы сразу стало ясно. Не солоно хлебавши, вся эта мразь уползет обратно в свою нору, а вот темного уже не вернуть.

— Я, конечно, преданный сын Щура. Но зачем он нас сюда послал, не понимаю. — тайный выдохнул и сделал еще один глоток. — Я сдаюсь. Нужно уезжать. Причем, как можно скорей.

— Все будет хорошо, Колин. Что могли, мы сделали. А теперь остается только подождать и все сложится само собой, я обещаю. — в отличии от канцлера, у Каспара не было навязчивой необходимости все и всегда держать под контролем. А может быть, его слепая вера темному богу оказалась сильней. В любом случае, покидать Алкмар военачальник был не намерен.

— Подумай, Кортрен! По нелепой случайности, нож под ребро можешь получить и ты, и я, и Алезандезе. Не сравнивай нас с карательным отрядом, гибель которого можно отнести к стратегическим потерям. — услышав такое, Мартин недовольно хмыкнул. "Крыса тыловая", подумалось железнорукому. — Без обид, Хеннмель.

— Ты что это? Боишься? — Шакал улыбнулся. Встав с места, он громко прокашлялся, привлекая внимание всех присутствующих. Кашель эхом прокатился по пустующему залу "Небосвода", до сих пор закрытого для посетителей. — Мы приехали искать союзников и мы их найдем. Наш заклятый враг, Церковь, пытается нам помешать. Эти псевдосвятоши навязывают темным игру, в которую невозможно победить честно. — Каспар Кортрен взял театральную паузу. Очень уж ему нравилось иногда, в охоточку, произнести вдохновенную речь. На то он и военачальник "волков".

— Не томи, Кортрен.

— Сыграем по их правилам. Я стану паладином Церкви Единого! — подчеркивая всю ироничность смелой задумки, Шакал окутал тьмой правую руку. — Вот смеху-то будет.

— А я уж подумал, ты что-то дельное предложить собрался.

— А что тебе не нравится? Аудиенция короля. Награда, которую я сам себе назначу. Думаешь, золота попрошу? Выкуси! Пускай Дедерик просит императора Мерсены об услуге. Пустячковой. Всего-то, выдать вольному городу какой-то там темный клан...

— Даже если Церковь согласится с тем, что ты паладин. Даже если король тебя не пошлет куда подальше с такими просьбами... где ты чудовище найдешь? А, паладин? — у тайного канцлера заплетался язык. Колин выпивал очень редко и не имел закалки против спиртного. Посему трех добрых глотков бренди ему вполне хватило. Удивительно, но в то же самое время Бакар Гарцер пил, как загнанная лошадь. И при этом всегда оставался трезв. А все потому, что ничто не чуждо для тайного канцлера во имя дела. Даже вызывать рвоту каждые десять-пятнадцать минут. Но... не сегодня!

— Есть одна идея. Мартин, у тебя перья с собой?

Мартин утвердительно кивнул. Более не растрачивая времени на разговоры, Шакал снял со стены канделябр с горящими свечами. Смекнув без слов, железнорукий уже копался по карманам в поисках заветных перышек. Все было готово для таинства по приманиванию удачи.

Вот так вот просто. Ни раздумывая ни секунды, молодой каратель не пожалел бы отдать за родной клан собственную жизнь, чего уж говорить о перьях? В конце концов, всякие волшебные штуковины — дело наживное, а клан — один.

— Шакал, давай лучше ты. — предложил Мартин, недоверчиво глядя на пламя свечи.

— А если не сработает?

— У меня сработает, а у тебя не сработает?

— Так ведь тебе их подарили.

— Ну и что?

— Ну и то.

— Ладно... — молодой каратель медленно начал подносить перо к огню, но в последний момент отдернул руку. — Просто жгу и все?

— Наверное.

— В смысле, "наверное"?

— Без смысла. Жги давай.

— Погоди. Не может же быть так! Мол, сжег и все?

— А как тогда? — матерые, прожженные жизнью приемыши Щура неумело возились с магическим артефактом, как два прыщавых юнца с до гроба пьяной проституткой.

— Не знаю! Потому и спрашиваю!

— Ну ты думай про себя о чудовище каком-нибудь. И о том, что нам нужно его найти.

— И убить!

— Конечно, убить! Все, давай уже.

Ожидая немедленного чуда, все "волки" затаили дыхание. Пух ярко вспыхнул. Обычный, не магический пух повел бы себя точно так же, но никто из присутствующих никогда в жизни не заострял на этом внимания. В наступившей тишине можно было услышать, как начал потрескивать стержень пера. Темнея, обугливаясь и закручиваясь в спираль.

Заструился черный дымок. Никакого волшебства не происходило. Волшебным был, разве что, резкий запах паленой кожи. Невозможно сильно завоняло в просторном зале ресторана. Не иначе, по-мажьему!

— Что за вонь? — как и подобает профессиональному убийце, Алезандезе подкралась абсолютно бесшумно. — Вы что делаете, шишиморы?

— Тихо, Джербен! — раздраженно шикнул тайный канцлер.

— А, Колин, так это ты колдуешь? — дочь Вожака не упустила возможности подколоть тайного. — Вот какой все-таки молодец! Развиваешься, на месте не стоишь. Уже научился гадать на картах? Или ты предпочитаешь на курином помете? "Ворон Алькахеста — выведет из запоя и вернет мужа".

— Дез, подожди. — будто прикованный взглядом к горящему перу, попросил Каспар. На этом можно было и смолкнуть... Шакал, в общем-то, и хотел смолкнуть. Но что-то заставило его продолжить говорить. — Объяснять долго. В двух словах, мы ищем чудовище.

— Оригинальный способ поиска. — похлопав в ладоши, Алезандезе изобразила вялые овации. — Вы, главное, эти свои ритуалы не бросайте! Может, что и выйдет. А как тут закончите, сходите в деревню Пурр. Там как раз бестия завелась. Может, сгодится. Не буду спрашивать зачем... да и неинтересно мне. — той же неслышной поступью, что и пришла, Дез куда-то спешно удалилась. Она была сих пор озадачена своим разговором с "зеленоглазым" пленником и не заметила, как после ее слов, соклановцы начали ошарашенно переглядываться.

— Получилось! — радостно вскричал Мартин, заключая военачальника в свои железные объятия.

* * *

Город покинули под покровом ночи. Вышли втроем — Шакал, Мартин и лекарь Арцей. Без особой спешки, до крохотной деревни путники добрались к рассвету. Этим утром распогодилось и даже солнце выглянуло из-за туч, предоставив иностранцам возможность насладиться красотами аббадонской глубинки.

Пурр — двадцать покосившихся домиков, стоящих друг напротив друга вдоль грунтовой дороги. И лужа на этой дороге, непременно, есть. Та самая, которую обязана иметь любая уважающая себя деревня. Такая глубоченная дыра в колее, которая осенью заполняется дождевой водой. Ее бы засыпать... руки все не доходят, да и детишкам очень нравится играть с головастиками. А если вдруг у проезжающей мимо повозки колесо на этой яме отлетит, так это даже хорошо! Местные, в большинстве своем, люди гостеприимные (пусть и не безвозмездно). Накормят, напоят, в бане отпарят, затем карету подлатают и отпустят с миром.

Да и вообще! Все тут именно так, как нужно! И извилистая тропинка к колодцу, и канава с мусором, и заброшенный сруб без окон. Придает эдакого деревенского шарма яма под забором, подкопанная обнаглевшей старостиной собакой. На заднем дворе одного из домов насыпана гора песка, который свезли сюда для каких-то хозяйственных нужд и не успели использовать за лето. Ну и замечательно! После третьего снега можно будет залить отличную горку. А метрах в ста от деревни, начинается опушка хвойного леса. Одним словом, красота! Запущенная, неухоженная и от того, наверное, такая милая.

— Мужик, продай козу. — местный работяга из крайнего дома увлеченно выстругивал корыто и не заметил, как путники вошли в деревню. Прекрасно зная о диковатом отношении местных к "пришлым", троица не спешила заходить во двор и топталась на дороге.

— Спаси меня, Единый! — бородатый мужичок чуть не запустил рубанком в Шакала, стоящего к забору ближе остальных. — А-ну, пошли вон!

— Держи, мужик. — Каспар метко швырнул в незаконченное корытце холщовый мешок. По задумке завязанный кое-как, мешочек звонко изверг из себя россыпь золотых монет. Неприязни к темным у деревенского жителя поубавилось.

— Во как... А на что вам коза?

— А твое какое дело? — грубо ответил вопросом на вопрос Арцей. Лекарь не выспался, замерз, проголодался и натер ногу. Да и без того, у него всегда хватало поводов для нытья.

— А не продам, пока не узнаю...

— Стас! Ну что ты, в самом деле? Немедля делай все, что только пожелают господа! И вновь в деревню Пурр вернется мир... тогда... и навсегда! — торжественно продекламировал из окна юноша, высунувшийся на шум.

Молодой человек скрылся в глубине дома и уже через мгновение вышел на крыльцо, представ перед путниками во всей красе. Сразу же, внимание привлекали его блестящие, зачесанные назад волосы соломенного цвета. Полуприкрытые, будто бы в сонной истоме, голубые глаза и аккуратная родинка на верхней губе очень гармонично вписывались в смазливую мордашку. Какой-то он был уж слишком слащавый. Явно не из местных. И лишним подтверждением тому, служил его наряд: кожаный пояс поверх ярко-красной шелковой рубахи и зеленые лосины в обтяжку. Крестьяне так не одеваются.

— Это что за придурок? — не обращая внимания на пестро-одетого паренька, обратился Каспар к деревенскому мужичку.

— Не обзывайтесь, странники, ведь мне известна ваша цель! А перед вами я, неподражаемый Александр Марцэль!

— Ну теперь-то все стало понятно. — Шакал глубоко вздохнул. — Просто продайте козу и мы пойдем, ладно?

— Ты скоро завладеешь, путник, восхитительной козой. А вместе с ней и я направлюсь следом за тобой. Я воспою в веках твой славный подвиг, а ты... а ты... — блондин щелкал пальцами и хмурил лоб, но муза его уже давным-давно сдохла и разлагалась в своей уютной музьей могилке. — Ну помогите же с рифмой!

— Разговаривай нормально, шут.

— Да ладно тебе, Каспар. Смотри, какой он забавный. — Мартин широко улыбался, глядя на чудаковатого юношу. Точно так же он глядел на диковинных зверей из южных земель, которых как-то раз переправляли через Алькахест в Мерсену.

— Забавный шут... пусть так. — Александр спустился с крыльца. — Зато забавному шуту известно больше вашего стократ! О чем? Да хотя бы о той неистовой бестии, на которую вы затеяли охоту. — парень покрыл голову шляпой, из которой торчало петушиное перо, крашеное в ярко-фиолетовый цвет. Наверное, отварил вместе со свеклой. Чего не сделаешь во имя красоты? — Пожертвовать тупой скотиной в качестве приманки очень мудро, но! Но по незнанию, вы бы наверняка пустили несчастной козочке кровь... и прогадали бы! То горделивое создание, которое вы собрались изловить, скорей умрет от голода, чем станет падалью питаться.

— С чего ты вообще взял, что мы охотимся на это ваше чудище?

— Ах. — сокрушенно покачивая головой, юноша закрыл глаза. — Вы можете обвинить Александра Марцэля в неудачной рифме. Можете обвинить в том, что прозябая в этом захолустье, он не следит за модой родного Эволле. Но в том, что Александр Марцэль дурак, вы упрекнуть его не в праве! — парень грозно топнул ножкой. — Трое "пришлых" появляются ни с того ни с сего в глуши, которую выбрала своими охотничьими угодьями мартихора. Случайность? Нет уж, увольте, таких случайностей не бывает.

— Мартихора? — "волки" недоуменно переглянулись. Никому из них это название не было знакомо.

— Мартихора. Дикая, хищная кошка. Грация и опасность, застывшая во плоти. Это вам не городской облезлый котяра! Общего с мурчащим мешком блох у нее столько же... как, например, у пескаря со щукой. — Александр принялся расхаживать по двору и с упоением жестикулировать, подкрепляя свои слова яркими образами. — Это свирепое чудище имеет шкуру красного цвета. Цвета спелого леуварденского апельсина под лучами закатного солнца, медленно тонущего в виноградниках. Вместо хвоста у мартихоры ядовитое жало, а во рту... вот это, кстати, не подтверждено... три ряда зубов! Бесстрашные остроухие воины... — Марцэль попытался вырвать топор из пенька, но тот не поддался. Так что, для наглядного изображения "воина", ему пришлось поднять с земли палку. — ...во времена войны богов, седлали этих кошек и бились на стороне Элва.

— Так значит, эта тварь светлая. — Шакал невольно взглянул на лекаря. Лысый толстяк, будто оправдываясь в чем-то, пожал плечами. — Ну да ладно. Кто там разбираться станет? Александр...

— Для друзей просто Алекс!

— Как скажешь. Александр, откуда такие познания? Рассказывай, тебе ведь хочется, я вижу.

— Ваш покорный слуга... — голубые глазенки Марцэля загорелись. — ...не только талантливейший менестрель, бард, певец, актер, поэт и писатель. Александр Марцэль, ко всему прочему, еще и продолжатель труда Парта Брида. Этот имперский путешественник, если вам вдруг неизвестно, положил всю свою жизнь на написание "бестиария". Опираясь на исторические факты и народный фольклор, он перенес на бумагу различные сведения о монстрах армий тьмы и света. К сожалению, труд Брида его и погубил... его насмерть разодрала стрыга.

— Бывает. — посочувствовал Каспар. — А что еще известно про эту мартихору?

— Ничего. — будто бы меч, Алекс воткнул палку в землю. — Потому-то я и здесь. Долг ученого обязывает.

— Ну... удачи. Так что насчет козы? — во время разговора, бородатый крестьянин уже пересчитал золото и больше претензий ни к кому не имел. За такую щедрую плату можно было бы выручить молодого скакуна, чего уж говорить о тупой блеющей скотине? Прямо сквозь забор, отодвинув прибитую на один гвоздь штакетину, он шмыгнул прочь со двора и побежал к деревенскому амбару. "Волки" и Арцей остались один на один с бардом. И пока тому не приспичило вдруг зачитать стихи собственного сочинения, нужно было увести разговор в нейтральную плоскость. — Слушай, Александр, а в этом "бестиарии" есть что-то про гигантское серое чудище с малиновым глазом?

— Малиновый глаз? Это, скорей всего, погонщик бесов. — Марцэль призадумался. — А где вы его видели?

— А где видели, там уже нет. — Мартин самодовольно хохотнул.

— Вы что... убили его?

— А то! — железной рукой, Хеннмель облокотился на забор. Тут же, в нехитрой конструкции что-то затрещало.

— Вот видите! Сама судьба послала меня в Пурр! — радостно припрыгивая, менестрель выбежал за калитку. — Вы представляете, какие чудные баллады можно сложить о вас? Какой бойкий, увлекательный роман выйдет из под пера Александра Марцэля? Назову его "Охотники на чудовищ"!

— Лучше не надо...

— Да вы к тому же и скромны, как настоящие герои! Решено. Теперь за вами буду по пятам. И это не обсуждается! Только соберу книги и письменные принадлежности. — суетной бард побежал обратно в дом. — И вот еще что! Ведите себя естественно! Представьте, что меня рядом нет! Ах, какие баллады получатся! Какие рассказы!

* * *

Земля еще не успела окончательно промерзнуть и под одеялом из мха было чуть теплее. Но все равно холодно! И ноги затекли. И есть хотелось. И белый лекарский балахон теперь не отстирать от грязи. Неприятность за неприятностью! Будь воля Арцея, он тот час же прекратил бы всю эту охоту и развел костерок. Хорошенечко отогрелся, своровал у местных лошадь и отправился в теплый уютный "Небосвод". Время к вечеру, наверняка Куница сейчас готовит что-то жирное и вкусное.

Козу привязали к молодой ели прямо рядом с опушкой. Потом слегка посокрушались о том, что рядом нет умелого охотника. Такого, который в мелочах знает принципы работы силков и капканов. Да только где ж его, в этой дыре, найти? Ладно, бес с ним, с охотником. Замаскироваться под лесной подстилкой отряд сумел без посторонней помощи.

Шел четвертый час засады. Увязавшийся следом за путниками Марцэль шептал стихи, лекарь недовольно ворочался, а железнорукого так убаюкал шум сосенных крон, что тот даже вздремнул ненадолго. Один Каспар, не смыкая глаз, следил за живцом.

Перед ним лежал заряженный самострел, прихваченный из деревни навязчивым бардом (в основном поэтому, Александру разрешили присоединиться к охоте). Ветхий и очень тяжелый, из тех, взвести который можно только при помощи ноги и специального крюка. Новый такой, наверное, уже не купишь в оружейной лавке. Да и зачем? Вспомнить хотя бы легкие, изящные арбалеты Алезандезе! Эти малыши и по скорострельности, и по убойности, и по удобству превосходят своих прародителей. Ну а этот трухлявый раритет с одинаковой вероятностью может либо убить врага, либо, нечаянно порвавшейся тетивой, выбить Шакалу глаз.

Положив конец многочасовому ожиданию, издалека донеслись крики куропаток. Не иначе, что-то спугнуло птиц. Белой молнией, из чащи вылетел заяц. Путая следы, косой пропетлял между деревьями "восьмерку" и унесся в поле.

Казалось, весь лес пришел в какое-то движение. Забеспокоилась и коза. Скотина истошно блеяла и упрямо мотала башкой, пытаясь сбросить с себя веревку.

Что-то произойдет. Тело Каспара, не сговариваясь с хозяином, принялось готовиться к этому "чему-то". Быстрей застучало сердце, дыхание участилось и кровь под напором побежала по затекшим мышцам. Его телу, пусть и тренированному физическими нагрузками, было уже далеко за тридцать и оно потихоньку начинало становиться обузой. Но только не сейчас, только не перед боем. В голове бывалого воина нет места сомнениям. В этой голове, надменно отрицающей возможность собственной гибели, протекают тысячи химических реакций. И эта химия, не приторможенная страхами, делает тело настоящего "одноглазого волка" легким, податливым... всемогущим!

Ярко-красное пятно стремительно вылетело из леса. Мгновение ока и коза, с хрустом ломая позвонки, мотылялась в воздухе из стороны в сторону. Чтобы умертвить добычу, хватило бы одного лишь удара громадной мохнатой лапищи, но мартихоре была присуща кровожадная кошачья игривость. Тварь буквально раздирала козье тело на части. То подбрасывала его вверх, то прижимала лапами к земле и остервенело вырывала требуху зубами. От такого зрелища передернуло бы даже бывалых имперских палачей, в чьи обязанности входит превратить казнь в жестокое шоу для толпы.

Спустя минуту, мартихора вдоволь нарезвилась и соизволила начать трапезничать. Боясь лишний раз вздохнуть, Шакал целился. Баттийские лучники, бьющие без промаха аж на сто пятьдесят метров, при стрельбе используют свою хитрую науку и учитывают абсолютно все. Скорость и направление ветра, вес снаряда, материал тетивы и тип узла, которым она прикреплена к оружию... ну и пускай себе учитывают. Каспар — не баттийский лучник! И расстояние, с которого он собрался стрелять, выбрал подстать своим умениям — тридцать шагов. Тут все просто и незатейливо. Нужно лишь свести в одну плоскость свой глаз, острие стрелы и мартихору.

Окрас твари сыграл с ней злую шутку. Будь он менее пестрым, из-за высокой травы и куска мха на голове Шакала, нацелиться было бы гораздо труднее. Ну что ж, теперь выдохнуть и нажать на...

— Синяя грива! Смотрите! — от неожиданного крика, рука дернулась. Арбалетный болт, направленный теперь гораздо выше задуманного, вырвался из плена ветхого самострела и упорхнул куда-то в лес. Кричал Марцэль. Бард зачем-то вскочил на ноги и вовсю отряхивался от земли. — Синяя грива! Это, должно быть, самец!

"Идиот!" — заорал Мартин. Железнорукий сорвался с места так, будто все это время был в положении низкого старта. Главе карательного отряда пристало быть в авангарде и Хеннмель со всех ног несся прямо на чудовище. На бегу он расстегивал пряжку ремня, которым крепил щит за спину. С момента "знакомства" с магом Бартоломеусом, Мартин холодного оружия в руки не брал. Стальной кулак — вот его оружие! И им он проведет лобовую атаку. Без подвохов и хитростей. Пускай эта кошечка попробует помериться в силе с молодым "волком". Еще посмотрим, кто кого.

А маково-красная тварь уже мчалась ему навстречу. Сейчас, будучи в паре шагов от нее, Мартин отметил поразительное сходство с кошкой. Но к чему описывать сходство, когда настолько интересны различия? Итак... "очевидна разница в величине". Нет-нет-нет... сказать что-то подобное про размеры этого кошака, все равно, что не сказать ничего. Тварь-то, поистине гигантская! Высотой, наверное, метра полтора и уж точно три метра в длину. Дальше, непривычным для глаза становилось то, что вытянутая морда мартихоры со всех сторон обрамлена длинной темно-синей гривой. И глаза. Какие-то уж слишком осмысленные. Будто человечьи.

Стоп! Некогда высматривать в этих глазах искру разума! Сейчас произойдет столкновение. В последний момент, темный выставил щит перед собой. Прижав его к телу так, чтобы случайно не вывихнуть плечо, Мартин крепко врезался в монстра. Знай он, что прямо сейчас выбил бестии зуб — не показалась бы ему силища мартихоры такой уж сверхъестественной. Под весом напирающего чудовища, ноги Хеннмеля подкосились и он рухнул, оказавшись погребенным прямо под огромной кошкой.

Как бы мартихора не пыталась выкрутить шею и добраться до жертвы зубами, щит "одноглазого" претил ей это. Точно так же, как утыкают носом нашкодившего котенка в испорченную им тряпку, Мартин тыкал гербом вольного города чудовищу прямо в рожу. Ну а железной рукой старательно наносил слабенькие, неловкие удары. К сожалению, не было у них достаточного замаха для того, чтобы стать хоть сколько-нибудь опасными.

По уму, сейчас бы скользнуть в мир Мусорщика и оставить монстра ни с чем. Затем появиться метрами тремя выше и обрушить на темечко твари всю силу живой стали. Но самое страшное сейчас — вовсе не лежать под мартихорой, яростью лишенной доли рассудка. Страшней ни к месту вылететь из тьмы, бросив самого себя под удар Шакала. Тут уж никакой лекарь не спасет. А командир-то уже должен быть совсем рядом. Не останется же он в стороне! Потому и не страшно, ведь помощь спешит. Пускай себе рычит тварюга, все равно не достанет. Или достанет?

Мартин почувствовал укол. Острое жало, о котором предупреждал сегодня утром менестрель Марцэль и о котором все благополучно забыли, неглубоко вошло ему под ключицу. Недосмотрел. Оно и немудрено.

Само жало доставило немного неприятностей. По ощущениям, все равно что уколоть палец о розовый шип. Настоящую боль принес впрыснутый под кожу яд. Настойчивое, неутолимое жжение, нарастающее с каждым мигом. И сразу же, вовсе не мешая гореть этому адскому пламени, мертвенный холод начал сковывать грудную мышцу Хеннмеля. Отрава распространялась молниеносно. В горле встал ком, подступила тошнота и жалобно заурчал желудок, угрожая расслабиться прямо сейчас.

Судорога прошла по шее и груди Мартина. Ждать, когда она доберется до рук и лишит возможности пользоваться щитом было нельзя. Прощаясь с мартихорой глухим хлопком, "волк" провалился в другой мир. В этот же миг, на смену соклановцу, в бой вмешался Каспар. Свистнул рассекаемый мечом воздух и тут же, приятным хрустом, отозвался ему ломающийся хитиновый панцирь. Первым же ударом, темный отсек смертоносное жало чудовища. Если уж не топить в детстве котят этой твари, так уж купировать хвосты им нужно обязательно!

Дальше поединок напоминал какой-то дикий, первобытный танец (не хватало разве что мерного ритма барабанов для музыкального сопровождения). Не повторяя ошибок друга, Шакал держался от мартихоры на расстоянии. Он вынуждал монстра бросаться в атаку и в последний момент отскакивал в сторону, стараясь хоть сколько-нибудь зацепить его клинком. Как неутешительное следствие — одни лишь порезы, да царапины. Придумать бы что-то поумней, но... проклятый Марцэль породил эту суматоху! Мартихора была бы сейчас не такой резвой, торчи у нее из задницы здоровенный арбалетный болт.

К слову о менестреле. Ему уже хорошенько досталось от Арцея. Идиотская выходка Александра переполнила чащу терпения голодного толстяка. Не в силах больше сдерживать свое раздражение, острозубый лекарь напал на барда. Прикрывая смазливое личико руками, Марцэль сложился на земле и стоически терпел побои. Раз! Пыром, сапог Арцея прилетел барду прямо в живот. Два! Тот же самый сапог, явно метившись по голове, промахивается и бьет по плечу. Три! О хребет менестреля надвое ломается палка, подхваченная безумным лекарем с земли.

И кто знает, чем бы закончилась эта потасовка, не явись из темного мира железнорукий. Нарочно высоко, дабы не срастись по глупости с каким-нибудь кустарником, Мартин покинул владения Щура. Он шлепнулся о земную твердь неаккуратно и как-то безразлично... будто мешок с картошкой. Токсины неизвестного яда окончательно завладели его телом, словно безродные бунтари городом. И сродни тем самым бунтарям, идущим после штурма грабить замковую сокровищницу, яд сейчас был на полпути к мозгу Хеннмеля. Приоритеты Арцея поменялись. Наказание барда ушло на второй план. Пора работать.

— Живой? — вопрос формальный, но крайне важный.

— Живой. — рука Мартина дернулась в очередной конвульсии и он тихонечко застонал. — Сможешь помочь?

— Смогу-смогу. Пустяки все это... — чтобы тот не мешался, Арцей откинул щит Хеннмеля в сторону. Сложив ладони конвертом, лысый дыхнул в них и принялся тереть друг о друга. Этот бессмысленный ритуал, зачем-то, исполняли почти все светлые. — Куда ужалила?

— Чуть ниже шеи. — рука, охваченная приятным белым свечением, легла на место укуса. Отравленная жидкость прекратила свой смертоносный марш по венам и устремилась обратно, к проколу на еле заметной припухлости. Еще бы чуть-чуть и обрывки бреда в голове Мартина сложились в целостную картину, напрочь вытеснив сознание. Еще бы чуть-чуть. Назло судьбе, "чуть-чуть" не случилось. Уже второй раз пухлый лекарь вытягивал его с того света. — Как там Шакал? Держится?

— Шакал, значит... — Арцей глянул в сторону бойни. Подволакивая разодранную ногу, Каспар был уже не в силах уходить из-под натисков алой бестии. Позволяя укрываться в себе от атак твари, на выручку ему приходил разве что дружелюбно распахнутый мирок Мусорщика. — Держится.

"Держится". Ну да. Сам Шакал не стал бы сейчас бросаться такими громкими словами. Опять битва, опять чудовище, опять ранение. Пора бы уже усомниться в собственных силах и, если обстоятельства позволят ему уйти отсюда живым, навсегда сложить оружие.

Сложить? Ну уж нет. Равносильно тому, что художник добровольно позволит себя ослепить. Вместо этого, Каспар только что зарекся никогда больше не иметь дела с бестиями. И ни к месту самобичевание! С ним по-прежнему все в порядке. Выстави против него прямо сейчас троих... четверых воинов! Суть спора будет состоять не в победе, а во времени, за которое Шакал ее одержит.

А мартихора уже заходит на очередное сближение. Порезы и уколы страшно зудят, красная кошка разъярена еще пуще прежнего. Опасный прыжок и... неуловимый противник, в который раз резанув ее на прощание клинком, оставляет вместо себя костер черного пламени. Скорее всего, он появится за спиной и опять больно укусит беднягу своим неядовитым железным жалом. Да сколько же можно наступать на одни и те же грабли? Тварь резко крутанулась и заранее понеслась в противоположную сторону.

На каждую хитрую добычу найдется хищник похитрее. Только-только материализовавшись, Каспар не успел среагировать и мартихора протаранила его на полном ходу. В глаза будто ударило солнце, отраженное сотнями бликов в бегущем ручье. В ушах стоит звонкий гул, дыхание сбито, члены скованны болью, а за искрящей пеленой не видно абсолютно ничего. Кажется, от ушиба, Шакала даже вырвало желчью. Что ж... пасть в бою — не такая уж плохая участь для "пришлого", собравшегося умереть в этом прогнившем королевстве.

Размышляя порой о смерти, Каспар Кортрен предполагал, что уход из мира должна сопровождать грустная скрипичная музыка. Это добавило бы трагизма, вполне уместного для ситуации. Ожидания обманули — угасанию жизни аккомпанировал отвратительный скрежет. Как если бы кузнец-неумеха не удержал в руках бородок и исцарапал лист железа. Момент! Зрение потихоньку возвращается, стало быть хоронить себя рано. А этот скрежет...

Мартихора искренне не понимала, что происходит. Почему она не может прокусить руку, которую Хеннмель засунул ей в рот? Будто бы стальную перекладину установил Мартин в пасти чудовища. Глубоко, у дальних зубов, так что челюсти не сомкнуть. Заодно и язык обездвижил, прижав к нижнему небу. При таком раскладе, сглотнуть слюну и кровь от выбитого зуба не выйдет! Тварь, захлебываясь, недовольно попятилась назад.

Шумно втягивая воздух ломаным носом, парень вдарил кошке в ухо свободной рукой. И еще раз. И еще. Здоровая тварь, стойкая. Да и Мартин — правша. Все тщетно, как горох об стену. Самое время вспомнить заветы бати Мусорщика и забыть о чести.

Три пальца входят в липкое, теплое глазное яблоко и веки чудовища тут же закусывают их. Проходя сквозь сетчатку, словно через желе, персты Хеннмеля собираются в кулак и крепко ухватываются за кожу. Как и было задумано, он резко рвет эту кожную складку на себя. На хрящах и венах, оторванное веко повисает на морде мартихоры. Больше оно не прикрывает то кровавое месиво, что еще секунду назад было глазом.

От резкой пронизывающей боли, тварь отскочила назад. Уткнувшись носом в землю, она взревела, прикрывая глаза лапами. Рефлекторные, неосмысленные попытки проморгаться приносили бестии еще большие страдания. Теперь ей было не до схватки. А пришедший в себя Шакал уже занес меч на удар.

Со всей силы, не имея необходимости юлить перед выпадами противника, Каспар врезал клинок прямо в лоб мартихоры. Со стуком, похожим на удар топора по бревну, меч рассек кожу и остановился. Толстая, однако, кость! Такую резчикам отдать, так они нашли бы где развернуться фантазии. Череп защитил своего владельца от меча. Надолго ли?

Сверху, на застрявшее лезвие опустился стальной кулак Мартина. Как киянка загоняет долото поглубже в дерево, так и он помог мечу Каспара добраться до заветной цели. Из трещины, наружу брызнула кровь и ошметки мозга. Хруст и мерзкое чваканье ознаменовали окончательную победу "одноглазых".

— Кошка сдохла, хвост облез! — высунувшись из кустов, весело закричал избитый менестрель.

* * *

— И все-таки, вы предвзяты по отношению ко мне.

— Лучше заткнись. — Зло шикнул Каспар на барда, прогулочным шагом следующего перед телегой.

Тушу мартихоры кинули на трухлявую развалюху, которую ушлые деревенские жители отдали по цене крытой кареты. Вьючных животных в Пурре не оказалось вовсе и в оглоблю впряглись все, кто только мог. Кроме Александра. У бедолаги внезапно разыгрался ревматизм, да такой, с которым не под силу совладать даже полевому лекарю. Наследственное, вроде как.

Кстати, резонно будет спросить — а почему Марцэль до сих пор жив? Что ж, кому-то везет и без волшебства. Самосуд был. Был и чуть не закончился казнью. С разбитой в кровь рожей, стоя на коленях, бард сквозь слезы объяснялся перед Шакалом. Якобы, все что делает Александр Марцэль (даже глядя в глаза собственному палачу и жалобно всхлипывая, менестрель не отбросил привычку говорить о себе в третьем лице), он делает ради искусства. И он не мог позволить себе, чтобы в веках бой с красной кошкой был запечатлен, как скучное и подлое действо. И впрямь, попади Каспар стрелой в голову бестии и все закончилось бы, даже не начавшись. А так... вышло сражение, которое писательский гений Александра приукрасит и доведет до поистине эпического уровня! На бумаге найдется место всему. И героизму, и драме, и кровавым подробностям.

Кортрен плевать хотел на чей-то там гений, ведь в бою он чуть не лишился жизни. Прозвучит немного глупо, но карательные отряды создавались кланом "одноглазого волка" для того, чтобы карать. И Шакалу доводилось убивать людей за гораздо меньшие проступки. Спас барда отходчивый Мартин, попросивший друга не губить этого "забавного придурка". А как можно отказать умнице Хеннмелю? Особенно после всего того, что он сделал?

До городских ворот Алкмара оставались считанные метры. Еще издали можно было понять, что стражники засуетились. И не зря, ведь со стороны процессия выглядела более, чем жутко. Впереди всех — ряженый в грязную шелковую рубаху Александр. Арцей принципиально отказался затягивать ему разбитую губу и лечить глаз, заплывший здоровенной гематомой. Светлый лишь пожал плечами и посоветовал приложить к ране подорожник.

Следом шли темные. Как двойка тягловых лошадей с дальнего пути, они неимоверно устали. Мрачные, суровые, в изорванных одеждах. С головы до ног их покрывала запекшаяся кровь. За ними, толкая телегу сзади, шел лекарь. На некогда белых одеждах Арцея грязь смотрелась особенно отчетливо. И хорошо еще, что осень на дворе! Не хватало им, для полноты картины, вони от разлагающейся под солнцем кошки и пирующей орды трупных мух.

— И все же знать желаю... почему? Уж если скромный бард Марцэль вам неприятен чем-то показался, так объясните чем!

— Да мне вся ваша братия неприятна. Не люблю я балаболов, понимаешь? Вот, для примера... — Каспар призадумался. — Жили-были четыре муравья. Смекаешь?

— Начало интригует!

— Жилье у них было одно на четверых, работа одна на четверых и харчи, само собой, делились на четверых.

— Тааак...

— И тут одному из них, как тебе, приспичило стать поэтом.

— "Приспичило"? Какое пренебрежительное слово! А я, спешу отметить, не вижу в этом ничего дурного!

— Ну да. Так вот, с тех пор почти ничего не изменилось. И живут вместе, и едят. Только вот работают втроем. А тот, который в поэты ударился, ходит с утра до ночи неприкаянный и вдохновения ищет. Ах, да, еще иногда чудовищ на людей натравливает. Под настроение, так сказать.

— Муравей? Чудовищ? На людей?

— Да. Все именно так.

— Стоять! — прокричал один из стражников, как только путники ступили на пластину подъемного моста. Алебарды сомкнулись крест-накрест, загородив собой проход в столицу.

— И что? Это конец истории?

— Конец. — Шакал утвердительно кивнул.

— Вы неприятный тип, Каспар! — Марцэль принял позу, выражающую максимальную степень его недовольства. — И, в добавок к этому, отвратный рассказчик!

— Согласен с каждым словом.

— Вы куда это, выродки, собрались?

На воротах сегодня стояли трое. Самый толстый из них, не опасаясь ответных упреков в полноте, сразу же перешел на личности. Хлопнув по плечу своего сослуживца, совсем еще зелененького мальчишку, он жестом направил его за подмогой. Молодой послушно шмыгнул в арку городских ворот и растворился в шумной, как и всегда в это время, толпе разношерстного народа.

— В город.

— Смотри-ка, Ари, в город хотят. — тучный стражник обратился к своему напарнику и рассмеялся. Толстяку, похоже, смелости не занимать. А вот Ари явно перетрусил, даже опустил зачем-то забрало шлема. — В городах люди живут, а вы идите-ка свинье под хвост.

Каспар молчал, глядя исподлобья. В его голове вихрем прокручивались тысячи способов убить эту парочку так, чтобы они даже глазом моргнуть не успели. А стражник тем временем стер с лица надменную ухмылку и сделался абсолютно серьезным. Его внимание приковала странная красная туша. Та, что позади "выродков".

— Что в телеге?

— Не твое дело. — отрезал Шакал.

— Огрызаться вздумал, ублюдок? — вот и показалось подкрепление. Пятеро, включая молодого стража, отделились от людского потока. Столичные блюстители порядка, тут уж ни с кем не перепутаешь. Холеные, аж рожа лоснится. Шли неспешно, явно подчеркивая этим собственную значимость.

— Лучше пропусти по-хорошему.

— Ты смотри, каков! Еще и угрожать вздумал! Не боишься за дерзость поплатиться?

— Не боюсь. Я бы с огромным удовольствием вырезал вас всех. С задором и огоньком, как у нас, "выродков", принято. Но так уж вышло, что мы гости в Алкмаре. А гостям пристало чтить порядки хозяев. — в сердцах, Шакал смачно плюнул на обочину. — Чинуши-буквоеды, крысы канцелярские. Буду с вами по-вашему же. Зовите сюда Мендебала и посмотрим, кто из нас поплатится.

— Мендебала? — а капелла, семь глоток взорвались хохотом. — Конечно, уже побежали. С чего бы это его Величеству, королевскому магу, якшаться с оборванцами?

— А ты проверь. — на всякий случай, Каспар взглянул на Хеннмеля. От злости, молодой каратель скрипел зубами и сжимал кулаки. Того и гляди, кинется. — Спокойно, Мартин, спокойно. Успеется.

— Проверить? А делать нам нечего, как...

— Слышал про недавний прием в "Небосводе"? — Шакал успел перебить толстяка до того, как тот продолжил юморить на потеху своим сослуживцам.

— Что-то такое слыхал. — среди стражников поползло неуверенное шушуканье.

— А слышал, что на нем присутствовал наследный принц вольного города Алькахеста?

— И что?

— И то, что если со мной что-нибудь случится по вине алкмарской стражи, королевской армии после схода снегов придется держать уже два фронта. И в отличии от северной деревенщины, которая толком оружие в руках держать не умеет, на востоке вас будет ждать многотысячная армия. Как думаешь, твой король похвалит тебя за это? — положив руку на подбородок, страж ловко выдал растерянность за задумчивость. Ему нужно что-то решать, причем быстро.

— Принц, значит? — толстяку что-то шепнули на ухо. Ненадолго отвернувшись, он активно принял участие в многоголосом совете. Говорили тихо, но Каспар сумел явственно уловить слова "телега", "бестия", "паладин" и "война". Спустя минуту, страж наконец-таки вынес свой вердикт. — Ну ладно. Поверим на слово, можете проходить. Только телегу здесь оставьте. Нечего всякую дрянь по городу таскать, еще заразу занесете.

— Нет.

— Ну, как говорится, на "нет" и суда нет. Мы к вам со всей душой, а вы... пошли вон! — как по команде, семеро королевских солдат угрожающе выстроились в ряд.

Перспектива стать виновниками начала войны против солидной награды, назначенной за тело бестии. Трудный выбор. Вроде бы и не верится, что перед ними иноземный принц, а вроде бы и проверять боязно. Посмотрим, что "выродки" будут делать дальше. Если пройдут в Алкмар, оставив телегу, значит и правда один из них голубых кровей будет. Стало быть, в деньгах он точно не нуждается. Ну а если развернутся и пойдут на попятную, стало быть, врут все про свое происхождение. Тогда можно будет и со спины напасть. Как хитро! Как дерзко и неожиданно!

Неожиданно? Точно? Ох и отупляет же порой власть. Заставляет наивно полагать, что все вокруг почему-то глупей тебя.

— Арцей, отойди подальше. Не понадобишься. — для воспроизведения громкого стального лязга, Каспар специально поплотней прижал лезвие к внутренней стороне ножен и резко рванул, высвободив меч из оружейного футляра. Музыка для уха воина. — Отведу душу наконец-то. Мартин, готов?

— А то! — Хеннмель уже стучал железным кулаком по своему щиту, раздразнивая противников. "Одноглазые" явно поймали кураж. Злость им в помощь.

— Граждане столицы великого королевства Аббадон! — завопил невдалеке Марцэль. Позабытый всеми менестрель каким-то образом успел проскочить мимо стражи. Запрыгнув на пустой деревянный ящик, он прямо из воротного проема кричал на толпу. На его счастье, внемлющие лже-глашатому зеваки нашлись тут же. — Не проходите мимо! Прямо на ваших глазах творится произвол!

— Ну-ка слезь! — разрушив строй, тучный страж посеменил в сторону барда.

— Те люди, что потакая лицемерию называют себя защитниками столицы, пытаются украсть всю славу у настоящих героев! У охотников на чудовищ! — спрыгнув со своей "трибуны", Александр увернулся от неуклюжего толстяка. — Да-да! Вы не ослышались! Бестия, досаждавшая работягам из деревни Пурр, повержена! Слава победителям Красной Кошки! Слава им, настоящим смельчакам...

— Замолчи немедленно! — все попытки поймать Марцэля напоминали сценку из какой-то комедии. Ну куда ж такому жиробасу, да с его-то брюхом, угнаться за юрким молодым бардом?

— Позор на их головы! — пальцем, Марцэль указал на запыхавшегося стража. — Позор этим лжецам и властолюбцам! Пропустите немедля!

Пламенной речью, барду удалось выцепить из повседневной городской рутины с дюжину прохожих. Успех. Этого достаточно. Теперь, из любопытства, публика будет расти в геометрической прогрессии. "Пропустите!" — послышалось из толпы, — "Позор!".

— Зря вы так сделали. — подняв забрало, с кривой ухмылкой сказал солдат Ари. — Теперь под конвоем пойдете. И все внимание будет вам.

* * *

Какой-то внеплановый праздник сегодня случился у торговцев овощами и фруктами! Вместо того, чтобы выкинуть пропавший товар, они сумели его сбыть. Пускай за бесценок, да пожалуйста! Как ни крути, бесценок — это больше, чем ничего.

Изначальное настроение толпы, заданное менестрелем, безвозвратно утерялось по мере роста ее численности. Подлинную историю трех "пришлых", передавая из уст в уста, извратили до неузнаваемости. Кто? В основном те, кто ее даже не знал. Примкнув к толчее и увидав, что именно удерживает на себе ее внимание, люди не утруждали себя справиться что к чему и делали выводы самостоятельно. Нетрудно догадаться, какие именно. "Выродки!" — бесновалось стадо, требуя немедленно казнить путников себе на потеху.

В "волков" летели испорченные овощи и пустые бутылки. Из окон домов, нависающих над дорогой, на их головы лились нечистоты. Арцея вырвало. Слышались такие проклятия, услышав которые в обычное время, раскраснелся бы даже самый заядлый пошляк и матершинник.

Бард, зеленый от тошноты лекарь и Мартин Хеннмель шли, потупив взгляд. Каспар же, не скрывая презрения, смотрел на хоровод озлобленных лиц. Твари. Очень смелые в своих выкрикиваниях. Смелые, когда кидаются в "выродков" тухлятиной. Но подойти ближе, на расстояние вытянутой руки... нет. Кишка тонка. И вряд ли причиной тому городская стража, обступившая телегу в кольцо. "Бессильная злоба" — вспомнились слова Гастаафа.

Вот в толпе мелькнуло рябое лицо кожевенника, который живет в зеленом трехэтажном доме, что близ посудной лавки. Это не ветрянка тронула его кожу, испещрив сотней шрамов. И юношеские прыщи тут тоже ни причем. Сифилис. Банальный сифилис, запущенный аж до фурункул.

Нет, конечно, он ходил к врачам! Но вместо того, чтобы лечить, эти недоучки лишь добивали бедолагу ртутными примочками и разводили руками, мол, на все воля Единого. Совсем отчаявшись, кожевенник отбросил предрассудки и обратился в Храм. Светлый лекарь сделал то, что должно — спас ему жизнь. Взял, помнится, всего ничего. Пять серебряников. И ведь вполне нормальный мужик оказался! Хоть и выглядел страшно с этими своими бельмами и клыками.

А у кожевенника этого есть брат, что работает возничим на одного богатого купца. Порой, по долгу службы, ему приходится на несколько месяцев уезжать из Алкмара. То в Мерсену, то в Батти, то на самый-самый юг, к морю. Перевозка грузов по Пустоши — опасное дело. В дороге всякое может случиться. Но жаловаться не на что, ведь за риск хорошо платят и в свои выходные кучер кутит, как только ему вздумается. Для него, этот большой плюс перевешивает все остальные минусы и... да, можно сказать, что у него хорошая работа. Даже завидная!

А как-то случай был. Вез он в Мерк, ко двору императора, шелковые рубахи из Эволле. Тряпка тряпкой, а стоит — закачаешься. Если ограбят, за всю жизнь не расплатиться. Не искушая судьбу, на подъезде к Пустоши, караван нанял в охрану "одноглазых". Чтоб поспокойней было. Вместе они пробыли в пути чуть меньше месяца и, конечно же, притерлись со временем! Хорошие ребята оказались, веселые. А еще... то ли магия какая темная, то ли что-то другое, но перепить их невозможно! Даже и пытаться не стоит, только печень испортишь.

Хорошо тогда на этих рубахах купец наварился. Хватило на двухэтажный дом в центре Делфта. Город-порт! Столица торговли! Для уважающего себя торговца, иметь здесь собственное жилье и престижно, и выгодно одновременно. Наверху он оборудовал для себя рабочий кабинет и спальную, а нижний этаж сдал под ключ. Одним из квартирантов, за неимением других, оказался темный. Одиночка, не клановый, трудяга с местной верфи. Платил вовремя, общался вежливо, в дом никого не водил, но все равно у купца к нему имелось какое-то недоверие.

До одного инцидента... на лестнице три ступеньки подряд прогнили, так что с пьяных глаз убиться можно. Нанял торговец строителей, чтобы залатали. Ушлые типы оказались. А купец, он на то и купец, чтобы знать цену товару, а не человеческому труду. Темный, мимоходом, случайно услышал, какую строители запросили за починку плату и... психанул! Прогнал взашей и сам все сделал за пару часов. И ведь не корысти ради, а справедливости для.

Вот такие вот три коротенькие истории, вырванные из жизней трех совершенно разных людей. Только к чему они? А вот к чему! И кожевенник, и возничий, и купец, в один голос могут сказать: "Не все "пришлые" плохи! Есть исключения". И это правда, ведь исключения бывают из всего на свете.

Только вот что интересно... никто лично не знаком с тем самым, плохим "пришлым". С этим гротескным персонажем, беспричинно сеющим зло и разрушения на своем пути. А почему? Наверное, потому, что перезнакомься хоть со всеми темными и светлыми в мире, такого не сыщется. Знакомьтесь, узнавайте, вникайте. Но даже личное знакомство с каждым не сможет помешать ненавидеть их всех вместе, как племя. Ведь ненавидеть так много людей по отдельности очень трудно и утомительно. Да и невозможно, ведь ненависть сильное и стойкое чувство. Им на всех не напасешься. Но если уж надо... если это модно или просто принято. Обезличиваем, объединяем в группу, нарекаем "пришлыми" и ненавидим в свое удовольствие.

Гнилой помидор угодил Шакалу прямо в нос, забрызгав все лицо прелой красной мякотью. Раздался звонкий мальчишечий смех. Тут же, его подхватил второй, как две капли похожий голос. Смахнув с лица, Каспар уставился на близнецов. Не может быть. Или может? Черные волосы, густые брови, носы с небольшой горбинкой. Явно имперцы по происхождению, как и он сам. Но это еще ни о чем не говорит.

Или говорит? Толкаясь локтями, сквозь толпу к ним пробиралась мать... сомнений не осталось. Мирари. Все та же, совсем не изменилась. Разве что появились тоненькие морщинки вокруг глаз и стрижена она теперь покороче, чем раньше. Встретившись взглядом с бывшим мужем, женщина явно перепугалась. И правильно...

Привет из прошлого. Не такой приятный, как хотелось бы. Пусть человеческая память и избирательна. Пусть ей и свойственно подавлять все плохое, но это... это не забудется. Все можно простить, но не измену. Один раз в жизни поступился принципами. Один раз, замахнувшись, остановился и убрал меч обратно в ножны. И один лишь раз соврал не для того, чтобы победить. В Алькахесте все до сих пор уверены, что тело ублюдка унесло вниз по Юне. На самом деле, он уехал вместе с Мирари и детьми.

Не простил. Не смирился. Но приложил огромные усилия на то, чтобы не сорваться и не натворить дел. И что в итоге? Собственные сыновья, кидаясь гнилью, куражатся вместе с тупорылым стадом и кричат "выродок". Воспитала. Молодец. Больше таких ошибок делать нельзя, а эту нужно исправить.

Мстить плохо? А что еще плохо? Что еще нельзя? Как сказал бы Куница, "нельзя в раскаленное масло воду лить"! А "нельзя", основанное на морали и, так называемых, "общечеловеческих ценностях" — бред. Придуманный тупыми и ленивыми, чтобы свою тупость и лень оправдать.

Пример? Да пожалуйста. Хочется тебе украсть и есть такая возможность, но ты этого не делаешь. Говоришь, мол, "зато я хороший человек". Тебя хвалят и ты очень рад. Что ж, поздравляю, ты очень редкий гуманист. А заодно, идиот. Ведь все те, кто одобрительно кивает, слушая тебя, давным-давно воруют. Только они предпочитают не тешить самолюбие, выискивая для себя такого же одобрения, как ты. Вывод? Все эти "нельзя" летят из уст либо идиотов, либо лицемеров. Оставьте их при себе. Мне можно все.

Злость нестерпимо душит. Ничего-ничего... скоро она слегка утихнет и поможет завершить клановые дела. Ведь расправиться с Бриартаком нужно как можно скорее. Приоритетней и быть ничего не может. Ну а потом, первым делом, сюда. Обратно в Алкмар. Ту тварь, которую близнецы называют "папой", быстро убить не получится. Уж очень хочется послушать мольбы и крики боли. Увидеть слезы. Доказать свое полное превосходство, перед тем как закончить его жалкое существование.

Или, может быть, оставить его ущербным? Что, что? Это тоже плохо и "нельзя"? У него будут все шансы постоять за себя, так в чем же тогда несправедливость? А Мирари пускай живет, но сыновей она больше не увидит. Не будут они расти столичными слюнтяями с мозгами, промытыми Церковью. Вольный город — отличное место для того, чтобы провести детство. Уж кому лучше меня об этом знать?

— Арцей, Хеннмель, сочтемся позже. На сегодня свободны. — тайный канцлер похлопал Мартина по плечу.

Подавляя ярость внутренним монологом, Каспар и не заметил, как их конвой добрался до парадной "Небосвода". Его спутникам не нужно было повторять дважды. Злые, голодные и усталые, они с облегчением бросили телегу и направились в ресторан. И правильно, ребята молодцы и заслужили хоть немного отдыха. Под шумок, бард Александр увязался вслед за ними. А рядом с Шакалом теперь были Колин и Алезандезе. Эти двое отложили свои прения ради общего дела, как и подобает "одноглазым".

— Разошлись! — вскрикнула Дез, метнув в толпу пузатенький пузырек с каким-то серым порошком. Стекляшка разбилась и произошло... ничего. Ни взрыва, ни клубов дыма, ни внезапной паники среди народа. — Дышите ртом. — добавила она, обращаясь к своим.

— Слышали? — с вызовом прикрикнул Колин на стражников. — Ртом дышите. А теперь взяли и понесли!

Командный голос тайного сработал. Солдаты, подхватив оглоблю, двинулись вперед вместе с телом мартихоры. "Что за вонь?" — раздалось позади и переулок, не испытывавший доселе подобных унижений, потихоньку начал заполняться рвотой. До Церкви шли молча и, даже спустя несколько кварталов, на всякий случай вдыхали через рот.

* * *

— "...свалился на пол и лишился чувств". — вывел в своей тетради Марцэль и мокнул перо в чернильницу. — И что же было дальше?

— Ничего. У меня теперь рука стальная. — чавкая, ответил Мартин. За то время, пока победители Красной Кошки освежались с дороги, Куница накрыл нехилый стол закусок и прямо сейчас возился с горячим. — Ты бы пивка бахнул, что ли.

— Великодушное спасибо, воздержусь. Я не могу творить пьяным. Слог не тот. "И стала плоть его тверда отныне, будто сталь, а смертоносна, как...".

— Молот! — Хеннмеля очень забавило то, что прямо на его глазах бард слагает легенду. Грешно в этом не поучаствовать. Особенно учитывая, что легенда о нем, любимом.

— Хм... Ну, раз вам так угодно, то пусть будет "молот". Поправить никогда не поздно. Так зачем же вам, Мартин, было так рисковать?

— В смысле?

— Насколько мне дают судить познания в фольклоре, связывать свою судьбу с волшебником... чревато. Зачем вам понадобилась рука из стали?

— Ну как, "зачем"? Нормально же получилось.

— Нормально? Если хотите знать мое мнение... замечательно! Лучше и не придумаешь! Но вот мотивы... — Александр заговорщицки подмигнул. — Наверное, хотели отличиться?

— Отличиться, не отличиться. — шмыгнув ломаным носом, Хеннмель напрягся. Начиная издалека, блондинистый стихоплет решил его в чем-то обвинить. Только непонятно в чем. Или показалось? Мудреный слишком, все у него как-то сложно. — Знаешь, сколько "волков"? А сколько командиров карателей? Как собак нерезаных! А помнить будут лишь некоторых. Тех, кто лучше остальных был. Ну или там... отличился чем-нибудь. Тех, кто сильней или ловчей других был! Тех, кого враги боялись!

— Мартин, что ты перед этой шишиморой распинаешься? — вставил свое неразборчивое слово лекарь, уплетая за обе щеки балык кеты. Редкий деликатес в это время года, так что моментом нужно пользоваться.

— Так я виноват, что ему все разжевывать надо?

— "Теперь, влекомый жаждой славы боевой, он сам себе решил стать лучшим воином на свете. И будущее — белый лист, и кровь врагов — чернила, и рука — перо. Прослыть в веках отвагой, силой, храбростью и честью, огромным списком сокрушительных побед. Вот это цель, достойная героя".

— Про чернила, это ты складно придумал.

— Спасибо, Мартин! Поверьте, для меня ваша похвала дорогого стоит. А дальше, как я понимаю, вы откликнулись на зов о помощи из деревни Пурр?

— Нет, это ты далеко вперед забежал. Дальше чудище было. Ну, то... большое. Лысый, помнишь? — немногословный лекарь утвердительно кивнул. Рыба сама себя не съест.

— Погонщик бесов. Помню-помню, господин Каспар его упоминал. Так это он сразил монстра?

— Ну... там странная история вышла. Толпой на тварь навалились. — Хеннмель задумчиво почесал затылок. — Но последний удар, вроде как, за мной был. Хотя! На самом деле, это Арцея нужно благодарить за то, что выжили тогда. Да, лысый?

— "Не зная страха, наш герой, бок о бок с юным лекарем Арцеем"...

— С юным? — светлый чуть не подавился. — Ты знаешь, сколько раз за ночь я по нужде просыпаюсь?

— "Не зная страха, наш герой, бок о бок с дряхлым лекарем Арцеем"...

— Ой, прямо обидел. — закусив пробку острыми звериными клыками, лекарь откупорил бутыль вина и сделал добрый глоток. В данный момент алкоголь не оставил и следа от бывшего обидчивого нытика, коим являлся трезвый Арцей. — Пиши, что хочешь, гыргалица обдристанная. Чтоб у тебя нога мохнатая во лбу выросла.

— Пропущу мимо ушей. Мартин, а как же, все-таки, вы вышли на след Красной Кошки?

— А я и не выходил. Был банкет... вот прямо тут. Что на нем творилось, я не знаю. После него Каспар сказал, что нужно становиться паладинами. Приказ старшего по званию не обсуждается, ну мы и нашли тварь. Перышко сожгли.

— Перышко?

— Дурак... — вздохнул Арцей, про себя ругая простодушие молодого "волка".

— Ага. Мне когда Черный руку сделал, тот, второй маг, мне два пера подарил. Они, вроде как, удачу приносят в любом деле.

— Второй маг?

— Ага. Мужик-лиса. Странный такой, весь в обносках.

— Как же я завидую, Мартин, вашей насыщенной жизни! Встречи с волшебниками, битвы с чудовищами, путешествия! Эх, завидую.

— Было бы чему. О, горяченькое! — обрадовался парень, увидев, как с кухни выходит Куница. Не мудрствуя лукаво, повар просто пережарил куски говядины, сложил их горкой и облил перечным соусом. Просто, вкусно, а главное быстро.

— Погодите-ка, Мартин. — Александр отложил перо. — У вас есть волшебный артефакт, претворяющий в жизнь желания владельца? И вы потратили его на... поиски монстра? Зачем, скажите мне!? Ведь вы могли желать любви, богатства, счастья, бесконечной жизни...

— Да погоди. Ты не понял. Это не так работает. Перья удачу приносят, а не желания исполняют.

— Не суть! Удача в поиске суженой дарует тихое семейное счастье! Удача в дуэли с заклятым врагом спасет от гибели. А если уж говорить на чистоту... — Марцэль потер большой палец об указательный. — С такими козырями, как у вас, в игорный дом дорога.

— Ну а я поступил так, как поступил. — да этот смазливый писака издевается! Но ведь умело как, стервец. Вроде бы и дураком выставляет, а вроде бы и по роже ему дать не за что. И как у него так получается?

— И ваш поступок, Мартин, достоин восхищения! Вы не только искусный воитель, вы еще и широкой души человек! — менестрель вновь взялся за перо. — "Покамест пировали старшие чины, бесстрашный Мартин проводил обряд"...

— Покамест пировали старшие чины, пьянющий Мартин мне весь лоб щелбанами отбил. — Арцей постучал себе по лысине. — Ему и без лишней удачи масть идет.

— "Отринув корысть, жадность и гордыню, использовал он мажий артефакт. В тот день была ему слугой ее Величество Удача. Она помочь решила утолить великий голод славы боевой. В деревню Пурр легла его дорога, крестьянам бедным на подмогу. От кровожадной бестии избавить"... минутку. — в задумчивости, Марцэль вскинул бровь и многозначительно замолчал.

— Хоть минутку, хоть две. — лекарь хохотнул. — Смирись уже, у тебя нигде рифмы нет. Думай, не думай... не дано!

— Не тем сейчас был занят мой рассудок. Беда, что будет пострашней плохой рифмовки, пришла откуда я не ждал. Смысловая несостыковка! Понимаете? Получается, как? Храбрец Мартин, рискуя жизнью, победил двух чудовищ, безвозмездно потратил волшебное перо во благо других, а вся награда... встреча с сиятельным Дедериком, гордое звание, почет и слава достанутся Каспару?

— Ну вот так вот. — появись в карательном отряде такой подстрекатель, как этот бард, не вернуться ему с первой же вылазки. Неизвестно, добивается он чего-то или просто душонка гнилая, да только все, что он сейчас делает, очевидно и понятно. "Волки" не обрели бы нынешнего могущества, будь в их числе такие людишки. Идеалы придуманы задолго до тебя! Придуманы умными людьми и им нужно следовать слепо! Доверие, уважение, дисциплина. И точка. Но ведь... но ведь в чем-то он прав?

— И что, вам не обидно? Представьте, как могла сложиться ваша жизнь! И я не фантазирую. Я говорю не о выборе, сделанном вами когда-то... несколько лет тому назад, например. Я говорю о настоящем времени. Прямо сейчас, вы, Мартин, могли бы готовиться к аудиенции короля. Просить его о чем угодно! Земли, деньги, женщины, высокий чин. И при всем при этом, у вас еще одно перо в запасе.

— Гладко стелешь.

— Так я описываю жизнь героя! А вы же, Мартин, самый что ни на есть герой!

— Ну если так посудить, то...

— Вот видите! Вы поняли все сами.

— Мартин! Не ведись на провокацию! — возмущенно вскричал Арцей, вскочив с места. — Сам знаешь, что Шакал тебя любит. Как сына! А ты, Марцэль, ублюдок. Жалко, что мы тебя на той опушке не убили. А ну, пшел вон, пока Кортрен не вернулся!

* * *

— Судя по тому, что ты еще с нами, задуманное не получилось.

— Не твое дело.

— Хотя бы жива.

— Я сказала, "не твое дело".

Стоять посреди замковой площади было бы глупо, странно и подозрительно. Будто два наглых таракана вальяжно выбрели на центр стола в поисках наживы и решили передохнуть, поглазеть по сторонам и выказать свое недовольство хозяевам дома, мол, даже пожрать у вас нечего. Да и в самом-то деле, неудобно! Даже облокотиться не на что. Посему тайный канцлер "одноглазых" и дочь главы того же клана, проводив Каспара Кортрена, переместились в близлежащий переулок. Отсюда был отличный обзор и на Церковь, и на ворота королевского замка.

Шакала в Церкви приняли неохотно. Негодующие монахи визжали, точь-в-точь как базарные бабы. На шум, решать судьбу победителя Красной Кошки спустился сам ипоэкзарх Марко. "Лучше бы вы друг друга поубивали" — продребезжал церковнослужитель, неловко пытаясь прикрыть руками свежие побои, оставленные вспыльчивым купцом Руджером. Недовольство, в унисон источаемое всем городом, казалось, скоро станет осязаемо. А поделать-то ничего нельзя. Кортрен сыграл по правилам, которые придумала сама Церковь. И по-хорошему, нарушить бы свое слово, послать темного куда подальше и даже не мучиться угрызениями совести, но... это не Церковь ли, часом, претендует на святость?

После приказа Марко, монахи пропустили Шакала внутрь и оказали должные почести. При этом, настырно подчеркивая свое малодушие, служители Церкви вели себя язвительно вежливо. Наивные, лезли из кожи вон, чтобы при любом удобном случае кольнуть очередной издевкой, высосанной из пальца. Будто бы Кортрену не плевать на них. В любом случае, именно сейчас его посвящали в паладинский орден и готовили к встрече с владыкой Аббадона, сиятельным Дедериком Тримелем. И на этом пока что все.

"Смотри" — шепнул Колин, кивая в сторону, противоположную замку. Там, ниже по улице, за невысокой ржавой оградкой, находились поросшие мхом двери алкмарского Храма Света. Мерзким уродом, это неухоженное здание с облупленной белой краской затесалось средь двух роскошных особняков. Окна, заколоченные трухлявыми досками. Выброшенные прохожими кучи мусора. Надписи с угрозами в адрес "пришлых". Как-то так выглядит место, в которое идут спасать свою жизнь столичные лицемеры.

— Что за клоуны? — нахмурившись, спросила Дез. Сейчас, со стороны, можно было бы вновь пронаблюдать, как стремительно меняется цвет глаз девушки (стараясь не повторяться насчет морских глубин, условно назовем этот оттенок "рабочим"). Причиной таким переменам стала толпа вооруженных мужчин в белых плащах. Человек пятнадцать, они уверенно маршировали к Храму.

— Смотри внимательней, Джербен. Герб.

— Так это...

— Да. Они самые. — алая пятерня красовалась на спине у каждого из мужчин. "Кровавая Ладонь" в городе, под самым носом у городской стражи.

— Как они сюда попали?

— Так же, как и мы. Заплатили привратникам. Думай, Джербен. Плащи — белая ткань с вышивкой. Одинаковые, явно под заказ. Сапоги белой кожи. Скорей всего змеиной. Оружие блестит, стало быть новое, не пользованное. Кучеряво живут ребята, узнать бы, откуда такое богатство.

— Ну так пойдем, узнаем. — Алезандезе сорвалась с места.

Один из "Ладошек" вышиб ногой хлипкую калитку, обнажил меч и вразвалочку двинулся к дверям Храма. Остальные, протискиваясь вслед за ним, принялись весело свистеть и улюлюкать. Каждый из них, в своих фантазиях, прямо сейчас получал награду от Бриартака Анрея. Награду, назначенную их лидером за каждую принесенную голову светлого.

Столичные целители их точно не ждут, а зарубить безоружного — пустяковое дело. И эти молодчики, не скрывая радости, начали праздновать победу заранее. Очень зря, ведь белокурая бестия была уже шагах в тридцати.

Расклад следующий — двое против пятнадцати. Эффект неожиданности сразу же уберет троих, но это как максимум. Дальше, пока "ладошки" поймут что к чему и перегруппируются, Колин успеет застрелить еще парочку. После, Дез останется один на один с десятком отлично вооруженных мужиков. Без шрамов не обойдется. Хотя какие, стрыга раздери, шрамы? Не погибнуть бы. Двадцать шагов. Пятнадцать... еще не поздно развернуться и уйти, как ни в чем не бывало. Позволить себе проиграть эту битву и запечатлеть исход войны, будучи при этом в живых.

"Призвать к себе!" — громкий мужской крик остановил Алезандезе. "Или оставить жить!" — раздалось тут же, но уже хором. Воины "Ладони" прибывали в таком же недоумении, как и дочь Вожака. Обернувшись, они пялились на кричащих. "Отец наш, Мусорщик!" — еще громче прежнего, проорал неизвестный. "Решай!" — многоголосьем, поддержали его соратники. Ритуал? Боевой клич? Как бы то ни было, улица сию же секунду пришла в движение.

На темных из "Кровавой Ладони" побежали люди, надежно укутанные в кожаную броню. Такую бронь "одноглазые" видели впервые. Это были не отдельные элементы доспеха, как заведено у всех известных им кожевенников. Он был целиковым! К дубленой кирасе, широким рядком наступающих друг на друга пластин, крепился массивный наплечник. Он, в свою очередь, переходил в наруч, а наруч — в перчатку. Примерно такая же защита спускалась от пояса до самых стоп этих неизвестных. И по всей этой красоте, сотни... нет! Тысячи мелких металлических клепок! Как кольчуга, только наоборот.

Колин явно поспешил обвинить "Ладошек" в дороговизне их обмундирования. Учитывая, как легко повредить кожу, пусть и дубленую, невероятные доспехи этих воинов являли собой просто-таки вершину расточительства. Но при все при этом, руки у неизвестных были абсолютно свободны. Ни оружия, ни щитов... ничего! Только лишь один верзила, держащийся чуть позади остальных, волоком тащил исполинский молот.

Скоро алкмарская мостовая хлебнет кровушки. И в доказательство тому, по узкой улице, два отряда стремительно шли на сближение. Еще секунда и бой начнется. На бегу подпрыгнув, безоружный боец замахнулся так, будто бы держал в руке эфес меча. Язычки черного пламени окутали его ладонь, как это принято у темных, но затем резко рванули в сторону! Так называемая "тьма"... этот кусочек чужого мира, самобытный и неконтролируемый, по воле воина приобрел очертания клинка. Хоть "кровавый" и не ожидал такого, в последний момент сумел принять удар на щит. А удивляться некогда, ведь нужно бить в ответ и лучше всего постараться попасть в область шеи. Замах, удар и... в левой руке оппонента, на манер "темного меча", сам собой материализуется точно такой же щиток.

Дез так и осталась стоять в замешательстве, наблюдая за тем, как схватка набирает обороты. Пусть "Ладошки" и были в большинстве, их противник уравновешивал положение своей мастерской военной выучкой. Выпады, уклонения, обманные финты, искусные развороты и приседания. Такое действо наверняка пришлось бы по нраву Александру Марцэлю, неистовому любителю всего прекрасного.

Бой походил на хорошо отрепетированное акробатическое шоу, по окончанию которого актеры должны поклониться восхищенной толпе и удалиться за кулисы. Удалиться? Ну уж нет! Занавеса не будет! Ведь на самом деле, лезвия мясорубки уже раскручены. И пусть пока что она работает в холостую, дайте ей зацепиться хоть за краешек плоти и она мигом прожует человека, выплюнув наружу сочный кровавый фарш.

И вот, настал момент, утверждающий всю серьезность происходящего. Огромный двуручный молот со всей дури опустился на темечко темного из "Ладони". Тяжеленный кусок стали вошел в голову уверенно, можно даже сказать "по-хозяйски". Этот непрошеный гость нагло прогнал с насиженного места мозги, заставив их спешно ретироваться через рот и нос бедняги. "Переигрывает" — сказали бы критики, будь это и вправду постановкой. Запахло смертью.

— Кто это? — обернувшись, спросила Дез у тайного канцлера.

— Враги нашего врага. — Колин наложил стрелу на тетиву лука. — Не за тем ли мы здесь, чтобы найти их?

Выстрел тайного оказался не смертельным, но крайне неприятным. Наконечник вошел недалеко от скулы и раскрошил зуб мудрости. Нанизав язык на древко, он продрался наружу сквозь щеку жертвы и стрела остановилась, застряв в нижней челюсти. На этой тесной улочке, не предназначенной для массовых побоищ, такое попадание было верхом снайперского мастерства. Как-никак, мало того что мишень движется, так еще и бытует вероятность попасть в "своих". Поймав на себе одобрительные взгляды воинов в коже, канцлер поклонился. Свое присутствие, ровно как и намерения, "волки" обозначили четко.

— Не стой столбом, Джербен. Помоги им.

Сейчас, как никогда, уместно было бы сравнить Дез с милинтийским огненным фонтаном. Смотрящий вверх, он своей завораживающей красотой дарит радость и приносит эстетическое удовольствие. Но стоит направить его на толпу и разноцветное пламя превратится в оружие массового поражения. Обжигающая красота. Калечащая. Именно таким фонтаном, дочь Вожака влетела в потасовку.

Ловко и грациозно заплясали ножички. То щеку царапнут, то по ноге резанут, а то, совсем уж опасно, кольнут в открывшуюся подмышку. Раны не смертельны, зато оставлены отравленным оружием. Ни к чему торопить события, ведь правда? Тут же не резня, в самом деле, а искусный поединок! Степенное фехтование на дуэльном уровне, поочередный размен ударами. Трагизм и героизм схватки на лицо. В общем, все по канонам. Пускай так и продолжается еще несколько минут, пока яд не вызовет корчи. А тогда-то, Дез и начнет убивать.

Подпрыгнув, воительница ушла от подлого удара по ногам, подалась вперед и вогнала лезвие в плечо очередному "ладошке". Кровавое пятно начало стремительно разрастаться по белой щегольской форме. Из раны ударил алый фонтанчик. Ну уж извините, слегка не рассчитала и вскрыла артерию. Орет теперь, зараза, как полоумный. Этому бедолаге сейчас не помешало бы целебное касание светлых. Ирония в том, что до Храма всего-то десять шагов, но там ему не помогут. Обстоятельства не те.

Юркая, как змея, Алезандезе вылетела из гущи событий. В три прыжка, она оказалась на безопасном расстоянии. Нужно слегка передохнуть и оценить ситуацию. Одного потеряли "Кровавые". Одного те, "другие". Тот, что после сближения с Дез обильно кровоточит — носится в панике, как обезглавленная курица. Зря он так делает, вот-вот сам на меч налетит.

Ну и к слову о ранениях. Пятеро "Ладошек" отравлены и судьба их уже предрешена. Нужно чуть подождать. Яд желтых моллюсков не имеет никаких первичных симптомов и убивает почти моментально. Обрекая жертву на болезненную агонию и испуг, у нее просто-напросто отказывают легкие. Подводя промежуточный итог, можно уверенно сказать: чаши весов наконец-таки качнулись.

Где-то слева, свистнула очередная стрела тайного канцлера. Ладно, хватит отлынивать. Пара глотков воздуха и обратно, в пекло. До сих пор, неизвестные воины в коже даже не помышляли тронуть Алезандезе. Стало быть, всем все ясно. Не ясно лишь, как они делают эти фокусы с "тьмой"? Дез никогда не видела ничего подобного. "Тьма" слушается их! Меняет размер, форму и плотность! Что это? Волшба? Нет, такого быть не может. Люди, способные к волшебству, родятся один на миллион. Тогда, может быть, проделки сутарского отшельника? Или очередной эксперимент Бартоломеуса Черного? Тоже очень вряд ли. Маги идут по жизни рука об руку с политикой и устраивать бойню в самом центре Алкмара не станут. Если, конечно, на то не будет веских причин.

Только-только успела Алезандезе залететь обратно в толпу, на второй заход, как еще один воин "Ладони" пострадал от ее шустрых ножиков. Дуралей, пытался протаранить девушку щитом, а в итоге пролетел мимо и подставил ей собственную спину. Чуть левее позвоночника, клинок вошел в аккурат меж ребер. Резко, как вспугнутая птица, нож тут же рванулся в сторону. Буквально за одно мгновение, лезвие прошлось по сердцу, бронхам и легким. В добавок ко всему, смертельно раненный "Ладошка" получил обидный пинок под зад и рухнул ниц, расквасив нос о камень столичных улиц.

Небольшой пяточек мостовой, на котором противостояние было особенно жарким, уже не мог впитывать в себя пролитую кровь. Насытился, не иначе. Ловкие по своей природе, темные начали неуклюже скользить на кровавом месиве и спотыкаться о тела убитых. Спала маска благородного рыцарского поединка и под ней, беззубо скалясь, показалось обезображенное лицо оголтелой резни. Теперь безумие правит бал, а смерть становится чем-то обыденным.

Не устоял на ногах? Будь готов погибнуть. Так, например, только что один из воинов в коже лишился головы. Скажете, дурак? Почему промедлил и не скользнул в мир Мусорщика, избежав рокового удара? Ну, может и вправду дурак. А может быть, человек чести. Ведь как ему быть с соратниками, которых можно нечаянно угробить, спасая собственную шкуру?

Особенно тяжело в этой давке приходилось Алезандезе, которая привыкла "работать" в одиночку. Не будь в зоне поражения союзников, то, при должной подготовке, этот бой можно было бы уложить в пару минут. А так... удар, отскок, еще удар. Вот запыхавшийся противник отводит меч за спину для удара и Дез, инстинктивно уловив чужую слабость, подпрыгивает к нему вплотную. Одной рукой она фиксирует занесенное оружие "кровавого". Второй, отводит в сторону щит и, к неподдельному удивлению всех вокруг, собственным лбом расшибает "ладошке" нос. От неожиданности, бедняга поскальзывается, роняет меч и падает. Шмякается на задницу, прямо в вязкую лужу крови. Тут же, в его опухшую сопливую носопырку, со всей дури прилетает колено Дез. Сотрясение или нет — не суть важно, но сознание покидает воина.

Еще один готов. Темно-синие глазки забегали в поисках следующей жертвы. А вот и она... точнее он. Прикрывается от яростных натисков "темного" меча и даже не подозревает, что белокурый ангелок смерти вот-вот настигнет его со спины. Прыжок, второй и... непонятно откуда взявшаяся туша врезается Дез в колено. Да так плотно врезается, что она падает, невольно проделав кувырок через голову. Вот так, в один миг, расчетливая машина для убийств выходит из строя. Алезандезе ломает ногу, крепко прикладывается затылком о камень и повреждает спину, приземлившись поясницей на что-то очень твердое. Боль невозможная. В слезящихся глазах двоится и подкатывает страшная обида на то, что тело перестало слушаться. И это только половина беды... сейчас ее будут добивать.

Как пьяный кот на валерьянку, один из "Ладошек" ломанулся к Дез. И осуждать его глупо, ведь ее Величество Бойня не терпит пощады. Нужно убить... или убьют тебя. И только полный идиот будет раздумывать над этим выбором. Вот так прозаично, скучно и уныло закончится жизнь Алезандезе Джербен. Недосуг ее врагу произносить победные речи и спрашивать последнее желание. Ему бы, как можно скорей, кольнуть холодной сталью в сердце и побежать дальше.

К счастью, не в этот раз... дядюшка Колин не дремлет. Стрелял наверняка — в висок. Вот ведь старый ублюдок! Спасать удумал! Теперь, бьюсь об заклад, будет козырять этим при каждом удобном случае...

* * *

В какой-то степени, все правители одинаковы. И Алькахест, в этом плане, удивительное место. Исключение из правил. Никаких дворцовых интриг, никакой бюрократии и никакой... абсолютно никакой терпимости к несогласным. Суровое мужское братство стоит во главе и правит своим народом так, как считает нужным. Не нравится? Лучше уходи сейчас или можешь не дожить до рассвета. Нет? Не уходишь? Смеешь открывать рот и кричать о несправедливости? Минуточку! Вспомни, разве тебе ее кто-то обещал?

Так и живем. И ведь люди этим режимом довольны! А тут... бедный, угнетенный народ. Вправду говорят: "ложь порождает еще большую ложь". И местные чинуши настолько запутались в ней, что дошли до абсурда. Весь этот бред цветет буйным цветом. В то время, как можно все исправить за одну ночь! Нет ничего проще — перерезать тварей прямо в их теплых постельках и встретить рассвет уже свободными. Нашелся бы смельчак, готовый заварить такую кашу. Ладно, не моего ума дело. Один разговор и обратно, домой. Что ж, сиятельный Дедерик Тримель, готовься к обилию лести и заискиваний. Ты это любишь, я знаю. У тебя это должно быть в крови.

— Марко! Ты что, мразь подзаборная, совсем одурел? — пробасил король. Вот как, оказывается. Интересные у него отношения с духовенством. А говорят, что Церковь вертит им, как хочет. Видимо, врут. — Ты хоть понимаешь, кого ты не хотел ко мне пропускать?

— Я... я...

— Я... Я... — передразнил Дедерик перепуганного ипоэкзарха. — Пусть прохудится задница твоя! Собака ты сутулая!

Владыка всея Аббадона ругается, как пьяный сапожник. Немного неожиданно, но со стороны выглядит весьма органично. Король невысок ростом, зато плечист. Аккуратная бородка, карие глаза, нос картошкой. На удивление, для своих лет пребывает в хорошей физической форме. Аристократическое происхождение выдает лишь пивное пузико, да королевское облачение: обрамленная мехом роскошная синяя мантия и знаменитая корона, изображенная на гербе Аббадона.

Сейчас Дедерик, вскочив с трона, недовольно расхаживал взад-вперед по залу и чихвостил беднягу Марко. Смотреть одно удовольствие. Удивительно, но что-то вроде уважения просыпается к нему. Может быть, в действительности, не все так плохо в королевстве? Хотя... нужно верить своим глазам. А за неделю в Алкмаре, гадостей я навидался сполна.

— Что Абигал в тебе нашла? Ты же туп, как камушек. К тебе приходит человек из высшего военного сословия соседствующего с нами государства. Приходит сам! — стиснув зубы, король замахнулся на Марко, но бить не стал. — И сам же предлагает принести присягу твоему королю! А ты что? Ты как себя ведешь, паскуда?

И действительно, присягу пришлось принести. Вступая в паладинский орден, ты автоматически зачисляешься в командный состав армии Аббадона. Присяга... наверное, тяжело человеку, для которого это больше, чем просто слово. Что будет, если ее нарушить? Может быть, отвалится ухо или сыпь по спине пойдет? Нет. Ну и пускай себе наивно полагают, что я им верен. Лишним это не будет. А батька Мусорщик только улыбнется, прознав, что его приемный сын заделался воином Церкви Единого. Улыбнется и подмигнет лукаво, мол, ловко ты это провернул.

— Я же не знал...

— Почему Мендебал знал, а ты не знал?

Кстати о маге: рыжий кудесник стоял возле трона и был неимоверно напряжен. Скорей всего, прямо сейчас заслоняет своего хозяина какими-нибудь невидимыми щитами. Все правильно. Доверяй, но проверяй. Технически, одно рукопожатие отделяет Дедерика от смерти. Был бы в ней интерес, так разменять мою жизнь на его — не большая цена.

— Ваше Высочество, "пришлый" в самом центре города. Лезет в Церковь своими нечестивыми, грязными ногами. Откуда же взяться радушию?

— Грязными ногами, говоришь? — король начал вертеть головой в поисках чего-нибудь, чем можно ударить Марко. На счастье ипоэкзарха, под руку Дедерику ничего не попалось. — Ты решил продолжать дерзить?

— Не велите казнить, Ваше Величество. — взмолил тощий монах, упав на колени.

— Да вот... нельзя тебя казнить. — король тяжело вздохнул. — Абигал обидится. Стерва святая. Зато я могу тебя разжаловать. И разжалую! Весной поедешь с армией на северный фронт, боевой дух солдат укреплять. А теперь, пошел вон!

Униженный, но живой, Марко исчез быстро. Будто бы провалился в портал королевского волшебника. И так же стремительно пропала из тронного зала вся прислуга, стоило Дедерику хлопнуть в ладоши. Стараясь себя успокоить, владыка недовольно качал головой и теребил бороду. Минуту, две, три. Начинать разговор первым нельзя, получится не по этикету.

— Что ж... — наконец, благородное седалище умостилось на трон и старт беседе был дан. — Каспар, я прошу прощения за то, что вам пришлось услышать. И отдельные извинения примите касательно того, как с вами обошлись в Церкви. Узколобые люди, что с них взять?

— Ну что вы, Ваше Высочество, не стоит. Все пережитые мной тяготы меркнут перед тем, что я наконец-то могу лицезреть вас воочию! До сих пор не верится, что нахожусь под одной крышей с сиятельным и несравненным Дедериком Тримелем, единоличным правителем всего Аббадона. — и низкий поклон. Ну как тебе, бородатый? Понравилось? Погоди, я еще не так могу.

— Каспар... — король сурово вскинул бровь. Что-то пошло не так. — Вы же не хотите меня обидеть? Такие напыщенные речи пришлись бы мне по душе, но только не из ваших уст. Я уважаю вас и понимаю, что общаюсь с человеком, не обделенным умом. Проявите и вы ко мне такое же уважение. Не держите меня за тупицу.

Вот так промах... недооценил. Учитывая, что власть в королевстве передается по наследству от отца к сыну, ожидать смышленого правителя приходится не часто. Тут уж как повезет. Но этот сумел-таки не избаловаться в детстве и не потерять голову от власти. Молодец, что еще сказать? Дедерик снял корону и положил ее себе на колени.

— Давайте говорить начистоту. Вы проделали длинный путь и рисковали жизнью в бою с чудовищем. Бились во благо чужой страны. И что вы хотите получить взамен? Золото? Земли? Женщин? Не верю. Тут что-то другое. Я не знаю что, но уверен — разговор будет интересным.

— Ваша правда. — это даже хорошо, что не придется строить из себя лизоблюда. Сказать бы за это "спасибо", но реакция короля может быть неоднозначной. — На самом деле, от вас мне нужен сущий пустячок. Пожалуйста, устройте так, чтобы Мерсена выдала вольному городу темный клан "Кровавой Ладони".

— И об этом вы просите меня? — Дедерик удивился настолько, насколько вообще мог. — Каспар, почему вы не обратились за этим к императору?

— Считайте, что это интуиция.

— Хм... — похоже, владыка Аббадона начал сомневаться, что общается с человеком "не обделенным умом". — А позвольте узнать, зачем вам это?

— Да ничего особенного. Такая себе обычная, бытовая междоусобица. Понимаете... у вас своя вера, а у нас своя. Очень много тонкостей. И если не вдаваться в подробности, то можно сказать, что Алькахесту срочно нужно наказать предателей.

— Это дело хорошее. — Дедерик вновь принялся терзать свою бороденку. — "Наказать предателей". — задумчиво повторил он. — Каспар... присягая мне на верность, вы заведомо солгали. Человек вашей породы вряд ли бросит блестящую военную карьеру и осядет на чужбине. Особенно в городе, где нечего делать, кроме как неумолимо тупеть и толстеть на казенных харчах. Вам это нужно? Сомневаюсь. И если когда-нибудь, упаси Единый, перед вами встанет выбор, то вы меня предадите. И глазом не моргнете, так ведь?

— Очень надеюсь, что до этого выбора никогда не дойдет. — ну а как еще ответить? Соврать сейчас, было бы еще глупей, чем просто ответить: "Да!".

— Ну так и вы меня поймите. Вашу просьбу я исполнить не могу. Дипломатия, букан ее задери. — надев корону обратно, Тримель развел руками. — Как вы выразились: "очень много тонкостей".

Вот так рушатся надежды. Неважно, чья идея была интересней — моя или Колина. Обе они никогда не воплотятся в жизнь. Какими же извилистыми путями ведет нас Мусорщик к этим пресловутым союзникам! Выйди мы с карательными отрядами прямиком в Мерк, как и задумывалось с самого начала, уже успели бы десять раз домой вернуться. Тут невольно зависть возьмет, глядя на прихожан Церкви Единого. Они-то хоть могут сомневаться в существовании своего божка. А нам такого не светит. В Щуре поди усомнись... тут же напомнит, почему этого делать нельзя.

— Император Зорайон непременно попросит об обратной услуге. Трудно представить, о какой именно, но золотом мне будет не откупиться. Так что извините, Каспар. Может быть, я могу сделать для вас что-нибудь другое? — король внезапно переменился в лице, заговорщицки сощурив свои карие глазенки. — А давайте так... устроим вам королевский отпуск! Отдаю в ваше полное распоряжение винный погреб, придворных поваров и мой личный гарем. На три дня. Ой, да чего уж там, на неделю! Эта Красная Кошка уже давно мне костью в горле стояла. Ну что за король такой, который не может защитить свою собственную деревню?

— Спасибо за предложение, Ваше Высочество, но вынужден отказаться. — оно, конечно, заманчиво. Но Мартин кровушки пролил не меньше, чем я. Неправильно получится. Нечестно.

— Эх, Каспар. Вы даже не представляете, от чего отказываетесь. Я ведь в гареме принципиально плоских не держу. Они злые и вечно чем-то недовольные. А что за удовольствие смотреть, как на тебе сидит баба с грустной рожей? Как обиженная шишимора, честное слово! Так что у меня все девки отборные. Умницы, красавицы, веселушки! Так еще и грудастые, как коровы недоенные!

— Ни капельки в этом не сомневаюсь. — красочно рассказывает, зараза, аж улыбка невольно на лицо наворачивается. И злость на Мирари почти утихла... стоп! Мирари. Ну что ж, дорогая моя, жди привета. — Ваше Высочество! Есть еще одно дело, в котором вы могли бы мне помочь.

— Еще один "пустячок", как я понимаю? — Дедерик добродушно улыбнулся. Все-таки неплохой он мужик, если судить по первому впечатлению.

— Прошу вас, разыщите в Алкмаре двух братьев-близнецов. Им по десять лет, совсем еще мальчишки. Зовут Касмир и Томаг, живут где-то здесь с матерью и отчимом. Пожалуйста, возьмите этих ребят под свою опеку на какое-то время. — приближу месть, почему нет? Раз уж награда все равно полагается, поддамся порыву эгоизма. А с Мартином уж как-нибудь сочтемся. — Только никаких нежностей не надо! Поселите в казармы. Начните учить военному мастерству, пускай хоть оружие в руках прочувствуют. А как снег сойдет, я их лично заберу. Сделаете?

— Конечно сделаю, Каспар! Удивительно, как невелика оказалась плата за ваш подвиг. — Дедерик встал с трона и кивнул Мендебалу на выход. — А теперь прошу меня простить. Прямо сейчас мне предстоит долгий разговор с экзархом Абигал. А то, без моего ведома, протежирует каких-то идиотов! С эволлийскими купцами дерутся, дорогим гостям из Алькахеста хамят... как тут нормальную внешнюю политику выстроишь?

* * *

Нечто невообразимое творилось в "Небосводе". По залитому кровью мраморному полу, туда-сюда сновали люди в белых лекарских балахонах: деловито галдели, ворочали столы, рвали на бинты шикарные белые скатерти. Подпитый (и посему очень смелый) Арцей руководил процессом. Раз за разом сокрушаясь над отвратительной выучкой столичных целителей, лысый толстяк осыпал их красочной, витиеватой бранью. Но если посмотреть на этих неумех с другой стороны, чего ругаться-то? Как тут выучишься, без практики? В алкмарский Храм люди в основном идут с глистами, да с болячками интимного характера.

Сейчас, на "операционном" столе лежал мужчина с рукой, безобразно развороченной аж до кости. Бедняга потерял очень много крови и бредил что-то несвязное. Его соратники, которым повезло получить менее серьезные травмы, попадали кто где и тихонечко стонали. На стульчике, рядом с барной стойкой, сидела Алезандезе. С ног до головы, она была покрыта растрескавшейся коркой запекшейся крови. Девушку пролечили ровно настолько, чтобы она не умерла от болевого шока и, пока что, отодвинули в конец очереди.

Спасибо бдительному дядюшке Колину, сталью воительницу так и не достали. Зато изрядно потоптались по ней сапожищами, переломав кучу костей и серьезно повредив селезенку. Опираясь на перевернутую швабру, как на костыль, Дез тяжело дышала и отпаивалась водой. Кувшин с водой, кстати, притащил Куница. Повара прямо-таки раздирало от противоречивости чувств. Он трогательно и заботливо суетился, но... делал это молча, сурово, глядя исподлобья. Трогательная суровость? Имеет ли такое понятие право на жизнь?

Крысомордый Кус, облокотившись на стену рядом со входной дверью, загадочно улыбался и подбрасывал монетку. Он-то первым и встретил Шакала, вернувшегося с многообещающей встречи.

— Что за...

— Дражайший, ни слова более! Тебя уже ждут. Пойдем.

Шпион приглашающе махнул рукой и, приплясывая, двинулся к дальнему углу. Там, подальше от больничной суеты светлых, за сдвинутыми столами сидела толпа. Человек семь, наверное. Да, точно, семь. Мартин, Биттор, тайный канцлер и еще четверо. Один из этих неизвестных бросался в глаза еще издалека — он был просто огромен! Конечно, немой агент Колина тот еще верзила, да и железнорукий вовсе не мальчик, но этот человек... у него, из-за выпирающей мускулатуры, даже шеи-то толком не было! Мышцы, мышцы, мышцы! Абсолютно везде! Такой, при желании, может стальной прут ягодицами перекусить.

По левую руку от этого гиганта сидела хрупкая, миниатюрная девушка с изумрудно-зелеными глазами. По правую, дряхлый старик и еще один мужчина с окровавленным, как у Алезандезе, лицом. Казалось бы, что может быть общего во внешности у четырех столь разных людей? Стрижка? Да, наверное, она. Хоть и странно видеть у девушки настолько короткие волосы, но факт остается фактом — все они были бриты наголо примерно две-три недели назад.

Но бес с ней, со стрижкой. Может быть, по недоразумению, принесли в дом на сапоге навозную вшу. Вот и пришлось остричься. Другое дело — одинаковые татуировки. Это уже не совпадение. Расходясь десятком волнистых язычков, вокруг левого глаза каждого из них светило черное солнышко.

— Знакомься, Кортрен. — привстав с места, торжественно произнес Колин. — Союзники, за которыми нас посылал Щур. Можешь не верить, но они тоже нас искали...

* * *

123 год III эры (почти двести лет назад) — от сердечного приступа, вызванного стабильными затяжными запоями, нелепо и прозаично погибает Эррамун "Безумный". Не оставляя после себя наследников и жен, он навсегда освобождает трон Хорна от правления династии Аббадонов. Не дожидаясь гонцов "доброй воли" из соседних государств, королевские советники спешно устраивают беспрецедентные доселе выборы. По их правилам, выдвинуть свою кандидатуру может каждый желающий. Итогом такой "спешки" становится то, что голосование длится два с лишним года.

Подсчеты, пересчеты, оспаривание результатов, перевыборы и снова подсчеты... только ленивый в то время не попробовал стать владыкой целой страны. Были в кандидатах и самозваные дети Эррамуна, и люди из Церкви Единого, и отъявленные бандиты. На потеху всему миру, пристально следящему за выборами, на трон порой претендовали и откровенно комичные персонажи. Чего только стоит знаменитый лесник-заика, обвенчавшийся с медведицей (один человек в шутку отдал ему свой голос, второй тоже решил поюморить... и таким вот образом, развеселые хорнийцы чуть не признали его своим новым королем). И все эти интриги, завертевшиеся вокруг борьбы за власть, дали сытнейшую пищу для ума бардов, политиков, дипломатов, да и просто думающих людей. Грянуло эдакое шоу мирового масштаба. И, пожалуй, это смутное время было самым интересным в истории Хорна.

125 год — не мытьем, так катаньем, у трона наконец-таки появляется хозяин. Им становится некий Петрус, чуть позже прозванный "Несломленным". Обычный мужик, сын старосты рыболовной деревеньки. Он крепко берет бразды правления в свои руки и моментально снискивает всенародную любовь и признание. Почти сразу же, войну Хорну объявляет соседний Сутар, правители которого были уж слишком показушно-недовольны пролетарским происхождением Петруса.

128 год — армия, ведомая "деревенским дурачком", переходит Юну и чуть не стирает столицу Сутара с лица земли. Под угрозой того, что Аббадон вступится за своего брата по вере, война завершается ничем. Хорнийцы отступают восвояси. С тех пор, единственное западное королевство, поныне проповедующее языческую веру, ведет скрытный и недоверчивый образ жизни. Торгуют по минимуму, ведь... особо незачем. Под ногами плодородная почва, совсем рядышком кормилица-река Юна, а богатым густым лесам не позавидует разве что далекий Батти.

А въезд запрещен. Совсем. Ну так и что вам, собственно, может быть известно о Хорне? Красивые алые закаты, воспетые поэтами? Вкусный портвейн? Ну и отлично. Большего вам знать и не следует. И нечего тут вынюхивать, идите-ка лучше чмокните под хвост своего драгоценного Единого.

194 год — в город Терхоле переезжает темный клан "Черного Солнца". Здесь их принимают с распростертыми объятиями и в этом-то, как раз, нет ничего необычного. Просто очередные "пришлые", бегущие от вездесущей Церкви. Нет причин не пустить их. Неправильно это.

И кто бы мог тогда предсказать, что спустя почти шестьдесят лет начнет свою работу "Х.А.Т." (Хорнийская Академия Тьмы)? Поначалу, эта организация содержится за счет королевской казны (на чем настоял молодой придворный маг Роэль Роэльмель), а вскоре "Черное Солнце" и вовсе вливается в армию. Но все же, что такое "Х.А.Т."? Зачем она нужна? Чем это таким, интересно, могут заниматься "пришлые" за закрытыми дверями? Явно не вязанием. Не становится ли вам от этого жутковато, экзарх Абигал? Становится? Ну и правильно.

— Раз уж мы оказались по одну сторону баррикад, может, вы научите нас делать... то, что вы делали там, рядом с Храмом? — спросил Колин. Тайный канцлер до сих пор находился под впечатлением от всех этих "темных" мечей и щитов. Кто бы мог подумать, каков на самом деле потенциал даров Мусорщика? Если, конечно, уметь правильно развить их в себе.

— Конечно! А вы, в свою очередь, расскажите нам, с какой стороны лучше всего начать штурм Алькахеста. — с издевкой произнес Тиджернак, глава клана "Черного Солнца". Голос этого ветхого старика никак не вязался с его внешностью. Громкий, четкий и очень приятный. Такой, что хочется слушать еще и еще. На уровне подсознания, этот голос заставлял собеседника верить каждому его слову. — Узнай вы что-то, что неизвестно больше никому, как скоро стали бы вы трепаться об этом на каждом углу? Владей вы чем-то уникальным, не встречающимся более нигде, стали бы вы делиться?

— И все-таки, у нас одна цель, так что... — попытался вставить Каспар.

— Так что "нет". Наша цель — хлипкий имперский выскочка и его больная идея. Как и любой другой человек, Бриартак Анрей умрет, если отделить его голову от тела. А идея его будет не жизнеспособна без денег, которыми он располагает. Да и что это за идея такая? Разве готовы ради нее страдать и умирать? Сомневаюсь. Сейчас, "Кровавая Ладонь" страдает и умирает ради золота. Не стань Анрея и все переменится в одночасье. Бьюсь об заклад. Так что, наше сотрудничество не будет долгим.

— Если рассуждать так, как вы... касаемо отрезания голов в целом и головы Бриартака в частности, то возникает небольшая несостыковка. — голос старика нисколечко не подкупал Шакала. Он на собственной шкуре знал, каково это: нести уверенный, правдоподобный, непоколебимый бред. Главное, при этом, сделать рожу посерьезней. — На кой батьке Мусору понадобилось сводить нас? Будь все так просто, "Одноглазые" справились бы и без вас. Я так понимаю, вы... — Кортрен обратился к человеку с окровавленным лицом. — ...уже видели в деле нашу Алезандезе. Так что прошу, не надо недооценивать ни нас, ни "хлипкого имперского выскочку". Лучше быть готовым задействовать все ресурсы, что только у нас есть. Давайте же сотрудничать по максимуму! Научите нас. Чего вам стоит?

— Очень складно, Каспар. Теперь я понимаю, почему именно вы занимаете свой пост. Но уясните, что я не хочу делиться с вами своим знанием. Не хочу и все тут. И запрещаю делать это своим людям. Мы не друзья! — в словах Тиджернака была своя правда. Если хорошенечко подумать, то явиться из неоткуда и так настырно требовать что-то... форменное нахальство. — И когда все закончится, мы вернемся в Хорн, а вы продолжите свое героическое выживание в Пустоши.

— Героическое выживание? Мне кажется или это издевка? Вы изволите хамить?

— Не я первый начал.

Кажется, разговор зашел в тупик. Двум сильным амбициозным людям ужиться всегда трудно, чего уж говорить о двух сильных амбициозных кланах? Только бы все это не закончилось враждой. Как и всегда в таких случаях, Шакал уже разыграл в голове пошаговый сценарий. Нужно предложить выпить и быстренько сгонять Мартина за спиртным. Предложить тост "за здравие" и в момент, когда новоиспеченные союзники будут запрокидывать рюмку, наотмашь рубануть вон тому мускулистому мечом по шее. Не давая опомниться, сразу же опрокинуть стол, похоронив под ним мерзкого старика и лысую девку. Дальше придется схлестнуться с толпой недобитых калек. И еще с этим, окровавленным... если память не изменяет, его зовут Артизар. Тут-то и проверим, кто такие "Черное Солнце" и чего они стоят на самом деле.

Нет. Такое развитие событий не нужно никому, кроме "Кровавой Ладони". Тайный канцлер, ну что же ты молчишь? Может быть, конечно, ты сейчас в роли скромного Бакара Гарцера. Сидишь себе тихонечко и мотаешь на ус. Подмечаешь то, что можешь подметить только ты. Но! Не исключено, что ты окончательно вымотался. Просто по-человечески устал. Или до сих пор, не выдавая это ничем, скорбишь по племяшке. Что ж, тогда нужно брать инициативу в свои руки.

— Ладно, достаточно... ссоры ни к чему не приведут. — замечание верное. Глава "Солнца" одобрительно кивнул. — Что будем делать? Лично мне не хочется задерживаться в этом городе ни дня больше.

— А больше и нельзя. — Тиджернак кивнул в сторону суетливых светлых, подгоняемых лысым матершинником. — Резня в центре города не пройдет незамеченной. Наверняка, нас уже ищут.

— Решено. На рассвете выезжаем в Делфт, а там спустимся челном в вольный город. Там переведем дух и двинемся дальше. Но вот, что касаемо самой операции? "Ладошек"? Бриартака? Какие мысли?

— Мыслей много, но одна мне кажется гораздо правильней прочих. Нужно втереться к ним в доверие.

— Согласен. — военачальник "волков" не стал спорить. И пускай минуту назад они с Тиджернаком мерились причинными местами, но к чему спор, когда он и впрямь думал о том же самом? Не согласиться... мальчишество какое-то. — "Не можешь победить честно, победи хоть как-нибудь". Мило улыбаясь, уничтожим тварей изнутри. Но сначала попытаемся узнать, кто же тот таинственный щедрый господин, что хочет нарушить перемирие. — Шакал хлопнул в ладоши и продолжил, лукаво глядя на Колина. — Выясним. Есть у нас в Алькахесте один человек, который знает сотню призабавнейших пыток. Правда, для большинства из них требуется громоздкий инвентарь. Кузнечные меха, например...

— Меха?

— Ну что вы, в самом деле? Никогда в детстве не надували лягушек через тростинку?

— Омерзительно.

— Еще как! И, к тому же, очень познавательно. Если "надутому" человеку вскрыть хотя бы одну мало-мальскую вену, то, под напором, вся кровь выйдет из него за пару секунд.

— Хлопок, Кортрен. — сурово добавил тайный канцлер. — Ты забыл про хлопок.

— Ах, да. Ноздри, уши, рот и задницу нужно непременно забить хлопком.

— Все, все... — глава "Черного Солнца" недовольно поморщился. — Я прекрасно понял, что вы очень жестокие психопаты, да и вообще опасные ребята. Давайте вернемся к делу. Я даю вам своих лучших людей, вы берете своих и отправляетесь в Мерк. Бить челом перед Бриартаком и проситься в "ладошки". Связь со мной держите голубями.

— На том и решили. Мартин, будь любезен, найди в баре что-нибудь залудить. Повкусней и подороже. — железнорукий послушно отправился за алкоголем. Теперь взор Каспара Кортрена упал на толпу светлых, откачивающих очередного бедолагу с пробитой головой. — Как с ними поступим?

— Оставлять здесь нельзя ни в коем случае. Казнят.

— Это да... теперь и повод есть.

— Ну... Что сказать? В Хорне своих лекарей в достатке. Если сможете обеспечить — забирайте себе.

— Вот и отлично.

С триумфальным стуком, бутылка сутарской водки встала на стол. Либо Хеннмель решил очень тонко подколоть темных из "Черного Солнца" (что ему, кстати, никто не разрешал). Либо он настолько туп, что предлагает хорнийцам главный национальный напиток их исторического врага. Судя по радостной роже, все-таки, туп. "Ну..." — выдавил из себя Артизар. Кашлянув в кулак, он потянулся к бутылке. Все хорошо... скоро вообще все станет хорошо. Так, как прежде. Как бы пафосно это не прозвучало, в Мерсену едут настоящие темные.

* * *

К утру, люди тайного канцлера уже подготовили экипажи и провиант в дорогу. Отряд заметно увеличился и того несчастного фургона, на котором путники прибыли в Алкмар, уже не хватало. Шутка ли, увезти более двадцати человек? Ведь к "волкам", помимо дюжины лекарей из местного Храма, присоединились Кус и Биттор, а так же трое темных из "Черного Солнца".

Лучшие воины Хорна... если, конечно, верить на слово их лидеру Тиджернаку. Главным среди них, вроде как, был Артизар. Ничем особенным не выделяющийся мужчина лет так-эдак тридцати. Среднего роста, с большими и грустными, прямо как у коровы, карими глазами. Рядом с ним, словно телохранитель, постоянно пребывал Орци (тот самый силач без шеи). Накануне, за разговором во время вечерней трапезы, выяснилось, что этот здоровяк является хорнийской знаменитостью. Орци Молотобой, кажется... не суть важно. За какие-то свои заслуги, этот парень стал любимчиком тамошних бардов. И ехидные земляки не упускали ни единой возможности подколоть за это Орци, цитируя какие-то помпезные строчки в его честь.

Кстати говоря, Орци не имел никакого отношения к "пришлым". Да, он состоял в клане "Черного Солнца". Да, он, как и все, татуировал лицо. Да, другим богам он предпочитал поклонение Щуру. Но темным не был. Очень удобно, учитывая, что сейчас начало происходить в мире. Темные из "Кровавой Ладони" режут лекарей за деньги! И кто гарантирует, что рано или поздно светлых не подкупят точно так же? Тогда-то и понадобится Орци! Понадобится для того, чтобы наносить продажным целителям последний удар, не приближая тем самым конец перемирия.

Ну и третий "лучший воин Хорна" — это лысая девочка Сирин. Щупленькая, тощенькая, какая-то вся из себя маленькая. "Это не груди, а пчелиные укусы. Какое тут еще может возникнуть желание, кроме желания накормить?" — охарактеризовал ее Куница с поварской точки зрения и, подтверждая слова делами, около часа насильно пичкал ее жирным мясным рулетом. Ну... то Куница. Чтобы он там не говорил, для него сейчас милее Дез не было никого на свете. А Сирин, даже несмотря на худобу и экстравагантную прическу, была очень даже хороша собой. Острые, очень правильные черты лица, ярко-зеленые глаза и неимоверно красивая улыбка.

Будто бы стараясь соответствовать своей комплекции, девушка вела себя очень робко и стеснительно. В основном молчала, трогательно краснея и хихикая над каждой пошлой шуткой подвыпивших мужиков. Не совсем понятно, чем же она может быть так хороша в бою? Эти сомнения возникают не от предвзятости. Вовсе нет! Ведь некоторые воительницы могут дать фору любому мужчине. И это доказанный факт. За примером далеко ходить не нужно — несравненная Алезандезе Джербен. Только вот Дез, к примеру, одной только своей надменно-приподнятой бровью выдает в себе бешеную фурию и нагоняет страху. А Сирин... ну что ж, посмотрим.

— Держи ровнее! — вцепившись в лестницу, завизжал не своим голосом Арцей.

— Нормально я держу, не паникуй там.

Караван, доверху груженый "пришлыми" всех мастей, должен был выдвинуться через час. В опустевшем "Небосводе", успешно отыгравшем свою роль в качестве временного приюта, царил полный разгром. Разгром, беспорядок, бедлам... не существует слова печатного и при этом достаточно ярко эмоционально-окрашенного, чтобы в должной степени описать то, что здесь сейчас творилось. Если в порядочных домах просят снимать обувь при входе, то тут уместней было бы предложить не разуваться. Босая нога еще быстрей прилипнет к этой бурой смеси крови и алкоголя, которой был залит весь пол ресторана.

Задерживаясь сейчас в ресторане, Арцей и повар Менно сильно рисковали не успеть к отбытию. Конечно, на то была веская причина. Этих двоих до глубины души возмущало то, с какой легкостью "волки" покинули это шикарное место. Ну в самом деле, как так-то? Кретины! Практичней нужно быть!

Подставив длинную и очень шаткую лестницу, Куница и Арцей скручивали с потолка драгоценности. Звездочка за звездочкой, с нарисованного неба пропадало созвездие Факела.

— А почему я-то? Почему я наверху? — распалялся светлый праведным нытьем, но времени зря не терял. Звонко стукнул молоточек по долоту и очередное сокровище упало к ногам его подельника. В который раз, на лицо неприятно посыпалась каменная крошка.

— Ты лысый, Арцей. Тебе башку тряпочкой от пыли протереть и будешь, как новенький. А я бы замучался потом ходить, чесаться.

— Чесаться... прямо-таки бедолага. А вот если я упаду, что ты будешь делать? Может, вылечишь меня?

— Да, да, да. Я помню, что ты — лекарь, а я — нет. Давай там, не отвлекайся.

— У меня руки устали!

— А это потому, что ты не только лысый, а еще и толстый!

— Да пошел ты... все, я слезаю.

— Погоди! — Менно чуть качнул лестницу и светлый перепугано вцепился в нее, как кот в дерево. — Не обижайся. Лучше расскажи, на что свою половину потратишь?

— А много там?

— Не знаю. — Куница пристально уставился на самоцвет в центре звезды. Вроде, блестит. Со знанием дела, он укусил золотую побрякушку. Только вот зачем? Все равно ничего не понял. — Знаю лишь, что если камушки настоящие, нам хватит с головой.

— Тогда... — Арцей мечтательно вздохнул. — Дом, наверное, построю. Большой. Чтобы и детишкам было куда семью привести, и нам с Бетисой жилось в комфорте. — целитель занес было молоток, но его вдруг осенило и полет фантазии продолжился. — Или, лучше, знаешь как? Выстрою три этажа, по две квартиры на каждом. Так, вроде, и рядышком все получаются, и друг другу не мешают. А еще пристройку сделаю! В ней столовую оборудую. Знаешь, такую, с длинным-длинным столом. Чтобы на завтрак всей семьей собираться.

— Неплохо.

— Конечно, неплохо. А ты?

— Я? Я хоромы не хочу. — настала очередь Куницы помечтать. — Найму людей, чтобы они мне от Юны прудик выкопали. Карпов разводить начну. И сруб еще хочу, чтобы прямо над озером стоял. На сваях. Представляешь? Вышел на крыльцо, сел в кресло и сидишь себе, рыбачишь. Красота.

— Да, тоже ничего. — со звоном, упал на пол еще один оправленный золотом камушек. С созвездием Факела, наконец, было покончено.

— Вот ведь как странно получается, лысый. У тех, кому ничего не надо, все есть.

— Это как посмотреть. Может быть это тем, у кого все есть, ничего не надо?

— Ну... — задумчиво сморщив лоб, Куница подвис на несколько секунд. — Нет! Ты эти свои афоризмы брось, философ толстозадый. Сам-то понял, что сказал?

— Не совсем.

— Оно и видно. Я это все к тому, что наши "одноглазые" друзья располагают и временем, и средствами. Но вместо того, чтобы вести тихую, счастливую, семейную жизнь...

— Дрекаваку медом яйца мажут.

— Точнее не сказать! — Менно одобрительно кивнул. — А вот такие люди, как мы с тобой... которые и рады были бы этой приятной рутине, вынуждены пахать с утра до ночи. Откуда ж тут времени взяться?

— Вы что, совсем идиоты? — раздалось так неожиданно, что Арцей в очередной раз всем телом прильнул к лестнице. Либо железнорукий намеренно старался подкрасться как можно тише, либо слой жижи на полу заглушал даже его тяжелую поступь. — Только вас и ждем!

— Так это... — неуверенно промямлил лекарь, потихоньку слезая со стремянки. — Вроде как, еще полчаса до отъезда осталось.

— И что? Стражники с самого утра носятся, как угорелые. Ищут, рыщут... то ли светлых хватились, то ли с нами побеседовать хотят о чем-то. Им, видать, за вчерашний день сверху нагоняев дали. — глянув на облупленный потолок, Мартин все понял. Поулыбался пару секунд, но затем вновь сделался строгим. — Пока вы тут казенное имущество дербаните, мы там в мешках сидим! Кус уже трижды патрульным платил, чтобы они свой нос в фургоны не совали.

— Виноваты. Извини. — произнес Арцей, наконец ощутив под ногами твердь. Лекарь всегда признавал свою вину легко... даже если сам был уверен в обратном. Ну а если брать конкретно этот случай, то раскаяние имело стратегический умысел. Такого несмышленого обвинителя, как Хеннмель, простое "извини" поставило в тупик. Он был просто не готов к такому.

— Ну... ладно. Только давайте, собирайтесь быстрее. Местные могут и сюда сунуться.

Только успели сорваться с языка Мартина эти слова, как в дверь постучали. Могло быть иначе, но вышло именно так. Это не прорицательский дар и не дурной язык, накликавший беду. Никакой мистики! Такие совпадения в жизни случаются на каждом шагу, просто они менее заметны и значимы. Железнорукий расстегнул пряжку ремня, который удерживал щит на его спине. Трое их там, четверо или двадцать, загнанный в угол "волк" будет биться до последнего.

— Довольны? — разминаясь всем телом, спросил железнорукий.

— Ты драться собрался, букан тупорылый? — Куница, как единственный не "пришлый" из всех собравшихся, противиться закону не собирался. А тем временем, в дверь постучали снова. На этот раз, громче и настырней. — Через подсобку уйдем.

— Тогда веди. Я по вашим кухням не шарился. Где что не знаю.

Слишком поздно. Отворяясь, скрипнула входная дверь. Оказывается, она вообще не была заперта и Мартин зазря рисковал, проходя сквозь стену по Щурову миру. Ослепив привыкшие к полумраку глаза, в ресторан ворвался белый дневной свет и явственно очертил силуэт нежданного гостя. На пороге стоял высокий мужчина, одетый в какое-то бесформенное тряпье. Погодите-ка... зрение привыкает. Это не тряпье. Медвежья лапа, свисающая с плеча. Заячья шкурка заместо кармана, бусы, ленточки, палочки...

— Еда? — спросил человек, в лице которого угадывалось нечто лисье. — Могу кушать здесь?

* * *

Минуло полторы недели. Позади остался и Алкмар, и Делфт, и граница Аббадона. Обошлось без приключений. "Пришлые" покинули враждебные земли чинно, мирно, благородно. Огромный торговый челн, тесно набитый людьми, мягко плыл вниз по течению. По обеим берегам Юны, на сколько хватает глаз — выжженная земля Пустоши и наглухо затянутое небо. Красота! Как же этот пейзаж радует глаз жителю вольного города, пробывшему так долго в разлуке со своей отчизной. Того же, к сожалению, нельзя сказать об иностранцах. Хорнийцы явно приуныли, а светлые (особенно те, которых посадили на весла) так вообще впали в глубокую депрессию. Ничего, привыкнут.

— Приставлять Бар — это чтобы честь вулкану отдаешь. — Шерага хоть и плохо говорил по средиземному, но ничего смешного или умилительного в этом не было. Его голос шипел с каким-то зловещим придыханием. Совсем не так пародируют иноземцев мастера местечкового юмора. — А имя будет выбрать главный в семье. — опять-таки, пусть маг путался в падежах и склонениях, смысл его слов всегда был предельно ясен.

— А кто у вас в семье главный? — Куница всю дорогу липнул к волшебнику с расспросами о дикарях и их обычаях.

Простое человеческое любопытство и, одновременно, возможность избежать общества дочери Вожака. Первым он на контакт не пойдет. И более того, он ждет извинений! Если уж и искать виноватого, то это точно не Менно! Это не он, после той самой ночи, игнорировал Дез всю дорогу до Алкмара. Не он, играя чувствами, в непонятных целях использовал знакомство с купцом Руджером. И не он, в конце концов, отнесся к искренней заботе так черство и потребительски, даже не сказав "спасибо" (после резни с "Кровавой Ладонью", Куница всю ночь просидел под дверью у изможденной девушки. По первому же стону приносил воды и еды, проветривал, взбивал подушки... ну не идиот ли?).

— Есть брачный ритуал. Юноша и девушка, родичи которых договориться о союзе, будут биться друг с другом. Бой вокруг костра. На деревянных ножах. Пока нет первая кровь. Победить и значит стать главный в семье.

— Сурово...

— Но если в бой кто-то терять глаз, то союзу не быть. Это значит, Вулкан против. — прошипел Бар-Шерага, а затем хитро улыбнулся и добавил. — Представь, сколько в наших деревнях страшных баб с одним глаз.

Повар рассмеялся. Еще как будили воображение все эти рассказы о юге, о кровавых ритуалах, о смертельно-опасных лесах и диком народе, сумевшем выжить в них. Это было действительно интересно! Менно искренне радовался тому, что волшебник диких земель отправился в путь вместе с отрядом. Зачем? Ну что ж, начнем по порядку...

Ранним утром, маг Шерага слонялся по аббадонской столице в поисках завтрака. Ничего необычного. Человеку, пусть даже и обладающему талантом к волшебству, время от времени свойственно хотеть есть. Первым попавшимся заведением стал ресторан "Небосвод". Без задней мысли, туда дикарь и направился. Внутри его ждали (по правде говоря, не ждали) трое: острозубый толстяк, атлетичного телосложения юноша-щитоносец и худощавый мужичок с козлиной бородкой. Первые двое застыли, как пойманные за рукоблудием мальчишки, а бородатый суетливо распихивал по карманам россыпи драгоценных камней.

Кажется, Бар-Шерага оказался в ненужное время и в ненужном месте. Да и плевать, пускай себе воруют. Не его это, мажье, дело. Нужно развернуться и тактично уйти, прикинувшись глухонемым слепцом. Ну а если попробуют кинуться вдогонку — так сами виноваты.

Но! Так просто случайного свидетеля не отпустили. Самый молодой из этой странной троицы, тот что был со щитом, узнал волшебника и даже назвал его по имени. Говорил, что они уже встречались в каком-то вольном городе и даже проводили вместе магический ритуал. Ну не странно ли? Как можно забыть человека с железной рукой? Как можно забыть город, в котором, якобы, был когда-то? Конечно, невозможно. А паренек все не унимался... клялся своим темным божеством, что все это было на самом деле.

Кому бы вы поверили скорей — собственному рассудку или чужим клятвам? Вот и Шерага не верил ни единому слову Хеннмеля, пока тот не выкинул свой главный козырь. Перо трехглазого филина. Откуда? Откуда оно может появиться у простого щитоносца? Это вам, на минуточку, не полоумная курица-несушка! Птица удачи осторожна и избирательна. Как-то раз, маг несколько месяцев выманивал ее из чащи при помощи дымных ритуалов, но так и остался ни с чем. Филин не поймался и лишь вознаградил Шерагу за настойчивость, сбросив с хвоста парочку перьев. Волшебник пошарил по карманам. Не может быть...

Весна в одночасье стала осенью. Только вчера маг отметил, как распускаются первые почки и вот, пожалуйста, холодный ветер гоняет опавшую листву. На правом запястье появился старый шрам. Появился... старый... странное словосочетание, не правда ли? Тотемная лисья маска болтается на груди тупой, безмолвной деревяшкой. А Шерага точно помнил, что "заряжал" ее буквально накануне. И драгоценные перья по доброй воле отданы незнакомцу. О, отец Вулкан! Огненный Барнебхуа, помоги понять, что тут происходит!

Пропала память. Не помнил маг ни своей поездки в Мерсену, ни обратного пути через Алькахест, ни ритуала... ничего. Половину года будто бы украли. Да притом так умело, что сразу и не поймешь. Украли! Стерли! Вырезали! Даже мутных обрывков не оставили. Это не забывчивость и не болезнь. Нет-нет-нет. Чутье говорит, что это магическое воздействие... а такого прощать нельзя. Медведь и дикий вепрь пусть будут в свидетелях, делом чести для Бар-Шераги стало разобраться в этом. Нутро его вскипало от ярости! От тревожного осознания того, что кто-то своими грязными ручонками копался в его голове. Найти паскуду! Найти и разорвать на части! А потом, в отместку, сожрать вместилище разума — мозги!

В своем рассказе, железнорукий упомянул имперских волшебников — Бартоломеуса Черного и Толстого Фая. Вот кто должен знать ответы. Или, хотя бы, направить Шерагу на правильный след. Значит, предстоит путь в Мерсену.

А эти люди из ресторана как раз направляются туда и знают короткий путь. Могло быть иначе, но вышло именно так. Это не божественный промысел и не чудо. Никакого эзотерического подтекста тут нет. Такие совпадения в жизни случаются на каждом шагу, просто они менее заметны и значимы.

"Город!" — радостно заорал Арцей. Серой точкой на горизонте, замаячили неприступные стены Алькахеста. Дом. Совсем близко. Лекарь представил, как наконец встретится с семьей. До развеселого удушья защекотит детишек и крепко обнимет жену. Затем, Арцей с гордостью вывалит на стол добытые драгоценности и вместе они пойдут ужинать в самый дорогой ресторан. Лысый целитель закажет себе графинчик бренди и разговор польется рекой. Он будет рассказывать про страшных бестий и природу Аббадона. Про то, как дважды спас самого Каспара Кортрена и про странных набожных людей, обитающих на западе. Да вообще про все! И именно так и будет. Трудно представить себе более теплые и уютные мысли, не правда ли?

Ликовал и Куница. Прямо с причала, он первым же делом побежит в "Галантную Жабу". Ворвется в трактир на манер шального ветра! Рассыпаясь шутками и прибаутками, накроет для всей прислуги шикарный стол и закажет музыкантов.

У Хеннмеля тоже есть с кем повидаться — его карательный отряд, осиротевший без своего командира более чем на месяц. Как они там, интересно? Что нового? У Германа, вроде как, жена должна была родить...

Тайный, наверняка, запрется на сутки в своей башне и будет проверять почту. А Каспар, как военачальник, первым делом отправится с рапортом к Вожаку. Ближе к вечеру, они с Гасом дорапортуются до поросячьего визга и, тайком от его спящей доченьки, пойдут трезветь в бордель.

Кстати о Дез... одна она возвращалась в вольный город с тяжелым сердцем. Стыдно так, что хочется просто исчезнуть. Забиться в темный угол и не вылезать из него никогда. Стыдно... но вовсе не из-за того, что у нее не получилось присоединиться к "Зеленому Глазу". Теперь-то, когда с глаз спала пелена необоснованного энтузиазма и есть возможность рассудить трезво, поступки Алезандезе показались глупыми и нелогичными даже ей самой. Ну куда она лезла? Ну зачем? Кто ее там ждал?

Ай... ладно, бес с ними. Настоящая причина стыда в другом. Она обижала людей. И как же глупо, при этом, выглядела со стороны! Все эти надменные слова о собственной независимости, брошенные в лицо отцу. Все эти идиотские ссоры с Колином, который всего-то старался позаботиться о ней (по старой привычке, как и раньше, когда она была ребенком). Ну и, конечно, Менно. Тут вообще отдельная тема. Любой другой давным-давно покрутил бы пальцем у виска и откланялся. Но не Куница. Злится, бесится, но все равно с щенячьей преданностью заглядывает в глаза. Надеется на что-то и терпит, терпит, терпит... а обида его, тем временем, растет как снежный ком.

Куница хороший. Не в сладких речах и признаниях дело! Все его романтические потуги немного угловаты и циничны, как и он сам. Дело в том, что он раз за разом, молча, доказывает свое отношение делами. Не таким ли должен быть настоящий мужик? Сотню раз будет сожалеть дочь Вожака, если упустит его. Но ведь если она этого не хочет... нужно извиниться! И перед ним, и перед отцом, и перед названным дядькой. Переступить через гордыню и признать свои ошибки! Ей! Профессиональной убийце! Относись она к себе не так серьезно, наверное, было бы легче.

По команде Шакала, светлые принялись грести в обратную сторону, притормаживая челн. Впереди была очень крутая лука. Последняя перед городом. Строители Алькахеста вырыли ее специально, чтобы нечаянно уснувшие торговцы вылетали на мель. Это лучше, чем врезаться на полной скорости в кованую решетку, которой закрывают на ночь речные врата. Разбитое судно и потопленные грузы не выгодны никому.

После поворота, до города оставалось плыть чуть меньше километра. Вот они — высокие, добротные стены серого камня. Непросто будет тому, кто попытается взять город с наскока. Джеф Ливрен — лучший осадный инженер из когда-либо живших, лично проектировал и выстраивал защиту Алькахеста. Тут вам и узенькие оконца для лучников, и стационарные чаны для кипящего масла, и даже парочка требушетов, готовых в любой момент плюнуть каменной картечью во вражью пехоту. И над каждыми воротами горделиво реет флаг — желтый крест на черном фоне. Точно реет? Действительно горделиво?

Радостный галдеж оборвался на полуслове и "одноглазые" застыли в ужасе. Над слегка приспущенным знаменем развевался серый матерчатый треугольник. Уродливая тряпка, будь ты проклята. В тебе зловещее послание, которое нельзя трактовать двусмысленно... Гастааф Джербен мертв.

* * *

Люди шарахались от нее в сторону. Бурно штормило море темно-синих глаз, расплескиваясь слезами по щекам. Покалывало сердце и только удушающая ярость не давала Дез упасть в обморок. Быстро и целенаправленно она шла по улицам траурного города. Изо всех сил, осиротевшая девушка старалась найти причину, по которой ей можно перестать себя ненавидеть. Не получалось никак! Хоть ты тресни, одна и та же картинка, раз за разом, складывалась в ее голове. Пропадая на несколько секунд в темном мире, Дез кричала что есть мочи.

Взглянуть на бездыханное тело отца она так и не смогла. Прямо сейчас это было бы слишком. Вожаки редко уходили из этого мира своей смертью и Гас не стал исключением. Его убили. Убили прямо в кабинете, на последнем этаже клановой башни — самого охраняемого объекта в Алькахесте. Как убийца сумел проникнуть внутрь — головоломка, которую теперь не решить никогда. Почему? Все просто. У него не вышло выбраться из башни живым. Не мучая допросами, "волки" забили его до смерти прямо там, на месте.

Но вот... не странно ли это? Если не верить в чудеса, то логическая цепочка выстроится сама собой. Нанять убийцу — не проблема. Проблема в том, чтобы беспрепятственно пустить его внутрь башни. Стражники это могут. А еще они могут нарушить свое обещание и избавиться от душегуба, сделавшего свое дело. Умертвить единственного человека, который под пытками тайного канцлера может взболтнуть лишнего. Все просто и удобно! Значит, стража участвовала в заговоре. Предположим. Кому этот заговор может быть на руку? Каспару Кортрену, вот кому! Шакал. Неужели Шакал?

Эти мысли закрались в голову Алезандезе сразу же, но пока что плавали где-то поодаль... на втором, а то и третьем плане. Там они оставались до тех пор, пока "волки" не отвели девушку к телу преступника. "Тебе нельзя доверять..." — обдав ледяным холодом, пронеслись слова в голове девушки. "Убийце не всегда приходятся по душе его заказы. До свидания, Алезандезе Джербен, дочь Гастаафа Джербена". Это был тот самый человек из "Зеленого Глаза".

— О чем вы говорили с Дедериком?! — сжимая кулаки до белых костяшек, орала она сквозь слезы.

— Дез, ты идиотка?

— Что ты попросил?!

— Приди в себя, пожалуйста.

— Что ты просил?! Отвечай! Власти?

— Не неси чушь! Если хочешь знать, то король меня и слушать не стал. Выпроводил сразу же, стоило мне заикнуться про империю.

Теперь за этот разговор было стыдно. Ну в самом деле. Гастааф пригрел Каспара с мальчишества. Заменил ему погибшего отца, дал дом и работу. Научил фехтовать и вдолбил в голову те самые принципы, которыми Кортрен руководствуется до сих пор. Да и какой бы тварью ни был Шакал, со своими он так не поступил бы никогда.

Но кто тогда виноват? Кто-то обязательно должен быть виноват! Прямо сейчас!

Дверь чуть не вылетела с петель. И откуда столько силы взялось? Одному из охранников промеж глаз вошел арбалетный болт. Второго Алезандезе забила голыми руками. Девушка сидела у него на груди и когтями раздирала лицо, пока то не превратилось в кровавую хлябь.

"Давно не виделись" — с пугающей улыбкой, произнесла Дез. Из нагретой постельки и прямо на улицу. За волосы. Не давая даже шанса понять, что происходит. Толстая корова истошно визжала, пятилась и брыкалась. Пришлось ее немного осадить — наступить на колено, выгнув ногу в обратную сторону, как у кузнечика. И мордой в грязь! Ой как нехорошо, наместница! Что же это вы делаете? В одной только ночной рубашке, да в луже извиваетесь, как червь в навозе? У вас, вон, и грудь выпала. Анджелин, дорогая, не по статусу вам это!

Безуспешно пытаясь выровнять дыхание, Дез кружила вокруг жертвы. Медлила с расправой. Расправа? Нет... это неправильная формулировка. Собирайтесь, люди! Это казнь! Показательная и постыдная. Пропуская слезные мольбы мимо ушей, девушка усадила Анджелин на задницу и с треском рванула с нее ночнушку. Тварь. Посмотрите-ка: жалкая, голая, жирная тварь. Корчится в грязи. Сопли пузырями пускает. Наместница, букан ее задери.

Нож неглубоко прошелся по спине от лопатки до лопатки. Дез не стала убирать его обратно, решив закусить лезвие зубами. Ее длинные тонкие пальцы зашли под кожу Анджелин. Думать о том, виновата ли она, стало слишком поздно. Один сильный, уверенный рывок и шкура рваным прямоугольником сошла со спины наместницы. Как же она орет... ну и пускай орет. На этом, пока что, хватит. Быстрая смерть — слишком шикарный подарок, который Алезандезе Джербен сейчас явно не по карману. Пускай тварь помучается. Почему бы и нет?

Скорбь. Каждый переживает ее по-своему. Кто-то плачет до обезвоживания, кто-то денно и нощно пьет, кто-то теряет рассудок и разговаривает с покойником... а кто-то, пытаясь заглушить боль слепой местью, спускает с людей шкуру. Только вот, что ни делай, легче от этого не становится.

"Теперь либо убей меня, либо отпусти" — все крутится и крутится в голове фраза того "зеленоглазого". И если вина наместницы не доказана, то вина собственная — факт. Он так и останется фактом, что не придумывай в свое оправдание. Тогда, в погребе "Небосвода", Алезандезе была хозяйкой положения и приняла решение самостоятельно. Именно она отпустила на свободу будущего убийцу ее отца...

* * *

Куница не был знаком с Гастаафом. Конечно же, он множество раз сталкивался с Вожаком на улице и знал его в лицо (да и как тут не узнать человека, у которого по подбородку вытатуированы оленьи рога), но вот чтобы лично... нет. И скорбеть искренне не получалось, как Менно не тужился. Последние пятнадцать лет, прошедшие при власти Гаса, были очень даже ничего. Город богател, развивался и креп на мировой арене. Куница любил Гастаафа, как мудрого и справедливого лидера. Он действительно сожалел о его гибели, но не более того. Так скорбят по любимому цирюльнику или актеру. Тяжело вздохнув и, молча, махнув рюмку.

Но, как могло бы подуматься, угрызений совести по этому поводу Куница не испытывал. Его голова была сейчас забита совершенно другими мыслями. Назойливый вопрос: как поступить правильно? Как? Какая-нибудь до безобразия одухотворенная бабенка-поэтесса сказала бы: "делай то, что велит тебе сердце". Без проблем! Сердце велит навернуть каши, залезть в детскую деревянную кроватку с высоченными перекладинами и полночи слушать, как подвыпивший отец со своими друзьями травят байки на кухне. А жизнь... а жизнь, шишимора драная, не дает. Она будто не понимает, что ты — все тот же маленький мальчик, только с бородой и каменными мозолями на руках.

Жизнь ставит тебя в безвыходную ситуацию. Ах, простите, уважаемая бабенка-поэтесса, безвыходных ситуаций ведь не бывает. Куда мне, приземленному повару, до вас? Но скажите мне тогда! Скажите же! Как называется та ситуация, в которой ныне оказался ваш покорный слуга? Ситуация, в которой поступай как угодно, а все равно окажешься дерьмом? И не нужно так театрально охать при слове "дерьмо"!

Вот, к примеру, как сейчас помочь Алезандезе? Как постараться хоть чуть-чуть умалить ее страдания? Не попадаться на глаза и переждать какое-то время — трусливо и безучастно. Принести свои соболезнования? Тупорылая традиция... у человека отец умер, а ты лезешь весь из себя такой сочувствующий. Зачем, спрашивается, докучать лишний раз? Эй, бабенка! Что-то ты совсем приумолкла...

С той стороны реки грянули боевые барабаны. Поначалу это была тихая и медленная перкуссия, вводящая в спокойный транс. Но затем ритм начал ускоряться. Быстрей, быстрей, еще быстрей! И вот уже три различные мелодии выстукивались одновременно. Одна чуть громче, другая чуть тише. Чтобы выловить третий ритм, приходилось крепко напрягать слух. Но друг другу они не мешали, а наоборот, сливались в единое целое. Животное, бешенное, агрессивное целое. Это не музыка, которая звучит в тавернах и театрах. Не ждите от нее красоты и изысканности. Это — боевой марш. Он заставляет сердце биться быстрей. Он преисполняет разум мрачной радостью. Он приказывает — "возьми оружие и покажи чего стоишь".

Пропал причал, как пропала вся мощеная набережная Алькахеста. Утонула в длинной, молчаливой толпе людей, насчитывающей почти три тысячи голов. Не сговариваясь, в этот предзакатный час люди покинули свои дома, чтобы проститься с Гастаафом Джербеном. Тихо, не смея неосторожным кашлем перебить барабаны, они разжигали факелы. Переходя от одного к другому, огонь разгорелся вдоль всей толчеи. С высоты птичьего полета, можно было бы подумать, что вдоль реки огненной змеей полыхает камыш.

Вступила скрипка. Вступила не благородной девицей, а темпераментной рыжей танцовщицей — с соблазнительной хрипотцой и некой толикой безумия. Тут же, откуда не возьмись, вниз по Юне поплыли бревенчатые плоты, охваченные пламенем. Ну куда годятся все эти королевские балы, преисполненные помпезности и лицемерия, по сравнению с этим действом? Масштабным, живым и честным.

Показавшись вдали, процессия свернула направо от казарм и двинулась к Желтому мосту (не стоит оскорблять свое воображение, представляя мост яркого, цыплячьего оттенка. Это лишь название, значение которого утеряно в веках. Самый обычный мост из самого обычного серого камня). Впереди всех, с бездыханным телом Вожака на руках, шел Каспар Кортрен. Позади него, в один ряд, тайный канцлер, Хеннмель и опухшая от слез Алезандезе. Один за другим, "одноглазые" выходили на мост, жаркий от проплывающих под ним пожарищ.

Мужчины и женщины. Молодые и старые. Бесшабашные каратели и канцелярские крысы, в жизни не покидавшие города. Все они сейчас были вместе, плечом к плечу. Они — осиротевший клан. И вот, когда клан наконец-то полностью выстроился на мосту, взмыл вверх штандарт "Одноглазого Волка". Как нож сквозь масло, прошла церемонимейстер Лирния сквозь учтиво расступающихся темных. Она — хранительница флага, данного людям самим Мусорщиком. Крепко сжимая в руках его древко, эта суровая женщина встала по правую руку от Каспара.

Скрипка канула в небытие и барабаны, негодуя этому, будто бы взбесились. Это не тушь! Это какой-то беспредел, возомнивший себя тушью! Бессмысленное соревнование, в котором каждый из ударников старается бить как можно сильней и быстрей других. Но так может показаться лишь со стороны. Им самим весь этот хаос удобоварим и понятен. Еще один удар и... тишина, режущая слух недосказанностью. Для приятного послевкусия не хватило еще одного звука! Всего лишь одного! В угоду ценителям, он раздается. С громким глухим хлопком, весь клан одновременно уходит в мир Щура.

Проходит несколько секунд и некоторые темные начинают возвращаться. Стоят по струнке, в том же положении что и пропадали. Естественно, ведь нужно быть осторожней! Шаг вправо, шаг влево и ты на всю жизнь покалечился сам и покалечил соседа. А время идет. То тут, то там, воздух набухает темными сгустками, которые моментально преобразовываются в людей. И вот уже весь клан в оцепенении стоит на Желтом мосту, ожидая лишь Каспара и Лирнию.

Хлопок! С пустыми руками, выходит из холодной пустоты церемонимейстер. Еще один хлопок и появляется Каспар. Тело Гастаафа он оставил там, в неприветливом мире темного божества. Так было всегда, так есть и так будет. В прямом смысле этого слова, Мусорщик забирает своих приемных детей к себе. В последний раз обняв своего наставника, Кортрен с силой оттолкнул его в небытие. Затем, на ощупь, он забрал у Лирнии штандарт.

Вольный город озарен оранжевым светом факелов. Стоит абсолютная тишина, так что можно услышать завывание ветра в печных трубах и треск горящей древесины. Нарушить такую тишину — преступление. И все же, преступники находятся. Робкие единичные хлопки перерастают в бурные аплодисменты, подкрепленные радостным залихватским свистом. Да, повод для веселья сомнительный, но... положа руку на сердце, скажите, не хотелось ли вам таких же проводов? Такой же жизнеутверждающей кульминации траура?

Вновь забили барабаны. На этот раз, чествуя нового Вожака. Стоит ли волчьей стае ждать перемен, когда во главе ее встает шакал? Время покажет...

* * *

Некрасиво, когда поминки перерастают в пьянку. И кто-то должен следить за тем, чтобы этого не произошло. Спустя некоторое время после ритуала, в городе был объявлен комендантский час. Как и все другие увеселительные заведения, закрылась до следующего утра "пьяная подкова". Фонарщики на сегодня взяли отгул и, вместо них, на темные улицы вышли патрули "одноглазых". Допоздна свет горел лишь в двух башнях. В главной и в той, что торчит через реку от нее.

В обеих этой ночью велись очень откровенные разговоры. Откровенные в не испорченном значении этого слова, без какой-либо пошлости. Просто перед лицом перемен, человеческое нутро вылезло наружу. Будто оголенный нерв. Этот нерв старался успокоиться, довериться кому-то. Люди никакими способами не могли развеять сомнений, но обязательно хотели услышать от кого-то близкого, что все будет хорошо. И даже тайный канцлер — не исключение.

— Меч Алкахеса. — поглаживая лезвие большим пальцем, Шакал без особого энтузиазма проверял реликвию на предмет заточки. — Тысячу раз представлял, как он станет моим. Жаль, что все получилось именно так. Врать не буду, про такой расклад я тоже думал, но... — горестно вздохнув, Каспар наполнил стопки. — Вечная память. За Гаса.

— Не хочу. — откинувшись в кресле, произнес тайный и выплеснул содержимое рюмки себе под ноги. — А ты пей, пей, Вожак. Когда еще теперь доведется.

— Колин... — на проспиртованном выдохе, просипел Шакал. — Не называй меня так, пожалуйста.

— Почему? Тут нет никакой издевки, если ты об этом. — из хрустального кувшина, канцлер налил в пустой стакан клюквенного морса и заботливо протянул его Каспару. — Ты на своем месте по праву. Думай, Кортрен. Гастаафа больше нет и, будь я не согласен с ним насчет приемника, в моих силах было бы переиграть церемонию. Но, как видишь, ты до сих пор жив.

— Большое тебе за это, человеческое спасибо. Ни дать ни взять, обрадовал! — морсом, Шакал наконец-то затушил пожар, бушующий вдоль всего пищевода. Что это за бурда, интересно, такая? На вкус сладенькая. Но сложно представить себе пойло, превосходящее по крепости эту дрянь. — Все равно не надо. По крайней мере, пока что.

— Хорошо, Кортрен, не буду.

На этом, оба смолкли. Каспар этой тишине был очень рад. Сейчас ему нужно было заново передумать все те мысли, что накопились в течение дня. Только в этот раз мыслить спокойно. Спокойно, не спеша и, тут уж не обессудьте, сквозь призму анисовой настойки тайного канцлера.

Итак... ответственность не страшна, ее в жизни было не мало. Власть — средство, а не цель. Этот урок тоже заучен. Гордыня? Даже если чуть взыграет... даже если чуть занесет туда, куда не надо, то рядом есть люди, которые смогут вовремя осадить.

Идей хороших полным-полно. Ну и что же тогда не так? Почему это странное чувство не покидает? Какая-то зудящая неуверенность, из-за которой постоянно хочется обернуться. Обернуться и увидеть позади себя Гастаафа, готового помочь и поддержать.

Вот оно! В бурном потоке эмоций, наконец, выловлен корень зла! Навязчивая идея о том, что не от кого теперь ждать помощи. Хотя, в действительности, все наоборот. И почему такие мысли приходят в голову, хотя еще ни дня не прожито в качестве главы клана? А может быть, именно потому они и приходят?

Трудно! Если уверен в чем-то, то заставить себя думать по-другому очень трудно! Даже оперируя логикой. Но! "Признание собственной болезни — первый шаг на пути к выздоровлению" — кажется так любил одно время говорить Арцей. У светлых свой юмор, стрыга их задери.

Как сейчас помню — лежит в Храме бедолага с оторванной рукой. Орет дурным голосом, вся постель в крови, рядом жена плачет. Заходит этот лысый придурок и спрашивает так невзначай: "На что жалуетесь?". А в ответ на трехэтажный мат, начинает деловитым тоном: "Признание собственной болезни...".

— Слушай, Кортрен... — оборвал воспоминания тайный канцлер. Колин старательно избегал зрительного контакта. Смотрел то на бутылку с настойкой, то на дверь в пыточную, то утыкался в собственные руки. Повеяло от него какой-то виноватостью. — Эх... тяжело мне такие разговоры даются.

— И ты туда же? — Шакал подскочил с места. С возрастом, почти у каждого человека злость начинает постепенно подменять обиду. Маленький Каспар, наверное, сейчас бы расплакался. Каспар нынешний сжимал кулаки и, поигрывая желваками, зло цедил сквозь зубы. — Я ничего не просил у Дедерика. Ничего. Зашел и вышел. Я мог бы поклясться, но ты меня хорошо знаешь.

— Да нет, Кортрен. Не об этом... — канцлер откупорил настойку, налил Шакалу и застыл, прислонив бутыль ко лбу. — И на Алезандезе не злись лишний раз. Эмоции взыграли. Сам знаешь, какая она. Я о другом хотел поговорить. Помнишь моего племянника, который погиб в резне при Храме?

— Помню, конечно.

— Так вот. — вторая рюмка наполнилась до краев. Впервые с начала разговора, Колин посмотрел бывшему военачальнику в глаза. — Это не племянник был... это был мой сын.

— Мне... мне очень жаль, Колин. — ошарашенный Каспар хотел было выпить, но теперь настала его очередь замирать в неестественных позах. Прижимая стопку к щеке, он начал путанно оправдываться. — Если бы я мог знать, что все так случится. Я бы тот патруль никогда не назначил, ты же понимаешь? Я прикрепил его к хорошему воину. Но вдвоем на такую толпу... тут бы и мы с Хеннмелем не справились.

— Да я все понимаю. Ты не виноват. — сильно запрокинув голову, Колин махнул настойки. Глядя сейчас со стороны на его шею, казалось, что кадык взял на себя роль эдакого гостеприимного привратника. Он встретил огненную жидкость у самого порога и, по всем правилам этикета, проводил внутрь. Канцлера передернуло. — Я заставил тебя чувствовать себя неловко. Извини, Кортрен. Мне нужно было выговориться. Если долго держать такие вещи в себе, они могут просто-напросто сожрать тебя.

— Понимаю. Слушай, Колин... если не секрет, как так вышло? Почему мы не знали, что у тебя был сын?

— Он и сам об этом не знал. — тайный тяжело вздохнул. — Тебе ли, Кортрен, не понимать каково это? Ты, как и я, в приоритет семье поставил работу. А моя работа очень... специфична. Нужно быть на виду, но оставаться незамеченным. Семьянину это сделать гораздо трудней. — пусть это не было заметно глазу, только что с души Колина упал тяжеленный камень. — Ты пей давай, Котрен! Не отвлекайся! Завтра с самого утра к тебе выстроится очередь из желающих... странного.

— Как выстроится, так и разойдется. А где его мать?

— Матери уже давно нет в живых.

— Соболезную, Колин.

— Спасибо.

— А насчет сына... Лирния ведь провела ритуал?

— Да, все как положено.

— Ну и не переживай тогда! Уж о ком, о ком, а о твоем сынишке Мусорщик не забудет позаботиться. Еще встретитесь.

— Мусорщик... — после панибратского имени бога, прозвучал саркастический смешок. Редкий темный позволял себя такое. Столько откровений уже позади, а разговор не переставал удивлять. И, похоже, грозил перетечь в совсем уж диковинное русло. — Понимаешь ли, Кортрен... я боюсь, что Щур может оказаться не тем, кем мы его себе представляем.

— А кем? — Шакал добродушно рассмеялся. — Какие могут быть сомнения? Наш бог с завидной регулярностью подтверждает свое существование. Он же и к тебе приходил, Колин! — Кортрен махнул рукой и, не дожидаясь возражений, съехал на излюбленную всеми "пришлыми" тему. — Вот Единый — да... Единый совсем не тот, кем его представляют. Ну-ка, ответь мне на вопрос! Кто-нибудь, кроме шизофреника Луука, вступал в контакт с этим их Единым? Я вот, честно говоря, сомневаюсь, что кто-нибудь вступал в контакт с самим Лууком.

— А как же магия?

— Причем тут магия?

— Может быть, Мусорщик — маг?

— Колин, я переживать за тебя начинаю. Что это за маг такой, который прожил более трехсот лет? И что за маг, обладающий такой силой?

— А почему бы и нет? — анисовая настойка вновь наполнила стопки. — Магия, знаешь ли, не поддается классификации. В ней непонятно абсолютно все! Нельзя ее по полочкам разложить и бирки навесить! Один волшебник умеет то, другой это. А как он это делает? А почему именно он? Не думал об этом?

— Думал, не думал... не убедил ты меня.

— А у меня нет задачи тебя в чем-то убедить, Кортрен. Я просто беседую. О том, что меня волнует. Люди ведь иногда беседуют без причины? Кстати! Ты знаешь что-нибудь о магических предметах, которые создает сутарский отшельник? — Шакал отрицательно покачал головой. — А я тебе расскажу, Кортрен. Как-то раз, вырезал отшельник на бревне какие-то узоры. Теперь его поджечь невозможно, как ты не пытайся. Не горит и все тут! Над иглой пошептал, так ей теперь что не вяжи — пряжа в хлеб превращается. А еще, знаю, смастерил он из рябины удочку. Обычная себе, вроде, удочка. Только если ловить на червя — она из-под воды птиц вытягивает. Птиц, Кортрен! Прямо из-под воды!

— Забавно.

— И это — самые безобидные примеры. Так к чему это я? А к тому, что будь отшельник в своем уме, он наверняка смог бы покорить весь мир. И, пожелай он того, мы бы об этом даже не узнали.

— Все равно сомнительно.

— Ну хорошо, про волшебника тебе сомнительно. А вдруг, Мусорщик — это просто бестия?

— Ну хватит. Уж с животным-то его не сравнивай.

— А человек тебе, чем не животное?

— Ну...

— Животное-животное! Еще какое, Кортрен. Только разумное. Вот и он, может быть, разумная бестия. Могучая, всесильная и почему-то добрая к нам. Пользуясь своими способностями, она убедила нас, что после смерти мы попадаем в темный мир. Вот скажи, у тебя есть тому доказательства?

— Я там по нескольку раз на дню бываю, вот тебе и все доказательства.

— Упрямый ты человек, Кортрен. Спорить — одно удовольствие. — тайный канцлер поднялся со своего кресла и принялся расхаживать взад-вперед по кабинету. — Может быть, Мусорщику от нас что-то нужно. И может быть, это "что-то" настолько очевидно, что мы в упор его не замечаем. Или наоборот, оно находится за гранью нашего понимания. — Колин вопросительно глянул на Шакала, но поддержки в нем по прежнему не нашел. — Или... будучи всемогущим, Мусорщик просто играет с этим миром. Развлекается, чтобы не свихнуться со скуки...

— Странное развлечение.

— А никто и не говорит, что у нас с ним должны быть одни и те же понятия о развлечениях! О добре и зле. Об этом мире в целом. Может, он ощущает и думает не так, как мы.

— А как тогда?

— Не могу ответить на этот вопрос. Так же, как ты не сможешь объяснить слепому от рождения человеку, что значит видеть...

— Стой! — брови Шакала сошлись на переносице жирной, недовольной галкой. — Хватит бред нести! Бессмертные маги, умные бестии... ты сам себя слышишь?

— Слышу, Кортрен. И понимаю, что вполне могу ошибаться. Но! — в своих задумчивых брождениях по кабинету, тайный удалился от письменного стола. А ведь на нем, все это время, нещадно стыла и молила об опустошении стопка анисовой бурды. Той самой, которую он еще буквально несколько минут назад не хотел. Наставляюще потрясывая указательным пальцем, Колин уверенно двинулся к выпивке. — Одно я знаю точно. Никто не знает все. Это невозможно! И отсюда следует, что можно смело заявить — возможно все. Я правильно мыслю?

— Нет. — Каспар довольно улыбнулся. — Ведь эта твоя магическая бестия, та, что семи пядей во лбу, думает не так как ты. Не могу объяснить как именно, но не так! Как ты там говорил? За гранью нашего понимания! А раз она всесильна, всеведуща и при этом не согласна с тобой, то... стало быть, ты можешь быть не прав. Стало быть, возможно далеко не все. — канцлер застыл, пытаясь переварить путаную информацию. — Зуб за зуб, Колин! Ты мне чуть голову не поломал, так что отведай теперь моей чуши. И прекрати... прекрати об этом думать!

— Не могу.

— Что значит "не могу"? Ты же умный мужик, Колин! Во-первых, весь этот бред не стоит времени, потраченного на раздумья. А во-вторых, так недолго и с ума сойти.

— Все равно не могу.

— Тогда я приказываю. — оправдываясь, мол, поделать с этим ничего нельзя, Шакал развел руками. — И, если ты правда говоришь без издевки, можешь называть меня Вожаком.

— Как скажешь, Вожак. — тайный, наконец, добрался до рюмки. Кадык-дворецкий вновь встретил гостей.

Ворон Алькахеста. Кровью своей и своих людей, охраняющий покой на всей Пустоши. Один из самых могущественных людей в городе, а может и во всем мире. Без ложной скромности, мастер своего дела. А семьи нет. И детей теперь нет. И дома, как такового, тоже нет. Лишь пара этажей в башне над борделем и почтовая голубятня на крыше. Здесь он проводит почти все свое время, а время это неумолимо движется. И ему уже за сорок.

Да, он знает, каково это — спасти сотню-другую чужих жизней. Знает, как в зародыше умертвить войну. Знает, как поднять и подавить народное восстание. В теории, он даже знает, как за одну ночь посеять смуту во все западные государства разом и навести такого шороха, который будет с ужасом вспоминаться еще не одно поколение. Но до сих пор ему незнакомо теплое чувство понимания того, что тобой по-настоящему гордится кто-то родной.

— Колин... — чуть обождав, произнес Каспар. — Никогда не поздно начать все с нуля. Найти жену, завести детишек. Если ты хочешь отойти от дел — просто скажи. Казна "волков" всегда будет в твоем полном распоряжении. Только прошу, помогай мне иногда. И выбери достойного приемника.

— Ага. Сейчас. — тайный канцлер хмыкнул. — Из-за минутной слабости? Думай, Кортрен! Скоро выезжать в Мерк. А я очень много работал для того, чтобы пропустить все самое интересное.

* * *

Примерно в то же самое время, Менно Питрен требовал пропустить его в главную башню города. Ну... как сказать, требовал? Скрученный охраной в бараний рог, он визжал не своим голосом и изворачивался, зубами выцеливая сапоги обидчиков. Благо, задержавшие его "одноглазые" в лицо знали близкого друга нового Вожака. И не будь Куница этим самым другом, с ним бы так не церемонились.

— Пропустите!

— Нет.

— Я тебя потом найду! — кричал Менно, пытаясь вырваться. — Я об твою задницу искру высеку! Лопатой!

— Отпустите. — на шум, из отцовского кабинета спустилась Алезандезе. Черный дублет, черные галифе, черные сапоги до колена. С момента церемонии, она до сих пор не переоделась из "волчьей" формы. — Пошли.

Освобожденный Куница подскочил на ноги. Триумфально задрав нос, он окинул взглядом охранников. Беззвучно шевеля губами, он послал их куда подальше и побежал по лестнице вслед за Дез. Еще будучи подростком, он вместе с нынешним главой клана "Одноглазого Волка" прошел огонь и воду. Теперь, наконец, настала очередь испытания медными трубами. И почему бы не начать с безнаказанного оскорбления башенных стражей? Не подумайте лишнего, это просто шалость! В целом, отношение к становлению Вожака Каспара было вполне адекватным. Без алчного потирания ручонок и буйных фантазий. И то, что житься теперь скромному повару будет полегче — не должное, но желаемое.

— Ну привет. — без какой либо эмоции в голосе, произнесла Дез и закрыла дверь кабинета. Девушка замела все следы борьбы Гастаафа с убийцей. Здесь все было, как и раньше. Лакированный стол баттийского дуба завален бумагами. Потрескивают поленья в камине. Огонь на полную. Так, как любил отец. Разве что пришлось выкинуть ковер, насквозь пропитанный кровью Гаса. — Что хотел?

— Поговорить.

— О чем?

— О том, что будет дальше.

— С кем?

— С нами, с кем же еще!

— Ты серьезно? — с усталым раздражением, спросила Алезандезе. — Совсем дурак? Лучшего времени не нашел?

— А по-моему, сейчас как раз время. — Менно расстегнул легкую не по сезону курточку и сунул руку за пазуху. — Шакал говорил, что злость придает ему сил. А вы, вроде как, почти родственники. Так что я подумал... ай, ладно, смотри сюда.

Под одеждой Куница прятал аккуратно свернутый в трубочку пергамент. Вопреки канонам, не ветхий и ни разу не старинный. Новенькая, чистенькая, подробная карта Алкмара. Перенесенная на бумагу, аббадонская столица узнавалась сразу. Бесовский лабиринт, а не город.

— Вот тут, тут и тут... — Менно расстелил чертеж на столе и теперь стало видно, что весь он испещрен какими-то рисунками и приписками. — ...на стенах домов нацарапан глаз. Точь в точь медальон того ублюдка. Стоит задуматься. Вот здесь... — порхали по карте пальцы повара, за годы работы покрытые шрамами и ожогами. — ...он останавливался на ночь. А вот тут просидел на скамейке четыре часа. Вообще без движения, представляешь? Стоит отдать гаду должное, выдержки у него хоть отбавляй. А потом к нему подошли еще трое и долго о чем-то общались. Весело так разговаривали, знаешь, как будто по-дружески. Я их запомнил в лицо и если понадобится, узнаю без проблем.

— Когда ты успел?

— После разговора в кладовой. Мне подумалось тогда, что для тебя это важно.

— Менно...

— Погоди, не перебивай. Пока мы в Алкмаре были, я с черного входа подкармливал бродяг тухлятиной. Одного так смешно пучило! Он, главное, рыбы соленой обожрался. Икает и от икоты сдержаться не может. Я чуть от смеха не задохнулся. Ну да не о нем сейчас речь. В общем... местные сказали, что "Зеленый Глаз" искать нужно тут. — указательный палец Куницы врезался в здание рядом с начерченным рынком. — И еще момент. Мне этот ваш Колин тоже не нравится, но дядька он, видно что, головастый. Может, попросишь у него помощи? Полегче искать будет.

— Зачем их искать?

— Чтобы убить! — Менно покрутил пальцем у виска, намекая на то, что Дез совсем уж от горя лишилась рассудка. — Отомстить-то нужно. Что толку срываться на невинных? Знаешь, что весь город только и говорит про тебя и наместницу? Это ж надо было додуматься! Шкуру с живого человека...

Дальше темная уже не слушала. Специально для нее, Куница с пеной у рта вещал что-то очень-преочень убедительное и, наверняка, поучительное. А она не слушала. Ведь этот бородатый поваренок только что предложил ей развязать войну с тайной организацией наемных убийц. Сам. Пришел и предложил. По сути, прямо сейчас скромный мирный обыватель готов ради нее покинуть свою зону комфорта. Забыть о безопасности и сунуться туда, где ему ни за что не выжить.

— Зачем тебе это нужно?

— Нужно.

— Ты хочешь отправиться со мной в Алкмар?

— Ну да... а как иначе достать их?

— Тебе это не нужно.

— Да надоела ты уже. — раздраженно нахмурился Куница. — Сам решу, что мне нужно.

— Какой серьезный повар. — удар по самолюбию. Только что, Алезандезе твердо решила... это последнее испытание. — И как же ты мне поможешь? Пожаришь морковку?

— Помогу, не беспокойся. — Менно принял правила этой негласной игры, виртуозно проглотив обиду. — Какая разница, кто вдарит молотком по затылку? "Одноглазый" каратель или повар из "Жабы"... эффект будет один и тот же. Как у вас там говорится? Не можешь победить честно, победи хоть как-нибудь.

Похоть может подтолкнуть мужчину к чему угодно. Даже к такому безрассудству. Но единожды утоленная, похоть свою власть постепенно теряет. Ослабляет хватку и мысли о героической гибели за предмет вожделения кажутся каким-то наваждением. А у Куницы все не так. Значит... никакая это не похоть. Это чувство посильнее. Сильней обиды и унижений. Сильней несправедливой безответности и даже сильнее страха.

— Менно.

— Да?

— Извини меня за все.

— Да брось ты это. — махнув рукой, повар уткнулся обратно в карту.

— Менно.

— Чего?

— У нас все будет хорошо. — впервые с приезда в Алькахест, девушка улыбнулась. — Я обещаю. Но только не сейчас. Ты же понимаешь...

— Ну я же не полный кретин. Кстати... — Куница отвел взгляд, будто бы собрался сделать что-то постыдное. — ...прими мои соболезнования.

* * *

Три дня минуло с церемонии. Три дня воины "Черного Солнца", учтиво помалкивая, изучали город и его окрестности (если, конечно, можно так назвать выжженную Пустошь). Три дня они отдыхали, дегустировали местную стряпню и, конечно же, пару раз прошлись по "Подкове". Однако любому терпению рано или поздно настает конец. Артизар, как старший отряда, начал слегка поторапливать "волков". Заскучал в осеннем Алькахесте и дикарский маг Бар-Шерага.

Долго возмущаться никому не пришлось. Заслышав первые призывы к действию, Каспар почти моментально объявил общий сбор, на котором было решено кто, когда, куда, зачем и почему. По правде говоря, слишком странно он ощущал себя в новой должности, а потому обрадовался возможности поскорей покинуть вольный город. Выезд в Мерк был запланирован на поздний вечер. Вниз по течению раскинулся длинный прямой отрезок реки, на котором можно было бы выспаться до самого утра.

— Веселей! Раз-два!

— За что ты так с ними? — с искренним, по-детски чистым удивлением, пробасил Мартин.

— А вдруг не вернемся? Пускай запомнят. — улыбаясь, ответил Шакал. Глядя в черное ночное небо, Кортрен поежился от холода. Пристань, как ни крути. Прохлада от реки, так еще и погода не особо радует. — А даже если вернемся, то пускай ждут и не расслабляются.

Новый Вожак изволил чудить! Сидя на деревянном ящике со снедью, он развеселыми возгласами подбадривал своих новых грузчиков. А в качестве тяжелой рабочей силы выступали: его забывчивость осадный инженер Харц Кимец, глава снабжения Уолтер Кернмель, казначей, главный конюх, летописец... в общем, вся управленческая верхушка покойного Гастаафа Джербена. Обленились на пригретом месте, собаки сутулые. А так и пузо растрясут, и намек воспримут буквально. Эти причуды Каспара, понятные далеко не всем, приводили в дикий восторг Менно Питрена. Потомственный пролетарий ликовал! Да, он тоже решил ехать в Мерк. И, наверное, не нужно объяснять по какой причине.

— Каспар. — заискивающим тоном начал железнорукий. — Вопрос у меня есть.

— Валяй.

— Не вовремя может, но... ты же теперь Вожак?

— Это и есть твой вопрос? — с неба, Шакал перевел взгляд на своего собеседника. — Он глупый.

— Да погоди ты... не то хотел спросить.

— Тогда не ходи вокруг, да около. Говори, как есть.

— Хорошо. — ломаный нос Хеннмеля громко втянул чуть не сбежавшую соплю. Кому-то от природы не дано держать эстетически-красивые театральные паузы. — Кто теперь военачальник?

— Так... а я, кстати, ждал этот разговор. Ждал, но до последнего надеялся, что он не случится. — спрыгнув с ящика, Каспар мучительно вздохнул. — Не ты, Мартин.

— В смысле?

— В прямом.

— А... — любая эмоция, которой поддавался Хеннмель, тут же искажала его лицо себе в угоду. Вот и сейчас, глянь на него и тут же поймешь... обида! Округлились ноздри, надулись губки, уголки рта поникли и обвисли вниз. — А кто тогда?

— Пока еще не знаю. На примете нет никого конкретного. — сейчас Вожак говорил честно, как никогда.

— А почему не я?

— Потому что, Мартин. — вполне нормальный ответ от старшего по чину младшему по чину. Без скользких уловок, лишнего заговаривания зубов и пустых обещаний. Не юля. И по-хорошему, этот ответ нужно воспринять, как данное.

— Нет, ты объясни. — Хеннмель сжал кулаки. Вот, пожалуйста, очередной пример! Злость, хлопнув обиду по плечику, попросила младшую сестру подвинуться. Иди, мол, отдохни, а я тут разберусь.

— Не буду.

— Объясни! — в присутствии посторонних, железнорукий повысил голос на главу клана. И какой неудобный момент для этого выбрал! Прямо сейчас, для более доходчивого осознания смены власти, канцелярские крысы грузят челн. А этот щенок... прямо при них...

— Я не обязан тебе ничего объяснять. — Шакал злобно зыркнул на снабженца Уолтера, который слегка замедлил шаг в надежде погреть уши. Недвусмысленный намек был понят и "грузчик" тут же рванул с места, высоко подбрасывая колени.

— Не обязан объяснять? Ну здорово, Каспар! — а щегол-то совсем разошелся. "И будущее — белый лист, и кровь врагов — чернила, и рука — перо". Пронеслись в его голове заученные строки. — А ты вспомни, кто ту бестию одноглазую завалил?

— Ты.

— А мартихору?

— Тоже ты.

— А перо я зачем сжег? — проросли семена, посаженные смазливым бардом Марцэлем. Поднялись к солнцу, расцвели и вовсю плодоносят. — Оно же было моим!

— Спасибо, Мартин. — с вызовом, Вожак шагнул вперед. Дать бы мальчишке оплеуху, да пока что хватает терпения сдерживаться. — Что ты еще хочешь услышать? Ты отличный каратель.

— Отличный каратель? Много "одноглазых" сделали для тебя столько же?

— Для меня!? — от крика Кортрена вздрогнули все, кто сейчас был на пристани. Окончательно смолкли разговоры, которые до сих пор велись лишь для того, чтобы наивно попытаться подчеркнуть обыденность происходящего. — Ты выполнял свою работу!

— И заслужил одно лишь "спасибо"?

— Разберемся с "ладошками", получишь отпуск и хорошую премию.

— Ну отлично!

— Мартин! Осади! — кой бес его дернул завести этот разговор прилюдно? Наедине было бы проще. Хеннмель-Хеннмель... нужно же хоть немножечко использовать голову. — Мартин, я очень ценю тебя, как командира карательного отряда. Ни к тебе, ни к твоим ребятам никогда не возникало лишних вопросов. А теперь слушай решение Вожака! Пусть лучше у "волков" будет отличный каратель, чем дерьмовый военачальник. Извини за прямоту, но ты сам на нее нарвался.

— Вот как, значит? Дерьмовый?

— Ты правильно расслышал. И, если уж говорить совсем честно, то случись со мной что — военачальнику перейдет главенство над "волками". А добровольно дать тебе полную власть над кланом и городом я не могу. У меня на это есть причины.

— Причины!? — очень зря, но железнорукий решил закончить начатое. Шаг и высоченная детина угрожающе нависла над Каспаром. До роковой ошибки оставалось три секунды... две, одна. — А ты не оборзел, Шакал?

— Щенок! — ждать от Кортрена прямого удара в лицо приходилось нечасто. Противник крупнее, моложе и, объективно, сильнее него. Так к чему геройство? Кулак Шакала со всей дури врезается в солнечное сплетение. От неожиданности Мартин сгибается пополам, своим челом послушно спеша навстречу колену Каспара. Крепко вошло! Теперь его нос сломан в трех местах. — Ты как с Вожаком разговариваешь, тварь!? Ну-ка, напомни мне! Разве тебе кто-то что-то обещал!? Ты сам себе напридумывал, а теперь винишь других!

— А знаешь что, Шакал. — лежа на земле, железнорукий дерзко отплевывал кровь. Вот так. Не моргнув и глазом, его друг и наставник расшиб ему рожу. Кто сказал, что правда всегда одна? Ее, как известно, пропорционально количеству живущих на свете. — Пошел ты. Я ухожу.

— Слабак.

— А ты лицемерная скотина. — после громких слов, настала очередь показушных жестов. Со своего плеча, Мартин оторвал нашивку. Желтый крест, символ Алькахеста, со злости был вышвырнут в темноту.

— Еще одно слово, мальчик, и ты вылетишь из города.

И добавить, казалось бы, нечего... но! Интересно будет принять во внимание тот факт, что сегодняшней ночью бывший командир карательного отряда "Волков", некий Мартин Хеннмель, посетил игорный дом. "В тот день была ему слугой ее Величество Удача..." — А.Марцэль.

* * *

Пока что так...