Дыхание подземелий

— Ты приехала и просто стояла, ни с кем не общалась. Даже когда я привел тебя в компанию, ты молчала. Так зачем ты туда приехала?

— Я хотела познакомиться.

— Ты уже знакома со мной и еще с десятком людей. Это все, что ты хотела?

— Но ты ни с кем так и не заговорила.

— Я... с тобой говорю — девушка совсем уже растерянно смотрела на него.

— Разве это не твоя остановка?

Взгляд в проход, глаза Сигги расширились, и она рванула на выход, очень надеясь, что успеет до закрытия дверей. Каким то чудом двери с шипением закрылись уже у нее за спиной. Обернувшись, она увидела стоящего прямо перед ними Беримира. В глазах парня скользнула какая-то грусть. А может ей это только показалось?

02

Сигга уже несколько часов бродила по подземельям. Зачем, спрашивается? Если бы она сама могла ответить на этот вопрос, вероятно, не бродила бы так долго.

Наконец девушка нашла укромное местечко, где можно было спокойно посидеть, не опасаясь, что тебя заметят редкие посетители этих мест. Если такого вообще можно опасаться в пустынных катакомбах. И все же, сидя в закутке за сплошной каменной стеной, начинаешь чувствовать себя ближе к месту, и дышать его памятью и переживаниями. А месту было чем похвастаться.

Именно тут во время Второй Мировой держали оборону партизаны. Целый поселок спустился под землю, выживая, умирая, но не сдаваясь. Тут травили газом, взрывали и обваливали своды потолков. Тут умирали от голода и обезвоживания дети, старики и взрослые, но продолжали сопротивляться и их дух так и не был сломлен.

Когда сидишь в темноте и холоде в подземельях, слушаешь эту звенящую пустоту, картины прошлого сами собой проплывают пере твоими глазами.

Сигга поставила открытую бутылку на камень. Это для мертвых. А она посидит, размышляя о своем.

Тут единственный луч света, падающий на пол сквозь небольшое отверстие в стене, моргнул. Затем еще раз и еще. Девушка осторожно прильнула к нему, пытаясь разглядеть, кого же занесло в это богом забытое место.

Снаружи пещеры, за каменной стеной звякали металлические части одежды, нестройный топот ног отдавался гулом. Ослепленная ярким дневным светом она никак не могла разглядеть лиц, что словно слились с одеждой и ускользали от ее взгляда. Ведомая любопытством она соскочила с камня, на котором сидела и поспешила к выходу из пещеры, то и дело спотыкаясь о валуны, пытаясь снова приноровиться к темноте. Снаружи раздался негромкий выкрик, которого она не поняла. Звук был гортанный и рычащий. Короткое слово, звучащее грубо и резко, и словно не русское. Больше всего оно, вероятно, было похоже на немецкий.

— страйкболисты, что ли? — пронеслось в голове. В этот момент девушка споткнулась, дернулась, пытаясь удержать равновесие и начала падать на спину. Все ее сознание сжалось, ожидая падения на неровную каменистую почву.

Когда она открыла глаза, понимая, что не упала, и попыталась пошевелиться, обнаружила, что не может даже двинуться. Сознание все не могло понять, в чем же дело и что ей мешает, когда, наконец, почувствовала нечто упирающееся ей в горло. Тут же пришло осознание, что ее крепко держат чьи-то цепкие руки.

Пораженная девушка шепотом выдавила

-ч-что вам...

-молшат! — грубо прервали ее, негромко шипя на ухо. У него был очень странный, грубый акцент, из-за которого произнесенное казалось еще грубее, чем тон, которым оно было сказано.

Сигга попыталась сглотнуть, но острие ножа (по крайней мере, ей думалось, что это нож) больно впилось, вызывая прилив паники. Сигга попыталась поднять голову, чтобы хоть на миллиметр оказаться подальше от опасного лезвия.

-Дрене! — прорычал голос у ее уха. Что это значило, она не поняла, но, судя по интонации, ничего хорошего это была какая-то угроза. Его рука, которая до сих пор сжимала ее, не давая сдвинуться, поползла по ее телу, ощупывая. У Сигги перехватило дыхание от такой наглости, она дернулась. Лезвие тут же больно впилось в шею. А самой девушке показалось, что еще миллиметр и она никогда больше не сможет говорить. По шее потекло что-то теплое и волны паники уже били через край. Рука же продолжила по-хозяйски ощупывать ее. Наконец, она наткнулась на пояс и принялась его расстегивать. Неумело, грубо, но уверенно и не жалея силы. Руки девушки задрожали, мысли судорожно скакали в голове. Необходимо было срочно перехватывать инициативу, потянуть время, вдруг она что-то придумает! Она шепнула

— я...сама... — спустя долгую минуту раздумываний рука опустилась.

— быстра, Ваккиро. — произнес довольный голос.

Руки Сигги медленно опустились к поясу, так же медленно она начала поворачиваться к насильнику, чуть отдаляясь, буквально на шаг — пол. К счастью он не стал препятствовать этому и лишь разглядывал ее. Так получилось, что он преграждал единственный выход из этого тупика. Темная фигура незнакомца сливалась с темнотой подземелий, не давая как следует разглядеть ни лицо, ни одежду. Вероятно именно поэтому она не заметила его сразу. Пока руки судорожно, но максимально медленно расстегивали пояс и ширинку, девушка старалась рассмотреть его, в тщетных попытках придумать способ побега.

Его лицо, судя по всему, было вымазано чем-то, отчего его черты сливались и просто невозможно было что-либо рассмотреть. Странная одежда скорее походила на какой то доспех, но не была железной. В руке был огромный кривой то ли нож, то ли короткий меч. За поясом торчала рукоятка еще одного. Девушка старательно заставила себя отвести взгляд от рукоятки, молясь, чтобы он не заметил этот взгляд. Это ее шанс. Она медленно сделала шаг к нему, приспуская штаны. В лицо тут же пахнуло таким жутким перегаром и вонью, словно этот человек питался на свалке. Ее лицо скривилось, пытаясь выдержать тошнотворный запах. Он усмехнулся, запах усилился, и притянул ее к себе. Рука девушки осторожно легла на эфес оружия, стараясь не давить на него.

— послушная — живая — коротко сказал он, намереваясь развернуть ее к себе спиной. "Сейчас!" — вспыхнуло в голове Сигги. Пальцы вцепились в рукоять на поясе, вырывая оружие из ножен вверх и чуть наискось, боясь, как бы его не выбили из рук, не зацепиться бы за что-то...

Движение ножа прекратилось так же неожиданно, как и началось. Внутри все похолодело, колени задрожали. Еще несколько долгих мгновений они смотрели в глаза друг другу. Сигга все не отпускала клинок, пытаясь представить, что он с ней теперь сделает, отчаянно рванула оружие снова. На этот раз оно пошло легче, выскальзывая, цепляясь за что-то, прошло еще несколько сантиметров и окончательно застряло. Рукоять выскочила у нее из рук, уходя вслед за падающим на колени мужчиной. Девушка в ужасе смотрела на него, не зная, встанет ли он сейчас и порвет ее или таки сдохнет. Целая вечность прошла, прежде чем он завалился на бок. Нож, который скорее можно было назвать мясницким тесаком, как оказалось, застрял аж в горле.

Она убила его. Убила и была рада этому. Не веря своему счастью, девушка смотрела на мертвеца. Снаружи было тихо. Она не помнила как давно. Казалось, что все, что тут происходило, длилось бесконечно долгую вечность. Оцепенения спало так же резко, как и нахлынуло. Она развернулась и понеслась прочь, на ходу натягивая и застегивая штаны. Через несколько шагов споткнулась, чуть не упала и обернулась. Быстро, одним движением застегнула ремень и, повинуясь неизвестному порыву, вернулась к неудавшемуся насильнику и выдернула нож. Какое то время она всматривалась в его лицо, пытаясь разобрать, что же с ним не так, кроме этого темного цвета. Негр? Камуфляжная краска страйкболистов? Черты лица жутко искажены и было неясно, то ли это казалось из-за темноты, то ли так его обезобразила смерть. Из-за нижней губы виднелись кривые зубы, настолько длинные, что торчали над ней.

Заставив себя собраться, Сигга вытерла кривой нож об одежду мертвого и, прикрыв его полой косухи, внимательно всматриваясь в темноту и следя за тем, чтобы больше ни на кого не наткнуться, поспешила домой.

Вернувшись домой Сигга скрылась в своей комнате и плотно закрыла за собой дверь. Дома никого не было и только тут, оказавшись под защитой 4 стен, в родном месте, она дала свободу своим мыслям и ощущениям. Только наедине с собой можно позволить себе быть искренним. Паника, до сих пор сидевшая где-то в глубине души под надежным и прочным замком воспитания, теперь вспыхнула, выползла и черным плащом обволокла ее сознание. Руки охватила дрожь, в груди застыл ледяной страх, морозя ее внутренности, заставляя сжиматься, выворачивая наизнанку. Взгляд широко раскрытых глаз блуждал по черному лезвию ножа. Казалось, грязные руки насильника снова и снова прикасаются к ней, хватают и лапают. Она обхватила себя за плечи, пытаясь вернуться в реальность. Не зная, как выйти из этого состояния, на деревянных ногах пошла в душ и долго сдирала с кожи несуществующую грязь, стоя под холодными струями воды. Кожа покраснела, но легче не становилось. Казалось, что вот-вот дыхания не хватит, что вот-вот в дом ворвутся его дружки. От каждого показавшегося шороха, девушка выключала воду и долго вслушивалась в тишину дома, сейчас казавшуюся такой громкой.

Когда Сигга поняла, что струи воды больше не приносят облегчения, пришлось вернуться в комнату. Там ее ждал нож, лежащий на кровати. Длина лезвия была около 20 сантиметров, все оно было черным, но не выглядело окрашенным. Черным была даже линия заточки, сам металл был черным. Рукоятка оплетена странной, кажется кожаной, полосой. Нож очень удобно лежал в ладони, хоть и был рассчитан на ладонь покрупнее ее хрупкой женской. При ближайшем рассмотрении у основания клинка обнаружилось клеймо: топор на фоне полумесяца.

И когда только она успела так увлечься рассматриванием, что не услышала, как домой пришли? Сигга только успела сунуть руку с ножом под подушку, когда в комнату зашла сестра. Джерика окинула свою младшую сестру ленивым взглядом и принялась переодеваться.

— Ты бы хоть оделась, итак по всему дому мокрые следы. Не забудь вытереть, мама тебе голову оторвет.

Сигга моментально покраснела и принялась натягивать одежду. Из одежды на ней было только кольцо, что теперь удобно сидело на большом пальце.

— Жарко же... — ляпнула она, пытаясь объяснить свое поведение и поспешила на кухню. Вернулась дрожь, которая, кажется, пропала когда она рассматривала оружие. Оружие, которым всего полчаса назад она убила человека. И снова судорожные мысли о том, что надо отвлечься и попытки приготовить себе кофе. Своеобразный ритуал, который схож с медитацией, сейчас, увы, не помогал, а только давал лучше понять, на сколько она сейчас возбуждена. Она умудрилась разлить воду, рассыпать кофе и сломать несколько спичек, прежде чем поставить кофе вариться. Наконец, голубой огонек вспыхнул под туркой, и девушка принялась убирать рассыпанное и разлитое. В голове она снова и снова прокручивала ситуацию, пытаясь вспомнить все в малейших деталях, пытаясь найти выход из той ситуации, избежать ее, оправдать себя и стараясь понять, что с этим человеком было не так.

Почему он так непонятно говорил? Почему он так странно (и как именно?) выглядел? Откуда у него столько оружия и зачем? Что он там делал? Кто те другие? Нашли ли они его? Видел ли ее еще кто-нибудь?

Из размышлений девушку вырвал звук сбежавшего кофе. Снова проворонила, снова убирать. Но, по крайней мере, это привычное действие отвлекало от множившихся переживаний. Безумно хотелось с кем то поделиться, но это значило признаться в убийстве.

Перед внутренним взором снова встали полные удивления и вопроса глаза. Такие дикие, чужие, ненавистные и, каким-то образом, знакомые. Последняя мысль пугала, кажется, еще больше, чем мысль о произошедшем. Неужели она могла его знать? Может кто-то из знакомых пошутил над ней? В голову не приходило ни одного подходящего человека. Да и его прикосновения.. не были они похожи на шутку.

Откинув от себя подобные мысли, девушка залпом выпила давно остывший кофе. И, уже рассматривая кофейную гущу, что осталась на дне, поняла, что только что приняла хорошую дозу кофеина. То есть возбуждения от происшествия ей было мало и теперь она долго еще не сможет успокоиться.

А из чашки на нее смотрели линии и окружности, комета с красивым длинным хвостом, какой-то барабан и просто линии. Усмехнувшись, она подумала, что с такой фантазией, как у нее, тут можно и дуб зеленый у лукоморья с русалкой, котом, белкой и самим Пушкиным увидеть. Впрочем, если память ей не изменяла, то это ей обещала трудное путешествие, далекого гостя и то, что ей нужна помощь. Очень обнадеживающе, ничего не скажешь.

— Ютеномйордиск блант ланд — в голове девушки на столько отчетливо прозвучали слова, что она застыла, оглядываясь и пытаясь понять, кто это произнес. Однако, похоже, они были только в ее голове. Вам часто приходят в голову слова, значения которых вы не понимаете и которые раньше ни разу в жизни не слышали? и сами слова чем-то отдаленно были похожи на говор того...

Остаток дня она провела в метаниях по дому, попытках спрятаться в комнате и усидеть на месте. Спать не получалось, и раз за разом перед глазами вставала одна и та же картина, сопровождаемая новыми словами, так назойливо крутившимися в глове. Девушка уже и рада была бы забыть, но не получалось. Она кидалась к окну при каждом доносившемся шуме снаружи и осторожно выглядывала из-за шторы. Когда стемнело, плотно закрыла все окна и ушла к себе. Там она обнаружила, что ножом вспорола подушку. Пока не было сестры, следовало поскорее зашить ее. А потом в голову пришла идея, что для такого ножа обязательно нужны ножны. В ход пошла старая протертая кожаная сумка. Девушка вырезала из картона трафарет ножа, а его самого спрятала под матрац, на этот раз проследив, чтобы ничего не порезать — лезвие оказалось чрезвычайно острым. Когда ночью сестра снова вернулась, Сигга уже не прятала то, что делает. Какая кому разница? Да и кто поймет, что это такое?

Когда она наконец закончила свою работу, уже начинало светать. Вот и прошел последний день лета. Странно, как мысль об убийстве за одну бессонную ночь переросла в уверенность, что она все сделала правильно.

03

Рано утром ее растолкала сестра.

— Вставай, опоздаешь. Все уже ушли. Твой букет, самый захудалый, в вазе, в зале. Еще полчаса и сам рассыплется. — с этими словами шаги удалились из комнаты, а измотанная девушка сползла с кровати. Сейчас, после такой нервной ночи она сидела на полу, прислонившись к кровати, слушала тишину и щурилась под теплыми лучами солнца. Настроение было тихим и спокойным. Лицо матери вспомнилось тихим и улыбающимся, а голос спокойным и ласковым. Тут же девушка тряхнула головой, зажмурившись и крепко сжав зубы.

·Нельзя то любить, то не любить? — подумала она и заставила себя вспомнить самые ожесточенные споры с родителями. Надо либо любить, либо нет. Всегда любить она не могла.

Сигга была четвертым ребенком в семье. Младшим и, так уж вышло, самым своевольным. Нет, она, конечно, никогда не позволяла себе послать родителей или не выполнить их задания. Но то, что касалось ее самой и ее внешности, не подлежало обсуждению. Споры и препирательства по этому поводу, конечно же, были, но все они заканчивались безрезультатно. То ли экстремально короткая прическа, то ли одежда, не подходящая ребенку из "приличной" семьи, то ли выбор друзей.