Ген мужества

— А может, ее и не было? — усомнился Стас.

— Скажешь тоже! Была. А потом заросла. Подтверди, гусар.

— Истинный крест, — кивнул Прохор.

— И у тебя была, — сказал Воробьев.

Прохор снова кивнул, подтверждая слова Семена.

— Ты дальше рассказывай, — поторопил Воробьев. — Интересно же! С кем воевал? Что за супостат на этот раз на Россию нашу матушку напал?

— Да собственно... с Чечней война идет...

— С кем? — округлил глаза Воробьев.

— С Чечней.

— Да ты что?! Чеченцы теперь враги нам? Это как же? Такие ребята бравые да удалые! У нас в роте трое бойцов было чеченов. Нет, вру, двое, один ингуш. А во всей Советской Армии?! Много. Бок о бок с ними сражались, родину от фашиста защищали. Одна у нас с чеченами родина — Советский Союз... Друг у меня, Руслан Мадаев — чеченец — настоящий друг, верный. Из одного котелка хлебали, одну самокрутку на двоих курили. Да что там самокрутка! Он меня от смерти не раз спасал, а я его... — Воробьев опустил голову. — Убило Русю в сорок третьем... — и тут же снова вскинул на парня горящий взгляд: — Как же так?! Как такое случилось, что чечены вдруг врагами нам стали?..

— Понимаешь, Семен... — Стас задумался. — Давно все это началось. Ведь я не на первой, я на второй кавказской войне... погиб. Все дело в политике. Сначала Дудаев... — Стас замолчал и, вопросительно взглянув на сотоварищей, предложил: — В общем, долго придется рассказывать. Может, как-нибудь в другой раз?..

— А что это ты, Стас, нас завтраками кормишь? — взъерепенился Семен. — Про Сталинград потом, про Чечню потом. Скрытный ты какой-то... А может, ты не за Россию голову сложил? А, Стасик?.. Может, ты против Советского Союза воевал? — Взгляд старшины Воробьева загорелся недоверием. — Как этот... белогвардеец?

— Я за родину воевал, — спокойно возразил Орлов, — за Россию.

— Знаю я, за какую Россию ты воевал, — махнул рукой Воробьев. — Не за Россию ты воевал, а за богатство, за барахло свое.

Орлов усмехнулся кончиками губ и пожал плечами — спорить с Семеном казалось ему занятием глупым и бесперспективным.

— Или может, ты скажешь, за идею воевал? — не унимался Воробьев. — Тогда почему так хреново? Выперли мы всю белогвардейскую нечисть из России. Кто из вас, из дворян, да князьев в живых остался, все кто куда разбежались. Кто в Париж, кто в Константинополь. Попердывали оттудова, не без этого. Да только Советский Союз, — Семен поднял сжатый кулак, — это сила! Его не запугать никому и не разрушить!

— Может, я тебя расстрою, Семен, — сказал Стас, сочувственно посмотрев на Воробьева, — но Советского Союза уже нет.

— Как нет? — охнул сержант и заморгал глазами.

— Лопнул Советский Союз в девяносто первом. Все республики пожелали стать независимыми и разбежались. Теперь в каждой стране свой президент.

— Президе-е-ент? Это как в Америке что ли? — спросил огорошенный таким страшным известием Семен.

— Вроде того. А Чечня от России не отделилась, осталась в составе. Но... толку-то, — Стас махнул рукой.

— Остаться остались, но сделались врагами, — догадался поручик Орлов.

— Не все чеченцы враги, — принялся объяснять Стас, — только боевики. Бандиты, то есть. А мирные жители — нормальные, лояльные России граждане. Им там, в Чечне, тоже не сладко. Бандиты своих прессуют не меньше, чем наших... Нет, ну не так, конечно. Русских они вообще ненавидят. А нефть из нефтепроводов и скважин воруют, нашу, российскую, между прочим. Наркотой всю страну завалили, фальшивыми деньгами. Людей похищают и выкуп требуют. А если у родственников денег на выкуп нет, над пленниками издеваются, в ямах их держат, работать на себя заставляют от зари и до темна за глоток воды и кусок хлеба. А потом головы им отрезают, а мужикам еще и яйца! Это что, терпеть все? Вот и решил наш президент порядок навести.

— И что, — спросил Орлов, — с кем Россия еще воюет в настоящий момент?

— Больше не с кем. Но отношения... я бы не сказал, что они у нас со всеми соседями хорошие. Понимаете, Юрий Андреевич...

— Можно просто — Юрий, — разрешил Орлов.

— Понимаешь, Юра, все хотели независимости, они ее получили. А что дальше? Экономически-то все республики от России зависели. В одиночку политику вершить — умельцы нашлись, а экономика... тут вопросы. Жрать нечего стало, кого-то обвинить в этом надо. Не себя ведь, любимого. А кого проще всего? Россию, конечно: Россия такая, Россия сякая...

— Ну, дела, — сказал Семен. — Советский Союз развалили, со всеми перессорились... А Украина? А Белоруссия?! С ними-то как? Они же братья наши, славяне.

— Ну... — замялся Стас.

— Понятно, — выдохнул Воробьев, — просрали родину.

— А ничего хорошего и не могло получиться, — заявил поручик Орлов, — если за управление государством берется всякое быдло.

— Ты кого быдлом назвал?! — подскочил Семен и двинулся с кулаками на поручика Орлова. — Ты Ленина и Сталина быдлом обозвал?

— Господа! Господа! — Гусар Прохор Егорович Сокольский встал между ссорящимися.

— Ты кого господином назвал?! — услышав оскорбительное, как ему казалось, обращение, Семен тут же переменил объект атаки, но драку начинать не спешил. — Я тебе не господин, запомни это штабс-капитан!

— Штаб-ротмистр, — поправил Прохор. — Хорошо, не господин. Как прикажешь к тебе обращаться?

— Зови меня товарищем, — гордо заявил Воробьев. — Товарищ старшина или товарищ Воробьев.

— Хорошо, товарищ Воробьев... И все-таки, не надо так жарко выяснять отношения. И вообще не надо. Не самая подходящая ситуация для драки. Нам, господа... и товарищ Воробьев, о другом сейчас подумать надобно.

— Тебе надобно, ты и думай о чем хошь, — огрызнулся Семен и, вспомнив, заметил: — А не ты ли, гусар, меня на дуэль надысь вызвать собирался?

— Про дуэль это ты, товарищ Семен, сам придумал, у меня и в мыслях такого не было.

— Как это не было?! Ты говорил: за такие слова на дуэль вызывают.

— О дуэли я ничего не говорил, — повторил Прохор и, видя, что Семен немного остыл, продолжил: — Итак, господа, предлагаю прекратить разного рода пикировки и поразмышлять вот над чем...

— Над чем? — тут же спросил Семен, которого всего лишь несколько секунд назад совершенно не заинтересовало предложение Сокольского подумать.

— Во-первых, — гусар стал загибать свои длинные сильные, но излишне красивые и ухоженные, по мнению Семена, пальцы, — зачем мы здесь? Второе: где это — здесь? И, наконец, почему именно мы?

— Ответ на третий вопрос кажется мне наиболее простым, — немного подумав, сказал поручик Орлов. — Вернее, это не ответ, но есть нечто, объединяющее всех нас. Все мы полегли на полях сражений, отдав свои жизни за родину. Еще конкретней — за Россию.

— Это ты что ли за Россию жизнь отдал? — с вызовом спросил Воробьев, хмуро глядя на Орлова.

— А почему нет? — пожал плечами Прохор Сокольский. — В моем и в твоем, Семен, случае все очевидно. Чужеземец напал на Россию, мы встали на ее защиту и погибли геройски. Но и Юрий Андреевич защищал родину, ту родину, которую он считал своей и единственной. И не важно, кто был его врагом. И Стас... Хоть он и не с чужестранными захватчиками сражался, а с жителями своей страны, но...

— Ну, не только, — покачал головой Стас. — На стороне чеченцев много иностранных наемников воюет. Хаттаб, например, араб. Сука бородатая! Да там полно арабов и прочих мусульман.

— ...Стас тоже родину защищал. Мирных жителей, россиян.

Воробьев хмыкнул, но промолчал.

— Итак, господа, — продолжил Сокольский, — здесь собрались воины — патриоты России. Погибшие воины...

— Мужики! — в голову Стаса пришла неожиданная мысль. — У меня есть еще одна версия. Правда, она... как бы это сказать?..

— Говорите, Станислав, — подбодрил его Орлов. — Чем больше версий, тем короче путь к истине.

— А что если нас по птичьему признаку сгруппировали?

— Как это? — не понял Семен. — По какому такому птичьему признаку? Ну-ка, ну-ка. Про ангелов с их песнопениями я уже байку тут слушал. Чего еще про птичек расскажете?

— Все просто, — стал объяснять Стас. — Ты Воробьев, Прохор — Сокольский, Юра — Орлов.

— А ты? — спросил Семен.

— Да, кстати, — заметил Сокольский, — по фамилии ты не назвался.

— У меня смешная фамилия. Я Филин. Станислав Иванович Филин.

— Как?

— Фи-лин, — по слогам повторил Стас и посмотрел на реакцию товарищей. Прохор крякнул, Юра опустил глаза и почесал нос, спрятав улыбку в ладонь. Семен, казалось, не понял.

— Ну и что? — сказал он. — Что здесь такого смешного? Не согласен.

— С чем ты не согласен? — спросил его Орлов.

— Чем это филин смешней воробья?

— Если ты, Семен претендуешь на самую смешную фамилию, — с улыбкой сказал Сокольский, — что ж, я не против. Пусть твоя фамилия самая смешная. Однако в замечании Стаса что-то есть, господа.

— Но не думаете же вы... — начал поручик Орлов, но его слова были прерваны внезапным появлением на свободной кушетке человека в средневековых доспехах и в белом балахоне с вышитым крестом на груди. Рука в железной перчатке сжимала цилиндрический шлем с алым плюмажем, с короткими острыми рожками и с прорезью для глаз. Длинные спирали белокурых волос падали на лицо и, переплетаясь с бородой, закрывали его целиком.

Все четверо изумленно уставились на пришельца, но тот вдруг стал быстро таять и вскоре исчез. Вместе со шлемом и перьями.

И тут же на его месте появился другой, одетый в черную куртку с глухим воротом, черные брюки и черные лакированные штиблеты. На глазах — черные очки. Он полежал на кушетке неподвижно секунд десять, потом его рука, на которую, кстати, была натянута черная кожаная перчатка, судорожно, короткими механическими рывками потянулась к очкам. Снять очки черный человек не успел, так как вдруг тоже бесследно растаял, уступив место... даме.

Незнакомка оказалась молодой соблазнительной блондинкой и предстала перед изумленной публикой неглиже. Белье на девушке было довольно странное — кожаное с металлическими бляшками и с шипами на них. А на нежные предплечья и голени стройных ног были прицеплены щитки, тоже кожаные и тоже сплошь в шипах. Впрочем, этот необычный наряд был не столько странен, сколько дополнительно придавал веса и без того льющейся через край сексуальности новоявленной. Блондинка силилась открыть глаза, и если бы ей это удалось, то они (Стас в этом совершенно не сомневался) оказались бы ярко-голубыми и бездонными как весеннее небо.

Девица застонала, да так жалостно и вместе с тем призывно, что троих джентльменов (Семен остался сидеть на кушетке, недоуменно скривившись и почесывая затылок) мигом смело со своих мест и толкнуло к кушетке, на которой страдала прекрасная воительница.

Первым оказался штаб-ротмистр. Он хотел приподнять страждущую за плечи, однако его руки прошли сквозь девичье тело.

В ту же секунду незнакомка исчезла.

— Что это было? — гусар изумленно посмотрел на товарищей.

— Кто его знает! — Стас был потрясен не меньше Сокольского. — Баба в бронированном лифчике, рыцарь средневековый, и этот... человек в черном... агент Смит. Фантомы какие-то. Такое впечатление, что все они — персонажи компьютерных игр.

— А это что еще за ерундовина, — недоуменно спросил Семен Воробьев. — фантомы, игры какие-то?..

Стас не ответил, посмотрел на стену, в которой был заметен проем и подумал: "На все вопросы нам скоро должен кто-то ответить. Иначе..." Что будет, если обитатели здешнего мира не придут и не ответят на все накопившиеся вопросы, Стас не сумел предположить.

— Я что-то есть захотел, — сказал он.

— Я уже давно хочу, — грустно откликнулся Прохор.

— А вы о жратве не думайте, — предложил Семен. — Вот я не думаю...

— И что, — спросил Сокольский, — не хочешь?

— Почему? Хочу. Просто не думаю. Вот закурить бы сейчас — это дело!

— А ты не думай о табаке, — подколол Семена Прохор.

— Господа! — сказал Орлов, — а ведь мы живые. Мертвые, как известно, есть не хотят.

— И не потеют, — саркастически заметил Семен. — А кому известно? Ты что, уже был однажды покойником?

Легкое шипение заставило всех повернуться к дверному проему.

На пороге стоял мужчина средних лет и далеко не спортивной фигуры, несовершенство форм которой не мог скрыть даже балахонистый комбинезон светло-серого цвета. У вошедшего наблюдались серьезные залысины, короткая прическа тусклого пепельного цвета смахивала на лишайник. Глаза были под цвет прическе и балахону — серые, без блеска. Маловыразительный облик дополнялся скошенным безвольным подбородком.

— На ангела не похож, — тряхнул кудрявой головой гусар.

— На боженьку тоже не тянет, — подхватил Стас.

— Ты кто? — спросил Семен.

— Здравствуйте. Добро пожаловать в наш мир, который теперь и ваш тоже, — изрек незнакомец. — Меня зовут Федором Джоновичем...

— Интересное сочетание: Федор и вдруг Джонович, — заметил Стас. — Или Джонович — это фамилия? Ты не югослав случаем?

— Отчество, — сказал Федор Джонович. — А фамилия моя чисто русская — Скворцов. Но мы редко называем друг друга по фамилии и еще реже величаем по отчеству. Обычно просто — по именам. Меня вы можете называть Федором. Итак, я готов ответить на все ваши вопросы. Но вначале...

— Федя, мы на Земле? — не дал договорить Скворцову Стас.

Скворцов кивнул, но, вдруг погрустнев, сказал:

— Точнее, под землей.

— Так это ад! — воскликнул Сокольский.

— Ад?.. — задумался Федор. — Ах, да... Нет, это не ад, не преисподняя, как вы это называете. Я обо всем вам расскажу, но вначале...

— Год нынче какой на дворе? — спросил Стас.

— На дворе?.. — не понял Федор.

— Ну, в смысле, в каком времени мы оказались? Какой год сейчас?

— Две тысячи двести девяносто пятый.

— Фью! — присвистнул Сокольский.

— Ни фига себе! — чему-то обрадовался Филин. — Вот нас занесло, мужики!

— А нам тут есть дадут? — неожиданно спросил Воробьев, который сам предлагал недавно о еде не думать.

— Да... люди из глубокого прошлого страдают отсутствием деликатности, — тихо и не совсем внятно произнес Федор, по-видимому, он разговаривал сам с собой. — Эту особенность надо учесть при дальнейшем общении. А впрочем, их несдержанность говорит о том, что наши предположения...

— Чего ты там бормочешь? Я вопрос задал: харч будет?

— Естественно. Все будет — и еда, и все остальное. — Федор почему-то обиженно засопел — вот-вот расплачется. — Только я попросил бы вас: не перебивайте меня, пожалуйста. Вы меня все время перебиваете, не даете слова сказать.

— Говорите, Федор Джонович, мы будем соблюдать приличия, — пообещал за всех Орлов. Семен сердито сверкнул на поручика глазами, но промолчал. — Лишь один вопрос. Последний.

— Хорошо, — разрешил Федор, вздохнув, — задавайте.

— Мы живые?

— Я отвечу коротко: да, живые... А теперь, если позволите, я скажу то, что хотел. — Федор перевел дух. — Прежде чем приступить к пространным объяснениям и ответить вам на все накопившиеся вопросы: где вы находитесь, почему именно вы сюда попали, а, главное — в чем заключается ваша миссия, я должен сопроводить вас в санитарный бокс.