Пламя танцует в ладонях моих

Я замотал головой, рискуя свернуть себе шею. Конечно, это было не совсем правдой, на тех же сборищах ролевиков раз-другой давали выйти с палкой или затупленной железкой против такого же новичка. Но сейчас я постоянно косился влево, где продолжалась резня на входе переулок, а трупов с прошлого раза явно прибавилось, и совсем не хотелось вглядываться, с чьей они стороны. Стоит кивнуть, и уже через несколько минут окажусь не здесь, а там.

— Ну и пёс с тобой. Брысь отседа — вон там свернешь налево, будет трактир, в тамошнем подвале сваливают девчонок вроде тебя. Чтоб победителям, ежели чего, не пришлось по всему городу собирать вас, а там на месте всех и оприходовать можно будет. Смекаешь?

Хотелось возмутиться или сказать этому придурку, что думаю о нём и всей его семье, вот только боль пониже спины подсказывала — отправлюсь в ту же сторону всё равно, но только куда быстрее. Потому только кивнул и чуть ли не с четверенек бросился вниз по улице к перекрёстку, в душе надеясь, что где бы или когда бы ни оказался сейчас, мой жест не будет означать здесь радостного согласия. Мозг, исчерпав все хотя бы относительно разумные объяснения, осторожно начал двигаться от "невозможно!" к "кажется, мы больше не в Канзасе..." Откуда взялся этот идиотский Канзас, без понятия.

Уже почти на углу дернул левым плечом, но привычной тяжести рюкзака не ощущалось, похоже, слетел ещё во время кувырканий в грязи. Однако яростные вопли и противный отдающийся в ушах лязг железа помешали даже задуматься о возвращении. На следующей улице, чуть пошире и вроде не такой грязной, оборону разворачивали уже с размахом — в дальнем конце успели набросать целый крепостной вал почти до крыш высотой, благо хоть дома почти сплошь одноэтажные и приземистые. Полукруглая баррикада поменьше прикрывала вход в каменное здание, даже на вид массивное и прочное, как небольшой форт, и аж в два этажа высотой. Судя по одиноко торчащему над распахнутыми дверями ржавому штырю, раньше вход украшала и вывеска, сейчас, надо полагать, занявшая своё место в одном из завалов. На ближней стороне улицы люди тоже стаскивали разнообразный хлам, что выносили из домов, но между кучами сундуков и сколоченными из толстых досок столами оставалось достаточно места, чтобы пройти. Вообще, становилось всё очевиднее, что это не родной город, да, кажется, и не родное время — камень, какой-то самопальный кирпич и много разнообразного дерева разной степени трухлявости, вокруг бледные оттенки серого, желтого и коричневого вместо вездесущего пёстрого пластика, блестящего стекла и металла.

На меня бросили несколько быстрых оценивающих взглядов, но видимо сочли в равной степени и безобидным, и бесполезным — помощи никто не попросил, но стрелу между глаз тоже не всадили. Просто дали пройти и всё. Бегать рядом с вооруженными людьми я отучился после одного случай ещё в юности, потому к дверям трактира двинулся торопливым неровным шагом. Из какой-то расселины между этими лачугами туда же спешили ещё несколько "гражданских" — людей без оружия и лат — а за ними присматривали четверо в одинаковых доспехах и с похожими короткими мечами, должно быть, стражники или кто-то вроде них. Вся эта суета даже как-то успокаивала, здесь каждый, ну не считая кое-кого, знал своё место и был занят делом.

— Демоново отродье, нас штурмуют!

Полпути к трактиру уже было пройдено, когда с ближайшей крыши донёсся этот крик. В воздухе просвистели несколько стрел, а потом начался сущий ад. Дальняя баррикада вдруг ярко полыхнула, разошлась в стороны, будто выбитые тараном ворота, и вдоль улицы прошел длинный узкий язык оранжевого пламени. Не отшатнись я к стене от первого окрика, то наверняка уже катался бы по земле, с проклятьями и воем пытаясь безуспешно сбить огонь, как те двое воинов и трое горожан, что оказались напротив бреши в завале. Волосы начали дымиться, кожу на лице и руках пекло как после дня на летнем солнце, но я так и стоял, не в силах пошевелиться, и просто смотрел перед собой. Смотрел, как один за другим затихают сгоревшие заживо люди, как в пролом рвутся всадники с мечами и вычурным гербом на щитах и блестящих нагрудниках доспехов, а уцелевшие стражники и ополченцы принимают их в копья и топоры. Смотрел, как тут и там падают с крыш сбитые выстрелами люди. Мне было уже на всё наплевать, на лежащие там и здесь тела, на падающие с неба стрелы, на жестокую сечу буквально в двадцати шагах в стороне — просто очень хотелось проснуться.

Сквозь хаос боя пробился особенно громкий крик, переходящий в визг и плач. Один из ополченцев, совсем ещё мальчишка не старше шестнадцати, держался за плечо, пытаясь не упасть — удар всадника в ярко сверкающей на солнце броне оставил его без руки, а секундой позже брезгливый пинок отбросил калеку в сторону как бесполезный хлам. В этот момент я будто пришел в себя. От страха. Может это и странно, но сейчас я не боялся умереть, получить копьё в живот или сгореть заживо, вместо этого ужасала мысль остаться как этот парень, без руки или ноги, и доживать остаток жизни инвалидом. Даже во сне, если это всё-таки сон...

Огляделся по сторонам, нужно определиться, куда бежать теперь. Справа дрались стражники, их командир с украшенным, явно слишком дорогим для него мечом успевал ещё и отдавать команды яростной руганью, медленно отводя людей в переулок. Слева у дверей трактира остались только ополченцы, среди них выделялся немолодой уже воин в перемазанной кровью и грязью кольчуге, и хотя он заметно хромал на одну ногу, двуручным мечом размахивал с прежде невиданной мною сноровкой. После я много раз пытался оценить свои мотивы, к примеру, что стражники бросят "простого горожанина", а ополченцы не смогут, но в тот момент, скорее всего, действовал просто наугад.

Прыгнуть вперёд, присесть, не чувствуя впивающихся ладонь щепок, подхватить с земли обломок копья — не больше трети древка и кривое явно ковавшееся в дикой спешке остриё — с размаху швырнуть его в того всадника, что искалечил пацана — всё это пришлось проделать в опасной близости от сечи. Воин легко и без спешки закрылся щитом, бросок вышел слабеньким, оружие даже не застряло, но дело уже было сделано. Никаких намерений кого-то убить, требовалось лишь наглядно доказать "своим", что я на их стороне, а не вместе с врагом. Но всё равно обидно, что даже не причинил вреда подонку. Так или иначе, защитники меня не пытались ударить, наоборот, дали проскользнуть мимо дерущихся людей в тёмный и холодный зал трактира. Раза три пришлось об кого-то запнуться и получить свою долю проклятий до того, как глаза хоть немного привыкли к полумраку. Довольно большая комната с низким потолком напоминала родной отдел во время генеральной уборки — почти вся мебель сдвинута к передней стене, закрывая и без того узкие окна, часть перевёрнута в центре, а несколько оставшихся столов навалены у входа. Только и успел, что вбежать и убраться подальше, а уже через пару минут тот самый воин с двуручником заскочил внутрь и захлопнул за собой дверь, которую тут же забаррикадировали ещё парой лавок.

Догадка оказалась верна, этот мужик, которого я мысленно окрестил "ветераном", руководил обороной трактира. Едва он вошел, как начал отдавать распоряжения низким, давно сорванным голосом — назвал бы его прокуренным, но здесь и сейчас легче было поверить в обожженное горло. Отсидеться не вышло, распределяя людей, ветеран добрался до моего угла и спросил, глядя как на необычное и совершенно бесполезное насекомое:

— Слышь, ты, шибко меткий, когда я дам копьё, ты его не зашвырнешь во врагов, едва эти святоши постучаться?

Очень хорошо, что было так темно, потому что даже в очень тусклом свете его лицо, обезображенное рваным шрамом, со сломанным много раз носом и пятнами ожогов вызывало одно желание — отдать этому человеку всё что есть и убежать как можно дальше. А ещё вдруг дошло, что одними кивками тут не обойтись, ему нужен ясный ответ, вот только не факт, что меня поймут.

— Н-нет, не брошу.

— От и хорошо, малец. Иначе бы ты сперва мне его вернул, а потом бы я его те запихнул...

Додумывать остаток фразы пришлось самому, шум боя снаружи окончательно затих, а дверь затряслась под ударами топоров. Не договорив, ветеран довольно резво, с учетом хромоты, встал сбоку от неё и начал подавать какие-то знаки прочим ополченцам. Только дошло, что меня отлично понимают, хотя голос точно звучал как-то странно. Но до того ли сейчас? А ещё запоздало сообразил, что в этот раз никто не спросил, да никого, похоже, и не заботит, держал ли я хоть раз оружие в руках.

Дверь уже ходила ходуном и держалась буквально чудом, а я только и успел, что по недвусмысленному знаку одного из неожиданных соратников поднять из пирамиды у стены тяжелое с непривычки, явно не для игр сделанное копьё, да занять место за сваленными в центре столами. В полутьме даже не удалось толком рассмотреть своё оружие, но это было и к лучшему — так легче убеждать себя, что оно хоть как-то поможет.

Тусклый луч света проник в комнату через пролом в двери, и тут же его закрыла тень. Я и моргнуть не успел, как ополченец в метре от меня вскинул арбалет и выстрелил навскидку, снаружи донёсся отвратительный хруст и бульканье. Перья стрелы ("болта", поправил себя мысленно, вспомнив одну из лекций Сержа) торчали на уровне головы человека, но падения тела мы не услышали — похоже, оно так и осталось висеть на досках. Странно, после всего недавно пережитого меня чуть не вывернуло именно от этой воображаемой картины, а не от виденных недавно трупов, но каким-то образом всё-таки удалось сдержаться.

Битва с собственным организмом заняла больше времени, чем показалось, ведь когда поднял голову, то дверь уже больше напоминало решето, сквозь многочисленные дыры с улицы проникали свет, гарь пожара и вражеские стрелы. Даже смог разглядеть скудное облачение моих соратников, на многих из которых не было вообще никакой брони толще старых латаных кафтанов. Рассмотрел и совсем не монументальные, явно собранные в дикой спешке из всего подряд баррикады, за которыми мы укрывались. Ещё пару секунд крепкие некогда створки держались, но после совсем уж нечеловеческого удара изрубленные почти в труху доски влетели внутрь, а вслед за ними протиснулся здоровяк двухметрового роста, выставивший перед собой покрытый вмятинами прямоугольный щит. Но в край баррикады громила с треском врезался головой, а вовсе не щитом — молниеносный удар двуручника оставил его без ступней, а уже здесь кто-то добил раненого кинжалом в забрало шлема. Ветеран успел поднять от земли меч, чтобы следующий враг буквально насадился с разгону на лезвие.

А затем противники хлынули в трактир валом, пытаясь смять наше сопротивление, и пройти по телам дальше. Следующие несколько минут я практически не запомнил: враги рвались вперёд, сметали с пути хлипкие завалы, ополченцы как-то сдерживали этот натиск копьями и трофейными щитами, но медленно отступали назад. Дверной проём опять загородили, в темноте ничего толком нельзя разобрать, кричали люди, звенел металл, трещало дерево и кости. Всё что я мог, только прятаться позади "своих", да беспомощно стараться ударить копьём из-за их спин, будто бы так возможно "удивить" врага. Больше всего хотелось бросить оружие и забиться в самый дальний угол, я вообще в жизни никогда в настоящих драках не бывал, но остатки рассудка уверенно подсказывали, так меня раньше прибьют свои же, чтобы не путался под ногами. На самом деле, сомневаюсь, что тогда смог оцарапать хоть кого-то. Хотя в такой свалке и могло произойти всё что угодно. Только уже гораздо позже удалось понять, что нас тогда просто растащили на три группы: кто-то сумел удержаться на лестнице, кого-то отжали ко входу в подвал, ну а я неожиданно обнаружил себя у задней двери, запертой на крепкий деревянный засов.

— Отпирай, разодрать тебя надвое, так мы все тут ляжем!

Непонятно даже было, кто отдал приказ — друг, враг, а может от всего творящегося вокруг я уже просто начал слышать голоса. Не задумываясь о таких мелочах, откинул брус, навалился телом на дверь и вылетел наружу, чуть не споткнувшись о собственное копьё. Точнее, древко от копья, в пробивающемся сквозь дым бледном свете было отчётливо видно, что наконечник чисто срублен, в руках осталась просто крепкая палка. Обернувшись на звук, я увидел, как из дверей вылетает ветеран, с ног до головы забрызганный то ли своей, то ли чужой кровью. Бегущему следом ополченцу не повезло — широкий наконечник копья пробило его насквозь, и несчастного утащили обратно в темноту. Трусость меня спасла, как ни стыдно признавать, все остальные бойцы из первых рядов остались внутри. Только главный сумел пробиться, но тут совсем иной разговор.

— Ходу! Нужно людей найти! — крикнул он, захлопывая дверь и втыкая охотничий нож в позеленевший косяк, надеясь хоть ненадолго ёё заклинить.

Два раза повторять не требовалось, я двинулся следом за хромающим воином, заодно смог, наконец, и оглядеться. Мы оказались в небольшом внутреннем дворе, зажатом между каменной стеной и каким-то сараем. Судя по доносящемуся оттуда ржанию — конюшней. И успели преодолеть совсем небольшое расстояние, когда на дальней стороне с улицы во двор, навстречу нам, шагнули двое в грязно-серых плащах поверх кольчуг, каждый держал щит и узкий меч. Услышав шаги за спиной, я с надеждой обернулся, но увидел лишь ещё двух воинов в таком же облачении, правда уже без щитов, плащей и оба были перемазаны в крови не меньше, чем мой спутник, к тому же оба они были рыжими и похожими как братья. Взявшие трактир не хотели, чтобы кто-то привёл врагу подмогу.

— Похоже, отбегались мы, парень. Хотя бы под ногами не мешайся.

Почему-то это замечание ветерана прозвучало очень обидно. Честно сказать, я здесь только и мешался под ногами с начала всего этого бардака, но когда он произнёс это вслух, фраза меня задела. Я шагнул к приближающейся от трактира паре мечников, крутанул свою палку в руках — в конце концов, не впустую же пропал едва не год в секции единоборств? Оказалось, что впустую — стремительный удар сапогом в живот я заметил, только сгибаясь пополам, а ещё один пинок отбросил почти к воротам конюшни.

— Эй, ты чего? — пытаясь хотя бы сделать вдох, я услышал слова второго врага.

— Одет чудно, небось алхимик, торгаш какой или ученик лекаря — берём с собой, за него много отсыпят, — пояснил тот, что нанёс удар.

— А не маг? Не спалит он нас?

— Мог бы, так спалил ещё в трактире сразу всех, а не отсиживался за спинами.

Не сразу и дошло, что первый объяснял, не почему ударил меня, а почему просто не зарубил на месте. Лёжа в грязи, получилось кое-как повернуть голову и увидеть, что окруженный ветеран воткнул свой меч в землю, а теперь явно собирается и пояс с кинжалом и пустыми ножнами снять. Крикнуть ему, что сдаваться этим выродкам бесполезно, не удалось, дышать-то получалось с большим трудом, били они умело. Но старик, похоже, знал всё куда лучше меня — ножны ещё летели наземь, а брошенный им кинжал уже торчал из глаза воина, который сомневался в моей ценности. Удар двуручником чуть не достал ещё одного, но тот закрылся щитом, дальше началась такая круговерть, что разобрать там хоть что-нибудь было практически невозможно.