Дохлокрай

Рыжеусый стал белее падающего снега. Но выдержал, даже не позеленел и на ногах держался уверенно.

— Воевал?

Тот мотнул головой. В глазах плескался страх, но кричать даже не думал. Дела-а-а...

Собака перестала выть. Легла у будки и смотрела в их сторону. Удивительно спокойная сука, ничего не скажешь. Хорошо, никто не вышел. Объясняться с местными не хотелось. Острая крупа повалила гуще. Это очень хорошо, даст им фору.

— Помоги.

Рыжеусый завороженно кивнул. А это еще лучше.

Женщину скатили вниз быстро. Ногами, подошвы оттереть проще. Обезглавленное тело пришлось ворочать руками. Водитель догадался снять перчатки. Черная тяжелая туша упала на свою жертву, гулко стукнуло. Голову он отправил вниз пинком.

Пришлось спускаться и присыпать снегом перед тем, как достать из рюкзака стеклянную бутылку с едко пахнущей жидкостью.

— Жечь? — рыжеусый смахнул пот со лба, стоя рядом.

— Нет.

Состав лился ровной струйкой, начиная топить снег сразу. Скоро начнется запах, надо уходить до него.

— Быстро в машину.

Рыжеусый послушно потопал к своей фуре. Чудо, не напарник.

Выезжали неспешно, без всяких рыкающих рывков и прочего. Водитель понравился еще больше. Такое случалось, но редко.

Заговорили минут через десять, отъехав подальше.

— Спасибо. Ведь и меня могли так же?

— Что именно?

Хороший вопрос. Даже оба. Так-то он мог и его, по горлу и бросить под откос. Есть человек — есть проблема. Или водитель имел ввиду проделанную работу?

— Ну, горло перегрызть...

— Да. Окажись ты один, сейчас был бы мертв.

Водитель замолчал.

— Почему помог и никого не позвал?

Рыжие усы чуть дрогнули.

— Испугался. Да и... ну, ты ж получается помог. Спас.

Точное замечание. Разве что многие ли ценят такую помощь?

— А это...

— Что?

— Кто это был? И ты, ну, ты же специально туда пошел? Ты это...

— Не надо тебе знать больше увиденного. Не забивай голову. Следи вон за дорогой. А кто был? Нелюдь.

Водитель замолчал, уткнулся перед собой. Правильно сделал.

Снег понемногу прекращался. Но скорость фура набрала небольшую. Дальний пробивал белую живую стену метров на десять, не больше. Хотя машина шла уверенно, без заносов. Или просто водитель у нее оказался хорошим, кто знает.

Дворники шелестели по стеклу. Подмерзающая крупа уступала неохотно, порой остро скрежетала. Печка еле слышно гудела, гоня теплый воздух. Пришлось расстегивать куртку, потеть еще раз не хотелось.

— Брошу! — рыжеусый помотал головой. — Приеду и брошу!

А, наконец-то. Ему уже стало интересно — когда начнется отходняк? Вот и начался.

— К обочине.

— Что?!

Глаза дикие, зрачки темнеют, белка почти не видно. Хреновые дела.

— К обочине. Спокойно и не торопясь. Но прямо сейчас.

Послушался. Грузовик мягко дрогнул, начал замедлять ход и прижиматься влево. Он не ошибся, думая про замеченный знак. Площадка показалась впереди, подсвеченная тремя фонарями. Фура, устало пыхтя, закатилась и встала рядом с тем самым небольшим автобусом. Жаль. Из машины теперь лучше не выходить. Если не встать как-то удобнее.

— Немного вперед. Встань так, чтобы кабину не видели. И не включай пока свет.

Фура вздрогнула, остановившись.

— Кофе есть?

Рыжеусый закивал, торопливо, стуча зубами. А, да, вон же термос.

— Стакан где взять, в бардачке?

Ну, а где же еще? Кофе хотелось ему самому. А водителю лучше бы и не пить. Давление при стрессе может скакать самыми странными способами.

— Откинься на спинку. Закури. Положи руки на руль. Видишь, как трясутся пальцы?

Белея в темноте те выбивали бешеную дробь. Слушается, делает, уже нормально.

— Адреналин выделяется надпочечниками. Это нормальная реакция организма на стресс. Ты воевал, значит нервная система срабатывает чуть позже. Сейчас придет в норму, тогда и поговорим. Кури, молчи, смотри в окно. Это успокаивает.

Дым плыл по кабине, густой, горький. Сигареты все чаще подделывают, все чаще набивают черт пойми чем. И ведь курят, плевать на здоровье, плевать на услышанное, плевать на все. Чертова хреновая привычка.

— Брошу...

— Смысл?

Красный огонек сигареты дрогнул и повернулся к нему, чуть подсветив усы и нос.

— Но ведь там...

— Они есть везде. В больших городах, в маленьких, в деревнях, вдоль дорог и на помойках. Их нет только в глуши, где не найти человека. Хотя всякое случается. Так что бросай не бросай, не застрахуешься.

— Везде?

— Везде.

Рыжеусый хрипло выдохнул.

— Да ладно тебе? Не может же так быть.

Конечно, куда там. Никак не может. Совершенно. Абсолютно. Люди-люди, эх...

— Ты был на МКС?

— Чё?

— На МКС был?

— Нет.

— Но она есть, так?

— Да.

— И ты ее не видел. Зато видел бабу с распоротым горлом и ту тварь. И все равно такого не может быть?

Водитель мотнул головой. А, дошло.

— От них не убежишь. Думаешь уйти подальше от людей, так найдет что-то, совершенно не похожее на человека. Зло разнолико. И вездесуще, уж поверь.

— Что делать?

Он пожал плечами.

— Жить дальше. Знать, кто бродит рядом. Быть готовым ответить. Или предупредить, ударить первым. С ними всегда лучше бить первым.

Рыжеусый закурил еще одну. Щелкнул кнопкой магнитолы. Засветилась синим флэшка. Из колонок потекли первые аккорды 'Симфонии разрушения'. Водитель оказался любителем чего потяжелее.

— Оружие, да...

Оружие, ага. Здесь, в этой самой стране, оружие.

— Пистолет не потаскаешь. Охотничье? Возможно, только готовь сразу много-много денег. Все равно попадешься.

— Ты вот с ножами. Это круто, только...

— Ты в фуре. Ты проводишь в ней половину жизни. И вряд ли шарахаешься ночью, когда не работаешь. А в фуре может быть что-то, куда лучше, тяжелее, удобнее и убойнее моих ножей.

— Да.

— Заведи собаку. Она поможет почуять, собаки их не любят. Хотя и боятся. Брось курить, запах иногда выдает тварей. Хотя и не всегда. И внимательнее смотри по сторонам. Займись спортом. Ничего нового или необычного.

— Да.

Заладил, да-да.

— Поспи. Нам еще долго ехать, как снег прекратится. Говорят, там впереди его нет? Аномальный, вроде как.

— Наверное. — водитель открыл дверь, приготовился спрыгнуть вниз. — А ты?

— Я здесь подремлю, посторожу.

Рыжеусый вырубился сразу. Только прилег на спальник и все, пропал. Такого страха натерпеться, нервы могут не выдержать. Если спит, ровно дыша и не дергаясь, значит успокоился. А ему и впрямь было чем заняться. Клинки следовало подточить еще позавчера. Или вчера? Он уже сбился со счета и плохо помнил, сколько дней прошло с последнего использования стали, украшенной узорами серебра.

Вжик-вжик, брусок тихо скользил по клинку. Не точить, почти править. Бриться? Можно и побриться, было бы желание. Заточку мастер делал на совесть. Такую извести — металл рубить надо. Вжик-вжик, точило бегает вперед-назад. Сколько часов прошло вот так? Больше, чем хотелось бы.

Тридцать три сантиметра в длину. Ближе к острию клинок расширяется почти настоящей елманью. Заточка полуторная. Вся рубящая внутренняя сторона и треть со стороны обуха. Воткнул — достал. Не проколол, скорее, прорвал необходимое и, без задержки, работай дальше.

Славная хорошая сталь ручной ковки. Гарды-пластинки, толстые и надежные, на каждом из клинков. Снятые с двух драгунских шашек позапрошлого века. Хорошего оружия, вдоволь хлебнувшего черной крови тварей. Рукояти деревянные, обтянутые рыбьей кожей с мелкими шипами, крохотными зубчиками, не дающим скользить в ладони. Простые надежные напарники. И полиция остановит, так документы на охотничье в подарок, чеки и прочее у него всегда с собой. Да и откупиться проще, чем со стволом. Но дело даже не в этом. Дело в привычке и в том, что умеет.

А серебряные узоры, хитро сплетающиеся по стали? Важны ли они? Да конечно важны. Хотя важнее умение, точность и остальное.

Вжик-вжик, брусок точил сталь, равнял крохотные заусенцы, убирал любое затупившееся место. Клинок должен быть острым.

Особенно после случившегося два дня назад. Он вспоминал, пока кончалась ночь и вжикал брусок.

Снега не случилось и в помине. Внутрь квартиры пришлось попасть через окно. Через подоконник перелез тихо, старательно ловя запахи. Не ошибся. Пришел куда надо. Не зря что-то толкало изнутри, заставило выйти из автобуса и пойти через поле в большое село. Не зря.

По улицам он кружил недолго. Один раз ухватившись за след идешь дальше легко. След, четкий, темно-багровый, вел на окраину. Так даже лучше. Шума не хотелось.

Окраина казалась бедной. Да такой и была. Кто в хорошем селе станет жить в развалюхах по три подъезда на два этажа? А не в собственном доме? Верно, не самые добрые люди. Если, конечно, добро их меряется заповедями и моралью, записанной две тысячи лет назад.

Смеркалось стремительно. Темнота накатывала, окружая со всех сторон. Редкие, горящие через три-четыре, фонари не помогали. Но ему это никогда не мешало. Нужное окно оказалось открытым. Ни решеток, ни людей на балконах. Все как вымерли. Хотя до этого им явно еще рановато. Упереться ногой в стену, ухватиться за раму, подтянуться и спрыгнуть вниз. Несколько секунд и все, на месте.

Чутье не подвело. Он пришел ровно куда нужно, самого себя не обманешь даже устав. След вывел верно. Все говорило именно об этом. И запахи в первую очередь. В таких местах всегда одинаковые. Меняются только обои, мебель и те, кто живет. Или жил.

Сигареты без фильтра, едкие, тяжелые. Запах въелся повсюду, так, что не выведешь. Без фильтра не из-за собственной крутости. Из-за бедности, больше не из-за чего. Дешевое пойло, разливаемое на пол годами. Блевотина, затираемая грязной тряпкой десятилетиями. Носки, больные грибком ноги, плохая обувь, пошитая и склеенная из чего попало. Больные желудки и кишечники, засоры в трубах, постоянно гниющий мусор. Чертова вонь забывших о самих себя людях.

Бывало, даже размышлял, почему именно так? Почему Зло так старательно стремится именно к таким? Из-за налипшей на тело и душу грязи? Той, что не смоешь мылом и не отскребешь никаким мочалом? Черт его знает, на самом деле. Но в таких местах он бывал куда чаще уютных семейных гнездышек, детских садов или дорогих борделей. Карма, чего уж.

Поискал и тут же увидел нужное. Литровую банку с крупной солью, стоявшую на полке кривого шкафа, обклеенного пленкой 'под дерево'. И кружку. Старую металлическую кружку с оббитой и сколотой эмалью черного ободка. В чайнике, желтом от табачного нагара, жира и старости, плескалась вода. Ровно на эту самую хренову кружку. Соли, где-то на половину, сверху воды и тихонько болтать посудиной, перемешивая, не шумя и не вспугивая раньше времени. Скоро начнется, он даже не сомневался в этом.

Святая вода у него была в бутылке из-под 'пепси'. Или еще чего-то такого же мерзкого и сладкого. Какая разница? Перелить в стакан с отбитым краешком, аккуратно, чуть-чуть, тоненькой струйкой. Ох, как удивился старенький попик церковки у самой границы с Магниткой. Вряд ли к нему заходили многие, новый большой храм виднелся с каждого края села. Вот только пусть каждый сам выбирает, что его. Каждому свое, как не крути.

Новострой, желающий казаться смесью бульдога с носорогом, старательно скрещивая в себе византийский и владимирский канон постройки. Слишком большой, слишком напыщенный, слишком... все в храме казалось 'слишком'. И еще розово-красная громада казалась... пустой. В ней не слышалось хотя бы отголоска необходимого уставшему хозяину двух больших ножей, покрытых по стали серебряными узорами.

А вот церквушка, стоящая здесь не иначе как со смерти царя-освободителя, звучала. Тихим мерным и мирным голосом единственного колокола, прятавшегося в колоколенке, покрытой старой жестью, выкрашенной зеленой краской. В его работе важнее не форма, а содержание. Святая вода всегда сильна, если полна верой. А веры нет там, где есть деньги. Вряд ли у сухого подвижного старичка в болотного цвета китайской куртке поверх новенькой и дешевой рясы водилось много денег. А вот веры у него оказалось в достатке.

Даже сейчас, переливаясь в стакан, вода еле заметно мерцала теми самыми искорками, что заметны не каждому. Пальцы чуть покалывало. Хорошо, силы в воде хватит. Ну, он надеялся, что ее хватит. В таком деле не угадаешь, как не старайся. Для таких случаев всегда есть клинки.

Под так не стиранной футболкой с принтом 'Бей Гитлера' еле заметно дернулся амулет. Да-да, он уже и так чувствует, что скоро работать. Это ни с чем не спутаешь, опыт штука серьезная. Даже время засекать не надо, если понимаешь, когда и что произошло. Что хорошо в окраинах? Говорят тут громко и плевать, если кто услышит. Вот и сейчас получилось, как нужно. Пока выжидал у угла дома, пришлось узнать много интересного. Вот этим и хороши открытые форточки.

Про Генку, что окочурился вчера. Про его, мать ее за ногу, Ленку, паскуду и суку, помершую тогда же. И про их выблядков, что тоже откинулись. И хрен с ними, проблем меньше. Накатим за помин души. Ага, накатывайте. И вопрос-то только один: сколько ж голов было в помете почивших вчерашнего дни Геннадия и Елены?

Тварям, перекидывающимся после смерти от рук... не только рук, таких же, хватало суток. Всегда хватало. Но днем они в себя не приходили, сказки и байки не врут. А вот ближе к полуночи да, тут их время.

Жарко. Пот тек по спине, по груди, даже по ногам вроде как. Но снимать куртку и в голову не пришло. Укреплял ее самолично, подшивая где надо пластины и сетку. Иногда полезно, если успеешь прикрыться рукой и не дать добраться до твоего собственного горла. А иногда помогает как следует ошарашить не в меру наглого хомо гопникус, частенько решавших окучить именно его. Чем только притягивал, непонятно.

Так... а ведь началось. Вставать не стоило, лучше лишить тварь преимущества, дать ей возможность ощутить какое-то превосходство. Первый удар можно нанести и сидя. Если знаешь, как это делается.

Дверь скрипнула, проседая. За стеклом, мутным и давно не мытым, мелькнул невысокий силуэт. Женщина, ребенок? Женщина, и живая. Испуганная, глаза по полтиннику, белая-пребелая, губы трясутся. Ну, а как еще? И еще больше испугалась, увидев его. Замерла, уставилась в угол, крестится мелко. Он покачал головой, все-таки встав и, взяв в руку, протянул ей икону.

Замызганную, всю исхоженную тараканами и облепленную мухами. Но то не страшно, если подумать. Хуже другое. Святой Николай сурово и грустно смотрел на людей снизу вверх. Толку от такой и здесь — никакого. Женщина, вернее, почти девчонка, прижала руки ко рту, дернулась было к окну. Он преградил ей путь. Отпускать возможную добычу не стоило. Да и окно прикрыл только влезши. Прижал ее к дряхлому столу-шкафу, повертел голову вправо-влево, рассматривая шею. Чистая. Дверь за спиной скрипнула. А запах он почуял еще несколько секунд назад.

Желтые церковные свечи везде пахнут одинаково. Так же, как одинаково воняет уже умершая плоть. И даже в такой духоте и диком смешении различной вони их учуешь сразу. Особенно когда знаешь их спутников и ждешь их. Ну, для первого гостя есть особый и очень редкий сюрприз. Почему редкий? Потому что давно не пополнял запас.